Как мне был ненавистен этот бал!

Голова болела, глаза закрывались, вымотанное бессонницей тело требовало отдыха, просило сна без сновидений. Так тяжело мне еще никогда не было.

Ари, не раз порывавшаяся при виде меня, вызвать лекаря, в конце концов, перестала донимать своей опекой. Я старалась сдерживаться, ведь девушка проявляла искреннюю заботу, но это было безумно сложно, если практически не спишь. Посему просьбы оставить меня в покое звучали все чаще и все более грубо. Пора было начинать молить небеса, чтобы целью покушения была именно моя персона, и чтобы в следующий раз руке мастера ничего не помешало.

Три дня я была предоставлена сама себе. Никто кроме горничной не посещал моих покоев. Все это время я проводила за чтением и попытками не заснуть. И еще за дневником. Сон об Арии не давал мне покоя. Я бы подумала, что это происки дара, но девушка жила в другом времени и Сальтирин, это имя…

Однако же душевных сил не хватало, сны, дар, реальность, все угнетало. И мыслить нормально я уже не могла.

Не сомневаюсь, Алари выполнила мою просьбу, но не тешила себя надеждой, что благородство не позволит Высшим отобрать и этот дом у Вивиен и малыша, если лорды придут к выводу, что я замешана в деле Дайвокари.

Хотя… Поначалу мне это было важно, но теперь… я пребывала в таком состоянии, что даже упади на город огненный град, мне было бы все равно.

Три дня я перечитывала письмо Джута чуть ли не каждый час, когда не клевала носом на кушетке, подальше от огромной кровати.

«Дорогая Яна.

Всегда ваш, Джут»

Теряюсь в догадках, чем навлек на себя немилость — ваше молчание. К моему стыду я даже его начинаю воспринимать, как добрый знак, в надежде не получить холодного послания с просьбой перестать вам докучать. Прошу лишь сообщить о том, как ваше здоровье? И молю не отказать мне в удовольствии принять подарок. Он сможет защитить вас.

Из конверта, точно капля крови, выпал крохотный кулончик, женщины такими украшают браслеты. Рубин. Красный, насыщенный цвет, что снился мне по ночам, принося боль и ярость от невозможности ничего изменить.

Мне казалось, ничто уже меня не защитит…

Сил сжечь и это письмо мага я в себе уже не нашла, и когда помощницы госпожи Клопин внесли мой новый изысканный гардероб, маленькое послание нашло свое место среди страниц дневника. Туда же, на тонкой нитке, обвившей переплет, перекочевал кулончик, застыв сгустком нереального рая.

Готовые платья принесли за пять часов до бала. Даже сквозь пелену, в которую стал погружаться мой мир от недостатка сна, я была поражена искусности работы мастериц. Эти наряды были достойны императрицы в своем праве, а уж никак не простого делопроизводителя, которому кто-то по какой-то причине решил сократить срок жизни. Восторги Ари при виде такой красоты затмили даже радость народа от победы над ристархами пятьдесят лет назад. Я же, три дня существовавшая на воде, теперь выслушивала возмущенное прицокивание языка самой госпожи Клопин, ушивавшей тонкий переливчатый атлас цвета темной бирюзы в талии.

— Ну, надо же! Даже меня на восторги пробивает! — послышался голос Алари из-за спины модистки. — Госпожа Клопин, вы арестованы за совершенство!

Модистка растаяла и защебетала, что леди Салито ей льстит и тоже весьма и весьма «прилично» выглядит. Аристократка действительно была хороша в черном с золотой отделкой платье, шла ей и высокая прическа.

— Яна, ты здорова? Видок у тебя, краше на погребальный костер кладут! — Алари, подозрительно сощурившись, изучала мое лицо.

— Так ли необходимо мое присутствие на балу, ведь если все заняты, здесь я в большей опасности, по логике, а значит, преступнику легче добраться до меня? — я устало опустилась в кресло, давая Ари возможность заняться моей головой.

Алари прищурилась. Не стоило считать меня настолько глупой, чтобы не понимать, зачем им нужно мое присутствие на балу.

— Это распоряжение наследника, — Алари уселась на соседнюю кушетку. Она все-таки отличалась проницательностью. — И твоя просьба выполнена, — она посмотрела на город, раскинувшийся у подножия горы. — Такого потока слез и благодарностей мне выдерживать еще не приходилось.

— А если… меня сочтут причастной ко всему этому… у них и этот дом отберут? — я до боли сжала пальцы, стараясь не зарыдать.

— Ты об этом не думай даже! — резко одернула меня леди Салито. — Да, и… не пиши ничего Джуту. Я сама ему напишу. Я понимаю, тебе тяжело.

— Спасибо…

Алари

— Леди Салито! — лорд Райдэл чуть поклонился.

Он ожидал нас с Яной возле входа в бальный зал. Там же маялся лорд Армил, галантно подавший руку бледной госпоже Стиантон, которую та с благодарностью приняла.

А вот я была занята изучением пятой персоны нашего скромного кружка — рядом с лордом, неспособным должным образом оценивать ситуацию, стояла линорм. По моему разумению, она была очень молода, кажется, ей было лет семнадцать. Тоненькая, хрупкая рядом с громадиной Райдэлом, она смотрелась, как цветок, проросший между корней сильного дуба. В ней еще бурлили эмоции, которые она и не пыталась скрыть, и это обаяние молодости делало ее человечней и красивее. Но поразило то, с какой мягкостью ее руку держал Высший, аж на умиление прошибло.

— Моя невеста, леди Антрацит, — чуть склонил голову Райдэл.

А это он зря сказал!

Невеста? Невеста?! Невеста! Извращенец!

Растлитель малолетних линормих!

Только-только начавший выбираться из ямы своего «непрофессионализма» ящерица грохнулся обратно с шумом и треском. Я-то думала, они такие все из себя правильные, мудрые! У людей, разумеется, неравные по возрасту браки были обычным делом! Но тут! У Императора жена почти одногодка по их меркам, у Элькараса тоже. А это что?! Глубоко столетняя ящерица и яйцо! Интересно, о чем они разговаривают? Или может они, молча, все делают? Фу, я и правда стала пошлой, Джет прав! Фу-фу-фу!

— Очень приятно! — кланялась я с великим достоинством, дабы скрыть скабрезную улыбочку.

— Пойдемте, представление посланника сейчас начнется! — лорд — извращенец с яй… невестой первыми проследовали к дверям, за ними последовали Армил и Яна, походившая на привидение, за которую я начинала переживать.

Мне пришлось следовать за парами одной, благо кольцо на пальце с фамильным гербом Салтелитов давало мне право обходиться без сопровождающего, да и ныне я была при исполнении. Правда, об этом никто не знал.

Огромный бальный зал был запружен разряженным народом. На невысоком пьедестале у дальней стены стояли смуглый мужчина в темном камзоле с красной лентой — посланник Королевства Лаори, сам Император, лорд Элькарас, лорд Валкон младший, и Арт-Империт: лорд Витон, приятный мужчина средних лет.

Лаори было нашим соседом по Лунному морю и стояло на пути к океану. Все обитатели и посетители нашего «прудика» за проход судов платили королевству дань товарами, деньгами, а некоторые и рабами. Но теперь королевство задумалось о собственной безопасности — на него начали облизываться многие государства, имеющие выход к Лунному. И вот теперь крохотное Лаори обзавелось мощным союзником с Севера и шестью крепостями вдоль пролива с линормами, а нешуточные сборы наш флот больше не платил.

Какой начнется теперь ураган у соседей! Ох-хо-хо! Ристархи такого не переживут. Чую, попахивает новой войнушкой.

Я, Армил и Яна томились в конце зала, Райдэл уполз ближе к Императору, прихватив Антрацит. Знакомые лица кланялись, даже мелькнула улыбочка Рапара где-то далеко впереди. Министр пришел на праздник со своей матроной. Жена у него была выдающаяся, под стать ему: худая, высокая, она строила «вотчину» мужа, гораздо лучше носящего звание министра супруга, словесно «направляя» работников на подвиги.

Армил не отходил от своей подзащитной, заботливо перехватывая для нее бокалы с напитками и поддерживая. Грето я знала давно, мы вместе учились в Ластолосе. Отец двух малышей, преданный муж, отличный маг, он заслужил место при дворе своим умением, твердым характером, ответственным отношением к своей работе. И я была уверена, если бы его с самого начала приставили к Яне, как постоянного сопровождающего, а не как охрану вне стен дворца, ничего бы с ней не случилось.

Теперь же линормы страдали ерундой. Я не понимала, к чему вся эта канитель. В конце концов, надо быть самоубийцей, чтобы при таком скоплении Высших и магов попытаться убить женщину или пытаться связаться ней.

Яна, к тому же, выглядела больной и уставшей. И, кажется, едва стояла на ногах. Слишком много на нее свалилось за последнее время. Да, надо будет как-то пояснить Джуту, что он тут не при дворе. Эхе-хе! Обидно было за друга, я первый раз видела, чтобы его глаза так светились. А может, просто ему рассказать о хм… проблеме Яны? Пусть сам решает. Не все мужчины хотят детей… Если только в этом и проблема!

Вдоль стен тянулись накрытые для фуршета столы. И мне вдруг пришла в голову мысль. Через минуту распихивания локтями публики, которая с открытыми ртами слушала речи Императора, я вернулась к женщине с конфетой на блюде.

— Съешь! — тихо прошептала я женщине, протягивая тарелочку.

Яну точно выдернули из бессознательного состояния.

— Вы же сказали… — она говорила с трудом, выдавливая из себя слова. Армил, увидев то, что я предложила его подзащитной, попытался возмутиться, но я жестом остановила заготовленную тираду.

— Одна не повредит.

Яна дрожащими пальцами приняла тарелочку и, откусив кусочек магического лакомства, зажмурилась.

Через минуту лицо ее обзавелось румянцем, 0едва различимым. Эх, жалко на меня не действуют эти конфеты, только чистый алкоголь и в большом количестве.

И тут слово взял лорд Витон. Отличный оратор! Даже я заслушалась сказанию о двух влюбленных, тянущих друг другу руки с разных берегов. Я бы и еще наслаждалась, но меня отвлекла возня в углу зала недалеко от нас, куда и пришлось пробраться вместе с тремя поисковиками в гражданском и одним линормом, который, правда, так и не дошел, увидев, что его помощь не требуется. Когда пару сцепившихся гостей разняли, и когда рукоплескания речи Витона затопили зал, я вернулась к Яне, а та… под озабоченным взглядом мага-защитника уплетала конфеты, горкой возвышающиеся на тарелочке.

— Ты после такого количества будешь на столах отплясывать не хуже портовой шлюхи, — прошипела я.

Блестящие глаза женщины посмотрели на меня с каким-то безумным весельем и облегчением.

— Вы же меня спасете, леди Салито, — убежденно выдала Яна, ее рука вновь закинула конфету в рот.

— Армил, присмотри-ка за милой госпожой Стиантон, — я метнулась к столу и налила фруктового напитка в высокий бокал, который и всучила Яне. Женщина стакан осушила, но с остервенением продолжила есть конфеты. Попытка отобрать тарелочку привела к тому, что она хмыкнула и ко мне спиной повернулась. Захотелось треснуть себя по голове и Армила за компанию.

— Пошли-ка на воздух, милочка! — я, наконец, выхватила тарелочку, передала ее Армилу, а сама, опять же расталкивая гостей, силком потащила за собой Яну к выходу на балкон.

— Да что с тобой такое?

— Все отлично, — икнула женщина. — Вы даже не представляете себе, Алари, на сколько в данный конкретный момент все отлично. Я совсем-совсем не хочу спать.

— Э? — я удивленно приподняла бровь.

— Да-да, совсем-совсем. А можно мне обратно? Такая музыка красивая.

— Нет, нельзя! Ты на ногах еле стоишь, — рявкнула я, в то время как Армил осматривал балкон на предмет возможной опасности.

— Ничего подобного, — женщина вскочила и, подпевая мелодии, закружилась по балкону. Выглядела она обворожительно в потрясающем платье с каскадом волос до талии, волной выпущенных из прически, и почти до идиотизма восторженным лицом.

А мы с Армилом напоминали две скульптуры, объединенные с общей идеей «страдание».

— Госпожа Стиантон, — голос первого наследника прервал танец Яны.

Она остановилась, и юбка обвила ноги, отчего мелькнуло сходство с русалкой, женщина изящно опустилась в реверансе, в то время как мы с магом — защитником продумывали пути отхода и места, куда бы спрятаться от гнева линорма за недосмотр (как вариант, можно было спрыгнуть с балкона).

— Лорд Валкон. Благодарю вас за приглашение, — Яна нежно улыбнулась.

— Рад, что вам понравилось. Но зачем танцевать здесь в одиночестве? Вас ждет целый зал и я, — ее ладонь утонула в протянутой руке наследника. На нас он обратил столько же внимания сколько на мух.

Пара, где величественно плыл линорм и плавно ступала «счастливая» партнерша, исчезла за легким тюлем. Мы с магом, даже «не удостоившиеся» взглядом Эллинара, тупо таращились на пустое место, где минутой назад кружилась Яна.

— Ты что не мог у нее конфеты отобрать?

— Не драться же мне с ней?! — возмутился мужчина.

— Как ты думаешь, дорогой, нам сразу писать заявление об уходе? Или все же подождать приказа «о вышвыривании»?

Такого облома мне жизнь еще не преподносила. Не усмотреть за женщиной! Пожалуй, все придуманные Райдэлу эпитеты придется переадресовать самой себе. Идти в зал и смотреть на то, как Яна опозорится, совсем не хотелось. Но пришлось…

Яна

Мир был необыкновенно ярким и четким: белый сияющий мрамор, золото, зеркала, красота, кружащихся в танце пар, плавность движений Высших, горячая рука Эллинара на талии.

Конфеты сделали свое дело: ужас последних дней спрятался за магическим эффектом, имя которому — опьянение. Думать не хотелось, хотелось кружиться, смеяться и потом упасть и умереть.

— Вы прекрасно танцуете, — голос у моего уха, от легкого дыхания по коже бегут мурашки, и тонкие волоски на шее будто пружинят.

— Это вы прекрасно ведете, я почти не знаю этого танца, — я откинула голову чуть назад и заглянула в две черные бездны. Сейчас меня ничуть не напрягало то, что я не вижу его эмоций.

— Вам понравились наряды? — губы наследника почти коснулись моей щеки.

— Они восхитительны. Я, правда, даже не представляю, когда мне их носить, настолько они изысканы, — улыбнулась я.

— Я уверен, судьба предоставит вам шанс не только показать эти платья, но и расширить вас гардероб, — руки мужчины скользнули по талии и позволили сделать оборот вокруг своей оси в такт музыке.

— Что вы, лорд Валкон! Вряд ли в тюрьме мне позволят радовать душу обновками, — я улыбнулась.

— Тюрьме? — пожалуй, можно было предположить, что он удивился.

— Вы же подозреваете меня в связи с Дайвокари! — это было сказано легко и непринужденно.

Ритм наследника не сбился. И я все еще летела по залу, повинуясь движению его рук.

— Можно попросить вам об одной вещи, лорд Валкон? Я знаю, что не могу рассчитывать на подобное, но сегодня я верю в сказку, — я бесстрашно посмотрела в глаза первому наследнику.

Тот же ошарашил меня своим ответом.

— Вы хотите, чтобы я не отнял ваш дар у бывшей жены Дайвокари и ее ребенка?

— А… а как вы догадались? — я была так изумлена, что оступилась, но сильные руки опять не дали пойти против музыки.

— Легко, — его губы растянулись в улыбке. — Так же, как и в отношении того, что в деле Дайвокари вы не замешаны. Это ваше право и ваше имущество, вы распорядились им. Семью никто не тронет.

Я крепко сжала его пальцы и засмеялась, так счастливо, как не смеялась уже очень давно.

Айдэл Валкон

Когда сын сжал руку женщины, скользя второй рукой по ее талии, кружа ее в танце, боль от прикосновений другого к тому, что по праву должно было принадлежать ему, накрыла Айдэла. Стиснув зубы, император с удивительной ясностью осознал, что не может принять этого при всей своей силе и мудрости, что проигрывает битву с собственным телом.

Линорму не дали права выбирать: отвечать или нет на эту отвратительную и одновременно прекрасную тягу. Таям существует независимо от того, принял ли ящер это или нет. Видимо, поэтому линормы, имевшие таям с людьми, чувствовали себя мучениками и предпочитали жить в горах безвылазно.

Кивнув музыкантам, чтобы продолжали, Император вышел из зала, и, пройдя по коридору, ступил на балкон, глотнув полной грудью свежий воздух, но даже тут его преследовал ее запах. За его спиной пары кружились в лагреа — самом интимном танце из всех доступных двору. Когда руки мужчины скользят вниз по плечам партнерши, резко перехватывают за талию. Разворот, и на долю секунды соприкосновение ее спины и его груди. Женщина замирает в кольце мужских рук. Новый толчок, и уже ее грудь касается груди партнера.

А она манящая с водопадом каштановых волос, источающая аромат, готовый свести его с ума. Обращение было мгновенным: с места в небо рванул серый линорм, и хоть полет его был молчалив, внутри Императора клокотала ярость и магия.

Янина

Умывшись, надев ночнушку, я подошла к раскрытому настежь окну.

Над городом властвовала летняя звездная ночь. На морем горделиво плыла полная луна, изливая мягкое сияние на спящий город. Из глубины дворцового сада доносилась музыка, она мягко точно бабочка порхала по комнате, щекоча чувства нежными переливами. Безумно пахло спелыми яблоками, хотя был не сезон.

Я села на кушетку, обняла колени и залюбовалась, с наслаждением вдыхая этот аромат и думая, как все-таки удивительно складывается иногда жизнь. Магические конфеты, которыми я насытилась сегодня, кружили голову, делая мой кровавый дар призрачным нечто из страшных сказок.

Вдруг захотелось, как девчонке, раскинуть руки и кружиться. Я поддалась порыву, вскочив на ноги.

Боги! Сколько тебе лет, Янка? Сколько же ты съела магического алкоголя?

Даже смешно стало, но с легким привкусом тоски.

Вспомнилась детская сказка, где добрый линорм несет красавицу — принцессу к ее жениху, и она поет про то, что луна и звезды повенчаны, это прекрасный король и тысячи его жен. Милая история из далеких восточных стран, в которых линормы не живут, да и заставить кого-то из них покатать человека, я думаю, не реально даже в сказках.

А музыка за окном стала будто ближе. Как жаль, что бал закончен. Как жаль, что я усну!

Как жаль, что я не узнаю, чем так опечален был Сальтирин из того сна, что так манил.

Чьи-то руки остановили мой сумбурный танец.

Испугано запрокинув голову, я увидела в свете луны, лившемся из окна, глаза — бездны.

Эллинар?!

Выдохнув от неожиданности, я попыталась чуть отстраниться. Но руки наследника сжали сильнее, и он начал двигаться медленнее, подстраиваясь под ритм заполнившей комнату музыки. Но это не нарушало общей гармонии. Мое тело ответило, и я оказалась в изощренном безумно-интимном вихре его рук, где партнерша лишь подчиняюсь, а он становился все сильнее, напористее.

Я уже ощущала его дыхание на своей шее, и через секунду он уже целовал, а я к своему удивлению и не думала тому воспротивиться, сама обняла его, притянув голову к себе, зарываясь пальцами в волосы.

Он не был удивлен моим ответом на его ласки, тем что, как благовоспитанная девушка, я не прогоняю, не отталкиваю.

Когда отпустит эйфория волшебства, заключенная в маленьких кусочках шоколада, мне опять придется стискивать кулаки, погружаясь в мир кошмара. И снова быть одной. И не с кем разделить эту ношу, даже не рассказать о ней.

В моей жизни не было мужчин. То, что случилось тогда, стерло все воспоминания об Аликсисе. И мне вдруг до крика захотелось узнать, как это, когда рядом тот, кто согреет и защитит.

Может быть даже любить, но не как Ария, подчиняясь неведомому зову.

Наше дыхание сплеталось…

Хорошо, что линормы умеют хранить тайны.

Я стала отступать, не отпуская его руку, и он послушно следовал за мной. Когда кровать приняла нас в свои объятия, все забылось, кроме того, что есть я и есть он. Теперь понимаю, почему столько любовных романов пишут о Высших, хотя никто из авторов линормов не видел даже вживую наверняка.

Он заснул, крепко прижав меня к себе, а я лежала, обняв и положив голову ему на плечо, и смотрела на звезды за окном.

А потом… мне приснился линорм, он летел вдаль, стремясь догнать огромную желтую луну. И ни один кошмар не посмел пробиться, ни одно видение не постучалось, будто испугавшись его присутствия.

Я проснулась глубоко за полдень, а просыпаться совсем не хотелось, я глотала сон, как странник в пустыне жадно пьет воду, наслаждаясь непередаваемым, несравнимым ни с чем, вкусом. Тело чувствовало тонкое плетение простыней, прохладу легкого ветерка, движение волос на плече. Не знаю, когда он ушел, я спала, блаженствуя. И не только от наслаждения, которое он доставил моему телу, но и потому что он прогнал кошмары, хотя бы на одну ночь. И показал мне пусть игристое, но продолжение того удивительного сна…

… Он больше не приходил, и я начала бояться, что его никогда и не существовало, что образ его — страшная болезнь — сумасшествие, которое не щадит ни людей, ни магов. В моих снах царили и правили лишь синие глаза, огненные волосы и сильные руки, я засыпала с мыслью о нем и просыпалась в мечтах, в испарине от желания, расчесывая в кровь костяшки пальцев. Я была один на один со своими видениями, и хотя дверь не была заперта, и окна не были наглухо забиты, ощущение того, что я в клетке, не отпускало.

Третья жена Сальтирина передвигалась там, где хотела, встречалась с тем, с кем хотела, но люди были для меня словно из другой жизни, из другого мира, о котором старая нянька рассказывала шепотом сказки — мира духов, а реальным был тот, кого рядом не было. Я всюду искала его и не находила. Слова прислуги и родных о том, что Сальтирин отбыл, оставив на попечение правителя своих жен, я слышала десятки раз от десятков людей, но не понимала, не принимала, не могла поверить, что его нет, и никто не мог мне сказать, когда же он вернется.

Меня даже почтили визитом две жены Сальтирина, которых я воспринимала скорее, как говорящих кукол, тех, что набивают соломой, сшитых из старых застиранных платьев, пахнувших сундуками, пыльным и страшным подвалом крепости. Я же себе казалось безумно свежей, я была рекой, травой, ветром. Я должна была нравиться ему. Я должна была быть первой. Это мысль мучила и снедала. А две такие разные жены, Орита и Дольна, смотрели на меня с недоумением, и, как ни странно, с состраданием.

Отец, увидев меня первый раз после схватки на арене, поменялся в лице, его глаза потухли. Он, наверняка, подумал, что Сальтирин причинил мне вред, и дочь его тронулась рассудком. И я действительно тронулась. Я не могла жить без огневолосого. А его все не было.

Глиняные таблички были исписаны его именем, оно выводилось тщательно, так чтобы края получались в меру острыми и в меру плавными, буквами его имени я рисовала его образ.

Лето сменилось осенью, но мне становилось только хуже. Глиняные таблички уже не давали прошлой радости, и я с остервенением прокалывала пальцы и рисовала кровью по содранным с тюфяка простыням. Руки стали худыми и бледными, как и ноги, тело истаивало на глазах. Только я единственная, кто этого не замечал.

Каралас приходил почти каждый день. Я слышала, как тяжелеет с каждым днем поступь отца, понимала, что он мучается, но не могла его утешать.

Именно тогда я и потеряла первого дорогого человека, и не только для себя, но и для рода, для государства.

Меня спасла Аракиан.

Однажды, ко мне пришел не отец, а она, моя мачеха, моя названная мама, показанная, как держать кинжал положено юной деве, катавшая меня на плечах и позволявшая срывать цветки вишни и спелые плоды яблок из сада. Она грубыми мозолистыми руками плела мне венки и косы и учила меня плавать, создавая маленькие водовороты, которые не пугали, а наоборот веселели ребенка.

Аракиан вошла и, плотно закрыв дверь, опустила засов, отрезая нас от мира, хотя в последнее время запирали меня. Но насторожило не это, а то, что Сальтирин придет и не сможет попасть ко мне. Я даже отложила свои художества и, встав, направилась к двери, дабы не пропустить его прихода.

— Подойди ко мне, дитя! — позвала женщина.

Под ее глазами залегли синие круги, морщины, которые до последнего времени больше напоминали тонкие волоски, избороздили лицо, соперничая с глубокими шрамами, светлые волосы с серебристыми прядями были стянуты в тугой хвост. На ней было простое белое платье, прямое без изысков, даже без пояса, а ведь Аракиан платья ненавидела. И это должно было насторожить, но я была уже далека от этого мира, мира, в котором белый цвет траура.

— Он придет! — я потянулась к засову.

— Он не придёт сейчас, — голос ее был полон жалости и тепла.

Я упрямо покачала головой.

— Нет, он придет! Я нужна ему!

— Милое мое дитя. Присядь рядом со мной, — Аракиан уселась на мою постель и похлопала ладонью рядом с собой. — Я хочу поговорить с тобой, а потом мы пойдем искать твоего Сальтирина. Он — мужчина, а я учила тебя, что мужчина — не бог. И ради бОльшей любви ему не мешает немного помучиться.

Я заколебалась, но подошла и села рядом. От нее пыхало жаром, и когда ее рука поймала мои холодные пальцы, и я испугалась, что обожгусь о ее кожу.

— Расскажи мне о Сальтирине. Какой он? — светлые глаза, в котором угадывалась весенняя зелень, засветились нежностью.

— Он… Он… У него синие глаза и волосы подобные раскаленной лаве. Его голос, как горный поток, спрятавшийся в глубоком ущелье. Он пахнет далеким океаном. Он сильный и красивый. Он… — я замешкалась. Больше ничего на ум не приходило. Я хотела сказать, что он чувственный и нежный, страстный… Но не могла. Его образ стоял передо мной, но соткан он был из тех нескольких минут, которое судьба выделила нам. Но это, никоим образом, не мешало мне думать, что он любит меня до безумия.

— А ты можешь показать мне, каков он? — наклонилась ко мне Аракиан. — Я так хочу восхищаться им вместе с тобой.

— Ты отберешь его? — взвилась я. Но ее рука оказалась сильнее моих слабеньких усилий.

— Ну что ты? Ты — избранная жена. Он только твой. Но я хочу разделить с тобой твою радость. Ты же мой девочка. Мое дитя. Не ты ли считала меня мамой, чем льстила моему сердцу?!

На меня волной накатило раскаяние. Аракиан действительно была для меня мамой. А разве мамы отбирают и причиняют боль? Нет! Они холят и лелеют свое дитя, как старшая супруга отца любила меня. Пусть она узнает, как прекрасен огневолосый.

— Да, хочу!

— Тогда вытяни руку, — ее лицо приятно изменила улыбка.

И я послушалась. Порез, сделанный кинжалом, который достала из-под моей подушки мачеха, куда она сама и научила меня прятать оружие, был гораздо глубже, чем делала я, он шел почти по самому запястью, Аракиан сделала тоже самое со своей рукой. Наши руки сцепились: ладони к ладони, кровь к крови, а вокруг тонкой струйкой побежала вода, окрашиваясь в темно красный цвет, подобно кокону опутав наши руки.

— Ты покажешь мне его, милая? — женщина чуть прикрыла глаза.

И точно по ее велению мои воспоминания потянулись к Аракиан, она будто впитывала их, начиная дрожать всем телом. И в какой-то момент я тоже забилась, осознав, что воспоминания не просто передаются они, стираются из моей памяти, оставляя лишь расплывчатые тусклые образы, как на глиняных табличках, у них не было красок и красоты.

Аракиан забирала не только память, но и чувства, оставляя пустоту, зверский голод, тело начало ломить. Только сейчас я осознала, что кто-то там, снаружи, пытается выбить дверь, и засов уже почти поддался. Между мной и ею текла уже не окрашенная вода, а кровь, чуть разбавленная каплей воды. Рука магини ослабела в тот момент, когда дверь была снесена с петель, и на пороге появился отец с зятьями.

Старшая супруга Караласа, оплот рода, медленно повернула голову в сторону мужа, смотревшего на нас полными боли глазами.

— Дитя свободно, — прошептали бескровные губы магини.

Рука ее разжалась, кровь ухнулась вниз, обдав меня и ее, но и ей и мне уже было все равно. Мне, потому что я, как и все, с ужасом смотрела на маму, а ей, потому что Аракиан была мертва. Тело ее откинулось на кровать, и женщина, испустив последний вздох, застывшими глазами уставилась в потолок.

— Мама, — я коснулась ее руки. Глаза обожгло, и грудь сдавило от нахлынувшей боли.

Отец подошел к кровати и опустился на колено возле тела жены, его пальцы нежно коснулись ее лба и мягко скользнули по лицу, закрывая веки. Эта же рука обхватила безжизненную ладонь магини и прижала ее к тому месту, где билось сердце воина.

— Папа? — мир сузился до кольца на пальце отца с черным камнем, он и поглотил мое сознание, окунув во тьму…