— Это неоправданный риск! — заявил Роттар, вороша длинным прутом дотлевающие угли костра. — Мы ищем иголку в стоге сена! К тому же едва не нарвались на Отрекшихся, и это был не просто отряд, а почти армия. Чтобы ни пели петухи-военачальники в Штормграде, а Южнобережье Альянс упустил. Продули мертвякам чудный край, — маг с отвращением передернул плечами. — Потерян Лордерон… окончательно.

— Кроме того, — подал голос гном, крошивший подвядшую луковицу в крохотный котелок, — королевское и архимаговское «спасибо» душе может и приятно, но сытым не сделает, а тот кошель с золотом, что выдал нам дражайший Кадгар, уже давно под хвостом у дракона.

Ветка, которой паладин собрался подкормить умирающий очаг, треснула в его руках, заставив вздрогнуть всех присутствующих.

С того дня, когда едва дышавший от усталости наниматель отдал приказ и исчез в магических всполохах, прошло почти три месяца. Три месяца они роют землю Хилсбрада, заглянув в Альтеракские горы и даже сунув нос в Серебряный Бор, едва уйдя от Отрекшихся.

Но самое печальное, что всем было ясно — они ищут дым, призрак.

Каждый вечер, кутаясь в плащ, каждое утро, разбивая ребром ладони тонкий ледок у берега безымянного водоема, коими была богата эта земля, Скай уговаривал себя — нужно потерпеть еще один день, и боги сжалятся над искателями истины. Хотя, положа руку на сердце, он не мог уразуметь, почему искать надо за пределами разрушенного Таллока? Может Кадгар ошибся? Какое видение прошлого может дать змея?

Тень Сильваны лишь усиливала непонимание и тревогу.

Единственное, что заставляло его двигаться дальше — собственное упрямство и улыбка Ле, частенько снившаяся по ночам.

Он познакомился с девушкой, когда будучи сильно стесненным в средствах, вступил в отряд графини, решившейся на небольшой рейд в Нагорье Арати. Спорная территория имела дурную славу, а воительнице необходимо было посетить давно заброшенную и облюбованную разбойниками из крепость Стромгард. Зачем?! Отряду не сообщили. Да, собственно, за лишнее знание им и не платили, посему наемники в планы особи с голубой каплей в крови в жилах не лезли.

Поначалу Ле показалась Скаю милой простушкой. В отличие от жрецов, к которым привык паладин, она носила простую одежду, лишенную украшений и вычурности, сшитую, однако, из далеко не дешевой ткани. Оружие не выделялось уникальностью, и наверняка было куплено графиней в помощь своей протеже на аукционе того — же Штормграда, полного ценных вещей, чьи владельцы, заполучив что-то мощнее и серьезнее, сбывали старое, но добротное за хорошую цену.

Золотая коса до пояса, светлая кожа и нежный говорок выдавали в жрице жительницу Болотины и явно не родственницу ее покровительнице, а скорее кого-то из крестьянского-воинского сословия.

Особо опасным сие путешествие паладину не казалось, оттого подумалось ему, что и девчонка — не магический фонтан — замена хорошему лекарю, пока тот либо отдыхает, либо от ран излечивается. Посему и готов был Скай к тому, что вояки будут отпускать шуточки в ее адрес, даже презрев тот факт, что она жрица, а паладин уж не упустит шанса блеснуть остроумием и опытом перед девчонкой, которая, может, дальше угодий своей нанимательницы и не выезжала.

Однако, после пары ночевок-стоянок, паладин понял, что ошибся. Личная гвардия графини, состоявшая из проверенных воинов: людей и дворфов (а лишь малая часть отряда была нанята Симанеллой Белтейн для вояжа за сокровищами, как про себя называл эту авантюру Скай) относилась к жрице с почтением. И ни кто не смел над девушкой ни то что пошутить, наоборот, грозные бородатые мужи- дворфы, первые остряки и скабрезники, относились к ней с уважением.

Скай подивился, но наука, что со своим уставом в чужом монастыре можно и по шее получить, им была хорошо изучена, потому воздержался паладин от замечаний и присмотрелся к девушке повнимательнее.

И она его удивила. Лучистые зеленые глаза умели улыбаться хорошим шуткам и становится серьезными, едва появлялась проблема, мягкий голос твердел, подобно стали его меча, выкованного искусниками — дворфами, когда требовал того момент. А золотой каскад, который жрица порой сушила под жарким солнышком, собирался в крепкий узел, не мешавшей совершать чудеса, даже таким незамысловатым оружием.

Она была талантлива: правильно талантлива с нужной долей амбицией, морем обаяния, удивительного женского, которое многие представительницы ее касты, да и не только ее, забывали (что там говорить, большинство магинь, жриц, воинов-женщин растрачивали себя, заменяя ту удивительную женскую суть жесткостью и, подчас, грубостью, желая быть равными мужчине, своему богу и прочим идолам). Но Лейна умудрилась сохранить трогательную ранимость, мягкость, при этом оставаясь полностью боеспособной.

И хоть после этого похода они не раз пересекались, но всю мощь ее таланта и силы он познал позже, когда они встретились в Пандарии, где девушка стала для многих спасенных ею воинов истинным светочем, а в чем-то даже второй матерью.

Она стала бы прекрасной королевой, Скай был уверен. С таким характером и подходом к окружающим… Ринн не был слепцом или глупцом, пустышку он бы не пригрел на груди.

Скай же осознал это гораздо раньше, как и то, что Ле стала бы прекрасной верной спутницей жизни. Может быть, сердце ее откликнулось бы на его зов среди густых рощ и прекрасных храмов Нефритового леса?! Может быть, если бы он открылся ей, показал, что она ему не безразлична, все сложилось бы иначе?! Ведь при всей своей ветрености и желании погулять паладин чувствовал, что не смог бы отказаться от такой девушки, будь у него шанс. Но он испугался потери собственной свободы, не стал даже пытаться переводить отношения в иное русло, нежели крепкая дружба, потому что боялся сделать ее несчастной, будучи наслышанным от друзей о ее неудачной первой любви. Хотя все это отговорки! Он боялся отказа! Не привык он к ним! А она отказала бы, как бы ни тешил он себя надеждой.

Но хоть времени прошло не мало, и много воды утекло, ему было больно, будто колет тонкой иглой сердце, смотреть как ее рука тогда, на Арене Гурубаши, тонет в огромной ладони Короля. А еще больнее было ныне — разрываться между преклонением перед Великим человеком, королем и полководцем, политиком, и ненавидеть его, как только можно ненавидеть мужчину — соперника, уничтожившего того, кто для Ская был безумно дорог.

Это тоже подстегивало паладина к поискам. Он знал, что ошибочность принятого королем решения и невиновность Ле, причинят боль Ринну, оттого, сжав зубы, он искал подтверждение догадки Архимага, ненавидя себя за то, что опускается в таком деле до столь низменного действа как месть.

* * *

Ле жила одним желанием — быть с сыном. Едва она открыла глаза и увидела Серга с крошечным сопящим малышом на руках, она словно ожила. Душа, так долго блуждавшая в потемках, щурилась от света, а привыкшее к постоянной магической подпитке тело ныло и болело, но все это было переносимо. Отброшено. Не имело значения в сравнении с тем, что ее малыш дышал и двигался.

Знакомство с миром началось для жрицы с рассказа Серга. Полон горечи и боли был этот рассказ. Может быть, солдат и пытался скрыть или смягчить его детали для едва ожившей, но Ле догадывалась, домысливала и приходила в ужас.

Их предали. Ее предали те, кого она и Вариан считали надежными сердцами и верными руками. Ее предал даже Вариан. Это было частью сна-бреда, в котором она пребывала, но разве же не должно было это кошмарное видение раствориться, едва она откроет глаза!

Первым порывом было доказать, как он ошибся, бежать, искать встречи, опасаясь нарваться на весьма «холодный» прием. Ей казалось, что едва он увидит ее с сыном, все сомнения и обвинения исчезнут.

Разум метался, искал выход, ведь они — заложники Сильваны, как же им избежать страшной участи, которую наверняка уготовила Темная Госпожа.

Только все изменил один разговор, заставивший Ле посмотреть на ситуацию, в которой она оказалась, без цветного стеклышка.

Когда в дом, тихо поскрипывая доспехом, вошла сама похитительница, Ле, видевшая Сильвану однажды издали, еще в Пандарии, да еще в своем сне-бреду, которому поначалу не верила, отпрянула… если бы могла, непослушное тело кулем свалилось с лавки. Алые глаза Высшей эльфийки блеснули, та, опустив огромный переливающий лук на стол, помогла жрице вернуться на место и накинуть на ноги одеяло.

— Пожалуй, не стоит падать ниц при каждом моем появлении. Для выражения благодарности есть и другие способы, — красивые губы Ветрокрылой растянула чуть горьковатая улыбка.

— Благодарности? — першение в горле не давало Ле набрать воздуха в грудь.

— Ты была намерена умереть от топора демона, а я тому помешала? — брови Сильваны удивленно изогнулись.

Она говорила на их языке, но чужое проскальзывало: где-то звуки получались жестче, чем надо, где-то мягче, да, чувствовалось какая-то потусторонность, будто тень смерти касалась языка и слуха, но красота голоса никуда не делась. И если Серг содрогался, утверждая, что говорила Королева Отрекшихся замогильным голосом, Ле слышала иное. Да и весь образ Королевы Банши, который складывался для жрицы из чужих рассказов, басен и сказок, мимолетных взглядов, рушился у Ле на глазах. Она была гораздо меньше ростом, чем виделось с другой стороны поля боя, миниатюрная, движения ее были плавными, грациозными и точными. Даже сейчас она оставалась истинной эльфийкой, суть которой не уничтожила даже смерть.

— Нет, не намерена была, — просипела жрица. — Хотя теперь думаю, не зря ли меня не настигла вечность там, она была бы более милосердна, чем та, которую мне уготовили вы.

— Полагаешь, я хочу твоей смерти? — Сильвана усмехнулась. — Если бы это было так, мне вряд ли бы пришлось утешать Скульд, которую ты напугала хлеще загробной жизни.

Смутные воспоминания о величественной вал’кире, заставили Ле с трудом сглотнуть.

— Так … это был не бред? — пролепетала женщина, удивленно взглянув на собеседницу, которая усевшись на лавочку у окна и закинув ногу на ногу, внимательно изучала содержание какого-то свитка.

— Нет, не бред. И должна в данном случае высказать свою уже благодарность — ныне те, кто умеет воскрешать — большая ценность. А для меня так они вообще бесценны! — неопределенно пожала плечами Сильвана.

— Зачем все это? — пальцы Ле судорожно сжали одеяло.

— Хотела предложить Ринну выгодную сделку, — свиток с шелестом свернулся в трубочку и упал на стол перед Королевой Банши, — он получит бы назад жену и ребенка. Я — земли и покой.

Горький смех вырвался из уст некоронованной жрицы.

— Вряд ли у вас получится, если, как оказалась, для всех я — предатель, желавший убить сына короля и завладеть престолом.

— А вот твой телохранитель убежден, что тебя подставили, — хмыкнула Сильвана. — Мне кажется, ты еще не готова к разговору. Тебе стоит окрепнуть и рассмотреть ситуацию со всех сторон.

— О чем вы? — голова потихоньку начинала болеть, от того жрица закрыла глаза и глубоко вздохнула.

— О мести, милая, — алые глаза блеснули.

— Зачем мне мстить мужу, если я могу попытаться убедить его, что я не совершала преступления, в котором меня обвинили? — Ле все же пришлось открыть глаза.

— Да, ты права, зачем? — Сильвана покачала ногой, запрокинув голову. — Вот прибыла ты в Штормград, вся такая счастливая и живая, забудем про мою роль в этой постановке. Так вот, прекрасная дева с ребенком на руках, невинная. Ворота большого каменного города распахиваются, трубы трубят, и… Тебя утыкали стрелами. Ты же предатель. Ринн не умеет прощать, а тех, кого он не прощает, он не станет слушать. Тебе ли не знать?!

Ле перестала дышать.

— И это, если не говорить о том, что ты еще с трудом докажешь, что ты — это ты! Светлая магия более тебе не подчиняется. Сознательно или нет, ты стала Темной.

— Это не правда! — взорвалась жрица.

— Правда. Или ты не помнишь, как перемещалась клубом темного дыма? Уверена, твои таланты простерлись гораздо дальше. Я дам тебе учителя, он покажет тебе, на что способна Тьма.

— Она причиняет мне боль, — воспоминания о попытке сбежать от Королевы воскресили ощущение боли, которое зарождалось каждый раз, как мир менялся, и, оказывается, Ле становилась туманом.

— Так же как и Свет моим жрецам, — покачала головой Сильвана. — Теперь ты понимаешь, каково для них отстаивать свое право на существование, обращаясь к Свету, чтобы лечить союзников.

Ле вздрогнула и подняла глаза на Королеву Банши. Сильвана вздохнула и, встав, переместилась на скамью, где полулежала жрица.

— Ты изменилась. Даже выглядишь теперь как … — Темная с сомнением посмотрела на жрицу, оценивая, способна ли та принять правду, — Отрекшаяся. Как, по-твоему, отреагирует Король Штормграда и весь его народ, признающий нас мировым злом?

Темная госпожа замолчала, она не ждала ответа, он и так был очевиден.

— Ты для них королевой уже не станешь, твой вид и тень предательства всегда будут с тобой. Одни поверят, другие нет. Но ты можешь восстановить справедливость, — губы Сильваны на мгновение превратились в ниточку. — Уничтожить того, кто лишил тебя твоего славного мирка. Подумай, Лейна! И если ты согласишься, я даже предложу тебе свою помощь!

— А вам это зачем? — вышло грубо и резко для воспитанной супруги короля.

— Затем, что я знаю, что такое предательство, что такое унижение и что такое смерть. Нельзя простить такое. Ведь жрицы стоят за истину, не так ли?

— Это причинит вред Вариану?

— Он сам избрал свой путь, как и Артас, — вот теперь голос Сильваны стал действительно замогильным. — А ты… — она вдруг запнулась. — У тебя есть сын. Мне не было даровано даже этого.

* * *

— Мы нашли тело Садидаса, — отрапортовал Скай заклубившейся над магическим передатчиком дымке. — Точнее его могилу в чаще недалеко от границ Серебряного Бора.

— А Королева? — голос мага был едва различим.

— Ничего, — Скай покачал головой. — Его могилу мы обнаружили по жреческому кулону. Он висел на ветке вкопанной в землю.

— Кулон? — глухо пробормотал туман голосом Архимага. — Отлично, Слава Богам! Жду вас и вашу находку в Штормграде. Я думаю, теперь у нас появилась надежда узнать хоть часть правды о том, что случилось в ту ночь в Таллоке.