Почти неделю они двигались по трактам Предгорий, медленно, будто праздношатающиеся путешественники в каком-нибудь Златоземье, где стражи и добропорядочных жителей больше, чем рыбы в Хрустальном озере. Только полна настороженности и украдких взглядов за спину была эта идиллия. И риска.
Ле уже поняла, каково это — ехать с крошечным малышом, когда она и Серг выдвинулись из Тирисфаля, но тогда жрица отгоняла от себя мысли об опасности, думая лишь о мести.
Это же путешествие оказалось в разы тяжелее, ведь приходилось ожидать удара в спину от тех, кто может следовать за ними по приказу Королевы Банши. Да и зима была на носу. Корки льда на озёрах и прудах с каждым утром становились все толще, и все теплее укутывала сына жрица.
Сильвер занимал все ее мысли. Ей так казалось… И отчасти так оно и было. Но все больше и больше задумывалась Ле о той самой мести, что лелеяла в доме под сизыми небесами. Чувство, вспыхнувшее, как дворфийский порох, в Тирисфале, сейчас прибило холодом и ветром понимания — люди, которые станут нитью между ней и истиной могут пострадать и даже умереть. Допустить это Ле не могла позволить.
Потерять Ская, с которым пройдено столько дорог и пролито столько крови… Ская, который, как оказалось, верил в нее даже тогда, когда все отвернулись, ради того, чтобы доказать Вариану, как он ошибся… Нет! Потерять Алика и Роттара, ласкового змея и его хозяина, молодую эльфийку, кидавшую грустные взгляды в сторону ее друга…
Наверное, как в сказках и балладах, можно закусить удила и дойти до самой вершины, всем показать истину, но помимо друзей, не убьет ли это ее саму? Для подобного «геройства» требовалось лелеять в себе ненависть и обиду, и даже отодвинут сына на второй план. Да, возможно, тогда она стала бы настоящей королевой, но перестала бы быть собой, а от нее уже и так мало что осталось.
Единственное, что стояло между желанием умолять друзей оставить все так, как есть, на откуп судьбе, был предатель, слишком близко подошедший к трону. И можно было бы закрыть глаза на все, если вред, причиненный Ле, был бы местью лично королю, но наличие демонов во всей этой истории ставило на карту судьбу всего королевства.
Эти мысли снедали ее каждую ночь и все то время, пока жёсткое седло натирало ноги, пока глаза сына со все возрастающим интересом смотрели на мир и, а ведь они тоже были дорогой ценой, которая уже была заплачена.
Ле должна была решить, согласна ли она пойти на большее.
Стена Торадина стала границей между холодной зимой, так похожей на Отрекшуюся, и теплой осенью.
Солнце согрело и путников и лошадей. А хорошие новости от Алика, нагнавшего отряд у первых холмов, о том, что за ними слежки нет, ещё больше расслабили путешественников.
Скай, выслушав отчёт гнома, кивнул. Он был немногословен все эти дни. Напряжение чувствовалось в каждом его движении. И Ле волновалась за паладина. Его горячие губы в лесу сказали ей больше, чем тысячи слов — она была ему небезразлична.
Ле же была поражена, она не ожидала подобной пылкости и не понимала того, что была так слепа все эти годы, не видя его к себе отношения.
И как это страшно бы ни звучало это — не удивлена… Потому что выгорела и, кажется, на яркие эмоции была уже не способна.
Сильвана права, она стала Отрекшейся в каком-то смысле. А может и во всех…
Мощеная дорога с проросшими между блестящими камнями тонкими травинками уходила на восток. Лошади шли размеренно. Путники не торопили их, ослабив поводья, положившись на гнома, искавшего тайные знаки своего народа, указавшие бы на тайный проход. По словам Алика это настоящий тоннель, как маленькое метро, под рекой и Мостом, ведущий к ее дому в Болотину. Но спуск в него находился далеко от самого моста и был тщательно скрыт.
В конце концов, пришлось свернуть с дороги: в двух днях пути находился блокпост Альянса, и уйти в холмистые прерии, петляя между камней-одиночек.
Алик заявил, что ему надо разведать обстановку, велика вероятность, что недалеко могут быть ордынцы, которым о подобном способе оказаться на территории Болотины знать не обязательно. Пристанищем на время похода гнома за сведениями группе стала неглубокая пещера, где нашлось место и лошадям и путникам.
Ночь опустилась быстро, как будто кто-то хлопнул в ладоши, мгла вползла в пещеру, заполнив ее, как вода заполняет кувшин под сильной родниковой струей, поглотив все звуки, даже потрескивание маленького костерка.
Сильвер спал, рядом устроился верный телохранитель, положивший справа меч под руку. И только Ле мучилась бессонницей от собственных терзаний. Сейчас, когда проход, а значит и расставание, были близко как никогда, внутренний спор достиг апофеоза.
Больше женщина не могла этого выносить, и найдя в себе силы, встала и направилась к выходу, недалеко от которого дежурил паладин, охранявший покой отряда.
— Ты ведь его не любишь и никогда не полюбишь! — шепот за спиной заставил Ле остановиться. — Прошу, скажи ему об этом.
Эльфийка выступила из сумерек на тусклый свет, который дарила земле ее богиня.
— Он мог друг, — тяжело вздохнула жрица.
— И он полон надежды, что однажды твоё тепло будет принадлежать ему, — голос девушки дрогнул. — Но ты мертва изнутри. Я чувствую это. Твоё сердце бьётся, в голове роятся мысли. Но огонь жизни… Его нет.
Жрица вздрогнула от боли.
— Я хочу, чтобы он жил, — жестко подытожила Истиара.
Ночь и поворот головы скрыли горькую слезу, скатившуюся по щеке. Но Ле казалось, что она почувствовала привкус этой слезы, полной неразделенной любви.
— Он будет.
Камешки под ногами скрипели, платье мешалось, будто пальцы мрака цеплялись за ткань, тянули прочь от выхода, пытаясь остановить жрицу.
Спина Ская была близко… Он уже почти обернулся, когда на Ле обрушилась тьма.
* * *
Чем прекрасен Луносвет? В нем отдыхает душа. Глаз радуется его изысканности и лёгкости. Но жжет сердце запустение и кровоточит оно при виде раны, располосовавшей прекрасный город ударом ненавистной Плети.
Сильвана часто смотрела на него: изображенного на картинах мастеров, иногда образ ее дома, в который ей не суждено вернуться, клубился в магической дымке порталов, а иногда вот так, она видела его воочию, появляясь без спроса, никем неузнанная.
Ей часто говорили, что смерть — это ее вотчина и эльфийка уже даже в душе не отрицала того, стараясь соответствовать, ища способы продления существования Отрекшихся, их обновления, пополнения их рядов, погружая руки по локоть в кровь и мертвечину, которую раньше ненавидела и боялась.
Гаррош считал ее лишенной ума сукой, предательницей живого, никак не частью Орды. Никто не хотел считать ее частью сильной и мощной фракции, но все ненавистники с радостью смотрели, как умирали за их идеалы ее воины. Только Волджин удивил. Но и Вождь мрачнел день ото дня, кидал в сторону Королевы странные взгляды. Она все пыталась их анализировать, но выходили либо жалость, либо печаль. В сердце Сильваны зародилось подозрение, что он хочет собрать совет и поставить вопрос об исключении Отрекшихся из военного альянса, оставив их один на один с демонами и людьми, ненавидящими воскрешенных за захват их святыни — Лордерона.
Сильвана была лишена возможности спать, как и всякая нежить, но мозг требовал отдыха, и Луносвет стал для нее тем местом отдохновения, которое она так искала.
Сидевшая на небольшом пригорке с прекрасным видом на древний город, Королева услышала шаги загодя. Но даже не пошевелилась. Она знала, кто направлялся к ней.
Терон замер за ее спиной, понимая, что его присутствие для нее не новость. Он долго молчал, успокаивая дыхание и мысли.
— Может стоит даровать тебе дом и оговорить сроки, когда ты будешь его посещать?
— Твои аристократы тебе такого не позволят, — в голосе Сильваны угадывалась грустная насмешка.
— Я могу хлопнуть кулаком по столу, ты сама мне это предложила…
— И как? Уже попробовал?
— Да, послевкусие было приятным, — хмыкнул Правящий лорд. — Но недолгим.
— Принять ответственность сложно. Твой род встанет во главе целого народа… — Сильвана вздохнула. — Начал задаваться вопросом, достоин ли ты такого? Оправдают ли твои потомки ожидания. Испугался. Решил, что пока не готов к таким великим свершениям. Задумал подождать того, что будет с этим миром. Чем закончится грядущая война.
— За спиной Гул’Дана Саргерас. Мы не просто ищем демона, мы ищем титана. Мы стоим на его пути к господству над мирами. И если он победит, мне нечем будет править.
Сильвана молчала. Лёгкий ветерок шевелил листву и травы, полы плаща Верховного лорда, но будто обтекал Королеву Проклятых.
— Ты когда-нибудь представлял себе мир без дренеев, без демонов, без Артаса, без орков? — голова эльфийки качнулась.
— Зачем? Это пустая трата времени.
— А я вот иногда представляю. Представляю, что сидела бы вот тут. Смотрела бы на Луносвет… — Сильвана обернулась, пронизывающий до костей взгляд алых глаз нашел Терона. — А его бы не было…
Мужчина застыл.
— Они спасли нас. Они все. Уничтожили, разрушили и спасли. Спасли от самих себя. От алчности магии, от жадности всевластия. Внутренних распрей. Вы грызетесь, но внешний враг держит вас в напряжении, не даёт пожрать друг друга, заставляет сплотиться. Ты понимаешь это, Лор. Я знаю, ты это понимаешь. Нас бы не было уже… Тебя… Меня… Хотя… Меня и так нет.
Лор’Темар молчал. Глубоко в душе он был согласен с эльфийкой, но говорить о таком позоре не хотелось.
— План по использованию жены Ринна уже вступил в действие?!
— Я отпустила ее и ребенка, — Сильвана хмыкнула и отвернулась, вновь принявшись изучать город.
— Что? — Терон подался вперёд, желая ухватить женщину за плечо и посмотреть в глаза, и лишь у самого доспеха, в который она была облачена, рука его замерла, наткнувшись на холод, шедший от Банши. Это остудило ярость.
— Сказала бы, что человеческая женщина своей ненавистью может принести королю людей больше боли, нежели сотни стрел и острых кинжалов, магии, угроз и шантажа, сломать волю даже такого, как Ринн. Но нет, — она оказалась на ногах так быстро, что даже привыкший к сражениям, Терон был застигнут врасплох. — Можешь считать меня сумасшедшей, но мне кажется, что сейчас нам надо перестать грызться с Альянсом. Нас ждёт нечто пострашнее. Я чувствую отзвуки этой силы. Она сродни бездне. И она поглотит и нас и Альянс, если мы будем порознь. Наш Внешний враг близко, Лор, и ему неведомо милосердие.
* * *
Саргерас…
Это имя звучало везде. В бегущих водах ручейка, в зловещем шепоте ветра. Кадгар засыпал и просыпался с ним. Он ел и пил с ним. Как бы ни был страшен Гул’Дан, он был лишь пешкой в руках того, кого не смогла победить сама Эгвинн, Хранительница Тирисфаля.
Архимаг не представлял себе силу, к которой прикасался старый орк. Какую мощь даровал ему падший титан через своего верного слугу — Килджедана?!
Все ушло на второй план, ничего не существовало. Кадгар носился по Дренору, собирая скупые сводки, отсеивая их, оставаясь лишь с чужим страхом и неверием.
Он устал.
А надо было решить еще одно важное дело. Он долго осмысливал его. Долго запрещал себе думать. Сотни раз убеждал себя, что не может быть прав. Но…
Кадгар появился во дворце Штормграда спустя больше чем месяц после ритуала, ему же казалось, что с тех пор прошли века, и он состарился до такой степени, что тело подводило, а магия не слушалась.
Нарушив все правила приличия, мужчина пошел сразу в покои, выделенные ему во дворце, даже не встретившись с королем.
В укромном убежище его небольших, темноватых комнат имелось несколько зелий, способных хоть немного ослабить тиски усталости и дать возможность ясно мыслить.
Отвар обжёг желудок пряным составом. Внутри забурлила сила, сражаясь с яростью и беспомощностью.
— Друг мой.
Голос короля сначала показался магу иллюзией. Но дверь хлопнула и тяжёлую поступь Вариана было сложно спутать с кем-то иным.
— Мой король, — маг поклонился.
— Видимо, все хуже, чем я думал, раз ты стал говорить столь официально.
Кресло жалобно скрипнуло под весом воина.
Мужчины молчали. Король не тревожил мага, допивавшего горьковатое лекарство.
— Я знаю, что такое страх, но сейчас… Я не знаю, как велико то зло, что стоит за Гул’Даном и хватит ли у нас сил справиться с этим.
— У нас нет выбора, друг мой. Мы встретим грядущее, как и положено… Как и всегда… Каким бы оно ни было, — король прикрыл глаза и устало откинул голову.
— Целый мир полный демонов подобных обращенному Медиву. Целая планета полная желания уничтожать.
Кадгар приложил руку к груди. Хоть он был старше Вариана, но восхищался мужеством, отвагой Короля после всего, что тому пришлось пережить, короля, способного думать о народе, о мире тогда, когда хочется всех ненавидеть и проклинать.
— Мне жаль, мой друг что ты примешь и этот бой, а рядом с тобой не будет человека, способного даровать тебе сил, — печально вздохнул Архимаг.
Ринн удивлённо воззрился на мага.
— Твоя Лейна. Ее душа чиста…
Кадгар посмотрел на Короля прямо, не тушуясь, не боясь гнева. Лицо того побледнело. В глазах плясало пламя свечи и оттого казалось, что они, как озера, чью поверхность волновал ветер. Пальцы воина сжали дерево подлокотника с такой силой, что побелели костяшки.
— Предатель оказался близко. Он хотел причинить вред, и он причин. Я долго думал, я подходил со всех сторон к этой ситуации. Я искал оправдания, — плечи Кадгара поникли. — Прости меня, Вариан. За все! За то, что не вижу выхода, за то что не увидел того, что должен был, кичась способностью читать души…
— Кто? — глухо спросил король.
— Астера.