Лихорадка не отпускала, бешено колотилось сердце, голова металась на мокрой от пота и слез подушке. Будто вернулся кошмар Таллока, где демоны окружили, раздирали ее тело, топтали копытами, впивались острыми когтями, вырывали из изломанной никчемной оболочки саму душу и радостно наблюдая, как умирает и она.

Ле кричала, пока хватало воздуха, отбивалась от подступавшей Тьмы, пока хватало сил, пока два грозных меча не выпали из ослабевших рук.

О, Свет! Отдай мне хоть часть его боли! Дай коснуться, обхватить, покуда хватит рук, поникшие могучие плечи. Защитить от Тьмы!

Только злобная улыбка монстра уничтожила последнюю надежду и зеленый, отвратительный свет поглотил Вариана Ринна без остатка.

Ле осталась одна, повисла в Тьме, как подвешенная за ниточки кукла у балаганного артиста. Она протягивала руки, но вокруг была лишь пустота. Она звала, но ответом ей была тишина.

Боль потери и неверия охватили все существо Лейны.

— Скульд! — это был крик души, и жрица знала — валь’кира ответит. — Скульд!

Знакомый прохладный ветерок коснулся лица убитой горем женщины, она уже протянула руки, приветствуя идущую на смерть ради жизни валь’киру.

— Остановись, глупая! — тихий шепот заставил Ле замереть. — Не обрекай достойного на вечную муку! На тот ад, в котором живет Сильвана! Это не жизнь, это существование, которое никому не принесет счастья.

— Эгвинн! — образ той самой женщины, что когда-то указала Ле путь к жизни, возник перед застывшей жрицей, развеяв призрак валь’киры. — Я ведь хочу такой малости! Только чтобы он был рядом?! Разве это преступление?

Руки призрака оказались теплыми и нежными, руки матери, потерявшей когда-то свое дитя, они обняли съежившуюся от боли жрицу, тонкие пальцы мягко гладили выбеленные магией и смертью волосы, даря странное оцепенение.

— Я могу! — тихо шептала Ле. — Ты говорила, я могу! Мой гнев! Магия…

— Шшш… Ты уже выбрала свой путь, маленькая. Не тот, что думалось мне, ведь ты могла стать истинной королевой, взять в свои руки свою судьбу и чужие жизни, миловать, карать, быть рядом с ним… всегда. Тогда, возможно, у короля был бы шанс… А может, его не было бы и тебя теперь… Но ты избрала иной путь.

Ле застонала, забилась.

— Но поверь мне, дорогая, судьба знает, что делает. Люди могут ошибаться, Провидение никогда.

— Я еще могу… могу вернуть! — захлебывалась Ле, — Он нужен всем!

— Король ушел, его время в этом мире закончилось, — Эгвинн сжала плечи жрицы. — Отпусти его! Твоя роль теперь — сохранить созданное им.

— Скульд … — все еще цеплялась за надежду Ле.

— Хочешь уничтожить любимую душу? — от полного тоски голоса матери Медива у жрицы защемило сердце.

— Нет! Я…

— Это был твой выбор. Смирись! Вместо судьбы королевы, ты выбрала судьбу матери. Будущее твоего маленького Ринна, как и всей династии, быть великим! Если он справится, если захочет… Не бойся, жрица, у него тоже будет выбор, и, если ты сможешь взрастить в нем светлую душу, этот выбор будет правильным.

* * *

Долина Четырех Ветров тонула в предрассветных сумерках. Толстые серо-синие тучи заволокли небо, дождь лил сплошной стеной, он ныне правил этой землей. Даже ветер поклонился, спрятался между трав и листвы.

Деревня Куньцзэнь мирно спала, спали все ее обитатели, да так крепко, как только может спать живое существо, убаюканное дождем.

Еще никто не знал, что в разверзшийся портал на Расколотых Островах повалили существа, способные думать лишь о порабощении, уничтожении всего живого. Демоны не собирались размениваться на мелкие победы, им нужен был целый мир.

Еще никто не знал, что пал величайший воин Альянса, отдав жизнь за своих солдат. Что смертельно ранен Ордынский вождь. И что Королеве мертвых пришлось сделать нелегкий выбор.

Еще никто не знал, что в скором времени Сильвана получит то, о чем не смела даже мечтать, только вряд ли представляла себе Банши, какую цену ей придется заплатить за эту мечту и что она попросит у спасенной ею жрицы.

Никто еще ничего не знал, кроме качавшей колыбель сына Лейны Ринн.

Она уже не плакала, дорожки слез на щеках давно высохли. Мягкий золотистый свет согрел ее и спящее дитя, успокоил, защитил от наползавшей тьмы.

Губ жрицы коснулась грустная улыбка, когда малыш, смешно подрыгав ножками, перекатился на бок, продолжая сладко спать.

Когда Сильвер Ринн вырастет, у него, как у его брата, будет подарок отца.

Ведь стоявший у окна ее простой жреческий посох обратился в невиданное оружие. Рукоять его золотилась в такт биению сердца, будто сама дышала, а на верхушке сцепились в грозной битве точно живые, лев и дракон.

Ле знала, чья душа коснулась оружия, может оттого и не чувствовала себя одинокой.

Посох мягко запульсировал, точно хотел заговорить, и Ле не заставила себя ждать — сомкнула пальцы на теплом древке и, глубоко вздохнув, прошептала:

— Не волнуйся, любимый, обещаю тебе, я буду счастливой, — полный нежности взгляд упал на колыбельку, — мы будем… ради тебя!