В Питер я лихо зарулила в семь тридцать утра.

Сказать, что мне было плохо — сильно смягчить выражения. Под конец путешествия подсветка арендованного авто начала создавать затейливую иллюзию, будто я курсирую среди небоскребов Москва-Сити, а никак не по КАДу или по трассе, где с высотными строениями было туговато. Состояние было сродни опрокидыванию на голодный желудок пары рюмочек водочки. Без закуски…

Валентина Алексеевна не спала всю дорогу, ни разу не попросив остановиться, передышки я делала сама, когда понимала, что и ей и мне уже невмоготу. Я минут пять просто стояла возле машины, положив руки на нагретый капот, а она открывала дверь, чуть наклоняясь вперед, вдыхала морозный воздух, подставляя лицо кружащимся снежинкам.

Город начинал потихоньку обрастать пробками, но мы ехали против заторов, и домой добрались быстро. К сожалению, наглостью Лёни я не обладала, и заехать носом в парадную позволить себе не могла, да и крохотная толстопузая машинка не справилась бы с таким Эверестом, как поребрик в нашем дворе, однако, улетевшие на работу ранние пташки дали возможность припарковаться недалеко от парадной.

Валентину Алексеевну качало, и мне пришлось поддерживать женщину. Хорошо, что сумка не большая и не тяжелая, а то бы остались две немощные в машине отдыхать. В голову пришла шальная мысль — съездить за вещами на ее квартиру, но героизм мой быстренько сдулся при мысли о Смолякове, о том, что двери-то, скорее всего, опечатаны, и о том, что доеду я в лучшем случае до ближайшего столба или, не приведи Господи, машины или пешехода.

Доставив мать Димы к себе домой, я поспешила в магазин, который бессовестно игнорировался мною вот уже пятый день, отчего мой холодильник сидел на жесточайшей диете, в нем даже мыши не на чем было вешаться. Брела домой уже на автомате, натыкаясь на полусферы вдоль тротуара.

Валентину Алексеевну я разместила в своей спальне, она поспорила бы, конечно же, но сил не было и, выпив кружку чая и пряча мокрые глаза, женщина ушла отдыхать. Я старалась, как могла, ее отвлечь, но она едва ли ни плакала от усталости и от воспоминаний. В прихожей, еще очень давно, я разместила коллаж с фотографиями, и он заполнялся постепенно. Небольшое раскидистое дерево с ветками— крючочками позволяло добавлять новые, а старые я не убирала. Мне не от кого было прятать прошлое. Я его не боялась, и не вызывало оно отторжения и желания порвать и сжечь картинки из другой жизни. Валентина Алексеевна задержалась возле «дерева» надолго, почти все время, пока я была в магазине, она стояла и рассматривала фотографии. Там были снимки моих родных, наших общих с Димой и моих друзей, коллег по работе. Но все это занимало лишь процентов тридцать, в остальном это была ода Абрикосу. От фото в роддоме, где темные курчавые волосики чуть выбивались из чепчика с черепашками, а огромные глаза едва помещались в объектив, до нынешних, где маленькая красавица позировала на фоне знаменитого Самсона, побеждающего льва.

Слопав бутерброд, на котором масла и сыра было по объему раз в пять больше, чем хлеба, и, запив все это великолепие жутко сладким чаем, я завалилась на диван, но сон не шел, дрема никак не хотела перейти границы бессознательности. Пришлось встать и, порывшись в аптечке, выпить успокоительное: я перенервничала сильно в дороге.

Сон неслышно подкрался, но едва я смежила веки, как в дверь стали настойчиво звонить. Чуть ли ни рукой колотили. С испугу я грохнулась с дивана, встретившись взглядом с округлившимися глазами матери Димы, выбежавшей из спальни. Подлетев к двери, с удивлением обнаружила за ней нашу рассерженную консьержку. Мне даже поздороваться не дали.

— Знаете что! Вы с полицией и со своими бандитами сами разбирайтесь! Это в мои обязанности не входит, — рявкнула женщина. — Я вам не секретарь, и не девочка на побегушках! — заметив мой непонимающий взгляд и вскинутые брови, она хмуро добавила. — Вас из следственного управления ищут.

Я хлопнула себя по лбу ладонью. Варков! Придется задобрить разозленную женщину, мне тут еще жить. Поблагодарив, я захлопнула дверь и, поставив телефон на зарядку, включила. Смс-извещение «Вам звонили» от Варкова было всего одно, а вот от Тропинина штук двадцать.

Следователь, которому я сразу же перезвонила, обрадовал тем, что приедет через три часа. Три часа! А когда же спать?!

Тропинину я по здравым размышлениям звонить не стала. Размышлять о том, зачем я ему понадобилась, да еще так настойчиво, сил не осталось, и я, успокоив, насколько было возможно, Валентину Алексеевну, а ее до сих пор трясло от попытки вторжения консьержки, залегла в комнате Абрикоса, где кроватка хоть была и не большая, зато плотные рулонные шторы создавали приятный полумрак.

Сон был странным, но теперь я точно знала, что это именно сон. Я стояла посреди зала в квартире Димы. На улице, куда вели распахнутые окна, было лето, и был день. Перегнувшись через подоконник, я выглянула наружу. По Невскому проспекту безумно далеко внизу, ползли редкие машинки пузатые и смешные, точно с открыток шестидесятых годов, и двигались призрачные силуэты. Страшно не было. Скорее, муторно. А еще мне очень не хотелось оглядываться. Но пришлось, потому что на мои плечи легли руки. Я резко развернулась, ожидая увидеть бывшего мужа, но там стоял Тропинин, почему-то в зимнем пальто и шарфе, хотя я была в легком платье и босоножках, себя я, конечно, не видела, но была в своем наряде абсолютно уверена. Тропинин руки переместил мне на талию, но смотрел в окно за моей спиной.

— Соня!

Шепот, заполнивший комнату, заставил нас вздрогнуть. Тропинин резко обернулся к двери. Его руки раскинулись в стороны, будто он приготовился поприветствовать вновь прибывшего доброго друга или защитить… Но вместо этого в нас ударил дикий порыв холодного, зимнего ветра, и полетели огромные хлопья снега.

Я проснулась внезапно, подхваченная этим ветром. Рядом на краешке кровати сидела Валентина Алексеевна.

— Сонечка! Прости, милая! Следователь пришел.

Я потрясла головой и потерла руками лицо. Но действие успокоительного не отпускало, оно, похоже, вошло в саму активную фазу.

— Да я… сейчас.

Проходя мимо зала, кивнула Анатолию Ивановичу, который расположился на диване и доставал бумаги из папки. Умывшись и расчесавшись, я надела чистую майку с медведями, чья вторая половинка уехала к бабушке с дедушкой в чемодане Абрикоса, и, заварив всем чаю, уселась в кресле. Варков же, пригубив ароматный напиток начал опрашивать Валентину Алексеевну.

То, что она рассказала, пробрало до костей. Ведь по дороге мы не говорили практически. Я слишком сильно переживала за то, что безумно устала и давно не водила, посему вцепилась в руль с круглыми глазами новичка. Разговоры бы меня отвлекали.

— Он сначала представился и вел себя спокойно. Все выспрашивал, есть ли у нас еще квартиры, дачи, гаражи. Но у нас ничего нет. Я так и сказала. А он… ударил по лицу и стал трясти, — старушка уткнулась в платок. — Кричал, что Дима где-то спрятал что-то, товар какой-то. Но сын возил продукты?! Я ничего не понимаю!

Я посмотрела на Варкова, тот закатил глаза, намекая на то, что пояснит позже.

— Валентина Алексеевна, а что вы скажите по поводу нападения в квартире Маргариты Николаевны? Помните что-нибудь?

Женщины покачала головой.

— Ничего. Ничего не помню. А что с Ритой? Соня не знает.

— Ей лучше. Она женщина… хм… сильная, — улыбнулся Варков.

Он продолжил разговор, а я, кое-как пообщавшись с родителями заплетающимся языком, начала клевать носом. Напряжение схлынуло, и то, что тут, с нами, сидел Варков, как-то успокаивало. Мир опять стал каким-то призрачным, голоса отдалились.

Когда в дверь позвонили, я еле поднялась с кресла, помотав головой в тщетных попытках стряхнуть сон. На пороге стоял Тропинин. Эффект дежавю — только Сережи не было. А так…

Те же снежинки на плечах черного пальто и темных волосах. Сделав шаг в прихожую, он замер, изучая меня. Кажется, мы оба плохо спали ночью, под глазами у него угадывались темные круги. А потом я задохнулась и серьезно задумалась о лунатизме. Его рука обвила меня за плечи и притянула к мужчине, прижимая голову к его плечу. Решила, что раз я сплю, то можно и возмущаться такой фамильярности и даже… обнять в ответ. А почему бы и нет? В конце концов, все равно проснусь, а так было теплее и уютнее. Ну и совсем я уверилась в своем бреде, когда он, чуть отстранив меня, скинул обувь, чем никогда не страдал и, приобняв за талию, повел в зал.

Варков блеснул глазами за тонкими стеклами очков, подвинулся, и Виталий Аркадьевич, скинув пальто в свободное кресло, уселся на диван рядом с ним, а я оказалась прижата к теплому боку Тропинина.

Таки мне начинал нравиться этот сон все больше!

Приложившись щекой к свитеру Тропинина, ощущая мягкость шерсти, я закрыла глаза. Это было так странно и непривычно, знать, что рядом кто-то сильный, мужчина, для которого ты не совсем чужая-прохожая.

Вот ведь накрыло, так накрыло!

Варков попросил подписать Валентину Алексеевну листы в нескольких местах. А потом заговорил Тропинин. Его голос журчал мягко, без нажима. А я сидела и думала, что как-то не хорошо, даже во сне, смущать пожилую уставшую женщину. Ведь я, вроде как, была за ее сыном замужем. А тут сижу перед ней, в обнимку с кем-то, кого сама едва знаю, он говорит какие-то важные вещи для нас с матерью Димы, смысл которых от меня ускользает, он принимает важные решения, и с ним не хочется спорить мне, по крайней мере. Я пыталась сконцентрироваться на его голосе. Но, как и во многих снах, не могла понять и слова. Может, мне снится, как он на итальянском говорит? Но другие персонажи морока все понимали. Вот Валентина Алексеевна всплеснула руками и заспорила. Вот Варков (от него я, правда, видела только ноги) сказал что-то ободряющее старушке. В тот момент мне подумалось, что я вот-вот приду в себя, но вместо этого провалилась в темноту, сладко заснув.

* * *

Когда я открыла глаза, было темно и тепло. Уютный плед мягко хранил мои сны, в них было много солнца и голубого неба. Ветра. Мне снился паром. Мы когда-то ходили на нем в Стокгольм из Питера с друзьями, превратив сие мероприятие больше в дружескую тусовку, благодаря неплохому алкоголю из дьюти фри и посиделкам, собственно, как и большинство пассажиров.

Утром, когда все еще спали по своим каютам, я вышла на палубу. Не спалось, а в телефоне имелось неплохое количество подходящей для созерцания и одиночества музыки. Темно-синяя вода поглощала рассветные лучи, приятный бриз трепал волосы. Сложно переливалась музыка в наушнике, унося в неизведанные дали.

Вот и во сне я стояла, исполненная покоя и какой-то удовлетворенности, только солнце, в отличие от настоящего, не двигалось ввысь. Оно зависло над горизонтом, насыщенным всеми красками живым огнем.

Спустив ноги с кровати в своей спальне, где я оказалась, причем, не помню как, решила пожурить Валентину Алексеевну, за то, что та не разбудила. В зале горел свет, и я направилась туда, пытаясь распутать свалявшиеся волосы. И заорала! Почти. Вовремя прикусив язык. В кресле, закинув ногу на ногу, сидел Леонид и приветственно махал мне пультом.

— Доброй ночи, Софья Аркадьевна, — улыбнулся мужчина.

— И вам того же! — я приподняла бровь, надеясь на пояснения. — А где Валентина Алексеевна?

— В данный момент в пансионате в Зеленогорске, и с учетом того, что время — одиннадцать вечера, полагаю, спит, — проинформировал меня Лёня, возмущенно всплеснув руками, потому что кто-то кому-то забил мячиком в ворота (а он смотрел матч).

Сонливость мою как рукой сняло.

— А вам необходимо собрать вещи, и проехать со мной, — не отрывая взгляда от экрана, ошарашил водитель Тропинина.

— В тюрьму? — первое, что пришло на ум, ляпнула я.

Лёня от просмотра оторвался и окинул меня подозрительным взглядам на предмет вменяемости.

— Это вы, пожалуй, загнули, Софья Аркадьевна. Вы переезжаете на Фонтанку, пока Анатолий Иванович не изловит злодея уж точно. Мне необходимо доставить вас в целости и сохранности. На работу вы будете ездить с Артёмом, вторым водителем Виталия Аркадьевича.

— Так, стоп! — я выставила руку в защитном жесте. — Мне надо умыться, а то мне какая-то ерунда мерещится.

В ванной я пробыла минут тридцать. Решив, что вполне готова поговорить нормально, я высунула нос в зал, только вот Леонида там не оказалось. Я уж собралась вздохнуть свободно, когда услышала звон посуды. Леонид варил кофе, абсолютно спокойно хозяйничая на моей кухне. Он отыскал раскрытый пакет с молотым, чашечки и даже турку отрыл из недр посудомойки.

— Спать охота, знаете ли. Поздно уже. А завтра в шесть тридцать на работу, — жалостливо так возвестил мужчина. — Но уехать я могу только с вами.

— Леонид, как вас по батюшке? — уточнила я.

— Для вас, Софья Аркадьевна, просто Леонид, — широко улыбнулся водитель.

— Леонид, — не стала спорить я. — Что происходит?

— Виталий Аркадьевич — человек богатый, он может себе позволить иногда проявить благородство и помочь двум дамам, попавшим в беду.

— Характеристика мушкетера, — я опустилась на стул.

Лёня хохотнул.

— Ну, так и есть где-то. Он предложил вашей свекрови уютный закрытый пансион. Разумеется, расходы он взял на себя. Там хорошая охрана и хорошие врачи. А это как раз то, что надо. Вас он также не мог оставить без присмотра, но контролировать вас легче, если вы будете под присмотром его людей.

— Зачем ему это? — мы добрались до сути.

— Ну, вы хотите в корректной форме или как есть? — улыбнулся Лёня, помешивая кофе.

— Как есть.

— Он же с вами спит, вот и проявляет… заботу, — совершенно не смущаясь, заявил мне водитель Тропинина.

Как хорошо, что я все еще не проснулась, и усталость до сих пор толком не отпустила, иначе реакция была бы бурной.

— Я бы посоветовал вам, Софья Аркадьевна, радоваться тому, что дают, и не создавать ему проблем, если хотите, чтобы дальше давали и радовали. Я это говорю от чистого сердца. А теперь будьте любезны собраться и проехать со мной.

— Никуда я не поеду, — чувствую, что все же начинаю закипать. — Силой вы меня не потащите. Это мой дом.

— Хорошо, — Леня снял пиджак, повесив его на спинку стула, а он уже приготовился к тому, что я выполню команду и, преданно заглядывая в глаза, побегу за ним с рюкзаком в зубах. — Я останусь здесь.

— Отлично, можете лечь на коврике в прихожей. Если Смоляков через вас споткнется, это, возможно, спасет мне жизнь, — злорадно прошипела я. Меня «слегка» задело, что все всё без меня решили.

— А вы не подумали, что пребывание старухи надо… хм… оплатить, если вы понимаете, о чем я? — усмехнулся Лёня, но глаза его улыбаться перестали.

— Могу ее забрать прямо сейчас, — наклонилась я вперед.

— Машину уже отогнали, — улыбка стала еще «ненатуральнее».

— Найму еще, — напугал!

— Вы — эгоистка, и вам не жалко бабульку, — припечатал Леонид.

Вот тут я задохнулась от возмущения, и уже открыла рот, чтобы выстрелить в Лёню всеми возможными колкостями, а также завуалированными и не очень оскорблениями, но зазвонил мой телефон, почивавший на кухонном столе. И звонил, конечно же, благодетель!

— Я отвечать не буду.

— Тогда Виталий Аркадьевич будет здесь минут через… хм… пятнадцать. Сначала взволнованный, потому что я тоже трубку не возьму, а потом… он будет не в настроении.

— Да мне, знаете ли… — попыталась я возразить.

— А он вам жизнь спас, между прочим! — звучало это, как если бы Тропинин сотворил вселенную, хотя для меня так и было отчасти.

Я опустилась на стул и уронила лицо в ладони, опираясь локтями о стол.

— Зачем ему все это? — жалостливо спросила я.

— Вы ему нравитесь, — просветил меня Лёня. — Пользуйтесь, пока есть возможность. В конце концов, ничего плохого в этом нет. Вы — большая девочка, Софья. У вас проблемы. У него же обычно это проходит быстро, так что это ненадолго, и для вас выгодно.

Трубка продолжила настойчиво пиликать, и я, помедлив пару секунд, ответила.

— Да? — голос у меня был тихий-тихий.

— Софья, — голос Тропинина чуть дрожал, будто он быстро шел. — Где ты? Лёня забрал тебя?

— Я… Я только проснулась, Леонид меня не стал будить, — бросила взгляд на водителя, тот попивал кофе, отвернувшись к окну.

— Лёня отвезет на Фонтанку. Там тебя уже ждут. Утром приедет Артём, он будет твоим водителем.

— Спасибо, — еще тише и вдобавок еще и хрипло выдала я.

— Ты заболела?

— Нет… просто… со сна… — я прокашлялась.

Интересно, а что там у него с бывшей женой?

— Тебе необходимо отдохнуть. Лёня сообщит мне, как доставит тебя до места. Твоя бывшая свекровь устроена в хороший пансион за городом. Завтра ей купят телефон, и она сможет с тобой связаться. За нее можешь не переживать.

— Спасибо, — почему я ему верю?

— Отдыхай. Спокойно ночи.

— И вам…

Он отключился. А я положила телефон на стол.

* * *

Собралась я быстро, сумка была крохотной. С Лёней в машине я принципиально не разговаривала, найдя в его лице козла отпущения, хотя он пытался занять меня дружеской беседой. Но я была слишком занята еще и тем, что логика поведения Тропинина от меня ускользала. Я жалостливой была в меру, хотя некоторые так не считают. И уж тем более, не считала я, что к жалостливым людям относится Тропинин, иначе он не был бы тем, кем являлся. Загадка!

А еще я ненавидела быть кому-то обязанной. Дима довел эту мою ненависть до апогея, когда мы разводились. По его словам, я ему была обязана всем. Хотя, кое-чем все же была — Настей. И все! Но в период расцвета конфликта, мужское эго требовало выплеснуть обиду, доказать самому себе нужность и мою от него зависимость.

Теперь я была обязана Тропинину. А Тропинин — не Дима. Возможности их не сопоставимы. Властность одного обоснована, что еще хуже. Отцу Насти мне было, что противопоставить, а тут… ничего. И от того, что он был вежлив и вел себя порядочно, становилось только страшнее.

Вот свинство! Ведь даже попытки выпадов в его сторону могли вызвать волнение моей собственной совести. Вот тебе и секс без обязательств! Вроде Тропинин старается, а почему-то обязанной себя считаю именно я?! И все считают, будут считать…

Окна квартиры на Фонтанке были мрачны и темны, на них явно имелось покрытие, не дававшее лишнему свету и лишним взглядам проникать в святая святых.

Леонид, не смущаясь, зажал пару неплохого качества машинок, припарковавшись на аварийке, и, подхватив мою сумку, направился к двери в парадную. Открылась она без лишних манипуляций со стороны Лёни, и за нею стоял высокий мужеподобный шкаф в костюме. Мужчины обменялись кивками, после чего водитель Тропинина провел меня к лифту и доставил на второй этаж. В знакомом холле нас уже ожидала женщина в темном платье. Хорошо еще передника и чепчика на ней не имелось, а то я вполне могла бы причислить ее к горничным из голливудских фильмов.

Женщина была, возможно, чуть старше меня, исполненная собственной важности и достоинства.

— Софья Аркадьевна, добрый вечер. Следуйте за мной, — она кивнула и поплыла по коридору походочкой от бедра.

В голове крутился вопрос, а спал ли Тропинин и с ней? Или он с горничными не спит, а подбирает баб с улицы.

Чтобы не утонуть в собственной желчи, ощущая полную беспомощность от навязанной помощи, я глубоко вздохнула и последовала за женщиной, попой чувствуя ухмылочку на лице Леонида.

Смоляков мне лично уже не казался такой уж проблемой. Но чтобы все это «разрулить» и вернуться домой, мне требовалось увидеть Виталия Аркадьевича и разговаривать с ним напрямую.

Леонид доставил меня до дверей, похоже, опасаясь, и обосновано, что я убегу, и исчез, пожелав приятной ночи.

Разумеется, гостям моего ранга никакой карточки от замка не полагалось. Что меня ни в коей мере не удивило и даже не оскорбило. Хотя съязвить по поводу кражи родового столового серебра меня так и подмывало. Поганее чувства нет, чем ощущать себя третьим сортом. Хотя… Что-то я перегибаю палку…

Анна Александровна (та самая горничная) оказалась носителем звучного титула «экономки», а они, в моем понимании, выглядели дородными умудренными опытом женщинами, а ни как Мисс какого-нибудь города (ну, это мои стереотипы, вынесенные из кучи романов) Госпожа экономка, разумеется, была в курсе моего статуса. Ее вежливость и обходительность были сродни куску льда во рту, от него ноет нёбо, и вода талая не так вкусна, как расписывают приверженцы здорового питания.

Квартира на самом деле оказалась огромной, занимая весь этаж, а ведь снаружи особнячки выглядели аккуратными и небольшими. Но в этом-то и заключается талант архитектора.

Мой путь вслед за Анной Александровной лежал, конечно же, не в хозяйскую спальню, которая находилась в левом крыле. А в противоположном направлении. Комната, которую мне выделили, была прекрасно обставлена, располагалась недалеко от гостиной и явно предназначалась для гостей. В ней старина уступила более привычному и удобному модерну. Серо-белые тона, мягкий свет настенных ламп. Красиво, черство и холодно. Дизайнер либо поленился вложить душу в свое произведение, либо целью заказчика было сделать так, чтобы гости тут надолго не задерживались.

— Будете ужинать? — поинтересовались за моей спиной.

— Нет, спасибо большое. Можно узнать, где кухня? Я бы просто выпила чаю. Если, конечно, мне не запрещено покидать эти покои? — вот пыталась же, но лимит моей сдержанности, похоже, исчерпался.

— Пойдемте, я покажу вам все необходимое, — вряд ли Анна Александровна была глупа, и она явно была более воспитана, чем я, ибо выпад пропустила мимо ушей.

— Извините. День был тяжелый.

Она сдержано кивнула и пошла по коридору. Кухня была грезой домохозяйки: с двумя окнами, выполненная в темно-коричневой гамме, в ней чувствовалось цельное дерево и натуральный камень, переливы стекла и хромированных поставок добавляли величественности и притягательности. Как ни странно, она была очень уютной и стильной.

Наверное, здорово быть в таком доме полновластной хозяйкой: встать воскресным утром, пока твое очаровательное семейство спит, а за окном солнце, мороз и сияет снег, Фонтанка спряталась от мира подо льдом. Быть в носках и теплом свитере до колена, с огромной чашкой чая, от которой идет парок и аромат. И знать, что в твоей жизни что-то получилось, что-то удалось. Только для этого надо быть Нонной Владимировной. Потому что даже такая вот Мисс «какого-то города» ходит по этой квартире в строгих платьях и балетках, а не на каблуках — шпильках высотой от одиннадцати сантиметров, дабы показать длину и стройность ног.

Чай и сахар стояли на полочках (что-то я подсела на сахар), вода в кране имелась, значит, проживу до встречи с Тропининым.

— Там, — кивнула Анна Александровна, — комнаты обслуживающего персонала. Если понадоблюсь…

— Анна Александровна, а у персонала свои спальни? — вдруг подумалось мне, что кухня к ним ближе.

— Да. Если хозяева тут живут, тут проживает и обслуга.

— А можно посмотреть на любую пустующую?

Женщина удивленно воззрилась на меня, но сделала приглашающий жест.

Ближайшая к кухне спальня пустовала. Обычная незатейливая комната. Чистая и убранная. Полутороспальная кровать, шкаф, небольшая ванная комната, стол. Как в трехзвездочных гостиницах.

— А можно я тут остановлюсь?

— Э… Но вы гостья! — Анна Александровна замешкалась.

— Да, ладно вам, какая гостья?! Недоразумение. И тут уютнее, чем в том сером гробу.

Я заметила, как она успела проглотить улыбку.

— Как пожелаете.

Я быстро вернулась за сумкой, повесив одежду на завтра на вешалку в небольшом встроенном шкафу, отправилась на кухню. Чай заварился, когда было глубоко за полночь. Спать не хотелось, я и так продрыхла целый день. Посему, истинным отдыхом стали книга на телефоне, крепкий сладкий напиток, приятный полумрак шикарной кухни, где я терялась, почти как в соборе Святого Петра в Ватикане. Зато хорошо — не сразу заметят.

Анна Александровна ушла к себе. А я сидела и размышляла, что ведь хотела в ту достопамятную субботу взять такси до работы. Если бы я тогда так сделала, а это была… да, суббота… семнадцатое декабря… Дима погиб семнадцатого. Может быть, линия судьбы свернула бы совсем в другом направлении?! Может, отец Абрикосика не погиб бы?! И Тропинина я бы не встретила. И всего этого не было бы. И я, пожалуй, была бы этому рада. Наверное…