Современные авторы статей для дамских журналов пишут, что настоящая женщина должна, будучи (как оказалось!) от природы прекрасным актером и манипулятором, уметь, в том числе, управлять своими эмоциями, контролируя все от жестов до движений глаз. И, как один из результатов, достигшие в этом искусстве наивысшего мастерства представительницы слабого пола могут одной мимикой поставить на место менее способных оппонентов, если последние имеют хоть толику мозгов. Дамы, расположившиеся передо мной на большом кожаном диване в залитой светом гостиной, явно были профессионалами в этом вопросе. Хотя возраст разделял их далеко не на пять и даже не на десять лет.
Странно, что их чашечки с чаем, кои они придерживали за крохотные витые фарфоровые ручки, не покрылись инеем, потому что я почувствовала себя так, будто попала в холодильник.
Одну из них, Нонну Владимировну я уже имела удовольствие лицезреть, и в принципе представляла себе, что бывшая жена Виталия не девочка с улицы. А уж после ее памятного звонка, мое появление вряд ли бы могло вызвать на ее лице другое выражение, кроме холодного презрения, ведь ясно без слов, что приехала я в дом Виталия Аркадьевича не доверенность подписывать. А вот вторая сидевшая рядом с ней женщина за пятьдесят, имевшая холеное интеллигентное лицо с вполне себе аристократическими морщинками, показалась мне специалистом, чей класс по осаживанию взглядом во много раз превосходил уровень ее соседки по дивану.
— Софья Аркадьевна, — поприветствовала меня бывшая жена хозяина дома, проявив к тому же вполне предсказуемую осведомленность насчет моей персоны (конечно, возможно у нее просто хорошая память, хотя вряд ли). Женщина, аккуратно поставила чашечку и блюдце на журнальный столик, отражавший яркие потолочные светильники. — Присаживайтесь! — тонкая кисть с длинными пальцами, два из которых были украшены неброскими, но изящными кольцами, вежливо указала мне на кресло напротив.
Разговор из разряда «Выметайся» конечно же, следовало начать в более комфортной обстановке. Вот только садиться мне не хотелось. Хотелось извиниться, подмигнув зеленому огоньку в замке на двери, исчезнуть из этого дома, потому как хотя две представительницы высшего света мне еще ничего не сказали, но в их обществе мне уже было душно.
Может, потому что я чувствовала себя не на своем месте. Может, потому что не предполагала, что в моей жизни состоится подобного рода встреча, где я буду, аки нерадивая школьница на родительском собрании, куда пригласили всех учителей и директора школы с завучем в довесок, в надежде оказать на меня большое воздействие прилюдным разбором моих грехов. Может, потому что была не готова к тому, что выдернутая из тихой, уютной жизни в окружении родителей и моей крохи, я окажусь в пыточной, и никто меня об этом не предупредит.
— Элона Робертовна, мама Виталия Аркадьевича, — Нонна Владимировна вежливо кивнула головой в сторону пожилой дамы.
Это сразу же расставило все по местам. Холодноватые светлые глаза, чуть высокомерное, чуть злое выражение лица, говорившее о том, что сама природа наградила родительницу Виталия подобным строением губ, глаз и тонкого носа, а уж потом сама Элона Робертовна отдала сыну «всю себя».
Что ж, представляются обычно младший старшему, помнится мне по правилам этикета, а значит мать Вита прекрасно осведомлена, кто сидит перед ней. И, полагаю, в высоком уровне осведомленности не последнюю роль сыграли и Лёня, и Анна Александровна, которой не наблюдалось в гостиной, и которая, по идее, должна была первой приветствовать гостью.
Здесь вряд ли кто-то будет играть на моей стороне. Интересно, а Виталий в курсе этого собрания? А что? Идеальный способ избавиться от надоевшей любовницы не своими руками. Я не из тех, кто будет сносить оскорбления ради того, чтобы мягко спать и вкусно есть.
Очень хотелось потрясти головой, чтобы плохие мысли вымело из черепной коробки. Собравшись с духом я прошла к давно дожидавшемуся меня креслу и присела, стараясь держать спину прямо и не сильно задирать подбородок в попытке доказать самой себе свою же силу и достоинство.
— Приятно познакомиться, Элона Робертовна, — я вежливо наклонила голову в знак приветствия. — Нонна Владимировна.
— Чаю? — последовало любезное предложение от бывшей Виталия.
— Нет, спасибо, — мой собственный голос меня порадовал: по сравнению с той бурей, что бушевала внутри, он был удивительно спокойным.
— Рада, что ваш самолет удачно вылетел и приземлился, — парламентарий от их партии решила начать с непринужденной беседы. — Вот Вите так не повезло. Он сможет вылететь лишь утром.
Закралось у меня подозрение, что дамочки еще и ведовскими способностями обладают, и выверты погоды есть не что иное, как их колдовские шалости.
— Сережа по нему очень соскучился. Подумываю завтра с утра поменять билеты, чтобы они с сыном подольше побыли вместе. Они так редко видятся, что не хочется из-за плохой погоды лишать ребенка общества отца, — рассуждала вслух Нонна Владимировна, прихватив свою чашечку с блюдца и слегка оттопырив мизинчик с телесно-розоватым маникюром.
— Да, очень жаль, — пришлось согласиться и подать голос, потому как женщина вопросительно замерла, явно ожидая от меня какой-нибудь реакции.
— Погода в этом году не радует, — поддержала разговор Элона Робертовна.
Голос ее был низким с хрипотцой. Мне почему-то показалось, что она курит, но умело скрывает этот свой недостаток. Мать Виталия прижала к губам край фарфоровой красоты, делая крохотные глоточки, что не мешало ей, однако, открыто и совершенно не смущаясь, наблюдать за мной.
— Просто, Элона Робертовна, вы привыкли к климату Калифорнии. К солнцу и теплу быстро привыкаешь. Кстати, привет Шуре и его супруге! Я так давно не была в теплых краях. Из-за того, что Сереженька не захотел расстраивать папу, поездку в Австралию пришлось срочно отменять. А у вас есть дети, Софья Аркадьевна? — вдруг обратилась ко мне Нонна Владимировна. — Сережа говорил, что у вас дочка, кажется? Вы же знаете эту историю, мама? Софья Аркадьевна нашла Сереженьку, когда тот решил сбежать, чтобы не улетать, и доставила его Вите. Удивительное совпадение и везение.
Так! Кажется, сейчас меня во второй раз обвинят в похищении ребенка. Но мысли женщины свернули в совершенно ином направлении, оставив меня наедине с очередным намеком.
— Так о чем я?! А! Я о том, Софья Аркадьевна, что малышей обязательно нужно вывозить из этого жуткого климата хотя бы пару раз в год. Солнце и морской воздух для их здоровья просто необходимы.
Элона Робертовна опустила чашечку на блюдце и сокрушенно покачала головой.
— Ты права, дорогая! Даже здесь, на Фонтанке, стало как-то холоднее. Будто само здание промерзло, — у нее тоже был акцент, но не такой, как у Виталия, совсем другой выговор получался, видимо, она и правда большую часть времени проводила в Америке, и говорила по-английски. — Помню, когда я получила эту квартиру после смерти Аркадия, здесь было менее красиво, но удивительно тепло. От стен веяло стариной и историей. Духом тех, кто населял это дом еще до революции. А уж когда родился Сереженька, здесь был просто Рай. Надеюсь, все вернется на круги своя. Витя вложил душу в эту квартиру, хотелось бы, чтобы и женские руки подарили ей уют и тепло.
Использование такого забавного способа показать мне, что я тут для временного ублажения хозяина, которой даже прощается в силу, уж даже не представляю чего, то, что этот самый глава рода Тропининых со мной спит, я не ожидала. Это посмешило. И отдавало горечью. Ведь, несмотря на все, что происходило последнее время, я, прячась от собственного же здравого смысла, задумывалась о том, что мне бы, наверное, хотелось иметь такого мужчину рядом. Может быть, даже позволить себе помечтать о семье.
Семья… Правда, стал подспудно мучить меня другой страх. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что не всякий мужчина примет чужого ребенка, как, кстати, и не всякая женщина. А если подумать, Виталий может и хочет видеть меня рядом, но терзают меня смутные сомнения, что он рассматривает он меня как одинокую женщину. Но я не одна. И уже полна тоски от разлуки с дочерью, для меня ее ручки и поцелуи, рисунки и книжки, танцы под музыку, это жизнь, и без нее я себя не представляю. Отношения с тем, кто не примет моего ребенка, не имеют смысла а, говоря по чести, и не нужны.
Интернет, конечно, та еще свалка тупости и лицемерия. И на большее число информации с возрастом глядишь сквозь пальцы, пролистываешь, пропускаешь мимо ушей и глаз. Но задели меня рассуждения на одном мужском форуме, о том, что не стоит мужикам брать разведенку с ребенком. И хотя умом я прекрасно понимала всю глупость отдающих к тому же еще и эгоизмом рассуждений инфантильных представителей противоположного пола, да и отношений мне тогда не надо было (после развода с Димой, я в сторону мужчин смотреть не могла). Но цинизм высказывания, что разведенка это априори неудачница, да и большинство самцов «чужую сперму» никогда не воспримут как свою, вкупе с воспоминаниями о поведении бывшего мужа, всколыхнул во мне яркое мужененавистничество.
Конечно, рассуждать о подобном было рано в отношениях с Виталием, да я еще не скоро бы созрела до знакомства его и моей дочери, даже если бы все шло как по маслу. Вот только было ли бы так? Пусть говорят, что я глупая и тороплю события. Но есть перечень вещей, взгляды на которые изначально у партнеров должны совпадать. Или, я не права?
Мда… Если бы жизнь хотела меня порадовать, я бы провела этот вечер с Виталием, человеком к которому я чувствую нечто очень близкое к большой симпатии, желанию. Но вселенная намекнула, что не стоит расслабляться.
Две дамы продолжали беседовать на отвлеченные темы, каждой фразой подчеркивая то, что меня в мире Виталия не будет. Они так старались, что мне стало жаль, нет, не себя — их. И все это на фоне одной единственной мысли — ведь после приземления моего самолета Виталий не звонил. Последний раз мы говорили с ним пять часов назад, перед тем как мне зарегистрироваться на рейс и расцеловать на прощание родителей и дочку. Значит, он либо в курсе, что я прилетела, и его просветил кто-то из его окружения, либо я очень хорошо научилась себя обманывать, и Виталию все равно. А может наши понятия о жизни и заботе не имеют ничего общего?
Готова ли я к отношениям, к притиркам, к боли, к обидам, к тому, что надо здраво мыслить, осаживать себя, верить? Даже на короткий срок, особенно на короткий срок. Хороший вопрос.
— Простите, — сорвалось с языка. — Не хочу показаться бестактной, но, полагаю, вы собрались здесь не для того, чтобы поговорить о погоде.
Женщины замерли, взгляды их заполнил лед.
— Что ж, вы правы, Софья, — как ни странно, разговор со мной продолжила старшая Тропинина. — Мы с вами взрослые люди. Вы не глупы. И судя по тому, что я вижу и знаю, на охотницу за состоянием вы не похожи, — женщина сцепила пальцы в замок, устроив их на коленях. Ее руки с синими венками, змейками обвивавшими тыльную сторону ладоней, с аккуратными ногтями, говорили о том, что их обладательница умела и следила за собой. — Я даже предполагаю, что между вами и Витей возникло некое теплое чувство. Однако в сложившейся ситуации нам всем требуется пересмотреть свое поведение. Нонне следует занять место, которая она когда-то потеряла, рядом с моим сыном, чтобы семья, которой так дорожит Витя, была единой. То, что случилось между ними, есть череда непоправимых ошибок. Вите нужен сын, а моему внуку — отец. И сейчас судьба дает возможность, если не исправить совершенные ошибки, то хотя бы начать все заново.
То самое роднившее ее с сыном выражение злости сбежало с лица, на секунду на нем промелькнули два таких не сочетаемых чувства как надежда и страх.
— Вам тоже должно стать легче, Софья. За последние шесть лет у Вити было достаточно женщин. Но не одну из них он не поставил рядом с собой, даже не пытался. Воспоминания еще живы в нем и, я надеюсь, чувства. Вы же молоды, и вам стоит обратить внимание на более подходящие кандидатуры.
— Это была его инициатива? — поинтересовалась я, когда Элона Робертовна решила передохнуть. Верилось мне с трудом, что это его идея. Не хотелось верить.
— Нет, — Элона Робертовна покачала головой, и устало прикрыла веки. — Нам с Нонной еще предстоит получить свою порцию недовольства Вити, но это того стоит. Не разрушайте семью, Софья. Мы не хотим конфликта. И вы, и он — свободные люди, и имеете право вступить в… отношения, — подобрала она подходящее слово.
А мне вспомнилось, что ее сын тоже сидел на этом диване, правда, обстановка была более приятной, и он говорил, что все будет хорошо, что он постарается. Я ведь поверила его словам.
— Все же придется показаться невежливой, но я хотела бы услышать это от него самого, — я посмотрела в упор на мать Виталия.
Женщина поджала губы.
— Что ж, раз так… Жаль… Я попрошу вас покинуть мою квартиру, Софья. Если вы захотите в дальнейшем обсудить с моим сыном ваши отношения, ваше право.
Лучше бы с этого и начали.
Я встала.
— Надеюсь у вас есть куда отправиться? — что-то не чувствовалось в ее голосе сочувствия и беспокойства.
— Не волнуйтесь, под вашей дверью сидеть не стану. Я заберу вещи, если вы не против?!
— Разумеется, — кивнула Элона Робертовна.
— Благодарю.
Нонна Владимировна не проронила ни слова и предпочла изучать на пол под ногами, чем напомнила маленькую девочку, с обидчиком которой пришлось разбираться взрослым.
В спальне в сравнении с гостиной оказался удивительно свежий воздух. Пахло парфюмом Виталия, запах был едва уловим, и шел от свитера, который он в момент нашего отбытия оставил скомканным на кровати. Я его повесила на вычурную спинку стула, чтобы не мялся. Видимо, Анна Александровна хозяйское расположение вещей трогать не стала без соответствующего приказа.
Пустой экран телефона не смущал больше. А я собралась с силами и мыслями. Это не могло не радовать.
Так, завтра на работу. Тому дергать я не буду. Гостиницы сейчас пустые (не сезон), ночь я вполне могу провести недалеко от работы.
— Вам помочь?
Я оглянулась, на пороге стояла Анна Александровна. Женщина выглядела бледной и болезненной. Ее даже слегка шатало.
— Да, — замялась экономка, правильно истолковав мой взгляд. — Просто… простуда. Софья Аркадьевна, — она оперлась плечом о косяк. — Господин Тропинин так часто делает. С телефоном. Он к такому привык. Я уверена, когда Виталий Аркадьевич вернется — не обрадуется. Артем отвезет вас на квартиру, которая принадлежит одной из фирм.
— Анна Александровна, не стоит. Я поеду домой! — они издеваются что ли?!
— Но ваша квартира разгромлена, — женщина зажмурилась.
— Вам лучше прилечь, вы еле на ногах держитесь, — ушла я от ответа.
— Софья Аркадьевна, я работаю у Виталия Аркадьевича около трех лет и с Нонной Владимировной не была знакома, его мать я также видела лишь пару раз. Договор у меня подписан с господином Тропининым, и я буду отстаивать его интересы. Кое-какие черты характера работодателя я для себя уяснила, и представляю себе, во что выльется то, что произошло в гостиной. Виталий Аркадьевич ненавидит, когда кто-то пытается лезть в его жизнь и диктовать ему условия, даже его матери это не позволено. И если по прилету он узнает, что вы уехали одна к себе на квартиру, здесь клочки пойдут по закоулочкам, достанется всем.
— Но и вы меня поймите тоже, я не мячик, чтобы меня перекидывали по желанию туда-сюда.
— Софья Аркадьевна, прошу вас. Одна ночь. Артем — ваш водитель. Он останется с вами.
— Зачем вам это? — я непонимающе уставилась на нее.
— Я вам обязана работой, — вымученно улыбнулась экономка.
Вас-то я понимаю, а вот как быть со мной?! Господи Боже, я действительно жду плохого! Неужели Виталий прав?! Как же это больно — переступать через себя, и идти вперед, несмотря на страх нарваться на безразличие и равнодушие.
— Хорошо, — это все на что меня хватило.
* * *
Мой марш через гостиную с сумкой на колесиках, выделенной мне Анной Александровной, был тем еще зрелищем. Пришлось больше времени потратить на то, чтобы привести себя в порядок, чем на сбор вещей, которые я, бессовестно наплевав на труд экономки, покидала, не глядя, в чемодан… Зато кожа сияла, волосы, поддерживаемые аккуратным крабиком, застыли узлом на макушке. Уходить надо с достоинством. Не важно, чем закончится разговор с Виталием, если он вообще состоится.
Кажется, обе заговорщицы были не в своей тарелке. А я к своему удивлению усомнилась, что Элона Робертовна в душе желает того, о чем попросила, а точнее приказала. Странное ощущение того, что она будто зависела в своем решении от бывшей супруги Виталия, меня не покидало. Семейные тайны? Кстати, ни те ли это «трудности», которые так вымотали Виталия три дня назад?!
Артем широко улыбнулся, встретив меня за дверью и подхватив чемодан. Мы быстро спустились вниз и скоро уже неслись по ночному городу на север.
Многоэтажная высотка, в которой располагалась квартира, принадлежащая одной из фирм Тропинина, находилась на Коломяжском проспекте.
Коломяги — не бедный питерский район с частными домами, смотрящими на затянутое облаками небо, залитыми светом окнами в крышах мансард. Эти окна напоминали своеобразные входы в лисью нору, которая поглотила Алису, они манили своим радушием и теплом.
Но мне Коломяги помнились одной непримечательной церквушкой, о которой мало кто знает из приезжих. Ведь славу Исаакия, Спаса на крови или часовни Ксении Петербуржской перекрыть трудно, особенно последней, к которой идут паломники с самыми сокровенными желаниями и мечтами, и, уж проверено не раз, желания и мечты не только о здравии.
Крохотная деревянная церковь Димитрия Солунского, пережившая крах империи, становление социализма вместе с его упадком, блокаду, зарождение капитализма и ныне продолжавшая дарить утешение тем, кто приходит, своим скромным убранством, умиротворяющей тишиной и запахом воска.
И я бы, живя на «далеком» юге города, вряд ли бы тоже узнала об этом месте, если бы не рейс «Шарм-эль-Шейх — Петербург».
И хотя никто из моих знакомых на том самолете не был, душе было больно за безвинно погубленные души, а работа заставила прикоснуться к ужасу, что испытали люди, потерявшие близких в том ужасном теракте. Новости и фотографии никогда не передадут того, что способны поведать глаза человека. И вроде бы обычный день, обычный мужчина чуть за сорок, но его, именно его глаза до сих пор мне снятся иногда. В них и сила, и пустота, и жизнь, и смерть. На самолете летели самые дорогие его люди. Среди бумаг свидетельство о смерти с отметкой об отпевании в этой церквушке. И я не сильно набожная, верившая во что-то высшее, но никогда не ударявшаяся в религию, поехала поставить свечку за всех тех, кто не долетел до дома, потому что помнила, как дрожали мои руки с зажатой розовой бумагой, на которой черный шрифт отпечатал последнюю дату для крохотного существа.
Эта сама церквушка голубая, как летнее небо, в котором и утонул самолет, мелькнула за окном автомобиля. Воспоминания о Диме нахлынули как селевой поток, снесли все защитные стены, которые я возводила вокруг своего сердца.
Артем молчал, и если честно, мне начинало это нравиться. Он и Анна, они были похожи, и, кажется, были неплохими людьми, может они и преследовали свои цели, но это не мешало помогать мне, как оказалось.
Квартира была небольшой и уютненькой. Обычно тут «прописывали» приезжих сотрудников, которых искали по всей матушке России, а-ля поиск талантов, поведал Артем, усмехнувшись.
Как я поняла, в фирмах Виталия, сфера интересов которого выходила далеко за пределы строительства, платили хорошим специалистам хорошо, так что те на подобных служебных квартирах не задерживались, и либо уезжали не солоно хлебавши, либо быстренько обрастали собственной жилплощадью, хоть и ипотечной.
Две комнатки, небольшая кухня. Все необходимое. Я бы и спать завалилась, если честно, но мой и Артемовский желудки как по команде подали сигнал к атаке. Встретив дружескую понимающую улыбку соратника по голодовке, я отправилась изучать кухню, а Артем отбыл в магазин.
Вернулся он с целым пакетом вкусной и совершенно неполезной еды, но после сегодняшнего мне было как-то начхать на «Е» в составе продуктов. Артем же, вырвавшись из-под опеки жены, радостно поблескивал голодными глазами в сторону колбасы.
Но самой замечательной находкой оказалась на дне пакета бутылка красного сухого вина.
— Прямо праздник, — усмехнулась я.
— А что? Нас с Вами отпустили «погулять», — хохотнул в ответ водитель, чем вызвал мой удивленный взгляд. — Уж поверьте, Соня Аркадьевна, — потряс он меня еще и обращением, — завтра халява закончится. Я даже боюсь себе представить, что устроит шеф. Он с виду спокойный, а на самом деле, тот еще «мирный атом».
Я засыпала в кипящую воду макароны и, помешивая ложечкой, задумчиво поинтересовалась.
— Анна Александровна болеет. Вам бы лучше вернуться, о ней стоит позаботиться.
— Анна в полном порядке, — хитро улыбнулся Артем, усаживаясь на табурет возле небольшого стеклянного стола на кухне. — Отличный план против посетительниц, которых она не знает, дабы не отвечать на их вопросы, — мужчина хмыкнул. — А с вами удобно было использовать, чтобы разжалобить.
Ложка чуть из пальцев у меня не выпала.
— Артисты!
— А то, — задорная мальчишеская улыбка обезоружила весь тот запас нехороших слов, что столпились на языке. — Она у меня умница, одна из первых на курсе в Институте сценических искусств.
— Актриса!
— Режиссер! — театрально приложив правую руку к сердцу и воздев глаза к потолку, промолвил соучастник всего того действа, что предстало передо мной на Фонтанке. Оказывается, недалеко от БДТ такой талант обитает…
— Налейте-ка мне вина, Артем. А то, боюсь, я попрошу вас свозить меня обратно, дабы поаплодировать вашей супруге.
Пробка со звучным «чпок» вылетела из узкого горлышка, она остро пахла виноградом и, по-моему, орехами и цветами. Хрустальных предметов посуды для правильного настроения в наличии не имелось, зато нашлась чайная кружка и воспоминания об институтском способе разлива любого горячительного напитка и его последующего употребления.
— А вы где-то учитесь? — голодный желудок сначала сопротивлялся (для приличия), а потом радостно принял взятку.
— Я закончил Политех в своем родном городе, по образованию инженер, — орешки с солью исчезали из упаковочки с ураганной скоростью, Артем сейчас напоминал хитрющую белку. Пришлось по-хамски отобрать хрустящий пакетик и отсыпать себе.
— А я думала, что вы, Артем, модель, — я уселась с кружкой напротив водителя.
— Я? — мужчина удивленно захлопал глазами. — Нет. Хотя кривить душой не буду, предлагали. Но, как-то, не мое.
— Вы меня тогда не поймите неправильно, но зачем инженер шоферит?
Артем усмехнулся.
— Учеба Ани и ипотека, к сожалению, требуют хорошего такого объема вложений. А ненормированный день у господина Тропинина высоко оценивается. Как и умение держать язык за зубами, хорошо водить и знать город. Знаете, как в Лондоне таксисты сдают экзамен на допуск к управлению транспортом. Они должны знать все названия всех улиц, с кем и как они пересекаются.
— Как какие-нибудь яндекс-гугл-карты? — улыбнулась я.
— Да, — кивнул мужчина.
— И вы все знаете? — хитро сощурилась я.
— Ну не все, — сощурились мне в ответ. — Но большинство.
— А Анна Александровна, она ведь очень красивая женщина… — намекнула я.
— Пыталась одно время по подиуму ходить, — хмыкнул Артем, опустив глаза. — Но я попросил уйти. Стереотипы и не только… в отношении этого рода деятельности особенно для девушки уж очень сильны среди нас.
— Погодите, вы хотите сказать, что она… А сколько ей лет? — удивленно замерла я со своим «кубком» в руке.
— Двадцать шесть, — улыбнулся Артем.
— Ох, вот это я дала! Я думала ей за тридцать.
— Это все «штукатурка», которой она себя мажет по утрам, исключительно, чтобы придать себе возраста и важности.
— Второй прокол! — всплеснула я руками.
Вино нежно обволокло мозг, стесывая все острые углы переживаний, которые так больно кололись.
— И откуда же вы приехали? И почему Питер, а не Москва?
— Мы оба из Пскова. Здесь чуть легче поступить и купить жилье. Может позже и в Москву, — Артем высыпал остатки орешков на ладонь и закинул в рот.
— Артем, можно спросить? — этот вопрос меня все так же продолжал мучить.
— Попробуйте.
— А вам сегодня звонил Виталий Аркадьевич?
— Я ему звонил. Как только ваш самолет земли коснулся, — красивые карие глаза мужчины с любопытством изучали меня.
— А почему он сам не звонит мне? Почему его телефон всегда «в отключке»? — не выдержала я.
— Как я понимаю, это его «загон». Если кому-то нужно позвонить с решением или проектом, для этого есть его личный помощник и секретарь, которые все оформят и запишут в лучшем виде, Данил сейчас его личный помощник, вы его, кажется, знаете. Виталий Аркадьевич всегда предпочитал зрительный контакт. Телефон для него это скорее средство отдавать приказы. Или связываться с зарубежными партнерами. Вряд ли он будет звонить вам приказы отдавать. Я так понимаю, он сыну-то по телефону редко звонит. Если они и общаются, то в основном по Скайпу.
Вспомнились наши непродолжительные разговоры, пока я гостила у родителей. Действительно, он говорил мало. Спрашивал мало. Возможно, ему было достаточно слышать, что голос у меня бодрый, а уж если бы возникла проблема, я и так бы сказала, по его мнению.
— Но почему он сам не позвонил мне после прилета? — не могла я осмыслить до конца всей сложности характера Тропинина.
— Он знал, что с вами все хорошо, еще до того как трап подогнали, — совершенно спокойно проинформировали меня с соседнего табурета.
— Все равно странно.
— Нормально, — совершенно спокойно сообщил мне Артем. — Чего названивать?
— Он не знал, что мне устроили разбор полетов на собрании комсомольцев со сдачей партбилета?
— Нет. Телефон к тому времени он отключил. Лёня сказал, что отправил Тропинину сообщение.
— Лёня? — удивилась я.
— Ну да. Он меня поразил, когда я вас из аэропорта привез. Курил, не переставая. Он-то с Виталием Аркадьевичем работает уже больше десятка лет. Знает шефа хорошо. То, что происходит, как я понял, нечто из ряда вон.
Макароны с сыром как всегда не подкачали. Как и собеседник. И бутылка вина оказалась отличной приправой и к блюду и к разговору.
В итоге, беседа зашла о танцах. Как оказалось, Артем одно время увлекался, по просьбе Анны Александровны, конечно, танцами. Ей нужно было выработать пластичность, научиться чувствовать ритм, и для всего этого требовался партнер. А кто лучший партнер? Муж, конечно. Я же поплакалась, что это моя мечта, и с учетом всех приключений, свалившихся на мою голову, никогда мне ее не реализовать.
— Ну-ка, — Артем протянул руку и вежливо сдернул меня с табуретки. — Надо вам расслабиться, Соня (мы в какой-то момент стали Артемом и Соней, хотя продолжали добавлять к этому возвышенное «Вы»). Не думать ни о чем. Виталий Аркадьевич за вас подумает. Не переживайте!
Крохотная кухонька закружилась под заводную музыку по радио. Все слилось в калейдоскоп, где цветные кусочки складывались в замысловатые узоры, порой даже симметричные. Руки у Артема оказались на удивление горячими и сильными, и он отлично вел.
— А здорово у вас получается! — удивленно восклицала я.
— А инженерам это зазорно? — пришел мне в ответ смешок.
— Нее. Я обожаю танцы. Особенно медленные. Длинное платье, туфельки. Руки как-то по-лебединому легко и красиво лежат. Шея как струнка. А вы умеете танцевать вальс? — вдруг выдала я.
— Эм. Давно это было, — улыбнулся Артем. — Но вспомнить можно.
Он перехватил мою правую руку, его же права рука замерла на моей спине.
— Вам надо чуть опираться на мою руку. На правую руку, Соня.
Я удивленно нахмурилась.
— Так вы будете чувствовать, куда я буду вас вести. В подобного рода танцах мужчина — ведущий.
— Не помню, чтобы нам в восемь лет такое говорили преподаватели, — улыбнулась я. — Будто отдаешь кому-то контроль за своим телом.
— Но так и есть. Вы будете двигаться туда, куда надо мне. И лишь изредка мы будем меняться ролями.
— Надо определенно бальные танцы «феминизировать», — рассмеялась я.
— И танец покинет гармония, — совершенно серьезно заметил мой сенсей.
— Спасибо вам, Артем. Я даже не знаю, чтобы я делала после всего, что произошло сегодня.
Телефон на столе вдруг завозился. Я удивленно воззрилась на номер звонившего в такой поздний час. И вдруг улыбнулась. Звонил Тропинин.
Артем, заметив мой кивок и кинув взгляд на экран телефона, убавив с пульта звук музыки на радио, исчез в коридоре, я же, вздохнув, прижала трубку к уху.
— Да.
— Соня. Ты на Коломяжском? — ой, кажется, кого-то трясло от злости.
— Да, я здесь. Все хорошо. Артем привез меня сюда, и он тут, со мной.
— Со мной? — эхом повторил Виталий Аркадьевич, интонации его резко изменились, став приказными. — Дай ему трубку.
— Хорошо, — почему-то дурацкое желание улыбаться никак не хотело меня покинуть.
Артем сидел в зале в кресле и крутил в руках пульт.
— Это вас. Виталий Аркадьевич.
— Артем, — деловито поведал трубке мой партнер по танцам. — Нет. Конечно, — мужчина чуть кашлянул, кинув на меня удивленный взгляд. — Нет. Хорошо. Ждем.
Экран погас, а, значит, Виталий отключился.
— За вами приедет Леня и отвезет вас к Виталию Аркадьевичу.
— В Италию? — удивленно открыла рот я.
— В Лисий Нос. Он прилетел час назад.
* * *
Звонок в дверь прервал наше кофепитие с Артемом, которое, правда, уже подходило к концу. Мужчина ушел открывать, а я потерла пальцами лоб: вино стало потихоньку уходить, оставляя не сильно приятное ощущение, нечто сродни похмелью, хотя выпила я всего-то стакан.
Мои плотно сомкнутые опущенные долу глаза, распахнулись и наткнулись на ботинки, и что-то мне подсказывало, что это не Лёня.
Так и есть. Дорогой костюм. Расстегнутое пальто. Чуть растрепанная прическа, которую не пожалел озорник — ветер, круги под глазами, поджатые губы. Запах зимы.
Я протянула руку, и его пальцы переплелись с моими.
Мы так долго смотрели друг на друга, не разжимая рук, что реальность начала плавно исчезать. Я бы и дальше плавала в океане спокойствия, если бы рука Виталия ни соскользнула, и на обеденный стол ни опустился телефон.
— Он будет только для твоих звонков.
Его поцелуи были солоноватыми и сильными. И совсем недолгими. Ему зачем-то поминутно необходимо было заглядывать мне в глаза. И если сначала это удивляло и чуть раздражало, то потом мне понравилось. Мои пальцы коснулись его подбородка, и большой заскользил, едва касаясь нижней губы. При всей усталости желание вспыхнуло с неистовой силой, и сутки эти разделились для меня теперь на три части: райское утро, кошмарный вечер, и вот пришла сказочная ночь. Я сама испугалась того, как он мне нужен, как хорошо мне, и как до мурашек приятно и страшно при мысли сделать то, что никогда не делала, и даже не задумывалась о подобном — крикнуть дамам из гостиной: «Смотрите, он со мной, а не с вами, он — мой!»