* * *

– А ты бы на мне женился?

Дан с грустью посмотрел на пепельную макушку.

– Ты же знаешь, что я себе не принадлежу.

– Знаю. Я имею в виду, если бы властитель разрешил тебе, а я не была бы замужем?

– Хоть сейчас, – вырвались у него слова, каких он никогда ни одной девушке не говорил.

– То есть ты не просто меня хочешь, не просто меня любишь, но даже и готов провести со мной остаток жизни?

– Я тебя очень люблю, Тика, – сказал Дан почти беззвучно. Она словно и не услышала, а может, и не услышала, заснула. Дан утомил ее настолько, что согнал с ее щек непередаваемо нежный румянец. А он, как всегда, таращил глаза куда придется, то в потолок, которого не было видно в сумраке спальни, то в окно. Ночь была ясная, так что он изучал звезды. Сколько же здесь было звезд – подумать страшно, яркие, крупные, разноцветные (какие поголубее, какие пожелтее), они теснились в небе, кружа голову. Снизу этого великолепия не видно: столица освещалась не в пример лучше других городов Траитии. Но отсюда, из Башни… Тике не нравилось, что она живет так высоко: забыв, например, губную помаду перед верховой прогулкой, назад не сбегаешь, полчаса уйти может, а императрица ждать не станет. Но ей не по чину было жить внизу, а Дана это более чем устраивало, потому что его комната была двумя этажами ниже, и подъемниками можно не пользоваться. Но вот за губной помадой точно не побежишь – в башнях было ровно по девяносто девять этажей, и потолки были никак не хрущевские. Квадра размещалась на сорок втором. Раз-два в день они пробегали по лестницам вместо тренировок, но обычно, раз спустившись, предпочитали проводить время в городе.

Тика тихонько засопела. У Дана от умиления едва сердце не разорвалось. От пробежки по узким лестницам с высокими ступеньками не рвалось, а от жестов, взглядов, запаха Тики Тури – взрывалось, как воздушный шарик.

– Муж должен вернуться утром, – сонно пробормотала она, – ты б шел к себе, знаю я его, зануду, непременно постарается пораньше явиться.

Дан послушно выскользнул из-под головки Тики, так удобно расположившейся на его груди, бережно придержав ее рукой и опустив на подушку, и быстро оделся. Встреча с мужем крайне нежелательна. То есть Сот Тури не мог не знать о романе жены, доброжелатели в окрестностях императорского дворца никогда не переведутся, но на информацию агентства ОБС имел право не обращать никакого внимания. А вот застав постороннего мужчину в собственной спальне, отреагировать был обязан. Честь защитить, так сказать. И путного бы из этого ничего не вышло, потому что, во-первых, Соту, как и кому другому, крайне не хотелось иметь конфликт с собственностью властителя, а во-вторых, даже если бы он отважился, мужик он не робкий, то кончилось бы еще хуже. Вариантов два: вызвать на дуэль и публично опозориться, потому как никакому Тури не выстоять против Дана и четверти часа, либо вульгарно полезть с кулаками и опозориться без свидетелей по той же самой причине. Понимали это оба, и Дан старался вести себя максимально скромно, в комнаты старался проскальзывать понезаметнее, с Сотом быть корректным и сдержанным, сплетни пресекать в корне – одного только взгляда хватало обычно.

Застегивая отягощенный катаной ремень, Дан в последний раз полюбовался Тикой. Она была абсолютно, невероятно, охренительно хороша. Дан впервые встретил ее именно на верховой прогулке императора. Они, и только они, входили в свиту властителя, так что сопровождали его там, где положено бывать со свитой. Императору сопутствовали человек, наверное, сто, но это чудо Дан увидел сразу, и у него сорвало крышу. Тика не входила в число первых красавиц империи, в отличие, например, от герцогини Фрики; лицо у нее было неправильное, сложение немодное, рост слишком высокий для женщины, голос слишком звонкий и так далее – Лара, посмеиваясь от души, долго еще перечисляла достоинства, коими должна обладать красавица, но никак не обладает Тика Тури. Аль и Гай дипломатично помалкивали, изредка бросая на Дана сочувственные взгляды. Дан соглашался. Хороша не значит красива. Не идеальная, не совершенная, но такая живая и естественная, Тика мгновенно заставила его понять, что он влюбился. И как! Дан никогда не страдал повышенной влюбчивостью, довольно долго крутил роман с Ликой Одинцовой и искренне считал его любовью ровно до тех пор, пока его взгляд не упал на жену генерала Тури.

Дан бы даже не смог ее описать. Впрочем, мужчины на это вообще способны редко. Гай, лучше кого-то из них владевший словом, как-то не без иронии сочинил нечто в стиле «Песнь песней», да вот именно что с иронией. Дан же, спроси его кто, тупо сказал бы: высокая, тонкая, с острым подбородком, волосы пепельные, глаза сиреневые. Именно что цвета сирени, которая в изобилии росла тут же в имперском парке для прогулок. Она была похожа на эльфийку (что без удовольствия подтвердил Аль). Не исключено, что где-то в предки ей затесались эльфы, проезжал один мимо поместья прабабушки, например, заглянул на огонек. Иметь сходство с эльфами считалось неприличным.

В общем, Дан замер на месте, не сводя взгляда с всадницы в платье идиотской расцветки: розовом с голубыми, коричневыми и пурпурными вставками. Это ей категорически не шло (да и кому это могло пойти?), но на официальные мероприятия полагалось надевать официальные цвета. Аристократов было много, цветов мало, чем ниже был титул, тем больше официальных цветов. У герцогини Фрики, например, – зеленый и золотой, у императора – белый, а у графа Тури – такой вот оскорбляющий взгляд ужас. Ему-то хорошо, он из мундира не вылезал, и практичный Гай даже предположил, что он и в армейцы-то подался, чтоб розовые штаны не носить.

На той прогулке он дважды отвечал невпопад, трижды не услышал, как к нему обращаются, четырежды протяжно вздохнул, и Квадра взяла его в кольцо, отсекая посторонних, а вечером устроила ему разбор полетов. Лара долго и подробно рассказывала, почему Тика не может считаться красавицей. Гай и Аль коротко сообщили, что Дана понимают, однако в руках себя держать надо. Дан пообещал. Более того, смог. Кто настучал властителю, он не знал. Правда, тот вовсе не сразу отреагировал на неадекватное состояние своей перчатки, а только когда (через полтора месяца) роман перешел в стадию визитов в апартаменты генерала в его отсутствие. Нормально отреагировал. Посмеялся беззлобно. Дан воинственно спросил, что властитель имеет против, получил ладонью в лоб, почетный титул дурака и вопрос, когда это он вмешивался в личную жизнь своей собственности? И ведь напомнил, зараза, что обещал любовь…

Поначалу Дан краснел, бледнел и заикался, как в шестом классе, когда имел счастье влюбиться в Верочку Ивлеву, а потом, когда до него дошло, что Тика (как и Верочка) против его внимания не возражает, приободрился, возомнил о себе бог весть что и ринулся на штурм. Спотыкаясь по дороге. Продолжалось это уже без малого два года. Он уезжал – то в поместье властителя, то сопровождая его по властительским делам, то выполняя задания – и возвращался, втайне умирая от мысли, что место его занято, и летая, как ангел, когда убеждался, что статус кво никуда не делось: в отсутствие мужа двери Тики для него открывались непременно. По агентурным данным, тщательно собранным Ларой, только для него. О Тике ходило множество слухов, но раз Лара никаких подтверждений не обнаружила, их и не было. Имелся, конечно, муж, но кто в такой ситуации вообще думает о муже?

В общем, Дан томился без Тики, блаженствовал с ней и прекрасно понимал, что она с ним играет, правда, довольно осторожно, учитывая его одноцветную одежду, но все же играет. Как кошка с бумажкой. Как девочка с куколкой. Как женщина с влюбленным мужчиной. Тика Тури его не любила. Увы.

 

* * *

На прощание он прикоснулся губами к ее виску, чуть не умер от нахлынувшей нежности, но она не проснулась или не захотела проснуться, и Дан побрел к себе. Из комнаты он постарался выйти с соблюдением всех правил конспирации: прислушался, принюхался, выглянул в глазок и только потом открыл дверь. Все равно кто-нибудь да узнает. Откуда сплетники узнают новости, бог весть. Но узнают, и достоверно, сколько уже раз убеждался. И сколько уже раз Квадра пользовалась сплетнями, которые оказывались точнее официальных данных.

Лестница освещалась тускло. Подразумевалось, что благородные ей не пользуются, а слугам хватит. Дан, понятное дело, к благородным не принадлежал, однако статус имел едва ли не более высокий. Например, с ним здоровалась императорская семья, да не кивком, а вполне полноценно. Доброго утра желали или соответственно ночи. Могли даже спросить что-нибудь, ну, не император лично (хотя и такое внимание оказывали пару раз), а сын его или тем более племянники. Генерал и генеральша Тури небрежный монарший кивок в сторону большой толпы, где и они стояли, почитали за величайшую честь – это к примеру. Аль даже цинично предполагал, что императрица допускает до своей свиты скромную графиню исключительно из-за ее романа с собственностью властителя.

Башня такой высоты, конечно, не могла обходиться только лестницами, потому имелись подъемники, неторопливо переползающие с этажа на этаж со страшным скрежетом. Кстати, комнаты генерала были поближе к этому грохоту, чем комнаты Квадры, что тоже указывало на статус. Длины цепей хватало на пять этажей, так что подниматься приходилось с пересадками, и Гай, например, ножками успевал быстрее, чем Дан в этом «лифте».

Дан преодолел пятьдесят высоких ступенек и метров пятнадцать коридора. Снаружи и издалека Башни казались тонкими, как спицы, но были, конечно, массивными. На каждом этаже было по тридцать комнат; и чем выше, тем меньше жилплощади выделялось на семью. Если на первых этажах были роскошные многокомнатные апартаменты, то на верхних жили холостяки по два-три человека на комнатушку. Квадра была посередке. Властитель поселил их здесь умышленно, хотя случалось им ночевать в его комнатах в императорском дворце, и все придворные просто исходили на зависть, потому что им такой чести не оказывали никогда. Квадра могла и жить с властителем, но он даже не приказал, а посоветовал им быть поближе к народу, то есть работать глазами и ушами. Они и не возражали, потому что большую часть времени все равно проводили либо рядом с властителем, либо в его заданиях, либо в тренировках.

Здрасьте. Все в сборе, несмотря на разгар ночи. И, что интересно, все в сборе именно в Дановой комнате. Он прошел к кровати, на которой вольготно разлеглась Лара, расстегнул пряжку пояса, положил его вместе с мечом на самый натуральный бабушкин комод, аккуратно повесил куртку на колышек и сел в ногах у Лары.

– Кости мне промываете?

– А как же, – согласился Аль. – Согласись, дело серьезно.

– Что-то случилось или проблема в Тике?

– В Тике? – лениво удивился Аль. – Какие проблемы в Тике? Проблема в твоем отношении к ней и в отношении ее мужа ко всему происходящему.

– Ну?

Гай поднял глаза от карт, которыми они тут развлекались, и тихо спросил:

– Мы не можем с тобой об этом говорить?

Дану стало стыдно.

– Простите, ребята. Можете, конечно. Сто раз уже говорили. Я ничего не могу с собой сделать, не могу заставить себя ее разлюбить, вижу, что она со мной играет, но ведь не заигрывается, правда? Полагаете, это может как-то повлиять…

– Глупости, – оборвал несколько смущенный Аль. – Не повлияет, конечно, хотя бы потому, что мы не позволим. Я не хочу лезть тебе в душу…

– Так и не лезь, – посоветовал Гай, – пока мы не начали лезть в душу к тебе. Или не ты у нас самая таинственная личность?

Аль обиженно замолчал. Дан вздохнул.

– Властитель поручил провести воспитательную работу?

– Нет. Мы беспокоимся за тебя, Дан.

– Беспокоиться-то чего?

– А того, что она тебя не стоит, – отрезала категоричная Лара. – Хороша сучка, даже где-то не глупа, только пустая, как та герцогиня Фрика.

Гай только головой покачал, зато Алир изобразил абсолютное согласие. У эльфа была крайне выразительная мимика. Гай тоже не возражал, ему просто Дана жалко было. Остатками разума Дан понимал, что они правы, и все равно. Все равно. Лара продолжила:

– И хоть ты что, не нравится она мне, и чем дальше, тем больше. А если она решит вдруг овдоветь?

– Она понимает, что я не принадлежу се…

– Болван. Кого заподозрят в безвременной кончине генерала – ее или тебя, дурака влюбленного? Это тебе надо? Это властителю надо?

– Лара, а что это ей даст?

Гай положил карты, откинулся на стуле и сплел пальцы на затылке. Появилась у него такая привычка.

– Она женщина, Дан. Она может понимать, но не может не надеяться. Вот признайся, готов ты на ней жениться?

Дан промолчал. Эльф хихикнул:

– Гай тут прогнозировал развитие событий, а ты знаешь, что у него это получается лучше всех. У нас с Ларой не нашлось возражений.

– А я могу услышать? – заставил себя произнести Дан. Погано получилось: сухо, холодно, зато севшим голосом. Гай кивнул. Он никогда не обижался на Дана.

– Я, конечно, не во всем уверен, предугадать поведение властителя, сам понимаешь… Однако давай предположим, что генерал откушал грибочков или рыбки и трагически скончался. В последнее время многие от отравлений умирают, грибы ядовитые расплодились, рыба-змея от угря почти неотличима. Никаких преступлений, просто пищевое отравление. Вот и генерал… просто отравится. Помучается да и помрет на руках у неутешной супруги. Дело житейское. Даже если она отвар болисердца в соус добавила. Все равно – ничего необычного. Я даже не стану говорить, что, по моему глубокому убеждению, генерал империи нужнее, чем его жена. Гораздо интереснее, что будет дальше. – Дан и сам начал догадываться, что будет дальше, но терпеливо слушал друга. Лучшего друга. – Далее генеральша повдовствует малость да и замуж захочет. К примеру, за тебя. Ты, будучи до полусмерти влюбленным, пойдешь с просьбой к властителю…

– И он мне откажет, – пожал плечами Дан. Гай удивился:

– Да ну? Я вот не уверен. Ты как думаешь, почему властитель этот твой роман не пресечет?

– Он не мешает мне выполнять задания.

– Ну, это только повод не пресекать. А вообще, я считаю, что властитель попросту хочет, чтоб все прошло естественно. Рано или поздно Тика тебя кинет, и он хочет, чтоб ты сам врезался мордой в то, что произойдет. Разбитое сердце не загонит тебя в петлю…

– Но докажет мне, что отвлекаться от Квадры нельзя.

– Глупо, – буркнул Аль. – Докажет только то, что кроме Квадры у тебя никого нет и быть не должно. Как и у нас. Я ж по глазам вижу, что ты согласен.

Гай покачался на стуле и размеренно продолжил:

– Властитель тебя благословит, и ты женишься на Тике. Даже неважно, что это событие из разряда невероятных и скандальных, как бы там ни было, она из благородных, а мы так, на улице подобраны. Но мы тут в почете, вот, даже эльфа терпят, не говоря уж о вампире, так что это не страшно. А вот дальше… Дальше, Дан, властитель раздумает проводить много времени в столице. Дела у него появятся. И придется Тике жить в замке на озере. И я отчего-то предполагаю, что у нас работы будет много. И что будет делать в замке бедная одинокая Тика?

– А властителю никак не понравится, если кто-то из тамошних обитателей вдруг окажется в ее постели, – фыркнула Лара, – так что никто не рискнет оказаться. Там, в замке, дураков давно повывели.

– Сколько времени она выдержит? – спросил Аль. – И что начнется потом, когда ей смертельно надоест торчать посреди озера? Ни тебе приемов, ни тебе верховых прогулок, ни тебе светского общества… И даже Тика не может не понимать, что ты этого никогда изменить не сумеешь. Не уйдешь ты от властителя.

– Не так, – поправил Гай. – Не уйдешь ты из Квадры.

Лара села, обняла сгорбившегося Дана за плечи и поцеловала в щеку.

– Вы вообще любили когда-нибудь? – пробурчал Дан.

– Я – нет, – покачал головой Гай. Эльф повскидывал глаза и в конце концов сказал:

– Я – да. Только ее забрали люди. Где она, что с ней, я не знаю. Я потому и сорвался тогда – хотел ее найти.

– Умный, – одобрительно кивнула Лара.

– Молодой, – возразил Гай.

Дан рассматривал колени, обтянутые черным тонким сукном. Хорошие ткани – штаны не вытягиваются в коленях, сидят ладно, пыль и мусор не собирают…

– И что вы предлагаете?

– Ничего. Но периодически тебя надо встряхивать, иначе ты совсем утонешь. Ну теперь все, мы спать пойдем. Утро скоро.

Мужчины встали. Лара еще разик поцеловала Дана, на миг прижавшись к его плечу грудью, и спрыгнула с кровати. Ведь лягут сейчас и сладко уснут. С чувством хорошо выполненного долга. А Дану предстоит валяться в постели и думать черт знает о чем, потому что думать о Тике рассудочно он не мог. Да и не хотел. Неприятно было. Голос рассудка не утешал.

Гай в своих прогнозах ошибался нечасто, но никаких пророческих талантов у него не имелось, нормальное умение накапливать информацию, разбираться в людях и иных расах и делать выводы. Аналитик Квадры. Самый умный к тому же. Самый начитанный. В Квадре, наверное, у каждого своя роль, но только у Гая она определилась.

Дан поплелся в крохотный отсек ванной. С водопроводом тут было лучше, чем в других городах, но после полуночи его отключали, чтобы проверить целость труб и исправность помп. Плеснув из кувшина в тазик, Дан умылся, потом налил в воду некоего средства, гибрид мыла, лосьона и одеколона, намочил полотенце и тщательно протер все тело. При этой штуке, если честно, легко можно было обойтись и без душа.

Он сбросил покрывало на пол, залез под одеяло и погасил лампу. В Башне было холодно всегда – зимой и летом. Высокий потолок потерялся в темноте, а в окно таращилась луна, та, что поменьше. Дан никогда не опускал шторы, потому что, кроме лун, подсматривать было некому. Вторая Башня была далековато, чтоб человек мог видеть, что Дан ходит по комнате голышом – перенял у Гая привычку спать без ничего. Разве что в подзорную трубу, а кому бы понадобилось за ним наблюдать в подзорную трубу? Вот уж… За Ларой – другое дело, но ее комната была последней в ряду и заглянуть в окно могли только пролетающие мимо птицы или вампиры.

Собственно, Башни были гостиницами. Столичная знать, конечно, имела свои дома или, что было куда менее престижно, квартиры, недвижимость здесь была так неприлично дорога, что даже властители предпочитали жить в императорском дворце. А прочих селили в Башни, и этих прочих было ужасающее количество, причем многие жили годами, если не десятилетиями. Вот взять того же генерала Тури – ему жалованья за сто лет беспорочной службы не хватит, чтоб купить хотя бы квартиру. А здесь плата была умеренной… Квадра, правда, ни за что не платила, хотя денег у них было неприлично много. Властитель, отправляя их на задание, корон не жалел, а когда Дан по возвращении решил остаток вернуть, очень удивился. Сам он эти короны чеканил, что ли? Словом, они, наверное, были единственными в обеих Башнях, кто вообще не думал о финансовых проблемах. Но вот сделать подарок Тике Дан толком не мог, разве что по мелочи. Вряд ли она смогла бы объяснить мужу появление солнечника на ее шейке. Дан бы отдал ей все. И себя…

Он заворочался, словно в простыню заползла сотенка-другая грибоедов – жучков безвредных, но жутко колючих и каменно-твердых. Все правы. И сам Дан прав, понимая, что солнечники-то ей нужны, а вот Дан – вряд ли. Разве что как потенциальный даритель солнечников. Классическая ситуация. В общем, зубки на нем Тика пробовала осторожно, роняя, например, слезу и наблюдая, с какой интенсивностью он кидается ее утешать. Или изображая равнодушную холодность и поглядывая, как он умирает от отчаяния… и, вероятно, наслаждаясь этим зрелищем… Но что б ни говорили, Тика была неглупа и не могла не понимать, что власти над ним ей иметь не надо. Может, конечно, да только с властителем ей не тягаться.

Если б она сказала: брось все и всех, убежим на край света и будем вдвоем жить в шалаше, Дан бы бросил, убежал и был почти счастлив… В конце концов Квадра нужна властителю больше, чем властитель нужен им. В конце концов почту не отменили. В конце концов силой властитель не станет его возвращать, потому что Квадра требует самоотдачи. Вот только зачем об этом мечтать, если он – готов, а Тика и думать не станет. Не нужен ей шалаш.

Дан прокрутился еще час, прежде чем наконец заснул, и спал совсем недолго, судя по тому, что луч солнца застрял на картине на стене. Примерно начало девятого, решил Дан, посмотрел на часы – восемь шестнадцать – и только потом сфокусировал взгляд на Гае.

– Что?

– Ты вчера с генералом не столкнулся в коридоре? Лежи!

Холодная ладонь припечатала его к кровати. За последние годы Гай слабее не стал.

– Нет. Я проверял. Что случилось? Тика?

– Жива твоя Тика. Или она дура, в чем я сомневаюсь, или стерва, что весьма похоже на правду. Ты с генералом разминулся на несколько минут. А когда муж приходит домой и видит жену голышом в разгромленной кровати, а на второй подушке наличествуют светлые кудрявые волоски, а возле кровати валяется платок с монограммой «ДЛ»… что он должен думать?

– Гай!

– Сказано тебе – жива. Не думай даже рваться мстить мужу за то, что он поколотил жену. Имеет право, между прочим. Наподдавал ей генерал качественно, но ничего не сломал, хрястнул дверью и пошел в трактир. А она немедленно вызвала курьера и затребовала лекаря как можно срочнее. Ну и где в Башне можно срочно взять лекаря, как не парой этажей ниже? Или ты думаешь, она об этом не знала? Не рассчитывала, что я скажу тебе, а ты рванешься делать ее вдовой?

– Не рванусь, – глухо проговорил Дан. – Не имею права.

Гай убрал руку, сел рядом и сказал совсем уже другим тоном:

– Я не вправе вмешиваться, Дан, но с этим пора кончать. Прости за жестокость, но Тика тебя не любит.

– Знаю, – буркнул Дан. – А вмешиваться ты вправе. Ты – вправе. Что мне делать, Гай? Прикинуться, что ничего не было? Ведь властитель, даже если имеет для нас какое-то задание, сейчас его не даст, чтобы я поглубже увяз.

– Или вынырнул, – пожал плечами вампир. – Вставай, одевайся. Не забыл, что нас с утра ждет принц Гент?

– Ты считаешь, – через силу выговорил Дан, – что я должен идти и трепаться ни о чем с Гентом…

– Я не знаю, что ты должен, – перебил Гай подчеркнуто равнодушно, – это каждый решает для себя сам. Но ты пойдешь и будешь трепаться ни о чем с Гентом. И сам это знаешь. Чем хочешь поклянусь, ни смерть, ни даже долгая болезнь Тике не угрожают. От десятка синяков никто еще не умирал и калекой не становился. Нет, Дан. Я не пущу тебя к ней.

– Гай!

Вампир покачал головой. Не пустит. Махнет рукой перед глазами – и все, уснет кто угодно сном младенца. Дан нехотя слез с кровати и отправился в ванную. Вода еще не нагрелась, так тем лучше. Гай уже набрал полный чан, служивший тут ванной, и Дан, задержав дыхание, опустился с головой. Пойдет кататься верхом вместе с принцем и при встрече с генералом Тури раскланяется с ним как ни в чем не бывало. Что будет твориться внутри, никого не волнует…

Нет. Волнует. Квадру.

Он вынырнул, наспех помылся, побрился и долго-долго чистил зубы. Почему-то этот процесс всегда его успокаивал: чистить зубы, тупо рассматривая себя в зеркале. У отражения были несчастные синие глаза, а выйти отсюда должен спокойный и уравновешенный Дан, а не его отражение с разбитым сердцем. Тика всегда была аккуратна, всегда приводила в порядок постель и себя. А Дан ночью не мог обронить платок с монограммой возле кровати, потому что его в кармане не было. Платки были в комоде. В среднем ящике. Не любил он эти претенциозные сооружения размером с полотенце, отягощенные затейливой черной вышивкой в уголке, но имел полдюжины. Как и любой в Квадре: старушка, когда-то прислуживавшая в замке на озере, а теперь мирно доживавшая там свои дни, подарила им всем в какой-то местный праздник.

Было больно. Прозаично, словно под лопатку воткнули шило. Наверное, это сердце в месте разлома ноет. Или разрыва? Тоска. А тоску в глазах надо ликвидировать, принцу Генту ее видеть необязательно, он хоть и очень неплохой парень, однако принц и на всякие мелочи внимание обращать основательно обучен. Должность у него такая. Отвечать за безопасность императорской семьи должен член этой самой семьи, однако от трона стоящий далече, чтоб соблазнов не возникало. Вот сын младшей императорской сестры от второго брака и отвечал. Работал генералом Коржаковым. Квадру он не то чтоб любил – такие и себя-то не любят, но уважал так основательно, что числил в своих приятелях. А этого удостаивались весьма немногие. Гент был нетипично демократичным, и относился одинаково неплохо не только к вампиру, но и к эльфу.

Гай принес одежду и в ответ на вопросительно выгнутую бровь (во рту еще елозила зубная щетка) пожал плечами:

– Хочешь одеваться при Ларе – пожалуйста.

Дан прополоскал рот, натянул одежду – чернота была сплошная – и вышел. Ну да, и Аль тут, и Лара в кресле развалилась. Шарика не хватает… Надо обязательно к нему зайти.

– Нормально, – одобрительно кивнула Лара, – за что люблю – за умение держать себя в руках. Молодец, Дан. Забегала я к твоей красотке – жива, умирающей прикидывается, не без того, ну так и понять можно. Она из тех, что пальчик занозят – и уже завещание пишут. Красоткой, правда, не назовешь уже…

– Лара, – укоризненно протянул Гай. – Не нужно так уж.

– Почему?

Откровенность и непосредственность Лары были абсолютны, что такое риторический вопрос, она в силу своей восхитительной необразованности не знала, потому Гай ответил:

– Потому что Дану эта тема неприятна. Оставим. Он все правильно понимает, так что не сыпь соль на раны.

– Обиделся?

– На тебя? – усмехнулся Дан одними губами. – На тебя невозможно обижаться. Ребята, я все понимаю, буду вести себя хорошо и правильно…

– Кто б сомневался! – фыркнул Аль. Дан открыл окно. Жаль, что отсюда столицу видно плохо, зато вторую Башню хорошо. Потянуло свежим ветерком, хотя внизу могло быть и тихо. Он сел на подоконник и заставил себя улыбнуться друзьям. Одного не оставят, даже если сильно просить и тем более требовать. Все равно кто-то будет маячить около. И правильно, он бы точно так же поступал.

Все внимательно смотрели на него, и наплевать им было, что он весь в черном сидит напротив солнца. Он бы видел только полуразмытое пятно, они – все детали. И человека называют венцом природы? Ладно, на Земле, там выбор невелик, можно быть венцом при отсутствии других разумных рас, но уж здесь это чистая мания величия.

– Я нормально. Справлюсь.

– Справишься, – согласился Аль. – Конечно.

Под лопатку садануло так, что Дан открыл рот, но дышать перестал, глаза, видно, вылезли из орбит, потому что вскочила Лара; стало чрезмерно больно, и он невольно выгнулся назад, а руки ослабли, все тело ослабло как-то враз, закружилась голова, и он потерял равновесие.

Сорок два этажа… Падая, Дан отстраненно подумал, что от него останется только неопределимая масса в черном на фоне большой красной лужи. Страшно не было. Даже боль ушла. Так странно было видеть стремительно удаляющуюся вершину Башни… и стремительно пикирующую на него тонкую фигуру. Черные крылья прорвали ткань рубашки, и вообще вся она клочьями облетела с помощневшего торса вампира, еще секунда – и Гай обхватил его руками, пытаясь одновременно погасить скорость, спланировать, сдержать удар о мостовую…

И ведь – сдержал. Тряхнуло, конечно, основательно, когда Гай приземлился. Может, он и ноги сломал, да только разве такие мелочи остановят или опечалят вампира с его регенерацией… Тишина кончилась как-то сразу, пространство заполнилось визгом и гомоном. Гай опустился на колено и трансформировался обратно, уложив Дана поясницей на второе колено. Он прыгнул за мной в окно. Головой вниз, вытянув руки по швам, чтоб догнать, чтоб увеличить скорость падения… И разбиться вместе со мной мог. А больно как…

Гай вдруг перевернул его лицом вниз. Камни были прохладные – сюда падала тень второй Башни. Дан не понял, зачем Гай это сделал, но и возражать не стал. Так даже лучше было. Толпу бы еще кто разогнал. Аль бы сумел, но Алю бежать сорок этажей… нет, наверное, уже двадцать, он быстрый, а Лара его и обогнать может… Больно-то как… Дан хотел было пожаловаться Гаю, но рот залился теплой и соленой гадостью, которая и выплеснулась наружу вместо слов. Дан скосил глаза. По мостовой растекалась кровь. Откуда?

Он словно выпал из действительности, хотя сознания вроде и не терял, просто перестал воспринимать окружающее, а потом опять увидел: ноги. Много разных ног. Даже, казалось, непарных. Или еще юбки – тоже много и еще более разные, в глазах зарябило от официальных попугайских расцветок. Рядом на коленях стояла Лара и гладила его по щеке. А куда делся Алир? На лестнице застрял? Или в соответствии с местными обычаями спускается на подъемнике? Тогда через часик будет… А это чьи ноги? Гай. И тоже на коленях.

Толпа расступалась. Точнее, рассекалась, как мороженое горячим ножом, и возле Дана объявился третий коленопреклоненный – властитель Нирут. Это должно быть лестно?

– Выдерни стрелу, Гай, – обыденным голосом приказал он, – главное, чтобы на меня не попала его кровь. И не паникуй: раз он еще жив, сердце не задето.

Это он о ком?

Дальнейшее запечатлелось в памяти, как банальная пытка. Сначала резкий рывок – словно Гай запустил руку ему в грудь и небрежно выдернул из нее сердце. Было такое в каком-то кино. А потом властитель начал постепенно вытягивать остальную требуху, и продолжалось это довольно долго, и когда кончилось, Дан блаженно закрыл глаза. Он все время таращился на круглые коленки Лары, обтянутые черными штанами – она платьев не носила принципиально, а издавал ли при этом какие-то звуки, было непонятно. С одной стороны, ему казалось, что он выл, орал и вопил дурниной, а с другой – голос не хотел рождаться, так что, может, обошлось без публичного позора. Толпа вокруг почему-то испуганно молчала.

Ага. В меня стреляли. Из второй башни. Само по себе событие заурядное, даже поводом для сплетен послужило бы не больше пары дней. Но до толпы дошло, что какая-то нехорошая личность покушалась не на императора, не на императрицу, а куда страшнее – на собственность властителя. На часть Квадры. У толпы шок, вот она и молчит. Основы пошатнулись: игрушке властителя стрелу в спину засадили.

Властитель перевернул его на спину, что крайне неприятно отдалось под лопаткой, и улыбнулся. Выглядел он усталым, но довольным, словно только что провел несколько бурных часов в постели с какой-нибудь красоткой.

– Где Алир, Гай?

– Ищет, – коротко отозвался вампир. – Я донесу его, милорд.

– Сам справлюсь. Накинь на себя что-нибудь, ты обгорел уже. Собирайте вещи – и во дворец. – Толпа завистливо вздохнула. – В чем дело, Лара? Мне повторить?

Лара поднялась и мрачно повертела головой. Отчего-то ей сильно не нравилось бывать во дворце. Толпа недоуменно вздохнула и вдруг снова развалилась на две части, едва ли не быстрее, чем в первый раз. Сторожевой дракон производил не меньшее впечатление, чем властитель. Как-то же он чувствует, что со мной непорядок? Загончик свой разнес, хулиган. Властитель позволил Шарику обнюхать и облизать Дана, потом легко, как котеночка, поднял его на руки и донес до первой же кареты. Опять как в кино: «Я реквизирую вашу машину», – сообщает шериф, а бедный владелец жалобно кричит вслед: «My car!» Он тоже кино смотрит, знает, что шерифы сохранностью чужих машин не озабочены…

Он лежал на коленях властителя. Очень хотелось спать, но заснуть не получалось, потому что Нирут постоянно трогал его: то вдоль тела рукой вел, и от этого пощипывало под кожей, то голову оглаживал, и в мозгах было ужасно неприятно. Томография по-местному. Рентген в стиле Ивана Грозного: «Я тебя насквозь вижу».

– Я спать хочу, – пробормотал Дан. Прогресс, шепот появился.

– Спи.

– Не трогайте меня тогда.

– Какой нежный, – засмеялся властитель и положил руку ему на глаза.

 

* * *

Дан проснулся в постели, отмытый от крови, с туго-туго перевязанной грудью и ноющей болью под лопаткой. Рядом в кресле дремал Гай с книгой на коленях. Он пользовался любой возможностью почитать, причем глотал все подряд, от научных трактатов до откровенной беллетристики, которая здесь, кстати говоря, была совсем неплоха, хоть контрабандой переправляй в Россию и тащи в «Эксмо» какое-нибудь – с руками оторвут. Чтиво было увлекательное и разнообразное, даже совершенно равнодушная к печатному слову Лара могла соблазниться красиво оформленным романом про приключения, любовь и магию.

Гай улыбнулся. Наверное, услышал, как Дан открывает глаза.

– Ну вот и ты под исцеление попал. Правда, неприятно? Нет, ты лучше не разговаривай, больно будет. И дышать старайся неглубоко. Все уже хорошо, отлежишься недельку, потом вставать начнешь. Легкое пробито… то есть было пробито.

– Тури?

– Ну а кто ж? Хотя доказать нечем. Аль следствие провел, генерала во второй Башне видели, но без лука и стрел, конечно. Мы пока в императорском дворце, а император в лютом гневе, генерала уже арестовал и к дознавателям отправил.

– А если он просто будет молчать?

– Скорее всего и будет, он же не враг себе. Тогда на эшафот не попадет, просто в отставку вылетит и покинет столицу в двадцать четыре часа. Вот это тебе придется выпить. Погоди, сначала пилюли… ага… теперь пей.

Дан послушно выглотал кружку лекарства, больше всего похожего на быстрорастворимый сок из пакетика: сладко и липко, но вовсе не противно. Гай умел готовить довольно вкусные отвары. Пролежать неделю… Ничего, бывает хуже, Алир после того испытания, что устраивал им властитель Велир, отвалялся без малого месяц, да потом еще месяц по стеночке передвигался. Ну и ладно. Ну и полежу. В этом даже есть глубокий философский смысл: не кинусь к Тике, не кинусь за ней следом, не потому что не хочу, а потому что не смогу. Даже скучно не будет, потому что Гай вслух книжки почитает, или Аль придет в камни играть, или Лара…

– А Шарик?

– Шарик в вольере. Уговорили кое-как, пообещали, что ты придешь к нему, как только сможешь. Согласись, сторожевой дракон в коридорах императорского дворца – это немного чересчур. Ну как, дышать больно? Придется потерпеть. Вечером дам обезболивающее, а пока нельзя.

– Терпимо. Когда Шарик коготком прошелся, было хуже.

– Тогда спи, если можешь.

– Сон – лучшее лекарство, – пробормотал Дан.

– Не лекарство, – удивился Гай, знакомый еще не со всеми русскими штампами, – просто отдых. Да и время быстрее бежит. Если что, я здесь. Ты один не останешься.

– Охраняете?

– Дурак. Тебе нельзя вставать. Категорически. Нельзя делать резких движений. Твой организм к быстрой регенерации не приспособлен. Если ты еще не знал, то исцеление и есть быстрая искусственная регенерация тканей. Тебе почитать? Хотя это, – он постучал пальцем по кожаному переплету, – весьма скучно.

Дан отказался и прикрыл глаза. Властитель услышал. Почувствовал, что должен прийти – и пришел. Как-то он проводил эксперимент – распустил их на два дня, и они рассеялись по столице и тут срочно ему потребовались. Дан тогда просто подумал, что ему надоели достопримечательности и надо бы вернуться, спросить у властителя кое-что. И остальные так. То есть он их не напрямую позвал, но они поняли, что ему нужны, и в течение часа собрались у него под дверью. Эх, каким же удовлетворенным он выглядел…

Появилось время подумать… То есть что значит – появилось? Его никто не отнимал, а думать можно, например, за едой или затачивая меч. Просто сейчас не было возможности делать что-либо другое. Впрочем, сил тоже. Только лежать, мелко и осторожно дыша, и думать. Гай в любом случае не станет его поить снотворным хронически: Дан всего лишь человек, и несколько дней на опиатах могут сотворить из него наркомана. Наверное. Наркотиков Дан в жизни не пробовал, бог миловал, а Олигарх даже в самый криминальный период беспощадно искоренял их в рядах своих «быков».

Боль имела место, но не настолько, чтоб занимала все его существование. Ныло под лопаткой или резко поддавало туда же, когда Дан, забывшись, делал глубокий вдох. Повезло. Стрела попала в него уже на излете, легкое пропорола, что по здешним медицинским понятиям было ранением практически смертельным, и кабы не властитель с его магией, Гай, вероятно, не сумел бы его спасти. Пусть он не был лучшим лекарем в столице, однако мог дать фору большинству. Во всяком случае, придворный доктор не считал предосудительным побеседовать с ним о медицине и даже соглашался с некоторыми методами Гая. Не знающие болезней вампиры нашли прекрасный способ сосуществовать с людьми: стали незаменимыми врачами. Их лекарства помогали быстрее и эффективнее, чем травные отвары людей. Дан это по себе знал: мази, приготовленные Гаем, затягивали мелкие раны едва ли не с эльфийской скоростью, а припарки, которые он ставил на особенно впечатляющие синяки, почти мгновенно снимали боль и рассасывали гематомы за пару дней. Однажды Дан умудрился крепко простудиться… хотя чего уж, честно говоря, просто дурака свалял, решив на пару с Алиром сплавать через озеро, а водичка была нечеловечески холодная, ладно, без судорог обошлось, доплыл, а к вечеру его одолел такой кашель, что властитель подзатыльника крепкого не пожалел. Так Гай отпоил его за пять дней, хотя Дан сам слышал, как хрипит и булькает у него в груди.

Пять лет. Пять лет Данил Лазарцев обитает на Траитии, в империи, охватывающей всю планету, а судя по местным географическим справочникам, диаметр ее поболе, чем у матушки-Земли. И ничего. Никаких сожалений. Мелькала иногда тоска при воспоминаниях о старушках и Тяпе, но проходила довольно быстро. Когда года полтора назад властитель, глядя на его грустную физиономию, внезапно заявил, что, если Дану вовсе невмоготу, он может устроить ему недолгое возвращение домой. Дан сначала удивился, потом обрадовался, потом задумался и отчетливо понял: нет, не хочет. Особенно недолго. Чего ради? Появиться дома и сообщить, что он вообще-то теперь на другой планете обитает, носит меч и дружит с упырем? Да тетка Даша сама ему психбригаду вызовет. К тому же… К тому же бабуля, скорее всего, не пережила его исчезновения, ей основательно перевалило на девятый десяток, так что будем откровенны… Да и Тяпа не дождалась. А мама с теткой привыкли. Ко всему человек привыкает, даже к непереносимым потерям. За столько-то лет… Одно жаль: ведь так они его банковский счет и не тронут, даже не потому что считают его живым, а просто из привычки экономить и оставлять на черный день. Хотя двадцати тысяч американских рублей им должно бы хватить и на черные дни, и на белые, и на разноцветные…

Властитель тогда кивнул и больше к этому вопросу не возвращался. Дан, пораскинув мозгами, уверился в том, что он и не собирался расходовать магию на эту чушь. Сам, видно, решил, что Дан дозрел, и предоставил ему мнимую возможность решить. Более того, Дан сильно подозревал, что это не в силах властителя. Ну и ладно. Обижаться на него он перестал очень давно. Какой смысл обижаться на явление природы?

Полтора года они были Триадой, старательно учились, тренировались, выполняли задания разного масштаба, но больше никаких испытаний никто не учинял, мало-мальски серьезных стычек не было, но режим занятий от этого мягче не становился. Разве что учителя исчезли – нечему было учить. Так они и сами продолжали, то ли по инерции, то ли по привычке, то ли удовольствия ради. Ну нравилось им! Как, наверное, всяким молодым и здоровым мужчинам. Теперь нередко сам властитель принимал участие в тренировках, нисколько их не щадя, и благодаря этой его беспощадности Дан обзавелся несколькими шрамами и мастерством, равным которому пока не встречал. Понятно было, почему Люм предпочел остаться живым бароном: пяти минут против властителя Дан не выдерживал. То есть выдерживал и полчаса, да только за это время меч Нирута раз десять останавливался то у горла, то у сердца…

Никакому генералу Тури никогда не победить Дана в честном бою один на один. И трем генералам тоже. За пять Дан не ручался, но не исключено, что и пяти. Он и катана были одним целым. И пусть она так и не имела имени, друг друга они понимали лучше, чем Дан сам себя понимал.

Конечно, он научился и ножом владеть, словно нож этот был вроде когтей вампира Гая – продолжением руки. Не помнил, чтобы промахивался при метании ножей, звездочек и всяких иных острых предметов. Великим лучником не стал, но стрелы в мишени располагал по своему усмотрению: то кругами, то крестами, то рожицами. С арбалетом обращался еще проще. Освоил пращу и удивился: до чего эффективная штука. Научился убивать всеми подручными средствами или голыми руками – и никого за это время не убил. Разве что на охоте, но это тоже было видом тренировки: а ну-ка убей голыми руками волка, а ну-ка с одним только ножом на дикого кабана, а вот тебе всего лишь палка и медведь… Медведь его основательно помял, так что разбор полетов проводили у постели, в которой лежал до ушей загипсованный человек. Удивительная штука костобор, скромная травка, в обилии произраставшая на всей Траитии: не только эльфам ускоряла регенерацию костей, но и людям: переломы зажили за три недели и практически не болели.

Триада стала единым организмом, конгломератом, чем-то цельным, но все они и правда сохранили собственную индивидуальность. Насколько понимал Дан, заставить войти в Триаду невозможно, кандидат должен этого хотеть, и хотеть больше всего на свете. Это всегда было трудно, потому что Триада должна быть составлена из представителей трех разных рас, а расы здесь дружили примерно как Йорки с Ланкастерами или Монтекки с Капулетти, то есть с удовольствием друг друга резали, едва только представлялся случай. Властитель искал таких несколько лет, случайно напоролся на Дана и Гая, понял, что нашел, и начал думать, кто может быть третьим. В Алире он уверен не был, однако ошибся, надменный и вспыльчивый эльф, продолжая старательно ненавидеть людей и презирать вампиров, сумел стать третью Триады. Другом конкретного человека и конкретного вампира.

Дан, как и Гай и Алир, научился легко входить в боевой режим, когда внешние органы чувств словно бы отключались или, скорее, начинали работать так быстро, что мозг за ними не успевал, его хватало только на то, чтоб посылать импульсы в руки-ноги, не тратя времени на объяснения глазам или ушам. То же самое испытывали эльф и вампир, которые были намного быстрее и выносливее человека. Но втроем они были универсальной боевой машиной. Пострашнее танка.

И все трое ничуть не переживали из-за того, что применять навыки на практике им не приходилось. Не были они ни агрессивны, ни воинственны. Или перестали быть, как Аль. Дан всегда был неконфликтен, Гай всегда был уравновешен, а Алир справился со своим взрывным характером.

Потом появилась Лара. Увидев ее впервые, все трое дружно и громко сглотнули, потому что такого – не бывает. Вообще. Даже в сказках (с точки зрения аборигенов), даже в компьютерной графике (с точки зрения пришельца). Сказать, что Лара была красива и соблазнительна, – ничего не сказать. Она была категорически красива, абсолютно соблазнительна и вызывающе сильна. При всей хрестоматийности ее красоты (осиная талия, роскошная грудь не менее чем четвертого номера, длинные ноги, грива разноцветных волос, аппетитные губы и серо-фиолетовые глазищи) она не была банальна. Она была совершенна в том смысле, что ни одни мужчина не мог смотреть на нее равнодушно, каких бы женщин он ни предпочитал, маленьких и хрупких блондинок или высоких и пышногрудых рыжуль.

Властитель похихикал, глядя на их остолбенелые фигуры, выкаченные глаза и облизывающиеся рты, а роскошная женщина с естественно-бесстыдной улыбкой сообщила, что у них штаны в определенном месте порвались, и с удовольствием расхохоталась, когда они автоматически опустили глаза, потому что поверили.

Ни Гай, ни Аль не распознали, какой она расы, и едва не попадали в обмороки, когда узнали. Лара была демоном. Аналог суккуба в земной мифологии. Или инкуба, Дан не помнил, которая из ипостасей женская. Их было вымирающе мало, но это самое вымирание продолжалось уже не одну сотню лет, так что за сохранность вида можно было не беспокоиться. Их убивали беспощадно: мужья или жены. То есть обманутые жены или увенчанные оленьими рогами мужья. Или те, которые были свято уверены, что обмануты и увенчаны. Демоны вовсе не рвались соблазнять всех подряд. Более того, им этого и не хотелось. Они прятались среди людей, потому что от людей были совершенно неотличимы: ни тебе вампирских клыков, ни тебе эльфийских ушей. Прятались ровно до того момента, когда толпа не начинала визжать (или орать басами): «Демон!» – и им не приходилось прорываться с боем. Если же толпа оказывалась умнее и просто подсыпала им в еду яд, который их не убивал, но сильно тормозил все рефлексы, все кончалось плохо.

Лара была сравнительно молода. Очередная раса с неограниченной продолжительностью жизни в мирных условиях. Они не болели, не чихали, не умирали в родах. Их только убивали. Как эльфов и вампиров. Они никогда не жили компактно, рассеивались среди людей или среди эльфов. Поведение обманутых и рогатых было аналогичным, а эльфам запрещалось убивать только людей, в отношении демонов и вампиров на них распространялись общие законы. И если вампира убивали, так сказать, незаконно, за это могли жестоко наказать, а вот за демона – только спасибо сказать. Почему – не помнил даже властитель. Очень давняя традиция. Любая другая раса давно бы вымерла, а эти ничего, выживали.

Вообще-то звали ее Лаар, это Дан обозвал ее Ларой Крофт – расхитительницей гробниц. Так и пристало – Лара, нормально звучащее на местный лад красивое женское имя. А Лаар – подозрительно как-то. Она не была похожа ни на Анджелину Джоли, ни даже на ее улучшенную компьютерную копию. Она была ни на кого не похожа. Триада видела ее в женском платье один раз, и этого хватило, чтобы понять: никакой мужчина не устоит, даже если он категорический сторонник однополой любви. Гаю особенно нравились ее изумительные переменчивые глаза, Алиру – великолепная фигура, Дану – разноцветные волосы. Окружающим Лара легко врала, что волосы она так хитро красит разными красками (кажется, дома это называлось мелированием), а на самом деле они просто такими и были. Вот как у собак: шерстинка черная, шерстинка рыжая, шерстинка белая. У Лары было сочетание огненно-рыжего, золотистого и черного.

Хотеть ее они перестали как-то удивительно быстро, обсудили между собой, к определенным выводам не пришли, но разговор с ней отложили до других времен. Частью Квадры она стала очень легко. Словно провела с ними годы. Ей нечего было скрывать – просто не в характере. Она могла откровенно ответить на любой вопрос, была прямолинейна, что при ее абсолютной искренности не воспринималось как нетактичность. Кстати, смысла деликатности Лара и вовсе не понимала. Она была сказочно необразованна, только и умела, что читать, не интересовалась никакими достижениями науки, была уверена, что Траития плоская и окружена твердой поверхностью, которую кто-то от нечего делать украсил блестящими предметами. Когда же Гай, впадавший в ужас от таких заявлений, внятно и кратко рассказал ей о строении системы, она выслушал, кивнула и поинтересовалась, зачем ей надо это знать. Для общего развития? А это еще что такое?

Как боевая единица она не просто превосходила всех: раскидывала их, как щенят. Даже без трансформации. Ну а если…

У нее не появлялись клыки, когти или крылья, как у Гая. Она не обрастала волчьей шерстью, как оборотни. Она не приобретала свойств животных, как некоторые маги. Она просто становилась неуязвима. Дан никак не мог вспомнить название боевичка, в котором персонаж тоже вдруг покрывался броней и никакие ракеты класса «земля – земля» были ему не страшны. Нежная смуглая кожа Лары мгновенно становилась металлической. Во всяком случае, Дану так казалось. Ей это не стоило никакого труда, не сопровождалось неприятными ощущениями, как у вампиров, не загоняло разум на задний план, как у оборотней. Она оставалась той же Ларой. Волосы исчезали, глаза становились словно стеклянными, как у робота: хоть ты ножом бей, хоть в упор из арбалета болт засаживай – соскользнет и даже царапин не оставит. Ни чешуек, как у Шарика, ничего. Матовый металл, ничуть не препятствующий ее феноменальной гибкости и только подчеркивающий столь же феноменальные формы. Ни тебе хвоста, ни рогов, как положено бы демону по Дановым представлениям. В боевом варианте ее невозможно было убить. Ее не брали ни серебро, ни железо, ни серная кислота. Ни магия.

Про магию говорил властитель, потому что Дан так ее толком и не видел за все пять лет. Ну вот только дознаватели, видевшие правду, да исцеление. Хозяин не разменивался на мелочи, в быту магией не пользовался, но это было святое убеждение только Дана; остальные кое-что считали магией, но он крепко подозревал, что это снова технология. Для чего-то, точнее для кого-то, скупали у пришельцев диковинки, и кто знает, насколько здесь развита наука. У вампиров, например, не только медицина, но и биология с химией (алхимией по-здешнему) были на высоте. Они в течение столетий, если и не дольше, искали препарат, который мог бы заменить им свежую кровь, и не находили. Никакое консервирование, никакие вытяжки никаких лейкоцитов (здесь их называли иначе, Дан термина не помнил), никакой гемоглобин – только свежая кровь непосредственно из живого тела. Однако они продолжали исследования, попутно отрывая много нового и полезного.

А еще здесь в порядке было с астрономией, водил властитель их на экскурсию в главную обсерваторию Траитии. Сам там уединился с каким-то давним приятелем за бутылочкой сногсшибательного винца, а их предоставил в полное распоряжение главному звездочету, и тот, кланяясь ниже, чем императору, демонстрировал им и макет звездного неба, сделанный в сто раз лучше, чем в новосибирском планетарии, и грандиозных размеров подробный глобус Траитии, и всякие карты и схемы, и телескоп, который привел в восторг даже беззастенчиво зевавшую Лару. Всего-то система зеркал и стекол, но поверхность ближней луны видна была, как в окно, а дальней – как с борта самолета. А звезды и правда были разноцветные. Может, они и в Солнечной системе были такие, но снизу Дан никогда не замечал, а в телескоп не смотрел. Тут было видно разную степень сияющей голубизны, красноты и желтизны. Тоже, естественно, сияющих.

Так что наука не стояла на месте. Очень может быть, что ее основательно тормозила магия. Такой телескоп – и лошадь как самое быстрое средство передвижения. Врата, то есть телепорты, – и ручное ткачество. Развитая фармацевтика вампиров – и отсутствие пенициллина, от пневмонии здесь умирали скорее, чем от холеры. Искусство тоже было… разное. Недурная проза и поэзия – и скверная драма-комедия и прочие театральные штучки. Актеры, впрочем, были тоже… разные, в том числе прекрасные. Масштабная живопись убогости невероятной – и тончайшие миниатюры, портреты размером с ладонь, но фотографической точности. Кондовая скульптура – и обалденная резьба. Хорошие менестрели – и паршивая музыка с претензией на симфоническую.

Разница в развитии провинций не была пропастью, как на Земле, никаких тебе диких папуасов. Здесь их роль исполняли вымирающие расы наяд, дриад, ангелов да русалок. На расы, кстати, Дан тоже уже насмотрелся. С молчаливой наядой познакомился – и близко! – давно, дриады были воинственны настолько же, насколько ангелы миролюбивы, русалки коварны и неуравновешенны. Дриады были в принципе единственными, кто не признавал абсолютного авторитета властителей, а властители не обращали на них никакого внимания: они никак не влияли на равновесие в силу малочисленности и полной оторванности от мира. Если властителю надо было проехать через заповедные леса дриад, он ехал, и раздражать его не следовало, но вот кто-то другой вряд ли смог бы проехать. Квадре пока не требовалось конфликтовать с лесными жителями (обоего пола, кстати, в отличие от наяд), но властитель равнодушно бросил: «Понадобится – прорветесь». Наяды были, на человеческий взгляд, красивыми, русалки – всякими, а дриады, откровенно говоря, страшненькими: носастыми, ушастыми, росточком метра полтора, кривоногими и длиннорукими. Дан для себя сформулировал так: совсем недавно от обезьян произошли, даже с деревьев слезать не хотят. Ангелы были ангелы. Мелкие – тоже метра по полтора, субтильные до прозрачности, с белыми и легкими как одуванчиковый пух волосами и впечатляющего размаха крыльями – летали они быстро и высоко, танцевали в воздухе и всех на свете любили, были утомительно гостеприимны и навязчиво ласковы. Благородных, которые устраивали на них охоты, Дан бы с удовольствием поэтапно кастрировал без наркоза. Ангелы были разумны, но к жизни приспособлены весьма относительно. Разумные бабочки. Все лето они занимались тем, что запасали дары леса на зиму, потому что ели только растительную пищу, а зимой закупоривались в своих пещерах и носа на улицу не казали, потому что одежды то ли не признавали, то ли считали излишней, кутались там в свои перышки и пели свои мелодичные песенки.

С прочими разумными расами Дан еще не сталкивался, их было исчезающее мало; где-то еще водились феи, где-то – гномы, где-то неопределенное существо, по описаниям – снежный человек в чистом виде, какие-то болотники, какие-то крачики, какие-то гарпии. Какие-то – потому что, судя по рассказам начитанного Гая, на гарпий они похожи не были вовсе, полуптицы, полудраконы, получертзнаетчто.

И эльфы без всякого деления на темных и светлых или лесных и горных. Эльфы – и все. С ними, как ни удивительно, Квадра тоже еще не пересекалась. И вампиры, которых и в столице было достаточно много и с которыми обращались так же, как и везде, – не любили, боялись и охотно пользовались их услугами. И демоны, о которых вообще ничего не было известно, потому что даже здесь они считались мифическими персонажами – до тех пор, пока толпа не начинала орать «Убей демона» – и под раздачу, кстати, чаще всего попадали люди, отличавшиеся редкой красотой. И, конечно, люди, Полное и абсолютное доминирование. Впрочем, какой-то официальной сегрегации здесь не было, и даже охота на ангелов была делом совершенно противозаконным, за которое могли и повесить, да только ангелы в суд не обращались. Лишь эльфы… Если всех прочих рас касался местный вариант бытового антисемитизма, то эльфы были изгои. Парии. Они были лишены почти всех прав.

Властитель пожимал плечами и наедине уверял Дана, что это утрясется и эльфы умалчивают о том, что за прошедшие после резни триста одиннадцать лет ситуация существенно изменилась в лучшую сторону и еще через триста станут они такими же, как и все остальные, если только забудут о своей былой свободе, граничившей с анархией, и тем более о своем былом государстве.

Монархия была абсолютной, слово императора было непреложным законом, поэтому он словами не бросался. Он назначал наместников-губернаторов, и где-то от них даже был реальный толк. Была развитая система контроля за магистратами, но благородных не контролировал никто. Правда, если количество жалоб местного населения превышало разумные пределы, наместника могли не только снять с должности, но и упечь в ссылку или даже за решетку. Во всяком случае, так говорил властитель.

Властителей они тоже повидали. Штук пять. Велир заезжал, можно сказать, нередко, а с полгода назад привез с собой еще кучку великих – посмотреть на Квадру. Они, то есть Квадра, нервничали, очень не хотелось быть обезьянами в цирке или экспонатами выставки достижений народного хозяйства, но обошлось, властители мало чем отличались от Велира с Нирутом. Им не нужно было быть высокомерными, или жестокими, или еще какими-то. У них не было необходимости самоутверждаться, в себе и своих возможностях они были более чем уверены, с окружающими держались ровно, с собственностью коллеги – уважительно и приветливо. Даже мнительный Алир себя обезьянкой не почувствовал. Их расспрашивали, но когда Дан уперся: не хочу отвечать! – отступились, извинились: мол, не хотели лезть в душу. Посмотрели на них в действии. Проверили их в действии. Один – проверил, остальные поначалу тоже хотели, но передумали, когда Квадра загнала властителя в угол, а Лара в облике демона прихватила его за горло и обворожительно улыбнулась металлическими губами.

Дан тогда, помнится, обнаглел и, воспользовавшись благодушным настроением Велира, поинтересовался, не видал ли Велир прежних Квадр. Велир видал. Одну и в очень раннем детстве. Дан бы поприставал к нему еще, да отвлекли, велели учить игре в шахматы. Вот сказал бы кто дома, что Дан Лазарцев станет учить играть в шахматы! Он, конечно, знал чуть побольше, чем «лошадь ходит буквой „г“», но игроком был настолько паршивым, что его на двадцатом ходу обыгрывал даже Олигарх, тоже не причислявший себя к великим шахматистам. Однако основные правила он знал, фигуры вырезали по его невнятным описаниям из двух сортов дерева и увлеченно играли. Особенно, как ни странно, игра понравилась не Гаю, как можно было бы предположить, а Алиру, не самому терпеливому в их компании. Вот они с властителем и развлекались…

Пять лет. Если разобраться, то их наполненность была, наверное, относительной. Что в банке дорогие штаны просиживать, успешно решая свои клерковские задачи, и общаться с Олигархом на шашлыках и с коллегами на корпоративных вечеринках, что проводить дни в учебных боях, не особенно сложных заданиях и дружеских разговорах. Ну какая, спрашивается, разница? Особенной своей незаменимости или даже нужности Дан не ощущал. Это для аборигенов властители были почти небожителями, и даже непочтительный Гай испытывал к Нируту Дану неподдельный пиетет. Гай уверял, что ни разу не слышал и не читал чего-то, что могло бы поколебать его уважение к сей славной когорте. Но дитя перестройки его не понимало. Дан очень даже неплохо относился к Нируту, даже перестал чувствовать свою ущербность, думая о нем именно как о хозяине, однако верить сильным мира сего не мог. Не умел. Аборигены этого не понимали и аргументы приводили убийственные: ну понятно, наместникам не верить, магистратам или даже императору, как бы там ни было, они обыкновенные люди, но как можно не доверять тем, кто держит на своих плечах благополучие всего мира?

Для начала Дан не верил, что это возможно – держать на плечах благополучие мира, то есть пресловутое равновесие. Роль личности в истории он недооценивать не мог, в его родной стране это было бы странно, но вот личности попадались все больше не поддерживающие равновесие, а разрушающие его. А с другой стороны, он едва ли не лучше Гая понимал, что если основываться на анализе информации и обладать реальной властью, многие события можно предотвратить. Но за пять лет он не видел ничего такого, что могло бы грозить будущему. Впрочем, Дан был самокритичен и не совсем уж глуп, чтобы не понимать: они – всего лишь руки. Ну, глаза, уши и прочие органы чувств. А мозг, обрабатывающий информацию и раздающий команды рукам-ногам, – Нирут Дан. Он, естественно, не посвящал их ни в свои планы, ни в свои мысли, приказывал… нет, даже ведь не приказывал и не просил: сообщал, что надо сделать то-то и то-то. И они, кивнув, делали то-то и то-то. Проявлять инициативу не только не возбранялось, но даже и поощрялось, а требование было одно: всегда думать о последствиях. И на это у них был предусмотрительный Гай. В Квадре не было никакого разделения функций, Гай просто был самым умным, имел склонность к аналитике. А вот Лара, например, была лучшей боевой единицей. У Дана и Аля не было особенностей. Дану почему-то казалось, что должны быть, как есть у Гая и Лары. Но не видел ни в себе, ни в Алире. А хозяина он по-прежнему спрашивать не любил. Тот или сообщал, что Дан все поймет в свой срок, или напускал туману, а уж разгребать словеса Дан не любил.

Итак, казалось бы, разницы между той и этой жизнью не было. Однако Дан был доволен. Нет, не просто доволен. Удовлетворен. Словно нашел свое место. Действительно не хотелось возвращаться. Не зря ж он придумал Лазаря. И опять нет, не в Лазаре дело. И даже не в катане. Дан, пожалуй, впервые в жизни чувствовал себя действительно нужным, даже незаменимым. И пусть цели Квадры, то есть ее хозяина, ему не совсем понятны, Нирут не заставляет их делать что-то, противное их убеждениям. Кто знает, заставит еще, но у Дана пока имелась иллюзия, что они могут и отказаться.

Не философствовалось. Он лежал, дремал и вспоминал. Что удивительно, не прошлую свою жизнь, покрывшуюся каким-то туманом. Наверное, дымом забвения, если поэтически. Собственно, поэтически это звучало только для Дана, для местных означало всего лишь заведение для обкуренных наркош, с которыми (и заведениями, и завсегдатаями, и особенно содержателями) империя усердно боролась. Тут тоже был отдел по борьбе с распространением наркотиков, и, насколько знал Дан, организован он был сравнительно недавно, на памяти Алира, по инициативе властителей. То ли наркомания начала развиваться стремительными темпами, то ли властители решили, что появление наркобаронов может составить реальную конкуренцию, но властители решили, что с этой заразой надо бороться. Любыми методами. Отловленных наркош беспощадно допрашивали (не давая покурить), и в ломке они мгновенно продавали всех и вся, а дальше уж и вовсе церемоний не было: заведения попросту сжигали. Иногда вместе с содержимым. Тоже своего рода дым забвения…

То, что Дан все реже вспоминал семью, удивительно, конечно, не было, взрослым мужчинам это в принципе свойственно, и Гай скорее был исключением, чем правилом… впрочем, Гай все-таки был еще очень юн для вампира. А вот не шибко-то взрослый Аль никогда ничего не говорил о своей семье. Вообще о своей прежней жизни. Если о Гае и Ларе Дан знал почти все, то Алир словно бы родился в тот момент, когда Дан увидел, как он идет к костру. Нынешний Аль был откровенен с ними, мыслей или обид своих не скрывал, претензии высказывал, переживаниями делился, но до определенной временной границы. А они почему-то не расспрашивали, хотя властитель и настаивал на полной искренности. Не сговариваясь, три четверти Квадры решили, что каждый имеет право на свои скелеты в шкафу, ну у них нету, а у одной четверти есть, и пусть будет, если ей, одной четверти, так легче.

Лара считала, что Аль только думает, что ему так легче, а на самом деле наоборот: он осознает, что отличается от остальных и это его гнетет. Гай соглашался: есть в эльфе какой-то внутренний надлом, потому и давить не стоит, чтоб не доломать, рано или поздно дозреет и сам скажет. Или не скажет. А Дан и вовсе не имел привычки лезть в чью-то душу, тем более душу эльфа. Аль был изгоем среди людей, и не будь черно-белого браслета, ему пришлось бы весьма не сладко. Аль был изгоем и среди своих, потому что покинул дом без разрешения. И Дан подозревал, что не только этот побег сделал его чужим для своих.

 

* * *

Через несколько дней Дану стало существенно лучше, хотя вставать ему пока было не велено категорически, но сидеть уже позволялось. Под лопаткой ныло с той же интенсивностью. Гай воспринимал это равнодушно: нормально, так и должно быть, зато потом пройдет очень быстро. Его так одного и не оставляли. Регулярно заглядывал властитель, император присылал человека выяснить, не хочется ли Дану чего-нибудь особенного, принц Гент заходил лично и даже принес подарок: сложную головоломку, увлекался он такими штучками, жаль, тут кубика Рубика не придумали. Головоломку Дан, конечно, не собрал, Аль, правда, тоже, Лара и браться не стала, а Гай сначала рассмотрел со всех сторон, а потом без единого лишнего движения превратил нечто угловато-кривое в идеальную сферу.

Генерал Тури вылетел именно что в отставку. Дан пытался за него вступиться перед властителем: ну нервы у человека сдали, понять его можно, никто в конце концов не умер, а генерал человек для империи полезный. Властитель довольно обстоятельно объяснил, что полезный не значит крайне необходимый, и будь он незаменим, может, Дану бы еще пришлось извинения приносить, а так – генералов много, но не у каждого есть столь легкомысленная жена, подставила однажды, подставит еще. Гай, искоса глянув на Дана, вздохнул:

– Опять берешь вину на себя? Откуда в тебе это?

– Что значит – опять? – проворчал Дан, уже понимая, что оно значит.

– Дана. Теперь вот генерал и его жена.

– А нет? Не виноват?

– Ничуть. Ни в том случае, ни в этом.

Властитель прижмурился. Нравилось ему слушать их разговоры, а они приучились в таких случаях считать его чем-то вроде детали интерьера, то есть внимания не обращать.

– Ты отбрось эмоции, – посоветовал Гай. – Не ты причина того, что случилось с Даной, а ее привлекательность. Не будь она симпатичной, благородные не захотели бы ее, если бы она не сопротивлялась, ее бы не изувечили…

– Мало бы?

– Не мало, конечно. Но уж поверь, очень немногие девушки после насилия кончают с собой. Наверное, такие есть, но я даже не слышал никогда. Это, увы, не редкость. Совсем не редкость. Благородные могли увидеть ее на улице. Это могли быть не благородные, а сынки. Или просто пьяные. Или просто шпана. Ты вспомни, куда Дана ходила одна? На рынок в ближнем квартале? В пару соседних лавок? А вечером ее просто из дома не выпускали одну, ведь гуляла она только с тобой.

– Гай! – взмолился Дан, впрочем, безуспешно. Гай беспощадно продолжал, и Дан возненавидел (в тысячный раз) его равнодушный голос:

– Выходя во внешний город, благородные никогда не церемонятся, именно потому красивые женщины редко бывают на улице после заката. Сынков ты сам видел, рассказывал мне, как они едва служанку в трактире не завалили – и завалили бы, если б ты не вмешался. Я понимаю, что тебе девочка нравилась, что тебе ее жаль – ну так и помни ее. Но себя винить в этом даже не глупо, а куда больше. А уж сейчас тем более. Ты уж прости, Дан, но не будь тебя, был бы кто-то другой. Министр, например. Или маршал. Или еще кто-то важный и влиятельный. Если бы Тика тебя любила, я бы еще понял твои страдания, но она тобой всего лишь пользовалась.

Дан отвернулся к стене. Он был прав. Только менее больно не становилось.

– Можешь, конечно, отворачиваться и обижаться, можешь даже мне морду набить… когда сможешь. Но единственный, кто действительно виновен, – Тика. Себе жизнь сломала – это еще ладно, но ведь и мужу тоже. Хорошему военному, порядочному человеку. Впрочем, предполагаю, что теперь ей существование, как ты сам говоришь, медом не покажется. Суть не в том, что она мужу изменила, это тоже явление не редкое. Суть в том, что она его унизила. Она показала ему, что он ничего не может сделать, потому что силы неравны, потому что он не может ничего предпринять против тебя. Вот он и предпринял.

– Генерал просил меня передать тебе его извинения, – подал голос властитель. – И уж поверь, он был искренним. Как ни парадоксально, к тебе у него нет никаких претензий, а о выстреле он сожалеет. Вышел из себя, сорвался, как мальчишка.

– Всегда виновата женщина, – буркнул Дан.

– Не всегда. Но в этом случае виновата только Тика. Генералу стоило бы с ней развестись, конечно.

– Разведется еще, – усмехнулся властитель. – Не думаю, что теперь она будет свято хранить ему верность.

– А здесь разве есть разводы?

– Есть, а как же. Только очень редко. И повод только один: особо разгульное поведение жены. Потом ей остается только дорога в веселый квартал, потому что никогда никто на ней не женится, жить не на что, а делать благородные ничего не умеют.

– Это пройдет, Дан. – Ага, не ошибся, услышав легчайшие шаги. Это Аль. А это властитель удаляется. Оскорбился видом спины Дана с заживающим рубцом под лопаткой. – Пройдет, поверь мне. По себе знаю.

– А он и понимает.

Дан словно услышал, как пожимает плечами Гай. Вообще, у него слух то ли обострился, то ли просто натренировался, как и зрение и прочие органы чувств. Конечно, до друзей ему как до любой из двух лун, но тут уж ничего не попишешь.

– И ему очень плохо от этого, – вздохнул Аль. – Дан, если тебе необходимо остаться одному, мы уйдем.

– Вы уйдете, и мне немедленно станет хорошо, – саркастически скривился Дан, осторожно переворачиваясь на спину. Зачем доставлять себе лишнюю боль? Для этого вон и другие найдутся. – Не надо мне объяснять очевидное, ладно? Я знаю, что Тика меня не любит. Всегда знал. Но я-то ее люблю.

– Это и скверно, – заявил Аль. – Хуже нет любить такую пустышку. К тому же еще и красоты особенной нет…

– Ну, насчет красоты – спорно, – улыбнулся Гай. – Мне, положим, она тоже не очень нравится, но, по общему мнению, она похожа на эльфийку.

Аль усмехнулся так презрительно, что Дан потратил пару минут на приведение себя в спокойное состояние. Тихо, может, он прав, эльфиек Дан еще не видел. Как-то не получалось попасть в края эльфов, а в столице Аль был единственным.

– Дан, а мне вот эльфийки тоже не нравятся. Как, собственно, и люди.

– А чем вампирши отличаются? – вяло поинтересовался Дан.

– Ты ж маму видел, – удивился Гай.

– Видел. Одетую в сто слоев одежды.

– А, ну да… Ну, меня ты зато видел, понимаешь, чем я отличаюсь от человека. Вот и женщины тоже так. У ваших слишком всего много – тут, тут. – Он поводил руками в соответствующих местах. – Не люблю. Мне нравятся тонкие девушки.

– А эльфийки толстые, – фыркнул Аль. – Дан, не верь ты ему. Беспристрастно: самые страшненькие эльфийки примерно такие, как Тика. Ну а красивые – представляешь?

– А твоя подруга? – вовсе неделикатно спросил обиженный Гай. Аль вспыхнул, покусал губы и ответил резко:

– А моя подруга сейчас, скорее всего, вынуждена радовать в постели какого-нибудь благородного, и хорошо если одного!

– Прости, – тихо сказал Гай, и Аль мгновенно остыл.

– Может, попросить властителя… – начал было Дан. Эльф и вампир отмахнулись и ответили удивительно слаженно, как в Квадре и положено:

– Не станет. – Они переглянулись, и продолжил Аль. – Это мелочь, понимаешь? Привычная мелочь. На равновесие не повлияет. Он не будет вмешиваться.

– А на настроение Квадры тоже не повлияет? На твое, например? Для тебя тоже мелочь?

– Я привык к этой мысли, – пожал плечами эльф. – За восемь лет можно привыкнуть. И знаешь, если вдруг я ее у кого-то увижу, то тоже ничего не сделаю, особенно если с ней обращаются хорошо. Потому что это может отразиться на эльфах вообще. Так что я стерплю. И ты стерпишь, потому что всегда есть такое, что мы изменить не в силах. Тебе сейчас больно…

– Нет, – перебил Дан, задним умом приметив – восемь лет, а встретились они существенно позже, так что не это было причиной его ухода. – Я даже не знаю, как мне сейчас. Я эти дни не столько о Тике думал… не думал почти. Ни о чем. Я вспоминал. Складывал свою здешнюю жизнь на полочки.

– Чтобы не думать о Тике, – тихонько произнес Гай. – Не самый плохой способ. Ты прости нас, Дан, мы неоправданно жестоки с тобой. Какова бы ни была Тика, чувствам не прикажешь. А мне и вовсе помалкивать надо, потому что я и не влюблялся сильно. Так… по мелочи.

– Мал еще, – снисходительно уронил Аль, пряча улыбку. Гай выразительно оскалился. Нормальная пикировка. Друзьям можно быть нетактичными. Друзьям можно все.

 

* * *

Как только Дан восстановил силы, властитель послал их на задание. Сначала Дан решил, что это профилактическая мера и никакой надобности нет, но вечером накануне отъезда встретил Велира, который разыскивал Нирута. Дан с максимальной почтительностью объяснил, что хозяин приглашен на ужин понтификом.

– Жаль, – огорчился Велир. – Я рассчитывал… неважно. Не откажешься ли поужинать со мной, Дан?

– А я могу?

– Конечно, – удивился властитель, не отреагировав на почти неприкрытое хамство. Дану стало стыдно.

– Конечно, ваша милость. Простите, я немного не в духе.

– Я знаю. И если ты не хочешь, не стоит. Поверь, я не задет.

– Да нет, это я так… Вредничаю. Вы ведь и поговорить со мной хотите?

– Разумеется. Ну что, идем? Ты любишь дары моря? Знаю одно прелестное место, где подают замечательных осьминогов.

– Я бы лучше чего попроще. Мясо, что ли.

Велир рассмеялся и потащил Дана по аллеям дворцового парка, потом по улице, потом нырнул в какую-то щель и долго мотал Дана по переулочкам и тупичкам, пока не привел в весьма демократичное заведение вроде тех, которые кормили Дана по предъявлении браслета. Еда была незатейливая и вкусная. Вряд ли властитель питает к ней склонность, скорее, решил, что питает Дан (и правильно решил), а ему надо было зачем-то расположить Дана к себе. Уже шестой год старался. А Дан шестой год сопротивлялся, не столько не из антипатии, сколько действительно из вредности.

– Ну, считайте, ваша милость, что я стал тих, благостен и в знак благодарности немедленно открою душу. Что вы хотели?

– Просто поговорить. А почему ты…

– Ваша милость, я совершенно точно знаю, что вы любите изысканные сладкие вина, но старательно пьете со мной из одного кувшина. Такие тонкие психологические шаги я еще в школе проходил.

– Просто я пытаюсь тебя понять.

– Это так сложно? – изумился Дан. – Что-то вы путаете. Я никогда сложным не был, да и не хочу. Не люблю усложнять.

– Хорошо, – согласился Велир. – Скажу иначе. Я хочу понять, чем ты, именно ты, так важен для Нирута.

– А-а, – кивнул Дан. – Ну, в добрый час. Только когда поймете, пожалуйста, мне скажите.

Как он хохотал! Утирал слезы, дергал себя за бороду, икал и стонал. Забавно. Дан за эти пять лет так и не научился быть здесь своим. Чужак. Пришелец. Местный язык он знал ровно так же, как русский, собственно, не отличал от русского, понимал все оттенки точно так же, как образованные аборигены, и если удивлялся слову «фруг», так просто потому, что не имелось обобщающего слова для кентавров, грифонов и горгулий в родном языке. К реалиям здешним привык и автоматически делал то, от чего шарахался по-первости. Обстановку знал. Местные шутки понимал и даже сам шутил. С историей познакомился. Но психологии не понимал все равно. Что такого смешного услышал Велир? Будто бы Дан действительно понимал, чем он так важен для хозяина. Нирут и правда заметно выделял его из Квадры, уделял ему гораздо больше внимания, причем не только расспрашивал, но даже чем-то и делился, даже иногда соизволял объяснять причины задания… Может, всего лишь потому, что Дан единственный, кого эти причины интересовали. Даже Гаю, не говоря уж о Ларе, было свойственно убеждение, что властитель всегда прав. Догмат веры неверующих.

– Я даже не знаю, ваша милость, почему хозяин считает меня лидером Квадры.

– Эту тайну я могу тебе открыть. Потому что Квадра считает тебя лидером. А диктовать роли в Квадре не может ни один властитель. Вы называете Нирута милордом. Ты придумал? Это что-то означает?

– В моем мире – обращение к высокопоставленной персоне кое-где. А дословно – мой господин, мой хозяин. Ваша милость – как-то… не вяжется с властителями.

– Ты даже не представляешь, насколько, – серьезно произнес Велир. – Мне иногда кажется, что нас так называют просто в надежде на милость.

– Тщетной?

– Разумеется. Не потому что мы так жестоки. Мы, пожалуй, и не жестоки совсем. Но рациональны. А милость и рационализм никак не сочетаются. Если тебе неприятно это обращение, используй другое. Любое, сам понимаешь, что это ерунда. Мы не нуждаемся в почтении.

– Разумеется, – светски отозвался Дан, стараясь поточнее скопировать тон Велира. – Вы уже большие мальчики, вам самоутверждаться не нужно. Ваши возможности и мелкая страстишка к повальной вежливости никак не сочетаются.

– Именно, – не обиделся властитель. – Именно так. Даже странно, что ты это так естественно понимаешь. Или в твоем мире так?

– Нет, не думаю. Я, правда, с сильными мира сего… то есть мира того не сталкивался, но полагаю, что они не такие. Мельче. Может, потому что мой мир разрознен, каждый тянет одеяло на себя, сильный помыкает слабым… тут то же самое, но у нас там никто не стоит над.

Велир поманил трактирщика, и тот, едва не спотыкаясь, притащил бутыль вина. Мне в дорогу завтра, а я пью.

– Меня он не знает, – заметил властитель, – ради тебя старается.

Дан поморщился:

– Не надо мне льстить, ваша милость. Трактирщики в любом месте не дураки, клиентов нюхом чуют лучше собаки. Вы одеты в один цвет.

– Ты тоже.

– Ага. А то неизвестно, что вышивка на груди означает принадлежность какому-то дому. Вы простите, я понимаю, что дерзок…

– Ты прекрасно понимаешь, когда можно позволить себе дерзость. Ты естествен, Дан. Кстати, Дан – это твое полное имя?

– Нет. Я вообще-то Данил Лазарцев, хотя уже начинаю это забывать. А по крещению и вовсе Даниил. Дан – это как Аль, просто сокращение.

– Я не нравлюсь тебе, Данил Лазарцев?

– Не нравитесь, ваша милость, – сокрушенно вздохнул Дан. – Я, оказывается, ужасно злопамятный, никак не могу забыть испытание, что вы нам устроили. Нас и убить могли.

– Вас и потом убить могли, и завтра убить могут.

– Ну да, меня вот недавно чуть не убили. Так ведь за дело или в деле, а не просто так, для проверки. Я, ваша милость, очень не люблю видеть, как мои друзья умирают. А Алир умирал.

– Выжил. Нирут не особенно хорошо владеет исцелением, однако владеет.

Дан покачал головой. Совсем обнаглел Данила. Безнаказанность расслабляет, даже о правилах нормальной вежливости заставляет забыть… Да что там, не банковский клерк, чтоб клиентам очаровательно улыбаться.

– Вы вряд ли меня поймете, ваша милость. Я не вынашиваю коварных планов подсунуть иголку вам в кресло или насыпать перца в носовой платок. Я просто помню, как гасли глаза Алира, и мне этого почему-то хватает для того, чтоб не испытывать к вам симпатии. Не вписывается в ваше рациональное отношение к миру?

– Отчего же? Рационален я, рационален Нирут, а тебе это необязательно. Даже не нужно. Части Квадры должны любить друг друга. У вас это получается, вы дружны, и даже девушка так легко вписалась. Я опасался, признаться. Демоны малопредсказуемы. Ты не знал, что именно я прислал ее Нируту? Просто случайно увидел, а я, сам понимаешь, способен узнать демона в любом облике, и как ударило: четвертая раса! Пусть никому и в голову не приходило никогда, что демона можно впустить в Квадру, но Нирут известный авантюрист, он рискнет, да и в самом страшном случае не получится Квадра, но останется Триада. Однако все сложилось наилучшим… Ты хочешь что-то спросить?

– Почему вы не захотели собрать свою Квадру?

– Почему ж я не захотел? Я очень хочу. И не только я, другие властители тоже с воодушевлением отнеслись к возрождению старой традиции. Да только времена уже не те. Проще найти демона, чем эльфа, готового слиться с человеком. Они так и не простили резню.

– Могу я задать вам еще пару вопросов?

– Да. Я постараюсь ответить.

– Хозяин как-то сказал, что вы втрое старше его. Это правда?

– Нет, – усмехнулся Велир в свою ухоженную, если не сказать холеную, бороду. – Не втрое. Мне шестьсот тридцать восемь. Или шестьсот сорок? Не помню, признаться, надо в записях смотреть. Тут еще систему летосчисления унифицировали, путаница возникала… Но, наверное, тебе особо точное число и не нужно?

– Не нужно. То есть вы ту резню помните?

– Разумеется. Я же властитель, я не могу не помнить значимые события…

– Даже если они не влияли на равновесие, – не выдержав, съязвил Дан. Велир чуть склонил голову, оценивающе посмотрел ему в глаза и очень спокойно и серьезно ответил:

– Почему же не влияли? Резня очень даже повлияла. Равновесие укрепилось, Дан, потому что империя наконец стала абсолютной. Агирия была последним самостоятельным государством и выгоняла послов императора, если они заговаривали об объединении.

– Эльфы были такими плохими правителями?

– Эльфы были хорошими правителями, Агирия – сильной державой. Король эльфов Ран в случае войны поставил бы впереди войска магов, и потрясения были бы слишком велики, поэтому император и не пытался захватить Агирию силой. Да и мы не позволили бы начать войну, которая могла бы пошатнуть равновесие. Ох, как взгляд посуровел… словно ты сам эльф. Нет, мы не советовали поступить именно так, как поступил император. Он на эту интригу убил лет пять, пока подготовил тайную армию, пока вооружил, пока эта армия выследила все маршруты тех эльфов, которых непременно следовало устранить, пока придумали, как же начать одновременно везде… Однако получилось лучше, чем можно было бы ожидать. Никакого гнева в народе присоединение к империи не вызвало. Людям даже больше понравилось жить в империи людей, чем в государстве эльфов. Не потому что эльфы были так плохи и держали людей в черном теле. Просто потому, что они эльфы. Не люди. Чужие.

– Половину эльфов…

– Половину эльфов Агирии, – уточнил Велир. – Они жили и в других местах. Хотя признаю, мало, что вполне естественно: если есть королевство, в котором правят эльфы, зачем жить в другом месте. Конечно, это не прибавило взаимной любви или уважения, однако…

– Однако прошло три сотни лет, а эльфы по-прежнему лишены всех прав, у них забирают заложников и даже не сообщают, как эти заложники живут, они не могут даже передвигаться свободно.

– Нормальный инстинкт самосохранения, – пожал плечами властитель. – Эльфы крайне опасны, мстительны… есть поговорка: злопамятен, как эльф. Моя мать все время так моему брату говорила: ты, Кути, злопамятный, словно эльф. Сменится поколение, и законы начнут меняться, не сразу, но станут мягче. А заложники… Ну да, это скверно, однако равновесие не страдает. Есть проблемы с Алиром? Кто-то из его близких?

– Есть. Но раз мироздание не треснет, хозяин не станет что-то менять.

– Не станет. Конечно, это доставит удовольствие части Квадры, значит, и всей Квадре, но уменьшит мотивацию Алира. Если он будет слишком надеяться на властителя, он не сможет рассчитывать на себя. Здравый рационализм.

Дан уткнулся носом в стакан. Здравый рационализм… Ты, Дан, можешь, если хочешь, свернуть шею Фрике или оторвать голову Люму с Гарисом и вообще всем, кто под руку подвернется. Разрешение, данное равнодушно и снисходительно: пойди, может, это тебя развлечет, раз ты способен развлекаться глупостями… Проверял ведь. Всего лишь проверял. И ясно, что не встретит Алир ни сестры, ни подруги, мир огромен, а заложников отсылают как можно дальше от дома. А если встретит, то будет только хуже, Алир самый непредсказуемый, самый непонятный, самый скрытный, он может просто сорваться, а при его-то нынешних умениях это хоть основ равновесия не затронет, но доставит массу хлопот. В том числе и им – ведь и помогать придется, и из неприятностей вытаскивать.

– Что же есть в тебе такого, чего нет в других людях, Дан?

– Элементарно, ваша милость, – сообщил Дан темному кружку вина в стакане. – Я пришелец. У меня другие корни, другой взгляд на мир. Если угодно, сторонний взгляд. Это навсегда. Мировоззрение взрослых людей не меняется, а я ведь прожил едва ли не половину отведенного срока.

– Едва ли не половину? – хмыкнул властитель. – Только не говори мне, что Нирут не дает тебе эликсира. Как ты думаешь, сколько лет императору?

– Я не думаю, а знаю. Сто двадцать с хвостиком. И члены его семьи соответствуют. Но я-то не император.

– Разумеется, ты не император. Но ты, как и император и некоторые члены его семьи, получаешь эликсир. Для Нирута ты намного важнее. Императора вполне может заменить его сын или его племянник, они вполне подходят для этой роли, однако тебя заменить некем. Квадра едина. Теоретически можно подыскать кого-то, но на практике это почти невозможно. К тому же утеряны методики подбора Квадры… Когда вымерли фруги, мы какое-то время еще создавали триады, но они не так эффективны… Вы – первая Квадра за шесть сотен лет. Скажи, ты вспоминаешь герцогиню?

Если Нирут ему рассказал все… Рассказал. Точно ведь – рассказал. Ну и что? Можно, конечно, выразить хозяину свои «фи», а что изменится-то? мерзковато…

– Не особенно.

– Почему?

– А смысл?

– Оставил в прошлом, значит. Разумно. Ну что ж, пора. – Он бросил на стол целую корону. – Вам завтра в дорогу. Я прошу тебя, Дан, будьте там повнимательнее. Происходит что-то странное, то в одном месте, то в другом, словно просыпается что-то.

– Какое-то древнее зло? – с самым невинным видом спросил Дан. И Велир то ли не уловил насмешки, то ли не счел нужным на нее реагировать, то ли… Да ну, какое древнее зло! Темный на склоне Драконовой горы или там Саруман в Мордоре… Или Саурон? Короче, маг-злодей. Лазарь может спасти мир от пары наркодельцов или каких других нехороших людей, но не от абстрактного зла и уж тем более не от проявлений магии. Маг всю Квадру разметает в два счета, если вдруг решит насмерть поссориться с властителем. Насмерть – в самом прямом смысле, потому что нет в мире магов, сильнее властителей…

Или есть?

 

* * *

Дан не выдержал первым: снял сначала куртку, а потом и рубашку. Солнце не то чтоб палило, если б так, он бы раздеваться не стал, светлокож слишком. Было пляжно тепло. Аль, не долго размышляя, последовал его примеру, а Лара только куртку скинула, хотя застенчивостью не страдала, видно, их пожалела. Гай завистливо покосился и поглубже надвинул шляпу. Они ехали по берегу спокойной и обширной реки, и Шарик то бежал рядом своей раскорячистой рысцой, то сворачивал в воду, и тогда брызги летели на них, как из-под колес джипа. Дан только что закончил исполнение и перевод очередной песенки Щербакова и разъяснял, что такое электричество, порох, казачество, тротил и прочие приметы Земли. Алиру страшно понравилось начало, и он все повторял: «За что пророк по шее получил – еще спрашивает, пророков только по шеям и бить, как пророк появляется, так сразу паника, то бунты, то погромы, то еще что-то». Лара, едва поняв общий смысл песенки, интерес потеряла, а Гай выяснял значение каждого непонятного слова. Ну как, например, перевести «электричество»?

Здесь языков было не так много, как на земле, к тому же практически все в той или иной степени знали всеобщий, как раз тот, который Дан получил по эквивалентному обмену. В бывшей Агирии это был, так сказать, язык родной – для людей, понятно. У эльфов был свой язык, у русалок тоже, наяды пользовались языком жестов…

– Гай, а есть язык вампиров?

Аль отвлекся от пророков и прислушался. Не знал.

– Есть, – отозвался Гай. – Только мы на нем давно не разговариваем. Нужды нет. Живем-то чаще среди людей. Даже знают не все.

– А ты?

– Я лекарь, – усмехнулся он. – Знаю. Мы на нем методы лечения и составы лекарств записываем.

– А почему не раскрываете секретов? – простодушно спросила Лара. – Соперничества боитесь?

– Нет. Не боимся. Лара, ты думаешь, мы лечим людей по доброте душевной? Нам нужно, чтобы люди от нас зависели, тогда посмотрят сквозь пальцы на нашу жажду. Не будь чего-то, что делало бы нас незаменимыми, стали бы люди терпеть… А так – терпят, потому что мы лечим гораздо лучше, лекарства наши намного эффективнее, к тому же и новые придумывают. Мама составила замечательное средство от воспаления легких, например, и мазь, заживляющую нетяжелые ожоги всего за пару дней. А папа придумывает разные растирания от болезней суставов. Ну скажи, зачем бы это нам, у нас суставы не болят.

Латынь, подумал Дан. Мертвый язык, которому не дают умереть окончательно. Кто знает, может, и оживят когда, как оживили в Израиле иврит. Только Дану об этом не узнать.

– На привале искупаемся? – спросил с надеждой Аль. Смешно. Будто Дан командир и станет запрещать купаться или, скажем, лежать на травке. – Пока Гай нам еду готовит. Гай, а ты ночью поплаваешь, если захочешь.

– Нашли повара, – беззлобно проворчал вампир. – Вообще, пора бы уже и поесть. Вот под теми деревьями и остановимся, хорошо?

Они всегда ради Гая устраивали привал под деревьями, или в тени скал, или в гротах, могли и в тенистый овраг спуститься, поэтому предложение не вызвало протестов. Они пустили лошадей вскачь к полному восторгу дракона, он взвизгнул (звуков в его лексиконе заметно прибавилось) и понесся рядом, периодически взлетая. Кстати, летать он стал намного лучше, не то чтоб парил, но каждые три-четыре шага взмахивал крыльями и преодолевал сразу метров по десять.

Они быстренько набрали дров, принесли воды и, на ходу сбрасывая одежду, побежали к реке. Купались они в белье, у мужчин это были все те же длинные, но эластичные трусы, а у Лары – симпатичные панталончики и маечка с глубоким вырезом. Иногда Дану казалось, что лучше бы она прыгала в воду нагишом… и в то же время штаны в известном месте уже давно не трещали ни у одного из них при взглядах на Ларины прелести. Парадокс.

Воды была освежающе прохладная. Раньше Дан сочувствовал Гаю – жара, а он не может даже окунуться, чтобы остыть, а оказалось, что он в этом и не нуждается, вампиры очень легко переносили жару и холод, и должно было жахнуть градусов сорок, чтобы у Гая появилось теоретическое желание снять куртку.

Путешествие было сильно похоже на прогулку. Они останавливались во всех деревнях и заезжали на отдельные хутора, расспрашивали всех подряд, не брезгуя детьми или впавшими в маразм стариками, прислушиваясь к рассказам на постоялых дворах и воплям деревенских дурачков, делились услышанным, обсуждали, пытались анализировать, особенно Гай, но никакой особенной картины не складывалось. Конечно, не исключено, что властитель потом выудит из них как раз то, что его интересует, но им очень хотелось угадать или вычислить, что именно его интересует. Дважды им это удавалось. За четыре года.

В отдалении от столицы их, конечно, не узнавали. Слова-то «квадра» не слышали, не только неграмотные крестьяне, но и благородные в городах или разные графья в имениях. Надо сказать, что графья, хотя благородными считались по праву рождения, от городских придворных отличались, как Шарик отличался от гигантских черных драконов. Они бывали даже почти вменяемыми, хотя всей Квадре больше нравилось общаться с людьми попроще. И ладно бы Дану – он человек, но и Гаю с Алем. Они редко разделялись, даже Шарика не всегда оставляли в конюшне, чаще всего дракон дрых в той же комнате, что и они. Драконов ведь держали не только на государственной службе, вовсе не возбранялось посадить такое чудо на цепь возле дома или таскать с собой, как собаку. Теоретически. Практически они встретили только одного оригинала, у которого жил сторожевой дракон, да и тот оказался отставным стражником из драконьего патруля. Дан с ним протрепался всю ночь и понял, что у них с Шариком совершенно особые отношения. Оба дракона дремали рядом, ревниво покрякивая и косясь друг на друга.

Труднее всех приходилось Алиру, в нем довольно быстро распознавали эльфа и тут же начинали вести себя почти непристойно. Квадра возила с собой, так сказать, цивильную одежду, но Алир не переодевался никогда. Иначе его бы точно прихватила стража для выяснения личности, несмотря ни на какие официальные документы и все мыслимые пропуска, а процедура эта здесь была ничуть не короче новосибирской. Или постарались бы побить. Или просто вслед плевали. На кровососа Гая такой реакции не было, эльфов же воспринимали хуже, чем людоедов. А однотонная одежда говорила сразу обо всем, и распоследний бродяга знал, что одетого подобным образом человека лучше не трогать, потому как сильно чревато: по одной только жалобе без всякого участия дознавателя могли упечь в тюрьму достаточно надолго или выпороть до кровавых рубцов.

Лучше всех собирала информацию Лара, и Дан бы не поручился, что для этого она не использует постель. Спрашивать ему казалось неприличным, хотя втолковать Ларе, что такое приличия и для чего они нужны, не удавалось даже совместными усилиями.

Под лопаткой так и ныло, хотя Дан и был совершенно здоров. Это не стрела. Это Тика. Это память и остаточная боль. Он так и не видел ее и понимал, что не увидит уже никогда. Ну, может… может, случайно пересекутся пути, властитель подзабудет, в какое именно место сослан опальный генерал с женой, и отправит туда свою Квадру, да только вряд ли. Он ничего не забывал, ничего не делал просто так, и если вдруг пути все же пересекутся, это произойдет по замыслу Нирута Дана.

Дана преследовал запах Тики, что, конечно, не удивительно, она пользовалась цветочными духами, а кругом все на свете цвело; увидев роскошный кустище сирени, он едва не взвыл, потому что из этого куста словно бы выплыли лиловые глаза Тики; он отворачивался, если видел серый пепел старых кострищ. Удивительно, но друзья молчали, будто и не было Тики и не было ревнивого генерала. Они уже высказали все, что хотели.

А почему так напряжен Аль?

Дан подъехал к нему вплотную.

– Что случилось?

У эльфа было каменное лицо, а так как он был светел и красив, то смахивал на мраморную статую Праксителя или Кановы. Дан больше скульпторов не знал, не считать же скульптором Церетели.

– Эльфийские края, – вместо него ответил Гай. – Я бы объехал. А ты не вскидывайся, я все равно кусаться умею лучше. Общаться с твоими собратьями бесполезно по определению – не станут. С Даном и Ларой – потому что люди, а с тобой… Ну я не знаю, что ты там такого натворил. Да и вампиру душу не откроют. Так что какой смысл? Только тебе нервы трепать?

Аль вопросительно посмотрел на Дана. Ну почему они уверены, что решать должен я?

– Гай у нас умница, – проворковала Лара. – Я вот красивая, а он умный. В такой же степени. По-моему, прав. Я, конечно, любого эльфа раскручу, все расскажут, только что они могут рассказать, если и носа не высовывают из своих поселений? И разве у нас есть сведения, что у эльфов что-то неладное происходит? Ведь если б хоть что-нибудь было не так, это бы немедленно увеличили втрое и расцветили самыми дурацкими деталями. Дан?

– Объезжаем, конечно, – пожал он плечами. – Я согласен. Или кого-то что-то навело на эльфов?

Гай покачал головой.

– Ни намека. Кроме обычной общей чепухи – эльфы-де злые, надменные и вообще развелось тут всяких.

– Рано или поздно, – с трудом проговорил Аль, – мне придется встретиться со своими.

– Придется – так встретишься, – сказал Дан. – Когда причина будет. А сейчас? Может, ты что-то слышал касательно эльфов?

– Нет, – признал Аль, – кроме обычной общей чепухи.

Дан решительно повернул коня направо. Гай потрогал его за плечо и показал в противоположную сторону. Лара хихикнула.

– А что там? – поинтересовался Дан. – Непроходимая чащоба?

– Нет. Просто необжитые места. Темная пустошь. Никакой магии, никакой нечисти, просто темный камень. А властитель вроде не предлагал нам исследовать пустыри. Или ты считаешь…

– Не считаю. Просто плохо знаю географию.

– Потому что карта у меня, – хмыкнул Гай. В городке, который они покинули утром, Гай отсутствовал полночи: зацепила его какая-то красотка непышных форм, а так как Гай выглядел весьма бодрым, Дан понимал, что он и в горлышку красавицы приложился втихую, постаравшись ее усыпить. У него это получалось гораздо лучше, чем раньше. После костра Фрики Гай стремительно развивался как вампир, регенерация мелких ран у него была уже почти мгновенная, передвигался он еще шустрее и трансформировался гораздо быстрее. Гай первого года знакомства не сумел бы сделать то, что сделал в Башне. Разве что прыгнул бы сдуру – и разбились бы оба.

– Интересно, ты хоть понимаешь, что снова спас мне жизнь? – спросил Дан, когда они отъехали подальше. Гай наморщил лоб, вспоминая. А откуда я взял, что наморщил, если шляпа у него надвинута до самых глаз? Почему я знаю, какое у него выражение лица, какие жесты делает Лара у меня за спиной?

– А, в Башне! Не надо было? – улыбнулся он наконец. – А ты бы не стал, если б мог? Или Аль? Просто так получилось, что я один умею летать.

– Ты тоже мог разбиться.

– Уже вряд ли. У меня сейчас получается очень быстрая трансформация. Конечно, не так, как у Лары… Я вообще не понимаю, как у нее это происходит.

– А как у тебя – понимаешь? – фыркнул Дан. Гай качнул шляпой.

– Само собой. Быстрое деление клеток, тот же принцип, что и при регенерации, я же тебе говорил. Я меняюсь, добавляя. Видел же: становлюсь крепче, меня становится больше. А у Лары куда-то исчезают волосы, например. Как? Мои-то остаются при мне. У меня меняется форма черепа, появляются крылья, становятся шире плечи, увеличиваются грудные и спинные мускулы. А у нее… будто футляр. У меня кожа остается той же, у нее – металл. Даже царапины не оставить, мы с Алем пробовали.

– Ее спрашивал?

– Спрашивал. Ты Лару не знаешь? Ее никогда причины не волнуют. Так происходит, так всегда происходило – вот и все. Как, почему – ей неинтересно.

– Магия?

– Да ну, какое там. Природное свойство организма. У меня разве магия? Аль! Алир! В этом лесу ваши не живут?

– Мы тебе разве дриады, чтоб в лесу жить? – удивился эльф. – Охотиться могут. Если здесь дают разрешения на охоту.

– Объедем? – спросил Гай. У Дана опять же.

– Мальчики, а что мы вообще ищем, я никак не пойму?

– Это ты властителя спросишь, – хмыкнул Аль. – Сплетни собираем. У него какая-то информация появилась, вот он и ищет подтверждения или опровержения. Вернемся, он нас допрашивать часами станет, может, выудит чего.

– Странно, что он нам не говорит, что надо искать, – пожала плечами Лара. – Вдруг мы не на то обращаем внимание, вдруг мы не заметим того, что надо бы?

– Все четверо? Вряд ли. У нас разное восприятие, если Дан не обратит внимания, замечу я, если не увидишь ты, может обратить внимание Аль. А властитель узнает…

– Все равно странно. Не доверяет разве? Мне казалось, что доверяет. Он ведь даже Дану не сказал, что надо искать. Ну вот я и не понимаю. Гай, ты у нас самый умный…

– И понимаю примерно столько же, – засмеялся Гай. – Я даже вообще не уверен, что это действительно задание, а не проверка нашей наблюдательности. Мы ведь все еще учимся и, вероятно, всегда будем учиться.

– Не проверка, – сухо бросил Аль, но продолжать отказался наотрез, и почему-то даже беспардонная Лара не стала к нему приставать с расспросами. Алиру предоставлялось право на скрытность. И черт с ним, с недовольством хозяина по этому поводу, если Аль не хочет о чем-то говорить, пусть себе молчит, потому что откровенность может оказаться для него настолько дискомфортной, что погубит слаженность Квадры. И вообще, зачем им это надо – чтобы одному из них было плохо? Для Дана, сроду не отличавшегося открытостью, нынешняя откровенность ничего не стоила, он давным-давно понял, что нечего ему таить, ни событий каких-то в его жизни не было, которые стоило бы скрывать, ни мыслей особых, ни принципов, которых можно было стыдиться. А справившись с собой раз – рассказав Гаю обо всем, что случилось после того, как его, обгорелого до мяса, увели, – Дан легко мог говорить обо всем. То же самое было и с Алиром и тем более Ларой. Кто знает, может, и имелись у них какие-то мелкие секреты – и пусть себе, он, может, тоже о чем-то умолчал, хотя и не помнил, о чем бы…

Аль был совершенно другим. Мог посреди прекрасного дня, будучи в прекрасном настроении, вдруг замкнуться, уйти в себя, и даже Лара не начинала его тормошить. Лара его жалела. Давно уже она сказала, что ему очень больно, а что болит, она не понимает. Тут же озаботился Гай, но Лара, поморщившись, объяснила, что не тело у него болит, а что-то другое. Вот у Дана болит память о какой-то девушке и о каком-то унижении, а еще о каком-то маленьком животном, то ли кошке, то ли собачке.

Дан просто рот разинул, да и Гай, куда более невозмутимый внешне, недалеко отстал. Дан заставил себя объяснить ей, рассказать о Данке, о порке и прочем, и о маленькой старенькой Тяпе. Наверное, ему должно было стать стыдно: о собаке что-то болело, а о матери – нет. Он мать любил. Не то чтоб чрезмерно, как Колян Либин, который даже с женой развелся, потому что та со свекровью не ладила, не то чтоб демонстративно, как Олигарх, и, может быть, не так сильно, как Гай, ну вот просто любил, потому что мама у него была такой, какой и должны быть мамы… И тетка, и бабуля тоже. Но вот не болело.

Потом они с Гаем прообсуждали это до утра, и в замке на озере обслуга явно решила, что они любовники. А что еще могут делать в спальне двое мужчин, особенно если утром один из них уходит всклокоченный, утомленный и слегка пошатываясь? Не станешь же ловить в коридоре слуг и втолковывать, что они просто не спали и аж охрипли от разговоров, а чтоб в горле не пересыхало, смачивали его большим количеством вина. Гай-то хоть бы хны, а Дан малость окосел… Аль, услышав эти слухи, долго и с нескрываемым удовольствием издевался, а Лара искренне удивлялась: зачем мужчине мужчина, когда женщины рядом есть, в том числе даже и хорошенькие.

В общем, Гай ничего особенного не увидел. Углубившись в недра Дановой психологии, он долго рассуждал, выстраивал цепочки и привел Дана к выводу о нормальности ситуации. Дан взрослый. По его домашним понятиям, абсолютно взрослый, без всяких вампирско-эльфийских ограничений. Абсолютно взрослый мужчина не нуждается в матери и уж тем более в тетке и бабушке, хотя, безусловно, может их любить и в случае Дана любит. К тому же он прекрасно понимает, что они от него не зависят, проживут, не на улице оказались, не совсем без средств к существованию, как жили до начала Дановой банковской карьеры, так и будут жить. А собака – это совсем другое. Она совершенно беззащитна, привязана к нему нелогично, ей не втолкуешь, что случилось, она бегает по дому и ищет его, а потом пристает с вопросительными взглядами к остальным, потому что остальные – они такие могущественные, они все могут, они кормят и защищают… вот этот несчастный собачий взгляд и болит. Ничего странного. Дан человек не суровый и не холодный, точно уж не равнодушный, имеет право на слабости… и имеет слабости. Что делает его только лучше даже на взгляд вампира.

 

* * *

Первая же стрела убила под ним коня, но Лазарь теперь постоянно сидел наготове и выскакивал из подсознания мгновенно вместе со всеми своими рефлексами, так что Дан успел выдернуть ноги из стремян, сгруппироваться и откатиться в сторону, одновременно выхватывая катану. Вот как можно катиться – и выхватывать меч? А можно, оказывается. Главное успеть. Он был спокоен. Не родилась еще сила, способная справиться с Квадрой, которую сопровождает сторожевой дракон. Краем глаза он увидел, как отразился луч солнца от кожи Лары: все, теперь она абсолютно неуязвима. Сбросил с плеча лук Алир, а скорость стрельбы у него была пулеметная, глаз Дана не успевал проследить за тем, как он выдергивает стрелу, целится и спускает тетиву. Кончатся стрелы, перейдет к другому оружию, он недурно владеет мечом и еще лучше кинжалом. Гай, как всегда, про оружие забыл, зато не забыл выпустить когти, и нужен по меньшей мере эльф, чтобы суметь подстрелить его в движении. Алю это удавалось очень редко, а лучником он был великолепным. Шарик с пронзительным свистом крутнулся на месте, взрывая землю. Началось.

Сколько их было, черт знает, целая армия. И ведь подкрались как-то в таком количестве. Или сидели в засаде. Зачем? Это не разбойники. Никак не разбойники, слишком хорошие бойцы, во-первых, слишком слаженно действуют, во-вторых, будь здесь настолько организованная и многочисленная банда, они бы узнали от аборигенов. Нет, это пришлые, это не случайные грабители, да и грабить особенно нечего… То есть, грабить, конечно, есть что, они и одеты дорого, и седла у них дорогие, и оружие тоже, и всякие мелочи, для них уже привычные, кому-то покажутся целым состоянием… Тут другое: таких трудов и жертв ограбление не стоило. Проще налететь на путешествующих благородных, порешить несколько человек и удалиться с богатой добычей. Рисковать же дракой не просто с Квадрой, допустим, о Квадре они не знают и не знают, что такое Лара. Рисковать дракой с вампиром и сторожевым драконом – это просто верх идиотизма, проверка очередного властителя или точный расчет. Что им нужно? Экипированы на совесть и в расчете на драку с вампиром: доспехи прикрывают горло. Детский сад. А по глазам Гай коготочками полоснет – мало? Горло прикрыто, животы прикрыты, хотя стрелы эти доспехи пробивают, не кирасы, просто нашитые на куртки пластины, может, еще кольчуги… кольчуги, да, но не самые хорошие, катана прорубает. Да и необязательно колоть в грудь, есть глаза… или вот под подбородок – и кровь брызжет, как из брандспойта… или в ляжку, а что не знали, тут артерия, что означает все те же прозаические кранты… руку в бою задирать крайне вредно для здоровья, потому что меч так легко скользит снизу под мышку, и все, аминь, паршивый ты, оказывается, был боец… а у тебя кольчужка коротковата, может, выживешь, но вот ни детей иметь не будешь, ни женщин иметь, в другом уже смысле, – нечем… О, а ты классный мечник, даже приятно.

Страх отсутствовал совершенно, и это было не героизмом, а нормальной психологической подготовкой. Страх – на потом. В бою нет никаких чувств. Рефлексы есть. Расчет есть. Скорость. Мастерство. Не у одного ли мастера с Люмом обучался, стиль смутно вспоминается, да вот Дан уже не тот, что четыре года назад, Дан уже сам мастер, сам кого хочешь научит… Обманывать нехорошо, знаем мы эти обманки, чай, не дети, знаем мы, как легко клинок меняет направление, если его ведет умелая рука, сами так некрасиво поступаем… Плавали, знаем. И это тоже проходили. Ты, стало быть, сверху бьешь, а мы снизу прикрываемся, потому что таким вот невидимым движением кинжал выхватывают, тоже мне, бином Ньютона. А хороша дага, разве что длинновата непривычно. Лучше б мечеломом обзавелся, дружище, авось бы тогда шансик появился, маааленький такой, однако – шансик. А кинжал и у нас найдется, и, что интересно, при необходимости не один, мы тут железками обвешаны, как витрина оружейной лавки, и ножики найдутся, и всякие прочие любопытные штучки, а ты не лезь сбоку, вот дракончик и не покусает, кто ж виноват, что твоя рука тонковата для его челюстей, походишь одноруким… если выживешь, конечно, что вряд ли.

Противник отступил, сделал красивый обманный маневр, выпад… Ну так и Дан не лыком шит, и катана у него особенная, и выпады они на пару делать умели красивые и птичьи быстрые, даже хотелось катане какое-нибудь орнитологическое имя дать, да не приживались, Ласточка – банально, да и какая она ласточка, Беркут или там Коршун – имена мужские, а катана все ж она, так что безымянная пока, красавица. Ну вот и тебе аминь, хорошим ты был мечником, подумал Дан, летя вслед за клинком…

В спину ударило порывом ветра, да таким, что Дан не смог затормозить вовремя и его бросило на меч уже мертвого, но не успевшего упасть врага, и время словно уплотнилось, замедлилось, Дан замечал такие мелочи, каких ни за что не увидел бы в других обстоятельствах. Съемка рапидом. Острие пропороло черное сукно куртки, тонкое полотно рубашки, кожу, мышцы… Он словно видел это в разрезе. Дана просто нанизало на чужой меч, лезвие прошло насквозь, как когда-то катана проткнула Гая, но Дан не был вампиром… Правда, и вошел меч не в живот, это бы сразу кранты, ну, может, промучился бы с полчасика, если б добить мимоходом поленились, а в левое плечо, пониже ключицы. Тоже вообще-то положено помереть, там артерия, там верхушка легкого, кажется, хотя это не надежный удар, Дан такие применял, когда надо было не убить, а из строя вывести. Вот его и вывели.

Ускорение несло его вперед, и остановилось это падение, когда плечо уперлось в гарду чужого меча. Ого. Это серьезно. У мертвого врага оказались ясные-ясные светло-голубые глаза, совсем молодые, удивленные, а ведь не мальчик, морщинки, седина и общее впечатление…

Он даже не пытался шевелиться. Самому не встать. Не высвободиться. Надо же так позорно вляпаться, не удержаться под шквалом ветра, ведь не бестелесное создание, вполне крепкий мужчина, и как ни резок был выпад, Дан уже должен был отпрянуть, уже готов повернуться и встретить другого врага, но так толкануло стеной воздуха, что… В общем, вот вам результат в виде поросенка, надетого на вертел…

Тишина пропала. Ну да, хочешь не хочешь, а выйдешь из боевого режима. Ему движение нужно, а не лежание на поверженном враге. Неприличная, кстати говоря, картинка… Крики, свист и клекот, лязг металла.

– Уноси! – узнал Дан голос Алира. Кого и куда? и кому это он? ну да… Гаю.

Дана рванула вверх силища вампира, снимая с меча… а враг ведь так его и сжимает. Как Дан сжимал катану. Картина, увиденная сверху, была пугающей. Им не справиться, потому что это действительно целая армия. Надо давать деру, и как можно быстрее.

Страшно, пронзительно вскрикнул Гай. Дан впервые слышал голос трансформированного вампира. Голосовые связки меняются, но ведь не исчезают. Дан успел взглянуть вверх и увидеть, что черное крыло пропорото, и дыра увеличивается, и Гая закручивает в штопор. Серебро. Метательный нож? Стрела? Ох, да мало ли оружия придумали в этом мире, Дан прежде и не слыхал и таком. Руки Гая слабели, он обхватил Дана и ногами, но все же не удержал, выронил, и вдобавок к проколотому плечу Дан крепко шмякнулся оземь, пусть и со сравнительно небольшой высоты; Гай рухнул поодаль, но уже вставал, не тратя время на трансформацию, бил здоровым крылом, рвал когтями.

Лара, отшвырнув пару вояк метров на несколько, попутно сломав им позвоночники, обхватила голову Дана металлическими холодными ладонями.

– Уходите, – сказал Дан, удивившись своему ровному голосу. – Уводи их, Лара. Властитель должен знать. Спаси Гая. Пожалуйста, спаси Гая.

Умница девочка. Не тратя время на возражения и партизанские вскрики «я не оставлю тебя, командир», Лара коротко кивнула, брыкнула назад ножкой изумительной красоты, и от этого удара кишки нападавшего пришли в состояние, не совместимое с жизнью, вскочила, ринулась к Гаю, ослабевшему, опустившемуся на одно колено, вцепилась в него нехилыми ручками и поволокла вперед с настойчивостью и неумолимостью локомотива, только быстрее. Взметнулись в стороне серебряные волосы Алира, и эльф бросился вслед за ней. Умницы. Все понимают. Глупо умирать всем. Властитель должен знать, и даже если он сочтет, что основы равновесия не пострадали, не откажет себе в удовольствии разобраться с тем, кто осмелился покуситься на его собственность. На его Квадру. А значит, на его, властителя, авторитет. И эта мысль грела…

Шарик квакнул, ткнувшись носом в лицо. Нет. Не унесет. То есть понести сможет, но скорость потеряет, не сможет взлетать, да и Дану не удержаться. Никак. Потому что он даже пальцами шевельнуть не мог, не то что подняться и оседлать дракона.

– Уходи, мальчик, – попросил Дан. – Я тебя очень прошу. Ты потом за мной вернешься, ты меня найдешь, ребят приведешь, властителя, и он тут все разнесет в мелкое крошево. Беги, Шарик. Защити их. Дай им спастись.

Терракотовые глаза внимательно посмотрели, на секунду скрылись за пленкой, заменявшей дракону веки, и Шарик, пропев то-то нежное, но непонятное, понесся вслед за остатками Квадры. Господи, спасибо тебе за то, что они все у меня такие умницы, в позы не встают, глупо не умирают… Уйдут. Они – уйдут. Тем более вместе с Шариком.

Дан закрыл глаза. Устал. Боевой режим – штука классная, не дает чувствовать усталость во время самого боя, и потом никакой абстиненции. Нормальная усталость. Самая нормальная. Плечо вот только болит, а голова трещит – на расстоянии слышно. Крепко затылком приложился, когда падал, не смог собраться, шлепнулся, как мешок. Ничего. Какая уж теперь разница.

– Если он умер, я вам завидовать не стану, – услышал Дан неприятный визгливый тенорок. Надо же, тут виделась бы мелкая фигура с жиденькими волосенками, а не атлет в солидной бороде. Однако повизгивал именно атлет.

– Да жив он, – слабо возразил кто-то, – вон, смотрит. Жила не задета, кровь не бьет.

Чья-то голова заслонила солнце, и Дан не отказал себе в удовольствии сделать последний выпад в этом бою. Катана охотно скользнула снизу под кольчугу и погрузилась в мягкий живот. Изо рта идиота, решившего, что Дан к сопротивлению не способен, кровь саданула фонтаном и залила лицо Дану же. Ну вот, своей мало было…

Конечно, меч у него тут же отобрали, еще и пинка дали, но только однажды, визгливый тенор остановил. А на кой я им сдался? «Языка» взяли? Чушь. Какой из меня язык? Пароли, явки, адреса, тайники с прокламациями, сорок девять утюгов на подоконнике?

Атлет встал около него на колени, забавно сплел пальцы и прижал это плетение к плечу. Дана сразу начало выворачивать наизнанку. Исцеление. Крайне неприятная штука, хотя и позволяет выжить… что вообще-то дает шанс Квадре его найти. С нюхом Шарика? Найдут. Интересно, захочет ли поучаствовать властитель… Магия. Это – маг. И толчок в спину не был порывом ветра. Его подтолкнули. Чтоб он сам наделся на чужой меч. Он. Не Гай и не Аль. Им дали уйти. Даже ведь не ринулись в погоню…

В общем, он все-таки потерял сознание. Потом приходил в себя несколько раз, и все очень неудачно. Сначала в карете – так ему показалось, во всяком случае: не особенно удобная короткая лавка и тряска такая, что после очередного ухаба Дан снова выпал из жизни, едва успел понять, что это нутро кареты, в которой он не один. В следующий раз глаза открылись в такой темноте, что он испугался: ослеп после удара головой? Бывает такое. Дан хотел было вытянуть руку, чтоб попытаться ее увидеть. В детстве он так боролся со страхом, когда ночевал у бабули в Закаменке: на ночь она непременно закрывала ставни, и темнота в домике становилась непроглядной, Дану было очень не по себе, и он отвлекался тем, что подносил к глазам собственную руку, силясь ее рассмотреть. Рука стукнула в дерево. Дан был упакован в какой-то ящик, и иррациональный страх просто затопил его, не дав подумать, что исцеляли его вовсе не для того, чтоб заживо похоронить. Он дико слепо рванулся, врезался лбом в крышку и разбередил плечо так основательно, что взвыл и снова вырубился.

Третье возвращение было многократным в том смысле, что он находился на одном месте. Комната. Обыкновенная, но с решеткой на окне. Он лежал на жестковатой кровати, даже, кажется, под балдахином, открывал глаза, тупо изучал небогатый интерьер и снова валился в беспамятство, снова приходил в себя и снова терял сознание. А потом не потерял.

Он был в той же одежде, в которой дрался. Куртка задубела от засохшей крови. Странно. На кровать положили такого грязного, даже в сапогах. Очень странно. И ужасно хочется в сортир. Дан заставил себя сесть. Это стоило больших усилий и впечатляющих ощущений в плече и в голове – там вообще просто взорвалась светошумовая граната, искры по всей комнатке разлетелись. Но отойти далеко не удалось, потому что правую руку охватывал ржавый железный браслет, от которого тянулась вполне собачья цепь, прикованная к ножке кровати. Сортира, конечно, не было, но горшок стоял на видном месте, как раз длины цепи хватило. Предусмотрительно. Кое-как справившись, Дан снова лег. Рухнул. Плечо не было перевязано, значит, исцелили до конца, до грубого шрама. Властитель делал иначе: заставлял регенерировать только те ткани, нарушение которых представляло опасность для жизни, а мякоть оставлял так, Гай аккуратно зашивал и потом накладывал свои примочки, ускоряющие заживление уже без всякой магии.

Как они? Живы? Сумели уйти? Гай… Как он реагирует на порванное крыло? Сможет ли трансформироваться обратно, и если сможет, как скажется на нем такая рана? Почему за пять лет в голову не пришло спросить?

Скрипнула дверь. Ну вот, события начинают раскручиваться. Дан повернул голову, что далось с немалым трудом. На затылке шишка. Хорошая такая шишка, большая, и волосы от крови слиплись. Визгливый атлет. Маг.

– Как ты себя чувствуешь? – вежливо осведомился он, и Дан вежливо ответил:

– Спасибо, хреново.

– Ничего. Это уже не опасно, пройдет. Что, голова болит? Ты неудачно упал – на рукоять меча затылком, вот и ссадина такая. Сотрясения мозга нет. Ты вставал, я смотрю.

Ну да, тонкое заключение: в горшок заглянул. Нет, это случайный прохожий. Карлсон в окно залетел, чтоб отлить. А Дан все под себя сделал, потому что времени прошло немало, человек не способен так долго терпеть. Атлет придвинул табурет и оседлал его. Позер. Можно просто сесть, как все нормальные люди, а можно протянуть табурет между ног и оседлать его, основательно раскорячившись.

– Твоим друзьям удалось скрыться. Это должно тебя обрадовать. Но сразу и огорчу: не надейся, что они тебя найдут, мы уже очень далеко от того места, и даже твой дракон не сможет тебя выследить.

– Интересно, – произнес Дан, обращаясь к потолку, – вам жить давно надоело или это свежая мысль?

– Ты мне угрожаешь?

– Я? Чего бы и как? Я обычный человек, сам по себе вообще почти не опасен… ну, боец, конечно, хороший. Дракон меня, может, и не выследить. А властитель?

– И властитель тоже.

– Ну хорошо. Не сможет. А вас вычислить тоже не сможет? Ведь кто-нибудь из Квадры вас да заметил, властитель об этом узнает… насколько мне известно, на Траитии все маги состоят на учете… довольно строгом.

– У тебя неполная информация. Нет, безусловно, властитель – великий маг, но и я не из последних. Справиться с властителем, разумеется, я не смогу, но спрятаться от него и спрятать тебя – могу. Впрочем, ты вправе мне не верить.

– Ну почему, – равнодушно сказал Дан, – верю. И что дальше? На кой черт я вам сдался? Тоже хотите узнать, что такого особенного нашел во мне властитель? Ну этого я и сам не знаю.

– Сам по себе ты мне не особенно и сдался, – широко улыбнулся бородатый. А зубы лечить надо. Можно у вампиров, у них классные дантисты имеются. И бормашины. Процесс, понятно, неприятный, ну а когда это стоматологи удовольствие доставляли? Дан их до сих пор боялся панически… остаточный страх со времен детского сада. – Я хочу знать намерения властителя.

– Какое совпадение! – восхитился Дан. – Я тоже. Узнаете – расскажете?

– Ты мне хамишь?

– Ага. Нельзя?

Он вытащил табуретку, вставая, подержал ее в руке, словно прикидывая, обломать ее о Дана или погодить, и отставил в сторону.

– Ты все равно все мне расскажешь.

– Все? С рождения начинать или с появления на Траитии? День выдался неудачный, компьютер завис, и этот идиот из отдела технического обеспечения не сумел справиться с простой ошибкой, гробанул систему, начал ее переставлять, не форматнув диск… Я вообще не понимаю, как его в банке держали, не иначе родственник чей-то…

– Замолчи! – рявкнул маг. Нет, рявкать надо басом, а не визгливым тенором. Дан послушно замолчал и преданно уставился на бородача. Конечно, я все на свете расскажу, ежели начнут иголки под ногти загонять и железом каленым жечь, всяк рано или поздно сломается, а я вовсе не герой, я клерк банковский, я тут случайно… Но пока хоть душу отведу. Странно, но властитель так был в себе уверен, что о такой ситуации даже и не заикался никогда. Не приходило в голову. Не допускал ничего подобного и потому инструкций не дал. Сразу колоться или посопротивляться, мужеством поблистать? Маг не стал хвататься за иголки, а вот кулаком по плечу саданул. Дан даже не заорал, потому что было слишком больно, голос исчез напрочь. – Ты мне расскажешь все, щенок.

Срываемся, значит, на оскорбления. Что свидетельствует о некоторой нервности, которую, возможно, стоит связать со страхом перед властителем. Что ж, этот страх естествен, не стыдно бояться одного из самых могучих магов и бойцов в империи. И просто одну из влиятельнейших персон бояться тоже не стыдно. А демонстрировать это – стыдно.

– Боязно? – сочувственно спросил Дан, продышавшись. – Оно понятно. Властитель в гневе – не самое приятное зрелище. Я, знаете, однажды со стороны наблюдал, так мне хватило воспоминаний. Страшно – жуть. Но я щенок, мне и положено…

Дан все жалел о том, что практически не встречался с магией, ну так бородач предоставил ему такую возможность. Последующие несколько часов Дан знакомился с разными ее проявлениями в виде бесконтактного воздействия на человеческий организм. Работал бородач так увлеченно, что забывал о своей цели, то есть вопросов не задавал. А Дан бы непременно раскололся и выложил все-все, что только знал о властителе Нируте. Целых десять слов, наверное. Например, что он любит на ужин, какое предпочитает вино, как классно играет во все настольные игры от карт до шахмат, охоч до фигуристых женщин, имена которых забывает не то что на следующий день, а уже, так сказать, в процессе, и питает непонятную склонность к пришельцу. Но бородач не спрашивал: занят был. То кости Дану ломал – отчетливо было слышно, как они трескаются и хрустят, то тут же сращивал их, что было не менее неприятно, то переворачивал вверх ногами желудок, то кишки сматывал в обратном направлении, а уж что творил с исцеленной раной в плече, даже формулировать не хотелось. Дан, конечно, изо всех сил старался действовать по освоенным методикам, преимущественно эльфийским: отделял свое сознание от тела так, что едва навеки не отделил, забыв, что Аль о подобной опасности предупреждал. Кое-что даже и помогало, потому что если нет, Дан бы просто сдох на этой жесткой кровати. Прозаично – от боли. Сердце бы не выдержало или еще что.

Потом визгливый маг выдохся. А у него ведь просто голос высокий, как у кастрата, вот он и старается говорить посолиднее, пониже, побасистее, а не выходит, тенорок срывается, вот и выходит полное безобразие. Поблаженствовав в отсутствие особо острых ощущений, Дан посмотрел на него, постаравшись придать лицу как можно более жалостливое выражение:

– Свинкой болели в детстве? Или травма? Голос очень уж высокий для мужчины.

– Хочешь, чтобы я рассердился и убил тебя сразу?

– Я вообще не хочу, чтобы вы меня убивали. Или кто-то другой, – удивился Дан. – Мне жить нравится. Интересно. Весело. Временами даже очень увлекательно. Я беседу поддерживаю.

Самое странное, что ему и правда было весело. Веселье висельника. Где-то он читал что-то подобное. Когда смерть становится совершенно неизбежной и приходит полное осознание этого, страх перед ней исчезает и человек становится аномально весел, шутит, даже песни поет. Дан подумал и запел:

– Смело, товарищи, в ногу… Нет, не годится. Вот это лучше будет: вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов, кипит наш разум… Забыл, какой именно разум кипит. А может лучше это: замучен тяжелой неволей… Эту песенку вождь мирового пролетариата, по слухам, крайне любил.

Он дурачился, не обращая внимания на остаточную боль. Забавно, должно быть, это звучало: Дан-то говорил и пел на одном и том же языке, не ощущая ни малейшей разницы между русским и здешним, но вот парадокс: песни получались по-русски, и аборигены ни слова не понимали. И это было хорошо, потому что если Дана певческое настроение и обуревало, исполнял он либо Высоцкого, либо Щербакова, либо Калугина, а у них стихи хорошие, ритмика классная, и если бы спутники слышали только «подстрочник», выходило бы скверно. И наверняка с «Интернационалом», который в старых фильмах перед казнью пели разные герои, была та же история.

– Я вижу, властитель подверг тебя коррекции, – дребезжа от гнева, сообщил бородач. – Силой у тебя не вырвать признаний. – Дан искренне удивился: это почему? спросил бы во время пыток – получил бы ответ. Кто ж виноват, что дурак. Что переоценил магию. – Но есть другие способы!

Стало грустно. Представив себе «другие способы», Дан начал вспоминать еще одну методику Аля, теоретически позволяющую остановить себе сердце; правда, по словам эльфа, чтобы добиться такого эффекта, нужно регулярно тренироваться лет двадцать. А вдруг Дан повышенно талантлив…

Бородач наклонился, обдав Дана запахом цветочного мыла, и очень убедительно произнес:

– Но ты сам захочешь мне все рассказать. Уж поверь!

Следующий его магический пасс опять вырвал Дана из мира. Возвращение было тягостным. Сначала обморок перешел в сон, так забитый вязкими кошмарами, что у Дана сильно заболела голова, и это помогло проснуться. Эх, аспиринчику бы сейчас быстрорастворимого… или хотя бы травок, который в сложных пропорциях заваривал Гай, не хуже аспирина помогало при головной боли.

Было темно, но не непроглядно, скорее сумеречно. Он лежал на полу, очень холодном и неровном. Где-то высоко виднелось окно, точнее бойница: длинная узкая щель, из которой немилосердно дуло. Цепи не было, и то хорошо. Дан медленно и осторожно сел, вдоль стеночки отполз подальше, где не так несло холодом, и осмотрелся. Ну самая натуральная темница. Довольно большое помещение, стены старой каменной кладки – раствор повыкрошился, пол тоже каменный. Стены были сырые, где-то журчала вода, как в неисправном унитазе. Дан заставил себя встать и обследовать камеру. Ну да. В полу дырка, а внизу вода. Ватерклозет. Стена над дырой мокрая. Дан подставил руку и после долгого ожидания воды натекла целая горсть. Вот тоже занятие – умываться целый час можно или даже дольше. И пить тоже.

Для начала он попил, потому что в горле уже просто скрежетало. Потом осторожно, стараясь не расплескать воду, потер лицо. Умылся, так сказать. Отчаянно болело плечо, но вовсе не из-за пыток, это нормальные явления после исцеления. Особенно полного, наверное. Надо же было так напороться на меч… великий мастер. Конечно, подтолкнули сзади, но мастерство заключается и в том, чтобы правильно определять противника, а этого персонажа Дан и не заметил, как не заметил никто из Квадры.

Значит, он уверен, что властитель каким-то манером его заколдовал и Дан скорее умрет под пытками, чем сознается… Во-первых, идиотизм, во-вторых сознаваться не в чем. Глупость несусветная. Дан, конечно, подозревал, что хозяин действовал на них магией – или гипнозом – чтобы привязать к себе, чтоб укрепить преданность, потому что откуда бы ей, преданности, взяться у Дана? Аборигенам властитель выше бога кажется, но для Дана-то он всего лишь весомая фигура в политике, а быть преданным политику – ну, извините, только не сибиряку из семьи бюджетников. Но что-то кроме – вряд ли. Может, применял какие-то свои штучки, когда расспрашивал их после задания, но Дану казалось – нет. Просто умел спрашивать, умел собирать информацию. Умный он, господа. Просто очень умный. Умнее Гая. Ну а что уж о Дане говорить…

Значит, с глупостью разобрались, подумал Дан, медленно бродя вдоль стеночек, выискивая местечко потеплее. О, плащ. Его собственный черный плащ на шелковом подкладе. Жалко, летний… Здесь вроде не так дует. Он сел, стараясь к стене не прислоняться, осторожно завернулся в плащ и попытался согреться. Лето ведь на дворе, раннее лето, даже в подвалах не может быть так холодно. Значит, бородач уверен, что, просидевши в столь уютном местечке пару дней, Дан побежит к двери с криком: «Я все скажу, только выпустите»? Или через недельку? Ну ведь вряд ли же. Дан и прежде-то был человеком терпеливым, хотя, конечно, подобных лишений и неудобств в его жизни не было, ну так и не мальчик, тридцать пять, вы меня извините, это уже вполне зрелый возраст, можно уже сделать выводы о собственном характере. И собственной выносливости. Месяц – без разговоров выдержит. Кормить не будут? Ну, это плохо, конечно, трудно сказать, как он себя поведет. Поить не надо, тут вода есть. Вся стена в капельках, будто с другой стороны холодильник.

А главное даже и не в этом. Что рассказывать-то? О целях властителя Дан имел примерно то же представление, что и пять лет назад. Единственное, в чем он убедился, – во всеобщем почитании властителей. Всех без разбору. Даже императорская семья почитает… А куда ей, собственно, деваться: властители поддерживают императора, потому что он их устраивает (нормальный император, на взгляд Дана), жизнь ему продляют, причем здоровую и полноценную, выглядит он чуть старше полтинника, свеж, бодр, активен… И все. Где находится равновесие и как его положено поддерживать, Квадра не знала, а властитель вовсе не спешил их просвещать. У него даже ответ был на вопросы любопытствующих: «В свой срок поймешь». И все. Ну, предположим, Дан решил сдаться, сломаться и честно, как на духу, рассказать все. Рассказал. И никто никаких далеко идущих выводов из этой информации сделать не может. То же самое может поведать любой слуга из замка на озере и примерно половина тех, кто вообще властителя два раза в жизни видел. Далее. Что интересует бородача, точнее кто – только ли Нирут Дан или властители как таковые? Если как таковые, то он просто идиот, а если Нирут, то значит, их хозяин чем-то отличается от остальных, кроме юного, по их понятиям, возраста. И тут опять возможны два варианта. Зачем-то это хочется выяснить либо некоему абстрактному магу, которого властитель не глядя в порошок сотрет, либо властителю, которому не хочется ввязываться самому, потому как стирание в порошок может быть взаимным и разнести равновесие в пыль…

Глупость. Видимая глупость. Однако нет в этом мире у властителей ни конкурентов, ни даже кандидатов в конкуренты. Они не великие маги, а величайшие, судя по тому что говорил принц Гент, сам обладающий даром, однако незначительным (зато обладавший самой значительной в империи информацией). Тем не менее и Гент был занесен в списки. Стоял, так сказать, на учете в Гильдии магов. Этот порядок был непреложен уже лет этак двести, когда кончилась последняя война магов в единой уже Траитии. Полторы тысячи вампиров могут опустошить немаленький город, а полторы тысячи магов стерли с лица Траитии три крупных города со всем населением и всеми прилегающими окрестностями, включая несколько невеликих горок и два озера. Потом вмешались властители, легко прекратили войну, категорически рекомендовали наказать всех замешанных по всей строгости (опустив при этом слово «закон») и впредь контролировать наделенных даром, стараясь поставить этот самый дар на благо Траитии.

Тут получался парадокс. Дан не понимал, почему люди стали люто ненавидеть эльфов после того, как их вырезали, но почему эта ненависть не коснулась всех магов после того, как маги сделали непригодным для жизни большой район империи. Правда, рекомендации властителей восприняли чересчур буквально и аккуратно перевешали всех магов, выживших в той битве и даже тех, которые вовремя смылись и непосредственного участия в ней не принимали. Профилактически, что ли. Чтоб другим неповадно было даже умышлять нечто подобное.

В общем, маги были на учете, периодически Гильдия устраивала незапланированные проверки, особо сильные маги были на особо бдительном контроле, да, собственно, особо сильные были всерьез заняты – они своей магией вообще-то нехилые деньги зарабатывали. А этот бородатый что? Не так чтоб сильный или проверка недавно кончилась?

Найдут? Вычислят? Ему-то Дан говорит с ленивой уверенностью, а сам сильно сомневался. Ну ладно. Остается ждать и терпеть. Терпеть и ждать.

 

* * *

Он не считал дни. Сначала пробовал, потом надоело. И смысла не было, и казалось смешным: рисовать палочки на стене, потом перечеркивать их, потом подсчитывать недели, потом месяцы, а потом свихнуться на арифметической почве. Но прошли не дни, а недели, которые Дану очень не хотелось объединять в месяцы. Приноровиться можно ко всему, даже к жизни в темнице. Конечно, удовольствия никакого, сплошные проблемы, сплошные неудобства. Было холодно. Не мороз, понятно, но непреходящая влажная прохлада, промозглость. Из бойницы все время дуло. Дан подумывал было заткнуть ее плащом, но дотянуться не смог. Он все время мерз, все время дрожал, согреваясь только во время моционов, которые непременно устраивал себе регулярно. Сначала это было просто ужасно: болело плечо, причем так, что тошнило и кружилась голова, но он все равно ходил кругами, меняя направление, считая шаги – просто для того чтобы вымотаться и поспать хоть несколько часов. Ложился в наименее продуваемый и сырой угол, сворачивался в клубочек, кутаясь в плащ, и проваливался в сон, но просыпался быстро, потому что слишком сильным становился озноб. Он пробовал спать сидя, прислонившись к сравнительно сухой стене, но все равно просыпался. Никакого, понимаешь, режима. В том числе и потому не имело смысла считать дни. Спал он, кстати, не столько ночью или тем более утром, сколько вечером, когда солнце хоть чуточку нагревало помещение. А может, Дану это только казалось. Потом плечо стало беспокоить меньше, то есть прошло как минимум две недели, потом боль стала совсем слабой – три недели, потом он начал делать упражнения, разрабатывая мышцы, отвыкшие от движения.

Кормить его кормили. Раз в сутки с лязгом открывалось окошечко, то есть кошачий лаз внизу двери, и в него просовывали кружку с водой и кусок хлеба. Иногда вода была сладкая, но никогда – горячая. Кусок был довольно большой, но все равно этого было мало, хотя Дан устраивал из еды целый ритуал: отщипывал маленькие кусочки, долго и старательно жевал, запивая маленькими глоточками. Есть хотелось перманентно, но от голода он не зверел, то есть этой сладкой воды и краюхи хватало на то, чтоб поддерживать его жизнь. Мечты о горячем кофе, горячей ванне и горячем куске мяса Дан гнал, и возвращались они только в виде снов.

Он заставлял себя двигаться, заставлял себя вспоминать все песенки Щербакова – дословно, чем больше, тем лучше. Заставлял себя вспоминать прочитанные книги, выученные в школе стихи и искренне расстраивался, когда не смог точно воскресить в голове поэтический шедевр «Ленин и печник», который в четвертом классе учил наизусть и рассказывал с выражением. Вспоминал таблицу умножения, доказательство теоремы Пифагора и самые простые математические формулы. Просто чтоб не одичать окончательно.

Сколько прошло времени, он и правда не знал. Он спал, некрепко, прерывисто, но все ж таки спал, и потому очень обиделся, когда ему поддали сапогом под ребро. Бородач в сопровождении пары «быков» почтил его своим присутствием.

– Честь какая, – буркнул Дан, нехотя садясь, – ничего, что я небрит?

– Ты не надумал поговорить со мной?

– Отчего не поговорить? Прекрасная погода, сударь, не правда ли? Я слышал, на последних скачках фаворит пришел последним. Не иначе как конюх перед стартом дал ему выпить ведро воды…

Сапог снова врезался под ребро, и Дан обиделся окончательно, поймал сапог, дернул на себя, уронил «быка» и так засадил ему согнутыми пальцами по горлу, что… того. Убил. И почему-то не расстроился и угрызений совести не испытал. И даже не подумал о том, что и у этого есть мама, бабуля и, может быть, даже пожилая собачка. Ситуация не располагала к раскаянию.

Второй «бык» шарахнулся подальше, бородач отшвырнул Дана к другой стене, да так, что едва не переломал ему ребра.

– Значит, так? Ну что ж, ты сам захотел!

Дверь закрылась. Оп-па. А покойника не прихватили с собой. Недурной метод психологического воздействия. Недурной. Как будем бороться с соседом? А ведь хватит ума у этой сволочи перестать давать хлеб… Впрочем, Дана хватит на то, чтоб проголодать достаточно долго для того, чтоб сосед стал совсем уж неаппетитным… Его затошнило превентивно.

Для начала Дан оттащил труп под бойницу – место, в котором он сам никогда не сидел, там было особенно холодно. Потом беззастенчиво снял с него куртку. Она была восхитительно большой, легко наделась поверх собственной: он снова закутался в плащ и вернулся в свой угол. Нельзя сказать, что он совсем согрелся, но стало гораздо теплее, и он снова уснул и спал необычно долго, потому что, проснувшись, чувствовал себя отдохнувшим.

За покойником никто не приходил. Ну, что там у нас имеется на такой случай? Ничего. Так хорошо фантазия не развита даже у властителя. К долгому соседству с трупами он Квадру не готовил. Производить трупы – готовил, сосуществовать с ними – нет. Серьезное упущение.

Теперь моцион стал короче, но путь извилистее: Дан старался обходить соседа. А ведь бородач за ним подсматривает, наверное. Ну и черт с ним. Изображать бодрячка не стоит – никто не поверит, а вот если просто не обращать внимания ни на что? отключиться от окружающего? что для этого делать? «Зачем я лишь о том все время думаю, как сделать, чтоб не думать ни о чем…» Цитаты на все случаи жизни. Эх, не хватает плеера… Самому петь, что ли? Не тексты вспоминать… И думать о самом лучшем, что вообще было в жизни. С детства. О слоне, который так и лежит где-то в кладовке, потому что все понимающая мама не выбросит игрушку, которой сын так дорожил. О крохотном трясущемся клочке белой шерсти, который Дан притащил с прогулки, и все понимающая мама не подняла крик, что не потерпит в доме собаки, и Тяпа стала членом семьи. О бабулиных руках, пахнущих тестом… кажется, тестом. Начало забываться. О громкоголосой и доброй тетке Даше. О Сашке Симонове. Сашка, а ты знаешь, у меня есть друг. То есть их у меня трое, даже четверо, если Шарика считать, но есть еще друг, тот, единственный, какой бывает не у каждого, редко бывает, второе «я» или вообще неизвестно что, а самое смешное, что он даже и не человек, он вампир, упырь, кровосос, я его подкармливаю… или подпаиваю.

Как же плохо Гаю, привыкшему за пять лет к регулярным порциям его крови. Что же чувствует Гай, когда серебро ранит не тело, но крыло? Может ли он трансформироваться, когда порвано крыло, или так и вынужден быть монстром, который любого встречного доведет до обморока?

Сосед начал издавать ароматы, становившиеся все сильнее. Дана все время тошнило, никакой сквозняк из бойницы не истреблял этого запаха, хотя запахов и так было предостаточно, столько времени не мыться и не снимать одежды… Кусок не лез в горло, но Дан заставлял себя есть, понимая, что стоит ослабнуть, и все может кончиться совсем плохо. Ага, а сейчас совсем хорошо. Он научился не видеть разлагающееся тело. Научился отгораживать его от себя и с удивлением обнаружил, что получается, даже запах словно становился слабее, или нос у Дана атрофировался. Он теперь задавался вопросом, как выглядит с бородой. Немытой, клочкастой, кудрявой, как и волосы. Заблудившийся в пещерах Данила-мастер. Смешно.

Нет уж, прорвемся. Хоть всю камеру трупами завали. Или он хочет, чтобы я свихнулся? А это уже не смешно, потому что какой прок от чокнутого, какая информация, какие связные ответы? Не хочет. Не должен хотеть. Значит, покойника уберут. Не сегодня, так завтра, не завтра, так через неделю, и вообще трудно первую тысячу лет. Это Шекли, кажется? Потом привыкаешь. Ко всему привыкаешь, даже к запаху, к какому невозможно привыкнуть. Плечо вот только опять начало болеть, спать мешает, ноет. Как говорила бабуля, мозжит. И мешает делать упражнения.

Но Дан делал, через силу, через боль, через наваливающуюся усталость, чтобы хоть что-то делать, а не сидеть целыми сутками у стеночки. Спасибо за куртку, сосед.

Дверь загремела, когда он спал. Дан нехотя приоткрыл один глаз. Двое кряжистых мужичков, отчаянно ругаясь (здешний язык был на это ничуточки не беднее русского), убрали покойника. Бородач, качаясь с пятки на носок, смотрел на Дана. Щас все покажу, что тебе надо, подумал Дан, поворачиваясь носом к стене, а тылом соответственно.

– Ты более вынослив, чем я думал.

– Думать, – наставительно сказал Дан, – тоже надо уметь. Я вот не думаю, мне не положено, у меня хозяин есть. Он умный за всех. Заведите себе хозяина, и тогда он будет виноват в ваших ошибках.

– Хочешь меня разозлить?

– Ни боже мой. Я поддерживаю светскую беседу. А что спиной повернулся, так прощу прощения, дурная привычка выработалась. Со мной, знаете ли, всякое дурачье за честь почитает поговорить, даже если я нехорошо выражаюсь, вот как ваши друзья, или, к примеру, газы пускаю.

– Ты сломаешься, пришелец.

– Сломаюсь, – согласился Дан, подсовывая ладонь под щеку. – Когда-нибудь.

– Как видишь, властитель не обнаружил тебя. Не нашел.

– Если искал, – зевнул Дан. Странный он, бородач этот. Сам довел человека до состояния, когда ему уже все пофиг, а злится. Напинает или как?

Или как. Дверь снова лязгнула, и Дан благополучно уснул. Вторая куртка уже так не грела, вся одежда давно пропиталась сыростью, не то чтоб мокрой была, но как-то отяжелела и охолодела. Но без нее было еще хуже – Дан пробовал.

Пробуждение было неприятным. Он раскашлялся, да основательно, в груди хрипело. Ну понятно, постоянный озноб все-таки его доканал, простуда в таком месте неизбежна, даже, наверное, Гай бы заболел. Чего-то не хватало, и Дан потратил немало времени, чтобы понять: не хватает запаха. Он, конечно, впитался в одежду и волосы, но все ж стал значительно слабее, хотя покойник, пардон за натурализм, уже потек, а пол никто не мыл. И температура, но не согревающая, в жар его не бросало, трясло так, что зубы стучали. Мутилось в голове, но это бы и ладно, в ней уже давно мутно, но кашель мешал жить. Поспать удавалось урывками, потом начинался приступ, потом требовалось продышаться, а потом опять можно было немножко поспать. На моцион и гимнастику сил не оставалось совсем.

Бородач пришел как раз во время приступа, долго любовался делом рук своих и вдруг сообщил:

– А знаешь, властитель здесь, в городе. Вот смешно, правда? Он торчит у нас уже две недели, приехал по каким-то своим делам и даже не подозревает, что ты здесь.

– Я б не стал ручаться в том, что подозревает властитель, а чего нет, – выговорил Дан. В три приема – кашель прерывал, да сильный, чуть глаза на лоб не вылезли. – Но вам виднее. Вы по властителям, чувствуется, большой специалист.

Бородач подошел вплотную и сел перед Даном на корточки. А это ты зря. Совсем зря.

– Знаешь, пришелец, а ты ведь тут сдохнешь.

– Да что вы говорите! – ужаснулся Дан. – Быть не может.

Вот бы хоть несколько минут без кашля. Боже, есть ты, нет тебя, ну дай же мне эти несколько минут? Ну хоть три, я не наглый, даже пяти не прошу. Бородатый хоть и маг, но дурак, то ли не заметил, что Дан с покойничка куртку снял, то ли значения не придал. Когда труп с ним оставляли, кинжал у него с пояса сняли, да карманы не проверили. Проволочка в кармане была. Кусочек сантиметров в десять, сложенная вдвое. Хорошая проволочка, прочная такая, Дан из нее давно скрутил короткий витой столбик да наточил кончик. Так, на всякий случай. От нечего делать, можно сказать. Три минутки, господи, только три.

Дождавшись окончания очередного приступа, Дан вздохнул чуть более судорожно, чем надо бы, бородач расслабился, никак не ожидая от полудохлого пленника такой прыти. Любой прыти. Дан выбросил руку, одновременно рванувшись вперед. Перестарался, проволочка ушла в левый глаз до основания, маг рот-то открыл, но почему-то не крикнул в первую секунду, а потом и не мог уже, потому что опрокинулся на спину, а Дан второй рукой рубанул его по горлу. Аминь. Сит тиби терра левис, значит, да покроет твое тело мягкий песок, чтобы собаки могли легче вырыть твои кости. Злые были эти древние римляне. Такие жестокие эпитафии писали.

Дан быстро обыскал бородача. Оружия мы не носим, мы маги, мы такие самоуверенные, просто ужас что… однако в кармане имеем ключ. От дома, где деньги лежат. А ключи здесь размеров достаточно впечатляющих, так что сойдет. Ну, Лазарь, давай.

Невероятно, но мир снова сузился до экрана компьютера: Дан вошел в боевой режим. Открывая дверь, он уже знал, с какой стороны стоит сопровождающий, и вогнал ему зажатый между пальцами ключ в глаз; можно бы и в горло, но удар должен быть посильнее, Дан не рискнул рассчитывать на себя. А этот был очень даже вооружен, меч на поясе, кинжал в сапоге и пара метательных ножей в рукавах. Сгодится. Еще дверь – один слева, виноват, не виноват, не важно, бог простит или учтет смягчающие обстоятельства. Лестница. Еще один – получи, фашист, гранату от советского бойца. Ох ты, просторно-то как, светло, лампы зажжены, значит, вечер, значит, на улице темно, значит, дополнительные шансы скрыться. Даже если властитель не в городе. Вышивка на груди осталась, браслет вообще можно снять, только если руку отрубить, а на руке и вовсе имеется скрытая татуировка… если ее под грязью удастся разглядеть… какой же горожанин не захочет заслужить благодарность властителя. А не надо мне дорогу преграждать, так бы, глядишь, и пожил еще, а то извини, и ты, друг, прости… руки поднимаешь? ну живи тогда, но полежи пока в обмороке, это не смертельно, но вырубает на полчаса эффективно…

Он вывалился на улицу через окно, потому что тяжелая дверь была заперта, а искать ключи он не стал. Конечно, все эти, с позволения сказать, мысли возникли потом, как воспоминания, в боевом режиме мыслей не бывает, только действия. Господи, спасибо тебе за эти три минуты, а если ты такой милосердный, как говорят твои фанаты, то есть верующие, дай еще парочку, чтоб успеть в тень уйти, нырнуть в проулок, в подворотню какую…

Бог расщедрился основательно и дал Дану возможность петлять по улицам не две минуты, а довольно долго, пока наконец силы не кончились совсем, а кашель не вернулся, да такой, что Дан повалился на землю и перестал соображать. Совсем.

– Ты живой, а?

Руки сжимали рукояти меча и кинжала, но поднять этакую тяжесть возможности не было. Мальчишка. Лет шестнадцать, в смутном свете из открытой двери видна жидкая поросль на подбородке, которой парень явно гордился.

– Хочешь хороших денег заработать? – прерываясь на каждом слове, вытолкал из себя Дан. – Спрячь меня. Или вызови стражу. Но только стражу…

– Ты не разбойник?

– Нет. Рукав мне подними. Видишь браслет? Я собственность властителя Дана. Помоги мне, и он тебя наградит. Боишься – зови стражу!

Парнишка боролся с собой не дольше нескольких секунд, решил правильно: подхватил Дана подмышки и поволок к двери, втащил в коридорчик, а там – в крохотный чуланчик.

– Я хозяину доложусь, а то меня не пустят никуда… Ты не думай, он хороший, честный.

Думай не думай, выбора все равно нет. И сил. Выдохся. Дан прикрыл глаза. Нет, если что – второй драки не получится, чудес не бывает. Но тебе все равно спасибо, господи, дал сверх запрошенного, я запомню. Второй драки быть не может. Это уж и вовсе сюрреализм: чтобы напороться на соратника бородача, чтобы у властителя – у властителя! – было несколько врагов в одном городе…

– Собственность властителя, говоришь?

Как не хотелось открывать глаза… Здесь было сухо и тепло. Тепло.

– Могу доказать, – прохрипел Дан, – если ты поможешь мне снять куртки. Обе.

Солдат. Бывший, естественно, но выправка при нем. Может, даже офицер, хотя вряд ли, бывшие офицеры трактиров не держат, а это трактир. Запах. Запах еды и хлеба.

Он сноровисто стащил с Дана обе куртки, не стесняясь комментировать их чистоту и общий аромат, исходивший от Дана. Потерпишь, я вон сколько трупный запах терпел и даже ел, рядом с несвежим трупом сидючи… Дан заставил себя разжать пальцы – меч упал на пол, – задрал почти уже негнущийся рукав рубашки и шлепнул себя пониже локтя… Ни фига. Сил не хватило. Правда, отставной солдат помог – так поддал, что только звон пошел, и на коже засветился черный знак властителя.

– Ух ты, и правда… Мне в магистратуру сбегать, сударь?

– Давай. Властителя в городе нет?

– Да откуда ж нам знать, это внутренний город. Я в магистратуру…

Спустя какое-то время Дан оказался в окружении большого количества людей. Это хорошо. Это уже очень хорошо. Расспрашивать его не рисковали, очень большой чин из магистратуры, если судить по толщине цепи, красовавшейся поверх добротной куртки, сказал, что непременно узнает про властителя, а вот пока лекаря привел, уж не обессудьте, сударь, вампир это…

Ничего лучше и придумать было нельзя. Дан продемонстрировал вампиру левую руку, и тот с трудом удержался, чтоб в пояс не поклониться. Дана отнесли в комнату, раздели догола, вампир тщательно осмотрел его, прослушал, обстукал, скормил пару пилюль и заколдовал над чайничком с горячей водой.

– Его вымыть надо, – посоветовал он, – а потом тепло укрыть. Найдется достаточно воды?

– Выйдите все, – приказал Дан. Обнаглел, но что уж тут делать. Главное, слушаются. Даже если и не верят, понимают, что хуже не будет, если незнакомцу помогут, тем более что он ничего сверхъестественного не просит. – Есть в городе высшие вампиры?

– Я, – скромно признался лекарь. – Вы, сударь, надо полагать, спасли жизнь кому-то из наших?

– Сыну Киры Лит.

– О-о-о, – поклонился вампир, – чем могу услужить вам, Дан?

Ух ты, а я в их кругу знаменит…

– Вы можете летать?

– Разумеется.

– Пожалуйста, узнайте, если ли во внутреннем городе властитель.

– Есть. Вы хотите, чтобы я посетил его? Прямо сейчас?

– Ну зачем пугать людей. Когда закончите со мной. Куда вы дели мой кашель?

– Пока только подавил. У вас застужены бронхи, это крайне неприятно. Но ничего, это я вылечу. Бронхи и легкие – мое хобби. Вы истощены… Так, выпейте, пожалуйста, как можно больше этого отвара.

Дан выпил все. Отвар был восхитительно горячий. В комнату притащили большую жестяную ванну, в которую и погрузили Дана, залив горячей водой… Его терли мочалками – вода заметно темнела, мылили на сто раз, и все подливали горячей воды, чтобы он не замерз, потом растерли полотенцами, едва не сняв кожу с выпирающих ребер, голову обмотали, как чалмой, уложили в постель под одеяло и принялись поить с ложечки густым куриным бульоном… В этой суматохе вампир растворился, и о нем никто не вспомнил. Нирут здесь или нет?

 

* * *

Проснувшись, Дан не понял, где находится. Все казалось сном. «Только гений он или бахвал, мягче камни внизу не станут, обманулся или обманут – равно пропал…» За это время ему сто раз снился побег, даже в стиле графа Монте-Кристо – с копанием подземного хода.

– Чей ты?

Этого Дан не знал, но понял – властитель. Вместо ответа он неохотно высунул из-под одеяла руку и позволил по ней шлепнуть.

– Ах вон что… Ты из Квадры Дана? Рассказывай.

Дан из Квадры Дана рассказал. Буквально в двух словах, главным образом о бородаче. Властитель удивился:

– Этот? С фальцетом? Надо же… Ну что ж. Отдыхай. Я займусь этим.

– Там…

Тот повернулся уже от двери. Роскошный полуседой брюнет с орлиным профилем, весь в темно-красном.

– Что?

– В том доме может быть мой меч. Катана… то есть кириф.

Властитель кивнул и ушел. Не из приятелей Нирута, приятелей Дан имел счастье видеть. Из недругов? Все равно. Даже если враг – каста одна, не позволено каким-то мелким магам покушаться на собственность властителей. Неужели – получилось?

Его осторожно откармливали – бульон, гоголь-моголь, очень сладкий чай. Микстуры от кашля и жара. Растирания. Так странно было чувствовать себя раздетым и чистым… Так приятно. Лекарь-вампир заходил два раза в день, осматривал, удовлетворенно кивал. Жить буду, понял Дан, а остальное приложится.

Властитель пришел через три дня и показал Дану два меча. Второй тоже был хорош, нет, не тоже, он был определенно хорош, может, даже лучше, это клеймо на плохих мечах не бывало, но катана… Дан потянулся к ней, а она – к нему.

– Я так и понял, что это твой меч. За ним ухаживали. Я полагаю, Нирут появится со дня на день, мне даже не пришлось прибегать к магии. Вампиры послали гонца, полагаю, завтра он долетит до замка Нирута, а там всегда знают, как с ним связаться, если он не дома. Я понимаю, тебе не хочется говорить не с хозяином…

– Это в смысле рассказать поподробнее? – непочтительно перебил Дан. – Ну что вы, ваша милость, тут уж скрывать нечего, тем более от вас. Это и для вас ведь опасно, правда?

– Я рад, что ты это понимаешь, – сухо сказал властитель, – но я, признаться, хотел поговорить с тобой о Квадре.

– Не уверен, могу ли.

– Можешь. Но если не хочешь, подождем Нирута. Видишь ли, Первый, я был последним, кому удалось собрать полноценную Квадру. И вдруг Нирут…

– Вы хотите понять, полноценна ли наша Квадра?

– Хочу. Нирут просто не может этого знать – он слишком молод, он не застал Квадр. Но он талантлив. Амбициозен. И оригинален, этого у него не отнять. Ты любишь этот меч.

– У нас любовь взаимная, – нежно сказал Дан. – Спасибо, ваша милость. Позволено мне задать вопрос? Вам удалось что-нибудь узнать?

– Разумеется. Почему нет?

– Потому что покойники не говорят.

– Разве? – очень удивился властитель, и Дану стало не по себе. – Понятно. Покойники говорят, Дан, если их настойчиво попросить. И уж тем более, если они при жизни были магами. Разумеется, я все расскажу Нируту, и поверь, не солгу… хотя бы потому, что он тоже может беседовать с мертвыми. Поправляйся. Я приду потом, когда Нирут позволит тебе говорить.

Дан нежничал с катаной почти час, потом затребовал все необходимое для ухода за оружием и еще час возился. Ее не обижали, она хорошо выглядела, но ей не хватало Дана, как Дану не хватало ее. Второй меч так и лежит на стуле. Ничего, Алиру пригодится, например, или Ларе. Может, самому Нируту понравится. Хорошая вещь. Вещь. Без души.

Забавно. Человек из технического и насквозь прагматического мира видит душу в оружии. Нет чтоб просто сказать себе: мне нравится этот меч, мне удобно, когда он в руке, мне приятно, когда он оттягивает пояс, я не хочу с ним расставаться, как ребенок не хочет расставаться с любимой игрушкой, отправляясь в садик. А туда же – душа…

Он погладил лезвие. Удивительная сталь. Не сверкающая, но и не тусклая. Сияющая. Когда друзей сам себе перечислял, Шарика не забыл, а катану не назвал. Потому что не друг она, что-то иное. Часть души? Ну нафиг, Гай тоже часть души, причем куда большая. Катана должна быть с ним. А он – с ней. Так попонятнее, и без всякой психологии. Ей, наверное, тоже так: удобно в моей руке, нравится висеть на моем поясе, она не хочет расставаться со мной. Как там у Олди – Сверкающие? Раса разумных мечей. Забавная идея… хотя у них речь, само собой, не о расе. А о чем?

Помнилось так смутно, что Дан махнул рукой. Все равно. Не перечитать уже ни «Путь меча», ни «Трех поросят». Другая жизнь, другие книги, и мечи, представляющие собой часть тебя самого…

 

* * *

Вот странно: в темнице Дан устраивал себе моционы и утреннюю зарядку, только вот когда заболел, сил не было, а здесь, в тепле, сухости и сытости, размяк, никак не мог себя заставить, целыми днями лежал в постели, то дремал, то спал крепко, исправно пил вампирские лекарства, терпел не особенно приятные растирания (кожу сильно щипало, зато прогревало до самого нутра), чувствовал себя весьма пристойно, но вставать не хотел категорически. Имеет право узник, вырвавшийся на волю, позволить себе небольшое ничегонеделанье? Просто осознавать, что лежишь в мягкой постели, пахнущий мылом, причесанный, видеть на закрытом окне веселенькие занавески в рюшечках, любоваться всякими домашними мелочами: там вазочка, там горшок с цветущим аналогом герани, там тяжеленный подсвечник с оплывшей толстой свечой, а вон лампа масляная, и вечерами нет тягостной темноты, потому что можно попросить оставить свечу, да и окно большое, в него луны светят по очереди, звезды видны, а в углу на подставке – мастерски вырезанная из дерева фигура Строна, бога-воителя, имелся этакий Марс Аресович в местном пантеоне. Вообще-то он был поначалу героем, то есть человеком, воином ну абсолютно непобедимым, потом, как и положено, его предательски укокошили уже в преклонном возрасте, не дожидаясь, пока сам помрет, тем самым добавив к геройской репутации ореол мученика и жертвы, после этого трагического события всякие знамения начались (по версии Гая – комета близко к Траитии прошла, сопровождаемая метеоритным дождем), что способствовало версии вознесения Строна в небеса, где положено проживать богам.

И постель чистая, тюфяк пахнет травой, подушка – тысячелистником, рядом все время стоит кружка, да не с водой, вода – это само собой, а с компотом или молоком, и так это вкусно, что Дан хронически делал глоточки, вроде бы маленькие, но кружка пустела быстро. Правда, мальчишка-спаситель за этим следил, подливал. Желудок привыкал к обычной еде, получал уже и кашу на молоке, и суп, и вареное нежирное мясо, и ароматный хлеб… Властитель вознаградит их сторицей, уж до чего, а до денег он настолько не жаден, что так и тянет назвать мотом.

Кайф. Самый настоящий кайф. Вычеркнуть из жизни эти недели-месяцы и никогда не вспоминать. Чтоб ни в кошмарах ни являлись, ни… Нет, придется в деталях рассказывать, Нирут въедливый, захочет узнать все. Нравится ему, видите ли, иметь полное представление о своей Квадре. Квадра… Гай, Аль, Лара. И Шарик. Увидеть их хотелось до боли в зубах…

Дверь хрястнула о стену, когда ворвался властитель. Свой собственный, не посторонний, черный весь, только тесемочка с большим количеством солнечников пришита, но это можно, драгоценности в цветовую гамму не входят, хоть все света радуги… А рад ведь. Иначе не пытался бы переломать ребра, так сжимая в объятиях.

– Цел!

Интересно. Не жив, а цел. Дан против воли улыбнулся ему, а так ведь хотелось сохранить невозмутимость, но рот сам расплылся до ушей. Ну и ладно, смешно изображать этакое достоинство, голышом валяясь в постели под теплым одеялом… А одеяло-то зачем сдергивать!

– Да, видок у тебя… Да не прикрывайся ты, я не дама. Худ безобразно… Истощен. Вампир сказал, ты болен?

– Простужен, – уточнил Дан, – но мне гораздо лучше уже. Кашель и небольшой жар. Там сыро было, милорд, и холодно. Я, наверное, всю оставшуюся жизнь буду мерзнуть теперь.

– Хоть бы в такие минуты называл меня по имени, – проворчал властитель, ведя обеими руками вдоль тела Дана – от маковки до пяток. Рентген-аппарат. – Нет, теплообмен не нарушен, это психологическое, пройдет со временем. Ну и озноб от болезни, ничего, вампиры вылечат.

– Нирут, мне тут здорово помогли. Хозяин здешний и мальчишка…

– Получат все, что только захотят. Плюс деньги, конечно. Я умею благодарить, друг мой. Хозяин! – рявкнул он, и через минуту хозяин и парнишка, заметно трепеща, очутились в комнате. – Примите мою благодарность. Я выполню любое ваше желание. Что ты хочешь, трактирщик?

– Приданое дочке, – не чинясь, ответил бывший солдат. – Я, конечно, человек не бедный, по нашим понятиям…

– О деньгах можете вообще не думать, – перебил Нирут, – никогда больше не будете знать нужды. Я имею в виду – что еще вы хотите? Привилегии?

– А могу я свой трактир назвать «Квадра»?

– Можешь даже использовать черное и серебряное. Я разрешаю. Можешь рассказывать всем, что ты помог властителю Нируту Дану. Это все мелочи. Придумаешь что-нибудь еще, дай мне знать. А ты, мальчик, чего хотел бы?

– Служить вам, ваша милость.

Нирут захохотал.

– Беру. Ты не возражаешь, трактирщик? Сын?

– Нет, так… сирота приблудный. Он славный мальчик, но не воин.

– А мне не только воины служат. Хорошо, я беру тебя.

Вот так осчастливливают народ. И хочется же идти в прислугу? Ведь ясно сказано: все сделаю, нуждаться не будете, иди учись или занимайся чем хочешь, ты избавлен от необходимости зарабатывать, можешь, вон как благородные, ничего не делать, а туда же – хочу служить…

– У дочки жених-то есть? Может, подыскать достойного человека?

– Есть… ухажер. Любовь у них. Да родители ему жениться не позволяют – не ровня.

– Ну-ну… Будет ровня. Хочешь, сам посватаю? Мне, поди, не откажут?

Тут и невозмутимый отставник дар речи потерял. А властителю это ничего не стоит. Разве что никогда не стал бы он просто так снисходить до народа. Типа чести много. А тут повод есть. Вот так и рождаются слухи о демократичности властителей, даром что слова такого здесь не придумали даже философы древности – Дан специально спрашивал Гая, но тот о власти народа ничего не слышал и очень удивился, что такая чушь могла кому-то прийти в голову. Власть народу? Это которому – тому, что читать не умеет и дальше собственной деревни никогда носа не высовывал? Или лавочникам, которых ничего не интересует, кроме собственной прибыли? Забавно… Происхождение само по себе, конечно, мало что означает в личных качествах человека (эльфа, вампира), зато дает (или не дает) возможность получить хорошее образование, увидеть чуть больше, чем видит средний обыватель. Вот взять Муна Стамиса – и человек замечательный, скромный, и взглядов широких, но куда ему во власть? самое большое, с чем он может справиться – средняя должность в магистратуре, каковую он сейчас, кстати говоря, и занимает, неслыханная карьера для рядового регистратора, сделанная не без намеков властителя Нирута. В общем, кесарю – кесарево, слесарю – слесарево.

Кошелек, который Нирут оставил трактирщику, поверг того в шок. Откладывать в долгий ящик властитель ничего не стал, тут же отправился к потенциальному жениху, поверг в шок его родителей, немедля возлюбивших будущую невестку даже не за ее роскошное приданое, а за милость властителя. Следующим этапом было повергание в шок магистратуры – выражение личной благодарности властителя тоже кой-чего значило, теперь будет что рассказывать внукам, выйдя в отставку. Далее был отблагодарен вампир-лекарь, но тот хоть в обморок от восторга не грохнулся, хотя польщен был заметно… В промежутках между осчастливливанием аборигенов властитель забегал к Дану с кратким и ироничным отчетом. Наверняка и с темно-красным коллегой встречался, но об этом ни слова не сказал, ладно, их дела, властительские, Дану не хотелось вспоминать пережитое. И так вон сдулся, никак сил набраться не может, ну как спрашивается, в таком полудохлом состоянии в дорогу? Не станет же хозяин дожидаться, когда Дан окрепнет…

Все оказалось проще. Услышав его сомнения (высказанные не без нытья), властитель усмехнулся и пообещал, что утомиться Дан уж точно не успеет, вот утром и отправятся в путь. На прощание он подарил трактирщику шубу с барского плеча, то есть кинжал с пояса отцепил, а взамен попросил раздобыть его собственности какие-нибудь штаны да рубаху, неважно какие, вон пяток корон – хватит? Страшно далек он был от народа – на пару корон нарядиться можно было так роскошно, что все девки вслед смотреть будут. Трактирщик притащил полный комплект качественной одежды и сдачу – три короны и несколько соток, которые властитель, разумеется, ему и оставил. Потом он затребовал парнишку, жаждущего стать его преданным слугой, велел ему помочь Дану одеться и бегом собирать вещи – пора.

Ну да. Совсем отупел за время заключения. Мозги атрофировались. Властители при необходимости умеют дорогу сокращать вполне фантастическим образом – шагая через пространство. При необходимости – в компании. Дана – за руку (он едва успел трактирщику свое личное спасибо сказать), парнишку – за шиворот, шаг – и все, вот он, чудный замок на озере…

– Сколько же времени прошло? – пробормотал Дан, увидел подмерзшую траву и девственно-голые кусты.

– Полгода. Без нескольких дней полгода, друг мой. Ну что, малыш, нравится? Ты рот закрой, мои слуги должны держаться с достоинством. Не хочешь же ты провести всю жизнь на кухне или в конюшне?

– Я люблю лошадей, – осмелел мальчишка.

– Ну, хочешь быть при лошадях, так будешь. Но ведь грумам приходится меня сопровождать, так что будь любезен научиться владеть собой. Ты будешь носить цвет властителя. Дан, ты сможешь дойти? Нет, не сможешь, похоже. Ничего, сейчас пришлют карету. Присядь.

Дан охотно опустился на землю. Его качало ветром. Было холодно, от земли тянуло стылостью, от озера дул ветер. Властитель покачал головой – и вдруг стало тепло и уютно.

– Магия?

– Конечно. Прости, я не подумал, что ты настолько слаб.

– Вы же не применяете магию в быту.

– Я не применяю магию без необходимости. А ты… познакомился с другой стороной магии, да?

– Было дело, – сознался Дан. – В самом начале. Потом он почему-то решил, что я такой несгибаемый, что ни за что не расколюсь, что вы на меня заговор наложили, и сменил тактику.

– Что он от тебя хотел?

– Чтобы я рассказал ему о ваших целях.

Смеяться властитель умел. Дан тоже посмеялся: правильно, цели властителя если кому и известны, то не перчаткам. Мальчишка таращил глаза то на них, явно не слыша разговора, то на замок, то на дорогу, выступившую из воды, то на приближающуюся карету. Он даже не в восторге был.

– Неплохой мальчик, – кивнул в его сторону хозяин. – Искренний, честный. И правда не воин. Ничего, побудет при конюшне, может, приближу к себе… но как-то не вижу я его в роли камердинера. Впрочем, разберемся. Значит, ты не раскололся. Почему?

– По глупости, – хмыкнул Дан. – Вреда бы вам это не принесло никакого, но не люблю я сдаваться, милорд. Знаю, что неумно… хотя, выложи я ему все, что мог, долго бы я прожил?

– Пару минут, – согласился хозяин. – Вот черт, об этом я не подумал.

Над каретой мелькнула темная туша взлетевшего сторожевого дракона. Шарик. Учуял. Не будь дороги, вплавь бы ринулся, хотя плавал он паршиво. Эх, фотоаппаратов тут нет – замечательный был бы снимок: черная в серебре карета на фоне белого замка и синей воды, а над ней – чудовище с крыльями…

– Вы лучше отойдите, милорд, – посоветовал Дан, – затопчет. Никакой в нем почтительности нет…

Шарик повалил его на траву, покатал носом, издавая столько звуков, что получалась какая-то симфония… типа Шнитке или еще какого из нынешних. Маломелодичная, но выразительная. Дан обнял гибкую шею, поцеловал в нос, почесал горлышко и доверительно шепнул: «Я скучал по тебе». Шарик возликовал и повел себя абсолютно по-собачьи – принялся нарезать круги, подпрыгивая и отчаянно вереща. Мальчишка в ужасе отпятился к самой воде, где его перехватил властитель.

Потом они погрузились в карету, Шарик поскакал следом, а во дворе замка их встретила Квадра. Гай. Аль. Лара. Захотелось побегать кругами и повизжать. Переобнимавшись со всеми, Дан почувствовал, что сейчас упадет, слабость накатила невероятная, но упасть не дали, Аль подхватил, перебросил через плечо и потащил наверх, Лара обогнала их, и в комнате Дан понял зачем: она приготовила постель. Втроем они быстро вытряхнули Дана из одежды и упаковали под одеяло, даже не дав Гаю его осмотреть.

– Довели же тебя, – сочувственно произнесла Лара, гладя его щеку. – Мы знали, что ты жив, знали, что тебе плохо, но даже направление определить не могли. Бездарности мы.

– А властитель – первый, – поддакнул Аль. – Он тоже не мог. Гай, его откармливать, наверное, надо?

– Лечить его надо, – отозвался Гай, бледный больше обычного, заметно похудевший – а куда уж больше-то? и так насквозь прозрачный. – Дай-ка прослушаю. М-да… Ты сейчас, наверное, легче меня. Хрипы. Кашель сильный?

Минут десять он расспрашивал Дана, лицо было серьезное, даже суровое, но Дан знал, что Гай просто боится сорваться в детский восторг и начать прыгать по комнате на манер Шарика… О, и этот тут, пролез, а ведь не пытается прорваться в жилые помещения, сидит себе на конюшне или по галереям бродит. Лара умчалась – явно за едой, демон демоном, но женские инстинкты были сильны, худых надо кормить, непременно вкусненьким. Аль покачал головой.

– Черт, Дан, даже сказать не могу, насколько я тебе рад. Поцеловал бы, да ты неправильно поймешь.

– Поймет он как раз правильно, – фыркнул Гай, – и именно это ему не понравится. Не злись

– Я не злюсь, – удивился Аль. – Я рад до чертиков. Даже не знаю, что сделать, чтоб выпустить эту радость, а то ведь взорвусь.

– Походи на руках, – посоветовал Гай, и Аль, как заправский акробат, прошелся колесом и пробежался на руках.

– Я б тоже походил, – признался Дан. – Ребята, я… Ну даже не знаю, что сказать. Властителю я, конечно, обрадовался, но прагматично: ну вот и спасение. А вам – просто так. Вы настолько… В общем, мне иногда кажется, что у меня глаза по ночам светятся и уши острые.

– Крови попить не хочется? – осведомился Гай. – Мне, знаешь, тоже иногда кажется… что я блондин. И зубы у меня ровные. Слушай, борода тебе не идет, может, мы ее ликвидируем?

– Обязательно, – кивнул Дан, – а то Алю расхочется меня целовать. Не было у меня возможности побриться.

– Плечо болит?

– Ноет. От сырости, наверное. Суставы… Вот бы твоего папу сюда, правда?

– Я все папины рецепты знаю, – хмыкнул Гай. – Я свои придумывать не умею, а то, что делают родители, знаю. Папа недавно, кстати, еще один прислал, говорит, очень хорошо помогает. Черт, Дан, мне тоже хочется тебя поцеловать, правда.

– Потому что обнимать тебя боязно – сломаешься, – кивнул Аль. А у этого круги вокруг глаз, отчего глаза кажутся еще больше и еще зеленее. Обо мне страдали, что ли? Или – со мной? – Расскажешь?

И Дан, как ни хотел загнать воспоминания туда, откуда они бы не вылезли бы никогда, рассказал. Нельзя скрывать от Квадры. И не просто нельзя – не хочется.

– Ну ясно, – резюмировал потемневший лицом Гай. – Опять твои гипертрофированные представления о чести.

– Или упрямство, – поправил Аль. – Хотя одно другому не мешает. Ты и в безвыходной ситуации не сдашься?

– Вы дураки оба, – удивилась Лара, – в его положении молчание было единственным способом выжить, неужели непонятно? Дан, мне так хочется тебя поцеловать!

– Поцелуй! – обрадовался Дан. – А то эти извращенцы привяжутся.

– Я не буду. Потому что тебе это может слишком понравиться, – вздохнула Лара. – Забыл, кто я?

– Я вот забываю, – пожал плечами Аль, – и иногда сильно себе удивляюсь. Лара, почему я тебя не хочу?

– Я тоже не хочу, – признался Гай. – Причем совсем. Даже меньше, чем Аля.

– Это ужасно, но я тоже, – кивнул Дан, косясь на поднос. Даже рассказ о том, как он делил пространство с трупом, не избавил его от аппетита. А пахло так вкусно… – Правда, у меня есть предположение, почему это так. Наверное, потому что ты не хочешь нас.

Лара его все-таки поцеловала, хотя и в нос, и начала распаковывать горшочки и сверточки. Тушеное с грибами и кислыми ягодами мясо – сто лет не ел, фирменное блюдо местной кухарки, вкусное до одурения и повального обжирательства. Дан виновато посмотрел на друзей и приступил к уничтожению еды.

– Ты прав, – сообщила Лара, глядя на него с умилением тетки Даши. – Так бывает при близости душевной. Вы просто очень хорошо понимаете, что я вас не хочу, хотя вы все и замечательные парни. Понимаете, почему не хочу. И потому мне удается вас заставить не хотеть меня. Властителя вот не могу заставить, но он умный, понимает, что нельзя ему со мной ложиться. Даже ему. Дан, там еще пироги доходят, через час будут готовы.

– Через час он проголодается, – засмеялся Аль. – Черт, ну почему у меня никогда не было такой потребности – коснуться тебя? Видеть хватало, а сейчас хочется потрогать. Нет, без всякого там…

– Без всякого? – усомнился ехидный Гай. Вечные их шуточки. Дан бы не удивился, если б эти подколы в итоге не привели их в одну постель. Аль не обижался, хотя вообще был весьма мнителен и везде искал подвох. Дан протянул руку и милостиво позволил ее потрогать.

 

* * *

Когда они убегали с поля боя, их не преследовали. Интересовал нападавших только Дан, а уж по какой причине: потому что именно Дан был нужен или потому что был ранен и захватить его было легко – сказать нельзя. Квадра считала, что нужен был именно Дан, особенно после того как он сказал им о порыве ветра, бросившем его на меч уже убитого им человека. Почему послушались? так он же сам приказал, а выхода и правда не было, Гай стал небоеспособен, Дан ранен, Аль тоже, хоть и не тяжело, а Ларе с Шариком не справиться было с такой толпой. Ясно же, что не убить хотели, а живым взять, это страшно, хотя они и не предполагали насколько, но появляется возможность найти и выручить.

И прокололись. Гай был совершенно нетранспортабелен, потому Аль уговорил Шарика послужить лошадью и нести Гая, и дракон вроде бы даже и понял, даже рысь старался держать поровнее и крылья топырил так, чтобы Гай не свалился. Вампир был в полубессознательном состоянии, никак не мог трансформироваться, в общем, встретились бы люди – убили бы на месте и разговаривать не стали… потому они свернули к эльфам. Эмоционального разговора Алира с сородичами они не поняли, Гай, зачаточно владевший эльфийским, все равно ничего не соображал, но эмоций, по словам Лары, было много. Однако удалось уговорить послать гонца к вампирам. Какую бы ненависть эльфы не испытывали ко всем на свете, черно-белый браслет и на них должное воздействие оказывал, а вампир был нужен по двум причинам: Гая лечить и гонца к властителю послать, никто ж, кроме кровососов, летать не умеет, а ангел по дороге забудет, зачем и куда летит, на цветочки с ягодками отвлечется. Все равно потеряли три дня, и когда прибыл властитель, следы Дана уже были потеряны, даже Шарик не мог его найти, да что там Шарик – властитель не мог. Они с Ларой рыскали расширяющимися кругами, потом, кое-как залечив рану, к ним присоединился и Аль, но поиски увенчались полным пшиком. Властитель даже покойников допрашивал, хотя тех уж вороны поклевали изрядно и вообще. Даже Аль ежился, вспоминая. А покойники ничего не знали, кроме того, что нанял их дядька, но ни тонкого голоса они не помнили, ни бороды, видели перед собой бритого и черноволосого с басом. Ну вот как они сами в свое время видели рыжего гиганта Руда.

Властитель его продолжал искать, а остатки Квадры в замок отправил. Ну да, если это можно назвать недовольством, был недоволен, Ларе чуть голову не оторвал, Гаю – крылья, а Алиру – мужские органы. Сух был, холоден, гневен, Алю за вопрос так по шее дал, что больше они вопросов не задавали. На что был сердит – что Дана бросили или что вообще в засаду попали, непонятно, так ведь и не сказал. Гай болел долго, от крыльев избавился через несколько дней, но пластом лежал чуть не месяц, похоже, кроме серебра там магия была, потому что не может быть такой тяжелой реакции на порванное крыло, первый раз вампирам крылья рвут, что ли…

К тому же (версия Аля) Гай был страшно подавлен из-за этой неизвестности, больше, чем они с Ларой, видеть никого не хотел, властителя некультурно послал очень далеко, а ведь Гай как раз был самым, что называется, светским, властитель, так обалдел, что даже забыл Гая за хамство наказать, ни по морде не дал, ни даже не выговорил. «Плохо ему было без тебя, – дополнила Лара, – так плохо, словно ему душу на части разорвали и одну часть спрятали». Гай опустил глаза, но не возразил.

Дан откармливался, отпаивался и отлеживался. Кашель возвращался только по утрам, не сравнимый с тем, что душил его в темнице, слабость проходила. Он уже охотно вставал, начинал делать простые упражнения, выходил на улицу. А там уже выпал снег. Озеро не замерзало, так что красоты были слепящие и однообразные: снизу и сверху синева воды и неба, посередке белизна зимней земли. Властитель уехал, оставив их, и они ничуточки не опечалились, радуясь тому, что наконец вместе.

Подавленность Гая как рукой сняло, хотя он признался Дану, что его гнетет одна вещь: он не сумел его спасти, даже удержать не мог, уронил, оказывается, так легко вывести из строя высшего вампира. Так разрушается самонадеянность. Дан не стал с ним спорить. Гай воспринял это событие как урок и уже сделал свои выводы, слава богу, вполне нормальные: не стоит переоценивать свои природные возможности, крылья подрезают не только птичкам.

Они расположились, конечно, в комнате Дана. Лара валялась на кровати, Дан и Гай расселись по креслам, Аль на животе лежал перед камином и смотрел в огонь. Его тоже изменило происшедшее. Он стал еще молчаливее, ушел в себя, не то чтоб замкнулся, но откровенных разговоров избегал, в нем шла какая-то внутренняя работа. Дану казалось, что Аль боролся с собой. С чем именно? С юношеским максимализмом, с юношеской же самоуверенностью? Кто ж его знает. Захочет – скажет.

Пили они горячее вино с пряностями и ягодами, местный вариант глинтвейна, даже возле Алира стоял почти полупустой стакан. Гай рассказывал забавную историю о своем первом пациенте, конечно, мама подстраховывала, однако ему все равно было не по себе и он едва не выдал человеку с желудочными коликами средство от болей в горле.

– Так странно, – сказала Лара, – что ты именно лекарь. Вампиры же не только лекари. А ты – как по заказу. Мог бы, например, в банке работать, а из банка как раз Дан.

– А ты чем-нибудь занималась до Квадры?

– Конечно. Шила. Ох, мальчики, если бы вы знали как я ненавижу шитье! Но что-то же надо было делать – или замуж выходить. А замуж мне не хотелось. Ни за человека, ни за своего… Так что прежнее свое занятие я не люблю.

– Мне нравилось, – пожал плечами Гай. – Не столько, правда, лечить. Я ж надеялся, что смогу придумывать свои лекарства.

– А почему не придумывал?

– Лара, – укоризненно протянул Гай, – этому еще лет двадцать надо учиться. Хорошим лекарем в моем возрасте быть можно, но фармацевтом – нет.

Лара посмотрела на них поочередно, и черти запрыгали в ее переливающихся глазах. Жирные такие чертяки, раскормленные.

– А чем ты занимался раньше, Аль?

Ну вот, вопрос задан. Никто не спрашивал, а сам Алир молчал. Может, он, конечно, просто в средней школе учился, потому что действительно молод, а может… Аль не отвечал, словно и не слышал. Лара хотела было повторить, но Гай остановил ее жестом.

– Я учился, – глухо и безжизненно произнес наконец Аль, когда никто уже не ждал ответа.

– Чему? – осторожно поинтересовался Гай. Аль опять долго боролся с собой и победил.

– Магии.

Лара свистнула. Дан обалдел, да и Гай выглядел очень удивленным. Аль, не отрывая взгляда от огня, продолжил:

– Потому я изгой среди своих, что прервал обучение. Когда люди забрали мою сестру, уже не выдержал… Понимаю, что это было глупо, я бы ее просто уже и не нашел, но не мог я оставаться там, где так спокойно смотрели…

– Спокойно? – уточнил Гай.

– Нет, конечно. Мне так казалось. Это сейчас я такой умный, а был такой дурак… Я… я просто не мог видеть их всех. Они продолжали заниматься своими делами, будто не увели только что самую красивую девушку… и будто они не понимали, зачем ее увели. И так же смотрели, как забирали подругу. Не стали же брать в заложники меня или кого-то другого.

– Знаешь, – ласково произнесла Лара, – наверное, красивых мальчиков забирают с той же целью.

– Ну и что? Пусть бы лучше меня забрали. Сестра… знаете, она такая была… ангел. Ее забрали, а жизнь продолжалась, будто ничего и не произошло. Об этом даже и не говорили. Словно ее не было никогда. Я и сорвался. Просил разрешения, но мне, конечно, не дали, и я ушел сам. Так что… в общем, особенных вариантов у меня и не было.

– Погоди, ты же говорил, что тебя повесили бы за нарушение люди…

– Потому что у людей больше прав.

– Не понял, – удивился Гай, – неужели и эльфы…

– Ну, не повесили бы, у нас не принято убивать своих. Хуже. Я был бы… В общем, лучше виселица. И то… Там, на холме, были только люди, им эльфа убить в радость или в развлечение, а дома… в общем, эльфы бы поддержали людей и не без одобрения смотрели бы, как меня вешают. Это куда хуже…

– Я все равно не понял. Ну, ты не послушался, прервал обучение, в конце концов есть преступления и пострашнее. Эльфы не могут быть так неразумны.

– Я прервал обучение магии.

– Так ты маг? – тупо спросил Дан.

– Нет. Если бы я был магом, мне б просто по шее надавали.

– Ничего не понимаю, – помотала головой Лара. – Зачем тебя учили магии, если ты не маг?

– У меня потенциал… большой. Очень большой. Только я не могу им пользоваться. Не знаю, как объяснить.

– Это как раз ясно. Но почему…

– Потому что ты не представляешь себе, что может случиться, если вдруг произойдет неконтролируемый выброс магии! – выпалил Аль. – А я вспыльчив, мне вообще среди людей лучше не появляться.

– А властитель знает?

– А то! Когда он меня догнал, сразу так и сказал: у тебя выбор невелик – петля с полного одобрения твоих же друзей или мой браслет, и может быть, я научу тебя контролировать твою силу.

Он сел и залпом допил вино. Гай осуждающе покачал головой.

– Я ничего в магии не понимаю, – начал Дан, – так что если глупости говорить стану, не обижайся. Она у тебя вообще никак не проявляется?

Аль покачал головой.

– Никак. Пока никак. Меня от нее будто стекло отделяет. Вижу ее, но не чувствую. Я знаю, что она есть, вот, рядом, только дотянуться не могу. И ее стало больше. Она стала сильнее. Властитель считает, что… неважно.

– Важно, – строго произнес Гай, и Аль покорно продолжил:

– Властитель считает, что мне очень помогает Квадра. Что я стал уравновешеннее, потому что вы придаете мне равновесие. И может статься, что я все-таки сумею…

– И это была твоя страшная тайна? – улыбнулся Дан. – Аль, как ты думаешь, не пофиг ли мне, маг ты или не маг? Ты мой друг, разве этого мало?

Эльф улыбнулся в ответ по-детски робко.

– Ты не понимаешь… Гай…

– Гай понял, – кивнул вампир, – и если не хочешь говорить, не надо, я объясню Дану потом.

– Нет. Я должен сам…

– Да чего там, – отмахнулся Дан. – Тебе было неприятно признавать, что повел себя как подросток, вот и все. Плюнь и разотри. Это мелочи. К тому же когда это было… Кто из нас глупостей не делал?

– Ты. Ты же не пошел мстить за ту девушку…

– Тьфу ты, бестолочь эльфийская, – засмеялся Дан. – Я взрослый. Понимаешь? И не обижайся, я не виноват, что мы живем по шестьдесят-семьдесят лет, а вы – покуда не убьют. Мои тридцать были куда больше, чем твои сто. Вот смотри, всего пять лет прошло, а ты и сам признаешь, что стал другим. Повзрослел.

Аль скользнул по ним взглядом.

– Вы не сердитесь? За то, что я ничего не говорил? Властитель считает…

– А плевать мне, что считает властитель, – бросил Дан. – Тоже мне, общество анонимных алкоголиков… ну это я вам потом объясню. Если тебе так уж не хотелось об этом говорить, мог бы и сейчас промолчать. Ничего страшного. Мне кажется, что каждый имеет право… ну пусть не на тайны. Но зачем всю душу-то обнажать?

– Но ты говорил нам о том, о чем хотел бы забыть навсегда, ты говорил об унижении…

– Он взрослый, – повторил Гай. – К тому же другой, не такой, как ты. Он же лидер. Первый.

– Я-то, ясное дело, Четвертая, – сообщила Лара, – а вас, мальчики, как поделить?

– А что нас делить? – удивился Аль. – Вроде понятно, что Гай – Второй, а я, стало быть, Третий.

– Повзрослел, – удовлетворенно подтвердила Лара. – Или пять лет назад вы тут не мерились, кто выше на стенку писает?

Они промолчали, вызвав довольный смешок Лары. Аль потер виски и пожаловался:

– Пьянею. Ну почему мы такие, совсем пить не можем? Я пойду к себе, а? Сейчас ведь язык начнет заплетаться и вообще…

– Я провожу, – спрыгнула с кровати Лара. – Да не переживай ты, Аль, мы же тебя все равно любим.

Эльф посмотрел на них разъезжающимися глазами и грустно проговорил:

– Только вы… Больше ведь никто… только сестра.

– А родители? – удивился Гай. Аль покачал головой.

– Нет. То есть нет у меня родителей, умерли, когда я маленький был. То есть мама умерла, а отец… отцу до меня дела не было. Я и правда… Лара, может, я сам?

– Не бойся, я тебе просто лечь помогу. Да и сама пойду, я сегодня приустала… Загоняли они меня, Дан, такие уж шустрые…

Она увела эльфа, обнимая его за талию и приговаривая ласковые глупости. Гай потрясенно покачал головой.

– Как отец может не любить сына? Знаешь, Дан, я начинаю верить, что мне невероятно повезло с родителями. Ты же их знаешь, они такие замечательные.

– Замечательные, – согласился Дан. – Твои родители – нечто. Но это редкость, Гай. Наверное, даже среди вампиров. Не понимаю, правда, почему ты с такими родителями – и так одинок был.

Гай печально на него посмотрел.

– Не знаю. Не ладилось у меня со сверстниками. Не получалось. Я, наверное, не гожусь для дружбы… То есть не годился, пока не появился ты.

– Как ты обходился без моей крови?

– Ничего. Нет, плохо. Только не предлагай, не стану, тебе пока нельзя. Полгода терпел, потерплю еще месяц. Властитель мне позволил… в общем, я без крови не оставался, старался, конечно, чтобы люди сразу забывали… Но все равно все поняли и теперь от меня не то чтобы шарахаются, но стороной обходят. Это ничего, это привычно и понятно, меня ничуть не расстраивает. Я хотел спросить… Как ты выдержал все это, Дан? Не физически, это как раз не самое странное. Как ты не сломался?

– Не знаю. Времени не хватило, наверное. Отвлекался. Ходил часами, прыгал, упражнения делал. Медитировал… ну то есть концентрацией занимался. Знаешь, стало очень хорошо получаться. Гниющий мертвец рядом – неплохой стимул.

– Властителю не говори, – поежился Гай, – с него станется нас стимулировать. Мне кажется, я бы не выдержал… Впрочем, я бы просто без крови не выдержал. Ведь ты же мог рассказать все, никаких тайн властителя ты не знаешь… Почему не рассказал? Ведь не потому, что тогда тебя убили бы сразу, ты это уже потом понял.

– Не хотел. Вот понимаешь – просто не хотел. Он так был уверен, что я расколюсь, что я подумал: а выкуси… Правда, когда он на мне магию использовал, я б все сказал, но он не спрашивал. В общем… Гай, ты меня знаешь лучше. Что, Лара?

– Аль зовет. Хочет что-то еще сообщить, пока не передумал. Пошли, а то он просто уснет.

Аль сидел на кровати очень прямо и изо всех сил держал глаза на одной линии.

– Вот еще что, – едва увидев их, трезво сказал он, – вы ничего не заметили на последнем задании, но заметил я. Там разлита сильнейшая магия. Я не знаю, что это может означать. Вероятно, рождение еще одного властителя. Или их врага.

Он посидел еще секунду и рухнул на спину.

– Готов, – констатировала Лара, ловко развернула эльфа, накрыла его одеялом. – Бедный мальчик… Из-за такой чепухи столько лет мучился. Это не гордость, а глупость.

– Гордыня, – сказал Гай. – Тщеславие. Маг… Надо же. Дан, как ты думаешь, стоит задать властителю пару вопросов, когда он вернется?

– Может, и не стоит, – пожал плечами Дан, – но я спрошу.

Гай только головой покачал. Никакое долгое общение с нахальным пришельцем не уничтожило его врожденного пиетета перед властителями. Он, конечно, не старался брать с Дана пример в отношении дерзости, и слава богу. Дану казалось, что ему многое сходит с рук именно из-за его чужеродности, но вряд ли властитель будет так же мягок с местными. Ну и стоит признать, что хозяин и правда выделял его в Квадре, то есть гонял столь же немилосердно, но вот беседовал и охотнее, и откровеннее. Впрочем, это опять же было палкой о двух концах: Гай и Аль не провоцировали его на откровенность и довольствовались любым его ответом. Дан, как правило, тоже не возражал и даже демонстративно вопросов не задавал, так именно что демонстративно. Почему-то властителя это задевало… или он изображал, что задевало.

Но вот за что Дан готов был поручиться: Нирут был действительно рад, когда увидел его живого и почти невредимого. Не за свою Квадру рад. Персонально за Дана.

Лара мягко улыбнулась, помахала им рукой и отправилась к себе. Они вышли из комнаты и, не сговариваясь, отправились на верхнюю галерею. Любоваться звездным небом. Было там помещеньице, предоставлявшее такую возможность: часть галереи выдавалась за ее пределы на манер балкона и была основательно застеклена. Было там, конечно, весьма прохладно, но намного теплее, чем на улице. Гай заскочил в комнату за плащом для Дана: «Ты еще не совсем здоров, не стоит рисковать». Он облокотился на перила и тихо сказал:

– Не видел ничего красивее. Я вообще люблю ночь, сам понимаешь, это естественно, мы ночные создания. И ценю красоту ночи. Но такого никогда не встречал. Здесь послезакатное небо – как глаза Лары. Нет, я не ошибся. Нарочно так сказал. У меня появилась глупая привычка сравнивать природу с вами, а не наоборот. Почему бы так?

– А что в природе можно сравнить со мной? – удивился Дан.

– Горчик. Он похож на тебя.

Дан припомнил: горчик был цветочком редким, неказистым вроде, но страшно ценимым всеми на свете за его целебные свойства и обалденный аромат, женщины засушивали его, чтобы перекладывать белье, фармацевты дрались с парфюмерами за право первыми скупить партии горчика. Цветочек и правда был серовато-синий, крупный, но самое забавное, что стебель и листья были не зеленые, а такие… желтовато-белые с серым. Или беловато-серые с желтым. В общем, и правда похожими на цвет волос Дана.

Красиво было сказочно. Было полное новолуние, оба месяца, обращенные друг к другу почему-то лицами, не мешали любоваться звездами: огромными, яркими, цветными. Небо действительно было фиолетовое, но словно присыпанное серой пылью. И снег казался серо-голубым. А вот вода – черной, и в ней отражались звезды. Если смотреть прямо перед собой и вообще забыть о замке за спиной, можно предположить, что ты висишь между небом и землей. Они часто здесь бывали вдвоем: Лару природа не восхищала, а Аль, как казалось Дану, все еще изо всех сил старался казаться взрослым и потому делал вид, что его тоже не восхищает.

– Значит, он все-таки маг, – тихо сказал Гай.

– Все-таки? Ты подозревал?

– Предполагал.

– А эльфам можно быть магами?

– Тогда их придется перерезать почти всех, – усмехнулся Гай. – Им почти всем свойственна магия в той или иной степени. Вот великих магов среди них давно не было. Уже больше трехсот лет, если ты меня понимаешь. А ты понимаешь.

– А Алир?

Гай покачал головой.

– Не знаю. Но если эльфийские маги говорили о большом потенциале… Если вырвется неконтролируемо, на самом деле может доставить много хлопот. Он слишком эмоционален для мага, мне кажется. Насколько я знаю, чтобы воспользоваться магией, нужно отрешиться от всего на свете… и постепенно это входит в привычку. Представляешь себе равнодушного Аля? Я не очень…

– А среди вампиров есть маги?

– Есть. Очень мало. Нам как раз нельзя. У нас особая магия, не похожая на человеческую или эльфийскую… В общем, человеку не справиться с вампиром. Разве ж люди это потерпят? И если только слух идет о том, что какой-то вампир – маг… Убивают без предисловий. И без доказательств.

– А вы?

– А мы проглатываем, разумеется. Нам приходится идти на жертвы, чтобы выжить. Понимаешь, эльфы без людей выживут, а мы – нет.

– А как же было раньше? Вон говорят, что человек появился в этом мире последним, а вот древняя кровь и так далее…

– Говорят много что. Только ведь никто не знает, как оно было на самом деле. И о нас никогда не говорят «древняя кровь». Это эльфы… И я предполагаю, что это они для себя придумали. Для самоуспокоения.

– А что пишут в серьезных исторических трудах?

Гай покосился на него, и глаза его тоже смахивали на звезды, потому что светились.

– А кто ж читал серьезные исторические труды? Это закрытая информация, Дан. Вот властители разве что…

– Я спрошу…

– Зачем? Дан, разве это настолько принципиально, кто появился первым, кто пришел потом, если это было тысячи лет назад? Есть непреложные факты: вас подавляющее большинство, и если мы хотим выжить, мы должны под вас подстраиваться так или иначе. Нам это удалось, эльфам нет, но мне кажется, это вопрос времени.

– Ты будто и не понимаешь отношения эльфов к людям. Я – понимаю, а ты нет.

– Думаешь, нас не стремились уничтожить? – усмехнулся Гай. – Можно, конечно, встать в позу, как эльфы, и подождать, пока изведут под корень. А можно приспособиться, стать если не незаменимыми, то необходимыми. Знаешь, было такое: с нас вдруг потребовали открыть все секреты. Вроде как – почему это вам все, а нам ничего, почему это мы должны платить вампирам… Мы, конечно, секреты сохранили, зато снизили цены. И к вашим лекарям перестали обращаться. Это давно было…

– Мне это все равно кажется диким, Гай. Вырезать половину расы, позволять безнаказанно убивать своих магов…

– Безнаказанно? – усомнился Гай. – Ну-ну… Наказание необязательно должно следовать непосредственно за преступлением. А у нас есть существенное преимущество: мы живем намного дольше. Вырезать половину расы, позволять убивать своих магов, паразитически существовать за счет другой расы. Почему ты об этом не сказал?

– Потому что вы не можете иначе.

– А не будь я твоим другом? Сложись ситуация так, что ты близко не знаком ни с одним вампиром и для тебя наша потребность в крови – чистая абстракция? Клопы да блохи ведь тоже не могут существовать без крови, так вы не особенно с ними церемонитесь.

– Не сравнивай. Вы разумны.

– Кого это вообще интересует, разумны мы или нет… Видишь ли, обыватель так не рассуждает. Обывателю важно, что некий упырь покушается на его полную и абсолютную, а иногда и единственную собственность – тело. И я его понимаю. Мне бы это тоже не нравилось. И знаешь, как нас резали одно время? В истории это туманно называется Темные времена. В общедоступной истории. А на самом деле это были темные времена вампирских войн. Столько крови было пролито… и выпито, пока не решили все-таки договариваться. Появился человек действительно разумный, понял, что от нас не скрыться, что мы перелетим через любую стену, мы при необходимости проникнем в любой дом, что мы можем замаскироваться так, что встречный прохожий не заподозрит в нас вампиров, пока не станет поздно. И предложил переговоры. Тогда и выработали основные правила взаимоотношений. Нами была определена минимально необходимая доза свежей крови. Понимаешь, не удовольствие, а выживание.

– До того было удовольствие?

– Да. Мы не ангелы, Дан. Мы вампиры. Мне твоя кровь вкуснее любого изысканного вина. Но война не могла быть бесконечной. Пожалуй, со временем вам удалось бы истребить нас, но вот какой ценой? Меня учили лечить людей, а тогда учили убивать. – Он задумался и вдруг улыбнулся. – Правда, сейчас я больше похож на вампира прежних времен.

– Ты не любишь убивать.

– Как и ты. Но приходится иногда. Мне интереснее лечить. Или просто книжки читать. По большому счету, я лентяй. А что касается межрасовых отношений… Мы сумели забыть давние обиды, да и вы тоже. А эльфам это не удается.

– Упускаешь одну деталь, – помотал головой Дан. Господи, как же приятно иметь вымытые волосы! Удивительно, но самым неприятным воспоминанием времени заключения была грязь. – Триста тридцать лет назад эльфов всего лишь недолюбливали, а теперь ненавидят, хотя они почти не появляются среди людей. Кому это надо – разогревать ненависть к расе?

– Не знаю. Могу только предполагать. Но ты об этом и без меня догадываешься.

Конечно. Кто тут еще оказывает такое влияние на политику, историю и даже искусство и моду… Только зачем властителям это нужно?

 

* * *

Похмельем Аль страдал относительным, примерно таким, какое бывает у Дана после мощной попойки: головная боль и слабость, поэтому он сдался на третьем кругу по верхней галерее. Сел с краю, свесил ноги и виновато сказал Ларе:

– Не могу. По земле бы еще побегал, а здесь голова кружится – высоко. Боюсь через перила перевалиться.

– Ну так и посиди, – удивился Гай, – успеешь еще. Но лучше у стеночки, от высоты голова сильнее закружится.

Аль послушно перевернулся, встал на четвереньки и так дошел до стены, больше придуриваясь, чем действительно страдая. Гай с Ларой помчались дальше, а Дан сел рядом: он просто устал и к горлу опять начал подступать кашель. Эльф обнял колени, положил на них подбородок – все, с трех шагов его можно было бы принять за девушку: тонкое лицо, большие глаза, рассыпанные по спине серебристые волосы.

– Прости, что я не говорил.

– Ну сказал. Что изменилось?

– Мне вообще-то нельзя быть с вами. Ни с кем нельзя. Если магия прорвется, я все вокруг…

– Вот когда прорвется, тогда и будем думать, что с этим делать, – перебил Дан, – тем более что властитель знал об этом твоем даре.

– Властитель? Откуда я знаю, что он думает на этот счет? Я ему обязан… Даже не знаю как.

– А люди знали, что у тебя дар?

– Конечно. Я же официально учился, далеко не всякого берут в обучение. Только никто не знал моего потенциала. Учитель говорил, что такого не было очень давно. А значит… в общем, если бы люди об этом узнали… Не положено эльфам иметь сильных магов.

– Кто-то рискнет спорить с властителем? – удивился Дан. – Ему виднее. Может, он как раз и сможет научить тебя пользоваться.

Аль повел плечом.

– Не знаю. Я совсем не понимаю его. Он разговаривает со мной, и кажется таким искренним, таким ласковым… а меня не оставляет ощущение, что думает он совсем другое, что прощупывает меня и так и этак, а ласковость эта не настоящая, а просто способ поддержать равновесие в моей душе. Ну что ты так смотришь? Ну да, именно то, что ты подумал… – Он уткнулся в колени лбом. – Никогда не считал это чем-то зазорным, а ты заставляешь меня чувствовать себя… шлюхой дешевой.

– Аль, – весьма жалко промямлил Дан, – ты прости… Это стереотипы. Меня так воспитали, я так привык, и все, ты же можешь…

– Привык? – перебил Аль. – Сам же говорил, что у вас там это едва ли не в моде, что кое-кто даже кичится, кто-то равнодушен, кто-то относится с отвращением. Я бы не сказал, что ты равнодушен.

Дан промолчал. Ну что сказать, как убедить – и кого убедить? Прежде всего себя. Аль, даже не видя его лица, чувствует настроение. Отношение. А как втолковать, что это отношение не к нему, не к Алиру Риенису, а к процессу как таковому? Что это даже не святое убеждение, а сложившаяся привычка, традиция, мамино воспитание, отвращение к демонстративному поведению всяких Борь Моисеевых, но не к Алю. Нравится ему спать с мужчинами – ну и кому какое дело?

С властителем? До Дана дошло как-то вдруг. Вот уж странно, за ним не замечалось таких склонностей. Женщин он более чем не гнушался, причем вкус имел до тошноты банальный – чтоб пышногрудая задастая и губастая блондинка… Способ? Способ приручить самого «дикого» в Квадре, самого замкнутого на себя, самого сложного – эльфа? С Даном держать себя доверительно, даже иногда кой-чего объясняя, с Гаем беседовать о науке да философии, льстило ему это, даже не скрывал, ведь властитель на образование времени имел впятеро больше, с Ларой шутил, как с младшей сестренкой, да в камни с ней играл, Аль вот… Черт, а ведь Алира просто одиночество задавило, несмотря на Квадру, несмотря на девиц, задерживающихся в его постели. Насколько было понятно Дану, равновесие властители поддерживали так, как считали нужным, в способах разборчивы не были, а по интригам были чемпионами Траитии и обеих лун. И если для того чтобы Аль не взорвался в прямой и переносном смысле, нужно лечь с ним в постель, властитель не постесняется… Тем более что гомосексуализм презирается только в простонародье, а когда это любым властителям было дело до мнения плебса?

Да и черт бы с ними. Большие мальчики оба, имеют право. А если Аль искренен, если вдруг для него это не просто секс? Ведь как напряжен! Не потому же, что у Дана такие узкие взгляды. Как это называется-то? Ретроград?

– Аль, ты у меня никакого отвращения не вызываешь, – сказал он наконец. – Никакого презрения. Вообще ничего отрицательного. Чем хочешь поклянусь. Своей жизнью, жизнью Гая, памятью Даны. Ты мой друг, больше, чем просто друг, ты часть меня, и я просто не представляю, как это, когда тебя нет. Ну как тебе доказать? Ты не любишь людей, если не ненавидишь, но ведь это не относится ко мне, правда?

– Боюсь, он не поверит, – озабоченно произнес Гай, опускаясь с другой стороны от эльфа. – Разве что если ты докажешь делом…

Аль взвился, словно пружина сорвалась, несколько секунд смотрел на них поочередно с непередаваемым выражением лица, глаза сверкали, губы кривились, и Дан только успел открыть рот, чтоб попытаться его успокоить, как он круто развернулся и припустил вдоль галереи со своей непревзойденной эльфийской скоростью. Гай ошарашенно смотрел вслед.

– Я не то брякнул? – беспомощно спросил он. – Дан, клянусь, я не хотел…

– Однако брякнул, – зло бросил Дан. Гай съежился. Пожалуй, Дан впервые был с ним так резок. – Ладно, ты хоть не злись.

– Я не злюсь, – пожал плечами Гай и поправил шляпу. – Он сказал тебе о властителе? А тебя перекосило?

– Да не перекосило меня! – заорал Дан. – Вот и он тоже решил, что меня перекосило. Ну удивился, да не столько Алю, сколько властителю! Ну такой я тупой, такие у меня взгляды узкие, что теперь – правда что ли с тобой в постель лечь, чтоб…

Глаза Гая мягко светились из-под шляпы. Как гаснущие угольки. Бабушка говорила: «Шает еще», когда печка уже гасла, но на отдельных угольках переливался красноватый оттенок. Слово было очень уж забавное, и Данилка никак не понимал, почему нельзя сказать «тлеют». Вот и у Гая глаза тлели.

– Прости, – остыл он. – Надо Аля найти, пока он… даже не знаю, что он может сделать.

– Напиться, – пожал плечами Гай, вставая. – Или подраться с кем-то, но это намного труднее, дураки здесь уже перевелись. А тебе не стоит разгоряченному стоять на морозе. Давно не болел?

Он двинулся вперед, к ближайшей двери. Дан удержал его за рукав.

– Прости, Гай.

Вампир оглянулся.

– Не за что. Если хочешь знать, меня бы это совсем не шокировало. Но я на это не намекал. Идем, я не хочу снова пичкать тебя лекарствами в таких количествах.

Дан поплелся за ним, чувствуя себя попеременно дураком, сволочью и вообще непонятно как. Алира нашли легко – он едва успел приступить к бутылке, попытался ее спрятать, когда Гай без стука распахнул дверь, но вампирскую реакцию ему обмануть не удалось: Гай скользнул к креслу, в котором сидел Аль, и вытащил из-под эльфа бутылку.

– Лучше дай мне в морду, – предложил он, – только не пей. Я не хочу, чтобы тебе стало плохо из-за моей нетактичности. Прости меня, Аль, я не хотел тебя задеть. Я смотрю на это проще, чем Дан, и думал, что ты об этом помнишь.

Аль был напряжен так, что прикасаться было страшно: либо рассыпался бы, либо зазвенел. Но Дан все равно взял его за плечи и встряхнул. Черт. Один. Один. Никого, кроме Квадры, к ласке не склонной. Даже теоретически один: изгой среди людей, изгой среди своих, а единственный, кто мог бы его любить, – сестра, которая вообще неизвестно где. Взрослый мужчина по облику – подросток во всем остальном. Несчастный подросток. У Гая хоть папа с мамой…

– Что у вас тут?

– Мы сами разберемся, милорд, – бросил Дан, почему-то не удивившись его внезапному появлению. Почувствовал кризис. Пальцы пришлось сжать покрепче, чтоб пресечь поползновения Аля вырваться. И Аль сдулся. Поник, опустил голову, потек.

– Милорд, я давно хотел просить у вас разрешения ненадолго съездить домой, – вдруг сказал Гай. Властитель повернутся к нему:

– Соскучился?

– Да, – ничуть не смутился Гай. – Если у вас нет для нас никаких особенных заданий…

Дан посмотрел в зеркало. В нем отражалась понурая спина Аля, его собственная перевернутая физиономия, обманчиво спокойный Гай и задумавшийся властитель.

– Особенных нет, ты прав, – согласился хозяин. – Дан пока не пригоден для особенных заданий, а целость Квадры может оказаться принципиальной. Съездите.

– Я не хочу, – перебил Аль воинственно.

– Аль…

– Я не хочу, чтобы меня утешали, чтобы мне показывали хорошую семью, какой у меня никогда не было, не хочу, чтобы твои родители меня жалели. Если из-за меня – нет. Я не поеду.

– Даже если я прикажу?

– Вы не прикажете, – возразил Дан с абсолютной наглостью. – Потому что дорожите не нами, не каждым в отдельности, но Квадрой. Так что оставьте, мы попробуем сами решить проблемы.

– Ты зарываешься, Дан.

О, а это уже не дружелюбный босс, это уже вариант «хозяин». Только вот интересно, это эмоции или расчет? Типа не пока ли показать перчаткам, что им положено на руку надеваться или терпеливо лежать на полочке, но уж никак не выбирать, что делать.

– Накажите, – хмыкнул Дан.

И он послушался. Потом, когда возможность соображать частично восстановилась, Дан снова подумал: эмоции или напоминание о том, кто командует? Ведь куда больше дерзил, и не только наедине, и ничего, милостиво объясняли, почему он не прав, хотя бы на уровне «в свой срок поймешь». Значит, пришел срок удостовериться в том, кто ты и где твое место. Чего, собственно, Дан и добивался. Игры кончаются. Перевод из детского садика в первый класс. Или из яслей в садик?

Он стоял не на коленях, это отдавало бы мелодрамой и дешевым пафосом. Все было проще: стоял он на карачках, причем руки все время подламывались, а ноги ничего, держали, так что поза была – ой. Перед глазами плавно кружились цветные пятнышки, в каждом ухе зудело по комариной стае, и все одновременно кусались, потому что голова чесалась изнутри, и вообще было так плохо, что натурально хотелось умереть. Последствия мощного ментального пинка были тяжелее, чем сам пинок.

– Отойди от него, Гай.

– Но милорд…

– Тоже хочешь быть наказанным?

Дан сделал еще одну попытку подняться, но руки снова подломились. Сами по себе. Без помощи властителя. Просил? Получи. Дан оставил поползновения на достоинство и прилег. Мозаичный пол был восхитительно прохладный, и Дан прижался к нему щекой.

Ну вот, мелодрамы начались. Гай опустился на колени, следом за ним то же проделал и Аль.

– Простите его, милорд, – склонив голову, произнес Гай. – Вы ведь понимаете, что он никогда не станет таким, как мы. Вы пять лет прощали ему его дерзость, что изменилось?

– А ты готов полностью мне подчиниться?

– Не знаю, милорд. Думаю, что готов.

– Если бы я верил тебе, – усмехнулся властитель. – Но ты куда больше себе на уме, чем Аль. То, что я слышу от тебя, и то, что ты думаешь на самом деле, совпадает далеко не всегда.

– Но вы всегда можете проверить…

– Ты не понимаешь? Я не хочу проверять свою Квадру. Я хочу ей доверять.

– Но разве вы наказали Дана не за искренность? – буркнул Аль, тоже не поднимая глаз. Он косился на Дана.

– За глупость и несдержанность.

Гай вдруг голову поднял и посмотрел властителю в глаза.

– Нет, милорд. То, что вы думаете, и то, что вы сейчас сказали, не совпадает. Так что либо вы просто решили его проучить, а заодно и нам показать, что бывает, либо вы просто сорвали на нем дурное настроение.

Тишина была такой долгой, что Дан, кажется, успел вздремнуть. Постепенно легчало, сначала передохли комары, потом обесцветились пятнышки, дышать стало приятнее, но желание вставать не возникло. Сердце колотилось куда сильнее, чем после пробежек.

– Ты прав, Гай. Действительно, настроение, – признался хозяин. Ага. Теперь вот демонстрация демократичности и близости к народу. Щас еще и меня жалеть начнет. – С Даном все будет хорошо. Перенесите его на кровать и напоите чем-нибудь горячим и сладким.

За ним еще дверь не закрылась, как друзья взяли Дана за руки – за ноги и забросили на кровать, даже не сняв с него сапог. Кроссовки хочу. Такая чудная «пума» дома была, настоящая, фирменная, дорогая, как, наверное, шуба из натуральной пумы… Гай отправился за горячим и сладким, Аль присел рядом и прикоснулся к руке Дана.

– Ты ему поверил, интересно?

– Нет, – удивился Аль. – Я, конечно, молод, но не наивен. Он никогда не сделает того, чего делать не хочет. Он маг, Дан. Нет никого сдержаннее магов.

– Потому у тебя и не получается, что ты не умеешь быть равнодушным?

Эльф помрачнел, покачал головой, потом кивнул.

– Наверное. Не знаю. Я… я иногда думаю, что властителя пугает этот мой потенциал.

– И он предпочитает иметь ручного эльфийского мага.

– Да. Только я ведь не возражаю, Дан. Правда. Я хочу служить властителю. В конце концов, пусть он все делает в своих целях, но разве плохи его цели? Разве он сделал нам что-то плохое? Разве не избавил он тебя и меня от позора? Сначала я пошел с ним от безысходности, но ни разу об этом не пожалел. Ну и что, что я собственность? Что ручной? Если меня это устраивает.

– Хочешь сказать, что я веду себя, как свинья?

– Я говорю то, что хочу сказать, или молчу. Я не умею так, как Гай. Он уклончивый, а я прямой. Ты ведешь себя так же, как хозяин. Мне вообще кажется, что вы друг друга проверяете. Или ты сейчас просто хотел ему нагрубить: пошел вон, без тебя разберемся?

Не хотел. Дан вдохнул. Он, конечно, провоцировал хозяина. Проверял длину поводка, степень свободы, границы дозволенного. И на что надеялся – что Аль и тем более Гай этого не поймут? Умный, сил нет. Как валенок. Рваный.

– Почему мы не берем в расчет Лару? – спросил он. – Ведь и ты, наверное, прежде всего думаешь о Гае и обо мне?

– Само собой. О тебе и о Гае. В такой последовательности. Лара… Лара – часть Квадры, Лара – мой друг, я ее люблю, как сестру любил, но она – Четвертая. Ударная сила. Ты этого не осознаешь, потому что все равно видишь в ней только женщину. А воин она куда лучше нас всех вместе взятых. А мы трое – что-то большее. Может, потому что мы успели побыть Триадой? Я не знаю, как объяснить… Я за Лару кому хочешь глотку порву, жизнь за нее отдам без всяких, она мне дорога… Но она Четвертая. Она ведь не нуждается в том, чтобы понять.

– Она понимает!

– Она понимает то, что лежит на поверхности. В силу своего представления. Да и пусть, я тоже в первопричинах не рвусь разбираться, у нас для этого Гай есть…

– А я что? Почему вы считаете меня Первым?

– Мы не считаем. Ты Первый, вот и все. Почему? А почему Гай умеет летать? Почему я вижу очень далеко? Почему Лара неуязвима? Ой…

На голову Дана легла ладонь властителя. А дверь не открывалась. И откуда он взялся, если даже эльфа испугал?

– Что такое Квадра, Дан?

– Вам виднее, – буркнул Дан. Мало было, еще хочется. – Четырехединство, если так можно выразиться.

– Триединство, – поправил властитель. – Меч, ум, магия. Ты, Гай, Аль. Лара замыкающая. Триада из тебя, Гая и Лары или из Аля, Гая и Лары невозможна. Только из вас троих.

– И чтобы я это усвоил, вы дали мне по мозгам?

– Сейчас пройдет. Я хотел проверить твою реакцию.

– Смешно, – одобрил Дан. – Полагали, что я обижусь до слез или в драку полезу?

– Предполагал, что поймешь правильно, и не ошибся.

Гай с дымящимся кофейником растерянно остановился в дверях, потом справился с собой, налил Дану кружку кофе с молоком, действительно очень сладкого, и вдруг непривычно резко спросил:

– Вам нравится нами играть? Мне кажется порой, что мы для вас – что камни или карты.

– Вы гораздо нужнее, Гай. И не только мне лично.

– Нам же мир спасать, – пояснил Дан, – под чутким руководством властителя. У нас миссия. А мы вместо того чтоб осознать свое предназначение, отношения с начальством выясняем.

Аль вздрогнул. Ждал второго мозгового пинка. Нирут усмехнулся, щелкнул Дана по лбу, довольно сильно, надо сказать, и потопал к двери. Вот сейчас повернется и скажет что-нибудь значительное.

– Вам мир спасать, – скучно бросил он через плечо и закрыл за собой дверь.

 

* * *

Конфликт исчерпался быстро: обида Аля стерлась зрелищем валявшегося на полу Дана, а организатор этого зрелища благополучно отбыл на следующий же день, не дав выяснить отношения, зато оставил вместо себя темно-красного властителя и повеление отвечать на все его вопросы. Квадра старательно вела себя благонравно, косясь на Дана – то ли помнили, к чему может привести дерзость, то ли умоляли Дана быть вежливым. А он и был. Не хотелось считать себя свиньей неблагодарной.

Этот был посуше, построже, не стеснялся одернуть, если вдруг кто-то кого-то перебивал, смотрел сквозь и вопросы задавал более чем странные, но только связанные с Квадрой. Личные их качества его не волновали; отвечать на их вопросы он не собирался, хотя Дан максимально корректно интересовался кой-чем – и тоже касательно Квадры. Вопросы игнорировались. Когда властитель уехал, они вздохнули не без облегчения и единогласно решили, что быть собственностью Нирута Дана куда приятнее. Может, он просто был молод для Властителя и не растерял еще всех эмоций. Не все сводил только к целесообразности. А этот просто не считал нужным чикаться с чужими вещами.

Через какое-то время, довольно краткое, Дан перестал чувствовать телесные последствия заключения. Душевные, если уж совсем честно, таились где-то в глубине, куда он их еще в темнице засунул. Прорвутся когда-нибудь или сотрутся? Скорее сотрутся – при таком-то психотерапевте, как Гай Лит. Слушая рассказы Дана, вампир ежился, ему было не по себе, как бы там ни было, он был балованный сын любящих родителей, с лишениями не знакомый ни в каком виде. Его это пугало, и удивительно, но это помогало Дану. Он считал Гая сильнее и выносливее, чем был сам, не только физически: Гай был уравновешен, спокоен, находил объяснения настроениям и понимал Дана, как никто другой. Как не понимал даже Сашка Симонов.

А Лара нашла положительную сторону в его злоключениях: темница излечила его от Тики Тури. «С чего ты взяла?» – смущенно пробормотал Дан, понимая, что она права. «А ты не то что не помянул ее ни разу, у тебя глаза туманом не заволакиваются, как всякий раз, когда ты о ней думал, – хихикнула Лара. – Поверь, уж в этом я разбираюсь куда лучше вас. Может, лучше властителя».

Просыпался по утрам Дан от запаха отвара, которым Гай продолжал его поить на голодный желудок. Так как больше всего эта штука была похожа на чай с ромашкой и мятой, Дан безропотно глотал. Общеукрепляющее средство. Но вот когда Дан в очередной раз сунул руку под нос Гаю и тот не сослался на его слабость, Дан понял, что совершенно здоров даже с точки зрения придирчивого вампира. Он почти с умилением наблюдал, как Гай пил. Похоже, Дану не хватало кровопускания так же, как Гаю крови.

Жаль только, что они вынуждены были сидеть в замке. То есть они, конечно, носились по галереям и упражнялись во дворе, да однообразие интерьера не то чтоб утомляло, но приедалось. Властитель, правда, специально не оговаривал, что они не имеют права покидать замок, но внутренний тормоз не пускал их на берег, даже когда они брали лодку и катались по незамерзающему озеру. К тому же эти их отлучки очень тяжело переживались Шариком: он бегал по нижней галерее и призывно кричал. Алю пришло в голову, что дракон чувствует нечто, заставляющее его беспокоиться, и это нечто связано с озером. Понятно, что не хочется ему расставаться с Даном, что ведет он себя, как собака, когда хозяин из дома уходит, но практичная Лара предложила провести опыт, и Дан остался с Шариком на парящем острове, а они втроем сели в лодку. Шарик отчаянно заверещал, только теперь его бессистемные вопли сопровождались постоянным обращением к Дану: ну ты что же, зачем ты их отпустил, верни… Решили больше не кататься.

Мальчишка – спаситель Дана ошивался при конюшне, с Квадрой был почтителен, как с самим властителем, и выглядел совершенно счастливым; лошади, за которыми он ухаживал, – тоже. Гая он побаивался. Кто-то из прислуги, видно, рассказал, что этот вампир может и присосаться.

Однажды утром они почти уже без сил после игр-тренировок с Шариком брели обсушиваться, потому что Шарик считал своим долгом непременно основательно вывалять их в снегу, началась суета и из воды медленно и бесшумно поднялась дорога. Квадра немедленно притормозила: либо властитель возвращается, либо и вовсе интересно, потому что никто никуда из замка не выезжал.

– Несколько человек, – даже не прищурившись, определил Аль. – Нет… двое вампиров. Значит, три человека и два вампира.

– А я не вижу так далеко, – позавидовал Гай. – Зато ночью вижу лучше.

Дан громко вздохнул. Он видел только силуэты на фоне снега и воды. Лара хихикнула. По мере приближения группы всадников Гай напрягался все больше, пока до Дана не дошло, что это за вампиры и напрягается Гай, чтоб не сорваться с места и не рвануть навстречу родителям. Нет, определенно, если Нирут и властительная сволочь, то и человеческое в нем еще сохранилось.

Когда же всадники спешились, Гай не стал разводить китайских церемоний, а ринулся маму с папой целовать и обнимать, причем мама, передав сына папе, принялась обцеловывать Дана, а там и папа пару раз крепенько его обнял. Аля и Лару приветствовали весьма душевно. Вот уж что Дан научился понимать, это настроение вампирской семейки. Литы-старшие были страшно рады, что у сына появились друзья.

Властитель прислал им приглашение погостить недельку в его замке, и уж конечно, они не отказались, ну вот попутчики…

Когда Дан разглядел попутчика, рука невольно потянулась к пустому бедру – меч ждал его в комнате. Люм гадостно усмехнулся. Весело тебе? Весело?

Аль положил руку на плечо Дана и очень неприятным тоном, какой успешно удавался только ему из всей компании, спросил:

– А это что за райская птичка?

Вампиры вздрогнули. Ну, а то ж, что нам, собственности властителя, какой-то мелкий благородный. Есть и что-то хорошее в обязательности цветов – в зимней одежде Люма их было шесть, как и положено провинциальному барону, и среди них кислотно-желтый и бирюзовый. Правда, он обладал определенным вкусом или просто был хитер, используя особо выразительные оттенки в отделке; яркие полосы были нашиты на скрытую под плащом голубую куртку, а вот плащ был почти пристойного коричневого цвета. Вместо колготок на нем были нормальные дорожные штаны. Зеленые.

Люм хотел было ответить, но захлопнул рот, рассмотрев вышивку на куртке эльфа. Рука Аля стала очень цепкой, он почти потащил Дана за собой под мотивом «дай Гаю побыть с родителями», Дан только успел увидеть, как Лара обошла пару раз вокруг Люма и одарила его обещающей улыбкой. Ой-ой… Дан уже знал, что Лара может начисто лишить разума любую особь мужского пола…

 

* * *

Властитель вернулся вечером, и Дан без приглашения вломился в его комнату, мельком подумав, не застанет ли там Алира, однако хозяин был один, стоял у стола в одних штанах и дул вино, как воду. Гай бы под этим вопросительным взглядом увял, но Дан и не подумал.

– Нирут, зачем вы притащили сюда…

По имени он назвал властителя нарочно, потому что делал это редко и считалось это вроде как символом близости и доверия. Вроде как. Обеими сторонами. Но раз уж правила игры приняты властителем, пусть им и следует. Или опять по мозгам бьет…

– Ты о Литах?

– Я о Люме.

– А зачем я притащил сюда Литов, а не отпустил вас повидаться с ними, спросить не хочешь?

– А вы насчет Люма ответить не хотите?

– С ним куда проще. Мне бывает нужен хороший убийца. Не тебя ж использовать для этого, правда?

– Ну… я и не сумею, наверное.

– Конечно, не сумеешь. И не надо. Ты воин, но не убийца. А Люм хладнокровен настолько, что временами кажется неживым. И убивать умеет, как никто другой.

– А у вас…

– А у меня нету. Уже нету. Убили. Это случается. Найти убийцу на замену легко. Заменить часть Квадры невозможно, разве что замыкающего, и то крайне нелегко. Люм мне нужен совершенно для определенных дел. Так что тебе придется с ним сосуществовать. Правда, условия уже не те, что были, и не тебе придется быть с ним почтительным, а ему с тобой. Вина хочешь? Весьма неплохое.

Запал прошел. Умел властитель обращаться со своим имуществом, умел. Жест, взгляд, тон – и злость пропадает. Он принял бокал из рук хозяина, сделал маленький глоточек. Ух ты, почти мартини – и это лакать, как воду? Силен пить. Нирут расположился в кресле напротив, посмотрел Дану в глаза. Или в душу.

– Почему я не отпустил вас повидаться с родителями Гая? Ты ведь тоже к ним немного привязан, правда?

– Из-за Аля? Чтоб он не расстраивался, увидев замечательную семью?

– Глупо. Он и здесь ее увидит. Из-за тебя, Дан. Не надо так высоко поднимать бровь, ирония – не твой стиль. Я не хочу, чтоб ты попадал в тот город. Во всяком случае до тех пор, пока прошлое окончательно не станет прошлым.

То есть пока я не перестану вспоминать Дану. Пока не перестанут холодеть руки при воспоминании и Фрике и ее свите. Властитель кивал, словно читая мысли. Словно? С него станется.

– Именно. Пока ты не примешь это всем сердцем как прошлое.

– Полагаете, я нервный юноша? Вроде Аля?

– Ничуть. Во-первых, ты не юноша, в отличие от Аля, во-вторых, ты не нервный, но ранимый. Я не хочу, чтобы ты забывал свое прошлое – любое. Даже совсем недавнее. Но хочу, чтобы ты перестал реагировать на него болезненно. Хочу, чтобы ты смирился, если угодно. Если ты хочешь кого-то повидать, скажи мне, я вызову сюда или в столицу. Если ты хочешь, чтобы я что-то сделал для твоих знакомых, скажи, и я сделаю.

Дан покачал головой. Не хотел. Собственно, и видеть особенно некого. Мун? Вряд ли Муну это доставит такое счастье. Стражники в казарме? Да ну, даже приятелями не обзавелся. Сделать для них что-то? Для Муна уже сделал властитель, для стражников сделал Дан: передал в банк распоряжение раз в неделю покупать для них сладкие пироги. Все-таки неплохо отнеслись.

Что острее болит – Дана или позор и унижение во внутреннем городе? А ведь ничего. Почему вдруг властитель решил, что для него это так уж особенно важно? Он не забыл Дану, помнил унижение, но вот чтоб особенно страдать по этому поводу? Не мальчик, чтоб по пять лет душевными муками терзаться. Но ведь ничего Нирут просто так не делает. Предполагает, что вид города оживит воспоминания? В частности, о дне, когда он впервые прошел в городские ворота в закатанных штанах и с пиджаком, заброшенным за спину?

– Что ты думаешь о Тике Тури?

– Я не думаю о ней.

– Излечился?

– Не знаю. Не уверен. Просто – не думаю. Для вас это принципиально?

– Для меня? – удивился властитель. – Если ты так уж ее хочешь, давай я заберу ее у генерала и отдам тебе. Генералу же лучше. Только подумай, действительно ли она тебе нужна.

– Это что, вроде разрешенной мести? – спросил Дан. Еще бы льда насыпать в это вино, так похожее на мартини… – Нет, Нирут, не нужно. Я хочу, но все равно не нужно, потому что ничего хорошего из этого не выйдет. Вы сомневались в том, что я откажусь?

Властитель покачал головой. Глядя на него, придворные начали было коротко стричься, так он им назло стричься перестал, так что теперь его голову украшала пышная шевелюра. По мнению Дана, это делало его банальным, но мнение он благоразумно держал при себе.

– Тебе придется смириться с присутствием Люма. Сразу скажу, если вдруг начнет щеголять манерами, которых нахватался у Фрики, можете бить его… ну по любым местам. Он, правда, достаточно свободен, чтоб схватиться за меч, не убоявшись моего гнева, но ведь сейчас ты не тот, что раньше.

– А Гай?

– А Гай может не стесняться. Только совсем чтоб не обескровливал.

– Да я не об этом! Гай не настолько хорошо владеет мечом.

– А собственными руками он как владеет? Если Люм начнет швыряться официальными вызовами, спокойно отказывайте.

– Чести много?

– Именно.

– И как вы себе представляете, что Аль откажется?

– Аль эльф. Он не столь уж блистательный мечник, однако двигается вдвое быстрее Люма. Так что… Но вы уж постарайтесь его не убивать.

– Там Лара…

– Глаз положила? Ее дело.

– Не в том смысле… Она, по-моему…

– В том, друг мой, в том. Она готова отомстить ему за тебя. И за Гая. Сведя с ума, привязав к себе, сделав из него собачонку на коротком поводке. Ну и что? Пусть развлекается девочка. Сердишься на меня?

Дан покачал головой. Не сердился он. Во-первых, и правда напрашивался – и получил, а во-вторых, куда деваться-то, если ты собственность. Властитель надолго замолчал, правда, глаз так и не сводил, только у Дана уже выработалась привычка не замечать его взгляда. Пусть любуется.

– Я никак не могу понять, что должен сделать, чтобы тебе стало хорошо.

Дан едва не поперхнулся и изумленно уставился на хозяина. Забавное желание. Особенно если учесть, что плохо и не было.

– Я нашел способ поддержать Аля… ты, очевидно, уже знаешь, что за способ, и тебе это не нравится. Однако ему определенно стало легче, он немного расслабился, ведь быть в постоянном напряжении ему категорически противопоказано… почему, ты уже тоже знаешь. Чтобы доставить удовольствие Гаю, я пригласил его родителей, и это, безусловно, пойдет ему на пользу. С Ларой совсем просто, она живет моментом, легка, незлобива и попросту не напряжена.

– Я, что ли, напряжен? – удивился Дан. – Милорд… то есть Нирут, может, вы мне расскажете, чем я недоволен и что у меня плохо? Ну, Тика… так это не в вашей власти, либо само пройдет, либо… либо не знаю что.

– Ты не то чтоб напряжен, в отличие от Аля. Ты не то чтоб скучаешь по близким, в отличие от Гая. Ты выглядишь… нормально. Конечно, не без последствий прошло твое заключение, но с этим ты как раз справился. Со страстью к Тике ты тоже справишься – и прости, что я не называю это любовью. Я не могу сформулировать, Дан. Я – и не могу. Самому странно. Но я чувствую в тебе некую стену, какой нет ни в ком больше. Проблемы Аля сугубо личные, ни ко мне, ни к Квадре отношения не имеют. Гай, пожалуй, проблем не имеет, главные образом благодаря тебе, то есть вашей дружбе, вашей близости, одинокий мальчик нашел наконец родственную душу. А ты меня беспокоишь.

Дан основательно подумал: этот бокал и еще один. Хотелось ему верить. Да что там – верил. Очень похоже, что властитель был вполне искренним, а какие там у него подспудные мысли, другой вопрос.

– Я не знаю, Нирут, – сказал он наконец. – То есть я не знаю, что беспокоит вас. Меня – в общем, ничего. Да, эти мои приключения приятности в душе не прибавляют, да, Тика, да, по мозгам приложили… Только это все мелочи, я понимаю, а вы и подавно.

– Мне кажется, тебе очень не нравится, что ты не понимаешь моих целей. Аля и Гая это не беспокоит.

– Вот вы о чем, – усмехнулся Дан. – Нирут, зато я понимаю, что эти мои претензии – полная глупость. Много мне в прежней жизни начальники рассказывали о своих целях? Задание кинут – и все дела. Да я и не интересовался. – Нирут смотрел на него неотрывно, и янтарно-карие глаза казались более золотистыми, чем были на самом деле. Молчит и не комментирует? Что-то не устраивает? Что-то Дан не договорил? Так. Понятно. – Правда, и цели-то у них были… отчет вовремя сдать, чтобы больше денег заработать, или что-то в этом роде. А ваши… ну, они не поддаются количественному измерению. Я их вообразить не могу. Только не говорите про поддержание равновесия – не понимаю.

– Не понимаешь, – согласился властитель. – Но не потому, что глуп или воображения тебе не хватает. Хотя ты мою цель сам сформулировал.

– Это спасение мира? – засмеялся Дан. – Да ну, несерьезно.

Властитель вздохнул, но настаивать не взялся. От этого вздоха Дану стало не по себе. Не может разумный человек думать об этом всерьез. Не может один человек спасать мир посредством своих запасных органов тела в виде Квадры. И даже не один человек, а… сколько вообще властителей в этом мире? Ну, два десятка, ну три. Все равно. На планете несколько миллиардов населения, то ли три, то ли чуть больше, куча разумных рас, куча рас, которые принято считать неразумными и называть нечистью, на планете, черт возьми, магия. Не видел особого ее применения – и не хочется ведь, вполне достаточно того, что с ним делал бородач и что сделал Нирут, и пусть это гипнозом называется в иных мирах, очень уж легко этот гипноз дается энному количеству людей. Магия? Умение пользоваться тем, что дано? Перемещаться в пространстве без применения техники? Заставлять ткани регенерировать со страшной скоростью и называть это исцелением? Запихивать в холодное орудие нанокристаллы какие-нибудь и называть его магическим?

– Почему вы не опасаетесь, что магия Аля прорвется?

Очень своевременный вопрос. В огороде бузина, а в Киеве, известно, Генри Лайон Олди (Дан в свое время аж три книжки прочитал и забросил: ни книгочеем не был, ни фэнтези не любил, ни в философию погружаться не хотелось). Почему в сторону-то повело? Ровно барышня…

– Опасаюсь. Но гораздо меньше шансов, что она прорвется, если вы будете рядом с ним. Он очень одинокий мальчик.

– Потому вы и…

– Потому я и. Ну что ты так на меня смотришь? Дан, я не понимаю твоих взглядов. И это удивляет меня больше всего.

Дан пожал плечами и отвел глаза. Квадра должна функционировать. Любой ценой. Если ради этого нужно лечь в постель с одним из них – ляжем. Надо имитировать доверие к другому – запросто. А другому все неймется. Дан и сам не понимал, что ему надо. То, что с ним случилось в этом мире, – вообще оптимальный вариант, ну, свободу потерял, так ведь весьма относительно, только по названию, да и то аборигены попросту завидуют. Можно подумать, в Новосибирске он свободен был! Ну назывался свободным, право голоса имел. И сейчас имеет. Если не хамить, так даже и выслушают, и к сведению примут, зато ноги никто не пытается вытирать, как иные чины дома, относятся, считай, с уважением… Квадра ему нужна, а не Дан или Гай. Ну так и что? Квадра без Дана и Гая Квадрой не будет.

Детский сад. Кого тут подозревают в юношеских терзаниях – эльфа? Ну да, а Дан вон какой весь из себя взрослый, разумный и уравновешенный. Самому противно.

– Ты не веришь мне, Дан.

Это была констатация факта. Грустная. Даже золотистые глаза поволокой подернулись. Ну что, начать разубеждать фальшивым голосом?

– Не верю, – вздохнул Дан. – А какая разница? Разве это мешает мне выполнять ваши задания не только старательно, но и с энтузиазмом? Или что-то не так? Вам моего рвения не хватает?

– Никаких претензий у меня к тебе нет. Ни к тебе, ни к Квадре. Ты очень обязательный, и если уж берешься что-то делать, то делаешь хорошо.

– Тогда что? Душу не вкладываю? Так вы удивитесь – вкладываю. Может, просто по привычке. Может, просто не ради вас, но ради ребят. Да и нравится мне! Нирут, ну хотите, поклянусь, что я доволен своей нынешней жизнью? Я не знаю ваших целей, не понимаю ваших замыслов, ну так вы и не должны ими со мной делиться. Вы не вызываете у меня отрицательных чувств, честное слово. Вот Велир – вызывает. И этот, темно-красный, тоже.

– Может быть, для осознания необходимости того, что ты делаешь, тебе действительно нужно знать мои цели, – сказал властитель сам себе, подумал и ответил – но уже Дану: – Ты ведь понимаешь, что не всякая информация своевременна? Ты обязательно узнаешь…

– То, что мне надлежит знать? – усмехнулся Дан. – Да ладно, милорд, это непринципиально.

– Нет, ты узнаешь мои цели. Но рано, друг мой. Ты не готов. Я прошу – поверь хотя бы в это.

– А Гай или Аль?

– Они и не будут готовы, – покачал огромной из-за шапки волос головой Нирут. – Они не смогут понять. Не потому что они глупые или ограниченные… Я доволен Квадрой. Вы превзошли все мои ожидания, хотя только начали еще… А ты считал Квадру опытной? – он захохотал. – Вот лет через тридцать еще можно будет говорить. Удивлен? Ты получаешь эликсир жизни, Дан, и жить будешь долго. Очень долго. Пока не надоест. А ты, слава всем богам, не склонен к глупостям, жизнь не только любишь, но и интересуешься ею, так что будь готов… Впрочем, не задумывайся. Это мелочи, не стоящие внимания. И Люм – мелочь, не стоящая твоего внимания. Возможно, вам придется с ним работать, но сразу говорю: при возникновении критической ситуации не тратьте времени на Люма, эту потерю я переживу очень легко. И надеюсь, ты понимаешь, что в случае совместных заданий решать будет никак не Люм. Я смотрю, тебе понравилось вино? Мне прислали несколько ящиков, скажу Кану, чтобы у тебя оно не переводилось. Но вот для Алира крепковато… Тебе не нравится моя прическа?

Дан все-таки поперхнулся. Ну, откуда властитель это взял, понятно: взгляд перехватил, да и физиономист он отличный, но вот с чего бы его заинтересовало бы мнение Дана по такому личному вопросу? Но прокашлявшись, он кивнул.

– Мне и моя не нравится.

– Можешь немного укоротить волосы, но не слишком. Ты уж прости, это моя просьба. Объяснение покажется тебе смешным, но Квадра должна выглядеть гармонично. Во всех отношениях. Жаль, вы не можете увидеть себя со стороны. Это красиво, Дан.

– Да не буду я стричься, – несколько смущенно буркнул Дан, – непринципиально. Я пойду? Простите, что вломился к вам без приглашения…

Хозяин улыбнулся. Может, я просто скотина неблагодарная, человек столько для меня сделал, нянчится, на поводу идет, на провокации не поддается, а все недоволен, Фома неверующий… Лучше было бы прозябать, кормиться на четыре сотки и…

Дан раскланялся (научился делать это не без изящества, но с достоинством, долго у Гая уроки брал) и отправился к себе в некотором душевном раздрае. Однако садиться и начинать размышлять на темы бытия он не стал. Не тянуло. В общем, и не мыслитель, и к интеллигентским самокопаниям никогда склонен не был, по философии имел четверку, полученную с помощью одолженной однокурсником шпоры и смысл жизни перестал искать, когда вышел из подросткового возраста. К тому же имелся риск увлечься и начать думать о Тике. Нет. Прошлое прошло – пусть сбудется заветная мечта властителя… хотя бы здесь.

 

* * *

Литы прогостили ровно неделю, выглядели очарованными властителем, а он очаровывал так убедительно, что даже Дан немножко поверил. Конечно, вампиры никак уж наивностью не отличались, но пиетет перед властителями имели огромный и всерьез считали, что их сыну неслыханно повезло. Понравились они и Алю. Дан опасался, что эльф впадет в тихую депрессию, потому что у него не было такой классной семьи, но Аль его ожиданий не оправдал, хотя откровенно Гаю завидовал. На прощание мама Лит обцеловала Дана не меньше, чем сына, папа долго руку жал и максимально дружески улыбался, и вот им Дан верил абсолютно.

Они провожали вампирскую чету глазами, стоя на нижней галерее. Литы не оглядывались. Когда скрылась под водой дорога, Гай вздохнул.

– Рад я был их увидеть. Очень рад.

Аль обнял его за плечи и засмеялся:

– У тебя такие замечательные родители! Чтоб эльф – верил вампирам! А я верил.

– Удивительно, – согласилась Лара. – Они такие милые.

– Милые? – усмехнулся Гай. – Не встречалась ты с ними темной ночью… Просто они прожили достаточно долго для того, чтобы научиться… быть милыми, когда им это нужно. Нет, то есть вы им нравитесь, это правда, но только потому, что вы мои друзья. Разве что Дан – сам по себе.

– Ага, – поехиднее согласился Дан, – сам по себе.

Гай пожал плечами, но возражать не стал, и выглядело это так, словно Дан так или иначе со временем поверит сам. Со временем… Все в этом мире познается «со временем». Или «в свой срок». Не готов он, понимаешь, к здешним знаниям и откровениям.

А не готов. Прозаическая причина: не знает он этого мира. Шесть лет провел, но не знает. Мира. Прежде он считал, что круг его общения довольно ограничен: семья – куда денешься, коллеги – тем более куда денешься, немногочисленные приятели и Витька Олигарх сотоварищи. Ну, понятное дело, женщины. Дан не стремился к активному общению невесть с кем, так что, пожалуй, вполне сознательно отгораживался от более тесных отношений, даже с женщинами. То есть женщин он водил куда положено, дарил цветочки, болтал ни о чем, большей частью о их нетленной красоте, и тащил в постель, как и полагается. Если общение прекращалось после нескольких встреч, не вспоминал. Если затягивалось, старался прекратить. Пожалуй, только Лика Одинцова что-то для него значила, и только с ней он говорил о чем-то большем, то есть не только о ней, но и, например, о балете. Разговоры были, конечно, потрясающие: Лика сыпала непонятными терминами, а Дан кивал, изредка восторженно ахая или удивленно охая... А большой сволочью я был… Или не очень большой, Лика-то тоже неизбывной страстью не пылала? Почему ж куда больше нравилось быть придуманным Лазарем, чем реальным Даном? Ну вот, стал. Пусть не автомат с подствольником в руках, а меч, пусть не наркоторговцы противостоят…

Никто не противостоит. То есть вообще. За шесть лет этот псих бородатый – первый. К тому ж противостоял никак не Данилу Лазарцеву, а его хозяину. Его владельцу. Почему Дан так легко с этим смирился? То есть не с противостоянием, конечно, а со своим пребыванием в собственности? Сиречь в рабстве. Нирута от этакого сравнения корежило так, что непугливому Дану становилось страшновато, и начинал он неутомимо доказывать, что рабство и собственность – понятия ну совершенно разные даже юридически, а уж о моральном аспекте и поминать нечего, и так уж в этом был убежден не только он, но и разнорасая Квадра, что в голову Дану закрадывалась мыслишка о неполной эквивалентности обмена. Может, в здешнем языке, который Дан так и не мог отличить от русского, это действительно понятия разные, но отличить-то не мог. Ему казалось, что он говорит по-русски. Он проводил эксперименты (над терпеливым Гаем), переходил, например, на английский, и Гай только плечами пожимал: не понимаю, чужой язык, неприятный на слух, будто рот горячей кашей набит или чем-то непрожеванным. И так же Гай не понимал, если Дан переходил на стихи – вот парадокс: сказать «Буря покрыла темнотой небо» – понятно, «Буря мглою небо кроет» – удивление на лице. Русский ему на слух нравился больше английского, но не так чтоб. Дан, смутно припоминая свое все-таки высшее образование, долженствующее означать некий культурно-эрудиционный уровень, пытался рассуждать (про себя). Предположим, передано ему не столько знание языка, сколько понятийный аппарат. Типа все говорят, а он не слова понимает, но тот смысл, который в эти слова вкладывается. Но получался бред полный, потому что как раз так не выходило: они вкладывали в слова «рабство» и «собственность» разный смысл. Раба, например, можно продать или передать товарищу. При особенном желании можно утопить или там повесить за любую часть тела. Можно использовать для сексуальных экспериментов хоть самому, хоть отдавать кому-то. То есть с рабом можно сделать все что угодно. То есть совершенно. А с собственностью нужно обращаться бережно. И если, например, за особо извращенное обращение с рабами можно от императора (по науськиванию властителей в том числе) и по шее получить вплоть до конфискации принадлежащего имущества, то в отношения хозяина и собственности вмешаться не может абсолютно никто: ни император, ни верховный понтифик, ни Гильдия магов, а ничего более влиятельного и значимого в империи не имелось. Кроме, естественно, властителей.

Вообще, у Дана сложилось впечатление, что они четверо были в империи чуть не единственными представители класса собственности. А Нирут, стало быть, – класса собственников. Дан впрямую не расспрашивал, чтоб в очередной раз не нарваться на отсутствие ответа, но вот у Велира собственности не было, у императора – тоже, а было ли по чину кому другому иметь собственность, он не знал. Подозревал, что не было.

Хозяин отвечал за собственность только перед самим собой. Заботился о ней… в общем, дай бог каждому: Квадра вообще не знала никаких бытовых проблем, деньги считать разучилась давным-давно, даже рачительный Гай и привыкший к хронической экономии Дан. У них все было высшего качества. Самая простая дорожная куртка Дана стоила дороже самого роскошного костюма Гая в бытность его лекарем, а Литы жили отнюдь не в бедности. На столе у них было… просто все, что им хотелось, но они к кулинарным изыскам никакой склонности не питали, в чем совершенно совпадали с хозяином.

Вне замка, сопровождали они властителя или выполняли его задания, они могли останавливаться в самых роскошных гостиницах или (при желании) в домах любого подданного империи. Типа заявиться к герцогине Фрике и потребовать четыре лучшие спальни. Поклонится и предоставит. И еще за честь почтет. Могли не платить за гостиницу или ужин, хотя, конечно, платили – было чем. Денег имели немерено, а если вдруг кончались, достаточно было заглянуть в любой банк и взять сколько надо.

Отношение к ним было… Ну почти как к самому властителю. Народ, если вообще о таковых слышал, падал ниц, почитая хозяина выше всех богов, ну а их соответственно представителями этого небожителя на грешной земле. Средний класс кланялся с достоинством и спешил услужить. Знать непривычно гнула спины и подхалимничала. Император и понтифик удостаивали приветствия и беседы. Принц Гент приятельствовал. Дан выпендривался. По мнению друзей, выпендривался. Пытались уговорить и объяснить больше, чем властитель. Чувствовали, что Дан смирился, но не принял. Почему это беспокоило самого Нирута? И почему положение Дана беспокоило его самого? Необходимость говорить хозяину «вы» и называть его милордом? Ну конечно, а то Ивана Игоревича он Ванькой называл, хотя разница в возрасте у них была никак не двести лет, а сам этот Игоревич ему тыкал и обращался к нему только по фамилии, как в школе. Милорда же Дан выдумал сам, тем более что Нирут позволял называть себя по имени. Ну, не всегда. Но ведь и Олигарха Дан звал Витькой только наедине или в особо тесной компании. Жить вынужден был с ним? Ага, в комнате едва ли не больше, чем вся квартира, в которой он всю жизнь прожил с тремя женщинами. Задания выполнял? А на жизнь всегда приходится зарабатывать. Отлучаться по собственному желанию не мог? Ну так он и в отпуске был три раза в жизни, в мелких фирмах, где он работал до банка, такого понятия вообще не имелось, а в банке имелось, но не поощрялось, так что Дан за два года брал две недели, и то по особому настоянию Олигарха, которому приспичило погреться на солнышке исключительно в Дановой компании.

Логика подсказывала: все нормально. Нутро восставало против слова «собственность». Что беспокоило властителя? Нутро Дана? Это сомнительно. Скорее, какие-то свои властительские соображения. Может, этот его внутренний протест мешал полноценности Квадры. Может, Квадра должна со страшной силой благоговеть и слепо кидаться выполнять любые приказы. А тут дурной пример Дана – и Квадра подчиняется, верит, уважает, но не благоговеет, и приказы исполняет не так чтоб совсем слепо. Но – выполняет. Со всем рвением, включая Дана. Он привык работать на совесть.

Менталитет пришельца. Иначе Дан сам не мог объяснить свою вредность. Менталитет не вложишь при эквивалентном обмене. Если местные, даже эльф, выросли в святом убеждении, что властитель это вери гуд и служить ему – высшее счастье, но у Дана такого убеждения не было. Мешали ему не браслет на запястье, не татуировка в глубине предплечья, не властность Нирута. Он сам себе мешал.

 

* * *

Дан старался с Люмом не пересекаться, но было это практически невозможно, благородный, оказывается, имел неискоренимую привычку махать мечом по несколько часов в день, а места для этого в замке было не так чтоб много: большой зал на первом этаже или внутренний двор. Люм был Люм. Он кланялся при встрече первым, причем не только Дану, но и всей Квадре, включая даже эльфа (а эльфов он не считал разумной расой, достойной существования рядом с людьми), однако что-то было при этом в его глазах, ирония – не ирония, издевка – не издевка, но что-то вроде. Гая это оставляло равнодушным, Лара посмеивалась, Дан терялся и не знал, злиться или не обращать внимания, Аль не терялся, а злился, но сдерживался. Люм попросил разрешения у властителя тренироваться вместе с Квадрой, а тот, зараза, оставил решение за ними. Отказать было бы проще всего, но, по мнению Дана, это означало бы уподобиться благородным, не считающим тех, кто ниже по положению, разумными существами. А сейчас благородный Люм был ниже. И формально, и фактически. Нирут с ним, во всяком случае, не разговаривал. Распоряжался, едва замечая. Не был ни пренебрежителен, ни груб, ничем не выделял его среди прочей челяди. Именно челяди. И если уж совсем честно, Дану казалась странной готовность привыкшего к вседозволенности благородного, оказаться в числе челяди.

Как-то властитель, наблюдая за их тренировками – Квадра отдельно, Люм отдельно, попросил их проверить Люма. Гай только покачал головой – мечом он, конечно, владел, но не настолько, чтобы в одиночку связываться с лучшим фехтовальщиком герцогини. Аль, конечно, и рад бы был, да только Дан отстранил его, и эльф молча отступил. Ну да, как же, Первый изволил оказать великую честь какому-то там профессиональному убийце. Люм слегка улыбнулся, и Дану почудилась усмешка где-то в глубине его глаз. Сейчас он, хоть и не собственность, был одет в черное, как все в этом замке, однако не имелось вышивки на груди, что опять же уравнивало его с прислугой. Конечно, у властителя было много народу, не только слуги и Квадра, однако так случилось, что сейчас в замке таких не было.

Люм снял куртку, аккуратно повесил ее на чучело для стрельбы и отсалютовал Дану. Дан небрежно отмахнул катаной. Ну, милая, не подведи. И она не подвела, хотя стоило это Дану довольно дорого. Не физически. Люм по-прежнему останавливал меч в сантиметре от его тела, но это уже и Дан освоил, так что обошлось без крови. Властитель не останавливал схватку, то ли очкам подсчет вел, то ли просто ждал, кто первый выдохнется, и Дану (или катане?) надоело, потому они изловчились, выпрыгнули из шкуры и выбили меч из руки Люма, а потом уже снисходительно почесали ему горлышко кончиком клинка, вызвав обиженный клекот Шарика.

– Хорошо, Дан, – одобрительно сказал властитель. – Очень хорошо. Люм, тобой я тоже доволен. – Усмешечка Люма стала заметнее, и хозяину это не понравилось. – Не волнуйся, противника сильнее Дана у тебя не будет. Мне нужен был этот бой, чтобы понять предел твоих возможностей.

Явственно хихикнул Аль. Гай на всякий случай хранил привычное спокойствие, а паразитка Лара разглядывала Люма, словно он был экспонатом на выставке самцов. Не лучшим экспонатом. Люм, надо отдать должное его выдержке, никак не реагировал, поклонился пониже, однако усмешку никуда девать не стал: не нравится – накажите, а может, это у меня нервный тик такой… И, пожалуй, впервые Дан почувствовал нечто вроде уважения к персонажу, которого считал эталоном личной антипатии. Вот так – не Мирта (о мертвых – ничего), не герцогиню, уродку моральную, ни скотов, измывавшихся над Даной, а Люма – сам не участвовал, и бог знает почему, но присутствовал, вот с той же усмешечкой наблюдал…

А был ли дома Мун? Не спрашивал себя, чтобы плохо о нем не подумать? И опять логика сильнейшим образом противоречит эмоциям. Или наоборот. Ничего против благородных ни Мун, ни его сыновья сделать не могли, только умереть. И кому бы это надо? Тот же Люм нанизал бы их всех на меч, как шашлык, и даже не утомился и не вспомнил бы через час. И все равно: был ли дома Мун? Слышал ли? И если слышал, что чувствовал? и что чувствует сейчас? и что сделал бы Дан на его месте? Ну, это как раз не вопрос, Дан бы ломанулся наверх с голыми руками. Из чистого эгоизма: чтобы не вспоминать потом. Покойники не вспоминают. А Мун, если был дома, подумал и о внуках. И о женах сыновей. О себе? Вряд ли. Впрочем, влезешь ли человеку в голову… Даже если и о себе. Что нужно: проявить бессмысленный героизм или осмысленную трусость? И что легче?

Квадра недоуменно на него смотрела: что, мол, стоишь, у нас тренировка все-таки. Шарик подскакал поближе и так саданул носом, что победитель лучшего фехтовальщика герцогини Фрики не особенно изящно шваркнулся на пол к восторгу дракона. Квадра, впрочем, тоже похихикала, а Люм – нет. Он был тут чужой, ему хихикать не дозволялось, Дан подозревал, что Аль или Гай, а может и Лара, быстренько бы хихиканье задавили. У Люма хватало ума это понимать, так что он хранил на физиономии нейтральное выражение, даже без усмешки. Выглядел он не в пример лучше, чем при герцогинином дворе, где вынужден был носить яркие колготки и попугайскую куртку: бароны были весьма многоцветны. Черное его облагораживало, и его вполне заурядная физиономия даже не казалась уже такой заурядной.

Дан слегка поклонился властителю – жест вежливости, но не почтения – и вернулся к тренировке. Он был доволен собой и катаной. Катаной в первую очередь. Ему уже давно не казалось, что она ведет его руку. И рука не вела катану. Они просто сливались – рука, тело, голова и меч. Какие дураки пулеметы придумали? Вот – оружие.

 

* * *

До весны никаких поручений не было, и Квадра начала звереть от безделья. Конечно, задания они выполняли тоже не глобальной значимости, однако жизнь казалась поразнообразнее. А здесь от фантастических красот уже начинало тошнить. Люм отлучался три раза, два – ненадолго, один – на полтора месяца, но то время, что жил в замке, никого не доставал, и по агентурным данным Лары, пользовался успехом у некоторой части женского населения замка. С Квадрой при встречах раскланивался не без достоинства (и не без усмешечки), Квадра небрежно кивала. Дан опасался, что рано или поздно у вспыльчивого и мнительного Аля кончится его невеликое терпение и он попытается стереть эту усмешечку вместе с зубами, а вот чем это кончится, сказать трудно. Умничка Лара старалась побольше времени проводить рядом с Алиром. Дан и Гай только гадали, о чем же они беседуют, но гораздо больше времени у них уходило на бессмысленные разговоры о предназначении. Не всеобщем, а практическом. Дан все задавался вопросом, зачем понадобилась Квадра властителю Нируту. Версий было множество, а так как доказательств ни за, ни против не имелось, то Гай вынужден был эти версии принимать и спорил чисто абстрактно, на уровне «да ну брось». Дан предполагал, что Нируту просто приспичило по молодости властительских лет доказать коллегам, что он круче вареного яйца и способен собрать то, что никому не удается уже много лет. Гай считал, что это слишком мелко, но доводов в пользу величия властителя не приводил. Дан заикался о группе безропотных исполнителей, и Гай только отмахивался: вот еще, чушь, властитель только тем и занимается, что старается сохранить их индивидуальность, а Дану вообще спускает ропот в любой форме. Дан иронизировал насчет спасения мира, и прагматик Гай становился серьезным, пожимал узкими плечами и уходил от ответа. Верил? Почему? Менталитет аборигена или просто вампирская незрелость (до полной взрослости Гаю оставалось еще лет десять)? Вера в сказки? Да и разве нуждается в спасении вполне благополучная Траития?

Дан крамольно считал, что поддержание равновесия – нормальная фикция, в которую верят наивные аборигены. Мир этот вовсе не был отсталым, однако менталитет имел свои особенности, связанные с магией. И еще большей фикцией он считал уверения Нирута в том, что их деятельность тоже служит подержанию равновесия. А Нирут именно уверял, пусть не всю Квадру, но Дана. После совместного принятия на грудь большого количества местного мартини. «Не веришь?» – грустно вопрошал властитель. «Не верю», – стыдливо соглашался Дан, не веря заодно и в сильное опьянение собеседника. Выглядел властитель искренним. Очень хотелось верить. Очень. Цинизм мешал: не может человек такого ранга расстраиваться из-за недоверия. А ранг – ого-го, выше не бывает. В прямом смысле.

Мелькала, правда, нелепая мысль о том, что властитель насмотрелся на коллег, начисто растерявших и привязанности, и эмоции, по молодости своей не хочет им уподобиться и для того собрал компанию из персонажей, чем-то ему да обязанных для пущей их привязанности. Но вот существует ли понятие «друг» у властителей? Но почему ж ему так нужно не послушание Дана, а доверие? Не отвечалось…

 

* * *

Когда стаял снег, лопнуло терпение у Гая, и он врезал в челюсть Люму. О чем они до того говорили, не слышал никто, а Гай отмалчивался. Люм, поднявшись и потирая сильно ушибленную челюсть, поклонился ему настолько издевательски, что Дан сгреб благородного за куртку, подтянул поближе, попутно порадовавшись тому, как окрепли его мускулы, и задумчиво спросил:

– А не отпустить ли тебя поплавать в озере?

– А за что? – удивился Люм. – За то, что мне в морду дали?

– А мне нужна причина? – еще больше удивился Дан. – По склочности характера. Или от скверного настроения. Или просто посмотреть, как ты плаваешь. Или выяснить наконец, что за тварь живет в воде и чем она питается. Полагаешь, властитель очень рассердится?

– Полагаю, что рассердится, – слегка улыбнулся Люм. Глаза у него были абсолютно холодные, хотя и карие. Как стекло от пивной бутылки. – Мой статус, разумеется, ниже вашего, однако и я ему нужен.

– Вопрос, кто нужнее, – протянул Аль. Гай положил невесомую руку на плечо Дану.

– Пусти его. Я не сдержался, и напрасно.

– Гай, не занудничай, – попросила Лара, – а то этим экземпляром я займусь. Видел когда-нибудь одержимых демоном?

Вопрос решил Шарик. Он подошел поближе, послушал, подумал и так маханул головой, что буквально выбил Люма из руки Дана, и тот неэстетично кубарем прокатился до балюстрады. Лара наклонилась и поцеловала дракона в нос, а он довольно заурчал и призывно заскакал на месте: давайте же побегаем, что ли, нечего время тратить на эту тварь двуногую.

Откуда узнал властитель, сказать было трудно, потому что свидетели в этом замке имелись всему и всегда, ну а уж стукачи и подавно. Дан не сомневался, что Люм тут ни при чем, уж чего, а независимости у него было не отнять. Служа Фрике, он оставался анархистски свободным, служа властителю – тоже. Дану была намылена шея, а Дан, обидевшись совершенно по-детски, взялся играть роль перчатки, да так старательно, что выводил хозяина из себя, и Нирут нашел им задание просто для того, чтобы избавить себя от искушения надавать Первому по шее. Он послал Квадру выяснять достоверность слухов о новом виде нечисти в паре тысяч миль от замка, так что большую часть пути они проделали через портал. С пересадкой. Дан порталы не любил примерно по той же причине, по какой бабуля не любила компьютеры: боялся. Чего именно, он не знал. Наверное, прочитанная когда-то фантастика с перенаправлением персонажа в другой мир мешала, а ему никак не хотелось оказаться где-то еще, тем более в одиночестве. Было уже.

Когда они, купив лошадей, выехали за городскую стену в точке прибытия, Дан огляделся и дурным голосом заорал «Степь да степь круго-о-ом», потому что кругом была однообразная скучная степь, сплошь поросшая чем-то вроде ковыля, только ярко-розового цвета. Аль нервно вздрогнул. Он выглядел довольно бледно, и Гай немедля насел на него со своими медицинскими расспросами. Дан и Лара ехали впереди, Шарик носился кругами, вспугивая здоровенных птиц. Интересно, вкусные ли, подумал вслух Дан, и Лара кивнула: очень даже. Ох и красива она была, должно бы дух захватывать, но не захватывало; ощущение было, что она ему сестра родная, на соседних горшках в детстве сидели и уроки друг у друга списывали. Словно знал ее всю жизнь. Странно, но ни с Алем, ни даже с Гаем такого не было.

– Люблю я тебя, Дан, – сообщила Лара. – Нет, я и мальчиков люблю, конечно, но тебя особенно. Душевный ты. Понимаешь? Аль просто бука, да еще заносчив, Гай умничать любит, а ты простой и понимающий.

– Душевный, – хмыкнул Дан. – Может, ты просто к людям ближе, чем к эльфам или вампирам.

– Ты даже не представляешь, как мы далеки от людей, – серьезно возразила она. – Дальше, чем от эльфов и вампиров. Нас очень мало осталось. Очень. Нас убивают даже не просто так: нас выслеживают. Организация даже такая есть. Целый орден. Они поставили задачу вывести всех демонов. И представляешь, вовсе не потому, что мы можем завладеть разумом человека. Просто потому, что мы неуязвимы. Меня можно убить только из-за угла, что называется. И то необязательно получится. Да дело не в этом. Я даже не знаю… Вы все мне братья, но ты… Ты извини, что я об этом… Я, знаешь, никого не любила. Некого было. А тут вдруг властитель Велир мне говорит, что его друг собирает Квадру, я и решила попробовать. В конце концов, я ничего не теряла. И тут вдруг вы…

Гай окликнул их, и, обернувшись, Дан увидел скачущего за ними всадника. Минут через десять с ними поравнялся Люм. Ну да. Очередная проверочка Нирута. Люм слегка поклонился.

– Властитель приказал мне следовать за вами.

– Вот и следуй за нами, – проворчал Аль, – в сотне шагов. На кой ты нам сдался?

– Может, он предположил, что мой меч будет не лишним, – пожал плечами Люм. – По-моему, он получил какие-то новые данные.

И подкрепил Квадру Люмом? Подумал, что Шарика им мало? Чепуха. Проверка на психологическую совместимость. Глядя в глаза Дану, благородный ровным тоном сказал:

– Я знаю, Дан, что олицетворяю для тебя все зло двора Фрики. Но сейчас мы служим одному хозяину, и тебе придется смириться с моим присутствием.

– Если бы ты олицетворял для меня все зло двора Фрики, – медленно проговорил Дан, – я убил бы тебя еще шесть лет назад, когда властитель разрешил мне это. Ты олицетворяешь не зло, а грязь. И пачкаться в грязи мне не хочется – брезглив я.

Гай лениво поаплодировал, Аль же был такой эльф, что больше уж некуда, надменности бы хватило на сто человек. Люм проглотил. Нет, он не боялся. Ни совести он не имел, даже в зачаточном состоянии, ни чувства страха. Дан тронул коня.

Настроение было не то чтоб испорчено, но разговор заглох. Каждый думал, зачем властитель послал Люма, включая и самого посланного. На привале Дан спросил, почему Люм согласился забыть о своем благородном происхождении и податься в рядовые убийцы к властителю. Остальные тут же сделали вид, что это их ну нисколечко не интересует. Люм подумал.

– Не уверен, что ты мне поверишь.

– А ты попробуй.

– Скучно. Развлекать Фрику мне надоело примерно через месяц, но она любит мастеров меча и действительно в этом недурно разбирается. Так что мне прощалось и меньше, чем то, за что повесили Мирта.

– Ты повесил, – уточнил Дан.

– Я. Не без удовлетворения.

– Делом бы занялся, – посоветовала Лара. – Свиней разводил или еще что.

– Для того чтобы разводить свиней, не грех иметь и поместье, – хмыкнул Люм, – а у меня ничего, кроме меча. Я младший сын, от папеньки получил только пустой титул. А к властителю я не просился, но когда он предложил, не колебался.

– Ты умеешь колебаться? – изящно удивился Гай. Люм пожал плечами.

– Не умею. Властитель послал меня с вами, чтобы вас проверить, а не меня. Можешь быть уверен, Гай Лит, что я здраво оцениваю ситуацию и знаю свое место. Вы – Квадра, собственность властителя, я – наемный убийца. Там, где вы станете чистоплюйствовать, я… не буду колебаться. Ну и как боевая единица я кое-чего стою. Как считаешь, Дан?

Дан кивнул. Еще бы не стоил. Люм был честен, откровенен, прям, но не из каких-то высоких моральных качеств, а скорее из наглости и равнодушия. Плевать ему было и на Фрику, и на Дана, и, наверное, на властителя. На все и на всех. Даже на барона Люма.

 

* * *

Несколько дней они рыскали по окрестностям, даже еще не ища новую нечисть (которую Дан бы точно от старой не отличил), но собирая слухи о ней. Слухов было ого-го. Нечисть имела от трех до пяти метров роста, от шести до десяти рук, от ста до тысячи зубов и прочие преувеличения. Аль, оказавшийся знатоком, резюмировал: крупный, сильный, опасный, а у страха глаза велики, только Квадра – не пуганые крестьяне и даже не зажравшиеся стражники, к тому ж имеется сторожевой дракон. Шарик подтверждающе квакнул: имеюсь!

В один городок они въехали к вечеру, вымокшие до белья, уставшие, замерзшие и мечтающие о горячей воде, горячем супе и горячем вине, и только уже в самом городке Дан заметил окаменевшее лицо Алира. И через несколько минут понял, почему оно окаменело. Народ вокруг был высокий, изящный, высокомерный и яркоглазый. Дан подумал было проехать город насквозь, но Аль спешился первым, словно подслушав его мысли, соскользнул с лошади Гай, и как бы невзначай оказалась рядом Лара.

Дан слез с коня, похлопал его по крупу и требовательно спросил:

– Если это гостиница, то где конюх?

Появился мальчишка-подросток и очень неохотно повел лошадей в конюшню. В саботаже эльфы, конечно, замечались, ну да ничего, браслет позволит навести порядок и здесь. Дан бы не удивился, не окажись в гостинице свободных номеров, но им дали две комнаты на пятерых. Спровадить Люма на сеновал, что ли? Никогда еще Дана так не презирали. Никогда так не ненавидели. А ведь замечали однотонную одежду и не могли не знать, что это означает. Ощущение было не из самых приятных. Гай ободряюще положил руку ему на плечо, Дан подтолкнул Аля, и они наконец оказались в тепле. Отмывшись и переодевшись в сухое, они спустились вниз, заказали ужин и вино, Дан заодно распорядился помыть и как следует накормить дракона. Шарик любил, когда его трут щетками и поливают водой, к тому же привык, что после путешествий по грязи его тщательно отмывают.

Под неприветливыми взглядами Дану кусок в горло не шел, Аль тоже только смотрел в тарелку, а остальные наворачивали за милую душу. Ну да, Гай привык к выражению неприязни, а Ларе было наплевать, как, впрочем, и Люму. Дан заставлял себя есть, невольно прислушиваясь к разговорам и совершенно их не понимая. На слух эльфийский язык напоминал гибрид французского и английского, где-то «р» грассировали, где-то проглатывали, но ни носовых звуков, ни каши во рту. Гай улыбнулся:

– Так уверены, что мы их не понимаем.

– Я не понимаю.

– Ты не знаешь эльфийского? – удивилась Лара.

– А ты знаешь? – удивился Гай.

– Ну да. А, ты же не знаешь… Нам это свойственно. Мы начинаем понимать язык через день-два. Я ведь и песни Дана понимаю.

– А наш?

– Не тревожься. На вашем языке не говорят, а я умею понимать только на слух. То есть не понимать, а словно бы видеть… Я не знаю, как объяснить.

– Просто, – сообщил Люм. – Ты ловишь образы. Понимаешь образы, возникающие у говорящего в голове. То есть читаешь мысли. Маги вцепились бы в тебя, как клещи. Они все пытаются этому научиться.

– Вряд ли, – рассудительно возразил Гай. – Можно говорить одно, а думать о другом.

– Тем не менее язык не говорит без участия мозга.

– Ты хорошо образован для младшего сына безземельного барона.

– Графа. И не безземельного. У меня пара старших братьев, которым досталось поместье. Но да, образован, что есть, то есть. Фрика не очень любила дураков и неучей. Вот как Мирта.

И вдруг Дан понял два эльфийских слова. В первом «р» грассировали, во втором проглотили.

– Алир Риенис!

Аль поднял глаза, вообще с лица сошел и медленно встал. Статный красавец с размаху влепил ему оплеуху и собрался влеплять еще одну, но Дан неспортивно отшвырнул его подальше и рявкнул:

– Ты на кого руку поднял, эльф!

– Это мой отец, – тихо сказал Аль. – Тинар Риенис.

– Ну и что? – удивился Гай, поднимаясь. – Нет над тобой ничьей власти, кроме хозяина.

– Это мой сын, – отрезал эльф, – нарушивший наши законы – и ваши тоже.

– Это собственность властителя Дана, – весьма высокомерно бросил Гай, – и не тебе решать, эльф, какая судьба у твоего сына. К тому же не особенно она заботила тебя прежде, когда твой сын жил среди своего народа.

Он вздернул рукав, показывая браслет весьма недоброжелательно сгрудившимся эльфам.

– Может, мне нашинковать их… милорд? – лениво предложил Люм. Издевается, поганец? – Стоит ли Квадре марать руки о кучку эльфов?

– Никто никого шинковать не станет, – отрезал Дан. Милорда я тебе еще припомню. – Мы выполняем поручение властителя Дана. Кто из вас хочет этому помешать, эльфы? Трактирщик, я заказывал горячего вина с пряностями, но все еще его не вижу. В чем дело? А ты, уважаемый Тинар, можешь забыть, что Алир твой сын. Он принадлежит властителю.

Что он такого сказал? Эльфы выглядели малость прибалдевшими, да ладно бы эльфы – Квадра тоже. Подавая пример, Дан сел за стол, и остальные последовали его примеру. Папаша Аля продолжал стоять.

– Садись, уважаемый Тинар, – предложил Дан, – я не хочу выворачивать шею, глядя на тебя.

– Как ты меня назвал, человек?

– А как надо? – не понял Дан. Раз уж он сказал эльфу на «ты» (сгоряча, надо сказать), то стоило заглаживать свою резкость культурным обращением, «ты, сударь» звучало очень уж сюрреалистично, а как еще проявить вежливость? «Уважаемый» было здесь вполне распространенным обращением. Эльф покачал головой и удалился. Аль был такой бледный, что даже кожа казалась серебристо-белой. Дан встревоженно глянул на Гая, тот едва заметно пожал плечами.

– Пойдемте-ка спать, мальчики, – предложила Лара.

– Я должен через это пройти, – сообщил Аль своему стакану. – Сколько можно тянуть?

– Через что ты собрался проходить? Что и кому ты должен доказывать? – удивился Дан. – Разве что самому себе, но нужно ли тебе это?

– Ты не понимаешь отношений между эльфами, – с трудом выговорил Аль. – У нас родители вправе… в общем, если я и не обязан теперь его слушаться, я обязан выслушать.

– Глупости, – спокойно сказал Гай. – Ты не понимаешь, например, отношений между вампирами, особенно в семье. Моя семья, кстати, не особенно типична. Какое тебе дело до семьи, если тобой все равно распоряжается властитель?

– Не так, – поправил Дан. – Какое тебе дело до отца, которому не было дела до тебя? Ты ничего ему не должен именно по этой причине. Ты ушел – и ты сумел жить без него. О чем речь? Ты уж прости, но я тебя не отпущу?

– Почему это? – вскинулся Аль.

– Потому что я Первый, – нагло напомнил Дан, чувствуя неприятную дрожь в области желудка. Нельзя так с друзьями. Нельзя. Аль посмотрел на него посветлевшими глазами, помолчал и кивнул.

– Ну да. Только Дан, я… Не запрещай мне, пожалуйста. Иначе это так и будет на меня давить.

– Разговор с отцом что-то изменит? Эльфы тебе простят твой уход? Или наоборот? Или ты просто будешь чувствовать себя лучше, если отец еще пару раз даст тебе по физиономии?

Алир бледно улыбнулся. Черт подери, он принял запрет как должное. Не возмутился, не посмеялся, не встал из-за стола, а уговаривает… Свинья ты, Данил. Хоть и Первый. Первейшая свинья.

– Нет, конечно. Наверное, это так…

– Комплексы, – кивнул Дан, – это я понимаю, сам такой. Но ты порассуждай, Аль. Этот разговор может тебя крепко выбить из колеи, а ты нам нужен. Разве кто-то из нас способен увидеть магию? А если эта нечисть – порождение магии?

Гай исподтишка показал большой палец, а Лара прижмурилась блаженно, как Шарик на морковку. Решили, что это гениальный ход? Но ведь и правда. Только Аль увидел разлитую магию, да еще в таком количестве, что испугался.

Не хотелось отпускать. Вряд ли папенька скажет сыну что-то доброе. Да и папенька, похоже, близкий родственник некоего товарища Лазарцева, не интересовавшегося сыном вообще никак.

– Какие у вас были отношения?

– Да никаких, – пожал плечами Аль. – Я просто знал, что он мой отец. Иногда он интересовался моими успехами, не хвалил никогда, но за неудачу или нерадение мог и поддать по заднице. Мной больше учитель занимался. Ну и сестра.

– Вот с учителем и поговоришь, – решил Дан. – Мы даже специально к нему съездим, если хочешь. И властителя спрашивать не станем. Он поймет. А если и нет… то пусть это будет его проблема. Так что поешь наконец и пойдем спать. Гай, кого больше не любят эльфы, вас или нас?

– Вас, конечно, – удивился Гай. – Нас они недолюбливают, как вы.

– Тогда ты тут порасспросишь, только осторожно, а мы пойдем Алира уговаривать. И не протестуй. Если тебе хочется высказаться, высказывайся сколько угодно. И учти, вина я тебе не дам, ты свое уже выпил.

Он железной рукой (больше для окружающих, чем для Аля) ухватил эльфа за руку и неумолимо повлек за собой. Лара сгребла кувшин с вином, стаканы и остатки пирога и пошла следом.

Дан не помнил более трудной ночи. Лара, быстренько прикинувшись спящей, предоставила им возможность поговорить, только она прикидывалась, прикидывалась, да и уснула по-настоящему, а Аль досасывал второй стакан с остывшим вином и мрачно молчал, и только потом его вдруг прорвало. Что у трезвого на уме…

Он говорил долго, то безжизненно, то с надрывом, то с болью, и даже не без пафоса, ну так ждать от пьяного, пусть и не мертвецки, уравновешенной и связной речи мог кто угодно, только не русский. И никто, кроме русского, наверное, не смог бы выслушать все эти лирические отступления. Аль не жаловался, нет. Присущ им был некий фатализм, то ли после резни появившийся, то ли врожденный, то ли отличался этим только данный конкретный эльф, так что он просто излагал, непоследовательно, бессвязно, перескакивая с одного на другое и вовсе не дожидаясь ни ответа, ни реакции. А ключевое слово было простое: одиночество. Сколько Аль себя помнил, он был один. В обучение к магам его отдали совсем маленьким, может, просто чтобы люди не увидели его большого дара, может, отцу после смерти жены мешал маленький ребенок. Сестра – да, сестра его любила, навещала… Именно что навещала, потому что она-то жила как раз с отцом, а Алир – в школе. В большущей комнате в компании с еще десятком мальчиков без какой-либо возможности уединиться. А друзей у него было ну ровно как у Гая – ноль целых ноль десятых, не получалось, ни с кем не сходился, так, играл, пока игралось, да и то без особенной охоты, к тому же игры в школе этой не поощрялись и тем более не поощрялась дружба. Сердце мага должно быть свободно от привязанностей, ум ясен и холоден. Приятельские отношения, конечно, все равно завязывались, дети есть дети, и от эмоций их избавляли постепенно. А у Аля и приятелей не было, потому что был он вспыльчив и обидчив, а обижаться было на что: дети просто не могли не смеяться над самым неудачливым учеником. Если учителя видели в нем пресловутый потенциал, то ученики видели только, что Алир Риенис не способен на самые простые магические действия: ни свечу зажечь, ни перо в воздух поднять… И уж конечно, смеялись от души, а Алир взрывался и лез в драку, за что его наказывали учителя и отец, если вдруг решал поинтересоваться, как обстоят дела у сына. В общем, Аль все больше замыкался в себе, привык к холодности окружающего мира и отвечал ему взаимностью. Парнем он рос симпатичным даже для эльфа, девушкам (и юношам – добавил он не без вызова) нравились его волосы и яркие глаза, но связи были мимолетными, так, расслабление тела без какой-то душевной близости, и даже подруга, которая нравилась ему очень и очень, воспринимала его только как объект удовлетворения собственного вожделения. Почти как Тика – Дана.

Единственное, что роднило его со всеми эльфами – ненависть к людям. Не могла не роднить, потому что с детства он не слышал о людях ничего хорошего, да и нечего было слышать (с точки зрения эльфов). Вообще, эта ненависть была им присуща ну вот как ровные зубы или вытянутые вверх уши. И вдруг его спасает человек… ну да, там и другой человек имелся, и вампир, и даже дракон сторожевой, но решал-то Дан… Аль не то чтобы преисполнился благодарности, но начал задумываться. И так скоро – Триада…

Только он все равно был одинок. Видел несомненную близость Гая и Дана, отчаянно завидовал, понимая, что завидовать глупо, что такая связь возникает только естественным путем, тем более что знал: они все равно друзья, и он, Аль, впервые в жизни по-настоящему дорог кому-то, кроме сестры. Только тепла все равно не хватало. Нормального тепла. Обычного. Того, к которому с детства привыкли и Дан, и Гай. И тепло дал властитель. Не понять Дану, что близость тут вовсе не главное, суть не в том…

Тут его окончательно повело, Дан аккуратно и незаметно ликвидировал со стола кувшин, чтоб не тратить полдня на приведение Аля в чувство, но эльф и без лишней порции вина рассказывал, каким ласковым был властитель и как спокойно было рядом с ним, а что делать, если никто больше этого дать не может. Конечно, женщины не отказывали ему, да только вот не ему, эльфу Алиру Риенису, а властителю Нируту, он ведь наверняка рекомендовал замковым жителям быть с Квадрой поласковее – с Квадрой, а не с Алем, с собственностью своей, а не с личностью… А вот для властителя Алир был сам собой, и вообще…

В конце концов он выдохся, поник окончательно и начал клониться на сторону, и Дан даже раздевать его не стал – мало ли что в пьяную голову взбредет, только сапоги снял да ремень, туго стягивающий талию, уложил на кровать, укрыл, а сам сел с краю, потому что Аль вцепился в его руку и посмотрел очень несчастными глазами. Пришлось сидеть и держать его теплую ладонь, даже когда он заснул. Лара пошевелилась, глянула на них, сочувственно вздохнула и повернулась на другой бок. Вернулся Гай, с лету все понял, кивнул понимающе. Кроватей здесь было всего две, так что Гай расположился в кресле. А Люм, собака, один среди трех кроватей. Но находиться с ним в одной комнате не хотелось категорически. Воспоминания были неприятные.

– Видели, – сообщил вампир. – Даже направление указали. Незнакомый вид нечисти, пакостный и очень сильный. Действительно, очень крупный экземпляр. Как ты думаешь, нам вернуться к властителю или попробовать справиться самим?

– Нас пятеро, – сказал Дан, – не последние бойцы. Да еще Люм, тоже, знаешь, умеет за меч держаться. Стоит бежать за помощью или рискнем?

– Я-то бы рискнул. Нечисть нечистью, да у нас я есть, Лара и Шарик.

– А мы не годимся? – удивился Дан. Гай задумчиво пожал плечами.

– Я не знаю. Похоже, тварь сильная. Одна или нет, сказать трудно, видели только в одиночку и издали… То есть кто видел вблизи, ничего уже рассказать не сможет. Эльфы недосчитались уже восьмерых, в том числе двух магов.

– Однако…

– То-то и оно. Но эльфы… как бы тебе сказать? Они не защищены, как, допустим, мы. Эльф быстрее человека, но медленнее вампира. Эльф сильнее человека, но слабее демона. А уж о Шарике и говорить нечего, за эти шесть лет его даже поцарапать никому не удалось. Может…

– Не может, – оборвал Дан. – Либо Квадра, либо никто.

Гай кивнул. Раскомандовался… Дан был недоволен собой: взял моду распоряжения давать, с эльфами у них дома ругаться, друга затыкать на полуслове. Первый он, видите ли…

– Почему вы со мной всегда соглашаетесь? Потому что решили, будто я какой-то первый?

– Почему какой-то? Первый и есть. А кто – я? – усмехнулся Гай. – Ты решил – и теперь тебе стало стыдно, что ты командуешь? Глупости какие, Дан. Кто-то все равно должен решать, так почему не ты?

– А почему не ты?

– Потому что я вампир, например. Со всеми недостатками и достоинствами своей расы. Эльфов, например, не люблю и в жизни не назвал бы наглого эльфа уважаемым. А ты назвал. И они запомнили. Может, если бы не это, я бы и половины не узнал.

– Я, знаешь, чужой здесь.

– Знаю. Потому у тебя взгляд не замутненный. Дан, мне кажется, что ты Первый. И Алиру. И Ларе. Значит, ты и есть Первый. Давай я Аля от тебя отцеплю и ты поспишь хотя б в кресле.

– А ты?

– А я пойду и лягу на кровать, пусть Люм понервничает. Ночевать наедине с вампиром ему еще не приходилось. Не волнуйся, даже если какая-то дурь взбредет ему в голову, я успею раньше. Но ему не взбредет. И мне тоже. Поспи. Тебе необходимо.

Он очень нежно разжал цепкие пальцы Аля, тот даже не шевельнулся, и Дан переместился в кресло. Спать он умел всяко: лежа на голой земле, сидя на лошади, а уж в уютном и большом кресле и подавно… Гай придвинул стул, на который Дан водрузил ноги, и ушел, а Дану не спалось еще минут десять: отчаянно было жалко Алира, и тем жальче, что он не знал, как же дать эльфу это тепло…

Выехать рано не удалось. Аля-то добудились, но было ему плохо, так что Квадра решила переждать, полдня ничего не решали, и вообще никто никаких сроков им не ставил. У эльфа отчаянно болела голова, потому он безропотно пил заваренные Гаем травы, снимавшие похмелье, и прятал от Дана глаза. Наверное, смутно помнил свою откровенность и очень этого стеснялся. Дан нашел повод выгнать из комнаты всех и тряханул эльфа за плечи так, что тот икнул, обдав Дана запахом классического перегара.

– Возьми себя в руки! Черт подери, Аль, ну что ты как маленький? Мы что, чужие? Мы не друзья? Не братья?

– Я не помню, что говорил…

– Могу пересказать, – предложил Дан. – А зачем? Я тебя теперь куда лучше понимаю. И перестань ты обращать внимания на мои привычки. Я такой, ты – другой, ну и что теперь? Я тебя не сужу, поверишь ты наконец? Мне что, действительно надо с мужчиной в постели оказаться, чтобы ты понял?

– Нет, – испугался Аль, – не надо… Я… я просто… Ой, меня тошнит…

Вовремя… Хорошие были травки. Аля рвало не меньше, чем полчаса, но удивительным образом при этом уходило и похмелье, словно алкоголь так и оставался в желудке, не всасываясь в кровь. Впрочем, кто знает физиологию эльфов…

Есть он, разумеется, не стал, но завтрак они затребовали в комнату, усадили с собой и Люма, так, для отвода глаз, чтоб эльфы решили, будто у них военный совет… Кого они хотели обмануть? Наверняка ведь весь трактир знает, что Алир Риенис надрался, как человек (вот такое у них было сравнение, чрезвычайно для Дана обидное). Наплевать… им – наплевать, а вот каково Алю?

Лошади были ухожены, накормлены, Шарик блаженствовал над целой кучей чищеной морковки (хотя жрал он ее вместе с ботвой и немытую), даже выразил свое удовольствие чередой ворчаще-мурчащих звуков. Гай запасся провизией впрок. На всякий случай Дан загнал в угол Люма, сгреб его за куртку и внятно объяснил, что косой взгляд в сторону Аля будет стоить ему подбитого глаза, а усмешка – выбитого зуба. Люм понятливо кивнул. Поверил – и правильно сделал.

Аль почти небрежно запрыгнул в седло, хотя цвет лица имел близкий к цвету глаз. Когда они выезжали из городка, вслед ему бросили длинную фразу по-эльфийски, и, увидев, как перекосилось его лицо, Дан резко развернул лошадь, чтобы увидеть убегающего мужчину и дать знак Шарику. Дракон без особенного напряга не только догнал беглеца, но и приволок его за воротник. Зрелище было – умереть не встать. Люм откровенно заржал, да и Гай с Ларой улыбок скрывать не стали. Гай – особенно, и хотя на эльфов его зубы не производили такого впечатления, как на людей, пленник невольно поежился.

– Отпусти его, – тихо попросил Аль. – Мальчишка же. Не мог не высказаться… Я тебе потом… скажу. Ты его уже достаточно наказал, Дан.

Дан неохотно скомандовал Шарику, и дракон проделал такой трюк, что они чуть не попадали с коней: выпустил из зубов куртку эльфа и одновременно так поддал ему передней лапой, что тот, бедняга, отлетел, как футбольный мяч, прямо в большую и глубокую лужу. Даже Аль развеселился. Даже эльфы, бывшие свидетелями. Странно, кстати: должны бы стеной встать на защиту сородича, хотя бы моральную, а ничего, ржут, как кони, и пальцами тычут.

Через час Дан спросил, что ж такого сказал эльф. Аль поморщился, и вместо него ответил Гай:

– Ну а сам как думаешь? Человеческим прихвостнем обозвал.

– Ну понятно, – хмыкнул Дан, – вас с Ларой тут вроде как и нету. А человек ли властитель, вот вопрос.

Стало тихо. Благоговейно тихо. Дан не понял, осмотрел лица своего – нет, не своего, властительского – воинства и удивился: таращились благоговейно именно на него. Не упоминание всуе святого имени властителя привело их в это состояние.

– И чего?

– Никогда не думал в таком ключе, – признался Гай. – По всему ведь – человек. Ну маг разве что…

– Да так и есть, – начал было Дан и заткнулся ненадолго. – Наверное. То есть я и сам так думаю.

– Ты только его не спрашивай…

Люм присвистнул:

– Он спрашивает властителя?

Ему не ответили. Не из грубости или желания унизить. Отвлеклись. Из кустов, покрытых легкой весенней зеленью, высунулась морда… Дан не смог бы ее описать. Для начала у нее было пять глаз в пределах видимости, и глаза моргали вразнобой, так, что хотя бы один всегда был открыт. Ушей не было вовсе, но это ничего не значило. Рот был один. Такой милый ротик – голова легко поместится, даже в шлеме, а они легкомысленно шлемы таскали за собой. Сколько в ротике было зубок, не хотелось и думать.

Потом оно выпрямилось, и Квадра завороженно подняла головы. Краем глаза Дан увидел, как засеребрилась кожа Лары, как прорвали перчатку когти Гая, а потом уже ничего не видел, потому что показался твари самым аппетитным и она ловко сцапала его лапкой вместе с конем. Это так возмутило Шарика, что он с пронзительным свистом взмыл в воздух и на лету впился в лапку, а разжать его крокодильи челюсти даже властителю не удавалось.

Добивать коня было некогда, и весь бой сопровождался жалобными криками несчастного животного. Мир сузился до радиуса действия катаны, ни света, ни воздуха Дану уже было не надо. Настоящий боевой режим из кино, Лазарь позавидует. Квадра действовала так привычно слаженно, и Дан очень задним умом подумал: вот бы хорошо, чтобы тварюка оказалась все-таки одна…

Устал он страшно, значит, бой длился около получаса. Чудище валялось на окровавленной земле по частям – голова отдельно, передние лапы отдельно, хвост отдельно. Это был всем хвостам хвост – иглами усеян, как ежик, длинный и гибкий. Так и вился, уже лежа в нескольких метрах от массивного тела. И лапки загребали землю. И голова попеременно моргала и скалила зубы. Подходить к ней не хотелось.

– И что это? – спросил, задыхаясь, Люм. – Дан, меч протри, кровь у нее какая-то…

Дан немедленно несколько раз всадил меч в землю и заботливо протер платком. Платок начал слегка дымиться. Кислота у нее в жилах, что ли?

– Магия, – так же задыхаясь, сказал Аль. – Это творение не природы. Надо бы властителю доставить хотя бы часть…

Не напейся он ночью, не запыхался бы. Гай, морщась, прикрывал лицо рукавом: в бою он, конечно, потерял шляпу, а солнышко не стеснялось. Надо ему капюшоны глубокие на все куртки попришивать на такой случай. Шарик ускакал и через минуту притащил измочаленную шляпу в зубах, Гай обрадованно ее нахлобучил и устало опустился на землю.

– Надо крови взять на анализ, – предложил он. – Мало ли… Не уверен, что мы сможем башку дотащить, велика очень, а идти нам почти пешком – конь всего один. Разве что волокушу сделать и на нее закатить? Привязать нечем…

– Привяжем, – пообещал Люм, – ты ранен, вампир.

– Ну и что? – удивился Гай. – Не серебро же, сейчас пройдет. Не видал никогда?

– Не серебро, но если яд?

– Хотел бы я посмотреть на яд, который подействует на вампира снаружи, – засмеялся Гай, щедро демонстрируя зубы. Люм постарался не шарахнуться. – Спасибо за заботу, человек, но это для меня не опасно. А ты, кажется, ранен.

– Я – да, – кивнул Люм, опасливо косясь на Гая. Ну-ну. Свежая кровь. Гай велел ему раздеваться, Люм помедлил, и Дан рявкнул на него весьма сержантски. Помогло. На груди Люма обнаружилась то ли мелкая рана, то ли глубокая царапина, но вид ее не понравился ни лекарю, ни остальным. Лара сбегала к ручью за водой. Пока Гай промывал рану, Дан прислушивался к себе. Сильно болело колено, но крови на штанах не было, значит, то ли подвернул, то ли ударился, саднило локоть, ободранный о единственный здесь камень. Аль рассматривал руку, и Дан издалека увидел, что пальцы у него торчат в разные стороны.

– Сделаю, – бросил Гай, – с Люмом закончу вот. Люди менее выносливы. Дан, ты как? Что с ногой? Штаны давай снимай.

Он со скучным профессионализмом обклеил грудь Люма пластырями, Лара уже приготовила чистую рубашку; распухшее колено Дана Гай смазал ярко-розовой и очень эффективной при травмах мазью и туго перевязал, а потом уж занялся рукой эльфа.

– Ничего, вывихи, переломов не вижу, – сообщил он, – но больно. Лара, достань обезболивающее, пожалуйста. А ты не спорь, у тебя все пальцы вывернуты, это малоприятно.

Голова монстра все так же моргала, глядя вполне осмысленно. Даже разумно. Нет, не дотащить. Она по дороге перекусает всех встречных. Дан вытащил из кармана шедевр местной технологии и нажал кнопки. Властитель отозвался не сразу, как если бы был занят разговором и отходил от собеседника, услышав звонок мобильного. Дан кратко отчитался, и властитель велел им тащить голову и хвост в эльфийское поселение. В назидание грубым эльфам. Люма покачивало, хотя он сидел.

– Самогона бы стакан, – произнес он мечтательно. – Или два. Не думал, что смогу встретиться с таким и выжить.

– Может, и не выживешь, – равнодушно пообещал Гай. – Что за отрава у этой твари…

Лара привела коня, привязала к дереву. Бедная животина громко возмущалась соседством с неведомым монстром, пусть даже и расчлененным, и стало ясно, что она волокушу тащить не станет. Ну ничего, Шарик зато не брезгливый и сильнее любой лошади. К тому же слова понимает.

Шевелиться не было никаких сил, так что Дан сидел на сухой траве и тупо наблюдал, как ловко Лара плетет из веток примитивную волокушу, а отрубленная башка монстра за этим наблюдает без особенного восторга. Гай в это время торопливо рыл с помощью кинжала и сковородки яму, косясь на медленно подползающий хвост. Только туловище признаков жизни не подавало.

– Гай, ты до ночи рыть будешь, – вздохнул Аль. – Может, ну ее… Все равно туловище… А если поджечь?

– А я, по-твоему, его хоронить собрался? – проворчал Гай. – Лара, ты мне поможешь тушу эту дотащить?

Туша решила не поддаваться, и когда парочка подошла поближе, маханула неотрубленной лапой, отметя обоих довольно далеко. Гай сдавленно вскрикнул, но тут же подал голос: нормально, сейчас все пройдет, а Лара успела трансформироваться, выругалась никак не по-женски, забрала у Люма меч, причем он отдавать не хотел, а она тянула, пока Дан не прикрикнул, и начала шинковать монстра, словно капусту. Голова обиженно клацнула челюстями.

Кое-как закидав останки ветками, Гай плеснул на них из фляжки. Что это был за состав, Дан не интересовался, но несколько капель могли заставить костер гореть до утра. Средство было дорогое и редкое, но ради такого случая Гай решил не экономить. Голову они с Ларой палками закатили-таки на волокушу, на хвост накинули петлю и, кое-как закрепив груз, присели отдохнуть.

На единственную лошадь посадили Люма, идти тот не смог бы ни при каких обстоятельствах, он сидел-то с трудом. Шарик не заставил себя уговаривать и без кокетства работал тягловой силой, без малейшего напряга волоча за собой и голову и хвост, причем свой собственный хвост задирал повыше, чтоб голова лишний раз челюстями не клацала. Гай выглядел довольно бодро, если не считать несерьезных солнечных ожогов, ну а что уж говорить о Ларе – Дан не удержался и чмокнул ее в прелестную щечку. Аль слегка кренился набок, то ли опять пару ребер сломал, то ли просто ушибся сильно. Сам Дан не шел, а ковылял, пока Лара и Гай совместными усилиями не взгромоздили его позади Люма. Дан спорить не стал: колено болело основательно, и он задерживал продвижение вперед, да и Люм все грозил сверзиться с седла.

До поселения они добирались втрое дольше, чем от него. Уже стемнело, но эльфов на улицах было полно, и при виде того, что волок дракон с собачьи задранным хвостом, они нервно шарахались в стороны.

Властитель появился ровно в тот же момент, когда они достигли того самого постоялого двора. То есть гостиницы. Явление Нирута Дана эльфийскому народу сопровождалось изрядным количеством спецэффектов типа искр, треска, молний и возникновения его могучей фигуры из этого фейерверка. Позер.

Первым делом властитель обратился к Алю: типа что с тобой, друг ты мой единственный, и такая неподдельная забота звучала в его голосе, что даже Дан на минутку поверил, что это искренность, а не метод воспитания эльфов. Странно, что метод оказался действенным: на красивых и малость испуганных лицах эльфов замелькало этакое сомнение – что ж это мы, мол, сам властитель его ценит и любит, а мы осмеливаемся презрением обливать… Аль вот только не дурак и все прекрасно поймет, если уже не понял, то же самое, что с женщинами: благосклонны не к эльфу Алиру, а к собственности властителя, и тут зауважают не смутьяна Риениса, а все ту же собственность властителя. И Нирут еще хочет сказать, что они не теряют собственной личности?

Следующим объектом внимания был Дан, потом мановением руки был убран ожог с лица Гая, не особенно внимательный взор брошен на Люма, отдан приказ немедля разместить всех наилучшим образом, и если для этого требуется купить гостиницу, то он, властитель, ее купить готов. Клиентов уплотнили, ничего, потерпят, Дан разлегся на кровати как был, в грязнущей окровавленной куртке – почему куртка не дымится, как тот платок? – но Лара начала стягивать с него сапоги и одежду, а потом то же самое и с той же ловкостью, граничащей чуть не с профессионализмом, проделала с Алем, а потом еще притащила тазик с водой и начала обтирать их истомленные битвой и травмами тела, с удовольствием комментируя все анатомические особенности строения. Слава богу, раздела только до трусов. Аль и Дан слушали сравнение своих фигур уже не впервые, но так и не поняли, чья же кажется ей привлекательнее и какая между ними особенная разница. Дан был чуть пошире в плечах, Аль чуть поуже в бедрах, но не настолько, чтоб Дан не мог при необходимости надеть Алевы штаны, а Аль – Данову куртку. Пришел Гай, разделся и умылся сам, тоже выслушал свойства и характеристики сложения вампира, усмехнулся и, вытащив из мешка аптечку, начал смазывать обожженные участки кожи: солнце умудрялось просачиваться в прорехи на одежде.

– Люм плох, – без эмоций сообщил он, – так что властитель пока им занимается. Я сказал, что у нас ничего катастрофического, только Аль поломался немного.

– Как поломался, так и срастусь, – проворчал Аль. – Но я так хочу есть, что готов закусить кем-то из вас.

Лара счастливо засмеялась и ускользнула на кухню. Они успели поесть, отдохнуть, вспомнить детали битвы, и Дан лишний раз удивлялся, каким образом эти самые детали всплывают в памяти. Голову твари снесли они с катаной, одну лапу – Люм, вторую… кто ж вторую? хвост в четыре руки отрубили Аль и Лара, а Гай и Шарик нанесли чудищу много глубоких ран, что, в общем, и позволило Люму и Дану к нему подобраться на длину меча.

Властитель пришел поздно, вид имел довольный, переобнимал их всех уже не для публики, а для узкого круга… скотина я все-таки, даже мысли не допускаю, что он может быть искренне к нам привязан, ведь первым делом на ум актерство приходит…

– Вы такие молодцы, что у меня слов нет. Просите что хотите.

– Это фигурально? – осведомился Дан.

– Нет.

Ну попрошу сейчас, чтоб не в собственности, что будет? Ребята глаза вытаращат, а этот найдет тысячу и одну уважительную причину, чтоб отказать.

– Мартини хочу, – заявил Дан. – Ну то есть того вина горького.

Ага. А ждал он чего-то другого, и Дан прекрасно понимал, чего именно. Вот того, чего он просить не стал. Властитель засмеялся – умел он смеяться весело и заразительно! – сунул руку в никуда: она почти до плеча исчезла и вернулась с бутылью вина. Именно того.

– Ты все хотел увидеть бытовое применение магии?

– Впечатляет, – оценил Дан. – Я не буду спрашивать, как вам это удалось.

– Спрашивай, – хмыкнул властитель, – я отвечу.

– А я пойму?

– Вот это вряд ли. Я рад за вас, очень рад.

– Похоже, мы совершили нечто невероятное, – проинформировал Гай пустой угол.

Невероятное. По словам властителя, именно что невероятное. Убить проявление магии и практически при этом не пострадать пока не удавалось никому, во всяком случае на памяти властителя. Особенно не применяя магии.

– Кто б ее применял, – криво усмехнулся Аль.

– Так, – изрек властитель и ухватил его за острое ухо. – Мне кажется, мы это обсуждали. И мне кажется, теперь и твои друзья знают, что ты в перспективе не просто маг, а маг великий.

– В перспективе, – пробурчал эльф, безуспешно пытаясь высвободить ухо. – Нет, милорд, мне не наливайте, я тут уже…

– Пару глотков выпьешь, – безапелляционно заявил Нирут. – Я действительно рад. Ваши травмы настолько несерьезны для такой схватки.

– Да, убить эту зверушку было нелегко, – согласился Гай. – Я чуть когти не обломал.

– Убить? Вы не убили ее. Завтра кому-нибудь из вас придется проводить меня туда, где осталось прочее.

– Мне, конечно, – потянулся Гай. – Или Ларе. У Аля все-таки, мне кажется, ребро сломано, трудновато верхом будет. А Дан колено потянул.

– А осталось ли там прочее? – спросила Лара, никогда не задающая вопросов. – То есть я хочу сказать…

Властитель поцеловал ей руку.

– Умница. Может быть, что останки пытаются добраться сюда, но им это трудно сделать, если вы действительно устроили из них костерчик. До утра не успеют. Ну а если нет, если же их создатель решил забрать плод своих трудов, то и еще лучше, след мага я всегда увижу.

Дан вспомнил все страшные сказки и голливудские ужастики, когда куски разрубленных тел сползаются в кучу и тут же срастаются, и поежился.

– Колено исцелить?

– Само пройдет, – отмахнулся он. – Мази Гая помогают в сто раз лучше самых шикарных лекарств моего мира. Через пару дней даже хромать не буду. Милорд… а что там Люм?

– Я знал, что о нем спросишь именно ты, – как-то отечески улыбнулся властитель, – хотя именно тебе он причинил немало неприятностей.

– Ну Дан же человек, – удивилась Лара, – они же жалостливые. Даже врагов жалеют. А дрался этот ваш Люм хорошо.

– Без страха, – согласился Аль. – И умно. Вы его вылечили?

– Нет, это так просто не проходит. Но он не умрет. Ну что, дорогие мои, я выпью за вас. За мою Квадру.

Они тоже выпили за себя. За его Квадру. А надо было не вино просить…

 

* * *

В качестве проводника властитель взял Лару и даже от сопровождения Шарика отказался. Аль, промаявшийся ночь со своими переломами, уснул только к утру, и Гай с Даном, лично накормив Шарика вместо мартини морковкой и яблоками, устроились на крохотном балкончике, служившем больше для декора, чем для практического применения. Кто-то из эльфов принес Гаю широкополую шляпу, так что выглядел он этаким сонным ковбоем. Балкончик выходил на северную сторону, так что прямых лучей солнца не было.

– Люблю ночь все-таки, – признался Гай. – Ты меня не понимаешь, потому что плохо видишь ночью. Знаешь, как красиво все выглядит в темноте…

– Я тебе на слово верю.

– Болит колено?

– Когда сижу или лежу – нет.

– Значит, скоро пройдет. Ты чем-то недоволен? Властитель? Нет, нас не услышат, все окна рядом закрыты. Ты же знаешь, я слышу лучше эльфов, если…

– Да я не сомневаюсь в твоих талантах. Я собой недоволен, а не властителем. Он что – властитель и есть.

– Я думал, ты попросишь у него свободы.

– Он тоже так думал, – усмехнулся Дан, – потому я и не попросил. Все равно бы не дал. Разве что порассуждал, кто свободнее, мы или, скажем, придворные.

– Мы, – удивился Гай, – хотя бы потому, что над нами только властитель. Ты долго говорил с Алем. Кое-что прояснил, да?

– Да в общем… Как тебе сказать. Так чтобы нечто удивительное – нет, все ожидаемо.

– И о властителе…

– Да, он говорил. Все так просто…

– Конечно, – пожал плечами Гай. – Ему недодали нежности и ласки. Мы с тобой этого ему дать не можем… то есть я-то могу, да не хочу. То есть у меня моральных препятствий к этому нет. А властитель дал именно это – тепло, ласку.

– Ну и представь себе, что почувствует Аль, когда поймет, что…

– Дан, – укоризненно перебил Гай, – не считай Аля глупее себя. Он это прекрасно понимает. И все равно… для него это отдушина. Его, получается, никогда не любили. Я этого и не представляю. У нас-то хорошие родители, и Лара на своих не жаловалась. Алю не повезло. Властитель же и сюда заявился так… грандиозно, чтобы поднять Аля в глазах сородичей. И знаешь, чтоб там эльфы о себе ни мнили, они тоже поддаются влиянию извне. Они не могут не задуматься: как это – они презирают эльфа, которого возвысил властитель… Властитель не может быть неправ, значит неправы они.

Вот-вот. Властитель не может быть неправ. Богов тут косой десяток, религии разные, хотя и не конфликтующие… последние лет двести, и тоже благодаря усилиям властителей. Понтифик – это не папа римский и не верховный мулла или как там он называется. Понтифик – координатор, первосвященник, в чьи обязанности входит решать все церковные вопросы и следить, чтоб апологеты создателя не передрались с поклонниками пантеизма а-ля Древняя Греция. Вот боги могут ошибаться, хотя бы в глазах представителей других конфессий, а властители – нет, не могут. Непогрешимы. Святее любого небожителя, даром что способны содомскому греху предаваться с тем же энтузиазмом, что и банальному прелюбодеянию. То ли они долго и усердно создавали о себе такое мнение, то ли просто репутация такая сложилась, то ли и правда ошибались они редко… то ли об их ошибках просто никто не знал.

Под балкон вышел Шарик, задрал голову, приветственно квакнул и замер в тенечке, изредка поглядывая на Дана. Гай обхватил колено и положил на него подбородок.

– Удивительно. Удивительно, что ты никому не веришь.

– Это как? – опешил Дан. – Разве я тебе не верю? Или Алю?

– Мы не в счет, конечно. Я имею в виду всех остальных. Ты ведь даже Тике не верил, хотя любил. – Сердце остро кольнуло от воспоминаний, и Дан погнал их обратно в глубины сознания. – Ни императору не веришь, ни принцу Генту, ни властителю. А император симпатизирует именно тебе, а не собственности властителя, принцу нравишься именно ты, а не кусок Квадры…

– Такой я хороший, все меня любят, – согласился Дан.

– Не так чтоб очень хороший, не то чтоб все… но уж всяко больше, чем, например, меня или Алира. Ты человек.

– Эй, – прервал их сонный голос из комнаты, – вы где? Я вас слышу, но не вижу, а вставать лень. Поесть бы чего…

Больной явно выздоравливал. Он с аппетитом умял неплохой завтрак, позволил Гаю осмотреть себя и помять бока, но руку в лубках держал осторожно.

– Жить будешь, – резюмировал Гай. – Но если не хочешь, не вставай.

– Не хочу. Дан, я…

Гай немедленно вспомнил, что из кухни пахло печеньем, и отправился его добывать. Аль помолчал, сосредоточенно глядя в пространство.

– Прости мне мой пьяный бред.

– Никакого бреда, – возразил Дан. – По-моему, нормальный был разговор.

– Разговор? Ты разве что-то говорил?

– Мы друзья или нет?

– Друзья, конечно, – удивился Аль. – Я не о том… Я не должен был грузить тебя своими детскими проблемами.

– Почему?

– Ты же меня не грузил.

Дан захохотал. Аль растерялся, заморгал, и тоже как-то не в лад, то левым, то правым, взял себя в руки и изобразил вопрос: поднял бровь. У Дана научился, кстати.

– Я тебя не грузил, потому что мне нечем было грузить. У меня было нормальное детство, нормальная юность. Обо всех моих проблемах ты и так знаешь, и разве ж ты виноват в том, что у меня таких, как у тебя, не было? И у Гая тоже. И у Лары.

Аль покачал головой.

– Мне кажется, вы просто не делаете проблем из ничего, как я. Сколько ж можно жить детством?

Дан подумал и взял его за руку. Странноватый жест для мужчины, конечно, но подумалось, что… а черт его знает, что подумалось.

– А ты не живешь детством. Ты живешь тем, что сделало с тобой твое детство, вот и все. Как и все мы. И разве твоя вина в том, что нам больше повезло с родителями? Меня отец бросил, ну так зато мама, тетка и бабушка любили, холили и лелеяли. Аль, ну я не знаю… Да перестань ты наворачивать сто слоев, будь самим собой, если тебе больно, так и скажи, что больно, если грустно, так и скажи. Я люблю тебя, но не знаю, с какой стороны к тебе подступиться, чтобы не обидеть.

– Любишь? – повторил он со странной интонацией, и Дан голову на отсечение дал бы: эльф его прекрасно понял.

– Люблю. Очень люблю. Ты и Гай мне дороже всей моей прошлой жизни. Ясно, что мне нет обратной дороги, но я не уверен, что воспользовался бы ей, если бы она была. Что составляет наш мир, Аль? Не березки же с осинками и не балет Большого театра. Наш мир – люди, которые нас окружают, дело, которым мы занимаемся… Примитивно, конечно, ну да я не философ, хочешь философии, говори с Гаем. Ты, Гай и Лара – все, что есть у меня в этом мире. Как я могу не любить вас?

– Ты никогда не говорил.

Аль не спускал с него взгляда.

– Не говорил. Не думал, что нужно говорить об очевидном. Привык к тому, что мужчины о любви говорят только женщинам да родителям. И то родителям редко. Я вот и не говорил.

– Почему? – удивился Аль. И Дан подумал: а правда, почему? Почему он, дубина неотесанная, не понял, что здесь в ходу более откровенные выражения чувств, и «я люблю» в исполнении мужчины не всегда означает нечто эротичное. А если еще проще: если в этом языке «я люблю» имеет два разных значения? Если «я люблю» в смысле «я хочу» на русский переведется одним выражением, а «я люблю» в смысле… в смысле «я люблю» – другим?

– Дурак был, – самокритично признал Дан. – Ты не забыл, что я из другого мира.

– Не подумал… я думал… Нет, я понимал, что ты относишься ко мне как к другу. Только… ты пойми меня правильно, я о другом сейчас. Не о постели.

– И я не о постели. Я не хочу тебя, Аль. Я тебя люблю.

 

* * *

Получалось, что Алиру не хватало этих слов. Он успокоился, напряжение, не отпускавшее его никогда, заметно уменьшилось. Он не стал милым и веселым парнем, потому что им не был, но даже Дан почувствовал, как исчезло какое-то невидимое препятствие. Властитель это, разумеется, тоже увидел, и только что не мурлыкал от удовольствия, Лара сияла – ей нравилось, когда все друг друга любят, удовлетворенным выглядел Гай. В замок возвращались своим ходом, но с комфортом – властитель добыл им карету. Добывание, наверное, заключалось в том, что он намекнул местным властям, и намек немедля был воспринят, как приказ, и наместнику ничего не оставалось, кроме как предложить свою карету как самую удобную и просторную. При необходимости они могли поместиться туда все, кроме Шарика, но, конечно, предпочитали свежий воздух. А в карете ехал Люм, потому что в седле он не удержался бы даже привязанным, и иногда ему составляла компанию жалостливая Лара. Аль правил, а Гай и Дан ехали верхом. Зато когда начался сильнейший дождь, они не намокли, кучер тоже мигом забрался внутрь, один бедняга Шарик остался под дождем, словно и не замечая его. Подумаешь, водичка. Он мыться любил, так что и стоял, замерев и прижмурившись, под хлещущими косыми струями.

– Завязнем, – вздохнула Лара. – Хотя дорога вроде хорошая, может, и ничего. Мальчики, есть кто хочет?

Люм полулежал на скамье, больше похожей на диван, обложенный подушками, укрытый одеялом – его все время лихорадило. На второй скамье с комфортом устроились Аль и Лара, а Гаю и Дану достались откидные сиденья, достаточно удобные, даже с подлокотниками. Своего рода шестисотый мерс. Квадра болтала, словно и не было здесь постороннего, и Люм это, бесспорно, понимал. Интересно, каково ему в качестве предмета мебели? Ничего, привыкнет.

Дождь лупил по крыше так, что Дан жалел лошадей и Шарика. Шарика больше, потому что лошадей он лично привязывал под раскидистыми деревьями в паре шагов от дороге, хоть и символическая защита от ливня, однако ж защита. Гай нудно пилил Дана на предмет «переоденься, простынешь», а Лара поступила проще: уже рылась в мешке, выкидывая из него сухие рубашку, штаны и куртку. Пришлось Дану устраивать стриптиз, и, увидев, что трусы тоже мокрые, Лара без слов запустила ему в нос сухими и демонстративно уткнулась носом в грудь Аля. Дан переоделся. А сушить где?

– Вот успел бы я научиться чему-то, – посетовал Аль, – высушил бы вмиг. А у меня так и не получилось.

Люм подал признаки жизни:

– Ты маг?

Он был так потрясен, что Квадра долго и с удовольствием хохотала.

– Ну маг, а что? – просмеявшись, поинтересовался Аль. – Есть вопросы? Но если б ты слушал внимательнее, понял бы, что я учился магии… но не научился.

– Стали бы тебя учить, не будь ее у тебя.

– Говорят, есть, – пожал плечами Аль, – а что? Опасаешься? Ну так я тебя около себя не держу, все претензии к властителю…

Застрекотал Шарик. Лара выглянула и очень не женски выругалась. А Дан только что надел сухую одежду…

Пока разгоняли нечисть, мелкую, но зловредную, кончился дождь. Лошади были перепуганы, Аль взялся их успокаивать, а Дан принялся рассматривать то, что только что с энтузиазмом уничтожал. Почему это называется нечистью, хотелось бы знать? Звери и звери, странные, конечно, ни на что не похожие, мелкие монстрики с кучей зубов, рогов и когтей. Дану казалось, что нечисть непременно должна иметь получеловеческий облик, ну упыри там… Упырь похлопал его по плечу.

– Не видел еще? Вот таких я и опасался, когда мы с тобой сбежали из города. Обошлось… Э-э-э, Шарик, разве это съедобно?

Шарик поклекотал, как при виде морковки. «Не только съедобно, но еще и вкусно», – перевел для себя Дан. Дракон выбрал пару крупных особей, одним ударом лапы вскрыл и с аппетитом стрескал внутренности. Дана даже не затошнило. И не такое уже видел.

Переодеваться было не во что, и Квадра решила, что он должен ехать в карете и изображать из себя большого барина – барон у нас уже есть, а вот ты барином будешь. Как понять эту игру слов? Ну не может здесь быть понятия «барин», потому как бояр не водилось отродясь, даже самые темные и неграмотные крестьяне говорят «благородные», ну почему у Дана возникают такие ассоциации? Большая лингвистическая загадка.

Он развалился на лавке голышом, укрывшись плащом. Черт бы с ними, с загадками лингвистическими, это действительно всего лишь ассоциация со знакомым термином, мозг воспринимает его так. Может, это местный жаргонизм вместо «благородных»…

– А ты знал, что Алир маг?

Дан кивнул с самым искренним видом. Знал, конечно. А как же. Срок знания не уточняется. Люм посмотрел на него внимательно, но ничего не сказал.

– Что-то имеешь против эльфийских магов?

– Против магов вообще. Странно, что ты… Если б не маги, ты бы здесь не оказался.

– А кому служишь? – усмехнулся Дан. – Разве не магу?

– Властителю. Это больше, чем маг.

– А почему? Что-то не показался мне ты всерьез озабоченным проблемами мироздания, то есть равновесия. Властитель сделал тебе предложение, от которого ты не смог отказаться? Зачем тебе это?

Люм долго молчал, однако ответил:

– Я же говорил. Думаешь, мне так уж нравилось целыми днями развлекать Фрику? Конечно, и она кое-что мне поручала, но ведь редко… А от герцогини просто так не уйдешь, разве что… с повышением.

– Посвящен в ее секреты?

– Секреты, – поморщился Люм. – Она там пересекретила все так, что сама запуталась. И знаешь, Фрика далеко не такая дура, какой прикидывается. Она ж играет всеми…

– Это я понял, – перебил Дан. – Значит, ты нашел себе полезное применение?

– Это только тебе можно? – ощетинился всегда равнодушный Люм.

– Отчего же? – светски улыбнулся Дан. – Быть штатным душегубом у властителя – что может быть полезнее? Ты не меч свой ищешь? Подать?

Люм закрыл глаза и быстро справился с собой. Дан и не думал, что удастся задеть его за живое. За неимением живого. Однако вот получилось, и эта месть была послаще банального убийства.

 

* * *

Обычно они убивали время в почти бесконечных физических упражнениях, пока не заявлялся властитель и не выдавал очередное поручение. Если же он был в замке, то непременно участвовал в молодецких забавах: выйдет, полюбуется, размажет по траве или по снегу кого-то на выбор или всех поочередно и удаляется, гордый собой, заниматься своими неведомыми делами по поддержанию равновесия. Правда, и народ к нему все время сновал, и птицы прилетали стаями. Здесь для голубиной почты использовали не голубей, а других птиц, называемых книхами, может, такие водились и на земле, но Дан уверенно отличал только синицу от снегиря, и то по цвету грудки. Книхи были покрупнее, покрепче, напоминали маленького орла, и когда такая птичка, сидя у Дана на плече, ни с того ни с сего долбанула его клювом, Дан ей чуть шею не свернул. То есть информация к властителю поступала почти бесперебойно, и в этой связи, как любил говаривать первый и последний президент одной великой державы, Дан не переставал задаваться вопросом, зачем же ему нужна Квадра, кроме как для самоутверждения: вот какой я крутой, впервые за столько лет собрал полноценную Квадру.

А теперь властитель почти не показывал носа из своих апартаментов. Если прежде он непременно завтракал (или обедал, или ужинал, или вино пил) со своей Квадрой, то сейчас традиции нарушались. Пару раз Дан видел издалека, как он, погруженный в тяжкие размышления о судьбах равновесия, бродил по галерее, с которой они с Гаем звездами любовались.

Он изучал голову и хвост. То, что оставалось от лапы и тела он, по словам Лары, развеял в пыль. Точнее, в пепел, то есть спалил основательнее ядерного взрыва, Лара чихала потом всю обратную дорогу. И изучение головы и хвоста, похоже, не добавляло ему бодрости. Ладно, решил про себя Дан, не сбросит же в озеро с такой высоты, а если сбросит – ну ладно, судьба такая. И поперся на ту же галерею, чтоб столкнуться с хозяином. В озеро его бросать не стали.

– О, Дан, – вроде бы даже обрадовался властитель, – хорошо, что ты вышел. Я вас уже пару недель не видел. Как дела?

– А что вам мешает на нас посмотреть?

– Да занят просто. И в этих моих занятиях вы мне помочь не можете никак.

– Она еще моргает? – помедлив, спросил Дан и обалдел, когда Нирут кивнул. – Оно что, бессмертно?

– Как почти всякое порождение магии, – вздохнул властитель. – Ты ведь не просто так сюда пришел? Что-то хочешь спросить?

Дану стало неловко.

– Нет, ничего конкретного.

– Все равно я устал сегодня, так что пойдем-ка ко мне. Выпьем. С тобой хорошо пить. Алир пьянеет мгновенно, Гай не пьянеет вовсе, а Лара не особенно интересный собеседник. Не бойся, голова в лаборатории, она оттуда не выйдет… за неимением ног. Пугающая зверушка, верно?

В комнате он мановением руки зажег лампы, швырнул в угол куртку и самолично разлил по бокалам вино. Бокалы были такие, что Дану казалось кощунством из них пить. Вместо ножек были женские фигурки в соблазнительных позах, держащие в поднятых руках ветки, плавно перетекающие в стекло. Серьезно. Не стекло, вставленное в оправу на манер подстаканника, а металл, вплавленный в стекло. Да и само стекло было необычное, словно покрытое резьбой, и линии резьбы продолжали ветки и превращались в листья, только резьбы не было. Рисунок был заключен внутри стекла.

– Нравятся? – заметил властитель. – Велир подарил. Знает, что я люблю эльфийское искусство. Держат ведь в таком же секрете, как вампиры свои рецепты.

– А разве это мешает равновесию?

– Не мешает. Потому и эльфы держат в секрете способ изготовления стекла, а вампиры не открывают состава своих лекарств. Это как раз вполне нормально: каждый выживает как может, и вампиры выбрали весьма гуманный вариант, ты не находишь?

Дан находил. Всякий лекарь-вампир определенную часть пациентов лечил по сниженным ценам, так что от насморка народ старался избавляться самостоятельно, а вот с серьезными болезнями шел к ним, и никто еще на лечении не разорился. Хорошая медицина не бывает дармовой, а дармовая – хорошей. Дан помнил это по своей районной поликлинике и участковой терапевтихе, которая пользовала его пенсионерок. Какое счастье, что он был здоров!

– Значит, тебя опять волнуют вопросы равновесия.

– Что значит – опять? Уместнее сказать «все еще».

– Почему не спрашиваешь?

– Опять? Вы все равно не ответите.

Велир отпил вина, покрутил бокал (рисунок заиграл, словно ветер шевельнул листья) и неожиданно сказал:

– Отвечу. Но не общо. Еще рано. Я на примере. На вашем примере.

– Уничтожив чудище, мы поддержали равновесия, – съязвил Дан.

– Поддержали, разумеется. Попробуй отогнать эмоции и подумать. Как ты сам оцениваешь ваш подвиг? Не спорь, даже эльфы называют это подвигом.

– Ну, подвиг не подвиг, но тварь мы лишили возможности людей в клочья рвать. – Некстати вспомнился Щербаков (ну почему не Пушкин и не Шекспир? правильно, потому что повышенной культурностью Дан не отличался), и Дан процитировал, старательно «переводя» с русского: – И пусть, когда настанет расчет, господь не простит, но зачтет.

– Зачтет, – кивнул властитель. – Непременно. Всякое наше дело… засчитывается. Не смейся, я действительно в это верю. А теперь порассуждай, откуда оно взялось.

– Не буду я рассуждать, потому что вы сами сказали, что это порождение магии. То есть мага. И каким образом эта пакость могла пошатнуть равновесие?

– Эта пакость – никаким образом. А та пакость, которая ее создала? Поверь мне, на создание нежити уходит очень много сил, и это редкому магу удается. Как правило, получается всякая мелочь, и то мы стараемся отслеживать таких вот «творцов». Скажи, для чего кому-то потребовалось создавать такого монстра?

– А можно я лучше помолчу и послушаю? Я ужасно не люблю садиться в лужу. – Хозяин покачал головой, и Дан тяжело вздохнул. – Для меня ваша магия – все равно сказки про Кащея Бессмертного, как вы не понимаете?

Властитель вздохнул еще тяжелее и начал:

– Я вижу три варианта. Сознательное создание опасного монстра. Эксперимент ради эксперимента. Побочный эффект от чего-то другого. Так понятно? Хорошо. И что бы ты счел наиболее опасным?

– Ну… Пожалуй, эксперимент ради эксперимента. У нас тоже много писали о безответственности науки и так далее… Потом, естественно, сознательное создание монстра, только непонятно мне, для чего нужно было его создавать. Как я понял, людей оно лопало бессистемно и случайно… И вообще, для чего выпускать такое в мир? Особенно если его так трудно убить.

– Убить его нельзя. Смертны в конечном счете вампиры и эльфы, смертны властители, а порождения магии бессмертны. Их нельзя убить, можно только уничтожить. Либо долго и упорно рубить топором, а оставшееся мелкое крошево растворить в смеси кислот, либо долго и упорно жечь… нет, жечь неэффективно, дров не напасешься. Без магии здесь не обойтись. Значит, побочный эффект ты считаешь самым безобидным?

– Вы тоже.

– Я тоже, конечно. Нормальный маг в таких случаях сообщает в Гильдию, а так как сообщения не было, маг либо ненормальный, либо трус и боится последствий… впрочем, разберемся.

Нирут надолго замолчал, наверное, разбирался.

– Понятно. И какое отношение наш подвиг имеет к сохранению равновесия? А создание этого монстра – к его нарушению?

– Прямое. Вы дали мне возможность исследовать тварь. Я с очень большой степенью вероятности смогу вычислить мага, ее создавшего. И если это третий вариант, равновесию ничего не грозит, но если первый или второй, то угроза более чем реальна. Ты знаешь, что может натворить серьезный маг. Или любитель бесконтрольных экспериментов. Ты пей вино и не бойся разбить бокал: эльфы делают бессмертное стекло. Оно способно выдержать удар кузнечного молота. Но красота, верно?

– Красота. И я даже вам поверил. И даже горжусь. Честно. Но зачем вам Квадра? Монстров отслеживать? У вас агентурная сеть – ЦРУ позавидует… в общем, очень хорошая агентурная сеть, разветвленная и обширная. Милорд, может, вам просто захотелось похвастаться перед другими властителями?

Как он хохотал! Можно даже сказать – ржал. Облился вином из бессмертного бокала, развеселился еще больше. Смейся, смейся, таким ты на Руда похож, однако не так уж я и неправ, иначе бы так бурно не реагировал…

– Не без того, – сообщил он наконец. – Конечно, я самый молодой властитель, мне хотелось доказать остальным, что и я способен на что-то… чего они добиться не смогли. Но Дан, разве я не говорил, зачем нужна Квадра?

– Ага, конечно. Быть глазами, ушами, руками и зубами властителя, способными свободно перемещаться в пространстве…

– Я не сказал: зачем мне нужна Квадра. Я сказал: зачем нужна Квадра.

Он говорил уже как-то по-другому. Как властитель. Строго, сухо, без торжественности или пафоса, хотя можно было бы заподозрить. Он говорил всерьез. Или хотел, чтобы Дан в это поверил.

– Не говорили.

Он покачал головой.

– Говорил. Только ты никак не можешь в это поверить.

Дан поднапрягся и вспомнил почти мгновенно. Неудивительно, в общем, потому что ответов на абстрактные вопросы Нирут давать не любил… да и на конкретные отвечать не спешил. Нет. Не может быть. Чтоб взрослый умный мужчина – да всерьез.

– Ну и как нам спасать мир?

– Не веришь. Знаешь почему? Потому что срок еще не настал. Ты не готов поверить в мой ответ. И именно поэтому я отвечаю не на все твои вопросы.

– Нирут, ну глупо же это! – воскликнул Дан и тоже облился вином. – Как четверо могут спасти мир? И почему они должны быть непременно разных рас?

– Разных рас – это как раз просто. Человек физически наиболее слаб. Но человек не отличается гордыней эльфов, цинизмом вампиров и равнодушием демонов. Человек – объединяющее звено. И собрать хорошую Квадру было почти невозможно, потому что мало в Траитии людей, готовых стать братом эльфу, вампиру и демону. Ты – направляешь, они – действуют. Я не назначал тебя Первым и даже никогда не упоминал об этом, Квадра сама пришла к этому. – Он снова надолго замолчал, рассматривая то Дана, то бокал, то шпалеру на стене. – А мир может спасти и один. Просыпается большое зло, Дан. Темная сила. Аль говорил, что в месте твоего пленения была разлита сильнейшая магия?

– Это не может означать рождение еще одного властителя?

– Нет. Не может. Властитель – это не только великий маг. Это подразумевает определенные моральные качества. Для тебя это прозвучит дико, но властитель должен иметь холодный ум и умение выбирать из двух зол третье, чтобы предотвратить еще более страшное зло. Зло, угрожающее основам мира. Никогда не стать властителем магу, способному выпустить в мир агрессивного монстра без видимой цели.

– И что, спрашивается, можем мы против великого мага?

– В свой срок… не обижайся, Дан. Ты – моя надежда. В мир приходит не новый властитель. Это бы ничего. Это бы даже неплохо. В мир приходит зло.

Дан еще попробовал повозражать:

– А откуда вы знаете, может, это просто новый вид, ступень…

– Основы магии на любой ступени неизменны, – перебил Нирут. – И я не говорил о магии. Я боюсь, что это не магия, Дан. И то, о чем я говорю, никак не связано ни с твоим пленением, ни с этим монстром… Я надеюсь, что не связано.

– Милорд… – начал было Дан, но заткнулся под понимающим взглядом властителя. Мудрым таким, как у дедушки Ленина. Даже после шести лет жизни здесь, даже после тесного знакомства с отдельными разновидностями магии, даже после… хм… подвигов во славу властителя, он не мог заставить себя поверить в реальность всего этого… То есть в реальность окружающего мира он уже, конечно, верил. И даже в поддержание равновесия организацией особо влиятельных персон – тоже. И даже в нужность Квадры то ли всем властителям, то ли конкретному Нируту, и пусть для благородных целей поддержания равновесия. Мало ли, отчета без машинистки тоже не напечатаешь, так что и она позарез нужна. Но вот бред о спасении мира казался именно бредом. Не подготовлены практичные мозги нормального русского к правильному восприятию подобных идей. Или как раз подготовлены, и именно к правильному. Гай или Аль просто кивнули бы: ну спасать так спасать, куда идти и на столько дней запасать провизию. А Дану, видно, и правда срок не подошел. Потому он счел необходимым промолчать, отлично зная, что Нирут правильно расценивает его молчание. Или мысли читать умел, или просто насквозь видел.

– Ты не веришь в судьбу? – ликвидировал паузу властитель. Дан отчаянно завидовал его умению чувствовать себя непринужденно в самой пиковой ситуации. Для него неловких пауз не было.

– Да как-то… Я, наверное, не умею верить в абстрактные вещи.

– Но ты веришь в дружбу.

– Я верю в Гая, Аля и Лару, – уточнил Дан. – Конкретно. Я верю в нашу дружбу. Я верю в любовь. И вообще… Нирут, что вы от меня хотите?

– Чтобы ты верил в меня.

– Не могу, – отказался Дан. – Не получается. То есть я вам доверяю, я служу вам… ну уже не по принуждению, только вот верить… Я не знаю вас. Не знаю ни ваших помыслов, ни целей, ничего не знаю. Не понимаю. Я не умею верить слепо.

– Помыслы? Могу повторить в сотый раз – поддержание равновесия. Любой ценой. Помнишь рассказы о войне магов? Они едва не пошатнули равновесие, потому что эта зараза начала распространяться по всей планете. О! Дан, на примере твоей страны: когда там устроили переворот, нарушили основы равновесия. Когда начали мировую войну, тоже.

– Мир, однако, не рухнул.

– Потому что переворот был не мировой, а в мировую войну объединились даже враги. Мир не успел расколоться. Тех бомб, которыми она завершилась, было всего две. А если двадцать? Двести? Вы остановились… Мы служим тому, чтобы останавливать тех, кто не способен этого сделать сам. Тех, кто рвется к мировому господству ценой гибели этого мира.

– Определенные моральные качества, – хмыкнул Дан.

– Да. Самые незатейливые. Ты, кстати говоря, этими качествами обладаешь. Здравомыслие. Уравновешенность. Понимание. Холодный расчет. Умение думать о последствиях. И среди подобных тебе они встречаются очень нередко. Даже часто, я бы сказал. А вот среди тех, кто наделен особенными талантами, таких мало. Вот смотри – Люм. У него необыкновенный талант мечника, и куда он его пустил? Ты тоже мастер клинка, но не стал и никогда не станешь равнодушно убивать по приказу.

Дан не стал комментировать свои выдающиеся моральные качества, особенно умение думать о последствиях. Умел бы, не хамил бы герцогине. Не нарывался бы на мозговой пинок от хозяина и благодетеля. И вообще, знал бы прикуп, жил бы в Сочи.

– Нирут, может, вам нужна Квадра, чтобы окончательно не превратиться во властителя? – Он опешил. Впервые за все годы. Глаза вытаращил. Ладно, не убьет же. – Я вашего брата не знаю, конечно, но те, которых я видел, больше похожи на машины для поддержания равновесия, чем на людей. Слишком равнодушны. Понятно, цели глобальные, а ради этого можно на мелочи внимания не обращать, ну типа привязанностей, дружбы, любви… Вы дружны с Велиром, но разве так, как мы с Гаем?

Глаза вкатились обратно и стали грустными. На несколько секунд.

– Удивительно. Это не приходило мне в голову, но очень может быть, что ты прав. Помимо всего прочего, я не хочу терять человеческие качества. Хотя, знаешь, даже без глобальных целей невозможно сохранить их за сотни лет жизни. Ты полагаешь, у Литов есть привязанности вне семьи? Разве что ты – и это их самих очень удивляет. Это свойство не расы, но возраста. Но у Флайта – это тот, которого ты темно-красным называешь, – привязанность есть. Ему больше восьмисот лет, и в его замке доживает свой срок его жена. Ей уже почти восемьдесят, конечно, ни о каких супружеских отношениях речь уже не идет, но Флайт привязан к ней, любит ее, пусть уже не как женщину, но как друга.

– Каждому нужно тепло, – смущенно пробормотал Дан. Вот уж кого бы не заподозрил никогда… – А вы были женаты?

– Не был. Не встретил, знаешь. Хотя имелись в моей жизни безумные влюбленности… ну вот как у тебя. Ты ведь понимаешь, что это не любовь, а влюбленность? Не мрачней так. Влюбленность – это тоже…

– Вы люди?

Два. Золотистые глаза расширились.

– То есть?

– Есть эльфы, люди, русалки – и властители?

Он опять надолго замолчал, и неловко снова стало Дану.

– До сих пор я считал себя человеком.

Ну-ну… В окно постучали. Кних. Удивительные птицы – дневные и ночные одновременно. Круглосуточные. Властитель распахнул створки, снял с птицы футлярчик с письмом, погладил кончиком пальца неказистые серенькие перышки и велел Дану птичку покормить. Птичка немедля перелетела поближе и уставилась требовательным взглядом. Умная, зараза. Дан накрошил книху хлеба, отхватил кусок колбасы. Властитель был задумчив, что выражалось в дергании себя за ухо.

– Поручение выполнишь?

– Вы спрашиваете?

– Спрашиваю. Потому что поручение не Квадре, а тебе. Ничего такого, чтобы отпускать всех. Один… экземпляр имеет нужную мне информацию и даже готов ее передать. Понимает, что сам я к нему не поеду, согласен на доверенное лицо. Тебя прошу не потому, что ты такой выдающийся, все проще: ты человек, а он ксенофоб, и дразнить его мне пока не с руки. Съездить, погостить несколько дней, чтоб все прочие успели заметить, что властитель обратил на него свой благосклонный взор, получить информацию и вернуться. Вроде отпуска. Ты ведь еще не видел океана? Места сказочно красивые. И очень далеко, так что придется тебе пройти через цепь порталов. Ты не особенно хорошо их переносишь, конечно…

– Но и не особенно плохо, – засмеялся Дан. – А у них там принято купаться в океане?

– Очень даже принято. Вот и поплаваешь, позагораешь… присмотришься к экземпляру, твое мнение непредвзято, так что интересно. Может быть, что-то еще попросит Велир – через него пойдешь. И у Велира можешь задержаться, если он попросит. Ты ему нравишься.

– Он пытается понять, чем я важен для вас.

– Я тоже пытаюсь, – хохотнул властитель и вытолкал Дана из комнаты.

 

* * *

Порталы его утомили, потому, выйдя из очередного, он охотно принял предложение магов попить сладкого чаю с булочками. Суетились маги как-то очень уж несерьезно. Конечно, представитель властителя, так сказать, чрезвычайный и полномочный посол, но ведь не могут же не понимать, что по сути – шестерка. Собственность. Перчатка. Дан изображал сосредоточенную важность, съел две булочки, от третьей отказался, и ее вместе с десятком других завернули с собой. Ехать было еще пару дней, но уже вполне по-средневековому – верхом. Лошадь Дан купил хорошую, не торгуясь, то есть свято выполняя путевые наказы властителя. Надо производить впечатление. Ладно хоть научился разбираться в четвероногом транспорте.

В общем, получилось представительно. Дан бросил косой взгляд на роскошную стеклянную витрину какого-то магазина – собственное отражение ему понравилось. Хоть сейчас на обложку под название серии «Магия и меч». Весь такой в черном…

Одному было не страшно, но неуютно. Привык к постоянному присутствию друзей, да и они расставались с ним очень неохотно, а Шарик так даже закатил целый возмущенный монолог, вот понять бы еще, что он говорит… Очень хотелось взять его с собой, но воспротивился властитель: сторожевой дракон не собачка, воспринимается не как домашний любимец, а как охранник, надо соблюдать политес, вот Дан и соблюдал. В дороге к нему присоседились, мелко и низко кланяясь, несколько торговцев, которых очень впечатлил меч, а разбойники водились на всех торных дорогах Траитии. А у торговцев запил нанятый охранник, они два дня ждали, не дождались, а тут такой кавалер, что разбойники от одного его вида разбегутся. Дан милостиво принял заботу о себе: при ночевке в чистом поле ему поставили отдельную палатку, костерчик разожгли, горячим ужином накормили, а когда и в самом деле объявились разбойники, Дан даже размяться не успел, разбежались, едва он мечом взмахнул. Тоже интересно. Поймать бы одного да расспросить, с чего вдруг мирный путник вызывает такой ужас, ну и пусть с мечом, тут только очень ленивый меча не носит, торговцы вон тоже не безоружны.

В общем, два дня пути растянулись в три, потому что Дан предпочел комфорт скорости. Властитель же сказал, можно не спешить. На прощание ему, кланяясь еще ниже, чем при первой встрече, подарили забавную штучку, прообраз зажигалки, хитроумно совмещенные в одном агрегате огниво и трут. Дан свернул на боковую дорогу – к поместью информатора, а торговцы поехали дальше, нервно шарахаясь от каждого куста.

Битый час он любовался океаном, открывшимся с вершины холма. Искупаться захотелось так, что Дан решил себе не отказывать в удовольствии, добрался до берега, разделся догола и с наслаждением поплавал, поглядывая на берег. Поместье было недалеко, его Дан увидел в очень выигрышной позиции: в лучах предзакатного солнца. Светило отсверкивало багровым от немногих окон замка, не столь красивого, как Нирутово владение, но уж точно не хуже многих других, уже виденных здесь.

Приняли его еще лучше, чем торговцы. Хозяин в пояс не кланялся, зато держался с достоинством, не то чтоб как с равным, на это его наглости не хватало, однако не вился мелким бесом, и Дану это скорее понравилось. Он хоть и представитель, но не властитель же. Дан предъявил верительные грамоты в виде сияющей черной татуировки на предплечье, представился, и его имя произвело неизгладимое впечатление по причине совпадения с фамилией властителя. «Это судьба», – без пафоса констатировал хозяин замка, благородный в графском звании и уморительнейшим для ушей Дана именем Кондрат.

Принимали по-царски. Дан подумывал, не шокировать ли немногочисленную публику, затребовав, например, картошку в мундирах, но не стал, потому что его поручили заботам… нет, не женщины. Богини? Ангела? Небожительницы – точно. Горькие воспоминания о Тике Тури выветрились из души, едва Дан встретился с ней взглядом.

Владеть собой он умел и раньше, но местная жизнь отточила это умение, так что он и глазом не моргнул, сказал положенный в таких случаях банально-изысканный комплимент и принял эти самые заботы: ел то, что она советовала, пробовал вина, которые она рекомендовала, поддерживал беседу, увязая все глубже и глубже и стараясь контролировать выражение лица. Стало совершенно ясно, что глаза Тики не будут впредь смотреть на него из каждого куста сирени. И запах перестанет преследовать. И исчезнет тоска. Уже исчезла.

Кондрат поинтересовался, сколько времени Дан намерен у него погостить, и неопределенные «несколько дней» его очень обрадовали. Ну пусть хвастается перед соседями косвенным знакомством с властителем, если обещанная информация окажется пустышкой, ему мало не покажется, и не понимать этого он не может. Конечно, в кустах обнаружился рояль, то есть на послезавтра приглашены гости, ну совершенно случайное совпадение, и он, Кондрат, будет безумно счастлив, если Дан почтит своим присутствием… Дан обещал почтить.

Он ничего не знал об этом Кондрате, как ничего не знал и властитель. Общие слова: богат, влиятелен, решителен, имеет связи и заводит новые, балуется магией, маг неплохой, но не выдающийся, умен и самостоятелен. Может, именно потому Дан не расслаблялся. Впрочем, излишнего пиетета Кондрат не выказывал, был не столько почтителен, сколько приветлив и любезен – ну как с равным, плебейское происхождение Дана его не волновало, в конце концов человек, обладающий талантами, имеет право на восхождение. Это было высказано ненавязчиво, скорее для окружающих, чем для Дана.

Кроме того, Кондрат был образован, и Дан возблагодарил всех богов за дружбу с вампиром-книгочеем. Ему хотя бы не стыдно было, а когда он не понял какой-то особенной аллегории, то честно признался: пришелец я, так что на глубинные знание местной истории и литературы не рассчитывайте. Это, естественно, произвело фурор, но расспрашивать его не рискнули.

Весь следующий день хозяин занимался подготовкой к званому ужину, а Дана развлекала Кайя, и он увяз окончательно. Напрочь. Умопомрачение. Кайя не прилагала к этому никаких усилий, ни единого признака кокетства, скромная естественность, даже, пожалуй, застенчивость и скованность. Удивительно для женщины, красивой настолько. Совершенно и абсолютно. Никакая Лара бы не придралась ни к чему, потому что было не к чему придираться. Дан смутно вспомнил чью-то сентенцию из прежней жизни: в женщине важна не красота, а шарм. В Тике Тури был шарм, а в Кайе – то и другое. Удивительные были глаза – тенистые какие-то, цвета бутылочного стекла, темные и грустные. Удивительные были волосы, словно подернутые сединой, разноцветные, как у Лары, только не яркие, светло-пепельные, словно даже голубоватые, и серебристый оттенок создавал вокруг ее лица сияние. Удивительным было лицо. Кожа. Улыбка – тоже грустная. Фигура. Походка. Голос. Ни намека на вульгарность, чем все-таки отличалась Лара. Ни намека на кукольность, свойственную Фрике. Ни намека на неправильность Тики.

И с ней было интересно. Она рассказывала местные легенды, хорошо знала историю замка и рода Кондрата, знала огромное количество стихов и баллад, даже тихонько спела одну, и Дан заслушался. Она завораживала, пусть и не хотела этого. Больше того: мужским своим чутьем Дан понимал, что она не хочет ему понравиться. И что он нравится ей.

Он держался, и давалось даже почти без труда. Кайя попросила разрешения посмотреть катану поближе. Дан посетовал, что у меча до сих пор нет имени, и впервые услышал, что так и должно быть, если меч и его владелец составляют одно целое: им не нужны имена. А неизвестный черный камень в навершии оказался чрезвычайно редким, называли такие Око Тьмы, уничтожали в течение веков… то есть уничтожить-то его труднее, чем бриллиант или солнечник, можно только выбросить, так выходили подальше в море и выбрасывали. Потом-то суеверие сошло на нет, никакой тьмы в камне содержаться, конечно, не может, так, страхи примитивные, а все потому, что один из величайших магов древности украшал свой посох именно этими камнями, а маг он был зловредный, походя уничтожил не одну сотню разумных существ без разбора расы, вот и приписали силу – камню. А на самое деле магия содержится внутри мага, а посохи или еще какие предметы просто служат обладателю дара средством концентрации. Только властители не нуждаются в костылях такого рода. Кондрату помогает амулет – кольцо с самым что ни на есть светлым камнем солнечником. У главы местного отделения Гильдии магов – затейливый резной жезл старой эльфийской работы. А у одного из магов и вовсе маленькая кукла, многие смеются, а зря, потому что маг очень сильный и очень добрый…

Наверное, если бы она задавала вопросы, Дан рассказал бы о Квадре и вообще обо всем, что ей бы захотелось узнать, но она не спрашивала. Так, мелочи. Любит ли он музыку, нравится ли смотреть на акробатов и жонглеров, бывал ли он в столице и видел ли императора, читал ли он «Сердце мира» Карина Боста (ох, спасибо Гаю – читал!), умеет и любит ли танцевать, стоит ли завтра бал устраивать (стоит! стоит!), вдруг он противник танцев… обычный разговор малознакомых людей. Дан понимал, что таким образом утверждается развлекательная программа на время его пребывания здесь, и ни от чего не отказывался. Можно и менестрелей послушать, и на акробатов посмотреть, и потанцевать – если, конечно, здесь танцуют то же, что и в столице. И Кайя прямо на берегу дала ему пару уроков популярных здесь танцев.

Он научился быстро, потому что когда-то в другой жизни Лика Одинцова, отставная балерина, таскала его в танцевальный клуб, так что двигаться и запоминать последовательность шагов он умел, хотя великим танцором не был. Он осторожно спросил, согласится ли она танцевать с ним на этом балу, и она улыбнулась: «Почту за честь».

Спал Дан странно. Вроде спал. Но все время видел Кайю и думал о ней. Наваждение? Нет. Вряд ли. Через несколько дней он уедет, скорее всего навсегда, и не окунется больше в эти печальные глаза. Почему так не везет, почему тянет влюбляться в замужних женщин… Утром он поставил себе задачу держать себя в руках несмотря ни на что, и сумел. Он разговаривал с Кайей и ее мужем, он танцевал с ней и другими дамами на балу и уделял другим дамам поменьше внимания только из вежливости, потому что гостил именно у Кондрата, он поддерживал общество, просившее Кайю спеть, и слушал ее удивительный голос и удивительную песню, едва не умирая от удушья.

И разговор о деле он завел только еще через день, и Кондрат выразил ему благодарность за выдержку и поклялся завтра предоставить письменные свидетельства, долженствующие заинтересовать властителя; он, конечно, может и на словах передать, но разве… и прочие ля-ля. Дан кивнул: письменные так письменные, фотографии прилагаются, подпись и печать, три ксерокопии, заверенные нотариусом. К тому же лишний день можно смотреть в глаза Кайи. Собственно, ничего страшного, если Кондрат, будучи, например, хорошим физиономистом, поймет это. Не у одного Дана Кайя вызывала такую реакцию, не хочешь, чтобы мужчины засматривались на твою жену, женись на страшиле. Ничего выходящего за рамки он не говорил и тем более не совершал. И дай бог чтобы это прошло, потому что невозможно существовать вне этих глаз.

Дан сознательно давил в себе чувства. Все. На всякий случай. Только они все равно победили.

Кайя показывала ему удивительно красивый гобелен эльфийской работы, в первый момент Дан даже подумал, что это картина, и только вблизи увидел переплетение нитей.

– Похоже, граф Кондрат ценитель эльфийского искусства, – сказал Дан, – как и властитель Нирут.

– Ценитель, – очень грустно согласилась Кайя, поднимая библейски трагические глаза. И Дан даже не сообразил, каким образом его руки оказались на ее талии, а ее руки – на его плечах. Не понимая, почему всего лишь поцелуй дарит такое ощущение счастья, он стремился это счастье продлить, чувствуя, что оно взаимно… и кратко.

– Ну знаете ли, Дан…

Кайя отстранилась и смертельно побледнела. Именно – смертельно. Дану показалось, что у нее остановится сердце… а у него так почти остановилось. Он твердо посмотрел на Кондрата и склонил голову:

– Приношу свои извинения, граф. Я не имел цели оскорбить вашу жену, но не сдержал чувств.

– Жену? – с какой-то брезгливостью переспросил Кондрат. – Эту эльфийскую подстилку вы называете моей женой?

У Дана сработали рефлексы, выработавшиеся уже в этом мире: рука рванулась к эфесу, и катана радостно засияла. Кайя ухватилась за его руку и посмотрела с такой мольбой, что он остановился. Или его остановили.

– Поди вон, Кайя.

Она повиновалась. Эльфийка. Из заложников.

– Удивительно, как вы вообще могли заподозрить меня в женитьбе на эльфийке, Дан, – дружелюбно сказал Кондрат, вытаскивая катану из ножен. Сердце рванулось следом, а вот руки остались в том же положении. Было ощущение, что Дана залили герметиком: немножко дышать он мог, но вот шевелиться – нет. – Она не жена мне, она – моя собственность. То, что вы совершили, не адюльтер, а вульгарная кража. Но я охотно прощаю вас, Кайя действительно потрясающе хороша, и если бы вы просто попросили меня, то я охотно велел бы ей спать в вашей постели. Только вот в чем беда, сударь: сейчас я боюсь предоставить вам свободу. У вас глаза убийцы, а мне, знаете ли, очень хочется прожить еще лет тридцать. Вы ведь Меч Квадры, если я не ошибаюсь. Уж простите, но вам придется подождать властителя или кого-то, кого он пришлет за вами. Я приложу все усилия к тому, чтобы это произошло как можно скорее, обращусь в Гильдию, чтобы связаться с властителем. Но вам придется ждать здесь.

Он положил катану на комод, толкнул Дана в грудь обеими руками, и Дан не упал, а проехал по ковру, как по полированному льду, до стены. А на стене под драпировками обнаружились вульгарные кандалы, и через минуту Дан был прикован – и освобожден от магии. Дышать стало легко.

– Я думаю, властитель не будет гневаться на меня, – поразмыслив, сообщил Кондрат. – Я слышал, он справедлив, а вы нарушили закон. Вы ведь понимаете…

– А вы не нарушили? Я тоже собственность… властителя.

– Я не причиню вам никакого вреда. Вы молоды, физически развиты, сильны, вы сможете простоять несколько дней… думаю, не больше трех. Руки, возможно, станут затекать, но вы наверняка знаете упражнения при неподвижности. Да и массаж не даст крови застояться.

– Вы выбрали не лучший способ увидеться с властителем.

– Не надо мне угрожать, Дан. Не я выбрал способ, а вы вынудили меня. Как я должен реагировать на мужчину, хватающегося за меч? За использование магии прошу прощения, но выхода у меня не было, иначе я ни за что не смог бы с вами справиться. Вам уже легче дышать? Может быть, открыть окно?

Дан не ответил. Кондрат долго смотрел ему в глаза, а Дан старательно держал никакое выражение лица. Ну нет тут никаких графьев. Вообще. А Дан просто притомился, вот и прислонился к стеночке. Привычка у него такая – отдыхать в чужих спальнях. Не рвался в гости, сами звали, так понравился, что вон цепями приковали…

Больше часа Дан думал о своем дурацком поведении и крыл себя последними словами. Потом слова кончились. Он начал представлять себе те слова и взгляды, которыми наградит его властитель за удачно выполненную миссию, но воображение тоже иссякло быстро. И мысли тоже. Одно осталось: трагический взгляд темно-зеленых глаз. Ведь говорил Аль: глаза чистого цвета бывают только у эльфов, да и в том самом поселении, неподалеку от которого они свершали свой геройский подвиг, насмотрелся и на голубизну разных оттенков, и на синеву, и на зелень. Даже темно-фиолетовые глаза были. Как в мультиках рисуют, без полутонов. Кайя…

Она пришла так незаметно, что Дан ее не услышал, увидел только, когда она приблизилась и прошептала:

– Простите.

– Кайя… – начал Дан пропавшим голосом. – Кайя, простите меня.

– Вы сожалеете, я знаю…

– Я не сожалею, Кайя. Я буду помнить этот поцелуй всю жизнь.

– О, Дан, – вздохнула она. – Не стоит. Постарайтесь забыть. Я принадлежу Кондрату, я его собственность. Он обращается со мной хорошо, правда. Вы даже приняли меня за его жену. Мне повезло с ним… Мне так жаль, Дан!

Горло сдавило крепче, чем магией. Дан молча смотрел на женщину своей мечты… нет, даже не мечтал никогда. Любовь? А черт ее знает. Но что с сердцем делалось, как прерывалось дыхание, как больно было… так больно, как никогда в жизни.

– Кондрат велел мне заботиться о вас, Дан. Вам что-нибудь нужно?

Дан покачал головой. Бог знает сколько времени они простояли, молча глядя друг на друга. Наверное, именно это называется «не судьба». В этом мире – не судьба. И как было бы здорово, если бы властитель поскорее оторвал ему голову…

Дан думал, что хуже не бывает, и очень сильно ошибся. Эта комната была спальней Кондрата, и мразь эта благородная заявилась ночевать в собственной постели. Не в одиночку.

Он не обижал Кайю, не был с ней груб, но и нежен особенно не был. Велел раздеваться, уложил и приступил к делу. Как с резиновой куклой. Пара дежурных ласк и сам процесс. Он явно заботился только о себе.

Дан хотел смотреть в другую сторону или зажмуриться, но не получалось, наоборот, даже почти не моргал, глаза резало. Он словно окаменел, и магия тут была ни при чем. Такого шока он не испытывал никогда. Легче было оказаться в этом, тогда еще чужом мире. Куда легче было перенести первое свое унижение – о боже, поротую задницу он считал унижением! а каково сейчас Кайе? и уж сущей мелочью было соседство в темнице с крайне несвежим покойником…

Кайя старалась не встречаться с ним взглядом. Когда Кондрат наконец отвалился, небрежно чмокнул ее в плечо и тихонько засопел, она робко глянула в сторону Дана – и все, ни он, ни она не смогли отвести глаз. Обе луны настойчиво светили в окна, так что Дан прекрасно видел страдальческое выражение ее лица.

Утром Дан окаменел уже физически. Руки онемели так, что упражнения для неподвижности не помогали, он не мог напрячь мышцы, ноги гудели. Кондрат велел Кайе накормить Дана и сделать ему массаж. От еды он отказался, а прикосновения маленьких, но удивительно сильных рук едва не довели его до безумия. Не хотелось думать, зачем нужны в спальне наручники.

Она ушла, только когда у Дана невыносимо заболели руки. Ушла только для того, чтобы притащить ему высоченный табурет, неудобный, крохотный, невеликая Данова задница была вдвое шире сиденья, но хоть ноги могли отдохнуть. Движение так не утомляет, как неподвижность. И черт подери, как же ему нужно было в сортир! И именно Кайя, и именно по приказу Кондрата подставила ему горшок и расстегнула штаны. Никого Дан так не ненавидел, ни Фрику, ни ее придворных, ни тем более бородатого кастрата… Убью. Обязательно. Не сейчас – властитель не позволит, но непременно убью. Просто задушу голыми руками, даром что маг. Не постесняюсь из-за угла. А сначала яйца оторву и в рот запихаю. Порка казалась унижением? Как же прав был Гай…

 

* * *

Это продолжалось еще трое суток. Дан вымотался и физически, и морально, контролировать выражение лица перестал уже на второй день, и Кондрат невольно шарахался от его взгляда. Глаза убийцы? ну пожалуйста. Любуйся.

Кайя ухаживала за ним, и эти три дня и три ночи унижения все равно были возможностью видеть ее… а ей – видеть его. И слов не надо, Дан знал, что она чувствует то же. Смотрела так, словно хотела насмотреться на всю оставшуюся жизнь. Прикасалась так, как не прикасалась к Кондрату. Рассказывала, что живет здесь уже несколько лет, и ей действительно повезло, ее сразу привезли сюда, а ведь некоторые так и кочуют по разным хозяевам. Поначалу, после резни, эльфы действительно были заложниками, обращались с ними соответственно, а потом об этом забыли и стали распоряжаться заложниками, как своей собственностью… и со временем стали собственностью. Может быть, это не соответствует законам Траитии, да кто ж объяснять станет эльфам законы… А даже если и не соответствует, кому жаловаться? Эльфы бесправны. И так удивительно, что Дан не презирает и не ненавидит эльфов…

Властитель вошел впереди Кондрата, молча смотрел на Дана целую минуту – Дан и не подумал отвести взгляда. Потом всего-то прикоснулся к кандалам (они даже не упали – они рассыпались в ржавую пыль) и подхватил Дана, потому что его качнуло. Он ни слова не сказал, в сторону хозяина и не глянул, словно и не было его, хотя тот пытался что-то говорить, не забыл прихватить катану с комода, крепко поддерживая Дана, вывел его на улицу, посадил на лошадь перед собой и, ни разу не оглянувшись, пустил ее ровной рысью. И так и молчал всю дорогу до первого постоялого двора в паре миль от поместья. Уже в комнате подал голос: велел тащить лохань и побольше горячей воды, раздел Дана, осмотрел помял мышцы (Дан невольно охнул). Нирут покачал головой.

– Упражнения делал?

– Делал.

– Сколько пробыл в таком положении?

– Трое с половиной суток. Он не успел передать мне информа…

Дан потрясенно замолчал, когда Нирут объяснил, что надо сделать с этой информацией и благородным графом, а также с его родителями, тетками, племянниками и несовершеннолетней дочерью. Ушло на это не менее пяти минут. После властитель лично запихал Дана в лохань с водой не просто горячей, а обжигающей, продержал там долгие пять минут, а потом уже подлил холодной, дал полежать, вынул, кинул мокрого на кровать и сделал такой жестокий массаж, что Дан едва не проглотил подушку.

– Ты говорить способен? И рассуждать?

Зря он спросил. То ли ситуация в спальне к расслаблению не располагала, то ли присутствие Кайи поддерживало, то ли еще что помогало держаться, но сейчас, в постели, в тихом постоялом дворе, стало так тошно, что Дан едва не взвыл громче оборотня, потерял разум – какое там рассуждать! – и рванулся в никуда, да мощные объятия властителя привели его… нет, не в чувство. Словно краны открыли, и, наверное, полчаса Дан изливал все, что набралось на душе. Не факты докладывал, как обычно, а перескакивал с одного на другое, невнятно мычал, стонал и чуть не плакал.

И ведь полегчало. Не напирало уже изнутри – выплеснул. Стыдно потом станет, а пока силы истаяли, ни на голос их уже не было, ни на движение, ни даже на слезы… Слезы? Черт его знает…

Властитель долго молчал, и Дан молчал, не шевелился, возможно, даже не дышал. Он – здесь. А Кайя – там.

– Он в своих правах, Дан, – очень тихо сказал властитель. – Формально придраться не к чему. Девушка не его собственность, конечно. Она не рабыня, но фактически дело обстоит именно так. Раз ее доставили к нему, у него она и будет жить. Передать кому-то другому? Лучше не будет. Вряд ли ты увидишь ее когда-либо еще, друг мой.

Словно небо рухнуло, хотя Дан и так понимал: больше никогда. Бессмысленно он пробормотал жалкое «я его убью». Властитель покачал головой.

– Слишком просто. Легко отделается. Нет, Дан, уж позволь мне этим заняться. Я его просто уничтожу… Он будет жив и здоров, да только… только уже пошел слух, что властитель не остался в доме Кондрата даже на обед. Он так старательно собирал связи, лез наверх… а сверху падать больнее.

– А Кайе-то что с этого…

– Кайе – ничего. Это судьба многих эльфов. Девушек и юношей.

– Мне нет дела до многих… Простите. Нирут, я не в себе.

– Брось. Нормально. А этого подонка я сотру в порошок. Медленно. И, прости, не из-за тебя. Он оскорбил меня, унизив Меч моей Квадры. И будь уверен, никто его не поддержит. И даже не утешит. Руки сильно болят? Потерпишь? Я мог бы избавить тебя от боли…

– Разве это боль? – прошептал Дан.

– От настоящей боли я избавить не могу, – опустил голову Нирут. – Тебе придется с этим жить, друг мой.

Даже отвернуться не было сил, поэтому Дан просто закрыл глаза – и почти сразу провалился то ли в сон, то ли в беспамятство, то ли просто в липкий и болезненный кошмар памяти.

 

* * *

На постоялом дворе они пробыли два дня. Властитель не щадил не только тело Дана – болезненный массаж только на пользу шел, но и душу, заставляя снова и снова рассказывать обо всем. И что удивительно, Дан не упирался. Совсем растекся, не было сил и на сопротивление, и даже на молчание. Даже не удивляясь самому себе, он спрашивал: ну как? ну почему так – с нескольких часов? и словно вся жизнь?

И с нескольких часов, терпеливо отвечал Нирут, и с одного взгляда, любовь не ограничивается временем, может, пройдет, может, нет, может, этот взгляд затмится другим, как зеленое затмило сиреневое, может, так и останется эта боль, это жизнь, а она жутко несправедлива.

Приезжал Кондрат, но властитель не то что его не принял, а так приподнял бровь: а это еще кто? не знаю, знать не хочу, можете пинками прогнать – и повернулся к Дану, занят он был, вином с приправами свою собственность поил. Приезжал еще какой-то местный барин, был принят, но при первом же слабом намеке на Кондрата властитель так посуровел и заледенел, что благородный стушевался и навек забыл об опальном графе. Ну и главное, пошли слухи. Замковая челядь видела, как вел себя властитель, как он был недоволен и даже гневен, как уходил со своим парнем и даже взгляда на хозяина не бросил. Не хотел Дан об этом знать. Как же это скажется на Кайе… Дан взмолился даже: сделайте что-нибудь, но друг немедленно превратился во властителя, и мольбы застряли в горле. Бесполезно. Самому… что сделать самому? Войти в замок и забрать Кайю? Отдаст как миленький. А дальше что?

Он не может уйти от властителя. Не отпустит – об этом Нирут сказал вполне недвусмысленно, дескать, даже не пытайся, ты мне нужен, из-под земли достану и вообще куда ты денешься, я тебя найду примерно за тридцать минут. Ему некуда забрать Кайю. И не пойдешь в замок: властитель не выпускает из вида.

На третий день они уехали к ближайшему порталу. И там уже даже не спрашивали о том, почему ж властитель предпочел примитивный постоялый двор роскошному приему в замке графа Кондрата. И вечером – дома. То есть в замке над озером.

И что? Снова погружаться в пережитое? Да чего там, не выгружался. Вот даже репетировал – сколько раз плакался во властительскую жилетку? Боль все так же рвала, даже смотреть было больно, и Дан ловил себя на том, что опускает веки или щурится. Нирут для начала спустил на него Шарика, и дракон не начал неистово скакать вокруг в восторге, а запел что-то тоненькое и начал тереться мордой и заглядывать в глаза. Обняв гибкую шею, Дан и ему исповедался, и было это легче, потому что Шарик комментировать не умел, умел сочувствовать и жалеть. Дан просидел с ним целый час, и казалось, что дракон, как собака, забирает себе отрицательные эмоции. Все равно надо идти наверх. Квадра знает, что он вернулся. Дан поцеловал Шарика в нос, был облизан и отпущен.

Ноги несли его как-то очень уж медленно, и это вытянуло из полустертой памяти детства смутный образ соседа, одинокого старика, получившего квартиру на пятом этаже, так у него путешествие по лестнице занимало почти час, он подолгу отдыхал на каждой лестничной клетке и ступеньки преодолевал, как Джомолунгму. А потом он пропал, и Дан так и не вспомнил, то ли умер старик, то ли просто квартиру поменял.

Квадра выглядела скверно. Черт возьми, из-за меня. Или сказал им что-то властитель, или просто почувствовали. Дан снял пояс с мечом – катана казалась такой тяжелой, положил ее на комод и постоял еще несколько минут, не убирая рук с ножен.

– Не говори, если не хочешь, – очень тихо произнес Аль, – мы все равно с тобой.

– Я знаю, – отозвался Дан, не поворачиваясь. – Я скажу.

Им он рассказывал уже не так, как Нируту. Боль не ослабла, но стала чуть привычной, что-то в голове уже улеглось, и он не бился в истерике и не ударялся в лирические отступления. С Квадрой получалось говорить просто. Не нужны были тонкости, потому что эти тонкости они чувствовали вместе с ним. Как он чувствовал застарелую боль Алира, так и у Алира болела свежая рана Дана.

Они очень долго молчали.

– Властитель его, конечно, размажет, – убито сказала Лара, – а проку-то.

– Не скажи, – рассудительно возразил Гай, – уж если властитель берется за кого-то, завидовать не хочется.

– Для девушки-то ничего не изменится, – мрачно бросил Аль. – Разве что хуже станет. Не надо меня щипать, Лара, он сам только об этом и думает. Дан, ты уверен, что любишь?

– Нет, не уверен. Мне так кажется. Все время глаза вижу перед собой. Днем, ночью…

– Неужели властитель… так равнодушен уже, что не поможет! – не спросил, а констатировал Аль. – Я иногда думаю, что мы ему действительно не нужны… То есть нужны, конечно, как инструмент, как руки, глаза и…

– Нет, – оборвала его Лара. – Он привязан к нам. Особенно к Дану.

– Откуда тебе знать, что чувствует властитель? – удивился Гай. – Ну, может, привязан. У нас дома кот жил, раскормленный такой, наглый, так я к нему тоже был привязан.

Лара решительно покрутила головой.

– Вы, мальчики, не забыли, что я не человек? Я демон. Я вижу отношения.

– Видишь? – не понял Дан. Как хорошо было не понимать хоть что-то. А то ведь сплошное понимание в висках стучит: больше никогда… – Как?

– Только не смейтесь, а? В виде таких нитей… Разноцветных. И каждое чувство имеет определенный цвет. Нас соединяют золотые нити. Я таких никогда раньше не встречала, правда. А властителя с нами – серебряные, это… ну как сказать… Да, мы ему нужны, как инструмент, но тогда нити были бы серые, такие… свинцовые. Светящийся оттенок всегда означает привязанность…

– Лара, – начал было Аль, но Дан почти равнодушно произнес:

– Эмпат. Мысли читать не умеет, умеет читать эмоции. Я об этом в книжках читал. Дома.

– Вот, – обрадовалась Лара, – и у вас такие есть! Аль, не изображай злость, когда ее не испытываешь. Я почему меньше всех переживала по поводу Тики и так грубо с Даном обращалась? Потому что видела: влюбленность. Розовая нить. Тонкая, такие рвутся… А сейчас, – она помрачнела, – алая. И светится. Уходит куда-то… Вот от Гая уходит синяя – это родители, от Дана тоже – наверное, к маме в другой мир, и от Аля тоже – это сестра, наверное... Когда я первый раз вас увидела, так удивилась Алю: вообще ничего, тонкая синяя нить и золотые между вами. Таких я остерегаюсь: без чувств – это только высшие маги.

Нити – связи. Забавно. Скорее всего, сама придумала нити, сама их раскрасила. Лара простая душа, ищет ясных объяснений, вот и объяснила себе: если человек привязан к родственникам, то синяя, если влюблен – розовая…

– А просто чувства ты видишь? – тускло спросил он. – Не связи?

– Вижу, – призналась Лара. – Вижу, как тебе больно. А как помочь, не знаю. А помочь надо, потому что от такой боли люди умирают. Вы слабые…

– Я не умру, – неуверенно возразил Дан. – Да, лишний повод нам быть откровенными друг с другом.

– А мы и откровенные, – пожала плечами Лара. – Стала бы я признаваться, если бы вы скрытничали.

– Я-то скрытничал, – буркнул Аль.

– Ну, что ты там скрытничал! Ты просто жадный, не хотел делиться своими страданиями, даже иногда упивался ими… а потом поумнел, и тебе стало легче. Это когда ты с Даном проговорил всю ночь? Ну вот… В общем, мальчики, властитель к нам привязан… ну, просто по-человечески. Честно. И если б такое случилось со мной или Гаем, он бы не был в таком гневе. Я его сегодня испугалась. Вот так. Он возлагает на Дана какие-то надежды…

– Я это и без эмпатии знаю, – усмехнулся Гай и протянул Дану кружку с кофе. – Мы – только защита для Дана. А ты не спорь. Люди слабы… сравнительно с нами. А мы сильны сравнительно с вами. К тому же мы очень отчетливо это поняли, когда тебя захватил тот маг.

– Отчетливо, – проворчал Аль, – до сих пор челюсть ноет. Почему, говорит, ты здесь и даже не ранен, а его нет? Вообще думал, что умру. Дан, мне кажется, властитель придумает что-нибудь.

– Вряд ли, – покачал головой Гай, и черные легкие волосы еще долго шевелились от этого движения. – Скорее, сочтет, что это только закалит душу Дана. Не сделает его черствым, но закалит. И он не так уж и неправ. Дан, мне кажется, что я чувствую то же, что и ты. Я понимаю тебя, пусть я и не любил еще. И мне страшно от того, что я умею чувствовать тебя. Мне кажется, что этим я лишаю тебя уединения.

Нет. Не лишаешь, подумал Дан. Ты вообще лучшее, что могло со мной случиться. Друг и защитник, нуждающийся в друге и защитнике. Это абсолютно взаимно, Гай, и разве твоя вина в том, что тебе пока везло и сердце у тебя цело?

Еле уловимая улыбка тронула терракотовые глаза. Понял. Нет, почувствовал.

– А я бы, – мечтательно сообщила Лара, – с этим благородным повстречалась… ну так как бы случайно.

– И все немедленно приписали бы это мести властителя, – кивнул Гай. – Да эту скотину благородную скорее оберегать надо. Придумал же… тварь. Для чего спектакль устроил? Кого дразнил – Дана? Нет, Дана он убивал, унижая. А дразнил властителя. Силу такую набрал?

– Погоди, что ты хочешь сказать…

– А ты подумай, Аль, и сам поймешь. – «И потом мне расскажешь», – хихикнула Лара. – Ну хорошо, счел он этот поцелуй оскорблением. Покушением на собственность, хотя, насколько мне известно, эльфы так до сих пор заложниками и называются и являются пленниками императора, но не собственностью всяких графов. Формально, по крайней мере. Ну ладно, традиции – великая вещь, и если люди привыкли… Аль, перестань метать в меня гневные взгляды, это не я придумал, такова жизнь. Если люди привыкли, им уже кажется, что так было всегда, так есть и так должно быть. Допустим, он прав. Понятно, что он испугался Дана – в это я верю охотно. Можно бы, конечно, просто запереть его в комнате. Ну можно лишить возможности двигаться, приковать к стене… а на кой черт там цепи вообще? Даже приставить человека для ухода. Но почему именно эту девушку? Зачем спать с ней на глазах Дана? Чтобы доказать ему, что девушка принадлежит ему во всех смыслах? Зачем? Кто такой Дан, чтобы ему что-то доказывать? Как бы там ни было, мы – тени властителя. Есть он – существенны мы. Нет его – мы никто, пришелец, лекарь-вампир, беглый эльф и демон. Мы не нечто самостоятельное, мы Квадра Нирута Дана. Задевая нас, о нас никто не думает, все думают о властителе. И кто – какой-то провинциальный граф, рвущийся поближе к власти?

– Не считаешь же ты, что это все подстроено было? Слишком уж сложно. Дан мог не влюбиться, мог не поцеловать, мог не попасться на глаза… Да и за один поцелуй устраивать такое… Как ты думаешь, Дан, она могла быть заодно с ним?

– Нет, – с трудом проговорил Дан. Даже кофе не протолкнул комок, сжимающий горло. – У нее такие… такие глаза трагические. Сначала мне показалось, что просто грустные, что она всего лишь несчастна… А это… – Скорбь всего мира. Боль всех эльфов. Унижение всего гордого народа. Страдание всей расы. – Нет, Кайя не могла.

Гай подлил ему еще кофе. Водки бы штоф и вырубиться хоть ненадолго.

Что с Алем? Его лицо было настолько бледным, что казалось маской.

– Как ты ее назвал?

– Кайя, – повторил Дан, начиная понимать.

– Блестящи пепельные волосы и очень темные зеленые глаза?

– Сестра, – резюмировала Лара. – Интересно, а об этом властитель знает?

– Властитель-то знает, – задумчиво протянул Гай, – мне вот интереснее, знал ли граф.

Дан угнездился поглубже в кресле и прикрыл глаза. Жить не хотелось. Намерения немедленно повеситься тоже не было. Тоска такая… А он, дурак, думал, что по Тике тосковал.

– Пошли, мальчики, – прошептала Лара, и едва слышный голос Гая ответил сухо:

– Я его одного не оставлю.

– Я не наложу на себя руки, Гай.

– Ты хочешь, чтобы я ушел?

Дан покатал голову по спинке кресла. Одиночества тоже не хотелось. Интересно, куда девался истеричный тридцатилетний мальчик, которого злые дяди выдрали ремнем по голой попе?

– Аль! – вскрикнула Лара и побежала к двери. Аль пошел выяснять отношения с властителем. Получит по шее или по мозгам. Может, получит дозу тепла и сочувствия. И никакая Лара его не удержит. Пусть. Аль импульсивен, его чувствам непременно нужен выход, иначе черт знает что случится. Напьется опять и будет умирать с похмелья.

Холодная рука Гая коснулась его лица.

– Ты сильный, Дан.

– Не хочу.

– Не хочешь, – вздохнул он, присаживаясь на подлокотник. – Но будешь. Ты ведь понимаешь, что властитель… не позволит нам иметь слабости. Как бы хорошо он к нам ни относился, как бы ни был привязан…

– Ты веришь в его привязанность?

– Верю, – после паузы ответил Гай. – Он хочет быть человеком, оставаясь властителем. Ему дороги даже мы, не говоря уж о тебе. Далеко не все, что он говорит, игра. Дан… мне жаль.

– Я справлюсь.

– Я знаю.

 

* * *

Конечно, он справился. Не без труда, но справился. Беспощадно загонял чувства поглубже, учился не замечать трагического взгляда: он никак не хотел исчезать, и Дан перестал с этим бороться. Убеждал себя в том, что на одну персону две любви с первого взгляда – перебор. Что любовь была да сплыла, и воспоминание о Тике Тури не вызывало больше никаких особенных эмоций, кроме легкой грусти, ну значит, и тут так будет. И властитель поможет. Зачем Квадре слабости? Зачем Квадре кто-то, кроме Квадры? Так что…

Так что жить по-прежнему не хотелось. Он не интересовался тем, как властитель размазывает Кондрата, чтобы не подумать лишний раз о том, что при этом размазываемый делает с безропотной жертвой. Да и никто из них не интересовался. Даже Аль. Он тогда прорвался-таки к властителю, Лара ждала его под дверью, но не дождалась, а на следующий день Алир был страшно подавлен и даже не огрызался. Но и он с собой справился.

И все бы ничего, если бы после одной особо утомительной тренировки Квадра не валялась в тенечке, не имея сил даже куртки накинуть, а день был прохладный. Люм посмотрел на них (в тренировку его снисходительно не взяли: где уж тебе) и притащил куртки, сваленные кучей в другом конце двора. Они кое-как оделись, и даже Гай дышал тяжело, даже Лара шевелилась как осенняя муха.

– Вы такие злые стали, – заметил Люм. – Ломитесь, как… как нечисть та. Не разбирая ни дороги, ни противника. Как не живые.

Дан сел, и Люм не то чтоб нервно шарахнулся, но подобрался. И что? Мы на радость властителю становимся этакой универсальной боевой машиной с распределенными функциями? Если уж даже Люм, сам машина для убийства, это заметил! Мы ожесточились? Мы с Алиром забиваем боль яростью, а Гай и Лара берут от нас те же чувства?

Аль смотрел растерянно, явно думая то же самое. Лара по обыкновению ни о чем не думала, ждала, пока мужчины примут решение, а Гай медленно произнес:

– А он прав. Мы становимся едины… но что из этого единства выходит?

– Пора завязывать, – пробормотал Дан, вставая. – Все. Забыли. Я к властителю.

– Боюсь, что он к нам, – хмыкнул Аль. – И судя по его озабоченному лицу, нам предстоит веселая поездка. Надеюсь, без Люма.

Ну вот, оказывается, не только больного и слабого Люма можно достать, но и здорового и сильного. Какой оскал – бультерьер позавидует. Гай зевнул, ненароком продемонстрировав клыки, но Люм, наверное, тоже вошел в нечто вроде боевого режима и видел перед собой только ясные зеленые глаза.

– Гордишься тем, что ты единственный в мире эльф, который может безнаказанно быть грубым с человеком? – прошипел он. – А не забыл, что даже это возможно только по милости человека? Что вы вообще своим жалким существованием обязаны человеку?

Дан с удовольствием дал ему в зубы, даже костяшки пальцев ободрал, успел прижать его горло сапогом и объяснил:

– Люди довели эльфов до жалкого существования, это факт. Но ты существуешь и вовсе по моей милости. Когда-то очень давно властитель разрешил мне делать с придворными Фрики все, что я захочу, так что заткнись и помни, что своего разрешения он не отменял.

И хозяин явно все это слышал, только никак не отреагировал, словно не стояла нога Дана на горле барона Люма. Он обращался только к Квадре.

– Собирайтесь, важное и срочное задание. Дальняя дорога, полное вооружение. Живо. – И прошествовал мимо, так и не удостоив взгляда распластанного Люма, Умница он, знает, чуть надави Дан – и долго-долго в себя приходить надо будет.

Квадра лениво поднялась.

– Да плюнь ты на него, Дан, – посоветовал Аль, – обращать внимания на всякую шваль еще…

Дан убрал ногу, подумал, не последовать ли совету, но плевать не стал. Все-таки Люм был мужественным человеком. Пусть лучше с лютой ненавистью смотрит, никуда ты не денешься, сам выбрал, и ведь знал, с кем встретишься…

Они собрались за полчаса, выслушали задачу и тронулись в путь. Нравилось Дану ехать по влажной дороге, выплывающей из озера. Ну что за чудеса техники, хоть бы скрипнуло, хоть бы вообще каким-то звуком сопровождалось… Нет ведь, только копыта цокают, разбрызгивая воду. Магия, точно, иначе бы где-то ворот заскрипел, мотор заурчал, застряло бы что-нибудь, винтик выпал…

Аль и Лара ехали впереди, оживленно обсуждая прочитанный роман. Дан его тоже читал, ну чисто «Наследник из Калькутты», наворочено бог знает сколько всего, увлекательно до утомительности, прочитать можно, но вот обсуждать точно нечего. Как пацаны, выйдя из кино, с восторгом обсуждают боевик: а он ему каак даст, а тот ему каак врежет, а этот ногой – рраз! Под шляпой Гая плавала снисходительная полуулыбка.

– А ведь ты отдаешь Люму должное, – вдруг сказал Гай. – Он там из всех выделялся.

– Отдаю. Только нефиг моих друзей оскорблять.

– Даже если твои друзья первыми начинают?

– Даже, – отрезал Дан. – С друзьями я потом могу поговорить, но хочу, чтоб все знали… Помнишь я тебе о книге рассказывал: Один за всех…

– И все за одного, – закончил Гай. – Не будь таким, Дан. Не становись похожим на нас, пожалуйста. Лучше бы я Люму объяснил, что он неправильно себя ведет.

– Всегда вы…

– Погоди, – сбил его с мысли Гай. – Люм прав. Мы становимся боевой машиной. Может, властитель об этом и мечтал, но разве мечтал ты?

Дан заткнулся и начал думать. Гай не мешал. Шарик ускакал в лесок, проголодался, наверное. Не думалось. Ну, конечно, Люм прав. И виноват в этом превращении как раз Дан, его настроение передалось Квадре. Аль был хоть вспыльчив, да отходчив, и взорвавшись, он остыл, или властитель нашел способ его остудить, или воспользовался старым и проверенным, но властитель, бесспорно, умел уболтать эльфа. А Дана – не умел. Дан давил эмоции, а они сопротивлялись, трансформируясь в злость. И злость передавалась всей Квадре, даже милейшей Ларе. Даже образцово уравновешенному Гаю.

– Прости.

– Что? – удивился вампир. – Глупостей не говори. И расслабься. Дай себе волю, сейчас уже можно. Тем более здесь, когда никто, кроме нас, ничего не увидит. Если хочешь говорить – поговори, хотя бы со мной. Хочешь плакать – мы не удивимся и поймем. Хватит злости. Это не твое чувство.

– Не хочу я плакать. Даже не потому, что в моем мире считается, что мужчина не должен плакать… Здесь ведь, кажется, тоже. Уже не хочу. Гай, ну не могу же я ее любить? Я знал ее всего пару дней. Я поцеловал ее всего один раз. Может, это просто ущемленное самолюбие? Может, все дело в том, что меня приковали к стене и вынудили смотреть на то, как другой ложится с ней в постель?

– Нельзя же до такой степени себя не знать, – покачал головой Гай. – Или в себе сомневаться. Почему не можешь любить? Разве это временем ограничивается? Бывает и с первого взгляда, и со сто двадцать первого. Тебя гложет другое: ощущение собственного бессилия. Ты уже не тот беспомощный парень, растерявшийся в чужом мире, ты воин, ты знаешь себе цену, но сделать ничего не можешь.

– Почему не могу? А если я сейчас сверну…

– Не свернешь, – перебил Гай. – Туда дороги не один месяц, за это время властитель нас сто раз найдет, и, как ты сам же выражаешься, мало нам не покажется.

– Нам?

– Ты же не думал, что мы тебя одного отпустим. Дан, это бессмысленно. Мы даже не знаем, жива ли она… хотя по закону заложников должны оберегать, следить за их здоровьем.

– Почему Аль смирился?

– Потому что сестра – это не любимая. Это память детства. Единственное приятное воспоминание, но всего лишь воспоминание. К тому же он эльф, он воспитан в том, что люди – враги, но сделать с этим ничего нельзя, потому что от необдуманных действий пострадают как раз заложники, и это может быть именно Кайя.

– Значит, я больше о себе страдаю? О своем унижении?

– Скорее всего. Но мне кажется, что ты ее любишь.

Дан долго молчал. Примчался Шарик с симпатичным кабанчиком в зубах. Ну что оставалось делать? Они устроили привал, наелись жареной свинины и накормили дракона – зря охотился, что ли, потом снова двинулись в путь. Им предстояло миновать два портала, в Гильдии были предупреждены, но спешить следовало умеренно, потому что там как раз проводились профилактические работы и портал пока был закрыт.

Шарик пристроился рядом. Дан свесился с седла, чтобы похлопать его по загривку. Дракон взвизгнул так ликующе, что лошадь с перепугу едва не сбросила Дана. То-то веселья было.

Ночевали они в лесу, решив не торопиться и по темноте не ехать. Шарик с успехом заменял охранную систему. Дикие звери и близко к дракону не подойдут, а дикие люди… ну, долго ли вскочить и за меч взяться. Дану не спалось. Посапывала Лара, бормотал что-то во сне Аль, Гай задумчиво смотрел на огонь. Везет же, спит вдвое меньше и практически не устает. Дан пытался быть умным, то есть брал у Гая книжки посерьезнее последнего романа, даже читал их. Недели по три каждую, потому что после полуночи начинал клевать носом и плохо различать буквы, а вставать привык не позднее семи, чтоб не позориться перед Квадрой. А Гай благополучно читал часов до трех, а потом столь же благополучно высыпался до семи.

– Иди сюда, – позвал он, – все равно не заснешь. Посидим. Знаешь, я, кажется, досрочно стал взрослым. То есть развитие практически завершено. Если что-то и будет еще, то уже дополнительное. Ты помнишь, как я тебе показывал трансформацию?

– Выпендривался.

– Конечно. Очень хотелось произвести на тебя впечатление. Меня никогда не спасал человек, никогда человек не пожалел бы вампира… И вообще ты мне понравился.

– Произвел, – признался Дан. – Я был потрясен и все такое.

– Испугался?

– Нет. Хотя ты так не похож на Гая, когда с крыльями…

– Сейчас похож, – удивился Гай, – разве ты не заметил? То есть гораздо больше похож, чем тогда. А мама вообще меняется мало. Только уши… ну, и челюсти. Я почему говорю об этом: помнишь, я как-то упоминал, что не обладаю никакими особенными отличиями или талантами? Высший вампир, один из многих… нет, немногих, но не уникальный.

– Уникальный?

– Что-то вроде. То есть просто сильнее и быстрее других вампиров. Это твоя кровь. Не смейся. Мама тоже так считает. Это кровь одного человека, которую я получал регулярно в течение нескольких лет. И мне хватает того, что даешь ты. Понимаешь? Вообще нет не то что потребности, но и желания присосаться… к тому же Люму. Получается, я на тебе паразитирую.

Он улыбался. Дан улыбнулся в ответ – паразитируй на здоровье. Может, это и есть высшая форма развития вампира. А может, все еще проще: если человек дает постоянно немного крови одному вампиру, тот просто перестает в ней особенно нуждаться. Чем черт не шутит, может, еще через десять лет у Гая не будет потребности в крови, а так, привычка. Вкусно же. И пьянит больше любого вина. И кстати, неделя кончается… Он поддернул рукав и протянул Гаю руку:

– Угощайся.

Стандартная шутка. Гай благодарно улыбнулся, угостился и тут же скомандовал:

– Немедленно поешь меду.

Мед тащил за собой сластена Аль, впрочем, так охотно делившийся с друзьями, что ему самому доставалось не так уж много. Дан послушно проглотил несколько ложек меда, запил остывшим чаем. Хорошо. Ночь, костер и друзья. А впереди – дело.

Вот семьи не будет никогда. То есть в самом простом понимании, чтоб жена, дети и собака. Как мечталось когда-то: любимая жена, пара ребятишек (на большее он не размахивался) и непременно большая собака. Очень большая. Овчарка или ротвейлер. Уж точно не вампир, эльф, демон и дракон.

– Почему я приношу несчастья женщинам? – спросил он у огня, и тот ответил голосом Гая:

– Судьба.

Хоть спорить не стал и убеждать в том, что Дане несчастье принес не он, что Тика сама виновата, что в случае с Кайей сделать ничего нельзя… Прежний Дан был бы уверен, что можно. Взбунтоваться против властителя: хотите, чтоб служил верой и правдой, доставьте мне Кайю, а о своей репутации потом заботиться начнете, не жена Цезаря, чтоб выше подозрений быть, или самому броситься на другой конец планеты, верхом да пешком, да на паруснике через океан, с полгода на путешествие уйдет, деньги, слава богу, так в вампирских банках и лежат, пароль доступа к счету… а какой пароль-то? Смех и грех – забыл. Неважно, на левую руку посмотрят, фамилию спросят и так отдадут.

Прежний. А нынешний не то что осторожный стал, не то что разумный, не то что равнодушный… Но не бросил все, потому что бросить Квадру немыслимо, а тащить за собой – тем более немыслимо. А вот на репутацию властителя по-прежнему наплевать. Нормальное российское воспитание: не бывает у политиков незапятнанной репутации, плюнь в глаза – божья роса, все одно сволочи, даже если поначалу мечтают что-то сделать для народа, а не для себя, любимого…

И роскошный дом у озера так и будет тюрьмой для эльфийки Кайи Риенис. Неужели никто из них не ропщет, не пытается бунтовать? Или действительно за попытку бунта караются остальные? Странно, раз заложники, должно быть наоборот: карают их при попытках бунта в эльфийских поселениях. Нелогично. Потому что не заложники они давно, а пленники, игрушки для людей, сексуальные рабыни.

Как оказалось, и рабы. Представился случай встретиться. После второго портала их встретил тамошний агент властителя, судя по домику, к которому их привезли в роскошной карете, очень не бедный человек. Дан старался не хихикать, когда на него смотрел, потому что агент был вылитый Спартак Мишулин в роли Карлсона, даже говорил с такими же интонациями, даже штаны на нем были клетчатые умопомрачительной расцветки: красно-фиолетово-оранжевые. Наверное, когда его предок получил титул и прилагающиеся к нему цвета, над ним основательно пошутили в геральдической палате. Что хуже: клетчатые штаны при всем остальном фиолетовом или штаны красные, камзол оранжевый, а рубашка фиолетовая? Не позавидуешь благородным. Вот один был красный, желтый и зеленый, и не только Квадра, но даже властитель с легкой руки Дана звали его Светофором.

Их накормили превосходным ужином без особенных затей, дали пообщаться с семьей (женой устрашающих размеров и парой дочек, тоже в модели не годящихся), потом доложили обстановку и позвали свидетеля. На сей раз Дан догадался: большие ясные серые глаза, тонкое лицо жемчужные волосы, скорее всего, принадлежат эльфу. «Ваш заложник?» – небрежно спросил он и получил небрежный ответ: «Ну да, разве иначе я пустил бы эльфа в дом?»

Аль скривил губы в непередаваемо оскорбительной усмешке, но клетчатоштанный и не заметил. Не то чтоб не захотел заметить, а просто не увидел, потому что смотрел либо на Дана (реже), либо на Лару (чаще), наивно полагая ее человеком.

Благородный удалился, предоставив свидетеля допросчикам. Эльф привычно стоял почти неподвижно, не поднимая глаз, ничего не говоря.

– Да сядь ты, не маячь, – поморщился Дан, – мы нормальные, как видишь, даже я.

Аль сказал что-то по-эльфийски, и парень сел. Молодой. Моложе вовсе не старого и даже не так чтоб взрослого Алира. Взгляд… ясно, людей мы ненавидим устало, привычно подчиняемся и даже не мечтаем нож в спину… Свидетель…

А свидетель оказался очень толковый. Мягким и музыкальным голосом очень четко описал виденное. Аборигены переглянулись и пожали плечами.

– Не слыхал, – перевел для Дана Гай. – Что-то новое. Бывают времена, когда нечисть начинает не просто плодиться, но и видоизменяться. Как-то связано с солнцем, может быть. Ну что ж, нечисть так нечисть.

– Не ходите, – сказал эльф, обращаясь к Алю. – Вы погибнете, потому что это не нечисть и не нежить. Это даже не порождения магии, это сама магия. Я знаю, я учился… Расскажите властителю, это дело великих магов.

– А как же ты сумел выбраться? – удивился Дан. Эльф демонстрировать ничего не стал, повернулся к нему и пожал плечами:

– Я учился, сударь. Учился магии. Конечно, дар мой невелик, но прятаться я умею.

– Ты давно здесь? – спросил Гай. – Как оно?

– А ты догадайся, – кривовато усмехнулся эльф. Ну да. Дан – сударь, а Гай – свой. Всего лишь потому, что не человек. – Посмотри на его жену – и все поймешь.

Дан емко выразился. В прежней жизни он матом никогда не злоупотреблял, даже не употреблял практически, предпочитая эвфемизмы, но здесь порой допускал откровенный ненорматив. Все равно никто не понимал. Лара хихикнула. Черт. Она же…

– Ругаетесь, сударь? – без всякой насмешки поинтересовался эльф. – А что ж так?

– Я пришелец, – пояснил Дан. – Перемещенное лицо. Поэтому имею право удивляться и задавать совершенно глупые вопросы. Что будет, если ты сбежишь, например?

– Будут искать, – пожал плечами эльф, – и обязательно найдут, потому что бежать некуда. Нас не принимают даже разбойники. Хозяина зарезать? Я не знаю, чем это обернется для моего народа, но уверен, что ничего хорошего не будет. Мой-то еще ничего, а вот его дружок – нормальный извращенец, не от постели удовольствие получает, а от издевательств.

– А как его жена на это смотрит? – спросила Лара. Эльф засмеялся:

– Нормально смотрит. Я же вроде домашней игрушки. Словно он, как мальчик, ручками удовлетворяется. Вот если он на тебя посмотрит лишний раз, ему крепко достанется.

– А потом он отыграется на тебе?

– Нет. Мне даже лучше. Пока он от гнева супруги лечится, я отдыхаю.

– Ну так он на меня даже не раз посмотрит, – зловеще пообещала Лара. Эльф прыснул.

– Спасибо, красавица. А вы и правда настоящая Квадра? Мой учитель рассказывал… Меч, магия, ум и сила? Так и есть?

– Почти, – буркнул Аль, – магия у меня… спит крепким сном.

– Дотянуться не можешь? Это пройдет, – легко и уверенно сказал эльф. – У меня то же самое было. Я до того, как здесь оказался, всего-то и умел, что огонь зажигать да мелкие предметы двигать. А как… в общем, я к мужчинам склонности не питал никогда, но вот пришлось. Первое время мне было так плохо, что я научился отводить ему глаза, например. Не злоупотребляю, конечно, но изредка позволяю себе. Ты не выдашь меня, человек?

– Меч Квадры, – представил Аль. – Он не выдаст. Он мой брат. А это Гай – Ум Квадры. И Лара – Сила Квадры. Проблемы пока с магией, то есть со мной. Я так понял, что ты научился изолировать помещение? Нас не слышит даже тот, что прижался ухом к двери?

Гай тенью скользнул к двери, распахнул ее, подхватил за шиворот начавшего было падать человечка и, одарив его очаровательной улыбкой, дал хорошего пинка. Слуга. Иначе бы не стал. Когда он вернулся на свое место, эльф объяснил:

– Он слышал невнятные голоса. Красиво ты ему… благодарю. Пакостник мелкий, вынюхивает и докладывает хозяину. Ты хочешь что-то еще спросить, человек?

Дан покачал головой. Что тут спрашивать, если выхода никакого нет. Секундно захотелось домой, в тесную панелку, в нелогичный и беспорядочный родной мир, где такое все-таки законом не поддерживается, а наоборот карается. Теоретически. Словно поняв его мысли, эльф спокойно произнес:

– Есть у меня выход. И когда-нибудь я им воспользуюсь. Кинжалом по горлу – и все. Но пока могу терпеть, буду.

 

* * *

Посовещавшись, они благоразумно решили не лезть на рожон, вернулись в Гильдию магов, где ценой невероятных усилий этих самых магов доложились властителю и получили категорический приказ ни во что не ввязываться и немедленно возвращаться назад. Что-то неправильная магия пошла косяком, да в разных местах. Словно проба сил. Вот, может, именно такие пробы сил властители и отслеживают, чтобы не пошатнуть равновесие?

Они переночевали у властителева агента (сильно приглашал, а оснований отказать не было, и они не отказали), а поутру, вкусно позавтракав и получив припасы, отправились в обратный путь, Дан не забивал себе голову никакой магией. Это – проблемы властителя. Потому что магия – это сказки, хоть для детей, хоть для взрослых, а в нархозе или как он там теперь называется, курса всеобщей магии им не давали. Прошли один портал и выяснили, что второй барахлит, снова связались с начальством, получили указания и поехали – вот ведь забавно – к Велиру, который жил в нескольких днях пути отсюда. А ведь что-то случится. Жизнь становится насыщенной травматичными событиями, мало общего со спокойными пятью годами. И все магия да магия… Ведь властитель не счел нужным посвятить их или хотя бы Дана в то, что рассказал бородач… и интересно, после смерти он тоже говорил фальцетом? А Дан не счел нужным спрашивать. Надоело.

Откуда взялась эта уверенность: что-то произойдет? Ничего не располагало к мрачности – ни погода, ни поведение друзей, ни поведение магов в Гильдии, хотя, конечно, порталы барахлили настолько редко… Если барахлили вообще. Не случайно властитель приказал не ждать ремонта в городе, а тащиться к Велиру. Может, стоит и поторопиться.

Ехать ночью они не рискнули, чтоб не покалечить лошадей, но ничего не случилось, и Дан подумал, что ощущение надвигающейся опасности пройдет, а оно не проходило. Сашка Симонов говорил, что такое вырабатывается на войне, и у одного парня было безошибочное чутье на снайперов, он всегда вовремя наклонялся или просто бросался за землю без видимой причины, так и избегал пули, пока не подорвался, вскрывая подозрительную посылку.

Он не поделился настроением с остальными, но скрыть его совсем не смог. Вряд ли кто-то из них смог бы. Привыкли уже читать настроение по малейшим движениям лицевых мышц или, например, по нервозности походки Аля. Одна Лара почти неизменно сохраняла безмятежность, ровно до того момента, когда становилась демоном. Впрочем, демон тоже особых эмоций не выказывал. Ну, шла сквозь врагов, не беспокоясь об обороне, только о нападении, ломала шеи, сминала шлемы ударом кулака, рвала внутренности точным пинком в живот, даже защищенный кольчугой. Это если у нее не было в руках оружия.

К счастью для всех рас демоны никогда не принимали участия в войнах ни с какой стороны. Даже себя как расу не защищали. И вообще крайне редко собирались больше трех, и то это была семья. Обижать такую семью категорически не рекомендовалось Ларой. Даже в давнюю эпоху больших войн демоны уходили от конфликтов, так что абсолютное большинство людей (как и вампиров и эльфов) попросту не знали, насколько они могут быть опасны. Люди убивали их только как людей. Как ведьм. Типа околдовали, голову замутили, разум забрали, надо остановить. И подсыпали яд, не убивавший, но тормозивший рефлексы, и потом уже добивали. Очень редко. Потому что демон не на каждый яд реагировал и все равно мог хотя бы убежать. А еще они никогда не мстили людям. Лара снисходительно объясняла: «Ну как же можно мстить, если вы нас так боитесь, и вовсе не за то, за что нас надо бояться».

Так вот и сейчас Лара весело посматривала по сторонам, насвистывая… ну да, щербаковскую «Левконое», и Дан довольно жестко ее оборвал: не к месту показался лейтмотив «А меня убьют на войне». Простое человеческое суеверие. Ничуть не обидевшись, Лара переключилась на местную балладу в стиле «в общем, все умерли». Бесполезно. Гай был похож на свое изваяние в мраморе: бледное неподвижное лицо под шляпой, явно напряженный слух… Аль нервно оглядывался. А Дан, придурок, их до этого довел. Даже Шарик ровной рысью, не обгоняя и не отставая, бежал рядом со скачущими лошадьми. Четыре всадника Апокалипсиса на черных конях. Лошадей они покупали по мере необходимости и продавали, когда необходимость пропадала, и вроде властитель не требовал, чтоб они были непременно черными, сами додумались, выпендрежники. Конечно, если где не обнаруживалось приличных вороных, брали и гнедых или с пятнышками, но никогда чалых или в яблоках. В этом мире, кстати говоря, были лошади удивительной красоты: ровно серые, серебристые, словно сказочный единорог, красноватые, едва не как у Петрова-Водкина, и бог знает еще каких расцветок. Горожанин Дан лошадей полюбил, расставаться с ними ему не нравилось. Собаку завести, что ли? Так Шарик может обидеться, слопает еще или просто лапой прихлопнет якобы в игре. Он ревнивый…

Как ни береглись, прошляпили в прямом смысле: стрела сбила шляпу с Гая. Конечно, они немедленно оказались на земле, еще в прыжке с лошадей выхватывая оружие, а кони продолжали бежать, не сразу поняв, что лишились всадников. Неладно что-то в Датском королевстве, то есть в Траитии, ой, неладно, не на императора ж покушение, это дело житейское: на властителя! Что существенно хуже. Опаснее для равновесия? Это спорно, но вот для Квадры, бесспорно, опаснее.

Место было как нельзя хуже: слева река, справа лес, не то чтоб чащоба непроходимая, однако густой, Дан не видел в нем никакого движения, оставалось полагаться на аномальное зрение друзей. Драться в лесу – плохо, в любой момент можно стрелу из кустов схлопотать…

Не пришлось даже и подраться. Они только-только приняли стойки, даже не включился еще «боевой режим», то есть Дан пока видел всю панораму. Вот и увидел, как неуловимо быстро метнулся Гай, приняв стрелу, предназначенную не ему. Серебряную стрелу, потому что он тут же начал оседать на землю. На обычную он бы и внимания особенного не обратил, выдернул бы, чтоб за ветки не цеплялась.

Дан подхватил его, опуская на траву и цепенея от ужаса: лицо Гая было белым, на губах пузырилась кровь и тускнели огоньки глаз.

– Дан… – едва слышно прошептал он. – Дан…

Заметив наконец шевеление в кустах, Дан выпрямился, но снова не успел, даже кинуться туда не успел, потому что вторая стрела сшибла его с ног почище пули, а ему все равно, серебряная или железная. Словно дух вышибли. Свет померк ненадолго, вспыхнул снова: солнце стояло высоко и слепило глаза. Гай шляпу потерял, обожжет лицо, подумал Дан, надо капюшон натянуть поглубже. Он потянулся к другу, не обращая внимания на адскую боль в правом плече. Рука отказывалась сжимать катану, но и не выпускала ее, придерживала шершавую рукоять. Око Тьмы сияло под солнцем. Гай смотрел на Дана, чуть повернув голову.

– Дан…

Не мог Дан слышать беззвучного шепота, не мог, потому что уже ринулась в бой Лара, хлопали крылья Шарика, только Аль окаменело стоял в нескольких шагах. Дан вцепился в капюшон, потянул его на себя, стараясь прикрыть лицо вампира, приподнялся, и вторая стрела шибанула его в бок. Стреляют в положении лежа? Почти над землей, на уровне травы. Он же лежал. И это не арбалет, это обычная стрела.

– Дан…

Что изменилось, Дан сразу и не понял. Аль раскинул руки, выкрикнул что-то, а, ну да, их сигнал «все ко мне», и через несколько секунд рядом были дракон и демон, а вокруг эльфа возникло дрожание воздуха, как в очень-очень жаркий день, свет преломлялся в чем-то, что окружало его, и волна этого дрожания с гулом пошла в сторону леса, потом вторая, третья… А потом Дан опять потерял сознание, но снова ненадолго.

– Перевяжи его, Лара, – говорил неузнаваемый голос Алира. Уверенный, командный. – Это не опасно. И не стесняйся, выдергивай стрелы. Главное, перевяжи потуже, чтоб кровь остановить. Я попробую…

Дан повернул голову, потому что Лара застила свет. Гай не отрывал от него взгляда. Разве так бывает, чтобы вампир захлебывался собственной кровью? Холодные пальцы держали руку Дана.

Лара вырвала обе стрелы, свет мерк и вспыхивал снова, только даже сквозь этот свет пробивался терракотовый взгляд. Аль, непривычный, суровый, с сосредоточенными глазами, выдернул стрелу, и словно вслед за ней изо рта Гая выплеснулась кровь, красная, как у человека. При контакте с серебром кровь вампира перестает сворачиваться. Ткани начинают разрушаться. Вампира убить трудно, но можно. Отрубить голову. Серебряный арбалетный болт в затылок. Серебряную стрелу в сердце. Или в легкое, чтобы он захлебнулся своей кровью.

Дан не выпускал его руки, и Лара, все понимающая Лара, не стала снимать с него куртку, располосовала кинжалом, обнажив до пояса, завозилась с лекарствами из аптечки Гая. Аль держал руки на груди Гая. Что? Зачем? Магия? Исцеление? Но кровь исцеляемого не должна попадать на целителя, а у Аля ладони в крови…

Свет снова померк. Придя в себя, Дан почувствовал руку Гая, стиснул его пальцы, и они едва заметно шевельнулись в ответ. Над ним наклонился Аль.

– Слушай меня, Дан. Я не могу позвать властителя. Он не слышит меня. Не получается. А на тебя он настроен. Он может услышать. Позови его. Слышишь, позови. Я не могу помочь Гаю. Не умею. Я только остановил кровь, но не знаю, что нужно делать с вампиром, меня никогда этому не учили. Он может умереть, если властитель не поможет.

Вообще, Дан не помнил, чтоб звал властителя. То есть он не кричал мысленно «Нирут, помоги», не напрягался, не настраивался, даже не успел подумать об этом, такой ужас захлестнул при двух словах: может умереть. Гай не может умереть. Не должен. Это не его стрела.

– Кровь. Ему надо…

– Нет, – без звука проговорил Гай. – Ты… ра… нен…

– Я посмотрю, может, кто живой остался, – вскочила Лара.

– Ничего живого там не осталось, – бросил Аль, и тут в сопровождении фейерверка искр из пустоты возник властитель, насмерть перепугав Шарика, а испуг дракона выражался в том, что он кидался на источник страха с раззявленной пастью, Лара едва успела ухватить его за хвост и задержать на несколько секунд, и умнице Шарику этого хватило. Властитель бросился к Дану.

– Гай!

– Милорд, – раздраженно сказал Аль, – Дан ранен несмертельно, его вылечат лекарства. Помогите Гаю.

Дан отшатнулся от властителя и повторил:

– Гай!

Нирут, не обращая на них внимания, все же осмотрел Дана, уверился, что тот не помрет немедленно, что помощь уже оказана, и только тогда повернулся к Гаю, поводил над ним руками, словно сканируя, покачал головой и прикрыл глаза. Нет. Не исцеление. Когда он исцелял, он был совершенно не напрягался. Пальцы Гая слабели.

– Кровь, – вытолкнул Дан, – ему…

– Два трупа мне не нужны, – огрызнулся властитель, – где я тебе возьму кровь?

– Моя…

– Заткнись, – генеральски распорядился неузнаваемый эльф, которого в прежней жизни звали Алем. Маг. У него прорвалась магия. Магия Квадры. Снова засверкало и замерцало и в воздухе появился расхристанный Велир.

– Чего звал? – мрачно вопросил он, не глядя на Квадру.

– Я не могу исцелить Гая. Помоги мне, Велир, и я буду твоим должником.

– Гая, говоришь? – проворчал властитель, неохотно переводя взгляд на вампира. – А Дан что ж? Ну да, выживет… Ну, ладно. Поверни ему голову, Алир, и не пугайся, сейчас у него горлом пойдет кровь.

– Я остановил кровь.

– Да? Ну умница. Значит, будет легко. А ты, Нирут, смотри и запоминай.

Дану показалось, что смотрел и запоминал больше Алир. Он может видеть магию властителей? Или просто до сих пор сосредоточен? Гай слабо ахнул, и кровь действительно пошла изо рта, но Велир выглядел вполне довольным. Он водил руками вдоль тела Гая и словно бы напевал что-то. Гай больше не смотрел на Дана, глаза у него закатились, лицо дергалось, словно он хотел трансформироваться: он дышал редко и трудно, со свистом и стоном. Дан стиснул его пальцы, и в плечо отдало так, что мир ненадолго потемнел.

– Ну вот, жить он будет. Что, Нирут, тебя можно поздравить? Магия Квадры проявилась? Хорошо ты тут прошелся, мальчик. Силушку-то соразмеряй с задачей, магия, она, знаешь, не ниоткуда берется, не стоит убивать комара, обрушивая на него колонну. Тебе открыть проход, Нирут?

– Сам открою, – мрачно отозвался хозяин. – Спасибо, Велир. Я тебе должен.

Чем-то он был крайне недоволен. Долгом? Как друг может ждать от друга отдачи долга? Властительская дружба – особая разновидность, впрочем.

Велир наклонился над ним, заглянул в глаза, помял плечо, не обращая внимания на сдавленный вопль. Шарик зато обратил и легонько непочтительно слегка цапнул властителя за удобно подставленный зад. Хранитель равновесия тоже издал сдавленный вопль, но Шарика в порошок стирать не стал, наоборот, объяснил дракону, что заботится о его друге, но теперь вот спокоен, все в порядке, и вовсе не надо кусаться. Шарик смотрел скептически. Почему это не надо? Очень даже надо.

Нирут открыл проход, поднял Дана, словно ребенка, на руках, скомандовал Алю: «Бери Гая» и мотнул головой в сторону сыплющей искрами дырки в пространстве. Будто сварщик плохой работал. Хозяйственная Лара сгребла в охапку дорожные мешки и оружие, легким пинком отправила в проход Шарика, следом шагнул Нирут, вовсе не интересуясь, взял ли Аль Гая, не тяжело ли ему… Впрочем, Гай был такой легкий, его без труда поднимала и Лара.

Потом начались уже всякие медицинские процедуры. Дану зашивали рану на боку, разрезали плечо, чтобы вытащить застрявший наконечник стрелы, и было это неприятно, хотя ему и давали обезболивающее. Властитель нервно суетился рядом. То есть он, разумеется, не суетился, стоял спокойно, но вот руки выдавали: он то перебирал пуговицы на собственной куртке, то поглаживал солнечники на тесьме, то без нужны поправлял волосы… а подстригся, теперь похож на того властителя, которого Дан увидел впервые из позы «рака». После операции и перевязки в Дана влили с ведро снотворного и укутали парой одеял.

Пробуждение было не сладким: Дан пытался повернуться на бок, естественно, простреленный, а уж как отреагировало на это плечо, и говорить не хотелось. Он не был один. Аль, прежний, привычный Аль, быстро помог ему снова распластаться на спине, подсунул натуральную больничную «утку», напоил кофе – плохоньким, потому как ему казалось, что правильно заваренный напиток слишком горький, и он делал кофе существенно более жидким. Зато сладким и с молоком.

– Не дергайся, – попросил он. – Гай жив. Клянусь. Вот если бы не властитель, он бы не дожил до утра. Прости, но меня никогда не учили исцелять вампиров.

– Дурак, – ласково сказал Дан, – ну какой же ты дурак. Дубина эльфийская. Ты ж спас нас, и это однозначно. Ты вообще что с нападавшими сделал – в пыль развеял?

Зеленые глаза просветлели.

– Да нет, не в пыль, – неопределенно ответил Аль. – Они даже целые были… почти. Я как увидел, что в тебе две стрелы, да Гай… как кулаком стукнул по этой стене, что отделяла меня от магии. А дальше… я основные правила-то все равно усвоил. Теория мне очень легко давалась.

– А сейчас как магия?

– Нормально, – удивился Аль. – Теперь она никуда не денется. А, ты вот о чем! Нет, если раз дотянулся, дотянешься всегда. Тебе поесть надо. Чем поклясться, что Гай жив? Сможешь вставать, сам убедишься. Но лучше бы тебе полежать. Он тоже как очнулся, давай про тебя спрашивать. Поверил, что ты ранен неопасно, хотя и неприятно. Как, кстати?

– А как положено, наверное, – честно признал Дан, – больно. Но ведь и правда неопасно. Плечо вот…

– Кость задета, но это не страшно. Тебе тоже серебряная стрела досталась, да ведь серебро мягкое, кости не ломает. Попьешь лекарства Гая, он меня уже инструктировал, что, сколько и когда. Не смотри так, а? Плохо ему, я и не скрываю. Но жив. И жить будет. Властитель уверен. А я просто не знаю. Эльфы и люди похожи и по строению, и по обмену веществ, и по реакциям, потому тебя я, наверное, смог бы исцелить.

– Ты запомнил, что делал Велир?

Аль кивнул. Интересно, а Нирут… Легок на помине. Ко мне кинулся, не к Гаю, хотя вампир, лежащий пластом, – это куда серьезнее, чем человек с перевязанными ранами. Ценит он меня, видите ли. Или предназначает для чего-то. Зараза… Не понимает, что нет Гая – нет меня.

Мысль оформилась легко и естественно.

 

* * *

Вставать он начал через пару дней, сильно кренился на правый бок, рука, естественно, уютно покоилась на перевязи, да не на косыночке или веревочке, как практиковалось в России, а в удобной такой колыбельке, Дан такие видал только в голливудском кино. Одеваться сам он не мог, но Аль безропотно натянул на него штаны, носки и домашние туфли, которые в Новосибирске сошли бы за моднючую вечернюю обувку, терзать натягиванием рубашки не стал, здесь мало кого мог смутить голый мужской торс, к тому же относительно голый, потому что бинтами Дан был перемотан основательно.

– К Гаю? – спросил эльф подчеркнуто безнадежным тоном. – Только в обморок там не падай, честно предупреждаю, он плох. Но жить будет.

Хорошо, что честно предупредил, но Дан все равно испугался. Видел он больного Гая – и когда «истребители» всадили ему болт в плечо, и после экспериментов герцогини. Но в первый раз это на Дана больше всего подействовало именно потому что «в первый», нечасто в его прежней жизни знакомые бывали ранены, даже в бурной Олигарховой жизни обходилось без травм. Второй раз Гай выглядел не как Гай, а как обгорелый труп из фильма ужасов, и при этом двигался и говорил, так что и воспринималось во многом как фильм ужасов. Сейчас он просто лежал на кровати, укрытый парой одеял, но его красивое тонкое лицо было настолько безжизненным, что Дан испугался всерьез. Аль ущипнул его за мягкое место, приводя в себя. От неожиданности Дан подскочил, и Гай открыл глаза. Несколько секунд он смотрел неузнавающе, потом лицо как-то прояснилось, он еле заметно улыбнулся и прошептал:

– Дан…

 

* * *

Поправлялся он долго и трудно. Дан уже перестал клониться набок, руку еще держал на перевязи, но не обращался с ней, как с сосудом тонкого хрусталя, ночами спал без снотворного, хотя пилюльку обезболивающего перед сном принимал. Гай почти не шевелился, едва дышал, зато периодически принимался кашлять, и это причиняло ему сильную боль, к тому же кашлял он кровью. По его версии, стрела была специально для вампиров, слыхал он о таких: наконечник раскалывался, когда ее выдергивали из тела. Аль клял себя за то, что отбросил стрелу, даже не посмотрев на нее, и не мог вспомнить, цел ли был наконечник. А даже маленький осколок серебра причинял мучительную боль. Дан явился к властителю и потребовал, чтобы тот обязательно вызвал Киру Лит – лучшего вампира-лекаря, какого знал Гай, и властитель не выгнал Дана взашей, не настучал по ушам, а кивнул понимающе и сообщил, что Кира будет здесь либо утром, либо вечером, в зависимости от того, успеет ли на паром. Нет, она едет обычной дорогой, а не летит, ей не сообщалось, что она потребовалась именно как лекарь и именно сыну. И нечего психовать, Гай вовсе не при смерти. Все, пошел вон. Дан и пошел вон.

Вампирша приехала утром, и о ранении сына ей рассказал Аль (и прощения попросил, что наконечник не исследовал). Она погладила эльфа по щеке и сначала – сначала! – осмотрела Дана, заключила, что его здоровью ничего не угрожает, но прописала после заживления ран очень хорошую мазь, и только потом пошла к сыну. А вечером она его оперировала. Дан при этом, конечно, не присутствовал, не пустили («Ты мальчик тонко чувствующий, вряд ли тебе будет легко»), а вот Аль и властитель выступали в качестве ассистентов. Дан же измерял шагами коридор, а следом таскалась Лара с утешениями.

Гай оказался прав: маленький осколок оставался в легком, от этого и кашель, и кровотечение, и боль. Аль очень подробно все рассказал, исключительно для Данова успокоения. Мама прочистила рану очень тщательно – не падай в обморок, давали ему опиат, так что он большую часть операции проспал, промыла какой-то специальной жидкостью, чтоб и следа серебра не оставалось, и все зашила. Теперь ему будет намного легче, потому что иначе она не уехала бы, а она намеревается следующим же вечером отбыть домой – ей надо присутствовать на высшем совете вампиров, но уж если бы сыну угрожала реальная опасность, она бы точно на все советы наплевала. Потом то же самое повторила и сама мама Лит, расцеловала и Дана, и Аля (и тот даже не очень шарахался от ее поцелуев), а с Ларой и вовсе прочирикала два часа о своем, о девичьем.

Тут только Дана и отпустило. Он наконец сообразил поблагодарить Аля и пристать к нему с расспросами о магии. Надо же ему было с кем-то поделиться впечатлениями, Алир был кем угодно, но не болтуном, и с посторонними вообще почти не общался.

Дана удивило его отношение: Аль воспринял все как должное. Обещали, что все так и будет, и все так и есть, очень хорошо, что Меч Квадры теперь поддержит Магия Квадры. И чтобы позабавить Дана (Нирут почти никогда не применял магию в быту), Аль позажигал свечи, погонял по столу стакан с целебным чаем и пышно взбил подушку. Радовало его то, что получалось у него без малейших усилий.

– Я тебя все равно люблю, – сказал Дан, – маг ты или нет, великий ты или нет, ты – Аль, и этого достаточно.

Аль ничего не ответил, неопределенно пожал плечами, даже выражение лица не изменилось, но он явно просиял изнутри.

Гай больше не задыхался в кровавом кашле, ел уже не по необходимости и с зачатками аппетита, упорно отказывался от Дановой крови («Нельзя, ты ранен»), пока Дан не вспылил и не пообещал тут же вскрыть себе все вены. Гай с обреченным видом принял предложенное угощение – и видно было, как расслабляется его лицо, вкусность вкусностью, но кровь была ему необходима, именно свежая (из стакана он получал – стараниями властителя), и именно Данова. Дан поклялся пить ведрами гранатовый сок, сладкий чай, лекарственные сборы и есть горы медовых коврижек, но Гай должен получать его кровь. Пусть чуть-чуть, но каждый день.

Еще через пару дней он встал и начал ходить по комнате, а там и выходить на улицу, но только вечером, когда солнце уже клонилось к закату. Ультрафиолет ему был вовсе не полезен. Они сидели на галерее, прямо на полу, бросив на камень пару подушек. Солнце висело низко-низко над горизонтом, и Гай уверял, что может хоть догола раздеться, такое ему уже не повредит, однако шляпу предпочел надеть. Солнце было терракотовое, как и его глаза. И гасло, как гасли его глаза…

– Я не поправлюсь, Дан, – тихо произнес Гай. Дан похолодел. – Нет, ты неправильно понял. Я не умру. Но не поправлюсь до конца. Серебро проело в моем легком дыру, и никуда она не денется. Боли пройдут, дышать мне будет легко, я останусь высшим вампиром, по-прежнему буду сильнее любого человека, смогу летать, но для Квадры я потерян.

– Плевать я хотел на Квадру, – искренне сказал Дан, – в понимании властителя. Это ему Квадра – боевая единица или что угодно еще, а мне – ты, Аль и Лара. Я люблю тебя, Гай.

Гай искоса посмотрел на него и слегка улыбнулся.

– Все же решил сказать?

– Ну, – смутился Дан, – я думал, ты знаешь.

– Конечно, знаю.

– Ты тоже не говорил, между прочим.

– Я подумал, что, раз ты молчишь, этому есть какая-то причина. Наверное, это почему-то не было принято в твоем мире. Вот и тоже молчал. Конечно, я люблю тебя, Дан.

А услышать это было хорошо. Приятно и правильно.

– Ну да, не принято. У нас почему-то, если мужчина говорит мужчине «я тебя люблю», подразумевается только одно.

– Аль расслабился потому, что ты ему сказал?

– Наверное. Да если б я понимал, что здесь совсем иначе, давно бы сказал. Конечно, люблю, и его, и тебя, и Лару… Слушай, а ведь смешно: Ларе-то говорил, и вовсе без какого-то подтекста. Женщине можно, выходит.

– Ты, мне кажется, не понял, – осторожно вздохнул Гай. – Вряд ли властитель оставит меня в Квадре.

– Почему не понял? Понял. Прокомментировать? Глупости говоришь. Властитель прекрасно понимает, что без тебя Квадры нет.

Гай поморщился и терпеливо начал объяснять:

– Он меня, естественно, никуда не выгонит, хотя бы из-за тебя, но…

– Гай! Он сто раз говорил, что заменить в Квадре можно только Четвертого, и то нежелательно. К тому же ты у нас не меч и не сила, ты у нас ум. Тем более если ты все равно останешься сильнее меня. Какая-то Квадра у нас… закомплексованная. Один в трансе, что его никто не любит, второй вон в инвалиды решил записаться, третий и вовсе не верит ни в цели, ни…

– Квадра останется прежней.

Дан свалился бы с галереи, сиди они поближе к краю. Нирут потеснил Гая на подушке, сел рядом и обнял его хрупкие (на взгляд) плечи.

– Ты поправишься, Гай, Я даже не исключаю, что со временем легкое у тебя регенерирует, и твоя мама этого тоже не исключает. В крайнем случае, не будешь с ними носиться, как бешеный, ты не особенно и нуждаешься в подобных тренировках. Сколько раз в реальных боях ты применял оружие? Да и не для драки вы мне нужны.

– Нирут, вы же знаете, у меня есть гипотеза насчет необходимости Квадры отдельно взятому властителю, – усмехнулся Дан. – Вам хочется доказать остальным, что вы им равны.

– Хочется, конечно, – незатейливо признался властитель. – Я для них мальчишка. Тем более что у меня проблемы… ну вроде как у Алира. Они меня нашли совершенно случайно. Собственно, так обычно и происходит, находят по эху магии, ведь любое сильное магическое действие вызывает резонанс… Велир услышал меня так легко, потому что уже насторожился после того, что натворил Аль. А я в свое время магию придерживал. Не нравился мне глава нашего отделения Гильдии, вот я и не демонстрировал своих возможностей, никто меня и не замечал… пока не заметили. Аль вот в теории преуспевал, потому, когда появилась возможность применить теорию на практике, он автоматически сделал все, как надо. А меня толком и не учили. Поэтому я никак не могу освоить исцеление должным образом, поэтому на исцеление влияет кровь раненого – Алю, как видишь, было все равно, поэтому с таким фейерверком открываю портал, в общем, как Аль, убиваю комаров обрушением колонн. И не устаю при этом.

– То есть вы сильнее других властителей? – деликатно поинтересовался Гай, непривычный к этакой откровенности хозяина.

– Может быть. А толку-то? Дело в опыте, в тонкости. Я же груб.

– А они вас не учили?

– Учили, Гай. Как бы тебе сказать… Нет у нас взаимной ревности магов: ах, он меня сильнее. Сильнее – и хорошо, в дело пойдет. Это несущественно. К тому же довольно относительно: у меня потенциал больше, чем у Велира, но Велир может то, чего я, вероятно, не смогу никогда.

– Помогаете вы друг другу неохотно, – заметил Дан, – и небрежно. Если по Велиру судить.

Гай толкнул его локтем в бок, попал по ране, хоть и зажившей, но не любившей столкновения с острыми вампирскими локтями.

– Ну, Велир считает, что мне давно пора это уметь… Раз уж есть рядом вампир, я должен уметь исцелять вампиров. А я просто не подумал об этом, ведь вампиры природой защищены… Погоди. Почему небрежно?

– Вы думаете, он умышленно не заметил куска серебра? – абсолютно невинно удивился Дан. Гай закатил глаза. Значит, тоже об этом думал, но священная вера во властителей…

Хозяин резко встал и посмотрел на них. Размажет или думать пойдет?

Он пошел думать.

– Зачем ты так уж…

– Значит, ты думаешь, он сделал это нарочно?

– Я как раз думаю, что небрежно, – возразил Гай, – а вот ты при чистоте души все время подозреваешь всякие гадости да подлости.

– Чистота души? Ну-ну… Нет, я не сволочь, во всяком случае, не большая…

– А мне виднее.

– Ладно, пусть. Да только ведь я не всех подозреваю, а только сильных мира сего. Научен горьким опытом. И даже не в подлостях подозреваю, а в политике. В интригах.

– И какая у властителя Велира может быть цель? Что я для него?

– Часть Квадры.

– Дан, Квадра не решает ничего. Квадра – это просто удобно. Неужели властитель Велир настолько мелочен?

Дан не ответил. Гай вовсе не был наивным мальчиком, среди вампиров такие не водились, но цинизм никак не циничного Дана временами повергал его в состояние глубокой задумчивости. Для Гая было естественно верить во властителей, для Дана – не верить власть имущим

– Властителя ты не любишь? – спросил Гай со странной интонацией. Дан покачал головой:

– Нет. Властителя я не люблю. То есть он мне нравится, я служу ему давно уже не по принуждению, но вот не люблю.

– Удивительно, но мне кажется, что ты спокойно мог бы ему это сказать.

Удивительно? Да не особенно, тем более в свете того, что Дан уже успел властителю наговорить. Да и Нирут тоже… не наивный мальчик, и так догадывается, что большое начальство не любят… Впрочем, наивный мальчик здесь Дан. Кто знает, ведь психологию своего мира он невольно переносил на этот, причем искаженную многолетними реформами психологию гражданина огромной и умом не понимаемой страны. А здесь, сильно похоже, можно не любить императора, но положено верить во властителей больше, чем в богов. А долго ли сами властители добивались такого положения? Нирут, наверное, пришел уже на готовенькое, вот в том числе и поэтому он рвется выпендриться – создать невозможное, то есть Квадру. Просто удобную.

Вот это Дана ничуточки не оскорбляло. По мелким фирмочкам бухгалтерствовал, в банке под начальство подстраивался, расслаблялся только в маленьком зальчике «для своих» да в мечтах про спасение мира, а как до реального спасения мира дошло, сразу в кусты. Дан улыбнулся сам себе. Не в кусты, конечно, пошлют мир спасать – пойдет без возражений, но и без веры в такой просто и очевидный для аборигенов факт: человек может спасти мир.

А зря Нирута обидел. Мужик ведь очень неплохой, к ним если и не привязан, то относится куда лучше, чем до этого относились к Дану вышестоящие любого ранга: те, которые вообще замечали его существование.

Повезло ведь: попасть в чужой мир и встретить тех, кто помог. Муна Стамиса, например. Что ему было до пришельца? Не первый, не последний, очередной никчемушник с подвернутыми штанами, не умеющий делать ничего полезного. Но и объяснил по-человечески, и в помощи не отказал, и позор, боль и смерть дочки простил… Простил ли себе? А там и вампирская семейка вовремя подоспела, ведь так тепло отнеслись, позаботились, булочками кормили, компрессы на поротую задницу накладывали и просто и доходчиво объясняли, что жить надо и с этим. И Гай. И Шарик. Жаловаться на свое полное одиночество в чужом мире? Даже поначалу?

– Я так рад, что ты есть, – сообщил он Гаю, – ты уж постарайся и впредь быть, ладно?

– Постараюсь, – серьезно пообещал Гай. Просить, чтоб больше собой не прикрывал? Бесполезно. И Дан бы его прикрыл, да вон реакция не такая, не успевает быстрее вампира. Потому и получается: Дан – «бы», а Гай – вполне натурально. Дважды. – Пойдем? Голова кружится. Не засучивай рукав, не надо. Лягу и пройдет. Мне все ж нужно какое-то время, чтобы оправиться.

Дан помог ему встать, а в комнате лично проследил, как Гай укладывался, микстуру дал и одеялко подоткнул. А сам пошел к властителю. Тот на стук не отозвался, и Дан просто дверь открыл. Было бы заперто, утерся бы и потопал спать, но раз уж не заперто, пусть лично в шею гонит.

Властитель думал очень по-русски – за бутылкой. И пусть не водка была налита в изящный бокал эльфийской работы, важен принцип.

– Нирут, простите.

– Глупости. Я сам должен был об этом подумать. Просто привык считать Велира своим другом.

– Ну я же не говорю, что он враг. Может, это действительно просто небрежность. А может, он и не мог…

– Он не мог не заметить. И я мог бы присмотреться – и тоже увидеть. Хорошо, если небрежность. Или эксперимент, ты помнишь, Велир большой любитель…

– Монстрами в юности не грешил? – неловко пошутил Дан.

– А кто знает, чем мы грешили в юности? – буркнул Нирут, не углубляясь в собственную юность. – Я не вижу, зачем бы одному из властителей потребовалось вредить другому. Ну, Квадру я собрал, но ты не можешь не понимать, что Квадра – инструмент, не более того. И еще надежда окончательно не потерять человечность. Ты прав. Старайся быть рядом с Алиром. Магия действительно требует холодности души, и постепенно это входит в привычку, начинаешь эту холодность распространять не только на магию, но и на самые простые отношения. Так легче, чем всякий раз отгонять эмоции…

– Разве Аль отогнал эмоции, когда там… сделал живое неживым?

– Выброс, – отмахнулся Нирут. – Вспышка. Это в первый раз. Каков он был потом, помнишь? Разве ты сам не удивился непривычному другу? Это был не эльф Аль, а маг Алир. Он такую волну пустил… Там не то что людей, мошкары и бабочек не осталось. И правда, колонну на комара…

– Аж воздух дрожал, как в пустыне, – кивнул Дан. Властитель вяло удивился:

– Видел? Можешь видеть магию? Это бывает. За Аля не волнуйся, я буду его учить. Он удивительно сильный маг. В будущем. Тебе все еще больно?

– Если вы о ранах, – максимально спокойно сказал Дан, – то нет. Если о Кайе, то да.

– Я не могу…

– Давайте не будем, Нирут. Вы можете. То есть физически – можете. Вам это даже легко. Только вам не хочется, чтобы о вас начали думать, как о самодуре, выполняющем любой свой каприз.

– Не то чтобы не хочется. Мне, в общем, плевать, что обо мне лично думают. Но нельзя допускать, чтобы так думали о властителях. Потому что молва тоже делает людей, понимаешь? Пойдет дурная молва, и люди подумают: так чем же властители лучше благородных, если позволяют себе делать все, что заблагорассудится? Люди не должны сомневаться в нас. Люди должны в нас верить. Мы на самом деле поддерживаем равновесие, Дан. Однажды в истории этого мира равновесие было нарушено… – Он замолчал, и молчал долго, потом поднял на Дана потяжелевший взгляд. – Это было давно. Очень давно. Несколько тысяч лет назад. Этот мир был похож на твой, Дан. И бомб было не две, а тысячи. Цивилизация исчезла. Люди сами уничтожили себя. Ты понимаешь? Люди. Не было ни эльфов, ни вампиров, ни русалок, ни драконов. Только люди.

Дан был потрясен. Почему самому-то в голову не пришло? Ведь не удивлялся Нирут, слушая рассказы об истории Земли. Дан отнес это на знакомые сюжеты – не единственный же он был пришелец здесь, а похоже, все малость иначе. Поверил? Да, сразу. Вряд ли бы Нирут заговорил об этом, если бы не имел доказательств. Материальных свидетельств.

– Мутанты? – еле выговорил он. – Это все – мутации?

– Это все – мутации, – кивнул властитель. – То есть мы так предполагаем. О том, что великая война стерла с лица Траитии страны и народы, мы знаем точно, а вот что было потом, только предполагаем. Уцелевшие люди одичали, забились в леса, но и воздух был отравлен, и вода, и земля. Кому-то повезло, территории были заражены меньше, вот и остались люди… но появилась магия, и это, Дан, тоже мутация. И животные мутировали тоже, пример – драконы, нечисть. Мы не знаем, как это происходило, какие химические реакции и как меняли человеческий организм и человеческие возможности. Где-то требовались хорошие слух, острое зрение и мгновенная реакция – появились глазастые, ушастые и быстрые эльфы. Где-то приходилось жить только дарами воды, и появились двоякодышащие русалки. Где-то условия были настолько суровы, что человек вынужден был поддерживать свое существование чужой кровью, бояться солнца и уметь улетать, и появились вампиры. А где-то обычные вараны рождались все более крупными и все более умными, и появились драконы. Я не утверждаю, что это абсолютная истина, но если, скажем, десять тысяч лет назад здесь жили только люди, а четыре тысячи лет назад жили уже эльфы и вампиры, то какой можно сделать вывод? Ты ведь веришь в это? Я покажу тебе потом, и пусть властители оторвут мне голову… Но ты способен понять. Помнишь, мы говорили о фругах? Это были тоже мутанты, но мутанты, выведенные искусственно и потому бесплодные. Эксперименты магов. Ученых.

– И вы пресекаете эксперименты ученых.

– Подобного рода. Эксперименты, которые могут привести к катастрофе. Ты можешь считать, что мы тормозим технический прогресс. Но так ли плох мир без этого прогресса? Что у нас хуже, чем у вас? Оружие и транспорт?

– Отсутствие водопровода и канализации, – фыркнул Дан.

– А этому мы не препятствуем, – серьезно ответил властитель. – Да, мы берем на себя решать, какой науке стоит позволить развиваться, а какой нет. Мы не позволим создать порох.

– Не позволите добывать нефть…

– А нефти нет. Уже нет. Мы не позволим создать массовое оружие. Невозможно уничтожить цивилизацию посредством лука и меча. Возможно – посредством магии. И ты думаешь, случайно мы так требовательны к регистрации магов? Случайно позволяем им почти все? Даже дурацкие и никому не нужные путешествия между мирами? И случайно почти никогда не позволяем им вернуться, нахватавшись идей чужого мира? С чем мог бы вернуться маг из твоего мира?

Дан смотрел на него во все глаза. И почему такая простая мысль не приходила мне в голову? Принял как данность: разные расы, причуда эволюции…

Не видел он признаков прежних цивилизаций во время путешествий по Траитии, не слышал и разговоров о них. Все верно. За десять тысяч лет стены превратятся в пыль, даже жестяные банки и пластиковые бутылки столько не выдержат. Археология тут существует, но занимаются ею либо отдельные чудаки-энтузиасты, тоже, наверное, строго фильтруемые властителями, либо обыкновенные авантюристы, ищущие золота или диковинок, и золото им, скорее всего оставляют, а диковинки скупают для властителей. Шариковые ручки, мобильные телефоны, кварцевые часы, зажигалки… Что такое прогресс? Облегчение быта или стремление к знаниям? М-да, вопрос вопросов. Стремился мир к знаниям, стремился – и достремился до ядерной или какой-то подобной войны, выжил чудом, и отдельно взятые мутанты докопались до первопричин и решили их устранять впредь. Предотвращать. Пусть воду ведрами таскают, мечами машут, верхом ездят и новости узнают от соседа, и не вызывают слесаря, не стоят в очереди в автосервис и не роются в интернете… Ну жил в технически развитом обществе, летал самолетами аэрофлота и баловался в тире Витькиным «марголиным». Ничего, без труда привык к седлу, катане, свежему воздуху и чистому снегу.

Неправильно это, надо бы возмутиться, хоть и в душе. Консерваторы и ретрограды, прикрываясь благими помыслами, удерживают человека в средневековье… Если бы не мечи и кинжалы, а автоматическое оружие, сколько бы уничтожили эльфов триста лет назад?.. Не возмущалось. В душе не было даже намека. Удивление было, причем такое, чисто техническое, что ли. Типа «надо же…» Собралась группа людей, наделенных властью и возможностями, и начала вершить судьбы человечества. А что, бывает иначе? Ну да. Бывает. Демократия несовершенна, но ничего лучше пока не придумали. Кто-то очень известный сказал, то ли Черчилль, то ли еще кто-то. Вот пусть на Земле будет власть народа (народа?), а на Траитии – власть властителей. Наиболее сильных мутантов.

– Почему вы сказали мне об этом?

– Потому что ты готов это принять. Срок пришел. Понять ты мог бы и раньше, разумеется, только ведь цеплялся бы за свои прежние представления. Сейчас ты стал мыслить иначе. Шире. Понимая, что совершенства нет и не будет. Я не знаю, был Велир небрежен или сделал это умышленно. Зачем? Чего желать властителям? Дан, ты же видишь, у нас есть все, что можно пожелать, и сила, и деньги, и знание. Стать самым-самым? А зачем? Тщеславие с годами перестает быть доминирующей чертой. Как ты полагаешь, можно остаться столь амбициозным, прожив более чем полтысячи лет?

– Мне не понять таких сроков, Нирут. Я просто не знаю. И я по-прежнему не понимаю мотивов властителей. Не глобальных, этого я понимать и не хочу, я мирный обыватель, если угодно, политика меня не интересует. Я не понимаю мелких мотивов. Бытовых. Даже ваших. А где мне понять Велира?

Он посмотрел немножко искоса, и в золотистом взгляде появилось удивление, будто в таком ракурсе Дан получался другим. Более понимающим или более понятным?

– Но ты высказываешь предположения. То есть ты применяешь к нам обычные мерки?

– Ну да. А чего вы от меня хотели? Я не могу смотреть на вас, как на небожителей. Я не могу понять ваших принципов и ваших стремлений… Ну, теоретически понимаю, абстрактно, будто в школе грандиозные планы Наполеона изучаю. А в реальности – нет. Далеко и чуждо, хоть вы – вон он здесь, не только объяснять готов, но даже и доказывать.

– Готов. Могу показать то, что мы нашли.

– Ага. Надо полагать, это где-то в районе Огненных гор? Где в свое время вдоволь порезвились маги, где гнездится то самое абстрактное вечное зло, о котором детям сказки страшные рассказывают? Вы основательно эти сказки редактировали или так, слегка?

– Слегка, – кивнул Нирут. – И магов тоже мы стравили, чтобы они создали той территории максимально зловещую репутацию, да вот перестарались, и маги прихватили с собой почти сто тысяч разумных существ. Ты думаешь, поддерживать равновесие – так просто?

– Я вообще об этом не думаю и думать не хочу, – признался Дан. – Понимаете? Не мое это дело, к тому же это старая история, которая сослагательного наклонения не имеет. Да и вы тогда во властителях не ходили по малолетству.

– Я тогда вообще еще не ходил. Даже не ползал. Так, пеленки мочил со всем усердием, – усмехнулся Нирут. – Но какая разница? Когда я стал одним из них, я принял на себя не только их благие намерения, но и их грехи.

– А мир спасать мы должны там же?

– Ну… Да.

– Неужели через десять тысяч лет там еще что-то функционирует? – усмехнулся Дан. – И не проржавело? А что вы тут говорили о чуждом? Не о магии?

– А с этим мы уже разобрались, – мальчишески улыбнулся властитель. – На основании вашей информации, между прочим. И сильного мага нашли, того самого, который решил попробовать зубки на властителях, выпустив в мир лупоглазое чудовище. Это на самом деле было несложно. Ладно, Дан. Ты иди спать, а мне еще подумать надо.

Ну да, конечно, бутылка-то еще не пуста. Дан послушно поднялся, слегка поклонился, четко так, как когда-то в спортзале. В отношениях с властителем Квадра приняла именно такой стиль, и он охотно позволял им играть в подобные игры. Спать… Уснешь тут.

Хотя что уж такого неожиданного? Морально уже был подготовлен. Что удивило-то? Резкий переход от фэнтези к классической энфешке про мутантов и постапокалиптическое будущее, хотя и отдаленное. Спокойно, Дан. Нечего нервничать радостно: ах, оказывается, мы с вампирами от одного корня, мы братья… Гай тебе брат, а не принц Гент, хоть один вампир, а второй человек. И это открытие века для тебя никак не открытие. Увидел, что может случиться с Землей через десять тысяч лет? А что тебе Земля через эти тысячи?

Ну, попонятнее стали функции, которые властители на себя взяли. Им, понимаешь, дано особое знание. Как раскопали-то? какие носители информации тыщи лет хранятся? глиняные таблички или оптические диски? Ну ладно, раскопали, расшифровали, угадали… лингвисты, наверное, хорошие, потому что даже если какой-то из нынешних языков с тех самых пор существует, так он все равно даже не как древнегреческий, а как совсем древний, индоевропейский какой-нибудь, только при очень большом воображении можно догадаться. Ладно. Они маги великие, если демоны на слух языки мгновенно изучают, то почему кто-то не может быть таким же талантом к письменным источникам? Два раза посмотрел, на третий понял…

Не отвлекаться бы на технические детальки, ох, не отвлекаться бы. Интересно. Базу какую-то раскопали? И Нирут хочет ее Дану показать, хотя и не практикуется у них расширять круг посвященных? Ну и что? Детский азарт какой-то. Успокойся, Дан. Лучше сходи посмотреть, как дела у Гая.

Дан натянул штаны и перешел коридор. Комнаты у них, как и в столичной Башне, располагались рядом. Не зря пришел. Гай, измученный и позеленевший, скорчился в кровати, а на столике рядом валялся опрокинутый стакан. Даже не дотянулся. Кашель. А я этим мы знаем, как бороться, этому нас тетя Кира научила, сейчас вот это сюда насыплем, перемешаем, тепленькой водички добавим и силком в горло вольем.

Гай облегченно расслабился. Эх, уметь бы забирать хоть часть чужой боли…

Остаток ночи он просидел рядом с Гаем, и не напрасно, потому что приступы кашля скручивали его еще два раза, но ближе к утру он успокоился и крепко заснул. Квадра без Гая немыслима. Во всяком случае, их Квадра, которая пока что в единственном числе. А для чего служили Квадры, когда их было много, и думать не хотелось. Дан сильно подозревал, что для этих целей властитель использует Люма.

Да и не наплевать ли? За эти годы Дану не пришлось делать такого, против чего его совесть протестовала бы, почему должно быть иначе? К тому же никто не помешает возмутиться и отказаться, если цели властителя не совпадут с моральными принципами Меча Квадры. О как! Умереть не встать! Моральные принципы у меча… Впрочем, кто знает, они могут быть и у катаны, неспроста ж она явно предпочитала Дана, а не Мирта. Ну а уж… Нет, Дан был далек от того, чтоб считать себя высокоморальным и особо принципиальным, но и особенной гибкостью основ не отличался. Никогда. И по-прежнему не проезжал мимо холма, на котором толпа собралась жечь незнакомца.

А остальные могли и проехать. Для них это было реальностью мира – костры, виселицы и прочий самосуд. Дан неоднократно ввязывался в такие истории, и Квадра молча вставала рядом с ним, шаркал ножкой сторожевой дракон – и суд Линча отменялся. Дан не собирался заменять правосудие. Виноват? Ну так по всей Траитии работают допросчики, не обманешь, даже если захочешь, и суд повышенной гуманностью не отличается. Только вот нет в приговорах сожжения заживо. Телесные наказания, заключение в крепости, каторга или галеры, общественные работы – есть. А моратория на смертную казнь – нет. Виновен – повесят, могут башку отрубить, это уж где какие традиции, особо страшных преступников могут колесовать или четвертовать в назидание. Но хоть через суд.

Конфликтов с толпой не бывало: Квадра сама по себе производила должное впечатление, и крестьяне или горожане понимали: может, и победим, да только какой ценой? И платить жизнью за удовольствие поджарить вора или насильника не собирались. И эту весомость заметно утяжелял Шарик, например, зевавший во весь рот и скребущий землю – на камне царапины оставались. Дан сильно подозревал, что этому дракон научился у Гая, тот тоже любил улыбнуться толпе.

Властителю они исправно докладывали обо всем, в том числе и о таких ситуациях, а он просто мимо ушей пропускал, в самом крайнем случае кивал: ну и ладно, ну и молодцы, не отпустили же жертву, а передали в руки властей, там разберутся, закон поддерживать надо, ну а что с самим заданием?

 

* * *

Гай выздоравливал долго и трудно. Кашель скручивал его все реже, дышать становилось все легче, проходила боль, одышка после десяти ступенек уже не возникала. Три задания Квадра выполнила без него, один раз их сопровождал Люм, отчетливо понимавший, что он никак не замена Гаю, а так, лишний заслон, лишний меч, за который в случае чего никто драться не станет, да и ругаться, если меч сломается, тоже. Он, между прочим, ошибался. Дрались бы. Просто из принципа: наше, надоест – сами убьем, а другим не позволим. К тому же Люм вызывал определенное уважение, хотя и начисто лишен был моральных принципов. Зато был абсолютно бесстрашен, абсолютно разумен и не вставал в позу, если вдруг получал приказ от эльфа. Они не то чтоб признавали его равным себе… Нет, признавали, пожалуй. Только отдельно от себя, вот и все. В дороге никто не заставлял Люма заниматься мелкими хозяйственными делами, все хлопоты делились поровну, ночные дежурства вообще нужны не были – Шарик взял их на себя, да Аль расставлял магические ловушки, не столько по необходимости, сколько практики ради. В их разговоры Люм не лез, однако если вовлекали – не отмалчивался, а если вдруг он вовлекался сам, редко очень, то не возражали.

Гай провожал их вроде спокойно, только они знали, что ему обидно. Так же обидно, как и когда он наблюдал за их тренировками. Они нарезали круги по галереям, бегали по лестницам или скакали по ним на одной ножке, боролись и устраивали учебные бои внизу; Гай смотрел на них со смешанным чувством зависти и обиды на себя. И зависти было больше. Гаю эти тренировки не были нужны вообще, разве что для совершенствования синхронизации и слаженности Квадры. Гай носился и прыгал с ними за компанию. Ну вот как Шарик. Играл. Он от природы был сильнее и быстрее, чем Дан и даже Аль. А ведь и Лара – за компанию. Для удовольствия. Не по необходимости.

Однажды, поймав печальный взгляд Гая, Дан устроил сцену: что ж мне делать, как комплексовать, если я рядом с вами даже не щенок, а так, мышка-норушка, насмешил всех, только Гаю все равно хотелось быть с ними.

Но к следующей весне (мама моя, ведь семь лет скоро! семь лет! это ж мне сколько – под сорок? подумать страшно) Гай оживился, начал проверять себя на прочность, а так как отличался он завидным благоразумием, а вовсе не тщеславием, то нагрузки строго дозировал. Все шло очень хорошо. Они пробыли в столице почти четыре месяца, и Гай ни разу не воспользовался подъемником в Башне, выезжал на охоту, устроенную принцем Гентом, а уж по городу передвигался, как и вся Квадра, преимущественно пешком.

От Тики осталась только легкая грусть, появлявшаяся только в Башне. Генерала он вспоминал почаще, надо сказать. И изо всех сил не думал о Кайе, да вот не получалось. Неизвестность была хуже всего, но ведь и знать Дан боялся. Можно же и спросить, наверняка ж властитель в курсе, к чему привела его политика небрежения. Только не хотелось. Было страшно услышать что-то… да черт его знает что. Что Кайи нет? что ей стало еще хуже? что она плачет по случайному человеку, забредшему в ее жизнь и эту жизнь испортившему еще больше?

Пожалуй, Дан смирился. И тихо ненавидел себя за это.

 

* * *

Когда они отправились на задание уже вместе с Гаем, то тряслись вокруг него, как бабушки вокруг внука, шарфик поправляли, курточку застегивали и следили, чтоб вовремя поел. Гай даже не отмахивался. Его терпеливости хватило бы на всех. Даже представить трудно, как взрывался бы Алир, причем он сам в этом признавался. Само путешествия поначалу было спокойным, но милях в ста от столицы начались какие-то дурные происшествия, будто сглазил их кто-то. Первое время они посмеивались, потом начали злиться, а потом Шарик молча и без предупреждения сиганул в темноту и притащил за ногу отчаянно брыкавшегося человечка. То есть человека очень маленького роста, очень субтильного, словно недокормленного. Человечек повизгивал, потому что дракон ободрал ему ногу до крови, а дальше уже был выход вампира Гая. Он широко улыбался, многозначительно облизывался и выяснил, что человечка, мелкого колдуна, нанял какой-то сильный маг, чтоб им мешать. Что к чему? Дан почесал затылок, сильно разлохматив не стриженые сто лет волосы, и посоветовал гнать придурка пинками. Ох и поддал же ему Аль!!! Колдунчик улетел обратно в темноту, сопровождаемый разочарованным взглядом Шарика – ну вот, сами поиграли, а дракону не дали… Впрочем, поиграть ему еще довелось. Такого количества драк Дан не припоминал, но назвать эти схватки серьезными не поворачивался язык. Хотя лет восемь назад он бы думал иначе. Даже в образе Лазаря. Впрочем, для Лазаря победить бы весьма проблематично, а вот для Квадры – не то чтоб сущие пустяки, но близко. За Гаем по-прежнему было не уследить, он метался черной тенью и потом запыхавшимся не выглядел, но Квадра все равно начинала суетиться и заставлять его если не отдохнуть, то хотя бы силы подкрепить. М-да… Уговаривали вампира попить свежей кровушки, собственно, даже оставляли кого-то живыми специально для этого. Когда бой явно близился к концу, Дан удерживал катану не для того, чтоб жизнь нападавшему оставить, но чтоб Аль мог допросить (или потренироваться в своих магических штучках), а Гай напиться вволю. Он, в общем, и не отказывался, посмеивался только: сопьюсь тут с вами, будете не одного похмельного утром иметь, а двух, но Аль и не думал обижаться. У эльфа характер изменился в лучшую сторону. Гай был уверен, что от Данова признания в любви, Дан – что от прорыва магии, Лара хихикала над обоими, но своего мнения не высказывала.

Что интересно, допросы грядущей вампировой трапезы увели их в сторону от намеченного властителем маршрута, и в конце они добрались до основательно укрепленной башни, в которой засел маг. Он швырялся молниями (Аль успевал их то ли отразить, то ли поймать), насылал на них сонмы летучих мышей, что вызвало веселый смех у Гая: он как-то совершенно не магически перенаправил эти сонмы обратно, заставлял камни подпрыгивать и лететь в них, и Лара прикрывала Дана своим телом, камни с металлическим лязгом бились в него и падали, иногда превращаясь в крошево, а Дан ругался и велел прикрывать Гая. Гай обижался: что я, от камня не увернусь? Забавная получалась осада, длилась целых три часа, а потом им надоело, и Гай, переглянувшись с Алем, трансформировался и взлетел, зашвырнув в окно башни пустую винную бутылку. Во всяком случае, вчера она была пустой, а что в нее напихал свежевыпеченный могучий маг, даже и знать не хотелось.

Сначала они хотели было доставить беспрерывно чихающего мага властителю, но потом Дан подумал: не мог этот чихун пойти против Квадры, и тем более против ее хозяина, за ним стоит кто-то выше, и догадываться, кто именно, было страшновато. Есть определенный плюс в том, что кто-то другой думает и принимает решения за тебя. Дан активировал рацию, и буквально через четверть часа Нирут, насвистывая, вышел из кустов. Немножко промахнулся с порталом. А ведь когда Дан звал его в первый раз, когда во время испытания Велира был тяжело ранен Аль, он чуть не полчаса потратил. Совершенствуется хозяин.

Властитель отправил Квадру подышать свежим воздухом. Понятно. Ему тоже не хочется, чтобы они догадывались, кто стоит за этим – и другими. «Мне нужно, чтобы в течение часа никто и ничто меня не побеспокоило», – пожелал Нирут, и Квадра приняла это как руководство к действию, то есть не стала расслабленно валяться на травке, а рассредоточилась вокруг единственной двери в башню. Гай, впрочем, предпочел устроиться на крыше. Он и предупредил их об опасности, так что к драке они были готовы, и к какой драке! Аль поначалу прозаично стрелял из арбалета, потом орудовал одновременно и кинжалом, и магией, Дан, замечая это то ли затылком, то ли седьмым чувством, танцевал с катаной их убийственный танец, поблескивало под солнцем металлическое лицо Лары, пикировала на врагов тонкая фигура с огромными темными крыльями…

Когда все наконец кончилось, Дан без сил рухнул на примятую траву. Ага. Понятно, почему кончилось: властитель изволил выйти на крылечко и движением бровей изничтожил татей. Жалкие их остатки, вообще говоря. Квадра умела убивать очень квалифицированно.

Как всегда целенькая Лара вытащила из Гаевой сумки аптечку и первым делом намазала Гая средством от солнечных ожогов. Аль беспрестанно вытирал с лица кровь, сочившуюся откуда-то из-под серебряных волос, и Дан собрался было оказать ему помощь, но обнаружил, что встать не получается. Он прислушался к себе. Слава богу, серьезных ран нет, болит нога… арбалетный болт в ляжке, это фигня. Саднило бок, вскользь пришлось чужим мечом, тоже, в общем, не стоит внимания. Аль улыбнулся и помахал рукой: я в порядке, это мелочи.

Нирут был по обыкновению невозмутим, о результатах допроса, естественно, не сказал, а они, естественно, и не интересовались. Кому хочется лишний раз в лоб получить, пусть и в переносном смысле. И так ясно: не все славно в стане владык мира. Правда, властители отчего-то не любили такой терминологии, не только Нирут, но и Велир, так что Дан называл их так исключительно про себя. И исключительно в ироничном смысле.

Все равно странно. Может, потому Нирут ничего и не говорит им, даже Дану. Если бы какой-то властитель всерьез захотел избавить мир (или Нирута) от Квадры, он бы растер их в мелкий порошок вместе с драконом. А тут мелочи какие-то… То есть не мелочи, конечно, они могли погибнуть в любой из этих схваток, серебряная стрела могла попасть Гаю не в легкое, а в сердце, и тогда никакая магия не спасла бы его. Точно так же болт мог воткнуться в ногу чуть левее, и Дан запросто истек бы кровью в горячке боя, а он не вампир, ему потерю крови восстановить очень трудно. Но они были отличными бойцами, помимо рефлексов и доведенного до совершенства владения оружием и приемами рукопашного боя, у них был коллективный разум Квадры. Дан знал, где Аль, с какой стороны Лара, какого противника выбрал Гай, и остальные знали, потому они легко контролировали поле боя, даже если врагов было кратно больше. Как сейчас, например. Лара от нечего делать пересчитала трупы – у нее получилось то ли пятьдесят два, то ли пятьдесят четыре, трудно было точно определить: Шарик в бою тоже не стеснялся, запросто мог отхватить любую часть тела. Ну и подкрепиться мог втихушку, когда все кончилось, вот и пойми, чья там рука валяется, если тела в похожей одежде нет поблизости…

Дана даже не затошнило. Брезгливость как таковая приказала долго жить во время соседства с несвежим трупом в сырой темнице, а ужас цивилизованного человека остался в Новосибирске. Если Шарик голоден – так чего бы и нет, пусть, покойнику все равно. Если голоден Гай – ну так какая разница, добить раненого точным ударом или позволить вампиру выпить его кровь. Все равно – смерть. Даже еще и легкая: если вампир убивает, жертва чувствует себя очень неплохо, Дан по себе знал, какая эйфория наступает при «поцелуе» вампира.

Простая незатейливая суровость жизни. И смерти. Что ж теперь, мог бы и что-то другое выбрать. Выбора, конечно, как такового и не было, но предлагал же Нирут: беги, искать не стану. Сбежал бы. Поймали бы. Люму вон на радость. А что придумала бы изобретательная Фрика! Жить захотелось. Гая увидеть. Но больше – просто жить, потому и не сбежал. Предпочел что? рабство? по форме, наверное, рабство, по сути – что-то другое. Он был уже в собственности не столько Нирута Дана, сколько Квадры.

Шарик потыкался носом в плечо, положил на него голову и прижмурился. Дан почесал его нос, послушал целую гамму звуков – симфонический концерт просто. Очень может быть, что Шарик пытался говорить, но его голосовые связки никак не предназначались для воспроизведения человеческой речи. У него было пропорото крыло, и он позволил Гаю зашить его, как полотно, крепкими нитками, и даже не пискнул, даже не моргнул. Черт его знает, может, крылья у него нечувствительны к боли?

– Домой, – решил Нирут, – то есть не в замок, в столицу. Там еще есть дела. Не стану я открывать портал, утомился, честно говоря.

– Ножками дойдем, – пожал плечами Аль. – Пара лошадей найдется, так что Дана посадим, ну и вас.

– А я тоже ранен? – проворчал властитель. – На себя посмотри.

– Царапина, – отмахнулся эльф, – а вы все-таки начальник, вам положено верхом ехать.

– Издевается еще, – пожаловался Нирут. – Дан, у тебя нахватался. Знаете, что император издал указ, запрещающий брать заложников из эльфов в мирное время?

Аль подскочил и вытаращил глаза. Властитель довольно улыбнулся и пояснил:

– К этому шло давно, так что не надо приписывать это решение мне. Заложников можно будет брать только в тех поселениях, в которых возникает смута, и содержаться они будут только в столице, под личным контролем принца Гента. Устраивает расклад? Нет? Тех, кого уже взяли, не вернут, ребята. Простите.

Дан закрыл глаза. Кайя. Самое прекрасное и самое грустное воспоминание в жизни.

– Почему вы не хотите им помочь?

Все обалдели, потому что вопрос задала Лара – эталон послушания. Лара никогда ни о чем не спрашивала властителя. Вообще. Даже о том, откуда прислано вино, которое они пили за обедом. Нирут, надо сказать, был в шоке, Дан чувствовал это, даже не открывая глаз. А Лара его добила:

– Вы ведь можете, милорд. Что вам мешает? Или вам кажется, что это будет мешать им? Я умоляю вас, ответьте, милорд, а потом наказывайте меня, как хотите.

Дан не был уверен, хочет ли слышать ответ. Одно дело догадываться, другое – знать точно. Усталость коснулась и сердца. Дан лег на спину, не открывая глаз, голова попала на колено Лары – он знал, что колено там и окажется. Чувствовал затылком. Теплая ручка погладила его щеку. Нирут не спешил отвечать. Любопытно, что сделает: прозаично заткнет Четвертую, многозначительно заговорит про не подошедший срок или пустится в объяснения.

– Потому что это невозможно, – невыразительно произнес Гай, – верно, милорд? Потому что вы не в силах вернуть Кайю…

– Она умерла? – горько спросил Аль. – Скажите, милорд.

И милорд сказал «да».

 

* * *

Удивительно, но Дан воспринял известие не то чтоб спокойно, но как должное. Наверное, был готов. Он приносит несчастья здешним женщинам. Насилие, унижение, смерть. Господи, если ты есть, позволь мне больше никогда не любить, позволь им больше никогда не любить меня, вполне достанет симпатии и обоюдного желания, так, чтоб расставаться легко, чтоб никому в голову не пришло воздействовать на него – или на властителя? – через женщину, чтоб легкие и ни к чему не обязывающие отношения завязывались и рвались без труда и без боли. Чтоб женщина не перерезала себе горло, как Дана, и не перерезала себя вены на руках, как Кайя. Меньше чем через неделю после того, как властитель забрал Дана из спальни Кондрата. Благородный еще и не успел осознать краха своих мечтаний и надежд, еще не успел обвинить в этом Кайю, и то ли она поняла это первой, то ли просто не хотела жить после всего. Или не захотела жить без Дана.

Аль, как показалось Дану, вздохнул не без облегчения. Смерть лучше, чем унижение.

До ближайшего портала добирались пешком, только Дана водружали на лошадь: ни к чему рану бередить, она, конечно, абсолютно неопасная, но зачем причинять себе лишнюю боль? В силу этой некоторой изолированности он мог думать о чем угодно, и думалось, конечно, о Кайе. Догадывался? Предчувствовал? Или просто был готов? Думалось – это преувеличение. Вспоминалось. Одно и то же. По кругу. Многих воспоминаний не накопилось, слишком коротким было знакомство. Только влюбиться и хватило. Господи, дай мне силы больше не любить.

Вторая лошадь, нагруженная вещами, брела следом, Нирут неутомимо вышагивал рядом с со своей Квадрой, ничем не напоминая веселого гиганта Руда, даже непристойных песенок не орал. Разговаривал то с кем-то одним, то со всеми, а Дан все отмалчивался. Шарик бегал вокруг, задирал на него голову и сочувственно посвистывал.

В первой же деревне собирались купить лошадей, но деревенька была настолько нищей, что лошадьми здесь гордо называли двух древних тощих кляч, а землю пахали на волах, так что купил властитель возок, и дальше они несолидно тряслись в телеге, но получалось все же быстрее, чем идти пешком. В городе, где имелся портал, у властителя образовались какие-то дела, и Квадра, предоставленная сама себе, поселилась в гостинице средней руки, развлекаясь посещением местных злачных мест, где имелись в избытке самые разнообразные женщины, даже на придирчивый вкус Гая. Вина имелись тоже самые разнообразные, так что пил Дан – ой-ой-ой, даже Квадра озаботилась. Он с вина пьянел медленно, но становился плохим: злым и раздражительным, как с большого количества водки, так что кто-то непременно не спускал с него глаз. Чаще всего – Лара, которая не пользовалась злачными местами. Дан спьяну пристал к ней с расспросами насчет ее сексуальности: ну, мол, неужели мужика-то не хочется, просто случайного какого, ей же достаточно плечиком повести – и все к ногам повалятся, торопливо расстегивая штаны. Ждал, что в лоб получит, но не получил. Нет, не хочется, сногсшибательные суккубы не то чтоб фригидны, однако равнодушны к этому делу, ведь не хочется же ей плечиком повести перед Даном или Алем. Или вон даже властителем – ведь какой мужчина, мечта! Да и они не последние, а Гай вон каков красавчик, среди вампиров этакие большая редкость. Но – не хочется. И так замечательно, что и они на нее не смотрят как на женщину и даже такие дурацкие вопросы задают.

В общем, они напились вместе, как когда-то напились Данил Лазарцев и Витька Олигарх. Узнали, что Сашка без вести пропал – и напились по-черному.

Тоска все равно не проходила, Дан загонял ее поглубже, она, конечно, слушалась, но это категорически не нравилось Квадре. Ты – человек. Ты – чувствуешь. Сильнее, чем мы. Так и оставайся человеком, если больно – пусть больно, боль быстрее пройдет, если ее не загонять внутрь.

Добил Шарик. Когда Дан, прислонив плавающую кругами голову к столбу, сидел на террасе на манер американского шерифа из кино, то есть закинув ноги на перила, дракон, распугивая клиентов, притопал и положил Дану на живот какой-то комок. В пасти нес. Дан пошевелил комок пальцем, и тот расскулился отчаянно и громко. Весь вид дракона говорил: ты же мечтал о собаке, на тебе собаку, только перестань грустить, я даже ревновать не стану, что я, дурак какой, к шавке ревновать, а тебе ж хочется, ты Тяпу свою помнишь, ну вот тебе новая Тяпа. Или Тяп. Дан поднял щенка и поднес к лицу. Он был мал, несчастен, грязен. От силы месяц, как не меньше, глазки еще мутные. Тощий. Дан негромко позвал слугу, расторопного парнишку, прекрасно понимающего, когда могут обломиться приличные чаевые, и потребовал теплого молока, можно с медом, в бутылочке с соской, как для младенцев. Где мальчишка добывал соску, неважно. Щенок угрелся на груди Дана, попискивая тоненько и жалобно, сетуя на полную несчастий собачью жизнь. Молоко он жрал так, что Дан насилу выдернул у него изо рта соску. Помаленьку надо привыкать к хорошей жизни, дружок. Помаленьку.

Когда властитель объявился через несколько дней, Квадра в полном составе играла с неуклюжим мохнатым созданием, а Шарик умиленно за ними наблюдал.

Щенок прекрасно угнездился за пазухой, либо спал, скрывшись с головой, либо высовывал нос наружу и с интересом разглядывал окрестности, суетиться и пищать начинал, когда ему требовалось справить нужду. Догадывался, поросенок, что в случае чего ему же самому сыро и неуютно станет. Порталом они почему-то не воспользовались, ехали по маршруту, ведомому одному властителю, и то вряд ли. Дану казалось, что порой он выбирал направление произвольно. Ночевали чаще всего под открытым небом, выставляя на стражу не только Шарика, но и кучу всяких магических заморочек в исполнении обоих магов. Хорошо, погода стояла нормальная. Все укладывалось в ту самую картину, которую так не хотелось себе представлять, и Дан не представлял. Он все еще не мог выпустить из памяти облик Кайи. Ну что – всего несколько дней, всего несколько поцелуев, всего только взгляд, в котором сосредоточена скорбь всех эльфов. Женщина, которой он не сумел помочь. Или не захотел по-настоящему? Сорвался бы, поехал за ней… а властитель бы позволил, потому что все равно было поздно. И что? Оторвал бы голову Кондрату? Ага. Вот наоборот – вероятнее, потому что против магии, увы, сталь бессильна, если только не из-за угла.

За тридцать лет там, дома, Дан не видел смерти. Один раз в детстве был на похоронах, но был маленьким и ничего не понимал, умер дальний родственник, и на похороны его взяли только потому, что оставить было не с кем. Сашка? Ну да, Сашка. Не вернулся. Словно уехал навсегда. Он не видел и как умирала Дана, и как умирала Кайя, только все равно – теперь знал, сам уж столько крови пролил, что страшновато думать, ну да, оборонялся, нападал редко… да и нападал ли? Ведьмочку одну из костра вытаскивал самым натуральным образом, а ему помешать решили, саданул тогда наиболее ретивого эфесом в висок, да наповал, руки обжег, когда ее из огня пытался вытащить. Гай отшвырнул его на несколько метров и, шагая в костер, еще успел выразительно себя пальцем по лбу постучать: совсем придурок? Ведьму они потом еще полечили, а потом, несмотря на ее мольбы и вопли, сдали гильдейской страже, и честно говоря, Дан не интересовался, что с ней сталось. Очень может быть, что и повесили, да веревка – это быстро. Поведение Дана, включая убиение, сочли правомочным, потому как он содействовал соблюдению законности, и даже пальчиком не погрозили, разве что властитель у Гая жесту научился, тоже себя по лбу постучал: ну что за идиот, в огонь лезть, когда вампир рядом и демон, иногда работать мозгами должен даже Меч Квадры …

Привык к тому, что смерть рядом. Сегодня он мечом в висок, завтра его. Сегодня его Гай прикрыл, а завтра он прикроет Аля. И казалось это таким естественным, что Дан даже не удивлялся себе. А что было, когда первую шею свернул? Полоскало-то сколько, а страданий – чей-то сын, чей-то внук… Казалось концом света. И ничего, никакой не конец. Не считать же, сколько супостатов на тот свет отправил. А Дана помнилась. И Кайя. Погубил обеих. Ну да, не впрямую, косвенно, но погубил, никуда не денешься. Простое осознание простого факта. Не угрызения совести, не комплекс вины – сама вина.

Остальные то ли понимали, то ли чувствовали, не только Квадра или Шарик, но и властитель. Не переубеждали. Считали, что должен переболеть сам. Вот и таскал его властитель по свежему воздуху, не рвясь открывать портал – а мог без проблем, в любую знакомую точку, хоть в замок свой расчудесный, хоть в столицу, хоть к черту на рога, если бывал там хоть раз. Однако тащился на транспорте мощностью в одну лошадиную силу, развлекался общением с Квадрой и постоянно напряженно думал, и было это так заметно, что поднабравшаяся наглости Квадра даже и не комментировала. Ну так кто угодно бы напрягался, подозревая своих неизвестно в чем. Властители – это ж даже не класс, не общество, не орден, не гильдия, это каста.

А с другой стороны, прожить черт-те сколько лет и не стать циником нельзя. И Нирут, хотя и младенец по сравнению с собратьями, в реальной жизни далеко не мальчик, вдвое против самого древнего земного долгожителя людей изучал, догадывается, что святые если и бывают, то власти никогда не имеют. И даже понятно, какой вопрос он решает… то есть какие вопросы: кто и зачем. Дана больше интересовало зачем, потому что виденные властители были на одно лицо, он только Велира и выделял, даже спаситель темно-красный, у которого старенькая жена свой век доживает, все равно был скорее символом, чем человеком.

Интересно, есть ли здесь символика цвета? Почему Нирут черный, а тот красный? А Велир бархатно-коричневый? С Дановыми понятиями бред получается, не похож Нирут на записного злодея, красный на кровопивца какого, а Велир на фашиста.

Сидя вокруг костра, они оживленно обсуждали этот вопрос. Гай вспомнил что-то о символике, но древнее, забытое и к одежде отношения не имеющее. Нирут вроде бы их и не слышал, однако встрял, когда они иссякли:

– Никто черного не хотел, потому что черный – символ смерти. А я не суеверный, предложили, согласился. Красный – символ крови. Синий – символ ума. И так далее. Только тот, что носит синий, не самый умный среди нас, а тот, что носит красный, не самый кровожадный. Просто одному синий идет, а второму красный. И ничего больше.

– Вот бы никогда не подумала, что и властители не чужды кокетству, – фыркнула Лара. – Как-то неприменимо к вам, милорд, такое «идет – не идет». Однако… Если честно, вам не идет.

– Но больше, чем розовый, – хмыкнул Нирут.

– А откуда именно такие цвета? Почему выбор между розовым и черным?

– С круга перемен. О нем даже ты, наверное, не слышал. Древнейший артефакт, для чего служил – непонятно, как действовал – непонятно, но отчего-то ему придавали огромное значение. Вдруг ни с того ни с сего он начинал вращаться и останавливался тоже ни с того ни с сего. А еще там был символ: серебряная восьмиконечная звезда. Вот и гадали по кругу: какой цвет против звезды, так и жизнь пойдет. Забыто уже.

– С вашей помощью? – невинно поинтересовался Дан.

– Не с моей, конечно, потому что давно это было, но властителей, разумеется. Когда выпадало черное, ждали мора, катастроф, войн, и так ждали, что война непременно начиналась. Когда выпадал желтый, ждали повального счастья, и хоть оно не наступало, в народе рассказывали истории о внезапно подвалившем богатстве, удачной женитьбе, своевременном наследстве… В общем, вы не дети, понимаете, чем больше людей поверит в неизбежность войны, тем неизбежнее будет война.

– И ликвидировали древнейший артефакт.

– Чего бы? – простецки подмигнул Нирут. – Убрали с глаз долой. Храм, в котором он стоял, обрушили, сопровождая это громами, молниями среди ясного неба. Говорят, впечатляющее было зрелище. И конечно, Дан, там были люди. В храме. Немного, но были. Жрецы никогда не покидали круга.

Дан молча пожал плечами. Гибель одного здесь трагедия, гибель миллионов не статистика. Простой и незатейливый мир, управляемый кучкой великих и практически бессмертных магов. Мутантов. С одной стороны, жутковато. С другой – привычно. Не революции же в самом деле устраивать. Жизнь вообще несправедлива. Такая вот свежая и оригинальная идея…

 

* * *

Проснувшись однажды ночью без видимой причины, Дан услышал тихий разговор. Аль и властитель. В шепоте Алира было отчаяние, в шепоте Нирута – утешающие нотки. Ну что за дурная привычка у Аля – на Дана равняться. Теперь он переживал о том, что легче забыл любимую сестру, чем Дан – женщину, которую знал всего несколько дней. А Нирут мягко втолковывал ему, что дело тут вовсе не в душевной черствости, а в психологии человека и эльфа, другое отношение к жизни и смерти, другое восприятие мира. Надо будет по шее надавать, подумал Дан, засыпая. А имел бы Дан привычку в истерике биться, Аль бы тоже с него старался пример брать?

Дорога становилась все труднее. Лошадей больше вели в поводу, в конце концов отпустили. Либо сами дорогу к людям найдут, либо одичают. Либо волки сожрут. Вид у путешественников был уже не такой гламурный, как по первости; куртки удивительно быстро пообтрепались, где-то уже появились прорехи, и не особенно красивая штопка не придавала им свежести. Основательно пропылились сапоги, штаны потеряли парадный вид, зато приобрели блеск в отдельных местах. Месяц ведь топаем неизвестно куда, спим в одежде, простирнуть успеваем только белье, да ничего, нормально, привычно – вождь-то имеется, он знает, куда идти и зачем, наверное ж к светлому будущему. Примерно это было написано на лицах Квадры. А Дан, кажется, догадался, куда именно они направляются, и потому не удивился, когда вдруг посреди обычного маршрута властитель открыл перед ними портал, и один-единственный шаг привел их в беспросветную тьму закрытого пространства. Воздух был довольно свежий, с вентиляцией явно был порядок. Квадра замерла. Интересно, видит ли что-нибудь Гай? Под ногами не камень, не трава. Вокруг та самая темнота, когда не видать руки, поднесенной к самым глазам (Дан проверил, на секунду ощутив себя маленьким Данилкой в бабулином доме).

– Что это, милорд?

В голосе Гая было даже не удивление, а потрясение.

– А я ничего не вижу, – безмятежно сообщила Лара, – понимаю только, что мы где-то под землей.

– И глубоко, – невесело дополнил Аль. Шарик царапнул пол. Щенок завозился за пазухой, высунул нос и испуганно пискнул.

– А ты что молчишь, Первый?

– Бункер, – сказал Дан. – То, о чем вы мне говорили, да? А свечки или фонаря ни у кого нет?

– Здесь есть освещение.

– Все еще? – изумился Дан. – Вы ж говорили – десять тысяч лет или около того. Не может же это работать десять тысяч лет! А если может, то такая цивилизация не могла сама себя уничтожить какой-то примитивной ядерной войной.

– Не знаю, – ответил властитель и зашагал куда-то. Влево. Кошачий глаз включил, не иначе, или как там у них, великих магов, называется умение видеть в кромешной тьме.

Свет был не электрический. Просто мягко засияли стены, а потом и сияние пропало, просто стало светло. Теперь потрясенно вопросил Аль:

– Что это, милорд?

Лара просто осматривалась, вытаращив глаза. Не видала она кинушек про отдаленное будущее. А так как у авторов кинушек с воображением было не очень, то отдаленное будущее у них базировалось на собственных представлениях о собственном мире, разве что компьютеры наделялись голосом (чаще приятным женским) да консолей было побольше. Как и здесь. В древнейшем артефакте из отдаленного прошлого.

– Посмотри, – попросил властитель. Дан усмехнулся.

– Посмотреть-то я могу. Даже кнопочки могу понажимать. И даже ничего не взорвется, потому что до защиты от дурака тут меры явно принимали. А что это даст? И что вы хотите?

– Посмотри, – повторил он без нажима. Дан снова усмехнулся и огляделся. Если они были люди, если они были правши, то принцип строение клавиатуры может быть похож. А может, не похож. Дан прошелся вдоль стен. ЦУП какой-то. Или командный пункт. Или пресс-центр всего лишь, потому что все консоли одинаковые. В свое время у Дана очень хорошо получалось находить отличия в одинаковых картинках, а тут – не нашел. Стоп. Вот эта. Тут есть накрытая колпачком красная кнопка. Забавно. Ну точно как дома. Будем надеяться, что это не пуск сотни баллистических ракет. Кто их знает, здешних древних, может, у них и ракетные шахты пережили десять тысяч лет… Что на Земле было тогда? Палеолит какой-нибудь? Каменные топоры и первые кострища? Неандертальцы с автрало… Нет, не запуск. Крышечка откинулась легко. Кнопочка тоже нажалась легко без всякого дополнительного ключа. И можно подумать, ни один из властителей этого никогда не делал: одна такая, красненькая, заметная, так и просит: нажми меня…

Без щелчка, без гудения включились экраны. Сплошной белый шум. Спутники за столько лет вышли из строя или свалились куда задумано было создателями, так что понаблюдать за Траитией сверху не выйдет… Впрочем…

Не заметив, Дан увлекся. Удивительно, смешно, фантастически, но компьютеры управлялись очень похоже. Властитель за спиной тихонько подсказывал, что означают некоторые значки; Дан понажимал больше-меньше, и изображение на главном экране стремительно приблизилось: только что была большая голубая планета – и уже проступила кромка моря, горная гряда, и деревья уже видно, и телега по дороге едет, запряженная парой ослоподобных животных. Интересно, стрелки означают то же, что и дома? То же…

Щенок заорал, и Дан спустил его на пол. Покрытие больше всего напоминало пластик. Псеныш заковылял в сторонку, присел и надул заметную лужу – и лужа мгновенно впиталась. Квадра с разинутыми ртами таращилась на панораму Траитии. Властитель, то ли узнав местность, то ли уже точно зная, что надо искать, отстранил Дана и быстренько вернул изображение в состояние планеты, покрутил ее вокруг оси, снова увеличил – ну не перепутать, столица сияла огнями, как и положено столице, а императорский дворец – так пуще всех. Дан занялся другими кнопками.

От этого занятия его оторвали несколько часов спустя, и силой. Властитель лично сгреб за воротник и оттащил в сторону, где был разложен незатейливый ужин. Или обед. Квадра выглядела одновременно подавленной и восторженной. Подавляло, очевидно, кажущееся величие предков, оно же приводило в восторг. Прожевав первый кусок, Дан понял, до чего ж голоден.

– Вы им рассказали вкратце? – Властитель кивнул. – Тоже где-то ненароком экран включили?

– Нет. Нечто вроде книг… Я покажу.

– Как гибнет цивилизация?

– Самое начало. Остальное мы просто предположили.

– Ну что, мутанты, – весело спросил Дан, – как настроение? Особенно у эльфа, сильно презирающего род людской?

– Можно подумать, меня род людской восхищает, – фыркнул Гай. – Все от одного корня? Ну и что, все равно ж разные. Кому вообще интересно, что было в такие давние времена?

Нирут встал и шагнул в никуда и из ниоткуда вернулся, бросив перед Гаем нечто вроде книги, а точнее – фотоальбома. Репортаж? Или снимки на память? Классические ядерные грибы как в учебнике по гражданской обороне, разве что временно уцелевшая архитектура вовсе не похожа на домашнюю. Классические глобальные разрушения. Дан смотрел через плечо Гая и думал, что киношники не так уж и неправы были, сочиняя свои футуристические боевики. Похоже. Впрочем, массовая смерть, наверное, одинакова. Или одинаково ужасна. Он вернулся к консолям, фоном слушая рассказ Нирута о с трудом расшифрованных книгах, об ужасе, который испытали даже видавшие виды властители, о том, как они пришли к мысли о необходимости не допустить повторения, и том, как тормозили технологии и как контролировали магов, вроде бы давая им чуть не абсолютную свободу. Он пытался обнаружить еще что-то полезное или интересное. Просто дорвался, вот и стучал азартно пальцами по гладкой панели, прекрасно понимая, что ничего из этого не выйдет. Сколько времени прошло, прежде чем крупная ладонь властителя легла ему на плечо? плечо откликнулось болью. Затек. С трудом повернув голову, Дан вопросительно посмотрел в золотистые глаза.

– Есть способ разбудить это?

Отчего-то пребывая в ясной уверенности, что Нирут не рвется немедля стереть с лица Траитии пару-тройку городов, Дан покачал головой.

– Не думаю. Понимаете, даже у нас чтоб запустить ракету надо знать пароль. Теоретически существуют программы, позволяющие этот пароль вычислить за какое-то время, а мне жизни не хватит разобраться в принципах программирования и ее написать… да и не напишу, я не программер. Не сумею.

– А сделать так, чтобы никто никогда не сумел, можно?

– Можно, – усмехнулся Дан. – Залить это все снаружи и изнутри цементом, чтоб ни один археолог не докопался. Я б залил. – Нирут посмотрел ему в глаза. – Да верю я вам. Честно. Вы не хотите это использовать и не хотите, чтобы использовал кто-то другой.

– Веришь? – переспросил он со странной интонацией. Сердце малость екнуло, но Дан повторил:

– Верю. Вы не производите впечатления ни сумасшедшего, ни последней сволочи. И что, кто-то из ваших…

Он замолчал, потому что золотой взгляд заледенел и напрочь убил желание продолжать. И так ясно.

– Иди спать. А по естественным надобностям – в любой угол, все исчезает, хоть человеческое, хоть драконье. И не квакай, сам обнюхивал место, где кучу навалил…

Дан посмеялся, сходил в угол и устроился на полу рядом с Гаем. Подсознательно, что ли, избегал ложиться рядом с Алиром? Или сознательно?

Гибрид фэнтези и научной фантастики не нравился страшно. Еще больше не нравилось подозрение в отношении властителей. Скорее, одного какого-то властителя, и уж особенно не хотелось думать, какого именно.

Сон был паршивый. Что снилось, Дан не помнил, а паршивость заключалась в том, что он знал, что спит и видит сон, которого не запомнит, а это всегда означало головную боль наутро и общую разбитость. Скверный сон и еще более скверное пробуждение. Пронзительно свистнул Шарик, и Дан еще не проснувшись, даже глаз не открыв, вцепился к рукоять катаны, выдернул меч из ножен, да вот только вскочить не успел, припечатало сверху бетонной плитой. Мелькнула даже мысль, что Нирут поспешил последовать совету и заливает внутренности бункера цементом.

– Доброе утро, – насмешливо поздоровался Велир. В бороде поблескивали белоснежные зубы. Бобр из рекламы пасты «колгейт». Ну почему помнится всякая пустая ненужность? – Крепко спишь, Первый. И в обнимку с мечом, когда такая роскошная женщина рядом.

Лара плеснула на него неприкрытой ненавистью из-под ресниц. У Аля вздулись жилы на висках, и Велир посоветовал:

– Нирут, да скажи ты своему мальчику, что не ему тягаться в магии с властителем. Особенно со мной. То есть мне-то все равно, но ведь есть разница – легко умереть или трудно? Да и сам не суетись, ты ведь это заклинание знаешь, любое противодействие его только усиливает. А с эльфа и простого обращенного щита хватит. Девочка моя, ну что ты так волнуешься? Не успеешь. Точно тебе говорю.

– Лара, успокойся, – с натугой произнес Нирут. Он стоял возле консоли, то ли решил изучение продолжить, то ли успел только вскочить, когда почувствовал вторжение. – Аль, перестань, тебе никогда не справиться с властителем. Даже когда достигнешь всей своей мощи.

– А так как этого не произойдет, то и пытаться не стоит, – весело подхватил Велир. – Что, Дан, голова болит?

– Ага, – проворчал Дан, – спал плохо.

– Ну так сядь поудобнее, не стесняйся. Вот меч твой пусть в сторонке полежит, без оружия ты и вовсе как вон тот звереныш. Твой щенок? Симпатичный. Я о нем позабочусь. Не волнуйся.

Дикая сила вырвала катану из руки, обдирая ладонь, и отбросила ее метра на четыре, в пустой угол. Дан с тоской проводил ее глазами. Без оружия он и вовсе как вон тот звереныш, что испуганно жмется к лапе неподвижного Шарика. Впрочем, против мага он и с оружием почти то же самое. Он сел удобно – ничего не мешало двигаться, и он даже удивился:

– А меня и вовсе никак не опасаетесь?

– И вовсе! – радостно сообщил Велир. – Вот с мечом против тебя я б не пошел, да не до благородства тут. Магия всегда быстрее руки, дружище. Потому на тебя, вампира и демона я магию и не расходую вовсе – незачем, успею. Я надеюсь, это не обижает тебя, Первый. Ты прекрасный воин, выдающийся мечник, но категории очень уж неравны. Впрочем, с властителями некому сравниться. Нирут, подтвердишь? А то он мальчик восприимчивый, переживать станет.

Лара посмотрела на Дана и взлетела с места, но словно ударилась о невидимую стену, упала на пол и больше не шевелилась.

– Вот вам и иллюстрация, – весело прокомментировал властитель. – Ничего, это не больно.

– Оставь их, – устало попросил Нирут. – Именно по всем этим причинам. Против тебя они ничто.

– Ты в своем уме? Да не я убью их, Нирут. Ты их убил, когда посвятил в тайну. Зачем простым смертным это знать? Что ты затеял?

– Тайна, – фыркнул Дан. – Кого эта тайна волнует? Десять тысяч лет назад человечество себя чуть не уничтожило, вернулось в каменный век и постепенно выкарабкалось в нынешнее состояние, уже в виде не только людей, но и других рас. Ну и что?

– Вы увидели это место…

– Изнутри, – перебил Нирут. – Только изнутри. Они понятия не имеют, где оно находится.

– Прости, Нирут. Есть тайны, которые должны навек оставаться тайнами.

– Скажите лучше, что сами хотели воспользоваться, – бросил спокойно и даже равнодушно Гай. – Иначе зачем бы вам, Велир, надо было пакостить…

Он схватился за горло.

– Какой я тебе Велир, вампир? – грустно спросил властитель и почесал бороду. – Разболтались они у тебя, Нирут. Ко мне следует обращаться «ваша милость». На худой конец «милорд». Ты запомнил?

Гай кивнул, судорожно втягивая воздух.

– А пакостили разве не вы, ваша милость? – со всей возможной кротостью поинтересовался Дан. – Да так грубо, что даже я давно понял, кто палки в колеса ставит. А я не ум, я меч. Вот зачем – не понял. Не объясните?

– А забавлялся. Просто забавлялся. Да и интересно было посмотреть, как вы справляетесь. В общем, весьма неплохо. Весьма. Почти настоящая Квадра.

– Значит, Гай не ошибся, – кивнул Дан. – И ваша милость жаждет воспользоваться этим в каких-то своих целях. Поддержание равновесия посредством задавливания науки и технологий, строгой кастовостью общества, распущенностью благородных, своеволием магов и разумностью законов для большинства – это я еще понимаю. Но поддержание равновесия посредством ядерного удара – нет, не понимаю.

– А ты наивен, Первый. Уверен, что у твоего хозяина были иные цели?

– Ага. Уверен. Он бы и правда постарался все здесь цементом залить. И снаружи тоже.

– А ты уверен, что от этого не произошла бы катастрофа?

– Абсолютно. Это командный пункт. А сами ракеты, если еще сохранились, в других местах. Может, под даже вашим замком.

Гай обессиленно привалился к его плечу. Дышал он тяжело, с присвистом. Сволочь.

Нирут, похоже, предпринял какое-то противодействие и тяжело осел на пол с перекошенным лицом. Велир покачал головой.

– Я же предупреждал. Нельзя быть таким безрассудным. Ты привел сюда свою Квадру – и тем погубил ее. И для начала посмотришь, как умирает Квадра.

– Это понятно, – непочтительно перебил Дан, – сто раз в кино видел, как главный злодей изгаляется над главным благородным героем, уничтожая его семью, близких, друзей и любимого хомячка. Но он всегда подробно рассказывает и своих злодейских планах. А вы чего ж – опасаетесь?

Давно по мозгам не давали. Дан потряс головой, и искры разлетелись по всему бункеру. Холодная рука Гая коснулась его щеки, приводя в чувство.

– Я знаю, как этим воспользоваться, Первый. И непременно воспользуюсь, чтобы оставшиеся и не помышляли ни о каких переменах. Траития велика, и если вдруг в аду исчезнет один город, равновесие не пошатнется. Но тогда все поймут…

– Принцип ядерного сдерживания, – снова прервал его Дан. – Это мы проходили. А что, равновесие в опасности? Бунты зреют? Вампиры с эльфами сговорились и злоумышляют против властителей? Прорывается нечто чуждое из параллельно-перпендикулярного мира?

– Поверили, значит, в чуждое, – просиял Велир. – Ну раз такой недоверчивый, как ты, поверил, то остальные и подавно.

– Я поверил? – удивился Дан. – Кто вам сказал такую глупость? Вот коллеги ваши, боюсь, поверили: ах, кошмар, там разлита сильная магия, это что-то ужасное… Думаете, они спишут исчезновение одного города на это самое чуждое и ужасное?

– Самому нарушить равновесие – и самому же его восстановить, – одышливо сказал Гай. – Какое же извращенное представление о мире надо иметь… Милорд, а вы говорили, что властители не рвутся к единоличной власти.

– Ум, – оценил Велир. – Ты действительно ум Квадры. Ну ладно, главный злодей объяснил свои мотивы, был понят с полуслова, теперь пора ему злодействовать. Прощай, Дан.

Дан еще даже успел подумать, что сейчас его убьют каким-то изысканным магическим способом, успел даже на прощание глянуть на Аля и Лару и только начал поворачивать голову, чтобы посмотреть и на Гая, как черная тень мелькнула перед глазами.

Велир вскрикнул, потому что Гай почти успел – когти вампира проделали на лице, шее и груди властителя четыре глубоких разреза. Но только почти, потому что Велир вскинул руку, и Гай завис в воздухе не несколько долгих секунд и рухнул сломанной игрушкой. Дан встретился с ним глазами. Терракотовый взгляд угасал. Гай…

Что случилось дальше, Дан не осознавал. Включились рефлексы и что-то еще. Боевой режим. Он видел перед собой только цель – и ничего больше. Он выбросил руку в сторону – и шершавая рукоять катаны послушно легла в ладонь, рванулся вперед-вверх – и тускло сияющее лезвие вошло под челюсть властителя Велира. И тут мир обрушился и потемнел.

 

* * *

– Не суетись, Алир, он уже приходит в себя. Это действует больше на расстоянии, чем вблизи, так что нам с тобой досталось больше, но и мы, как видишь, в порядке. Дан, видишь меня? Дан, открой глаза.

Не хотелось. Хотелось лежать не шевелясь и наслаждаться покоем и тишиной. Тишину нарушал только звон в ушах. Что-то шершавое проехалось по щеке.

– Шарик, не толкайся. Погоди. С ним все в хорошо. Дан, открой глаза.

В руку тыкалось что-то мокрое и холодное. Это не в ушах звенит, это щенок скулит. Дан, превозмогая себя, открыл глаза. Там же. Встревоженное лицо властителя. Перекошенная физиономия Алира, выглядевшая так, словно он в ведро с кровью голову окунул. Дан сфокусировал на нем взгляд.

– Ерунда, – слабо улыбнулся Аль, – правда.

Он потер лицо рукавом, размазав кровь еще больше. Гай.

Дан попытался сесть, но ничего не выходило, и властитель обошел сзади, поднял его подмышки и прислонил к себе. Лара и Гай лежали рядом. Серо-фиолетовые глаза Лары застыли, смуглая кожа чуть серебрилась – она начала трансформироваться, но не успела. Гай смотрел на Дана неотрывно, пытался что-то выговорить, но вместо слов изо рта выплескивалась кровь, губы дергались. Дан взял его за руку.

– Нирут, ради всего святого…

– Я маг, – глухо сказал властитель, – но не бог. Никто не в силах ему помочь.

Лицо Гая кривилось, но он даже не моргал, не сводя с Дана взгляда.

– Ему же больно, – беспомощно прошептал Дан. – Сделайте что-нибудь.

Аль прикусил губу и положил ладонь на лоб Гая, оставляя кровавый отпечаток. Напряженное лицо Гая расслабилось, глаза начали гаснуть.

– Дан… – выдохнул он. В последний раз. Холодные пальцы разжались.

Властитель прижал его к себе.

– Прости, друг. Я ничего не мог сделать. Недооценил…

Дан слышал его слова сквозь очень толстый слой ваты. Почти невнятное «бу-бу-бу». В памяти ничего не оставалось. Отчаянно взвизгнул щенок и полез на колени, Дан автоматически подхватил его, поднес к лицу, позволил облизать щеку. Шарик ткнулся носом. Алир смотрел с отчаянием и болью. Невыносимой болью. С такой же Дан смотрел на Гая. И Гай не отводил взгляда. И не отведет уже никогда. Никогда.

– Почему не позвал, Нирут?

Темно-красный, если судить по голосу. Флайт. Почему Дан видел Алира и Шарика, если смотрел только на Гая?

– Не сумел, – подавленно ответил властитель. – Даже позвать не сумел.

– Поплачь еще, – холодно посоветовал темно-красный. – Получается, простой смертный убил властителя. Всего лишь мечом. Забавно. В страшном сне не приснится.

– Никогда не стоит недооценивать противника.

Голос незнакомый. Еще один властитель? А кто ж еще. Властителей до черта. Поменять бы их всех оптом на Гая. Включая и Нирута.

– Что с ним?

Кто-то попытался оттеснить Шарика и проверить, что с Даном, да дракон вызверился и так двинул поддержателя равновесия мордой, что сшиб с ног. И зашипел обещающе.

– Шарик, – мягко сказал Нирут, – он хочет помочь. Пожалуйста, не надо.

Шипение стихло. На Дана возложили руку.

– Странно. Ничего серьезного. Небольшая контузия, так это не страшно… Шок? Он что, еще никогда не терял?

– Он человек, Флайт, – ответил Нирут, – в отличие от нас всех. Обычный человек, который не разучился чувствовать.

Не разучился? Дан не чувствовал ровным счетом ничего. Словно был всего оболочкой, внешним контуром для абсолютной пустоты. И глаза, которые видели только остывшую терракоту. И пальцы, которые чувствовали только холодную неподвижную руку. Мир рушится не под ударами ядерных бомб. А вот так. Когда умирает друг. Нет Гая – нет Дана.

– Ну вот ты и спас мир, Дан, – глухо проговорил Нирут. – Ты сохранил равновесие.

 

* * *

Озеро было зеркально спокойно. Синее-синее, как небо, и только узкая полоска желтеющего берега намечала границу. Солнце садилось, и небо и озеро темнели с одинаковой скоростью, а осенняя желтизна наливалась темным огнем. Дан ждал, когда небо начнет сереть. Щенок осторожно подошел к краю, высунул нос и торопливо побежал обратно, забрался Дану на колени и притих. Избаловался за время путешествия, привык к рукам, а немаленький уже. Особенно большим он, конечно, не вымахает, с овчарку, наверное. Дан погладил лохматую спину, и пес блаженно засопел.

Рядом опустился на шершавый камень Аль.

– Можно?

– Конечно, – удивился Дан.

Аль долго-долго молчал, глядя в небо.

– Как глаза у Лары, – выдавил он наконец. – Дан, мы же ее любили, почему не вспоминаем?

– А зачем я здесь сижу, по-твоему? – усмехнулся Дан. Он отлично понял, что имел в виду Аль. Лара словно стала тенью, и ему уже нужно приходить сюда и ждать, когда посереет небо, чтобы подумать о ней. А Гай есть всегда.

За прошедшие два месяца оболочка, называемая Даном, не заполнилась.

Властители навели порядок, залили бункер цементом или еще чем, устроили снаружи землетрясение, безвредное, потому что их стараниями район Огненных гор был безлюден, пользовался дурной славой, и его избегали все расы. Нирут, оказывается, нескольких собратьев предупредил, что собирается что-то предпринять, попросил быть наготове, заманил первейшего друга в бункер, но получил по башке заклинанием и позвать властителей не успел. Заклинание было какой-то особой поганости, противодействия ему оказать еще никогда никому не удавалось, потому что оно радостно этим противодействием питалось и только усиливалось, так что был Нирут беспомощен как этот вот щенок. Аля и Шарика Велир просто спеленал щитом, а на остальных силу решил не тратить, чтоб хватило на Нирута. Лара хотела этим воспользоваться, и не смогла. Не успела. Маги умели убивать на расстоянии. Ловушка на Велира сработала, но совсем не так, как предполагал Нирут.

– Дан, – звенящим голосом начал Аль, – я понимаю, что не смогу заменить тебе Гая…

– Я тебе тоже, – перебил Дан. – Нам с тобой только еще отношения выяснять осталось.

Аль упрямо опустил голову.

– Нужно.

– Раз тебе нужно, давай. Можно я начну? – Аль кивнул, не поднимая головы, и Дан вздохнул: – Какие отношения, если кроме тебя у меня есть только Шарик? Я люблю тебя, Аль. Ты мой единственный друг.

– Будь со мной, Дан, – тихо попросил Аль. – Не оставляй. Я не хочу стать таким, как остальные маги. Я хочу оставаться живым и чувствующим. Или черт с ней, с магией.

– И не надейся от меня отделаться, – серьезно сказал Дан. Пустота никогда не заполнится. И у Аля тоже. И это сближает их еще больше.

– И еще, – почти беззвучно сказал эльф. – Я помог Гаю умереть. Никто не спас бы его. У него… у него все внутри было разорвано, все кости перемяты, позвоночник скручен, но он вампир, он умирал бы еще несколько часов, и никакому магу не под силу было бы снять такую боль… я…

– Я знаю, Аль, – мягко прервал его Дан. Аль повесил голову еще ниже, и Дан просто обнял его за плечи, как прежде обнял бы только девушку. Он всегда остерегался лишний раз прикоснуться к Алю, чтоб грешным делом не вызвать у него каких-то устремлений, но сейчас этот жест не казался ему ни сексуальным, ни двусмысленным. И не был им. Плечи Аля дрогнули. А говорят, эльфы не плачут. Глупости. Вот люди!– разучились. Не получается. – Нам обоим будет не хватать Гая. Но у меня есть ты, у тебя – я. Ты – мой мир, Алир. Ты – мой друг. И ты уж постарайся выжить, чтобы я не умер окончательно.

– И не надейся, – сдавленно произнес Аль. – Ты – это я.

Солнце наконец село. Темнота здесь была странная – то ли вода в озере немножко светилась, то ли белый камень замка за день набирал свет, но какое-то время после заката по галереям или по двору спокойно можно было разгуливать без фонаря. Смутный зыбкий свет, который любил Гай.

Зачем он бросился на Велира? ведь понимал, что не успеет, что магия сильнее руки. В очередной раз прикрыл Дана – зачем, ведь через минуту или две все равно… Надеялся быть быстрее Лары, надеялся успеть. Все пытался вернуть тот старый долг, не понимая, что никакого долга нет? Или считал, что… что просто обязан закрывать собой Дана. Хотел умереть первым.

– Я тебе еще спасибо не говорил, Аль,

– За что? – спросил эльф сдавленно.

– За катану. Ты же сунул мне ее в руку.

– Я? – Аль посмотрел на него. Зеленые глаза тускло светились. – Нет. Я даже дышать мог с трудом. До магии дотянуться не мог. Вообще.

– Значит, Нирут.

Между собой они перестали называть его властителем. Не хотелось.

Аль покачал головой.

– Тем более нет, Дан. Я магии такой мощи никогда не видел. Нирут ничего не мог сделать. Ничего. Он дышал-то с трудом.

– Ну не сама же она ко мне в руку прыгнула.

– Почему? Она – не обычное оружие. Ваше единение могло дать ей силу. Ты больше всего в жизни, больше самой жизни захотел, чтобы она была у тебя в руке – и она тебя услышала. Дан, ты, конечно, больше меня понимаешь в тех штуках в зале, в ядерном сдерживании и принципах программирования, но в магии лучше разбираюсь я. Ты не маг. Катана не магическое оружие. Но вот что такое вы вместе, вряд ли знают даже властители. Вы с ней успели. Не успела Лара, не успел Гай. Не сумел я.

– Мы как раз опоздали, – прошептал Дан. Горло сдавило. – Пойдем Шарика навестим, а? Я хотел его в комнату себе забрать, да ему там что-то не нравится.

Щенок на руках даже не проснулся. А тяжелый уже, килограммов на шесть. Отожрался тут, бездельник.

– А почему мы ему имя не дадим, Аль? Давай его Чернышом назовем? Он вон тоже… в цветах Нирута. Хоть бы одно пятнышко где было.

– Черныш – хорошее имя. У меня был пес в детстве. Каарун. Черныш по-вашему.

– Может, Каарун?

– Нет. Ты же не захотел бы назвать его Тяпой? Каарун остался в прошлом. Он долго для собаки прожил. А это Черныш.

Они спустились вниз. Шарика так обрадовало их появление, что они выпустили его побегать, а потом сели на самом берегу. От воды тянуло холодом, но Дан умел отгонять мелкие неприятные ощущения. Тренировка по эльфийскому методу долго не давала результатов, а потом как прорвало – Дан научился отделять от себя боль, холод, неудобства. Очень полезное умение. Шарик замер между Даном и Алем, положив голову им на плечи – пришлось сесть поближе друг к другу. Черныш побродил около воды, полакал немножко, шумно отфыркиваясь, потрогал воду лапой – не понравилось.

– Интересно, в воде и правда живет какое-то чудовище?

– Живет, – отозвался властитель. – Рыбу жрет, но спит большую часть года. Собственно, тоже рыба, наверное. Только очень большая. Можно мне с вами?

Он сел рядом, обхватил колено и долго смотрел на воду.

– Я понимаю, что ты не поверишь мне, Дан, – трудно сказал он наконец, – но не могу не сказать. Мне очень больно, что Гая нет. Я боялся потерять тебя, но думал, что… а оказалось, что могу чувствовать боль.

– Я верю вам, Нирут.

Аль немножко расслабился. А Нирут напрягся.

– Только не надо меня утешать…

– Была нужда, – удивился Дан. – Нирут, я бываю с вами дерзким или наглым, но всегда откровенным. Я верю вам. К тому же вас гложет чувство вины, а это способствует боли.

– Чувство? – переспросил властитель. – Это, Дан, не чувство, а осознание. Я переоценил себя, недооценил Велира – а в результате погибли Гай и Лара. Ты знаешь, что Велир надеялся, что Лара будет ему давать информацию?

– Еще и дурак, – констатировал Дан. – А может, я дурак. Мне казалось, что Лара нашла в нас сразу и семью, и друзей. Трудно объяснить… но Квадра – это и правда что-то большее, чем четверо представителей разных рас. Она не врала нам, Нирут.

– Не врала. Я, собственно, от нее это узнал. Не так давно, правда, когда… в общем, когда неприятности пошли косяком. Она рассказала. Поклялась, что никогда ничего не говорила Велиру. Избегала его. Она была хорошая девочка. Простая, естественная, как сама жизнь.

– Милорд, – осторожно начал Аль, – а что остальные?

– Какой я тебе к черту милорд, – проворчал хозяин. – Нирут я. Я для вас не властитель. Хоть сейчас браслеты сниму.

– Можно подумать, мы служим тебе из-за браслетов, – усмехнулся Дан. Раз не властитель, можно и на «ты». И оказалось, можно. – Нет уж. Я твой. Особенно теперь. Когда я вижу, что ты живой и нормальный, что способен проколоться, как последний лох, что способен чувствовать вину, признавать ошибки. Ты нам не хозяин, Нирут. И не был им, разве что прикидывался первое время. Или очень старался, только получалось… не очень.

– Не хозяин, – согласился он. – Потому что у свободных не бывает хозяина, а вы были свободны. Не властитель. Кто же?

– Друг, я полагаю, – ответил совершенно спокойно Аль. Дан согласился:

– Конечно.

Шарик нежно присвистнул и переложил голову на плечо Нирута. Но ненадолго. Друг-то друг, но Дан дороже.

– Так что там остальные, Нирут? – после паузы спросил Аль, словно всю жизнь называвший его по имени.

– А что остальные? Говорят, что не ошибается тот, кто ничего не делает. Что им и в голову не приходило, что причина моих проблем в одном из нас. Что у Велира были такие замыслы – ведь никакого резона для подобных поступков нет. В Траитии все спокойно. Последняя война, которую и войной-то назвать нельзя, уже забылась. Равновесие неколебимо. А если его кто-то соберется раскачать… мы-то на что?

– Ну-ну, а я спас мир, – криво улыбнулся Дан.

– Да. Я понимаю, что тебе не нравится в это верить, да и не верь, какая, к черту, разница, веришь ты или нет. Конечно, я подразумевал другое, когда говорил, что вам спасать мир… Ты подумай только, Дан. Аль, может быть, ты будешь более убедителен?

– Не хочет верить – не надо, – пожал плечами Аль. Шарик поворчал и снова угнездил голову. – Только мне вот очевидно, что властители непременно докопались бы до того, что стерло с лица Траитии город и кто стер с лица Траитии Нирута Дана. И тогда не исключено, что случилась бы не война магов, а война властителей, способная разрушить мир куда быстрее и эффективнее, чем та давняя.

– Люблю я тебя, Аль, – мягко сказал Нирут, – ты все всегда понимал правильно, хотя и изувечен ненавистью и одиночеством. Война властителей могла просто… просто взорвать планету.

Дан выслушал их и возражать не стал. Пусть верят во что хотят. Мир он спас? Ну и ладно. Спас. Но не спас Гая.

– А кто теперь отвечает за зону влияния Велира?

– Все. Просто у каждого из нас увеличилась зона влияния. Если появится еще один властитель, она уменьшится. Что тебе, Люм?

– Послание от императора, ваша милость.

Нирут встал, бросил им: «Дождитесь меня» и зашагал к тому. Люм постоял рядом.

– Мне жаль Гая и Лару, Дан. И Аль. Никогда бы не подумал, что смогу сожалеть о ком-то… Тем более не о людях.

– Знал ты раньше не людей, – улыбнулся Аль.

– Я очень хорошо знал себя.

– Самокритично, – оценил Дан. – А ты не изменился разве? Научился сожалеть. Это немало.

– Ну да, – буркнул Люм и как-то непозволительно торопливо ушел.

– Очеловечивается, – серьезно сказал Аль. – Правда. Только я его все равно не люблю. И ты тоже. Но это ничего. Что там, интересно, срочного от императора? Основы пошатнулись?

– Императорские разве что. Может, Гент какой заговор раскрыл. Текучка.

– Он это умеет.

Они перебрасывались незначительными репликами, глядя на воду. Дан поймал себя на том, что потирает запястье. Именно в том месте, где его прокусывали клыки Гая. Пустота никогда не заполнится.

– Из меня словно кусок вырвали, – вдруг сказал Аль. – Я не знал, что так бывает. И… Дан, ты действительно веришь Нируту?

– Действительно.

– И верь. Он и правда страдает. Ему жаль Гая. Ему больно. Не так, как тебе, но у вас с Гаем была особая близость. Я вижу. Лара видела какие-то нити разноцветные, а я даже не скажу, что… Но я вижу истинные чувства окружающих. И Люм по-настоящему сожалеет. А уж то чувствуешь ты…

– А что чувствуешь ты? Боль не измерить, Аль, и нельзя сказать, что тебе менее больно.

– Можно. Вы с Гаем были особенно дружны. Близки. Иначе, чем со мной. Не больше или меньше, а просто иначе. У меня кусок вырвали, а тебя самого почти убили. Только я заставлю тебя ожить.

– Не возражаю, – улыбнулся Дан. – Что там, Нирут?

– Ерунда, – отмахнулся властитель. – Текучка. Гент заговор раскрыл… Эй, я сказал что-то смешное? Шарик, хоть ты не смейся!

Он помолчал глядя, как в воде появляется отражение звезд.

– Император просил выразить вам его соболезнования. И был искренен.

Все трое синхронно кивнули. Определенно, Шарик понимает практически все. Дан почесал чешуйчатую морду.

– И еще… Властители искренне сожалеют, что Квадры больше нет. Они знают, каково это…

– Нет?

Нирут не понял, а вот Аль заулыбался. Дан повернулся к властителю.

– Гая больше нет. Нет Лары. Но вот сила, а вот ум. – Шарик застрекотал совершенно по-птичьи. – Видишь, до него дошло, а до тебя нет. Чем ты не Ум Квадры, Нирут? Чем Шарик не Сила Квадры? Четыре расы. Что ни говори, Нирут, ты тоже мутант. А я не просто человек, я человек из другого мира. Эльф, человек, сторожевой дракон и властитель. Чем не Квадра?

– В любой жизни должен быть смысл, – сказал Аль. – Я вижу смысл своей в служении тебе, Нирут.

– Мне? – усмехнулся властитель. – Я не Первый Квадры, Алир. Первому нужна человечность.

– Тогда в служении тому, чему служишь ты. Заботе о Траитии. Такая формулировка тебя устраивает? Я хочу заботиться об этом мире, хотя этот мир неласков к моей расе. Пусть громко звучит, эльфы склонны к пафосности… Я хочу, чтобы этот мир стал лучше, а служа тебе, я могу это сделать.

– Вот именно, – подтвердил Дан, а Шарик коротко стрекотнул. Согласился. – Он ведь разумен, да, Нирут?

– Уже – да, – кивнул властитель, почесывая Шарика под челюстью, как кошку. А он жмурился почти по-кошачьи. – Сторожевые драконы погранично разумны, потому так хорошо обучаются. А вы не дрессировали его. Вы с ним разговаривали, вы с ним общались, считались с ним, заставляли его думать. И теперь он разумен. Если ты понял, то что я сказал, царапни берег левой задней лапой.

Шарик снисходительно покосился на него и царапнул берег. Левой задней лапой.

– Квадра, – покачал головой Нирут. – Вы уверены?

– Пока нет, – пожал плечами Дан. – Но разве у нас не будет времени это понять?

– Клянусь: больше никакого «в свой срок поймешь».

– Не клянись. Дурные привычки трудно искоренить.

Аль засмеялся. Впервые за эти два месяца. Квадра. Дан был уверен.

– Дан, – несколько смущенно спросил Нирут, – а кто такой этот последний лох?