Это продолжалось еще трое суток. Дан вымотался и физически, и морально, контролировать выражение лица перестал уже на второй день, и Кондрат невольно шарахался от его взгляда. Глаза убийцы? ну пожалуйста. Любуйся.

Кайя ухаживала за ним, и эти три дня и три ночи унижения все равно были возможностью видеть ее… а ей – видеть его. И слов не надо, Дан знал, что она чувствует то же. Смотрела так, словно хотела насмотреться на всю оставшуюся жизнь. Прикасалась так, как не прикасалась к Кондрату. Рассказывала, что живет здесь уже несколько лет, и ей действительно повезло, ее сразу привезли сюда, а ведь некоторые так и кочуют по разным хозяевам. Поначалу, после резни, эльфы действительно были заложниками, обращались с ними соответственно, а потом об этом забыли и стали распоряжаться заложниками, как своей собственностью… и со временем стали собственностью. Может быть, это не соответствует законам Траитии, да кто ж объяснять станет эльфам законы… А даже если и не соответствует, кому жаловаться? Эльфы бесправны. И так удивительно, что Дан не презирает и не ненавидит эльфов…

Властитель вошел впереди Кондрата, молча смотрел на Дана целую минуту – Дан и не подумал отвести взгляда. Потом всего-то прикоснулся к кандалам (они даже не упали – они рассыпались в ржавую пыль) и подхватил Дана, потому что его качнуло. Он ни слова не сказал, в сторону хозяина и не глянул, словно и не было его, хотя тот пытался что-то говорить, не забыл прихватить катану с комода, крепко поддерживая Дана, вывел его на улицу, посадил на лошадь перед собой и, ни разу не оглянувшись, пустил ее ровной рысью. И так и молчал всю дорогу до первого постоялого двора в паре миль от поместья. Уже в комнате подал голос: велел тащить лохань и побольше горячей воды, раздел Дана, осмотрел помял мышцы (Дан невольно охнул). Нирут покачал головой.

– Упражнения делал?

– Делал.

– Сколько пробыл в таком положении?

– Трое с половиной суток. Он не успел передать мне информа…

Дан потрясенно замолчал, когда Нирут объяснил, что надо сделать с этой информацией и благородным графом, а также с его родителями, тетками, племянниками и несовершеннолетней дочерью. Ушло на это не менее пяти минут. После властитель лично запихал Дана в лохань с водой не просто горячей, а обжигающей, продержал там долгие пять минут, а потом уже подлил холодной, дал полежать, вынул, кинул мокрого на кровать и сделал такой жестокий массаж, что Дан едва не проглотил подушку.

– Ты говорить способен? И рассуждать?

Зря он спросил. То ли ситуация в спальне к расслаблению не располагала, то ли присутствие Кайи поддерживало, то ли еще что помогало держаться, но сейчас, в постели, в тихом постоялом дворе, стало так тошно, что Дан едва не взвыл громче оборотня, потерял разум – какое там рассуждать! – и рванулся в никуда, да мощные объятия властителя привели его… нет, не в чувство. Словно краны открыли, и, наверное, полчаса Дан изливал все, что набралось на душе. Не факты докладывал, как обычно, а перескакивал с одного на другое, невнятно мычал, стонал и чуть не плакал.

И ведь полегчало. Не напирало уже изнутри – выплеснул. Стыдно потом станет, а пока силы истаяли, ни на голос их уже не было, ни на движение, ни даже на слезы… Слезы? Черт его знает…

Властитель долго молчал, и Дан молчал, не шевелился, возможно, даже не дышал. Он – здесь. А Кайя – там.

– Он в своих правах, Дан, – очень тихо сказал властитель. – Формально придраться не к чему. Девушка не его собственность, конечно. Она не рабыня, но фактически дело обстоит именно так. Раз ее доставили к нему, у него она и будет жить. Передать кому-то другому? Лучше не будет. Вряд ли ты увидишь ее когда-либо еще, друг мой.

Словно небо рухнуло, хотя Дан и так понимал: больше никогда. Бессмысленно он пробормотал жалкое «я его убью». Властитель покачал головой.

– Слишком просто. Легко отделается. Нет, Дан, уж позволь мне этим заняться. Я его просто уничтожу… Он будет жив и здоров, да только… только уже пошел слух, что властитель не остался в доме Кондрата даже на обед. Он так старательно собирал связи, лез наверх… а сверху падать больнее.

– А Кайе-то что с этого…

– Кайе – ничего. Это судьба многих эльфов. Девушек и юношей.

– Мне нет дела до многих… Простите. Нирут, я не в себе.

– Брось. Нормально. А этого подонка я сотру в порошок. Медленно. И, прости, не из-за тебя. Он оскорбил меня, унизив Меч моей Квадры. И будь уверен, никто его не поддержит. И даже не утешит. Руки сильно болят? Потерпишь? Я мог бы избавить тебя от боли…

– Разве это боль? – прошептал Дан.

– От настоящей боли я избавить не могу, – опустил голову Нирут. – Тебе придется с этим жить, друг мой.

Даже отвернуться не было сил, поэтому Дан просто закрыл глаза – и почти сразу провалился то ли в сон, то ли в беспамятство, то ли просто в липкий и болезненный кошмар памяти.