Он плелся по темным улицам. Это называется полный аут. Ни мыслей, ни чувств, ни желаний. Кого пытался убедить Мун Стамис этим повторением своего «не виню» – Дана или все же себя? Ну, пусть не виноват. Однако все равно – причина. Он, Дан, – причина того, как обошлись с девушкой благородные. И живи с этим как хочешь. Не прошлым живи, а будущим. И помни, что они с девчонкой сделали, когда тебя искали.

У ворот внутреннего города Дан простоял, наверное, целый час. Стражники прикидывались, что в упор его не видят, а Дан тупо разглядывал закрытые ворота и не знал, что делать. Он боялся входить, боялся при первой же встрече с благородным, особенно из свиты герцогини, просто сорваться с тормозов. Выпустить выдуманного Лазаря на волю боялся. Не потому что жалко было – ни фига, никого за этими стенами ему не было жалко, даже прислугу, торговцев и прочий «персонал», их туда силком не гнали, сами пошли, и во внешнем городе эта работа почетной не считалась. Не жалко ни их, ни себя. Превращаться в им подобного не хотелось? Черт его знает.

Он нехотя шагнул к воротам, втайне надеясь, что стражники проявят бдительность и не впустят. Ага, конечно. Еще и калиточку предупредительно распахнули – добро пожаловать. Ну раз добро, значит добро. Куда нам, налево? Смешно было бы заблудиться в вовсе не большом районе. Дан, конечно, этого не умел, но в таком состоянии и компас заблудится. Он шел – уже не брел, волоча ноги, а именно шел, едва не чеканя шаг, глядя прямо перед собой, придерживая катану то ли для того, чтоб не мешала, то ли для пущей выразительности. Однако Гарис этой выразительности не понял.

– Как дела, пришелец? эй… ты что… ты…

Он пятился перед Даном, пока не споткнулся и не грохнулся на задницу и пополз отталкиваясь руками и ногами, не сводя с Дана даже не испуганных, а наполненных беспредельным ужасом глаз, и Дан, ей-богу, не постеснялся бы вытащить меч и пропороть его насквозь, да голос Нирута заставил Гариса перевернуться на четвереньки и, не вставая, припустить по тщательно вычищенной улице. А всего-то было брошено «пошел вон». Дан повернулся.

– Гнев ты удерживать умеешь, – одобрительно кивнул собственник. Хозяин. Властитель? – Я в тебе не ошибся. Хотя у тебя есть все основания покрушить тут все, до чего рука дотянется. Если хочешь, покруши.

Дан едва разжал челюсти.

– Вы знали?

– Насчет девушки? Да, знал. Ты предпочел бы услышать от меня?

– Я не буду… крушить.

– Час назад она перерезала себе горло. На ком ее кровь?

– На них. И на мне.

Дан не удивился. Вообще. Словно ждал. Разве что способу – он сам не отважился бы. Нет, не «бы». Он не отважился. А Данка смогла. Если бы он не пришел?

– Если бы ты не пришел, она умерла бы, так и не узнав, что такое поцелуй. Пойдешь крушить? Или хочешь сокрушить меня?

– Вас-то за что? – деревянным голосом спросил Дан.

– За цинизм.

– Это не цинизм. Это равнодушие. Но вы ее не знали.

– Ее – нет. Других девочек, которым пришлось пройти через это, знал. Некоторые даже выжили. Кое-кому удалось даже сохранить себя. Ей не удалось. Или не захотелось. Если ты хочешь – иди к Фрике и потребуй, чтобы тебе выдали тех, кто сотворил это с девушкой. Она отдаст.

Дан посмотрел мимо него и так же целеустремленно, едва не печатая шаг, как солдат из кремлевского полка, отправился по смутно вспоминавшемуся маршруту. Разрешает он. Властитель милостиво позволяет своей собственности позабавиться: стребовать с герцогини пару-тройку благородных отморозков и укокошить их ей на радость. Ей на радость. Нет уж. Тут меньше чем вакуумной бомбой не обойтись. А бомбы нет. Налево? Да, кажется, налево. А вот и Шарик.

Дракон не прыгал и не лизался. Молча пристроился слева и прижался к ноге. Как собака. Всегда хотелось собаку, серьезную такую, овчарку или даже ротвейлера, но какой может быть ротвейлер в квартире с тремя пенсионерками и полуболонкой Тяпой… теперь вот обзавелся… собачкой. Дан сел на корточки и обнял Шарика за шею, а тот положил голову ему на плечо и издал новый звук, больше всего похожий на возглас «эй!».

– Ты ужинаешь со мной, – распорядился хозяин. Дан посмотрел на него снизу вверх. Протеста ждете, босс? А еще чего?

– Да, милорд, – спокойно ответил Дан. Золотистые глаза неожиданно улыбнулись.

– Ты легко учишься. Учишься владеть собой в любых обстоятельствах.

– Разве я не умел?

– Не особенно. Правда, в обстоятельства ты попадал… не в любые. И знаешь, Дан… Хорошо, что ты отказался от мести. Ведь потому, что они все равно не поймут?

– Потому что разрешенная месть – не месть. Они поймут, что это ваша воля, а не мой… героизм. Это ваш поступок. И уж все ваше они примут… со смирением. А зрители – с восторгом.

На лице Нирута отразилось то самое глубокое удовлетворение, о котором когда-то так любили писать в передовицах советских газет, как смутно помнилось Дану. Больше хозяин ничего не сказал, бросил только: «Через час – в столовой» – и удалился. Дан еще посидел с обнимку с драконом, а потом пошел готовиться к ужину. Уши мыть и ногти чистить. Данка. Прощай. И прости. Ты не желала прощаний, потому что – навсегда?

Он заставлял себя жевать и глотать, хотя вкуса и не чувствовал, пил вино, не понимая, что это вино, поддерживал беседу. Не то чтоб ни о чем. Нет, Нирут задавал ему вопросы, очень разные, все больше теоретические, но и о прежней жизни расспрашивал, интересуясь, не что, а как и почему. И Дан отвечал. Как мог. Большей частью честно, потому как имел большое подозрение, что хозяину не нужно заливать глаза непроглядной чернотой, чтоб понять, врет ли собеседник, и повода врать не было. Скрывать Дану было нечего, никаких таких скелетов в шкафах. Пожалуй, если бы был задан вопрос, на который Дану не захотелось бы ответить, от так и сказал бы. А дальше по обстоятельствам. Но вопросы были обычные или просто нормальные. Не для придания беседе светскости, а из интереса. Хозяин хотел побольше узнать о своей собственности. Примерял перчатку и рассматривал швы.

– Почему ты сам ничего не спрашиваешь?

– Потому что вы скажете, что в свой черед я все пойму.

– Необязательно.

– Необязательно скажете или необязательно пойму?

– Поймешь ты все. В свой срок.

– Почему у него, – Дан кивнул на старичка, прислуживавшего за столом, – такого браслетика нет?

– Потому что он всего лишь слуга.

– Всего лишь? Не хотите ли сказать, что быть собственностью более престижно?

– Разумеется. Кан, ты хотел бы стать моей собственностью?

Старик, и без того неразговорчивый, и вовсе дар речи потерял, но по жестам было понятно: да он бы, да за такую честь, да ноги мыть и воду пить… М-да.

– Что такое властитель?

– Кто назвал меня так?

– Не скажу.

– Не говори, – улыбнулся Нирут. – Либо вампиры, либо регистратор. Скорее регистратор. Узнаешь… в свой срок.

– Вы – из властителей?

– Да.

– А император, часом, не ваша игрушка?

Он не ответил и многозначительно улыбаться не стал, однако Дан подумал, что от истины недалек. Странно, но его жутко клонило в сон. Он боялся упасть со стула и усердно таращил глаза.

– Тебе лучше пойти к себе, – посоветовал хозяин. – И лечь. Кан тебе поможет, а то, боюсь, ты решишь не раздеваться, а спать лучше нагишом, чем в штанах и сапогах. Да, конечно, я просто дал тебе сильное снотворное. Не для того чтобы ты не наделал глупостей, ты их не наделаешь, а чтобы ты не наделал неправильных выводов. Увы, ты довольно скоропалителен. Ничего. Это пройдет. Иди, Дан. Утром нам предстоит дорога.

– А еще один вопрос можно?

– Разумеется.

– Я еще увижу Гая?

– Не вижу к этому никаких препятствий, – удивился Нирут. – Если твой Гай приедет в столицу или в любое другое место, где будешь ты. Ты полагаешь, что я захочу этому помешать? Я, Дан, не считаю, что дружба – это плохо. Наоборот. Иди. Ты уже засыпаешь. Кан, проводи его.

Кан его не проводил. Дотащил. Посреди дороги Дан уже сны видеть начал, его бросало от стены к стене, и, когда он крепко приложился плечом к колонне, старичок подхватил его под руку и поволок к спальне. Процесса укладывания Дан не помнил. Собственно, он вообще ничего не помнил. Даже кошмаров не было. И проснулся он, как ни странно, сам… Впрочем, чего уж странного, едва успел добежать до сортира, еще чуть-чуть – и грех бы случился. Дан наскоро помылся и побрился, а возле кровати его уже ждал Кан с ворохом одежды. Дан покорно натянул принесенные вещи, прицепил торжественно поданный меч и потащился в указанном направлении – в столовую. Почему Нирут не вампир? Так хотелось кофе…

Выехали сразу после завтрака. Никаких карет – только лошади, верховые и вьючные. Дану подвели жеребца исключительной красоты. Черного. То есть вороного. С белой полоской на груди. Ну да, цвета хозяина. Все лошади были черные, все люди были в черном. Человек десять. Дан хотел было скромно притулиться сзади, так не дали – повелительным жестом Нирут подозвал его, пришлось пристраиваться рядом. Дан чувствовал себя немножко идиотом во всей этой претенциозной черноте. Выпендривающийся Данила-мастер, вместо того чтоб малахитовые чаши делать, меч присобачил и корчит из себя супермена. Вот хозяин выглядел внушающе. Величественно.

Для начала заехали попрощаться с герцогиней, и Нирут потащил Дана с собой. Воспитание характера. Сможет ли Дан сдержаться, увидев придворных. Дану и самому было интересно. Он шел за Нирутом, а тот все притормаживал, пока Дан не понял, чего от него добиваются и не поравнялся с ним. Демонстрация чего и кому?

Когда ж они спят? Уже встали или еще не ложились? Или были предупреждены о высочайшем визите? Утро было раннее, солнце заглядывало в высокие окна и дробилось в обилии камней, которыми были обвешаны благородные без различия пола и возраста. А ведь тесемочка на куртке Нирута стоила больше, чем все, что было надело на герцогине и ее дамах. Суммарно. А реверансы глубокие… Одно движение – и бюст выпадет.

Нирут нахально сел, и столь же нахально кивнул Дану на соседнее кресло. Ну да. Нашел чем этих кукол смутить. Дан тоже сел. Выдержать бы, конечно, так, чтоб не моргнуть, не получится, к сожалению, но вот бы хоть не сорваться, не схватиться за меч или просто кулаки в ход не пустить…

– Фрика, кто-то из твоих дурно обошелся с девушкой во внешнем городе. Я хочу, чтобы ты наказала их. Ясно?

– Да, ваша милость. Я накажу. Позволено мне спросить, почему вас интересует эта девка?

– Не позволено.

– Ну я там был, – нагло сообщил Люм, – если ваша милость имеет в виду регистраторскую дочку. Прикажете повесить?

– Повесить? – хмыкнул Нирут. – Зачем же. Кастрировать будет достаточно. И обязать носить короткие камзолы. Забавно будешь выглядеть в этих штанах.

– А я ее не трахал, ваша милость.

Как Дан удержал себя в кресле, он и сам не знал. Глаза словно затянуло чернотой, он ничего не видел, кроме поблескивания камней, слышал плохо, будто уши были заткнуты.

– Рассчитываешь мне понравиться, Люм? Хочешь уехать со мной? Ну, боюсь, тогда ты точно долго не протянешь. Мой Дан терпелив, но не беспредельно.

– Ваш Дан… – начал было Люм и осекся. – Простите, ваша милость.

– Мой Дан. Есть вопросы? Я так и думал. Есть желание поехать со мной? Я так и думал. Ну что ж, Фрика, рад был тебя повидать. Наведи порядок в своем свинарнике. Проверю. Друг мой, нам пора.

Дан деревянно встал и, ориентируясь только по звуку шагов хозяина, пошел вслед. В глазах прояснилось только, когда они выехали из города: уж очень ярким оказался снег. Дан оглянулся. Прощай, город. Прощай, Дана.

Свита держалась в нескольких шагах позади.

– Я доволен, Дан. Ты дал мне основания гордиться моим выбором. Я не ошибся. Не смотри на меня волком. Впрочем, если тебе так легче, – смотри. Ты сдержался.

Конечно. Исключительно из чувства противоречия. Ему же разрешили не сдерживаться. Психолог! Понял, что это разрешение куда надежнее запрета.

– Далеко нам ехать?

– Далеко. Недели три пути. Выдержишь?

– Почему нет?

– Ты не особенно хорошо ездишь верхом.

– Вот и потренируюсь. Надо полагать, в мои обязанности входит вас развлекать?

– В твои обязанности входит быть рядом. Отвечать на вопросы. Выполнять приказы. Если ты считаешь, что, разговаривая с тобой, я развлекаюсь, то да, развлекать.

– А вы не развлекаетесь?

– Представь себе. Развлекаюсь я чаще с картами, вином и женщинами. Кстати, ты играешь в карты?

– Нет. Я не знаю здешних игр.

– Научу. А ты научишь меня играть в ваши. Хорошо?

– Научу, – пообещал Дан. Особенно в «дурака» и «акулину». Преферансистом Дан был паршивым, покер не любил просто потому, что в покер надо играть на деньги, а на деньги Дан не играл принципиально. Доставались нелегко.

– И мечом тебе надо научиться владеть. Особенно таким.

– Он особенный?

– Ты и сам это знаешь.

Он вдруг погнал коня галопом, и Дану пришлось последовать его примеру. Шарик с радостным взвизгом понесся по обочине, взвихривая сугробы. Может, он еще щенок, то есть драконенок, ведь так любит поиграть. А может, с ним просто никогда не играли. Учили, дрессировали, воспитывали…

Скачка вымотала его основательно, уже через час он вовсе не думал о драконе, хотя тот так же неутомимо мчался по сугробам, периодически пролетая несколько метров, плюхался животом в снег и снова начинал раскорячисто топотать, ни глубокий снег не был ему помехой, ни даже невнимание Дана. Хозяин не обращал внимания ни на кого, ровно до тех пор пока Дан самым позорным образом не перелетел через голову споткнувшегося коня, не прокатился кубарем довольно приличное расстояние и не врезался в высокий сугроб. Выкапывал его Шарик, сочувственно похрюкивая и попискивая.

– Ты цел?

О, босс оказал честь – спешился, чтоб пересчитать, сколько костей сломала его новая игрушка. Смешно, но ни одной. Дан даже не ушибся, хотя дорога была наезженной. Неторопливо подошел конь и виновато ткнулся Дану мордой в плечо.

– Я цел, милорд.

– Хорошо. Устал? Пройдемся пешком.

Лучший отдых, конечно, вздохнул Дан, беря повод. Хозяин засмеялся наконец и взялся отряхивать Дана. Снег проник всюду, первым делом – за шиворот и, конечно, тут же начал таять. В общем, когда они добрались до первого постоялого двора и притормозили там на обед, Дану пришлось переодеваться. Замерз он как собака и проголодался тоже. От холода, наверное.