Ночь была спокойная. Шута разбудил Маркус, а сам занял ее место, потому что одной Лене было бы холодно. Шут уже давно сам предложил себя на последнее дежурство, потому что для него не было проблемой встать рано. Впрочем, для него не было проблемой и лечь поздно, и посреди ночи подняться. Он удивительно легко просыпался, и Лена порой отчаянно ему завидовала, хотя и сама регулярно просыпалась на рассвете. Чтобы благополучно заснуть обратно.

Она сама не знала, зачем ей понадобилось в этот мир. Может, просто для контраста с милым и привычным бытом. Случались эксцессы, конечно, но это был мир. И Лиасс так дорожил этим миром, что Лена даже подумала когда-то: не зная войны, не оценить мира.

Здесь была война, какие, наверное, вспыхивали нередко и каких не было в Сайбии уже больше тридцати лет: война людей и эльфов. Кто первым начал, выяснить не удавалось. Они наткнулись на отряд вооруженных людей в доспехах, и Милита с Гарвином спасло от немедленной и прозаической расправы только вовремя продемонстрированное черное платье и заверение, что это ее эльфы и пришли они совсем из другого мира. Нежность на грязных и обветренных лицах людей не появилась, но хотя бы от намерения быстренько повесить эту парочку они отказались. У парочки хватило ума всячески демонстрировать смирение, помалкивать и держаться чуточку в стороне, пока Лена разговаривала с людьми. Давно не было в этом мире Странниц, так давно, что о них даже забывать начали, и как хорошо, что Светлая все-таки пришла… Может, война и кончится.

Люди устали. Это не была полномасштабная война: эльфы не осаждали городов и не собирались большими армиями, зато подвижные, хотя и довольно многочисленные отряды проносились по деревням и даже небольшим городкам, и вполне в эльфийском стиле: пленных не брали, рубили всех без разбора – молодых мужчин, старых женщин, грудных детей.

Таких отрядов им встречалось еще немало, и всякий раз у Лены замирало сердце, и всякий раз шут и Маркус непременно становились перед ней, и всякий раз эльфы вели себя подозрительно тихо, так что Лена заподозрила, что они попросту держат наготове парочку убойных заклинаний. Пришлось взять с них слово, что они не будут применять боевой магии. Усыпить, задержать, отбросить, но не убивать и не калечить. А Маркус слово давать отказался. «С твоим доверием ко всем хоть один должен быть наготове. Магам нельзя, так мне можно. Ты хотела попасть на войну? На войне не разговаривают, на войне дерутся». И уперся так, что Лена сдалась, а эльфы старательно отворачивались, чтоб она не увидела удовлетворения на их лицах.

А отряд эльфов возник из ниоткуда, только Гару успел гавкнуть – и они уже были окружены тремя десятками обнаженных мечей. И чтоб Гарвин не заметил? Пусть даже эльфы были все в белых плащах, невидимых на снегу, Гарвин был наготове, он чувствовал. А может, он чувствовал, что это братья по крови и решил ответить Лене тем же – защитить людей от эльфов.

Маркуса с шутом вешать не собирались. Это долго: сук подходящий выбирать, веревку искать, привязывать ее, натягивать потом, потому что скамейки нет поблизости, чтоб из-под ног выбить. Мечом проще, да и гуманнее: голову снести – это не больно. Разглядев платье Странницы, которая страстно пожелала быть узнанной, эльфы быстренько ей поклонились, но объяснениям, что это ее люди, внимать не захотели. Гарвин насмешливо спросил, с каких пор убивают полукровок. Присмотрелись и велели шуту отойти – эльфы не убивают своих.

Маркус был абсолютно спокоен. Лениво спокоен. Мастера клинка зарезать, как курицу, решили? Ну так посчитаем, сколько петухов рядом с этом курицей поляжет. Вступились Гарвин и Милит – не помогло. Эльфов переклинило: человек не должен жить, а что за человек, с кем он, откуда он – это неважно. Лена встала перед Маркусом, шут тут же прикрыл ему спину.

– Отойди, пожалуйста, Делен, – равнодушно и вежливо попросил эльф с устрашающим рубцом на когда-то красивом лице. – Ему не будет больно, обещаю.

– А тебе будет, – сообщил Милит, – когда я тебе морду набью. Этот человек – мой друг. Не заставляй меня драться за него.

Эльфы обалдели.

– С нами? Ты что – пойдешь против своих?

– Пойду. Потому что не так много у эльфов друзей среди людей.

– Никто не станет драться, – скучно заметил Гарвин, – и никто не станет убивать этого человека. Можешь не переживать, Аиллена.

– Аилл…

– Именно. В мир пришла Дарующая жизнь, а ты ее огорчаешь.

Почему эльфы верили этому на слово? Брякнул прохожий: «Аиллена» – и все, уши поразвесили и приняли за абсолютную истину. Может, это то единственное, чем у них шутить не принято?

Вперед шагнул эльф, подозрительно молодой для такой дерзости: эльфы уважали старших, а Гарвин был старше явственно.

– Ты хочешь сказать, что в мир пришла Странница, которой есть дело до эльфов?

– И до людей. И до эльфов.

– Она… вмешивается?

– И еще как! – с чувством произнес Милит и в сотый раз поведал историю о том, как Лена сбегала за ним в Трехмирье и как через год сбегала туда же за Гарвином, да не одна, а в компании именно с этим человеком. Тогда мечи убрались в ножны: человека, способного спасти эльфа, сочли достойным жизни. Маркус помедлил и тоже убрал свой.

А дальше все было один в один как с людьми: с чего начался конфликт, стерлось в памяти, наверное, как всегда, люди доставали, доставали – и достали на свою голову. Почему Лена решила спросить о чужаке с кольцом на руке, она не знала. Озарение. Да, был такой, среди эльфов тоже попадаются любители дороги, хотя не в том смысле, как Светлая: просто на месте не сидится, вот и этом пришел из другой страны. Судя по описанию, это был тот самый, которому ар-Мур пыхнул огнем в задницу. Коричневые волосы и глаза цвета болотной воды запомнились. Вот вам и первопричина. Рассказать? Поверят ли? Поверят ли они в такую правду: кто-то так хочет гибели людей, что готов жертвовать ради этого эльфами?

Молодой эльф оказался не просто командиром, а вообще идейным лидером. Вождем, что было довольно большой редкостью. Объединяющим звеном. Лиасс тоже когда-то так начинал, а прошло лет этак пятьсот – Владыкой стал. Может, и этот станет?

База эльфов оказалась в горах, точнее, в пещерах, и проход туда был защищен ничуть не хуже, чем ущелье, которое Гарвин, Паир и Виана держали втроем несколько месяцев. Их накормили не особенно вкусным, но горячим и питательным супом, Гару досталась горка мясных костей – то, что осталось от медведя после варки супа на две сотни эльфов, и он был чрезвычайно доволен, перемалывал кости толщиной с Ленину руку и громко чавкал, вылизывая из них мозг.

Все, кроме часовых, уже спали, а Лена все разговаривала с юным вождем. Юн он был, конечно, относительно, но был моложе Милита и был, по его признанию, недурным магом. Лена рассказала ему и о Владыке (что было встречено с чувством глубокого удовлетворения), и об эльфийском рае, и о провокаторе из этого рая, и даже о своем личном с ним конфликте, включая синяк под глазом и отбитые бока, и вмешательстве золотого ар-дракона, и о драконе во время фейерверка, и о куполе света, которым Владыка Лиасс прикрыл короля людей и эльфов со свитой… Верил ей эльф со странным для уха Лены именем Олег или не верил, вопрос другой. Пусть не верит, но знает. Может, усомнится. Может, что-то предпримет.

А чужак был здесь давно, почти год назад, когда, в общем, все и началось. Эльф, похожий на Милита? Да, был такой. Почему был? Потому что хорошо если убили в бою, и плохо, если взяли живым. Как казнят? Да казнят обычно, вешают чаще всего, но ведь перед тем как повесить, постараются выпытать, где прячутся остальные. Может, и выпытают, есть предел и эльфийской выносливости, но именно на такой случай Олег ввел правило: уходить при первой же опасности. Горы велики, а леса еще больше, пусть поищут.

Вряд ли разговор, каким бы он ни был долгим, что-то изменил во взглядах даже одного этого молодого эльфа. Люди заслуживают смерти, хотя бы потому что убивают эльфов, а ты Светлая, ведь и сама знаешь, что эльфы первыми не начинают, слишком инертны и пассивны и объединить их может только самая крайняя нужда или… или Владыка. «Ну ты же понимаешь, что вы обречены на поражение, – даже не спросила, а просто уверенно сказала Лена, – вас просто задавят количеством, вас выкурят из гор и лесов и перестреляют поодиночке, а оставшихся перевешают, а потом в памяти людей останется только одно: эльфы проходили по земле, оставляя за собой только трупы, не жалея даже грудных младенцев». Олег спокойно кивнул: «Даже если мы будем убивать только здоровых молодых мужчин, о нас все равно станут рассказывать всякие ужасы, потому что людям всегда требуется самооправдание. Младенцев мы можем и не убивать, если хочешь. Сколько они проживут зимой, по-твоему?» От этакой гуманности Лене стало еще грустнее. Бессмысленная вражда, но эльфы понимают всю ее бессмысленность и бесперспективность своей войны. «Но кто-то ведь должен остановиться?» – «Мы остановимся, – улыбнулся Олег, – и нас перевешают не поодиночке, а скопом».

Надо сказать, эльфы разрушали представление Лены о войне. Книжное, конечно, представление, абстрактное, киношное, какое угодно. Лене всегда казалось, что победить можно, только если рваться к победе. А точно знать, что проиграешь, но продолжать войну – самое глупое занятие. А что им остается – сдаться? Даже Маркус говорил, что у эльфов не хватает единства даже для того, чтобы сдаться. Сдастся отряд Олега, но останется еще десяток таких же. Но в конце концов война надоест всем – и людям, и эльфам, эльфы признают поражение, люди тоже признают их поражение, потеснят их еще, стребуют контрибуции или как там это называется, и все вернется на круги своя до следующего конфликта. И с каждым конфликтом эльфов будет все меньше и меньше, пока они не исчезнут совсем.

Может, и есть смысл в эльфийском рае, вдруг подумала Лена. Может, и есть свой жестокий смысл в том, как беспощадно охраняют они свой рай. И как жаль, что я не смогу увести их в этот рай и оставить там…