Лена не пыталась сдвинуть их с этой дурацкой мысли. Бесполезно было, потому что они на ней и не зацикливались. Были внутренне глубоко убеждены. Утром восходит солнце, зимой идет снег, Лена оказывает благотворное влияние на окружающих, особенно на тех, кто все время рядом. С шутом они это, конечно, обсуждали, потому что с ним она готова была говорить вообще обо всем. И, наверное, потому, что он умел убедить ее в своей правоте.

– Я и не утверждал никогда, что ты великая женщина, – рассудительно сказал он. – И не буду. Ты действительно такая обыкновенная, что это еще лучше. Ты делаешь то, что считаешь правильным, и это оказывается правильным… Может, и правда, потому что в твоем мире другие правила и представления, до которых мы еще не доросли. А может, и нет. Наверное… даже наверняка многие думают так, как ты. Но разве делают все?

– Рош, да просто дело случая, что я могу что-то сделать.

– Ну да. Только не все, кто может, делают. Даже если думают так же, как ты.

– Откуда ты знаешь?

– Странницы. Насмотрелся уже. Они разве делают? А могут то же самое. Ну пусть и поменьше, но могут. Только не делают. Ничего. Даже по мелочи. Боятся. Ты тоже боишься, я знаю, но делаешь. Как начала с меня, так остановиться и не можешь. И знаешь, что еще хорошо, по-моему? Ты не пытаешься облагодетельствовать всех, понемножку помочь всем – ну удачи желаешь или хорошего урожая, а всерьез помогаешь немногим. Нам. Владыке. Родагу. Дарту. Ты выбираешь тех, кому хочешь помочь.

– Всем помочь невозможно.

– Именно. И придя к этой мысли, Странницы перестали помогать и немногим. Они даже силу свою контролируют, когда с мужчиной ложатся. Вот скажи, зачем вообще ложиться, если контролировать, а?

– Вот этого не знаю, – чистосердечно призналась Лена. – А ты все еще думаешь о том, что используешь меня?

– Нет.

– Ладно, я иначе сформулирую. Ты все еще думаешь, что так привязан ко мне только потому, что я даю тебе силу? Ага, молчишь…

– Лена, я…

– Вот теперь слушай меня внимательно, Рош Винор. Я знаю, что ты чувствуешь. Лучше, чем знаешь ты сам. Так вот – это не так. Я даю тебе силу, но ты мне ее возвращаешь. Это и есть наш океан.

Сине-серые глаза засияли. Шут ничего не сказал, просто обнял, прижал к плечу ее голову, даже в маковку, как обычно, не поцеловал, но сердце билось – Лена толчки чувствовала. Поверил. Наконец-то поверил – в себя. А Лена уж и не помнила, когда зародилась в ней эта убежденность. Шут сомневался по своей давней привычке сомневаться во всем, докапываться до истины и, хотя понимал, что попросту, без затей, Лену любит, искал еще какие-то объяснения. Этой вот их привязанности-связи. Этой невозможности быть врозь. Он рассказывал как-то, что Милит в припадке откровенности (после медовухи, естественно) говорил, что Лену, бесспорно, любит и забыть не может, да и не хочет, но понимает, что, разлучи их судьба, он бы приноровился жить без нее. Милит ей рассказывал о том же припадке откровенности у шута (после той же медовухи), что шут бы не приноровился бы. «Я не сумею без тебя», – вспомнила Лена слова Милита. А шут ничего такого вроде и не говорил. Но пробовал – без нее. И вернулся.

Редкие намеки насчет особости предназначения Лена пропускала мимо ушей. Она и так знала, что шут важен сам по себе. В конце концов в Зеркале перемен они отражались рядом. В конце концов не может Лена играть столь уж значительную роль, какую ей пытаются приписывать, – и именно в силу своей обыкновенности. Собственно, все, что она делала, она делала чужими руками: шута уводил с эшафота Маркус, эльфов впускал Родаг, вокруг Дарта сомкнули кольцо сильнейшие маги. Что она действительно может, это дать силу (энергию, магию, жизнь – как ни обзови), и для этого, по большому счету, необходимо только ее желание, а оно, оказывается, просто связано с ее собственными чувствами. Любит – и дает, при этом любить можно вовсе не как мужчину, а как брата, друга, отца родного (или прапрапрадедушку – количество «пра» даже уточнению не подлежит). Так что вероятнее всего, если уж и суждено им совершить некие великие деяния, то им, а не ей. А она уж добросовестно и со всем тщанием исполнит собственное предназначение: быть аккумулятором. Батарейкой «энерджайзер». Зарядным устройством. Общеукрепляющим средством. Дарующей жизнь. Поддерживать тех, кто по-настоящему может что-то сделать. Ярких и нестандартных.

Когда она, гордясь собой, сформулировала эту философскую систему шуту, он смеялся неприлично долго. Лена даже обижаться начала и отвернулась к реке, все еще мутной, грязной и бурной. Эльфы наладили уже переправу и усердно пахали землю на другом берегу. Лен будут сеять или что другое? И вообще, лен ли это? Она потрогала блузу под плащом. Шелк это плотный, а не лен. Гладкий и практически немнущийся. Помнится, когда-то у нее началась аллергия на синтетику, и она, поддавшись на уговоры и уверения продавщицы, купила платье, называемое льняным… Пришлось потом приятельнице отдавать практически бесплатно: от этого, с позволения сказать, льна, у нее чесалось вообще все тело.

Шут обнял ее за плечи.

– Не сердись. Я не над тобой смеялся. Над тем, что ты нас яркими личностями назвала. Ну, Гарвин – да, понятно. Но мы трое – ничуть не более яркие, чем ты. Мы такие же обыкновенные. Что во мне яркого-то, сама посуди? Такой же мирный обыватель, как ты говоришь. Ну, образован неплохо по местным понятиям. Книжек много прочитал. Но я даже не могу сказать, насколько меньше, чем ты.

– Какие там я книжки читала… – пробурчала Лена. – Чтоб я над философским трактатом мучилась…

– Какая разница? В любой книге что-то есть, – сообщил шут, не понимающий, что такое бульварная литература. – Не философия. Чье-то мнение. Пусть даже и глупое или неправильное. Сто таких мнений – и уже можно делать выводы… об ошибочности, например, и о том, что люди, придерживающиеся этого мнения, либо неумны, либо непорядочны, либо прикидываются, а раз их сто, то мнение это все же распространено, или кто-то хочет, чтобы оно было распространено, или, чем черт не шутит, оно имеет под собой какие-то основания… Все равно. Во мне нет ничего выдающегося, Лена. И в Маркусе нет. И в Милите. Вот Владыка – да, это личность яркая и заметная. Дарт – личность. Полукровка Брон – личность, а вот его брат Даг – не так чтоб особенно… Видишь, ты даже не возражаешь, потому что нечего. Ну, Милит великий маг, лучше всех умеет воевать… А вот нет войны – и все. Строитель. Маркус – разве что мечник лучше не придумаешь, но это не свойство личности. Это мастерство. Он Мастер клинка, а Кайл – Мастер амулета. Мы все думаем и поступаем… как все. То есть как не самые плохие, но и не самые хорошие. Я поумнее, Маркус похитрее, Милит посильнее. Вот и все. Тебя огорчает, что ты такая обыкновенная?

– Нет, конечно, – удивилась Лена. – И никогда не огорчало… дольше чем на минуту.

– А почему нас должно огорчать? Я понимаю, что немножко не похож на других, но я просто шут. Это само по себе… необычно.

– Ну так вот и…

– Вот и ничего. Ты же не станешь считать свойствами выдающейся личности мои умения, из-за которых Родаг использовал меня для особых поручений? Эх, Лена, тебе до сих пор кажется необычным то, что было необычным для твоего мира – магия, шуты, мечи и арбалеты, казни, эльфы… А я, наверное, считал бы ярчайшей личностью человека, который в твоем мире умеет кнопки на сложном приборе нажимать… как ты его называла, я забыл. Комп…

– Комп и есть. Рош, я каждый день вижу много народу. А почему ж считаю вас…

– Потому что мы тебе нравимся. Потому что ты нравишься нам. Потому что мы созвучны по каким-то причинам. Понимаешь? Вот чудный парень Кайл, ведь просто золотой, и умница, и веселый, и добрый, и мягкий, и ты любишь его вроде, только все равно близким другом он тебе не станет – не совпадаете в чем-то. А со злюкой Гарвином – совпадаете. Ты его понимаешь. Я – не всегда, Маркус – не всегда, даже Милит, хоть и эльф, – не всегда, а ты – понимаешь. Лиасс, которого ты временами убить готова, тебе ближе и дороже Родага, которого ты тоже любишь, как и Кайла. Но Родаг тебе близок не будет, а Лиасс – близок. Совпадаете. В чем-то. Он понимает тебя, а ты, как ни странно, его. А что касается меня, то я уже и не знаю, когда я что-то думаю, а когда – ты. У тебя нет такого?

Лена задумалась. Да вроде ничего подобного она не ощущала. Впрочем, ее вдруг открывшиеся яркие способности к эмпатии (а также телепатии и прочим фантастическим – или патологическим – штучкам) могли ей мешать это ощущать… или эти самые способности при их с шутом связи действуют на него сильнее и она хронически сидит в его сознании… Нет, шут тоже хронически сидит, только в мыслительный процесс вроде не вмешивается. Или вмешивается?

Не-а. У него на это способностев не хватат. Так, кажется, твой дед говорил?

Мур, твое счастье, что ты далеко.

А чего? В нос бы дала?

Непременно.

А вот и фигу! Не допрыгнула бы!

я бы подсадил.

А я бы взлетел! У меня крылышки есть. Ангельские.

уж с крылышками.

Ну вот, снова до ужа понизили. А то ящерицей был. Ящерица – это похоже. У меня ноги есть. А у ужа нету. Ну так о чем вы? О яркости личностей и предназначении?

о дружбе.

А… ну в этом я никак не копенгаген. Ну что, красотка, как там твой эльф? Поправляется помаленьку?

Да. Но как-то очень уж медленно.

Да посмотрел я на ну хренотень, что у них там в подвалах… Придется вам еще посидеть на месте, ему время надо, чтобы отойти… Жестокая штука. И древняя. Странно, что они вообще доперли, для чего она служит. Я вот думаю, не экспроприировать ли ее.

Она опасна? Аккумулирует то, что высасывает, да?

Чмок. Слышь, ушастый, вот за это я ее и люблю. Хотя я дракон, мне любить не положено. За сообразительность, хотя, знаешь, великим умом она не блещет.

ты блещешь. за всех.

Обиделся. Аиллена, он дурак, да?

Временами. Ты считаешь, там уже это достигло критической массы?

Тю! Критическая масса… неуправляемая реакция… которая цепная… Графитовые стержни опустить! Всем надеть защитные костюмы и стройными рядами отправляться на кладбище для экономии транспортных средств… Ну, в общем, пока нет. Но может. Что интересно, абсолютно безвредна для тех, у кого магия… другого сорта. Не эльфийская… в анамнезе. То есть для тебя.

Рош важен сам по себе.

Да? Сама догадалась или кто подсказал?

Подсказали. Догадалась. Подтвердили.

Щас. Погоди, посмотрю, кто там тебе чего подтвердил… А… Ну-ка, ну-ка… Ни фига себе… А чего молчала, спрашивается?

Я говорила, что он активизировал… или инициировал эту мою дурацкую способность…

Активизировал. Инициировалась она сама. Или ты с остроухим не беседовала в первую встречу?

не надо.

Чего тебе не надо? Я лучше знаю, что надо.

не надо. больно.

Не смей, Мур!

Не визжи. А ты не сопротивляйся, и больно не будет. Честно. Расслабься и постарайся получить удовольствие. Все одно я справлюсь… Ага… Ай! Аиллена! Обалдела? Дура! Этому научиться сначала надо, а потом опыты ставить… да еще на мне. А если б я ответил рефлекторно? У тебя бы все мозги через уши вытекли. Ничего ему не будет.

не надо. плохо.

Потерпишь. Тебе же лучше. Не ной, мужик ты по жизни или только трахаться умеешь? Пару минут. А ты заткнись, дура. Ну вот… даже в обморок не упал. Ну-ка, что там у нас… о!

Попадешься ты мне!

И что? Вот хоть сейчас прилечу.

Лети!

Ну жди!

Шут тускло смотрел на реку, но словно не видел, кривились губы, побледнело лицо. У него явно сильно болела голова.

– Ничего. У меня так бывало… просто я старался от тебя уйти, чтобы ты не видела. Проходит.

– Это то, о чем говорил Гарвин?

– Ну да. Раньше бывало нередко… А с тех пор как мы вместе, всего несколько раз… когда были не вместе. В тот год.

Лена толчком заставила его лечь на траву и поцеловала. Гарвина она видела, потому и не удивилась, когда он начал посмеиваться на тему дурного эльфийского влияния, вот, мол, стесняться перестала… Но потом увидел шута и понимающе кивнул. Лена рассказала о наглом драконе, который что-то непонятное с шутом делал, то ли в сознание вламывался, то ли в память, в общем, действовал грубо, и Лене очень хочется ему полхвоста оторвать. Гарвин призадумался.

– Полхвоста? Не обещаю, но есть у меня одна идейка… Ты гляди-ка, летит… Аиллена, думаю, он явно хочет посмотреть на шута поближе.

Лена сосредоточилась, вспоминая, что же она такого сделала, что дракону не понравилось… на что он там рефлекторно ответить был готов. Надо будет повторить. Пару раз. Пусть себе рефлекторно…

– Красиво, – выдохнул шут. – Черт возьми, как красиво.

В ясном, ни облачка, нежно-голубом весеннем небе золотисто-рыжий дракон и правда смотрелся просто потрясающе.

Вот именно что красиво. А то… полхвоста… Приземляюсь.

Как корова на аэродроме.

А у меня шасси нету, потому особенно изящно и не получается. Подумайте, корова… Бык!

вол.

За вола получишь отдельно.

Дракон приземлился у самой воды, пробежался, гася скорость и подняв кучу мутных брызг, а потом уже неторопливо и вперевалочку направился к ним. Шут сел. Выглядел он уже получше.

– Привет покойничку, – поприветствовал дракон Гарвина. – С тобой мы знакомы весьма относительно. Ты на мне верхом катался, но был в таком жалком состоянии, что вряд ли сохранил о полете приятные воспоминания.

Гарвин слегка поклонился.

– Никаких не сохранил. Я почти сразу потерял сознание. От тряски, пока ты разбегался.

– С моей массой вертикальный взлет получается плохо.

– Зато мне было хорошо. Без сознания мне тогда было лучше. Прими мою благодарность за спасение, ар-дракон.

– А в материальном выражении?

– Пару юных девственниц? – усмехнулся Гарвин. – У нас с девственницами сложно.

– На худой конец и пара овец сойдет. Они тоже вкусные. Да не спеши, успеется. Посиди, посмотреть на тебя хочу. А ты, остроухий, как? Обиделся?

– Нет. А что ты делал?

– Смотрел, чем одарил тебя тот полукровка.

– А чем? – оживился шут.

– А не скажу. Время придет, поймешь. Получается, он… а тебе, эльф, он тоже что-то отдал?

Гарвин молча кивнул. Глаза слегка серебрились. А ведь это в них играет магия. Дракон потянулся к его лицу (ну любимая шуточка!) и уставился одним глазом. Гарвин не моргнул, как сидел, так даже не шевельнулся. А дракон отдернул свою огромную башку и еще потряс ей. Лена злорадно улыбнулась.

Мур лег по-собачьи, подумал и так, лежа, подпер голову кулаком. Получилось смешно настолько, что хихикнул даже Гарвин.

– Надо же. Какая компания собралась… душа моя драконья радуется. Хотя многие уверены, что у драконов души не бывает, потому что они, твари, негуманоиды. А самое смешное, что и остальные двое топают. Один такой большой, что второй совсем маленький. Любопытно, дал ли им что-нибудь интересное тот псих…

– Вот бы еще понимать тебя научиться, – вздохнул шут. – А я слов таких даже никогда не слышал – негуманоид, псих, аман… анамнез…

– А тебе и не надо. Она поняла, и ладно. Жаль, что я на того полукровку посмотреть не могу. Он умер, наверное, да?

– Умер, – сказал Гарвин, – я почувствовал. Я, знаешь ли, вообще легко чувствую смерть.

– А тебе положено. Ты некромант.

– Ты знаешь, что такое некромантия?

– Спрашивала уже. Знаю, но не скажу. Сами допрете. Или не допрете. И вообще, чего привязалась, я тебе что, яндекс – найдется все?

– Гугль, – проворчала Лена. – Тогда что тебе надо? Чтобы я тебе и правда полхвоста оторвала?

– Зачем? – удивился шут. – Ящерице хвост потерять ничего не стоит.

Дракон выразительно плюнул в сторону узким пучком пламени и захихикал.

– Ребятки, а кто-нибудь из вас хоть представляет себе, как можно повредить дракону?

– Я, – признался Гарвин. – Но не ар-дракону. Тебе, наверное, никто повредить не может… в одиночку.

– Именно! – воздел палец Мур. На пальце был впечатляющих размеров коготь. Кошачий – то есть втягивающийся. Невозможно было ходить на этих кривых кинжалах. Милит и Маркус поздоровались вполне вежливо, но Маркус, надо сказать, гораздо приветливее. Милит, видно, вспомнил, как хвостом получил. – Ну вот и собрались. Собаки только не вижу, ну да ладно, тварь неразумная, меня боится.

– Я тварь разумная, – проворчал шут, – а тоже тебя боюсь. Ты хотел нас всех увидеть? Зачем?

– Посмотреть, чем вас одарил чокнутый полуэльф. Надо же вообще… Ну ладно. В панику не впадать. Верзила, с тебя начну…

Начал он за секунду до того, как предупредил, и Милит, казавшийся просто монолитным, покачнулся, но на ногах устоял, красивое лицо стало мертвенно-белым, а шрам на лбу – багрово-красным. Дракон произнес удовлетворенное «ага» и перевел взгляд на Маркуса, и Маркус без сил опустился на траву, тоже бледнея. Но Милит как-то быстро обрел нормальный цвет, а Маркус еще несколько минут приходил в себя, потом взгляд стал осмысленным. Но голова у него явно болела. Как и у шута.

– Был бы тот полукровка жив, – задушевно и мечтательно произнес дракон, – я б не поленился слетать и башку ему оторвать… И слопать для безопасности окружающих. А так даже места узнать не могу. Холодно, говорите, было? А потом какая-то неведомая опасность, и вы дружненько свалили, оставив его то ли бороться с этой опасностью в гордом одиночестве, то ли благополучно помирать? Тихо, Аиллена, правильно, что свалили. Разве тебе он не показался нормальным шизоидом?

– Мне он показался нормальным отшельником.

– То есть чувства опасности не вызывал? А в ком-то другом?

– Не то чтоб чувство опасности, – пожал плечами Гарвин, сорвал тусклый горицвет и сунул стебель в рот. Извращенный вкус у эльфов: нравился им этот клейко-приторный сок. Правда, он силы придавал, так что Гарвин сжевал уже не один десяток стеблей. – Настороженности, скорее. Я вообще не люблю пророков. И серьезно остерегаюсь отшельников. Просто так от мира не уходят. Но встречей с Аилленой он был просто восхищен, так что, может, мои опасения были напрасны.

– Он мудрец, – тихо, словно стесняясь, сказал шут.

– Особенно сравнительно с нами, – фыркнул Милит. – Тебе хоть было с кем поговорить… А то ты как завернешь что-то, я понимать перестаю.

– Врешь, потому что ничего я не заворачиваю. Он и правда мудрец. Он ничего не утверждал. Разве что спрашивал. Я уж не знаю, что там он мне дал с твоей, драконьей, точки зрения, ничего не чувствую, но… дал. Мне жаль, что я провел с ним слишком мало времени.

– Ну это понятно, тебе трудно найти достойного собеседника. Образованный сильно. А это в вашем средневековье вредно даже для жизни. Не, серьезно, ты даже не понимаешь, как тебе повезло, что ты родился именно здесь, в стране весьма терпимой и разумной… В каком другом месте сожгли бы тебя на костре, никакая Аиллена не спасла бы. Точно тебе говорю. Бывали прецеденты. В общем, так. То, что дал вам этот клиент психиатра, вы получили бы и так. Развили бы. Он же решил процесс ускорить, и мне не особенно понятно, зачем. Словно хотел посмотреть на результат… но ты уверен, что он умер?

– Не уверен. Почувствовал.

– Обычное что-то?

– Совсем нет. Но когда он… давал, появилась связь, которая оборвалась… как обрывается, если кто-то умирает. Не близкий.

– Аиллена, своди-ка ты меня в те холодные края. Всем сидеть! Мы на минутку. Не считаете же, что я хуже смогу защитить ее, чем вы? Ну, девочка, давай, возьми меня за… ну вот хоть за палец.

Лена одобряюще улыбнулась своим и взяла дракона за палец, который был толщиной примерно с ее руку, и сделала Шаг. На крутом обрыве, то есть над пропастью, если уж точнее, кроме дракона обнаружился и шут, вцепившийся в ее платье. Дракон ухмыльнулся, а шут, словно так и надо, покрепче взял Лену за руку и объяснил:

– Прости, ар-Мур, я не сомневаюсь в тебе, но мне так спокойнее.

– Сомневаешься, но это я тебе прощаю. Ладно, пошли, остроухий. Этот… дворец?

Вместо леденящего мороза была устрашающая жара. Лена даже покачнулась, когда солнце, словно поленом, стукнуло ее по голове. Воздух кругом вибрировал и был осязаем. И красен. Чащоба была красноватой, а то, что имелось на дне пропасти, далеко внизу, дальше, чем показалось Лене в первый раз, – просто багровым. Правда, в первый раз она не особенно заглядывала вниз, высоты всегда боялась, а тут вот посмотрела, то ли тепловой удар подействовал, то ли внутренне понимала, что дракон не даст ей упасть. Багровые сосны. И такие огромные, наверное, будь они рядом, поднимались бы выше неба. Шут снял с ее плеч плащ – и вовремя, потому что она уже готова была свариться. Правда, прохладнее не стало, но натуральный лен блузы действительно хорошо впитывал влагу. И натуральное неизвестно что юбки – тоже. Взмокла Лена мгновенно и основательно, хотя, в общем, особенной потливостью не отличалась. Шут стянул куртку, и его рубашка тоже прилипла к телу, хотя он практически не потел, как и положено обладателю древней крови. Волосы прилипли ко лбу.

– Тепло, – сообщил дракон, – и это тоже интересно. Ну-с, что там в доме…

– Интересно, а как ты собираешься туда попасть? – полюбопытствовал шут, заводя Лену в тень. Там тоже легче не стало.

– Я? Никак. Она. И ты. А я уж посмотрю вашими глазами. Ты видел глазами Владыки, да? Ну вот примерно так же и я смогу. Не боись, не почувствуешь… почти. Давайте, гляньте, что там. Запахов никаких особенных нету, так что ежели покойник там, то уже в состоянии высушенного скелета.

Шут толкнул дверь, и они вошли внутрь. Как ни странно, в доме было не то чтоб прохладнее, но можно дышать. Но там был незнакомый эльф, увлеченно рывшийся в сундуке. Увидев – или почувствовав – Лену и шута, он выбросил руку, а из руки вылетел натуральный огненный шар. Шут толкнул Лену, Лена толкнула шута, причем неожиданно сильно для самой себя, и шар пролетел мимо, только скользнув по ее руке. Рукава блузы как не было – и никаких иных последствий.

– На меня не действует магия, – сообщила она. – Так что не надо больше ничем швыряться. Такой хороший лен сжег. Что ж ты так испугался, Умо? Рош, стой у меня за спиной.

У эльфа были коричневые волосы фантастически красивого оттенка и почти фиолетовые глаза. Дичайшее сочетание. И кольцо – крокодил, заглатывающий свой хвост. Один из братьев Умо. Он выпрямился – и застыл.

– Ну да, – кивнула Лена, – не одна, конечно. Может, спокойно поговорим? Или ты действительно так меня боишься?

Он покачал головой.

– Я не боюсь тебя, Светлая. Ты не можешь причинить мне вреда.

– Почему это?

– Потому что ты – Светлая, – усмехнулся эльф. – Разве я обидел тебя или твоего полукровку? За огонь извини, но вреда он тебе не причинил. Рубашку могу возместить. Кто держит меня?

– Ар-дракон, естественно. Ты же знаешь, у меня магии нету, у него – тоже.

– У тебя магии нету? Очень большая новость. А что у тебя есть тогда?

– А, ну нравится называть это магией – называй. Ты тоже людей ненавидишь?

– Естественно.

– И меня?

– Тебя-то почему? Разве ты человек? Ты Странница. Хоть и странная. Нет, Делен, я тебя не ненавижу. Совсем. Ты не причиняешь вреда эльфам. Даже наоборот.

– А твой братец вот ненавидит.

– Ненавидит, – кивнул эльф, – но не как человека. Как женщину. Ты его в глупое положение поставила, а этого он не прощает. И правда, давай поговорим. Я не стану на тебя кидаться, чтоб урвать часть твоей силы. За Корина не ручаюсь, он… вспыльчив.

– А второго как звали?

– Значит, он действительно умер. Я почувствовал. И умер как-то странно… трудно, да?

– Более чем. Ну ты уж извини, он первый начал. Тебя-то как зовут?

– Виман. Виман Умо, Делен.

– Вообще, эльфы зовут меня Аилленой… но это не принципиально.

– Я не верю в приход Аиллены. Но да, ты не такая, как другие Делен. Ты, наверное, лучше. Можешь не верить, но у меня нет к тебе никаких счетов, даже если ты лично убила моего брата. Что он сделал?

– Иссушающий огонь, едва не убивший моего друга. Эльфа, заметь. Знаешь, Виман, я успела поверить, что эльфы, как правило, своих не убивают. А вы какие-то ненормальные. Вы идете против Владыки – это уж и вовсе… Неужто вас поддерживают остальные?

– Что нам Владыка? В нашем мире нет людей, потому Владыка и не нужен.

– Он эльф, – тихо сказал шут, – делающий все для эльфов.

– Эльф, водящий дружбу с людьми. Предатель.

– А что тебе люди? – удивилась Лена. – В твоем мире они не водятся. Сиди там и не пускай людей. Я даже возмущаться по этому поводу не стану. Но вы носитесь по другим мирам, устраиваете войны, в которых гибнут ваши же братья, и потери порой невосполнимы. То же Трехмирье стало могилой для трети тамошних эльфов. И остальные спаслись лишь чудом.

Фиолетовые глаза замерцали, запереливались серебром и погасли.

– Вот за спасенных эльфов спасибо тебе, Делен.

– Пожалуйста. Ты так и намерен воевать с людьми?

– Разумеется.

– А хренушки, – проревел снаружи дракон, – я тут проголодался малость, а эльфы на вкус вполне ничего. Даже старые – все равно мягонькие.

– Испугался, – констатировал шут. – Это правильно. Потому что я вот никак не научусь отличать его шутки от серьезных намерений. Скажи, что ты здесь искал?

– Ага, сказал уже, – усмехнулся эльф, – особенно тебе. Ты запачкан грязной кровью, ты не эльф.

– Не эльф, конечно, – согласился шут. – Ар-Мур, а ты можешь поинтересоваться, чем он тут был занят?

– Запросто. А потом ножку обглодаю. Аиллена, дашь ножку-то?

Судорога прошла по всему телу эльфа, лицо исказилось – кстати, не такое уж и красивое, словно и он был запачкан грязной человеческой кровью, была в нем некая неправильность. А может, Лене мерещилось. Но глаза – это нечто. Не сирень, не ирисы, не кукушкины слезки, чистый фиолетовый оттенок, без примесей, Лена невольно залюбовалась.

Ну где же ты, Корин… С ними не просто дракон, дракон – это ерунда, это просто гора мускулов и чешуи, с ними золотой ар-дракон, и это серьезно, мне не справиться одному, Корин, ты должен был появиться уже час назад, что же случилось… Нет, он не сможет проникнуть в мое сознание, защититься от чуждой расы Кристиан нас научил, но он может найти амулет, говорят, драконы умеют смотреть сквозь стены, ведь видит же он меня, хотя и снаружи, а я на улицу не выйду, открой мне проход, Корин, если ты не хочешь остаться с Кристианом один… ты не справишься с ним…

Лена подошла к эльфу, подобрала валявшийся на полу кожаный ремень и совершенно нахально связала ему ноги, потом каким-то шарфом связала руки, а обыкновенную веревку привязала к шее и потянула эльфа за собой, даже не подумав, что он идти не сможет, но подумал шут, подхватил его подмышки и выволок наружу и только там ослабил затянувшуюся веревку. Дракон радостно захихикал.

– Вот и отлично, ножка на солнышке прожарится лучше. Не пыжься, не пыжься, в моем присутствии твоя магия… так, на фокусы не хватит.

– Что он мог тут искать? – спросила Лена. – Амулет какой-то. Мур, а ты можешь просканировать помещение на предмет тайников или там сейфа?

– Сейфов, милочка, тут ишшо не придумали. С кодовыми замками. А просканировать – это я мигом.

Лена снова заглянула в фиолетовые глаза.

Ровная, словно бы подстриженная трава, но высокая, почти по пояс. Трава, которая не путается и даже вроде не мешает идти. Чудесный мир. Единственный мир, в котором нет этой мерзости. Как, почему, какими шутками творца они созданы похожими на эльфов, похожими настолько, что наследуют эльфийскую кровь? Конечно, рожденный от эльфа и этой мрази больше эльф, но если у него появляются дети от людей, они все больше становятся людьми, но сохраняют магию – и это самое несправедливое. Они магии лишены. В их природе не предусмотрена магия. Но они нашли способ ей обзавестись… какая гадость. Вот, трясется от ужаса, а тоже пыжится: я, мол, маг! Да все, что ты имеешь, убожество, – наше!

Нет, не то. Поглубже бы в его память нырнуть да посмотреть, что такое Кристиан, способный научить защищаться от негуманоидной расы. Ментально, так сказать, защищаться. Лапа дракона легко легла на ее плечо.

Не надо. Ты не готова.

А ты не можешь. Он тебя не пускает.

Ну и хрен бы с ним. Амулет я и так найду. Только ты учти, я всерьез намереваюсь сделать ему больно. Не вздумай мешать.

Не надо, Мур.

не надо, мур.

Тю! Пара идиотов. Ладно, развлекайтесь сами, а я домишко просканирую. Но проблемы этому козлу создам. И не спорить мне тут, а то и правда ногу откушу.

Ты действительно можешь есть людей?

А он человек? Ну, могу. Мне что – мясо и мясо. Я драконов есть не могу. Жестковаты, даже если в собственной чешуе потушить.

Лена присела рядом с эльфом на корточки. Выглядел он неважно.

– Виман, я не хочу никакой войны.

– А с тобой никто и не воюет.

– Даже Корин?

– Он бы легко убил тебя, если бы хотел.

– Но я сделаю все, чтобы ваша священная война против моей расы прекратилась, Виман Умо.

– С твоей расой тоже никто не воюет. Ты не человек, Делен. Ты – Странница. Ты – Светлая. Ищущая. Но не человек.

– Тебе больно?

– Пожалела?

– Пожалела.

– А брата моего тоже жалко было?

– Не особенно. После того что он сделал с моими друзьями, он еще и не того заслужил.

– Я узнаю, кто забрал его жизнь.

– Откуда?

– Есть! – сообщил дракон. – Остроухий, топай в дом, дам инструкции, что и где искать. Ты, милая, стой на месте и не спорь со мной. Я не стану этого есть, хотя и правда голоден. И даже убивать не стану. А то у тебя истерика начнется, а визжишь ты слишком пронзительно для моего нежного слуха. Отойди на пару шагов.

Лена отступила, и дракон вдруг щелкнул эльфа пальцем по лбу. Фиолетовые глаза закатились. Мур подхватил его лапой и взлетел, Лена даже сказать ничего не успела.

Мур!

А ничего. Я его отнесу тут куда-нибудь, пускай братец его поищет. Пока он без сознания, это будет очень-очень трудно. Не боись, тут дикие звери не водятся, домашние тоже… Из тени не выходите – и все.

Шут вышел из дома, разглядывая какой-то предмет. Лена подошла. Это было что-то вроде браслета, но уж очень маленького. То есть на запястье Лены ему было бы вполне уютно, но вот рука бы в него не пролезла – узкий очень. Лена попробовала – и браслет послушно растянулся, словно резиновый, и мягко обхватил руку. Стало даже приятно. Лена потянула обратно – и он так же легко соскользнул. Она попробовала натянуть его на руку шута – то же самое.

– Какой приятный сюрприз, – раздался насмешливый голос Корина Умо. – Рад видеть, Светлая. И очень кстати, что тут твой дружок. Думаю, в его присутствии ты будешь со мной существенно более ласковой, да?

– Не дождешься, – неожиданно спокойно отозвалась Лена. Она и правда даже не испугалась. Мур был рядом. – Ты не в моем вкусе.

– Разве? По-моему, тебе явно нравятся эльфы. – Он сделал короткий жест, и шута словно впечатало в бревенчатую стену. – Ему будет очень-очень больно…

– А твоему братцу? Или тебе?

– Виман здесь? Я его не чувствую.

– Он в глубоком обмороке… и не совсем здесь. Тебе придется его поискать в лесу… И знаешь, мне кажется, что долгое пребывание в этом мире не полезно для здоровья. Тут как-то подозрительно жарко… И вообще… Радиация, наверное, высоковата. Умереть, может, и не умрет твой братик, но вот в природе может появиться один лысый эльф, не способный… ну вот к тому, чего ты все хочешь со мной сделать. Это будет смешно, верно?

Мур тяжело – демонстративно тяжело – приземлился поодаль и неспешно направился к ним. Эльф благоразумно открыл проход и исчез. Шут тут же отвалился от стены, упал на четвереньки и потряс головой.

– Это ты правильно – про радиацию, – сказал дракон. – Так что давай – бери меня за палец, полукровку за ухо или за что хочешь и пошли обратно.

Лена ухватила подставленный палец, шут взял ее за вторую руку – и свежий ветерок с реки бросил ее в озноб. Маркус облегченно вздохнул.

– Два дня где-то шлялись, – проворчал он. – Остальные спать пошли. Владыка сказал, что с тобой все в порядке, но я все-таки решил подождать. Чего это у вас рубашки мокрые?

– Там гибнущий мир, – сообщил дракон. – Нет, никто его не проклинал, просто катаклизм. Космический. Близко комета прошла или еще что, планета сбилась с орбиты и несется к солнцу. При этом еще и крутится слишком быстро…

– А… а разве миры на разных планетах? Я думала, скорее разные измерения… Небо почти одинаковое…

– Не там, – лаконично отозвался дракон. – Тебя угораздило… ну не важно. Ушастый, он тебе больно сделал?

Шут пожал плечами:

– Ничего страшного. Пара синяков.

Когтистая лапа протянулась и погладила шута по голове. Он обалдел, а дракон захихикал.

– Ну, чего нашел, показывай.

Шут показал плотно охватывающий запястье браслет, матово-серебристый… как глаза эльфов порой. Магия. Это магия. Но откуда она в сине-серых глазах шута?

Вот именно.

Тот сумасшедший полукровка?

Ну, для начала, положим, ты со своей… эээ… ну скажем, страстью. Потом, насколько я понял, верзила ему пожертвовал свою искру… Верзиле-то ты восстановила, однако и этому перепало. Ну и задатки у него были ого-го…

Его выжгли.

Не смеши меня. Людям такое не под силу. Затормозили, я бы так сказал. Но в общем, если б не ты, он бы и впрямь плохо кончил… как выжженный. Ты его активировала, так сказать. Не говори ему пока. Проявится попозже, зато… В общем, я тебя предупреждаю сразу: эта магия другого рода. Как и твоя. Все. Больше не скажу ничего. И не бойся, он нас не слышит, Он вообще нас слышит, только когда я позволяю.

– Хороший браслетик, – одобрил дракон, по-собачьи обнюхав амулет. – Пусть тут и остается. Ты, главное, его никогда не снимай. Ни при каких обстоятельствах. Ни при каких. Усек?

– Может, Лене?

– Ей-то нафиг? Нет. Лучше тебе. Поверь мне, ушастый. Тут нужна эльфийская кровь… а не эльфийские гормоны, которые ты ей даешь. Хи-хи-хи.

– Можно подумать, он знает, что такое гормоны, – проворчала Лена. Лапа протянулась и погладила по голове ее.

– Ты ему объяснишь. Ну ладно. Я полетел.

– Э-э-э, – запротестовал шут, – а объяснить нам ты ничего не хочешь?

– Не хочу. Сами поймете со временем. Но в общем, все хорошо. Куда лучше, чем я предполагал. И куда серьезнее. И даже неслучайно то, что здесь дожидался только Проводник. Хотя… эльфы у тебя подходящие, Аиллена. Покедова.

Он разбежался и круто взмыл в небо. В свете луны это смахивало на картину Дали или еще кого-нибудь чокнутого и талантливого. Все проводили его глазами, а потом Маркус потребовал объяснений. Рассказывать несколько раз не хотелось, поэтому они, по дороге прихватив Милита, разбудили сладко спящего Гарвина и устроили маленький военный совет в комнате Лены. Совету изрядно мешал Гару, успевший сильно соскучиться и пристававший с поцелуями и требованиями погладить. Сколько же лет ему? Действуют ли Пути на животных так же, как на людей? Вот бы здорово… А ведь наверное, потому что ему уж больше десяти лет, а поведение порой совершенно щенячье…

Эльфы внимательно рассмотрели браслет, даже не заикнувшись о том, чтоб шут его снял. Гарвин попробовал прозондировать его магией. Шут ойкнул, и эльфы тут же проверили, действует ли на него, то есть на шута, магия как таковая. Магия действовала. Браслет никак не реагировал, пока воздействовать не пытались прямо на него. Судя по рассказам шута, реакция было как от небольшого электрического разряда: не больно, но неприятно. В конце концов он его снял, наплевав на предостережения дракона, и отдал на изучение. Браслет перемерили все. Лена и Маркус не чувствовали ровно ничего, Милиту ощущения не понравились, а Гарвин внимательно прислушивался к себе, явно что-то чувствуя, но ничего не сказал, и спрашивать его не стали – знали, что бесполезно, Гарвин говорил только если хотел. А Лене пришлось читать лекцию об иных планетах, о солнцах, орбитах и повышенном радиационном фоне. За них с шутом дракон почему-то не волновался. Почему? Радиация действует одинаково на все живое, даже на Странниц. Сколько бэров они там с шутом нахватали? А прежде, зимой? а тот полукровка? или тогда радиация еще не была заметна? и какого рожна надо было там полукровке? а как она умудрилась попасть в мир на другой планете? и вообще, есть ли кто-то еще в этом гибнущем без всяких проклятий мире?

А кто, собственно, сказал, что незадолго до кометы какой-то сильный маг или какая-то озабоченная Равновесием идиотка не прокляли его?

Гарвин вернул браслет на прежнее место – запястье шута, а потом попробовал снять – и ничего не вышло. Не получилось и у остальных, кроме Лены. Надели его на руку Лены – и никто не смог снять, кроме шута. Наутро, страшно невыспавшиеся, они дружным коллективом явились к Лиассу и рассказали ему все, включая гелиоцентрическую концепцию. Дали примерить браслет, и Владыка выглядел несколько ошарашенно, когда его возвращал. Снять его он смог и с Лены, и с шута, и уж тем более со всех остальных. Лена предложила в качестве эксперта по амулетам позвать Кайла, и Гарвин поднял ее на смех: у Кайла, конечно, большой талант, но пока он научится тому, что знает хотя бы Гарвин, пройдет лет двести. Подумали и не стали звать и Кавена, рассудив, что уж Лиасс точно больше всех понимает в магии – времени на изучение было много.

День получился какой-то суматошный. Лена провела пару лечебных процедур для Гарвина: два раза по часу сидела рядом, держа его за руку, чтобы утерянные силы возвращались. Почему-то не хотелось вернуть все разом, хотя Лена понимала, что может. А раз не хотелось – не делала. А Гарвин при получении силы лежал, блаженно завесив глаза ресницами и говорил через силу, такое впечатление, что кайф ловил. Лена поинтересовалась, так ли это, и он признался: «Удивительно приятное ощущение… Не как от наркотика, не как от близости с женщиной, скорее как от прикосновения маленького ребенка…» И тут же спросил:

– А ты хочешь ребенка? То есть я знаю, что не можешь, но хочешь ли?

– Временами, – кивнула Лена. – Но вообще-то перегорела уже давно.

– Ну а вот от шута? Не должна была еще перегореть?

Странно. Гарвин задавал какие-то неэльфийские вопросы. Эльфы над нереальным и не задумывались.

– Двойственно, – обстоятельно ответила Лена. – Я нормальная баба и, конечно, хотела бы ребенка, и именно от него. А с другой стороны, я понимаю, что ребенок и Пути несовместимы, во-первых, и не хочу давать врагам еще один метод воздействия, во-вторых.

– Потому ты никогда и не возьмешь к себе какого-нибудь сироту, – грустно сказал Гарвин. Печать смерти. На нем печать смерти, потому что он умирал вместе с Файном, вместе с дочерью, сыном и внучкой. Удивительно, что он вообще рассудок в целости и сохранности сберег.

Лена не задумывалась о последствиях своей очередной выходки. Собственно, что особенного она сделала? Пришла попрощаться с другом. Навсегда попрощаться. А заодно и с теми, кто вознамерился его убить, и тоже навсегда. В итоге друга не убили, но король получил головную боль в виде влиятельной организации. А союзник у короля специфический – эльфы, и даже Лене было ясно, что при умелой интриге восстановить против короля энную часть населения – раз плюнуть. А маги – интриганы те еще, им разве что Верховный охранитель в этой области конкурент, да и сам Родаг, несмотря на свою порывистость и стремительность, тоже не простачок. Получается головная боль не только для Родага, но, в общем, и для Лиасса, мага, которому нет равных в Сайбии. Да, наверное, и нигде нет. Включая братьев Умо.

Может, ты все-таки соизволишь мне ответить, Гарвин?

Зачем?

Он улыбнулся, не открывая глаз. Лена слышала его отчетливо и ясно, как дракона. Шут принимал участие в их диалогах, но его слова-мысли воспринимались как нечто ровное и лишенное интонаций, а Гарвин говорил-думал так же выразительно, как и посредством языка.

Тебе легко?

С тобой? Конечно.

А с другими мог?

Так – только с Файном. Для этого нужен определенный Дар. Тебе, впрочем, ничего не нужно.

потому что она сама дар. дар всем нам.

О, а я думал, ты можешь только с ней.

через нее могу. с драконом. и с тобой.

А ты меня узнал? Как?

гарвин. не знаю как. знаю, что ты. знаю, что дракон.

Устаешь от этого?

нет. совсем нет. но получается плохо.

Гарвин, а нас могут подслушать и другие?

Он же подслушал. Это очень редкий Дар, Аиллена… ты имеешь в виду нашего недруга?

Я имею в виду, не умеешь ли ты защищаться от прослушивания.

Нет. Не было нужды. Некому было подслушивать. Но могу и придумать.

придумай. он странный. этот умо. странный. у меня от него непонятные ощущения. другая магия.

У меня тоже… другая.

нет. не так. ты меня о стену не швырял.

Заходи, попробуем.

И шут зашел. Гарвин основательно впечатал его в стену, подержал там на весу, а Лена едва от смеха удержалась, глядя на их лица: экспериментаторы были сосредоточены, как ученые при проведении важного опыта, старались не пропустить ничего. Гарвин отпустил шута, тот приземлился по-кошачьи на четвереньки, выпрямился и покачал головой:

– Нет. Не так. Не могу объяснить. Слов нет. Кстати, и Крон не так, как ты, хотя вы вроде как оба…

– Ты различаешь разную магию?

Шут пожал плечами и сел на пол у ног Лены.

– Различаю, выходит. Наверное, этот амулет, – он потряс сине-серым камешком на короткой цепочке, – не только предупреждает о применении магии, но и как-то ее определяет.

Гарвин, не отпуская Лену, дотянулся свободной рукой до шеи шута, что-то сделал, и амулет со стуком упал рядом. Шут ошалело на него посмотрел.

– Гномские цепочки невозможно разорвать, – ухмыльнулся Гарвин, – но можно разъединить. Умеючи. Кликни там кого, Владыку или Милита. Проверим еще раз. Не бойся. Я ее и соединить смогу.

Шут встал, не отрывая глаз от своего неснимаемого амулета, выглянул за дверь и позвал Владыку. Несколько дрожащим голосом. Тот появился мгновенно, так же мгновенно оценил ситуацию и прямо-таки вцепился в шута. Взглядом. А потом еще и руки возложил на макушку. И переглянулся с Гарвином. А у шута тоже глаза тоже бывают серебряными.

– Когда у вас глаза металлом отливают, это означает применение магии?

– Не означает, – уточнил Гарвин. – Сопровождается. Дошло до тебя?

Лена кивнула. Шут не обратил внимания на их слова. Конечно, он же не видел своих серебрящихся глаз. Совсем иная магия. Шут важен сам по себе.

Нет. Только с тобой.

Но Владыка сказал, что…

Владыка не пророк. Шут важен только рядом с тобой. Правда, и ты тоже – только рядом с ним. Так что мы будем собирать дрова для костра, ловить рыбу и насылать понос на врагов.

У тебя было… насчет нас?

Было. Не спрашивай, все равно не скажу. Пока. И не бойся. Ни шут, ни Владыка нас не слышат.

Ты уже придумал, как это можно сделать?

Это легко на самом деле. А я некромант.

То есть более свободен в применении магии…

Не думал, что ты и это поймешь.

А я сообразительная. Как и положено дуре.

Гарвин засмеялся, сел и крепко поцеловал ее в щеку. Лиасс не обратил внимания: он манипулировал шутом, двигал его по комнате и, кажется, щекотал, потому что шут ежился и смущенно хихикал. Потом то же самое проделал и Гарвин.

– По-разному, – категорически заявил шут. – Не спрашивайте, в чем разница, но по-разному.

– Удивительно, – мягко улыбнулся Лиасс. – Ты это чувствуешь… И должно быть по-разному.

В дверь постучал Кайл. Он первым освоил человеческие правила стучаться, прежде чем войти.

– Обед, Гарвин! – возвестил он. – А пирог большой, хватит на всех.

Он поставил здоровенный поднос на стол, заметил валявшийся на полу амулет и поднял. И выронил. Все, включая шута, немедленно заинтересовались.

– Ой, – сказал Кайл. – Странно. Это же вроде твой, Рош?

– Мой. А что странного?

– Он гасит магию.

– Приехали, – совсем по-российски сказал Гарвин. – Ну-ка… – Он поднял амулет и поморщился. – Действительно. А я ведь к нему прикасался и раньше. Когда он на тебе висел. Кто дал тебе этот амулет?

– Гильдия, – медленно произнес шут. Гарвин протянул руку и похлопал его по плечу.

– Не переживай. Они тебя не обманули – он действительно реагирует на магию. Ма… Кайл, выйди.

Сказано было грубо, но Кайл дисциплинированно повернулся и ушел, никак не показав обиды. Лена не успела даже укоризненно покачать головой, как Гарвин продолжил, и она раздумала его упрекать: хорошими манерами Гарвин не страдал ни в каком виде и перевоспитанию не поддавался.

– Тебе сказали истинную правду, только не всю. Для начала они тебя выжгли, а потом повесили на тебя амулет, который реагировал на чужую магию и гасил твою.

Шут посмотрел на Лиасса. Тот сочувственно кивнул: знаю, мол.

– А зачем гасить то, что выжгли?

– Ты меня спрашиваешь? – усмехнулся Гарвин. – И вообще… Странно. Ты небезосновательно считаешь себя умным, однако даже до Аиллены уже дошло, а до тебя нет.

– Гарвин…

– Владыка, ты хочешь, чтоб у него получилось случайно? А то, может, назад амулет повесить и подождать, пока он сгорит в собственном огне? Или ты знал и про амулет?

Шут растерялся. Совсем. Не хотел он, чтоб до него доходило. Лена протянула ему свободную руку, и он вцепился в нее, как ребенок, и тут глаза у него открылись так широко, что уместнее было бы сказать «вылезли из орбит». Гарвин поспешно отдернул руку, а шут покачнулся и сел. Прямо на пол.

– Почувствовал поток, – констатировал Гарвин. – Как все просто, Владыка, а? Странно только, что этого подопытного вообще выпустили в мир… и отпустили с Аилленой.

Лиасс положил обе ладони Лене на плечи.

– Отпусти его. Дай ему привыкнуть. Может быть, стоит снова надеть амулет.

Возникла некоторая неловкость: Лена пыталась высвободиться, а шут не желал ее отпускать, и Гарвин оттолкнул его с помощью магии. Да так, что шут кубарем покатился по полу, а Лена удержалась на стуле только благодаря Лиассу.

Шут не обиделся. Лицо у него как-то осунулось, напряглось, потемнели и без того не особенно светлые глаза.

– Вы хотите сказать…

– Ага. Именно. Аиллена разбудила твою магию, полукровка. Интересно, что вы оба почувствуете ночью, если будете заниматься этим без амулета?

– У меня – магия? От Лены?

– И от Милита. И от того самого полукровки, которого ты мудрецом обозвал… Он, видишь ли, тебе свою отдал… Помнишь, твой амулет тогда раскалился до ожога.

Шут автоматически опустил голову и посмотрел на то место, где амулет оставлял сильные ожоги, которые Лена лечила своими мазями.

– Не может быть… я не могу иметь магии.

– А я не могу быть Светлой, – согласилась Лена, – иметь и давать какую-то мне непонятную силу. И ходить между мирами тоже не могу. И разговаривать с шутом на эшафоте тоже не могу. И вообще, магию придумали для детей.

– Самая недетская штука – магия, – очень серьезно сказал Гарвин, но голубые глаза смеялись. И одновременно были тревожными. Как и у Лиасса – ласковая улыбка и напряженный синий взгляд. Владыка забрал у Гарвина амулет и закрепил его на шее у шута.

– Пусть пока так, Рош. Я найду способ изменить этот амулет или создать подобный, чтобы при случайной встрече ваши маги ничего не заподозрили. У тебя Дар, Рош Винор.

– И немалый, – к неудовольствию Лиасса дополнил Гарвин. – Отец, пусть он знает. Он крайне разумный парень. А зная, станет еще разумнее, потому что наверняка догадывается, что стихийный выброс магии пострашнее иного проклятия. Ты, главное, привыкни к этой мысли. Остальному – научим. Со временем.

Шут посидел молча несколько секунд, прогоняя растерянность. Это он умел. Взгляд стал каким-то холодным, лицо сосредоточенным. Он коротко посмотрел на Гарвина, потом на Владыку.

– Вы уверены?

– Совершенно, – хмыкнул Гарвин. Лиасс просто кивнул. В синих глазах было сочувствие. Почему?

– А вы уверены, что не вы наградили меня этой штукой? Как Кариса?

Гарвин расхохотался, но Лиасс так глянул, что смех растаял.

– Как Кариса, мы тебя наградить не могли, – медленно сказал Лиасс. – Во-первых, ты этого не хотел так, как Карис. Во-вторых… Во-вторых, мы не могли наградить тебя этим Даром. Потому что твоя магия совсем другого рода. Не наша. Не эльфийская. Хотя ты бесспорно эльф. Не сердись. В тебе нет ничего от человека, кроме твоей привычки считать себя человеком. Что тебя наградило, я не знаю. Аиллена лишь пробудила. Опережаю твой вопрос: нет, у нее другая. Ее магии я не вижу совсем, вижу только ее результаты. Твою – вижу, хотя и с усилием. Собственно, я ее увидел только потому, что стал очень пристально присматриваться… И потому что мне посоветовал это сделать Гарвин. А с Гарвином разбирайся сам. С вами он давно более откровенен, чем со мной.

– Владыка, – пробормотал Гарвин без особого протеста в голосе. Лиасс пожал плечами:

– Ты свободен, Гарвин.

– Я не свободен от обязательств перед тобой, Владыка.

И снова Лена не услышала глубокого убеждения в его голосе. А Лиасс и подавно. Шут переместился на прежнее место, поближе к Лене, и она автоматически положила руку на его взлохмаченную макушку. Лиасс ободряюще улыбнулся.

– Я понимаю, что ты взволнован. Но подумай хотя бы о том, что со временем ты сможешь защитить ее не хуже, чем Гарвин.

Он ушел, даже не глянув на сына. Обиделся. Во всяком случае, был задет, может, именно этим вот отсутствием убежденности. Гарвин сунул подушку под спину и сел поудобнее. Шут, привыкший его не стесняться, положил голову Лене на колени. Как только у него шея не затекает?

– Нам ведь лучше отправиться в Путь, как только ты будешь здоров?

– Лучше, – согласился эльф. – Только, боюсь, это еще не особенно скоро будет. Стыдно сказать, но вчера меня сильный порыв ветра опрокинул на землю. И это несмотря на твою магию.

– Ты когда заметил? – сумрачно спросил шут.

Гарвин помолчал.

– Может, я лучше не буду отвечать?

– Значит, всегда знал, – заключил шут. – Что, я являлся тебе в видениях?

– Не ты. Вы. Когда я увидел Аиллену, даже не вспомнил об этом. Когда увидел тебя, тоже. Но когда увидел вас вместе… На мои видения можешь не обращать внимания. Если тебе суждено… это сделать, ты сделаешь. Не суждено – не сделаешь. Подталкивать тебя я уж точно не собираюсь. И уж тем более подсказывать. Живи как живешь, полукровка.

– Не видел я еще, чтоб пророки так небрежно относились к самим себе…

– Может, я просто умный пророк, – усмехнулся Гарвин. – Пророчество может сбыться, а может и нет. Часто действия самих пророков или дураков, которые их пророчества толкуют, только мешают. К тому же откуда мне знать, хорошо то, что я видел или нет. Я вообще не возражал бы от этого Дара избавиться, так ведь не получается.

– Значит, что-то нам все-таки суждено…

– А ты сам не догадывался, что ли? Разве не ты все время говорил, что не просто так ее забросило в твой мир и именно в то время, когда ты красовался на эшафоте? Что не случайно первый человек, с которым она заговорила, был Проводник, знающий, что такое Странница? Что не просто так… В общем, в чем я тебя убеждаю?

– Больше всего на свете я хочу оказаться сейчас в месте, где никого не будет и никто нас не найдет.

– С ней, надо думать?

– Конечно, – удивился шут. – Никакой магии не хочу, ничего не хочу, хочу побыть с ней – и только с ней. Без бдительного присмотра.

– А кто не дает? – удивился Гарвин. – Бери ее за руку, пусть делает Шаг. Поживите в каком-нибудь мире месяц-другой… или сколько захочется. Если хочешь… знаю я одно заклинание – никто вас никогда не найдет, ни я, ни даже Владыка. Насчет дракона не уверен… Что мешает? чувство долга? жалко бросать Маркуса и собаку? Возьмите с собой. Или не берите. Дождутся. И я дождусь. Аиллена, ты вообще когда поймешь, что вольна делать то, что хочешь? Что никому ничего не должна? Никому ничего.

– А ты…

– А я и так поправлюсь. Помедленнее разве что. Буду простоквашу ведрами есть и Арианины травы пить, вот и все. Я никак уж не при смерти, просто… просто как после тяжелой болезни, слаб. У меня даже ничего не болит. Вообще. Только ляжка, за которую твой полукровка меня щиплет. Вели ему не щипаться. А ты сама разве не хочешь забыть о своей силе, долге, всем на свете и просто побыть с ним вдвоем?

Лена хотела. И еще как. И даже не боялась, что найдет их чокнутый Корин Умо или даже неведомый эльф (или кто-то другой) с совершенно земным именем Кристиан. С ударением почему-то на первый слог. Если бы он хотел ее или шута убить, убил бы. Давным-давно. Но, как водится, ей вечно что-то мешало, причем не в прямом смысле. Она вообразила, как начнет беспокоиться Лиасс, как будет дергаться Милит, что будет думать Маркус… То же самое всегда было раньше. В юные годы она, если приходила на дискотеку с подружкой, не уходила с молодым человеком, потому что неудобно было бросать подружку. Ее бросали сто раз, только она все равно не менялась. Ее раздражало требование родителей непременно звонить, если она задерживается на работе, но она звонила, потому что знала: они и правда волнуются и места себе на найдут, пока она развлекается где-то. Чтоб без предупреждения не прийти домой ночевать – и помыслить нельзя было.

Сто лет уже как никому вроде ничего не должна, и родители где-то там в далеком и чужом Новосибирске, и неизвестно, четверть часа там прошло или четверть века, и узнавать эгоистически не хочется, и безумно хочется провести наедине с шутом хотя бы месяц, хотя бы неделю, где-то, где никому нет дела до ее светлости, чтоб просто мужчина и женщина, Рош Винор и Ленка Карелина.

Шут прижался к ее коленям лицом и явно думал о том же. Гарвин пожал плечами: странный народ, почему бы не наплевать на друзей и близких (потому что Маркус и Милит уже не так чтоб просто друзья, а нечто куда большее) и тем более на собаку (она вообще тварь неразумная) и не вести себя, как заблагорассудится…

– Нет, Гарвин, – не отрывая лица, проговорил шут, – никогда не понять тебе обыкновенного человека. Слишком ты эльф. В плохом смысле.

– Я вообще плохой, – хмыкнул Гарвин, – могли бы не тратить силы на мое спасение. А раз уж спасли, терпите. Аиллена, Рош, вы – два очень больших дурака. Вы всего лишь нормальные живые мыслящие существа, которые друг друга любят самым обыкновенным образом. Как я любил свою жену и как любил свою подругу Маркус. Вы имеете полное право хоть иногда быть только друг с другом, причем я вовсе не имею в виду только ночные забавы. Просто пожить так, будто мир создан исключительно для вас и вообще никого кроме нет. Надолго вас все равно не хватит. Разве вы об этом не мечтаете оба?

– Не всякую мечту можно сделать явью.

– Не всякую. Но эту – можно. Ну объясните мне, бестолковому такому, почему это невозможно? Да умел бы я проход открывать, сам бы вас отправил куда-нибудь… Да хоть бы и в Сайбии! Ты же местный, Рош, родственников нет? друзей?

– Нет, есть сестра, но она меня ненавидит так же искренне, глубоко и убежденно, как ты ненавидел людей. Почему ты хочешь от нас избавиться, Гарвин?

Эльф обиделся, но шут этого не видел. А Лена видела. Она улыбнулась Гарвину и дернула шута на ухо.

– Ой. Лена, а нам обязательно сидеть здесь с ним? Мир не мир, но в комнате-то мы можем остаться вдвоем?

– Давай амулет сниму, – фыркнул Гарвин, – проверите, как там насчет океана…

Лена даже уследить не успела, как шут развернулся и въехал эльфу согнутым пальцем в бок. Тот задохнулся то ли от неожиданности, то ли от боли. Лена запоздало ухватила шута за руку и наткнулась на его недобрый взгляд.

– Прости, Лена, но он заслужил.

– Ему же больно!

– Ничего. Так он лучше усвоит некоторые правила поведения, принятые у людей. Например, не заговаривать о том, что его вовсе не касается. И тем более о личном.

– Так нельзя, Рош.

– Можно. Потому что иначе ему говорено уже сто раз. Он не хочет понимать. Не сердись, Лена. Но я не хочу обсуждать с ним наши отношения. По крайней мере, сейчас не хочу. Гарвин – мой друг и другом быть не перестанет.

– Перестану, – пригрозил Гарвин. – Больно же. А что особенного…

Шут выразительно согнул палец, и Гарвин замолчал. Но незаметно подмигнул Лене. Странные у мужчин отношения все-таки.

– Ладно. Идите в самом деле. А я весь пирог съем. И простоквашу.

Шут вытащил из ножен кинжал и отхватил большой кусок пирога.

– А простоквашу съешь всю, – разрешил он. – Пойдем, Лена? Посадим Гару за дверью, чтоб никого не впускал, ладно?

Гару найти не удалось: он явно убежал купаться, летом он пользовался любой возможностью поплавать и непременно находил себе компанию, если кто-то из своих не жаждал пойти на реку, он охотно увязывался с ребятишками. Поэтому под дверью посадили черного эльфа. Собственно, он и так ошивался в коридоре, словно бы между прочим приглядывая за несколькими дверями. Шут бросил ему несколько слов, и тот молча кивнул. Никого – значит, никого. И Владыку может не то чтоб не пустить, но попросить не входить. При дурной привычке эльфов вламываться без стука и при отсутствии на дверях каких-либо запоров это было не лишней мерой.

Шут сбросил куртку, бесцельно побродил по комнате и завершил путешествие, встав на колени перед Леной и обхватив ее руками.

– Не сердись. Я просто хотел побыть с тобой. Он, может, даже не понимает, что… Что больше всего в жизни я хочу просто так пожить с тобой где-то подальше от людей, эльфов и драконов… Только вдвоем.

– А если и правда?

– Не отпустят. Найдут способ. Не силой удержат, конечно, но Лиасс обязательно придумает что-то, что заставит тебя или меня с ним согласиться. Опасность для нас. Или опасность для кого-то без нас. Или… В общем, ты разве Владыку не знаешь? А сбежать, как советует Гарвин, нельзя. Нехорошо так поступать с друзьями. Если мы вдруг исчезнем неведомо куда, Маркус изведется просто.

– Да и Гарвин тоже.

– Вот именно. Может, когда-нибудь у нас это получится.

Их никто не беспокоил. То ли черный эльф был особенно убедителен, то ли Лиасс и сам понимал, что им порой нужно уединение, то ли еще что… А они вовсе не делали то, что советовал Гарвин. Они сидели обнявшись и молчали. Шуту о многом нужно было подумать, и мешать ему Лена не собиралась.

Магия. Магия другого рода. В анамнезе не эльфийская. Или врут с какой-то неопределенной целью. Говорят, но недоговаривают. Да, мол, пророчество, а какое – не скажу, чтоб не подтолкнуть. Ничего. Наплевать. Шут как-то тоже довольно скептически относится к пророчествам, видениям и предназначениям. Он уверен, что его предназначение – заботиться о Лене. А Лена вообще ни в чем не была уверена. Появлялась периодически какая-то убежденность, ну вот вроде необходимости ходить по Путям обстоятельно, с чувством, с толком. с расстановкой. А до того – взять за руку Дарта и попросить эльфов вернуть ему магию. А до того – сходить в Трехмирье за последними эльфами. И пусть так оно и идет, тем более что все, кто берется вообще давать ей советы, утверждают, что у нее должна вызреть потребность что-то сделать, а ежели вызрела – делать. Или не делать – это уже ее проблема. В общем, полная свобода действий или бездействия.

– Ты им веришь? – спросил шут уже поздно-поздно вечером, когда они доели последний кусочек пирога и допили последние капли вина из кувшина, вчера забытого Маркусом. Обычно он недопитое вино не забывал, а тут словно почувствовал, что оно понадобится.

– Частично.

– Насчет меня?

– Магия? Да, ты знаешь… У тебя глаза иногда становятся серебряными, как у эльфов. Я ведь долго-долго не знала, что это такое.

– У меня? – удивился он. – Серьезно? Серебро – металл магов. Судя по тому, что я читал, это, конечно, традиция, но родилась она именно от того, что в глазах сильных магов горит серебряный огонь.

– Значит, ты сильный маг.

– Вообще не чувствую. Лена, разве так бывает? Ну, понятно, дети не ощущают Дара, но я-то давно не ребенок. Хорошо, выжгли. Но когда… он вернулся, я бы почувствовал что-то. Новые какие-то ощущения были бы?

– Откуда же я знаю? Я ведь тоже ничего не чувствую, а они все говорят о мощном потоке.

– Да… Это… Это так странно… Я всегда чувствовал, что от тебя исходит сила, но так мягко… как внутреннее тепло, как свет. А тут… я испугался. Это не просто мощный поток.

Он повесил голову.

– Если ты не хочешь об этом говорить, не будем.

– Почему не хочу? Я просто не знаю…

– Твое отношение к Гильдии не изменилось?

Шут посмотрел ей в глаза. М-да. Гильдии лучше к нему больше не лезть.

– Изменилось. Но не сегодня. А когда я узнал… Этот амулет – вполне логичное продолжение. Хотя есть и некоторые неувязки. Дар у меня явно был невелик, иначе бы они не смогли его выжечь, а я не смог бы это пережить. Насмотревшись на великих магов, я понимаю, что наши… слабоваты, мягко говоря. Но если мой Дар был невелик и если они выжгли его, зачем бы вешать на меня амулет, который гасит магию? И эльфы не могут этого вопроса себе не задавать. Что они недоговаривают?

– Да они вообще ничего целиком не говорят, – выпалила Лена в сердцах, – намеки да недомолвки. Терпеть не могу! Если начал говорить – говори. И вообще, да – да, нет – нет, остальное – от лукавого. Ты чего целоваться лезешь?

– Сказано хорошо. Это из той же мудрой книги, о которой ты рассказывала? Священной? Да – да, нет – нет… Эльфы прикидываются простыми, но все усложняют. Или, может, они считают, что как раз упрощают. Все-таки мы очень разные. Они чужие. Даже сейчас. Даже Гарвин и Милит.

– Но вывалить на нас информацию, к которой мы не готовы, тоже нельзя.

– А кто решает, когда мы готовы? Владыка поначалу был с тобой откровеннее… Наверное, пока не узнал что-то особенное или не почувствовал это. Они с Гарвином явно связывают тебя с каким-то пророчеством, но раз только они, то с пророчеством очень древним и закрытым. Не Гарвиновым.

– Ты в пророчества веришь? Только честно, Рош.

– Нет. Не верю. Мне кажется, тут Гарвин прав. Пророчества сбываются – или принято считать, что сбываются, если кто-то начинает кого-то подталкивать к каким-то действиям. Положим, примерещится Карису, что Милит должен победить южных варваров в их землях, и начнет он, допустим, втолковывать Родагу и совершенной необходимости этого, втолкует, а Родаг, скажем, призовет Милита на службу. Давал клятву служить? Вот и служи. И придется Милиту откладывать мастерок, брать меч, строить войска и разбивать наголову варваров, чего никому никогда раньше не удавалось, потому что эльфы-маги никогда войска не возглавляли…

– А они варвары?

– Им кажется, что нет. А мне кажется, что да. Магов у них сжигают или варят. В сосновой смоле. Живыми. Женщин не считают людьми. Женщина – животное, понимаешь? Она ему детей рожает, а он ее считает козой или там свиньей. Мальчиков у матери забирают, как только отнимают от груди. Девочек… ну кого интересует, если пара поросят не выживет. Любой мужчина может лечь с девочкой в любом возрасте и в любое время, когда ему захочется. Если девочка от женщины, которая ему принадлежит, он может ее убить. Просто так. Для развлечения. Воюют они хорошо, надо сказать, смысл их жизни – война.

– А почему тогда Родаг посылает эльфов на восточные границы, а не на южные?

– У нас нет с ними общих границ. Повезло, считай. Иногда они проходят сквозь наших южных соседей и добираются до нас… Но на юге у нас горы повыше Силира, потом пустыня, населения мало… Варварам там просто неинтересно. Делать особенно нечего. Поэтому последний раз война была лет сорок назад… Нет. Больше. Еще до моего рождения. И они такие были всегда, сколько вообще хранит человеческая память. Никто никогда не мог разгромить их армий. Никогда ни одному военачальнику не удавалось убить их вождя. Они несут горе всем соседям. Хочешь, я попрошу у Кариса книгу, где о них много написано?

– Не хочу. Я тебя и так поняла.

Вот лучше бы поцеловал…

Шут повернулся, притянул ее к себе и поцеловал. Прочитал мысли, не читая.

–Так что не верю я в пророчества. Верю, что каждый должен делать, что может делать, и все. Ничего особенного. И ты веришь в то же самое. Ты можешь помогать – и помогаешь. Не только нам… вообще. Ты понимаешь, что люди даже твою улыбку воспринимают как добрый знак. Ты ведь не ходишь по улицам с пасмурным лицом, Лена, даже если у тебя на душе плохо. Пока Гарвин был в клетке, ты все равно находила в себе силы быть приветливой…

– А Охранитель уверяет, что мелкая преступность растет, когда у меня плохое настроение.

– Растет. Раздражительность в людях… да и в Тауларме было не так… Нет, не спорь. Не из-за Гарвина. Это… это очень плохо, неправильно, но на Гарвина им наплевать, для них Гарвин – просто приложение к тебе. Если бы его казнили, они приняли бы это с благодарностью – ну, не мучили же. Если бы он так и зачах в той клетке, они… да они просто успели бы о нем забыть. Не любят здесь Гарвина. И, как мне кажется, до войны тоже не любили. Он как-то не располагает к любви. А тебя они любят. Больше, чем люди. Ты для них Аиллена. Или Лена… но произнести это по-эльфийски у меня не получается совсем, Милит меня учил-учил… В общем, как там говорит дракон? Уникальный концентратор. – Он выговорил эти незнакомые слова старательно и медленно. – У тебя так много… нет. Тебя так много, что хватает на всех. Только мне все равно. Если ты завтра утратишь всю свою силу, я… знаешь, я только обрадуюсь. Потому что тогда к нам точно все потеряют интерес и мы легко сможем забрать Маркуса и Гару и поселиться где-нибудь… в Гарате. Купим маленький домик, Маркус будет наниматься в охранники к богатым купцам, а я начну вечерами играть на аллели в трактирах и писать письма и прошения для тех, кто грамоты не знает. На этом, кстати, можно неплохо заработать. А ты будешь нас ждать дома…

– И неужели мне будут доверены такие важные вещи, как стирка и уборка? – засмеялась Лена. Шут повалил ее на кровать, завис сверху и строго сказал:

– И не думай!

И чмокнул в нос. Потом лег рядом и обнял.

– Не будет у нас этого, потому что ты – Светлая. Хочешь или не хочешь. И ты не сможешь иначе. Тебя ведь не заставляют, ты сама понимаешь, что должна. Потому что можешь. У тебя иначе не получится. Если ты что-то можешь делать… то не можешь не делать.

– Рош, – примерно через четверть часа жалобно спросила Лена, – а хотя бы несколько дней вот так… вдвоем? Не сможем?

– Не дадут, наверное. А давай завтра просто уедем куда-нибудь. На денек. В лес. Или к Силиру. Или лодку возьмем… нет, потом обратно грести трудно, течение пока сильное очень… Очередных разбойников на себя ловить будем.

– Бомба три раза в одну воронку не падает, – проворчала Лена. – Ты думаешь, братья Умо действительно не собираются нас с тобой убивать?

– Хотели бы – убили сто раз. Иссушающий огонь – не самое страшное заклинание. Его даже Карис знает. А на тебя магия не действует вовсе.

– Именно потому и говорю: убить хотели тебя. А если они то пророчество знают? А касается оно тебя?

– Нас, – поправил шут. – Ну и что? Ну думаю, что для них это так уж важно. Им надо людей и эльфов поссорить, а для этого… В общем, скорее король им мешает. Или Владыка. Но убивать Владыку…

– А если мы сходим в тот самый мир? Светлых там умеренно чтят, а ты полукровка…

– Зачем? Рассказать, что братья Умо плохие и злоумышляют на Владыку? А что им Владыка, если им не нужно объединение?

– Не знаю, – вздохнула Лена, – ничего умного придумать не могу, одни глупости в голове. Думала даже одно время в каждом мире рассказывать эльфам о братьях Умо, которые против Владыки умышляют.

– И против тебя. А что ж не стала?

– А если от этого станет хуже? Предотвращая войну эльфов и людей, я не хочу спровоцировать войну между эльфами.

– Может быть, именно потому Владыка и не пошел в тот эльфийский мир. Он ведь может. Ты не согласна?

– Я подумала, что ему там просто грустно станет… ведь захочется туда, а он перед собой этакую цель поставил…

– Грустно? – усмехнулся шут. – Всего лишь? Владыка на такие чувства не разменивается, Лена. Я как-то вообще не очень верю в его чувствительность. Нет, он любит, например, Кайла или Ариану. И тебя тоже… Только все равно он – Владыка. И тут все ясно. Когда каждый эльф твой сын, то мало дела до каждого, есть дело только до всех.

– Ну а что? не верится, что кто-то способен думать о судьбах народов? или даже решать их?

– Он – может, – признал шут. – Но я-то мельче, а судить привык по себе. Как все мы. А ты меня еще яркой личностью обзываешь.

– Вот погоди, великим магом обзывать буду, – пригрозила Лена. Шут напрягся. – Рош, ну что такое? Ты так расстроен? Почему? Я понимаю, ты об этом не мечтал и не хотел, но разве я хотела?

– Не в этом суть.

– А в чем?

– Чтобы научиться вообще хоть как-то ее использовать или хотя бы почувствовать, нужны годы. Чтобы научиться хоть как-то пользоваться – десятилетия. А всерьез – я уж и не говорю. Что, сидеть на месте столько лет? Разве ты сможешь? Разве ты захочешь?

– А Милита с Гарвином тебе мало? – удивилась Лена. – Разве они не научат?

– Не хочу я учиться у некроманта, – вздохнул шут. Лена расстроилась.

– Ты не веришь Гарвину? Совсем?

Шут неожиданно задумался и удивленно произнес:

– А ведь верю… Как же ты права: слово получается важнее смысла… А я опять сглупил. Совсем плохо соображаю. Неправильно. Я верю Гарвину, готов на него полагаться… в общем, не побоюсь повернуться к нему спиной, хотя я по природе недоверчив. А такое вот сморозил…

– Ты просто немножко не в себе.

– Немножко? Ничего себе – немножко! Я вообще… никакой. Понимаешь, Лена, так не бывает: прожил полжизни и вдруг – хрясь! – маг…

– Не бывает. Бывает так: прожил полжизни и вдруг – хрясь! – другой мир и массовое поклонение и вера чуть не как в бога. Ты же хотел быть магом, чтобы меня защищать.

– Защищать тебя я научусь лет через сто, – усмехнулся шут. – Этому с детства учат. Ну, с юности. А мне, по каким меркам ни считай, уже больше сорока.

– Мне тоже. И учить меня совсем некому… Хотя ты прав, у меня вообще все как-то само собой идет. Мне заклинаний зубрить не надо и вообще… Ты есть не хочешь?

– Очень хочу. И вина. Или даже медовухи. Не пугайся, немного. Меня вино приводит в норму… как правило. Если в разумных количествах. Пойдем найдем что-нибудь?

Маркус крепко спал на своем месте, черный эльф дремал возле окна, которым кончался коридор, а вот Гару храпел прямо под дверью. Оба приоткрыли глаза, но эльф даже позы не сменил, а пес радостно вскочил и завертел хвостом. Втроем они пошли было поискать еды, но нашли полуголого Гарвина, который с задумчивым видом смотрел в окно на лестничной клетке.

– Ты чего? – удивился шут. Гарвин глянул через плечо.

– Да так. Показалось кое-что, я и вышел посмотреть. Ну и загляделся. Река. У меня из дома было видно реку. Так что можете смеяться.

– Над чем? – спросил шут. – Над немногочисленными хорошими воспоминаниями? Ты есть не хочешь?

– Не хочу. Зато у меня там полно еды.

Он пошел впереди, бесшумно, но как-то не по-эльфийски, как старик, как очень больной человек. Был он босиком, и Лена вдруг подумала, что у эльфов-мужчин очень маленькие для их роста ноги, а у женщин – так совершенно нормальные, Лене туфли Арианы были велики, хотя Ариана была не так чтоб намного выше. Не отпуская шута, Лена догнала Гарвина и взяла его под руку – жест, которого почему-то в Сайбии не было ни у эльфов, ни у людей. Ладно хоть неприличным не считался. Гарвин неожиданно высвободился, но, как оказалось, только для того чтобы обнять ее за плечи. Что-то с ним было. Что-то внутреннее. Полный раздрай. Гораздо хуже, чем в первое время после Трехмирья. Месяцы в клетке? Или последняя ночь перед казнью? Впрочем, это вряд ли, он смерть действительно воспринимал как нечто естественное и потому не страшное, а уж эту смерть и вовсе как награду. Шут явно подумал о том же. Может, через его руку передалось?

Еды и правда было полно, и первым делом они накормили Гарвина. С ложечки. За маму, за папу, за Аиллену, за Гару. Потом поели сами, причем шут очень увлекся. Уж что-то, а поесть он любил.

– Тебе Владыка по шее надавал? – спросил он с набитым ртом. – Или просто размышления о смысле жизни?

Гарвин внимательно посмотрел на него, убедился, что шут вовсе не издевается, и покачал головой.

– И по шее, и размышления… И вообще, лучше не спрашивай, потому что я сам не знаю. Ты боишься магии? Своей?

– Ага. Что я с ней делать буду в ближайшие полсотни лет?

– Пользоваться, – пожал плечами Гарвин. – Основам обращения с магией тебя научит Владыка или Милит.

– Не ты?

– Не хватало еще. У меня другая магия, не забыл? Не только по происхождению, но и вообще… в принципе другая. Я, конечно, еще помню начала традиционной магии, но именно что начала. А ты не ребенок. Тебя иначе надо учить.

– А у Владыки магия ведь тоже… не традиционная?

– Но и не такая, Рош. Магии бояться нельзя, она это мигом чует. Хоть традиционная, хоть нет. Ты ее люби. Вот как ее любишь. И взаимность тогда тоже будет.

– Так? Так не смогу, – без тени улыбки сказал шут. – Да я привыкну… ты ведь должен понимать…

– Ну что ты! Не пойму. Даже не представляю, каково это: вдруг почувствовать магию. Я-то другой… Я из тех, чья магия проявлялась с младенчества, потому мать меня из виду не выпускала лет до десяти, чтоб ненароком не натворил ничего. Я всегда был с ней. Вот когда утратил… это было плохо.

– А я так и вовсе ничего не чувствую, – призналась Лена сокрушенно. – Буквально пару раз было… что-то. Не знаю, что. В том эльфийском мире что-то кипело, могло прорваться… Наверное, проклятие. И не говорите, что я не могу никого проклясть. За Маркуса я кого угодно прокляну. Хоть и целый мир.

Шут собрался возразить, но умница Гарвин его удержал, покачал головой, и шут сказал совсем другое:

– А я тоже ничего не чувствую. Это вы заметили, а не я.

– Амулет, – пожал плечами эльф. – Убивать за такие игрушки надо. Медленно и мучительно. Кстати, я всерьез. Это ж надо: придумать и сделать амулет, который гасит магию… А придумать и сделать мог только маг! Причем неслабый.

– Собственность короны, – напомнил шут. – Не могу быть магом. Так что во избежание.

– Во избежание? – неласково улыбнулся Гарвин. Бледное лицо стало хищным и неприятным. – Магия всегда ищет выход. Любая. Неизбежно. Всякий эльф обязательно будет делать что-то магическое, чтобы ее выпускать… погулять. Вот ваш обжора хвостатый, если его не выпустить, только нагадит в углу, а что сделает магия, когда рванется к выходу, я и представлять себе не хочу.

– Сделает – с кем? – тихо спросила Лена.

– С ним в первую очередь. То, что вспышка выжжет его, – однозначно. Но ведь еще и с окружающими неизвестно что случится… Тебе обязательно надо снимать амулет. Пока не поздно.

Шут вцепился в руку Лены. Его била дрожь, хотя холодно не было, даже Лена не мерзла. Гарвин сказал неожиданно мягко, почти ласково:

– Не нужно бояться собственной магии, Рош. Это прекрасно. Это сравнимо разве что с любовью женщины. Только лучше. Ты привыкнешь. И научишься. Поверь, ты научишься. Я не скажу, что там вам суждено, зато точно знаю, что мне суждено быть с вами рядом. И можешь быть уверен, я буду. Мне, как видишь, даже смерть помешать не может.

– А в твоем видении это было? – вдруг спросил шут. – Твоя смерть?

– Было. И это лишний раз доказывает, что видения лучше держать при себе. Я видел себя с петлей на шее, под виселицей, в присутствии Владыки. Что бы ты подумал при этаком видении?

– Что меня повесят, – удивился шут.

– А я к тому времени уже знал, что картинка, которую ты видишь, вовсе не всегда означает то, что ты думаешь. Помнишь, я говорил об Ариане на фоне пламени?

– Нас ты тоже видел?

– Аиллена! Я уже говорил, что не скажу. Да. Вас. Обоих. Вы должны быть вместе. Это совпадает с вашими желаниями, потому я и говорю, что должны. И вообще… Вне всяких видений – вам так хорошо вдвоем, что расстаться – преступление.

Шут опустил голову в очередном порыве раскаяния. Он совершал преступление. Он пытался уйти.

– Ну ладно. У меня есть магия.

– Много.

– Ага. Много. Сколько же десятилетий мне понадобится, чтобы выучить хотя бы десяток заклинаний?

Ох как Гарвин на него посмотрел! А потом так же посмотрел на Лену, и взгляд его вдруг сменился, как-то поплыл, стал теплым и удивленным:

– Неужели ты и это понимаешь? – прошептал он. – Не может быть…

– Что она понимает? – оживился шут.

– Ты много заклинаний от Гарвина слышал?

– Ну… Нет, мало, но слышал.

– Это привычка, – усмехнулся Гарвин. – Как у Кариса мизинцем помахивать. Помогает сосредоточиться. Учат ведь кого – детей, юношей, очень молодых… Тех, кто не умеет сосредоточиться. А ты умеешь. Я Балинта обучил за полгода тому, на что у Балинта-юноши ушло бы лет двадцать. А Кариса уже научили всему, что ему по силам. Поверь, ему по силам много… Он не хуже Владыки мог бы свалить всю Гильдию в кучу. А мизинцем все равно машет, потому что ему так проще. Ты когда слышал заклинания: когда я брал силу у эльфа? Так ведь это ритуал! А тебя по комнате швырял – говорил что-то? Или понос насылал – руками махал?

– А почему тогда не ждут, чтобы маг стал взрослым?

– Чтобы магия не вырвалась. Стихийно, как вот у нее, когда она кинулась Милита убивать. Рош, ты встревожен. Напрасно. Магия – это прекрасно. Я обещаю – ты легко научишься.

Шут долго молчал, крошил хлеб и не поднимал глаз.

– Я не уверен, что хочу учиться.

– Не учись, – согласился Гарвин. – Подопрет – сам попросишь. Привыкай пока. Но амулет я бы снимал порой… Ну вот хотя бы ночью. Не булькай. То есть не кипятись. Ты невольно будешь думать о магии, а она это чувствует.

– Ты говоришь так, словно она живая.

Гарвин улыбнулся, но ничего не сказал. А она кажется ему живой. Словно в нем живет еще кто-то. Вообще, среди специалистов это называется раздвоением личности, может, потому некромантов и опасаются, а Гарвин этим раздвоением доволен. Некромантия под запретом всегда и везде, по крайней мере там, где они бывали. Настоящим некромантом, судя по паре реплик Гарвина, может стать только эльф, человек – это так, пародия. То есть надо иметь исходную магию. Эльфийскую. Ладно. Запретили ее так давно, что даже Лиасс не помнит, когда… Впрочем, что помнит и чего не помнит Владыка, вопрос интересный. Но в любом случае – крайне давно. Никто не признается, что знает причины этого запрета. То есть понятно, что способ, которым становятся некромантами, сам по себе причина. Для Лены, например. Но не для магов. Тем более не для боевых магов. В этом она легко соглашалась с Гарвином. Она не видела, как умирал тот эльф в магическом круге, но было это гораздо быстрее, чем мучительное умирание Гарвина от иссушающего огня или в клетке. Так что у гуманности магов есть свои специфические стороны. Типа: вот артефакт может высасывать силу и магию, а живое существо, эльф ли, человек ли, не может. Не должен. Неэтично это. Неправильно. Потому такого вот злодея, высосавшего силу в свою пользу, надо запихнуть в клетку, чтоб другим неповадно было, чтоб из него высасывали…

– Гарвин, а сколько времени потребовалось бы некроманту, чтобы взять твою силу?

Он почему-то даже не удивился. А шут не услышал. Теперь он был занят тем, что перебирал крошки и выкладывал из них сложный орнамент.

– От часа и до… до очень долгого времени. На какое некроманта хватит. А больше чем на сутки все равно никого не хватит, потому что отвлекаться нельзя, а мочевой пузырь может и не выдержать.

– И чем дольше, тем больше силы получит некромант?

Он кивнул. Значит, он от того эльфа получил совсем чуть-чуть. Потому что эльф? или просто не хватило сил? Собственно, разницы никакой нет, в мягкости Гарвина она все равно сомневалась. И сам акт некромантии практически в ее присутствии ее не испугал. Во-первых, она все-таки не совсем в себе была, хотя все видела и даже кое-что соображала. А во-вторых, там был Маркус, он помогал Гарвину, а Маркус чего-то непоправимо плохого сделать не может. Гарвин – может. У него своеобразный взгляд на этику, и некромантия ни при чем, именно этот взгляд и позволил ему стать некромантом, он вообще был не такой, как все. Кавен обмолвился, что у Гарвина никогда не было друзей, даже когда он был мальчиком. Что этому мешало? Лиасс? Невозможно. Как бы там ни было, Лиасс любил своих детей. Особенно когда они были детьми. Врожденная замкнутость? Врожденной не бывает, все-таки что-то ему мешало. Может, рано проявившаяся магия. А может…

– У тебя когда было первое видение?

– Забавно за тобой наблюдать. Угадывать, о чем ты думаешь. Нет, я не могу подсмотреть твои мысли, я могу тебя позвать и поговорить, если ты позволишь. Просто на лице у тебя все отражается. Так мило… Я не помню, когда было первое. Я был маленький. Считал, что это всего лишь сон. Повторяющийся сон.

– И никому о нем не говорил?

– Не говорил. Сон был страшный, а разве мальчику хочется признаваться, что он боится?

– А разве маленькие мальчики не признаются маме или папе?

– Мой сын признавался. И Вике, и мне… А я вот… Аиллена, я и правда не помню почему. Отец даже расспрашивал, а я героически врал.

– А сбывалось?

– Увы. А мелочи всякие… Лет через десять я подумал, что это не просто сны, не просто совпадения… Отца спросил, что делать. Он сказал: ждать и ни в коем случае не волноваться, что это случается в период, когда мальчики становятся юношами и тем более мужчинами, а потом, со временем, чаще всего проходит. И ты знаешь, прошло, так, всякие мелочи были… как у Кариса. Типа у матери суп убежит и зальет огонь. Или приятель свалится с обрыва и сломает ногу. А это не редкость. У многих бывает, и у Кайла, и у Милита. А вот потом… Не помню, сколько мне лет было, тридцать с небольшим, я еще считался мальчишкой, хоть и отличался редкими талантами к магии и вообще к учению. Тогда оно и сбылось. До деталей. И это меня так потрясло, что я никому ничего не сказал, все думал… а потом уж как-то и неудобно было приходить к отцу и заявлять: «А я, Владыка, эту резню еще младенцем предвидел».

– Резню? – прошептала Лена. Он кивнул.

– Поголовно. Весь поселок. Сто двадцать два эльфа. Да так… Отец меня брал с собой туда. Считал, что мне пора начинать учиться настоящей жизни. Я шел по этим улицам и узнавал свой сон. До мелочей. Выстиранное детское платьице на веревке за сгоревшим домом. Розовое с вышитыми ромашками. Сломанный пополам меч с гардой в форме чашки – мы такие не делаем, это человеческий. Курица, разгребающая пыль и пепел возле того, что когда-то было ее хозяйкой. Вот эти мелочи меня и убедили, что я, к сожалению, пророк… Я начал заниматься изучением пророчеств, и меня только поощряли. Все через это проходят. Вот тогда я и убедился, что пророчества – ерунда. Никогда не видишь последовательности событий. Никогда не знаешь, что они означают. Никогда не знаешь, когда это будет. Казалось бы, можно хотя бы время года определить: если видишь снег – зима… Вот со мной было наоборот. Снег выпал в июле, да такой, что завалил все, доходил до колена. Маг развлекался один веселый. Разумеется, в этом снегопаде обвинили эльфов, устроили серию показательных казней не отходя от места… А к вечеру снег растаял. Все успело померзнуть, неурожай был такой, что начался голод. Только не у эльфов, видишь ли. Мы ж запасливые, к тому же нас мало.

– И послали по вашим поселениям отряды продразверстки, и выгребли все, что было…

– Не знаю, что такое продразверстка, но да, выгребли. Владыка приказал сопротивления не оказывать, а все равно несколько эльфов убили. Чтобы выдали секретные места, где зерно зарыли.

– Они, конечно, не выдали.

– Конечно, нет. В общем, выжили. У нас никто от голода не умер. Вообще удивительно, как люди ухитрились с одного неурожайного года вот так… Не сердись, и люди бывают разные. Сайбия удивительно не похожа на Трехмирье, правда. Здесь людей не захватило массовое безумие.

– Войну в Трехмирье спровоцировал Корин Умо.

У Гарвина изменилось лицо.

– Аиллена?

– Он сам мне сказал. Дескать, зато людей погибло намного больше.

– Если мы его поймаем, позволишь с ним… поговорить?

– Охотно.

– Врешь, – усмехнулся Гарвин, – не позволишь.

– Позволю. А сама подальше отойду и сделаю вид, что не догадываюсь, как вы беседуете. Так что забирай у него силу… если мы его поймаем.

– Силу? Не стану. Мне своей хватает. Нет, Аиллена, я еще помню, как в Трехмирье казнили эльфов.

– Я Гару с собой уведу.

– Ничего. Дикие звери найдутся. Главное, его найти. Он как-то очень уж легко уходит в другие миры.

– Дракон говорил, что это на самом деле не так трудно и не требует столько сил, сколько тратил Владыка. Гарвин, а почему он не хочет научить тебя? Потому что…

– Да. А у Милита не хватит опыта, я думаю. У него другая магия, он… вот разнести полмира вдребезги – это он сможет. Переход – это изменение. Мне бы это умение не помешало.

– А к моей просьбе он прислушается? Вдруг я опять из строя выйду, и мы застрянем где-то?

– Спроси, – пожал плечами Гарвин. – Не думаю… Он решит, что я сей же момент сбегу в Трехмирье. Ага, и ты испугалась. Нет. Уже не сбегу. Куда я от тебя… Теперь ты от меня не избавишься, даже если захочешь.

– Не захочу. У меня нет привычки избавляться от друзей.

Шут их не слушал. Смел крошки в кучку и выложил новый вензель. Потом еще один. Правда, когда Лена наконец увела его, оживился, устраивая голову на плече у Лены сообщил:

– Вот когда ты близко, жить легче.

– Проблемы решаются сами собой?

– Совсем не решаются. Только думать о них не хочется. Хочется думать о тебе. Или вообще ни о чем. А Гарвину я благодарен. Правда. Он такой… отрезвляющий. Мы ведь еще отправимся в Путь?

– Обязательно. Ты не хочешь?

– Очень даже хочу. Но еще больше хочу все равно побыть с тобой вдвоем где-нибудь в глуши. Может, и правда спросить короля, нет ли у него где у черта на рогах домика… Или Кариса? Ты не против?

– Не против. И ты это знаешь. Может, поспим немножко? А то уже рассветает.

Он засопел буквально через минуту, да и Лена ненадолго задержалась, а проснувшись, сразу почувствовала его взгляд. Еще не открывая глаз. Шут смотрел на нее.

– Нечем любоваться. – проворчала Лена. Он возразил:

– Мне виднее. Я слушал, как ты дышишь. Лучше любой музыки. Погоди, дай мне еще глупости поговорить! Но я иногда действительно думаю, что это самое главное в жизни – слышать твое дыхание и ночной тишине. Все. С глупостями закончил. Теперь буду изрекать только мудрости.