Я решился заговорить с Лидой лишь две недели спустя, ограничиваясь до этого комментариями в её соцветии. Отвечала она всегда охотно, однако, когда я читал её ответы, у меня возникало странное чувство, что писала она в действительности вовсе не мне. Лида не обращалась ко мне напрямую, не называла меня по имени и как будто скандировала какие-то вызубренные лозунги, наслаждаясь вниманием молчаливых слушателей, подписанных на её ленту. Это общение в соцветии — о кризисе на Венере и проектах космических войн, об экзаменах, о факультативных лекциях — вовсе не сделало нас ближе. Мне даже казалось, что Лида находится где-то далеко, за миллионы миль от меня. Но она была рядом — я сталкивался с ней в коридоре, на лекциях, даже в сквере у главного корпуса, и каждый раз лишь смущённо улыбался, приветствуя её неуверенным кивком головы.

Сессия подходила к концу, оставался последний экзамен, и впереди были длинные каникулы.

Я понимал, что тянуть больше нельзя и тщательно репетировал нашу первую беседу. В моих фантазиях всё было непринуждённо и просто — я здоровался с ней, улыбался, а потом как бы невзначай спрашивал об экзаменах и, внимательно выслушав ответ, начинал рассказывать наполовину выдуманную историю о том, как сдавал математический анализ, к которому готовился неделю напролёт и не успел вызубрить лишь одну-единственную тему, выпавшую мне по злосчастному совпадению на экзамене; затем я плавно переходил к вопросам, которые обсуждал с ней в соцветии, по моей задумке она спрашивала меня, почему я сам ничего не пишу на своей страничке, а я отвечал, улыбаясь, что предпочитаю живое общение — и приглашал выпить по чашечке кофе в институтское кафе.

Всё было просто — и в то же время так невероятно сложно.

В реальной жизни она всегда была занята — торопилась куда-то, поглядывая на свои ювелирные часы, болтала о чём-то с подругой, читала новостную ленту в суазоре, сидя на скамейке в сквере и сосредоточенно хмуря лоб. Смелости вмешаться в чужой разговор, задержать её на пару минут или отвлечь от чтения у меня никогда не хватало.

Я подошёл к ней в институтской столовой после экзамена по логике, где она сидела одна, мечтательно подпирая рукой подбородок и глядя в окно, на высотное здание главного корпуса, похожее на сталагмит идеально правильной формы. Полуденное солнце светило ей в глаза, и она мило щурилась, но при этом не отводила взгляд. Перед ней, на тарелке, остывал пережаренный лосось.

— Привет! — сказал я, остановившись у стола с подносом.

Руки мои дрожали, и по компоту в прозрачном стакане расходились судорожные волны. К счастью, Лида этого не заметила — или просто не показала, что замечает. Она неторопливо, как бы нехотя отвлеклась от солнечного вида, посмотрела на меня и улыбнулась, ничего не сказав в ответ.

— А где твоя подруга? — спросил я первое, что пришло мне в голову.

— Домой поехала, — сказала Лида. — Как-то у неё не очень настроение сейчас, аппетита не было.

— Не сдала?

Лида вздохнула.

— А ты как? Я тебя не видел. Наверное, ты ещё до меня…

Поднос в моих руках стал заметно подрагивать, и компот расплескался, тут же впитавшись в подложенную под стакан салфетку — красные, влажные пятна, по цвету неотличимые от крови.

— Ты садись, если хочешь, — сказала Лида, показав рукой на пустой стул напротив. — Тут не занято. — И посмотрела на меня уже без напускного добродушия, с какой-то хитринкой.

— Спасибо, — сказал я и с облегчением поставил поднос на стол.

— Аня не сдала, да, — сказала Лида и недовольно взглянула на свой нетронутый лосось. — Этот наш логик — полный козёл, — добавила она, втыкая вилку в филе. — Половину курса завалил, придирался ко всяким мелочам. Мне повезло на самом деле…

— Мне тоже, — подхватил я.

— Ну, мне просто билет удачный попался — я эту тему знаю, сама ей интересовалась…

Лида разрезала филе на мелкие куски и перемешала с овощным гарниром, превратив блюдо в некое подобие горячего — вернее, остывающего — салата.

— Что за билет? — спросил я.

— Формы мышления, — сказала Лида. — А у тебя что?

— У меня это… — пробормотал я, вспоминая. — Анализ, синтез и всё такое прочее.

— Формирование понятий? — уточнила Лида.

— Ну, да. Знал средне, честно говоря. Но как-то вытянул. По крайней мере, хоть пересдачи не будет.

— Вот он козёл, — повторила Лида и насадила на вилку маленький, обожжённый по краям кусочек лосося.

— А что было у Ани?

— Я не знаю. Она в таком состоянии была, я её вообще никогда такой не видела. В общем не до расспросов было… — Лида вновь стала перемешивать куски лосося с гарниром, есть ей явно не хотелось. — А где твой друг, кстати? Ну, с которым ты всё время…

— Витя? — уточнил я. — Он мне сказал, что явится под конец. Ну, он считает, что так сдать проще. Под конец уже, когда препод устаёт.

— Разумно, — улыбнулась Лида и качнула головой, сощурившись от солнечного света; в её глазах заблестели искорки. — Надо будет в следующий раз попробовать. А чего сам не стал?

— Ну, я хотел тоже в конце пойти, — сказал я. — Но потом… не знаю… Надо было, наверное, как Витя, в самом конце и приходить, а то торчать в коридоре и ждать просто невыносимо.

— Понимаю, — сказала Лида.

Мы замолчали. Лида нетороплива ела свой салат, а я потягивал приторный компот, чувствуя, что меня начинает мутить от еды.

— Тем не менее нас можно поздравить, — сказал я.

— Ага, — согласилась Лида.

— Куда поедешь на каникулах?

— Никуда. У меня есть… — Лида поморщилась. — В общем, есть разные дела. Останусь в Москве. А ты?

— У меня тоже примерно так же, — сказал я и зачем-то добавил: — К тому же мать у меня болеет, надолго оставлять её одну не хотелось бы.

— Мать? — спросила Лида. — А ты с ней живёшь?

— Нет, я в общежитии. Ну, знаешь, из Москвы сюда не очень-то каждый день добираться — даже на скоростном монорельсе. Я так, просто навещаю её на выходных. Иногда.

— А что с ней? — спросила Лида.

Я уже жалел, что затронул эту тему.

— Ну, у неё просто здоровье не очень. Сердце вот последнее время.

— Понятно.

Лида устало посмотрела в тарелку с лососем.

— Ничего такого страшного в принципе, — сказал я. — Но всё равно…

— Это хорошо, что ты о маме заботишься, — улыбнулась Лида. — Значит, ты к ней на каникулы переедешь?

— Нет, я останусь в общежитии. Я уточнял — так можно. Просто…

— Понятно, — сказала Лида.

— А ты вернёшься в Москву?

— Да, я вернусь в Москву.

Лида быстро взглянула на тоненькие часики на запястье.

— Ладно, — сказала она. — Что-то готовят тут сегодня… У тебя, я смотрю, тоже аппетита нет.

— Это всё логика, — вставил я.

— Да! — рассмеялась Лида. — Испортила аппетит… Ну, я пойду? Увидимся.

Она встала, не дожидаясь моего ответа, и подняла со стола поднос.

— Подожди! — почти выкрикнул я и тоже вскочил на ноги; мой стул заскрипел по гладкому полу и чуть не опрокинулся навзничь. — Я просто хотел тебя спросить… Мне… Можно я тебя провожу?

— Проводи, — пожала плечами Лида.

Я взял свой поднос с нетронутой едой — бифштекс, залитый жирным соусом, салат из ростков сои — и у меня снова задрожали от волнения руки. Лида заметила, как покачивается на подносе стакан с недопитым компотом и хитро сощурилась.

— Совсем, я смотрю, аппетит отбила эта логика, — сказала она.

— Да, я как-то понял, что есть особо и не хочу, только когда всё уже взял.

— Бывает, — сказала Лида.

Когда мы вышли из столовой, солнце скрылось за грозовыми облаками, и всё вокруг затянуло унылой серостью, как вид в окне с опущенными электронными жалюзями. Ветер с запахом травы и столовой дул нам в спину, ревниво подгоняя, предвещая о готовящемся дожде, и у Лиды красиво растрепались её длинные блестящие волосы.

Она убрала чёлку с лица.

— А о чём ты хотел поговорить? — спросила Лида.

— Это по поводу соцветия, — запинаясь, сказал я. — Твоя страничка…

— А, это! — Лида махнула рукой. — Не бери в голову. Я там всякое пишу. А ты подписан? — Она с любопытством посмотрела на меня.

Я почувствовал, как сжалось моё сердце.

— Да, и мы… общались, — сказал я.

— Понятно, — сказала Лида. — Ты не обижайся, у меня там комментариев много, всех и не разберёшь…

— Да, я видел, — выдавил я из себя.

— А о чём ты хотел спросить?

Я уже и сам этого не понимал.

— Ну, я подумал… — начал я. — Мне тоже на самом деле очень интересно то, что сейчас происходит на Венере. Может, мы могли бы как-нибудь… — я сглотнул слюну, — встретиться и поговорить?

— Как сейчас? — спросила Лида.

— Да, примерно. Ну…

Я вздохнул. Лида шла, отвернувшись от меня, прикрываясь одной рукой от ветра. Волосы постоянно падали ей на лицо.

— Необязательно, конечно, в институте, — добавил я. — Можно… где-нибудь ещё. В городе, например.

Лида остановилась.

— Ты знаешь, — сказала она и подняла козырьком руку, защищаясь от порывов ветра — со стороны казалось, что она говорит мне что-то по секрету, — мне на самом деле не так уж всё это интересно сейчас. Хочется… просто забыть о том, что всё это вообще происходит.

— Понимаю, — сказал я.

— А ты увлекаешься политикой? — спросила Лида.

Мы вновь зашагали по тротуару. Я вдруг понял, что даже не знаю, куда мы идём. Мне хотелось вернуться в общежитие, закрыться в своей комнате и не говорить ни с кем до конца дня.

— Немного увлекаюсь, — сказал я. — Межпланетной политикой. Всё же нам это близко.

Я как будто оправдывался.

— А чем ещё?

Мы остановились у главного здания. Ветер затих, разогнав пасмурные облака. Снова светило солнце. Прогулочный сквер с аккуратными, точно искусственными деревьями, которые еще несколько секунд назад бесцеремонно раскачивал ветер, теперь выглядел оцепеневшим — как застывшим во времени.

— Да много чем, — сказал я. — Корабли, звёзды. Сейчас я ещё читаю…

Лида улыбнулась, в глазах её снова загорелись искорки.

— Погоди, я, кажется, помню тебя в соцветии, — сказала она и слегка коснулась моей руки. — У тебя ведь совсем пустая страница там, да? Ты совсем ничего не пишешь.

Я судорожно вздохнул, внутри меня всё дрожало.

— Просто я люблю общаться вживую, — сказал я.