Практические занятия начались на четвёртом курсе.

Перед этим для нас провели несколько тренировок на тренажёрах, которые, в отличие от центрифуги, имитировали реальные перегрузки при взлёте и посадке — вплоть до предельных для среднетонажных кораблей 6G. Перегрузки тогда уже не причиняли мне таких мучений; более того, костюмы, которые нас заставляли надевать — плотные и облегающие скафандры из странного материала, напоминавшего колючую резину — причиняли мне гораздо больше неудобств, чем неудержимая сила ускорения.

А потом в первый раз нас повезли на настоящий космодром — на таком же рейсовом автобусе, на котором мы когда-то с Виктором ехали в Тенешкино, чтобы посмотреть на взлётные шахты через пелену дождя.

— Чего? Дрожишь? — спросил меня Виктор, когда автобус только поднялся на эстакаду.

Я наглотался с утра успокоительного, хотя Тихонов всегда отговаривал нас принимать таблетки, чтобы не выработать привычки, и чувствовал лишь тупое вялое безразличие.

— Это же не экзамен, — сказал я. — Все действия контролируются настоящим оператором. Ты в принципе не сможешь сделать ничего такого.

— Настоящим оператором, — усмехнулся Виктор.

Мы мчались по эстакаде, которая поднималась вверх, как разводной мост — за высоким отбойником поначалу мелькали верхушки деревьев и уродливые столбы ретрансляторов, а потом я не видел уже ничего, кроме безоблачного голубого неба.

— Ты сам-то как? — спросил я.

Виктор поморщился и потёр рукой лоб.

— Да чёрт его знает, — сказал он. — Я пока не разобрался. Но, как ты говоришь, настоящий оператор, все дела. Можно просто тупить весь сеанс, и ничего не случится.

Я зевнул в ответ. Мелькающий вид за окном действовал на меня усыпляюще, солнце припекало, несмотря на ранний час, и я заснул, привалившись плечом к нагревшемуся стеклу.

Мне показалось, что Виктор растолкал меня буквально через несколько секунд.

— Хватит дрыхнуть! — фыркнул он. — Приехали!

— Как?

Я несколько раз моргнул и осмотрелся. Автобус стоял на широкой бетонной парковке — посреди мёртвого, похожего на радиоактивную пустошь поля, — а какие-то люди в невзрачной серой форме руководили высадкой, выпуская всех из автобуса по одному.

Мы с Виктором встали в очередь.

— Ты какой-то сегодня… никакой, — сказал Виктор. — Не спал что ли всю ночь опять?

— Вроде спал, — ответил я.

— Ладно, — сказал Виктор. — Поздно уже дёргаться. Это ведь и правда не экзамен.

Когда мы вышли из автобуса, я остановился, мешая остальным идти.

Поднялся ветер, и над выщербленным полотном парковки закружились маленькие смерчи из пыли. На секунду я представил, что маленький островок из бетона, на котором стоял наш автобус, со всех сторон, на сотни километров, окружает ровная выжженная земля, бесконечная пустыня, и только потом заметил горящую на солнце полосу дороги — где-то там, на обочине, я оставил свою прокатную машину, когда мы с Лидой смотрели, как взлетают из пусковых шахт корабли.

Я вздохнул. Ветер нёс в лицо колкую пыль, хотя небо было безоблачным и чистым, как в настоящей пустыне.

Виктор потянул меня за плечо.

— Пойдём, — сказал он. — Тут и ослепнуть недолго.

Нас разместили в пустом и унылом зале — таком же, как накопитель в Тенешкино, с белыми стенами и хлипкими просиженными скамейками, — только без окон и с яркими лампами дневного света под потолком.

Нас было ровно шестеро — именно такое количество операторов управляло большинством кораблей, — но мы до сих пор не знали, какие каждый из нас будет выполнять функции. По идее занятия должны были подготовить нас к любой из ролей, однако, думаю, мало кто тогда хотел стать первым пилотом.

Нас сопровождал молодой преподаватель — лет двадцати пяти на вид, — который иногда подменял Тихонова на лабораторных.

— Наш корабль называется Аэропа, — сказал он. — Это пассажирский корабль, который до недавнего времени совершал рейсы между Землёй и… — Преподаватель на секунду замолк, чтобы перевести дыхание. — Но рейс мы совершать не будем, — он хихикнул, — как и выходить в открытый космос… Впрочем, вам всё уже объясняли ведь так?

В зале раздалось невразумительное мычание.

— Пока нам придётся немного подождать. Всё уже почти готово. Шахта, из которой будет производиться запуск, находится отсюда на расстоянии где-то двадцати километров, и мы…

— Мне казалось, тут будет куча военных, металлоискатели, обыск и все дела, — сказал Виктор.

— Ты как будто разочарован, — хмыкнул я.

— Да нет. Просто странно.

— Пока нас пустили только в ободранную комнату со скамейками, — сказал я. — Посмотрим, что будет.

— Честно… — Виктор вздохнул. — Если честно, не верится, что мы выйдем в космос.

— Мне тоже, — сказал я.

Нас проводили в лифт, похожий на грузовой. На стенах, обшитых металлизированным пластиком, не было ни кнопок, ни индикаторов — так что оставалось лишь гадать, насколько глубоко мы спускаемся. У меня заложило в ушах.

Из лифта мы вышли в такое же пустое помещение с белыми стенами и лампами на потолке, как и то, в котором только что находились. Нас встретили двое мужчин в серых комбинезонах. Девушек в нашей группе не было, и нас всех отвели в одну раздевалку.

— Вещи оставляйте здесь, — сказал один из мужчин в комбинезонах. — Ничего, я повторяю — ничего, с собой не брать. Особенно суазоры. В противном случае вы не пройдёте через рамку и вас снимут с задания.

— Ну вот, — сказал я Виктору, — а ты беспокоился о проверке.

Виктор что-то промычал в ответ.

— Трусы-то хоть оставить можно? — пошутил кто-то.

— Можно, — недовольно ответил мужчина. — Одевайте костюмы поверх нижнего белья. Костюмы безразмерные.

Он вышел, и мы остались в одни в тесном помещении с металлическими шкафчиками, похожем на раздевалку у спортзала. Шкафчики открывались с помощью сканера отпечатков. Я подошёл к ближайшему и надавил большим пальцем на овальную панель. Дверца щелкнула и приоткрылась. Внутри, на хлипкой вешалке со скошенными плечами, висел серый комбинезон — такой же, как у встретивших нас мужчин.

Новая форма была не слишком похожа на ту, которую нас заставляли надевать во время тренировок в институте — ткань напоминала дешёвую одноразовую синтетику и неприятно липла к телу. Я едва натянул комбинезон на себя. Грудь сжимало так сильно, что я едва мог дышать.

— Зачем всё это? — пробурчал Виктор. — Как будто мы там фигуры высшего пилотажа будем выполнять.

— Не жалеешь, что не перевёлся? — попытался пошутить я, но Виктор в ответ лишь нахмурился и оттянул двумя пальцами сжимавший горло воротник.

Мы оделись и несколько минут сидели у шкафчиков, ожидая, когда за нами придут. Все молчали. Свет на потолке вдруг замерцал, как от перегрузки сети. Виктор посмотрел на мигающие газовые лампы, поднял указательный палец и уже даже открыл рот, но промолчал, опустив голову, и вновь потянул за тугой облегающий воротник. Действие моих успокоительных заканчивалось, и у меня затрястись руки.

— Дрожишь? — шёпотом спросил меня Виктор, толкнув под рёбра локтём.

Я вздрогнул и уставился на него так, словно не мог узнать.

Вскоре за нами пришли. Те же двое мужчин — такие одинаковые в своих противоперегрузочных костюмах, со схожими выражениями лиц, что можно было подумать, будто бы их серые робы стирают все признаки индивидуальности.

Наши серые робы.

— Отлично, — сказал один из них. — Надеюсь, вы всё оставили? — и добавил, не дожидаясь ответа: — Пойдёмте.

Мы оказались в туннеле, похожем на закрытое полсотни лет назад московское метро. Стены, увешанные слепящими лазерными лампами, сужались к верху, смыкаясь в потолок так, словно мы находились внутри огромной подземной пирамиды. Мы стояли на платформе, на высоте в пару метров над полом, и под нами проходила широкая стальная шпала — как пути для монорельса.

Я прикрыл рукой глаза. Сердце молотило так, что каждый удар болезненно отдавался в висках.

— Четвёртый — на линию! — громко сказал один из наших провожатаев.

Послышался свист — такой издаёт рассекающая воздух свая, — и к платформе подошла небольшая вагонетка с выполненными в виде иллюминаторов боковыми окнами и большими выпуклыми стёклами спереди и сзади. Двери с шипением раздвинулись. Я подумал, что именно так, наверное, и выглядели вагоны метро, пока всю подземку не залили бетоном, чтобы остановить обрушения.

Сидячих мест в вагоне не было. Мы встали, держась за поручни в стенах. Я — у лобового окна.

— Пошли! — скомандовал один из наших сопровождающих в переговорное устройство у дверей — со стороны казалось, что он кричит в стену.

Вагонетка дёрнулась и стремительно набрала ход; я сжал дрожащими руками поручень, узкий воротник сдавливал мне горло.

Мы бесшумно неслись на обморочной скорости, огни на стенах в туннеле с каждой секундой мелькали всё чаще, пока не слились в сплошное марево из слепящего света. Я закрыл глаза. Каждый удар сердца по-прежнему отдавался в висках.

Меньше, чем через минуту вагонетка стала усиленно замедляться, и меня качнуло вперёд так, что я чуть не ударился головой о лобовое стекло. Я уже различал проносящиеся мимо нас лазерные лампы в стенах — их раздражающее мелькание быстро сбавляло темп, пока вагонетка не остановилась. Но даже после того, как мы встали у новой платформы, туннелю со сходящимися у потолка стенами всё ещё не было видно конца.

— Перегрузки не хуже, чем при взлёте, — сказал Виктор, когда мы вышли из вагона.

Нас проводили в очередной грузовой лифт без кнопок и циферблатов, который бесшумно взлетел вверх, едва успели закрыться двери. Я ждал, что двое наших сопровождающих что-нибудь скажут — деловитое напутствие, полезный совет, — но они молчали, неподвижно глядя перед собой.

Лифт остановился. Мы оказались в сумрачном коридоре, напоминавшем о бомбоубежищах столетней давности. Света едва хватало, чтобы видеть, куда ты идёшь. Коридор, как посадочный трап самолёта, вывел нас к открытому люку в пассажирский отсек Аэропы. Я шёл первым и остановился у проёма, как у края отвесной пропасти, в которую нас собирались столкнуть.

Отсек был похож на узкую металлическую капсулу — такую тесную, что внутри едва было можно дышать. На стенах висели закреплённые в круглых клетках кресла и лестницы, тонкие, как будто сделанные для детей.

Я посмотрел вниз и чуть не оступился.

Отсек спускался метров на двадцать вниз, а пол представлял собой огромный выпуклый люк с вентилем посередине. В этой пустой металлической кишке было, наверное, не меньше сотни кресел, висящих одно на другим так, что ноги рослого мужчины наверняка упирались бы в закреплённую под ними клетку.

— Спускайтесь по одному, — послышался голос у меня за спиной. — На самый низ.

Я продолжал стоять у открытого проёма. Кто-то толкнул меня в плечо, но я даже не обернулся.

— Поторопитесь. Времени у нас немного.

Я с трудом заставил себя сдвинуться, повернулся к проёму спиной и, пригнувшись, осторожно свесил вниз правую ногу, нащупывая перекладину лестницы.

— Никто из вас не летал на таком? — раздался чей-то голос у меня над головой. — Это отсек с компенсаторами. При взлёте перегрузки не будут превышать полтора же. Это как при взлёте пассажирского самолёта. Первый класс практически.

Я спускался медленно, ноги мои постоянно соскальзывали со ступенек, а ладони взмокли от волнения. Дышать стало действительно тяжело — я сам невольно убедил себя в том, что в отсеке не хватает воздуха.

Добравшись до самого дна, я встал на выпуклом люке и посмотрел вверх. Вслед за мной по лестнице уже спускался Виктор — так же, как и я, судорожно хватаясь за перекладины и время от времени бросая настороженный взгляд вниз.

Я забрался в ближайшую ко мне клетку и сел в кресло — жёсткое и неудобное. За спинкой тут же что-то зажужжало, и меня крест-накрест обхватили тугие ремни. Я оказался намертво привязан к креслу.

Виктор спрыгнул с лестницы, пропустив несколько последних перекладин, и чуть не упал, поскользнувшись на скользкой поверхности люка. Он выставил в разные стороны руки и покачнулся, испуганно взглянув на меня.

— Осторожнее, — сказал я.

Виктор кивнул головой.

— И как здесь всё работает? — спросил он, подойдя к соседней клетке.

— Просто залезай и… всё, — сказал я.

— Звучит действительно просто, — сказал Виктор и протиснулся в кресло.

Через секунду он забавно вскрикнул, когда его обхватили ремни.

— Вот ведь чёрт! — выругался Виктор. — Предупредил бы хоть!

По лестнице спустился ещё один наш сокурсник и, молча взглянув на нас, залез в свою клетку.

— Перегрузки как при взлёте самолета, — сказал Виктор. — А на черта тогда это всё нужно? Костюмы эти?

— Полагается, наверное, — сказал я.

— Полагается… — недовольно повторил Виктор. — У меня уже… голова кругом идёт. Сомневаюсь, что я смогу сегодня сделать хоть что-нибудь полезное.

— Главная задача… — начал я.

На выпуклый люк спрыгнул ещё один студент.

— Главная задача у нас на сегодня, — сказал я, — не упасть в обморок.

Кто-то рассмеялся. Виктор тоже потешно фыркнул, а потом откинул назад голову, закатил глаза и беспомощно открыл рот, изображая обморок.

Через пару минут все уже сидели в креслах, связанные тугими ремнями. Я почему-то был уверен, что наши провожатые крикнут нам что-нибудь сверху напоследок, но вместо этого люк у нас над головой просто закрылся, а в стенах загорелись красные огни.

— Начинается, — прошептал я.

По стенам отсека пробежала частая электрическая судорога, и откуда-то снизу стал доноситься гулкий утробный рёв, пробиваясь через сотни метров высокопрочной стали.

— Что? Уже?! — выкрикнул кто-то.

— Уже, — сказал я, и в ту же секунду меня вжало в кресло.

Рёв усиливался, а стены капсулы вибрировали так сильно, что у меня двоилось в глазах. Казалось, что пассажирский отсек в любую секунду может разойтись по швам, и нас в наших уродливых металлических клетках выбросит в верхние слои атмосферы.

Но потом меня вдруг накрыла непроницаемая тишина. Я даже подумал, что оглох от рёва, но по рассеянным взглядам других сокурсников понял, что они испытывают то же самое.

Я не сразу догадался, что мы оказались в невесомости — тишина пугала меня куда больше, чем отсутствие веса, да и ремни безопасности по-прежнему внахлёст сжимали мою грудную клетку.

— Как снять это?! — закричал Виктор, пытаясь вырваться из кресла.

На стенах горели красные огни.

Корпус корабля странно покачнулся, накренился вбок, кресло стало вращаться в клетке, и я невольно вцепился руками в поручни, всё ещё веря в утраченную силу притяжения. Отсек продолжал поворачиваться, и я вдруг понял, что мы находимся в чёрной беззвучной пустоте, где нет ничего, кроме солнечной радиации и отражённого света.

Мне стало страшно.

Воротник так сильно сдавливал горло, что я резко дёрнул его рукой, но тугая синтетическая ткань выдержала, и я закашлялся. Мы были в пустоте, в безвоздушном пространстве, и наша жизнь зависела от слаженной работы сотен механизмов, от команд, которые отдавали операторы в нейросети.

— Ты как? — послышался голос Виктора, но я не ответил.

Красные огни в стенах погасли, и весь отсек залило тусклое голубоватое свечение, почему-то напомнившее мне о морге. Теперь кресла уже не висели на стенах, а стояли в своих массивных каркасах на полу — в несколько рядов, как в самолёте.

Люк в дальнем конце открылся, и в проёме показалась чья-то фигура в сером комбинезоне, поплывшая по воздуху, мягко отталкиваясь руками от поручней в стенах, которые совсем ещё недавно выполняли роль лестниц.

— Всё в порядке? — спросил мужчина в комбинезоне, приблизившись к нам.

Поначалу я решил, что это один из тех молчаливых близнецов, которые сопровождали нас до посадки, однако выглядел он иначе — был старше, с сединой на висках.

— Что молчим? — спросил мужчина. — Все живы?

— Всё хорошо, — сказал кто-то.

— Да, — подтвердил Виктор, — нормально. Только вот как снять эти ремни? Не будем же мы так всё время…

Мужчина в комбинезоне повис в воздухе рядом со мной.

— Сейчас корректируется орбита, — сказал он. — Через минуту или две ремни отключатся.

Он ещё раз осмотрел всех, озабоченно вглядываясь в лица.

— Я так понял, для вас — это впервые? Если кто-то чувствует себя… как-нибудь не так…

Видно было, что он не привык возиться с новичками.

— Кстати, — продолжил мужчина, — вас забыли предупредить, но компенсаторы были отключены. — Он осклабился, как будто признавался в устроенном розыгрыше. — Так что вы при взлёте вы получили аж целых три же. — И снова спросил, нахмурившись: — Никого не тошнит?

Все молчали.

— Ладно, — сказал мужчина, — либо вы онемели от страха, либо все чувствуют себя просто отлично. — Он повернулся ко мне и подмигнул, как заговорщик. — Я лично за последнее. Так что…

Раздался щелчок, и ремни, прижимавшие меня к креслу, ослабли, а в следующую секунду втянулись куда-то за спиной.

— О! — сказал мужчина. — Даже быстрее, чем я думал. В таком случае — все за мной. Поднимайтесь выше, над креслами.

Я начал выбираться из клетки.

— Отталкивайтесь лучше от этих лестниц в стене, так удобнее, — сказал мужчина и качнул в воздухе рукой, как бы дёргая за невидимый рычаг. — Только не слишком сильно, а то расшибётесь.

Я едва не врезался в стену, но мужчина даже не обратил на меня внимания. Позади меня послышались возмущённые возгласы — видимо, парочка моих сокурсников столкнулись друг с другом.

— Аккуратней, — сказал мужчина. — Давайте по одному.

Он лишь едва коснулся стены, и тут же заскользил воздуху, как под воздействием неведомой силы гравитации. Я последовал за ним, не решаясь отталкиваться, как он, и вместо этого перехватывая поручни липкими от пота руками.

Мужчина, удалившийся от нас на несколько метров после первого же прыжка, терпеливо ждал, пока мы освоимся с невесомостью.

— Так точно никого не тошнит? — спросил он и посмотрел на меня.

— Наверное, нет, — пробормотал я.

— Наверное? — весело спросил мужчина. — Ну, ладно. Только предупредите, если ваше "наверное" изменится. Дело в том, что рвота в невесомости…

Он не договорил и снова оттолкнулся от лестницы в стене.

Вскоре мы оказались в согнутом, как парабола, коридоре — ещё более узком, чем пассажирская капсула с клетками, — и мужчина в комбинезоне пролетел его, не останавливаясь, и нырнул в открытый люк. Оказалось, что командный отсек от пассажирского отделяла лишь пара метров.

— Ну что ж, — сказал мужчина, зависнув над креслами нейротерминалов. — Вот и ваши рабочие места. Своё задание вы хорошо знаете, ведь так?

Мои сокурсники беспомощно озирались по сторонам, сгрудившись вокруг открытого люка. Виктор был ещё в коридоре и держался одной рукой за край проёма с таким видом, словно боялся, что в любой момент может провалиться вниз — на самое дно пассажирского отсека, к выпуклому люку. Я же обхватил руками ближайшее ко мне операторское кресло.

— Люди! — крикнул мужчина. — Ну же! Поговорите со мной! Что вы как зомби? Всё понятно с заданием?

— Понятно, — неуверенно сказал я. — Только ещё мы не знаем свои роли.

— А, — улыбнулся мужчина. — Это самое интересное.

Он вытащил из кармана потрёпанный суазор и протянул его мне экраном вперёд.

— Ну же, — сказал мужчина. — Коснись рукой.

Я приложил к экрану кисть, тот на мгновение закрасился чёрным, а потом на нём появилась яркая надпись — "Второй пилот".

— Ох! — рассмеялся мужчина. — Какой быстрый карьерный рост! Кто следующий?

Он заставил всех прикоснуться к суазору, и генератор случайных чисел выдал каждому по новой должности.

— Вот, собственно, и всё, — сказал мужчина. — Все терминалы, — он качнул рукой с вытянутым указательным пальцем, — автоматически настроятся, когда вы к ним подключитесь. Так что выбирайте любой.

Он снова подмигнул мне, улыбнувшись.

— Ты, я смотрю, уже выбрал.

Я ничего не ответил и стал залезать в кресло.

— Что ж, — сказал мужчина. — Я вас оставляю.

— Но как же? — спросил Виктор, который, наконец-то, забрался в отсек. — Мне казалось нас будут… контролировать.

— Здесь ведь всего шесть кресел, — сказал мужчина, и на лице Виктора отразился неподдельный ужас. — Да не бойтесь вы! — рассмеялся мужчина. — Устроить крушение у вас не получится, корабль контролируется операторами с Земли, так что… вас подстрахуют.

Все начали устраиваться в креслах.

Мужчина как-то незаметно выскользнул из отсека — ещё секунду назад он был здесь и следил за тем, как мы подключаемся к терминалам, а потом исчез, даже не попрощавшись. Я снова почувствовал, как тело моё сжимает холодными тисками от страха.

Я уже лежал в кресле. Виктор что-то бурчал рядом, ерзая и оттягивая воротник комбинезона, но я не слушал. Кнопки на моём терминале загорелись, я вздохнул и — провалился в пустоту.