Практические занятия начались на четвертом курсе.

Перед этим для нас провели тренировки на тренажерах, которые, в отличие от центрифуги, имитировали реальные перегрузки при взлете и посадке – вплоть до предельных для среднетоннажных кораблей шесть «же». Перегрузки не причиняли мне особых мучений; более того, костюмы, которые нас заставляли надевать – плотные и облегающие скафандры из напоминающего колючую резину материала, – причиняли гораздо больше неудобств, чем неудержимая сила ускорения.

А потом в первый раз нас повезли на настоящий космодром – на таком же рейсовом автобусе, на котором мы с Виктором катались в Тенешкино, чтобы посмотреть на взлетные шахты через пелену дождя.

– Чего? Дрожишь? – спросил меня Виктор, когда автобус поднялся на эстакаду.

Я наглотался с утра успокоительных – хотя Тихонов отговаривал нас принимать таблетки, чтобы не выработать привычки – и не чувствовал ничего, кроме тупого вялого безразличия.

– Это же не экзамен, – сказал я. – Все действия контролируются настоящим оператором. Ты в принципе не сможешь сделать ничего такого.

– Настоящим оператором, – усмехнулся Виктор.

Мы мчались по эстакаде, поднимавшейся вверх, как разводной мост – за высоким отбойником поначалу мелькали верхушки деревьев и уродливые столбы ретрансляторов, а потом я не видел ничего, кроме безоблачного голубого неба.

– Ты сам-то как? – спросил я.

– Да черт его знает! – сказал Виктор. – Я пока не разобрался. Но, как ты говоришь, настоящий оператор, все дела. Можно тупить весь сеанс, и ничего не случится.

Я зевнул в ответ. Мелькающий вид за окном действовал усыпляюще, солнце припекало, несмотря на ранний час, и я заснул, привалившись плечом к нагревшемуся стеклу.

Мне показалось, что Виктор растолкал меня буквально через минуту.

– Хватит дрыхнуть! – фыркнул он. – Приехали!

– Как?

Я моргнул и осмотрелся. Автобус стоял на широкой бетонной парковке – посреди мертвого, похожего на радиоактивную пустошь поля, – а служащие космодрома в невзрачной серой униформе руководили высадкой, выпуская всех из автобуса по одному.

Мы с Виктором встали в очередь.

– Ты какой-то сегодня никакой, – сказал Виктор. – Не спал, что ли, всю ночь опять?

– Вроде спал, – ответил я.

– Ладно! Поздно уже дергаться. Это ведь и правда не экзамен.

Когда мы вышли из автобуса, я остановился, мешая другим идти.

Поднялся ветер, и над выщербленным полотном парковки закружились маленькие смерчи из пыли. На секунду я представил, что островок из бетона, на котором стоит автобус, со всех сторон, на сотни километров, окружает ровная выжженная земля, бескровная пустыня, и только потом заметил горящую на солнце полосу дороги – где-то там, на обочине, я припарковал прокатную машину, когда мы с Лидой смотрели, как взлетают из пусковых шахт военные корабли.

Я вздохнул. Ветер нес в лицо колючую пыль, хотя небо было безоблачным и чистым, как в настоящей пустыне.

Виктор потянул меня за плечо.

– Пойдем! Тут и ослепнуть недолго.

Нас разместили в пустом и унылом зале – таком же, как накопитель в Тенешкино, с белыми стенами и хлипкими просиженными скамейками, – только без окон и с яркими лампами дневного света под потолком.

Нас было шестеро – именно столько операторов управляло большинством кораблей, – но мы до сих пор не знали, какая роль достанется каждому из нас. По идее, занятия должны были подготовить нас исполнять обязанности любого члена экипажа, однако, думаю, мало кто хотел тогда стать первым пилотом.

Нас сопровождал молодой преподаватель – лет двадцати пяти на вид, – который иногда подменял Тихонова на лабораторных.

– Наш корабль называется «Аэропа», – сказал он. – Это пассажирский корабль, который до недавнего времени совершал рейсы между Землей и… – Преподаватель на секунду замолк, чтобы перевести дыхание. – Но рейс мы совершать не будем, – он хихикнул, – как и выходить в открытый космос. Впрочем, вам все уже объясняли, ведь так?

В зале раздалось невразумительное мычание.

– Пока нам придется подождать. Все почти готово. Шахта, из которой будет производиться запуск, находится отсюда на расстоянии где-то двадцати километров, и мы…

– Мне казалось, тут будет куча военных, металлоискатели, обыск и все дела, – буркнул Виктор.

– Ты как будто разочарован, – удивился я.

– Да нет. Просто непонятно.

– Пока нас пустили только в ободранную комнату со скамейками. Посмотрим, что будет.

– Честно… – сказал Виктор. – Если честно, не верится, что мы выйдем в космос.

– Мне тоже, – сказал я.

Нас проводили в лифт, похожий на грузовой. На стенах, обшитых металлизированным пластиком, не было ни кнопок, ни цифрового табло – так что оставалось лишь гадать, насколько глубоко мы спускаемся. У меня заложило в ушах.

Из лифта мы вышли в такое же пустое помещение с белыми стенами и лампами на потолке, как и то, в котором только что находились. Нас встретили двое мужчин в серых комбинезонах. Девушек в группе не было, и нас всех отвели в одну раздевалку.

– Вещи оставляйте здесь, – сказал один из мужчин в комбинезонах. – Ничего, я повторяю, ничего с собой не брать. Особенно суазоры. В противном случае вы не пройдете через рамку и вас снимут с задания.

– Ну, вот, – шепнул я Виктору, – а ты беспокоился о проверке.

Виктор что-то пробурчал в ответ.

– Трусы-то хоть оставить можно? – пошутил кто-то.

– Можно, – недовольно ответил мужчина в комбинезоне. – Надевайте костюмы поверх нижнего белья.

Он вышел, и мы остались одни в тесном помещении с высокими шкафчиками, похожем на раздевалку у спортзала. Шкафчики открывались с помощью сканера отпечатков. Я быстро нашел свой и надавил большим пальцем на овальную панель. Дверца щелкнула и приоткрылась. Внутри, на хлипкой вешалке со скошенными плечами, висел серый комбинезон – такой же, как у встретивших нас мужчин.

Новая форма была не слишком похожа на ту, которую нас заставляли надевать во время тренировок в институте – ткань напоминала дешевую одноразовую синтетику и липла к телу. Я едва натянул комбинезон на себя. Грудь сжимало так сильно, что я с трудом дышал.

– Зачем все это? – пожаловался Виктор. – Мы там фигуры высшего пилотажа будем выполнять?

– Не жалеешь, что не перевелся? – попытался пошутить я, но Виктор в ответ лишь нахмурился и оттянул двумя пальцами сжимавший горло воротник.

Мы оделись и сели у шкафчиков, ожидая, когда за нами придут. Все молчали. Свет на потолке замерцал, как от перегрузки сети. Виктор посмотрел на мигающие лампы, поднял указательный палец и уже открыл рот, чтобы выдать какую-нибудь неуместную шутку, но промолчал, опустив голову, и вновь потянул за тугой облегающий воротник.

Действие успокоительных заканчивалось, и у меня затряслись руки.

– Дрожишь? – шепотом спросил Виктор, толкнув под ребра локтем.

Я уставился на него так, словно не мог узнать.

Вскоре за нами пришли. Те же двое мужчин – неотличимые в своих противоперегрузочных костюмах, с одинаковыми выражениями лиц. Можно было подумать, что их серые робы стирают все признаки индивидуальности.

Наши серые робы.

– Отлично, – сказал один из мужчин. – Надеюсь, вы все оставили? – и добавил, не дожидаясь ответа: – Пойдемте.

Мы вышли в туннель, похожий на закрытое полсотни лет назад московское метро. Стены, увешанные слепящими лазерными лампами, сужались кверху, смыкаясь в потолок, как внутри огромной подземной пирамиды. Мы стояли на платформе, на высоте в пару метров над полом, и под нами проходила широкая черная траншея – скоростные пути.

Я прикрыл глаза. Сердце налилось холодом и пропустило удар.

– Четвертый – на линию! – скомандовал один из провожатаев.

Послышался свист – такой издает рассекающая воздух свая, – и к платформе подкатила неказистая вагонетка с блестящими выпуклыми стеклами спереди и сзади. Двери раздвинулись. Я подумал, что именно так, наверное, и выглядели вагоны метро, пока подземку не залили бетоном, надеясь остановить обрушения.

Сидячих мест в вагоне не было. Мы встали, держась за поручни в стенах. Я – у лобового окна.

– Пошли! – громко сказал один из сопровождающих в переговорное устройство у дверей – со стороны казалось, что он кричит в стенку.

Вагонетка дернулась, стремительно набирая ход; я сжал дрожащими руками поручень, узкий воротник удавкой обхватил горло.

Мы бесшумно неслись на обморочной скорости, огни на стенах в туннеле с каждой секундой мелькали все чаще, пока не слились в сплошное марево из слепящего света.

Я закрыл глаза.

Через минуту вагонетка стала усиленно замедляться, и меня качнуло вперед так, что я чуть не ударился головой о лобовое стекло. Я уже различал проносящиеся мимо нас лазерные лампы в стенах – их раздражающее мелькание быстро сбавляло темп, пока вагонетка не замерла. Но даже после того, как мы встали у новой платформы, туннелю со сходящимися у потолка стенами не было видно конца.

– Перегрузки не хуже, чем при взлете, – сказал Виктор, когда мы вышли из вагона.

Нас проводили в очередной грузовой лифт без кнопок и циферблатов, который бесшумно взлетел вверх, как только закрылись двери. Я ждал, когда двое сопровождающих скажут что-нибудь напоследок – деловитое напутствие или полезный совет, но они молчали, уставившись в пустоту остекленевшими глазами, словно тоже перебрали успокоительных, как я.

Лифт остановился.

Мы оказались в сумрачном коридоре, наводившем на мысли о бомбоубежищах столетней давности. Света едва хватало, чтобы видеть, куда ты идешь. Коридор, подобно посадочному трапу самолета, вывел нас к открытому люку в пассажирский отсек «Аэропы». Я шел первым и остановился у проема, как у края отвесной пропасти, в которую нас собирались столкнуть.

Отсек походил на узкую металлическую капсулу – такую тесную, что внутри едва было можно дышать. На стенах висели закрепленные в круглых клетках кресла и лестницы – тонкие, будто сделанные для детей.

Я посмотрел вниз и чуть не оступился.

Отсек спускался метров на двадцать, а пол представлял собой огромный выпуклый люк с вентилем посередине. В этой пустой отверстой кишке было, наверное, около сотни кресел, висящих одно над другим так, что ноги рослого мужчины упирались бы в закрепленную под ними клетку.

– Спускайтесь по одному, – послышался голос за спиной. – На самый низ.

Я стоял у открытого проема. Кто-то толкнул меня в плечо, но я даже не обернулся.

– Поторопитесь. Времени у нас немного.

Я с трудом заставил себя сдвинуться, повернулся к проему спиной и, пригнувшись, осторожно свесил вниз правую ногу, нащупывая перекладину лестницы.

– Никто из вас не летал на таком? – раздался чей-то голос над головой. – Таких птичек обычно выводят на орбиту с небольшим ускорением. Перегрузки не будут превышать двух «же». Почти как при взлете пассажирского самолета. Первый класс практически.

Я спускался медленно, ноги постоянно соскальзывали со ступенек, а ладони взмокли от волнения. Дышать стало тяжело – я сам невольно убедил себя в том, что в отсеке не хватает воздуха.

Добравшись до самого дна, я встал на выпуклом люке и посмотрел вверх. Вслед за мной по лестнице спускался Виктор – так же, как и я, судорожно хватаясь за перекладины и время от времени бросая настороженный взгляд вниз.

Я забрался в ближайшую ко мне клетку и сел в кресло – жесткое и неудобное. За спинкой тут же что-то зажужжало, и меня крест-накрест обхватили тугие ремни. Я оказался намертво привязан к креслу.

Виктор спрыгнул с лестницы, пропустив последнюю перекладину, и чуть не упал, поскользнувшись на выпуклой поверхности люка. Он выставил в разные стороны руки и пошатнулся, испуганно покосившись на меня.

– Осторожнее, – сказал я.

Виктор поднял раскрытую ладонь – дескать, все под контролем.

– И как это работает? – спросил он, подойдя к соседней клетке.

– Просто залезай и все, – ответил я.

– Звучит действительно просто. – Виктор неуклюже протиснулся в кресло.

Через секунду он забавно вскрикнул, когда его обхватили ремни.

– Вот ведь черт! – выругался Виктор. – Предупредил бы хоть!

По лестнице спустился еще один наш сокурсник и молча залез в клетку над моей головой, едва не заехав мне по уху ботинком.

– Перегрузки как при взлете самолета, – напомнил нам Виктор. – А на черта тогда все это нужно? Костюмы эти?

– Полагается, наверное, – сказал я.

– Полагается, – передразнил меня Виктор. – У меня голова кругом идет. Сомневаюсь, что смогу сегодня сделать хоть что-нибудь полезное.

– Главная задача… – начал я.

В клетку залез еще один студент.

– Главная задача у нас на сегодня, – сказал я, – не упасть в обморок.

Кто-то рассмеялся. Виктор тоже потешно фыркнул, а потом откинул назад голову, закатил глаза и беспомощно открыл рот, изображая обморок.

Через пару минут все сидели в креслах, связанные тугими ремнями. Снпустя какое-то время – определить без суазора было невозможно – люк у нас над головой автоматически закрылся. В стенах загорелись красные огни.

– Начинается, – прошептал я.

По стенам отсека пробежала частая электрическая судорога, и где-то внизу возник гулкий утробный рев, пробиваясь через сотни метров высокопрочной стали.

– Что? Уже?! – выкрикнул кто-то.

– Уже, – сказал я, и в ту же секунду меня вжало в кресло.

Рев усиливался, а стены капсулы вибрировали так сильно, что двоилось в глазах. Казалось, пассажирский отсек может в любую секунду разойтись по швам, и нас в наших уродливых металлических клетках выбросит в верхние слои атмосферы.

Но потом меня накрыла непроницаемая тишина. Я даже подумал, что оглох от рева, но по рассеянным взглядам других сокурсников понял – они испытывают то же самое.

Я не сразу догадался, что мы оказались в невесомости – тишина пугала куда больше, чем отсутствие веса, да и ремни безопасности по-прежнему внахлест сжимали грудную клетку.

– Как снять это?! – закричал Виктор, пытаясь вырваться из кресла.

На стенах горели красные огни.

Корпус корабля накренился вбок, кресла стали вращаться в клетках, и я невольно вцепился руками в поручни, все еще веря в утраченную силу тяжести. Отсек продолжал поворачиваться, и тут я понял, что мы находимся в черной беззвучной пустоте, где нет ничего, кроме солнечной радиации и отраженного света.

Мне стало страшно.

Воротник так сильно сдавливал горло, что я резко дернул его рукой, но тугая синтетическая ткань выдержала, и я закашлялся. Мы были в пустоте, в безвоздушном пространстве, и наши жизни зависели от слаженной работы сотен механизмов, от команд, которые отдавали операторы в сети.

– Ты как? – послышался голос Виктора, но я не ответил.

Красные огни в стенах погасли, и отсек залило тусклое голубоватое свечение, напоминавшее о морге. Теперь кресла уже не висели на стенах, а стояли в массивных каркасах на полу – в два ряда, как в самолете.

Люк в дальнем конце открылся, в проеме показалась чья-то фигура в сером комбинезоне и поплыла по воздуху, мягко отталкиваясь от поручней в стенах, которые еще недавно выполняли роль лестниц.

– Все в порядке? – спросил мужчина в серой форме, приблизившись к нам.

Поначалу я решил, что это один из тех молчаливых близнецов, которые сопровождали нас до посадки, однако выглядел он иначе – был старше, с сединой на висках.

– Чего молчим? – спросил мужчина. – Все живы?

– Все хорошо, – сказал кто-то.

– Да, – подтвердил Виктор, – нормально. Только вот как снять эти ремни? Не будем же мы так все время.

Мужчина в комбинезоне повис в воздухе рядом со мной.

– Сейчас корректируется орбита, – объяснил он. – Через минуту или две ремни отключатся.

Он еще раз осмотрел всех, озабоченно вглядываясь в лица.

– Я так понял, для вас – это впервые? Если кто-то чувствует себя как-нибудь не так…

Видно было, что он не привык возиться с новичками.

– Кстати, – продолжил мужчина, – на сей раз нас вывели с хорошим таким ускорением – в вашу честь, наверное. – Он осклабился, как если бы признавался в устроенном розыгрыше. – Так что при взлете вы получили почти четыре «же». – И еще раз спросил, нахмурившись: – Никого не тошнит?

Все молчали.

– Ладно, – сдался мужчина, – либо вы онемели от страха, либо все чувствуют себя просто отлично.

Он повернулся ко мне и подмигнул, как заговорщик.

– Я лично за последнее. Так что…

Раздался сердитый гудок, и ремни, прижимавшие меня к креслу, ослабли, а в следующую секунду втянулись за спину.

– О! – обрадовался мужчина. – Даже быстрее, чем я думал. В таком случае – все за мной. Поднимайтесь выше, над креслами.

Я начал выбираться из клетки.

– Отталкивайтесь лучше от этих лестниц в стене, так удобнее. – Мужчина провел в воздухе рукой, дергая за невидимый рычаг. – Только не слишком сильно, а то расшибетесь.

Я едва не врезался в стену, но мужчина не обратил на меня внимания. Позади послышались возмущенные возгласы – видимо, парочка моих сокурсников столкнулась друг с другом.

– Аккуратней, – сказал мужчина. – Давайте по одному.

Он едва коснулся стены, и тут же заскользил по воздуху, как под воздействием неведомой силы тяжести. Я последовал за ним, не решаясь отталкиваться, как он, и вместо этого перехватывал поручни трясущимися от волнения руками.

Мужчина, удалившийся от нас на несколько метров после первого же прыжка, терпеливо ждал, пока мы освоимся с невесомостью.

– Так точно никого не тошнит? – спросил он и посмотрел на меня.

– Наверное, нет, – пробормотал я.

– Наверное? – весело спросил мужчина. – Ладно. Только предупредите, если ваше «наверное» изменится. Дело в том, что рвота в невесомости…

Он не договорил и снова оттолкнулся от лестницы в стене.

Мы оказались в согнутом, как парабола, коридоре – еще более узком, чем пассажирская капсула с клетками. Мужчина в комбинезоне пролетел его, не останавливаясь, и нырнул в открытый люк. Командный отсек от пассажирского отделяла лишь пара метров.

– Что ж, – сказал мужчина, зависнув над креслами нейротерминалов, – вот и ваши рабочие места. Свое задание вы хорошо знаете, ведь так?

Мои сокурсники беспомощно озирались по сторонам, сгрудившись вокруг открытого люка. Виктор был еще в коридоре и держался одной рукой за край проема в страхе, что провалится вниз – на самое дно пассажирского отсека, к выпуклому люку. Я же обхватил ближайшее ко мне операторское кресло.

– Люди! – крикнул мужчина. – Ну же! Поговорите со мной! Что вы, как зомби? Все понятно с заданием?

– Понятно, – неуверенно сказал я. – Только мы не знаем свои роли.

– А, – улыбнулся мужчина. – Это самое интересное.

Он вытащил из кармана захватанный суазор и протянул его мне экраном вперед.

– Давай! Коснись рукой.

Я приложил к экрану кисть, тот на мгновение закрасился черным, а потом на нем высветилась угрожающе-яркая надпись угловатым шрифтом – «второй пилот».

– Ох! – рассмеялся мужчина. – Какой быстрый карьерный рост! Кто следующий?

Он заставил всех прикоснуться к суазору, и привередливый компьютер выдал каждому по новой должности.

– Вот, собственно, и все, – подытожил мужчина. – Терминалы, – он качнул рукой с вытянутым указательным пальцем, – автоматически настроятся, когда вы к ним подключитесь. Так что выбирайте любой.

Он опять подмигнул мне.

– Ты, я смотрю, уже выбрал.

Я ничего не ответил и полез в кресло.

– Что ж, – сказал мужчина, – я вас оставляю.

– Но как же? – запротестовал Виктор. – Мне казалось, нас будут контролировать.

– Здесь всего шесть кресел, – ответил мужчина, и на лице Виктора отразился неподдельный ужас. – Да не бойтесь вы! Устроить крушение у вас не получится, корабль контролируется операторами с Земли, вас подстрахуют. А мы вообще в кубрике, если что – кричите, – и загоготал от собственной шутки.

Все начали устраиваться в креслах.

Мужчина незаметно выскользнул из отсека – еще секунду назад он был здесь и следил за тем, как мы подключаемся к терминалам, а потом исчез, даже не попрощавшись.

Сердце сжало холодными тисками от страха.

Я лежал в кресле. Виктор что-то бурчал рядом, ерзая и оттягивая воротник комбинезона, но я не слушал. Кнопки на терминале загорелись, я вздохнул и – провалился в пустоту.