Через час одну из пассажирок стало тошнить. Рвало ее дважды, и липкие комки непереваренной суспензии разлетелись по всему отсеку.

Заниматься этим поручили, разумеется, мне.

Я барахтался в вытянутом, подобно аэродинамической трубе, пассажирском отсеке – как студент, который впервые в жизни явился на предполетную подготовку и оказался в герметичной камере, где старательно воссоздается невесомость. Я хватался за поскрипывающие клетки сидений и перевернутые лестницы в стенах, пытаясь поймать вакуумной трубкой проплывающие мимо комки белесой рвоты.

Женщина, которую стошнило, принялась извиняться.

– Вы знаете, – говорила она, – мне все время кажется, что мы плывем по морю и что все вокруг качается, как на корабле. Извините, я… – она попыталась улыбнуться; лицо ее было бледным, и глубокие морщины вокруг глаз напоминали трещины на восковой маске, – я никогда не любила плавать на кораблях.

– Я тоже, – зачем-то сказал я.

– Ох, вы знаете, все это так… – продолжила женщина и резко замолчала, уставившись перед собой – наверняка ее снова начало тошнить.

Я собирал рвоту.

Другие пассажиры молчали и пристально следили за мной – как заключенные на охранника, который совершает регулярный обход. Я ненароком задел кого-то ногой, торопливо извинился и, потеряв на секунду ориентацию, ударился о стену затылком.

Мне почудилось, что пассажирский отсек и правда покачивается, как во время шторма на корабле, – он мягко проседал, проваливаясь в пустоту, и поднимался вновь, заваливаясь в сторону открытого проема в коридор, словно волны космического света пытались перевернуть нас, поменяв местами пол с потолком.

Я продолжал думать так, как будто мы на Земле, как будто на нас действует сила тяжести, а болезненная вялость и бесплотность тела – лишь странная фантазия, морок, вызванный постоянными нейросеансами.

Я поймал последний комок рвоты, и у меня закружилась голова. Мне захотелось поскорее выбраться из пассажирского отсека – я был уверен, что там, из-за этих четырех измученных людей, тела которых методично бьет электрошоком, действуют особые законы физики и начинается невозможная морская качка, вызывающая обморочную одурь и тошноту.

Я направлялся к выходу из отсека, когда кто-то осторожно коснулся меня рукой.

– Спасибо, – сказала женщина, – и извините, я… Я понимаю, что вы не должны этим заниматься, что у вас другие обязанности, но из-за меня…

Я собирался пошутить, что числюсь на корабле стюардессой и собирать комки плавающей рвоты есть мой прямой и непосредственный долг, но едва я открыл рот, как сигнализатор в ухе раздраженно заверещал, ударив током в барабанную перепонку.

Я замер, хотя должен был стремительно нырнуть в открытый люк. Сердцебиение тут же участилось, и мне потребовалось время, чтобы прийти в себя. Сигнализатор снова истерично завопил, и я дернулся, чересчур сильно оттолкнувшись от клетки.

– Что-то произошло? – крикнула мне вслед женщина, но я не ответил.

Я вылетел в коридор. Послышался странный звук, похожий то ли на шелест, то ли на мягкую ритмичную дробь – корабль снаружи обдало мощной струей разогнанного до сотен километров в секунду песка.

Все были в рубке.

Трое операторов сидели перед включенными терминалами, болезненно запрокинув головы, а первый пилот устало позевывал и протирал пальцами глаза, как спросонок.

Услышав меня, он обернулся.

– Опаздываешь.

– Извини. А что было-то? Я слышал…

– Метеориты.

– Что?

Я завис над терминалом, уставившись на первого пилота.

– Облако пыли, мелкие твердые объекты диаметром до… – Пилот взглянул на экран. – Да шут с ним! Короче, сенсоры их не засекли, и защиту мы включить не успели. Бывает такое, даже в нейролинке. – Пилот осклабился и подмигнул мне – правда, это быстрое подергивание века легко сошло бы за нервный тик. – В любом случае, повреждения минимальны.

Но я не мог избавиться от ощущения, что мы чудом избежали катастрофы – на расстоянии в миллионы километров от Земли.

Прошла почти минута, прежде чем я залез в кресло.

– А у тебя как? – спросил пилот. – Все убрал?

Я что-то промычал.

– Жалуются, небось? – спросил пилот. – Наш ценный груз?

– Бывает. Да я и не представляю, как можно все это время просидеть в кресле. Я бы уж, наверное…

– Всего лишь раз в сорок дольше, чем полет над Атлантикой! А на самом деле, я думаю, никто никогда не рассчитывал, что на этой птичке, – пилот показал кивком головы на черный экран, – будут летать на Меркурий.

– Не рассчитана?

– Ну, да. И крылышки у нее поистрепались чуток. Но ты не волнуйся, – добавил пилот с усмешкой, – еще парочку таких непредусмотренных облачков она выдержит, а вот потом…

Я непроизвольно посмотрел на часы у потолка – время полета, рассчитанное по правилам Земли. Нам оставалось больше десяти дней дрейфа.

Но мне показалось, что прошел не один десяток лет, прежде чем включились тормозные двигатели.