Морская дева

Воронов Леонид

 

Воронов Леонид

Морская дева

 

Предисловие

Уважаемый читатель! В своем романе мне хотелось показать человека с его богатым внутренним содержанием, с его мыслями и переживаниями, которые неизбежно сталкиваются с грубым материальным миром, в котором все мы живем. Мой герой является человеком, которого принято называть "простым", такое определение всегда вызывало у меня протест, поскольку для особи, наделенной разумом такое определение неправомерно. Да и есть ли в мире объект, которому бы подошло такое определение, если сложна даже молекула? Поэтому слово "простой" всегда условно, и если этот термин мы применяем к человеку, то это значит лишь его положение на общественной лестнице, но ни в коей мере не относится к его внутреннему миру. И с этой точки зрения в каждом из нас всегда сосуществуют две личности, одна из которых — творец, другая — исполнитель. Исполнитель всегда на виду, его поступки возможно проследить непосредственно. Творца проследить возможно лишь косвенно, а до конца и вовсе невозможно, каким бы "простым" он не казался.

Мне хотелось следовать во времени за своим героем, не теряя из виду обе ипостаси его личности, насколько это мне удалось, судить Вам.

Роман я бы назвал любовно-приключенческим, поскольку героем является моряк, а профессия моряка, к счастью, еще долго будет профессией романтической.

В моем романе вы не найдете жаргонных словечек, современного сленга, и прочей мишуры, загрязняющей наш прекрасный язык, поскольку я считаю, что именно люди, занимающиеся литературой, обязаны хранить язык наших предков таким, каким нам передали его. Если не литераторы, то кто? Он может обогащаться за счет чужих языков, но не извращаться. В идеале наши потомки через тысячу лет должны в точности понимать то, что сказано сегодня, и к этому должны стремиться все те, для кого слово — профессия.

Л. Воронов.

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

 

Глава 1

Оркестр

Пассажирский теплоход "Петропавловск" стоял у причала морского вокзала, готовясь отойти в рейс на западное побережье Камчатки. Уже прозвучала команда "посторонним и провожающим покинуть борт судна", и из судовых динамиков полились щемящие звуки марша "Прощание Славянки", непостижимым образом затрагивающие самые тонкие струны каждой русской души. Лайнер медленно отошел от причала и взял курс на выход из Авачинской бухты.

Большинство пассажиров столпилось на шлюпочной палубе, прощаясь с удаляющимся городом, и группой провожающих на причале. Освещенный солнцем город красиво выделялся на сочной зелени сопок, а вдалеке стали видны величественные заснеженные вершины Корякского и Авачинского вулканов.

Лайнер миновал мыс "Маячный", и, ощутимо покачиваясь на ленивой океанской зыби, взял курс на юг. Палубы и коридоры быстро опустели, пассажиры разошлись по каютам, чтобы не радовать попутчиков внезапно посеревшими лицами. Только не подверженные морской болезни дети наслаждались полученной свободой, и с визгом носились по палубам и переходам.

Предложенный ужин мало кого из пассажиров соблазнил, немногие нашли в себе силы появиться в ресторане. Однако к вечеру большая часть пассажиров адаптировалась к непривычным условиям, и когда объявили вечер отдыха в салоне первого класса, зал был заполнен.

В это время в салоне третьего класса заканчивалась короткая репетиция самодеятельного судового оркестра. Музыканты второпях допивали остатки армянского коньяка, который добывали через брешь, пробитую волшебной силой музыки в неприступной и расчетливой душе хозяйки судового продовольственного склада.

— Маринка, постарайся попасть в ритм, — сказал Игорь Маркевич, ударник — слушай внимательно, четыре такта, и ты вступаешь.

— Нас не слушай, слушай Игоря. И не волнуйся, — поддержал его Миша Стрельцов, руководитель оркестра.

Марина обладала звучным замечательным и сильным голосом, но имела уникальную способность вступать поперек такта, поэтому перед каждым выступлением на публике подобные напутствия слышала неоднократно, которые, впрочем, никакого полезного действия на нее не оказывали.

— Парни, пора, "Театр уж полон, ложи блещут…" — продекламировал Саша Лебедев, бас гитара.

— Я так понимаю, что "Евгений Онегин" стал твоей настольной книгой. Определенно, твое увлечение Надеждой очень положительно сказывается на росте твоего культурного уровня, — с иронией сказал Николай Ботов, гитара соло, — помнится, раньше ты нам только "Крокодил" цитировал.

— Я бы попросил прекратить издевательские эскапады в мой адрес, — тоном оскорбленного джентльмена ответил Лебедев.

— Чего, чего прекратить?

— А вот когда твоей настольной книгой станет энциклопедия, тогда и поймешь, — торжествуя победу, ответил Лебедев.

— Ну хватит вам, действительно пора в зал, я не собираюсь быть секундантом на вашей дуэли, — смеясь, произнес Миша, выталкивая парней из салона.

В салоне первого класса стоял гул голосов, который стал стихать, когда музыканты заняли свои места.

— Маринка, как договорились, — шепнул Миша. Она испуганно кивнула, судорожно сжимая микрофон.

Ударник дал сигнал музыкантам, четыре такта, и… на полсекунды раньше звучит голос Марины, сбивая музыкантов с ритма, и внося веселое оживление в ряды публики. Самый смешливый из музыкантов, Саша Лебедев, — не удержался и на этот раз. Ироничной улыбкой его поддержал Коля Ботов. Игорь Маркевич опустил смеющиеся глаза на свои барабаны. Электроорган — Юра Кочкин приплясывал, казалось, с трудом удерживаясь, чтобы не пойти вприсядку. И только Витя Рекунов невозмутимо отбивал ритм на своей гитаре. Привычные к подобным казусам, музыканты легко догнали умчавшуюся Маринку, и порядок был восстановлен.

Миша, не отрывая от губ мундштук трубы, привычно окинул зал взглядом. Скоро ему предстояло играть соло, и он выбирал человека, для которого это соло будет звучать. Его глаза встретили доброжелательный взгляд пожилой дамы, которую ее слегка захмелевший муж вынудил к танцу. Миша ободряюще ей кивнул, и решил, что будет играть для нее. Соло прозвучало неплохо, и Марина, которая поймала, наконец, ритм, и успокоилась, одобрительно ему улыбнулась. Невзыскательная публика быстро забыла забавный инцидент, и теперь с удовольствием слушала ее бархатистый голос.

Скоро отдыхающие расслабились, повеселели, и хотя некоторые применили для этого некий допинг, все было чинно благородно. В салоне появилось несколько морских офицеров, которые, оглядевшись, предприняли атаку на судовых женщин. На долю Марины досталось немало обжигающих взглядов, которые активизировали ее вдохновение, настроение и цвет лица. Миша решил минут на пятнадцать отпустить ее в зал, чтобы это ее состояние сохранилось, возможно, дольше. Саша делал "страшные глаза" своей подруге, однако его Надя ловко уклонялась от этого обстрела, прячась за широкой спиной капитан-лейтенанта.

Дисциплинированная Марина спела еще две песни, и музыканты ушли на перерыв. Саша ринулся, было к своей Надежде, однако мудрый и рассудительный Игорь поймал его за рукав, и направил его стопы совсем в другую сторону. Изображая отчаяние, и тяжело вздыхая, Лебедев отправился к повелительнице колбас, деликатесов и напитков. Марина отказалась участвовать в этом на скорую руку устроенном фуршете, и, преследуя свой интерес, осталась в зале.

После второй рюмки Рекунов задумчиво сказал:

— А девчонка славная.

— Какая девчонка — встрепенулся Юра.

— В очках, возле иллюминатора стояла и гипнотизировала Мишу.

— Не заметил, мог бы и показать, — сказал Миша, выхватывая бутылку из-под руки Ботова, — предлагаю остатки коньяка оставить мне в качестве приза за мою предстоящую игру.

Юра даже подскочил от такого невиданного нахальства:

— До каких пор мы будем терпеть эту дискриминацию?!

— Видишь ли, Юра, как сказал один великий дирижер: "В искусстве демократия бесполезна и вредна", и я стараюсь следовать его мудрым наставлениям, — шутливым тоном произнес Миша.

— Тиран — обреченно вздохнул, поднимаясь, Ботов.

После перерыва музыкантам показалось, что публика в зале еще больше оживилась. Стрельцов с интересом осматривал зал, стараясь найти девушку, которая, по словам Виктора, заинтересовалась то ли им самим, то ли его игрой. На краешке дивана возле самого входа сидела девочка лет пятнадцати. Встретившись с ним взглядом, она растерянно опустила глаза, и стала старательно протирать свои очки. "Ну что же, если ей нравится труба, придется постараться". Дождавшись подходящего момента, он взглядом попросил у музыкантов паузу, и стал импровизировать с удовольствием, и даже с вызовом. Потом предложил Игорю сыграть соло, во время кульминации снова вступил, сыграл несколько тактов и завершил кульминацию эффектным глиссандо. Его визави не долго была безучастной. Она решительно нацепила на нос очки, которые придали ее лицу серьезное, но очень милое выражение, и стала смотреть на трубача. Миша понял, что девочка разбирается в музыке, и его импровизация понята и одобрена ею. Это было похоже на короткий диалог. Такое понимание встречалось не часто, и Миша был ей благодарен. Он улыбнулся ей глазами, и получил в ответ милую улыбку. Он украдкой взглянул на Рекунова. Тот все понял, да и не он один. Опасаясь, что его общение с девочкой будет истолковано неверно, Миша решил сосредоточиться на оркестре.

Когда прозвучал последний аккорд, он указал музыкантам цифру 22. Это была песня "Первая любовь". Марина оживилась, это была ее любимая песня. Когда зазвучали слова "Первая любовь придет и уйдет, как прилив и отлив…", Миша посмотрел в зал. Рядом с девочкой стоял капитан второго ранга и внимательно слушал песню. Публике песня тоже, по-видимому, понравилась, потому что впервые за вечер прозвучали аплодисменты. Миша заметил, что вскоре после их успешного выступления девочка в сопровождении отца направилась к выходу. Танцы продолжались, но с уходом девочки приподнятое настроение покинуло Мишу, он почувствовал некоторую усталость.

— Включай магнитофон, — сказал он Игорю — пора перекурить.

Музыканты вышли к парадному трапу, с удовольствием вдыхая свежий морской воздух. Ботов, пострадавший от диктаторских замашек руководителя оркестра, но не лишенный чувства справедливости, заметил:

— Видели, как Миша старательно отрабатывал свой коньяк? Я даже почти не стану возражать, если он его весь нахально выпьет

— Не подлизывайся, коньяк я убрал исключительно в твоих интересах: вот сейчас, например, ты можешь смело пригласить на танец нашу первую красавицу Наташу, и она тебе не откажет, а мы за тебя порадуемся.

— Тогда я назло Надежде приглашу повелительницу колбас, — сказал Лебедев.

— Иди, иди, — поддержал его Виктор, — ради укрепления полезных связей ты можешь даже проводить ее до ее монашеской постели с пуховыми перинами.

— Откуда тебе так много известно о ее постели? — ехидно парировал Саша.

Под дружный смех все направились в салон.

Миша предпочел остаться на палубе. Любуясь звездным небом, он улыбался, вспоминая шутливую перепалку оркестрантов, с теплотой думая о том, как сблизило их это увлечение музыкой.

Все они были хорошими специалистами и бывалыми моряками. Николай Ботов работал мотористом, и, глядя на его мозолистые, перепачканные мазутом руки, никто бы и не подумал, что эти руки способны извлекать из инструмента такие вариации. Николай был среднего роста, носил волосы до плеч, и небольшие усики, которые придавали ему насмешливый вид. Он был любимцем женщин, и хотя имел некоторую слабость к спиртному, все же предпочитал первое. Рекунов и Лебедев были матросами. Саша был первым хохмачом, и обожал розыгрыши, тем не менее, во время швартовок на руль вызывали именно его. Он был самым высоким в оркестре, ходил с преувеличенно серьезным лицом, которое становилось озабоченным, когда ему хотелось кого-либо разыграть. А обстоятельный и практичный Виктор Рекунов был главной опорой боцмана, и при необходимости мог легко его заменить. Именно он был главной мишенью в оркестре для беззлобных шуток Лебедева. Игорь Маркевич работал радиотехником, и мог починить не только любую отечественную радиоаппаратуру, но и хитроумную японскую. Он обладал отменным чувством юмора, и острым умом. Он был жгучим брюнетом с жесткими волосами, и на вид колючими усами. Юра Кочкин, плотный и подвижный блондин, который играл на электрооргане, был рефмашинистом, звезд с неба не хватал, но и нареканий на его работу не было. К тому же он был единственным из музыкантов, кто имел музыкальное образование, и Миша Стрельцов часто с ним советовался, когда приходилось писать ноты. Миша пришел в пароходство уже опытным моряком, поскольку до этого три года работал в рыболовном флоте. На пассажирское судно его направили после отпуска, три месяца назад, судовым электриком. Когда-то сестра подарила ему трубу на день рождения, на которой он умел играть еще со школы. С тех пор труба путешествовала с ним по всем судам, на которых приходилось работать. Он был худощавым брюнетом с внимательными карими глазами, и задумчивым выражением лица. Он и организовал этот оркестр на "Петропавловске".

Размышляя обо всем этом, Миша не заметил, как к нему подошел военный моряк, капитан первого ранга:

— Добрый вечер. Вы, как я понимаю, руководитель оркестра?

— Совершенно верно, — ответил Стрельцов, вопросительно глядя на офицера.

— Знаете, с удовольствием провел сегодняшний вечер, мне понравился ваш оркестр.

— Спасибо, очень рад, что нам удалось доставить вам удовольствие.

— Давайте познакомимся, Игорь Петрович, — представился моряк, протягивая руку.

— Михаил Стрельцов.

— У меня к вам предложение, вернее просьба. Через две недели день Военно-Морского флота, и мы были бы очень рады, если бы вы согласились дать концерт для наших моряков.

— Но вы же слышали наш репертуар, у нас просто легкая танцевальная музыка, я думаю, что это не подходит для концерта, — озадаченно ответил Миша.

— А я считаю, что это именно то, что нужно, и уверен, что ваша музыка придется нашему городку очень даже по сердцу.

Стрельцов немного подумал, и сказал, что для проведения такого концерта должно совпасть как минимум три фактора: Судно должно стоять в порту, нужно получить согласие всех музыкантов, и "мы должны получить разрешение помполита. Причем, если наш ревнивый блюститель нравственности узнает, что этот вопрос вы решали сначала с нами, он непременно решит, что это является идеологическим демаршем, и обязательно запретит".

Офицер улыбнулся и сказал, что проблему с политработником он, естественно, берет на себя. Что касается стоянки судна в порту, то он уже выяснил, что если погода не внесет свои коррективы, то "Петропавловск" будет стоять у причала.

— Вам остается только договориться с музыкантами.

Неожиданное предложение вызвало у Михаила двойственное чувство: С одной стороны было лестно услышать высокую оценку скромным способностям оркестра, хотя, возможно моряк в музыке вовсе не разбирался, а с другой стороны, играть в доброжелательном окружении экипажа, это одно, а играть перед незнакомой публикой… ведь могут и освистать.

После окончания вечера музыканты вновь собрались в салоне третьего класса.

Миша разлил по рюмкам остатки реквизированного коньяка, и пересказал музыкантам содержание разговора с военным моряком.

Марина, веселая девушка с пышными темными волосами и тонкой талией, пришла в восторг от такой возможности. Она работала дневальной в столовой команды, ее любили за веселый нрав и за старательное отношение к своим обязанностям. Всем нравилось с ней общаться, однако серьезных отношений ни с кем из экипажа у нее не сложилось. А девушке хотелось выйти замуж за моряка. Так что не трудно было догадаться, что ее обрадовало.

Остальные музыканты высказывали сомнения, и особого энтузиазма не проявляли. Стрельцов чувствовал, что решение за ним, но высказываться не торопился. Марина горячо убеждала музыкантов, облегчая ему задачу, — ему не очень хотелось давать этот концерт, но еще больше не хотелось огорчить этих людей отказом. Он высказал это соображение, и тогда никто не стал возражать.

28 июля к трапу "Петропавловска" подъехал УАЗик. Капитан-лейтенант и два матроса поднялись на борт, и попросили вызвать к трапу Стрельцова.

Матросы помогли музыкантам погрузить в машину инструменты и аппаратуру.

В военном городке музыкантов пригласили в штаб, и там их тепло встретил Игорь Петрович. Он предложил им побывать на крейсере. Молоденький лейтенант провел их по всему кораблю, с удовольствием отвечая на все заданные, и не заданные вопросы. Парней больше интересовали технические характеристики вооружения, Марину же — личный состав и условия жизни экипажа. Экскурсия, которая завершилась в кают-компании, была интересной.

В кают-компании был накрыт для музыкантов стол. Командиром корабля оказался Игорь Петрович. На столе кроме отменной еды, были водка и вино. Миша свирепо посмотрел на Ботова, и налил всем по бокалу вина.

— До начала концерта еще почти три часа, — сказал командир, — если вы захотите провести репетицию и привыкнуть к залу, вас проведет туда мичман, и будет в вашем распоряжении.

Мичман Василий сказал, что инструменты уже в зале, и к удивлению музыкантов, повел их не к строениям, а куда-то в сопки, где не наблюдалось никаких построек. В ближайшей сопке оказалась широкая траншея, в конце которой виднелась массивная металлическая дверь.

— "Оставь надежду всяк сюда входящий", — загробным голосом прогнусавил Лебедев, — вы надеялись, что вас приведут к неотразимым музам и грациям, а нас ведут в царство Гефеста.

— Не бойся, Саша, твой коллега Орфей тоже туда спускался, мы далеко не Орфеи, но есть надежда, что нас тоже выпустят, — ответил Миша.

— Вы тут шуткуете, а мы вчера полдня тут порядок и красоту наводили, чтобы не хуже было, чем у вашего Гефеста, — заявил мичман, вероятно подозревая, что эти парни имеют прямое отношение к малознакомой личности, упомянутой Лебедевым.

Василий пояснил, что концертный зал оборудован в бомбоубежище. Он представлял собой половину цилиндра, лежащего на боку, длиной метров пятьдесят. По сторонам широкого прохода стояли кресла, в дальнем конце располагалась сцена. Василий включил "юпитеры", освещающие ее, погасил в зале свет и ушел.

Миша сразу заметил, что в зале потрясающая акустика, а когда он сыграл музыкальную фразу, это заметили все.

— Да-а, акустика здесь, как в Домском соборе, — довольным тоном произнес он.

Электрогитары не производили такого эффекта, зато труба звучала божественно.

— Сыграй что-нибудь, — попросил Лебедев.

Миша взял несколько нот, затем сыграл "Романс" из "Музыкальных иллюстраций" Свиридова. Кто-то заглянул в дверь, мелькнул силуэт, затем дверь захлопнулась. "Неужели снаружи слышно?" — удивился Стрельцов, не прерывая игры. Когда прозвучала последняя нота пронзительной мелодии великого композитора, казалось, что она еще долго металась под сводом удивительного помещения.

— Я из зала послушаю, — сказал Рекунов.

— Нет, давайте репетировать, Марине распеваться нужно, — возразил Миша. — Попробуй без микрофона, Марина, может он здесь и не нужен, я отойду, послушаю.

Голос Марины звучал великолепно, но озвучить такой большой зал она не могла. Стоя в зале, Миша откорректировал громкость звучания всех инструментов. Ему нравилось ходить с трубой по темному залу, уж трубе-то микрофон не нужен.

Репетировали с полчаса, обращая внимание на вступления. Никто оркестру не мешал, Марина была в ударе, у всех было хорошее настроение, и продолжать репетицию не было необходимости.

— Хочу слушать соло трубы, — заявил Кочкин, усаживаясь в третьем ряду.

Дважды Мишу просить не пришлось, еще никогда его труба так не звучала. Иногда Миша играл для себя в пустых трюмах судов, на которых работал. Там тоже была неплохая акустика, но мелодии получались с "металлическим привкусом", который раздражал. Здесь же каждая нота доставляла удовольствие, и Миша не щадил себя. На сцене остались Маркевич и Рекунов, негромко аккомпанируя трубе. Когда-то у Миши была грампластинка на 78 оборотов, "Аранжировки Рея Коннифа", там был блюз Джорджа Гершвина "Summertime" и пластинка с мелодией "Юлия", которую исполнял трубач Чижик. Миша очень любил эти произведения, и сейчас чувствовал, что сыграл их не хуже известного трубача.

Играя, Миша присматривался к лицам своих коллег, не кажется ли им его игра бравадой. Нет, они все понимают, и, кажется, получают удовольствие от его игры. И тогда он решился сыграть "Венгерский танец" Брамса. Сыграть его без запинки ему редко удавалось, иногда он хитрил, и сложные места играл "легато", сейчас же, чувствуя вдохновение, он решил играть эти 64 доли "стаккато" и в нормальном темпе. У Игоря загорелись глаза: для ударника это тоже сложное произведение. Рекунов, боясь не уследить за плавно меняющимся ритмом, замолчал. И Брамс был сыгран безукоризненно. Ботов восторженно произнес:

— Браво, Миша!

Юра Кочкин вскочил, с жаром аплодируя, его поддержали и другие.

А нужно сказать, что Михаилу трудно давались высокие ноты. Он винил в этом свои губы. У трубача губы должны быть в ниточку, — тонкие губы дают возможность легко играть на высоких нотах. У Миши же губы были довольно полные, не такие, как у Луи Армстронга, конечно; и как великому трубачу удалось покорить такой инструмент, для Миши всегда было загадкой.

Однако сейчас он чувствовал, что ему все под силу. Вспомнив Армстронга, Миша решил сыграть его "Караван", неожиданно для себя сделал модуляцию, и тогда ему пришлось достать невероятную для себя ноту "ми" третьей октавы, но и она прозвучала чисто и звучно. Он играл, наверно больше часа.

Пришел мичман Василий, и сказал, что минут через пятнадцать появится публика. Музыканты собрались на сцене, задернули занавес и стали ждать.

Через минуту в зале вспыхнул свет. По шуму, доносящемуся из-за занавеса, музыканты поняли, что в зал стал прибывать народ. Юра, самый нетерпеливый и любопытный, решил найти возможность оглядеть публику. Он нашел таки неприметную щель

— Слушайте, — с восторгом и волнением комментировал он, — да тут такая публика собирается! Офицеры в чинах, да с женами, да с красивыми! И детей полно, заняли первые ряды. А мы-то думали, что будем играть только для славных матросов Военно-Морского флота… О, Миша! Ты знаешь, кого я углядел в пятом ряду? Девушку, для которой ты так старательно играл на вечере отдыха. Сейчас она выглядит совсем по-другому, шикарная красавица!

В это время Миша осторожно ощупывал языком внутреннюю поверхность губ, на которых остались стойкие отпечатки его зубов. На этот раз ощущения были болезненные. Он понял, что перетрудил свои губы перед концертом. Но реплика Кочкина заинтересовала его, и он подошел посмотреть в щель между занавесями.

— Дай посмотреть.

— Ваша юная красавица сидит в пятом ряду справа. Но не злоупотребляйте, пожалуйста, моим терпением, — подчеркнул Юра свое право собственности на щель.

Миша выглянул в зал, и ахнул. Народу набилось полный зал. Его встревожила мысль, что при таком скоплении публики акустика, от которой он был в восторге на репетиции, исчезнет. "А еще эти губы… Как же я буду играть?" — озабоченно думал он.

Девочку он узнал, но на этот раз она действительно выглядела замечательно, и казалась гораздо старше. Очевидно, сыграли роль пышные, пшеничного цвета волосы, мягкими волнами рассыпавшиеся по плечам, и скромный макияж лица. На "Петропавловске" она была без этих атрибутов красоты, и казалась совсем девчонкой. Сейчас ее женственность бросалась в глаза.

Рядом нетерпеливо переминался Юра, и Миша, озабоченно вздохнув, направился к Ботову.

— Коля, выручай, акустика исчезла напрочь, а у меня губы болят. Все соло твои. Я, наверно, играть не смогу.

Коля подумал, и сказал

— Коньяк. Ящик.

— Не будь сволочью, — расстроено ответил Миша.

— Что, все так плохо?

— Да, боюсь, что не возьму "фа" второй октавы.

— Ладно, выручим, Юре тоже скажи, чтобы поддержал.

На сцену поднялся деловитый мичман Василий.

— Если у вас все готово, я открываю занавес.

Музыканты ободряюще переглянулись, взяли инструменты и заняли свои места. Когда занавес раздвинулся, сцену ярко осветили софиты, и зал для музыкантов потонул во мраке. Миша поприветствовал публику, поздравил всех с праздником. Марина прочла стихи, соответствующие моменту, а Лебедев взял долгий, низкий, вибрирующий аккорд, и зазвучала песня "Усталая подлодка". Исполняли ее Рекунов и Ботов, Марина сопровождала голосом их выступление. После этой песни оркестр сыграл несколько вещей из своего обычного репертуара, чередуя песни и инструментальную музыку.

Потом Марина сказала:

— Мы надеялись, что в зале будут дети, и очень рады, что вас здесь так много. Специально для вас мы подготовили детскую ирландскую песенку.

Песня понравилась не только детям, и с этого момента у музыкантов установился с залом приятный контакт.

Мишу с одной стороны радовало, что все идет гладко, даже солистка ни разу не вступила поперек такта, и в то же время он чувствовал, что играет на пределе. Пытаясь сдержать предательское шипение, он изо всех сил растягивал губы. Он был вынужден теснить Ботова, чтобы играть в его микрофон, потому что звук своей трубы он почти не слышал. А через микрофон труба звучала жалко и неестественно. Глаза музыкантов привыкли к темноте в зале, и Миша изредка посматривал в сторону девушки виноватым взглядом. И когда он в очередной раз глянул в ее сторону, то с некоторой досадой, и в то же время с облегчением увидел, что кресло девушки опустело. Играть оставалось еще минут десять, хотя Миша уже давно утратил интерес к этому концерту, и с нетерпением ждал его окончания. Зрители аплодировали каждому исполненному произведению, но Мише казалось, что аплодируют они только из сочувствия к оркестру. И настроение у него было "на нуле"

Когда, наконец, концерт закончился, Миша, дождавшись, когда зал опустеет, незаметно покинул своих коллег. Они оживленно обсуждали подробности, и, отнюдь не считали, что концерт провалился. Но Мише хотелось побыть одному. Чувствовал он себя отвратительно. Выйдя из бомбоубежища, он увидел девушку, которая была здесь явно не случайно. Встретившись с ним глазами, она покрылась ярким румянцем, тем не менее, смело шагнула ему навстречу:

— Я слышала вашу репетицию, — торопливо и с волнением сказала она, — потихоньку пробралась в зал еще до начала концерта, вы меня, кажется, не заметили. Играли вы тогда замечательно. Вашу трубу я слушала с восторгом. Знаете, я поняла, что случилось во время концерта. Я знаю, что для трубы необходима хорошая акустика, а она как раз таки и исчезла в этом наполненном публикой зале. Мне было больно смотреть, как вы переживаете, и поэтому я ушла. Но мне хотелось поблагодарить вас за то удовольствие, которое мне доставила ваша труба тогда, на теплоходе, и сегодня на репетиции.

У Миши потеплело на душе, хотя странное поведение этой девочки привело его в растерянность.

— Как зовут вас, юная Нимфа? — Спросил он, придя в себя.

— Меня зовут Светлана, — улыбнулась девушка, — а вас как зовут?

— Михаил Стрельцов. Не ожидал услышать такую лестную оценку от юной красавицы. Особенно сегодня, — усмехнулся он, — спасибо вам, вы первая, кто так высоко оценил мои скромные способности. Спасибо, и всего тебе хорошего, добрая юная фея. Будь счастлива.

Девочка улыбнулась ему в ответ, неуверенно повернулась, и направилась к поселку. Миша сел на подвернувшийся камень и закурил. Неожиданное появление девочки нарушило его планы безутешно оплакивать свой провал на концерте. Ей удалось развеять его мрачные мысли, и он невольно улыбался, вспоминая ее торопливые слова. А скоро из бомбоубежища шумно вышли его коллеги. Увидев Мишу в позе страдающего "Мыслителя", Саша Лебедев деловито обратился к Кочкину:

— Юра, ты у нас самый сердобольный. Намыль-ка веревку для друга!

— "Услужливый дурак опаснее врага". Спасибо за заботу, но меня уже утешили более гуманным, я бы даже сказал, очень приятным способом.

Парни переглянулись, а Миша, легко поднявшись, направился к поджидавшему их УАЗику. От шутки Лебедева его меланхолия испарилась окончательно.

 

Глава 2

Южные широты

В начале осени "Петропавловск" стал готовиться в рейс на Новую Зеландию. Время от времени крупная рыболовная организация "Океанрыбфлот" фрахтовала судно для смены экипажей больших морозильных траулеров, работающих в южном полушарии. Перед каждым рейсом за границу на судах Камчатского Морского пароходства происходило то, для чего в мореходной лексике подходящего слова нет. Никто, начиная с капитана и стармеха, и кончая уборщицей, не мог быть уверен, что перед самым рейсом его не спишут с судна. Причиной списания мог быть какой-либо эпизод пятилетней давности, в основном зафиксированный факт распития спиртных напитков на судне.

Таким образом, многочисленный аппарат руководства и береговых служб внедрял в экипажи судов нужных людей: родственников, друзей, любовниц.

Наиболее конкретно эта практика проявлялась на пассажирских судах, потому что кроме береговых служб, своих людей нужно было пристроить еще и судовой администрации. Дирижером этого омерзительного процесса всегда был помощник капитана по политической части — помполит Эрнест Рудольфович. Россия всегда была богата людишками такого сорта, но дело в том, что Эрнест Рудольфович был немцем. Пунктуальность великой германской расы передалась и ему, но выражалась в том, что всякий, самый мелкий просчет в работе или в поведении каждого моряка он тщательно и скрупулезно фиксировал в специальном журнале, по каждому поводу требовал объяснительную, и в нужный момент эти документы пускались в дело. На каждого члена экипажа у помполита было досье. В каждой судовой службе помполит имел глаза и уши, которые он вербовал из нарушителей. Они тоже находились под присмотром. Таким образом, все, что происходило на судне и в умах, было под контролем помполита. Его в пароходстве знали все, потому что свою гнусную деятельность на "Петропавловске" он продолжал уже лет двенадцать. Поэтому и ненавидели все, включая и капитана. Но Эрнест Рудольфович был настоящим коммунистом, то есть негодяем по призванию, и в симпатиях моряков не нуждался. И кто бы мог подумать, что спустя три года после описанных событий этого монстра удалось свалить маленькой дневальной с бархатистым голосом, — Марине, любимице экипажа и оркестра. Но это уже другая история.

Две недели белоснежный снаружи лайнер, внутри был мрачен, угрюм и подозрителен. С судна удаляли неугодных, неблагонадежных, подозрительных, а также будущих нарушителей. Уходили чьи-то друзья, подруги, а главное — высококлассные специалисты. Маловероятно, чтобы кто-то из музыкантов остался на судне, если бы они не были под защитой собственной музыки; маловероятно, что помполит посчитался бы с этим обстоятельством, если бы наличие оркестра на судне не считалось в парткоме пароходства его личной заслугой. Наконец, экипаж был сформирован.

Тем не менее, за два дня до отхода, у Миши Стрельцова произошел казус, после которого он чудом остался в экипаже.

У Миши в городе была женщина. Впрочем, справедливости ради, стоит отметить, что Срельцов был любвеобильным парнем, и на судне любовница у него тоже была. Быть в любовных отношениях с кем-либо на судне считалось преступлением, и приравнивалось, по крайней мере, к терроризму. Каждый вечер комиссия в составе: старпом, пассажирский помощник, старшая номерная, во главе с помполитом совершали обход по судну. Проверялись каюты экипажа, служебные помещения, выборочно пассажирские каюты. Помполит всегда входил без стука. Входить таким образом в женские каюты, вероятно, доставляло ему особое удовольствие. Визг полураздетых женщин его нисколько не смущал. В таких условиях любовникам, (а если в замкнутом пространстве есть коллектив женщин и коллектив мужчин, то пары образуются неизбежно) приходилось проявлять чудеса изобретательности, чтобы уединиться.

Со своей судовой любовницей Миша иногда уединялся в салоне третьего класса, где хранились музыкальные инструменты, и проходили репетиции оркестра. Статус руководителя оркестра давал ему право иметь личный ключ от салона.

Салон состоял из двух помещений, в дальнем из которых было несколько коек. Чтобы обезопасить себя от внезапного вторжения, Стрельцов просверлил в язычке замка тонкое отверстие, в которое можно было вставить изнутри гвоздик, который блокировал замок.

Миша попал в состав пожарной вахты, и уйти с судна не мог. С Ниной Миша встречался уже восемь месяцев, и был ею горячо любим. Эта любовь несколько тяготила его, хотя Нина ему нравилась и была славной и симпатичной женщиной, но он бы предпочел полный паритет в отношениях.

Миша позвонил ей, чтобы сообщить, что встреча не состоится. И тогда Нина заявила, что придет к нему на судно сама. Миша сопротивлялся слабо: перспектива провести бурную ночь, была очень заманчива. Он встретил Нину на трапе, и провел ее прямиком в салон. Подробности встречи автору неизвестны, но в начале двенадцатого ночи снаружи в замочную скважину кто-то вставил ключ. Миша велел Нине тихо и быстро одеваться. Ключ оказался очень настойчивым, однако гвоздик был весьма упрям. Наконец ключ вынужден был ретироваться. Нина была уже готова, а Миша успел дозвониться по внутреннему телефону до Игоря Маркевича. Наступил самый острый момент: нужно было выпустить Нину, но обладатель ключа мог стоять за дверью. Миша беззвучно открыл дверь и выглянул. В коридоре не было никого. Трап на главную палубу был в двух шагах, а наверху должен был стоять Игорь, который проводит Нину на берег.

Миша вернулся в салон, чтобы замести следы. Он едва успел навести порядок, прежде чем назойливый ключ снова появился в замочной скважине. Стрельцов прыгнул на койку. Дверь открылась, зажегся свет. Сквозь неплотно закрытые веки Миша увидел старшую номерную в сопровождении вахтенного штурмана и боцмана. Его окликнули. Щурясь от яркого света, Миша открыл глаза, старательно сохраняя на лице сонное выражение.

— Почему ты спишь здесь? — спросил штурман.

— Да в каюте спать не дали, расшумелись, а мне с утра на вахту.

— А почему дверь не открывалась ключом? — недоверчиво спросила номерная.

— А как же вы вошли? — резонно спросил Миша.

— А вот первый раз я открыть не смогла.

Глядя на Мишу хитрыми смешливыми глазами, боцман сказал:

— Наверно заело замок, с ними это случается. Завтра я его смажу, и все будет окей.

Казалось, инцидент был исчерпан, однако правая рука помполита — номерная доложила о нем, и, несмотря на позднее время, помполит вызвал Стрельцова.

За что отчитывать руководителя оркестра, помполит и сам не знал, вопиющих фактов не было, но были подозрения, поэтому нашлись и суровые слова.

— Отдайте мне ключ от салона, — в заключение сказал помполит.

— Ключ вот он, но я бы хотел забрать свою трубу.

— Зачем забрать?

— Я так вас понял, что в оркестре я больше не играю, а труба моя личная.

Помполит задумчиво повертел ключ в руках.

— Возьмите ключ, и не устраивайте впредь спальню в салоне. Свободны!

На следующий день на судне были размещены рыбаки трех экипажей — около трехсот человек. К вечеру посадка и погрузка завершилась, и "Петропавловск" вышел на рейд. Начался детальный, нудный и бесконечный таможенный досмотр, затем пограничный контроль. Процедура растянулась на всю ночь. Наконец катера, загруженные ниже ватерлинии конфискованной водкой, отошли от судна, а с ними усталые, но очень довольные обильной добычей таможенники. Измученный экипаж приступил к своим обязанностям, и "Петропавловск" вышел в море.

Последующая неделя прошла под знаком Водолея, хотя обильно лилась отнюдь не вода. Рыбаки отмечали отход. Такое "Петропавловску" приходилось видеть не часто. Это было похоже на стихию, совладать с которой не могла ни администрация траулеров, ни местная. Эрнест Рудольфович утратил свой властный, высокомерный и важный вид вершителя судеб. Его гнусную должность рыбаки угадали безошибочно, и едкие реплики преследовали помполита, где бы он ни появился. Главной его заботой теперь стало незаметно проскользнуть в кают-компанию и обратно. Он был вынужден даже отказаться от своей главной, как он считал, обязанности — проводить ежевечерний досмотр кают. Побежденной администрации пришлось ждать, когда закончится водка.

Судовую любовницу Стрельцова звали Елизавета. Она работала директором ресторана, и у нее была отдельная каюта, поэтому укрываться в салоне третьего класса им приходилось, когда страсть настигала их посреди рабочего дня. Лиза обладала изящной, очень женственной походкой, изменить которую было не под силу даже восьми бальному шторму, воркующим голосом, который сводил мужчин с ума, и копной великолепных темных волос, поиграть которыми мечтал каждый моряк. Эта привилегия досталась Стрельцову. Свои отношения они старались скрывать, хотя весь оркестр, а возможно и весь экипаж, отлично знал о них. Во время подготовки к рейсу, от греха подальше, Лиза каждый день уходила домой, поэтому они сильно соскучились по общению, и Миша, презрев предостережение помполита, вовсю пользовался возвращенным ему ключом.

Однако долгожданное для администрации событие произошло: водка закончилась. Мрачные отрезвевшие рыбаки слонялись по судну, как тени "Летучего голландца", и нагоняли тоску. Среди рыбаков прошел слух, что на судне есть эстрадный оркестр. Рыбаки отправили делегацию к капитану, и капитан разрешил провести в ближайшую субботу вечер отдыха.

К музыкальным инструментам никто не прикасался три недели, они даже пылью покрылись, а руки музыкантов огрубели, поэтому кроме раздражения первая репетиция ничего не дала. К тому же повелительница колбас не проявила чуткости.

— Это Рекунов виноват, — сказал по этому поводу Лебедев, — Витя, в следующий раз я попутаю все струны на твоей гитаре, если не будет коньяка.

— Ты лучше на своей гитаре струны не путай, когда играешь, — огрызнулся Рекунов.

До субботнего вечера можно было провести еще две репетиции, а в субботу Марина пришла в новом вечернем платье с открытой спиной, и заслужила от восторженных музыкантов аплодисменты. Она мило смущалась, благосклонно выслушивая комплименты. Неотразимая певица и предстоящий вечер настроили оркестр на музыкальный лад, и репетиция прошла на высоком уровне.

— Миша, ты не думаешь, что Марине пора повысить статус? — обратился Игорь к Стрельцову.

— Юра, открой-ка пианино, — отозвался тот.

На клавишах лежала коробка конфет.

— Это тебе, Маринка, маленький приз, а что касается статуса, то ответ напрашивается: с удовольствием объявляю, что отныне Марина — наша официальная Муза.

— Эх, поднять бы тост за самую красивую музу! — задел больное место музыкантов Ботов.

— Как сказал бы О.Генри, от Анадыря и до созвездия Южный Крест нет девушки краше, — не отреагировал на прозрачный намек Ботова Маркевич.

— Коля, твой намек впервые очень кстати: я как раз собирался пригласить всех после ужина к себе, — сказал Стрельцов, пряча трубу в футляр. — Репетиция окончена, всем спасибо.

В экипажах рыбаков у Стрельцова обнаружилось много знакомых, с которыми он работал раньше в рыболовном флоте. Иногда они приглашали Мишу к себе, иногда он принимал их у себя, без водки эти встречи почти никогда не обходились, тем не менее, у него еще оставалось две бутылки бренди от запасов, которые он взял в рейс.

После ужина музыканты собрались в его каюте. К его досаде, каждый принес с собой спиртное, — у каждого была бутылка бренди "Плиска", которое отдаленно напоминало по вкусу армянский коньяк, так полюбившийся музыкантам. И только у Рекунова оказался этот замечательный напиток, достать который в магазине было невозможно. Маркевич не преминул пошутить по этому поводу:

— Витя, я тебе сочувствую, когда болит мозоль, вспоминают о старом башмаке.

— Достали вы меня уже, — в сердцах отозвался Рекунов.

— А никто ничего и не сказал, — примирительно заметил Лебедев, — позволь мне только снять перышко от перины с твоего камзола.

— Если мы все это вылакаем, помполит развесит нас на рее для просушки, — задумчиво сказал Юра, — но выхода нет.

— Размечтался! на сегодня достаточно будет и двух, — благоразумно ответил Ботов, — а остальные бутылки прячь у себя, целее будут.

Миша облегченно вздохнул и наполнил рюмки. В дверь тихонько постучали, затем поскреблись, это значило, что пришел кто-то из своих.

За дверью стояли трое рыбаков с оттопыренными карманами.

— О, как мы кстати!

Все засмеялись.

— А мы как раз решали проблему, как себя не обидеть и до салона своим ходом дойти.

— Проблем нет. Мы не собирались вас спаивать, а эти запасы и позже пригодятся, убери их, Миша, подальше.

В дверь снова поскреблись. Пришла Марина.

— Марина, это мои друзья, Дима, Саша, Толик. А это Муза нашего оркестра, и по совместительству певица. Да вы садитесь, джентльмены. Пробирайся к Сашке, Марина, он тебе там место держит.

— И твою рюмку от Ботова охраняю.

— Я на минутку, только вот работу закончила. Мне уже пора приводить себя в порядок.

— Ты у нас всегда в порядке. Кто-то нам тост обещал.

— Да. Тут недавно Игорь вспомнил О.Генри. Так вот, О.Генри сказал, что "красота, — это природа, достигшая совершенства". Я предлагаю выпить за Маринку, в которой это совершенство проявилось наиболее полно.

— А я выпью за всех вас, я люблю вас, как родных братьев, — сказала Марина.

Вечером оказалось, что далеко не вся водка выпита. Рыбаки были навеселе, хотя держались в рамках. В середине вечера в коридоре возникла драка. За порядком следили судовые тяжеловесы: плотник Гриша Стрелец, штангист богатырского телосложения, ему под стать матрос Лось и механик Шкирев. Драка была подавлена в зародыше, а драчуны разведены по каютам.

Под конец вечера один настойчивый рыбак все норовил заказать песню, пока Мишины друзья не отвели потерявшего ориентацию собрата в каюту.

Этот приятный день закончился для Миши в горячих объятиях Елизаветы.

Вскоре "Петропавловск" должен был пересечь экватор. К празднику Нептуна стали готовиться все четыре экипажа. Сооружение двух бассейнов на корме взяли на себя рыбаки. Гриша Стрелец руководил строительством.

Боцман выдавал всем желающим куски сизальского троса, который в умелых руках превращался в набедренные повязки и папуасские украшения.

"Петропавловск" быстро и уверенно догонял ушедшее лето. Все экипажи были заняты подготовкой к празднику. Бассейны заполнили водой, из душных кают моряки выбрались на палубу, все открытые места были заполнены загорающими телами. Иногда в женский бассейн проникал мужской лазутчик, там поднимался визг, и нахала изгоняли или же выкидывали со смехом и ядовитыми напутствиями.

Штурмана рассчитали скорость судна таким образом, чтобы пересечение экватора пришлось на двенадцать часов по судовому времени.

Ровно в 12.00 машину застопорили, и "Петропавловск" лег в дрейф. На шлюпочную палубу под адскую какофонию своей многочисленной свиты поднялся Морской Бог, роль которого исполнял пожилой рыбак с зычным голосом и кошмарной бородой. Он занял свой трон, украшенный кораллами и морскими раковинами, и, поправ ногами панцирь большой черепахи, у которой были веселые глаза и визгливый голос. Оркестр, перекрыв всеобщий шум, грянул марш. Капитан в полной тропической форме четко промаршировал к трону, оркестр резко оборвал марш посреди такта.

— Повелитель великий всех хлябей океанских, владыка смерчей, течений, водоворотов, гадов, чудищ и пучин морских, суровый и могучий Нептун! Позволь ладье моей белокрылой по имени "Петропавловск" пересечь из широт северных в широты южные рубеж сокровенный, экватором именуемый.

— А откуда идешь ты, мореход, на ладье своей ладной и богатой? Из каких земель путь твой пролегает по владениям моим?

— А иду я из северных земель, с прекрасного полуострова, богатого лесным и морским всяким зверем и рыбами, Камчаткой названным. Прими, владыка, дары мои, которыми земля камчатская богата.

— Дары твои принимаю я, и соизволение даю на проход рубежа сокровенного — экватора, и повелеваю всем стихиям, мне подвластным, препятствий мореходу сему не чинить, содействия всякого являть, и жаловать всегда плавания счастливого и удачи великой в делах его праведных.

А теперь желаю я тебя и спутников твоих морскою купелью обласкати, и влагой живительной и ободряющей попотчевати.

Началась лихая пляска чертей морских, обильно перемазанных сажей из самой Преисподней. В пляске черти теснили всех присутствующих к чистилищу. Проползших сквозь чистилище встречали тоже черти, и швыряли в купель. Прошедших эту процедуру можно было отличить от самих чертей лишь по печати, которую те сноровисто шлепали каждому, независимо от пола, на мягком месте, оттянув трусы.

Затем полагалось приблизиться к трону, встать на колени, и принять объемистый кубок с вином из рук Нептуна. Секретарь тут же вручал диплом морехода.

Визг, смех, гвалт стояли неимоверные. На корме стояли бочка с вином и бочка с пивом. Нептун отпустил своих русалок, и те заняли места у бочек, обильно обслуживая жаждущих влаги живительной.

Через два часа "Петропавловск" тихо тронулся с места, описал широкую циркуляцию, и взял курс на юг.

По многочисленным просьбам капитан разрешил провести в этот день вечер отдыха на открытой палубе. Моряки отмывались после праздника в душевых, судовая палубная команда скатила палубу, и судно снова засверкало чистотой. Музыканты решили не уносить аппаратуру и инструменты в салон третьего класса, и сложили все это на верхней площадке трапа, который вел к каюте "люкс".

Эрнест Рудольфович, который по-прежнему старался не попадаться на глаза бесцеремонным рыбакам, крался из кают-компании в свою каюту после вечернего чая. Сердитый на сегодняшний день, который в основном провел в каюте, и на то, что приходится вот так пробираться по своему судну, он подошел к двери, ведущей к трапу. Дверь оказалась запертой. У него был универсальный ключ, который подходил почти ко всем замкам на судне. Он открыл дверь. Вся верхняя площадка трапа была заставлена музыкальными инструментами. Это переполнило его чашу терпения. Добравшись до каюты, он позвонил вахтенному механику, чтобы тот немедленно прислал к нему Стрельцова.

— Почему вы не отнесли инструменты в салон третьего класса? — сварливо обратился он к запыхавшемуся Стрельцову.

— Капитан разрешил провести сегодня вечер отдыха на палубе.

— Это мне известно. Я спрашиваю, почему дорогостоящая аппаратура валяется на трапе?

— Она не валяется, боцман по моей просьбе запер обе двери. Именно потому, что аппаратура дорогостоящая, я и решил не таскать ее через три палубы и четыре трапа.

— Сейчас же соберите своих музыкантов и перенесите все в салон.

— Все они сейчас на вахте.

— Я распоряжусь, чтобы их отпустили.

— Не нужно распоряжаться, их и без вас отпустят. Мы перенесем инструменты в салон, но в этом случае играть на сегодняшнем вечере мы отказываемся.

— Вот и прекрасно, значит и вечера отдыха сегодня не будет. Все, выполняйте.

Красный от негодования, Миша выскочил от помполита. Музыканты были возмущены не меньше Стрельцова, и ворчали, что больше в руки не возьмут свои инструменты. Ключ от салона Миша отнес помполиту.

— Музыканты потребовали, чтобы я отдал вам ключ. Не дожидаясь ответа, Миша вышел из каюты помполита.

Слух об отмене вечера отдыха быстро распространился по судну. После праздничного ужина к Мише в каюту пришла делегация рыбаков. Миша рассказал им, что произошло, а они заявили, что пойдут к капитану.

— Он у вас настоящий моряк, и мужик что надо. Ты только уговори своих парней, а за нами не заржавеет, ты же знаешь. И инструменты ваши отнесем.

Спустя десять минут Стрельцова вызвали по трансляции в каюту капитана. У капитана сидел багровый помполит, который с ненавистью взглянул на вошедшего Стрельцова.

— Расскажите мне, что у вас произошло с Эрнестом Рудольфовичем, — обратился к Мише капитан.

— Эрнест Рудольфович, — сказал капитан, выслушав объяснения Миши, — мне не понравилось ваше решение, еще меньше мне нравятся его последствия. Я хочу, чтобы вы принесли свои извинения руководителю оркестра.

Помполит заерзал на стуле, а Миша демонстративно повернулся к нему.

— Если мой тон показался вам оскорбительным, я приношу свои извинения, — выдавил из себя помполит.

Миша молча смотрел на него с презрительной ледяной улыбкой.

— Будет нехорошо, если мы отменим обещанный вечер из-за этого инцидента, — сказал капитан.

— Мы будем играть сегодня.

— Спасибо. Сегодня я разрешаю закончить вечер на час позже.

Спускаясь по трапу, Стрельцов подумал, что вероятнее всего, это его последний рейс на "Петропавловске". Своего унижения помполит ему не простит, и уж найдет причину для списания.

Конечной точкой маршрута был порт Веллингтон. На Новой Зеландии была ранняя весна, было сыро и холодно. Помполит в своем усердии затмил легендарного Сизифа, формируя группы для увольняемых на берег, и готовя для них прочувствованную суровую речь. В ней он предупреждал увольняемых о происках империалистических вербовщиков, которые поджидают советских моряков за каждым углом, пытаясь сделать их своими агентами. Группы состояли из шести-восьми человек, во главе каждой группы должен был стоять благонадежный человек из комсостава.

Островитяне отличались странным разнообразием в одежде: некоторые были одеты в добротные куртки на меху, другие предпочитали легкие плащи, третьи щеголяли в костюмах и легких платьях, а некоторые в более чем легкомысленных полупрозрачных кофточках из марлевки. Впрочем, судя по синеватому оттенку кожи, "кофточки" чувствовали себя гораздо менее комфортно, чем "меховые куртки".

Цены в столице были высоки даже для аборигенов, уж не говоря о вечно нищих российских моряках. Каждый берег свои сорок новозеландских долларов, поскольку предполагался заход на острова Фиджи, где цены были существенно ниже.

Рыбаков высадили на траулеры на рейде, чтобы не иметь с ними неприятностей на чужом берегу. Пока новые экипажи на них принимали суда, все члены экипажа пассажирского судна побывали в городе. Затем, опять же на рейде, рыбаки старых экипажей были размещены на "Петропавловске", и судно снялось в рейс. В городе, рядом с которым пять месяцев работали экипажи, рыбакам побывать так и не удалось: власти не любили развращать своих людей чуждыми капиталистическими ценностями.

Неделю спустя судно подошло к островам Фиджи. В небольшом стольном городе Сува было очень тепло, ласково светило солнце, благоухали цветущие тропические растения, в которых утопал город. Улицы города заполнились группами российских моряков. На этот раз их было в четыре раза больше. Рыбаки за пять месяцев каторжного труда получили неимоверные суммы: каждый имел по 320–350 фиджийских доллара, что составляло почти 200 американских! За эти деньги можно было купить не только платье для жены и ползунки для сына, но и еще несколько грампластинок, да еще и на пиво оставалось.

Впрочем, приобретение записей англоязычных песен сурово пресекалось, а ввоз грамзаписей в Россию было злостной контрабандой.

Вот эту контрабанду и попросили Мишу Стрельцова надежно спрятать знакомые рыбаки. В пассажирской каюте что-либо спрятать от всевидящего наметанного ока таможни было нереально.

Автор мог бы назвать укромное местечко, куда Стрельцов определил более сотни грампластинок, однако из уважения к работникам таможни, которых каждый нормальный человек любит всей душой, умолчит: жизнь в России еще по всякому может повернуться, но работникам российской таможни ничего не грозит: только в России этой организации предоставлены неограниченные полномочия. Она зверствовала при монархии, о чем можно прочитать у Куприна, совсем озверела при коммунистах, зверствует и поныне. Ни в одном иностранном порту моряков не подвергают подобным унижениям. Стыдно за Россию.

По возвращению в родной порт, Стрельцов ускользнул из-под власти помполита, списавшись с судна по собственной инициативе. Несколько лет он скитался по Дальнему Востоку на различных судах пароходства.

Однажды, во время стоянки во Владивостоке, Стрельцов забрел в ресторан.

— Миша! — к Стрельцову приближался улыбающийся Игорь Маркевич.

Они радостно приветствовали друг друга.

— А я тут один скучаю в пустом ресторане, и вдруг такая встреча! — Говорил Игорь, весело сверкая глазами.

— Ты рано пришел, вечером тут будет не продохнуть. Я очень рад тебя видеть, Игорь, и скучать тебе не дам.

— Да уж постарайся, а пока давай выпьем за встречу.

За разговором время летело незаметно. Они рассказали друг другу об общих знакомых и друзьях.

— Саша Лебедев женился на своей Надежде, уехал в город Пушкин. Я был на его свадьбе с Рекуновым и Ботовым, — сказал Миша. — Рекунов тоже женился, с флота ушел. Где Ботов сейчас, не знаю.

— Ботов работает на плавмастерской, Кочкин на "Слаутном", а Марина так и осталась на "Петропавловске"

— Замуж не вышла?

— Увы, насколько я знаю, нет, не везет девушке, — ответил Игорь.

— Наливай еще, выпьем за их удачную дальнейшую судьбу, потом о себе расскажешь.

— У меня, Миша, дочь родилась, год назад.

— И ты молчал! Как назвали?

Маркевич работал на лесовозе "Зеялес" уже два года. Его жена Аня получила крошечную комнату в девять квадратных метров, в которой и ютилась семья.

— А сейчас подыскиваю работу на берегу, — закончил свой рассказ Игорь. — А теперь давай о себе, и подробно, мы ведь никуда не торопимся.

— Ладно. Не зря говорят, что жизнь полосатая, как матросский тельник, — начал Стрельцов. — Вот в одну из темных полос я и попал. Однажды на восточном побережье во время шторма я набил себе шишку на лбу. Шел по коридору злой на весь свет по этому поводу, навстречу попался стармех. Что-то сказал мне, слово за слово, я нагрубил ему. Он обиделся, стал караулить каждый мой промах, чтобы ткнуть носом. Я на такие вещи чувствительный, мне это быстро надоело, и по приходу в порт я списался с судна. Это был "Иван Тургенев". Спустя четыре дня он ушел в Японию, а я попал в резерв. Целый месяц ходил каждый день отмечаться, наконец, вручают направление на "Вулканолог". Знаешь, наверно это судно. Весь набит аппаратурой, тесно как в консервной банке, но рейс предполагался очень интересный: в район Бермудских островов для научных исследований. Я обрадовался, как щенок болонки. Отработал я на этом судне в общей сложности два дня. Судно принадлежало институту, а экипаж пароходский. Что-то вулканологов не устроило, и они от услуг пароходства отказались.

Я снова в резерве, каждое утро отмечаюсь, как метроном, но однажды задержался и пришел к обеду. Прихожу, а начальник резерва чуть ли не с кулаками: "где ты был? мы тебя по всему городу искали!"

Оказывается, только что инспектор искал меня, чтобы вручить направление на "Алексей Смирнов", который работает в Италии. Кроме меня в резерве не было ни одного судового электрика.

— И что теперь делать?

— А теперь вот тебе направление на "Усть-Большерецк", будешь торчать в ремонте вместо того человека, который сейчас на пути в аэропорт.

Приезжаю на это корыто, а там полная разруха. В каютах переборки выломаны, по коридорам не пройти, в машине черт ногу сломит. И экипажа — никого. Думаю "ну попал". Нашел сонного матроса, спрашиваю:

— И надолго это? Срок окончания ремонта хоть известен?

— Может кто-то и знает, но нам ни черта не говорят.

— А работы хоть какие-то ведутся?

— Да вот сами кое-что ломаем, что скажут, а заводских работяг я здесь еще не видел.

Две недели я там продержался, ничего не сдвинулось, отправился в кадры просить пароход.

Инспектор полистал карточки.

— На "Байкаллес" пойдешь?

— Пойду.

Я прибыл на судно на рейдовом катере, отдал направление второму механику, а он говорит: "А что это они электрика прислали? Мы просили моториста".

— Так вам электрик не нужен?

— Нет.

— Ну, тогда я поехал.

— Куда же ты поехал, если катер уже ушел.

— Подожду следующего.

— А мы уже машину прогрели, вот тебя и ждали.

— Так я же не нужен.

— Мотористом пойдешь.

— Куда идем то хоть?

— Лес везем на западное побережье.

"Ну, влип, это же месяца на три, да еще и работа нелюбимая", — подумал я. Так и оказалось, проторчали три месяца на побережье, наконец, выгрузились, и пошли во Владивосток. Я запросил замену на переходе. Пришли в порт, выдали нам зарплату, мне прислали замену, а вернуться домой предложили на "Ржеве", в составе экипажа. Иду по порту к этому "Ржеву", смотрю — стоит мой "Усть-Большерецк". Чистенький, покрашенный. Захожу. Оказывается, его поставили на линию Находка — Япония.

Но это еще не все, на второй день возвращаюсь из города, зашел на "Байкаллес", а ревизор еще на трапе: "Зря ты ушел. Завтра мы грузимся лесом и идем в Японию. На линию нас ставят, по крайней мере, до весны. Вот такая цепочка неудач, — закончил свой рассказ Миша.

— Ну что же, как сказал бы Жеванецкий, "но опыт есть", надеюсь, что следующие подарки Фортуны, благодаря этому опыту, ты уже не упустишь. Гм, звучит как тост, тебе не кажется?

— А на "Ржеве" давно? — спросил Игорь, вылавливая что-то в тарелке.

— Уже почти год, и весь год паршивое настроение, хотя пароход хороший и работа интересная, каюта отдельная — я тут старшим электриком. Вот с тобой хоть посмеялся от души.

— А на трубе играешь?

— Иногда беру в руки, только одно расстройство от этого.

— Почему же?

— Ты же знаешь, на ней нужно играть хотя бы пару часов в день, чтобы она звучала.

По дороге в порт они вспоминали свой оркестр, который так их всех сблизил, и сожалели, что он распался.

На "Ржеве" у Стрельцова была любовная связь с буфетчицей Ларисой, которая почти каждую ночь приходила к нему. По приходу в Петропавловск с судна списалась уборщица, и ей на замену прислали девушку, которую Миша хорошо знал. Ее звали Надя, раньше она работала на "Петропавловске". Еще тогда у них была обоюдная симпатия, и встреча на "Ржеве", их обрадовала. Вечером Надя зашла поболтать в его каюту, ее визит затянулся, и в результате ушла она от Миши только утром. Вроде бы никто ничего и не заметил, тем более что Лариса ночевала дома на берегу. Тем не менее, после ужина Лариса устроила Мише скандал. Неведомый доброжелатель зафиксировал время прихода и ухода Надежды с точностью до минуты.

Стрельцов понял, что лучшим выходом для него в этой ситуации будет бегство. Он написал заявление на отпуск, тем более что не отдыхал три года подряд.

 

Глава 3

Пансионат

У Миши было две старших сестры, с которыми у него были очень дружественные отношения. Свои отпуска он всегда проводил у них, и не сомневался, что с большим удовольствием провести отпуск просто невозможно. Старшая сестра Ирина работала на крупном заводе в городе Запорожье в отделе кадров. К ней Миша и отправился.

Встреча была очень радостной, они никак не могли наговориться, но Ирина уходила на работу, и Миша скучал. Целыми днями он валялся на диване с книгой в руках, поджидая ее возвращения, не испытывая никакого желания выйти из дома. Инцидент на "Ржеве" подтвердил, что "темная полоса" в его жизни отнюдь не закончилась. И хоть при общении с сестрой Миша всегда оживлялся, Ирина заметила его депрессию. Однажды она пришла с работы, и завела с ним разговор:

— Миша, ты целыми днями сидишь дома, никуда не выходишь, ни с кем не общаешься, я тебя не узнаю, но, кажется, я придумала средство, которое тебя расшевелит. Ты должен дать мне слово, что сделаешь то, что я предложу.

— Ира, все в порядке, я отдыхаю, читаю, нет никакого повода для беспокойства.

Ирина жестом отмела всякие возражения, и настойчиво глядя в глаза, потребовала:

— Ты даешь мне слово?

— Я сделаю все, что ты захочешь.

— Я взяла для тебя путевку в наш пансионат в Крыму. Поедешь, развеешься, и пройдет твоя хандра.

Предложение было совершенно неожиданным для Михаила, более того, оно было бы даже заманчивым, если бы не "обломовщина", которая сумела уже угнездиться в его расслабленной душе. Он представил, как его сестра ходила по кабинетам, возможно, кого-то упрашивала, проявляя трогательную заботу о нем.

— Я обещал, что все исполню, но с куда большим удовольствием я бы поехал туда с тобой — сказал он с чувством.

— Я бы тоже хотела с тобой поехать, но у меня отпуск в августе. Я вижу, что восторга эта путевка у тебя не вызывает, но я знаю причину, и предвидела твою реакцию, поэтому и просила дать мне слово.

— Нет, сестричка, у меня не вызывает восторга лишь перспектива разлуки с тобой, а за путевку я тебе очень благодарен.

Этот вечер был посвящен крымским красотам, о которых Ирина с удовольствием рассказывала.

Два дня спустя Миша прибыл в пансионат "Горизонт" в городе Алушта. Ужин в пансионате уже закончился, и ему пришлось поужинать в ресторане. За его стол посадили трех женщин, которые были с ним более чем любезны, и даже предложили ему вино, когда закончилась скромная доза коньяка, который он себе заказал. Миша сдержанно поддерживал беседу, затем вежливо простился и ушел. Большого впечатления на него дамы не произвели, но свободные нравы курортного города его позабавили, и настроение сытого, хотя и уставшего с дороги Стрельцова немного поднялось.

На следующий день после завтрака Миша отправился на пляж. Он уплыл к буйкам, и стал рассматривать загорающих женщин. Выбор был большой, тем более что мужчин было совсем мало, да и те были в возрасте. Единственный парень лет двадцати шести был окружен стайкой девушек, довольно привлекательных.

Миша стал, не спеша, приближаться к берегу, и вдруг увидел, что к воде направилась девушка с идеальными пропорциями. Рассмотреть ее лицо было трудно с такого расстояния, однако было очевидно, что она невероятно красива. Она вела за руку девочку лет десяти. Они вошли в воду. Девочка плавала "по-собачьи", но держалась на воде вполне уверенно. Медленно дрейфуя им навстречу, Миша приблизился настолько, что смог рассмотреть лицо девушки. Он понимал, что так пристально смотреть на девушку просто неприлично, но отвести взгляд было выше его сил. Ее мягкие гармоничные черты лица были так нежны и женственны, взгляд невероятно ярких голубых глаз так девственен и чист, что по телу Михаила прошел нервный озноб. Несколько раз девушка взглянула в его сторону, их глаза встретились, Михаилу даже показалось, что девушка смотрела на него с интересом, а когда ее маленькая спутница повернула к берегу, девушка даже оглянулась. Когда они вышли на берег, Миша снова поплыл к буйкам, боясь среди тесноты пляжа расплескать свои драгоценные впечатления от обаяния удивительной красавицы. Ему нужно было побыть одному. Он уплыл далеко в море, и там, качаясь на волнах, долго и бережно перебирал свои впечатления. Потом вдруг встревожился, что девушка может уйти, а он даже не узнал, с кем она пришла на пляж. В хорошем темпе он поплыл к берегу.

Девушка находилась среди группы человек из восьми, которая расположилась в трех метрах от лежака Михаила. Он взял свои солнцезащитные очки, и устроился на волноломе таким образом, чтобы можно было издалека, и не привлекая внимания, разобраться во взаимоотношениях этой группы. Вскоре он понял, что девушка пришла на пляж с отцом, с мамой и с сестренкой. Остальные женщины были, скорее всего, сотрудницами ее матери. Отец был серьезным коренастым мужчиной с волнистой седеющей шевелюрой, лет за сорок. Мать — в меру полная женщина с мягким улыбчивым лицом, и внимательными добрыми глазами.

Их дочери было лет семнадцать. Миша любовался ею, и чувствовал, как меняется мир вокруг, как далеки и ничтожны стали все его прежние заботы, радости, разочарования, симпатии и устремления. Он совершенно ясно осознал, что в его жизни вдруг наступил перелом, и его жизнь уже никогда не будет прежней, независимо от дальнейшего развития событий. Случайный взгляд юной Грации как вспышка озарил все тайные уголки его души, и Миша постиг высшую истину бытия, которая заключается в коротком слове "любовь". Он ощущал почти физическую боль, которая была одновременно и блаженством, от обладания этой истиной. Однако где-то рядом с его восторгом и блаженством скользила мрачная тень, которую он тщетно гнал от себя с досадой и с печалью: глядя на юную красавицу, он чувствовал себя невероятно старым.

Обитатели пансионатовского пляжа стали собираться на обед. Миша убедился, что интересующая его семья поселилась именно в его пансионате, и поднялся в номер, чтобы переодеться к обеду. Войдя в столовую, он едва не споткнулся, когда увидел прямо напротив входа за столиком девушку, так поразившую его воображение, которая посмотрела на него в упор. Справа и слева от нее сидели родители, а спиной к входу сидела ее маленькая сестренка. На деревянных ногах Михаил прошел мимо их столика.

За его столом сидели женщины: одна пенсионного возраста, и две женщины лет тридцати. Миша познакомился с ними, но беседовал в основном с пенсионеркой, сразу же возведя вокруг себя некую преграду, чтобы избежать недоразумений. Еще вчера он и подумать бы не мог, что будет вести себя неприступно, и не будет поощрять заинтересованных женских взглядов. Раньше он был всегда доступен, и даже не очень разборчив, и вот теперь, будучи в скучающем женском обществе, не имея соперников, он вдруг отгородился от них настолько, что даже не замечал их лиц.

После обеда Михаил выбрал скамью в парке, откуда хорошо просматривался вход в здание, и был вознагражден еще одним внимательным взглядом, когда девушка со своим отцом отправились в почтовое отделение.

С первого дня отдых в пансионате превратился для Михаила в слежку за юной Нереидой. Когда он впервые увидел ее, то сразу причислил к далекой и недостижимой мечте, однако с каждой новой, как бы случайной, встречей он убеждался, что и у девушки заинтересованный взгляд. Интересует он ее как мужчина, или она решает для себя какую-то другую проблему, он не знал, и выяснить это не имел никакой возможности, потому что она всегда была с родителями, а родители были лет на десять-пятнадцать старше самого Михаила.

Хуже всего было по вечерам: вся семья куда-то исчезала, Миша никак не мог их отыскать. Он по несколько раз приходил на танцевальную площадку в окрестностях пансионата, но девушка никогда там не появлялась. А в самом пансионате вечера отдыха не проводились. Ему удалось найти окно номера, в котором поселилась семья, оно было на третьем этаже. Перед сном девушка иногда выходила на балкон, иногда с сестренкой, иногда с родителями, и тогда Миша бывал почти счастлив, полюбовавшись ею.

Стрельцов часто звонил по телефону своей сестре, и однажды Ирина сообщила ему замечательную новость. Младшая сестра Людмила узнала, что Миша отдыхает в Алуште, и собирается к нему приехать. Спустя два дня Миша встретил Людмилу на автостанции. Вместе они сняли для нее комнату неподалеку от пансионата, и проговорили до самого вечера. Утром встретились на набережной, и пошли на пляж.

Появление Михаила на пляже с красивой женщиной вызвало у окружающих сильный интерес. Людмила была старше Миши почти на шесть лет, но разница в возрасте едва ли была заметна. У нее были большие темные пронзительные глаза с длинными пушистыми ресницами, яркие губы, четкие брови, сильно вьющиеся черные блестящие волосы, спадающие на плечи. Она была заметна в любом обществе, поэтому Михаил предвидел, что определенной реакции на ее появление не избежать, но ему очень хотелось увидеть, будет ли реакция у девушки, которая теперь занимала все его чувства и мысли. Он подозревал, что девушка не останется равнодушной, но ее реакция настолько поразила Мишу, что он испугался. Он испугался, что навсегда потерял ее внимание, с другой стороны, он убедился, что не безразличен ей. Ее взгляд выразил целую гамму чувств, в которой Мише трудно было разобраться, он был настороженный, тревожный, в нем была грусть и разочарование. Она что-то сказала матери, мать оглянулась на Михаила, затем стала что-то говорить дочери в полголоса. Михаил давно заметил, что у девушки нет секретов от матери, и по взглядам матери догадывался, что какой-то разговор у них был именно о нем, теперь же это было очевидно.

У Людмилы с Михаилом было большое семейное сходство, посторонние люди часто определяли, что они брат и сестра. Миша надеялся, что трезвый взгляд матери увидит это сходство, и она обратит на это внимание дочери. Последнее время Миша иногда ловил на себе заинтересованный взгляд матери девушки, и уже почти был готов предпринять реальный шаг для знакомства с этой семьей, но неприступный вид главы семьи, отца девушки, удерживал его, он понимал, что у него будет единственный шанс завязать знакомство. Он берег этот шанс, и ждал удобный момент.

Сестра самостоятельно обратила внимание на необыкновенную красоту девушки:

— Миша, ты заметил юную Наяду, в пяти метрах от нас, слева от меня? Редкое сочетание удивительной красоты, скромности и обаяния.

— Еще как заметил, уже пять дней я глаз от нее не могу оторвать.

— Я тебе сочувствую, жаль, что она так молода, я думаю, ей не больше семнадцати.

После такого замечания любимой сестры Миша не стал развивать эту тему.

 

Глава 4

Знакомство

Два дня спустя в пансионате повесили объявление, в котором говорилось, что после обеда в зале пансионата состоится небольшой концерт, после которого отдыхающим будет предоставлена возможность немного потанцевать. К великой радости Михаила, девушка пришла на это мероприятие в сопровождении молодых женщин, но без родителей. Если бы Мишу спросили, что происходило на сцене, он вряд ли смог бы ответить, все его внимание было обращено на прекрасную незнакомку.

Концерт закончился, стулья расставили вдоль стен, заиграла музыка. Миша стоял у входа, наэлектризованный так, что с него едва ли не сыпались искры. Девушка сидела у стены все с теми же женщинами. Большой зал был совершенно пуст, и только у входа стояло несколько человек, все остальные, преимущественно женщины, сидели вдоль стен.

Когда Миша сделал первый шаг, девушка вспыхнула, их взгляды скрестились, и все вокруг перестало существовать, только эти два взгляда. Миша промаршировал через зал и пригласил ее на танец. Они кружились в медленном танце — единственная пара, и все взгляды были устремлены на них. Но все эти взгляды были для них далеко на периферии их сознания. Они смотрели в глаза друг другу, и она отвечала на его вопросы.

— Самым ужасным для меня был бы ваш отказ, и я бесконечно благодарен вам за то, что вы дали мне возможность говорить с вами. Как зовут вас, прекрасная фея?

— Катя, — просто ответила девушка, не опуская глаз, волнуясь и смущаясь при этом.

— Катюша, милая, мне так много нужно вам сказать, для этого нужна целая жизнь, а у нас сейчас всего несколько минут, скажите, как зовут вашу маму, я бы хотел получить ее разрешение на общение с вами.

— Ее зовут Людмила Павловна.

— Спасибо, Катенька. На всякий случай скажите мне ваш домашний телефон, меня приводит в ужас то, что каким-то образом я могу потерять ваши следы.

— Но мы живем в городе Запорожье. Вот наш телефон — Катя назвала номер.

— Это сама судьба, в этом городе живет моя вторая сестра!

— А женщина на пляже тоже ваша сестра?

— Да, ее тоже зовут Людмила, мне так приятно, что вы об этом спросили. Катюша, я прошу вас, мы ведь можем выйти в парк, и там спокойно побеседовать.

— Всего на несколько минут, меня будут искать родители, будет лучше, если я сама приду. А вас как зовут?

— Простите, я так взволнован, что забыл представиться. Меня зовут Михаил, — ответил он, увлекая ее к выходу.

Весь зал провожал глазами эту пару со жгучим любопытством и недоумением. И Катя, и Михаил были весьма заметными личностями в пансионате, хотя и по разным причинам: удивительная женственность и несомненная красота скромной девушки бросалась в глаза, и вызывала симпатию даже у женщин. Нелюдимость и загадочность Михаила также вызывала интерес. И вот эта нелюдимость вдруг получила неожиданное объяснение: парень был влюблен в прекрасную девушку, — это было банально, но юная девушка была готова ответить ему взаимностью — это вызывало недоумение, поскольку разница в возрасте была очевидна.

— Катюша, я еще никогда не был так счастлив, неужели все то, что я читал в ваших глазах — правда? — говорил Миша, когда они вышли в парк, — если бы вы знали, как я ждал этой возможности говорить с вами, но скажите мне прямо, вы хотели, чтобы я к вам подошел?

— Да. Но не забывайте, у меня всего несколько минут.

— Меня это приводит в ужас, но я постараюсь быть благоразумным. Вы самая красивая девушка на планете, а я сегодня самый счастливый человек на ней. Мне так хотелось познакомиться со всей вашей семьей, но вашего отца это вряд ли обрадовало бы.

— Да, отец у меня строгий, и я боялась, что он заметит ваше внимание.

— Прекрасно понимаю вашего отца, и очень уважаю его за это. Как его зовут?

— Павел Кириллович.

— Спасибо, Катенька, но как же нам снова встретиться, хоть на несколько минут? Я хочу разговаривать с вами, видеть вас вот так, как сейчас.

— Если у меня появится возможность, я скажу вам во время купания. Вы сказали, что ваша сестра живет в Запорожье, а сами вы, где живете?

— Я живу в Петропавловске-Камчатском.

— На Камчатке?! Чем же вы там занимаетесь?

— Я моряк торгового флота, если вы это имеете в виду, но вы не пугайтесь, мы не хуже и не лучше всех остальных.

— Это не испуг, а изумление…Мы с мамой прозвали вас капитаном Немо, вы смотрели фильм "Двадцать тысяч лье под водой"? Вы похожи на актера Дворджецкого.

— И смотрел, и читал, но только я не капитан, и даже не штурман.

— Это не имеет значения. Вы столько всего видели, мне тоже хотелось бы разговаривать с вами, но боюсь, меня уже ищут.

— Идите, Катенька. Мне бесконечно жаль расставаться с вами, но теперь я уверен, что мы еще встретимся. Скажите мне ваш домашний адрес, я напишу вам письмо, если вы разрешите.

Михаил бродил по парку, перебирая в памяти каждое мгновение этой встречи. Его восхищало несомненное мужество этой юной девушки. Под прицелом десятков взглядов, за каждым из которых были мысли, не вполне одобрительные, любопытство, не вполне здоровое, чувства, не вполне доброжелательные, она смогла принять его приглашение. Михаил представил, какая лавина ужасных чувств обрушилась бы на него, если бы она ему отказала. "Неужели она поняла, каково будет мне, и как ангел во плоти уберегла меня от этой лавины?"

Предположительно, наше сознание верный наш союзник, оно же наш свирепый тиран. Стоит совершить промах, и его причитаниям не будет конца. Когда случается пережить горечь поражения, сознание вновь и вновь возвращает нас к неприятным моментам, как будто одной дозы мучительного яда недостаточно, чтобы привести нас в уныние, и рану необходимо регулярно посыпать солью. Когда же случаются критические ситуации, сознание, вместо того, чтобы подсказать оптимальный выход, легко преобразуется в сгусток страха, витает вокруг вас, и пугает ужасом и паникой. И если вы не сумеете найти поддержку в вашей воле, вы обречены. Но как только опасность миновала, сознание тут как тут: а зачем ты испугался? Нужно было действовать! Следовало делать так, и вот так!

Когда Михаил сделал первый шаг, сознание в панике его покинуло, опоры на волю и сам не искал, потому что решение было не волевым, а чувственным. Единственной опорой был трепещущий, тревожный и прекрасный взгляд, на который он шел, как на маяк, и она, в состоянии крайнего смущения, не опустила глаза, и нашла в себе силы подарить ему этот танец.

Странным обстоятельством было то, что мать Кати, Людмила Павловна, казалось бы, должна была относиться к такому потенциальному поклоннику своей дочери отрицательно, учитывая его возраст. С ее жизненным опытом и умом, который не вызывал сомнений, она должна была оберегать дочь от таких знакомств. Либо она не воспринимала его, как поклонника, либо действительно чувствовала симпатию к нему. Хотелось бы Михаилу иметь союзника в лице матери.

Как же красива была Катя! Ее безупречный овал лица обрамляли короткие пепельные волосы, яркие розовые и пухлые губы с очаровательными ямочками в уголках, а над ними тонкий носик с изящными крыльями. А под прямыми четкими бровями сияли огромные голубые глаза. Но главный секрет ее красоты был в необыкновенной гармонии этих замечательных черт лица, и удивительного внутреннего мира, который сиял в этих глазах. Ее мягкая, нежная, удивительно женственная красота не поддавалась описанию. Михаил совершенно искренне был убежден, что она самая красивая девушка на планете, увидеть ее единственный раз — уже счастье, а он с ней разговаривал, держал ее за руку! Ему вдруг пришло в голову, что в его любви нет ничего чувственного, его мысли чисты и невинны, как братская любовь. Он решил обдумать это честно и непредвзято перед сном.

Не в силах держать свое счастье в себе, Михаил помчался к своей сестре Людмиле. Сестра выслушала его с интересом, однако изумления, которого ждал Михаил, не проявила. Впрочем, огорчения он не испытал, он едва ли заметил это.

В сумерки Миша занял свой пост на скамейке в парке. Через минуту Катя вышла на балкон, и помахала ему рукой — как видно, его укрытие не было для нее тайной. Михаил в ответ поклонился. Расстояние не позволяло рассмотреть ее лицо, но он знал, что она улыбается. Затем вышла ее сестра, имени которой Миша не знал, а затем и ее родители, и Михаилу пришлось отодвинуться в густую тень.

Катя уходила последней, характерным жестом показав ему, что идет спать. Миша помахал ей рукой, выкурил сигарету, и последовал ее примеру.

Уже в постели Миша решил исследовать свою мысль о том, почему в его любви нет ничего эротического. Ему вспомнился рассказ Джека Лондона о том, как молодая супружеская пара сознательно отказалась от секса, чтобы сохранить свою неистовую любовь навсегда. Это привело их к разочарованию, равнодушию и отчуждению.

В темноте перед мысленным взглядом Михаила привычно всплыло милое Катино лицо на расстоянии вытянутой руки. Небольшое усилие мысли, и вот уже она вся, в мокром купальнике. Прежде, чем продолжить эксперимент, Миша подумал, не оскорбит ли он таким образом девственный образ Кати, который хранится в его душе. Еще одно усилие, и вот уже она рядом, и уже без купальника. Трепетно приятно чувствовать запах ее волос, ощутить ее дыхание на своей щеке, трогать ее гладкую, бархатистую кожу, нежными поцелуями ласкать ее губы, прикоснуться к ее груди… И ничего здесь нет чувственного, просто бесконечная нежность, восторг, уважение, радость, — думал Михаил до самого рассвета, безуспешно призывая сон, который покинул его в результате рискованного эксперимента.

Во время завтрака Михаил приветствовал Катю легким поклоном, она ответила незаметной улыбкой, которую отлично заметила ее мать. Михаил прошел за свой стол.

— А мы ломали голову, почему такой интересный мужчина ни с кем не встречается, ни с кем не знакомится, — сразу после приветствия заговорила пожилая соседка по столу. — И вот все выяснилось. Очень красивая девушка, слов нет.

— А я не предполагал, что моя персона здесь кому-либо так интересна, что удостоилась обсуждения за моей спиной, — холодно ответил Михаил.

— Ну зачем так агрессивно, никто ничего плохого о вас не говорит и не думает.

— Спасибо, я также стараюсь вести себя вежливо и деликатно.

Во время купания Катя предоставила возможность Михаилу подплыть к ней в стороне от основной массы купальщиков.

— Я только хотела сказать, чтобы вы сегодня не делали попыток знакомиться с моими родителями. Завтра мой папа уезжает, его отзывают из отпуска.

После ее первой фразы сердце Михаила куда-то провалилось, и он едва не ушел на дно, затем осознал значение ее слов, которые вернули его к жизни.

— Спасибо, Катенька, сегодня я даже любоваться буду вами лишь украдкой!

Следующий день был пасмурный и дождливый. Увидеть Катю Михаилу удалось лишь дважды, во время завтрака и во время обеда. Кресло Павла Кирилловича в столовой пустовало. Михаил с радостью обнял бы этого человека, и рассказывал бы ему о своей любви к его дочери, тем не менее, его отсутствие принесло Михаилу чувство облегчения. Погода расстроила все его планы познакомиться сегодня с Катиной мамой, он был в тоске, не знал чем заняться. В голову пришла идея написать Кате письмо.

"Катенька! Я сознаю, что для людей, живущих в одном здании, письма — странный способ связи, но что мне остается, если обстоятельства заставляют меня носить непроницаемую маску, смотреть на Вас лишь украдкой, и держать рот на замке. Это мучительно, но один Ваш взгляд, пусть даже случайный, приводит меня в восторг и компенсирует все мучения.

Я очень уважаю, и понимаю ваших родителей: кому, как не им знать, какую драгоценность они вырастили, и сколько есть и будет желающих обратить на себя Ваше внимание. Они оберегают Вашу Юность и Вашу репутацию. И еще я восторгаюсь тем, как блестяще они справились с самой трудной и сложной задачей, которая возникает перед всеми родителями: с воспитанием своих детей. Ваши манеры, привычки, движения, речь, передались Вам от них, и я восторгаюсь всем этим. Виктор Гюго очень метко заметил, что жемчуг не растворяется в грязи. Я уверен, что это сказано про Вас, грязь Вам уже не страшна. Родители вправе гордиться Вами, и я уверен, втайне гордятся. Скоро Вам предоставят свободу, и Вы сумеете правильно распорядиться ею.

Я пишу Вам, потому что Ваш образ преследует меня на каждом шагу, с первого дня, когда я увидел Вас на пляже, Вы даже снитесь мне. Я не могу поверить, что самая прекрасная девушка в мире, могла обратить внимание на меня, а тем более, проявить симпатию. До того, как мы познакомились, я пытался найти у Вас какой-либо изъян, чтобы легче было избавиться от наваждения. Глупец! Разве можно найти отрицательную черту у юной богини?! Теперь я понимаю, что это было кощунством. Вы тот идеал, который я искал всю жизнь. Когда я Вас не вижу, мне кажется, что Вы только мечта, далекая и зовущая. Но если Вы навсегда останетесь для меня только Мечтой, — мне страшно думать об этом, — я всегда буду вспоминать эти счастливые дни, которые перевернули мою жизнь. А теперь до свидания, тороплюсь увидеть Вас.

С восхищением, Михаил".

Это письмо Миша положил на стол для корреспонденции перед самым обедом, и не спускал с него глаз, пока не удостоверился, что Катя его заметила, и взяла с собой.

После обеда тучи стали рассеиваться. В сопровождении матери, сестры, и еще двух женщин, Катя, наконец, вышла из пансионата. Быстрым маршем все они куда-то направились. Миша последовал за ними. Группа привела его к кинотеатру. Сеанс уже начался, но у них были билеты. Миша бросился к кассе, на которой было написано: "Продажа билетов прекращается за пять минут до начала сеанса". Кассирша была на месте, и Миша взмолился, что если не попадет на этот фильм, покончит с собой прямо у кассы.

— Помилуйте, этот фильм идет уже четыре дня, сегодня еще два сеанса, и завтра…

Все же билет он выпросил. После яркого солнца темнота в зале была полной. Миша ожидал прозрения у входа, чтобы найти Катю. Чья-то милосердная рука предложила ему помощь. Миша догадался, что это рука контроллера, и не стал противиться. Его усадили в свободное кресло. Спустя десять минут Мише стало понятным удивление кассирши его настойчивости: качество кинофильма этого не заслуживало, а отыскать Катю в темноте он не смог. Не дожидаясь окончания, Миша покинул зал, и улыбнулся, встретившись с кассиршей глазами.

Он расположился на скамейке в скверике. Какая-то женщина направилась к нему. Ее лицо было Мише знакомо, она сидела за его столиком в ресторане в первый день его приезда.

— Здравствуйте. Я вам не помешаю?

"Как же ты некстати!" — подумал он.

— Если вам не помешает дым от моей сигареты, — попробовал он ее отпугнуть.

— Ну что вы, я и сама иногда курю, найдется у вас огонек для меня?

— Для вас у меня нашелся бы и огонек, и все остальное, но у меня назначено здесь свидание, поэтому "все остальное" отменяется, — сказал Миша, протягивая ей зажигалку.

— Благодарю вас, но я курю только сидя, — холодно ответила она.

Группу женщин Миша настиг на аллее, ведущей к пансионату.

— Людмила Павловна! — Окликнул он.

Она обернулась на незнакомый голос с большим удивлением.

— Здравствуйте. Меня зовут Михаил, мы с Катей знакомы. Вы разрешите нам с ней поговорить? Мы будем идти вслед за вами.

Удивление сменилось улыбкой, и Миша заметил в ее глазах вопрос, задавать который Людмила Павловна не стала.

— Хорошо, Михаил, но только в пределах видимости.

Михаил чувствовал, что нужно что-то сказать, объяснить, но Катя уже шагнула ему навстречу, и соображать Михаил уже не мог.

— Катенька, — сказал он, когда они остались одни, и он немного успокоился — я так рад, что могу, наконец, разговаривать с вами легально, у меня прямо гора с плеч, хоть я и был с вашей мамой так неловок.

— Мне так не показалось, да и маме тоже, раз она меня отпустила. Я получила ваше письмо, вы там все преувеличили, но мне приятно было его читать.

— Я в нем не сумел выразить и тысячной доли тех чувств, которые меня волнуют, и я рискую показаться вам сухарем, потому что намерен задавать вам вопросы. Я по-прежнему боюсь потерять ваши следы, и буду бояться до тех пор, пока…Вы согласны отвечать на вопросы?

— Вероятно, согласна, но после того, как вы закончите фразу.

— Вы уверены, что хотите услышать ее окончание?

— Вы спросили с таким нажимом, что я уже сомневаюсь. Да, хочу.

— …до тех пор, пока…не вынесу вас из Загса на руках.

— ?!

— Катюша, вы сами настояли, это моя заветная мечта, а на мечту нельзя сердиться, также за нее не полагается наказание. Я хотел спросить, когда заканчивается ваша путевка?

— Мы уезжаем двадцать первого июня — несколько рассеянно ответила она, вероятно пытаясь вникнуть в смысл предыдущих фраз.

— Всего три дня?! Я думал, что все путевки заканчиваются одновременно, а мне осталось еще пять дней. Катя, мы сможем встречаться в Запорожье?

— Дело в том, что мне придется ехать в колхоз, мы должны там отработать некоторое время.

— Кто это мы?

— Наш класс.

— Вы учитесь в школе? Сколько же вам лет?

— Я перешла в десятый класс, мне скоро будет шестнадцать.

— Этого я никак не мог предположить, мне казалось, вы старше. — Миша был в крайнем изумлении, оказывается, она еще совсем девочка! Когда ваш день рождения?

— Тридцатого июня.

В это время они подошли к пансионату, где их поджидала Людмила Павловна с младшей дочерью.

— Людмила Павловна, я вам очень благодарен за то, что вы разрешили мне поговорить с Катей, можно нам еще немного погулять?

— Я бы не возражала, но пора идти на ужин. У меня другое предложение: завтра на пляже присоединяйтесь с вашей сестрой к нашей компании.

— О, Людмила Павловна, я с радостью, я мечтаю об этом уже десять дней. Я до сих пор не знаю имени вашей младшей дочери. Как вас зовут, сударыня?

— Алена.

— Очень рад с тобой познакомиться, Аленка. А меня зовут Михаил. Ну что же, буду с нетерпением ждать завтрашний день, приятного вам аппетита, и спасибо вам.

На следующий день Мишу и Людмилу тепло приняли в компанию, душой которой была Людмила Павловна. Она любила и умела пошутить, понимала шутку, была очень общительна, иногда иронична, но всегда доброжелательна и деликатна. Ее веселость в сочетании с тонким аналитическим умом привлекала людей и вызывала уважение и любовь. Она легко нашла общий язык и с Людмилой и с Михаилом, и им не пришлось чувствовать себя пришельцами. А главное, Мишу вдруг перестал угнетать тот факт, что между ним и Катей огромная разница в возрасте.

Накануне отъезда Катиной семьи у Миши возникла хорошая идея.

— Людмила Павловна, я хочу пригласить сегодня вечером всю вашу компанию в ресторан, чтобы мы могли отметить, как следует, ваш отъезд, — предложил он по дороге на пляж.

— Миша, спасибо вам за приглашение, но я считаю, что это очень нерациональные расходы, мы могли бы собраться в номере, приходите с вашей сестрой.

— У меня такое настроение, что хочется пригласить всех посетителей нашего пляжа, хотя и понимаю, что это было бы нереально, а вот вашу, теперь уже нашу тесную компанию, я буду просто счастлив пригласить. Я предлагаю обсудить это на пляже, когда все соберутся. Естественно, все расходы я беру на себя, требуется лишь ваше согласие.

— Ну, не знаю, как ты смотришь на это, Катя?

— Мне бы хотелось.

— Ну вот, вопрос почти решен, я надеюсь, у всех остальных не будет возражений.

После коротких переговоров на пляже Миша отправился в ресторан заказывать стол на одиннадцать персон.

Вечер прошел весело и беззаботно, у каждого были свои причины для хорошего настроения. Михаил сидел рядом с Катей, и пьянел от полноты своего счастья, хотя пил очень мало. Он танцевал с ней весь вечер. Катя впервые сидела в ресторане, была взволнованна и привлекала взгляды всего зала своей тревожной красотой и нежным обаянием. Тем не менее, она не была смущенной, вела себя совершенно естественно, и казалась Михаилу очень взрослой. А Михаил совсем не чувствовал своего возраста, и, вдохновленный ее вниманием, блистал красноречием и остроумием, которым удивлялась даже его сестра. Он подарил Кате изящные часики.

Потом всей группой они проводили до квартиры сестру Михаила, и вернулись в пансионат далеко за полночь. Входная дверь была заперта, а вахтершу разбудить все не удавалось. Тогда девушка Наташа, комната которой находилась на первом этаже, предложила проникнуть в здание через ее окно. Михаил подставил женщинам свое колено в качестве ступеньки, и подстраховал каждую, в том числе и Григория, единственного мужчину кроме самого Михаила, который без раздумий воспользовался его помощью, чем вызвал у Михаила ироничную улыбку. Последней шла Катя, которую Миша поддерживал с особым удовольствием. Людмила Павловна сказала, что ждет ее через пять минут, и в темной комнате Наташи они остались вдвоем. Миша держал Катю в объятиях, смотрел в ее глаза, и был серьезен, как никогда.

— Катюша, милая, я был уже почти таким, как ты сейчас, а ты только родилась. Между нами четырнадцать лет, целая пропасть. Я не буду спрашивать, какие чувства у тебя ко мне, но я хочу сказать тебе о своих чувствах, я хочу, чтобы ты это знала. Через месяц мне будет тридцать лет, за это время я хорошо себя изучил. У меня были женщины, но еще никогда и никому я не говорил слова "люблю". Ты первая и последняя, кому я скажу это слово. Я люблю тебя, Катя, я говорю тебе это слово легко и свободно, потому что в нем заключена вся та гамма эмоций, которую ты разбудила в моей душе. Я не хочу, чтобы ты мне отвечала, потому что не хочу никаких обязательств. Сейчас ты в таком состоянии, что можешь преувеличить собственные чувства. Пусть пройдет время, и если у тебя появится необходимость сказать мне нежные слова, тогда ты их скажешь, а пока скажи мне, хочешь ли ты общаться со мной, будешь ли писать мне письма?

— Да, Миша, я буду ждать твоих писем, я буду тебе писать, я хочу, чтобы ты приехал ко мне в Запорожье, я хочу, чтобы ты меня сейчас поцеловал, только я не умею…

— О, мое сокровище, это твой первый поцелуй в жизни, и ты даришь его мне, моя любимая!

— Катюша, можно, я буду считать твой поцелуй твоим подарком на мой день рождения?

— Тогда вот тебе еще один! — Нежно прошептала она.

— Счастье мое! А теперь идем, мы ведь не хотим огорчать твою маму? Завтра я хочу проводить вас на вокзал, если твоя мама разрешит.

— Я уверена, что разрешит, ты ей очень понравился.

Всю дорогу до Симферополя они сидели рядом и держались за руки. Потом целовались на перроне на глазах у Людмилы Павловны и Аленки, которые смотрели на них из окна вагона. Зазвучал марш "Прощание славянки", переворачивая душу. Поезд тронулся. Михаил неподвижно стоял на перроне, и чувствовал, что вместе с поездом уходит половина его души. В груди появилась физическая боль, и ощущение, что Катя уезжает навсегда из его жизни. Это мучительное чувство вытеснило все его мысли и эмоции, и он совершенно не помнил, как оказался в пансионате. Мир потерял все свои краски, исчезли все желания, Мишей овладела полная апатия.

Людмила Павловна сказала, что ему пока не следует приезжать в Запорожье, пусть пройдет немного времени. Ее слова были единственным фактором, который удержал его от намерения вскочить в ближайший поезд, и мчаться за своей любимой.

Сестра Людмила настоятельно звала его к себе домой, и он безвольно согласился. Сестра работала в крупном издательстве в городе Ужгород, куда ее перевели из Донецка. В ее новой квартире Миша не был.

На следующий же день Миша написал Кате письмо.

"Милая Катенька!

Я боюсь показаться Вам банальным в своих письмах, но люди так похожи друг на друга, когда говорят или пишут о своих чувствах, что это почти неизбежно, особенно, если человек теряет голову.

Вчера вечером мы прилетели в Ужгород, так что я даже еще и не рассмотрел этого города. В Одессе нам пришлось проклинать весь Аэрофлот в течение суток — ровно столько мы ждали вылета, и мне были очень близки и понятны известные стихи Высоцкого.

Но как только мы собрались ехать на вокзал, нечистый прекратил свои неуместные шутки, и Фортуна, хоть и с опозданием, предоставила нам изящный ЯК-40.

Впечатлений от города у меня пока никаких, но сегодня мне обещали экскурсию. Мне повезло, я застал здесь свою племянницу Ирину. Она только вчера приехала из пионерского лагеря, а сегодня опять уезжает в Болгарию, тоже в лагерь. Жаль, что так мало виделись, вероятно, в этом году больше и не встретимся.

Катя, я прошу прощения за текст телеграммы, но я не знал, кто ее прочитает первым, поэтому был осторожен.

Я продолжаю вечером после экскурсии. Мне показали не только город, но и область. Ездили на машине, были в четырех районах, подъезжали вплотную к чехословацкой, румынской и венгерской границе. Местность мне очень нравится, а город и вовсе не похож на все, которые я видел. Он весь увит виноградом, разнообразная архитектура, дух старины, кажется, что переместился на двести лет назад. Обыкновенный автомобиль воспринимается здесь, как чужеродное тело, впрочем, их здесь очень мало.

Я очень по Вам соскучился, как будто видел Вас год назад. Милая Катенька, если бы Вы знали, каким пустынным и мрачным выглядел пляж после Вашего отъезда! И столовая пансионата выглядела тюремной столовой. За Вашим столом сидело чужое семейство из трех человек, и это казалось мне кощунством. Катенька, никогда еще никакое событие, и никто из людей не занимал в моих мыслях столько места. О чем бы я ни думал, всегда выходит, что я думаю о Вас, я встречаю Ваш взгляд, куда бы ни посмотрел, Ваше лицо представляю себе во всех подробностях, только мне никак не удается вызвать улыбку на Вашем лице. Почему-то я вижу Вас всегда грустной. А отчетливей всего я вспоминаю тот последний взгляд из окна поезда. В ту минуту Ваше лицо выражало очень много…

Я никогда не считал себя сентиментальным, но Ваш отъезд настолько меня потряс, что я как-то даже и не помню, как добрался до Алушты. У меня было такое впечатление, что Вы уезжаете навсегда. Именно тогда я понял, что Вы самый родной для меня человек. Тогда, после ресторана, я сказал Вам одно слово, и сейчас мечтаю его повторить, но только не на бумаге. И еще одна фраза вертится у меня сейчас на кончике пера, но лучше от нее воздержаться, мне достаточно знать это одному — фраза отнюдь не веселая.

Вчера я не закончил письмо, мне не хочется его заканчивать: сейчас это единственный способ общения с Вами, когда я пишу, мне кажется, что Вы рядом.

Сегодня мой праздник, по радио передают концерт для моряков. Может быть, Вы тоже его слушаете. Сейчас прозвучал марш "Прощание славянки", это опять напомнило мне вокзал, и Ваши прекрасные глаза…

Катя, Вы обещали мне ответить, не нарушайте Вашего слова. Мне будет достаточно одной строчки, лишь бы было написано Вашей рукой. Не заставляйте меня долго ждать, прошу Вас.

До встречи, Катенька, всего вам самого хорошего,

Целую, Ваш Михаил".

 

Глава 5

Трудное решение

Людмила действительно старалась скрасить пребывание Миши в городе многочисленными экскурсиями. Едва ли не каждый день после работы они с ней гуляли по городу, или ездили на издательской машине по окрестностям. А пока Людмила находилась на работе, Миша спасался от жары на речке Уж.

Но где бы он ни находился, все его мысли так или иначе возвращались к драгоценному образу Кати. Теперь, когда она была далеко, и после их непосредственного общения прошло время, Миша мог более трезво оценить все те события, которые сопровождали их знакомство, и лучше разобраться не только в своих, но и в Катиных чувствах. В его чувства вмешался разум, который мог дать ему объяснение, что чувствует, и чувствовала Катя, как ему нужно вести себя, чтобы не только не потерять ее привязанность, но и усилить ее. Путем размышлений Миша пришел к выводу, что самые сильные чувства у Кати были в трех случаях: в момент знакомства, в ресторане, и во время прощания на вокзале. Он понимал, что если бы они встретились сейчас, такая встреча не смогла бы произвести на Катю такого сильного впечатления, как в те моменты по многим причинам: свидание с ней будет коротким, надолго ее не отпустят родители, поэтому, в лучшем случае, им придется бродить по улицам в окрестностях ее дома, а такая обстановка не располагает к ярким проявлениям чувств. Даже если они зайдут в кафе, то вынуждены будут слушать оглушительную музыку и нетрезвые разговоры. Если бы между ними была прочная духовная близость, все это не мешало бы им, но такая близость возникает в результате длительного общения. Чувства Кати достаточно сильны, но духовная близость не могла так быстро возникнуть. Слишком большое расстояние их разделяет. Она совершенно не знает его образа жизни, специфики его работы, местности, в которой он живет. У них даже не было общих тем, интересующих в равной степени обоих. Катя производила впечатление на редкость серьезной девушки, поэтому она и казалась старше своих лет. Ей также необходимо осмыслить свои чувства. Но насколько серьезны ее чувства? Михаила она воспринимала очень эмоционально, но долговечны ли ее эмоции? Сейчас она в привычной для нее обстановке, и все произошедшее может показаться ей сном, а надолго ли мы запоминаем свои сны? Миша пришел к выводу, что должно пройти немного времени, прежде чем они снова увидятся, хоть и тяжела для него эта разлука. Во всяком случае, нужно дождаться от нее письма, если она намерена его написать.

В пятницу Миша совсем уж собрался уходить с речки, потому, что сильно проголодался, но тут приехала Люда на машине, и сказала, что их пригласили на коньячный завод для экскурсии. В машине сидели еще начальник типографии, и еще какой-то начальник. Миша подумал, что такая экскурсия добром не кончится, особенно для него, с подведенным от голода животом. Купить же какую-то закуску — значит дать понять этим людям, какого рода экскурсия его интересует. Вероятно, остальные думали примерно то же самое: купить еду, значит признаться, для чего их туда везут.

Смена на заводе уже закончилась. На проходной их встретил главный инженер завода, провел их по цехам, Михаилу даже показалось, что торопливо провел. В последнем цехе прямо в проходе стоял скучный общепитовский столик и пять стульев. Миша понял, куда стремился главный инженер.

— Теперь я хочу, чтобы вы провели дегустацию нашего коньяка, который бывал на многих выставках за рубежом, и удостоен многих медалей, которые я вам покажу позже. Простите за эти стаканы, как вы понимаете, держать в цехе коньячные рюмки было бы просто вызывающе.

Инженер, как потом выяснилось, тоже Миша, достал из ящика бутылку, и плеснул по нескольку капель в каждый стакан. Миша подумал, что может его тревога, была и напрасной.

— Я не жду от вас восторга, потому что все познается в сравнении, сейчас я предложу вам сравнить наш коньяк с другим коньяком, одну секунду.

"Начинается!" — с огорчением подумал Миша.

Вернулся он с бутылкой другого коньяка, а за ним шел человек с бутылкой и со стулом.

— Познакомьтесь, это наш технолог Гиви, а это дагестанский коньяк.

Миша заметил, что рука инженера стала более щедрой.

— Прошу вас допить, потому что на очереди коньяк "Каспий". Гиви, налей, пожалуйста, гостям.

— Наконец то и Гиви дали слово, — проворчал тот. — У нас на Кавказе полагается, прежде всего, сказать тост, и у меня есть такой тост: предлагаю выпить за прекрасную единственную женщину в обществе небритых невоспитанных и невнимательных мужчин, которая достойно переносит наше общество, позволяя нам любоваться своей красотой. За вас, Людмила!

После того, как инициатива перешла к красноречивому грузину, уровень жидкости в стаканах стал повышаться, запасы всевозможных коньяков были неистощимы, воля хозяев непреклонна, а воля гостей все слабела. Миша старался следить за сменой коньяков, а особенно за безопасностью сестры, и был достаточно настойчив: Гиви оставил Людмилу в покое. Миша, сохраняя ясность мыслей, "продегустировал" украинские, кавказские и молдавские, дошел до четвертого вида французского коньяка, но дальше все было как в тумане. Иногда сознание возвращалось, и он видел, что все так же прочно сидит на стуле и поддерживает беседу, сестра в порядке. Наконец "дегустация" закончилась. Миша попытался встать, но почувствовал, что это ему не под силу.

— Миша, — сказал он инженеру, который давно стал его другом, — твой коньяк настолько хорош, что взял меня в плен, я приклеился к этому чертовому стулу, не мог бы ты его из-под меня выдернуть?

— Тезка, сейчас я отклеюсь от своего, и мы с ним разберемся.

Потом Людмилу отвезли домой, а веселая компания мужчин посетила развалины старой крепости. Миша смутно помнил, как рассказывал аборигенам историю крепости, которую раньше в глаза не видел. И что в машине откуда-то появились женщины, и он кому-то из них назначил свидание. К сестре его привезли под утро, он лег спать, и проснулся лишь среди ночи следующих суток. Коньяк действительно был неплохим, потому что никаких неприятных последствий у Миши не было.

Ответ от Кати пришел спустя полторы недели.

"Милый мой Миша, если бы ты знал, как я ждала какой-либо весточки от тебя, а от тебя — ни слова. Я уже думала, что ты забыл меня. И вот, наконец, телеграмма! А сегодня огромное и такое хорошее письмо. Спасибо за все, за прекрасные дни в Крыму, за внимание ко мне, за теплые и прекрасные слова.

Когда мы расстались в Симферополе, я едва сдержалась, чтобы не заплакать. Столько боли и тоски было в твоем взгляде! Я взяла то твое первое письмо, и несколько раз прочитала его в поезде. И это меня успокоило.

На вокзале нас встретил папа, и, конечно же, сразу заметил у меня на руке часики. Он спросил, откуда они. Пришлось сказать, что это мне подарок от всей нашей компании. Мы сказали ему, что и ты с Людой тоже подружился с нами. Папа очень удивился подарку, но как будто поверил нашим словам.

30 июня мои родственники — мои бабушки, а их у меня четыре, дедушки, дяди, тети — отмечали мое 16-ти-летие. Надарили мне кучу подарков. Потом я фотографировалась. Посылаю тебе одну фотографию. Миша, прошу тебя, вышли мне свою фотографию.

Я начала учиться готовить. Вчера самостоятельно делала вареники с творогом, правда, мама руководила, а сегодня, после длительной маминой консультации сварила борщ. Мама сказала, что борщ отменный. Миша, а ты любишь украинский борщ? Я уже умею его варить, запомни.

Миша, я не поняла, о какой невеселой фразе идет речь. Я думаю, мы должны быть искренними.

Тот концерт для моряков я тоже слушала, и думала о тебе. Теперь мне дороги даже объявления диктора: "В Петропавловске-Камчатском — полночь" Мишенька, ты заметил, я тебя больше не называю на "Вы", прошу следовать моему примеру. Я думаю, ты меня простишь, за то, что я сделала это первая.

Собираешься ли ты приехать в Запорожье? И вообще, какие у тебя планы?

Я хочу пойти к маме на завод, но не знаю, удастся ли устроиться.

Досвидания, большой привет Людмиле. Жду твоего письма.

Катя.

После такого письма все благоразумные мысли мгновенно улетучились, и Миша помчался за билетом. Время замедлило свой бег, а ритм жизни Михаила ускорился настолько, что минуты для него стали тянуться, как недели. Ему казалось, что если сейчас мир потерпит какую-то глобальную катастрофу, он воспримет ее лишь как досадную задержку на пути к своей любимой. Катастрофы не произошло, но задержки в пути были.

В купе вагона сидели четверо чужих друг другу человека, не проявляющих малейшей склонности к общению, а в коридоре в это время двое мужчин вели жаркую, но безмолвную беседу с помощью жестов: они были лишены дара речи. Эта их беседа продолжалась не менее шести часов, когда Миша стал укладываться спать, они все еще беседовали. А Миша подумал, как несправедлива судьба: четверо интеллигентных здоровых человека не посчитали нужным сказать друг другу и трех фраз, а двое других, жаждущих общения, лишены дара речи.

До Запорожья оставалось чуть больше часа, когда Миша остался в купе один. Его нетерпение выразилось в том, что он стал писать Кате письмо.

"Милая Катенька, ждать встречи с Вами выше моих сил, и я, воспользовавшись тем, что мое купе освободилось, начал писать в поезде. Не знаю, успею ли закончить, Запорожье уже близко, а мое нетерпение пропорционально возрастает.

Катя, Вы наверно думаете, что Стрельцов разленился, не хочет отвечать вовремя, — не допускайте даже мысли об этом, во всем виноваты обстоятельства. Я не знаю, какими путями шло Ваше такое долгожданное нежное и дорогое для меня письмо, но получил я его из рук сестры, а она из рук соседки, причем на четыре дня позже, чем указано на штемпеле. Я мог бы упрекнуть соседей за их любопытство, если бы не чувствовал к ним благодарности за то, что они его все же отдали. Катенька, я не знаю, как мне Вас благодарить за то счастье, которое Вам удалось вместить в этот конверт. Я два дня носился с глупой улыбкой на физиономии, и до сих пор мне с трудом удается ее согнать. Думаю, у Вас будет возможность убедиться в этом, если судьба пошлет мне еще большее счастье видеть Вас в недалеком будущем. Ответить мне хотелось еще в Ужгороде, но я сломя голову помчался на Ваш зов, во всяком случае, мне хочется думать, что я его слышал, читая Ваше письмо.

Катенька, я в восторге от того, что Вы так просто и очаровательно отказались от несколько холодного и официального обращения на "Вы". Но я прошу Вас разрешить мне обращаться к Вам в письмах на "Вы". Я уже говорил Вам, что для меня Вы Богиня, как же я посмею обращаться к Богине на "ты"! В этом слове восхищение Вами, Вашей красотой, Вашей непорочной юностью. Кстати, Ваше имя греческого происхождения, и значит "Непорочная".

Дописываю письмо поздней ночью на кухне у сестры. Приехал в семь вечера, и мы с Ирой делились новостями и впечатлениями, я рассказывал ей о Вас, и теперь она Вас тоже любит. А сейчас мне не спится, ведь Вы рядом, хотя и не знаете, что завтра я Вам позвоню.

P.S. Сегодня я вам звонил уже трижды, но никто не подходит. Иду отправлять письмо. Очень хочу видеть Вас, милая".

В этот день встретиться с Катей не удалось. Был короткий разговор по телефону с Людмилой Павловной, которая намеками сказала Мише, что завтра в пять Катя будет дома. Миша понял, что Павел Кириллович не допустит, чтобы Катя ходила на свидания, и впал в уныние. На следующий день задолго до пяти Миша был возле ее дома. Позвонил ровно в пять, и услышал ее родной голос, но даже этот голос не мог развеять его грусть. Катя сказала, что выйдет всего на полчаса. Этот строгий контроль Катю угнетал не меньше, чем Михаила, поэтому встреча оказалась совсем не такой, как они оба ожидали. Катя сказала, что через неделю поедет в колхоз, и он сможет там ее навестить. А до этого встреч не предвидится, потому что она работает на заводе, и сегодня ее отпустили пораньше по просьбе мамы. Эта встреча скорее отдалила их, чем обрадовала, Миша почувствовал это очень остро, и других попыток для встречи не предпринимал.

В Крыму любовь к Кате казалась ему новым огромным миром, в котором лишь двое обитателей, связанных прочной незримой нитью, которая не ограничивает свободу каждого, но дает возможность мгновенно объединить души. Сейчас же он почувствовал себя как будто в темнице, но и эту темницу он тоже любил, потому что в ней жила надежда, что дверь, ведущая к его избраннице, вот-вот откроется.

Следующая встреча состоялась в лагере на территории колхоза. Увы, и там был суровый контроль. Хоть Миша и представился близким родственником Кати, общаться им разрешили в десяти метрах от домика воспитателей. Миша привез ей кучу всяких сладостей и фруктов, но даже поговорить им как следует, не дали, вокруг носились дети, а одноклассницы Кати старались лучше рассмотреть Мишу, и решали для себя вопрос, кем же он ей приходится. Неожиданно для себя Миша сказал, что улетает завтра, отрезав для себя все пути для следующей встречи. Однако его слова пробудили у Кати сильное чувство, которое отразилось в ее глазах. Ее взгляд стал таким же, как был в Крыму. Миша не стал затягивать встречу и поспешил проститься, пока это чувство не иссякло. Они обещали писать друг другу.

Миша равнодушно прошел мимо автобусной остановки, и направился к городу пешком. Вдоль дороги тянулась лесополоса. Он шел по тропинке в полном одиночестве, и удивлялся собственному решению, которое принял так неожиданно для себя, надолго, а может быть, навсегда, захлопнув дверь собственной темницы. Решение было верным, но сознавать, что больше в этом году он Кати не увидит, было мучительно. Его тоске, боли и грусти противостояла лишь надежда.

Все произошло так, как Миша и предвидел, интерес Кати к нему несколько угас, но он надеялся вернуть его с помощью писем, которые, по ее словам, очень ей нравились. Раньше Миша писал письма лишь по необходимости, и всегда ему приходилось делать над собой усилие, чтобы взяться за письмо, но писать письмо Кате было для него удовольствием, которое возникло из ее интереса к ним.

Часа через три Миша подходил к дому Кати, чтобы проститься с ним, а если повезет увидеть на балконе ее мать, то и с ней. Людмилы Павловны он не увидел, хотя ждал минут двадцать. Желание не нарушать своего одиночества заставило его идти пешком через весь город к дому сестры Ирины. Ему вспомнился его приезд, и то душевное состояние, с которым он к ней приехал. Ведь это благодаря ей произошел такой перелом в его жизни. Всегда абстрактное для него понятие любви вдруг стало материальным и осязаемым, с его восторгами и мучениями, со сладостью и болью, с надеждами и отчаянием. Все это не тяготило, а давало ощущение полноты и смысла, которым наполнилась его жизнь. А ведь он, кажется, даже не поблагодарил сестру за эту путевку. Странно, Людмила восприняла это событие в его жизни, произошедшее практически на ее глазах, очень сдержанно, она разговаривала с ним на эту тему, но сама ее никогда не поднимала. Ирина же заставляла его по нескольку раз пересказывать некоторые моменты, и радовалась от души, строила радужные планы на будущее, которое для него было таким туманным.

— Ну как, ты встретился с Катей? — спросила она, едва он вошел.

— Ира, я ей сказал, что завтра улетаю на Камчатку.

— Почему, что произошло? — встревожилась она.

— Нет, ничего не произошло, мы хорошо разговаривали, но в такой обстановке мы чувствовали себя некомфортно. Банальные обыденные фразы. Мне противно было их произносить. Вот и пришло решение проститься с ней, пока она не потеряла ко мне интерес окончательно.

— Да, я понимаю, кажется, ты поступил мудро, но я вижу, что тебе это решение далось нелегко. Ты сильно не переживай, нет ни малейших оснований думать, что она тебя забудет за этот год. Для этого ей нужно будет влюбиться в кого-нибудь другого, а ты ведь убедился на собственном опыте, какая это редкость. Могу тебя заверить, что письма связывают людей куда сильнее, чем поцелуи, знаю по собственному опыту, тем более, такие письма, какие умеешь писать ты.

— Спасибо, Ира, ты всегда приходишь на выручку в критические моменты, а я, как взрослый поросенок, еще не поблагодарил тебя за путевку, которая меня вылечила, вопреки моему скепсису, и благодаря которой я подцепил другую, уже смертельную болезнь. Шел с намерением благодарить, и кое-что прихватил для этой цели.

— О, Изабелла, где ты достал крымское вино?

— На ловца и зверь бежит, в вашем магазине. Давай посвятим этот вечер хорошему вину, хорошей еде, и хорошим разговорам. А где Олег?

— Да где ему быть, с пацанами где-то бегает. Я надеюсь, ты не в самом деле собрался уезжать?

— Собрался, Ира. И не потому, что Катя может узнать, что я не уехал, хотя и такая вероятность существует, несколько часов назад я принял такое решение. Завтра уехать я не могу, но намерен завтра же купить билеты на ближайший рейс до Петропавловска.

— Жаль. А я хотела на выходные поехать с тобой на нашу базу отдыха.

— А мне жаль, что срываю твои планы, а отдыхать мне уже надоело, в море хочу.

Четыре дня спустя Миша уже был на Камчатке. Он мог бы вернуться на "Ржев", но была большая вероятность встретить там буфетчицу Ларису, поэтому обрадовался, когда ему предложили другое судно. Привычная обстановка и привычные заботы вернули ему хорошее расположение духа. Он по-прежнему тосковал по своей любимой, но уже светлой тоской и без уныния.

 

Глава 6

Письма

"Мила Катенька! Если я начну описывать свое заурядное путешествие, письмо это получится слишком пресным, и Вам его неинтересно будет читать. Описывать Камчатку я тоже не буду, она описана людьми талантливыми и знающими ее, как никто другой, к тому же, лучше раз увидеть, чем сто раз услышать, а я надеюсь, что Вы желаете ее увидеть, а Ваши желания — святой закон для меня. Правда, пока что у Вас была единственная просьба ко мне, я ее выполнил, вернее, выполняю, потому что решил высылать Вам фотографии в каждом письме. Разумеется, не свое изображение, а просто интересные, на мой взгляд, снимки. Мне бы хотелось, чтобы у Вас было больше просьб ко мне. Вы не представляете, какое это удовольствие, делать что-нибудь приятное для моей Катеньки. Жаль, что у Вас нет капризов, пожалуй, мне было бы приятно выполнять даже их, (хотя я в этом случае не написал бы тогда этой фразы).

Катенька, не сердитесь на это обращение, я уже говорил Вам, что для меня Вы Идеал, Богиня, моя Мечта, и все мои надежды связаны только с Вами. Судите сами, могу ли я употреблять фамильярное обращение на "ты". Но у Вас такая тонкая чувствительная душа, мне кажется, что Вас так легко ранить неосторожным словом, что я опасаюсь, вывод Вы можете сделать не совсем правильный, ведь при встречах мы были на "ты". И если это обращение для Вас приятней, я вернусь к нему, увы, и в письмах. Но пусть меня тысячу лет жарят на сковородке в преисподней, если Вы хоть когда-нибудь услышите от меня грубое слово!

У меня сейчас есть две драгоценности: Ваше письмо, и Ваша фотография. Письмо я читаю ежедневно, а фотографию смотрю ежеминутно. Какое прекрасное у Вас лицо, сколько в нем благородства, какой теплый взгляд! Неужели он обращен на меня? Вы неотразимы, Катя, возможно, Вы этого еще не осознали. Если мне когда-нибудь разрешат, я поцелую ноги Вашей матери, потому что не только безупречное воспитание, но и развитие, и красота, и здоровье зависят от родителей. У каждого человека есть обязанности перед потомками, которые не всегда и не всеми выполняются, но это не касается Вашей семьи.

Завтра последний день моего отпуска, у меня еще много отгулов, но уже хочется в море, к работе приступлю с удовольствием. Никого из друзей не застал, кто в рейсе, кто в отпуске. Скоро я напишу еще письмо, и сообщу, где я есть, а если уйду в рейс, то пришлю радиограмму. Я думаю, когда придет это письмо, Вы будете уже дома. Не забывайте, что обещали мне ответить.

Привет Вам от всей Камчатки, большой привет Вашей маме и Аленке,

Целую крепко, Михаил".

Судно, на которое Михаил получил направление, называлось т/х. "Софийск". Михаил уже работал на судне такого проекта, судов такого типа было четыре в пароходстве. Поэтому прекрасно знал электрооборудование судна, и все его особенности. Первый рейс на западное побережье Камчатки длился всего четыре дня, но электромеханик Валентин за это время убедился в профессионализме нового судового электрика, и пришел к выводу, что Михаил совершенно не нуждается в его опеке и каких-либо подсказках. Он предоставил полную свободу действий Михаилу. Это вполне устраивало обоих, поэтому с первых же дней у них сложились приятельские отношения.

После первого короткого рейса "Софийск" два дня простоял в порту. И как раз в день прихода Мише исполнилось тридцать лет. Надежды на то, что Катя напишет письмо так скоро, было мало, но Миша зашел на почту. Там его ждали три поздравительных телеграммы. Две были от сестер, и одна от Кати.

"Милый Миша, поздравляю днем рождения желаю счастья люблю целую Катя".

Эта короткая строчка наполнила его душу таким ликованием, что ему захотелось расцеловать всех, кто находился в здании почтамта. Неужели она решилась сказать это слово?! Неужели она действительно его любит?

Как известно, влюбленные весьма недоверчивый народ. Ему пришла в голову мысль, не мать ли Кати написала такую телеграмму? Он убедился, что Людмила Павловна верит в его любовь, и она вызывает у нее сочувствие. Она понимала, какую радость доставит Михаилу это слово, и вполне могла его написать. Ему хотелось иметь реальные подтверждения Катиной любви, хотя какие подтверждения его бы в данное время могли убедить, он и сам бы не смог сказать. Огромный храм Любви и Поклонения, который он воздвиг в своей душе, был так прочен, и так велик, что Катино полудетское чувство казалось ему слабым ростком. А сможет ли этот росток выжить, зависело и от него. От этих размышлений радость его отнюдь не потускнела, он рассудил, что если телеграмму писала Людмила Павловна, значит, она является его союзником, и тогда его шансы, по меньшей мере, удваиваются.

Миша вернулся на судно и сел писать письмо.

"Милая Катенька! На это письмо меня вдохновило Ваше очаровательное поздравление, хотя у меня есть подозрение, что оно написано по Вашему поручению, но не Вашей рукой. Если Ваши прекрасные уста, которые умеют так улыбаться, (см. фото) могут произнести это слово в мой адрес, то ради этого стоит жить, ради этого я бы не отказался от жизни, даже если бы меня повесили вниз головой лет на сто. Я Вам очень благодарен за поздравление, а счастье я могу получить только из Ваших рук, и приму его только от Вас.

Если бы только все Ваши письма, которых я хочу получать как можно больше, заканчивались такими словами, как эта дорогая для меня телеграмма! Хотя дело не в словах, пишите лишь то, что чувствуете.

Вчера я весь вечер печатал фотографии, снова увидел Вас, вспомнил короткие наши свидания, снова пережил тот счастливый волнующий день, когда впервые пригласил Вас на танец. Наше знакомство уже имеет свою историю.

Я получил судно, называется оно теплоход "Софийск". Мы совершили один маленький рейс, всего четыре дня. Завтра уходим примерно на месяц на западное побережье, будем снабжать поселки всем необходимым до закрытия навигации. Так что следующее письмо моя Катенька получит в сентябре. Но я пришлю с рейса радиограмму.

Поздравляю Вас с началом учебного года, желаю прочных знаний, высоких баллов, благосклонности учителей и надежных подруг.

До свидания, моя единственная, люблю тебя, привет маме и Аленке.

Целую, Михаил".

Вечером Миша пригласил в свою каюту нескольких членов экипажа, и в этой компании отметил свой день рождения. Моряки быстро находят общий язык. Судно стояло под погрузкой, поэтому компания постоянно обновлялась, кто-то уходил по делам, кто-то приходил, так что в гостях у Миши вскоре побывали почти все члены экипажа.

Ночью судно вышло на рейд, к нему подвели плашкоут, который предстояло отбуксировать к устью реки Пенжина, и с этим плашкоутом под бортом "Софийск" вышел на внешний рейд.

Буксировка плашкоута оказалась весьма хлопотным делом. Неуправляемая плоскодонная посудина рыскала на буксире, и оказывалась то справа, то слева от судна, сбивая его с курса, и нервируя штурманов. Старший помощник, умный и грамотный штурман, предложил закрепить на корме плашкоута пустую бочку, которая удерживала бы плашкоут на курсе, однако капитан решил, что это сильно замедлит скорость судна. Капитаном был на редкость антипатичный тип. В свои шестьдесят три года он так и остался безграмотным штурманом, хотя в должности капитана работал уже лет десять. В пароходстве его были вынуждены терпеть, потому что министром Морского флота был его родственник. Это был сварливый, ограниченный и грубый человек, к тому же чудовищно неряшливый. Он разгуливал по судну в старой растянутой майке, в старых рабочих брюках, из которых на полфута торчали ноги без носков, обутые в дырявые тапочки. Его одутловатое лицо и всклокоченная седая шевелюра вызывали брезгливость.

Штурманам и рулевым матросам пришлось сутки бороться с проклятым плашкоутом, прежде чем им удалось убедить капитана применить рекомендацию старшего помощника. Пустая бочка без крышки, которая тащилась за плашкоутом, стала удерживать плашкоут на курсе, в результате скорость судна возросла с семи до десяти узлов.

Судно шло вдоль побережья на расстоянии десяти миль от берега. Между поселками Ича и Хайрюзово старший помощник на своей вечерней вахте обнаружил слева по курсу некий объект. На экране локатора он тоже был хорошо заметен. Старпом изменил курс, чтобы подойти к объекту поближе. Скоро в бинокль стало видно, что это моторная лодка. Лодку подняли на борт. Людей в ней не оказалось. Подвесной мотор был на месте, в ней находилось охотничье ружье, несколько буханок хлеба и ящик водки. Подошли к берегу, дали несколько гудков, но берег был пустынным. Лодка стала судовым имуществом.

Погода в Охотском море была хорошей на протяжении всего рейса, и до устья реки Пенжина дошли без приключений. Судно встало на якорь, поджидая буксир, который должен был подойти за плашкоутом. В этом месте было сильное течение. Во время отлива его скорость достигала девяти узлов.

После обеда Миша вышел на корму, и застал там буфетчицу едва ли не в истерике. Утром она привязала за кормой ковер с каюты капитана, чтобы он выстирался за бортом. Узел развязался, и теперь ковер медленно уплывал по течению. Миша представил, какой скандал закатит капитан несчастной буфетчице, и решил выловить ковер. Течение было небольшое, ярко светило солнце, было тепло и тихо. Миша сбросил одежду и прыгнул за борт. Вода была холодная, в Охотском море она никогда не бывает теплой, но Миша летом, по возможности, всегда купался в Авачинской бухте, поэтому к холодной воде был привычен. Он догнал уплывающий ковер, и стал буксировать его к судну, где плескалась в воде выброска, к которой был привязан ковер. Буфетчица отвязала выброску от леера, и потравила еще метров десять, чтобы Миша мог за нее ухватиться. Совместными усилиями они подтащили ковер под корму, Миша его привязал, и буфетчица вытащила его на палубу. У Миши от холодной воды стали замерзать ноги, но он ждал, когда буфетчица сбросит ему конец, по которому он поднимется на палубу. Однако она все не показывалась. В пятнадцати метрах от него находилась корма плашкоута, пришвартованного к борту судна. Плашкоут был обвешан кранцами, по которым можно было взобраться на его палубу. Миша поплыл к плашкоуту. Под бортом судна течение было сильнее, чем за кормой, и он здорово вымотался, пока доплыл до кранцев. Наконец он выбрался на палубу, запыхавшийся, продрогший и злой на буфетчицу, которая так и не появилась. Прямо в плавках он спустился в душевую, и отогревался под горячими струями в течение получаса.

Судно было загружено контейнерами, поэтому сама выгрузка не занимала много времени, но плашкоуты приводили редко, а брали они на борт по четыре — шесть контейнеров, поэтому выгрузка продвигалась медленно. Запас продуктов на борту подходил к концу, готовили в основном кашу и суп, которые всем надоели. Старпом предпринял вылазку на берег для разведки. Для этой цели была использована моторная лодка "Прогресс", которую выловили в море. На берег высадились пять человек. За короткое время им удалось собрать три ведра грибов. Тогда было решено устроить массовый выезд. На следующий день все свободные от вахты пошли на берег на спасательном боте. Такие походы стали практиковать регулярно. Это разнообразило скучную жизнь на судне, а также скудный рацион. Однажды при спуске бота произошло неприятное происшествие: лопнул лопарь — трос, на котором висит шлюпка. В боте находилось три человека. Двое матросов отделались легким испугом, а боцман сильно ушиб спину, когда бот во время падения ударился о поверхность воды. Боцман из-за травмы не мог участвовать в выгрузке, и Миша Стрельцов вызвался работать вместо него на грузовом кране. Судно было оборудовано тремя такими кранами, и Стрельцову нравилось работать на них. Когда один из трюмов освободился от груза, матросы натянули в нем волейбольную сетку. Теперь, в свободное время, моряки играли в волейбол. Обычно, машинная команда сражалась с палубной. Игра шла с переменным успехом. Однажды даже провели встречу с экипажем танкера, который встал на якорь неподалеку.

Выгрузка закончилась, когда со дня выхода из Петропавловска прошел ровно месяц.

На обратном пути судно шло в балласте, трюма были пустые. А по вечерам Миша спускался в трюм со своей трубой, и тогда над неласковыми волнами Охотского моря раздавались ее пронзительные и гордые звуки.

И все это время Мишу не покидала тоска по своей любимой. Задолго до прихода в порт он стал писать ей письмо.

"Милая Катенька! Я снова пишу Вам, хотя и не знаю, ответили Вы на мои предыдущие два письма, или нет, и когда получите это. Мы придем в порт не раньше, чем через неделю, а может и через две, это зависит от многих факторов, в том числе и от погоды. А в порт мне хочется сейчас, как никогда, даже в самый первый мой рейс так не хотелось. Потому, что я жду Ваше письмо.

Первое Ваше письмо я выучил наизусть, и каждый вечер себе его цитирую. Это самое приятное занятие! И разговариваю с Вашей фотографией, которая висит у меня над койкой прямо перед глазами. И Вы мне улыбаетесь. Я выучил на гитаре песню "Живет моя отрада в высоком терему", и иногда аккомпанирую своим мыслям на гитаре. А иногда играю "Бродяга, судьбу проклиная…", хотя судьбу проклинать мне сейчас совсем не хочется, напротив, я благодарю небо, что на свете живет такая чудесная девушка Катя.

Я взял в рейс трубу, и иногда играю на нервах экипажу, она ведь громко играет. Но ничего, терпят. Один трюм уже выгрузили, и теперь я играю в нем, там хорошая акустика.

Мы выловили в море моторную лодку "Прогресс" с двигателем "Вихрь". Все в хорошем состоянии. На лодке был запас продуктов, водка, охотничье ружье, палатка.

Мы иногда высаживаемся на берег, собираем грибы, ягоды, которых здесь очень много, и разнообразим наше меню Последнее время ели только гречневую кашу и перловый суп, или наоборот. Так что украинский борщ, который Вы так искусно готовите, был бы сейчас как нельзя более кстати. Несмотря на скудную еду я, кажется, немного прибавил в весе. Дело в том, что я ради Вас бросил курить, хотя у нас такого уговора не было. Древние любили приносить что-нибудь в жертву своим богам. Вот и я решил принести Вам жертву. Кроме того, я каждый вечер занимаюсь спортом и английским языком. Это уже последствия все той же жертвы: мне нужно постоянно чем-то заниматься, чтобы унять адское желание курить, которое не отпускает ни на минуту.

Наш старпом хорошо знает английский язык, и занимается с нами. Сначала было пять человек, сейчас осталось двое. Не знаю, будет ли польза, но от курения отвлекает.

Прочитал книги, которые Вы мне подарили. Роман Кэндзабуро Оэ "Объяли меня воды…" мне понравилась. Своеобразно написана, европейцы так не пишут.

В судовой библиотеке есть Александр Грин, но у кого-то на руках. Вот я за ней охочусь. Я ее читал, но с удовольствием прочитаю еще. Если Вам попадется его "Бегущая по волнам", прочитайте обязательно, даже если уже читали.

Вы мне снились уже три раза. Один раз я просто увидел Вас ненадолго во сне, второй сон был более содержательным, мы с Вами сидели как будто в Вашей квартире, и беседовали. Мама тоже присутствовала, и мы ждали возвращения Вашего отца, и меня это совершенно не тревожило. Конец я не досмотрел, проснулся, и очень сожалел, что видел Вас так недолго. А третий приснился в тот день, когда я бросил курить. Я плохо спал в ту ночь, и сон приснился нехороший для меня. Я очень расстроился, хотя считается, что снам не верю.

Вчера вечером вспоминал нашу последнюю встречу перед моим отъездом. Вспомнил, как мне хотелось Вас обнять тогда и шептать самые ласковые на свете слова, целовать Ваши удивительные глаза. Я тогда всю дорогу шел пешком. Сначала хотел дойти только до Вашего дома, увидеть, если удастся, Вашу маму в окне, и мысленно проститься с ней. Но увидеть ее не удалось, и я простился с Вашим домом.

Я уже начинаю бояться, что письмо на почте (если оно есть) еще и не дождется меня. Прошло уже больше месяца, как мы ушли в рейс. Извините, что письмо такое длинное, я ведь начал его писать неделю назад.

Наконец-то я получил Ваше письмо! Как хорошо! Ведь я боялся, что его не будет. Вы не сердитесь, пожалуйста, за такое недоверие, я буду жить между страхом и надеждой до тех пор, пока не получу права называться Вашим мужем.

Как странно, до сих пор я никогда никого и ничего всерьез не боялся.

Письмо получается таким длинным, что даже неудобно такое посылать. Но написать ответ на Ваше письмо отдельно мне уже не успеть, стоянка будет короткой, всего 12 часов, а дел на берегу накопилось много, и спать хочу, ночью поспать не удалось.

В Петропавловске погода хорошая, теплая. Сейчас здесь прекрасная камчатская осень, любимое время года. Сопки разукрашены во все цвета радуги. Кстати, радуга нас провожала в рейс, и радуга нас встретила. Видно Ирида — богиня радуги нам покровительствует. Приятно иметь такую красивую покровительницу. Катенька, Вы мне не написали, понравились ли Вам крымские фотографии. Я от них в восторге, особенно от Вашей улыбки, ведь вы улыбались мне так редко.

Следующий рейс у нас будет в Корф, это восточное побережье Камчатки. Уходим тоже примерно на месяц.

Пора закругляться, меня все время отвлекают.

На фото наш оркестр на экваторе, я спиной к объективу с трубой в руках. Остальные комментариев не требуют. Извините за нескладное письмо. Очень хочу Вас видеть.

Целую Вас нежно, Ваш Михаил. Привет Вашей семье".

"Дорогой Мишенька! Только вчера ко мне попали твои письма. Сразу после колхоза я поехала к бабушке, а когда сегодня приехала домой, мама мне дала твои два письма, и телеграмму я сегодня получила. Спасибо большое за все это. Хорошо, что я поехала в колхоз. Мы жили весело, дружно. Наверно такого никогда больше не будет, ведь это последние летние каникулы нашего класса. Время проводили интересно, участвовали в конкурсе "А ну-ка, девушки", в спортивных соревнованиях, у нас был "Вечер поэзии". Время пролетело очень быстро.

Недавно приехала из лагеря Аленка, ей там понравилось. Три дня рассказывала о своей лагерной жизни. Сейчас мы сидим дома. Наши родители без нас устроили ремонт в квартире. Теперь мы с Аленкой им помогаем: красим полы, окна.

Завтра мы уже идем в школу. Поскорее бы начинались занятия, так уже надоело бездельничать. Недавно я была в нашей школе. Она сейчас такая красивая, чистая, жаль, что учиться в ней нам осталось один год.

Миша, ты спрашиваешь про телеграмму. Писала ее я, а мама отправила.

Если тебе не трудно, посылай мне фотографии в каждом письме. Мы в колхозе много фотографировались, и когда сделают фотографии, я тебе пришлю. Спасибо за поздравление с новым учебным годом. Постараюсь выполнить твои пожелания.

Извини, что мало написала, но мне больше нечего писать. Привет тебе от Аленки.

Целую, Катя".

По тону письма Миша понял, что Катя писала его в основном из вежливости, хоть несколько нежных слов ему все же досталось. Его обрадовал тот факт, что оно все же пришло, и его связь с Катей не прервалась, хоть он и находится от нее так далеко. К тому же он понимал, что начало учебного года для Кати очень важное событие, и ее мысли заняты сейчас именно этим. Поэтому никаких оснований для грусти у него не было, и в рейс он ушел спокойно.

В Беринговом море начинался период осенних штормов, и спустя сутки после выхода из порта сильный юго-восточный ветер нагнал волну. На этот раз судно имело много палубного груза. Носовая часть была загружена контейнерами, а дальше до самой надстройки был лес. Сильная ботовая качка постепенно раскачивала мокрые бревна, и палубной команде пришлось дважды выходить на палубу, и под руководством старшего помощника, усиливать крепление груза. Ночью ветер усилился до двадцати восьми метров в секунду. На третьем трюме был закреплен гусеничный трактор. Один из тросов крепления не выдержал, и трактор получил некоторую свободу, потребовалось всего несколько колебаний судна, чтобы лопнули и остальные троса, трактор врезался в бревна, и вместе с ними, выломав семь метров правого фальшборта, ухнул в море. Это произошло на вахте второго штурмана, на его глазах. Еще когда лопнул первый трос, он понял, что произойдет дальше, и связался с вахтенным механиком, чтобы механик приготовился ровнять крен, который должен был появиться в связи с потерей части груза. По мере заполнения правых балластных танков крен стал выравниваться, но несколько незакрепленных бревен перекатывалось поверх основного груза, и одно из них протаранило дверь контейнера, пока не вывалилось за борт. Из контейнера стали выплывать книги. К утру шторм стал стихать, и моряки еще долго доставали мокрые книги в укромных местах. Судовая библиотека пополнилась художественной литературой.

"Милая Катенька! Вы себе не представляете, сколько нежности может вместить обыкновенное мужское сердце! Я даже не знаю, что служит большим катализатором этого чувства: встречи, или разлука. Я только знаю, что моей нежности хватит на всю Вашу жизнь, и опасаюсь только, чтобы она не была Вам в тягость. И еще я твердо знаю, Катя, что если старые Мойры — богини судьбы свяжут наши с Вами судьбы, то Вы будете счастливы, и я, разумеется, тоже. Это пророчество, если хотите.

Пожалуй, я немного верю в судьбу, хотя это может показаться Вам странным, и должно противоречить моему атеизму. Я попытаюсь объяснить Вам, что моя вера значительно ближе к науке, чем к религии. Само слово "судьба" в моем понимании значит некий порядок событий в жизни каждого человека. А намечает этот порядок наш христианский бог Саваоф, или Будда, или Аллах, а раньше Олимпийские боги — их количество как раз и опровергает их существование, и не только оно. Но поскольку бога нет, то нет и судьбы, однако события в жизни человека все-таки идут в определенном порядке, значит, судьба существует. Только начинается она не из будущего, а из прошлого, и программируется каким-нибудь событием или несколькими событиями в жизни человека, которые влекут за собой все остальные, и от которых действительно никому не уйти. Вот к чему я пришел в своих рассуждениях, так что моя вера не идет вразрез с философскими канонами о причинах и следствиях.

А почему я об этом заговорил, вот почему: я очень много о Вас думаю, Катя, для Вас это не секрет. Вы самая красивая из всех женщин, которых я встречал на протяжении всей своей жизни. Я говорю это совершенно серьезно, это не комплимент. И Ваша красота не может остаться незамеченной, Вы это уже почувствовали. А скоро Вы почувствуете свою власть над мужчинами. Берегитесь этого. Власть (любая) портит людей. Мне можно возразить, что есть примеры, когда люди, обладающие колоссальной властью, были скромны и добры. Я не верю этому. Человек, добивающийся власти, не может быть добрым, он должен быть жестоким и непреклонным, иначе он ее не получит. А та самая скромность является лишь маской, которая помогает укрепить эту власть.

Так вот, если в скором будущем Вы почувствуете свою власть, вспомните, какой Вы были в этом году, и постарайтесь держать себя так же как сейчас. С Вашей красотой Вы можете стать роковой женщиной. Мне страшно подумать, какие могут быть последствия. Так что не задирайте Ваш красивый носик, Катя, пожалейте бедных мужчин.

Раз уж я заговорил о причинах и следствиях, то вспомнил один пример из личной жизни. Когда-нибудь я Вам расскажу об этом подробно, а все началось, когда однажды в шторм я набил себе шишку на лбу. Последствием была целая цепь досадных и смешных неудач, которые тянулись больше года, и закончились они тем, что я встретил Вас, Катюша, и эта встреча уже компенсировала все прошлые и все будущие неудачи в моей жизни.

Хотел написать коротенькое письмо, но не могу прервать общение с Вами. Мне не хотелось бы отвлекать внимание своими письмами. Учеба — тяжкий труд и требует много времени, а я его отнимаю. Ваши мысли сейчас далеко от меня, может даже дальше, чем я думаю, но Вы ведь не хотите, чтобы Стрельцов стал вдруг из самого счастливого человека самым несчастным, ведь я люблю Вас, Катя.

Мне очень нравится та фотография, на которой Вам ровно 16 лет. Я решил ее увеличить. Мне удалось соорудить целый диапроектор, в котором я использовал объектив от своего фотоаппарата. Вот что из этого получилось. Нравится Вам? Благодаря Вам я снова стал фотолюбителем.

На этой фотографии нос моего судна. Море штормит, поэтому крен. Я снимал из рулевой рубки, когда мы сюда шли.

На втором фото бывшее мое судно "Ржев" идет на швартовку в сопровождении буксирных катеров. По странным стечениям обстоятельств, мне удалось его снять из самолета, на котором я возвращался на Камчатку, когда он совершал круг над городом перед посадкой.

Вот такое письмо ни о чем у меня получилось, но мы идем в порт, и я чувствую, что там меня ожидает что-то очень хорошее от Вас, поэтому пока откладываю ручку".

Если не считать незначительного происшествия на переходе к Корфу, рейс прошел благополучно. А в порту Михаила ждали сразу два письма.

"Дорогой Миша! Вот уже прошло больше двух недель учебного года, а я уже схватила двойку. Конечно, это тебе не интересно, но мне за нее очень стыдно, да и мама ругает. Учиться в десятом классе очень трудно. Домой прихожу в пять, а потом учу уроки до десяти-одиннадцати часов вечера. Уроков много задают. Хотя мне почти все хорошо дается, но иногда я просто не успеваю все сделать.

Все чаще задумываюсь над тем, кем же мне быть. То я думала поступать в машиностроительный институт, то в педагогический на физмат, а вчера бабушка уговаривала меня поступать в медицинский. Так что у меня каждый день меняется "профессия". Думаю, к концу учебного года у меня наступит прояснение в этом вопросе.

Мишенька, мы уже закончили ремонт в квартире, у нас стало красиво. Вчера отмечали папин день рождения, ему уже 43. Все ему дарили цветы, он у меня очень любит всякие растения, и много знает про них.

Как твои дела, Миша? Как тебе работается на новом месте? Какие люди тебя окружают, хорошие? Пиши обо всех своих новостях. Я жду от тебя писем.

Целую, Катя".

"Здравствуй, милый Мишенька! Наконец-то я получила от тебя долгожданное письмо. И сколько было радости для меня, когда в конверте оказалось целых шесть листов! Мне очень нравится читать твои письма. И за фотографии спасибо.

То, что ты поправился, это хорошо, и что курить бросил, это вдвое лучше. Но то, что ты выпил всю водку из лодки, которая с мотором "Вихрь", это ужасно!

Миша, ты пишешь, что начал изучать английский язык, я тоже изучаю его в школе, и у меня по нему "5". Пиши мне письма по-английски, это будет полезно и тебе и мне.

Миша, а что такое вы тащили, "плашкоут", что это?

Мне хотелось бы послушать твою трубу. Я на пианино играю, ходила в музыкальную школу. Мы с Аленкой даже поем. Любим петь "Аве Мария" в два голоса. У нас неплохо получается. Иногда нам мама подпевает. Она очень хорошо поет, только ей всегда не хватает времени. А в школе я пою с моей подругой Лилей, ты ее видел в колхозе. Мы с ней участвуем в школьном ансамбле. Недавно мы участвовали в городском смотре-конкурсе, и заняли одно из призовых мест. Пришлось даже еще раз выступать.

Занятия идут нормально. Двойку, о которой я писала, уже исправила. Я на двойки не учусь, это я случайно ее получила, и обещаю больше не получать.

Мишенька, у нас в этом году в Запорожье очень красивая и теплая осень. Трава еще зеленая, свежая после дождиков. Они у нас часто шли. А на траве желтые и пурпурные листья, это так красиво! Небо ярко-ярко голубое, и солнышко нежное и ласковое. И совсем не хочется, чтобы наступала зима.

Мне понравилось то, что ты видишь меня во снах, ты мне тоже снился, и почти с тем же сюжетом был сон: мы с тобой вместе у нас дома.

Миша, ты написал, что у вас заканчивались продукты. Что, у вас часто случаются такие перебои с питанием? Вам приходится голодать?

Пишешь ли ты письма своим сестричкам? Кстати, мама видела на заводе Ирину, и сказала, что она похожа на Людмилу.

Большой и нежный привет от мамы, и пламенный от Алены. А я тебя целую, и жду твоих писем. Катя".

"Катенька, я не знаю, как мне Вас благодарить за то счастье, которое поджидает меня в порту вот уже второй раз после рейса в виде Ваших писем. На этот раз их целых два! И каких хороших! Мне хотелось целовать каждую букву, написанную Вами. Я до сих пор хожу с глупой улыбкой на физиономии. Только Вы не правы, что мне неинтересно читать о Вашей учебе, что Вы, если у меня сейчас и есть интерес к чему-либо в жизни, то это Вы, мне хотелось бы видеть каждое Ваше движение, слышать каждое Ваше слово, знать Ваши мысли и чувства. Факт появления двойки меня не огорчил, но переживал я вместе с Вами кошмарно долгих две минуты, пока не прочитал второе письмо, в котором двойка была исправлена. А мама не так уж Вас и ругала, верно?

Катюша, я не сомневаюсь, что Вы найдете свое место в жизни, и у Вас будет великолепная профессия, а выбрать ее Вам трудно потому, что вы всесторонне развиты.

Меня рассмешили Ваши подозрения, что я выпил всю водку. Если бы выпил, то не признался бы, но я понимаю, что это шутка. К сожалению, у нас на судне имеются крупные специалисты по этому делу, да и на любом судне. А я редко употребляю спиртное, и в меру, как тогда в ресторане.

Катя, "плашкоут" — небольшое судно типа баржи, только без трюма. Предназначено для перемещения груза на небольшие расстояния.

А с питанием у нас все нормально, случаются перебои, но редко. В этом рейсе у нас был хороший повар, даже пирожки умеет печь. На судне повара полагается именовать коком, но у нас на флоте это не принято. Наверно потому, что поварами часто работают женщины, а слово мужского рода. А камбуз, естественно, у нас существует. Пирожки я обожаю(!)

Тут у меня маленький кризис на бумагу, вот на каких клочках пишу. Да и то сказать — сколько бумаги перевел. Ох, Стрельцов, разве можно писать такие длинные письма?

Скоро праздник, я поздравляю всех вас, желаю хорошо его отметить. Пусть у вас будет солнышко, много хороших улыбок, и никаких забот. А те песни, которые вы будете петь, я тоже хочу послушать. Катя когда-нибудь мне споет и сыграет, правда?

У нас уже холодно, сопки покрылись снегом, с утра в Петропавловске мороз. А в Корфе было до -7 градусов.

Вы так хорошо описали Вашу осень, что мне захотелось поставить пять с плюсом Вам и вашей осени.

А теперь хочу, чтобы Вы улыбнулись.

Разговаривают две подруги:

— Мой Костя неплохой парень, но почему-то приходит на свидания плохо выбритым.

— А ты попробуй как-нибудь придти на свидание вовремя.

Пора заканчивать. Очень уважаю Вашу маму и кланяюсь ей. Поцелуйте Вашу хорошую сестричку. И Вас я нежно целую и люблю, Михаил".

С ноября "Софийск" стал ходить по маршруту Петропавловск — Усть-Камчатск — Командоры — Петропавловск. Продолжительность рейсов значительно сократилась, кроме грузов теперь на борт стали брать пассажиров, перед которыми приходилось краснеть всей команде за поведение и внешний вид своего капитана. Женщин и детей размещали в лазарете, и в каютах экипажа, мужчинам приходилось сидеть в столовой, иногда несколько суток. Пассажиров брали не больше пятнадцати человек, насколько позволяли количества спасательных средств, имеющихся на судне. Желающих было гораздо больше, поскольку другим путем попасть в Петропавловск в это время года было невозможно, особенно из поселка Никольского на Командорских островах.

По приходу в Усть-Камчатск, "Софийск" участвовал в снятии с мели землесоса, который работал в устье реки Камчатки, расчищая фарватер. После выгрузки в Усть-Камчатске, судно направилось на Командоры. На борту было несколько контейнеров, и один трюм с углем. Выгрузка производилась на рейде, на маленькую баржу. Особенно трудно было выгружать контейнера. Баржа могла взять один десятитонный контейнер, который едва помещался на ее палубе, и требовалась ювелирная точность и хороший глазомер, чтобы поставить контейнер на пляшущее на волнах судно, и не опрокинуть его при этом. Стрельцов вывешивал контейнер за борт, и ловил момент, когда его можно будет резко опустить так, чтобы не задеть высокие фальшборта. На барже работали два человека, шкипер и моторист, которые поднимались на борт судна во время загрузки. Шкипер оценил работу Стрельцова, и рассказал ему, что три месяца назад в этом месте опрокинулась баржа, на которой находился контейнер со шкурками котиков, которых выращивали в местном зверосовхозе. Баржа не пострадала, а контейнер так и не подняли.

В связи с этим Миша вспомнил другой инцидент со шкурками котиков, который произошел в пароходстве с полгода назад. Одно из судов пришло с Командорских островов, и встало на рейде. Во время отдачи якоря из клюзов канатного ящика вместе с цепью вдруг полетели те самые шкурки, фонтанируя на баке на глазах у капитана и сопровождающего этот самый груз, который в этот момент находился в рулевой рубке. Скандал был изрядный, разбиралась милиция и прокуратура. Боцман с матросом вскрыли контейнер еще на стоянке возле острова, похитили часть шкур, и спрятали в канатном ящике. При выборке якоря цепь завалила шкуры, и найти их было практически невозможно, если бы судно поставили сразу к пирсу, как обычно бывало. Глубина в Авачинской бухте была больше, чем у острова, поэтому и якорной цепи потребовалось вытравить больше, и хищение было раскрыто таким наглядным образом.

Уголь выгружался из трюма с помощью грейфера, и для его выгрузки достаточно было одного крановщика. Миша загрузил очередную баржу, и поджидал следующую. Рассказ шкипера натолкнул его на мысль опустить открытый грейфер на дно, и зачерпнуть грунт. Так он и сделал. Произведя необходимые манипуляции, чтобы грейфер закрылся, он стал поднимать его, и почувствовал, что двигатель работает без нагрузки. Вскоре из воды показался коуш шкентеля, без грейфера и даже без противовеса. Миша отправился на мостик, утешая себя мыслью, что палец из грузовой скобы мог выскочить и при более неблагоприятных обстоятельствах, хорошо еще, что 800-киллограммовый грейфер не свалился кому-нибудь на голову.

— Я утопил грейфер, — сказал он вахтенному штурману.

— Как это случилось?

— Хотел прополоскать его от налипшего угля, только вывесил за борт, он и ушел на дно. Жаль грейфера, с другой стороны, никто не пострадал.

Ругать Стрельцова не стали. Капитан выпустил очередь матерных слов, и распорядился работать резервным грейфером.

Когда выгрузка была закончена, привезли пассажиров, половина из которых были самодеятельными артистами, направлявшимися на какой-то конкурс. После ужина их уговорили дать для экипажа концерт. Мешала качка, однако артисты выступали с видимым удовольствием. Особенно хороши были четыре девушки-алеутки, которые пели и танцевали в своих кухлянках, щедро украшенных мехом и бисером. После концерта Миша долго сидел в каюте Валентина, где механики и мотористы собрались попить кофе.

 

Глава 7

Виолетта

Вернувшись к себе, Миша поставил дверь на штормовку, и, не включая свет, разделся. Забираясь в койку, он наткнулся рукой на обнаженную женскую грудь. Это было неожиданно, но чертовски приятно. Не раздумывая, он улегся рядом с горячим женским телом, непостижимым образом оказавшемся в его постели.

Миша уже полгода не имел интимных контактов с женщинами. После знакомства с Катей он просто исчез для всех женщин, не искал новых и не возобновлял старых знакомств. Но в такой ситуации он оказался впервые, и не стал оказывать сопротивление желаниям собственного организма, тем более что вопросы "кто" и "почему" висели в воздухе, обостряя и без того пикантную ситуацию, и подогревая пылающую страсть.

Податливые губы ответили на его поцелуй, женщина прильнула к нему всем своим обнаженным телом, рука Михаила мгновенно оценила нежность ее кожи, плавные линии хорошо сложенной молодой женщины. Несколько часов они дарили друг другу неистовые ласки, нежность и страсть. Михаил сознательно оттягивал момент, когда можно будет получить ответы на вопросы, по-прежнему витающие над ним. Он не спрашивал ее имени и не включал свет, произвольно рисуя в своем воображении черты ее лица.

— Как твое имя, дитя мое, — наконец спросил он.

— Ты уже забыл, меня зовут Виолетта.

"Что же все-таки произошло, почему я должен знать ее имя, никогда у меня не было женщины на Командорах, тем более, с таким именем" — думал он. Он уже догадывался, что эта девушка — одна из артисток-алеуток, и что в его постели она оказалась по какой-то ошибке, но исправлять эту приятную ошибку он не собирался.

Лишь под утро, утомленный ласками, он, наконец, решил включить надкоечный светильник, с интересом и нетерпением ожидая ее реакции.

— Кто ты, — вздрогнула она, с тревогой вглядываясь в его лицо.

— Моя хорошая Виолетта, теперь ты забыла. Я твой любовник, которому ты всю ночь дарила столько нежности. Я не знаю, как ты попала в мою постель, и даже не уверен, что хочу это знать, мне хочется думать, что это подарок судьбы, забрать который не под силу ни ей, ни тебе.

— Господи, неужели я попутала каюты? Мне так стыдно! Не смотри на меня!

— Успокойся, деточка, я вижу, ты мной сильно разочарована, мне очень жаль, что не сумел быть для тебя таким же приятным, как ты для меня всю эту ночь.

— О нет, у меня никогда не было такого приятного мужчины, как ты, наверно, никогда больше и не будет в моей жизни, я не разочарована, мне только очень стыдно, ты в душе наверно смеешься надо мной.

— Только не над тобой. В этой ситуации юмор найти не трудно, если посмотреть на нее именно с этой стороны, но к тебе я чувствую только нежность и благодарность. Не жалей о том, что случилось, лучше поцелуй меня.

Вскоре Виолетта перестала смущаться, а ее попытку рассказать, как она оказалась в этой каюте, Миша деликатно отклонил. Ласки продолжались еще долго, чередуясь с приступами смеха, причина которого была понятна обоим, но не называлась. Миша не пошел на завтрак, даже не спускался в машину. Он приготовил кофе в каюте, и они пили его с конфетами и печеньем. Виолетта покинула его каюту лишь в одиннадцать часов утра, когда до Петропавловска оставалось три часа хода.

В соседней каюте жил моторист Михаил. Он никогда не вызывал симпатии у Стрельцова, потому что имел хамскую натуру, и очевидную жадность к деньгам, к которым и сводились все его разглагольствования. Вместе с тем, Миша допускал, что такой тип может нравиться женщинам, несмотря на грубые черты лица без признаков интеллекта. Парень был плечистый, высокого роста. Вероятно, они были знакомы с Виолеттой раньше, и она была уверена, что лежит в его каюте. Моторист стоял вахту с восьми до ноля часов, и, зная это, она его спокойно ждала.

Если Мишу и мучили угрызения совести, то лишь по той причине, что он невольно изменил Катеньке, и даже сознательно изменил, как подсказывал ему внутренний голос. Но так ли уж трудно нам убедить этот робкий внутренний голос в своей невиновности, и найти обоснованные оправдания для любого нашего поступка! Более того, Миша хотел надеяться, что критерии Виолетты в выборе своих поклонников отныне изменятся, учитывая ее восторг, который она стала проявлять к нему, когда оправилась от смущения. Она долго махала ему рукой с катера, который забрал пассажиров на рейде, и повез их на морской вокзал. Именно ему, хотя другой Михаил стоял рядом и недоумевал.

"Здравствуй, Мишенька! На твое письмо из первого плавания я тебе дала ответ, а теперь пишу новое письмо. Скучно, когда нет от тебя писем. Вот поэтому я пишу тебе это внеочередное. Решила с тобой поговорить.

В школе у меня все нормально: каждый день уроки, уроки, уроки. Книг не читаю, телевизор не смотрю, музыку не слушаю, не хватает времени. Ты помнишь, я тебе писала, что хочу поступать на физмат, теперь уже хочу быть архитектором, и собираюсь поступать в строительный институт. Это уже не первая, думаю, что и не последняя моя мечта. Возможно, еще что-нибудь придумаю.

Миша, недавно мои родители ездили в Ялту на неделю. Там была очень хорошая погода, мама семь раз купалась в море. Температура воды была 18 градусов. И она вспоминала тебя, меня, Алену, и очень жалела, что нас не было рядом. Она вспоминала лето в Алуште.

Миша! А еще я знаю очень хорошую песенку. Там есть такие слова:

"Я хочу увидеть море, голубое, голубое,

Я хочу увидеть море, ты возьми меня с собой!"

Ее исполняет Алла Пугачева, может, ты ее слышал? Эта песенка мне очень нравится, и когда я пою ее, всегда вспоминаю тебя.

Приближаются осенние каникулы. У нас в школе организуется поездка на туристическом поезде по городам героям: Севастополь — Керчь — Новороссийск — Волгоград. Я очень хочу поехать, но меня пока не отпускают родители, потому что к нам на праздники приезжают родственники, которых мы давно не видели.

Сейчас у нас 23 часа, мои все спят, и я ужасно хочу спать. Спокойной ночи, Миша.

Твоя Катя".

"Дорогая моя Катюша! Я получил от Вас такое милое письмо, что совершенно растаял. Что Вы делаете с моим сердцем, Катенька! Ваша маленькая нежная ручка свернула меня в бараний рог, но если она меня отпустит, Стрельцов пропал, так и знайте. Так приятно сознавать, что едва ли не на противоположной стороне планеты живет самая красивая в мире девушка, которая иногда думает обо мне, и думает такими нежными словами!

Катя, я уже так сожалею, что не решился познакомиться с Вашим отцом. Меня угнетает сознание моей вины перед ним, я сам себя лишил возможности даже передать ему привет, а мне так хочется это сделать! Я понимаю, что поступаю с ним нечестно, и никакие мои усилия не помогут мне заслужить уважение человека, который мне так дорог, потому что он Ваш отец.

Праздник отмечали в Усть-Камчатске, а перед этим помогали снять с мели землесос, такое судно, которое расчищает дно. Он очищал устье реки, которое постоянно заносит илом, и сел на мель. Его тащили три буксира и мы, но не получилось, потом пришел спасатель "Зевс", но и с ним мы не преуспели. Подцепили еще два лесовоза, которые очень кстати подошли, и сняли, наконец.

В кают-компании был праздничный ужин, был тост за женщин, я пил за Вас, а в 23 часа целовал в каюте Вашу фотографию, и очень хотел, чтобы Вы почувствовали мой поцелуй.

До Петропавловска осталось два часа ходу. Мы сейчас проходим мимо двух могучих вулканов — Авачинского и Карякского. Это гордость Петропавловска, их видно с любой точки города. В ясную погоду их видно за 80 миль. Я их сфотографировал для Вас, в следующем письме пришлю. А почти рядом с ними еще Кроноцкий и Козельский, а прямо по курсу у нас Вилючинский. А в праздник вулкан Шивелуч устроил себе замечательный перекур, наверно из Космоса было видно.

Катенька, к моему большому стыду, выше тройки по английскому языку я никогда не поднимался, потому что ненавидел учительницу английского за ее изощренную педагогику. Она сумела всем нам привить ненависть к английскому языку, более того, мне кажется, что наша система обучения направлена именно на то, чтобы прививать эту ненависть. И я очень уважаю тех, кто, не смотря на это, сумел выучить этот язык.

Катенька. Мне ужасно захотелось прислать Вашей семье что-нибудь из местной фауны. Вы ведь не обидитесь на меня за это? Хотел прислать на праздник, но ничего подходящего не нашел, а в Устях вот повезло, я подумал, лучше поздно, чем никогда. Теперь ждите посылку, иду на почту с замиранием сердца, вдруг еще одно письмо от Вас!

Давно прошло то время, когда Стрельцов визжал от восторга только потому, что появилась возможность пройти по твердой земле, а вот теперь я испытываю похожее чувство, только гораздо более сильное, когда получаю письмо то Вас. Вот и сегодня мне вручили Ваше письмо и открытку, и вид у меня был такой, что даже девушка в окошке заулыбалась.

Я сейчас представил себе, как в тишине комнаты сидит моя Катенька с ручкой в зубах, и сочиняет письмо Стрельцову. А Стрельцов подкрался сзади, и закрыл Катеньке глаза. Жаль, что бога нет, думаю, я сумел бы его уговорить, не смог бы он отказать мне, потому что ему самому было бы интересно посмотреть на Ваше изумление.

Катенька, Вы не расстраивайтесь, если Вам не удастся совершить поездку по городам-героям. После каждого Вашего письма крепнет моя надежда на то, что скоро мы с Вами совершим много поездок, и для этого не будет никаких препятствий, потому что ту песенку, которую Катенька так хорошо поет, я вчера слышал по радио в исполнении Пугачевой. А строфу из этой песни Вы выбрали так удачно, что я готов полюбить даже Аллу Пугачеву.

Катюша, мое письмо довольно бессвязное, как и все они, но это оттого, что мне приходится делать перерывы — стоянка в порту самое беспокойное время для моряков, если она такая короткая.

Да и настроения меняются, то для меня все кажется в розовом свете, то появляются темные тона. Катя, скажите мне, пожалуйста, если это можно мне знать, как бы Вы поступили, если бы Ваш отец узнал о нашей переписке, и запретил бы ее?

И еще я хочу, спросить, не пишу ли я в своих письмах что-то такое, что вызывает у Вас неудовольствие, или смущает Вас? Только честно.

Опять Вы не можете выбрать себе профессию, ну что мне с Вами делать? Во-первых, вот что скажу: даже если Вы ошибетесь в выборе, ее всегда можно поменять, какие Ваши годы, как у нас говорят. И как будто случится непоправимая беда, если сразу после школы Вы немедленно не поступите. Главное, сохранить здоровье и нервы, а принести пользу Вы всегда успеете. А точный совет Вам никто не даст. Прислушайтесь к себе хорошенько: что Вам легко дается — в этом Вы добьетесь успеха, а успех принесет удовлетворение, уважение, поднимет престиж.

Вот и все пока, всего Вам самого хорошего, привет Вашей замечательной семье.

Нежно Вас целую, Ваш Михаил".

"Уважаемая Людмила Павловна! Я прошу у Вас прощения за эту скромную посылку, которую я рискнул послать, сознавая, что Вам нелегко будет объяснить ее происхождение своему мужу. За время общения с Катенькой я полюбил всю вашу семью, всех вместе, и каждого в отдельности, включая и Павла Кирилловича, который даже не знает о моем существовании.

Я не знаю, осуществится ли моя мечта, я очень надеюсь, но сомнения тоже никогда не покидают меня. И я безмерно благодарен Вам, что Вы разрешили общение с Вашей дочерью, подарив мне тем самым счастье, которого я никогда не знал. Что значит этот мой подарок по сравнению с Вашим! Я никогда не позволю себе быть навязчивым, как бы не повернулись обстоятельства. А если моя мечта осуществится, обещаю Вам, что никогда не дам повода для огорчения ни Катеньке, ни Вам.

Еще раз прошу прощения, желаю счастья и здоровья всей вашей прекрасной семье, спасибо Вам,

Михаил".

Это письмо Миша вложил в посылку, которую отправил к празднику.

Была у Михаила одна важная проблема, которая беспокоила его уже давно. И чем ближе он становился для Кати, тем сильнее беспокоила его эта мысль. Он чувствовал, что между ним и Катей устанавливается та самая духовная близость, о которой он мечтал в Запорожье. В ее простых письмах главными были не слова, а те чувства, что за ними стояли. Обладая хорошим воображением, Миша всегда легко представлял, с какими мыслями, и даже с каким выражением лица Катя читает его письма, или пишет свои. Она еще не умела точно формулировать свои мысли, а тем более, чувства, возможно, даже стыдилась проявлять их открыто, но Миша знал, что он для нее далеко не безразличен.

Проблема состояла в том, что Миша был женат и имел дочь. С женой он не жил более трех лет, и не испытывал к ней никаких чувств, ни симпатии, ни враждебности, она для него была лишь матерью его дочери. А женился он на ней пять лет назад из чувства долга. Он познакомился с ней, когда в Петропавловске у него не было друзей и знакомых. Она была старше Михаила на семь лет, но не это волновало Мишу. В ее поведении были странные для него вспышки внезапного отчуждения. Она вдруг становилась раздражительной и почти враждебной к нему, хотя видимой причины для этого он найти не мог. Интимные отношения у них возникли незадолго до его первого рейса, который продолжался пять месяцев. После рейса у него появились друзья, и он почти забыл об этой женщине, но случайно встретил ее в городе. Она была беременна. Никаких требований она ему не предъявила, но чувство порядочности заставило его жениться на ней. Прожили они два года, но характер ее не изменился: все те же вспышки раздражения без всяких видимых причин, и успокоить ее не было никакой возможности, а главное, Миша не мог найти объяснения этого поведения. Она ни разу не встретила его из рейса, что очень обижало его, потому что жены его коллег всегда приходили к пирсу при швартовке судна.

Однажды летом они собрались с утра пойти к ручью на сопку. У обоих было хорошее настроение. Собирая вещи, жена вдруг начала их швырять, и на глазах превращаться в фурию. Миша молча понаблюдал за ней, потом подошел, и залепил ей пощечину. Это было для него впервые в жизни — ударить женщину. Он молча повернулся, и вышел из дома. Пришел домой лишь на третий день. Несколько дней в доме было тихо, но как только наступил очередной всплеск раздражения, Миша снова молча ушел из дома.

На следующий день он серьезно поговорил с женой, и предупредил, что больше не придет, если это еще раз повторится. Это повторилось еще во время этого самого разговора. Тогда он сказал, что уходит от нее. Для себя он загадал, что если она встретит его с рейса, то он сделает еще одну попытку остаться. Его никто не встретил, и на этот раз он испытал чувство облегчения: мосты были сожжены. У него появились женщины, с которыми он чувствовал себя абсолютно комфортно. К жене заходил только чтобы пообщаться с дочерью. Половину зарплаты он отдавал жене. Так продолжалось два года.

Однажды перед отпуском он договорился с женой, что деньги на содержание дочери за период отпуска вернет после возвращения. Непонятно, чем руководствовалась эта женщина, но после его возвращения выяснилось, что она подала заявление в суд на алименты. Михаилу это было неприятно, и он со злорадством подумал, что если ей не хватало половины его зарплаты, то теперь пусть довольствуется четвертью, как того требует закон.

С маленькой дочерью Зоей они были друзья, Михаил часто встречался с ней, приводил ее на судно, иногда забирал из детского сада, но с женой практически не общался, во всяком случае, никогда не оставался на ночь. До знакомства с Катей ему ни разу не приходила в голову мысль развестись с женой. Теперь же этот вопрос стал актуальным, и за месяц до Нового года Миша подал в суд заявление на развод.

Но проблема была не в этом, Мишу мучила мысль, как сообщить Кате то, что он был женат, как она это воспримет, как воспримет его долгое молчание, которое, в сущности, является обыкновенным обманом, с помощью которого ему удалось добиться ее расположения. Он решил сразу после Нового года признаться Кате в этом обмане, который так его угнетал, и ждал этого события с большой тревогой, но и с нетерпением.

Уже давно все электрооборудование судна Миша привел в порядок, неполадки случались редко, и после ежедневного обхода судна у него практически весь день был свободный. Чтобы хоть немного разогнать свои грустные мысли, он решил оборудовать в душевой парную. Идея пришлась по душе всем, даже капитан не возражал. Миша обшил переборки древесиной, для красоты обжег ее паяльной лампой, матросы натаскали булыжников, под которыми находились электрические нагреватели. Миша увлекся этой работой, и рейс прошел незаметно, а в порту его ждало письмо:

"Здравствуй, дорогой Мишенька! Отвечаю сразу на два твоих письма. Последний раз я писала тебе месяц назад.

7 ноября — это был мамин день рождения, у нас было много гостей, и было очень весело. А в полночь меня провожали мама, папа и Аленка в туристическую поездку. Все-таки мои родители согласились отпустить меня. Я ездила со своей лучшей подругой Лилей. Вернулись мы 12 ноября. Мне понравилась поездка, и все города, в которых мы побывали. Правда, мы были очень мало везде, хотелось бы больше увидеть.

Началась вторая четверть, снова учеба и учеба. Первую четверть я закончила хорошисткой, но впереди еще три четверти, и много экзаменов, но это все впереди.

Миша, милый, добрый человек! Получили от тебя посылку. Большое тебе спасибо от всех моих. Ты нам прислал такую рыбу, которую мы почти никогда не видели. Сначала мы с мамой ужасно растерялись и разволновались. Не знали, как отнесется к этому папа.

Он, конечно, удивился, а когда узнал, что рыба с Камчатки, спросил: "За какие это заслуги?" Не знаю, что сказала ему мама, но он упокоился, и даже сам спрятал рыбу в холодильник. Все дошло хорошо. Конфеты мы уже съели, очень были вкусные.

Бусы — прелесть, какие. Я думаю, ты их мне подарил? Это первое мое украшение, и я буду носить их с большим удовольствием.

Мама собирается тебе что-то послать домашнего, южного. Может тебе чего-то хочется, ты нам напиши.

Посылку мы получили в пятницу, а в воскресенье мы пошли к бабушке. Она устроила воскресник. Мы наводили порядок во дворе (у нее частный дом), убирали мусор, пилили ветки, а потом был грандиозный обед. Нас было три семьи. На столе у нас была картошка из Кировограда, колбаса из Ялты, рыба с Камчатки, и вино с Кавказа. Один из тостов, Миша, был "за того хорошего человека, который рыбу прислал", который провозгласил мой дядя. А мне было очень приятно, что не только я думала о тебе, а и все остальные.

Мишенька! Фотографии мне очень понравились, спасибо тебе, я всегда жду их с нетерпением. Мама обещала мне подарить альбом, и я их туда буду складывать.

Миша, ты на себя наговариваешь, что письма твои бессвязные. Ничего подобного, они хорошие, умные, и многому меня учат. И если их долго нет, я очень скучаю. Ты спрашиваешь, как бы я поступила, если бы папа запретил мне переписку с тобой. Я думаю, папа не такой суровый, чтобы сделать это. А если бы запретил, я бы тебе все равно писала, потому что в наших письмах нет ничего запретного.

Собираюсь прочитать "Увлекательные путешествия капитан-лейтенанта Головина — морехода и путешественника". Там много о Петропавловске твоем.

Вот и все. Пока. Желаю всего хорошего, целую, Катя. Привет от мамы и Аленки".

"Милая Катенька!

По моим письмам Вы уже наверно заметили, что жизнь моряка довольно однообразна. Это действительно так, и мне кажется, что в любой профессии не избежать однообразия, заметные события случаются редко.

А если оглянуться в прошлое, кажется, что раньше люди жили интереснее, происходило столько событий, которые описаны в литературе и зафиксированы историей. На самом деле это "оптический обман": все факты спрессованы историей, и кажется, что они следуют друг за другом, на самом деле между ними годы затишья, которые ничем себя не прославили. Так что не будем унывать, если сейчас у нас период застоя.

Впрочем, Посейдон не очень-то щедро дарит нам спокойные деньки. В этом рейсе старик так разбушевался, что какое-то корейское судно вынуждено было дать в эфир сигнал "SOS". Наш радист только это и успел принять, вернее они передали только сигнал о помощи и координаты. Мы знаем только что драма (или трагедия) произошла возле мыса Лопатка, и помочь им мы не могли, до этого места нам 34 часа хода. Судьба экипажа нам неизвестна. После этого шторма трое суток не улегалась зыбь. Поэтому выгрузка на острове Беринга задержалась. Но уже завтра утром мы будем в порту, и я буду вознагражден Вашим письмом.

Катенька, моя хорошая, вчера на почте меня ждало такое разочарование, письмо от Вас еще не пришло, я так расстроился, думал, забыла меня Катенька, и судно показалось мне уродливым, и погода отвратительная, и солнце потускнело.

А сегодня я его получил. Оно меня обрадовало вдвойне. Там есть такие хорошие слова, мне очень приятно было их читать. Я думал, что Вы меня ругать будете, и опасался, что будет неприятное объяснение с Вашим отцом, но все так удачно закончилось. В следующий раз он уже меньше удивится.

Катенька, пожалуйста, убедите Вашу маму не присылать мне ничего: на судне кормят хорошо, и я ведь не знаю, когда еще мы в порт придем, посылка либо испортится, либо обратно отошлют. Мне куда дороже всяких материальных вещей то, чего нельзя измерить — ваши прекрасные побуждения, ваша доброта, ваше доверие. Я очень благодарен Вам и Вашей маме за ваши добрые намерения.

Мы установили на судне телефонную станцию — АТС на 20 номеров. Общение с соседом по каюте сократилось на два метра, а с самым дальним соседом на целых тридцать! От скуки чего не придумаешь.

А еще в этом рейсе мы построили парную. Воспользовались тем, что на борту было много досок. Я с удовольствием плотничал и вволю надышался замечательным запахом древесных стружек. Она небольшая, но уютная, а дверь в средневековом готическом стиле.

Странное дело! У меня в городе появился двойник, можете себе представить! Уже несколько моих знакомых попадали с ним впросак. Он брюнет, носит мою одежду, может он и думает, так как я? Меня просто заинтриговали. Хочу с ним встретиться, и выяснить, кто же из нас настоящий. Хорошо Вам, Катенька, Вы — самая красивая на свете, значит, похожих на Вас и быть не может. А вот однофамилец у Вас есть, и еще какой! Рядом с нашим судном стоит судно Владивостокской прописки, втрое больше нашего, а называется "Механик Гордиенко".

Но фамилия "Стрельцов" тоже неплохо звучит, и если рядом с этой фамилией будет стоять имя Катя, то никто не скажет, что это плохое сочетание, как Вы думаете?

Катя, вы уже несколько раз упоминали о своей подруге Лиле. Я понял так, что это самая хорошая и надежная Ваша подруга. Берегите эту дружбу. Потерять друга легко, а найти трудно, я это знаю по себе. У меня в ранней юности было два друга. С одним из них мы переписывались долгое время, но постепенно наши интересы стали так различны, что не осталось общих тем, и переписка затухла. А второй, самый надежный, погиб на спортивных соревнованиях. У меня есть хорошие друзья, но та дружба, которая зарождается в детстве или в юности всегда более надежная и верная.

Интересно, Лиля знает о нашей переписке, и что она об этом думает? Ведь она меня видела.

Катюша, я поздравляю Вас с успешным окончанием первой четверти, учеба — тяжкий труд, но Вы успешно с ним справляетесь. Еще несколько усилий, и Вы свободны. Тут некто пытается на эту свободу посягнуть, но ведь Вас это не очень пугает, тем более что взамен я предлагаю Вам свою.

Скоро Новый год, я мечтаю провести этот праздник с Вами, Катенька, хочу вернуть поцелуи, которые получаю в письмах от Вас, о многом мечтаю, но это потом, а пока вот Вам новогодняя открытка.

Поздравляю Вас, и всю вашу семью с Новым годом, желаю проводить уходящий год, как старого друга, немного с грустью, а Новый встретить весело и беззаботно, пусть ваши улыбки сверкают, как свежий новогодний снег, пусть в доме пахнет хвоей, звучат песни, и счастье не покидает вас весь год, всю жизнь.

Люблю, целую, Ваш Михаил".

В очередном рейсе Михаилу пришла в голову идея построить на судне электрокар. При загрузке трюмов пустыми контейнерами в порт пунктах матросам приходилось их заталкивать в дальние углы трюма вручную. Работа была трудоемкая, и Миша решил ее механизировать. Он сварил металлическое шасси, установил двигатель, передачу от топливного сепаратора, сидение, педаль для включения двух скоростей, рычаг реверса, но не смог найти на судне ничего, что могло бы подойти в роли колес. Тогда он выточил их на токарном станке из многослойной древесины, и обтянул резиновыми полосами. Испытания проводились в пустом трюме. Кар подключался к сети кабелем, который свешивался в трюм. Он оказался достаточно маневренным, и члены экипажа с удовольствием катались на нем. Впоследствии выяснилось, что толкать им контейнера не удастся — примитивные колеса проскальзывали, поэтому его использовали, как забавный аттракцион.

Скорость ветра штурмана измеряли с помощью ручного анемометра, для чего им приходилось стоять с ним на холодном ветру, нередко со снегом и дождем, а потом производить математические вычисления. Миша изготовил из датчика тахометра от дизель-генератора стационарный анемометр. Для крылатки потребовались четыре полусферы, которые он выдавил из тонкого медного листа. Когда он собирал крылатку, в электромастерскую зашли боцман и второй механик Виктор, ироничный и подвижный парень. Спокойный, основательный и медлительный боцман Николай Федорович долго вертел в руках медные полусферы, а потом спросил Михаила, как ему удалось их изготовить.

— Федорович, что тут непонятного, он сделал медный шар, а потом его распилил, — объяснил Виктор.

Федорович задумчиво почесал затылок, сказал "понятно", и ушел в недоумении.

Шкалу вольтметра, стрелка которого показывала скорость ветра, штурмана отградуировали сами, и теперь всегда можно было узнать эту скорость без вычислений, не выходя из рулевой рубки.

" Миша, за посылку тебе большое спасибо не только от моей семьи, но и от всех родственников и знакомых. Мы всех угощали дарами моря, которые ты прислал. Но я тебя прошу, чтобы ты не тратил деньги и время на посылки, да еще с таким весом.

Еще когда ты был здесь, мне очень хотелось пригласить тебя к нам в гости, но не вышло, к моему огорчению.

В октябре мы с мужем снова были в Крыму. У нас в Ялте много родственников, и муж у меня крымчанин. Я много раз купалась в море. Там стояла прекрасная осень, но мне было немного грустно без моих девочек, без тебя с Людмилой, без Наташки-баламутки.

Напишу немного о тебе и Кате. Что мне тебе сказать? Катя иногда дает мне почитать твои письма, когда считает нужным. Боюсь, что твои красивые комплименты она начнет воспринимать всерьез, станет высокомерной, думаю, что этого не следует делать. А во всем остальном — оставайся прежним. Катя любит читать твои письма, получать их, а вот отвечать ей некогда. Она пишет тебе всегда после 23 часов. Так что не волнуйся, если она тебе вовремя не ответит. Миша, я всегда "за любовь", и очень хочу, чтобы и ты, и Катя были счастливы. И свое счастье вы должны сами строить, а мы будем вам помогать. Если захочешь мне ответить, вложи письма в один конверт, но можешь не отвечать.

Поздравляю тебя с Новым годом, пусть он будет счастливым для тебя.

С уважением, Людмила Павловна".

"Здравствуй, дорогой Мишенька! Я очень обрадовалась твоему письму. Если бы ты знал, кто мне его принес! Мой папа. Наконец-то он узнал о нашей переписке. Меня тоже угнетала эта наша таинственная переписка.

У меня все по-старому, каждый день узнаю что-то новое в школе. Эту неделю я была сильно занята, домой приходила поздно, потому что мы готовились к открытию школьного литературного клуба.

Открытие было интересным, мы все волновались, потому что пригласили заслуженную артистку, и директрису, и нельзя было "ударить в грязь лицом". Но все было на высоте: оформление зала, монтаж. Все остались довольны. Я начинала этот вечер стихотворением.

А теперь наш класс готовит новогодний праздник, снова репетируем. Мы с Лилей будем петь под мой аккомпанемент на рояле. Мы с ней на всех вечерах поем.

У нас уже началась настоящая зима. Выпал беленький пушистый снежок, на улицах очень красиво. Веточки деревьев покрылись сверкающим инеем, мороз щиплет щеки, и они у меня румяные. Сегодня воскресенье, и мы с Аленой и с Лилей катались на санках возле школы. Такое удовольствие! А сейчас я пришла домой, и сразу села писать тебе письмо. Мои все смотрят фигурное катание, а я занята делом.

Миша, а ты любишь зиму? У вас не холодно на корабле? Похож ли ваш корабль на тот, который ты мне прислал на открытке?

Вторую четверть я начала даже лучше, чем первую, потому что мне помогают твои письма. Лиля знает о нашей переписке, но ничего мне не говорит, да и я мало что рассказываю о нас с тобой.

Миша, вы смотрите телевизор на корабле? И что вы делаете, когда приезжаете в город? Чем ты занимаешься в это время, где бываешь? Какие грузы вы возите? Секретные?

Я задала тебе массу вопросов, такого еще никогда не было. Постарайся ответить.

У меня еще много уроков.

Целую тебя, Катя".

Такие письма в другое время привели бы Мишу в полный восторг, но на этот раз они навеяли на него глубокую грусть и тоску. Еще недавно он не смог бы поверить, что письмо от Кати и от ее матери смогут привести его в уныние. В письме Людмилы Павловны легко можно было найти подтверждение тому, что против такого зятя у нее не должно возникнуть возражений. Вероятно, серьезного противодействия не стал бы оказывать и Павел Кириллович, во всяком случае, он теперь стал бы разговаривать с Михаилом на эту тему. Все было замечательно, если бы не необходимость сделать это признание, которое могло разрушить все здание, которое Миша возводил с таким восторгом и усердием. Миша искал предлог, чтобы не сообщать эту опасную новость, но решение было принято, письмо написано, и ждало отправки.

"Дорогая Катя! Даже не знаю, как начать это письмо. Никаких мыслей, только тревога. Ведь счастье — такая редкость, оно дается далеко не всем, и, как правило, один раз в жизни. Если не познаешь счастья, можно жить надеждой, но если счастье потерял — теряешь надежду, и тогда между понятиями "счастье" и "жизнь" можно ставить знак равенства.

Простите, Катя, что я начал это письмо в минорной тональности, для этого есть причины.

Наступает Новый год, от которого я жду больших перемен. В уходящем году я был счастлив: я встретился с Вами, со своей любовью, со своей мечтой. И нет в жизни для меня ничего важнее, чем Ваша симпатия, ваши нежные письма. Но, как видно, нельзя, чтобы в жизни все было гладко.

Угнетает меня то, что я был с Вами не до конца искренним. У Вас удивительное чувство такта: Вы не задали мне ни одного вопроса, хотя прекрасно понимаете, что у меня должно быть какое-то прошлое. Я очень благодарен Вам за то, что Вы дали мне возможность рассказать о себе самому.

Катя, я был женат, и у меня есть дочь. В апреле ей исполнится пять лет.

С женой я не живу уже три года. Ничего плохого о ней я сказать не могу, но жить вместе мы не могли. Это называют психологической несовместимостью.

Вероятно, Вам больно это читать, но я не могу больше осквернять наши чистые отношения обманом. Вы вправе меня обвинить в том, что я долго скрывал это. Простите меня, Катя, я просто боялся. Боялся Вас потерять, и сейчас боюсь. Я отдаю себе отчет, как вы мне дороги, и как Вы можете воспринять это известие, и это меня пугает.

Я хотел сделать это признание не на бумаге, а при встрече. Возможно, так было бы лучше, но ждать встречи так долго, и так долго вас обманывать я не смог. Я не смог войти в Новый год, от которого я так много жду, со старой ложью.

Если Вас будут интересовать подробности, я расскажу, Вы имеете полное право знать все.

Катя, я прошу Вас быть моей женой. Более неподходящего момента, чтобы просить Вашей руки, подобрать трудно, но я хочу, чтобы во всем была ясность. Семь бед — один ответ — гласит русская пословица. Если Вы считаете возможным связать наши судьбы после того, что Вы обо мне узнали, то любые мои слова здесь будут бессильны, моя благодарность выразится позже, и совсем иначе.

В любом случае я надеюсь получить от Вас письмо, но я прошу Вас, Катя, не делайте ничего сгоряча, обдумайте все "за" и "против", и знайте, что я хуже не стал от того, что Вы обо мне стали больше знать.

Кажется, последняя фраза — запрещенный прием. Ну что же, раз она у меня вырвалась, тем хуже для меня. Есть хороший афоризм: если человеку плохо, он делает все, чтобы ему было еще хуже.

Катя, я сделал Вам официальное предложение. Не знаю, придется ли мне повторить его в Вашем доме, при Ваших родителях, или эти полгода были для меня сладким и неповторимым сном, знайте, что каждый день после этого письма, будет для меня пыткой, пока я не получу на него ответ. Если в нем будет отказ, не старайтесь искать обтекаемые фразы, в конце концов, я мужчина.

Завтра мы будем в Петропавловске. До Нового года Вы не получите это письмо, я не хочу испортить Вам праздник.

Катя, я получил Ваше письмо, такое хорошее, я как будто увидел Ваш румянец, и Ваши прекрасные улыбающиеся глаза на фоне белого снега. Но на этот раз мне стало грустно.

Ваша мама тоже прислала мне письмо, очень-очень хорошее, и посылку я получил, огромное спасибо, все дошло великолепно, это замечательный подарок к Новому году.

Мне хотелось ответить подробно на ваши письма, но стоянка всего несколько часов. На все вопросы отвечу после. Я отправил Вам маленький подарок к празднику, только он не поспеет к первому числу.

Не сердитесь на меня, Катя.

Ваш Михаил".

 

Глава 8

Новый год

"Милая Катенька, несколько часов назад начался 1979 год. Этот праздник мы отмечали в привычной для нас обстановке, в своем коллективе. На корме у нас есть немного снега, который сохранили для Нового года. В двенадцать часов по местному времени все вышли на корму, включили судовую трансляцию, и под бой Курантов, который передавали специально для Камчатки, мы пили шампанское за Новый год. Мне было грустно.

Вот уже полгода, как я увидел тебя впервые, и с тех пор нет мне покоя. Я засыпаю и просыпаюсь с мыслью о тебе, твои глаза постоянно со мной, я любуюсь тобой, вижу каждую твою черточку, и выражение твоего лица меняется в унисон с моим настроением. Я настолько сжился с твоим образом, что мне кажется, ты была всегда, и мы с тобой одно целое. Некоторые моменты настолько врезались в мою память, что вырвать их сможет только смерть, и она же — единственное лекарство от моей любви.

Почему-то мне запомнился особенно ярко тот момент, когда вы с Аленкой играли на пляже, просто дурачились на берегу. Кажется, в тот момент ваша игра так меня захватила, что я и себя почувствовал в возрасте Аленки. Возможно, это запомнилось потому, что в вашей игре было столько непосредственности, ваши души были как на ладони, и было заметно, как горячо и нежно ты любишь свою сестренку, она тебя, а мать — вас обеих. Я увидел семью, очень хорошую, дружную и счастливую. Возможно даже, я вам позавидовал. Нет, зависть плохое чувство, мне захотелось сделать вам что-нибудь хорошее, каждому из вас. Но оказывается, чтобы делать хорошее кому-то, нужны какие-то особые условия, нужно иметь право на это. Вот как мир устроен, ведь чтобы сделать плохое, ничего этого не требуется.

Может, я ошибаюсь, придаю слишком много значения каким-то условностям, мне бы хотелось посмотреть на мир твоими глазами. Мне кажется, что твои прекрасные голубые глаза и мир должны видеть голубым и прекрасным, и многое я бы отдал, чтобы в твоих глазах никогда не появлялись слезы от обиды, от горечи, от несправедливости, грубости, или от горя. Только от счастья.

Обо всем этом я думал, когда мы сидели в кают-компании за праздничным столом.

Было довольно весело, были шутки и смех, но именно в такие моменты все эти суровые мужчины становятся сентиментальными, и мечтают быть рядом со своими любимыми.

А знаешь, о чем я мечтал? Мне хотелось, чтобы была ты, я, елка, метель за окном, уютный треск огня в камине. Какая простая формула! Да, самые красивые мелодии состоят из простых аккордов.

Катя, прошу тебя, разберись в своих чувствах, скажи мне, кто я для тебя, ведь не может быть, чтобы за все время я оставался для тебя далеким чужим человеком.

Вчера вечером мы пришвартовались, хотя пришли после обеда. Бухта покрылась толстым льдом, и теперь швартовки занимают много времени. А увольнения сегодня до двадцати четырех часов. Значит ночью снова в рейс. Короткая стоянка и безрадостная: от тебя ничего нет. Наверно ты куда-нибудь уезжала на время зимних каникул. Я впервые ухожу в рейс, не получив от тебя письма.

В Петропавловске отвратительная погода: влажный ветер и мороз. В море нас ждет шторм и обледенение.

Ты знаешь, у меня нет желания отправлять это письмо, оно похоже на жалобу. Я не привык скулить. Прости мне мою слабость. Сильные люди не те, которые ничего не чувствуют, а те, которые могут скрыть свою боль и свой страх. А я от тебя ничего не хочу скрывать.

Извини, Катя, что я не ответил на твои вопросы. Мне было очень приятно, что ты интересуешься тем, что меня окружает. Я отвечу на них, когда получу от тебя письмо. А на этот раз письмо не получилось у меня.

Целую (если позволишь), твой Михаил".

"Милый и дорогой Миша, здравствуй в 1979 году!

Прости, что заставила тебя долго ждать, но я хотела подумать, и думала, и думаю о тебе. Я не сержусь на тебя за то, что ты мне рассказал о себе сейчас, а не раньше. Ведь мы с тобой так мало знакомы, и так мало были вместе. Когда же ты мог рассказать? В моих глазах ты остался прежним, и не стал хуже. Это тебе ответ на первую половину письма.

Что же тебе ответить, милый мой Миша. По-моему, ты очень поторопился со своим предложением. Мы ведь так мало знаем друг друга. И стать просто твоей женой я не могу. Я обязательно должна иметь какую-то профессию. А для этого потребуются годы. Сумеем ли мы сберечь наши чувства и верность друг другу? Мне кажется, время покажет. У меня нет никого ближе тебя, кроме родных. Ты мой самый добрый человек.

Спасибо за новогодние подарки. Я, когда шла получать посылку, страшно волновалась, и не зря, я как чувствовала, папа воспринял это "в штыки", он сердился, и требовал, чтобы я все отправила обратно. Миша, я же тебя просила, и мама, чтобы ты ничего не присылал нам. Я тебя еще раз умоляю, не делай этого.

Сейчас я на каникулах. Закончила четверть хорошо, поэтому имею право отдыхать. На моем попечении двое детей — Аленка и Галинка, моя двоюродная сестричка. Вот мы втроем и проводим каникулы: много спим, смотрим телевизор, катаемся на санках. У нас в этом году прекрасная зима. Обычно у нас в это время грязь, а в этом году повезло.

Мишенька, я же тебе задала много вопросов в предыдущем письме. Жду ответа.

Целую, Катя".

"Здравствуйте, Катенька. Хотя Ваше письмо вызывает у меня скорее горечь, чем радость, тем не менее, это лучше, чем ничего, ведь я готовился к самому худшему. Поэтому я спал сегодня более-менее спокойно, а, засыпая, думал, что я Вам завтра напишу.

Завтра наступило, я сел писать, и никак не мог придумать первую фразу. А потом мысли приняли странное направление: я стал сочинять сказку для Вас. Я не знаю, любите ли Вы сказки, а тем более, понравится ли вам эта. Во всяком случае, она уже почти готова, осталось дописать конец, и переписать начисто. Я ее Вам посвящаю, это будет моим очередным подарком. Возможно, и этот Вы примете "в штыки" — увы! У меня потребность что-нибудь дарить Вам.

А сейчас попытаюсь ответить на Ваши вопросы.

Ваш вопрос о зиме как нельзя кстати. Полчаса назад я бродил по городу и наслаждался ею. До сих пор у нас было сравнительно мало снега, а сегодня его в избытке. Вчера была пурга, но тепло. Странное дело, в такую погоду народу в городе тьма. Все выползают из своих берлог, и бродят пешком. И это, по-моему, не случайность, меня тоже тянет куда-то идти в пургу.

Вчера после отгулов вернулся на судно мой хороший приятель Толик. Он пригласил меня к себе домой. И мы топали пешком километров восемь в пургу. У него дома замечательная библиотека. Кстати, мы и подружились потому, что оба любим хорошую литературу, и почти не склонны к спиртному. И опять же, кстати, я на судне библиотекарь — "общественная нагрузка", выполнять которую мне весьма приятно.

Когда я первый раз ходил получать книги для судна в городской библиотеке, я написал длинный список авторов, книги которых собирался взять. Там были Бальзак, Дж. Лондон, Диккенс, Мериме, Шекспир, Шоу, Дойл, Купер, Бредбери, Скотт, О.Генри, Уэллс, а из наших Гоголь, Гончаров, Достоевский, Лермонтов, Пушкин, Чехов, А.Толстой, Беляев, Куприн, Грин, Станюкович, Ефремов, Беляев, и еще десятка два авторов. Библиотекарша показала мне кучу книг в углу, и говорит: "выбирайте". Я порылся в этой куче, нашел истрепанного "Гулливера", а остальные книжки совершенно новые про председателей колхозов, бригадиров-строителей, шахтеров, весь мусор, который никто никогда не читал, и никогда не прочитает. Я подошел к библиотекарше, стал спрашивать хороших авторов, в конце концов, она стала смотреть на меня по-другому, и, наконец, повела в подсобку, где я нашел даже кое-кого из своего списка. Теперь мы с ней друзья: я возвращаю книги в порядке, она мне дает выбирать хороших авторов. И на судне мной довольны: моряки много читают.

А у Толика я взял Цвейга, Дюма, Эдгара По, Дрюона. Впрочем, я отвлекся. Так вот, посмотрели мы книги, послушали музыку, потом пошли в кино, на фильм "Сеньор Робинзон" пришли на судно, а там меня ждет записка от моего коллеги по оркестру, в котором мы играли на пассажирском судне "Петропавловск", (он есть у Вас на фотографии). Так сказать, счастливый крик о помощи. Счастливый, потому что ему подвернулась возможность купить квартиру, а денег не хватало. Пришлось выручать.

В прошлом рейсе я споткнулся на трапе, как какой-нибудь салага, и подвернул ногу. Думал, что сломал, когда в ней что-то хрустнуло. Неделю почти не вставал с койки, первые дни даже еду мне приносили в каюту. Сейчас боль прошла, чуть прихрамываю.

Сегодня ветер почти утих, и падает ласковый снег. И если прикрыть глаза, то можно увидеть на улице Катю-снегурочку в серебристой шубке. Вот. Как же не любить такую зиму? У нас на судне есть несколько пар лыж, и все без креплений и без палок. Мы стояли без толку десять суток у острова Беринга, и я изготовил себе и то, и другое. А в Усть-Камчатске наслаждался лыжными прогулками на зависть экипажу.

Однако, если я таким образом буду отвечать на все Ваши вопросы, мне не хватит этой тетрадки, и не останется места для обещанной сказки.

Мое судно не похоже на "Петропавловск". Мой пароход (моряки продолжают так называть теплоходы) черный маленький и уродливый. Но он мне нравится, и, в общем, он не так уж и плох с виду. Внутри всегда тепло, но если приходится зимой в шторм ночью лезть на мачту, то не могу сказать, что в тот момент не мечтаешь о тропиках. Но это бывает редко. Вы спросите, зачем меня туда черт несет? Дело в том, что на мачте расположены навигационные огни, которые должны гореть в темное время. В темное время как раз лампочки и сгорают.

Когда мы стоим в порту, мы смотрим телевизор. Вот только что я смотрел уморительный мультфильм про кота в сапогах, а сейчас пришел продолжать письмо — рука отдохнула. На побережье только в трех местах показывает телевизор. Зато у нас есть киноаппарат, мы берем в рейс 10–12 фильмов, и смотрим их все вместе, а часто и каждый в отдельности сидит в зале, и крутит для себя фильм.

Стоянки у нас короткие, больше трех суток и не было, насколько я помню. Некоторые суда и по две недели стоят.

А чем же мы занимаемся на стоянках? То медкомиссию нужно проходить, то осваивать в двадцатый раз спасательные и противопожарные средства, сдавать по ним экзамены, то на судне тревогу играют, это перед выходом в рейс, то продукты или судовое снабжение привезут, то на склад ехать, то в пароходстве какие-то дела, личные или судовые, это что относится к работе. А еще нужно пробежаться по магазинам, где никогда нет того, что ты ищешь. Навестить друзей и выпить с ними чаю, иногда и что-нибудь покрепче. У нас есть драмтеатр, куда я хожу не так часто, как хотелось бы: одному идти не хочется, а чтобы уговорить коллег, нужно быть незаурядным дипломатом. В кино идут, или в ресторан с удовольствием.

А грузы у нас самые разные, все, что людям нужно для жизни, а так же то, что им очень вредно (водку, например). Иногда бывает и военная техника, но секретность не требуют соблюдать. А теперь сказка:

" Любовь и Роза.

В одной цветущей горной долине, невдалеке от крутой каменистой тропы, среди диких трав и колючих кустарников росла прекрасная Роза. От холодных северных ветров ее охранял старый могучий Кедр, росший у большого утеса. Из-под корней кедра вытекал чистый, хрустальный ручеек, принося прекрасному цветку свежесть и прохладу. А от палящих лучей полуденного солнца защищала густая темно-зеленая крона высокой Сосны.

Каждую весну, когда долина покрывалась душистым зеленым ковром на фоне изумрудной зелени, появлялся, как яркий луч света, единственный цветок — это расцветала Роза. Она была так прекрасна, что даже Солнце, стараясь подольше любоваться ею, вставало с каждым днем все раньше, а заходило позже, потому, что высокая Сосна позволяла ему смотреть на Розу только вечером и утром, а днем, как бы высоко Солнце ни поднималось, чтобы взглянуть на любимый цветок, пушистые ветви доброй Сосны укрывали нежные лепестки Розы от его огненного восхищенного взгляда.

Птицы прилетали в долину и, забывая все свои птичьи заботы, с утра до вечера пели свои восторженные серенады чудесной красавице. Даже суровый горный орел, подолгу кружа над долиной, любовался Розой и никогда не охотился в этом месте. Стада диких коз приходили в долину, чтобы полакомиться сочной зеленью, но, увидев Розу, останавливались в немом изумлении перед ее красотой и уходили, не тронув ни единого листочка, чтобы не нарушить великую гармонию.

Иногда по тропе проходили лесорубы с острыми топорами. Им нравились два огромных дерева, росших в долине, но, когда лесорубы спускались в долину, чтобы их срубить, Роза поворачивала к ним свою головку со слезами на лепестках, и они смущенно прятали свои топоры за пояс, и уходили, не проронив ни слова, боясь осквернить своими грубыми голосами священное место красоты и аромата.

Все любили Розу, все восхищались ее красотой, и кому хоть раз случалось ее увидеть, вдохнуть ее неземной аромат становился добрее и чище на всю оставшуюся жизнь.

Однажды по тропе проходил Охотник. Он был еще сравнительно молод, но в жизни уже много испытал, хорошо знал людей, только люди его не понимали, и он решил уйти в горы, стать охотником и жить в одиночестве. Много горных троп он исходил, познал язык зверей, птиц и трав, и такая жизнь была ему по душе.

Солнце уже спряталось за горные вершины, и охотник решил подумать о ночлеге. Увидев благодатную долину, он обрадовался, потому, что очень устал, и его мучила жажда. Ручеек, радостно журча, дал ему своей чистой прохладной воды, а Сосна заботливо положила ему под голову мягкий мох, и тогда, в тишине и благоухании Охотника охватил такой сладостный сон, каким он не спал с тех пор, как был младенцем.

Красавица — Роза сначала обиделась, что Охотник ее не заметил, хотя все вокруг славят ее красоту, и гордо отвернулась. Но вот взошла луна и осветила все вокруг мягким серебристым светом. Розу охватило любопытство: "Кто же такой этот невнимательный путник?" Она стала поворачивать к нему свою нежную головку, и чем больше она смотрела, тем больше Охотник ей нравился. Он и вправду был красив, хотя время уже оставило на его лице едва заметные следы. Во сне он улыбался открытой улыбкой честного человека. Роза забыла свою недавнюю обиду и тоже улыбнулась. Ей очень хотелось посмотреть какие у него глаза, но они были закрыты. Роза вздохнула и тоже сомкнула свои лепестки.

Но вот на востоке небо стало светлеть, меняя краски, оно вдруг стало лиловым. Вспыхнула ярким розовым светом далекая заснеженная вершина, и из-за горного хребта показался первый робкий луч Солнца. Он коснулся пушистой хвои Сосны, пробуждая ее от утренней дремы, и Сосна кивнула лучу своей вершиной. Потом луч скользнул по долине и мягко коснулся спящего бутона, боясь потревожить сон, и втайне желая, чтобы Роза проснулась.

В этот момент Охотник открыл глаза и увидел красавицу-Розу, освещенную солнечным лучом, украшенную хрустальным бисером росы. Он смотрел на нее, боясь пошевельнуться, пытаясь понять, во сне он ее видит или наяву. А солнечный луч, становясь все более дерзким, наконец, разбудил спящую красавицу. Она взглянула на Охотника и улыбнулась. Тогда он подошел поближе и поклонился ей. " Прости, красавица, что я провел здесь ночь. Я оскорбил тебя своим присутствием. Я ухожу". Но ветки Сосны склонились к Охотнику и прошептали: "Останься, останься". Охотник посмотрел на Розу, и она ему ласково кивнула. " О, божественная Роза, — воскликнул Охотник, — прекрасная и вечно юная, ты позволяешь мне простому охотнику, быть рядом с тобой, любоваться тобой и вдыхать твой аромат! За это я навеки отдаю тебе мое сердце и мою жизнь". А Роза от таких слов вспыхнула еще ярче и одарила Охотника такой улыбкой, что он едва не задохнулся от счастья и любви. Охотник построил себе шалаш и поселился в нем. Самым большим счастьем для него было смотреть на Розу, и самым большим желанием было сделать для нее что-нибудь хорошее.

Между тем, Солнце заметило счастливого Охотника — и затаило зло на него и на прекрасную Розу. И вот, сговорившись с жестоким северным Ветром, оно решило отомстить. Однажды ночью неожиданно поднялся ураган. Ветер был такой сильный, что старый могучий Кедр стонал под его напором, и его ветви ломались. Шалаш Охотника рассыпался, и ветер унес его остатки. Ветер ревел и свирепствовал, неся на своих крыльях огромные камни. Охотник думал только о том, как спасти бедную Розу. Всю ночь бушевала стихия, всю ночь укрывал Охотник свою любимую. Наконец Ветер стал стихать, и наступило утро. Из-за мрачного горного хребта поднялось кроваво-красное Солнце.

Как преобразилась долина! Жалкая зелень едва проглядывала из-под уродливых осыпей, кругом лежали камни, и валялись сломанные ветви. Впервые в это утро не пели птицы. Ласковый ручей оказался засыпанным камнями, а гордые деревья — Кедр и Сосна стояли, горестно опустив свои ветви. И над всем этим висело зловещее, красное солнце. Роза горько заплакала, когда увидела свою любимую долину, своих верных друзей. Сама оно не пострадала, ни один ее листочек не упал, благодаря верному Охотнику. Он старался утешить свою любимую, но она все плакала. И тогда он решил восстановить нарушенную ураганом гармонию День и ночь он таскал камни, убирал осыпи, подвязывал ветви деревьев. Но Солнце тоже не унималось. Все сильнее иссушало оно благодатную почву, обжигало лепестки Розы. Сосна уже не могла укрыть своими искалеченными ветвями бедную Розу и только горестно вздыхала, в отчаянии опуская ветви. Тогда Охотник спустился с гор, разыскал могучую реку и стал носить воду для Розы и ее друзей.

Наступил день, когда долина приняла свой прежний вид. Весело зажурчал Ручей, зажили раны деревьев, перестали стекать по стволам их горестные слезы, прилетели птицы, и Роза опять улыбалась Охотнику. Снова все стали воспевать красавицу. Слава о ней разносилась по всему горному краю.

Услышала о чудной красавице и старая Сова, которая жила в мрачном ущелье под уступом черной скалы. И вот решила Сова сама посмотреть на прославленную красавицу. Но видит Сова только ночью, и когда однажды она прилетела в долину, то едва сумела отличить Розу от обыкновенного кустарника — она была такая же серая, как и он. Расхохоталась Сова жутким смехом и решила наказать самозванку. Стала она по ночам летать вокруг спящей Розы и навевать своими беззвучными крыльями колдовские сны. "Что ты нашла в этом несчастном Охотнике? Разве он тебе пара? Посмотри, какой он мрачный и старый, какие у него грубые руки и скрипучий голос. А как он одет? Разве можно показываться в таком виде благородной красавице, которой поклоняется даже луна? Хочешь, я приведу тебе действительно достойного тебя, и ты сама поймешь, насколько невзрачен твой Охотник?" Такие речи вела по ночам Сова, а Роза, проснувшись, и правда начала замечать недостатки Охотника. А он по-прежнему боготворил свою любимую, он не видел, что ее улыбка уже не та, что Роза все чаще от него отворачивается и смотрит на каменистую тропку, как будто, кого-то ожидая.

Сова времени зря не теряла. Она полетела в дальнее селение, где жил богатый юноша, красивый, как бог, но очень жадный. У него не было других забот, кроме одной: как бы разбогатеть еще больше.

И вот Сова стала летать под роскошным балдахином его кровати, и навевать ему сон, что в соседнем селении живет сказочно богатая вдова, и только ждет, чтобы кто-нибудь к ней посватался. Не досмотрев даже сна, юноша вскочил, и стал собираться в дорогу. Едва занялся рассвет, как юноша тронулся в путь. А идти ему нужно было через долину, где росла Роза. Подойдя к долине, юноша воскликнул: "Какая хорошая здесь трава! Нужно будет сказать моим пастухам, чтобы пасли мои отары в этой долине". И стал спускаться, чтобы лучше осмотреть свое пастбище. "О, да тут есть и шалаш, очень кстати, что-то я устал, отдохну-ка я в нем" — подумал юноша и улегся в шалаше. Охотник ушел в горы на охоту и ничего этого не видел. А Роза, как только увидела Юношу, забыла обо всем на свете, и старалась, как могла, привлечь его внимание. Но Юноша спал, а когда проснулся, подошел к Ручью напиться. Роза с мольбой протянула к нему свои ветви и задела его одежду "Ах, проклятая колючка!" — закричал он и хотел растоптать куст, но тут он заметил Розу. " О, да этот цветок украсит мой камзол!" — подумал он и сорвал Розу. А она, счастливая прижалась к его груди и шептала на своем языке слова любви. Но Юноша их не слышал, он думал о другом.

Путь предстоял длинный, и Роза стала увядать, Заметив это, Юноша бросил ее в дорожную пыль.

Когда Охотник, вне себя от горя, нашел свою любимую, она была едва жива. Он прижал ее к груди, и она прошептала: "Прости меня, добрый Охотник"- и умерла

Долго Охотник был безутешен, вспоминая Розу. Он не мог покинуть места, где жила Роза и остались жить ее верные друзья. Они старались утешить Охотника, но горечь утраты отняла у него способность понимать язык природы, который раньше он знал так хорошо".

Что было дальше, я не знаю. Может быть, охотник не смог пережить гибель Розы, и бросился в глубокое ущелье, а может, нашел себе другую Розу. Мне бы хотелось, чтобы конец Вы придумали сами.

Всего хорошего Вам, целую, Михаил".

"Милый Мишенька! Мне сейчас очень скучно. Я заболела. Лежу дома одна. Аленка в школе, мама и папа на работе, и мне не с кем поговорить. Решила написать тебе письмо. Не люблю болеть. Ну, ничего, это не надолго, у меня простуда.

Я уже мечтаю поступать в мединститут, и уже понемногу готовлюсь к экзаменам. Так что летом я поеду в Симферополь поступать. Что ты скажешь об этом? Моя бабушка, когда узнала, что я хочу стать врачом, прочитала мне целую лекцию. Она сама врач. Долго рассказывала мне, как нужно учиться в школе, чтобы поступить, как трудно будет в институте, рассказывала про анатомию, в общем, нагнала страху. Но все же, я стояла на своем, и не изменила своего решения, (пока).

Мишенька, сегодня по телевизору показывали Камчатку, а еще раньше в "Клубе кинопутешествий" ее тоже показывали. Мне она понравилась. Показывали океан и горы. У вас очень красивая природа. А когда показывали город и людей, то я ждала, что и ты попадешь в кадр. К сожалению, тебя не показали. И корабль показывали, но не "Софийск".

Миша, я хочу, чтобы ты подробней рассказал о своей жизни. Я хочу все о тебе знать, а если тебя что-то интересует обо мне, спрашивай.

Я скучаю по твоим письмам, они так редко приходят. Что у вас новенького на корабле? Не сильно ли вас качает? Правда ли, что на Тихом океане в вашем районе самые сильные шторма?

Всего хорошего тебе, целую, Катя".

"Милая Катенька! Я получил Ваше письмо, и очень расстроился, когда узнал, что Вы заболели. Я представил себе пустую квартиру, метель за окном, и Катеньку под теплым одеялом с грустными глазками. Почему я не с Вами, я не оставил бы Вас ни на минуту, пусть хоть рушится мир. Письмо написано в конце прошлого месяца, мне хочется думать, что болезнь прошла. Не знаю, насколько можно Вам верить, когда Вы говорите, что ничего серьезного. Обязательно сообщите о своем здоровье, я волнуюсь за Вас. Берегите себя.

Давайте поговорим о профессиях. Если я не ошибаюсь, Вы собирались посвятить себя технике, архитектуре, стать педагогом, а теперь медиком. Должен заметить, что интересы у Вас весьма многогранны.

Сам я люблю технику, но мне трудно представить вас в окружении шестерен, маховиков, коленвалов и прочего металлолома, на котором основано машиностроение. Ваша женственность и романтическая натура мало вяжутся со всем этим, поэтому беды не случится оттого, что вы отказались от своего намерения.

Архитектор — профессия благородная и творческая. Хороший архитектор должен быть еще и хорошим художником с развитым пространственным воображением. Из этих четырех профессий я бы выбрал ее.

Профессию педагога Вы изучали в течение десяти лет, и не хуже меня знаете, каково учителям.

О медиках Вам рассказывала бабушка, значение и пользу от них Вы прекрасно понимаете сами. Эта профессия подходит Вам больше всего. Но идеальный вариант, это чтобы женщина вообще не работала на производстве, во всяком случае, после рождения ребенка. Растить детей — это самый важный и самый благородный труд, очень ответственный и нелегкий.

Катя, Вам правда хотелось увидеть меня по телевизору? Вы уже наверно забыли, как я выгляжу. А какие моменты Вам больше всего запомнились? Мне кажется, что я Вам больше нравился до того, как мы познакомились. С тех пор Вы немного разочаровались во мне. Я часто задаю себе вопрос, почему все-таки Вы обратили на меня внимание в Алуште, что Вы сумели разглядеть за моей обыденной внешностью?

Катя, а Вы помните два наших поцелуя? Ох, плохо Вам придется, когда слова превратятся в дело, ведь в каждом письме Вы дарите мне поцелуй, при встрече я непременно этим воспользуюсь.

Что касается писем, то после Нового года я отправил три письма, это четвертое. И признаюсь Вам по секрету, я старался быть сдержанным, но моей выдержки, как видите, хватило ненадолго.

В последнем письме я послал сказку, которая посвящается Вам. Мне интересно, что Вы о ней скажете, ну, а пока я не услышал Вашей суровой критики, я рискнул написать другую сказку. И если первая получилась случайно, то мне просто стало интересно, сумею ли я еще что-нибудь написать. Катя, никогда и никто не оказывал на меня такого сильного влияния, чтобы заставить меня взяться за перо. Я понимаю, что это просто всплеск всех моих творческих сил, и больше ничего я не напишу, но этот всплеск вызвали Вы, Катя.

Что касается моей биографии, то она так скучна, что вряд ли Вас заинтересует. Могу только сказать, что ничего плохого или позорного в ней нет, как нет и ничего героического. А если я начну скучно излагать скучные этапы жизни, то Ваш легкий интерес ко мне вообще пропадет, ведь Вы меня не любите. Сами сомневаетесь, выдержит ли этот интерес испытание временем. Я получил отказ, очень вежливый, даже ласковый, я бы сказал, хотя я и просил ответить прямо. Ваша доброта не позволила Вам сказать "нет" прямо. Помните жалостливого хозяина, который из великой жалости отрубал своему псу хвост по маленькому кусочку?

Взамен любви Вы предложили дружбу. Это очень почетно, но когда проснется Ваша любовь, третий окажется лишним, будь он хоть трижды другом. Вам нравится получать мои письма — Вы будете их получать, пока не скажете "Довольно!" Извините, если мои слова звучат холодно, я не хотел Вас обидеть, просто живу в реальном мире.

Катя, я хотел Вам объяснить, что наши суда не принято называть кораблями. Кораблями называют военные суда.

Сколько было штормов, нетрудно сосчитать по моим письмам, если Вы их не выбросили. Перед каждым рейсом я посылал Вам письмо, а в рейсе было как минимум два приличных шторма. В эту навигацию их почему-то особенно много. К штормам в море я привык, хуже, когда в жизни шторм.

Думаю, что шторма у нас не хуже, чем в любом другом месте. А в этой полосе от Японии до Камчатки они бывают часто потому, что возле Японии зарождаются циклоны, которые движутся на север. Когда я работал на большом рыболовном траулере, мы ловили скумбрию возле острова Хоккайдо, и дважды попадали в тайфун. Вот тайфун опасен даже для такого большого судна. Я передам Ваш привет Океану, посмотрим, посмеет ли он после этого штормить.

В Петропавловске опять пурга, метет, света не видно, но тепло. Это значит, что мы простоим больше, чем ожидалось. Только порт будут чистить от снега весь день. Вечером транспорт в городе уже не ходил.

А сейчас — ого! Пятый час утра, у вас уже вечер. Так вот незаметно и провел ночь с Вами.

Что Вам еще написать?

У нас на судне есть собака — небольшой пес по прозвищу "Муму". Не знаю, почему его так назвали, возможно, ему уготована участь известного персонажа. Этот пес — типичный подхалим. Впервые встречаю этот порок среди животных, тем более что быть подхалимом ему нет никакого смысла: животных на судах и без этого никто не обижает, их любят и всегда кормят до отвала. А вот этого пса я не люблю именно за его натуру. Он меня побаивается, хотя я его ни разу не ругал, и не собираюсь ругать. Мне неприятно видеть, как человеческие недостатки распространяются на животных, поэтому он вызывает у меня презрение. Зато сразу видно, кому из экипажа нравится лесть. Таких набралось пять человек, и все они тоже не вызывают у меня симпатии.

Ладно, Катенька, я закругляюсь. Рука уже занемела, да и Вас наверно утомил.

Поздравляю Вас, Людмилу Павловну, Аленку с прекрасным праздником, праздником матерей, сестер, любимых, праздником весны и цветов. Завещаю вам первые подснежники в этом году. Катенька, пусть богини судьбы, старые Мойры, ткут нить Вашей жизни только из золотой пряжи, а Фортуна украшает ее своими подарками. Желаю Вам полюбить так, как любят Вас. Желаю счастья.

Ваш Михаил".

"Здравствуй, милый Мишенька!

Прежде, чем написать тебе письмо, я много думала. По-моему, ты немного на меня обиделся. Миша, пойми меня правильно — ты умный, хороший, много умеешь всего, а я еще ничего не умею, а мне хочется быть достойной тебя. Мне хочется приобрести такую специальность, чтобы мы всегда были рядом, вместе работали. Кстати, какие ВУЗы есть в Петропавловске?

Последним письмом ты меня восхитил до глубины души. Нет, это не сказка! Это поэма о любви. Прелесть. Очень она мне понравилась. Миша, а раньше ты писал?

Ты спрашиваешь меня о судьбе охотника. Я бы не хотела, чтобы он бросился с кручи, а вот найти Незабудку я бы ему пожелала.

А теперь я хочу тебя поругать. Как мне было приятно, когда в новогоднем письме ты обращался ко мне на "ты". А вот когда ты опять назвал меня на "Вы", повеяло холодком. Но ведь ты меня не разлюбил? Пожалуйста, не обращайся ко мне больше так официально, и развей мои сомнения.

Милый Миша, я хочу, чтобы ты рассказал о своей работе на корабле, чем ты занимаешься в рабочее время, какие у тебя обязанности?

А еще я слышала песню о Камчатке, нам всем она очень понравилась. Там говорится, что "Камчатка от Москвы далековато", и что там живут сильные люди, которые первыми встречают новый день. И мне приятно, что в этом далеком краю живет человек, который пишет мне такие хорошие письма.

До свидания, целую, Катя".

"Милая Катенька. Этот наш рейс обошелся без шторма. Помните, в прошлом письме я обещал по Вашему поручению передать привет "старику-Океану"? видно привет от такой внучки пришелся ему по душе. В результате свои тысячу тонн мы выгрузили на остров Беринга за трое суток. Я надеялся в Петропавловске получить от Вас еще одно письмо, но его не оказалось. Очень печально. Теперь Вы мой должник.

Я нарушил Ваш запрет, и послал Вам конфеты. Это ведь не большое преступление, может ведь человек подарить любимой девушке цветы или коробку конфет. Так что не обижайтесь и не будьте так щепетильны, прошу Вас.

Катенька, радость ты моя единственная, прости меня за те слова в письмах, которые твой Стрельцов написал не от души. Да, если они показались тебе холодными, значит они написаны не от души, потому что все мысли мои и чувства к тебе самые чистые, самые нежные, и ничто не в силах их изменить.

А слова — что же, наверно в каждом человеке заложена склонность к дипломатии, потому что в любых человеческих отношениях поступки не всегда соответствуют мыслям. Дипломатия в любви — это кощунство, но это и не дипломатия, в то время я был погружен в меланхолию, это отразилось и в письмах. Прости меня. Но вот какой парадокс: я проявил неуместную сдержанность, и взамен получил такое нежное хорошее письмо, которое дороже мне как минимум трех лет моей бестолковой жизни. Впрочем, цена и моей жизни возросла до невероятных размеров, потому что теперь она посвящена тебе. А бестолковой я называю ту, которая была до встречи с тобой. Если бы ты знала, как я изменился за этот год! На внешности это почему-то не отразилось, что меня удивляет, но я сам себя не узнаю. Если человек меняется естественным путем, он не замечает перемен, потому что они происходят слишком медленно. А для такой мутации, как у меня, нужно большое потрясение. Вот и суди о силе твоего воздействия, если ты сумела так меня изменить на расстоянии 12000 километров. А если бы мы были всегда вместе? У меня голова идет кругом. Говорят, что в жизни только две ценности: любовь и творчество. Все остальное суета. Именно это и движет жизнь вперед. Без любви жизнь останавливается, становится серой. Береги ее, Катенька, свою и чужую. Ты рождена, чтобы любить, и чтобы тебя любили до безумия. Я не думал в отпуске, что можно любить сильнее, чем я любил тогда. Оказывается, можно. С каждым днем ты становишься для меня все дороже. Я хочу, чтобы ты это знала. У меня не хватает слов, чтобы выразить свое восхищение твоей красотой. Внешность человека не просто красивая оправа, оформление для души. Я ставлю красоту женщины на одну ступень с умом и с талантом. Если ум человеческий двигает науку и культуру, талант поддерживает искусство, является генератором идей, то внешность формирует личность, нации и народы. Разве этого мало? Я считаю, что внешность входит в главные достоинства человека.

Катенька, напрасно ты думаешь, что ты ничего не умеешь. Ты умеешь делать все, что нужно уметь в твоем возрасте, и гораздо больше. Для меня ты совершенство. Ты мне нужна такая, какая ты есть. Я понимаю, тебе нужна профессия для самоутверждения. Ты хочешь добиться личной свободы и независимости, знать, что ты приспособлена к жизни, и можешь не нуждаться в посторонней помощи. Разве это не значит, что в этой очаровательной головке вполне достаточно здравого смысла, ума и гордости!

Ты спрашиваешь, чем я занимаюсь на судне. Чем бы я не занимался, я все время думаю о тебе, хозяйство у меня обширное, как ты понимаешь, даже на автомобиле много электрических устройств, а на судне их гораздо больше, и они значительно сложней. Здесь много автоматических систем, десятки электродвигателей, генераторы, распределительные щиты, сотни электрических датчиков, уж не говоря о сотнях светильников, выключателей, розеток. Все это периодически выходит из строя и нуждается в ремонте. Самая неприятная и нудная часть работы — это поиск объекта с пониженным сопротивлением изоляции. Это может быть светильник, двигатель, датчик, выключатель или кабеля, которых на судне многие километры. Электрооборудование боится сырости, которой у нас целый океан, особенно морской воды — она является прекрасным проводником электричества. И вот задача — нужно найти, куда попала вода. У нас есть свои методы поиска, так что не требуется проверять каждый из тысяч потребителей, но все равно иногда приходится искать целый день. А вообще электротехника требует умения мыслить логически. Если неполадки в автоматике, то неисправность нужно найти сначала на бумаге, в схеме, а потом уже в станции коммутации.

Катенька, какое хорошее письмо ты мне написала, я его выучил наизусть, но нет-нет, и снова прочитаю, а когда дохожу до фразы "чтобы мы всегда были рядом", мне хочется пощупать за спиной, нет ли у меня крыльев. И странно, что их там нет. За этот год они вполне могли бы вырасти.

Моя Катюша, как я хочу тебя увидеть, обнять тебя крепко-крепко, прикоснуться к твоей щеке, погладить твои шелковые волосы, поцеловать твои глаза, ощутить в объятиях твое упругое, сильное прекрасное тело. Мне хочется целовать каждую буковку, написанную твоей рукой. Катя, когда мы будем вместе, то разлука на три минуты покажется мне вечностью, и тебе тоже будет так казаться, может только не сразу.

Ты безумно обрадовала меня своим вопросом о ВУЗах на Камчатке. Я так обрадовался, потому что ты не исключаешь возможность твоей учебы в Петропавловске. У нас есть Дальрыбвтуз, пединститут, и юридический. В наши институты поступить сравнительно легко, конкурс небольшой. Ты поступила бы без труда. Какое счастье было бы видеть здесь тебя, болеть за твой успех, оберегать тебя.

Ты уже наверно знаешь, как проведешь лето. А ты хотела бы увидеть меня летом?

Новогоднее мое письмо было написано сразу после торжества. У меня тогда было очень сентиментальное настроение, поэтому наверно я и обращался к тебе на "ты". Мне жаль расставаться с прежним обращением к тебе, но и приятно, что ты стараешься сократить дистанцию. В письмах я больше не буду обращаться на "Вы", только в мыслях иногда, можно?

Песню о Камчатке у нас часто передают по радио, есть песня и о Командорских островах.

Катенька, мне очень приятно, что сказка тебе понравилась. Раньше я никогда не пытался писать. Это ты меня вдохновила. Мама наверно будет смеяться, но я не возражаю, если она станет это читать.

Я придумал неопределенный конец для этой сказки:

"Но время лечит даже самые глубокие раны. И однажды, проснувшись на рассвете, Охотник услышал плеск Ручья, шум Кедра, шепот Сосны, в которых ему послышались слова: " Красота не может исчезнуть навсегда. Ты должен пойти на родину нашей Розы, там живут ее сестры. Иди на юг". Охотник поблагодарил своих друзей, простился с ними, и, уходя, сказал: "Я сделаю все, чтобы вернуть красоту в долину!"

Высылаю тебе другую сказку в другом конверте.

До свидания, моя хорошая, удач тебе во всем, целую, Михаил".

"Здравствуй, мой милый и дорогой Миша! Я получила от тебя два письма, и массу конфет. Самое приятное, конечно, письма, но конфеты я тоже очень люблю. Спасибо тебе за все.

Два предпоследних твоих письма были очень сдержанными, ни слова о любви. Я подумала, что ты меня уже не любишь. Мне стало очень грустно от этого, и даже начало весны меня не радовало. Но вот твое последнее письмо — полное ласки и любви, и все мои сомнения превратились в восторг. Миша, я сама даже не знала, как ты мне дорог. Может это и есть любовь? Все, что связано с тобой мне дорого и приятно. И поэтому каждое твое письмо очень нужно мне, и я всегда жду его с большим нетерпением, а получаю с радостью.

Я уже давно выздоровела, даже забыла про свою болезнь. Я вообще редко болею, а если случается, то только ангиной или гриппом. Мишенька, а как твоя нога? Бедненький, тебе, наверно, было очень больно? Мне кажется, я такая неуклюжая, что каждый день падала бы с трапа.

Милый Мишенька, я тебя никогда не забываю, и храню все твои письма и фотографии, и открытки, и телеграммы. У меня есть хорошенькая коробочка. На ней написано "Азоврыба". А внутри картинка: море, лодка, и в ней двое — это мы с тобой. Так вот в этой коробке я храню твои письма от первого до последнего.

Мишенька, я жду твою новую сказку. Хочу быть твоим первым читателем и критиком. По рукам?

Недавно я была в кино, и смотрела фильм "Женщина, которая поет". Этот фильм с участием Аллы Пугачевой. Если у тебя будет возможность, обязательно посмотри его. А песню о журавлике я не забываю, и часто пою.

Я хочу тебя спросить, будешь ли ты в этом году в отпуске?

Вчера был праздник 8 марта. Спасибо тебе, Мишенька за прекрасное поздравление с праздником. Ты всегда умеешь найти красивые и приятные слова.

Все мои ходили к бабушке, а я отмечала праздник со своим классом. Мы были у одной девочки, где мальчишки устроили нам сладкий стол. Ели торты, пили лимонад, танцевали.

До свидания, целую и обнимаю тебя, твоя Катя".

 

Глава 9

Музыкальная сказка

"Давным-давно в одной далекой счастливой стране, где никогда не бывает снега, и прекрасные зеленые берега ласкают светлые морские волны, жил старый Певец со своей верной Лирой.

Много дорог исходили они, бывали во многих странах, и везде их встречали с радостью, а провожали с печалью, потому, что голос Певца покорял каждого, проникал в душу и сердце, и кто слышал его хоть раз, уже никогда не мог забыть. А нежные звуки Лиры могли заставить слепого увидеть радугу, а хромого пуститься в пляс. Певец и Лира умели усмирять самых суровых хищников, от их песен утихал шторм на море.

В тех краях никогда не было войн, потому, что даже самые воинственные правители, услыхав чудесные песни, снимали свои грозные воинские доспехи, надевали белые одежды и отправлялись к соседу-королю, в родную страну Певца, ведя с собой большие караваны дорогих даров. Много песен знали Певец и Лира, потому, что собирали их не только на своей земле, но и в других странах, а вот своей песни у них не было. Это очень печалило Певца — умереть и не оставить потомства.

Однажды Певец сидел в хижине и, глядя на свою верную спутницу Лиру, думал о своей долгой жизни. Ему показалось, что Лира вздохнула. Он нежно прикоснулся к ней рукой, и в маленькой хижине вдруг раздались дивные звуки. Ничего подобного Певец не слышал никогда в жизни. Он в упоении слушал чудесную музыку, которая рождалась в его хижине. Так родилась Мелодия. Отныне гармоничный союз Певца и Лиры не был бесплодным. Они тогда не задумывались о том, какой длинный и славный путь предстоит пройти новорожденной.

Долго и счастливо жили Певец и Лира со своей Мелодией, которую они полюбили всей душой, пока не пришло время старому Певцу уйти из жизни.

Лира и Мелодия остались жить в селении, и Мелодия была желанной гостьей в каждом доме. Скоро у нее появился верный друг- маленький Пастушок, который пас отары овец на склонах живописных холмов. Мелодия поселилась в маленькой деревянной свирели Пастушка, и они стали неразлучны. Когда отары спускались с холмов, и, поднимая тучи пыли, появлялись в селении, все жители бросали свои занятия, чтобы встретить Пастушка и Мелодию, и веселились до глубокой ночи под нежные звуки свирели

Но однажды случилась беда. Злое и жестокое кочевое племя напало на беззащитное селение, дикие воины разграбили его, трудолюбивых жителей угнали в рабство, а дома их сожгли. Заплакал Пастушок, а над пепелищем зазвучала скорбная Мелодия. Услыхав эти печальные звуки, из своего полуразрушенного жилища вышел древний старик с длинной белой бородой. Он погладил юного Пастушка по золотым кудрям и сказал, что в этих растерзанных местах не скоро будут петь птицы и вырастет трава. Пастушку и Мелодии надо уйти из этой, оскверненной варварами, земли, странствовать по свету. Пастушок поблагодарил старика за добрый совет и отправился в путь. Проходя мимо того места, где стояла хижина Певца, Пастушок увидел на истоптанной конскими копытами земле, разбитую Лиру. Он взял обломки и отнес их на могилу Певца.

Долго странствовал Пастушок, и слава о его доброте и о его прекрасной Мелодии летела впереди него. Он стал сильным и красивым юношей и всегда помогал бедным и слабым.

Однажды он пробирался через большое болото и вдруг услышал крик. Кто-то отчаянно звал на помощь. Пастушок, нисколько не раздумывая, бросился на выручку попавшему в беду человеку, не пугаясь темной зыби трясины. Невдалеке он увидел сухой ствол дерева, он сломал его и бросил утопающему, который погрузился уже по горло. Но тут под ним самим зыбкая почва провалилась, и Пастушок стал тонуть. Бездонная трясина неумолимо засасывала его, и Пастушок понял, что ему уже не выбраться. И что, человек, которого он спасал, не успеет ему помочь. Он стал прощаться с Мелодией. Свирель осталась на берегу, и юноша попросил человека сберечь ее, во что бы то ни стало, ибо в ней живет прекрасная Мелодия. Когда спасенный Пастушком человек, наконец, выбрался из трясины, было слишком поздно. На месте, где Пастушок боролся за свою жизнь, осталась лишь лужа мутной воды. Долго стоял он, обнажив голову, на месте гибели своего спасителя, потом взял свирель и спрятал ее на груди.

Это был бродяга-Шарманщик. Тяжело было у него на сердце, после трагической гибели цветущего юноши, который спас жизнь бродяги и потерял при этом свою. И тем более дорогой была для него Мелодия.

Время шло. Мелодия уже давно поселилась в старой шарманке. Постарел и Шарманщик, только Мелодия не старела, а становилась все прекрасней. Дожив до глубокой старости, он стал задумываться, как ему быть с Мелодией. Ему хотелось, чтобы прекрасная и вечно юная Мелодия всегда звучала и радовала людей. Долго он думал и, наконец, решил обратиться за советом к своему старинному приятелю — искусному мастеру Механику. Он умел делать такие хитроумные механизмы, что они казались живыми. Люди считали его волшебником, но волшебником Механик не был. У него была пара умелых рук, умная голова и доброе сердце. За это его все любили, а особенно его любили дети. Для них он делал таких диковинных кукол, которые умели не только ходить и говорить, но даже петь и танцевать, А из солдатиков, которых он подарил мальчишкам, можно было составить целый полк. Механик радостно улыбался, когда дети с восторгом смотрели на его солдатиков, которые четко маршировали под барабан. Но Механик делал не только игрушки, но и много других полезных и красивых вещей. Его механизмы облегчали работу портных и ткачей. А если юноши хотели подарить что-нибудь своим возлюбленным, то непременно обращались только к Механику, потому, что его украшения с радостью носила бы самая прекрасная принцесса.

Шарманщик пришел к своему другу и рассказал ему о юноше, который его спас и о его прекрасной Мелодии. Мелодия так понравилась доброму Механику, что он с радостью согласился помочь приятелю.

Много дней и ночей трудился искусный мастер. Иногда казалось, что работа будет скоро закончена, но ее результат не доставлял ему радости, и приходилось начинать заново. И вот, наконец, он почувствовал, что ему удалось воплотить свои замыслы в своем творении.

Было утро. Усталый Механик подошел к окну и широко его распахнул. Луч солнца ворвался в мастерскую, взглянул на творение мастера и в восторге закружился по стенам, рассыпавшись на множество разноцветных лучиков. В мастерской стояла чудесная шкатулка. Ах, какая это была шкатулка! Она вся сверкала и переливалась разноцветными камнями, жемчугом и золотом. На крышке была изображена Лира, на одной стенке Пастушок со свирелью, на другой Шарманщик со своей шарманкой. Механик посмотрел на шкатулку и радостно засмеялся. Ему удалось создать достойное жилище для прекрасной Мелодии. Он открыл крышку, и полилась чудесная музыка. И хотя был ранний час, у окна Механика собрались люди, чтобы послушать дивную музыку.

Скоро весть о чуде, которое создал Механик, долетела до короля, и он захотел увидеть замечательную шкатулку. Верные слуги доставили шкатулку во дворец. Король любил богатство, а не музыку, и еще он любил похвастаться своей роскошью перед другими королями. Едва увидев шкатулку, он сразу понял, что она стоит всех его богатств, и другой такой нет, и никогда не будет на всем свете. И он решил показать ее своему брату, который правил в далекой стране за тремя морями.

Шкатулку вместе с другими дорогими сокровищами положили в большой сундук и погрузили на корабль. Спустя несколько дней, корабль вышел в море, но еще до его отплытия о сокровищах узнали морские разбойники, которые решили завладеть ими. Темной ночью они подожгли корабль и похитили сокровища.

Прошло очень много времени. Родина древнего певца изменила свое название, и на месте селения певца раскинулся большой портовый город. В этом городе жил один мальчик. Его отец был Музыкантом и очень хотел, чтобы сын тоже стал музыкантом. Но мальчишку мало интересовала музыка, ему больше нравилось собирать ракушки на берегу, и нырять за белоснежными кораллами в самых глубоких местах, карабкаться на крутые скалы, чтобы разорять птичьи гнезда, или путаться под ногами матросов и грузчиков в порту. Но стоило ему появиться дома, как отец тут же вручал ему скрипку, и заставлял играть скучные гаммы. Отец у мальчишки был строгий и не давал ему улизнуть, пока он не выучит весь урок. Время шло, мальчик вырос и стал неплохим скрипачом, но отец был им недоволен, он хотел, чтобы его сын стал лучшим в мире музыкантом. И тогда отец решил послать юношу в далекую заморскую страну, чтобы он поучился музыке у Великого Музыканта.

В страну Великого Музыканта Юноша отправился на корабле. Спустя некоторое время корабль попал в сильный туман и сбился с курса. Он наскочил на подводную скалу и стал тонуть. Это было ночью. Юноша не успел проснуться, как оказался в воде, рядом с ним качался на волнах его сундук, за который Юноша ухватился, чтобы не утонуть, и стал звать на помощь. Но течение подхватило его и унесло далеко от тонущего корабля. Всю ночь его носило по волнам, а когда рассвело, он увидел, что совсем близко земля. Вскоре он выбрался на берег и вытащил из воды сундук, а потом бросился на песок под деревом и крепко уснул. Ему приснился сон, как будто красивая женщина в длинных прозрачных одеждах опустилась возле него на колени и прошептала: "На острове спрятан клад, он сделает тебя счастливым, найди его".

Когда он проснулся, было уже утро следующего дня. Он обошел остров, который оказался небольшим, и понял, что он его единственный житель.

Юноша вспомнил свой сон и подумал, что приснился он ему не зря, в таком месте действительно может быть клад. Но сейчас ему нужен был какой-нибудь корабль, а не клад, но на горизонте не видно было ни дымка, ни паруса.

Прошло несколько дней. Юноша питался птичьими яйцами и рыбой, пойманной в лагуне. В своем сундуке он нашел спички и развел большой костер, который поддерживал днем и ночью на случай, если мимо будет проходить корабль. Он решил построить себе шалаш из веток и листьев.

В лесной чаще, куда он отправился за ветками, юноша увидел ствол старого дуба, сваленного бурей. В стволе дуба было огромное дупло, в котором было темно и пахло гнилью и сыростью. Его мощные кривые корни, точно лапы чудовища, нависли над ямой, в которой они раньше были спрятаны. Возле этого поверженного дерева юноше почему-то стало жутко, и он уже хотел уйти, но вдруг заметил под корнями кусок истлевшей парусины. Он спрыгнул в яму. Под несколькими слоями парусины, которая рассыпалась в руках, показалась поверхность старинного сундука, окованного медью. Юноша уже не сомневался, что нашел клад. Когда он, сгорая от любопытства, сбил замки и открыл крышку, там оказалось много прекрасных вещей: алмазные украшения, бесценные вазы тончайшей работы, статуэтки из слоновой кости, жемчужные ожерелья, сосуды необыкновенной красоты, старинное оружие, украшенное отделанное драгоценными камнями, и шкатулка, чудесная шкатулка, перед которой тускнели все остальные драгоценности.

Юноша долго любовался невиданными сокровищами, забыв обо всем на свете. Когда он очнулся, солнце уже зашло, и в лесу быстро стало темнеть. Но не так легко было уйти от клада, он притягивал взгляд юноши, ему хотелось любоваться им еще и еще. Наконец он взял в руки шкатулку и закрыл крышку сундука. Юноша поставил шкатулку у изголовья и долго не мог уснуть, очарованный игрой света от костра на ее стенках.

На следующий день юноша вынес шкатулку на солнце, чтобы лучше ее рассмотреть. При свете солнца она была еще прекрасней. Он попытался открыть ее. Это ему удалось, и, вдруг зазвучала Мелодия. Ни одно сокровище мира не могло сравниться по красоте с чудесной шкатулкой, но даже ее красота тускнела, когда звучала Мелодия. Юноша испытал блаженство, слушая волшебные звуки. Эта старинная музыка пробудила дремавшее в нем чувство прекрасного. "Так вот о каком сокровище шла речь, — подумал он. Прекрасная фея этого острова пришла к нему во сне, чтобы он освободил заточенную в сундуке волшебную мелодию". Наконец стих последний звук. Но юноше хотелось слушать еще и еще, до бесконечности. Он снова закрыл, а потом открыл крышку, но музыка не зазвучала. Он стал трясти шкатулку, открывал и закрывал крышку, даже стучал по ней — все было напрасно. Много дней ждал юноша прекрасную Мелодию, но она ушла из шкатулки. Как ни прекрасно было ее жилище, она больше любила свободу.

Для Юноши потянулись тоскливые длинные дни, ни красота шкатулки, ни бесценный клад, его уже не трогали. Костер давно погас, но ему было все равно, что с ним будет, он не знал, зачем жить, если нет рядом прекрасной Мелодии. Но постепенно он смирялся со своей утратой. Он вспомнил отца, родной город, уроки музыки и свою скрипку, к которой он не прикасался уже очень давно. Он достал из сундука скрипку и коснулся смычком ее струн. И — о чудо! Зазвучала Мелодия! Юноша не поверил своему счастью. Значит, она не ушла от него, а поселилась в его скрипке. В эту ночь во сне он снова увидел прекрасную фею. Она ласково улыбнулась ему, и сказала: "Я не ошиблась в тебе, добрый юноша. Ты нашел клад, о котором я тебе говорила, и этот клад отныне принадлежит тебе. Он попал в хорошие руки". "О, не уходи, прошу тебя, мне так одиноко на этом острове — просил юноша — кто ты, как зовут тебя?" "Ты знаешь, кто я. А зовут меня Сперанса, и я не могу никуда уйти, это ты уйдешь от меня" — ответила фея. "Почему ты не приходишь ко мне при свете дня, прекрасная Сперанса?" "Я всегда рядом, когда звучит твоя музыка, ты просто не видишь меня". С этого дня юноша почти не выпускал скрипку из рук.

Прошло много месяцев. Однажды ночью во сне юноша снова увидел фею. "Мне грустно сегодня, потому что завтра ты покинешь мой остров, добрый юноша. Я благодарна тебе за твою музыку, но тебе пора возвращаться к людям. Прощай". "Добрая, прекрасная Сперанса, мне тоже грустно расставаться с тобой. Завтра я буду играть для тебя весь день. Благодарю тебя за эти сокровища, и за волшебную Мелодию, которую ты мне подарила".

На следующий день к острову подошел большой корабль, привлеченный светом костра. Матросы сошли на берег, и очень удивились, услышав чудесную музыку. Они нашли Скрипача, и он рассказал им свою историю. Его взяли на корабль, туда же погрузили и клад. Корабль направлялся как раз в ту страну, куда посылал юношу отец.

Когда корабль прибыл в порт, Скрипач отправился искать Великого музыканта, слава о котором проникла за моря. Он нашел его, и Великий Музыкант попросил Скрипача что-нибудь сыграть. Когда прозвучал последний аккорд Мелодии, Великий Музыкант вытер слезы и обнял Скрипача. Он сказал: "Я не могу тебя ничему научить, ибо сам ты постиг вершины мастерства. Иди и радуй людей своим искусством. Нет тебе равных!". Так сказал Великий Музыкант. И Скрипач ушел странствовать по свету. Найденное сокровище он отправил отцу, чтобы он употребил его на пользу искусству. Шкатулку починили, но живая Мелодия в нее так и не вернулась. Теперь она была обыкновенной музыкальной шкатулкой, которая издавала простые приятные звуки. Зато скрипка Скрипача звучала на весь мир, потому, что в ней жила Мелодия, в которой звучали и голос Певца, и нежные звуки Лиры, и рев пламени горящего селения, и ласковые всплески волн южного моря, и веселые звуки свирели Пастушка, и грустные песни Шарманщика.

С тех пор Мелодия переходила от одного музыканта к другому, но поселялась только в том инструменте, которому отдавали свои сердца лучшие музыканты мира. А может, музыкант становился лучшим в мире, только тогда, когда в его инструменте поселялась Мелодия, кто знает? Да это и не важно. Важно то, что Мелодия живет и радует людей, и будет жить вечно".

"Дорогая Катенька! Последнее твое письмо не дает мне покоя. Я давно убедился, что ты не напишешь в письме ничего лишнего, и можно быть уверенным, что каждое твое слово хорошо взвешено. Ты не бросаешься словами. И тем более дорого для меня это письмо. Ведь ты не часто балуешь меня нежными словами, и эта сдержанность для меня вполне понятна: ты не хочешь писать то, чего не чувствуешь. Но и скрывать свои чувства от меня ты не пытаешься, иначе не было бы хороших слов в этом письме.

И все же, мне кажется, что твоя симпатия ко мне меняется время от времени, и это видно по письмам. Я не могу сказать, что получил от тебя хотя бы одно холодное письмо, но разницу уловить не трудно.

Помнишь свое первое письмо, которое я получил в Ужгороде? Мне кажется, тогда я тебе действительно нравился, и ты этого не скрывала. А в Запорожье я испортил впечатление о себе, и каждая наша встреча лишь отдаляла тебя, потому что я был скучным, и тебе было тяжело со мной.

Но вспомни, как нам было весело и просто в последний вечер в Алуште, когда мы возвращались из ресторана. Помнишь, как мы стояли с тобой в темной комнате в пансионате, и я впервые признался тебе в любви. Разве можно сравнить тот вечер с любой нашей встречей в Запорожье? А знаешь, почему так было? Потому что в Алуште я был уверен, что нравлюсь тебе, и все у нас только начинается, и наши судьбы станут общими. А в Запорожье эта уверенность как-то разом пропала, я почувствовал себя безумцем, подумал, что такая девушка никогда не сможет меня полюбить. Тогда я написал тебе несколько писем, которые, к счастью, не отправил.

Все эти мысли не покинули меня до сих пор. Я плохой психолог, во всяком случае, в твоих письмах я не обнаружил ничего такого, что могло бы развеять мой страх, вот почему твое последнее письмо произвело на меня такое сильное впечатление. До сих пор ты обращалась ко мне как к другу, а это письмо говорит, что я для тебя больше, чем друг.

Но разве есть гарантия, что это письмо написано не под влиянием минуты? Мне одному не под силу во всем этом разобраться. Знаешь, Катенька, мне самому неприятно, что я стараюсь вынудить тебя говорить о том, что тебе самой еще неясно. Вместо того чтобы, закрыв глаза, броситься навстречу своему счастью, я начинаю рассуждать, и в результате рискую остаться ни с чем.

Ну ладно, я надеюсь, что начало моего письма ты игнорируешь, я только хотел сказать, что такие минуты, как тогда в Алуште, нас с тобой ждут и в будущем, давай будем вместе этого хотеть.

Как жаль, что наши письма отстают от жизни на полмесяца. Это обстоятельство держит меня в постоянном напряжении: из письма я могу узнать, что ты чувствовала много дней назад, а что думаешь в данную минуту, я не могу угадать. Я часто пытаюсь представить себе, что ты делаешь в настоящий момент. Рассчитываю, сколько у вас времени, придумываю для тебя самое вероятное занятие, и некоторое время нахожусь рядом с тобой. Ты не замечала моего присутствия? Иногда ты делаешь уроки, тогда я сижу тихонько, и только любуюсь тобой, а когда ты занимаешься домашними работами, возишься на камбузе, я поступаю как раз наоборот: путаюсь у тебя под ногами, делаю вид, что пытаюсь помочь, веду себя шумно и неуклюже, ты делаешь вид, что сердишься, но потом все равно начинаешь смеяться… Иногда ты поешь под собственный аккомпанемент, но я никогда не могу представить, какой у тебя голос, ведь я ни разу не слышал, как ты поешь. А мне очень хочется.

У нас на "Софийске" ожидается приятное событие. В январе с нами шла пассажирка из Никольского. Познакомилась с нашим матросом. Они переписывались все это время, а сейчас матрос везет ее в Петропавловск. Как видно, будет свадьба. Везет же людям!

Милая Катенька, мы пришли в Петропавловск и стали на рейде на сутки. Значит, еще сутки ждать письмо от тебя. Хоть свое отправлю на рейдовом катере. Правда, оно скучное, опять в "минорной тональности". Ты прости своего Стрельцова, у него испорчено в рейсе настроение. Если бы в наше время конфликты решались как в средневековье, насколько меньше было бы мерзких людей!

Видишь, я жалуюсь, но знай, я люблю тебя, и если мне не хватит душевных сил, искать поддержку я смогу только у тебя.

Привет всем твоим, нежно тебя целую, твой Стрельцов".

"Здравствуй, дорогой Мишенька! Получила твое хорошее письмо, и очень обрадовалась ему. Те дни, когда приходят от тебя письма, для меня самые радостные.

В последнем письме ты рассказал мне о своей работе. Теперь я еще раз убедилась, как интересна твоя профессия.

Хочу ли я тебя видеть! Очень хочу. Но лето у меня будет "веселенькое" — у меня столько экзаменов, а потом мне придется много заниматься перед поступлением. Ни о каком отдыхе и мечтать не приходится.

А сейчас у меня последние мои школьные каникулы. Закончилась самая большая четверть. Хотелось бы закончить ее с одними пятерками, но четверок много.

В Симферополе, куда я поеду поступать, у нас родственников нет, но есть хорошие папины друзья. Так что остановиться будет у кого, а потом посмотрим.

Весна у нас никак не начнется. Часто идут дожди, но мы ухитрились сходить на дачу. Был холодный и пасмурный день, и чтобы согреться, мы резво работали. Пилили ветки, складывали их в кучи и сжигали. А потом пили горячий чай. Вечером у всех был румянец во всю щеку.

А сегодня настоящая весна: светит солнышко, дует теплый ветерок, зеленеет травка. Мы с Аленкой гуляем, играем в мяч, в бадминтон, прыгаем на скакалке. Каникулы!

До свидания, целую, твоя Катя".

"Милая Катенька, здравствуй! "Таинственная красавица, которой поклоняется Стрельцов" — так называют тебя мои коллеги, потому что часто заставали меня с твоей фотографией в руках, или с мечтательным выражением, когда я сидел над письмом. А от себя добавлю, что "поклоняется" — это еще мягко сказано, я скоро стану бредить тобой. Сегодня иду по главной улице, а впереди девушка. Она повернула голову, и я увидел ее лицо почти в профиль, и вдруг меня как будто током ударило (уж это ощущение мне хорошо знакомо), в ее лице было что-то, напоминающее тебя! Мне пришлось ее обогнать, а потом вернуться, чтобы хорошо ее рассмотреть. Действительно, что-то в ней отдаленно напоминало тебя, даже глаза синие. Но таких глаз, как у тебя ни у кого нет, и вообще, я самый счастливый человек на свете. Катюша, поверь мне, я очень сожалею, что отослал те злополучные письма, и предыдущее письмо тоже не из лучших. Я боюсь, что ты обиделась на меня за недоверие. Не обижайся, ладно? А знаешь, почему я самый счастливый? Только один раз ты подписалась "твоя Катя", и я думал, что больше не увижу такой подписи. И вот теперь я счастлив, что ошибся. Милая Катюша, ты знаешь, впервые я не могу писать тебе письмо. Ведь нужно думать, а думать я сегодня не могу, слишком много нежности к тебе. Хочу тебя видеть, хочу тебя ласкать. Передо мной, как всегда, твоя фотография. Я смотрю на твое прекрасное лицо, и думаю, что если ты станешь моей женой, я никогда не смогу к тебе привыкнуть. Я научусь угадывать каждую твою мысль и желание, буду чувствовать каждое движение души, буду знать каждую линию твоего тела, но каждый день ты будешь для меня по-новому прекрасна. Неужели эти губы когда-нибудь ответят на мои поцелуи?

Лучше я отложу письмо, иначе наговорю лишнего.

Катенька, спасибо за заботу о моем здоровье. О своей ноге я тоже забыл давно, как и ты о своей болезни. В Усть-Камчатске ходил на лыжах почти на каждой стоянке.

А если бы я тогда получил такое письмо, я бы сплясал от радости, и не заметил бы, что пляшу на больной ноге. А ты на себя не наговаривай. Когда мы с тобой в Запорожье ехали на автобусе, ты спрыгнула на остановке так легко и грациозно, что я до сих пор помню это движение.

Милая Катенька, как мне хочется, чтобы картинка с твоей хорошенькой коробочки ожила. Пусть будет море, лодка, и мы с тобой. Наверно там изображен закат, конец дня, я угадал?

Помнишь, Катенька, на Новый год я мечтал, чтобы была елка, метель, камин, и мы с тобой? Ведь это тоже у нас будет, правда, Катя?

Этот рейс у нас будет коротким, примерно неделю, и мне удалось остаться в Петропавловске. У меня накопилось много отгулов, ведь с августа у меня не было ни одного выходного дня. Мне нужно решить некоторые дела — на стоянках не успеваю, а заодно недельку отдохну. Скоро у нас будет фильм, о котором ты говорила, обязательно пойду. Хочу почувствовать то, что чувствовала ты, когда смотрела фильм.

А следующий рейс у нас в Японию. Жаль, что только один.

Катенька, я тебя уже немного ревную. Представляю, как блестели глаза у мальчишек, когда ты улыбалась на 8 марта. Ты, разумеется, была королевой вечера, я уверен, что каждый из мальчишек думал именно так.

Катюша, а когда у вас будет выпускной вечер? Это волнующее событие. Ты ведь о нем иногда думаешь? А еще экзамены. Я уверен, что у тебя все будет хорошо, но все равно ты будешь волноваться перед каждым экзаменом. Наверно даже похудеешь, моя хорошая. Я буду рядом с тобой все это время, буду желать тебе только счастливых билетов, буду внушать тебе спокойствие и уверенность.

Мне так приятно, что ты спрашиваешь, буду ли я в отпуске. Ты хочешь знать, увидимся ли мы в этом году? Разумеется, моя Афродита, я должен тебя увидеть, и мы увидимся, но, увы, еще не скоро. Отпуск мне не дают, но я непременно приеду на выходные. Это будет осенью, в твоей жизни уже что-то определится, наверно ты уже будешь студенткой. Я собираюсь ехать с единственной целью — увидеть тебя. И мне хочется знать, будет ли мой приезд приятным событием для тебя. Но осень еще не скоро, и на этот вопрос ты ответишь мне в августе, ладно?

Поступать, пока все знания свежи, конечно, лучше, но предпочтение отдают тем, у кого есть стаж работы, я хочу, чтобы ты не забывала о камчатских ВУЗах, и о том, что если бы моя жена была студенткой, я бы только радовался, и старался бы помочь, чем только смог бы.

А теперь несколько слов о сказке. Пожалуй, сказкой ее и не назовешь — слишком мало в ней сказочного, но и рассказом нельзя назвать. Так что даже не знаю, что это такое я придумал. А теперь попробую объяснить, каким образом получились эти сказки, и что я имел в виду. Когда я получил первое твое письмо после Нового года, я долго ломал голову, что же тебе ответить, и, главное, как. Мне не хотелось, чтобы ответ был похож на все мои письма. Нет, Катенька, я не был на тебя обижен, я ждал ответа более сурового. Но мне было очень грустно, это правда. Мне пришло в голову, что неплохо бы написать какую-то притчу, но ничего такого я не мог припомнить. И тогда попробовал сочинить ее сам. Притчи не получилось, получилась сказка. Почему роза — потому что это самый красивый цветок, и потому что она с колючками. Прости, моя любимая, что сравнил тебя с цветком. Твою красоту нельзя сравнить ни с чем на свете. Но мне нужна была героиня, и ничего лучшего я придумать не смог. А все остальное в сказке получилось само собой, и не совсем так, как я ожидал. А пока я писал, мои мысли приняли другое направление. Их можно выразить таким афоризмом: "Человек никогда не бывает так счастлив, как ему хочется, и так несчастлив, как ему кажется". Я тебе говорил, что никогда не забуду те счастливые минуты, которые ты мне подарила в Алуште. И даже если бы не было этой переписки, все равно я чувствовал бы себя счастливым человеком, грустно-счастливым. А сейчас я радостно-счастливый.

Вторая сказка написана сознательно. Мне было просто интересно, смогу ли я написать еще что-нибудь. Долго не мог придумать, о чем она должна быть, и хотелось, чтобы она не была похожа ни на что. Тема музыки близка тебе, так что опять же с мысли о тебе родилась сказка для тебя.

Страну я подразумевал Италию — музыкальная страна. Когда писал о Скрипаче, думал о Паганини, хотя в его жизни, конечно, никогда не было подобных приключений. Все остальное — декорации, и не совсем удачные. Самое трудное — придумать сюжет, и если он удачный, дальше пишется само собой. Возможно, для других легко то, что для меня трудно. Эта сказка — тоже подарок тебе. Название я придумать не смог, может у тебя получится.

Всего тебе самого хорошего, привет всем твоим родным, люблю, целую, твой Стрельцов".

"Моя хорошая Катенька! Как здорово, что от тебя пришло еще одно письмо, пока я на берегу. Через два дня придет мой "корвет", загруженный лесом, и мы пойдем в страну восходящего солнца. Целых двадцать дней я не буду получать от тебя ни строчки, и сам не смогу прислать тебе письмо. Но ты ведь не забудешь меня за это время, правда? Видишь, каким я стал: такой короткий рейс меня уже пугает, а раньше свободно выдерживал полгода в море. Никогда еще я не был так сильно привязан к берегу, а весь берег у меня сосредоточен в здании главпочтамта. Я уже полюбил это здание, как родной дом. Ведь после каждого рейса у меня праздник, и начинается он на главпочтамте, когда мне подают конверт, подписанный твоей нежной ручкой. Как мне хочется поцеловать эту руку! Катенька, родная, очень хочу тебя видеть. Но как еще долго ждать нашей встречи! Я уже писал, что встретимся мы осенью, и какая разница, в какой точке страны ты в это время будешь. Лишь бы у тебя не пропало желание видеть меня.

Катюша, я очень рад, что ты успешно закончила третью четверть. Ты же у меня умница. Правда, чувствуется, что ты не очень довольна собой. А как же иначе, всегда довольны собой могут быть только глупцы. А что касается отметок, то четверка прекрасная оценка, а к отличникам у меня предубеждение, которое сохранилось еще со школы. Я думаю, что человек не может знать все предметы одинаково хорошо. Поэтому отличнику приходится отчаянно балансировать, чтобы сохранить этот титул. И не всегда это показатель его знаний, часто этому званию он обязан совсем другим своим качествам.

К тому же нынешняя ваша программа в школе слишком громоздкая и трудная. Как бы там ни было, твои оценки понадобятся тебе еще только один раз, при поступлении в институт, а потом они уже будут не нужны, нужны будут знания, а они у тебя есть, я уверен. Но осталась еще одна четверть, по-моему, самая трудная, ведь наступила весна, теплые дни, ласковое солнце, хочется погулять. Тут уж понадобится весь твой характер, чтобы держать себя в повиновении. Я желаю тебе удачи в этом единоборстве с собственными желаниями. Пусть тебе будет утешением то, что это уже последнее усилие, что скоро все заботы закончатся, и можно будет вознаградить себя за свои труды.

У нас уже тепло, морозов почти не бывает даже по ночам, море спокойное и солнце светит почти каждый день. Мне просто повезло. Много хожу пешком, и совсем не устаю. Как видно, от лыжных прогулок польза есть. Обычно на берегу я себя чувствую неуверенно первое время, мы ведь совсем отвыкаем от ходьбы. На судне мы ходим в основном по вертикали. Даже на таком небольшом судне, как "Софийск", семь палуб.

Ну вот, я похвастался хорошей погодой, а сегодня ночью поднялась натуральная зимняя пурга. Снова все сопки белые, и снова будет грязь. Она уже утихает, снег перестал идти, но дело сделано. Представляю, как там бросает мое судно. Наверно они опоздают из-за шторма.

Одному парню с "Байкаллеса" я одолжил фотоаппарат, и уже два месяца мы не встречаемся с этим судном. Похоже, в Японии я буду хлопать глазами, а щелкать затвором не придется.

Ты знаешь, если бы мне предложили выбор: идти в Японию, лететь на луну, или мчаться к тебе, я бы выбрал последнее. Вот так.

Привет всей вашей семье, нежно целую тебя, твой Миша".

"Здравствуй, милый и дорогой Мишенька!

В последнем письме ты вспоминаешь о нашем прекрасном последнем дне в Алуште. Когда ты писал свое письмо, мы с мамой как раз в это время вспоминали со всеми подробностями этот день. Наверно твои биотоки передались нам, а может наоборот, наши тебе? Поэтому, когда я прочитала то же самое в твоем письме, мне было очень приятно еще раз вспомнить этот вечер, и вообще все, что связано с тобой. Мишенька, скоро уже год, как мы с тобой знакомы, и с каждым твоим письмом я все больше и больше узнаю тебя. И ты мне становишься все ближе и дороже. Представь себе, что в каждом мужчине я ищу твои черты (когда смотрю телевизор, или читаю книгу). Вот недавно я прочитала роман Б.Полевого "Анюта". Правда, эта книга о военном времени, но главное в ней любовь Мечетного и Анюты. Я бы очень хотела быть похожей на Анюту, хотела бы любить так, как любила она. И чтобы Мечетным был только ты. Могу сказать, что когда мы встречались в Запорожье, мы оба были хороши. Ты, как всегда, на себя наговариваешь, обвиняя только себя. Зато вспомни тот день, когда мы были в Дубовой роще. Как хорошо было тогда нам. Как мы разговаривали, катались на качелях. Только теперь я понимаю, как много мы потеряли времени и тогда в Алуште, и в Запорожье. Сколько часов мы могли бы быть вместе!

Милый Миша, последнее твое письмо действительно немного грустное. Что случилось у тебя, почему испорчено твое настроение в последнем рейсе? Кто обидел моего гордого Стрельцова? Пиши мне подробней и о своих неудачах. Милый, плохих людей много, они очень портят жизнь. Зато на их фоне хорошо заметны добрые люди.

У меня новостей почти нет. Закончились наши недельные каникулы. По программе у нас одно повторение, готовимся к экзаменам. Дома все в порядке.

Ты спрашивал, как повел себя папа, когда принес письмо от тебя. Он просто положил его на стол, и ничего мне не сказал. Он знает о тебе, о нашей переписке, хотя я ему ничего не говорила. Папа у меня очень хороший. Он мечтает, чтобы у меня была профессия, и чтобы я стала полезным человеком, он хочет мне добра, поэтому и строг со мной. Я его очень люблю, и знаю, что он меня тоже любит.

Мишенька, будь, пожалуйста, веселым и жизнерадостным, пиши, я очень жду.

Целую тебя, твоя Катя.

PS. Все хочу спросить тебя, играешь ли ты на трубе, переписываешься ли со своими сестричками? "

 

Глава 10

Иокогама

"Здравствуй, моя любимая добрая фея!

Сейчас расстояние между нами сократилось в пространстве и времени, а также и в мыслях, и я думаю, что и души очень сблизились в последнее время. В 22 часа мы пересекли часовой пояс, и судовое время стало отличаться от Запорожского уже на восемь часов. А о том, что наши сердца стали ближе, я догадался по последним твоим письмам. Этого нельзя не заметить. Катенька, ты меня прости, но я вбил себе в голову, что я для тебя просто так. И теперь я никак не могу поверить своему счастью. Я пытаюсь найти причину, и прихожу к выводу, что ничего не совершил, чтобы заслужить такие нежные слова. Для меня ты богиня с вершины Олимпа, куда нет пути простым смертным. Так я буду считать, даже когда буду обнимать и ласкать тебя. Вот какие чудеса творит любовь, если на таком расстоянии может превратить сердце богини в простое нежное женское сердце.

Катенька, некоторые фразы в моих письмах могут показаться тебе чересчур "кудрявыми". Понимаешь, когда передо мной твое письмо или фотография, я просто не могу употреблять слова, которые люди произносят каждую минуту, обозначая ими самые обыденные события, и даже пошлости. Ведь ты единственная из миллиардов людей, населяющих земной шар, которая мне нужна, и которую я люблю.

Мы проходим Курильские острова, и завтра будем где-то на широте Сахалина. И разница во времени сократится еще на один час. Пока ничего интересного, даже шторма не было. Немного качало, когда вышли из бухты. А сейчас море спокойное, и непривычно тепло. Днем я даже полежал часок в боте на солнце. Завтра уже можно будет загорать. С утра нас долго сопровождали дельфины. У меня к ним особое отношение. Мне никогда не приходилось погладить дельфина, но почему-то ужасно хочется. Помню, когда мы промышляли пристипому на Гавайях, там тоже часто появлялись стаи дельфинов и разгоняли акул. И мне стоило большого усилия сдержаться, чтобы не прыгнуть за борт, и оказаться в самой гуще стаи. Но купаться строго запрещали, а ночью, когда я втихомолку все же купался, когда судно лежало в дрейфе, никогда не было дельфинов.

На других крупных морских животных или рыб мне тоже интересно смотреть, ведь нам часто встречаются нерпы, котики, сивучи (морские львы), иногда касатки и киты, но дельфины все же занимают особое место, и я в глубине души уверен, что они разумные существа. Большое впечатление произвел на меня фильм "День дельфина"

В прошлом году в газете была заметка: возле Японии много дельфинов. Они питаются рыбой, и японские рыбаки решили избавиться от "конкурентов". Они устроили колоссальную облаву на них, и загнали много дельфинов в одну бухту, и там их уничтожили. Через некоторое время возле этого побережья собрались десятки тысяч дельфинов, и угнали в океан всю рыбу от побережья. Разве это не доказывает, что дельфины способны на организованные разумные действия?

Мы направляемся в Иокогаму. Сегодня весь день шли вдоль побережья острова Хоккайдо. А сейчас весь горизонт усеян огнями. Это японские рыбаки ловят рыбу на свет. Здесь тысячи рыболовных судов, в основном маленькие "кавасаки" и джонки. Наши штурмана выматываются, потому что они снуют во всех направлениях, нисколько не заботясь о соблюдении правил морского судоходства.

Погода прекрасная, и работать мне абсолютно не хочется. Срочных работ нет, с утра я все проверил, и весь день с деловым видом слонялся по палубе, а потом пошел загорать. Вода за бортом 15 градусов. Я бы не прочь искупаться. Как жаль, Катенька, что тебя здесь нет. Это море было бы прекрасным фоном, достойным твоей красоты. Там у нас море свинцовое зимой, или когда пасмурно, а здесь оно голубое, как твои глаза.

Сегодня мы с большим трудом зашли в бухту, и встали на якорь на рейде. Слишком гладко проходил рейс, и вот неприятность. Говорят, жизнь полосата, как тельняшка, всегда нужно ждать от Фортуны какой-нибудь каверзы. В румпельной, где находится рулевая машина, лопнула труба от пожарной магистрали, и забортная вода хлынула на щит управления, и другие устройства. У нас есть в запасе все необходимое, но и это хранилось в румпельной, и залито водой. Теперь нужно все это промывать, пропаривать, сушить. Сегодня весь день мы копались в румпельной, и я стал черный, как сапог от копоти, которой покрыт весь угол (шпация), где стоят устройства. Тут множество проводов, маркировка которых тоже уничтожена, и теперь нужно восстанавливать все по схемам. Стармех дал в помощь двух человек, но они мало чем могут помочь. Так что стоянка в порту сулит мне мало радостей. Рядом с нами стоит большое судно из Сан-Франциско. Там полно негров. Машут нам и что-то лопочут, но далеко, не слышно. Я бегал на мостик, смотрел в бинокль на бухту и порт. Здесь множество судов со всех стран мира, но ни одного нашего. Может кто-нибудь придет, пока мы будем стоять. Стоянка будет двое суток. Утром идем на швартовку. Управлять с мостика невозможно, перешли на местное управление, и лоцман, маленький желтый японец, был очень недоволен. Он говорит по-русски с чудовищным акцентом, но прекрасно говорит по-английски. А нашим штурманам все равно, что по-японски, что по-китайски, что по-английски, все равно не понимают. Капитан и русский хорошо не знает, ругается, правда, хорошо. Был у нас старпом, английский знал отлично, а этот еврей только на пакости способен. Ну ладно, нужно чуточку поспать. Пожелай мне удачи, милая.

Сегодня команда ходила в город, а я распутывал нервы теплохода. Парни поят нас кофе, чтобы хорошо соображали. И виски предлагали, но пить спиртное еще рано. Когда закончим, обязательно отметим это событие. Злой хожу, нужна разрядка.

Мы рассчитываем закончить завтра к обеду. В основном все сделано. А поспать все же надо, часа через три и ты ляжешь спать. Не знаю, удастся ли уснуть, много кофе выпил, оно на меня здорово действует. Если не усну, то помечтаю о тебе. Поцелуй меня, когда я лягу, ладно?

Рулевую закончили, все в порядке, матросы закрасили переборки, и в румпельной стало чисто, как будто ничего не случилось.

В город ходил в четыре часа. Ходили втроем до восьми. Я постарался истратить свои иены, которых, в общем, было немного. Разве можно за четыре часа осмотреть такой большой город, который мы к тому же совершенно не знаем. Посетили все магазины, которые попадались нам по пути. У нас нет ни одного города, который бы хоть немного напоминал Иокогаму. Сознание того, насколько мы отстали во всем, подавляет. Просто не укладывается в голове, что в таком городе, в такой стране возможна нищета. И во всем чувствуется забота о людях. Вот, например такая мелочь, как ступени на виадуках, которых здесь полно, каждая ступенька обклеена резиной, к которой нога буквально приклеивается, так что упасть практически невозможно, а если и упадешь, то не ушибешься, потому что края закруглены и мягкие. Просто поражает, как продумана каждая мелочь, чтобы было удобно, приятно, красиво. Крытые тротуары, маленькие скверики, где можно отдохнуть, уж не говоря о безупречных дорогах. Ты еще только приблизился к краю тротуара, как автомобили останавливаются, чтобы ты мог перейти дорогу. Мы заходили в цветочный магазин, где любовались великолепными букетами. У них они называются икебана. Сейчас возле твоей фотографии красуется веточка японской вишни — сакуры. Она цветет нежно-розовым цветом. В Японии веточка сакуры — символ любви. Я дарю ее тебе заочно.

Японцы симпатизируют русским. Не знаю, чем мы заслужили такую честь. Они вообще чрезвычайно вежливы. Но вежливость, это одно, а симпатия откуда взялась, непонятно. Может быть, они чувствуют к нам то же самое, что я чувствую к дельфинам?

За эти дни нас посетили человек тридцать японцев, и некоторые приходят целыми семьями. Все они в некоторой степени владеют русским, а некоторые говорят совсем неплохо. Японские девушки нежно улыбались нашим парням, а те млели от удовольствия. Красивых японок мало, они просто симпатичные. Некоторые носят кимоно. Мне нравится, хотел бы тебя увидеть в таком наряде.

Через два часа мы уходим. Рейс будет короче, чем предполагалось раньше. В Корею мы не пойдем, для нас нет груза. Значит, и в Находку заходить не будем.

Пароходство изредка посылает судно за границу, чтобы люди помнили, что у них есть виза, и ее нужно беречь. За нарушение могут лишить визы, но если суда не ходят за границу, то и беречь ее нет смысла.

За несколько минут до отхода произошло забавное происшествие. Я проверил свои карманы, и обнаружил немного японских монет. На причале в тридцати метрах от судна стоял автомат для продажи соков, я побежал к нему, чтобы истратить эти последние деньги. Бросил в щель несколько монет, автомат заурчал, выдал пакетик сока, и сдачу. Но сдача получилась в пять раз больше, чем я бросил. Я стал бросать монеты, которые от него получил, он послушно выдавал пакеты сока, и снова сыпал монеты. Наш вахтенный штурман с крыла мостика стал звать меня на судно, потому что матросы уже отдавали швартовые. А мы так здорово сотрудничали с автоматом, что не хотелось прерывать общение ни мне, ни ему. А штурман уже начал злиться. Пришлось мне душевно попрощаться с общительным автоматом, и бежать на судно с полным пластиковым пакетом сока, и полным карманом монет. В отместку я потом поднялся в рулевую рубку, и рассказал этому штурману, почему я так долго общался с дружелюбным автоматом. Его досаде не было предела.

Катенька, я сейчас прочитал написанное, и вижу, что слишком мало написал о нашем рейсе, но я и видел очень мало. Много ли видели американцы, когда были на Луне? Думаю, что нет, но они все же ходили по ней.

Родная моя Катюша, здравствуй еще раз. Я бы пожертвовал всеми своими загранрейсами, прошлыми и будущими, ради одного такого письма. Для меня оно дороже тысячи романов о любви, и во столько же раз оно лучше любого из них. Мне не хотелось бы повторяться в своих письмах, но как этого избежать, когда мой лексикон так ограничен? Но разве язык влюбленных, это слова? Один взгляд, одна улыбка скажут больше, чем тысячи красивых фраз. Мысль, конечно, не новая, но впервые она пришла в голову влюбленному человеку, как с ней не согласиться? Но улыбка, взгляд, прикосновение, возможны только в будущем, а пока нам остается довольствоваться словами, а их явно не хватает.

Катенька, как приятно мне было узнать, что мы с тобой и думаем в унисон. Скажу тебе по секрету, что я верю в телепатию, особенно между близкими людьми, вопреки утверждениям современных ученых.

А вот то, что прогулка в Дубовой роще тебе понравилась, для меня приятное открытие. Я думал, что хорошо было только мне одному. Ведь я прекрасно помню, каким я был неловким, и болтал всякий вздор, потому что мне было не до фраз, ведь ты была так красива…

Знаешь, у меня есть своеобразный индикатор, который отзывается только на что-то величественное, гениально прекрасное. Только ты, пожалуйста, не смейся. Вот, например, звучит песня "Священная война". У меня по спине начинают мурашки бегать. Что музыка, что слова, гениальные. Такую песню мог написать только гений в минуту озарения. Или вот сильный шторм в океане — огромные волны, рев ветра, стихия, мощь, и опять у меня мороз по коже от восхищения этой грозной красотой.

Иногда то же самое чувствую, когда вижу хорошую игру актера. И не обстановка так действует, даже не пьеса, а сама игра. Вот недавно выступала Татьяна Доронина с обыкновенной речью к молодежи, но такая это была речь, так она была произнесена, что опять мороз по коже. В Эрмитаже некоторые полотна и древнегреческие скульптуры вызывали у меня такое же ощущение. Так что своей спине я верю больше, чем своим ушам или глазам. Так вот, когда мы с тобой были в Дубовой роще, моей спине впору было покрыться инеем, вот как ты была красива. Впервые внешность живого человека так взвинтила все мои нервные узлы, что пошел мороз по коже.

Я не помню, что я тебе написал про тот инцидент, а произошло вот что. Когда мы стояли в Усть-Камчатске, остановился гирокомпас. Вахтенный штурман меня поднял, (это было в три часа ночи), и сообщил об этом. Кто-то наверно случайно выключил пакетный выключатель. Все штурмана обязаны знать, как включаются навигационные приборы, но этот штурман у нас недавно, и не знал. Я включил, и снова лег спать. А старпом шарахался по пароходу не совсем трезвый, узнал об этом, и пришел выяснять, что да почему, в довольно резком тоне. Мне это не понравилось, и я указал ему на дверь. Он стал возмущаться, тогда я его вышвырнул. Наутро он вежливо поздоровался, я думал, инцидент исчерпан, даже хотел извиниться при случае. А когда пришли в Петропавловск, мне сказали, что он написал на меня рапорт в пароходство. Но ему сказали, что если он отнесет рапорт, то и на него будет рапорт, что он был пьяный в ту ночь. Тем дело и кончилось, теперь я его презираю, и не только за это.

Катенька, я не читал книгу, о которой ты пишешь, но уверен, что никакой литературный герой не сравнится с тобой в душевной чистоте, доброте, благородстве. А любовь придет сама, ведь пришла же она ко мне.

Когда мы шли из Японии, я играл по вечерам в трюме на трубе. Там совершенно темно, и, кажется, что нигде ничего нет, и только музыка. А зимой в трюме холодно, и я играю в машинном отделении. Акустика там неплохая, но очень шумно, хотя труба и перекрывает этот шум, но он мешает и удовольствия мало. Когда играю, всегда думаю о тебе. Дружи с музыкой, Катя, многие не умеют играть, им это чувство недоступно, когда играешь сам. Ты ведь понимаешь, о чем я говорю. Жаль, что я петь не умею. А знаешь, какую песню я бы хотел, чтобы ты мне спела? Колыбельную. Конечно, в соответствующей обстановке. Только мне кажется, что если бы ты пела эту песню, я бы не уснул, а еще больше проснулся бы.

Катенька, я очень рад, что твой папа знает о нашей переписке, и таким образом мы переписываемся с его согласия, а он как бы оказывает мне доверие. И мне кажется, это доверие я не обману.

Мне дороги люди, которые тебя окружают, а к твоим родителям у меня особое почтение. Ведь ты наследовала качества своих родителей, а я люблю в тебе все. Твоего отца я видел так близко, а с мамой мы так хорошо беседовали. Я ей очень признателен, что она меня не забывает.

Мне кажется, что характером ты немного похожа на отца. Впечатления складываются из маленьких незаметных черточек, и я знаю, что твой характер нельзя назвать мягким, но меня это нисколько не пугает, потому что твой характер сочетается с умом, и не имеет ничего общего с упрямством.

Пора закругляться. Поздравляю тебя с праздником, и пусть настроение твое всю жизнь будет таким, каким оно будет в этот день (не допускаю мысли, что праздник будет грустным для тебя). Друзья должны были отправить открытку к празднику.

У Людмилы все нормально, при встрече мы поговорим о ней. Вот Ира немного болела, но сейчас все в порядке, и я получил от нее нежное письмо.

Привет твоим родителям и Аленке, люблю, целую, твой Миша".

"Милая Катенька, приветствую тебя уже из Петропавловска. У нас уже сравнительно тепло, весна вступила в свои права. Снег в городе уже растаял, и только на сопках еще кое-где остался. Пробивается травка, а на Комсомольской площади продают цветы. И странное дело: все женщины вдруг стали красавицами, а у мужчин шальные глаза. Каждое время года накладывает свой отпечаток на человека, но заметнее всего это бывает весной и осенью. Весной люди становятся более общительными, часто совершенно незнакомые люди улыбаются друг другу просто так, потому что весна. А от улыбки до знакомства один шаг.

Город принарядился к празднику, только зелени не хватает. Этот праздник мы будем отмечать в порту, а отход второго или третьего мая. Вчера я отправил тебе письмо с отчетом о прошедшем рейсе, но мне хочется еще немного поговорить с тобой, ведь завтра праздник. Когда-то этот праздник мне нравился, а сейчас это зависит от того, получу ли я от тебя письмо.

Пользуясь тем приятным обстоятельством (весьма редким для моряков), что судно на праздник стоит в родном порту, мы составили план мероприятий на этот день. Было предложение съездить с утра в Паратунку, но многие стали протестовать, все-таки нужно посмотреть демонстрацию убожества, тем более что участвовать в ней нас не заставляли, а быть свободным зрителем вовсе необременительно.

Другие возражали, мол, нужно же хоть перед кем-то похвастаться нашим бледным загаром, редким в такое время на Камчатке, и добытым с таким трудом, но им возразили, что смыть этот бесценный загар в паратунской луже будет неслыханным расточительством, и решено было "загар не смывать".

Да, ты наверно не знаешь, что такое Паратунка. Так вот, это поселок, в котором есть горячие серные источники. Есть основания считать, что они берут свое начало в преисподней, иначе, откуда взялась бы сера? Черти обожают этот минерал. Так вот, в Паратунке есть бассейны, в которых можно купаться круглый год и в любую погоду, хотя они под открытым небом. А если подплыть к трубе, из которой пополняется бассейн, то можно получить слабое представление о том, какую забаву предоставляют черти в аду своим клиентам.

Вечером мы посетим ресторан "Океан", которому моряки отдают предпочтение. Места уже заказаны, придет больше половины экипажа. Если завтра получу от тебя письмо, то честное слово, Катенька, произнесу тост в честь своей невесты, я загадал. И пусть кто-нибудь попробует его не поддержать!

Ну вот, праздник закончился, а с ним и хорошая погода. Сегодня у нас снега выпало сантиметров двадцать. Если бы такая метель была в январе, это было бы даже приятно, но в мае!

Письма вчера я не получил, зато получил телеграмму, и был ей несказанно рад. Спасибо за поздравление, эта телеграмма дала мне право произнести тост в честь верной невесты, а после него последовали другие: за новую семью, за родителей невесты, в конце концов, меня вогнали в краску. Я даже не ожидал такого энтузиазма. Ну а теперь самое время мне краснеть перед тобой. Почему я вчера не подумал, что тебе это может быть неприятно, и ты можешь на меня обидеться за такой поступок. Вчера я был суеверным, я загадал, что если первого числа получу от тебя весточку, то сбудется мое заветное желание. Вчера я в это верил.

Милая Катенька, твой Стрельцов становится перед тобой на колени, и смиренно просит у тебя прощения. Представь себе эту сцену, и имей в виду, что я не отпущу твои ноги до тех пор, пока ты не улыбнешься мне, и не скажешь "я тебя простила". И неплохо бы нам при этом поцеловаться. Ох, каким невыносимым стал этот Стрельцов! Разве допускал он такие вольности в письмах полгода назад! Но видишь ли, Катя, я еще очень далек от того возраста, когда можно жить одним прошлым. Я живу будущим, хотя оно у меня так туманно. И все же лучше иметь прекрасную мечту, и жить ею, и стремиться к ней, и бороться за нее. Моя мечта не бежит от меня, она приближается, я это чувствую, почему же мне не ликовать!

Мне не хочется, чтобы в мои надежды закрались сомнения, и что бы я не говорил, есть что-то главное, в чем я уверен. Может, эта уверенность родилась из веры в себя, но это всего не объясняет. Есть еще вера в тебя, Катюша, именно это самое главное.

Наша стоянка задерживается на неопределенный срок. Сегодня судно предъявляли Регистру, и нам выставили серьезные замечания по главному двигателю. Нас ставят в ремонт, который продлится неделю, а может и две. Поэтому я пока не отправляю письмо, дождусь, когда придет письмо от тебя. Мне кажется, оно придет завтра (мне так кажется уже пять дней). Видно, у тебя школа отнимает все время, бедная моя девочка. Я подожду, только не забывай меня.

Катенька, я обещал прислать тебе что-нибудь, когда приду с Японии. Скоро ты получишь бандероль. Не пугайся, там всего лишь немного сладостей, я надеюсь, тебе интересно будет их попробовать, тем более Аленке. Фантики с этих плоских пакетиков — переводные. Я не знаю, как это делается, но не сомневаюсь, что Аленка легко сумеет разобраться.

От моей сестры Ирины пришло письмо, пишет, что очень хотела бы познакомиться с тобой и с твоей мамой. Я иногда упоминаю в письмах о тебе. Конечно, ей интересно познакомиться с девушкой, у которой в плену сердце брата.

Похоже, что она тебя уже полюбила.

Всего тебе, Катенька, хорошего, привет родителям и Аленке. Целую нежно, твой Стрельцов".

Задержка в порту по счастливой случайности совпала с заседанием суда по поводу развода Михаила с женой. Затруднений не предвиделось, поскольку жена не возражала против развода.

Сурового вида судья по фамилии Таран стал задавать вопросы жене Михаила.

— Как вы считаете, почему ваш муж подал свое заявление?

— Я думаю потому, что мы уже три года не живем вместе.

— А почему вы не живете вместе, ваш муж пил, или изменял вам, или вы ему изменяли?

— Нет, он не пил. А по поводу измены я ничего утверждать не могу, у меня нет никаких фактов. Я ему не изменяла.

— У вас нет фактов его измены, но может у вас есть подозрения?

— А что, суд может принять решение на основании моих подозрений?

— Ответчица, здесь я задаю вопросы. Истец, встаньте, пожалуйста.

После обычной процедуры судья стал задавать вопросы Михаилу.

— Какова причина вашего желания развестись с женой?

— Тот факт, что семья наша распалась три года назад, и является этой причиной, нас связывает простая формальность.

— А я не считаю это причиной для развода. Ваша жена вам изменяла, или неприлично себя вела, или устраивала вам скандалы, мне нужны конкретные факты.

— Я практически уверен, что она не изменяла мне, когда мы еще жили вместе, а теперь меня этот вопрос не интересует. Ссор у нас было не больше, чем в любой другой семье, а по поводу приличий, боюсь, я не совсем понял ваш вопрос.

— Я вот слушаю вас и вашу жену, и прихожу к выводу, что вы идеальная семья. Во всяком случае, я не нахожу никаких оснований для развода. Предупреждаю, если вы не предоставите мне конкретных фактов, я дам отсрочку на шесть месяцев. Итак, назовите точную причину развода.

— Точная причина — это наша психологическая несовместимость. Мы не могли жить в одном помещении, мы чувствовали дискомфорт и постоянное раздражение без всяких видимых причин.

— Нахватались ученых словечек? Вы не назвали не одного факта, и я даю вам отсрочку на полгода. А потом я еще дам отсрочку. Все! Заседание окончено.

Михаил почувствовал, как к лицу у него прилила кровь от острой ненависти к судье, который смотрел на него выжидательным взглядом, как бы поощряя сказать грубость. Михаил сжал челюсти, и молча вышел, чувствуя, что если скажет хоть слово, ему заломят руки.

Он вышел на воздух, и нервно закурил, поджидая жену.

— Каков мезавец! — сказал он, когда жена вышла — он жаждал, чтобы мы вывалили на него кучу грязного белья, и он мог бы наслаждаться этим, сволочь!

— А потом все равно бы дал нам отсрочку, ты же видел, как он упивался своей властью.

— Вероятнее всего. Может быть, ты подашь заявление на развод? Что тянуть эту канитель.

— Во-первых, это ничего не изменит, а во-вторых, мне развод не нужен, тебе нужен, ты и добивайся.

Убедить жену Михаил не смог, и вынужден был ждать окончания назначенного срока, уже с тревогой.

"Здравствуй, дорогой Мишенька! С приездом, милый.

Сейчас сижу и перечитываю твое письмо. Ты пишешь, что у вас была вьюга, а у нас уже отцветают деревья. У нас весны не было, сразу началось лето. Перед праздником выпал снег, а через неделю тридцатиградусная жара. Цветут тюльпаны, сирень, черемуха, ландыши. Поспевает крыжовник в нашем саду. Выходные мы проводим в нем, у нас там очень красиво. Когда ты приедешь, я тебе обязательно покажу наш сад, угощу всем, что там будет. А послать я тебе ничего из фруктов не могу, такие посылки не принимают.

В первомайские праздники у нас в школе был вечер, было очень весело, выступали колумбийцы из мединститута.

После демонстрации меня фотографировал мой дядя, если хорошо получатся фотографии, я тебе вышлю в следующем письме.

Миша, ну как ты съездил? Как вас встречали японцы? Впечатлений наверно много. Я очень соскучилась по тебе, по твоим письмам. Пиши поскорее.

Целую нежно, Твоя Катя.

Я не успела отправить это письмо, как получила твое. Обрадовалась, слов нет!

Ты так все хорошо описал, когда была авария, я переживала, но у тебя там и смешные моменты, мне было смешно и радостно.

Миша, ты так много слов хороших пишешь в мой адрес, мне даже страшно становится иногда, что ты разочаруешься во мне, когда меня увидишь. Не такая я красавица, самая обыкновенная. А чтобы ты в этом убедился, высылаю тебе фотографии. Это я после демонстрации. Жду и от тебя ответной. Я тоже хочу посмотреть, каким ты стал.

Еще раз тебя целую, Катя".

"Моя хорошая, нежная, милая Катя, здравствуй!

Как только я взял в руки твое письмо, я сразу почувствовал, что в конверте есть что-то очень хорошее. Я поднялся на Никольскую сопку, которую у нас называют сопкой Любви, немного там погулял, а когда стало невмоготу, вскрыл конверт. Спасибо тебе за этот подарок — письмо и фотографии. Я сейчас глаз не могу оторвать от них. Мне хочется оказаться рядом с тобой немедленно. Я представляю, как мы стоим в твоем саду, я тебя крепко обнимаю, и говорю тебе самые хорошие слова, и нежно тебя целую.

Дорогая Катюша, я благодарен тебе за добрые твои побуждения, я с удовольствием отведаю все, что ты мне предложишь из своего сада. Лес, сад, дерево — я люблю это все, мне нравятся даже сами эти слова. Как хорошо, что у вас есть свой сад. Ты мне о нем не говорила. Мне иногда хочется иметь свой сад, знаешь, каким он мне представляется? В нем должны быть старые деревья, не обязательно фруктовые. Несколько берез, старая яблоня, клен. Каменная стена, сложенная кое-как, и возле нее какие-нибудь кусты. Дорожка тоже выложена камнями, в щелях растет трава. В стене металлическая калитка, под яблоней скамейка. В кустах сирени живет ежик. Я бы сделал в этом саду небольшой фонтан или бассейн, и посадил возле него иву. Думаю, сумел бы сделать какую-нибудь статую. А ты украсила бы этот сад цветами.

Пока мы стояли в ремонте, я посмотрел много фильмов: "Клеопатра", "Блеф", "Жестокое лицо Нью-Йорка", "Легенда о динозавре", и еще несколько. В каждом из них показывали более-менее красивую женщину: американку, мексиканку, итальянку, француженку, японку. А я смотрел на них, и думал, что красивее наших девушек нет во всем мире, а самая красивая из них — моя Катя. И эти фотографии подтверждают это, как нельзя лучше. Катенька, ты попроси у дяди пленку, ее можно разрезать и вложить в конверт. Я бы попытался сделать портрет крупнее. Что же касается моего фото, то я в большом затруднении. Дело в том, что нечистый решил сыграть надо мной очередную шутку, и направил мои стопы в заведение, которое всю жизнь внушало мне ужас — в парикмахерскую. Зная безжалостный нрав этих коварных работников быта, я взял и брякнул: "Девочки, у меня на носу свадьба, сделайте из меня человека". Девочки издали радостный вопль, и так рьяно взялись за дело, что у меня в носу стало щекотно от собственных перьев, шерсть летела, как будто извергался Везувий. Под конец меня вспрыснули како-то гадостью, и когда я чихнул, сказали не без яда: "Готов женишок". Когда я пришел на судно, наш "Муму" бросился от меня с жалобным визгом, и подозреваю, что вахтенный матрос за моей спиной начал креститься. Так что я с твоего разрешения пока не буду увековечивать то, что от меня осталось, но как только количество моей шерсти удовлетворит современные нормы, я обещаю посетить фотосалон.

Ну вот, такое легкомысленное письмо у меня получается. Сейчас я стану серьезным, и буду рассказывать тебе драматическую историю. Есть у нас токарь, он же и газоэлектросварщик — маленький щуплый парнишка, очень подвижный, и очень вспыльчивый. Иногда у него по работе что-нибудь не ладится. Так он взрывается бурей эмоций, глаза метают молнии, того и гляди, прожжет отверстие в палубе. Как-то я был свидетелем его ярости — при его маленьком росте она комична до слез. Он точил болты на станке, и получалось много брака, а работа срочная. Нервы уже были взвинчены. Как раз у него в руках был длинный железный пруток, а токарная мастерская у нас совсем маленькая, и он у него за все цеплялся, к тому же качка приличная. А тут еще куртка зацепилась за станок, наш Саша как взревел, и давай кромсать пруток, как будто он из теста. Глаза сверкают, волосы вздыбились, и что-то орет. Откуда и сила взялась, а ведь на выгрузке даже мешок поднять не может. Потом парни пытались выпрямить этот пруток — куда там.

А в этом рейсе я стал не только свидетелем, но и причиной его ярости. На Камчатке есть бухта Наталья, и когда суда там бывают, экипажи запасаются оленьими рогами, которые берут на свалке. И долго после этого в укромных местах на судне находят оленьи рога.

Я вышел на корму, смотрю, сидит Саша на кнехте, и чистит рога. Я подошел, спрашиваю:

— Чьи рога полируешь?

Саша посмотрел на меня, и с вызовом отвечает:

— Свои!

А нужно сказать, что Саша женат, и, кажется, ужасно ревнив.

Я говорю:

— Какие ветвистые!

Тут Саша, кажется, уловил иронию в моем голосе, посмотрел на меня внимательно, побледнел, а потом как взвизгнет: "А! Ветвистые!" — бросил их на палубу, и давай топтать, потом выбросил за борт.

Катенька, вероятно в следующем письме я тебе сообщу некоторые новости. Я предчувствую перемены в своей жизни, и если ты пожелаешь мне удачи, все получится так, как я задумал. Ты извини, что не посвящаю тебя в свои планы, мне ужасно хочется, но я же говорил, что стал суеверным, и, кроме того, я не вполне уверен в успехе. Но зато не сомневаюсь, что ты одобришь мои намерения. Кажется, я тебя достаточно заинтриговал. Если мне удалось вызвать у тебя любопытство, я очень рад. Но жди следующего письма. Это, конечно, не значит, что не нужно отвечать на это письмо — ты иногда любишь схитрить. И я тебя прощаю только потому, что ты очень хорошая, и еще потому, что отношусь с большим уважением к твоим школьным заботам, и еще потому, что за свое плутовство ты потом расплатишься со мной страстными поцелуями, по рукам? (Твое выражение, кстати).

Ну а теперь я срочно закругляюсь, иначе выдам свой секрет.

До свидания, моя хорошая, привет всем твоим родным, твой Стрельцов".

"Милый Мишенька, здравствуй!

Получила твою открытку, письмо и бандероль. Первомайскую открытку я получила раньше всех поздравлений на наш адрес. Мы знали, что ты за границей, и вдруг получаем открытку. Мы все прочитали ее, и нам было приятно читать твои прекрасные пожелания. Содержимое бандероли мы уже почти съели. Аленка сидит рядом, делает уроки, и просит, чтобы я написала, что она догадалась, как переводить картинки. Конечно, в Японии умеют делать все ярко и красиво, но конфеты наши вкуснее. Спасибо тебе, нам было очень интересно все это пробовать.

Милый мой Стрельцов, ты действительно стал невыносим! Таких вольностей раньше ты себе не позволял. Не знаю, почему я на тебя совершенно не сержусь. Встань, пожалуйста, и отпусти, наконец, мои колени. Целуй меня ты, раз уж виноват.

Хорошо, что весенние праздники ты провел в городе, на земле. Ведь такое редко бывает у тебя и твоих друзей-моряков.

Вчера я сдавала экзамен по черчению — это экзамен по профессии. Кроме вопросов по черчению у нас было много вопросов по экономике народного хозяйства. Мне пришлось прочитать много газет и докладов.

Когда я тянула билет, я мысленно просила тебя мне помочь. Меня вызвали первой, и я все ответила на "5"! Я надеюсь, что ты и дальше будешь мне помогать, ведь ты у меня такой умный.

Миша, я даже не представляю, как мне познакомиться с твоей сестрой Ириной. Я всегда теряюсь, не знаю, о чем говорить. Когда ты приедешь, ты сам нас познакомишь, договорились?

У нас ужасная жара, больше тридцати градусов. И это в мае. Сегодня воскресенье, и мы решили сделать себе выходной по всем правилам. С утра пошли на пляж, много купались. Мы все хорошо загорели.

В саду у нас много цветов, в основном пионы, белые и розовые, которые и пахнут, как розы. Дома у нас все время много цветов.

Я хотела послать тебе веточку ландыша. Он был такой прекрасный и ароматный. Но когда я засушила его, он потерял и вид и аромат. Я не решилась тебе его выслать.

На столе у нас стало много овощей, у нас все любят овощи, а ты, Миша?

Я тебя целую и обнимаю, твоя Катя".

 

Глава11

Экспедиционный отряд

"Милая моя Катенька! Сегодня конец учебного года, для тебя прозвучит последний звонок. Не исключено, что ты даже заплачешь в этот день, потому что для десятиклассников этот последний звонок звучит очень трогательно — последний сигнал ушедшего навсегда детства, прощание со школой, которой отдано столько сил и времени. Но поздравлять тебя еще рано, впереди экзамены, которые вымотают, возможно, больше, чем целый год учебы. Мое мнение такое, что экзамены — это какая-то символика, трудоемкая и ненужная, потому что каждый учитель прекрасно знает, каковы знания учеников, которых он учил. И если исключить всякие симпатии и антипатии, которые, к сожалению, играют не последнюю роль, насколько я помню по собственному опыту, то именно оценка учителя будет самой правильной. А на экзамене случайность играет такую важную роль, что доверять результату экзамена просто неразумно.

Я желаю тебе удачи на экзамене, хочу, чтобы ты осталась довольна собой. Кстати, у тебя есть преимущество перед другими. Ироническая формула "За красивые глазки" по отношению к тебе имеет обратное значение, и является положительным фактором при сдаче экзаменов…или отрицательным — ведь эти глаза не на всех смотрят так, как, может быть, кому-то хотелось бы. Вот видишь, я сам запутался, у тебя преимущество, или у других.

А теперь, если ты не возражаешь, поговорим обо мне. Прошлый раз я наговорил тебе много, и умудрился ничего не сказать. Я обещал сообщить тебе некоторые новости в этом письме, и теперь приступлю к этой нелегкой задаче. Для меня эта новость кажется важной, потому что я почти год об этом думал, и этого хотел. Мое маленькое желание сбылось.

Катенька, я уже не работаю в пароходстве, перешел работать в организацию с длинным названием "Экспедиционный отряд аварийно-спасательной партии технических работ" Камчатского морского пароходства. ЭО АСПТР сокращенно.

Я работаю на спасательном судне "Зевс". На бортах у него написано большими буквами "СПАСАТЕЛЬ". Основная задача "Зевса" — оказывать помощь судам, терпящим бедствие. Поэтому перед штормом и в шторм судно находится в полной готовности. К счастью, аварии случаются сравнительно редко, поэтому судно используют для водолазных работ, и как морской буксир. В данный момент мы идем в Палану, и ведем на буксире два бункеровщика и плашкоут. Эта организация — часть пароходства, но здесь свой отдел кадров и своя контора.

Но не эту новость я хотел тебе сообщить. Это скорее следствие. Вот уже четыре года моим домом является судно. До сих пор меня это не очень заботило. Если я списывался с судна, то мог жить в общежитии или у друзей. В очередь на квартиру я даже не становился, потому что простоять в очереди каких-нибудь двести лет, и не получить ее, было бы обидно. Один мой знакомый стоял в очереди восемнадцать лет, причем четыре года первым, но получил ее лишь после вмешательства прокуратуры. Но это везунчик. Другие всю жизнь стоят в очереди на жилье, но получают квартиру там, где уже очереди нет.

После встречи с тобой я впервые всерьез задумался над тем, что пора мне иметь свой угол. Я пришел к выводу, что единственный реальный выход — купить частный дом. Я урезал свои расходы, и таким образом скопилась некоторая сумма. Но была еще и другая проблема. Дело в том, что большинство частных домов расположены на сопках, и нужно быть альпинистом, чтобы жить в таком доме. Я как-то обратил внимание на ноги женщины, которая бодро поднималась в один из таких домов. Это не те женские ноги, вид которых радует мужчину, это крепкие ноги воина, в честь которого учредили марафонский бег.

Если дом невысоко, то до него от центра все те же 42 километра. А если в центре и невысоко, то цифры тоже большие, но уже в деньгах. Вот круг и замкнулся. Последнее время я совершил множество рейдов по Петропавловску: по горизонтали и по вертикали, наверно уже гожусь в альпинисты. К счастью, альпинистом стать мне не суждено (Умный в гору не пойдет). Недавно я отправился по очередному объявлению. Когда я увидел дом, то сразу понял, что искал именно его. Мало того, что он удовлетворяет всем моим требованиям: до остановки автобуса 50 метров, недалеко от центра, так он еще и довольно симпатичный, даже кокетливый. Внутри запущен здорово, нужен ремонт, но это же мелочи. Я уже уплатил половину стоимости, и скоро меня в нем пропишут. После заключения договора уплачу вторую половину.

Денег у меня немного не хватало, поэтому пришлось пожертвовать отпуском. А поскольку компенсацию не дают, мне пришлось рассчитаться, чтобы получить расчетные. Поэтому я перевелся в АСПТР. Я не считаю, что моя жертва велика. К осени у меня будет дней сорок выходных, и я приеду к тебе, как обещал. Кстати, в пароходстве давали в неделю один выходной, а здесь два. Что касается ремонта в доме, то у меня есть пара неплохих рук, которые умеют пилить, строгать, а также нежно гладить…

Этот дом мне нравится уже теперь, во всяком случае, есть крыша над головой, и я могу приглашать тебя и всех твоих родных в гости, но после того, как я в нем основательно поработаю. Вот только хозяйки не хватает.

Как видишь, иногда и моряку приходится заниматься мирскими заботами. Теперь у меня есть адрес.

Мне очень интересно знать, что ты обо всем этом думаешь, а еще больше мне хочется, чтобы ты побывала на Камчатке, ну хотя бы в гостях у меня, если то, о чем я мечтаю, невозможно. Ведь все произошло благодаря тебе. Одному мне и в голову не пришло бы затевать что-либо подобное. Поэтому ты можешь считать этот дом полностью своим, со мною вместе, или без меня.

Сейчас мне желательно побыть некоторое время на берегу, чтобы иметь возможность утрясти эту кучу дел, которая на меня свалилась. Ведь я люблю комфорт, и люблю сам для себя его создавать. Для этого нужно много времени. Я бы мог перевестись на береговую работу в этой же организации, но тогда у меня не будут накапливаться выходные дни. Этот вариант мне совершенно не подходит: я хочу увидеться с тобой осенью, и увижусь.

Вот мы уже и возвращаемся в порт. Я сейчас перечитал это письмо, и оно мне показалось довольно скучным. Но оно несет в себе хоть какую-то информацию, в отличие от других моих писем. Но такое у меня сейчас настроение, и если бы моя Катенька сейчас оказалась рядом, то я замучил бы ее своими нежностями, разумеется, только в том случае, если бы ты мне немного доверилась. Впрочем, такое настроение у меня всегда, и если мне суждено заслужить твое доверие, то тебя ждет незавидная участь: я буду приставать к тебе каждую минуту, за что бы ты не взялась, любое дело обречено на провал, пока ты меня не спровадишь в море, откуда я вернусь еще более неистовым. Ты не обижаешься, Катенька, что я пишу в таком тоне? Во всяком случае, ты не запрещаешь мне писать так. Мне трудно догадаться, какие мысли возникают у тебя после таких моих слов. Но я надеюсь, что тема, которую невозможно обойти в любви, не должна тебя пугать. Ты вполне зрелый человек по возрасту, по внешности и по образу мыслей. Однажды мы с тобой встретили твою одноклассницу, и ты сказала, что у нее есть муж и ребенок. Ты сказала это таким тоном, что я сразу понял: ты без предрассудков. И все же извини, Катя, что я затронул эту тему. Она очень преждевременна.

Катюша, а скажи мне, ты чувствуешь, что ты изменилась за этот год? Я очень изменился. Но люди такого склада, как я, внешне меняются медленно. Иногда я встречаю бывших коллег-рыбаков через пять и больше лет, и мне говорят, что я совершенно не изменился, и даже одет как будто так же.

Я твердо знаю, что я стал лучше. Изменилось мое отношение к людям, мои взгляды, мои мысли, и, как следствие, меняются мои поступки. Возможно, такая трансформация произошла бы и естественным путем, но любовь к тебе послужила таким мощным катализатором, что эти перемены свершились в один год, вместо десятилетий.

Есть одна фраза в твоем письме: "я хочу посмотреть, каким ты стал". Она наводит меня на мысль, что ты чувствуешь перемены в себе, связываешь их с нашими отношениями, и ищешь перемены во мне. А все-таки год — это много, и мы ведь не молчим. Ты много узнала обо мне, и я счастлив, что твой интерес ко мне не пропал.

Но кажется, я нескромно о себе отзываюсь, — что поделаешь, я стал себе больше нравиться (в хорошем смысле). За этот год, пожалуй, не было такого случая, когда бы я себя ненавидел (хотя часто называл себя ослом), а сколько было таких моментов раньше! Я не надоел тебе своими однобокими рассуждениями — все о себе, да о себе.

Вчера мы подходили к плавбазе, и щедрые рыбаки свалили нам на палубу целую груду живых крабов. И вот уже два дня их варят в машине, на камбузе, и даже в душевой стоит бочка, в которой они варятся при помощи пара.

Завтра мы будем в Питере, где я предполагаю получить от тебя письмо. Чтобы не возникло желания продолжать это письмо, я его закончу, а ответ буду писать в следующем рейсе.

Но вот что я забыл сказать. Сегодня я дочитал книгу Александра Грина "Бегущая по волнам". Я ее читаю уже третий или четвертый раз, и каждый раз с удовольствием. У меня к автору почти что нежность. Роман заставляет встрепенуться от спячки, которой является обыденная жизнь, настраивает на романтику. Разве наша жизнь так обычна? Разве нет в ней тайн и чудес? Раньше я читал книгу не так, она захватывающая, но я не вдумывался, какие прекрасные мечты удалось передать Грину в романе. И эти мечты не оторваны от жизни, наше с тобой знакомство — лучшее тому подтверждение.

Еще раз удачи тебе на экзаменах. Береги себя, не принимай близко к сердцу мелкие неудачи. Привет твоим родным, всего хорошего вашей семье.

Люблю, целую, твой Стрельцов"

Милая моя Катенька! Замечательное письмо ты мне прислала, спасибо тебе за него, и за ландыш, который ты мне подарила заочно. Парень просто обязан дарить цветы любимой, но если их дарит девушка, то это имеет особый смысл. Мне кажется, что ты близка к принятию важного решения. Я не знаю, какое это решение, но меня это волнует. Родная моя Катенька, милый хороший человек, твоя доброта вернется к тебе десятикратно. Ты знаешь, мне кажется, что не волны меня качают, а мелодия вальса, который звучит только для нас с тобой.

Катюша, ты помнишь наш первый танец? Я то его помню очень плохо: не помню, что происходило в зале, какая звучала музыка, я не видел ничего вокруг, только твои глаза. Как они прекрасны! Ясные, чистые, без лукавства.

Ты знаешь, что значит твое имя? Оно древнегреческого происхождения, и значит "беспорочная". Мне всегда нравилось это имя, а теперь оно звучит для меня, как небесная музыка, и тебе оно очень идет. У Некрасова есть поэма "Коробейники", а начало этой поэмы — известная песня. Я научился играть мелодию и сопровождение на гитаре. А еще есть казацкая песня о девушке Кате, которая подковала коня. Эти песни всегда будут популярны, потому что это самое красивое имя, и это имя по праву принадлежит самой красивой девушке в мире.

Мне всегда хочется, чтобы ты отдыхала, читая мои письма, ведь этот год для тебя был таким тяжелым, особенно сейчас. У тебя очень развито чувство долга, насколько я заметил, поэтому ты не станешь готовиться к экзамену кое-как. Береги себя, Катюша, здоровье гораздо важнее балла на экзамене. Когда организм работает четко и безупречно, мы этого не замечаем, а если вдуматься и прислушаться к себе, то как приятно сознавать, что ничего в организме не нарушено, мышцы крепки и послушны, мысли не путаются, и доктора не имеют над тобой никакой власти.

Старайся не волноваться на экзамене. Разреши мне волноваться за тебя, ладно?

К тому времени, когда ты получишь это письмо, ты сдашь уже много экзаменов. Жаль, что ты не написала мне, в какие числа ты будешь их сдавать, может, мне удалось бы уговорить того чертенка, что любит надо мной подтрунивать, чтобы он хоть раз сделал доброе дело, и приподнял нужный билет. Но я уверен, что ты прекрасно знаешь все вопросы, и сумеешь хорошо окончить школу и без помощи потусторонних сил. Не забудь сообщить, когда у вас выпускной вечер, я хочу тебя мысленно поздравить с последним вечером детства.

Мне так досадно, что я не отправил это письмо. Мы собирались стоять до понедельника, я и не спешил его отправлять, а ночью начался шторм, и "Зевс" был в постоянной готовности, то есть уйти с судна никто не мог. Утром вышли на рейд, потом подвели две баржи, а вечером ушли в рейс. Поручить письмо экипажу катера я не решился, и вот оно путешествует со мной.

Сегодня у нас было общесудовое собрание, и капитан сказал, что это предпоследний наш рейс на побережье Камчатки, а потом вероятно пойдем в полярный рейс — в Северный Ледовитый океан. Там я еще не был.

Мне нравится наш капитан. Его фамилия Ершов. На вид лет шестьдесят — старый морской волк, похож на пирата. У него хриплый голос, и лицо настоящего моряка, да и весь он бесстрашный настоящий моряк. Его все уважают. Его я никак не могу сравнить с нашим балбесом на "Софийске". Тот был редким тупицей, его уже выгоняли из пароходства, так он ездил к министру, и его восстановили. Ершов умный, обладает тонким юмором, и в общении прост и справедлив.

Едва дождался вечера, чтобы поговорить с тобой. Мне приснился сон, и такой яркий, что я до сих пор не могу придти в себя. Часов в одиннадцать я спрятал эту тетрадь, и пошел в душ. После душа немного почитал, и лег спать. Уснул быстро, но среди ночи проснулся, видимо оттого, что затекла правая рука. У меня над койкой есть маленький светильник с крышкой, которая закрывает лампочку, так что свет совсем не яркий. Он находится прямо над головой. Я нащупал выключатель, и включил свет. Все это я делал, видимо в полусне, но когда загорелся свет, мой сон как рукой сняло. Рядом со мной лежала ты. Я смотрел на тебя, и боялся шелохнуться, чтобы тебя не разбудить. Но ты не спала, потому что тут же открыла глаза. Мы смотрели друг на друга, и я гладил твои волосы. Ты была очень загорелая, гораздо темнее, чем я. Потом ты потрогала рукой мои губы, потом обняла меня за шею — какие сильные и нежные твои руки! И ты прижалась ко мне тесно-тесно — и тут я проснулся, но это я уже потом сообразил, а в тот момент ты просто исчезла, и моя левая рука, которой я тебя обнимал, повисла в воздухе. Самое странное, что свет горел, хотя я точно помню, что перед сном выключил его, а правая рука затекла так, что я не чувствовал ее. Можешь себе представить, как я вскочил. Сердце стучало, как после драки. Я заметался по каюте, и никак не мог сообразить, куда ты девалась. Даже в коридор выглядывал. Потом я понял, что это сон, но это не укладывалось в голове. Мои ладони помнили твою гладкую нежную кожу, губы горели от прикосновения, я только что прижимался к тебе, живой и настоящей, и знаешь, я обижался на тебя за этот неожиданный уход.

Вот уже прошли почти сутки, а я все никак не могу успокоиться. У тебя ничего не произошло? Я уже тревожусь, ведь такие сны — большая редкость.

Катенька, любимая, скажи, ты хочешь, чтобы наступил день, когда ты в прекрасном свадебном наряде будешь стоять рядом со мной, и назовешь меня своим мужем? Этот год не даст нам покоя всю жизнь. Я просто не могу себе представить, как смогу жить без тебя. Моя жизнь тебе принадлежит, и если выяснится, что она тебе ни к чему, то она и мне ни к чему. Когда я пишу "твой Миша", то понимаю это в буквальном смысле. Судя по тому, что ты не стремишься от меня отделаться, это приобретение для тебя не очень обременительно. Хотя польза от меня пока — увы — только потенциальная. Я хочу стать для тебя нужным и желанным.

Но ты прости мне мое нетерпение, ты можешь не отвечать на мой вопрос, но постарайся решить его для себя. До нашей встречи месяца три. Вот тогда ты мне ответишь.

Вчера мне так хотелось увидеть тебя снова во сне, что я повторил все свои действия, но из этого ничего не получилось. Я пролежал до трех часов ночи неподвижно, но не смог даже уснуть. Я вышел на палубу, и очень удивился, что уже совсем светло. Потом вспомнил, что мы уже на севере, и что это белая ночь.

Катенька, все забываю тебя поправить: суда и корабли не ездят и не плавают, они ходят. Это не флотский сленг, это вполне литературное выражение. Я иногда употребляю непонятные для тебя слова. Это морские термины, если тебе что-то непонятно, спрашивай, я охотно все объясню. Если захочешь, я научу тебя вязать морские узлы, я знаю их десятка четыре.

Что касается моей сестры, то конечно, пусть потерпит. Ей очень хочется тебя увидеть, я ведь не сумел скрыть от нее свое восхищение твоей красотой. Вот теперь ее одолевает отчаянное женское любопытство. Но как бы она себе не представляла твою внешность, она будет поражена, я уверен. Так что пусть подождет, мне в тысячу раз сильнее хочется тебя видеть, я же терплю.

Мне нравится название моего судна, ты ведь знаешь, кто такой Зевс. Я люблю древнегреческий эпос, и если ты меня попросишь, я при встрече расскажу тебе несколько мифов (если ты сумеешь это выдержать)

Вот мы уже идем обратно. Сегодня были в двух кабельтовых от материка (кабельтов — 186 метров). С левого борта Камчатская область, с правого — Магаданская. Здесь еще снег лежит, но сегодня весь день шел дождик. Мы стояли недалеко от устья реки. Вокруг плавает много нерп. Симпатичные зверьки. Некоторые размером с большую собаку. Они очень любопытны, подплывают к самому борту, и смотрят прямо в глаза. Самки даже кокетничают: кувыркаются в воде, как будто танцуют, а потом смотрят, какое впечатление произвели на нас. У них красивый разрез глаз, а глаза умные и внимательные.

Ну вот, письмо стало похоже на корякскую песню: едет коряк на оленях, что видит перед собой, о том и поет.

Большой привет твоим родителям. Поздравь от моего имени Аленку с окончанием школы, желаю ей хорошо отдохнуть на каникулах. Удачи тебе на экзаменах, хочу, чтобы сбылся мой сон (извини за нескромное желание).

Люблю тебя, целую нежно, твой Михаил".

"Милый Миша, здравствуй, мой хороший!

Так долго от тебя не было письма, но наконец-то оно пришло, и такое веселое, смешное и загадочное. Ну, что же, раз задуманное тобой сулит хорошие перемены в твоей жизни, то я желаю тебе удачи, и всего хорошего.

За прошедшее время произошло много событий. Я сейчас сдаю экзамены. Мне приходится очень трудно, так много нужно учить, совершенно нет свободного времени. Так что ты, Мишенька, не обижайся, позже я тебе обо всем напишу. А это короткое письмо просто, чтобы ты меня не потерял.

Аленка уехала в Крым в труд-лагерь, собирать розы.

Я напишу тебе после экзаменов, потерпи.

Целую тебя, твоя Катя".

"Милый, хороший мой Миша, как много событий произошло за последнее время. Мне так хочется тебе все рассказать, поделиться всеми своими радостями, а также ответить на все вопросы, которые ты мне задаешь в своих таких хороших и нежных письмах. Если бы ты был со мною рядом, мне было бы намного легче это сделать. Но я постараюсь все вспомнить, и обо всем тебе рассказать.

Я сначала получила второе твое письмо (ты сразу два написал, только одно отправил немного раньше), и, конечно, ничего не поняла, о каком "Зевсе" идет речь, и о доме. А когда на второй день я получила твое первое письмо, мне все стало ясно.

Большое тебе спасибо за все поздравления, и теплые пожелания успешно закончить учебный год. Я прислушалась к твоим пожеланиям, и неплохо сдала экзамены. У нас было семь экзаменов, из них у меня три "4", остальные пятерки. Было очень трудно не только мне, но и всем моим одноклассникам. Целый месяц мы усердно готовились. Необходимо было прочитать учебники не только 10 класса, но и за 7 — 9 классы. Поэтому у меня совершенно не было свободного времени. Но все уже позади — все тревоги, волнения и даже слезы. Когда ты приедешь, я тебе обязательно расскажу подробнее об этом, а сейчас мне так надоела эта зубрежка, что даже не хочется вспоминать. А вчера, Мишенька, у нас был уже выпускной вечер, — если это можно так назвать, потому, что мы гуляли до 7 утра. Я не успела тебе сообщить, когда у нас должен быть вечер, потому что до последнего момента мы и сами не знали точно, когда.

Мама сшила мне красивое голубое платье, и в нем я пошла на вечер. Если бы ты видел, какими красивыми, веселыми и нарядными были в этот вечер наши девчонки! Мы много выступали с благодарностью к нашим учителям, сочинили сказку о нашей школьной жизни, сделали подарки, а в заключение прочитали указ о награждении учителей медалями "за справедливость". Учителя были нами довольны, и говорили, что такого хорошего выпуска еще не было. Родители накрыли нам в школе праздничные столы, мы пили шампанское, и кричали "ура" каждому учителю. Потом были танцы. В час ночи мы возложили цветы к вечному огню, и отправились к Днепру встречать рассвет. В три часа пришел катер, и мы на нем обошли вокруг острова Хортица (ну как, Миша, я правильно написала эту фразу морскими терминами?) затем мы встретили солнышко, и новый день нашей новой жизни. Эта ночь была последней в нашем детстве. И хоть грустно думать об этом, но впереди еще длинная, длинная жизнь, и ведь жить так хорошо, правда, Миша? А мне особенно, потому что у меня есть ты, такой добрый, такой заботливый, и такой умный. Я тебе очень благодарна за все. Твои прекрасные письма учат меня многому. Мне с тобой очень интересно, и чем больше я тебя узнаю, тем ты становишься мне ближе и родней.

По поводу твоего перехода на спасатель, я думаю, что, наверное, это на много опаснее, чем на другом каком-либо судне? Береги себя.

А то, что теперь у тебя есть свой дом, просто замечательно. Да, сколько забот теперь на тебя навалилось! Но зато теперь у тебя есть собственное жилище, и ты представляешь, каким удобным будет этот дом лет через десять. Это я шучу, я очень рада за тебя, Мишенька, и когда-нибудь твой дом станет и моим домом, я постараюсь быть достойной его хозяина. А уж как кормить я тебя буду, попробуй-ка не есть. Ты когда-то говорил, что мало ешь. Кстати, я нисколько не возражаю против той "незавидной участи", которую ты мне готовишь, полной нежности, любви и постоянного "путания под ногами". Я не хочу, чтобы ты меня не замечал, я хочу, чтобы ты всегда был беспокойным, жизнерадостным, веселым, чтобы все наши дела были общими. Меня будут омрачать разлуки с тобой, когда ты будешь уходить в море, но зато как приятны будут наши встречи.

Милый мой Миша, что я скажу тебе? Ты спрашиваешь, изменилась ли я за этот год. Ну, конечно же. Ты прочти одно из моих первых писем, и последнее, и сразу поймешь, вот и весь мой ответ. Да, кстати, ты заметил, что в июне исполнилась годовщина нашего знакомства? Я нас поздравляю. Как-то на днях, после какого-то экзамена я перебрала твои письма, фотографии. Мне так было интересно их перечитывать. А помнишь, как ты в первых письмах ко мне обращался на "Вы", и письма были такие скромные, сдержанные. Знаешь, сколько у меня уже твоих писем? Двадцать шесть! Наши письма теперь стали историческими. Давай мы их сохраним, и когда-нибудь перечитаем вместе, договорились?

Мишенька, как тебе все-таки повезло. Тебе приснился этот сон. Я тоже очень хочу тебя увидеть, хотя бы во сне. Мне ты почти не снишься, или я забываю сны, когда просыпаюсь. Постарайся сфотографироваться и вышли мне фото, хоть маленькое. (Кажется, шерсть у тебя уже должна отрасти).

Достала "Бегущую по волнам", и начала читать. Раньше я не читала ее, а теперь очень хочу прочитать. Ты так интересно о ней написал, что мне даже не терпится.

Аленка передает тебе привет. Она уже приехала с Крыма, хорошо загорела, и спасибо от нее за поздравление с окончанием учебного года.

Привет от мамы. Целую тебя, твоя Катя".

"Милая Катенька! Поздравляю тебя с днем рождения! Желаю тебе всегда быть естественной, всегда быть собой. Мужественно встречать Неожиданное, не бояться Неизвестного, не упустить Несбывшееся, не сгибаться перед Неизбежным, искать и найти Желанное. Помни, Катенька, что жизнь скупа, и ничего не предлагает дважды. Желаю счастья, и сбывшихся надежд. Люблю, целую, твой Миша".

"Милая Катенька, здравствуй! Сейчас я очень раскаиваюсь в том, что послал тебе письмо, полное туманных намеков, и заставил тебя так долго ждать разгадку. Всякая загадка хороша, если ответ ждать недолго, а я заставил тебя ждать чуть ли не месяц. Я представляю, если бы ты мне прислала подобное письмо, то за этот срок я бы наверно, чокнулся от нетерпения и тревоги. По-моему, ты чуть-чуть обиделась на меня. Конечно, после такого письма можно было ожидать чего-нибудь важного, а тут такой прозаический житейский вопрос, и тот ореол, которым я пытался окружить покупку этого дома, совсем неуместен. Я бурно раскаиваюсь, и прошу прощения, и обещаю больше так не делать. Думаю, что если это письмо придет в день твоего рождения, и если ты в этот день будешь такой веселой, как мне хочется, то мне будет легче надеяться на твое великодушие.

Катенька, я поздравляю тебя с днем рождения, только вот беда — разве можно выразить в словах все то, что мне хотелось бы тебе пожелать. Поэтому я призываю на помощь прекрасных греческих богов, пусть они будут твоими покровителями: богини судьбы — Парки — избавят твою жизнь от неприятностей, Афродита украсит ее любовью и красотой, мудрая Афина не допустит ошибок, Фортуна принесет удачу, а веселый вестник богов — Гермес — будет приносить только хорошие вести. Ну, а в будущем пусть тебе покровительствует Гера, — богиня семейного очага.

Будь я в этот день в Запорожье, я бы преподнес тебе корзину цветов, и самый большой торт, который можно найти в твоем городе. А будь я королем, я бы приказал в этот день палить из пушек, собрал бы всех бродячих музыкантов и циркачей на этот праздник, устроил бы военный парад, а вечером — карнавал с иллюминацией…

Вот какой фейерверк желаний у твоего покорного слуги.

А между тем в этом месяце есть еще несколько дат, которые достойны быть увековечены в камне. Год назад я увидел тебя, год назад я впервые влюбился, завтра исполняется ровно год, как мы с тобой познакомились, а двадцать третьего — впервые поцеловались. Вот сколько дат в этом месяце, как же тут обойтись без салюта?

Между прочим, мы сейчас тащим на буксире эсминец, на котором полно всяких орудий. Он в четыре раза больше "Зевса", весь ощетинился пушками и зенитками, имеет такой угрожающий вид, но идет за нами на привязи, как смирный ягненок. Должно быть, для него это весьма унизительно — передвигаться таким способом. Мы его буксируем в Сов. Гавань, а потом пойдем во Владивосток.

Вчера мой чертенок опять подшутил над твоим Стрельцовым. Утром после завтрака я вышел на корму, прошел до гакаборта, (кормовой борт) попрыгал на буксирном тросе, который идет к эсминцу, и собрался спускаться в машину. Вдруг на корме мощный удар, даже судно качнулось. Оборачиваюсь, а буксирного троса и нет, мало того, арка из толстой стальной трубы, на которой лежал буксир, вырвана с корнем. Если бы это случилось на пять секунд раньше, то эта арка ушла бы на дно с моим отпечатком.

А в прошлом рейсе тоже был мистический случай. Мы встретили несколько рыболовных судов, спустили шлюпку, и пошли к ним за камбалой. Шлюпка вернулась, и ее стали поднимать. Я был на шлюпочной палубе, и почему-то подумал, что она должна оборваться. Подошел к стармеху, и рассказал случай, который произошел на "Софийске", когда едва не случилось несчастье. Посоветовал убрать людей из шлюпки. Стармех стал возражать: чего ради, всегда так поднимаем. И действительно, при мне ее поднимали раза четыре. Не успел я отвернуться, слышу — бабах, готово. Никто не пострадал, "Зевс" ниже "Софийска", но из люков тотчас показались четыре перепуганные физиономии. Когда они, невредимые, уже стояли на палубе, меня разобрал такой смех, что пришлось укрыться, чтобы никого не обидеть.

А когда мы еще только собирались в этот рейс, в Петропавловске стояла чудесная погода. Мы стояли на другой стороне бухты, в военном поселке. Там на сопке стоит памятник герою войны П. Ильичеву. Я ходил его фотографировать, а потом возле него загорал. Боюсь при встрече напугать тебя своей бледной кожей.

Мы сейчас идем вдоль Курильских островов, потом пройдем пролив Лаперуза, и немного вернемся на север. Письмо я отправлю из Сов. Гавани, или из Владивостока. Теперь уже неизвестно, пойдем ли мы в полярный рейс. Признаться, я туда не так уж и рвусь. Там холодно, а мы соскучились по лету.

В этом рейсе меня повысили: теперь я третий электромеханик, и стою вахту с восьми до двенадцати. На "Зевсе" интересней работать, рейсы более разнообразные, и экипаж мне нравится.

Катенька, я вот не знаю, болеть мне еще за твои успехи на экзаменах, или уже не нужно, может, они уже закончились. На всякий случай я еще немного поболею. У меня есть два знакомых десятиклассника, они здесь, на судне, но они двоечники, и даже не знают, когда заканчиваются экзамены, я сегодня у них спрашивал. Одному из них сорок два года, другому тридцать восемь. Старшенький уже лет пятнадцать в десятом классе, никак не закончит. Да и дисциплина у него хромает — курит на переменах, а после двойки так расстраивается, что неделю в запое.

Катенька, а какие события у тебя произошли? Ты не бери с меня пример, не томи меня долго, ладно? Наверно ты соскучилась по Аленке, ведь вы так любите друг друга, и всегда вместе.

Сегодня мы проходим пролив Лаперуза. Телевизор ловит японские каналы. Продвигаемся мы довольно медленно, скорость семь узлов, то есть семь миль в час. Эта плавучая крепость здорово нас тормозит. Утром мы швартовались к эсминцу, давали им топливо. Я там говорил по поводу салюта, так вот на эсминце салютуют уже два дня из всех орудий. Они устроили учебные стрельбы, и шумят так, что уши закладывает. Когда дают залп из главных орудий, бедный "Зевс" вздрагивает. Во время выдачи топлива мы набрали у них много стреляных гильз. Из одной я сделал урну в каюту, которая не переворачивается в качку.

Ну вот, заход во Владивосток отменили, идем в Петропавловск. Наш Алексей Иванович — капитан, здорово ругался по этому поводу. У него сын похоронен во Владивостоке. Но ничего не поделаешь. В порту стояли четыре часа. Городок маленький и скучный. Много зелени и много собак. Здесь начинается дальневосточная тайга. У нас на судне был большой добродушный пес — молодой и еще глупый. Ушел с парнями в город, и потерялся, в рейс ушли без него. Думаю, в Сов. Гавани он не пропадет, здесь собак любят.

Я не стал отправлять письмо, отправил только открытку. Не доверился местной почте, а в Петропавловск идти нам не долго. Правда, погода портится, но все равно мы теперь будем двигаться вдвое быстрее.

До свидания, родная. Целую тебя семнадцать раз. Привет родителям и Аленке, если она приехала. Твой Михаил".

 

Глава 12

Чукотка

"Здравствуй, любимая! Как кстати пришло твое письмо! Знаешь, Катенька, был какой-то момент, когда я почувствовал себя таким одиноким на Камчатке, что хоть вой дурным голосом. У меня редко такое случается, а в этом счастливом году — первый раз. В таких случаях нужно встряхнуть свои нервы: подраться, или напиться до бесчувствия, или получить такое вот письмо от тебя. Катенька, ты понимаешь, что ты мне написала? Как я хотел услышать от тебя эти слова! Клянусь, ты не пожалеешь, что сказала их. В этом я уверен, потому что люблю тебя, а любовь сама подскажет, каким я должен быть, чтобы быть достойным своей супруги.

Сейчас я расскажу тебе о последних событиях. Без перемен не обошлось и на этот раз. У нас есть небольшое судно "Марс". Оно должно было идти на север к Анадырю с геологами. Электромеханик с "Марса" заболел, и мне предложили занять его место. "Зевс" стоит пока что в порту, а "Марс" без электромеханика идти в рейс не может. Я пытался отказаться — "Марс" уходит на три месяца, а у меня столько дел на берегу. Начальник отдела кадров все прекрасно понял и посочувствовал, но ведь и судно стоять не может. Сказал, что может задержать судно еще на три дня, и эти три дня я могу заниматься только своими делами. Вот тогда-то я и почувствовал себя одиноким. Я не мог найти никого из своих друзей: некоторые в отпуске, другие в море, а дом необходимо было заселить. Но тут пришло твое письмо, и я решил, будь что будет, зато у меня есть Катя. Но Катя не только поддерживает меня в трудную минуту, она еще и приносит мне удачу. Не успел я дочитать письмо, (я читал его в сквере напротив главпочтамта), как ко мне подсел старый мой знакомый Сашка Воропаев. Он вынужден был уйти с флота по состоянию здоровья, и устроился работать на берегу. А поселился в общежитии. В общем, идеальный жилец в моем доме. Он согласился мне помочь, привел с собой еще одного парня, и мы втроем занялись неотложными делами. А на следующий день я встретил еще двух приятелей, которых не видел лет пять. Один из них работает шофером, и обещал предоставить транспорт, если понадобится.

А второй тоже ушел на берег, и как раз искал себе комнату или квартиру, потому что жить негде. Так что он обрадовался мне не меньше, чем я ему. У него есть невеста. Вот они-то и будут жить в доме.

В день отхода у нас было новоселье: пять мужиков и одна женщина. Нам было что вспомнить, и было весело.

Дом расположен у подножия сопки. Сразу за домом сопка круто поднимается вверх, а на склоне растут деревья, и трава чуть ли не до пояса. В теплые дни на сопке загорают горожане, но никого не видно в траве, только песни и смех.

Катенька, если ты увидишь Камчатку летом, тебе здесь очень понравится, не нужно и Крыма. Все эти дни стояла чудесная погода. Пока мы работали по благоустройству дома, я неплохо загорел. Только на севере этот загар сойдет.

Пока дом стоял пустым, его оккупировали соседские ребятишки. Здесь есть два сарая, так вот в одном из них они устроили себе "штаб", и пытались, как видно, перенести его в дом, потому что выбили стекло, и притащили какие-то две скамейки.

Я их ругать не стал, но провел с ними беседу. Под "штаб" отдал им маленький сарай, и таким образом мы стали друзьями.

Милая Катенька, я так рад, что ты так успешно окончила школу, у меня прямо гора с плеч, я ждал этого, как какой-нибудь двоечник. А теперь тебе нужно отдыхать. Хорошо бы до осени. Но я сомневаюсь, чтобы ты смогла сидеть без дела, я сужу по прошлому году. Но отдохнуть все же нужно, ты заслужила отдых.

Знаешь, я рассказал тебе свой сон, а потом встревожился, что это может сильно тебя смутить, ведь если мне приснился такой сон, значит, я представлял себе это и наяву. По твоему письму не заметно, что ты смущена, поэтому я могу признаться, что представлял такую ситуацию и наяву. Но это так меня взвинчивает, что я потом долго не могу успокоиться. У меня к тебе столько нежности, что просто физически тяжело держать ее в себе. Я думаю, что ты догадываешься об этом, но это тебя не испугало, и за это я люблю тебя еще сильнее.

За этот год мы очень привыкли друг к другу. Если мы встретимся, то эта встреча будет совсем иной, чем первая. Возможно, мы растеряемся лишь в первый момент, потом все будет так, как будто мы и не разлучались. Как ты мне нужна, моя милая. Скажи, неужели нужны годы, чтобы проверить чувства двух людей? Неужели наши чувства хоть немного ослабели за этот год? Ведь они только крепнут. Я уже перестал бояться, что это письмо от тебя последнее. Теперь я твердо верю, что будет еще много хороших ласковых писем, будут жаркие объятия, нежные слова. Тебя не испугала моя профессия и мое прошлое, значит, чувства твои надежны. И вообще ты самая-самая: самая хорошая, самая красивая, самая умная, а еще ты будешь самой нежной, ласковой и страстной.

Ты заметила, что наши дела уже стали общими. Ведь разве стал бы я интересоваться школой, если бы в ней не училась моя повелительница, или стала бы ты размышлять о жизни моряков, если бы один из них не клялся тебе в любви? А я так жду того дня, когда, в случае затруднения какого-нибудь смогу сказать: "мне нужно посоветоваться с женой". Отправляюсь домой, излагаю тебе суть дела, и получаю мудрый женский совет вместе с поцелуем. А пирожки, которые ты мне обещаешь!

А по поводу опасности, ты не волнуйся, Катюша, ее здесь не больше, чем в любой другой профессии, а с твоим напутствием я пройду хоть через ад без единой царапины. Моя жизнь для меня сейчас стала дороже стократ, и я думаю, что смог бы выжить, даже если бы мне пришлось пересечь "вразмашку" Берингово море. А пока мы пересекаем Берингово море на "Марсе". Это судно оборудовано специально для водолазных работ, и для больших переходов не предназначено. Его здорово качает, потому что осадка всего три метра, но это пустяки, а вот воды у нас всего девять тонн.

Но мы будем заходить в Усть-Камчатск, в Корф, в Анадырь. Сейчас на борту водолазов нет, вместо них бородатые геологи. Чем они будут заниматься, я пока толком не знаю, но аппаратуры у них много.

На судне довольно сложная автоматика, так что работа у меня интересная, пока вникаю в это хозяйство.

Катенька, после этого рейса я еду к тебе, моя хорошая, осталось всего три месяца. Твои письма я берегу все до единого, они — источник моего счастья. Я не расстаюсь с ними, и возьму с собой, когда буду ехать к тебе. А ты наденешь свое голубое платье, в котором была на выпускном вечере, когда я приеду? Только боюсь, что я буду выглядеть рядом с тобой совсем бесцветно.

Мне сейчас кажется, что моя заветная мечта совсем близко, и хочется быстрее жить, чтобы все вертелось и бежало, и лета совсем не жалко, быстрее бы осень. Наше Несбывшееся совсем рядом, и если мы с тобой сумели его заметить и удержать, то оно сбудется, давай пожелаем этого вместе, и в нашей жизни не будет ничего невозможного. Содержание твоего письма не оставляет у меня сомнений, что ты согласна со мной. Даже написано оно сразу после выпуска, и в нем есть такая теплота, которая возможна только между очень близкими людьми. Ты мне разрешила называть тебя своей невестой, осталась одна ступенька, хотя и теперь для меня роднее человека нет. Будь всегда такой, какая ты сейчас.

Мы уже в Усть-Камчатске, и я сейчас отправлю это письмо. Ты мне пока не отвечай на него (как трудно мне произнести эту фразу), позже я сообщу, куда мне можно написать, если будет такая возможность. Три месяца без берега — это пустяки, но три недели без твоих писем, это ужасно.

До встречи, моя любимая, милая Катенька. Большой привет твоим родителям и Аленке. Целую тебя нежно, твой Михаил".

"Милый мой Мишенька. Где ты? Жив ли, здоров ли? Вот уже 20 дней, как я жду от тебя письма, а оно все не приходит. Мне кажется, что с тобой что-то случилось нехорошее.

Я готовлюсь к экзаменам в институт. Как все надоело, так уже устала от всех этих физик, биологий, химий, а сама все время думаю о тебе. Каждый день я заглядываю в почтовый ящик, а в нем ничего, кроме газет. И я думаю: "завтра будет непременно". Мишенька, что же ты молчишь? Я ужасно волнуюсь. Если ты здоров, и все у тебя в порядке, напиши, пожалуйста, пару строчек. Мне больше ничего не нужно. У меня осталось пять дней до отъезда в Симферополь. С десятого августа начинаются экзамены. Я больше ничего не могу тебе писать, очень переживаю, и не знаю, что и думать мне.

Люблю тебя, целую, твоя Катя".

"Милая, хорошая моя Катенька! Мне кажется, что я не ответил на твое письмо так, как оно того заслуживает. Сколько раз я его перечитал! Как ты умудряешься в своих письмах сказать так коротко и так много? У меня получается наоборот: в своих длинных письмах я умудряюсь ничего не сказать. Но это не потому, что я делаю это сознательно, просто так у меня выходит. Но последнее твое письмо тоже длинное и радует меня почти так, как будет радовать тот будущий день, когда я буду нести тебя на руках…

Но как долго еще ждать этого дня! Знаешь, меня сейчас радует каждый прожитый час, ведь он приближает нашу встречу. Ожидание — самая большая пытка, преступников чаще всего приговаривают к этой пытке: ждать свободу, ждать встречу, ждать солнце. Максимальный срок для преступников — 15 лет, а я ждал тебя всю жизнь. И вот уже дождался, осталось совсем немного, но это "немного" — самое мучительное. А теперь неизвестно, смогу ли я получать от тебя письма все это время.

Мы уже два дня стоим в поселке, который будет нашей временной базой. Поселок называется Эгвекинот. Это немного севернее Анадыря. Здесь хорошая тихая бухта, но погода отвратительная. Бухту окружают высокие скалистые горы, которые задерживают облака, и эти облака висят здесь, наверно, со времен Петра Первого. Не поймешь, туман это или облако, до него допрыгнуть можно. И дождик часто моросит.

Где-то здесь добывают золото. Мы тоже будем его искать, но только под морским дном, и не только золото, а что попадется. На Камчатке гораздо теплее, мы уходили, было 22 — 24 градуса, а здесь 15. Я не взял с собой даже плаща, думал, что не уйдем до вечера, но не угадал. И еще я ушел в рейс без паспорта. Как раз отдал его на прописку. В отделе кадров мне взамен выдали справку, однако здесь пограничная зона, и эта справка для пограничников не является документом.

Сегодня мы с капитаном ходили к начальнику паспортного отдела, и капитана оштрафовали на десять рублей за то, что взял в рейс человека без паспорта (да и человек ли это, раз паспорта нет?) Этот майор сказал, что, как только будет летная погода, меня отправят к моему паспорту. Он сказал это полушутя, но у капитана усы затопорщились, мол, судно не может работать без электромеханика.

Майор оставил у себя мое удостоверение, которое изучал сквозь лупу, приговаривая: "Ты это, или не ты?" Он беззлобно издевался над нами, я это сразу понял, в отличие от капитана, которого, вероятно, убедила десятка, которую ему предстояло заплатить. Когда мы с капитаном вышли, я, под предлогом, что оставил в кабинете свой берет, вернулся, чтобы отыграться на этом майоре.

— Товарищ майор, — сказал я ему, — меня в этот рейс послали против моей воли. Вы обещали, что отправите меня обратно, поскольку я нелегально проник в пограничную зону, не нарушайте же вашего слова.

Майор озадаченно посмотрел на меня, потом вспомнил, кто он есть, и сурово сказал:

— Иди, и работай, мы тут сами разберемся, что к чему.

— Ну, ладно. Спасибо, товарищ майор, а то я уже себя преступником почувствовал.

Сегодня ночью я видел тебя во сне. Мы с тобой были в каком-то помещении, и играли дуэтом какую-то очень красивую мелодию. Как только проснулся, помнил эту мелодию, но она мгновенно вылетела из головы, и весь день мучительно пытаюсь ее вспомнить. Знаю, что медленная, вроде блюза, но может быть, такой мелодии и вовсе нет, просто она мне приснилась. Ты сидела за пианино, и я видел тебя в профиль. Я играл соло.

Странная вещь все-таки сон. Я точно знаю, что мысль играть дуэтом никогда не приходила мне в голову, в каких только воображаемых ситуациях мы с тобой не были вдвоем, а вот чтобы вместе играть, до этого я не додумался, а ведь это так возможно!

Жалею, что впервые не взял в рейс свою трубу. Может, я все-таки вспомню эту мелодию. Да и губы совсем расслабятся за это время. И тогда тебе придется старательно делать массаж моим губам.

Извини, Катюша, что письмо получилось скучным, у меня дефицит мыслей сейчас. Мне хотелось выразить свое восхищение тобой, но я не нашел слов. Ты могла бы прочитать все это в моих глазах, а о моей любви тебе когда-нибудь расскажут мои руки.

Привет твоим родителям, и сестричке. Будь веселой и бодрой. Твой Стрельцов нежно целует тебя".

"Милая Катенька, так скучно без твоих писем, сил нет. Я уверен, что это последний рейс перед нашей встречей, и чувствую себя на этой скорлупе, как тигр в клетке. И рейс кажется мне бесконечным, хотя не прошло еще и месяца. Никогда еще я не рвался так в родной порт. Одно сознание того, что ты тоже ждешь нашей встречи, того и гляди, толкнет меня на какую-нибудь глупость. Я никогда не считал себя слабым человеком, думаю, что и у других нет оснований так считать, но только теперь я осознал, как мало у меня выдержки, терпения и силы воли. Я не могу приказать себе успокоиться и ждать, мне хочется что-то делать, куда-то бежать, чтобы быстрее проходил рейс. Да что рейс, весь год прошел под вопросительным, а теперь под восклицательным знаком ожидания.

Мне хочется, чтобы судно не стояло, куда-то шло, самым полным ходом, и лучше всего на юго-запад, а тут все наоборот: то мы стоим на якоре, то движемся на северо-восток. Такой буре в душе как нельзя лучше соответствовал бы хороший шторм, а здесь, как назло, туман и полный штиль. Хоть бы работа была, увы, даже и этого мне не досталось. Судно почти новое, кое-что я исправил еще на переходе, а теперь ничего не ломается, и живу я здесь на всякий случай. Целыми днями торчу на мостике, штурмана уже к этому так привыкли, что вызывают меня, чтобы я находился в рубке, как будто включают магнитофон. Им, видите ли, скучно. Мне бы их заботы.

Читать здесь совершенно нечего: нашел "Диалектику природы" Энгельса, и "Алгебру" Киселева. Энгельса уже дважды прочел, а Киселева никак не осилю.

Не люблю жаловаться, но ловлю себя на мысли, что жаловаться тебе даже очень приятно.

В другое время такому рейсу я был бы рад, ведь у меня всегда было любопытство ко всему новому. Мы увидим все побережье Чукотки, вплоть до мыса Дежнева, будем ловить рыбу, собирать грибы, отбиваться от комаров, собирать "золотой корень", бродить по тундре. Будем рядом с Аляской, наконец, мы неплохо выигрываем в материальном отношении, все это положительные стороны (кроме комаров в тундре), но есть одна отрицательная — я все дальше от тебя, и так долго ждать, когда это расстояние начнет сокращаться.

И письма, как я к ним привык, к твоим письмам, Катенька, как будто пожму твою руку, загляну в твои глаза. Разве есть на свете что-то, что может сравниться с их красотой! И разве может моя память восстановить эту красоту? Я уверен, что ты в тысячу раз красивее, чем может себе представить самое эмоциональное воображение.

И я, который только что сравнил себя с тигром, превращусь в скромного ягненка, как только увижу тебя, и не смогу связать и двух слов для приветствия, а не то, чтобы проявить сотую долю тех страстей, которые терзают меня сейчас каждую минуту. Как прекрасно складывается наша встреча для обеих сторон в моем воображении, когда я чуть ли не в Америке. Я знаю, как себя поведу, о чем буду говорить с тобой в первые минуты встречи, но я также знаю, что твой ясный голубой взгляд поразит меня, как молния, и я забуду, как меня зовут, и на каком языке привык изъясняться. И я заранее прошу прощения за этот мой шок при встрече. Ведь теперь ты знаешь меня другим, разным, впереди у нас так много времени — вся жизнь, и я успею исправиться.

Катенька, а можешь ты себе представить нашу семейную жизнь? Ну, например, самый обыкновенный день, 15 апреля, полностью все сутки. Я как-то сделал такую попытку, начал день с девяти утра, но концу дня (воображаемого), вынужден был прервать эксперимент: знать, что тебя нет рядом, и видеть тебя так отчетливо, почти чувствовать тепло твоего тела.

Катенька, я очень люблю тебя. Поверь мне, я никогда не говорил этих слов ни одному человеку, я их берег для тебя, я знал, что ты будешь в моей жизни, я ждал тебя и искал. Вглядывался во все мелькающие лица — не та, не та, не та. Теперь мой взгляд странно успокоился, он обращен внутрь, где хранится твой любимый образ, но я хочу смотреть на тебя живую, умную, нежную, красивую. И врет пословица "с глаз долой — из сердца вон".

Твоя прекрасная стройная женственная фигура на берегу моря врезалась в мою память на всю жизнь, только мне кажется, что это было не год назад, а много-много лет назад. И вся моя жизнь связана с тобой, хотя раньше я тебя и не знал.

А будущее без тебя я не представляю. Говорят, что если в конце жизни человек теряет своего друга детства, то эту утрату можно сравнить с ампутацией ноги или руки. Но если я потеряю тебя, то пусть мне ампутируют голову.

Я много раз задавал себе вопрос, почему ты так близка мне, и так необходима, ведь я могу твердо знать только три твоих качества, но для жизни трех качеств недостаточно. Просто я твердо знаю, что принести счастье могу только тебе, и получить его только от тебя. Каким-то образом я чувствую, что все наши желания и мысли будут всегда гармонировать, и нам никогда не будет скучно вдвоем. А растерянность и смущение при встрече мы сумеем преодолеть, и легко привыкнем друг к другу, правда, Катя?

Пришла радиограмма с кадров (так мы называем отдел кадров, с которым у моряков контакт более тесен, чем на других производствах). Сообщили, что мои документы выслали, и теперь я скоро стану полноправным гражданином. Недавно мы были в Анадыре, и простояли на рейде трое суток из-за меня, хотя могли стоять это время у причала. Капитан побоялся, что его опять оштрафуют на десятку.

Здесь в бухте сотни белух — северных дельфинов они мало подвижны, и не так симпатичны, как наши. А сейчас мы снова в Эгвекиноте. Ты можешь найти меня на карте. Севернее Анадыря есть залив Креста, в нем есть бухта Эгвекинот, а в ней крошечная точка — это мое судно, а если ты хорошо присмотришься, то увидишь на нем сохнущего по тебе Стрельцова в желтой рубашке.

Катенька, как ты думаешь, твои родители разрешат тебе со мной гулять, когда я приеду? Чем ты сейчас занимаешься? Я сомневаюсь, чтобы ты послушалась моего совета, и отдыхала после тяжелого учебного года. Аленка уже приехала? Наверно выросла она здорово, я не узнаю ее.

А еще знаешь, по чем я тоскую? По темноте, вернее по ночи, потому что свет или темнота на судне в моей власти, а вот ночи здесь сейчас не бывает, темнеть начнет в конце лета. Хоть бы сумерки, а то ведь все равно, что ночь, что день. Во всяком случае, фотографировать можно в два часа ночи. Так и хочется брать это слово в кавычки. А ведь я люблю ночь не меньше, чем яркое солнце. А ты любишь?

От Эгвекинота можно дойти пешком до полярного круга, здесь всего 15 миль.

Мы пришли в бухту Провидения, она находится за географической линией смены дат, так что фактически у нас сегодня воскресенье, а у вас понедельник, но согласно административным часовым поясам у нас тоже понедельник.

Только что приходили пограничники оформлять приход. На этот раз никого не штрафовали, но запретили мне сходить на берег. Так я их и послушал. Иду отправлять это письмо.

Всего тебе хорошего, каждую минуту думаю о тебе, люблю, целую, твой Стрельцов".

"Милая Катенька! Я не надеюсь, что это письмо будет интересным, потому что в предыдущих письмах я сообщил все новости, а последнее время не произошло ничего, заслуживающего внимания. Нет никакого пополнения информации, и в мыслях застой. Но мне приятно писать тебе письма, и, конечно, никогда и никому я не писал так много. Я иногда представляю себе, как твои нежные пальчики держат этот листок бумаги, и меняется выражение твоего лица в зависимости от текста. И глаза то печальные, то веселые, но не равнодушные. Наверно я буду писать тебе даже тогда, когда мы будем жить с тобой в одной комнате, хочешь? А почему бы и нет? Ведь в разговоре мысли часто упрощают, сокращают, и вот мысль уже обесцвечена.

Почему поэты имеют привилегию писать стихи для своих любимых, и почему простой смертный не может выразить свою любовь в прозе. Это слишком сильное и красивое чувство, чтобы говорить о нем обиходным языком. С другой стороны, именно любовь не требует пышных фраз "высокие чувства всегда немы". Язык любви — язык глаз, рук. Но для этого нужно быть в очень близких отношениях, всегда рядом. И если мы будем с тобой в таких отношениях. Мне всегда будет приятно сказать и услышать нежное, ласковое слово.

Катенька, мне перед тобой стыдно. Я вот перечитывал твои милые письма, и так себя ругал за то, что не выполнил твою единственную просьбу, не выслал фотографию. И вот я предпринял работу по созданию фото бачка и фотоувеличителя. И то и другое уже готово. В бачке я проявил уже две пленки, все в порядке, а сегодня вечером буду пробовать печатать фотографии. Все это хозяйство я спаял из жести, и наши "марсиане" смотрят на это, как на сувенир с четвертой планеты.

Наши геологи нашли в заливе цветной металл. Вероятно, презренное золото. Теперь я знаю, где копать. Нужна только лопата с длинной ручкой, потому, что оно залегает на дне, на глубине 52 метра. Я думал, что они будут искать классическим методом: копать, долбить, промывать, а у них куча приборов, которые собирают информацию и записывают ее на перфоленту и в виде графиков. Так что они и сами пока не знают, что нашли. Эту кучу бумаги обработают в Ленинграде, и результат мы получим в виде денежной премии (а может, и нет).

Наша задача — пройти тридцать шесть раз залив вдоль и поперек перпендикулярными курсами, а потом проделать то же самое возле мыса Дежнева. Но там работы меньше.

Моя любимая! Вчера у меня был день рождения, и вечером мне вручили твою радиограмму! Я едва не расцеловал радиста от радости. Как я мог жить раньше, не зная тебя! Если бы ты знала, как я ждал эту радиограмму, как будто решался вопрос, жить мне дальше, или это мой последний день.

Спасибо, родная, за поздравление. Вот так этот рейс неожиданно стал для меня одним из самых счастливых для меня, но пусть этот счастливый рейс быстрее заканчивается. Мои силы на пределе, каждая молекула тянется к тебе. Здесь, на "Марсе" только половина Стрельцова, или даже меньше. Большая часть рядом с тобой. Как и у всякого нормального человека, у меня есть руки, ноги, все это постоянно при мне (кроме головы, которую я потерял еще в Крыму), так вот об этом факте я вспоминаю лишь тогда, когда эта куча костей натыкается на какой-нибудь твердый предмет. А вот тебя я не забываю ни на минуту. Если бы меня оставили без воздуха, то я спокойно бы терпел минуты две, а жил бы еще минут десять, но если бы я вдруг забыл о тебе на минуту, то это была бы мгновенная смерть. Только ты не подумай, что меня одолели мрачные мысли. Если бы ты видела, как Стрельцов порхает по пароходу после твоей радиограммы! И вообще, с тех пор, как я пожаловался тебе на судьбу в предыдущем письме, мою скуку как рукой сняло, только желание видеть тебя стало еще сильнее.

И все же, я ничего не знаю о тебе. Только что мы ходили с капитаном на почту, он до сих пор проверяет мою почту. Прислали только мой паспорт, а письма от тебя нет. Меня это мало удивляет, никому неведомо, какими путями почта сюда попадает, погода здесь всегда не летная. Хорошо, хоть паспорт прислали. Возможно, мы закончим работу в сентябре.

Всего тебе хорошего, больших и малых удач, пусть все твои желания сбываются. Привет родителям, Аленке.

Нежно целую тебя, твой Стрельцов".

"Любимый, дорогой, милый мой Мишенька!

Как долго я тебе не писала, наверно уже целый месяц. А сколько событий произошло за это время. После выпускного вечера я неделю отдыхала, а с первого июля начала серьезно готовиться в институт. Целыми днями я учила и учила, не выходя из дома. Физику, биологию, химию. Если бы ты знал, как мне потом все надоело. Я выучила около пятнадцати книг почти наизусть. К концу месяца мне казалось, что голова стала вдвое больше. После такой подготовки мне уже не хотелось никакой учебы. В середине июля мы с папой поехали в Симферополь сдавать документы, а 23 я уже уехала поступать. Как мне не хотелось ехать, я ведь целый месяц ждала от тебя письма, сама написала тебе три письма, а от тебя ни слова. Я думала, что с тобой что-то случилось. Так мне и пришлось уехать. Мне было так скучно и одиноко в чужом городе, да еще в том настроении, с которым я приехала.

Несколько дней я жила у знакомых. Они мне не мешали спокойно заниматься. Дня через три приехали мои родители из Ялты, где они отдыхали, и устроили меня в общежитие для студентов. В нем жили иностранные студенты, поэтому общежитие было очень грязным и запущенным. Когда мне дали комнату, я очень расстроилась от ее вида. Столько там было грязи и мусора. Мы с мамой долго приводили ее в порядок.

Потом ко мне подселили трех девочек. Одна из них студентка на третьем курсе, и две абитуриентки. Я быстро подружилась с Ниной, которая тоже только после школы. Мы вместе с ней готовились к экзаменам.

Первым экзаменом у меня было сочинение. Я набрала кучу книг о творчестве Толстого, Чехова, Тургенева, Чернышевского, Маяковского, Горького. Мы читали свои старые сочинения, критический материал. Я подготовилась неплохо. Перед экзаменом я очень волновалась, взяла с собой несколько шпаргалок, которыми не пришлось воспользоваться. Тема мне попалась неплохая о патриотизме в романе Толстого "Война и мир". У меня было хорошее сочинение, которое я писала в школе. У меня стояла пятерка за него, и когда я готовилась, то выучила его наизусть. Поэтому я не встретила затруднений, успела проверить ошибки, и ушла с экзамена спокойно. После сочинения мы три дня готовились к химии. Перед экзаменом мы с Ниной выпили много кофе, и готовились до четырех утра. В шесть я проснулась, и до двух снова все повторяла. Повторяю химию, а сама думаю о сочинении: Как же я его написала? А вдруг на два?". С такими мыслями я и пошла на экзамен. В нашей группе тридцать человек, и у двенадцати по сочинению оказались двойки. Когда я узнала, что у меня не двойка, я немного успокоилась. Почти два часа я простояла у кабинета. В голове все перепуталось, уже ничего не помнила. А сколько двоек было в нашей группе! Наверно половина еще отсеялась. Но вот пришла и моя очередь. Я подала паспорт, и экзаменатор сказала мне, что по сочинению у меня тройка. Они удачное время выбрали для таких сообщений. У меня пропало даже то настроение, с которым я пришла. Вытащила билет. Поняла, что хорошо знаю первый вопрос, кое-что помнила и по второму, а задачу не знала, как решать. Только села готовиться, меня уже вызывают, хотя двое сидели еще до того, как я вошла. Первый вопрос я рассказала, а ко второму не подготовилась, рассказала кое-как, и задачу не решила. Поставили тройку. Мне так было обидно, Мишенька, я плакала в этот день, мне уже так хотелось поступить в институт, одно время я даже была уверена, что поступлю. А тут вот как получилось. Все мои труды оказались напрасными. Сколько сил, терпения, энергии ушло, и все даром. Знаешь, раньше я как-то не чувствовала особой любви к медицине, а тут, когда я побывала в институте, познакомилась со студентами, побыла немного в этой среде, мне так захотелось поступить.

Сдавать дальше экзамены не было смысла. Я забрала документы, и уехала в Запорожье.

Дома меня ждали три твои письма. Мишенька, милый, тебе сейчас так тяжело. Еще и от меня так давно не было писем. А я теперь знаю, как трудно ждать. Но теперь, я думаю, наша переписка наладится. Мне очень хочется видеть тебя, но я прошу тебя, Мишенька, не наделай глупостей, не спеши, когда появится возможность, тогда и приедешь.

Миша, ты пишешь, что у вас нет ночи, а я вот никогда еще не видела белой ночи. В Симферополе темнеет еще раньше, чем в Запорожье.

Аленка выросла за этот год, а за лето хорошо загорела. Она сейчас в лагере на Азовском море. Домой пишет очень часто, мы едва успеваем ей отвечать.

Я теперь собираюсь устроиться на работу на моторостроительный завод. Буду рабочей. Я могла бы пойти работать чертежницей, но это считается служащей, а мне для поступления нужен именно рабочий стаж.

Приближается твой день рождения, Миша. Мне так хотелось бы быть с тобой в этот день. И я буду, если не наяву, то в мыслях. А что нам еще остается, если мы на таком расстоянии.

Мишенька, милый, я поздравляю тебя с днем рождения. Этот день теперь стал и моим праздником. Будь счастлив, а я буду частицей твоего счастья.

Люблю тебя, целую. Твоя Катя".

 

Глава 13

Ожидание

"Дорогая моя Катенька! Я остался недоволен своим последним письмом, слишком оно скучное. А мне хочется, чтобы мои письма доставляли тебе несколько приятных минут. Почему бы не сделать приятное человеку, роднее которого для меня нет на свете. Впрочем, это слово подобрано неправильно. Я чувствую удовольствие оттого, что скоро самые красивые в мире глаза пробегут по этим строкам.

Жаль, что я ничего о тебе не знаю, где ты сейчас, чем занимаешься, но зато я знаю, что ты меня не забыла, и ждешь нашей встречи. А твоих писем у меня много, это целое сокровище, и когда Стрельцов расклеится, они его всегда утешают.

В одном письме ты написала: "я подумала, что ты меня разлюбил", а в другом — "боюсь, что ты разочаруешься, когда меня увидишь". И я не могу себе простить, что допустил хоть малейшие сомнения у моей Катеньки. Ничто и никогда не сможет меня в тебе разочаровать. Я процитирую одно свое письмо, которое я тебе не отправил: "А Вы еще некоторое время будете под влиянием своих близких, и даже подруг, и Вам нужно прислушиваться к советам, и Ваш выбор могут не одобрить. Вот почему я боялся, и буду бояться, что Ваши взгляды могут измениться, а для меня это знакомство станет роковым". С тех пор я уже давно убедился в том, что ты вполне отдаешь себе отчет в своих чувствах и поступках, и более самостоятельна, чем я предполагал, а так же в том, что моя любовь действительно роковая, и передо мной только два пути.

Но сказать об этом я могу только теперь, когда после твоих последних писем понял, что моя мечта осуществится, а второго пути не будет. Только ты береги себя, Катенька, ради нашего счастья, ради всех тех, кто тебя любит. Помни, что ты очень красива, а женская красота доводит мужчин (подонков) до преступления. Знаешь, я стал бояться за тебя почти с самого начала нашего знакомства. В Алуште я не боялся, потому что ты почти всегда была с родителями, и у меня на виду. Может, тебе покажутся смешными мои страхи, мне и самому никогда не приходило в голову, что можно кого-то бояться, опасаться чего-то, но видно это только до тех пор, пока у человека нет ничего такого, чем он мог бы дорожить.

Катя, родная, любимая, хорошая моя, только что я получил письмо, и все мои мысли разбежались, в голове вихрь, едва соображаю, что пишу. Мне хочется отвлечь тебя от невеселых мыслей, как-то успокоить, но сделать это я бы смог, если бы находился рядом. Пройдет время, и твоя горечь и боль потеряют свою остроту. Останется неприятный осадок, но и это пройдет. Не нужно переживать, моя милая. Что не делается, все к лучшему — эта старая мудрость придумана не только для утешения, это едва ли не закон природы. Ты обязательно поступишь, и это я говорю тоже не для утешения, я вижу твое упорство, знаю, что ты умеешь себя заставить — у тебя сильная воля, и ты умница. Этим твоим качествам я бы просто завидовал, если бы не гордился ими.

Конечно, жаль потраченных усилий, но пусть тебе не кажется, что они затрачены впустую. Сейчас ты прекрасно подготовлена, и эта подготовка происходила с таким эмоциональным накалом, что все эти знания теперь накрепко врезались в твою долговременную память, и еще сыграют свою роль. Да и слишком коротким был отдых после школы от интенсивного умственного труда. Слишком большая нагрузка, теперь ты ни о чем больше не можешь думать, кроме формул и образов. Я уверен, что все это ты знала досконально, а неудача при поступлении запланирована министерством просвещения. Нужно отсеять определенное количество желающих, и в первую очередь тех, кто только что закончил школу. Я понимаю, как тебе обидно за незаслуженную тройку, уверен, что она незаслуженная, потому что сочинение написано именно так, как вас учили в школе (неправильно, кстати, учили), пишешь ты практически совсем без ошибок, уж это мне известно по твоим письмам. И если бы у тебя был трудовой стаж, вместо тройки стояла бы пятерка. Кроме того, Симферополь — юг, и все понимают, что учиться на юге приятней, чем на севере, и значит, больше желающих с возможностями, которые заключаются отнюдь не в знаниях.

Я знаю, что поступать на Камчатке значительно легче, и может быть Катеньке суждено стать студенткой именно здесь.

По твоему письму я вижу, что ты очень расстроена. Мне бы так хотелось сделать что-нибудь для тебя, как-нибудь утешить, но у меня так мало средств — только слова. Может, тебе нужна экзотическая шкура, чтобы постелить ее вместо коврика перед твоей постелью, так возьми мою, правда, на ней совсем мало шерсти…

Извини, Катюша, что я шучу, когда тебе совсем не до смеха. Но я не хочу, чтобы у тебя было подавленное настроение. Даже когда случается непоправимая беда, говорят, что теперь уже ничем не поможешь, и не нужно убиваться. А твоя неудача вполне поправима.

В каком-то фильме актер Вицын говорит: "Мы многое в жизни теряем. Ты, мальчик, только вступил на дорогу потерь" (он потерял маму в магазине). Мне очень нравится эта фраза, и она меня всегда смешит. Конечно, к потерям всегда нужно быть готовым, но у тебя ничего не потеряно, только твои усилия, но и это уже позади. А еще у тебя есть человек (личная твоя собственность), который всегда и во всем мечтает быть твоим помощником и опорой.

Сегодня ночью мы пришли в Эгвекинот, утром я помчался на почту, откуда шел уже вприпрыжку, потом писал тебе это письмо. Меня все время отвлекали: механики машину ремонтируют. А после обеда мы пошли со штурманом в сопки искать "золотой корень". Это трава, которая обладает многими полезными и лечебными свойствами. Что-то вроде Женьшеня. У нас вдруг все стали страстными ботаниками. Здесь этого корня довольно много, только лазить за ним нужно по скалам. Я накопал целую сумку, и порядком устал. Мне он совершенно ни к чему, а если понадобится, то я думаю, что лет через сорок. Но я же собираюсь к тебе, а у тебя много дедушек и бабушек, возможно, он им пригодится. А тебе я нарвал букетик цветов. Вот они, стоят передо мной.

Катенька, я тебе очень благодарен, что ты мне написала в этот медвежий угол. Твои письма, вероятно, ждут меня в Петропавловске. Я отправил радиограмму на главпочтамт, чтобы письма сохранили до моего возвращения. Ты такая заботливая, не волнуйся, мне не тяжело, мне было невыносимо, только когда я ничего о тебе не знал. И я обещаю быть в Петропавловске благоразумным, на работе (в кадрах) не ругаться, не отрывать галстуки и даже пуговицы инспекторам. Все равно они меня отпустят, в конце концов. В заливе Креста геологи закончили основную работу, теперь осталось кое-что по мелочам дня на три. А потом мы пойдем к мысу Дежнева. Там работы на неделю при хорошей погоде, как нас уверяют. А потом нас отпустят. Так что в середине сентября есть надежда вернуться в Петропавловск.

Мне кажется, ты не успеешь ответить на это письмо. Напиши лучше в Петропавловск, я потерплю немного.

Катенька, я очень хочу тебя видеть. Даже не верится, что скоро конец моим скитаниям, и я смогу взять тебя за руку, поцеловать твои яркие губы. Я буду тебе хорошим мужем, Катенька. Может это и нескромно звучит, есть много людей куда лучше меня, но для меня ты божество, и я просто не смогу быть плохим.

Напиши, как отдохнули твои родители в этом году. Маме огромный привет, мне с ней очень приятно будет встретиться. Аленку я поздравляю с началом учебного года, и желаю ей блестящих успехов в учебе.

До встречи, моя любимая, целую твои губы, глаза, и всю тебя. Твой Михаил".

"Милая, хорошая моя Катенька! Вот и наступила осень. Для тебя это первая осень, когда не нужно ходить в школу. Но ты любишь свою школу, и тебе наверно грустно, что теперь у тебя совсем другие заботы, и в школе ты теперь можешь быть только гостьей. Но ты не грусти, Катюша, ведь жизнь продолжается, и она не так уж плоха, и если ты чувствуешь сейчас какую-то неустроенность, то это потому, что не вошла еще в общий ритм, не заняла прочно свое место в жизни.

Я думаю, ты уже работаешь, не знаю, к сожалению, кем. На работе первое время ты будешь под чьей-то опекой, а значит, от кого-то в зависимости. Пусть это будет хороший и деликатный человек. И все же мало кому нравится опека, даже самая ненавязчивая. Я не сомневаюсь, что ты быстро освоишь свою работу, и таким образом избавишься от наставлений. Это ведь много значит, когда имеешь право сказать, что сам знаешь, что и как нужно делать. У меня этот период, когда нужно выслушивать чьи-то объяснения, у кого-то спрашивать, самый противный.

А вообще, мне всегда удается завоевать авторитет на судах. Каждый должен уметь постоять за себя, а на флоте это просто необходимо, потому что мы не только тут работаем, мы и живем здесь. Для этого необязательно пускать в ход кулаки (хотя иной раз и хочется) зачастую достаточно удачной реплики, хладнокровия, или даже выразительного взгляда. Тебе наверно странно читать это, по моим письмам можно подумать, что я человек мягкий, и совершенно неагрессивный. Вероятно, я был задуман таким, но жизнь меня немного переделала. Никаких неудобств от такой переделки я не чувствую, а польза есть.

А тебя, Катенька, природа наделила очень сильным оружием: мне кажется, что ты могла бы укротить даже обезумевшую толпу своей внешностью и взглядом.

Только ты не подумай, что Стрельцов такой человеконенавистник, что в каждом видит врага. Вовсе нет, но если на тысячу один мерзавец, то этого достаточно, чтобы иногда встречать его на своем пути.

Очень мне интересно, кем ты работаешь. И волнуюсь за тебя. Будь, пожалуйста, осторожной на работе, ладно?

Наконец мы собираемся в Берингов пролив. Начались шторма, а прятаться там негде, только в заливе Лаврентия, а до него далеко. А в шторм аппаратура геологов работать не может. Бестолковое руководство у них: летом нужно было работать у мыса Дежнева, а сейчас в заливе Креста. Здесь много удобных бухт, и не нужно тратить время на переходы. Во время шторма нам опасно поворачиваться бортом к волне (становиться лагом). Так что если ветер будет с востока, то мы так и уйдем в Америку. Но ничего, к тебе я найду возможность добраться даже с Луны, лишь бы ты меня ждала.

У нас все заготовили "золотой корень". Парни спрашивали в аптеке, верно ли то, что о нем говорят. Там подтвердили, сказали, что его еще называют "чукотским женьшенем". Рассказали, как им пользоваться. С этими познаниями я уже почти "чукотский шаман".

Сейчас получил письмо от Иры. Она ездила в Пятигорск отдыхать и лечиться, отпуском довольна. Пишет, что читала ради интереса "Евангелие". Брат читает Энгельса от скуки, а сестра еще похлеще.

Извини, Катенька, что мало написал, чукотский климат не способствует развитию умственных способностей, зато активизирует чувствительность, насколько я заметил. Если бы ты мне сейчас попалась, я мог бы покусать тебя от страсти. Поэтому о чувствах я писать не буду, потому что в моем изложении эта тема повергнет тебя в ужас. Когда я приеду, буду стараться держать себя в руках (с твоего разрешения, не очень крепко), чтобы не бросалось в глаза, как я одичал.

Возможно, следующее письмо будет уже с Камчатки. Не волнуйся, если не очень скоро. Мне абсолютно ничего не грозит, потому что меня хранит твоя любовь.

Скоро у твоего папы день рождения. Мне хотелось бы его поздравить, но ведь мы не знакомы. Я желаю ему бодрости, удачи, хорошего настроения.

Привет маме и Аленке.

Всего хорошего, моя любимая, нежно тебя целую, твой Стрельцов".

"Здравствуй, милая Катенька! Сейчас как раз такая погода, когда я люблю писать тебе письма. Казалось бы, какая может быть связь между разгулявшейся стихией, и моим отношением к тебе, но почему-то мне хочется особенно сильно говорить с тобой именно в шторм. Может быть это величие океана, его необузданная мощь заставляет человека забыть все мелочные заботы, которым мы уделяем так много внимания в обычной обстановке, и думать только о действительно важном.

Я не знаю, о чем думают другие сейчас, а я думаю о тебе. Именно сейчас, когда все вокруг бурлит, скрипит и стонет, ты для меня всего ближе и родней. И в то же время я думаю, что эта обстановка не для тебя. Не потому, что ты испугаешься, или плохо себя почувствуешь в качку, я уверен, что ты ничуть не трусиха, просто твоя женственность как-то не сочетается со штормовым морем. Если бы Стрельцов вдруг оказался за прилавком в магазине женского белья, и вел бойкую торговлю, это тоже было бы весьма странно. Вот я заговорил о контрастах, а может в этом все дело: неограниченное могущество природы, которая шутя превращает океан в бурлящий котел, в котором творение человека — судно — всего лишь игрушка, и создает свой высший шедевр — девушку, прекрасную, как богиня, одновременно хрупкую, и сильную, нежную и женственную. Как не преклоняться перед Природой за это! Она не велела нам выдумывать лживую политику, уничтожать леса, покрывать море масляной пленкой, она велела любить друг друга и все вокруг, но не самих себя.

Вот такая связь: когда я в море, я думаю о море и о тебе, а когда я буду рядом с тобой, я буду думать о тебе и о море. Невероятная цепь совпадений, которую смело можно назвать судьбой, свела нас вместе именно у моря, откуда берет начало вся жизнь на планете. А жизнь начинается с любви. Судьбе или Природе обязаны мы этой удивительной способностью — из миллионов людей узнать и заметить того единственного человека, который для нас важнее нашей собственной жизни. Есть у нас такая способность, но почему же любовь такая редкость? Наверно потому, что люди склонны идти на компромиссы, готовы пожертвовать Счастьем ради множества мелких удовольствий. Ведь и курице даны крылья.

В кинофильме "Земля Санникова" есть прекрасная песня, а в ней замечательные слова: "есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь". Действительно, коротка жизнь человека, и мало кто успевает создать что-то великое (разрушить, правда, успевают многое). Но так ли это важно, наши предки оставили нам много неоконченных дел, и как бы мы не старались, у потомков этих дел будет ничуть не меньше. Важнее, какими будут наши потомки, и это нам почему-то далеко не безразлично, хотя нас уже не будет. Потому что будущая жизнь — это продолжение нашей нынешней любви.

Сегодня с утра ветер стал чуть тише, и поменял направление, теперь мы идем под прикрытием юго-восточного побережья Чукотки, и волны небольшие. Здесь тысячи моржей, они плавают группами, пять-шесть самок и огромный самец, килограмм 600 — 700, а может и больше, у которого полуметровые клыки. Они иногда выныривают возле самого форштевня, и в панике ныряют обратно. Видели также много китов. Возле бухты Провидения они были черные, блестящие, метров пятнадцать длиной. А дальше на северо-восток встретили большое стадо полосатых или пятнистых, не поймешь. Они светло-коричневые с темными и светлыми пятнами. Эти киты гораздо больше черных. Огромные медлительные туши, но это только кажется, что они медлительные, из-за масштаба, на самом деле они могут плыть со скоростью двадцать узлов, в два раза быстрее нашего "Марса". У них очень красивая форма хвоста. Я видел и раньше китов и моржей, но так много и так близко еще не приходилось. Кит всплыл рядом с нами в десяти метрах, и отнесся к нам совершенно равнодушно, в то время как мы смотрели на него во все глаза. Я даже забыл про фотоаппарат, который был у меня в руках. Странно видеть живое существо таких исполинских размеров. Длиной он был как раз такой же, как наше судно. Может, он специально демонстрировал нам свои размеры, потому что плыл с нашей скоростью, и голова была на одной линии с носом нашего судна.

К вечеру подошли к мысу Дежнева. Впрочем, здесь не один мыс, а целых шесть. На мысе Пеек стоит памятник Дежневу, он же и маяк. Было видно остров Ратманова, это крайняя точка России. На нем пограничники и маяк. Рядом с ним остров Диомид, но это уже территория США. Аляску не видно сегодня — дымка. По карте у них там железные и автомобильные дороги, аэродромы, поселки, а на нашей стороне только несколько брошенных поселков. Над Аляской поднялась огромная импортная луна, погода ясная, но холодно, минус два, сопки покрылись инеем. Птицы уже летят на юг, несколько раз видели диких гусей, и еще каких-то птиц, летящих правильным строем. Нам тоже пора на юг, но работа еще не закончена.

Сегодня 9 сентября, только что мы высаживались на мысе Дежнева, привезли кучу сувениров, много снятой фотопленки, и массу впечатлений. Очень интересное место. Здесь находится могила Дежнева, на которой стоит простой деревянный крест. А рядом монумент с его барельефом. Его хорошо видно с моря. Раньше здесь была метеорологическая станция и радиомаяк. Лет семь назад сюда доставили атомную энергетическую установку, но при монтаже произошла авария, и это место оказалось зараженным радиацией. Поэтому обслуживающий персонал эвакуировали, и теперь здесь никого нет. Берег представляет собой прекрасный галечный пляж, над которым нависают монолитные скалы. Возле самого мыса есть красивый грот, возле него пещера с водопадом, а дальше еще один грот, и в нем небольшое пресное озеро, из которого я посчитал нужным напиться. Водопад метров сорок высотой, очень красивый. Скалы гранитные с прожилками мрамора. Я отколупнул кусок мрамора от этой скалы, привезу тебе сувенир. В стороне от домиков метеостанции древнее чукотское или эскимосское поселение.

Вот мои трофеи: метательное орудие для ловли рыбы из кости, позвонок кита, китовое ребро длиной метра два, несколько полудрагоценных камней (геологи назвали их халцедоном, некристаллическим кремнием) они полупрозрачные, желтого цвета. И еще несколько камешков, которые отличаются от обычной гальки тем, что взяты на мысе Дежнева. А ребра китов на берегу лежат такие, что человеку не поднять: толщиной сантиметров сорок, и длиной метров пять. Так что я взял самое маленькое.

В общем, побродили мы вволю. Когда мы уходили, пролетала стая журавлей. Один журавлик не смог подняться над краем скалы, ударился об нее, и упал на берег. Его взяли в шлюпку, и сейчас он сушится в помещении калориферной. Завтра мы его выпустим. Я сразу вспомнил твою песенку про журавлика.

Утром я слышал сообщение по радиостанции "Маяк", что какой-то француз пересек Берингов пролив на спортивном парусном снаряде виндсерфинг, кажется. А вечером геологи выходили на связь с Верблюжьим мысом, где стоят палатки их коллег, и оказалось, что этот француз высадился возле самых палаток, где в это время был только повар. Француз был в гидрокостюме, черный и блестящий. Повар испугался, и едва не пристрелил опрометчивого француза. До границы его сопровождало американское судно, а дальше наш вертолет, на котором его потом и увезли в Анадырь.

На судне я почти всегда в центре событий, потому что я здесь самый большой бездельник. У меня работа появляется раз в неделю, а то и реже. Мне даже неловко перед экипажем, хотя они прекрасно понимают, что если я работаю, значит, где-то что-то перестало работать. В начале рейса я нашел 68 различных неисправностей, (я веду журнал). Все это давно исправлено, включая и личные бытовые приборы членов экипажа. Впрочем, остальные тоже не сильно перегружены.

Сегодня 11 сентября. Только что я два часа смотрел на небо, наблюдал северное сияние. До чего красиво, Катенька. Поднялся на мостик, а третий штурман говорит, мол, посмотри на небо. Я ничего не увидел, кроме луны, звезд, и легких светлых облачков. Но вот облачка стали разгораться все ярче, стали изменчивыми, засветились ярким зеленоватым свечением, вся северная часть неба покрылась яркими полосами, и каждая полоса состояла из вертикальных параллельных лучей. Некоторое время картина оставалась неподвижной, потом полосы начинали быстро перемещаться, накладываться, нижняя часть лучей меняла цвет с зеленого на розовый и фиолетовый. В некоторых местах сияние было так ярко, что почти равнялось свету Луны. Все вышли на палубу и восхищались причудливой игрой света. Больше всего это похоже на торжественную музыку, исполняемую большим симфоническим оркестром.

Насколько я помню, северное сияние — это свечение ионосферы под действием космических лучей.

Мое письмо стало похоже на дневник. Придется продолжать в том же духе.

Сегодня 14 сентября. Два дня назад мы закончили работу в проливе. Два ночных профиля пришлось повторить, аппаратура давала сбои во время северного сияния. Затем сделали девиацию, то есть изобразили розу ветров диаметром три мили. Это для проверки приборов. Затем направились на юг, где возле залива Лаврентия нужно пройти еще пять профилей. Работы на сутки, и пойдем в Петропавловск.

По пути нас снова прихватил шторм. С большим трудом дошли до берега, и встали на якорь. Ветер с берега, но очень сильный. На берегу поселок Нуняма. До него два кабельтова, и нам видно его очень хорошо. Там стоят на вид новые домики на две семьи, ровными рядами, около сорока штук, но в поселке нет ни одного человека. Нет ни кошек, ни собак, их можно было бы заметить даже без бинокля. Поселок брошен, и никто из нас не знает, почему. А картина жуткая.

От нашей стоянки хорошо видно поселок Лаврентия, до него миль восемь, так что нельзя сказать, что Нуняма изолированный поселок. Мы знаем, что раньше он был обитаем.

Ветер усилился, анемометр зашкаливает, последнее деление на нем 30 метров в секунду. Это уже ураган. Якорь уже не может удержать судно, ползет. Два раза меняли стоянку, в надежде найти более вязкий грунт. Сейчас встали на два якоря, хотя это нежелательно, потому что они могут перепутаться, если ветер переменит направление. Два якоря тоже ползут, но медленно. В заливе Лаврентия, у входа в который мы стоим, ожидают погоды пять судов. Один из них, "Николай Островский", ветром вынесло на мель. Это большое грузовое судно, нам видно его в бинокль. Мы слышим его переговоры с берегом и с другими судами. Пока особой опасности нет, небольшая течь в машинном отделении. Третьи сутки ветер не утихает, и ему не могут оказать помощь. Потихоньку сползаем в море, ждем закат солнца, после заката часто ветер начинает стихать.

Пришлось ждать еще сутки, пока ветер немного стихнет, а потом мы пошли в бухту Провидения, потому что у нас закончилась вода, ее давали только на камбуз. В бухте скопилось много судов, они тоже ждут воду и топливо. Швартоваться невозможно, в этой бухте ветер, как в аэродинамической трубе: на севере низкий берег, на юге вход в бухту, а на востоке и западе крутые высокие горы. Как только здесь люди живут? Мрачные скалы, и ни одной травинки, совершенно нет зелени.

Стояли в бухте пять суток, под конец вода закончилась окончательно, чай не пили даже, потому что трое суток еще был шторм. К этому времени, и продукты подошли к концу. Когда утихло, взяли воду и продукты, а потом еще двое суток стояли в очереди за топливом.

В заливе Креста осталось три профиля, мы их закончили, а потом вернулись к Верблюжьему мысу снимать посты, но оказалось, что там уже никого нет, их давно снял "Агат". Так что зря мы прогулялись. А ночью снова заштормило, капитан не рискнул идти. Сейчас идем в Эгвекинот, там выгрузим оборудование, и пойдем уже в Петропавловск. В начале октября будем дома.

Одичал я за этот рейс, даже не знаю, как покажусь на глаза моей милой Катеньке. Помнишь, Робинзон вместо того, чтобы броситься в объятия людей, которых он так долго ждал, стал прятаться, и следить за ними, когда они появились на острове.

Катенька, а ты меня встретишь в аэропорту? Меня обычно никто никогда не встречает, потому что я всегда приезжаю неожиданно. Мне всегда это нравилось, но нашу с тобой встречу я представляю себе именно в аэропорту. Я догадываюсь, почему это: моего терпения хватит только до аэропорта, а потом я умру, если немедленно тебя не увижу.

Следующее письмо будет уже из Петропавловска, куда мы пойдем сегодня или завтра.

Привет твоим родителям и Аленке. Всего хорошего тебе, моя любимая, нежно тебя обнимаю и целую много раз. Твой Миша".

"Дорогой мой Мишенька! Вот ты уже и в Петропавловске. С приходом тебя! Когда ты уходил в рейс, было еще лето, а теперь уже настоящая осень. Представляю, как ты соскучился по своему городу, и вообще по берегу. Я вот первого сентября ходила в школу, и такое там все родное для меня, что просто душа разрывалась, так я соскучилась, а ведь я всего лишь два месяца там не была. Как же ты тогда соскучился по дому? Ты ведь так давно ушел.

А по поводу писем ты не волнуйся никогда. У меня есть такой недостаток — я не очень люблю писать письма, но тебе я пишу с удовольствием. Во время учебы у меня было мало времени, поэтому я писала мало, ты прости меня.

Я иногда даю маме читать твои письма, но в основном я их рассказываю ей. Так что она в курсе всех моих дел, ведь она моя лучшая подруга. Ты не возражаешь?

Миша, вот уже две недели я работаю на заводе фрезеровщицей. И не улыбайся, я все вижу. Я действительно работаю, и зарабатываю деньги с первого дня. Но дело не в деньгах, это так, к слову. Я никогда не думала, что буду работать на заводе, а тем более, на станке. Когда я первый раз пришла в цех, я боялась станка, боялась на нем работать. А когда меня научили, мне понравилось, я перестала бояться, и мне здесь хорошо. И люди здесь хорошие, в основном все пожилые, молодежи мало, а парней вообще нет. Они все в другой смене. Я считаюсь малолеткой, и работаю по шесть часов. А по субботам я хожу в отдел технического обучения, повышаю квалификацию. Так что мне приходится и работать, и учиться, но все равно у меня много свободного времени. Давно такого не было. Я стала читать художественную литературу, в чем отказывала себе во время учебы. Стала больше помогать маме. Когда я работаю во вторую смену, я готовлю дома обед, и моим всем нравится, как я готовлю, особенно маме, наверно потому, что ей не приходится готовить.

Миша, я высылаю тебе письмо, которое ко мне вернулось. Оно, конечно, устарело, но адресовано тебе, и я решила его выслать. Ромашку, о которой в нем написано, я реализовала, потому что она была в ужасном состоянии, и погадать на ней ты бы не смог. Поэтому пишу открытым текстом: я тебя люблю.

Мишенька, не грусти. Большой привет тебе от мамы. Аленка уже в шестом классе, она благодарит тебя за поздравление с началом учебного года.

Нежно целую тебя, твоя Катя".

"Здравствуй, мой милый Мишенька! Вчера у меня был очень хороший день — день моего рождения. В этот день я все время чувствовала как бы твое присутствие. Мне казалось, что вот-вот ты позвонишь, или придешь. А все потому, что сначала я получила от тебя поздравление — открытку с такими необыкновенными пожеланиями. Спасибо, Мишенька, ты, как всегда, очень внимательный.

Потом я с Аленкой хозяйничала по дому, мы готовились к ужину, а мама пекла очень вкусный пирог с вишнями. Пришли наши родственники, и мои подруги, и мы стали отмечать окончание школы и мой день рождения. Папа и дед были особенно веселые и всех нас смешили. В самый разгар веселья раздался телефонный звонок. Я взяла трубку, и ужасно растерялась. Это звонила твоя сестра Ирина. Я не помню точно, что она мне говорила, но мне было очень радостно, я как будто бы с тобой разговаривала, так мне показалось. И голос у нее какой-то знакомый, и вообще она очень приятная.

А сегодня у нас воскресенье, и последний день моего отдыха перед подготовкой к экзаменам. После завтрака мы всей семьей отправились в сад. Помнишь, я тебе писала о нем? Там у нас растут яблони, сливы, груши, виноград. А еще у нас растут там овощи и цветы. Мы всегда готовим суп или борщ на природе, и чай с добавлением листьев смородины и мяты.

Больше всего я люблю собирать урожай. Сегодня мы собирали смородину и крыжовник, пели песни, а я думала о тебе, значит, и ты был с нами.

А вечером приехал дядя Валера, и повез нас на Днепр. Погода вдруг испортилась, поднялся сильный ветер и пошел дождь, а мы все равно плавали и плавали. И опять я думала о тебе, и вспоминала море, где мы с тобой были так близко.

Мне грустно без тебя, но впереди у нас свидание, и я жду его с нетерпением.

Планы мои не изменились, еду в Симферополь.

Мишенька, я желаю тебе попутного ветра, и поменьше штормов не только в море, но и в жизни. Посылаю тебе ромашку, на которой ты должен погадать, только начинай со слова "любит". И маленькое фото тебе посылаю.

До свидания милый, целую тебя. Твоя Катя".

"Родная моя Катенька! Я сегодня такой счастливый! Получил от тебя два замечательных письма, и маленькую фотографию. Милая, хорошая, сбылось то, о чем я так мечтал. Если в моей жизни возникали вопросы, то они решались, хорошо или плохо, и вскоре я о них забывал. Но самый важный для меня вопрос — как ты ко мне относишься. Последнее время я знал из твоих писем, что нравлюсь тебе. Уже несколько раз ты сказала мне "люблю", и я уже начинаю верить в это. А в этом слове все: общие дела, общие радости, общие мысли, взаимное доверие, уважение, нежность, простая человеческая ласка. Какое емкое понятие! Я привык к этому слову, но я привык говорить его тебе, и теперь у меня в голове не укладывается, что ты можешь чувствовать ко мне все то, что я к тебе чувствую. Разве возможно заслужить твою любовь, не совершив никакого подвига? Что же ты во мне разглядела такого, что без сомнения, твердой рукой вывела слово "люблю"? Я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты не раскаялась в своих словах.

В Петропавловск мы пришли ночью шестого октября. Я разбудил Сашу с Татьяной, мы пили чай, и болтали до пяти утра. Потом легли спать, причем я спал в одной постели с Сашкой, потому что в доме ночевала подруга Татьяны, а койки всего две. Сашка потом утром ворчал, что с Татьяной ему приятней спать, а я слишком костлявый. Так что имей в виду. До утра я так и не уснул, не мог дождаться, когда почта откроется. Ночью я не разглядел, как выглядит Петропавловск. После Чукотки, где одни камни, он мне показался не хуже Крыма. Осень уже немного похозяйничала, но все равно еще много зелени, красота.

Сашка немного подремонтировал дом, восстановил водопровод, выкрасил крышу в зеленый цвет. Жаль, отсюда не видно бухту, но зато три наших вулкана как на ладони.

Теперь читаю твои письма, они для меня, как лучшая в мире мелодия, которую хочется слушать еще и еще. Я вспомнил фразу из своего письма, которое я тебе не отправил: "если у тебя найдутся ласковые слова для меня, скажи их, чтобы я не думал, что их нет". Возможно, они у тебя были и раньше, но когда эти слова уже трудно удержать в себе, ценность этих слов увеличивается многократно.

Катенька, мне кажется, что тебе сейчас стало со мной значительно проще, когда ты окончательно определила свое отношение ко мне. В прошлом году ты чувствовала, что мы все же чужие люди друг для друга. Сейчас мы уже не чужие, правда?

Я очень рад, что твоя мама знает все подробно о нашей переписке. Наша любовь самая чистая, нам нечего скрывать. Только я думаю, попадет мне от мамы: в некоторых письмах я слишком откровенно говорил о своей страсти к тебе. Но что же делать, Катенька, ведь я вижу в тебе прежде всего женщину, любимую и желанную.

Поздравляю тебя с началом трудовой деятельности. Рад, что тебе нравится работа. Мне приходилось заниматься ремонтом фрезеровочного станка, так что станок я себе представляю хорошо, а тебя рядом с ним представляю с трудом. Только ты, пожалуйста, будь осторожной, надевай очки на свои прекрасные глазки.

Хоть отдохнешь от своей учебы. Конечно, работу нельзя назвать отдыхом, но если даже ты и устаешь, то это усталость мышц, а не нервов. Работа у тебя подвижная, от нее вреда не будет.

В кадрах меня сейчас отпустили бы на выходные, но с домом еще не все решено, формально он мне еще не принадлежит. Он достался хозяйке по наследству, но четвертая часть принадлежит ее родственникам, которые живут на материке. Она писала им, чтобы прислали доверенность на продажу, но они молчат. Тогда мы договорились, что она продаст мне свою долю, но по закону должен пройти месяц, и только после этого можно совершить сделку. Деньги лежат наличные, в рейсе я даже переживал за них, они лежали в тумбочке, целый ворох. Думал, со дня на день понадобятся, на книжку не клал, и так и ушел в рейс. Но все целые.

Вот теперь я не знаю, что мне делать. К тебе хочу ужасно. Жду письмо от тебя, как ты скажешь, так и будет, ведь я весь твой.

Катенька, а я и не заметил, что ты не любишь писать письма. Но раз у тебя есть этот воображаемый недостаток, я тебе его охотно прощаю вместе со всеми остальными воображаемыми недостатками, которые ты у себя обнаружишь. Это ты меня прости, если обнаружила в моих письмах какой-то упрек. Его там быть не должно, может, я что-то неправильно сформулировал, потому что живу в каком-то нервном напряжении. И рейс показался мне тяжелым. А вот эти твои письма дали возможность мне расслабиться. Сейчас у меня очень легко на душе, ты вылечила мою хроническую болезнь одним лишь словом, вот ты какая у меня хорошая.

Моя сестра позвонила тебе по собственной инициативе, и мне это понравилось, она замечательная, я же говорил, что она уже тебя любит. А вообще она очень тактичная, и решиться на этот звонок ей, наверно, было непросто.

Напиши, как мне поступить, для меня важно услышать твой совет.

Спасибо за нежные письма, привет твоим родителям и сестричке. Хорошего настроения тебе, люблю, целую тебя всю, твой Михаил".

"Миша, милый, наконец, получила от тебя письмо из Петропавловска. Рада, что ты вернулся. В этом году ты и лета не видел, это ужасно. Для меня лето тоже пролетело очень быстро, большую его часть я провела за письменным столом. Зато осень я заметила. Она прекрасная в этом году, погода теплая, как в августе, а деревья до конца октября были еще зеленые. А какие чудесные цветы в эту осень расцвели!

Знаешь, Мишенька, я очень тебя ждала в октябре. Честно сознаюсь, я немного боялась нашей встречи, и все-таки мне очень хотелось тебя видеть. Говорить с тобой, гулять. Это желание и сейчас у меня не пропало, я хочу этого, но сейчас нужно уладить все дела, я так думаю. И если твой приезд придется еще отложить, я подожду тебя столько, сколько будет нужно.

Миша, в каких интересных местах ты побывал в этом рейсе. Ты так много увидел, столько узнал, я знаю, что мало кому удалось побывать в таких уголках. Все твои письма я читала с огромным интересом. И фотографии мне понравились. Спасибо тебе за все.

На работе у меня все хорошо, технику безопасности я соблюдаю, не волнуйся. Месяц назад поступила на подготовительные курсы в машиностроительный институт. Придется поступать в него. В медицинский я наверно никогда не попаду, а годы терять не хочу. Занимаюсь три раза в неделю.

На заводе недавно был смотр комсомольской песни. Мы с Лилей выступали с нашим номером. Она тоже работает со мной в одном цехе. А скоро будет кросс, и нам придется с ней бежать, мы сейчас тренируемся. Так что свободного времени как всегда, мало.

До свидания, милый. Приводи в порядок свои дела, и приезжай, я жду тебя.

Целую, твоя Катя".

Проблемы с домом действительно существовали, получить согласие совладельцев хозяйке никак не удавалось, дело затягивалось, приходилось выстаивать бесконечные очереди в бюро технической инвентаризации, только для того, чтобы задать вопрос, и не получить на него ответа, а если его и удавалось получить, то, как правило, отрицательный. Такая мелочь, как наличие сарайчика в два квадратных метра во дворе, могла стать камнем преткновения при подготовке документов в этой бюрократической организации. Вместо того чтобы выстаивать очередь в управлении архитектуры, Миша снес пресловутый сарайчик в течение одного дня, и инспектор БТИ была удивлена и раздосадована, что решение такого важного вопроса возможно еще и таким способом. Но не эти неприятности удерживали Михаила от поездки, хотя и это ему хотелось решить.

На самом деле подходил срок окончания отсрочки развода, и Михаил вынужден был дожидаться суда, потому что ехать к невесте, будучи формально женатым просто не имело смысла, а заседание суда было назначено на начало ноября.

А что делать, если ему опять назначат обещанную судьей отсрочку, Михаил просто не знал: отложить свой приезд еще на полгода, значило потерять Катю навсегда. Во всяком случае, тогда ей придется признаться, что его задержало, а возвращение к этой теме неизбежно отдалит Катю. Принимать решение Михаил мог лишь после суда.

К величайшему облегчению Михаила, судья был другим, и когда услышал, что срок отсрочки, назначенной предыдущим судом, истек, без раздумий удовлетворил заявление Михаила, несмотря даже на несогласие жены, которая вдруг переменила свое решение.

— Ты же не возражала против развода — сказал он ей после суда — почему же ты изменила свое решение?

— Из вредности. Наверно у тебя появилась невеста, раз тебе так понадобился этот развод. Неужели ты думаешь, что я стану вам помогать.

Михаил получил свидетельство о разводе, а поскольку подходил срок смены паспорта, решил сменить и его, потому что по новым правилам в новый паспорт не вносились сведения о предыдущем браке, если он был расторгнут. Без сомнения, родители Кати, во всяком случае, ее мать знали о том, что Миша был женат, утаить такую информацию Катя не могла, но были у нее и другие родственники, знать которым это было вовсе необязательно, Миша не сомневался, что родители тоже так считают.

Замена паспорта означала еще неделю задержки, и это была самая тягостная неделя в его жизни. Билет на самолет он купил заранее, и снова с тревогой ждал, получит ли паспорт во время, чтобы успеть на самолет. В эту неделю Миша написал еще одно письмо Кате:

"Милая Катенька, ты, наверно, здорово обижаешься на меня, что за все то время, что я здесь, я написал только одно письмо. Прости меня, Катенька, но я потерял интерес к своим письмам. Пойми меня правильно, моя хорошая, несколько раз я пытался сесть за стол, и не смог себя заставить. Что-то со мной происходит, я стал каким-то суетливым, постоянное желание куда-то бежать, что-то предпринимать, чтобы ускорить движение времени. В общем, я живу сейчас в ускоренном ритме, а писать письмо, и ждать, пока оно дойдет к тебе, — это не укладывается в мой ритм.

И причем, я сознаю, что мои усилия тщетны, ничто не может заставить нашу отлаженную бюрократическую машину быстрее вращаться. Но и сидеть, сложа руки, тоже не могу. О, Катенька, мне еще не приходилось так близко сталкиваться с чиновничьей Россией, описанной русскими классиками. Все осталось так, как было сто лет назад. Те же покорные очереди в приемных, те же непроницаемые лица чиновников, та же сеть связей и знакомств, та же униженно-угодливая поза просителей.

И еще одна причина, почему я не писал — я все надеялся, что произойдет чудо, и я смогу улететь в течение одного дня. Но нельзя требовать от судьбы так много: она мне предоставила самое чудесное, что можно ожидать от судьбы — любовь, и любовь взаимную, это ли не чудо?!

Катенька, ты не представляешь, как я тебя люблю, а я не представляю, что произойдет, когда я тебя увижу, наверно это будет взрыв в моей душе, и Стрельцов затрещит по всем швам.

У нас идет тихий и пушистый снег, как на Новый год. Я шел, не спеша, домой, и эта прогулка уравновесила мое суетливое настроение, я дал себе слово написать письмо. Катенька, если моя внешность и мое поведение не испугают тебя, я стану просить тебя стать моей женой. Я больше не могу без тебя. Я понимаю, у нас будет не очень много времени, может, ты не все успеешь увидеть и понять, но ведь за это время мы хорошо узнали друг друга. Даже если ты не сможешь уехать со мной, то сможешь приехать позже, или наоборот, уехать со мной, а потом вернуться, чтобы уладить все дела. Я хотел сказать это при встрече, но не сдержался. Извини меня за такое нетерпение, но наша встреча и так произойдет на целых три месяца позже, чем я надеялся. Что угодно можно отложить, только не это. Все зависит от тебя, если ты твердо скажешь "да", родители согласятся, мы сумеем их уговорить, ведь они тебя так любят, они хотят видеть тебя счастливой, а если ты действительно любишь меня, ты будешь со мной счастлива. До нашей встречи осталось несколько дней, потерпи, моя милая.

Привет родителям и сестренке, целую тебя нежно, твой Михаил".

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

 

Глава 1

Долгожданная встреча

Три дня спустя Миша сгорал от нетерпения в ожидании посадки в аэропорту Петропавловска, и в этот же день к вечеру на другом самолете совершал посадку в аэропорту города Запорожья. Он был взволнован, встревожен, но счастлив.

Тревожило его многое, но главный вопрос был "встретит, или не встретит?" Он проглядел все глаза в иллюминатор, когда самолет рулил к зданию аэропорта. Катю он не увидел. Он не увидел ее и в толпе встречающих при выходе из самолета. Сердце его упало, хотя он понимал, что мог и не разглядеть ее в толпе.

— Миша! — это была она, и в руках у нее были цветы.

Потом они сидели на скамейке, смотрели друг другу в глаза, и разговаривали, и целовались, и снова разговаривали. Никакого смущения никто из них не испытал, все смяла мощная волна сильного чувства. Миша любовался прекрасными чертами Кати, и не мог поверить, что это родное лицо теперь так близко, и эти губы готовы ответить на его поцелуй. На этот раз Катя в простой вязаной шапочке казалась совсем девочкой, однако Миша не казался себе старым рядом с ней.

Наверно они просидели так больше часа. Первой пришла в себя Катя, и сказала, что пора ехать в город, скоро начнет темнеть. Они направились к автобусной остановке.

— Ты прилетел совсем без багажа?

— Ах, чемодан! Я про него забыл. Ты представляешь, что тебя ждет с таким мужем?

— Ты оригинален, как всегда. Я еще не слышала, чтобы кто-то забывал свои вещи, но причина у тебя уважительная — смеялась Катя — пожалуй, тебя можно любить и за это.

Чемодан нашелся, работница аэропорта не преминула заметить, что вещи иногда терялись, но еще ни разу их никто не забывал.

— Катенька — говорил Миша в пустом автобусе, на котором они ехали в город — меня еще никто и никогда не встречал с цветами, и вообще меня никто и никогда не встречал. Но если бы ты меня не встретила, сейчас этот автобус вез бы покойника. Я хочу подарить тебе перстенек, вот он, я очень опасался, подойдет ли он тебе по размеру.

Это был золотой перстень с рубином, который Миша купил в Петропавловске.

— Миша, я не могу принять такой дорогой подарок, он очень красивый, спасибо тебе, но — нет.

— Катенька, что ты говоришь, причем тут деньги, это мой подарок тебе, он ни к чему тебя не обязывает, это ведь не обручальное кольцо.

— Я не могу его взять, не сердись, Миша.

— Тогда может ты подскажешь мне другое применение для этой безделушки?

— Миша, ты сердишься, разве можно сердиться в такой день?

— Да, ты права. Но поскольку я не могу положить подарок в свой карман, я его выбрасываю.

— Нет! — Катя поймала руку Миши, в которой была упаковка с перстнем. — Миша, прошу тебя, давай поговорим.

— Катя, это кольцо может существовать только в том случае, если будет находиться у тебя. Больше никто не имеет на него права, включая меня, ты это понимаешь? И вообще, о чем мы говорим, я ехал сюда, чтобы предложить тебе руку и сердце и жизнь в придачу, а мы говорим о таких пустяках.

— Мишенька, мой хороший, но что же я скажу родителям?

— Катя, ведь это не гимнастический обруч, его можно положить и в карман, а лучше всего выбросить, тогда вместе с ним исчезнет причина нашего глупого спора.

— Хорошо, пусть будет у меня. Ты расстроился, прости.

— Да не это ничтожное кольцо меня расстроило, это символ, ничто. Ты заставила меня усомниться в твоей любви, не зря я никак не мог поверить, что это слово, написанное твоей рукой, соответствует твоим истинным чувствам.

— Миша, неужели мы с тобой поссоримся в первый же день? Я не думала, что ты умеешь говорить жестокие слова.

— Я виноват, прости меня. Наверно это последствия того нервного напряжения, в котором я находился последнее время. Катенька, я согнал улыбку с твоего лица, мне хочется ее вернуть, как ты думаешь, если я тихонечко тебя поцелую, она вернется?

— Вот так уже лучше, улыбка разгорается, и мне становится легче дышать. А зря ты мне напомнила про этот чемодан. Теперь я раб своего чемодана, ведь если бы не он, мы могли с тобой еще погулять, а ты третий лишний — Миша пнул ни в чем не повинный чемодан.

— Нет, Мишенька, мне уже пора домой, папа не знает, или делает вид, что не знает, куда я поехала. И тебе нужно отдохнуть с дороги. А Ирине ты сообщил, что приедешь сегодня?

— Конечно, я думаю, она меня давно ждет, а поскольку меня до сих пор нет, она сгорает от любопытства, как прошла наша встреча. Катенька, я увижу тебя завтра?

— Я работаю до трех, ты можешь встретить меня на проходной в половине четвертого. Только, пожалуйста, Миша, приходи без цветов, прости, что я так говорю, но я пока не хочу, чтобы папа задавал мне лишние вопросы. В ближайшее время я с ним поговорю, и тогда он будет меня отпускать на свидания, хорошо?

— Катенька, я все понимаю, и мне тоже не терпится познакомиться с твоим отцом, но всему свое время. На работе мне нужно быть 26 января, так что у нас времени еще много.

По дороге к сестре Миша перебирал подробности встречи, и не мог себе простить глупую вспышку такого неуместного раздражения, которая едва не привела к ссоре. Теперь он уже видел много вариантов, шутливых и серьезных, как можно было выйти из этой ситуации, и даже заработать на ней нежный поцелуй, и тем более ему было досадно, что он повел себя, как запальчивый мальчишка. "Хорошо хоть хватило ума не распаковать чемодан, и не нагрузить Катю рыбой и икрой", — с сарказмом думал он.

— Миша, ну наконец-то! — радостно воскликнула Ирина, когда он вошел в ее квартиру.

— Здравствуй, сестричка. Как же я соскучился по тебе! Сегодня мне суждено видеть только красивых женщин, готовься слушать комплименты.

— Прибереги их лучше для Катеньки, и проходи в комнату, дай на тебя посмотреть, может и у меня найдется комплимент для брата.

— Какой там комплимент, я измят, как старая газета.

— Зато глаза как сверкают! Я пока не задаю вопросов, иди, мойся, а я пока разогрею эти блюда, которые уже десять раз остыли, потом поговорим.

— Сейчас я только рыбу достану, ее нужно в холодильник определить. Соскучилась по камчатской рыбке?

— Почти так же, как по тебе. Ну ничего себе! Как ты все это дотащил?

— Я ее едва не забыл в аэропорту, сейчас помоюсь и расскажу.

Миша рассказал Ирине, как Катя встретила его в аэропорту, о том, что едва не поссорился с ней в первый же день.

— Мне так хочется ее увидеть, Миша.

— Теперь у меня есть ее фотографии, сейчас покажу.

— Удовлетвори мое любопытство, я полтора года ждала этого. Да, Миша, такую девушку вообразить себе трудно. Как же рождаются такие красавицы? Хочешь иметь такую жену?

— Захочет ли она, обо мне вопрос не стоит, хоть завтра.

— Но шансы у тебя есть? Как ты считаешь?

— Месяц назад были, мне кажется, а сейчас не знаю.

— И с таким настроением ты завтра собираешься на свидание? Откуда сомнения появились? Ты же целый год, больше, держал ее, чуть ли не в руках. Ты думаешь, для девушки такого склада это время могло пройти просто так? Я считаю, она для себя уже все решила, и ей теперь хочется убедиться, что она решила все правильно. Теперь каждое твое слово, каждый твой поступок, будут убеждать ее в правильности этого решения, потому что она сама так хочет. Да ты просто не сумеешь сыграть роль человека, который ей не подходит.

— Как у тебя все просто, а я умудрился поссориться с ней в первый же час.

— Конечно, ты совершил глупость, но опять же, с хороших побуждений, и она это прекрасно понимает, назначила же она тебе свидание, ты заработал еще одно очко, а заодно получил урок. Я надеюсь гулять на твоей свадьбе в следующем месяце. Кстати, следующий год — високосный, а есть примета, что в високосный год браки бывают несчастливыми.

Они еще долго говорили о Камчатке, о море, о Петропавловске, в котором Ирина прожила десять лет, и по которому всегда тосковала.

В Запорожье стояла поздняя осень, но до первого снега было еще далеко. На деревьях не все листья опали, и эта легкая, прозрачная желтизна на фоне голубого неба, создавала лирическое настроение, которое усиливалось неповторимыми запахами осени.

Катя выпорхнула из проходной, издалека улыбаясь Мише.

— Катюша, здравствуй, по тебе не скажешь, что ты отстояла смену у станка, ты такая легкая и грациозная!

— Здравствуй, Миша, я просто торопилась к тебе, и радовалась, что эта смена, наконец, закончилась. Весь день ждала этого момента. Ты рад меня видеть?

— Ты ждала этого момента целый день, а я полтора года изо дня в день, еще бы мне не радоваться! Ты видишь, я торжественно пришел на свидание с любимой девушкой без цветов, но у меня есть конфеты.

— Я тоже ждала полтора года, так что прошу не присваивать этот срок целиком себе.

— Полтора и полтора будет три, представляешь, сколько мы прождали этой встречи. Какие у нас планы на сегодня?

— А никаких планов и нет, мы встретились, и больше мне ничего не нужно. Гуляем. Ты знаешь, мне приятно на тебя смотреть. И давай, наконец, свои конфеты.

— Катенька, ты вгоняешь меня в краску, это я должен говорить тебе комплименты, ты все попутала, вот тебе конфеты. А мне захотелось в Дубовую рощу, сегодня там людей наверно мало, поедем?

— Поехали. А вот и нужный трамвай. Последний раз я была там с тобой.

— Тогда тем более. А мне можно будет там тебя поцеловать?

— Ну, если я получу еще хотя бы одну конфету, то, пожалуй, будет можно.

— Какое счастье, что я взял их с собой, а поскольку их у меня много, то может нам заскочить по пути в Загс?

— На обратном пути, чтобы ты мог сравнить поцелуй невесты, и поцелуй жены.

Они гуляли по уютным безлюдным аллеям парка, потом долго сидели на скамейке, и Михаилу казалось, что безумных полтора года, которые он прожил в надежде и страхе, в блаженстве и в муках, в восторге и в унынии, ничтожно малая цена за то счастье, которым он сейчас обладает. Ему казалось, что он, наконец, открыл ту дверь в стене, о которой писал Герберт Уэллс в одном из своих рассказов, и проник в волшебный мир, который за ней находится. И как всякому влюбленному, ему казалось, что можно просидеть на этой скамейке вечность, лишь бы рядом сидела его любимая. Но любовь, как и жизнь — это движение: сначала влюбленным достаточно взглядов, потом достаточно только слов, потом достаточно случайных прикосновений, потом поцелуев, а потом вдруг оказывается, что всего этого недостаточно, и требуется уже полное обладание. До этой стадии любовь Михаила еще не дошла, но он уже чувствовал ее волнующее приближение.

— Катенька, мне сейчас так хорошо, как будто я долго и мучительно поднимался на поверхность со дна морского, и, наконец, вдохнул воздух, и увидел солнце. Мне кажется, что пройден долгий и тяжелый путь, и шагать по этому пути больше не придется. Нельзя сказать, что путь был неприятным, я постоянно ждал и надеялся, потом радовался, когда читал твое письмо, и снова ждал и надеялся, но все это на фоне другого ожидания, похожего на постоянную ноющую зубную боль, которая закончилась только вчера. Терпеть эту боль можно какое-то время, но со временем она может свести с ума. И мне не хочется возвращаться к этой боли. Вот ты рассказывала о своем поступлении, и я тебе очень сочувствовал, когда читал твое письмо об этом. Но если бы ты поступила, нам пришлось бы ждать пять лет, прежде чем мы могли бы вступить в брак. Теперь же нам ничто не мешает сыграть свадьбу. Твою работу можно оставить в любой момент, я не думаю, что ты особо дорожишь ею. Тебе не трудно понять меня, ты ведь тоже ждала, и возвращаться к этому ожиданию не имеет никакого смысла. Представь себе еще один год такого бессмысленного ожидания, и скажи мне теперь, согласна ли ты выйти замуж за меня?

— Да. Миша, я хочу стать твоей женой, но я честно признаюсь, что мне тревожно.

— Родная моя Катенька! Я услышал главное, а развеять твои страхи и тревоги — это моя обязанность, почетная и приятная, и вполне посильная. Я привык полагаться на логику в работе и в жизни, поэтому и призову ее на помощь. Вот скажи, я произвожу впечатление скрытного человека?

— Нет, ты не скрытен, я уверена. Может быть, замкнут в какой-то степени, но это разные вещи.

— Я рад, что ты понимаешь эту разницу. А жестоким человеком меня можно назвать?

— Однозначно нет.

— А не производит ли Стрельцов впечатление человека непорядочного?

— На основании того, что я видела собственными глазами, на основании твоих писем, я могу вполне уверенно сказать, что ты человек порядочный.

— Спасибо, Катюша, а теперь представь себе, что ты стала моей женой, я увез тебя на Камчатку, и у меня вдруг обнаружилась черта или качество, с которым ты смириться не можешь. Ты принимаешь решение вернуться к родителям. Я порядочный человек, не скрытный и не жестокий, смогу ли я удерживать тебя в своем доме силой?

— Миша, ну не тебя я боюсь, я боюсь такой резкой перемены в жизни, как я буду без родителей, в незнакомой обстановке, в таком далеком городе.

— Катя, ведь ты там будешь не одна, ты будешь с человеком, который любит тебя больше, чем собственную жизнь, и который мечтает быть тебе не только мужем, но может быть, немножко и отцом. А ведь ты недавно собиралась жить в незнакомой обстановке, без родителей, в чужом городе, и одна. Катенька, мне понятно, что письма все же не могут полностью сформировать мнение о человеке, тебе нужно узнать, какой я в быту, какие у меня привычки, для этого нужно хоть немного времени. Я тебя не тороплю, но вчера я узнал от Иры, что по народным приметам, свадьбы в високосном году нежелательны. Теперь ты видишь, что сама судьба подталкивает нас друг к другу.

— Мишенька, ты так старательно меня убеждаешь, как будто я категорически против. Я ведь сказала, что согласна, и с тревогами я справлюсь, потому что я люблю тебя. Поцелуй меня.

— Миша — сказала она после долгого поцелуя, — вчера я говорила с мамой, и она сказала, что хочет пригласить тебя к нам домой в воскресенье.

— И ты молчала так долго? Это же… А отец? Он будет дома?

— Да.

— Я смогу с ним познакомиться?

— А ты бы хотел?

— Еще как! Но ты ведь с ним еще не говорила? Может он и не захочет.

— Я думаю, раз мама собирается тебя приглашать, то с папой она уже разговаривала на эту тему.

— Катенька, я собираюсь официально просить твоей руки у твоих родителей, если ты не возражаешь, и сделаю это в воскресенье, если меня пригласят.

— Миша, считай, что тебя уже пригласили, и я не возражаю против твоего намерения.

— Такие важные слова нужно закрепить поцелуем.

Миша отвез Катю домой на такси, а сам помчался к сестре делиться с ней очередной своей радостью.

— А когда ты приведешь Катю ко мне? — спросила Ирина.

— Мне кажется, правильнее будет знакомить вас после моего разговора с ее родителями.

— Я согласна, только не забудь предупредить меня, мне ведь тоже хочется произвести на Катю хорошее впечатление.

— Хорошее впечатление ты уже на нее произвела, когда поздравляла ее с днем рождения. А я забыл тебя поблагодарить за это.

Воскресное утро Миша провел с Катей, а во второй половине дня она привела его домой.

— Здравствуйте, Людмила Павловна, здравствуйте, Павел Кириллович, ваше имя я знаю давно, а меня зовут Михаил.

— Здравствуй, Михаил — ответил Павел Кириллович, пожимая ему руку, и внимательно глядя ему в лицо.

Михаил здорово волновался, но сумел заметить, что во взгляде отца нет никакой враждебности или напряжения. Взгляд был дружелюбным, что подтверждала и его улыбка.

— Проходи, Миша, в комнату, садитесь за стол — говорила Людмила Павловна — Катя, проводи Мишу.

За красиво сервированным столом Катя оказалась рядом с Мишей, который сидел подтянутый и взволнованный. Павел Кириллович наполнил рюмки, и Михаил встал:

— Людмила Павловна, Павел Кириллович, я очень рад, что нахожусь у вас в гостях…

— Извини, Миша, что перебиваю тебя — сказал Павел Кириллович — мы видим, что ты хочешь что-то сказать, но пока сядь, пожалуйста, расслабься, и давай просто выпьем за знакомство, мы никуда не торопимся. Давайте все выпьем.

— Закусывай, Миша, и будь как дома — сказала Людмила Павловна — мы рады тебя видеть, и скажу тебе по секрету, я рада, что ты так волнуешься, но хочу, чтобы ты успокоился.

— А мы сейчас еще по рюмке, и все будет так, как ты хочешь, Людочка.

— Вы так приветливы, все у вас так вкусно, мне у вас очень хорошо. Я хочу выпить за этот дом, за ласковую и умелую хозяйку, за хозяина, который оказался совсем не так страшен, как я себе воображал, за всю вашу замечательную семью.

— Спасибо, Миша.

— А где ваша Аленка?

— Она у подружки, отмечает день рождения. Еще увидишь ее. Миша, ты не устал за этот год в морях без отдыха.

— Не год меня утомил, — Людмила Павловна, — и не море, а вот тоска по Катеньке угнетала меня, и я теперь бесконечно счастлив. Павел Кириллович, можно мне уже говорить?

— Серьезный разговор я хотел отложить на вечер, но вижу, тебе невтерпеж. Хорошо, слушаем тебя.

Миша снова встал.

— Людмила Павловна, Павел Кириллович, мы с Катей познакомились полтора года назад, и с этих пор наше общение не прерывалась, мы писали письма, и очень благодарны вам, что вы разрешали нам эту переписку. С каждым письмом мы с Катей становились ближе и родней, несмотря на то, что между нами были тысячи километров. Мы точно знаем, что любим друг друга, и точно знаем, что будем счастливы вместе. Мы отдаем себе отчет, какой это важный шаг в жизни, мы хорошо подумали, и знаем, что у нас будет дружная и крепкая семья, основанная на любви и взаимном уважении. Поэтому мы просим вас разрешить нам пожениться, а я торжественно обещаю вам, что буду хорошим и верным мужем для Кати, и не дам вам повода для огорчений.

— Сядь, Миша, мы тебя выслушали. Я вижу, что ты человек серьезный, знаю, как настроена Катя, и у меня принципиальных возражений нет — сказал Павел Кириллович — но есть некоторые сомнения. Я всегда считал, что нужно закончить ВУЗ, а потом думать о замужестве. Начнется семейная жизнь, будет не до учебы, а учиться нужно.

— Павел Кириллович, мы с Катей этот вопрос обсуждали в письмах, я тоже хочу, чтобы Катя училась, но пусть учится на Камчатке, у нас тоже есть институты, и наша семейная жизнь не помешает ей учиться, к тому же поступить у нас легче.

— Катя, а что ты скажешь?

— Папа, я говорила Мише, что согласна стать его женой, и подтверждаю это, потому что люблю его. А что касается учебы, то и ты и мама, знаете, что я сама мечтаю поступить, и уверена, что Миша будет мне только помогать.

— И ты готова бросить нас и уехать с чужим человеком чуть ли не в Америку?

— Папочка, ты же понимаешь, что это неизбежно, и этот человек уже не чужой, я же вижу, что ты его так не воспринимаешь, мне будет грустно расставаться с вами, но мы же будем приезжать, правда, Миша?

— Я обещаю, что вы встретитесь с Катей этим же летом. Сам я наверно не смогу приехать, а Катя приедет, я даю слово. Павел Кириллович, можно мне сказать вам два слова наедине?

— Тогда пойдем на балкон.

— Павел Кириллович, я понимаю, что для вас это большая неожиданность, к свадьбе вы не готовились, времени не так уж много, я хочу сказать, что средства, которые потребуются для свадьбы, у меня есть.

— Миша, эти средства вам потребуются после свадьбы, а свадьба — это уже наши заботы. Сколько у тебя времени?

— На работу мне 26 января. Павел Кириллович, я не знаю, принято ли благодарить родителей невесты за их согласие отдать замуж свою дочь, но я чувствую огромную благодарность.

— Пойдем за стол.

В этот день Михаилу удалось убедить родителей, что продолжать работу на заводе для Кати уже нет смысла, и было решено, что Катя уволится на этой неделе.

Уже во вторник они подали заявление в Загс, и стали с нетерпением жать регистрацию брака.

В среду Миша привел, наконец, Катю к своей сестре.

— Катенька, какая же ты красивая, господи, не зря мне так не терпелось тебя увидеть, — щебетала Ирина, — я видела твои фотографии, но и представить не могла, что в жизни ты еще красивее. Дай, я тебя расцелую. Я работаю в Управлении по строительству при заводе, в отделе кадров, а это другое подразделение, у меня даже пропуска нет в ваш цех, поэтому я и не могла тебя увидеть, а мне так хотелось! Проходи, Катюша, садись сюда, посмотри, как Миша цветет, глядя на тебя, представляю, каково ему было на Камчатке ждать встречи с тобой!

Немного позже Ирина сказала:

— У меня появилась идея. Хорошую шубу вы здесь не найдете, (Миша хотел подарить Кате шубу для Камчатки) а вот в Москве найдете легко. Завод имеет самолет ЯК-40, который летает в Москву два раза в неделю, кроме того, в Москве есть небольшая заводская гостиница для командировочных. Если Катеньку родители отпустят, то я могла бы отправить вас под видом командировочных. Мне это легко устроить, а вам, я думаю, такая прогулка понравится, к тому же все это бесплатно.

От такой идеи и Миша, и Катя были в восторге, и уговаривать родителей отправились вместе. Наверно Миша все-таки понравился Павлу Кирилловичу, потому что родители согласились неожиданно легко.

В Москве самолет приземлился поздно, поскольку вылетел с задержкой, поэтому к гостинице они приехали на такси к двум часам ночи. Гостиница представляла собой четырехкомнатную квартиру, ключ от которой лежал в условленном месте. Каждое утро приходила уборщица, для которой постояльцам полагалось оставлять в сутки по одному рублю. Вот и весь обслуживающий персонал.

Такси остановилось у нужного подъезда, Миша вызвал лифт, и они поднялись на девятый этаж. Ключа на месте не оказалось, и Миша позвонил. Дверь открыл мужчина в тельнике.

— Простите, что разбудили, принимайте новых жильцов.

— А кто вы будете?

— Мы художники из Управления по строительству — ответил Миша фразой, заготовленной еще в Запорожье.

— Проходите.

— Девушку зовут Катя, а я Михаил.

— Василий.

— Есть свободные койки, Василий?

— Две койки найдется.

— Нам достаточно одной, Катя — моя невеста.

Миша понимал, что сделал очень рискованное заявление, но Катя промолчала.

— Поздравляю. В той комнате есть кровать пошире, а ванная там, располагайтесь, а я пойду досыпать.

— Еще раз извините, была задержка рейса, спасибо, Василий, спокойной ночи.

— Катенька, прости меня за эту импровизацию — сказал Миша, когда они остались вдвоем — ты на меня не сердишься?

— Нет, Мишенька, ничуть. Мы ведь в походных условиях — улыбнулась она.

— Милая девочка, я люблю тебя. Вдвоем нам будет спокойнее. И приятнее. Идем, посмотрим комнату.

Свободная кровать стояла у окна, а у стены на койке спал мужчина. Они вышли, и Миша тихо закрыл дверь. Катя достала из сумки туалетные принадлежности, и ушла в ванную. Миша курил в форточку, и думал, что сейчас произойдет, хотя знал, что физической близости сегодня не будет, более того, он не хотел, чтобы она произошла в такой обстановке. Даже если бы в комнате они были только вдвоем, он постарался бы себя обуздать. Но он знал, что будет ласкать Катю со всей нежностью, на которую способен, в полшага от физической близости. Ему вспомнилась ночь в Алуште, когда он впервые представил себя в постели с Катей. И вот сейчас это произойдет наяву.

Катя вышла в халате, свежая и улыбающаяся.

— Идем, я уложу свою Афродиту, а потом тоже помоюсь, — сказал Михаил, забирая сумку.

Они тихо вошли, Катя сбросила халат, оставшись в ночной рубашечке. Она нырнула под одеяло, а Миша сел на постель, и положил руку ей на грудь.

— Дай я расстегну застежку на спине, — прошептал он ей в самое ухо.

Когда общими усилиями они сняли лифчик, Миша разделся, и ушел в ванную в одних плавках.

"А вдруг она уснет, думал он, стоя под душем, — время позднее. Нет, Катя не уснет, она сейчас взволнованна, и перед глазами у нее множество вопросительных знаков. А я сейчас буду превращать их в восклицательные", — не без самодовольства предвкушал он реакцию Кати на его ласки и нежности, поскольку был весьма искушен в них, и знал это.

Катя не спала. Слабый свет из окна отражался в ее огромных глазах. Миша тихо лег рядом, долго, и очень нежно целовал ее губы, потом шею и грудь.

— Катенька, — горячо зашептал он, — я очень хочу тебя, но я хочу, чтобы это произошло в другой обстановке, когда ничто не будет нам мешать. Но я чувствую, что ты тоже хочешь близости, и если твое желание очень сильное, то можно не откладывать.

— Мишенька, любимый, мне очень хорошо, такой эйфории я не испытывала никогда в жизни, я не представляю, что может быть лучше. Давай отложим близость до свадьбы, если ты в силах сдержаться сейчас.

— Да, родная, мы выдержим до свадьбы.

Его рука переместилась с груди на живот, наткнулась на трусики. "Давай мы их снимем", — прошептал он. Катя не возражала.

Миша сел в постели, с восторгом рассматривая обнаженное тело, он стал нежно целовать ее живот, ноги, не избегая и более интимных мест. Катя гладила его волосы, а он чувствовал, что она с трудом сдерживает стоны. Потом она притянула его голову к себе.

— Мишенька, — зашептала она, — мне хочется плакать, я сдерживаюсь, а слезы текут.

— Что случилось, любимая? — спрашивал он, целуя ее мокрые глаза.

— Я не знаю, ты такой нежный, я тебя так люблю, что у меня текут слезы. Я гадкая, я так долго тебя мучила, ты просил меня быть твоей женой, а я сомневалась. Да, да, да, я твоя жена, я безумно тебя люблю. Она гладила и осыпала поцелуями его лицо, потом крепко обняла его, и прижалась к нему всем телом.

— Ой, что это?

— Это… мое желание.

— А я могу… потрогать твое желание рукой?

— Да.

— Я поражена, — зашептала она, — я его представляла совсем иначе.

— Ты шокирована?

— Ну что ты, милый, я в полном восторге. Неужели все это будет происходить у нас каждую ночь?

— Нет, милая, иногда это будет происходить и днем, и если тебе нравится начало, то продолжение понравится еще больше.

— Мой родной, ты любишь меня?

— Разве есть основания для сомнений? Я люблю тебя больше жизни, хотя еще никогда я так не любил жизнь.

— Миша, ты использовал все слова, и мне ничего не осталось, чтобы выразить свою любовь к тебе, а мне так хочется говорить тебе самые ласковые слова…

— Не нужно слов, мне об этом рассказывают твои руки, твои глаза, губы.

Этот любовный лепет, и бесконечные ласки продолжались до самого утра, пока где-то в другой комнате не зазвонил будильник.

— Катенька, поспи немного, я потом тебя разбужу.

— И ты поспи, любимый, прошептала Катя, и мгновенно уснула.

Михаил не смог бы уснуть, даже если бы и пытался, он находился в состоянии сильнейшего возбуждения, которое не отпускало его ни на секунду всю ночь. Он лежал, закрыв глаза, стараясь думать о чем-то постороннем, чтобы избавиться от возбуждения, но ему не удавалось ни то, ни другое. Появилась ноющая боль в паху, но даже она была ему приятна, потому что очаровательная причина, вызвавшая ее, лежала рядом, и дышала во сне ровно и глубоко. Ее не разбудил даже будильник соседа по комнате, который, проснувшись, с интересом посмотрел на спящую пару.

Миша дождался, когда все шумы в квартире затихли, тихо встал, принял душ. Все постояльцы ушли по своим делам, но Миша знал, что утром приходит уборщица. Ему не хотелось, чтобы она застала их в квартире. До ее прихода оставалось не меньше часа, но пора было будить Катю. В кухне была посуда, стоял холодильник, в который Миша положил ночью пакет с едой. Что в нем находилось, Миша не знал, его собирала Людмила Павловна. Вспомнив про пакет, Миша почувствовал, что здорово проголодался. Он поставил чайник, и пошел будить Катю. Она спала в той же позе, на спине, и дышала совсем беззвучно, и только грудь под одеялом мерно вздымалась. Некоторое время он безмолвно любовался ею, потом обнажил грудь, и стал ее тихонько целовать. Катя проснулась, обняла его голову.

— Милый, ты уже одет, ты спал?

— Нет, Катенька, мне было жаль тебя будить, но скоро придет уборщица.

— Тогда я встаю.

— Не торопись, время еще есть. Все ушли, в квартире только мы с тобой. Мне хочется тобой еще полюбоваться.

Он медленно снимал одеяло, восторженно глядя на ее прекрасное тело при ярком свете.

— Мишенька, я почти не стесняюсь тебя, может чуть-чуть. И мне приятно, что ты на меня смотришь. Почему так? Ведь еще вчера я сгорела бы от стыда, если бы мужчина на меня так смотрел, даже ты.

— Скажи сама, почему.

— Наверно потому, что я практически тебе отдалась, я вся твоя, до последней молекулы, и я в восторге от этого.

— Как ты красиво это сказала, Катюша. И я тоже весь принадлежу своей прекрасной богине. Мне очень хочется продолжать ночные ласки.

— И мне хочется… что там за шум?

— Наверно чайник взлетает, иду ловить.

Они вкусно и плотно позавтракали, и отправились бродить по московским магазинам. В отличие от Запорожья, в Москве был мороз, и Миша все беспокоился, что Кате холодно в ее демисезонном пальто, поэтому сосредоточил внимание на магазинах, где продавались шубы. Красота Кати привлекала взгляды даже вечно озабоченных москвичей, и Михаил был счастлив и горд. Однако быстро передвигаться ему было больно, наконец, Катя это заметила, и забеспокоилась.

— Катенька, это скорее смешно, чем больно, это от страсти к тебе, боль пройдет сама, а страсть придется лечить и лечить, хоть это и безнадежно, но мы ведь будем стараться, правда?

— Бедный мой любимый Мишенька, ты не сердишься, что я смеюсь? Я представила себе, как я тебя лечу, и мне смешно, но мне тебя очень жаль, я не знала, что такое случается. Может нам вернуться?

— Нет, милая, мы просто перейдем на прогулочный шаг, нам ведь спешить некуда. Я знаю один магазин, думаю, мы найдем в нем все, что нам нужно.

Вскоре шуба была найдена, она очень понравилась Кате, а Миша с первого взгляда понял, что они нашли именно то, что нужно. Шуба была в талию, и расклешенная, с темным серебристым мехом. Катя была похожа в ней на героиню из рассказов Чехова, осталось подобрать к ней подходящую зимнюю шапку. Катя так замечательно смотрелась в шубе, что это заметили даже равнодушные продавщицы, и с их помощью шапка была подобрана идеально.

В новом наряде Катя стала еще более заметной, и уже сама стала замечать откровенно восхищенные взгляды, которые вызывали на ее лице восхитительный румянец, но не особенно смущали. К этому времени они уже проголодались, к тому же им надоело носить пакет с одеждой, и решили вернуться в гостиницу.

Комнаты были убраны, но никто из жильцов еще не вернулся.

— Миша, ты ведь совсем не спал, давай перекусим, и немного поспим.

Михаил не чувствовал усталости, но перспектива снова оказаться в постели с Катей привела его в восторг.

— Мишенька, только не нужно ласк, ты и так заболел, вдруг это очень вредно, я совершенно не хочу, чтобы у тебя были последствия. Я тебя поцелую, и спи.

— От нескольких поцелуев люди не умирают. Помнишь, в некоторых письмах я писал "целую всю тебя"? Я привык выполнять свои обещания.

— Но у нас еще много времени… О! мой родной, ну хватит, ты уже сделал из меня свою рабыню.

Они спали три часа, а затем поехали на проспект Калинина в музей архитектуры, затем отдыхали после музея в кинотеатре "Октябрь", а после кинофильма долго гуляли по центральным улицам.

Но если бы их спросили, что они видели за сегодняшний день, они не сумели бы внятно ответить, потому что видели они лишь друг друга. Так прошла и суббота, а в воскресенье они вернулись в Запорожье на том же самолете, не раз поминая добрым словом Ирину, которая устроила для них такую замечательную прогулку.

Когда самолет поднялся над заснеженным Подмосковьем, Михаил стал изучать свое счастье, складывая его по частицам в глубокие тайники своей души, и вдруг с тревогой подумал, что все складывается настолько гладко и удачно, что невольно внушает опасения. В жизни редко бывает, чтобы все шло гладко. "Где же те подводные рифы, которые поджидают мой великолепный корабль, как их вовремя обнаружить? Откуда ждать неприятности? "Когда не ведают далеких дум, то не избегнут близких огорчений". Где те злые силы, которые угрожают нашему счастью, как мне защитить от них эту невинную девочку, так доверчиво отдавшую мне всю себя?" — думал он. Видимых причин для беспокойства не было, и все же на душе у него стало не спокойно.

— Мишенька, что случилось, почему ты загрустил?

— Потому что мы сейчас расстанемся до завтра, а мне не хочется расставаться.

— Идем к нам, мама будет рада тебя видеть.

— Мне не хочется беспокоить твою маму, я зайду только на минуту. "Гостю незваному присуща робость". Еще успею надоесть твоим родителям, а сегодня мне нужно доставить тебя веселой и невредимой.

— Если ты обещаешь придти ко мне завтра утром, пораньше, то это будет для меня хорошим поводом быть веселой.

— От твоих слов моя грусть исчезла без следа. Я хочу застать тебя завтра еще в постели, приду сразу после восьми, можно?

— Да, милый, я буду ждать тебя.

— Миша, а кто будет твоим свидетелем на свадьбе, — однажды спросила дальновидная Ирина.

Этот вопрос заставил задуматься Михаила, поскольку в Запорожье друзей у него не было. У него был телефонный номер Саши Лебедева, который жил теперь в городе Пушкин.

Саша поздравил Михаила, долго вздыхал, и сожалел, что не сможет побывать на таком веселом мероприятии, а в заключение сказал:

— Миша, сожалею, что ничем не могу тебе помочь лично, но если ты даешь обещание, что приедешь ко мне в гости в ближайшие два года, я дам тебе хороший совет.

— Саня, спасибо за приглашение, наверно я им воспользуюсь, но мне сейчас не совет нужен, а живой свидетель.

— Ну, тогда вот что: тут у меня случайно оказался Игорь Маркевич, поговори с ним.

— Лебедев, ты все такой же зубоскал, и Надежда тебя не перевоспитала! Давай мне Маркевича, а потом я с тобой еще поговорю.

Игорь присутствовал при разговоре с самого начала, и веселился, не меньше Лебедева. Приехать на свадьбу согласился с радостью, и таким образом проблема со свидетелем была решена к обоюдному удовольствию.

 

Глава 2

Свадьба

День бракосочетания был назначен на пятнадцатое декабря. Свадьбу проводить было решено в частном доме матери Павла Кирилловича, которую все называли бабушкой Любой. Гостей набралось много, пришли все многочисленные дружные родственники Кати из Запорожья, и Крыма, ее подруги.

И вот закончилась процедура заключения брака, и счастливый Миша вынес счастливую Катю из Дворца бракосочетания на руках. Сбылась его мечта.

У калитки бабушкиного дома молодоженов торжественно встретили родители Кати с хлебом-солью. Людмила Павловна прослезилась, а вслед за нею и Катя.

Потом было веселое застолье, как водится на свадьбах. Улучив момент, Миша встал.

— Дорогие гости, — сказал он, — в этот счастливый для меня день, которого я ждал каждую минуту на протяжении полутора лет, я хочу пожелать двум бесконечно дорогим для меня людям, Людмиле Павловне и Павлу Кирилловичу, которых отныне я с радостью называю отцом и матерью, долгой жизни, крепкого здоровья, и такого же огромного счастья, которое чувствую сам в эти минуты. Я торжественно обещаю быть хорошим мужем для вашей дочери, и никогда не давать ей повода для огорчений. Примите мой глубокий поклон.

В разгар веселья приехал старший брат Михаила, Анатолий, опоздавший к началу торжества, чей приезд еще дополнил радость Михаила.

Во время свадьбы Миша почти не пил спиртного, и когда молодоженов отвезли в дом родителей Кати, был совершенно трезвым. У них была замечательная брачная ночь, полная страсти, нежности, и любви.

Новый, 1980 год, Миша с Катей отметили у родителей, а спустя неделю отправились в Петропавловск-Камчатский.

В первый вечер дом произвел на Катю гнетущее впечатление, Миша это сразу заметил. Да и было от чего: стены и потолок были закопчены, и было впечатление, что его не убирали, с тех пор, как Миша уехал. Ему было очень досадно, тем более, что пред его отъездом Татьяна в доме убирала. Это было похоже на демонстрацию пренебрежения к его молодой жене. Говорить своим квартирантам он ничего не стал, лишь велел им перебраться в маленькую комнату, что весьма не понравилось им.

Утром Саша с Татьяной ушли на работу, и новобрачные долго наслаждались друг другом. Затем стали наводить в доме порядок. Работу приходилось то и дело прерывать, чтобы утолить страсть, но к приходу квартирантов окна, двери, полы были вымыты, посуда чистая, появились какие-то шторочки, и ужин был готов. Миша с радостным удивлением смотрел на Катю, ко всем ее достоинствам вдруг прибавилось еще одно: она была замечательная хозяйка, за несколько часов дом преобразился. Первой пришла Татьяна, и замерла на пороге. Потом с кислой улыбкой проговорила:

— Я вижу, вы тут хорошо потрудились, молодцы.

Саша приехал спустя полчаса, и, войдя, помрачнел, неодобрительно покосившись на Татьяну. Миша заметил этот взгляд, и сделал для себя вывод, что та самая демонстрация исходит именно от Татьяны, и ему, вероятно, придется ставить ее на место. Впрочем, Татьяна поняла, что ей придется считаться с новой хозяйкой, и была притворно приветлива, хотя на правах старшей по возрасту (ей было 29 лет) давала Кате наставления.

На следующий день, вечером, пришли гости, которых Миша видел впервые.

— Знакомьтесь, это наши соседи из дома напротив — сказала Татьяна — Тамара, Рая, Борис.

Борис принес две бутылки водки. Гости не понравились Мише, это были люди не его круга. Разговор у них шел между Татьяной и Сашей, Миша и Катя почти все время молчали, к ним никто не обращался. Миша выпил одну рюмку за знакомство, и больше пить не стал, Катя совсем не прикоснулась к рюмке. Компания немного захмелела, и тут в разговоре у Саши проскочила фраза: "Мы купили этот дом…".

— Стоп, Саша, — сказал он. — Так это вы купили этот дом?

— Ну, я имел в виду, что его купили мы с тобой.

— Ах, вот как. Давай расставим все точки над "и". Я скажу это при гостях, чтобы всем все стало ясно. Дом купил я, а вас с Татьяной поселил в нем в роли квартирантов, чтобы дом не стоял пустым в мое отсутствие. Так, Саша?

— Ну, так, но мы же за ним следим, ремонтируем.

— И ты считаешь, что это дает тебе право быть его хозяином. Денег я с вас не беру, но вы здесь живете, поэтому хоть что-то должны делать, правильно?

— Правильно.

— Тогда давайте закругляться, время позднее, пора спать. Спасибо гостям, что посетили нас, всего хорошего.

— Миша, ты извини за это недоразумение — сказал Саша, когда гости ушли — я просто не хотел лишних вопросов, поэтому так всем и говорил.

— Ты не только говорил, ты и мне с женой дал понять в первый день, что мы здесь нежелательные гости. Так вот, отныне приглашать гостей в этот дом ты будешь с моего согласия, хорошо?

— Ну что же, нам и с друзьями нельзя пообщаться? — возмутилась Татьяна.

— Я приглашал в этот дом только Сашу. Тебя я не приглашал, ты ему не жена, и если тебя такие порядки не устраивают, я тебя просто вышвырну. И больше не встревай, когда мы с Сашей разговариваем. Раз уж этот неприятный разговор произошел, то давай, Саша, мы его сегодня и закончим, чтобы больше к нему не возвращаться. Если в доме не будет конфликтов, то вы можете жить здесь до мая месяца. Но к маю постарайся подыскать себе жилье.

После этого разговора дня два в доме чувствовалось некоторое напряжение, но потом жизнь вошла в колею, и напряжение спало.

Вскоре вернулся из отпуска Игорь Маркевич, зашел к Стрельцовым, и намекнул, что если два таких важных события, как свадьба и новоселье свести в одно, то может получиться грандиозная вечеринка. Мише и самому хотелось познакомить Катю со своими друзьями, да и праздника хотелось. Кате идея также пришлась по душе, тем более что Игорь произвел на нее хорошее впечатление еще на свадьбе, и она не сомневалась, что и остальные Мишины друзья вполне приличные люди. Саша и Татьяна также поддержали идею, и день проведения этого мероприятия был назначен. Татьяна сказала, что отпросится в этот день с работы после обеда, чтобы помочь Кате готовить еду. Игорь заверил, что его жена Аня также придет помогать, и вероятно придет и Галя, жена Рекунова.

В назначенный день Миша с Катей встали рано, чтобы подготовиться к празднику. Катя занималась делами на кухне, а Миша взялся сооружать стол и скамейки на восемнадцать персон. К обеду у него все было готово, и он пришел помогать Кате. Готовить он не умел совершенно, и был у Кати в роли подручного. Время шло, а никто из женщин не появлялся. За два часа до прихода гостей Миша понял, что никто из женщин помогать не придет. И он понял причину: все они знали, что Катя настоящая красавица, и им хотелось показать Мише, что для семейной жизни красота еще не все. Они были уверены, что с ролью умелой хозяйки семнадцатилетняя женщина справиться не сможет, и они докажут это на реальном примере.

— Катенька, никто помогать тебе не придет, — сказал он, — они хотят устроить тебе проверку. Они хотят убедиться, что ты ничего не умеешь, и приготовили для тебя утешительные слова, что-то вроде "мы тоже ничего не умели, потом научились, не переживай".

— Миша, мало ли какие причины могут быть у них, просто случайно совпало.

— Нет, Катюша, если бы пришла хоть одна, я бы тоже так подумал. У Галины Рекуновой работа суточная, она отдыхает сегодня и завтра. Аня сидит дома со своей дочкой, которую собиралась привести с собой. Татьяну могли и не отпустить, но эти двое могли придти. Я бы тебе этого не сказал, если бы не видел, что ты справляешься прекрасно. Я люблю свою умелую жену.

— Я тоже думаю, что мы справимся, потому что ты мне помогаешь, и еще мама, видишь, она написала мне кучу рецептов.

— С этой кучей рецептов я бы умер с голоду без тебя, моя сладкая.

— Мишенька, у меня блинчики сгорят, если ты будешь приставать с поцелуями. Лучше заворачивай в них начинку.

— Хорошо, Катюша, ты мне сделай один для образца. Что тебе еще осталось?

— Ну, вот дожариваю блинчики, осталось еще два салата и винегрет, но это не долго, все для них готово. И стол накрыть окончательно.

— Катя, давай повесим штору на дверь, чтобы не было видно, что стол готов, и будем ныть, что ничего не успели, что будем кормить их бутербродами.

— Миша, ну что ты выдумываешь, зачем портить праздник людям. Это же наш с тобой праздник. Я вот переживаю, что гости не придут.

— Все придут, вот увидишь. Все захотят рассмотреть тебя, как следует, моя красавица.

К шести часам на столе красовались тарелки с заливной рыбой, четыре вида салата и винегрет, две глубокие миски с тушеным картофелем с мясом и с грибами, консервированные огурцы, селедка с луком, палтус горячего копчения, все это было красиво украшено дольками лимона, кусочками свеклы и вареного картофеля. А на кухне, тепло укрыты полотенцами, стояли три горки блинчиков с творогом, с печенью, и с повидлом, а также большой трехслойный сладкий пирог.

Все гости собрались в течение десяти минут. Катя встречала гостей приветливой скромной улыбкой, и ясным взглядом изумрудных глаз. Маркевичи пришли первыми, Миша встретил их в калитке, и таки ввернул свое: "Катастрофа! Мы ничего не успели, будем кормить вас бутербродами".

— Ничего страшного, — ответила Аня, — у вас еще нет опыта. Было бы желание, а опыт придет.

Но когда она оторвала взгляд от Катиного лица, и увидела стол, то на секунду замерла, а потом воскликнула: "И вы это все сами?", чем выдала себя с головой, она не должна была знать, что Галя и Татьяна тоже не пришли помогать. Она тут же поняла свой просчет, и закусила губу, что Михаил отлично заметил, однако, чтобы сгладить неловкость, сказал:

— Сегодня у нас так много желанных гостей, что пришлось постараться, хотя я Кате больше мешал, чем помогал. Заочно вы уже знакомы, теперь можете посмотреть друг на друга.

— Здравствуй, Катенька! Игорь, а ты говорил — уродина. Я таких красавиц в жизни не видела! — Щебетала Аня, — дай, Катенька, я тебя поцелую.

— Должен заметить, что ее красота — не самое большое ее достоинство, как впоследствии выяснилось — сказал Миша — я сам знаю еще не все достоинства своей жены, хотя и открываю их едва ли не каждую неделю. О! Вижу новую группу гостей.

— Это Володя, это Толик, мои друзья с теплохода "Софийск". Представьте нам своих дам, господа.

Тем временем появились Виктор и Галя Рекуновы, Коля Ботов с девушкой, затем Марина, Саша Воропаев, и Юра Кочкин с подругой. Последними пришли Саша с Татьяной.

— Я убежден, что эти стены еще никогда не видели столько прекрасных дам, и столько благородных джентльменов — подвел итог Миша. — Прощу всех за стол.

Ботов по достоинству оценил сервировку и качество блюд, и встал, чтобы, по всей видимости, произнести тост в честь хозяйки, но его прервали.

— Горько! — закричал Игорь.

Клич поддержали все, и Миша поцеловал Катю долгим поцелуем. Катя садиться не стала, а подняла свой бокал.

— Дорогие гости, признаюсь вам, что решиться на путешествие в этот далекий край мне было непросто, хотя жутко интересно. Но каждый день, прожитый здесь, приносил мне новые радости, а сегодня я чувствую себя совершенно счастливой. Все вы друзья моего Миши, и я надеюсь, что с сегодняшнего дня вы и мои друзья. И за это я хочу выпить.

— За такие замечательные слова нужно выпить стоя — сказал Саша Воропаев.

— Коля, извини, что я тебя перебил, сейчас самое время для твоего тоста.

— Я хотел сказать, что это застолье достойно быть увековеченным в камне, потому что никогда еще я не сидел в такой теплой компании, никогда не отмечал одновременно два таких приятных события, никогда не сидел за таким красивым столом, никогда не пробовал таких вкусных блюд, никогда не видел Стрельцова таким счастливым, и никогда не видел такой красивой женщины, благодаря которой все эти "никогда" стали реальностью. За хозяйку, и прошу стоя!

— Кому и судить, как не тебе, — обличающим шепотом проговорила Галя, сидящая рядом с Ботовым, когда гости зазвенели вилками.

— Как сказал какой-то прозаик, "жизнь коротка, природа враждебна, человек смешон". — Также вполголоса ответил Николай.

Этот короткий доверительный диалог мог бы насторожить Рекунова, если бы он хорошо приглядывал за своей женой, но он ничего не понял.

— Как сказал бы сейчас Саша Лебедев, "ария Николая Ботова была воспринята публикой благосклонно" — прокомментировал тост Игорь Маркевич.

Вечеринка прошла на славу. Под теплым Катиным взглядом всем было тепло и радостно. Женщинам сразу стало очевидно, с какой любовью и уважением смотрит Катя на своего мужа, а он на нее, и со свойственной женщинам проницательностью поняли, что их мужья в безопасности. Вся манера поведения Кати была такова, как будто она совершенно не осознавала своей красоты, как будто она никогда не смотрелась в зеркало, и это поневоле вызывало к ней симпатию. Настороженные ревнивые взгляды женщин быстро сменились полным дружелюбием, а при взгляде на Михаила в их глазах появлялось недоумение и вопрос, смысл которого Миша отлично понимал: каким образом ему удалось привлечь внимание такой красавицы, и что такого необыкновенного она в нем нашла, что смотрит на него с таким восторгом и любовью.

С этого дня гости стали часто появляться в доме Стрельцовых, а Аня Маркевич стала подругой Кати.

На этой вечеринке Миша с удивлением обнаружил, что его юная жена обладает какой-то внутренней силой, мудростью и самообладанием которое дает ей возможность чувствовать себя совершенно уверенно в окружении незнакомых людей. Говорила она мало, но каждая ее реплика была к месту, точно дозированные слова несли именно ту информацию, которую она хотела выразить, а юмор и легкая ирония никого не задевали. Вероятно, большое значение имел и голос Кати, ее интонации, а главное — ее искренность, которая всегда так подкупает. Понятие "светский разговор", которое для Миши раньше было чисто книжным понятием, благодаря Кате вдруг стало живым общением, приятным и веселым. Одно ее присутствие вдохновляло окружающих, и для Миши стало совершенно очевидным то обстоятельство, что его Катя чувствовала бы себя комфортно и независимо, даже если бы ей довелось посетить грандиозный старинный бал. Несомненно, она вполне сознавала собственную силу, возможно, вполне сознавала и свою красоту, но честолюбия у нее не было, и эти качества тратились лишь на то, чтобы создавать комфорт себе и окружающим. Разницу в 14 лет Миша давно перестал ощущать, хотя эта мысль где-то в нем присутствовала. Но самообладание Кати, которым он сам не мог похвастать, вызвало в нем чувство глубокого уважения к ней, и разница в возрастах как бы стерлась окончательно.

Уважение стало тем более сильным, когда в разговорах с Катей он обнаружил у нее способность точно и правильно оценивать людей. Ему это удавалось благодаря жизненному опыту и логике мышления, у нее же была сильно развита интуиция, которая часто подсказывала ей более правильные решения, чем Михаилу его аналитический ум. Впоследствии Миша привык согласовывать все важные решения с Катей, и никогда не пожалел об этом. Катя не претендовала на лидерство в семье, Миша же был демократом, и следил за собой, чтобы его лидерство было незаметно.

Выходные у Миши закончились, он вернулся на свое судно. "Марс" стоял в порту, лишь изредка выходил на водолазные работы, поэтому Миша ночевал дома, но разлука с Катей на несколько часов вызывала у него сильную тоску.

"Милая Катенька, родная моя жена! Большую часть времени мы проводим вместе, поэтому мое письмо к тебе можно считать явлением не нормальным. Но разве можно назвать нашу любовь заурядным явлением? Мне она представляется прекрасным наследием средневековья, она исключительна, и ее проявления непонятны для окружающих, зато близки и понятны нам с тобой. Наши знакомые воспринимают нашу супружескую жизнь, как факт, и воспринимают по-разному: безучастно, с одобрением, с осуждением, возможно, с изумлением или с завистью, но вряд ли кто-то задумывается над тем, что наша семейная жизнь началась с большой и нежной любви, которая имеет историю, романтичную, как в старину.

Я очень скучаю по тебе, когда тебя нет рядом. Твоя красота вызывает у меня восхищение, такое же, как тогда в Алуште, хотя ты теперь моя жена. Теперь я тобой еще больше восхищаюсь именно потому, что часто тебя вижу, и ты теперь такая доступная, хотя и осталась для меня богиней красоты, перед которой я преклоняюсь.

Но ты умеешь меня приятно удивлять не только своей несравненной красотой. Как я был счастлив и горд, когда ты сумела повергнуть в изумление всех моих друзей и их жен своими изящными манерами, своим поведением за столом, своими способностями в домашнем хозяйстве и кулинарии. Я не верил своим газам, когда ты спокойно и обдуманно, без всякой суеты и сомнений готовила эти великолепные блюда, как будто всегда только этим и занималась. А ведь все, включая и меня, принимали во внимание твою юность и неопытность. И все оценили и твою красоту, и твою приветливость, и скромность, и твое умение. Помнишь сколько было сказано хороших, искренних слов, как все были довольны и веселы? А я млел от удовольствия и гордости. Моя жизнь обрела смысл и содержание только теперь, и я бесконечно благодарен тебе.

Каждый день я вспоминаю и оцениваю свои вчерашние поступки, и если нахожу в них неприятные моменты, стараюсь сегодня загладить свою вину перед тобой, даже если ты моей вины и не заметила.

Трудно написать содержательное письмо человеку, с которым расстался два часа назад. Многое я говорю тебе словами, поэтому надеюсь, что ты не обидишься на это короткое письмо. Хочу, чтобы ты всегда была веселой.

Всю тебя целует твой муж и друг".

Кате очень хотелось посмотреть судно, на котором работал Миша, и однажды она отправилась с ним на работу. Миша провел ее по судну, даже спустился с ней в машинное отделение, прекрасно сознавая, что для нее это всего лишь груда металла. Напоил чаем, потом предложил Кате посетить также и с/с "Зевс". Спасатель был пришвартован кормой к старому танкеру "Сахалин", который прочно сидел на мели, и служил пирсом для швартовки судов, а в его надстройке размещалась контора АСПТР.

В кают-компании "Зевса" они встретили капитана Ершова.

— Здравствуйте, Алексей Иванович, вот пришли посмотреть судно, это моя жена Катя.

— Я слышал, что ты женился, — сказал капитан, — поздравляю, и с удовольствием хочу отметить, что вкус у тебя хороший. Где же ты нашел такую красавицу?

— Спасибо, Алексей Иванович. Это долгая история.

— Тем не менее, мне хотелось бы ее услышать, но не сейчас, я надеюсь, ты, в конце концов, вернешься ко мне на "Зевс"?

— Я бы с радостью, я в кадрах уже надоел всем с этой просьбой, а меня держат на "Марсе", и замену не дают.

— В прежние времена команду всегда набирал капитан, и хорошая морская практика подтверждает, что это было правильно. Пойдемте ко мне в каюту, и там ты объяснишь, почему ко мне не обратился.

— Я не посмел, Алексей Иванович, — сказал Миша, когда они поднялись в каюту.

— Мне странно это слышать, удивил ты старика. Может быть, объяснишь?

— Мне пришлось работать почти на двух десятках судов, а капитанов было еще больше, но уважал я далеко не всех, полностью соответствовали моим представлениям о капитане дальнего плавания только трое из них, и вы в их числе, Алексей Иванович. А лично мы с вами почти не разговаривали, поэтому я и не посмел обременять вас своими проблемами.

— Катя, выпьете с нами коньяку?

— Чуть-чуть, пожалуй, выпью, Алексей Иванович. У меня такое впечатление, что я попала на страницу книги Станюковича, мне все так странно, так интересно, я ведь впервые на настоящем судне.

— Пожалуй, для моряка это звучит как комплимент, особенно, если такие слова исходят от красавицы. Вот ваш Михаил сказал, что мы с ним почти не разговаривали, хотя работали вместе на судне не один месяц. Так оно и было, но я хочу это исправить, и приглашаю вас в гости к себе домой. Как вы на это смотрите?

Для Михаила это приглашение показалось странным и неожиданным, и он сказал первое, что пришло в голову:

— Для нас это большая честь, Алексей Иванович, но у меня такое ощущение, что мы как будто напросились…

— Только без церемоний, Михаил.

— Мы обязательно придем, спасибо.

— Тогда в пятницу в девятнадцать часов мы вас ждем.

С территории базы Миша с Катей возвращались по полосе прибоя вдоль Никольской сопки.

— Вот уж никогда не ожидал, что Алексей Иванович пригласит нас в гости. Мне казалось, что он и внимания на меня не обращал на судне.

— Но хоть как-то вы общались?

— Всего дважды был короткий разговор.

— И о чем же вы говорили?

— Первый раз он вызвал меня в каюту, когда мы немного повздорили со старпомом. Я работал на шлюпочной палубе, подошел Дюжиков, наш старпом, и сказал, что нужно "снимать остатки", то есть произвести ревизию продуктов. Меня выбрали председателем хозкомиссии. Я прервал свою работу, спустился в каюту старпома, говорю: "давайте накладные".

— Что за новости, зачем это тебе накладные? — Дюжиков был грубоватым парнем.

— Если вы хотите, чтобы я провел ревизию, то мне нужны накладные.

— Вы мне нужны, чтобы мешки таскать, а не проводить ревизию.

— Либо вы что-то не понимаете, либо я. Меня выбрали в хозкомиссию, чтобы я проверял расход продуктов, то есть вашу работу, а таскать мешки ради вашего удовольствия я не намерен.

Он еще что-то кричал, я повернулся, и ушел. Потом меня вызвал капитан. Он выслушал меня, и сказал Дюжикову, чтобы тот отдал мне накладные, и матросов в помощь.

А второй раз капитан сам подошел ко мне на палубе, и позвал на бак…

— Подожди, Миша, как закончился инцидент со старпомом?

— Мы провели ревизию сами, потом я принес старпому ее результаты. Недостачи не было, даже небольшие излишки. Дюжиков после этого стал меня немного уважать, я его тоже, за честность, хотя мы и раньше знали, что он не ворует продукты.

— Извини, я тебя перебила.

— У нас шлюпочная палуба и бак покрыты деревянным настилом. Алексей Иванович показывает мне щели между досками, и спрашивает, нельзя ли придумать какое-то устройство, чтобы аккуратно залить их гудроном?

Я смастерил нечто вроде лейки на колесах, отдал ее боцману, и щели были ликвидированы.

— Наверно капитан придал этим случаям большее значение, чем ты сам.

— А я думаю, что его поразила твоя красота, и ему захотелось еще тобой полюбоваться.

 

Глава 3

Капитан Ершов

Алексей Иванович с женой Таисией Николаевной жили в скромной двухкомнатной квартире. В глаза бросалась богатая библиотека, собрать которую по нынешним временам было непросто, поскольку книг в продаже практически не было, за исключением трудов Ленина, и прочей партийной "литературы".

Мишу по-прежнему мучил вопрос, почему заслуженный, и всеми уважаемый капитан вдруг пригласил их в гости, и он был в некотором смущении, в отличие от Кати, которая находилась под надежной защитой собственного обаяния.

Таисия Николаевна была подвижной невысокой женщиной со смуглой кожей и приветливыми карими глазами. Ее лицо сохранило следы былой красоты, которая легко угадывается в любом возрасте. Миша вручил ей цветы, и почувствовал себя немного лучше.

На суровом лице Алексея Ивановича блуждала легкая улыбка, и выглядел он чуть более оживленным, чем привык его видеть на судне Миша.

— Рад снова видеть вас Катя, — сказал он, осторожно пожав ей руку. — А ты, Михаил, на судне всегда держался более уверенно, чем в этой квартире. Но я надеюсь, что мы это легко исправим. Прошу за стол!

После двух рюмок коньяку Миша расслабился настолько, что позволил себе сделать несколько комплиментов в адрес Таисии Николаевны, которая, в свою очередь, с нескрываемой симпатией общалась с Катей. Обстановка за столом стала непринужденной.

— Алексей Иванович, сколько лет вы работаете на флоте? — спросила Катя.

— Больше пятидесяти, пятьдесят три года, я начинал юнгой на паровых судах.

— Сколько же штормов вам пришлось пережить! Расскажите, пожалуйста, о каком-нибудь шторме, который вам запомнился. — с милой улыбкой попросила она.

Старый капитан повертел в руках рюмку, с улыбкой посмотрел на Михаила.

— Ну вот, например, лет восемь назад мы попали в сильный шторм в Беринговом море. А мой старпом взял в этот рейс свою жену. Этот шторм так ее напугал, что весь экипаж искал ее в течение получаса, а потом она появилась сама, и была в таком ужасе, что по приходу в порт бежала не только с судна, но даже из города с молодым матросом.

— Вот так старые морские волки шутят, да? — Смеялась Катя, — я ведь серьезно спрашивала.

— А если серьезно, то я скажу так: тысячи лет люди ходят в море, и научились делать такие суда, которые могут выдержать любой шторм, но суда тонут, потому что почти за каждой катастрофой стоит человеческая беспечность, безрассудство, и просто глупость. Вот ваш Михаил тонул на траулере, он вам не рассказывал?

— Нет. Почему ты мне не рассказал, Миша?

— А вы откуда об этом знаете, Алексей Иванович?

— О том, что потонул БМРТ "Пятнадцатый съезд ВЛКСМ" в 1973 году знал весь город, а подробности мне рассказал один ваш матрос, с которым я сидел рядом в самолете. И мне известно, что в спасательный бот ты садился последним, потому что решил захватить с собой свою трубу. Когда твоя фамилия и труба появились на "Зевсе", я сразу вспомнил рассказ этого матроса, и подумал, что человек, который способен вести себя так хладнокровно в критической ситуации, должно быть, неплохой моряк. А потом старший механик говорил мне, что ты привел в порядок аварийную сигнализацию в машине, колдовал с судовыми генераторами, в результате чего максимальная скорость судна увеличилась. Кстати, объясни доступным языком, что было не в порядке с генераторами?

— Идея была не моя, а третьего электромеханика. Мы с ним выяснили, что дополнительные обмотки генераторов включены встречно основному магнитному потоку, что было бы оправдано при более высоких оборотах дизеля. А на наших дизелях такое включение приводило к тому, что напряжение на генераторах нельзя было поднять выше 210 вольт. После наших переключений напряжение повысилось до 220–230 вольт, с возможностью регулировки. При этом возросло до номинального напряжение возбуждения гребного электродвигателя, и его мощность, а значит, и скорость судна увеличились.

— А теперь скажи мне, почему у тебя нет высшего образования?

— Единственный ВУЗ, который меня интересовал — летное училище. Я туда поступал, и поступил бы, если бы не глупость, которую я совершил.

— Ну-ка, расскажи.

— Наверно это не та тема, которая уместна за столом.

— Рассказывай, мы никуда не торопимся, вот и Катя навострила ушки.

— Глупости было даже две. В семнадцать лет мы с другом пришли к военкому с просьбой направить нас в военное летное училище. Он направил нас на медкомиссию. Я легко ее прошел, хотя она была гораздо более тщательной, чем та, что мы ежегодно проходим. Мой друг не смог ее пройти. Направление я получил, приехал в училище, где абитуриентов поселили в палаточном городке на территории училища. Заняться там было решительно нечем, кроме подготовки к экзаменам. И подготовился я очень хорошо, но за три дня до экзаменов мы всей палаткой ушли вечером в самоволку, а на обратном пути попались. Утром всю нашу палатку отчислили.

Мы с другом снова отправились к военкому с просьбой отправить нас служить во флот. Друг попал служить в Североморск на эсминец, а я в морскую авиацию в Прибалтику. Одну группу призывников, со мной в том числе, привели в кабинет с телеграфными ключами на столах. Задали всем вопрос, у кого были переломы рук, ног, вывихи, и прочие напасти. Я встал, и честно признался, что незадолго до призыва вывихнул руку, хотя боль уже почти прошла. Потом каждому предложили отстучать на ключе простую фразу, каждую из которых я мог отстучать без запинки. Однако мне этого не предложили. "У вас был вывих". Оказалось, отбирали стрелков-радистов на бомбардировщики, у которых после службы был прямой путь в летное училище. А больше никакая учеба меня не интересовала.

— Вероятно, судьба имела в отношении тебя какие-то другие планы. Я не считаю, что ценность человека определяется наличием диплома. Навидались мы дураков с высшим образованием. Жаль только, что я не могу поставить тебя на более высокую должность, которой ты заслуживаешь, однако по твоему виду не скажешь, что ты не доволен своей судьбой. И у Кати твоей глазки сверкают. Помнится, ты обещал рассказать, как вы познакомились.

— Не уверен, что я это обещал, но секрета никакого нет, мы вкратце расскажем.

— Я первая его заметила.

— Нет, Катенька, я увидел тебя в первый же день, на пляже, и сразу влюбился.

— А я видела тебя, когда ты вечером только пришел в пансионат, с небольшой сумкой на ремешке.

— Ты мне этого не говорила. И что, тоже сразу влюбилась?

— Промолчу.

Они рассказали чете Ершовых о своем романе, и рассказ этот оказался не совсем коротким, потому что и Таисия Николаевна, и Алексей Иванович слушали с интересом, и задавали много вопросов.

В мае на имя Михаила пришла судебная повестка. Подобные документы всегда вызывают у людей тревожные и неприятные ассоциации, а Миша понятия не имел, по какому поводу его могут вызвать в суд.

В назначенный день он пришел в здание суда, и был немало удивлен, когда встретил там свою бывшую жену. Она тоже была в недоумении. Это обстоятельство наводило на мысль, что судебная повестка как-то связана с разводом, и Михаил с удовлетворением подумал, что свидетельство о заключении брака захватил с собой, возможно, не зря.

Судью он узнал сразу: это был все тот же Таран, который год назад назначил им отсрочку.

— Полгода назад мой коллега вынес неправильное решение по вашему вопросу о разводе, и мой долг исправить его ошибку. — Обратился судья к Михаилу. — Вы по-прежнему настаиваете на разводе?

— Нет. — Ответил Михаил.

— Ну, вот видите, как я оказался прав, когда назначил вам отсрочку год назад. — Разочарованно произнес судья. — Семья, как я понимаю, восстановлена, и предыдущее неверное решение моего коллеги я ликвидирую.

— Вы неправильно меня поняли, я не настаиваю на разводе потому, что процедура развода уже совершена, у меня на руках есть свидетельство о разводе, выданное загсом, со всеми необходимыми атрибутами подлинности…

— Свидетельство выдано незаконно, потому что суд не дает вам развода.

— Разрешите, я закончу. Кроме того, в моем новом паспорте вписано имя моей жены Стрельцовой Екатерины Павловны, а в свидетельстве о заключении брака написано, что Екатерина Павловна стала моей законной женой 15 декабря прошлого года.

Ошарашенный судья хлопал глазами, а народные заседатели сдержанно улыбались. Михаилу очень хотелось расхохотаться, и он с трудом сохранял на лице серьезное выражение, сдерживая смех.

— Ну что же, в таком случае судебное заседание закрыто, все свободны — кисло проговорил судья Таран.

В конце мая Саша с Татьяной сняли квартиру в городе, и переселились в нее. Расставались довольно холодно, покидать бесплатное жилье в уютном доме им явно не хотелось.

После ухода квартирантов Катя затеяла генеральную уборку, засела за рукоделие, и вскоре дом преобразился. В доме появились красивые шторы, некоторая мебель. Миша взялся чистить дымоход у дровяной печи, которая зимой немного коптила, но оказалось, что печь на грани разрушения. И тогда они с Катей приняли решение выбросить печь, и построить вместо нее камин, тем более что Катя готовила на электрической плите. В одном из журналов, которые Миша получал, он видел чертежи этого сооружения, и адаптировал проект к особенностям дома. Камин украсил комнату, и занимал совсем немного места, в отличие от громоздкой плиты. А смотреть на живое пламя в холодные вечера было так приятно!

В теплые дни они поднимались на Мишенную сопку, гуляли по тропинкам на ее склонах. Пропала необходимость вести себя по возможности тихо в постели, и эта полная свобода дала новый импульс для сексуальных отношений, и они теперь предавались любви не только вечером, но и днем, и нередко засыпали лишь под утро, особенно перед выходными.

Михаила вернули на спасательное судно по просьбе капитана Ершова. "Зевс" простоял в порту еще полторы недели, затем отправился в Охотское море.

"Милая Катенька! Прошло уже целых четыре дня, как мы расстались, и я очень соскучился по тебе. Так хочется тебя обнять, и целовать долго-долго, видеть твою прекрасную улыбку, ласковые глаза. Хочется взять тебя на руки, быть рядом с тобой. В прошлом году я думал, что если бы ты стала моей женой, то мне больше не нужно было бы ничего на свете, и я был бы спокоен и счастлив. Самое большое мое желание в жизни осуществилось, как в сказке, я люблю, и любим, я самый счастливый человек на свете, в доме меня ждет самая красивая, самая умная, самая нежная, добрая желанная женщина, но спокоен я отнюдь, не стал, этому мешает постоянное стремление быть рядом с тобой безразлично, пошел я в магазин через дорогу, или ушел надолго в море. И все же я не жалею, что у меня такая профессия. Мы с тобой вынуждены иногда разлучаться, но в этом есть романтика, разве не так? Если я когда-нибудь уйду на берег, мне кажется, мы будем иногда сожалеть, что расстались с морем, и в словах "бывший моряк" будет много грусти.

Через две недели наступит наш полугодовой юбилей. Мы впервые так далеко друг от друга, и я снова чувствую себя таким же безнадежно влюбленным, который дерзнул полюбить королеву. Как будто и не было этих полгода любви и страсти. В тебе как будто живут два человека: мудрая ласковая и страстная женщина, и юная невинная девушка. А люблю я их одинаково сильно.

Катенька, я очень волнуюсь, ведь ты впервые в доме одна. Тебе не страшно по ночам? Пока мы были вместе, я как-то мало задумывался о нашей жизни, но теперь есть время подумать. Если предположить, что эти полгода были для нас экзаменом, то я могу утверждать, что ты выполнила все нормы на "отлично". Немного найдется мужей, которые не имеют ни малейших претензий к своим женам. Я могу утверждать, что моя жена безупречна во всем, и полностью лишена недостатков. Катюша, я бесконечно благодарен тебе за то счастье, которое ты мне даришь так щедро. На расстоянии я так остро это чувствую, и еще больше по тебе скучаю.

Ты знаешь, оказывается, по морю я тоже здорово соскучился. Ведь я не видел моря больше восьми месяцев. Сейчас вышел в рейс, и все встало на свои места. Море приняло меня ласково: волны небольшие, иногда светит солнце, красивые кучевые облака. Мы уже посетили устье реки Тигиль, постояли там три часа, пошли в Палану, ведя на буксире катер.

У меня тут возле ГРЩ висит штурманская карта, и я сам могу рассчитывать время и расстояния. По моим измерениям мы придем в Палану через три вахты, через 12 часов.

Ночью после вахты я представляю себе всю тебя, все наши интимные радости, мне так много всего хочется! Но, прежде всего мне хочется видеть тебя, знать, что тебе ничего не угрожает, и что ты любишь меня.

Я часто вспоминаю пирог, который ты пекла, и этот незначительный эпизод помогает мне яснее осознать тот невероятный факт, что ты моя жена. И еще я вспоминаю те два случая, когда я поздно пришел с работы. Эти твои слезы, Катюша, как они меня тронули! За одно это можно жизнь отдать. Сейчас мне вспоминается множество мелочей, таких незаметных, а сколько в них смысла! Моя фотография на столе в мое отсутствие, твоя прическа, тщательно уложенная к моему приходу, детали одежды, которые приводят меня в восторг, чистота в доме, радостная улыбка, с которой ты меня всегда встречаешь, нежный поцелуй, вкусные запахи из кухни, все это следы любви, и источник моего счастья.

До встречи, моя любимая, целую тебя всю, твой Михаил.

 

Глава 4

Дуэт

Приближался день рождения Кати, и Миша знал точно, что он ей подарит, как знал и то, что его подарок будет для Кати хорошим сюрпризом. Катя занималась на подготовительных курсах в кооперативном техникуме, поэтому по утрам отсутствовала. А с/с "Зевс" стоял в порту, и Миша имел относительную свободу, чтобы как следует подготовить свой сюрприз.

Катя вернулась домой в три часа дня, и попала прямо в объятия нарядного и надушенного мужа. Ее ждал накрытый стол, бокалы с шампанским, цветы, конфеты, торт, и счастливые глаза Михаила.

— О, Мишенька, ты такой красивый, что мне снова хочется выйти за тебя замуж!

— Увы, сударыня, я уже женат, безумно люблю свою жену и храню ей верность. Я намерен доказать свою любовь, и приготовил ей подарок. Как ты думаешь, что должен подарить любящий муж своей жене в день ее совершеннолетия?

— В свои восемнадцать лет я имею право получить в подарок жаркий поцелуй и даже целую ночь любви и страсти.

— Все это ты получишь по праву, но есть для тебя и вполне материальный подарок, берешься угадать, какой?

— Я очень заинтригована, но не берусь.

— Вручить его тебе мне не по силам, но если ты пройдешь в спальню…

— Невероятно! Миша! Пианино! Любимый! Я так соскучилась по клавишам!

— А мне было так трудно обходить эту тему, но очень хотелось сделать сюрприз, поэтому я предпочел казаться сухарем и последнее время я не говорил с тобой о музыке. Сыграй что-нибудь, Катя.

— Боюсь, я все забыла.

Прозвучало несколько аккордов, затем Катя запела, а по спине Михаила побежали мурашки.

"Целую ночь соловей нам насвистывал,

Город молчал, и молчали дома…"

— А теперь я не знаю, тебе я сделал подарок, или себе. Я не очень обращал внимание, когда ты напевала на кухне, но сейчас ты спела совсем по-другому.

— Миша, ты, как всегда, преувеличиваешь. Никаких способностей к музыке у меня нет, и голос у меня слабый.

— Музыкального образования у меня нет, и судить объективно я не могу, особенно о том, что касается пения, но пению учатся, возможно, голос у тебя просто не развит. Ты и сама не знаешь своих возможностей, но то, что я слышал, слушать было очень приятно, потому что у тебя хороший вкус и ты умеешь передать чувства не хуже Людмилы Сенчиной. Пожалуйста, пой еще.

— Лучше я буду играть, хотя без нот я почти ничего не знаю, и буду спотыкаться.

Катя сыграла несколько музыкальных пьес, потом спохватилась, что нужно приготовиться к приходу друзей, которые придут на день рождения.

— Миша, помнишь, ты писал в письме, что мы могли бы играть дуэтом? — Однажды сказала Катя — Мне хотелось бы попробовать. Зачем ты унес трубу на судно?

Миша прекрасно это помнил, более того, труба была на судне именно потому, что он усиленно отрабатывал свою технику игры, чтобы не ударить лицом в грязь перед Катей. На собственном опыте он знал, как сближает людей музыка, и то, что совместная игра сблизит их еще больше, не вызывало сомнений, хотя ему казалось, что стать ближе уже просто невозможно.

На следующий день была первая репетиция. Они так увлеклись, что не заметили, как пролетело четыре часа. Им удалось разучить блюз "Orfeo negro", произведение, которое Миша знал под названием "Серебряная труба", "Неаполитанскую песенку", и "Summrtime" Гершвина. Кате пришлось подбирать аккомпанемент, и она замечательно с этим справилась, несмотря на то, что раньше играть эти произведения ей не приходилось. Когда она играла соло, Миша пытался тихонько ей подыгрывать. Было много фальшивых нот у нового дуэта, но оба понимали, что это лишь первая репетиция, и со временем они отшлифуют свою игру. Музыкальная тема этого вечера не покинула их и в постели, где их захлестнули потоки нежной страсти и взаимного обожания, а на грани сознания звучали звуки замечательных мелодий.

— Мишенька, тебе хорошо со мной?

— Я всегда в раю, когда ты рядом.

— Нет, Миша, общими словами сегодня тебе не отделаться, я буду задавать вопросы, а ты отвечай мне честно, по рукам?

— Я всегда честен с тобой, любимая. По рукам.

— Хоть ты и первый, и единственный мой мужчина, я чувствую, что таких нежных, ласковых, раскованных и изобретательных, и при этом крайне деликатных мужчин считанные единицы, я уверена в этом. Я стараюсь не думать о том, что у тебя было много других женщин, и не ревную тебя к ним. Но тебе есть с кем сравнивать, и мне хочется знать, нравится ли тебе, как я веду себя в постели?

— Я понял, Катенька, ты вправе задать мне такой вопрос, и я отвечал и отвечаю тебе на него каждую ночь. То, что я говорю тебе в промежутках между ласками и поцелуями — абсолютная правда. Известно, что сексуальность у женщин развивается к 28–30 годам, поэтому я не ожидал от тебя особой страсти. Да, приятно, интересно, но иногда можно предпочесть сон, другие развлечения. Это мое заблуждение тебе удалось развеять в первую же ночь, тогда, в московской гостинице, хотя секса у нас тогда не было. Я сразу почувствовал твою сексуальность. Она у тебя от необыкновенной женственности, и дана тебе от природы. Предвкушение, воспоминания и обладание тобой сливается у меня в одно могучее чувство. Ты умеешь заставить меня чувствовать себя одновременно любовником, сыном и отцом, такого со мной никогда не было, и это высшая оценка, которую я в силах передать словами. А то, что мы вытворяем с тобой не только в постели, но и во всем доме, это уже сладкие эпизоды, и в комментариях не нуждаются. Я ответил на твой вопрос?

— О, да. Тебе удалось сформулировать не только свои, но и мои ощущения. Именно так. Я люблю тебя. Я хочу тебя немедленно.

Обессиленные, умиротворенные и счастливые, они уснули лишь под утро.

Занятия музыкой на время вытеснили желание ходить в кино или в театр, а заканчивались уроки почти всегда в постели, потому что во время игры они чувствовали сильное взаимное притяжение, противостоять которому и не помышляли.

Время от времени "Зевс" выходил в короткие рейсы, не больше, чем на неделю, и каждый раз Катя встречала судно в порту. Ее уже хорошо знал весь экипаж, и моряки воспринимали ее как олицетворение женской любви и верности.

Лето наступило только в июле, хотя для Камчатки это почти норма. Миша хорошо помнил свое обещание родителям Кати отправить ее летом в Запорожье, но тут появилась идея пригласить на Камчатку ее родителей. Мысль понравилась всем. Павел Кириллович ехать не мог по многим причинам, поэтому ожидался приезд только Людмилы Павловны. Миша даже порывался оплатить ей проезд, хотя бы в одну сторону, но родители не согласились.

Необходимо было оформить ей вызов, а для этого нужно было получить из БТИ справку о наличии жилой площади. Миша отправился в БТИ. Чтобы попасть к начальнице пришлось отстоять два часа в очереди.

С трудом втиснутое в кресло рыхлое тело начальницы не имело ничего общего с такими понятиями, как "грация" или "форма", однако это бесформенное тело имело странную способность телепортировать тому, кого глаза, имеющиеся где-то на этом теле, еще не видели, все оттенки отрицательных эмоций. Над столом свисали пухлые щеки, следящие за сосискообразными пальцами с зажатой в них ручкой. Женщина перестала писать, и посмотрела на Михаила, прикидывая, как бы половчее бросить к его ногам гранату.

— Слушаю вас — швырнула она ее.

— Мне нужна справка о наличии у меня жилплощади.

— Зачем вам такая справка? — спросила начальница.

— Я хочу вызвать на время отпуска свою тещу.

— А вы знаете, что въезд на Камчатку последнее время ограничен, поэтому вызов мы вам дать не можем.

— Я не прошу у вас вызов, мне нужна справка о наличии жилплощади, а дадут мне вызов в горисполкоме, или нет, это уже они будут решать.

— Мы тут сами горисполком, и справку мы вам не дадим.

Подогретый еще в бесконечной очереди, Миша был готов взорваться, но понимал, что от этой толстой Сивиллы многое зависит, и сдержался.

— Что же мне теперь делать? Жена беременна, и ждет мать, что я теперь ей скажу?

— Меня это не касается. Справку я не дам.

Миша молча вышел, постоял в коридоре, размышляя, что в этой ситуации можно предпринять. В глаза бросилось объявление, что справки в БТИ платные, и указывалась их стоимость, оплата производилась в сберегательной кассе. Он решил зайти к начальнице с оплаченной квитанцией. Договорился с очередью, что сбегает в сберкассу, и вернется, чтобы его пропустили. По пути появилась мысль написать заявление, и зарегистрировать его у секретаря, а поскольку бюрократы побаиваются всяких бумаг, то есть надежда, что справку он все же получит.

Составляя текст, и удивляясь подобной дикости, он написал:

"Начальнику БТИ от

гр. Стрельцова

Заявление.

Прошу выдать справку установленной формы о наличии у меня жилой площади для предъявления ее в городской исполком. В случае отказа прошу указать его причину в письменном виде".

Секретарша была немало удивлена такому заявлению, однако заявление зарегистрировала. Происходящее развеселило Михаила, и он зашел в кабинет, улыбаясь во весь рот.

— Снова вы! Я же сказала, что справку вы не получите!

— Я не думаю, что это теперь имеет большое значение, я принес вам заявление, будьте добры ознакомиться.

Сивилла озадаченно прочитала заявление.

— И даже зарегистрировали! Грамотные больно! И что теперь прикажете мне делать с этим заявлением? — Все еще сварливо, но уже несколько неуверенно вопросила всемогущая чиновница.

— Думаю, есть два варианта: написать причину отказа, либо выдать мне справку, и порвать заявление у меня на глазах. Оба варианта меня вполне устроят.

После короткого размышления она уже вполне миролюбиво сказала:

— Я напишу справку, а вы распишетесь, что вы ее получили.

— Прекрасно. И спасибо вам, что заставили меня пошевелить мозгами. — Широко и даже вполне искренне улыбнулся Михаил.

Мише очень хотелось встретить Людмилу Павловну в аэропорту, но как назло "Зевс" отправили в рейс. "Ну что же — думал он — может это и к лучшему, во всяком случае, у матери не возникнет никаких сомнений в том, что ее дочь вполне счастлива на Камчатке, и не раскаивается в том, что согласилась иметь такого мужа".

С этого рейса Мишу встречали двое, и Людмила Павловна радовалась этому не меньше Кати.

— Миша, ты только не пугайся, мы с мамой затеяли в доме ремонт, — предупредила Катя по пути домой.

— Да, внутри ваш замечательный домик сейчас в кошмарном состоянии, но уж поверь, что после ремонта он будет еще уютнее и красивее.

— Людмила Павловна, мы ведь приглашали вас отдохнуть у нас, посмотреть город и окрестности, а вы сразу взялись за работу. Так не честно!

— Я отдыхала целых три дня, и всего три дня мы занимаемся ремонтом, мне это в радость, а теперь в твоем присутствии нам будет очень весело работать.

— Ах, вот как! Вы будете весело работать, а я буду с глубокомысленным видом лежать на диване, изрекать замечания, и давать полезные советы. Вот какую роль вы мне определили!

— Очень хорошая роль, мы бы нисколько не возражали, правда, Катя? — Смеялась Людмила Павловна.

— Замечательная роль, тем более что с завтрашнего дня я ухожу на выходные, которых у меня накопилось 27 дней, так что ничего не будет мне мешать наслаждаться этой ролью сполна.

— Ура! Мишенька, неужели я смогу видеть тебя каждый день с утра до вечера?

— Увы, я намерен мозолить глаза своей богине целый месяц, изо дня в день.

— Миша, а у родителей замечательная новость, возможно даже две.

— Почему "возможно даже"? И какие?

— Они купили машину "Москвич", новую!

— Правда?! Эта радость должна быть обмыта, как следует, и средства для этого у нас имеются.

— Этих средств куда больше, чем ты думаешь, Миша. Папа передал тебе Крымское вино, и немало.

— Катя, ты выложила все новости, и ничего не оставила для сюрприза. — С улыбкой заметила Людмила Павловна.

— Куда уж больше сюрпризов, сегодня весь день для меня сплошной сюрприз! Ну а какая вторая новость?

— Этим летом мы должны получить дачный участок, если ничего этому не помешает.

— Так у вас ведь есть дача.

— Ту дачу мы арендовали у нашего приятеля лет восемь. Теперь он вернулся в Запорожье, и дачу мы ему возвращаем. А этот участок будет наш, мы его уже видели, у Павла Кирилловича грандиозные планы по его освоению. И мы очень довольны, что будем его иметь.

— И я вместе с вами, хотя автомобиль меня впечатляет больше.

Ремонт в доме занял еще неделю, Миша придумывал всевозможные скребки, с помощью которых с азартом соскребал со стен множество слоев побелки, по которым можно было сосчитать десятки предыдущих ремонтов, проведенных в доме со дня его постройки. Пыль в комнатах стояла столбом, но работать действительно было весело.

На завершающей стадии стены были оклеены обоями, и дом преобразился настолько, что Миша перестал его узнавать. Инициатор и главный исполнитель всей этой хлопотной затеи была довольна едва ли не больше всех.

На радостях организовали вечеринку, во время которой Людмила Павловна очаровала всех друзей Михаила и Кати.

По рекомендации матери Катя решила поступать в кооперативный техникум, в котором проходила подготовительные курсы. У нее на курсах появились подруги, которые были также намерены поступать в техникум.

Поступила она без особых усилий, и училась серьезно и с удовольствием. По вечерам Миша садился в кресло и с удовольствием смотрел на жену, которая готовилась к зачетам, или изучала свои учебники. И думал о том, как хороша жизнь, и как справедливо поступила по отношению к нему богиня удачи, так правильно выстроив цепь событий, в результате которых его жизнь обрела смысл и наполнилась счастьем и удовольствием. И теперь можно сколько угодно смотреть на это бесконечно дорогое лицо, можно даже подойти, и поцеловать эти сладкие губы, и эти губы ответят нежностью…

— Миша, почему ты не включишь телевизор?

— Сегодняшние лживые новости я уже слышал по радио, а больше там смотреть нечего. Будет бубнить, и мешать нам.

— Тогда почитай своего Синклера Льюиса.

— А Льюиса я экономлю, потому что он хорош. Ты мешаешь мне созерцать.

— А улыбаться мне созерцатель разрешает?

— Твои вопросы провоцируют меня на решительные действия.

— Нет, нет, Миша, не вставай, мне нужно еще минут десять, иначе рассыплется вся мысленная пирамида, которую я сегодня строила. А потом я вся твоя.

— Еще одна изощренная провокация. — Отметил Миша.

Сказочная жизнь Михаила с любимой женщиной была светлой и безоблачной, но иногда его блуждающая мысль все же натыкалась на тот момент, когда во время перелета из Москвы в его сладкие мысли вдруг вкралась некая тревога. Казалось, она была ни на чем не основана, тем не менее, с тех пор крохотная частица его сознания всегда была на страже, особенно тогда, когда они находились с Катей в разлуке.

Еще в первый месяц их совместной жизни Михаил рассказал ей, что Камчатка находится в сейсмической зоне, и возможность землетрясения всегда нужно учитывать. Они даже провели учения в доме, аналогичные флотской общесудовой тревоге. Катя отнеслась серьезно к этим учениям, и знала, как действовать в случае пожара или землетрясения, и даже знала что предпринять, если вдруг в доме погаснет свет, чтобы справиться с этим своими силами.

На случай проникновения в дом злоумышленников на двух углах дома Михаил установил светильники, которые включались из комнаты, и в ночное время могли осветить дом со всех сторон. Кроме того, на крыше был расположен большой громкоговоритель, подключенный к звуковому усилителю от киноаппарата с микрофоном, чтобы можно было позвать на помощь, не выходя из дома.

Напротив был расположен пятиэтажный дом, и его жильцы имели возможность наблюдать все, что происходило во дворе молодой пары. И некоторые старушки делали это с удовольствием, давая повод Михаилу иронизировать на эту тему. Тем не менее, такой неусыпный контроль гарантировал некоторую безопасность для Кати, когда Михаил уходил в рейс.

 

Глава 5

Поездка на материк

В этом году семья Стрельцовых собиралась поехать в отпуск на материк. В мае Миша взял отпуск, уладил все дела, и они прибыли в Запорожье. Там уже стояла жара, и они часто ходили купаться в Днепре с Аленкой, которая стала превращаться в красивую, легко краснеющую девушку. В выходные дни Павел Кириллович выводил из гаража свой новый автомобиль, и всей семьей они ехали на дачный участок.

В первый раз Миша удивился, чему родители так радовались: участок представлял собой голый клочок земли на крутом каменистом склоне, на котором даже трава не росла. Однако родители были полны энтузиазма. Павел Кириллович показал Мише план, по которому собирался осваивать участок. Предполагалось воздвигнуть шесть террас, и построить дом из белого кирпича. Миша прикинул, сколько грунта придется при этом переместить, и справился у Павла Кирилловича, не было ли у них в роду древних египтян, которые обожали перемещать кубические километры грунта, или передвигать гигантские скалы. Павел Кириллович только посмеивался, вбивая лопату в каменный грунт. Миша, обливаясь потом, помогал копать котлован для будущего дома, носил воду из неглубокого колодца, больше похожую на раствор извести, однако энтузиазм дачников, облепивших эту унылую землю, он не разделял. Павел Кириллович сказал, что собирается верхний "плодородный" слой земли со всего участка собрать в одну кучу, а когда террасы будут готовы, засыпать их этим грунтом. А уже поверх этого грунта уложить слой привезенного чернозема.

— О, как все просто, а чернозем, разумеется, будет доставлен из Белоруссии. — Иронизировал Миша, усердно протирая глаза, залитые потом, и развлекая своими замечаниями Людмилу Павловну.

Ему и правда, казалось, что с помощью штыковой лопаты такая задача невыполнима. Но у Павла Кирилловича силы как будто удвоились, и он старался даже после трудового дня улизнуть из дома, чтобы мчаться на дачу.

Кате хотелось познакомиться со всеми близкими родственниками Михаила, и вскоре они поехали сначала к брату Анатолию, а потом и к отцу Михаила.

Отец ушел из семьи, когда Мише было двенадцать лет, и под влиянием матери Миша до самой ее смерти хранил обиду на отца, и они не общались. Однако со временем Миша поумнел, и однажды нагрянул к отцу без предупреждения. И сам удивился, когда выяснилось, что общаться с отцом ему приятно. Его неловкость, и неловкость отца прошли в первый же вечер, и с тех пор Миша навещал отца в каждый свой приезд. Отцу было 76 лет, и приехать на Мишину свадьбу он не мог, но очень хотел увидеть Катю.

От родственников Михаила они поехали к родственникам Кати в Ялту. Поездка в Крым привлекала обоих тем, что им очень хотелось побродить по тем местам, где они впервые встретились. И они посетили Алушту, и еще раз пережили те чувства, которые так волновали их три года назад.

Длительный отпуск Михаила подходил к концу, и он привычно осознал свою тоску по Камчатке. Обилие впечатлений, радостные встречи, теплое море, яркое солнце — все это очень приятно, однако не всегда приветливая природа Камчатки имеет необъяснимую силу притяжения для всех ее жителей, и очень быстро заставляет их тосковать и стремиться к возвращению. Мише хотелось узнать, действует ли это мистическое притяжение на Катю, которая прожила всего полтора года в этом краю. Он не сомневался, каков будет ответ, если он об этом спросит, поэтому и не спрашивал. За несколько дней до их возвращения Катя однажды сказала:

— Миша, тебе понравилось проводить свой отпуск под неусыпным и подозрительным оком жены?

— Да, моя сладкая подозрительная, а главное, неусыпная жена. Последнее качество мне особенно понравилось, и я утверждаю, что такого замечательного отпуска Стрельцову вовек не видать, если бы он в свое время не принудил к союзу такую неусыпную девушку.

— Ты вот говоришь двусмысленности, а я серьезно спрашиваю. Помнишь, ты писал, что когда-нибудь мы совершим много путешествий? Я об этом все время вспоминала. Но ты знаешь, все эти поездки, встречи и удовольствия подходят к концу, и я понимаю, что очень соскучилась по нашему домику, по нашему городу, и по нашей Камчатке.

— Сама того не подозревая, ты ответила на важный для меня вопрос, и ответила более чем положительно. Меня так и подмывало об этом спросить, но хотелось, чтобы ты сказала это сама.

Во время перелета из Москвы до Камчатки солнце удвоило скорость своего передвижения по небу, быстро наступила ночь, и Катя уснула, утомленная московской суетой. Миша всю ночь читал, досадуя на деревенеющую от неподвижности спину.

— Какие сны снятся небожителям в стратосфере? — Спросил он Катю, когда она проснулась.

— Какие-то тревожные отрывки, к счастью, я ничего не запомнила. Ты не спал?

— Читал. По опыту знаю, что мне не уснуть в полете, уже давно даже не пытаюсь. При возвращении на Камчатку есть один момент, который вознаграждает пассажиров за все неудобства полета. Первый раз ты летела зимой, к тому же было темно, и не видела то, что скоро нам предстоит увидеть.

— Что такое я должна увидеть?

— Не беспокойся, ты не пропустишь это. К тому же позиция у тебя удобная.

— Ты меня заинтриговал. А долго ждать?

— Уже нет.

Наконец самолет начал снижаться, описывая большой круг над городом.

— О, Миша, я поняла. Господи, какая красота! Смотри, смотри, это наши вулканы! Вот они какие, и кратер видно. А теперь озера, их много! А где Халактырское озеро? А вот и город, вон наши сопки. До чего же красиво, Миша, представляешь, среди какой красоты мы живем! Вот он, рай. Я хочу, чтобы это все приснилось мне сегодня.

Катя еще долго восторгалась увиденной панорамой, а Миша таял от любви к ней еще и потому, что красота и величие природы трогала ее так же глубоко, как и его.

После возвращения из отпуска Миша вернулся работать на свой "Зевс". Теперь они стали видеться с Катей лишь в короткие промежутки между рейсами. В конце лета Мишу временно перевели на "Алмаз", который шел в Японию.

"Здравствуй, моя любимая Катенька!

Я совсем разучился писать: почерк такой, как будто я пишу левой ногой по-арабски, ошибок полно, и с мыслями туго, поэтому я начинал это письмо трижды, и каждый раз откладывал.

В одно прекрасное утро я поймал себя на том, что у меня прекрасное настроение. Была отвратительная бортовая качка, и в столе что-то надоедливо перекатывалось: бр-р-р-бум, бр-р-р-бум. Обычно я в таких случаях незаметно подкрадываюсь к источнику этих звуков, шепча про себя страшные ругательства, и, подкараулив этот предмет, бросаю его в урну. Но на этот раз я был настроен к неизвестному предмету доброжелательно, и разрешил ему развлекаться.

Вставать еще было рано, и я занялся расследованием причины моего хорошего настроения. Оказывается, я видел во сне тебя, и, кажется отца тоже. Подробностей не мог вспомнить, но помнил, что мы с тобой разговаривали, и ты была так прекрасна, почти как наяву, и очаровательно мне улыбалась.

С этого и начались мои мучения, которые продолжаются и до сих пор, хотя прошло уже больше половины рейса. Мне очень захотелось поговорить с тобой, я сел за письмо, но не смог связать и двух слов. "Жена твоя ослепила тебя во сне своей красотой, вызвала бурю страстей, а мысли твои разбежались тем временем" — сказал я себе, письмо отложил и стал ждать, когда мысли опять соберутся. Они собирались два дня, а когда все собрались, я разложил перед собой три твоих фотографии, и погрузился в размышления. Потом всплыли воспоминания, потом заработало воображение, и на фотографиях я обнаружил не только твое лицо, но и всю тебя. Тут же все собранные мысли со свистом покинули мою голову, да и сама голова куда-то девалась, а мне захотелось поскулить, потому что очень по тебе соскучился. Стоп! Я сейчас подумал, что неплохо бы поносить тебя сейчас на руках, и вдруг вспомнил, что делал это во сне. Ну конечно, а то с чего бы ты мне так хорошо улыбалась? Как странно, сон я видел больше недели назад, а вспомнил его только сейчас. Вот если бы еще такой приснился, а еще лучше чтобы ты каждый раз ко мне приходила во сне, а еще лучше — наяву. Как было бы хорошо, если бы мы в этом рейсе были вместе, тем более что в каюте я живу один. Представляешь, мы прошлись бы с тобой под ручку по Кобе на зависть всем японцам. Я им сочувствую: ни одному из них не суждено увидеть такую красавицу. Жаль, что морякам не разрешают брать за границу жен, даже идеальных, как ты. Но что бы я не говорил, больше всего мне хочется оказаться сейчас в нашем милом уютном домике и видеть тебя. Для меня это самое большое счастье. Когда еще я тебя называл на "Вы", я предвидел, какая будет наша жизнь, какие будут отношения, если мы поженимся. Может быть "предвидел" не то слово. Наверно я очень хотел, чтобы было именно так.

И все же я часто задаю себе вопрос, все ли действительно так, как я вижу, как себе представляю. Может быть я ослеплен собственной любовью и счастьем, и чего-то не замечаю? Мне очень хочется посмотреть на нашу жизнь твоими глазами, чтобы убедиться, что я зрячий. Только ты не обижайся, Катенька, эти мои сомнения не имеют ничего общего с недоверием, просто мне хочется знать, что ты так же счастлива, как и я.

Вчера получил твою радиограмму, и перечитал ее двадцать раз.

Через два часа мы будем в Находке, и я отправлю тебе это письмо.

До скорой встречи, моя любимая, нежно целую всю тебя, твой Стрельцов".

В экспедиционном отряде АСПТР было три спасательных судна: "Зевс", "Алмаз" и старенький "Изыльметьев". Для реставрации коленчатых валов главных двигателей с/с "Алмаз" шел в Японию. Визированных моряков в экипаже "Алмаза" не хватало, и были сделаны некоторые перестановки. Таким образом, Стрельцов временно оказался в экипаже "Алмаза". С Кобе судно вернулось в г. Находку спустя три недели после выхода из Петропавловска. В Находку зашли только для таможенного досмотра, и на следующий день собирались идти во Владивосток. Началась длинная, нудная и мелочная процедура досмотра, со вскрытием топливных и питьевых танков, со вскрытием пайол, не говоря уж о тотальных обысках в каютах и других судовых помещениях. Моряки хмуро наблюдали рьяные действия таможенников, не скрывая ненависти к ним, тем более что была теплая, солнечная суббота, и хотелось прогуляться по городу.

На свои гроши, полученные за рейс, Михаил смог купить только летнее платье и кофточку для Кати, небольшой подержанный магнитофон, и шесть шариковых ручек с электронными часиками на подарки друзьям. Михаил выяснил у помполита, не являются ли эти ручки контрабандой, и тот заверил, что не являются. Поэтому все эти покупки лежали на виду, как требовали работники таможни. Однако ему было сказано, что ручки в таком количестве являются злостной контрабандой, и таможня их конфискует.

— Но одну, по крайней мере, вы должны оставить?

— Вот если бы ты купил одну, мы бы оставили, а шесть — контрабанда.

— Хорошо. Я не хочу ввозить контрабанду в страну, поэтому я хочу заплатить пошлину. Как это сделать?

— Мы оставим тебе акт изъятия, в понедельник придешь с ним к начальнику таможни, уплатишь пошлину, и получишь их назад.

— Но мы завтра уходим, нельзя ли сделать это сегодня?

— Сегодня и завтра таможня не работает.

Миша с досадой думал о том, что мог просто сунуть их в карман, а упаковку выбросить.

После обеда в воскресенье выяснилось, что судно задержится в Находке еще на три дня, потому что для них готовят какую-то единицу для буксировки во Владивосток.

Миша занимался ремонтом светильника на шлюпочной палубе, когда вахтенный матрос сказал, что его ждут на трапе по важному делу. У трапа его ждал вчерашний таможенник.

"Интересно, дело важное для меня, или для него?" — мимоходом подумал Миша.

— Мне нужно с вами поговорить.

— Я вас слушаю.

— А можно пройти в каюту?

— Пожалуйста.

— Вы знаете, произошла ошибка. — Начал таможенник в каюте. — Я посмотрел опись запрещенных для ввоза товаров, и убедился, что ручки контрабандой не являются. Вы извините, что так получилось, я принес вам ручки, а вы верните мне акт.

— Скажите, а если бы наше судно не задержали на три дня в вашем гостеприимном городе, вы стали бы смотреть опись товаров?

— Ну, разумеется.

— А я думаю, что нет. Поэтому я все же настаиваю на пошлине, и завтра предложу ее вашему начальнику.

— Я понимаю ваше раздражение, и в качестве компенсации принес вам бутылку коньяка.

— Вот как? Вы считаете, что такое хлебное место, как таможня, стоит всего лишь бутылки коньяка?

— Ну, хорошо, две бутылки.

Миша подумал, что если из таможни выгонят этого придурка, на его место придут двое других, еще более ревностных блюстителей интересов государства. Он молча отдал бумажку. Однако таможенник мялся в дверях, и Миша догадался, чего он хочет.

— Ну и что ты мнешься, ты думаешь, я буду на радостях распивать с тобой этот коньяк? С тобой я пить его не буду.

Незаметно пролетела осень, и Миша с Катей торжественно отметили годовщину совместной жизни. Пригласили друзей, и на этот раз Кате помогали готовить и Аня Маркевич, и Галя Рекунова.

Затем наступил Новый, 1982 год. И отметили они его без друзей, так, как мечтал Миша его отметить еще два года назад: в доме благоухала елка, горели дрова в камине, и свечи на нем, они пили шампанское, вспоминали свое романтическое знакомство, Катя была неотразима в своем вечернем платье, а потом и без него. Возможно, в эту новогоднюю ночь Катя и забеременела, как выяснилось позже.

Кате очень нравилась камчатская зима. Долгими зимними вечерами, когда она постигала свои науки, Миша стал мастерить двухместные деревянные сани, нечто вроде нарт. А когда они были готовы, они испытали их на склоне сопки. До поздней ночи они вместе катались на них, и кувыркались в снегу. Развлечение понравилось, и Катя время от времени вытаскивала Мишу из дома, чтобы покататься на санках.

Однажды, уже весной, Миша привел домой свою дочь Зою, которой исполнилось девять лет. Он побаивался, что дочь враждебно отнесется к его новой жене. К его удивлению и радости, они быстро подружились, и с этого дня Зоя часто сама стала приходить в дом, иногда даже в те дни, когда Миша находился в рейсе.

Миша снова работал на "Зевсе". В июле на рейде Усть Большерецка работал землесос "Камчатский", углубляя фарватер. В неспокойном Охотском море спасательному судну "Зевс" пришлось больше месяца обеспечивать его безопасность.

А Катя была уже на последнем месяце беременности.

"Милая Катенька! Было время, когда я уходил в море, как будто шел домой. Именно в рейсе все становилось на свои места, а если в продолжительном рейсе меня начинало тянуть на берег, то только затем, чтобы походить по твердой земле и полюбоваться зеленью. Как все переменилось с тех пор, как я тебя узнал! Сначала я рвался на берег, чтобы получить от тебя письмо, с такой надеждой, с таким нетерпением, и спасибо тебе, моя хорошая, каждый раз не напрасно. Но я хоть уходил тогда в рейс спокойный и счастливый. А сейчас я и ухожу в рейс с тревогой и неохотой, и в рейсе неспокоен и скучаю по тебе, и только когда ты в моих объятиях, я счастлив и спокоен. Ты победила, Катенька, и сумела отнять меня у моря. Теперь, где бы я не находился, я с тобой. Море — оно прекрасно, и я до конца жизни буду любить его. В море прошла моя молодость, но моим предназначением в жизни было найти тебя, и создать для тебя сносные условия. Сносные условия удалось создать, но в этом нет моей заслуги. Ты умеешь довольствоваться малым, и не падаешь духом, даже находясь на грани нищеты. Катенька, милая, я все больше ценю тебя и восхищаюсь тобой. Это очень странно, но я предвидел, что ты именно такая. Я узнаю тебя в каждом поступке, в каждом слове. Мы были едва знакомы, и даже когда только увидели друг друга, я уже все знал. Много хороших слов я говорил тебе с глазу на глаз и в письмах, и я рад, если они были для тебя приятны, но кто я был тогда? Не более чем поклонник, и ты могла не очень верить в мою искренность. Теперь я твой муж, и я подтверждаю все, что говорил раньше. Я счастлив, что у меня такая жена, и за нашу семью я спокоен. Скоро ты станешь мамой, у тебя на руках окажется двое детей — большой и маленький. Я тебя и в этой новой роли ясно представляю, и заранее радуюсь: у нас будет добрая, умная, нежная мамочка.

Самый ужасный рейс в моей жизни был, когда мы ходили на Чукотку. Тогда каждый день приносил мне новые страдания, я считал, что с каждым днем мои шансы тают, ты теряешь ко мне интерес: он поддерживался надеждой на встречу, а теперь она откладывается на неопределенный срок. А главное — я не смог сдержать обещание, и приехать вовремя. И хотя все мои страхи оказались напрасными, я до сих пор содрогаюсь, вспоминая тот рейс. И теперь меня не заманишь на Чукотку, я боюсь ее как огня.

После Чукотки прошло много времени, было много рейсов, но в каждом я ждал только возвращения. А ты еще сомневаешься иногда в моей любви и верности. И еще я хочу тебе сказать, моя любимая, что люблю тебя не за красоту. Тогда, в Алуште, меня поразила твоя внешность, но я уже к ней привык. Мне, конечно, очень приятно, что ты у меня красавица, но это уже утратило свое первоначальное значение. Я сам не думал, что это возможно, и узнал об этом недавно. Ты стала стесняться меня, вернее, тебе не хочется, чтобы я на тебя смотрел, потому что у тебя изменилась фигура. Значит, ты видишь, что твоя внешность пострадала. А я этого не вижу, мне все также приятно на тебя смотреть. Отсюда простой вывод: мне важно видеть именно тебя, а как ты будешь выглядеть, практически не имеет значения. Ты мне нужна как друг, как жена, как женщина, и если ты в придачу еще и красавица, то это мне нисколько не мешает. Короче говоря, Катенька, если бы ты вдруг располнела, я бы в обморок не упал, и тебя бы не разлюбил, и даже чувствовал бы себя спокойнее — меньше шансов, что тебя у меня уведут. Но я шучу, конечно, оставайся такой, как была, я верю, что ты не намерена бросать своего старичка-мужа.

Дела у нас такие: сначала мы рассчитывали, что "Зевс" пробудет здесь до 10 августа. Потом мы сходили в Русскую бухту, туда же пришел "Алмаз" и дал нам топливо. Мы снова вернулись на рейд Большерецка, и должны были стоять до конца месяца, я уже радиограмму приготовил, но опять стали говорить, что стоим до десятого числа, и я решил подождать. А тут от тебя радиограмма пришла, я так расстроился, даже Сергей, 4-механик, заметил, и резонно сказал, что расстраиваться раньше надо было, когда ты дома одна была, а теперь ты в больнице под наблюдением врачей. Тогда я немного успокоился. Но все время думаю, как ты там одна и без денег, да еще эта больница. Я понимаю, что беременных женщин часто кладут в больницу на сохранение, и все же тревожно.

Уже 11-е число, а мы все стоим. Уже топливо отдали другому судну, осталось на пять дней перехода. Все нервничают, из продуктов осталась одна крупа, правда, рыба есть свежая, сами ловим понемногу. Я даже засолил немного кижуча, домой привезу. Курить нечего, все ходят с опухшими до плеч ушами. Тут у токаря завалялась пачка табака, и он нам с четвертым выделил немного. После вахты собираемся у него в каюте, сворачиваем самокрутки, и дымим, а штурмана носятся по пароходу с дурными глазами, ищут, где горит.

Но все это пустяки. Бедненькая, ты ждешь меня, волнуешься, а я даже не могу тебе ничего сообщить, все равно ты не получишь радиограмму. Но наверно мы уже скоро придем, ты уж потерпи. У меня накопилось 35 выходных дней, вот только не знаю, когда их лучше взять, если сейчас заказать замену, то как же быть осенью, когда я буду особенно нужен тебе. После этого рейса планируют рейс в Уст-Камчатск. Думаю, он будет короткий.

Наконец-то мы идем домой, так что письмо можно не продолжать. Только что получил от тебя радиограмму, и хожу очень счастливый. Во-первых, ты здорова, а во-вторых, меня бесконечно радует мамин приезд. Очень хочу ее встретить. Спасибо за поздравление с днем рождения, жаль, что не пришлось быть вместе в этот день. Но это, как обычно. Ну, все, представляю нашу встречу, и не могу ни о чем больше думать, поэтому закргляюсь. Еще раз хочу признаться в нежной любви к тебе, моя родная, целую тебя и здравствуй, Твой Стрельцов".

Весь этот год Катя неуловимо менялась, но особенно заметную перемену в ее внешности Михаил увидел в этот свой приход. У нее был круглый аккуратный живот, который изменил ее стройную фигуру, но главная перемена заключалась вовсе не в фигуре. У нее изменилось лицо, а главным образом, взгляд. Под этим взглядом Миша чувствовал себя неразумным мальчишкой, и если раньше в его обращении с женой иногда проскальзывали нежно-покровительственные интонации, то теперь ему жена казалась воплощением мудрости и непоколебимой уверенности. В ее слегка замедленных, плавных, а поэтому особенно грациозных движениях угадывалась сила, а в ярких глазах скрывалось таинственное магическое знание, которое постигло все тайны Вселенной. Впервые в жизни Миша почувствовал себя преданным лакеем, готовым тотчас исполнить с готовностью и с радостью любой каприз хозяйки, перед которой ему хотелось вилять хвостом.

— Миша, ты смотришь на меня, как на икону. Очнись, я Катя, я твоя жена, я все такая же, и я тебя люблю.

— Катя, я воочию убедился, что великая богиня мудрости Афина всегда существовала, и сейчас она находится в этом скромном жилище.

— А она была красивая?

— Теперь выяснилось, что своей красотой она затмила всех богинь, даже свою сестру Афродиту.

— Ты такой милый, иди ко мне, я хочу тебя поцеловать.

— Благодаря твоим божественным поцелуям я вскоре обрету бессмертие, и ждать этого уже совсем недолго, — говорил Миша, нежно касаясь ее живота.

 

Глава 6

Морская Дева

В письмах к своей сестре Ирине Миша часто звал ее приехать на Камчатку, поскольку хорошо знал, как она по ней тоскует. Ее сын Олег в этом году окончил школу, и мог бы поступить в мореходное училище, если бы они приехали. Ближе к осени Ирина сообщила, что собирается приехать. Для начисления ей камчатской пенсии у нее не хватало двух лет стажа на Камчатке, и это стало решающим аргументом. Ее приезд очень обрадовал Мишу, и был как нельзя кстати. Теперь он мог продолжать работу более спокойно, зная, что Катя будет под присмотром. А вскоре должна была приехать Людмила Павловна на две недели.

Капитан Ершов ушел в отпуск в начале июля, его заменил капитан Костенко, который, в отличие от Ершова, трепетал перед начальством, был неуверен в себе, и, как выяснилось, оказался трусливым моряком. Поэтому на судне авторитетом не пользовался. Сменился также и старпом, вместо Дюжикова пришел Лосев, штурман лет тридцати пяти, невысокого роста, подвижный и язвительный. В том, что продукты на судне закончились задолго до окончания запланированного рейса в Охотское море по обеспечению работы землесоса "Камчатский", была его прямая вина. Тем более удивило экипаж его намерение вычесть из зарплаты моряков значительную сумму якобы для покрытия расходов на дополнительное питание. Моряки возмутились, и обратились к Стрельцову, который оставался председателем хозкомиссии, с просьбой провести ревизию судового продуктового склада — "артелки", как называли его моряки.

В следующий рейс в Усть-Камчатск "Зевс" ушел спустя трое суток. Михаил обратился к старпому за накладными на продукты, однако Лосев заявил, что сам будет решать, когда и как проводить ревизию.

Стрельцов отправился к капитану, однако Костенко сказал, что ревизию следует проводить в конце месяца, и он не видит необходимости проводить ее сейчас.

— В таком случае не рассчитывайте, что в ведомости старшего помощника на дополнительное питание будет стоять хоть одна подпись членов экипажа. — Сказал Стрельцов.

Платить экипажу не пришлось, однако качество питания заметно ухудшилось. Озабоченному собственными проблемами Михаилу было не до питания, и он не очень настаивал на проведении ревизии.

"Зевс" вернулся из Усть-Камчатска третьего сентября, поздно ночью, а второго сентября Миша получил радиограмму от Людмилы Павловны, в которой она сообщила, что Катя благополучно родила девочку, и чувствует себя хорошо.

Весть о рождении дочери у Михаила мгновенно разнеслась по судну, моряки приходили его поздравлять, потом стихийно организовалось застолье в кают-компании, и капитан даже не высказал недовольства по этому поводу, а напротив, поздравил Михаила. Миша не ожидал, что его личная радость так откликнется в суровых душах моряков. Почти все они хорошо знали его жену, а те, кто не знал, просили показать ее фотографию.

На утро по приходу в порт Миша едва дождался, когда его сменят с вахты, и сразу поехал домой. Дома его ждала Людмила Павловна, которую Мише не удалось встретить в аэропорту и на этот раз. Они поехали в роддом, но видели Катю лишь в окно на третьем этаже.

"Миленькая, родная моя Катенька! Я так счастлив! Я не мог усидеть на вахте, утром приехал домой, и мама мне все рассказала, все, что знала сама. Я так рад, что нас теперь много, я в тебя верил, и я не ошибся. Ты у меня идеал, я знал это всегда. Катюшка, я люблю уже вас обоих. У меня никогда не было такого состояния. Ужасно хочу тебя видеть. Ничего умного написать не в состоянии. Мы едем к тебе с мамой, и ты все сможешь прочитать в моих глазах. Будьте здоровы, до встречи, ваш муж и папа нежно целует вас".

"Котеночек, мой дорогой, любимый. Как я рада сейчас! Поздравляю тебя с дочуркой. Я так и знала, так и хотела, знаю, и твой папа, и Аленка, и Миша тоже, все хотели девочку, так что ты выполнила все наши пожелания.

Знаю, что все наши запорожцы вместе с нами разделяют нашу радость. Желаю тебе здоровья, и малышке нашей тоже. Расти ее здоровенькой, умненькой, доброй.

Вчера пришла домой, и так мне было одиноко без тебя, нет слов. В пол-десятого вечера пошла позвонить в роддом, и мне сказали, что ты уже родила девочку, и чувствуешь себя хорошо. Я так обрадовалась, я знала, что все будет хорошо. Как ты себя чувствуешь, мое солнышко? Не приносили ли тебе маленькую? Что тебе принести?

Мы с Мишей ждем тебя, если можешь, выгляни в окошко".

На следующий день Миша с Людмилой Павловной снова общались с Катей через окно. Естественно, больше жестами и мимикой, поскольку окно было закрыто. Таких людей, как они, много стояло под окнами роддома, и молодых женских лиц за окнами тоже было много, однако информация доходила до адресатов без всякой путаницы.

"Катенька, очень хочу тебя увидеть, хотя бы в окно, я тебе так благодарен за доченьку, и за то, что ты оказалась такой терпеливой и выносливой, и что сама здоровая. Мы с мамой много говорили о тебе, предполагали, как все было. Катюшка, я перед тобой в огромном долгу. Когда я буду на выходных, ты будешь пользоваться мной, как веником, и я обещаю быть таким же безотказным и послушным. От избытка чувств я мог бы заплакать, если бы умел.

До следующей встречи, моя любимая, целую тебя и благодарю".

Однако следующая встреча с Катей состоялась много дней спустя. "Зевс" отправился в Приморье, и долго петлял по дальневосточным портам. Мишу не отпустили на выходные, как он надеялся, и ему пришлось пережить и этот ненавистный рейс. Капитан Ершов всегда требовал точных маршрутов для своего судна, и неоправданных передвижений не допускал, за что его в Камчатском морском пароходстве побаивались, и недолюбливали за то, что с ним приходится считаться.

Капитан Костенко был совсем другим человеком, считающим, что его начальник всегда прав, независимо от результата. У Михаила этот человек вызывал сильную неприязнь, перешедшую со временем в презрение, когда Михаил убедился, что капитан еще и вороватый.

"Милая Катенька, я по тебе так соскучился, как будто сижу за решеткой многие годы. Тебе сейчас наверно так трудно, а я приду еще не скоро. Моя хорошая, я так виноват перед тобой, мне будет вечным упреком то, что не я забрал тебя и дочь из больницы.

Этим летом у меня не рейсы, а сплошная пытка. Сейчас мне все сочувствуют, но от этого не легче. Мне так хочется увидеть нашу доченьку, посмотреть, как ты ее кормишь. Надеюсь, вы вполне здоровы, за ваше здоровье было столько тостов, что было бы странно, если бы это было не так. Меня все поздравляли, и я выпил очень много, но даже не опьянел, и все помню. Парни смотрели твою фотографию, говорили, что ты очень красивая, завидовали мне.

Сергей говорит, что ему очень понравилось, как экипаж отнесся к этому событию в моей жизни.

Ну а меня немного утешает только то, что в самый ответственный момент ты была с мамой.

Никак не могу привыкнуть к мысли, что у нас теперь есть дочь и ты стала мамой. Как будто вчера я встретил юную нежную невинную девочку, и вот уже она превратилась в женщину-мать, мудрую и уверенную в себе. Катенька, ты была такая гордая, когда смотрела из окна роддома. Я тоже тобой горжусь. Пришел на пароход, как петух, принимал поздравления с таким видом, как будто не ты, а я родил. Даже капитан меня поздравил, хотя меня не любит.

Сегодня уже шестнадцатое число, наверно мама уже улетела, а я так хотел ее проводить. И встретить очень хотел.

Что-то у нас, Катенька, разладилось. Времени нет, денег нет, лето прошло мимо, мы с тобой не встречаемся почти. Надоела такая жизнь, дальше некуда. Что-то нужно менять. У меня уже давным-давно не было хорошего настроения. Вот только когда тебя вижу. Ты меня не разлюбила? С такого мужа мало толку. Вот даже письмо не могу написать, как следует, даже здесь я что-то утратил. Меня угнетают эти дурацкие рейсы, от них тупеешь. А рейс у нас был такой: из Петропавловска буксировали баржу в Моржовую бухту, потом пошли на Сахалин, но по пути вернулись на Курилы, потому что где-то на полюсе ожидали тайфун, и капитан, естественно, струсил. Шторма не дождались, пошли на Сахалин, отдали топливо "Изыльметьеву", как будто он не мог взять его в Корсакове, и пошли во Владивосток. Зря простояли двое суток, и пошли в Находку. Трое суток простояли в Находке, и вот мы снова во Владивостоке. В итоге единственное полезное дело за этот месяц — буксировка паршивой баржи. Извини, Катенька, что я тебе жалуюсь, но ты единственная, кому я могу признаться в своих слабостях, и не упасть при этом в твоих глазах.

Продержись, моя хорошая женушка, еще немного, и потом мы будем долго вместе. Целую тебя, твой Миша".

Старший помощник Лосев сильно раздражал Стрельцова своим вызывающе наглым поведением. Лично Михаила это не касалось, если не считать недоброжелательных взглядов старпома, которые Миша иногда ловил на себе. Но с матросами Лосев обращался крайне пренебрежительно, отпускал обидные шуточки, и при каждом удобном случае старался их унизить.

Во Владивостоке Лосев загрузил неимоверное количество минеральной воды, и лимонада. Ящики с бутылками закрепили на корме, и каждый член экипажа мог пить эту воду, сколько влезет. Михаил пересчитал ящики, их оказалось 80 штук, больше, чем по три ящика на человека. Если бы стояла жара, это еще можно было бы объяснить, но было прохладно. Тем более что продуктов было получено очень мало. Миша пришел к выводу, что Лосев придумал гениальную по своей простоте махинацию. Во-первых, стоимость пустых бутылок была сопоставима с месячным окладом комсостава. Во-вторых, теперь у него появилась реальная возможность всю партию воды представить, как дополнительное питание, и собрать с экипажа наличными всю стоимость. Наконец, всю эту воду экипаж все равно не сможет выпить до прихода в Петропавловск, и не выпитые бутылки перекочуют в продовольственный склад, откуда в будущем воду понемногу разберут, оплатив эту воду в третий раз. Простой подсчет показывал, что старпом на этой воде за счет экипажа заработает больше четырех своих окладов.

Ревизия в августе так и не проводилась.

Не желая вступать в переговоры со старпомом, Михаил отправился к капитану.

— Вадим Петрович, экипаж выражает недовольство по поводу питания. Такого никогда на "Зевсе" не было. Рацион скудный, несмотря на то, что в Приморье продукты гораздо дешевле, и на те же деньги можно было получить здесь продуктов больше и качественней. Вместо продуктов судно загружено водой. Ревизия так и не проводилась, и я начинаю сомневаться в честности старпома.

— А не много ли вы на себя берете, Стрельцов? Кто вы такой на судне, чтобы ставить под сомнение честность старшего помощника? Вы слышали такое слово, как субординация? Идите, и занимайтесь своими обязанностями. Все.

Тон капитана не очень удивил Михаила, внутренне он был готов к чему-то подобному. Он решил провести расследование, начиная с другого конца.

После дневной вахты он зашел на камбуз.

— Верочка, у меня выдалось свободное время, и я пришел проверить твои плиты, и всю твою технику.

— О, Миша, спасибо, у меня как раз две плиты едва греются, и вентилятор перестал включаться. Вентилятор черт с ним, я иллюминаторами обхожусь, а без плит плохо.

— Что же ты молчала? Сказала бы мне или Сашке, давно бы сделали.

— Не хотела беспокоить, меня последнее время и так все только ругают.

— Верочка, ругают не тебя, причем ты, если тебе не дают продуктов.

— Этого никто не хочет слышать, я крайняя.

— Да, это верно, прости ты их, ты же понимаешь, что недовольство направлено не против тебя. Скажи мне, ты ведешь камбузный журнал?

— Уже две недели не веду. Лось взял что-то посмотреть, и не вернул, хоть я и просила.

— Вот как? Ты знаешь, сегодня я обратился к капитану, сказал, что нужно снять остатки, так он меня вышвырнул. Я уверен, что они воруют на пару со старпомом. Я хочу провести проверку без накладных. Ты мне поможешь, Вера?

— Но как я могу тебе помочь? Да и боюсь я.

— Верочка, если мне удастся что-то раскопать, я подключу ОБХСС, они такую работу любят, у меня был случай убедиться. Твоя роль будет совсем маленькая. Больше не проси у старпома камбузный журнал, а заведи тетрадку, и вписывай туда ежедневно все продукты, которые получаешь в артелке. И не нужно, чтобы артельщик об этом знал. В девять утра я или Серега будем заходить к тебе, и подписывать каждую страницу в соответствии с наличием продуктов. Вот и все. А по приходу отдашь мне эту тетрадь. Если она дойдет до ОБХСС, тебе, естественно, будут задавать вопросы. Отвечай все как есть, не исключая и того, о чем мы сейчас говорим.

— Страшновато как-то.

— Вера, я председатель хозкомиссии, и как я должен проводить проверки, нигде не написано, но такие полномочия у меня есть. Ты просто подчинилась. Ну вот, твои плиты готовы, принимай работу, а я пока посмотрю, что с вентилятором. Это его пускатель?

После разговора с поваром Миша отправился к заведующему складом, которых в пароходстве называли словом "артельщик", словом, которое пришло с тех давних времен, когда Российский флот состоял из парусных судов.

Артельщиком был матрос Славик, который недолюбливал Михаила за въедливые ревизии, а еще больше за то, что ему мешают украсть больше, чем ему бы хотелось. Впрочем, заменить его было некем, потому что мало кто хотел заниматься этим неблагодарным делом, и Миша не старался уличить его в воровстве продуктов.

Славик был далеко не дурак, и перед разговором с ним Миша знал, что ставку нужно делать именно на это. Знал он также и то, что сам рискует быть раскрытым раньше времени, потому что если его подозрения верны, то махинации старпома отлично известны артельщику, и если он молчит, то значит сам входит в долю.

— Славик, есть разговор, который, я думаю, будет полезен и для тебя. Давай уединимся, и потолкуем.

— Догадываюсь, о чем — не дружелюбно заметил артельщик.

— Вот потому, что ты такой догадливый, я к тебе и пришел. Мы оба знаем, что старпом крупно ворует. Кое-что перепадает и тебе, поэтому то, что я к тебе пришел, со стороны может показаться глупостью, но если бы я считал тебя не очень умным, я бы не пришел. Сегодня я выяснил, что в долю со старпомом входит еще один человек, а это значит, что тебе перепадает совсем немного. У меня есть кое-какая информация, например, что свиного мяса во Владивостоке было получено 62 килограмма, ассорти овощного 84 банки, зеленого горошка 46 банок, чая грузинского 12 килограмм, я думаю, тебе эти цифры отлично известны, и тебе нет необходимости заглядывать в свои бумаги.

— Назови еще какие-нибудь цифры.

— Зря ты торгуешься, и я тебе позже скажу, почему. Информации у меня больше, чем я сказал, но признаю, что далеко не вся.

— И ты пришел, чтобы получить всю — усмехнулся Славик.

— Странно, что ты считаешь меня таким примитивным, у тебя было время хорошо меня рассмотреть.

— Извини, Миша, я не считаю тебя примитивным, но я не покупаю котов в мешках.

— Увы, ты их уже купил. Тебе не приходило в голову, что случится, если на судне вдруг обнаружится крупная недостача, или большие излишки, что еще хуже.

— Будут излишки неприятностей, но тебя это не касается.

— Неприятностей у кого?

— В том числе и у меня — с вызовом ответил Слава.

— Нет, Славик. Только у тебя. Накладные ты видел, но их у тебя нет, они у старпома. Как ты думаешь, если бы ты взялся самостоятельно снимать остатки, и попросил у старпома эти накладные, он бы тебе их дал? Он сказал бы примерно следующее: произведи учет всего, что находится в артелке, и результат принеси мне.

— Чего ты хочешь?

— Я хочу, чтобы излишки неприятностей были у тех, кто этого заслужил. А прямым текстом это значит, что я не хочу, чтобы тебя подставили.

— А с чего такая забота обо мне?

— Причем здесь ты! Ты человек подневольный, понемногу воруешь, ну и черт с ним, я тебя когда-нибудь ловил?

— А кстати, почему не ловил, возможности вроде были, и мы с тобой не друзья, кажется.

— Были, и, кажется, не друзья. Но при этом я знаю, что ты хороший артельщик, а их я видел немало, поэтому ты вроде как заслужил право на некоторые слабости.

— Понятно. И что я должен сделать?

— Произвести учет всего, что находится в артелке, и результат принести мне.

— Юморист. А старпом?

— А старпом не должен ничего знать до поры до времени. Ты это сделаешь?

— Боюсь, что нет.

— Ты боишься не того, чего действительно стоит бояться. Я вижу, ты еще не понял, в какую переделку тебя втянули. Попробуем еще раз. Как ты думаешь, зачем Лось загрузил водой всю корму?

— Интересно послушать твою версию.

— Старпом продаст нам эту воду трижды, и получит навар рублей на восемьсот. Объяснить схему?

— Дай подумать… Понял. Слушай, ты случайно не мент? Как ты догадался? Я только сейчас врубился. Я то думал, его лишь пустые бутылки интересуют.

— Я не мент и не сексот, у меня работа такая, что в голове одни схемы и комбинации. И я тебе еще не все сказал. Но если ты продолжаешь засовывать свою голову в петлю, то я пошел.

— Подожди. Сниму я остатки. Но вдруг старпом заявится, у него свои ключи.

— Я и этому должен тебя учить?

— А почему ты не просишь результаты ревизий за июнь, июль и август?

— Хотел проверить, насколько ты готов сотрудничать. Пиши результат сразу в двух экземплярах, один мне, один себе оставь, пригодится, храни его. Примерно сколько излишков уже набежало?

— По моим прикидкам рублей на триста-четыреста.

— Странно, я думал больше. Так вот почему ты упирался.

— Я не упирался, я смотрел, хватит ли у тебя соображалки.

— Наверно он делает ставку на эту воду. Мы с тобой еще поговорим в конце рейса, но этого разговора, как ты понимаешь, не было.

— Подожди. А что ты собираешься с этим делать?

— Наверно, без ОБХСС не обойтись.

— А ты не думал, что после этого тебя вышвырнут из пароходства, независимо от результатов?

— Знаю. Но на этот случай постараюсь подстраховаться. В крайнем случае работу я себе найду, хотя не хотелось бы вылетать с треском. Но принести такие бумаги пароходским клеркам было бы смешно.

"Милая Катенька. Я все больше чувствую свою вину перед тобой. Почему я не ушел с парохода, как-нибудь потом бы выкрутился. Зато тебе сейчас было бы гораздо легче. Бедненькая, ты наверно почти не спишь, ведь тебя некому заменить ни днем, ни ночью. Впервые я тебе так сильно понадобился, и то не смог быть рядом. Никогда себе этого не прощу. Ты наверно сейчас обо мне плохо думаешь, обижаешься и сердишься на меня. И так мне и надо, я не сумел выполнить свой прямой долг, и нечего мне рассчитывать на твои нежные чувства. Я даже не знаю, здоровы ли вы с Маринкой, и даже — стыдно признаться! — Не уверен, что ты ее зовешь Маринкой, возможно, ты ее назвала иначе. Бывают ли на свете еще такие мужья и отцы? Поэтому мне даже неловко говорить тебе о своих неистовых чувствах к тебе. Больше всего я боюсь показаться тебе чужим при встрече. Сейчас все твои заботы, чувства и хлопоты обращены к дочери, а раз я их не разделял с тобой, то и остался в стороне от семейной жизни. Как это страшно! Только благодаря тебе я почувствовал вкус жизни, смысл ее и истину, и если бы я потерял тебя, то потерял бы не только это, но и вообще все.

Тупость начальства приводит в отчаяние. Я уже писал, что с Владивостока мы пошли в Находку, потом снова во Владивосток, и стояли там больше недели. Потом взяли на буксир военный док, и пошли в Петропавловск со скоростью четыре узла, хотя могли бы двигаться почти вдвое быстрее. Не прошли и ста миль, как вернулись обратно в Находку. Оказывается, до капитана дошел слух, что погода может немного испортиться. На третьи сутки подул небольшой ветерок. Но мы так и стоим на рейде. Полмесяца стояла прекрасная погода, но вот дождались периода штормов, и взялись за работу. Теперь погоду можно ждать до Нового года. А с этой колымагой до Петропавловска идти две недели. Так что встретимся мы не раньше этого срока, а скорее позже, потому что наш отважный капитан будет заходить по пути в каждую дыру. Мне уже кажется, что он затягивает рейс с определенной целью.

Мы с Сергеем раза три ходили в кино, несколько раз купались, потом резко похолодало, и уже вряд ли станет тепло. Мне очень хотелось купить тебе что-нибудь, ходили по магазинам, но оба ничего не нашли. Здесь только полно паласов, дорожек и ковров по 760 рублей и по 1300. Ковры японские, с красивым рисунком. Но у меня было 22 рубля, и я решил не тратить их на такие мелочи. Купил зеленых яблок 10 кг. Сейчас они уже поспели, но не портятся. Хоть бы довести.

Этот рейс до самого Владивостока вызывал у меня тихую ярость. Потом стало известно, что домой пойдем не скоро, я впал в депрессию, тупо стоял вахту, и больше ничем не занимался. Но тупость капитана, наглость старпома, в последнее время вывели меня из этого состояния, и появилась надежда, что они получат по заслугам.

И все же, Катенька, как бы я не проклинал себя за то, что оставил тебя в такой тяжелый момент, сейчас мне все же легче, чем тогда, в Усть-Большерецке, когда я не знал ничего определенного о тебе, и такие ужасные мысли лезли в голову, что волосы дыбом. Сейчас я хоть знаю, что ты в безопасности. У меня такая гора с плеч свалилась, когда я узнал, что все обошлось без операции. Поверь мне, Катенька, таких бурных чувств я никогда в жизни не испытывал. А в день рождения дочери радость, облегчение, гордость, нежность к тебе. Все у меня с тобой, Катенька, впервые в жизни, потому что и жизнь моя началась всего четыре года назад.

Сейчас я отстоял свою вечернюю вахту, и дописываю письмо. Завтра утром Саня улетает в Петропавловск, потому что умерла его теща. Просил его зайти к тебе, но не уверен, что он сможет. Но хоть письмо бросит в городе. Больше ничего не передаю с ним, сама понимаешь, не тот случай. Вахту будем стоять вдвоем с Тищенко. Хоть время пойдет быстрее.

Катенька, у меня к тебе столько вопросов, но нет смысла задавать их. Но от одного вопроса я не удержусь: ты меня не разлюбила?

Мысленно я уже столько раз с тобой разговаривал, и столько раз был дома, но Маринку представить себе так и не смог. Один раз только вы мне снились, Маринка была уже постарше, но сон был расплывчатый, и я ничего не разглядел. Ты наверно похудела немного, я почему-то так тебя представляю. Так хочется тебя видеть, моя любимая, что как-то даже внутри больно.

Сергей несколько раз пытался дозвониться своей жене, я тоже с ним ходил, надеялся узнать что-нибудь о тебе, но он так и не дозвонился.

Хоть бы Ира была здорова, когда я пришел, и уходил, она была в больнице. Но что я мог сделать за сутки? Привет ей огромный.

Катенька, моя хорошая, не думай обо мне очень плохо, если можешь. Продержись еще немного, уже мало осталось до встречи. Береги себя, будь умницей. Я каждую минуту думаю о тебе и о своей незнакомой дочери. Хорошо, она еще не умеет говорить, а то назвала бы меня в первую же встречу дядей.

Целую тебя нежно, и люблю без памяти. Поцелуй за меня Маринку, Иру, привет Олегу. Ваш бестолковый муж и отец".

Документацию артельщик вел аккуратно. Спустя три дня после разговора с ним, в распоряжении Михаила оказались все документы по приходу и расходу продуктов за четыре месяца. Миша провел их анализ по своему разумению, и пришел к выводу, что Лосев получает продуктов едва ли не вдвое меньше, чем получал их Дюжиков за один и тот же период, к тому же было заметно, что Лосев получает наиболее дешевые продукты, в основном крупы и вермишель. Это казалось нелогичным: ведь чем больше на судне продуктов, тем больше их можно украсть, а крупы и воровать нет смысла. Излишков после скрупулезного подсчета набежало всего на 362 рубля. До конца рейса их можно было легко погасить, и тогда придраться будет не к чему, ведь по поводу ящиков с водой у Михаила были только предположения, и как поступит с ними старпом, было не ясно. Тем не менее, Миша чувствовал, что он на верном пути.

Ясно, что основное воровство стоит за этой нелогичной экономией на собственном желудке. Как это может происходить? Предположим, старпом приходит в Мортранс с продуктовой заявкой на сумму 8000 рублей. Получает продукты, половину везет на судно, вторая половина уходит в неизвестном направлении. Маловероятно. Их нужно умудриться вывести через проходную, а потом еще реализовать. К тому же вместе со старпомом находятся матросы. А вот если существует сговор, тогда Лосев имеет возможность закрыть заявку на 8000 рублей, а продуктов взять на 4 тысячи. Получает 2 тысячи рублей наличными, а половина продуктов остается на складе. Такое вполне вероятно. Тогда все его продуктовые отчеты, которые он сдает в бухгалтерию, липовые. Теперь, если сравнить эту документацию с продуктовыми отчетами, станет очевидно, сколько продуктов недополучено на судно.

"Ну а если я ошибаюсь? Придут серьезные люди с погонами, начнут копать, ничего не найдут у честнейшего Лосева, принесут ему извинения, и уйдут восвояси. Нет, я не ошибся, и великий потоп на корме это подтверждает".

За сутки до прихода в порт Миша написал заявление в ОБХСС, в котором подробно изложил все свои соображения. Вместе с тетрадью, которую он взял у Веры, и с документацией по артелке, оно выглядело довольно внушительно.

В этот же день он снова поговорил со Славиком, и попросил его намекнуть старпому, что Стрельцов неуклюже пытается что-то вынюхивать в артелке.

— Зачем тебе это?

— Во-первых, старпом насторожится, и постарается провернуть дела с бутылками как можно быстрее. А во-вторых, ты докажешь ему свою лояльность. Можешь попросить у него банку кофе, уверяю, ты ее получишь.

— Ну, комбинатор. Глядишь, так ты себя и уважать заставишь. Слушай, а если бы я не согласился снимать остатки, что ты стал бы делать?

— Я немного перестраховался, теперь тебе можно сказать. Повариха вела тетрадь, которую я подписывал каждый день.

— Шпион. Хочешь, я подкину тебе продуктов немного?

— Слава, мы с тобой разные люди. Для меня самоуважение важнее банки компота.

Славик с ненавистью посмотрел на Михаила.

— Уйду к черту с этой собачьей должности! Каждый на тебя косится!

— А при Дюжикове тоже косились? У артельщика много соблазнов. Мне кажется, если бы не этот вечный дефицит, в котором нас вынуждают жить, тогда бы и соблазнов не было. Ты ведь не очень-то боялся этих небольших излишков, но помогать стал, потому что тебе воровство тоже не по душе. Да и порядок у тебя, что на полках, что в бумагах, ты думаешь, этого никто не видит? Кстати, тебя не насторожило то обстоятельство, что Лось привозил продуктов вдвое меньше, чем Дюжиков?

— Да заметил я, как не заметить. А что это значит?

— Похоже на сговор, и если нам удастся эту систему сломать, выиграет весь флот.

"Зевс" выбрал большую часть буксира, и встал на якорь в Авачинской бухте.

В Вилючинск док будет буксировать военный буксир, который должен был подойти в течение часа. Эту информацию Миша получил от второго штурмана Кирилла, у которого они с Сергеем пили кофе после вахты. Кроме того, Кирилл сообщил им очень хорошую новость, что еще сегодня экипаж может получить деньги, если успеет добраться до кассы.

Миша вышел на палубу. К правому борту подходил небольшой военный катер, который привез молоденького морского офицера. Лейтенант поднялся в рубку, а Миша подошел к катеру.

— Привет военному флоту, — подмигнул он двум матросам.

— Здорово, с приходом вас.

— Спасибо. А не подкинете до мыса Сигнального, вам, кажется, по пути?

— Сейчас спрошу мичмана — сказал один из матросов.

— Выглянул пожилой мичман, одетый явно не по форме.

— Здравствуйте. Хочу попроситься к вам на борт.

— Заходи, мы гостям рады. Куда тебе?

— На мыс Сигнальный. В конторе зарплату нам сегодня обещают.

— Отвезем, сейчас лейтенант вернется, и пойдем.

Миша взял в каюте сумку, и спрыгнул на катер.

— Можно я спущусь в кубрик, чтобы старпом не орал?

— Будь как дома.

Через пятнадцать минут Миша уже подходил к старому танкеру "Сахалин", служившему причалом. На палубе танкера стоял капитан Ершов.

— Михаил, что же ты пароход бросил? — Вместо приветствия спросил капитан, приветливо улыбаясь.

— Алексей Иванович, как я рад, что встретил вас! У меня вахта через шесть часов, а просочились сведения, что сегодня можно получить зарплату.

— И у кассы как раз никого нет. Иди, получай, а я тебя здесь подожду.

Миша получил деньги, и спустился на палубу.

— Как там твоя Катя, все ли у нее в порядке? Я слышал, что она родила тебе девочку?

Миша в очередной раз подивился осведомленности капитана.

— Да, дочь мы были намерены назвать Маринкой, однако я не уверен, что ее так зовут, и совсем не знаю, как она выглядит.

— Зная все обстоятельства вашего знакомства, учитывая твою профессию, и координаты вашего дома, я полагаю, что другого имени у вашей дочери и быть не может. Все, что предшествовало ее появлению на свет, связано с морем, поэтому она Морская Дева, даже по гороскопу. Я представляю, как ты чувствовал себя в море, когда Катя лежала в роддоме. Ты, естественно, домой торопишься, пойдем, мне тоже в ту сторону. Как рейс?

— Кошмарный, мы вас каждый день вспоминали. А этот Костенко… Алексей Иванович, у меня здесь взрывоопасная информация, и мне бы хотелось, чтобы вы с ней ознакомились.

— Что случилось?

— Рассказывать долго, а в моем заявлении написано все сжато, и понятно, мне кажется. Могли бы мы где-нибудь расположиться?

— Тогда пойдем к диспетчеру, там есть пустой кабинет.

Ершов прочитал заявление, полистал тетради, потом поднял глаза.

— Алексей Иванович, я намеревался, как вы видите, обратиться в милицию, но когда вас так неожиданно встретил, то подумал, что это не совсем разумно.

— Пойдем, поговорим по дороге.

— Ты знаешь, что жена Костенко работает в Мортрансе? — спросил Ершов, когда они сошли на берег.

— Конечно, я этого не знал.

— Получается, что ты это вычислил.

— Я больше грешил на Лосева, хотя не исключал и Костенко. Выходит, организатор он и есть.

— Субординация.

— Недавно я слышал это слово от Костенко, — усмехнулся Миша, — когда он вышвыривал меня из каюты.

— В натуральном смысле?

— В переносном. Я хотел провести ревизию.

— А ты не возражаешь, если я займусь твоими бумагами?

— Как раз этого я и хочу, но мне не хотелось бы, чтобы у вас были какие либо неприятности.

— Об этом не беспокойся. Но ты мне веришь?

— Уж если вам не верить, тогда не верить ни во что.

— Тогда договорились, а я потом все расскажу тебе лично.

— Когда заканчивается ваш отпуск?

— Завтра принимаю дела, так что у меня есть все основания разобраться во всем досконально. Ты наверно захочешь уйти на выходные?

— Да, я просил замену.

— Проблем не будет, вместо тебя выходит Чиликин.

Алексей Иванович помолчал, а затем сказал:

— Я хочу ответить на один твой незаданный вопрос. Ведь я понимаю, что ты удивился, когда я пригласил вас с Катей в гости. Дело вот в чем. Чем-то неуловимо ты похож на моего сына, который погиб во время шторма на военном катере в акватории Владивостока. Однажды я проговорился об этом своей жене, и она все просила пригласить тебя в гости. Мне тоже этого хотелось, и, казалось бы, чего проще: вызвал в каюту, да пригласил. Но это лишь так кажется, на самом деле повод для такого приглашения не так-то просто было найти, особенно, когда я к тебе присмотрелся, и оказалось, что ты интересный человек и сам по себе. Однако, вот мы уже и пришли, мне нужно к капитану порта. Передай привет Кате, — сказал капитан, пожимая Михаилу руку.

— Спасибо, Алексей Иванович, вы также передайте привет Таисии Николаевне, и спасибо вам за то, что я вас встретил, и вообще за все.

 

Глава 7

Знакомство с дочерью

Миша подходил к дому в радостном волнении, и с легкой тревогой, опасаясь встретить обиженные глаза жены, или обнаружить какие-либо неурядицы. Однако когда он увидел сияющие Катины глаза, все его тревоги разом исчезли. Катя была такая домашняя, теплая, нежная и счастливая, так ласково его обнимала, что Миша с легкостью простил себе все те упреки, которыми мучил себя весь рейс.

— Где моя дочь?

— Она спит, идем смотреть, только тихо.

— Она такая крошка, а уже красивая.

— О, да. Все так говорят. Правда, она на тебя похожа?

— Увы, Катенька, это заблуждение, младенцы похожи только на себя и друг на друга, но теперь я смог бы отличить ее от тысяч других.

— Но все говорят, что она похожа на тебя, и я сама это вижу.

— Ты видишь то, что хочешь видеть. И хоть она похожа на всех в мире младенцев, я ее люблю так же сильно, как и ее маму. И мне хочется ее разбудить, и сказать ей об этом, и поговорить с ней.

— Не нужно будить, пойдем, уж потерпи, она сама проснется.

— А ее зовут Маринка?

— О, господи, как же еще! Маринка, морская.

— Морская Дева, как сказал Ершов.

— Ершов? Ты его видел?

— Видел и разговаривал, привет тебе от него, потом расскажу. А пока дай на себя посмотреть. Немножко ты похудела, но стала еще красивее, твоя красота слепит глаза. Как же я по тебе соскучился, Катюша.

— И я по тебе. Вот только Маринка немного отвлекает, когда не спит. Я часто плакала от тоски по тебе, я стала такая плакса. Саша Власенко приходил, принес твое письмо, все мне рассказал, так я и над письмом твоим плакала. Мне с Маринкой не тяжело, мы с ней хорошо дружим, вот только без тебя очень плохо.

— Все, Катенька, я ухожу на выходные, в следующий рейс не иду.

— Ура! Мишенька, я так счастлива! Сколько у тебя выходных?

— Почти два месяца, а потом навигация закончится, рейсов будет мало, так что до весны буду с тобой почти неотлучно.

Из спальни послышалось негромкое кряхтение.

— Проснулась.

Из колыбели на Мишу уставились ясные глазки, как будто ребенок и не спал. На мгновение личико сморщилось, Маринка хотела заплакать, но передумала. Посмотрела на маму, и зашевелилась. Катя взяла ее на руки.

— Маришка, узнаешь своего папу? Посмотри, какой красивый у нас папа. Пойдешь к нему?

Миша с опаской взял дочь.

— Она тебе нравится?

— Я скажу откровенно, и буду так же объективен, как и категоричен. Череп у нее не деформирован, лицо не морщинистое, не красное, глаза не мутные, черты лица правильные, и хоть она ни на кого из нас не похожа, она мне нравится. Тебе интересно про себя слушать, Маринка? У нее такой внимательный взгляд! Кем же ты будешь, когда вырастешь? Катенька, спасибо тебе за это чудо! Она так хороша, что имеет право орать, когда ей вздумается, и крик этой девы не будет меня раздражать. (Тут Миша слегка преувеличил, потому что когда хорошее настроение Маринку покидало, она умела устроить такой концерт, что на третий день он записал на магнитофон ее крик, и давал ей его послушать, что ее удивляло настолько, что она умолкала).

Но сейчас Маринка была в хорошем расположении духа, новое лицо ее явно интересовало, и в результате Миша удостоился ее беззубой улыбки.

— О, да у тебя еще и неплохое чувство юмора, — восхитился Михаил, ну-ка расскажи нам, что тебя так насмешило?

Катя была наверху блаженства, и с чувством гордости смотрела на эту идиллию, радуясь, что отец и дочь так хорошо поладили.

Миша и опомниться не успел, как пролетело три часа.

— Катенька, милая, прости, но мне нужно позвонить диспетчеру, и если "Зевс" уже у причала, то мне придется заступить на вахту. Тищенко тоже домой хочет попасть, нас ведь двое.

"Зевс" пришвартовался в торговом порту. На судне остались только те, кого включили в состав пожарной вахты. Миша едва не опоздал на свою вахту, однако старший электромеханик Тищенко, которого Миша собирался сменить, сказал, что его семья уехала на материк, так что ему нечего делать в пустой квартире, и отпустил Михаила домой.

— Катенька, меня отпустили до утра!

— Т-с-с, Маринка спит, не шуми. Как я рада, что ты сегодня будешь со мной! Идем, я буду тебя кормить, а хочешь выпить? Мама привезла вино, и даже забыла тебе предложить, а еще я купила коньяк.

— Нам с мамой было тогда не до вина, мы только о тебе и говорили. А вот сегодня имеем право выпить, давай будем пить вино, я не хочу захмелеть, ведь впереди нас ждет восхитительная ночь.

— О, Миша, у меня даже сердце вздрогнуло, когда ты так сказал. Ты такой соблазнительный, еще минуту назад я все себе представила, и горько сожалела, что это будет не сегодня ночью. А сейчас каждая минута, проведенная с тобой, будет наполнена предвкушением твоих ласк.

— Моя сладкая Катенька, если ты будешь так говорить, ночь наступит немедленно.

— Не торопи ее, милый, нам еще предстоит кормить и купать Маринку. Ты поможешь мне ее искупать?

— Еще как, хотя с трудом представляю свою роль в этом ритуале.

— Она любит купаться, хотя начинается эта процедура с крика. Ты знаешь, у нее с рождения не заживает пупок. Он затянут тонкой пленкой. В роддоме мне сказали, что такое случается не редко у новорожденных. Ей больно, когда она кричит, поэтому унять ее крик сложно. Мы с ней ходим к педиатру каждую неделю, которая, кстати, обожает Маринку, и тискает ее, как свое дитя. Она выписала нам направление к хирургу, тот посмотрел, и сказал, что если через год не зарастет, сделает Маринке операцию. Посоветовал заклеивать пупок пластырем, и менять его каждый день. Вот тут-то и начинается крик, когда приходится менять этот пластырь. Ей больно, когда я начинаю его отрывать. Я уже на себе экспериментировала, как отрывать пластырь, чтобы не было больно, но он такой липучий. Ира говорит, что нужно искать бабку, которая занимается врачеванием, говорит, бабки умеют это лечить, хотя я не очень-то верю. Да и где ее искать? Я у многих спрашивала по поводу этой болячки, говорят, что это со временем проходит само собой.

— Бедное дитя, мне ее жалко. Как там Ира, Олег?

— Ира приедет послезавтра, она всегда приезжает на выходные, и у меня тогда праздник.

Сестра Ирина приехала в Петропавловск в июле. Прежде она жила на Камчатке десять лет, но была вынуждена уехать по рекомендации врачей, поскольку из-за местного климата у нее стало хронически болеть горло. Она обменяла квартиру, и таким образом оказалась в Запорожье. Вызов у нее был временный, поэтому прописать ее в доме Миша не мог. А без прописки ее не брали на работу. Она воспринимала это очень болезненно, и через месяц бесплодных поисков работы у нее опять заболело горло. Ее положили в больницу. Кто-то из больных посоветовал ей поехать в поселок Термальный, расположенный недалеко от города, и попытать удачу там. По выходу из больницы Ирина решила предпринять последнюю попытку.

В Термальном ее с радостью приняли на работу секретарем, с перспективой перейти в отдел кадров. Ей выделили комнату в общежитии, и обещали в течение года дать квартиру. Эта неожиданная удача вернула присущий ей оптимизм, утраченный за этот месяц бесплодных поисков работы. Ее сын Олег благополучно поступил в мореходное училище, дисциплина которого была очень полезна для такого легкомысленного парня.

Утром Миша прибыл на судно. Там уже находился почти весь экипаж, приехали также электромеханики Саша Власенко, и Валера Чиликин, который прибыл на "Зевс" уже с направлением. Это означало, что Миша может сдавать ему дела, и спокойно уходить на выходные. Валера давно работал на "Зевсе", так что передача дел состоялась в каюте, где трое электромехаников дружно распили бутылку водки.

На вахту заступил Валера, и, потолкавшись на пароходе до обеда, Миша собрался идти домой.

— Мне тоже здесь делать нечего, — сказал Саша Власенко, — так что поехали вместе, я на машине.

Они вышли через проходную, Саша запустил мотор, и сказал, что капитан Костенко просил его подвести до дома, так что придется подождать. Они стояли возле машины, когда минуту спустя из проходной вышел Костенко. Он прошел половину пути, потом круто развернулся, и бегом побежал обратно.

— Мы здесь, — закричал Саша, однако капитан даже не оглянулся.

— Не понял, — удивился Саша, — он просил отвезти ему мешок картошки домой, а теперь и сам убежал.

Миша все сразу понял, и расхохотался.

— Сейчас он придет, а ты его спроси, где же картошка.

— Конечно, спрошу, а что тебя так насмешило?

— Потом объясню.

Костенко вышел из проходной, и направился к автомобилю.

— А где же ваша картошка? — Наивно спросил Саша.

— Поехали, — буркнул Костенко.

— Объясняю, Саша, — сказал Михаил, когда машина тронулась. Если бы я с тобой не стоял, то украденный капитаном на судне мешок картошки сейчас лежал бы в твоем багажнике. Но командиру пришлось вернуть матроса, который его тащил, потому что он мне не доверяет.

В машине воцарилось напряженное молчание, потому что Саша смутился, и не знал что сказать, Костенко сгорал от стыда и ярости, а Миша давился смехом. Его подмывало желание невинно спросить:

— Командир, я не нарушил субординацию?

В субботу Катя приготовила праздничный обед, и когда приехала Ирина с Олегом, которого она забрала из училища, сели за стол. Ирина буквально расцвела за это время, и когда Олег ушел, поскольку его отпустили только на два часа, Миша спросил сестру, не появился ли у нее любовник. Ирина слегка смутилась, и сказала, что до любовных отношений еще не дошло, но поклонник появился. Выглядела она счастливой и совершенно здоровой, бурно радовалась своему приезду на любимую Камчатку, А Маринку почти не выпускала из рук.

— Миша, я Катеньке говорила, что нужно найти бабку-врачевателя, чтобы она полечила Мариночку, как ты к этому относишься?

— Мне Катя говорила, и отнесся я к этому скептически, но когда сам увидел, как дитя мучается, то готов теперь довериться даже бабке, только как ее искать?

— Ну, так я ее нашла. Я все выяснила, я говорила с теми, кто к ней обращался, и у меня нет оснований им не верить. Кстати, сама она из Петропавловска, а в Термальный приехала к своей дочери, которая работает у нас в совхозе, и я эту женщину знаю лично. Поэтому предлагаю вам ехать со мной, заодно посмотрите, как я живу.

— Ира, умеешь ты убеждать брата, но поскольку каждый раз оказываешься права, то нам ничего не остается, как согласиться. Поедем, Катя?

— Я с удовольствием, но я надеюсь, что вы не сегодня собрались ехать?

— Мне не терпится сегодня.

— Ира, куда нам спешить, побудь у нас, я всегда так радуюсь, когда ты в нашем доме.

— Спасибо, Катенька, я обожаю у вас бывать, а нетерпение вызвано желанием поскорее вылечить Мариночку, потому что бабке я верю. Поедем завтра.

Во второй половине дня в воскресенье они втроем отправились на автовокзал. Миша тащил увесистую сумку, потому что предполагалось задержаться в Термальном на несколько дней.

По пути в общежитие Ирина показала дом и подъезд, в котором жила врачевательница. На следующее утро Катя с Мишей понесли дочь на лечение, в которое Миша в глубине души не верил. Им открыла женщина, еще совсем не старая.

Миша сбивчиво объяснил ей цель визита, и она пригласила их войти.

— Что с ребенком? — Строго спросила она.

Катя рассказала.

— Посидите на диване, — сказала она, забирая Маринку у Кати.

Миша неохотно подчинился, однако когда увидел, что дверь в соседнюю комнату, куда зашла женщина, осталась открытой, успокоился. Он слышал звуки, которые долетали из этой комнаты, и ничего подозрительно в них не было, более того, он явственно услышал короткий смех Маринки, и они с Катей только переглянулись.

Через три-четыре минуты женщина сказала:

— Пусть мать зайдет.

Миша слышал короткий разговор, хотя слов не разобрал. Потом Катя с Маринкой появилась в дверях.

— Вам нужно будет принести девочку через три дня, и потом через неделю, но на следующей неделе я уезжаю в город, так что вам придется найти меня там, я дам вам адрес.

Миша неуверенно поблагодарил, и они вышли из квартиры.

— Расскажи, что ты видела, — попросил Миша.

— Когда я вошла, Маринка лежала распеленатая, и во весь рот улыбалась бабке. Но самое главное, пластыря на месте не было! Я так удивилась. Как она умудрилась его удалить, что при этом Маринка даже не пискнула? Такого не случалось ни разу! Вот когда я поверила этой женщине.

— Раз так, тогда я тоже начинаю верить. А что она тебе сказала?

— Она сказала простую и замечательную вещь, она сказала, что приклеивать пластырь нужно, но если под него подкладывать пуговицу, то Маринке будет не так больно, когда придется его удалять. Представляешь?

— Гениально! Никогда не любил врачей, а теперь начинаю их ненавидеть. За своим апломбом они прячут свою ограниченность и полное равнодушие к собственной работе, тем более, к пациентам! Почему вот такая простая вещь известна малограмотной женщине, и неизвестна тем, кто занимается этим профессионально? — Кипятился Миша.

Вечером он уехал домой, потому что для четверых в комнате Ирины места было маловато. На третий день домой вернулись Катя с Маринкой. Катя рассказала, что вторая процедура лечения была такой же, как и первая. А пупок у Маринки стал затягиваться. Еще через три дня он стал таким же, как у всех. Ни Катя, ни Миша не надеялись на такое успешное и быстрое лечение, которое было больше похоже на волшебство, и были преисполнены благодарности к этой женщине-волшебнице.

Ира предупредила их, что денег целительница не берет, а от каких-нибудь продуктов, возможно, и не откажется. Поэтому на последнюю процедуру они отправились с пакетом. Квартира у Тамары Дмитриевны, как звали женщину, находилась в микрорайоне "Горизонт". Она осмотрела Маринку, и сказала, что пластырь больше не нужен, и что девочка совершенно здорова.

Маринка стала гораздо веселее, хорошо стала спать, и почти не плакала. Она очень радовалась, когда ее выносили на прогулки, которые они теперь совершали втроем.

 

Глава 8

В разлуке

В ноябре выпал первый снег, да так и остался лежать. Катя находилась в академическом отпуске, Миша тоже отдыхал. Поэтому они много читали, совершали прогулки по городу, часто Катя садилась за пианино, и дом наполнялся звуками живой музыки. Иногда они с Мишей играли вместе, и Маринка таращила глазки, тянулась ручками к блестящей трубе, и всячески высказывала свое одобрение. Так незаметно прошли осенние месяцы.

Миша вышел на работу, и с удовлетворением узнал, что у капитана Костенко, и у старшего помощника Лосева были крупные неприятности, и что и того и другого уволили из пароходства.

В тот же день его вызвал к себе капитан Ершов.

— Здравствуйте, Алексей Иванович. Вы меня вызывали?

— Здравствуй, Михаил, садись. Выпьешь рюмочку?

— Спасибо, Алексей Иванович, я ведь на вахте.

— Рюмка тебе не повредит. Как поживает твоя семья, как дочь?

— Все в порядке, мы часто с Катей говорим о вас, а вот на подходе новогодние праздники, и мы хотим пригласить вас с Таисией Николаевной к нам на встречу Нового года.

— Спасибо, Миша, но Новый год мы всегда встречаем дома с женой, это у нас традиция. Ты не обижайся. А вызвал я тебя вот для чего. Я обещал тебе, что расскажу о результатах расследования, которые начал ты. — Сказал капитан:

"Первое, что я сделал, когда принял дела, это изъял ключи от каюты старпома и от артелки, и опечатал эти помещения. Старпома на судне не было, и те бутылки, о которых ты говорил, он вывез с судна в первый же день.

Я вызвал на судно наших бухгалтеров, мы вскрыли каюту старпома, изъяли все документы, провели полную ревизию продуктов, и вот какую картину обнаружили: В июле в Петропавловске Лосев получил продуктов на сумму четыре тысячи рублей, но на стол экипажа попало всего продуктов на сумму 800 рублей.

Также произошло и во Владивостоке: продуктов было получено на сумму 2800, на столах оказалось всего на 900 рублей, я округляю. Таким образом, за два с половиной месяца было украдено пять тысяч рублей. Такие масштабы заинтересовали начальника пароходства, он подключил своих бухгалтеров, произвели ревизию в продуктовом складе Торгмортранса. Выяснилось, что Лосев получил в этом складе продуктов на две тысячи, остальное получил деньгами, которые разделил с работником этого же склада, женой капитана Костенко. На 1200 рублей он получил дефицитных продуктов, которые частично были съедены этой парочкой в рейсе, частично просто украдены. Во Владивостоке у Лосева такой номер не прошел, и тогда он получил вместо продуктов лимонад и минеральную воду, расписал все это на экипаж, с намерением вычесть ее стоимость из зарплаты экипажа, причем по Камчатской цене, которая на девять процентов выше Владивостокской. Ведомость уже была подготовлена. Кстати, двенадцать ящиков экипаж не смог выпить, и эти ящики оказались в артелке, будучи уже списанными, то есть теперь старпом мог продать их экипажу во второй раз, кроме того, всю стоимость пустых бутылок старпом положил в карман. Но и это еще не все. На судно было получено десять блоков сигарет "Столичные". Однако в документах старпома значилось сто блоков. Лишний ноль в накладной был дописан позже, поскольку паста слегка отличалась. Все это хищение немного не дотягивало до уголовной статьи "Хищение в крупных размерах", но и за это каждый из этих троих мог получить немалый срок, если бы дело дошло до прокуратуры. Но до прокуратуры не дошло. Деньги им пришлось вернуть в кассу, с работы их выгнали по такой статье, что во флоте им больше не работать. Кроме того, их выдворили с Камчатки. Но это не значит, что украденные у экипажа продукты когда-либо вернутся на "Зевс". Что ты об этом скажешь?"

— Алексей Иванович, я скажу, что лично я полностью удовлетворен, и черт с ними, с этими продуктами, и с деньгами, то, что с Камчатки вышвырнули троих гнусных воров, полностью компенсирует наши потери. Спасибо вам.

— Возможно, я бы и сам наткнулся на это воровство, потому что Костенко не доверял, но время было бы упущено, и концы спрятаны. Вот поэтому дай мне пожать твою руку, и давай выпьем за всех честных моряков.

Новый, 1983 год решено было провести с Ирой и с друзьями.

Неожиданно для всех Коля Ботов тайно женился, и пропал для всех своих старых друзей. Однажды Миша с Катей случайно встретили в городе эту пару, и потом часто удивлялись, как такой любимец женщин решился выбрать в жены такую особу. У нее было жесткое лицо, недоброжелательный взгляд, властная манера поведения, и все это при очень заурядной внешности, если не сказать больше. Николай рядом с ней выглядел типичным подкаблучником, казался подавленным, и чувствовалось, что эта случайная встреча со старыми друзьями особой радости ему не доставляет.

В десять часов вечера пришли Маркевичи и Рекуновы, и вся компания села за стол, чтобы достойно проводить этот замечательный год. Миша включил телевизор, в надежде, что может быть хоть на этот раз глава государства начнет поздравлять страну с Новым годом не с Владивостока, а с Петропавловска. Его надежды, как всегда, не оправдались. Он слегка ослабил самоконтроль, и к двенадцати часам немного захмелел. У него было несколько сигнальных ракет и фальшфейеров, и, когда все вышли во двор, чтобы встретить наступающий год под открытым небом, наступил момент, когда их можно было пустить в дело. Игорь наливал всем в бокалы шампанское, все кричали "Ура!", Миша запускал ракеты. Когда ракеты закончились, он вручил мужчинам фальшфейеры, и все вокруг озарилось ярким красноватым светом.

Миша также взял фальшфейер, дернул кольцо, и струя яркого пламени ударила ему прямо в широкий рукав меховой куртки. В первый момент Миша не понял, что случилось, потом воткнул свой горящий факел в сугроб. Он сделал ошибку: после запуска ракет перевернул фальшфейер таким же образом, как и ракету. Боль от ожога была не очень сильной, поскольку термитная смесь сгорает при очень высокой температуре, но он знал, что ожог получил значительный. Он незаметно заглянул в рукав — рука была черная, а подкладка куртки сгорела.

Когда все снова уселись за стол, он позвал Ирину в кухню. Ирина ахнула, когда он показал ей руку. Но она быстро опомнилась.

— Как это случилось?

Миша объяснил.

— Я знаю, что делать, — сказала она, открывая холодильник. Она достала два яйца, приготовила кусок пергаментной бумаги, марлю. Потом разбила яйца, и размазала их содержимое по обгоревшей руке. Затем накрыла это место бумагой, и забинтовала руку марлей.

— Вот и все. Завтра проделаем то же самое, и я думаю, что скоро все заживет.

— Впервые вижу такой способ лечения ожогов.

— Однажды маленький Олег обварил себе ноги кипятком. Я побежала к старушке соседке, бывшей фронтовой медсестре. Вот она мне это посоветовала, а потом объяснила, что свежее яйцо само по себе стерильно, и имеет стерилизующие вещества, кроме того, оно включает все вещества, необходимые для регенерации тканей организма, кожного покрова. Поэтому твой кошмарный ожог, скорее всего, заживет так, что на руке не останется никаких следов. Болит?

— Боль почти прошла. Спасибо, Ира. Как только у меня в жизни возникают сложности, ты тут как тут, и сложности исчезают, как по волшебству. Ты мой ангел-хранитель.

Ирина лишь улыбнулась в ответ.

Зимой "Зевс" почти не покидал порт, лишь изредка судно выходило в короткие рейсы. Миша стоял суточную вахту на стоянках, и такой режим работы нравился и ему, и Кате. Однако весной ожидалось много рейсов на побережье.

Но в один прекрасный день Михаила вызвал к себе начальник отдела кадров Карташов, и предложил ему временно перейти на берег. У Карташова появилась вакансия на береговой базе. Миша посоветовался с Катей, и они решили, что такое предложение следует принять, потому что уйти на берег Мише все равно придется, ведь Кате нужно закончить учебу.

Он стал работать на береговой базе АСПТР. За два года база значительно расширилась, на берегу построили три здания: трехэтажный административный корпус, здание столовой и ремонтные мастерские. Все три здания пока стояли пустыми, потому что ни отопления, ни воды в них пока не было. Проводились сантехнические и электромонтажные работы. Увеличился и штат работников, особенно работников конторы. Для проведения электромонтажных работ и потребовались электрики. На танкере "Сахалин" в штате числилось трое электромехаников, теперь штат пополнился тремя электромонтажниками, и Михаил стал одним из них. Работы было много, тем более что старые электромеханики, двое из которых были пенсионерами, из мастерской практически не выходили, и занимались в основном личными делами. В ежедневной напряженной работе время летело быстро, наступил март.

Камчатская весна — не лучшее время года. Скрепя сердце, Миша решил отправить Катю с Маринкой к родителям. В начале марта Миша проводил своих девочек в аэропорт, и вернулся в опустевший дом.

"Здравствуйте, дорогие мои Катенька, Маринка, папа, мама, и Аленка!

Я поздравляю всех женщин и девочек с праздником 8 марта, и желаю вам всегда быть такими же радостными, как в этот день. Ведь у вас сейчас двойная радость: радость встречи, и хороший праздник.

Катенька, а мне придется начать с жалоб: в доме стало так пусто после вашего отъезда, и он сразу же потерял жилой вид. Ты была душой этого дома, его доброй феей, а теперь душу из него вынули, из меня тоже. Мы с ним осиротели. У меня из рук все валится, слоняюсь по комнатам, включаю по очереди все радио- и электроприборы, так и они тоскливо воют. Пытался играть на трубе, так она возмутилась.

Сутки я здорово волновался, потому, что ты сразу исчезла из моего поля зрения, и мне не удалось увидеть, как ты села в самолет. Я не увидел ни одного светлого пальто. В конце садились военные моряки, а тебя я так и не увидел. Может, ты летела в шинели?

Теперь я успокоился, потому что получил телеграмму. И даже повеселел, и с завистью представил вашу встречу. Я тоже хочу всех увидеть. Вот пойду, сдам бутылки, и тоже приеду.

Ходил сегодня на работу. Такая скучная фраза: "ходил на работу". Ходил в рейс — совсем другое дело. За этой фразой всегда стоит много каких-то событий, переживаний, воспоминаний.

Ходил на работу, ничего не произошло, — такая проза!

Ты просила писать обо всем, что я раньше рассказывал на словах. Ну, так вот, Косте у нас в доме не очень понравилось, я понял, что ему показалось очень просторно. Зато Гена был в восторге, и энергично доказывал преимущество просторных комнат и высоких потолков. Я с ним согласен, но только если ты дома.

Надеюсь, твое письмо уже в пути, и жду его с нетерпением. Я желаю вам ранней весны, чтобы вы могли насладиться солнцем в полной мере.

От меня очень многословно, убедительно и наглядно передай всем привет, и уверения в моем уважении и любви. Целую нежно, ваш отец муж и друг".

"Здравствуй, наш дорогой папочка-Мишенька! Вот мы и в Запорожье, и уже соскучились по тебе. Как ты там без нас? Перелет у нас прошел хорошо. Занести вещи в самолет нам помог какой-то военный, до самого кресла донес. После набора высоты нам дали люльку, плед. Маринка вела себя по-взрослому, не шумела, в основном спала или играла. Даже парни рядом со мной потом сказали, что обреченно приготовились слушать весь рейс "соло младенца", и почти разочарованы. Наговорили нам комплиментов. Я умудрилась почти выспаться до Москвы.

В Москве нас встретила мама. И только на перелете в Запорожье Маринка стала капризничать. Еще бы, я и то устала, что о ней говорить. Встречал нас папа на машине, а Аленка встретила нас возле дома. Она даже расплакалась. У нее совсем взрослое лицо, сама вся тоненькая, изящная, просто не узнать, но приставала ко мне, как в детстве. Она приготовила нам ужин, и все было так вкусно, что я теперь собираюсь брать у нее уроки кулинарии. Попробовал бы ты ее торт! На нем была надпись: "Дом, здравствуй!"

Маринка была возбуждена, а тут еще полный дом гостей набежало, так что она трудом уснула даже после купания.

Мы с Аленкой сдвинули кровати, и болтали, пока Маринка не проснулась.

Как ты там без нас? Ты скучаешь? Приезжала ли Ира на 8 марта?

Мишенька, я умираю, спать хочу, извини. Все запорожцы шлют тебе привет.

Пиши мне, и жди меня, как я тебя ждала. Целую крепко, твоя Катя".

"Катюша, я сегодня получил твое письмо, и праздную это событие. Рад за вас, и разделяю вашу радость. Но без вас, конечно, плохо. Все, что ты делала в доме шутя, не для моих худых плеч, мне приходится постигать науку домоводства, начиная с азов. Вот вчера пропылесосил (боюсь, Брокгауз и Эфрон перевернулись на другой бок в своих уютных могилах) весь дом, а сегодня, чтобы оживить воспоминания о вас, с утра замочил белье, как ты учила, и стираю, а заодно пишу письмо во время пауз.

Мы с Ирой на днях были в кино, посмотрели хороший фильм "Смерть среди айсбергов". А еще смотрели фильм "Троих надо убрать", но сидели на третьем ряду, и кровь с экрана брызгала прямо на нас.

Сегодня утром я доел борщ, который ты для меня сварила. Последние ложки я глотал со своими слезами, так мне было жалко с ним расставаться, и такой он был вкусный.

Но своим острым глазом Ира заметила пустую кастрюлю, и сварила мне еще борща. Правда, честно призналась в твоем превосходстве. Я еще не пробовал, но его запах внушает уважение, и вселяет надежду. Ну вот, белье постирано, письмо, написано. Я желаю вам теплой погоды, много солнца и тепла. Целую, люблю, всегда ваш Миша".

"Дорогой мой Мишенька! Ты сейчас собираешься на работу, а мы укладываемся спать. И я подумала, как хорошо было бы сейчас лечь в постель, и прижаться к тебе, мой любимый. Тогда я села писать тебе письмо.

Погода у нас сейчас такая же, как на Камчатке: идет летний дождик со снегом, еще и с ветром. Ходили два раза гулять с Маринкой, получили много впечатлений от погоды, но минимум удовольствия. Папа с мамой подарили нам детскую складную коляску, почти такая же, как у нас дома, но Маринку я ношу на руках, потому что в этой шуге коляска буксует.

Маринка кушает хорошо, стала спокойная, как дома, вот только когда купается, почему-то нервничает. Может, вспоминает, как у нее болел животик до того, как его вылечили, я уже думаю, может она чувствует кожей, что здесь другая вода? После камчатской воды мне здесь вода совсем не нравится.

Я уже видела много знакомых, своих одноклассниц, они мне все рассказали, кто где, и мне все это было очень интересно. Жаль, что ты не мой одноклассник, тогда я написала бы тебе кучу новостей, а так они тебе не интересны.

К нам почти каждый день кто-нибудь приходит, и мне приходится рассказывать одно и то же по много раз. Наверно я изложу все на бумаге, и повешу на стенку, пусть читают, потому что меня уже смешит, когда я в десятый раз слышу один и тот же вопрос.

Ну, все, иду спать с мечтой о том, чтобы ты пришел ко мне во сне, и был таким, каким ты всегда бываешь. И тебе желаю посмотреть такой сон.

Привет Ире и Олегу от всех наших. Нежно целую тебя, твоя Катя".

У Миши случился на работе конфликт. Время от времени электромонтажников посылали ремонтировать светильники, или просто менять лампы на старый танкер "Сахалин". К тому времени вся контора перебралась в административное здание на берегу. На танкере остались лишь три диспетчера, три кочегара, и трое электромехаников, которые и должны были обслуживать этот танкер. Однако электромеханики были так заняты собственными делами, которые заключались в ремонте своих автомобилей, изготовлении блесен для рыбалки, ремонтом бытовой техники, для себя и для начальства, что на обслуживание танкера времени не оставалось. Тем более что можно было подать заявку на проведение электротехнических работ мастеру ремонтного участка. Все это было отлично известно электромонтажникам, и ходили они на танкер с большой неохотой.

Однажды в середине дня мастер ремонтного участка Шехунов нашел Мишу на водолазном боте, который требовалось подготовить к сдаче регистру, и сообщил, что нужно восстановить освещение в машинном отделении танкера. Миша вяло возражал, дескать, водолазный бот важнее, но, в конце концов, пошел на танкер.

По пути он зашел в мастерскую электромехаников. Двое из них с азартом играли в шашки, третий с интересом наблюдал за игрой, прихлебывая чай. Миша возмутился, но виду не подал.

— Приветствую электрическую силу. Генеральное сражение? Играю с победителем.

— Ты иди лампочки вкручивай, в машине уже совсем темно. — Ответил Михаил Александрович Мишин, старший по возрасту, и признанный лидер в этой тройке, не прерывая игры.

— Вот как? Я понимаю, что вы заняты важным делом, но лампочки могли бы и сами вкрутить.

— Мы уже старые, чтобы лазить по переборкам, а "молодым везде у нас дорога".

— Михаил Александрович, вы же знаете, что на нашей шее все водолазные боты, два этажа ремонтных мастерских, все оборудование столовой, административное здание, откуда мы почти не вылезаем, а еще склад, и освещение всей территории базы. А нас только трое, вас тоже трое, и свое судно вы могли бы обслужить без труда.

— Я понял так, Стрельцов, что ты отказываешься делать то, что тебе сказали? В этом случае я сделаю так, что тебя лишат премии. Как тебе такая перспектива?

— А я понял так, что вы хотите конфронтации. Спасибо, что развязали мне руки, теперь не обижайтесь, я тоже не плохо играю в шашки, и теперь мой ход.

Вернувшись к себе в мастерскую, он, полный негодования, быстро настрочил текст, который озаглавил "Предложение по оптимальной организации труда". Предложение сводилось к тому, что трое электромонтажников согласны взять на себя обязательство по полному обслуживанию танкера "Сахалин" с прибавкой к зарплате в пять процентов. О трех электромеханиках в нем не было ни слова, однако из предложения вытекало, что поскольку их обязанности берут на себя электромонтажники, то они остаются без работы.

Миша позвал Костю и Гену, своих коллег, и предложил им прочитать свою бумагу. Оба были в восторге, и с радостью подписали предложение. Тогда Миша отнес документ мастеру Шехунову. В конце рабочего дня Мишу вызвала Ксения Георгиевна, начальник экономического отдела, чей сын Костя работал вместе с Михаилом.

— Садитесь, Михаил Николаевич. Я прочитала ваше предложение, и нахожу его своевременным и выгодным для предприятия. Однако, такой вопрос не в моей компетенции, поскольку возникает необходимость в изменении штатного расписания работников предприятия. Со своей стороны я буду настойчиво добиваться реализации вашего предложения, но чтобы документ стал более весомым, я предлагаю вам отказаться от авторства. Было бы убедительней, если бы документ исходил от мастера ремонтного участка. Вас не обижает мой чисто прагматичный подход?

— Ксения Георгиевна, как вы понимаете, эта бумажка сама по себе не имеет никакого значения. Нам важен результат, и если вы считаете, что такой ход поможет реализовать предложение, то мне остается только поблагодарить вас за поддержку.

На следующее утро Шехунов позвал Мишу в свою конторку, и прямо спросил, не будет ли Миша возражать, если он подаст предложение от своего имени. Миша заверил мастера, что будет только рад, и они расстались, довольные друг другом.

На этой же неделе мастер сообщил Мише, что предложение будет реализовано, но иначе: должности троих электромехаников сокращают, и им предложили перейти на должности электромонтажников, они уже согласны. Всем шестерым электромонтажникам повысят разряд. Михаил торжествовал, но, предвидя некоторые трения, попросил мастера лично назначать объекты для работы каждому электромонтажнику.

Утром в понедельник в мастерскую пришли трое бывших электромехаников, во главе с Михаилом Александровичем Мишиным.

— Принимайте пополнение, сказал Мишин, фальшиво улыбаясь.

Костя и Гена переглянулись, и вдруг расхохотались во все горло.

Мишин стойко перенес унизительный смех, Лагоша и Шаталов были смущены до крайности. Стрельцов старался сохранять невозмутимое выражение лица, и понимал, что имеет отныне, по крайней мере, одного врага, с которым стоит считаться, и враждебный взгляд, который метнул на него Мишин, убедительно это доказывал.

Впрочем, работать теперь стало легче. Электромонтажники работали парами: Лагоша с Шаталовым, Костя с Геной, а Миша предпочитал работать один. Мишин работал в мастерской, занимаясь ремонтом демонтированных агрегатов, которые приносили в мастерскую.

У Миши сложились дружеские отношения с мастером участка Александром Шехуновым, и когда у электромонтажников выпадали минуты затишья, Шехунов приходил к ним поболтать.

Задолго до этих событий у Михаила появилась идея записывать все электромонтажные и ремонтные работы в журнал по образцу электротехнического вахтенного журнала, который электромеханики вели на "Зевсе". Это было очень удобно, поскольку давало возможность классифицировать неисправности, и приходить на объект с готовым решением. Сначала Миша вел журнал один, потом коллеги оценили удобство таких записей, и записывали свои работы сами.

"Здравствуйте, мои любимые Катя, Маринка, и вся семья.

Катенька, я уже так соскучился, что хочу ехать в Запорожье, и жениться на тебе во второй раз. А этот ненавистный календарь так медленно худеет! У нас дома все в порядке, единственный его обитатель относительно сытый, и относительно живой. Олег иногда приходит, но меня редко застает дома. Сжигает нагреватель, пишет объяснительную записку, и уходит. Я нашел побочную работу в магазине, и теперь прихожу домой поздно. Думаю, месяц буду наводить порядок в электрооборудовании этого магазина, а потом можно будет не ходить туда каждый день.

Катенька, меня беспокоит твоя практика. Нельзя тебе терять этот год, нужно покончить с техникумом. С нашей предприимчивостью няньку нам вряд ли удастся найти. Как смотрит семья на то, чтобы Аленке приехать к нам? Если Аленка согласится провести у нас лето, все вопросы решились бы довольно просто.

Катенька, деньги не экономь, скоро я вышлю тебе еще, купи себе что-нибудь нарядное с таким расчетом, чтобы брюнет в новом костюме был в тон к твоему наряду. Всем привет, поцелуй Маринку за меня. Целую тебя так, как будто мы наедине, твой Миша".

"Наш дорогой любимый Мишенька! Вчера получили от тебя письмо. Ты молодец, держишься, шутишь. А что, бутылок не хватило на проезд? Наверно не в той компании ты время коротал. Придется тебе дожидаться нас дома, а, учитывая весну, которая к нам пришла благодаря твоим пожеланиям, это случится не так скоро, хотя я очень соскучилась по тебе.

Последние дни все время светит солнце, на балконе до 20 градусов тепла. Маринка так радуется, как будто никогда не видела солнца, а может так и есть? Камчатка солнцем не часто радует. Мы слышали, что у вас там был тайфун. Как там наш домик, не пострадал?

Теперь мы с Маринкой ходим гулять каждый день, я вожу ее в коляске, купила ей красивую курточку и брючки, теперь она как взрослая, и с чувством превосходства посматривает на прохожих. Последнее время стала капризничать, наверно скоро у нее будут зубки резаться. Я уже не дождусь.

Миша, твой костюм уже готов? Очень мне хочется посмотреть на тебя в новом костюме, я тебе к нему галстук подобрала, тебе понравится. Смотри, не соблазняй девушек, в гневе я опасна.

Что слышно по поводу квартиры, которую Ира ждет? Как у тебя с продуктами, чем питаешься? Пиши мне, я скучаю без твоих писем.

Любим, скучаем, ждем встречи".

"Здравствуйте, мои милые девочки, и вся семья!

Катенька, я очень тебе благодарен за то, что ты не забываешь своего старичка-мужа. Мне очень приятно получать твои теплые письма, они помогают мне представлять все, что у вас происходит. Я стараюсь тщательно выполнять твои наказы и рекомендации. В доме у нас чисто, грязной посуды не бывает. Правда, я еще ни разу себе не готовил, но каждый день вечером читаю, как приготовить пюре. Но ты не волнуйся, голодным я не бываю. Обедаю в столовой, а вечером и есть не хочется: это такое скучное занятие — ужинать в одиночестве.

В воскресенье у нас была свирепая пурга, ураган. Ветер 35–45 метров в секунду. Всю ночь дом гудел и чем-то хлопал. Я думал, что придется утром собирать его по соседским дворам. Школу отменили, и я очень пожалел, что я не школьник. Особых причин на работу не идти не было. Транспорт не ходил, свет отключили. Мне удалось чудом втиснуться в какой-то автобус, идущий в неизвестном направлении. К счастью, он привез меня в центр. А в основном весь народ бежал пешком со скоростью ветра по улице Набережной. У нас половина народу на работу не пришли, а кто пришел, не работал с досады.

С кинотеатра и с драмтеатра сорвало всю кровлю, и жесть весело кружила над городом с грохотом и жутким смехом. На театральной площади сломались два металлических столба, в общем, разрушения были. А наш дом совсем не пострадал, даже флюгер торчит, лишь погнулся немного. Сарай занесло мелким льдом сквозь щели, пришлось откапывать. Ночью мне спать было как-то неуютно, оказалось, что ветром открыло дверь, поэтому стало немного прохладно, так что снег, который намело ночью в комнату, не таял.

Костюм мой готов, и его действие мне не терпится испытать на тебе. Пришлось к нему купить еще и туфли, и все это мы обмыли с Толиком, который наконец-то появился с коньяком и кучей книг. Сейчас ходил за почтой, а там письмо от мамы. Такая хорошая суббота сегодня.

Вы не беспокойтесь обо мне. Без Катеньки, конечно плохо, но меня радует, что она окружена теперь вашей заботой, и отдыхает теперь от тишины. Что касается Маринки, то я не сомневался, что она всем понравится. Только вы ее не закармливайте, я по себе знаю, как вы красноречивы, когда хотите кого-нибудь накормить. Я хоть мог схитрить и уклониться от лишнего вкусного кусочка, а она же беззащитна, подумает, что так и надо. Я мечтаю, чтобы она во всем была похожа на Катю. Чем больше она будет похожа на нее, тем ближе она будет к идеалу.

Я закругляюсь. Всем привет. Катюша, а ты не учишь Маринку плавать? Страстно целую тебя, Миша".

"Мишенька, здравствуй! Очень соскучилась по тебе и по твоим письмам, долго не было письма от тебя, но вот оно пришло, такое интересное и смешное, прелесть. Я читала его, и представляла себе все. Мне здесь, конечно, очень хорошо, но я уже очень соскучилась по тебе, по нашему домику, по Камчатке.

У Маринки прорезалось два зубика! Утром я давала ей попить, слышу, что-то звякнуло. Открыла ей ротик, а там два зубика, совсем крошечные. Наверно они ее беспокоили, потому она и капризничала.

Маринка стала очень похожа на тебя, все это говорят. Она уже научилась целоваться, стоит в кроватке, и даже ходит, когда я ее поддерживаю. Любит купаться, но плавать не пытается, наверно природный инстинкт уже не действует. Аппетит у нее хороший, но ест мало, демонстративно сожмет губки, и все.

Родители ездят на дачу, сажают картошку, овощи. Все террасы уже готовы, теперь там так красиво, приедешь, не узнаешь. Вся эта местность изменилась неузнаваемо, папа говорит, что через два года вся эта местность превратится в сплошной сад. Теперь они достают строительные материалы для домика.

У нас уже очень тепло, пробивается травка, на деревьях распускаются листики. Скоро и у нас на Камчатке станет тепло, и тогда мы приедем, и будем долго вместе с тобой.

Миша, хорошо, что тебе нравится костюм, только меня пугает, что тебе придет в голову испытать его действие на ком-нибудь кроме меня. Ты же знаешь, что в полной мере оценить костюм и его содержимое могу только я. И не строй глазки продавщицам в своем магазине.

Посылаем вам часть нашего тепла, целуем нежно, всегда твоя Катя и Маринка".

"Милые девочки! Осталось чуть больше месяца до нашей встречи, и жду я ее с таким же нетерпением, как когда-то ждал нашей свадьбы.

Катенька, спасибо тебе за такое хорошее письмо, мне приятно знать, что ты скучаешь и по мне, и по Камчатке. Маринка тоже радует отца своими успехами. Наверно, пока придет это письмо, у нее еще зубки появятся. Они у нее ровные? Так хочется, чтобы она была такая же жизнерадостная, как ее мама.

Вы уже наверно все загорели. Катя, твой бледнолицый муж хочет видеть твой загар, смотри, не прячься от солнца.

Мои дни проходят скучно и однообразно, если от тебя долго не приходит письмо. Последнее я получил в субботу, и все выходные у меня было отличное настроение, так что я даже решил увенчать конец воскресенья большой стиркой. Правда, мой энтузиазм быстро иссяк, и все белье лежит не глаженное, и лежать ему, наверно, до следующего письма.

Катенька, может, ты уже решила приехать раньше? Через месяц у нас уже будет тепло, а тебе за это время надоест жара. Мне вас так не хватает!

Вчера я ремонтировал интересные часы, которые появились у нас в доме. В половине каждого часа из них выглядывает кукушка Катя, говорит один раз ку-ку, и прячется. Иногда кукует невпопад: в девять часов кукует раз двенадцать, но скоро я научу ее. Будет тебе подарок к приезду.

Есть замечательная новость: Ире дали квартиру. Второй этаж, окна выходят прямо в лес. Я ее еще не видел, потому что мы ее еще не обмывали, потому что она еще не переехала, потому что квартира еще не освободилась. Ира надеется переехать на этой неделе, или на следующей, сообщит мне телеграммой. Вот такие радости иногда посещают наш дом.

Продавщицы не обращают на меня внимания, потому что я витаю высоко под потолком. Я же смотрю на них свысока. Так что мне ничто не грозит, тем более что в целом мире нет женщины, красивее моей жены.

Всем привет, люблю, целую нежно, твой муж".

"Дорогой любимый Миша! Ужасно скучаю по тебе, больше никогда не будем ездить в отпуск отдельно. Ты хочешь, чтобы мы приехали раньше? Я тоже ужасно хочу этого, и готова ехать немедленно, только я думаю, что ради Маринки мне еще нужно побыть здесь. Если бы ты видел, как она изменилась за этот месяц! Она стала такая интересная. Вчера взяли на прокат детский манеж, она сидит в нем, встает сама, а вечером так бесится, прыгает. Наверно чувствует силу в ножках, и использует ее вовсю. Научилась спать на животе, сама переворачивается. Вот-вот появится клубника, всякая зелень, ведь дома этого нет, а ребенку это необходимо. Ты уж потерпи, миленький, ради Маринки.

Родители согласны отпустить Аленку к нам, но как ей сделать вызов? Может купить для нее туристическую путевку? Зайди в туристическое агентство, узнай все по этому поводу. Аленка, когда узнала, что существует такая вероятность, была на седьмом небе. Вот такие у нас дела. Целую тебя нежно, твоя Катя".

"Здравствуйте, мои милые девочки и семья! Катюша, я получил телеграмму от тебя, и мне стало стыдно, за то, что я пишу письма тебе не так уж часто, и заставляю тебя скучать и волноваться. Мне хочется писать каждый день, и времени, в общем-то, хватило бы, но ни одной оригинальной мысли в голове нет. Романтика закончилась в тот самый день, когда Стрельцов очутился на берегу, и поэтому я едва наскребаю два десятка слов в неделю, чтобы со стыдом отослать эту "жиденькую струйку дохлых мыслишек" любимой жене. Ведь ты заметила, что раньше мои письма были куда длиннее, и интересней. Вот если бы мой интеллектуальный уровень сейчас соответствовал эмоциональному, то мне бы, наверно, не хватало тетрадки для одного письма. Мне так хочется заглянуть в твои ясные глазки, услышать твой смех, погладить твои волосы, говорить тебе ласковые слова, носить тебя на руках. Я часто смотрю твои фотографии, ты такая красивая, и я теперь опять так остро это чувствую. Вчера ночью я думал о нас с тобой, Катенька, и мне было так странно, что совсем недавно еще ты была такой привычной для меня, такой доступной, а сейчас ты снова кажешься мне юной девушкой Катей, которую мне хочется завоевать снова, балансируя между надеждой и отчаянием, между восторгом и страхом. Помнишь, мы когда-то говорили, что если мы сумеем прожить три года в мире и согласии, то значит наш брак счастливый, и нам не страшны никакие потрясения. Конечно, три года — маленький срок, но все равно уже можно делать выводы, а главный итог нашей жизни — наша хорошая маленькая дочурка — дитя любви, папа которой бесконечно благодарен нашей милой мамочке за такой подарок.

Ты меня не разлюбила, Катенька? Я уже забыл, как ты разговариваешь, вот приедешь, и будешь читать мне вслух, я так люблю слушать твой голос. Только приезжайте быстрее.

У нас уже снег совсем растаял, только на сопках кое-где остался. Сегодня был такой солнечный теплый денек, и мне хотелось гулять с вами. Чем тебя еще соблазнить? Я достал индийского чая, в буфете лежит полкилограмма хороших шоколадных конфет, и халвы полно, так вкусно!

Когда Аленка закончит школу? Мне так хочется ее увидеть. Я заранее радуюсь, представляя нашу встречу. В честь вашего приезда я устрою салют с фейерверком, все уже готово.

Катенька, ты еще не купалась в Днепре? Вода уже наверно теплая. Сегодня с утра я делал генеральную приборку, даже пол помыл, и прополол домашние растения. Они тоже захирели в разлуке с тобой. А потом скатил двор со шланга, потому что снег был очень грязный после пурги и во дворе много пыли. Так что мы готовы к приезду наших хозяек.

Целую вас, люблю, скучаю".

"Милый наш Мишенька, здравствуй! Так долго не было от тебя писем, целых десять дней, и у меня никакого настроения не было, а еще Маринка немного приболела. У нее болело горло и ушки, был насморк. Несколько дней ничего не ела, только чай пила. Похудела сразу. Но сейчас поправляется, стала кушать понемногу. У нас было похолодание, иногда шел холодный дождь, но без снега, как заведено на Камчатке. А после твоего письма все наладилось, Маринка выздоравливает, погода снова теплая, иногда даже жарко, и настроение поднялось, хотя я очень скучаю по тебе, не могу дождаться нашей встречи.

У Маринки скоро будут еще зубки. А еще она уже научилась вставать самостоятельно, и ходит в манеже, если держится за него ручками. Умеет кричать ба-ба, папа, а меня называет ме-ме. С ней теперь еще интересней, я думаю, ей есть чем удивить своего папочку.

Мои родители настаивают, чтобы я оставила Маринку у них, но я не соглашаюсь. Как-нибудь мы с тобой выкрутимся, может, найдем няню. Аленка учится до первого июня, а потом у нее еще практика. Мама пытается договориться с директором школы, но шансов мало.

На даче фундамент для домика уже готов, перед выходными завезли цементные блоки, из которых родители будут строить дом, и все выходные они таскали эти блоки. Я тоже помогала, хотя папа и ругался по этому поводу. Маринка также носила по парочке штук. В этот раз все здорово устали.

В минуты затишья мне удается немного почитать, сейчас читаю "Осуждение Паганини" Виноградова. Что ты читаешь сейчас? Достал ли ты остальные книги Дрюона? Как там Ира, что у нее с квартирой? Приходят ли наши друзья?

Всегда с нетерпением жду твоих писем, мой любимый. Нежно и долго целую тебя, всегда твоя, Катя".

"Здравствуйте, мои милые девочки, и вся семья. Катенька, последнее твое письмо мне показалось грустным, наверно ты сильно переживала за Маринку. Что делать, маленькие дети иногда болеют, а у нее и смена часового пояса, и смена климата. Даже у меня иногда появляется насморк на материке, правда, ушки не болят. Пусть наша любимая мамочка не переживает, мы постараемся больше не болеть, и ей желаем крепкого здоровья.

У нас выпадает снег каждый день, превращается в грязь, и падает снова. Таким образом, хоть я ежедневно и вою от тоски, я вынужден признать, что после южного солнышка вам будет неуютно дома, и лучше вам не видеть в этом году здешнюю весну.

Я тут одичал, и Ира находит, что похудел. Видела бы ты, как я сейчас выгляжу: волосатый, взъерошенный, мне бы в шкуре ходить, но на этом троглодите твой подарок — модная куртка, поэтому меня не сажают в клетку. Вот кроме этого явления сейчас на Камчатке ничего примечательного нет.

Сегодня с утра было солнце, немного подсохло, и я ходил по двору, искал признаки весны. Нашел две зеленые былинки.

Я две ночи дома не ночевал, а когда пришел домой, обнаружил три твоих письма. В доме холодно, как на морском дне, но твои письма меня отогрели. Эти две ночи (испугалась?) я провел у Иры, с которой мы договорились о переезде в новую квартиру. Заодно отметить новоселье и пасху. В субботу я проснулся с петухами, но, как оказалось, зря. Один автобус исчез: из Елизово вышел, и так никуда и не пришел. Таким образом, я два часа развлекался в Елизово на автостанции, телепатируя вслед ушедшему автобусу ласковые слова, и нагуливая аппетит. Ира уже ждала меня с машиной. Потом притащился подвыпивший Иванов, и мы загрузили бортовой УАЗ с верхом, а заодно погрузили и меня, чтобы я венчал эту кучу домашнего хлама. Как оказалось, добродушный вид автомобиля был только маской, под которой скрывалась резвая и буйная металлическая душа. Под стать автомобилю был и его водитель. УАЗ весело заржал, и рванул галопом, причем в противоположную сторону. Вникать в смысл таких маневров я не стал, было не до того. В элитном районе поселка жил начальник снабжения, которого требовалось забрать. Когда мы въехали в элитную лужу, и машина обо что-то там споткнулась, я оказался под панцирной сеткой от кровати. А когда мы с трудом выбрались задним ходом, и поехали в обход, на меня ловко оделась женская ночная сорочка, потому что я следил за этой коварной сеткой позади, и поздно заметил бельевую веревку. Еще до этого я горько сожалел, что меня не раскрепили в кузове четырьмя тросами, а когда мой врожденный хватательный рефлекс сковала кокетливая ночная сорочка, появилась мысль, что в следующей луже вскоре появится морская русалка мужского рода. Мне удалось выпростать одну руку, и предотвратить этот позор. Однако в каждом окне я видел счастливые лица, и не был уверен, что мне удалось предотвратить его полностью.

Когда я втащил на второй этаж последний узел, как раз заканчивалась последняя калория, которую я получил в пятницу на обед. Тут меня стали поить совсем другими калориями, и в придачу весь вечер бубнил Иванов, так что мне даже захотелось посмотреть, что у него внутри. Вечером прибыл Олег, и гостей мы разогнали, а я занялся точной настройкой унитаза. Потом мы отправились к начальнику снабжения, где опять наслаждались обществом Иванова, правда, он уже не бубнил, а дремал. А я у начальника встрепенулся и воспрял, так что мы в тот же день еще играли в покер, и я выиграл себе место ночлега на полу. В воскресенье мы пошли в гости, и я увидел еще один лик Иванова — мрачный и молчаливый. Его жена, женщина приветливая и ироничная, подтрунивала над ним, а он сопел.

Ира просила и ей повесить бельевую веревку, на которую она могла бы вешать свою ночную сорочку. Напротив ее балкона стоял могучий столб, метрах в двадцати.

На скорую руку я сварил на работе из арматуры монтажные когти, запасся роликами, веревкой, и всем необходимым, и на следующие выходные снова приехал в Термальный.

Я закрепил ролик на балконе, продел веревку, и полез на столб. Он был весь исколот металлическими когтями, наподобие моих, и был похож на дикобраза, поэтому передвигался я с осторожностью.

Поднялся я благополучно, закрепил ролик, продел веревку, и стал спускаться. И вдруг мой коготь соскальзывает с правой ноги, и падает на землю. Я понимаю, что спуститься по этому колючему кактусу я не смогу. Перед этим Ира выходила на балкон, и спрашивала, не нужна ли мне помощь. Тогда она была не нужна, и Ира ушла в магазин. Можно было подождать ее возвращения, но ноге уже было больно стоять на узкой перекладине, а руки быстро коченели, потому, что на этой семи метровой высоте дул холодный ветер, а столб был холодный, как сталагмит.

Я решил эвакуироваться по веревке, заодно проверить прочность всей конструкции. Поскольку ролик на столбе был выше балкона метра на три, то веревка должна была доставить меня прямо на балкон. Однако простые вычисления показали, что путь будет несколько иным, и приведет меня прямо в окно соседки с первого этажа, а скорости моего спуска будет вполне достаточно, чтобы предстать перед ней с ее оконной рамой на шее.

Пришлось мне развязывать узел на веревке, чтобы она провисла еще больше, и доставила меня на землю, по которой я уже здорово соскучился. Без заинтересованных взглядов не обошлось и на этот раз. Я приземлился почти удачно, ничего не сломал, а куст, в который я метко попал, и который оказался еще более колючим, чем проклятый столб, к осени залечит свои раны.

Смотрел прогноз погоды, сказали, что вскоре на Камчатке потеплеет, а это для меня лишний повод немного поныть и повздыхать по поводу твоего отсутствия. Мне не терпится посмотреть на Маринку, поиграть с ней, и на тебя посмотреть, и тоже поиграть.

Кажется, письмо получилось не вполне серьезное, наверно потому, что мы с тобой скоро увидимся, и я предвкушаю эту радость.

Жду с нетерпением и трепетом, целую нежно, твой Миша".

 

Глава 9

Командировка

Родители уговорили Катю оставить Маринку у них, подкрепив это предложение множеством аргументов, и после долгих колебаний Катя согласилась, с условием, что в конце лета сестра Алена привезет ее в Петропавловск.

В аэропорту Мише пришлось ожидать прибытия рейса четыре часа, которые показались ему вечностью. Наконец, самолет приземлился, и подрулил к зданию аэропорта. Усталые пассажиры потянулись к выходу, где на них набрасывались с объятиями и поцелуями близкие и знакомые. Завидев Катю, Миша проскользнул мимо дежурной, и устремился ей навстречу, стараясь оценить ее с максимальной объективностью, и с восхищением сознавая, что она, как всегда, отличается от того образа, который сложился в его истосковавшейся памяти. После каждой разлуки Катя казалась ему красивее, изящнее, тоньше. Легкий налет усталости на ее лице сменился радостной улыбкой, от которой у Михаила возникло желание броситься перед ней на колени. Она была живая, теплая, доступная, и последнее легко читалось в ее огромных синих глазах.

Он обнимал ее, целовал ее лицо и губы, в голове мелькали обрывки фраз, наконец, он осознал, что не сказал еще ни слова.

— Ты видишь, как я одичал, забыл все слова, которые принято говорить в таких случаях.

— Ты нашел им убедительную замену, против которой мне нечего возразить.

— Идем на свет, Катенька, я хочу тебя рассмотреть, как следует.

— Дома я предоставлю тебе такую возможность.

— Если ты будешь так говорить, я начну искать укромное местечко.

— Потерпи еще часок, я тоже очень агрессивно настроена, и со стыдом признаюсь, что весь полет об этом думала.

— Я обожаю, когда ты сознательно преодолеваешь свой стыд, и хочу, чтобы это настроение не покинуло тебя до утра.

— Я пока живу по московскому времени, так что сна ни в одном глазу, и тебе не дам уснуть.

— И правильно, не давай Стрельцову спать всеми изощренными средствами, которые ты изобретала в полете. Тем более, что завтра суббота, и мы сможем валяться в постели двое суток.

— Миша, как там Ира? Она приедет завтра?

— Еще как приедет! У нее появился мужчина в городе, так что ее теперь привлекают три фактора, а с твоим приездом четыре. Ты сильно проголодалась?

— Нет, Мишенька, нас кормили, хотя, пока доедем домой, наверно проголодаюсь. А ты сам голоден? Когда ты приехал в аэропорт?

— Больше четырех часов назад, но я заходил в кафетерий, хотя желудок уже смутно это помнит.

— Мой хороший, я думала, что ты недавно приехал. Но у меня в багаже есть вкусные вещи, уж мама позаботилась, так что ночью у нас пир.

— А если от пира что-нибудь останется, то утром будет завтрак, а если что-нибудь останется и от завтрака, то вечером опять пир.

— Студенческий фольклор. Какими путями к тебе пришла эта фраза?

— Очень просто. Эта мудрость была начертана в древнеегипетской гробнице, которую обнаружили археологи.

— Скользкий муж мне достался. Я уж подозреваю, что наш дом посетили мои подружки из техникума.

— Даже если бы посетили, твоему мужу ничего бы не угрожало, а им и подавно, я же их видел.

— В жизни не видела таких честных глаз! Ладно, верю, что твоя радость не фальшивая. Идем получать багаж, там толпа оживилась.

— Впервые заметил признаки ревности у своей Катеньки. Но я столько пережил, прежде чем смог называть тебя своей, что ты можешь быть совершенно спокойна на этот счет.

— Не сердись, милый. Просто ты очень привлекательный мужчина, и это вижу не только я.

Вскоре у Кати началась практика, ее определили в одну из столовых города, где она работала поваром. Работа ей нравилась, а старые опытные повара полюбили старательную и умелую девушку, и относились к ней дружески. На работе Катя уставала, и по приходу домой отдыхала полчаса, если не было срочных дел. Миша настоял, чтобы ужин Катя дома не готовила, а покупала его в своей столовой. Это экономило много времени, которым они умели воспользоваться с большим удовольствием. Иногда играли дуэтом, либо ходили в кино, или же наслаждались друг другом в постели.

На работе у Миши теперь, после увеличения штата, иногда стало появляться свободное время.

В мастерской кроме трех верстаков и нескольких стульев ничего не было, и Миша взялся оснащать мастерскую оборудованием: Нашел подходящий силовой трансформатор, и превратил его в сварочный аппарат. С помощью этого аппарата он сварил из старых труб просторный стеллаж, и углы мастерской освободились от всякого электрического хлама. Двигатель от вентилятора с танкера превратился в наждачный станок, в гараже нашелся старый не рабочий сверлильный станок, который ему удалось привести в рабочее состояние. Списанный с водолазного бота воздушный компрессор оснастил электродвигателем, и в мастерской появился сжатый воздух. На танкере было два токарных станка, которые уже давно не использовались, Миша облюбовал один из них, и уговорил Шехунова, чтобы тот получил разрешение у главного механика Криволапа на перемещение станка в электромастерскую. Криволап разрешил, и станок притащили общими усилиями. Обычно Михаил обходился без помощи, хотя иногда и просил помочь кого-либо из коллег. Ему никогда не отказывали, и не мешали работать, лишь Мишин в самом начале этой деятельности пытался давать советы, пока не убедился, что в советах Стрельцов не нуждается. В мастерской было четыре помещения, напротив гардеробной находилось помещение бойлерной с канализационным люком. Михаил вместо люка поставил деревянную решетку, повесил шторы из брезента, а над решеткой установил распылитель душа, благо, в бойлерной была и горячая и холодная вода.

Однажды Михаил сверлил в бетонной стене отверстия для прокладки кабельной трассы по длинному коридору на втором этаже здания ремонтных мастерских. Трасса проходила под потолком, где было жарко и пыльно. Последнее отверстие он просверлил, когда до конца рабочего дня оставалось около получаса. Пыльный и потный, он пришел в мастерскую, и сразу направился в душ. В мастерской никого не было, когда он вошел, но не прошло и пяти минут, как его окликнули. По голосу он узнал Мишина. Он выглянул, и увидел, что Мишин был не один, рядом стоял Шехунов.

— Полюбуйтесь, — говорил Мишин, — до конца работы еще полчаса, а он душ принимает. Я буду вынужден написать на ваше имя докладную записку, а принимать меры придется вам.

— Донос, Михаил Александрович, такая бумага называется донос, как бы вы ее не озаглавили. — Отозвался Стрельцов из-за шторы. — Это будет ваш ход, и довольно слабый, а я сейчас закончу процедуру, и приду делать свой ход. Вы ведь убедились, п-ф-ф, что я не плохо играю.

Михаил демонстративно надел чистую одежду, убрал робу в шкаф, и вошел в мастерскую. Мишин был один.

— Написали свой донос, Михаил Александрович? — вежливо осведомился он.

— Написал, и отдал мастеру, молодой человек, теперь ждите неприятностей. — С вызовом ответил Мишин.

— Я уважаю ваш возраст, но отнюдь не вашу личность, авторитет которой ныне упал в моих глазах до абсолютного нуля. А ваша личность требует того, чтобы поставить ее на место, как я однажды уже сделал. Есть одно обстоятельство, которое не известно ни мастеру, ни другому начальству. Это письменный документ, в который мы вписываем все наши работы, и в котором вы также писали. Однажды я проанализировал этот журнал, и пришел к выводу, что ваш вклад в работу нашей группы настолько мизерный, что получать свою зарплату вы не имеете права. Я намерен предъявить этот документ сначала нормировщице, а потом, по этапу, начальнику отряда. А поскольку вам я не доверяю, то сегодня этот документ будет ночевать у меня дома. Все работы, записанные в этот журнал, легко поддаются проверке, в том числе и ваши мизерные усилия. У меня в запасе еще один ход, но пока достаточно и этого.

— Михаил Николаевич, мы работаем в одном коллективе, не ссоримся, и мне бы хотелось, чтобы так было и впредь. Поэтому я сказал Шехунову, чтобы он никому не отдавал эту бумагу, и сейчас я ее заберу. — Сказал Мишин, направляясь к двери. Вернулся он с листом бумаги.

— Вот эта бумага, и я уничтожаю ее у вас на глазах. Все, мы можем пожать друг другу руки.

— К рукопожатию с вами я пока не готов, и журнал поедет ко мне домой, где я сниму с него копию. И этим я пока ограничусь.

Спасатель "Зевс" встал на ремонт у причала судоремонтного завода ПСРЗ. Однажды ночью на стоянке у причала на судне произошло короткое замыкание в силовом трансформаторе берегового питания. Трансформатор загорелся, огонь перекинулся на главный распределительный щит, с которым трансформатор соединялся короткими кабелями, и в короткое время три секции ГРЩ уже горели. Пожарной вахте удалось потушить пожар своими силами, однако ГРЩ вышел из строя.

Главный механик АСПТР Криволап вызвал Стрельцова в свой кабинет, и сказал, что двоих электромонтажников намерен отправить на "Зевс" для восстановления главного распределительного щита.

— Вашей задачей будет замена всех управляющих цепей и соединений, а силовые кабеля и коммутационную аппаратуру будет менять ремонтная бригада завода. Вы можете взять себе в помощники любого электромонтажника по вашему выбору.

— Владимир Николаевич, я не могу делать эту работу.

— Как это не можете, почему?

— Это работа электромонтажника 5 — 6 разряда. А у меня только четвертый.

— Так, умеете вы брать за горло. И все-таки, вы могли бы справиться с такой работой?

— С четвертым разрядом нет.

— Да понял я ваше требование, даю вам один день на подготовку, и завтра буду принимать у вас экзамен. Какая вам литература нужна для подготовки?

— Спасибо, нужные книги у меня есть. Владимир Николаевич, какой срок выполнения этой работы, я ведь не видел последствий пожара, но примерно представляю, там ведь тысячи проводов и перемычек, которые нужно не просто заменить, их еще нужно вызвонить.

— Срок, который предлагают специалисты завода меня не устраивает, поэтому я и поручаю эту работу вам. Завтра с утра езжайте прямо на завод, определитесь, сколько вам потребуется времени на эту работу, а после обеда поговорим.

— Можно мне взять с собой на завод Иванцова?

— Хорошо, Шехунова я предупрежу.

На следующий день Михаил постучался в кабинет главного механика. Он сообщил Криволапу, что работу можно выполнить за три недели при наличии всех материалов и необходимого инструмента, перечисленных в перечне, который он составил.

— Хорошо. Закончите за три недели, получите хорошую премию, закончите позже, премии не получите. К экзамену подготовились?

— Читал кое-что.

— Безопасность я спрашивать не буду, ну вот у меня электрическая схема судового автоматического котла КОАВ-68. Расскажите мне ее работу.

Михаил стал рассказывать.

— Достаточно. Я подготовил приказ о присвоении вам пятого разряда судового электромонтажника. С завтрашнего дня приступаете к работе, а сейчас идите на склад, и подберите все, что вам для этой работы нужно.

Необходимость закончить работы в короткий срок была продиктована тем обстоятельством, что другой спасатель, "Алмаз", уже месяц стоял в ремонте в порту г. Находка, и таким образом пароходство осталось без спасательных судов, если не считать старенького "Изыльметьева", который собирались списывать.

Михаилу было легко работать с Геннадием, который все понимал с полуслова. Все электрические цепи были восстановлены ими за две недели, и на полученную премию Миша купил в подарок Кате золотые сережки, и намеревался преподнести ей этот подарок на день ее рождения.

Виктор Иванович Шаталов уехал в командировку в г. Находку. Он был отправлен на один месяц в состав экипажа спасательного судна "Алмаз". Следующим должен был ехать Стрельцов. Предстоящая новая разлука с Катей на целый месяц сблизила их еще больше. Быстро промелькнули три недели, и Миша улетел в Находку.

"Здравствуй, милая Катенька! Я вторые сутки на "Алмазе", вчера написать письмо не мог, потому что мы праздновали прием и сдачу дел. Шаталова проводили как героя, и он так расчувствовался, что бросился ко мне в объятия, и облобызал трижды. Обещал зайти к тебе, и рассказать какая тут обстановка.

Долетел я нормально, в полете заметил Грачева, ты его знаешь, работал вторым механиком на "Зевсе". Так что добирались до Находки вместе, и попали на судно в восьмом часу утра. Здесь у меня большая отдельная каюта. Шаталова кто-то убедил, что его под видом командировки прислали в штат до конца ремонта. Поэтому он месяц страдал и боялся, зато уехал счастливый. Экипаж здесь зарабатывает мизерные деньги: северные надбавки не платят, к тому же начисляют только 90 % зарплаты, так что нам еще повезло.

Погода мрачная, пасмурно и холодно, поэтому сижу на судне и скучаю по тебе. Мы даже не успели насладиться друг другом после такой длительной разлуки, и вот опять расстались.

Я даже не знал, что Ершова сослали так же, как и меня, и очень удивился, когда мы с ним встретились на борту. На "Зевсе" его не было, и я подумал, что он на выходных. А он здесь, и такой же мрачный, как здешняя погода. Расспрашивал о тебе, и передавал привет. Мне неудобно было спрашивать, почему он не на "Зевсе", а сам он ничего не говорил. Боюсь, после истории с Костенко он попал в немилость, и я чувствую свою вину. Даже не знаю как себя с ним вести.

Я представляю, как тебе скучно одной в пустом доме. Аня часто приходит?

Привет ей и Ире. Нежно целую тебя и люблю, моя хорошая Катя".

"Здравствуй, мой милый Миша! Вот уже неделя как ты уехал, а писем все нет. Я каждый вечер спешу домой, и надеюсь, что меня ждет твое письмецо, а его все нет и нет. Мне так скучно без тебя, так тоскливо. Хоть на работе время быстро проходит. Я прихожу домой часов в 6–7, каждый день приходится задерживаться. Моя напарница была неделю на больничном, а с понедельника ушла в другую столовую. Мне в помощь дали Таню Цареву, вдвоем мы справляемся.

В воскресенье я получила письмо от мамы. У Мариночки вырос еще зубик, и еще она научилась махать ручкой "до свидания", машет из окна всему проезжающему транспорту.

Аня ночевала у меня три ночи подряд в выходные. А Ира не приезжала.

В понедельник я, наконец, попала в парикмахерскую, и сделала химическую завивку. Девчонки наши издеваются: "отправила мужа в командировку, и стала прихорашиваться". Я отшучиваюсь.

Рассказывай мне все подробно, как ты там, чем занимаешься, ходишь ли купаться? И пиши, часто, я жду с нетерпением.

Целую тебя нежно, всегда твоя Катя".

"Родная моя Катенька, здравствуй! Я уже неделю нахожусь на "Алмазе", а письма от тебя все нет. Наверно письма и здесь долго идут, и на сегодняшний день ты тоже не получила моих писем. Вчера вечером я тоже долго и подробно вспоминал Алушту. Тоже, потому что и ты о ней думала накануне моего отъезда. Эти воспоминания самые светлые, самые чистые и самые дорогие в моей жизни. С тех пор было очень много счастливых дней, но все они связаны с тобой, с твоим присутствием, а без тебя мне всегда скучно и грустно, вот как сейчас. Мы уже привыкли друг к другу, наши отношения потеряли прелесть новизны, но взамен у меня появилась необходимость видеть тебя рядом постоянно. Только тогда я спокоен и уверен в себе, могу заниматься чем угодно, и о чем угодно размышлять. Могу даже позволить себе смотреть на других женщин. А вот когда тебя нет, мысли постоянно вертятся вокруг тебя, так язык постоянно прикасается к больному зубу, причиняя ему боль. Работаю через силу, постоянное беспокойство, неудовлетворенность и пустота. А когда вижу женщину, ловлю себя на том, что невольно сравниваю ее с тобой. И я уж не знаю, какое это должно быть чудо, чтобы у меня затеплился к ней интерес. Так что изменить тебе я просто не в состоянии ни морально, ни, тем более, физически. Я пишу это потому, что перед отъездом ты на меня подозрительно посматривала, а я легкомысленно к этому отнесся, и не убедил тебя в том, что это невозможно. Ты не волнуйся, Катенька, я не такая уж свинья, чтобы отплатить тебе предательством за то огромное счастье, которое ты мне принесла.

У меня хорошие отношения со вторым штурманом, с которым мы когда-то работали на одном судне. Его зовут Толик. Мы часто болтаем у него или у меня, пьем кофе, иногда ходим вместе в город. Но настроение угрюмое и у него и у меня. Наверно такое же и у Ершова: его не видно и не слышно.

Тебе наверно тоже грустно одной, у меня еще свежи впечатления, как одиноко я чувствовал себя в пустом доме, особенно первое время. Но не падай духом, моя хорошая, скоро моя ссылка закончится, и я привезу тебе свою нежность и любовь.

Милая моя Катенька, скоро твой день рождения, мне так хочется быть рядом с тобой в этот день, и хочется, чтобы у тебя был праздник. Давай отметим этот день 30 июля, когда мы будем вместе, ладно?

О себе мне даже нечего написать. Работы у меня немного, почти все время сижу в каюте, читаю роман Лескова "Некуда". Вчера была суббота и довольно тепло. Я сел на автобус, и проехал всю Находку из конца в конец, чтобы определить ее границы. Посмотрел, где находится касса аэрофлота, ходил на рынок, ничего не купил. А сегодня идет дождь, холодный ветер, и я нос не высовываю. Вот вечером пойду, отправлю тебе это письмо.

Ты приучила меня есть много и вкусно, и первое время я здесь ходил постоянно голодный. Мы с Толиком купили колбасы и халвы, и устраиваем себе полдники. А еще четвертый день пьем одну бутылку водки, никак не можем прикончить.

Что пишет мама о нашей доченьке? Я собираюсь письмо им написать. Как у тебя на работе, что нового? Пиши, не забывай меня. Всем привет. Нежно целую тебя много раз, скучай и жди меня, твой любящий и верный муж".

"Милая Катенька, поздравляю тебя с днем рождения! Желаю, чтобы жизнь твоя была приятной и счастливой, как птичий полет, пусть семейные хлопоты не будут тебе в тягость, не лишат тебя радостей жизни, желания петь и смеяться.

Хочу, чтобы доченька наша стала похожей на тебя, и еще раз принесла в наш дом радость, красоту, нежность и счастье.

На звуковой колонке ты найдешь мой подарок. Нежно целую, твой Миша".

"Здравствуй, мой милый родной Мишенька! Получила от тебя второе письмо, и мне сразу так хорошо стало, как будто поговорила с тобой. Сегодня воскресенье, и нашей встречи еще так долго ждать! Так мне скучно без тебя, так плохо. Всегда считала себя терпеливой, теперь вижу, что это заблуждение.

Недавно пришло письмо от мамы, она пишет, что Маринка растет, и передает большой привет папе. У нее уже четыре зубика, мама пишет, что дала ей яблоко, так она съела его полностью. Наверно скоро будут еще зубки, она все тянет в ротик. Аленка написала, что дала ей свою меховую шапку. Маринка как увидела, стала ее трогать, шапка отодвинется, она хохочет, и снова ее трогает. Веселая девочка, поет часто, а если ее хвалят, она еще больше старается. Все соседи ее любят.

Мама ставит ее возле дивана, а через пару минут она уже в кухне. Держится за стенку, стулья, и приходит сама.

Мишенька, самая моя большая мечта сейчас — чтобы мы все были вместе: я, ты, и Мариночка. Я так хочу, чтобы мы забрали ее осенью. Аня говорит, что с яслями у нас ничего не получится, и это злит меня. Завтра я буду в правлении, и зайду в местком, узнаю, может и Маринке дадут место в яслях.

Начальство на работе у нас грубое и несправедливое. Повышают голос на подчиненных, и не просто кричат, а ты бы слышал, какими словами! На поваров, правда, еще не кричали, а посудомойщицам достается. Я молчать не буду, пусть только что-нибудь скажут. Крикливая заведующая перед начальством ходит на задних лапках, противно смотреть, как она пресмыкается. Извини, что я пишу о работе, но большая часть моего времени уходит на работу.

Дома у меня кое-что разладилось, и мне пришлось самой починить нагреватель, зарядить аккумулятор сигнализации, приспособить шланг для полива. Долго возилась, но сделала сама, представляла, как бы ты стал это делать, и поэтому все получилось.

Сегодня помыла все окна, воспользовалась хорошей погодой.

Миша, посмотри там грампластинки хорошие. Я купила несколько штук, одна называется "Играй еще" Там есть очень хорошая пьеса для трубы с оркестром. Мне очень нравится эта музыка. Я представляю, что это ты играешь для меня. Разучим ее, когда ты приедешь?

Милый мой Мишенька, спасибо тебе за твои прекрасные пожелания, пусть они все сбудутся. А какой подарок я обнаружила по твоему указанию! Колечко и сережки прелесть! Когда ты успел их купить? Спасибо, мой родной, я люблю тебя.

На день рождения мне пришло много телеграмм и открыток. Аня подарила мне красивое бра со светорегулятором. Я повесила его над кроватью, тебе понравится.

Мама написала еще одно письмо. Пишет, что Маринка немного поправилась, но до толстушки ей далеко, не переживай. Она ест сейчас много овощей и фруктов. Уже отлично стоит, а в честь моего дня рождения сделала три самостоятельных шага. Это ее подарок для меня. Вот какая умница.

На ясли я действительно зря рассчитывала. Зато я нашла нянечку. Бабушке 74 года, но она крепкая еще, и давно нянчит детей. И живет она почти рядом, в пяти минутах ходьбы. Она нянчит детей по нескольку лет, и родители довольны.

День рождения никак не отмечала, устроила стирку. А вечером поставила на стол фотографии, достала наши письма, и перечитывала их. А сегодня придет Аня, и мы будем печь новый торт. Ага, ты тоже хочешь? А еще мы будем пить коньяк и сухое вино. Только ты плохо не думай, мы понемножечку, символически. А по-настоящему отметим день рождения 30 июля, как ты предложил.

Неделя у меня была сумасшедшая, сначала на работе нас осталось трое вместо шести, потом у Тани заболел сынишка, и остались мы вдвоем. Первые дни уставала смертельно, а сейчас уже втянулась. По-моему, я похудела даже. Понравлюсь ли я тебе с таким весом?

У нас сейчас тепло. В выходные все люди разбежались по сопкам. Я днем ходила в магазин, народу совсем нигде не было, даже масло и квас продавали без очередей. Еще я пыталась распустить твой старый свитер, промучилась два часа, но он не распускается, тогда я нашла свою старую кофту, и утешилась.

Привет тебе от родителей, от дочери, и от Маркевичей. Привет Ершову.

Люблю и жду тебя, твоя Катя".

"Здравствуй, моя хорошая, нежная любимая жена! У меня сегодня такой хороший день, я получил от тебя два письма, которые ждал больше двух недель. И сразу же воспрял духом, стал порхать по пароходу, как в прежние времена. Ходил к Толику, и поднимал ему настроение до своего уровня.

Утром мы с боцманом пошли в торговый порт договариваться насчет снабжения, прождали почти до обеда, и без всяких результатов. На обратном пути зашли на почту, а там для меня такой сюрприз. Оказывается, все в порядке, только письма долго сюда идут. У меня уже всякие мысли лезли в голову, и ревновать тебя уже стал. Катенька, ты не обижайся, я доверяю тебе больше, чем самому себе, но от тоски чего только не придет в голову.

Вчера Ершов подошел, говорит, что у него во Владивостоке есть женщина, а в квартире у нее очень сыро и холодно, просил сделать маленький нагреватель. Сегодня я отнес ему заказ, он был доволен, сказал, что это будет отличный подарок.

Я много читаю, времени свободного много. Вот только книг хороших нет, прочитаешь, а через два дня и не вспомнишь, о чем была книга. Сейчас, опять же с отвращением, читаю какого-то армянина. Здесь туго с умными мыслями, как и везде у нас.

Целую неделю я тебе не писал. Не мог заставить себя сесть за письмо, тоскливо было. Да и писать нечего, жизнь здесь такая неповоротливая. Правда, я маме письмо написал, как раз в день твоего рождения. Очень по тебе скучаю, моя Катенька, так хочется тебя погладить, почувствовать восхитительный запах твоих волос. Но уже немного осталось, почти полторы недели. Ответ на это письмо не отправляй, а написать можешь, я и дома с радостью его прочитаю.

Так значит, наша доченька уже песни распевает и сверкает ослепительными улыбками? Мне так хочется смотреть на маму с доченькой, и радоваться, что они у меня такие хорошие. В день твоего рождения у меня в каюте стоял букетик жасмина.

В воскресенье я ходил на сопку (она здесь прямо в порту, и мой иллюминатор выходит прямо на нее) и сорвал несколько веточек. Он так хорошо пахнет, я тебе его подарил.

Получил еще одно письмо от тебя, из которого узнал, что наша Маринка сделала свой первый шаг самостоятельно. Поздравляю тебя, себя и ее с этим событием. Пусть все шаги в ее жизни будут правильными, твердыми и разумными.

Катенька, до нашей встречи в идеальном случае осталась ровно неделя, а я уже давно "сижу на чемоданах" (в кавычках потому, что мой багаж можно превратить в кисель таким обращением, к тому же его еще нет, он пока на рынке). Я хочу взять с собой ведро клубники. Больше никаких фруктов нет, и одежды на Маринку никакой не попадалось, хуже, чем у нас. Погода здесь наладилась, вчера мы с Толиком ходили в город, забрели на стадион, и посмотрели концерт.

Катенька, как тебе не повезло с этим моим свитером! Наверно ты так страдала! В следующий раз, прежде чем купить свитер, я хорошенько проверю, как он распускается. А этот, раз его невозможно превратить в такие желанные нитки, ждет аутодафе.

Катенька, а твоя прическа сохранится до моего приезда? Так хочу тебя видеть и приставать к тебе. Я все время думаю о тебе очень нежными словами, и хочу тебе их говорить. Почему-то получается, что мы с тобой летом редко видимся. А я так люблю наше камчатское лето, и когда ты рядом, мне больше ничего не нужно. Но у нас есть еще полтора месяца лета, а если повезет, то и немного хорошей осени.

Ане я очень благодарен за светильник, ведь при его свете я буду любоваться тобой. Это письмо, наверно, уже последнее. Думаю, ты получишь нас одновременно.

Катенька, береги себя, будь осторожной на работе, не перегружай себя. И не разрешай на себя кричать ни в коем случае. Скажи, что еще неизвестно, кто кем будет командовать через год.

Сейчас на Камчатке 23 часа. Ты наверно уже в постели, или собираешься ложиться, я думаю, с хорошим настроением, ведь завтра выходной. И я думаю, последний в одиночестве. Хочу, чтобы следующий выходной мы провели вместе.

До скорой встречи, Катенька, привет тебе от Ершова. Крепко тебя обнимаю и страстно целую, твой Миша".

"Милый мой Мишенька! Мне пришлось ждать письмо целую неделю, еле дождалась. Я почти физически чувствую, как мое тело пытается раздвоиться: одна часть меня тянется к тебе, другая к Маринке. Почему нам так не везет, все время в разлуках. Когда уже мы вместе будем! Если бы тебя послали в командировку весной, мы сэкономили бы целый месяц разлуки. Обидно.

И все же, осталась всего лишь неделька, и мы будем вместе, мой любимый.

На работе сейчас стало легче, дали новую девочку с нашего техникума, и парня в мясной цех. Сразу стало легче работать, и домой прихожу почти вовремя.

Начальству не позволяю на себя кричать, да и повода пока не было.

В это воскресенье поедем с Аней в Термальный, уже картошку пропалывают, нужно Ире помочь.

Я прочитала всю серию Мориса Дрюона, теперь Аня читает. Жаль, что у тебя нет хороших книг.

Олег сдает сессию, дома редко появляется.

Надеюсь получить от тебя еще одно письмо, так люблю получать твои письма, пиши мне. Спасибо тебе за букет жасмина, я почти почувствовала его запах, когда читала об этом.

До свидания, целую тебя нежно, и обнимаю крепко-крепко. Люблю и жду тебя. Твоя Катя".

 

Глава 10

Вьетнам

За три дня до окончания своей командировки Стрельцов обратился с вопросом к старшему механику судна, может ли он приобрести билет на самолет заблаговременно. Старший механик не возражал. В субботу Михаил простился с членами экипажа, зашел и к капитану.

— Алексей Иванович, закончилась моя командировка, собираюсь улетать, если вы не возражаете. Может, хотите что-нибудь передать своей жене?

— Да, месяц ты отработал день в день, жене ничего передавать не нужно, но есть одна просьба. Вот смотри, пришла телеграмма с отдела кадров, я получил ее вчера на почте.

Миша прочитал, и с досады едва не выругался. За подписью начальника отдела кадров в телеграмме значилось: "Стрельцова задержать на судне на десять суток до прибытия замены"

— Похожая реакция была и у меня. Но поскольку почту я получаю сам, то я мог получить телеграмму и сегодня, поэтому причин тебя задерживать у меня не было. А просьба моя такая: телеграмму ты не видел, а я отвечу, что задержать тебя не имел возможности, поскольку телеграмму получил после твоего отъезда.

— Алексей Иванович, у вас и так от меня одни неприятности. Может, я лучше останусь?

— Выбрось из головы свои ошибочные догадки, а что касается твоего присутствия, то кроме тебя на судне два электромеханика, которые слоняются по пароходу, как тени, и не знают, куда себя приткнуть. Можешь ехать с чистой совестью. Присядь на дорожку, и давай по рюмочке. Ну, все. Передай привет Кате, будь здоров.

— Спасибо, Алексей Иванович, желаю вам удачи.

Катя не ожидала приезда Миши, потому что за два дня до его приезда позвонила начальнику отдела кадров Карташову, который сказал, что задержит Стрельцова в Находке еще на десять дней. Возможно, ее звонок напомнил начальнику об окончании срока командировки, поэтому и телеграмма ушла так поздно.

— Мишенька! Мой родной, что произошло? Я сегодня все утро плакала от жалости к себе, из-за того, что мне придется ждать тебя еще десять дней. Я так счастлива!

— Ну что ты, моя хорошая, давай вытрем слезы. Я уже с тобой, и никуда не собираюсь.

— Это совсем другие слезы, не обращай внимания, это моя радость. Ну, Карташов, паразит, так меня расстроил, наверно специально.

— Нет, Катенька, не специально, сейчас расскажу.

Когда страсти немного улеглись, Миша рассказал Кате о разговоре с Ершовым.

— Нужно будет клубники отвезти его жене. — Сказала Катя. — Да и Ире тоже. Поедем завтра в Термальный?

— Да, Катенька, иди ко мне, так давно ты не сидела у меня на коленях.

Катя рассказала Мише, что Маринку привезет домой ее сестра Алена, которая приедет на Камчатку по туристической путевке. Мама проводит их до Москвы. Так что через три недели семья, наконец, будет в полном составе.

Карташов вызвал Михаила в кабинет, и отчитал за самовольный приезд.

— Анатолий Иванович, какой же это самовольный приезд, если в командировочном удостоверении указана дата окончания командировки. Если бы я приехал позже, у вас были бы все основания спросить с пристрастием, чем я занимался в Находке после окончания срока. Тем более что администрация судна подтвердила необходимость моего отъезда.

— Прямо таки необходимость. И кто же эту "необходимость" подтверждал?

— Старший механик, а потом и капитан.

— Ну и как они теперь будут без электрика, с меня же и спросят.

— Уверен, что не спросят. Честно говоря, я там больше отдыхал, и если бы не молодая жена, я бы сам просил вас продлить мне командировку.

— Ладно, как там ремонт, движется?

— Как обычно. Видел двоих дизелистов, копались в машине, пару раз сварщики блуждали по судну. Так что темпы не впечатляют.

— Хорошо, иди, работай.

Вскоре Миша с Катей встречали в аэропорту Алену и свою дочь.

Маринка подросла за два месяца, знала уже много слов, с ней уже можно было разговаривать. Она уверенно держалась на ногах, и немного научилась ходить. Катю она узнала сразу, на Мишу поначалу смотрела с недоверием.

Алена взахлеб рассказывала, какой восторг испытывала, когда самолет совершал два круга над Петропавловском, и его окрестностями перед посадкой.

— Эти величественные вулканы, озера, ярко-зеленые леса, холмы, а потом море, и снова горы, и вулканы, и во все это великолепие вписан город. У меня навсегда врезалась в память вся эта красота, закрою глаза, и все это встает перед глазами. Я видела бухту, и в ней кораблики. Кажется, всю жизнь висела бы над вашим городом, и это зрелище не надоело бы.

— Ты еще не видела всего этого вблизи. Обещаем тебе экскурсии по городу и окрестностям. Надеюсь, ты не пойдешь в этот туристический поход, останешься у нас?

— Ну что ты, Миша, я мечтала побывать на Камчатке четыре года, а весной так надеялась, что в этом году побываю здесь, прямо до слез. И вот я увидела с высоты, как выглядит этот край, и теперь мне просто необходимо совершить этот поход. Я себе никогда не прощу, если упущу такую возможность.

Алена погостила три дня, и ушла в туристический поход.

Няня, которую Катя нашла, когда Миша был в Находке, согласилась взять на воспитание Маринку, и быстро полюбила ее.

По утрам Катя относила Маринку к няне, и к девяти часам ехала на работу. А вечером Миша дочь забирал. Няня жила недалеко от их дома. Возвращаясь с Маринкой домой, Миша предвкушал встречу с Катей, и торопился на эту встречу, однако Маринка требовала, чтобы ей предоставили возможность идти самостоятельно. Приходилось подчиняться законному требованию дочери, и ковылять как она, подстраивая свои шаги к ее мелким и неуверенным шажкам. Прохожие, особенно женщины, смотрели на эту пару с умилением, тем более что Маринка была чудо, как хороша. А Миша грелся в лучах ее обаяния, и был горд даже больше, чем когда ходил по городу с Катей, которая всегда привлекала взгляды прохожих. Во время таких прогулок Миша часто думал о том, как он счастлив, и какую комфортную и приятную семейную жизнь им с Катей удалось построить. Он любил своих девочек, свой дом, любил весь мир, в котором возможно такое счастье. И это счастье казалось прочным, долговечным и безоблачным.

В душе Миша чувствовал себя моряком, мысли о море, о других портах, о судовой размеренной жизни, навевали грусть, и он твердо знал, что в его жизни все это еще будет, но пока эта пауза его не тяготила, меньше всего сейчас его привлекала перспектива разлуки с семьей. Каждый день начинался для него ощущением радости и удовлетворения, и заканчивался удовольствием и нежностью. Катя также вся светилась радостью, была необычайно нежна, весела и игрива. Иногда хватала Маринку и начинала осыпать ее поцелуями, иногда набрасывалась на Михаила с той же целью.

На работе Михаил также чувствовал себя вполне комфортно и уверенно, безо всяких видимых усилий с его стороны у него появился авторитет в спасательном отряде, и даже Михаил Александрович Мишин стал проявлять к нему признаки уважения, а мастер ремонтного участка Шехунов стал его другом.

Осенью Катя приступила к учебе в техникуме. Училась она всерьез и с удовольствием, сдавала все зачеты на "отлично". После Нового года она стала готовиться к получению диплома, и занималась теперь иногда до поздней ночи. От усиленных занятий она даже немного похудела. Миша ничем не мог помочь, и лишь просил ее не перенапрягаться. В феврале Катя получила красный диплом. Ей предложили место преподавателя в техникуме, но склонности к педагогической деятельности у Кати не было. Она прошла медицинскую комиссию, и стала подыскивать работу, вопреки просьбам Михаила отдохнуть после напряженной учебы, поскольку он стал замечать у нее некоторую вялость.

Неожиданно Михаилу предложили совершить рейс во Вьетнам на спасателе "Алмаз". Предполагаемая продолжительность рейса была полтора-два месяца. На взгляд Михаила, предложение было очень своевременным, поскольку Катю с Маринкой можно было отправить на отдых к родителям, и спокойно идти в рейс. Катя также была рада повидать родителей, тем более что после этого рейса Миша собирался приехать к ним в Запорожье в отпуск.

8 марта Миша проводил своих девочек в аэропорт, и спустя два дня ушел в рейс в отличном настроении: уходить далеко на юг из заснеженного холодного Петропавловска навстречу лету было очень приятно для всего экипажа. А для Михаила и тем более, поскольку он знал, что его девочки также находятся в тепле, и окружены вниманием родителей.

В городе Хошимине, бывшем Сайгоне, "Алмаз" поджидал мощный буксир "Барс" с большим доком, который им предстояло совместно буксировать до Петропавловска.

Через два дня после выхода из порта на судне возникла аварийная ситуация. Утром, во время обхода машинного отделения перед своей вахтой, четвертый механик обнаружил в помещении гребного электродвигателя большое количество забортной воды. Ход немедленно застопорили, судно легло в дрейф. Нижняя часть почти трехметрового электродвигателя была затоплена водой, и если вода попала внутрь могучего двигателя, это означало окончание едва начавшегося рейса, и возвращение в порт на буксире.

В помещении находилось больше двадцати тонн воды, которую необходимо было срочно откатать. Осушительным насосом откатывать такое количество воды пришлось бы очень долго, поэтому в колодец гребного электродвигателя был опущен 50-кубовый погружной насос. Пока Михаил подключал насос, мотористы вывели толстый шланг насоса по трапу на палубу, и закрепили его в штормовом портике. Миша включил насос, и толстая струя не очень чистой воды полилась за борт. Вода под двигателем стала заметно убывать. Пока Михаил настраивал насос, электромеханики измеряли сопротивление изоляции ГЭУ от ГРЩ. К большому облегчению всей машинной команды, сопротивление изоляции не упало, но требовалось вскрыть смотровые окна ГЭУ, чтобы убедиться в отсутствии влаги в корпусе двигателя. Вскоре уровень воды понизился настолько, что нижняя часть ГЭУ оказалась над ее поверхностью в десяти сантиметрах, и Михаил стал вскрывать смотровые окна, и тщательно осматривать внутреннюю поверхность двигателя. Внутри двигатель сверкал темно-красными поверхностями, которые были совершенно сухими.

Прибежал моторист, и сказал, что погружной насос остановился.

— Иди пока доложи старшему механику, а я закрою окна, потом займусь насосом. — Сказал Миша.

Старший механик спустился в машину, и спросил Стрельцова, что с насосом.

— Виталий Иванович, боюсь оставлять смотровые окна открытыми, вдруг водой плеснет, нас ведь покачивает. Сейчас закрою, и разберусь.

— Внутри нет воды?

— Вот кусок сухой ветоши, которой я протер нижнюю поверхность двигателя, куда сумел достать. Как видите, совершенно сухая.

— Хорошо. А вы не стойте, — обратился он к мотористам, — берите ведра, и черпайте воду, все быстрее будет.

Миша автоматически произвел подсчет, и про себя усмехнулся: за час вдвоем они едва ли вычерпают тонну, а в помещении воды еще, по меньшей мере, тонн двенадцать.

Оказалось, что насос работает, но во всасывающие отверстия попал воздух, поскольку они осушились. Он выключил насос, протолкнул его на самое дно колодца, и шланг снова наполнился водой.

— Бросайте ведра, все в порядке.

Один из мотористов поставил ведро, и полез за сигаретами, второй молча продолжал носить воду на палубу.

— Андрей, ты увлекся. Насос откатает воду через десять минут, а тебе пришлось бы носить ее ведром сорок часов подряд.

— Стармех же сказал носить — невозмутимо ответил Андрей, деловито зачерпывая очередное ведро.

Когда "Алмаз" проходил японский остров Кюсю, судно встретило надвигающееся с юга лето. Эта явление было так явственно, что действительно напоминало встречу. Еще вчера на палубе было зябко и неуютно, а утром волна теплого воздуха просушила палубу и такелаж, приветливое солнце звало моряков на палубу, а яркая сине-зеленая вода за бортом приглашала искупаться.

Стрельцов отправился к старшему помощнику за разрешением построить бассейн на корме.

— Зачем нам бассейн? — Удивился старпом. — Настроим пожарный шланг, и будем купаться.

Однако на второй день стало жарко не только в каютах, но и на палубе. Старпом сам подошел к Михаилу.

— Пожалуй, ты был прав. Давай прикинем, как нам его разместить.

Брезентовый бассейн на судне в теплых широтах — всегда веселый источник удовольствий для моряков, особенно когда в бассейне оказываются судовые женщины. Их было четверо на "Алмазе", и любовников среди членов экипажа у них не было. Особенно хороши были буфетчица и дневальная, и это стало очевидно всем, когда они появились на палубе в купальниках. Они весело постреливали глазками, повышая настроение морякам. Немало взглядов досталось и Михаилу, и он с удовлетворением подумал, что шансы у него, пожалуй, что и есть. Дальше легкого флирта он не пошел, и при этом с фальшивым сожалением думал о том, что его хваленая верность на самом деле блеф перед самим собой. И если бы обстоятельства сложились благоприятно, или, черт возьми, неблагоприятно (какое же слово больше подходит к этой ситуации?), как тогда с Виолеттой, то мало шансов, что он бы устоял.

Тем не менее, предпринимать он ничего не собирался, хотя шансы имел, и это вскоре подтвердилось. Однажды после вечернего чая двое матросов затеяли борьбу на руках, то, что американцы называют словом "армрестлинг". Победитель с вызовом посмотрел на Михаила, и сказал:

— Давай, Миша, с тобой.

Никаких причин отказываться у Миши не было, тем более что за схваткой наблюдала дневальная Наташа.

К собственному удивлению, Мише удалось положить руку противника довольно легко.

— У меня правая устала еще раньше, давай левой, — предложил противник.

Однако и левую руку Миша положил так же успешно.

В столовой был еще один матрос, которого звали Дима. Дима недавно вернулся из армии, он серьезно занимался спортом, был штангистом, и ежедневно таскал судовую штангу. И хоть был он почти на голову ниже Михаила, в плечах был едва ли не вдвое шире, с хорошо развитой мускулатурой.

— А ну, давай-ка со мной, — сказал Дима.

Миша выразительно посмотрел на его плечи, и со вздохом предложил свою руку. Дима плавно надавил, и у Миши на лбу вздулись вены. Однако он выдержал первую атаку. Дима сделал рывок, руки качнулись, и остались в вертикальном положении. Миша посмотрел в лицо противника, и выдавил:

— Блефуешь, Дима.

Дима снова сделал рывок, и снова руки остались в исходном положении. Миша почувствовал, что начинает задыхаться от напряжения, и сам сделал рывок, вкладывая всю силу, и тоже безрезультатно.

— Дима, это похоже на ничью, — сказал один из зрителей, — Миша уже пыхтит как паровоз, потому что курящий, а силы равны.

— Согласен, — сказал Дима.

Они расцепили руки, Миша поднял глаза, и заметил напряженный взгляд Наташи. Она состроила одобрительную гримаску, а Миша сказал:

— Теперь, парни, несите Стрельцова в лазарет. Наташа, будешь лечить мои переломанные кости?

При выходе "Алмаза" из порта произошла одна заминка. Инспектор портнадзора потребовал продемонстрировать работу тифона. Как назло, судовой тифон издал лишь слабое шипение. Инспектор заявил, что без исправного тифона судно в рейс не выпустит, сел на катер, и был таков. Капитан Романьков договорился с руководством, что для "Алмаза" снимут тифон с дока на ПСРЗ. Вся операция заняла каких-нибудь два часа, тифон погрузили на судно, сообщили об этом в портнадзор, и добро на выход было получено. Тифон находился в трюме, и когда однажды на переходе матросы открыли трюм для проветривания, Миша решил испытать этот тифон. Он не нуждался в сжатом воздухе, требовалось лишь подать питание на встроенный компрессор. Миша деловито подключил провода, спустился в трюм, и включил пускатель устройства, призванного предупреждать встречные суда о своем присутствии за много миль. У него возникло впечатление, что внутри у него взорвалась бомба. В замкнутом пространстве трюма прозвучал басовый вибрирующий звук такой силы, что Миша едва не потерял сознание. Все его тело колебалось в унисон с мощной металлической мембраной в недрах тифона, и ему понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, как прекратить эту пытку. Тифон замолчал, но теперь его вид внушал инстинктивный страх, как будто действительно превратился в ужасное мифическое животное, от которого произошло его название. Миша проворно выскочил из трюма, и увидел на шлюпочной палубе озабоченного вахтенного штурмана, который пристально всматривался в горизонт.

— Это я тифон проверял, — пролепетал Миша, продолжая вибрировать с заданной частотой.

— Предупреждать нужно, — успокоился встревоженный штурман. — Голос-то незнакомый, я бегаю, ищу судно, с которым мы вроде бы сближаемся, а это Миша шалит.

На всех судах имелись узкопленочные киноаппараты, а должность штатного киномеханика по традиции принадлежала судовому электрику. За это полагалась небольшая доплата, хотя фильмы обычно крутили все, кому не лень. Смотреть кинофильмы в столовой команды стало жарко, и Миша решил крутить их на кормовой палубе. Киноаппарат он надежно закрепил на кормовом швартовом шпиле, экран повесил на мощных буксировочных кнехтах, матросы изготовили несколько скамеек, и теперь по вечерам весь экипаж с удовольствием и в полном комфорте дымил сигаретами, и смотрел выученные наизусть фильмы.

На "Алмазе" был штатный кондиционер, который не включали, вероятно, со времени перегона судна на Дальний Восток. Теперь он был бы очень кстати. Механики попытались его запустить, однако холода он не производил. Кондиционером занялся механик-наставник из пароходства, который находился на судне в этом рейсе. Он провозился с ним три дня, но добиться полной мощности от кондиционера ему так и не удалось. Из вентиляционных сопел в каютах шел воздух почти такой же температуры, какая была за бортом. Каюта Михаила находилась над машинным отделением, в котором жара достигала 70 градусов, и палуба была всегда горячей. Спать, обливаясь потом, было очень не комфортно, и Миша решил оборудовать себе ложе в спасательной шлюпке, поскольку на открытой палубе была вероятность попасть под дождь, который часто шел по ночам. Он перенес в бот свою постель, натянул шкертики, с помощью которых можно было открывать и закрывать круглые носовой и кормовой люки, не вставая с постели. Встречный ветерок продувал бот насквозь, если люки были открыты, и иногда Мише бывало даже холодно под утро, поэтому дистанционное управление люками было очень удобно. Еще он протянул в бот кабель, и повесил маленькую лампочку, чтобы можно было читать перед сном, как он обычно всегда делал.

Переход подходил к концу, и однажды утром судно вошло в устье реки Сайгон. Это была большая река с желтоватой водой. На борт поднялся маленький сухой вьетнамец-лоцман, который уверенно вел судно по извилистому фарватеру добрых шесть часов. На ближнем берегу стояли деревни и отдельные хижины, хорошо были видны их жители, которые приветствовали экипаж. Наконец показался город. Сайгон была рекой большой и полноводной, и до противоположного берега была добрая миля.

"Алмаз" пришвартовали к плавучему причалу, на борт поднялись представители местных властей, и полицейские с огромными кобурами на щуплых маленьких телах. Один из них поселился на судне, хотя в судовую жизнь не вмешивался.

Огромный док, который предстояло буксировать, находился где-то в устье реки, а океанский красавец-буксир "Барс" стоял у соседнего причала. Моряки двух судов быстро познакомились, ходили в гости, в основном на "Барс", в помещениях которого стояла приятная прохлада. В первый же день коллеги рекомендовали экипажу "Алмаза" поменять капроновые швартовые канаты на стальные тросы, поскольку капрон пользуется во Вьетнаме большим спросом, и по ночам аборигены обрезают швартовые концы, рискуя жизнью. "Рискуя жизнью" в полном смысле слова, впоследствии полицейский, который жил на судне, невозмутимо сообщил, что если обнаружит попытку воровства судового имущества местными жителями, будет стрелять на поражение. И глядя на его невозмутимое лицо, никто из моряков не усомнился в этом.

Ежедневно по утрам к судну подходили лодки с целыми семьями, которые были готовы взять все, что им предлагали: конфеты, печенье, чай, мыло, старую робу, буквально все. Когда поток подарков стал иссякать, аборигены предложили торговлю. Они привозили местные лекарства, сушеный Женьшень, изделия из керамики, фрукты, и прочее. Взамен просили сигареты, которые, как выяснилось, приравнивались к денежным купюрам.

Вьетнамцы в лодках вызывали симпатию у всех моряков. Они были смешливые, общительные, и довольно симпатичные. Их разговор очень напоминал птичий щебет, тонкие голоса не умолкали ни на минуту. Большой интерес вызывал способ управления лодками. У лодок было одно или два весла, которые аборигены не вынимали из воды, а разворачивали лопасть весла параллельно течению после каждого гребка. На конце весла была перекладина, которая позволяла им делать это очень ловко. Причем, если руки у них были заняты, они совершенно естественным движением перехватывали весло пальцами ноги, и продолжали грести, как ни в чем не бывало. Это было похоже на фокус, тем более что течение реки было довольно быстрым, и удерживать лодку неподвижно было трудно. Тем не менее, лодки стояли, как на якоре. Моряки предлагали закрепить швартовые концы на судне, чтобы не грести весь день, но вероятно на это существовал строгий запрет, потому что никто никогда не поднимался на борт судна, и не подавал швартовый конец.

В город русских моряков не пускали, советские порядки попали в благодатную вьетнамскую почву, и дали тут свои плоды, присущие всем тоталитарным режимам — железный занавес, неограниченные права полиции, всеобщая подозрительность и "враги народа". И еще крайняя нищета, которую и призвана защищать народная армия и полиция.

Между тем, эта веселая торговля нравилась обеим сторонам, и продолжалась целыми днями до пяти часов вечера. В пять часов все лодчонки, как по команде, покидали акваторию. Спросили полицейского, в чем дело, он объяснил, что таков порядок.

— А если кто-либо останется?

— Буду стрелять.

— В воздух?

— Нет.

Полицейского звали Хон Джи, и он не скрывал своего удовольствия, насколько полицейские вьетнамцы умеют его проявлять, тем фактом, что ему оказано высокое доверие, и поручен такой важный и ответственный пост. А также тем, что русские моряки предлагают ему так много вкусной еды. Иногда его приглашали в каюту, где угощали вином или водкой, и тогда он стал ежедневно ненадолго отлучаться, и приносил каждый раз бутылку местной водки, настоянной, по-видимому, на травах. Водка была скверная, но моряки не роптали.

Из керамических изделий вьетнамцы привозили больше всего керамических слонов, всевозможных размеров и форм. Но однажды Михаил увидел в одной из лодок красивую напольную вазу. Он подумал, что такая ваза была бы замечательным подарком для сестры Ирины, да и Катя будет рада, если в доме появится такая большая и красивая ваза. За вазу маленькая вьетнамка просила десять пачек сигарет. Накануне Миша обратился к артельщику за сигаретами, и тот сказал, что капитан запретил выдавать сигареты из артелки до выхода в рейс, поскольку эта торговля приведет к тому, что экипаж останется без сигарет. Один блок "Явы" он все же выдал Михаилу, и теперь у него было пачек двенадцать, менять их на вазу — значило бы остаться без сигарет до выхода из Вьетнама. Тогда он решил экономить сигареты, и если удастся, обменять оставшиеся сигареты в последний день перед выходом. К вечеру ему пришла идея спросить артельщика, нет ли у него других, менее популярных сигарет.

— Слушай, у меня же валяется не распакованный ящик сигарет "Новость", которые никто и никогда курить не станет. Бери, сколько хочешь.

— Давай шестьдесят пачек.

С тремя большими блоками "Новости" Миша вышел на палубу, когда до пяти часов оставалось минут двадцать. Он подозвал вьетнамку с вазами, и показал ей сигареты. Она подумала, и сказала, что вазу отдаст за десять больших пачек, или за пятнадцать маленьких. Миша отдал ей сорок пачек, сказал, что это презент, получил две большие вазы, и в придачу керамическую пепельницу в виде льва, а за третий блок выменял у другого вьетнамца большой пакет сушеного Женьшеня для многочисленных бабушек и дедушек Кати.

Когда его коллеги увидели, чем он расплатился, все ринулись в артелку, и за короткий срок разобрали почти две тысячи пачек сигарет, всю "Новость", которая хранилась там уже несколько лет. Однако торговать в этот день им уже не пришлось, поскольку время торговли закончилось.

Утром все, кому досталась вожделенная "Новость", вышли на палубу с десятками блоков уникальной валюты. Однако вьетнамцы впервые встретили предлагаемый товар не улыбками, а сердитыми восклицаниями и отрицательными жестами, и отказались брать эти сигареты даже даром. Вся "Новость" так и осталась во Вьетнаме, в мусорном баке на берегу.

 

Глава 11

Катастрофа

В городе, который местные жители продолжали называть Сайгоном, игнорируя официальное название, экипаж все же побывал. До него оказалось довольно далеко, экипаж везли на стареньком автобусе ПАЗ, советского производства. Показали музей боевой славы, где Мишу поразили средневековые орудия пыток, которые применялись во вьетнамской войне, вероятно, обеими сторонами. При виде этих чудовищных изобретений, его богатое воображение содрогалось от омерзения и протеста. И пришла мысль о том, что пытки начинаются там, где начинается религия. Сначала кровавые жертвы язычников, потом дьявольская жестокость инквизиции, и лишь потом застенки НКВД и гестапо.

Музей испортил ему настроение, может, поэтому город показался ему унылым и жалким.

Судно простояло в порту неделю. На прощание власти подарили каждому члену экипажа местные изделия: рядовому составу по керамической вазе, комсоставу — большие керамические слоны. Потом "Барс", а за ним и "Алмаз" отправились в дельту Сайгона, где стоял на якорях док. "Барс" подал буксир, и вывел док в Южно-Китайское море. "Алмаз", в свою очередь, подал свой буксир на "Барс", и пошел в авангарде каравана.

Миша отправил Кате несколько радиограмм во время перехода на юг, и получил две ответных. Во время стоянки в Сайгоне радиограммы не отправлялись и не принимались, и по выходу Миша сообщил Кате, что возвращается, хотя переход затянется больше чем на месяц. На второй день после выхода из Сайгона по трансляции Стрельцова вызвали в рубку. Услышав это объявление, Миша внутренне вздрогнул, и ощутил неосознанную тревогу. Старший помощник вручил ему радиограмму, и по лицу старпома Миша догадался, что радиограмма не из приятных.

Со все возрастающей тревогой Миша развернул стандартный бланк, и прочитал: "Катя почувствовала себя плохо, положили в больницу". Никаких объяснений в радиограмме не было, и это тревожило больше всего. Сообщение отправлял Павел Кириллович, и это также было не совсем обычно, потому что раньше письма и телеграммы всегда отправляла Людмила Павловна.

Миша спустился в каюту в полной растерянности. Катя ни разу ничем не болела, кроме легкого насморка, и он знал, что не болела она и в детстве. Он десятки раз прочитал сообщение, надеясь найти в нем то, чего там не было. Было ясно, что речь идет именно о болезни, а не о какой-то травме. Но не прошло еще и месяца, как он видел Катю совершенно здоровой, и вдруг больница.

Он отправил радиограмму с просьбой сообщить, что случилось.

На душе у него было очень тяжело, он старался найти причину своей сильнейшей тревоги, которая казалась ему чрезмерной, но мысль вращалась вокруг этой зловещей радиограммы, и угнетала его все сильней.

На ужин он не ходил, вместо этого залез в свой бот, и попытался читать. Взгляд проваливался сквозь книгу, устремляясь в бесконечность, и вдруг он вспомнил свои давние мысли о некой скрытой опасности, которую он однажды не то почувствовал, не то придумал. Эта мрачная мысль пришла к нему совершенно неожиданно, едва ли не накануне свадьбы, когда он находился в апогее своего счастья. Сейчас эта мысль вызвала в нем ярость, от которой он заскрежетал зубами. "Да что же ты накликаешь беду!" — прошептал он.

Усилием воли он таки заставил себя читать, и гнал от себя всякие мысли, но и книга была отнюдь не веселая, это был "Идиот" Достоевского. Он читал до глубокой ночи, боясь отложить книгу, зная, что его кошмарные мысли немедленно хлынут в его сознание. Так с книгой он и уснул, утомленный этой жестокой борьбой с собственным сознанием.

Весь следующий день он ждал сообщения, но оно не пришло. Отправить свою радиограмму Миша не решился, хотя если бы его спросили, что его удерживало, он не смог бы ответить. Весь день он лихорадочно работал, придумывая для себя все новые дела, причем в машинном отделении, где стояла жара, грохот дизелей и запахи горючего. Вечером он снова забрался в свою шлюпку, к своему "Идиоту".

Перед обедом пришла радиограмма: "Кате сделали операцию, состояние тяжелое, находится в реанимации".

Михаил метался по судну, не зная, что предпринять. Он взял себя в руки, зашел к капитану, и попросил при первой же возможности пересадить его на судно, которое идет во Владивосток. Романьков уже все знал, и сказал, что проследит за этим, но вероятность слишком мала, поскольку караван идет в стороне от морских путей. С этой же просьбой Миша подходил ко всем штурманам, и все они обещали немедленно доложить капитану, если заметят попутное судно.

Он снова спустился в машину, чтобы занять свои руки, а главное голову, но на этот раз у него все валилось из рук. Он ушел в шлюпку, и не показывался из нее весь день. Кто-то из матросов принес ему еду, но она так и осталась нетронутой. Михаил думал о том, что если бы он находился рядом с Катей, он смог бы поделиться с ней своей кровью, он отдал бы ей всю свою кровь, и Катя немедленно пошла бы на поправку. Он представлял себе две вплотную стоящие кушетки, на которых они с Катей лежат неподвижно, соединенные трубкой, по которой течет его кровь. А еще они смотрят в глаза друг другу, и его здоровье и сила вливаются и по этому каналу в больное Катино тело. И это тело наполняется силой, болезнь уходит, Катя слабо улыбается, берет его за руку, у нее появляется румянец, и снова расцветает ее неземная красота. Он безмолвно обращался к жене, просил ждать его, просил взять его силу, и опереться на нее, обращался к телепатии и к волшебству. Он вспомнил давно прочитанную книгу Джека Лондона "Межзвездный путешественник", в которой главный герой научился покидать свое тело, и перемещаться во времени и в пространстве. Он пытался покинуть свое тело, и витать в скорбной палате, где лежала любимая жена, которая смогла бы обнаружить его присутствие, и тогда он опустился бы в ее больное тело, и изгнал бы из него неведомую болезнь.

Бесконечная карусель скорбных мыслей незаметно перешла в спасительный сон без сновидений. Разбудил его какой-то звук на палубе, часы показывали девять часов восьмого апреля.

Он быстро умылся, и побежал в радиорубку. Сообщений для него не было.

Сообщение пришло вечером. Из него Михаил узнал, что Кати не стало.

Он стоял у фальшборта в густых сумерках, и его сердце разрывалось от тяжкой печали. Печаль была, но ощущение того, что Кати больше нет, не могла проникнуть в сознание. Он видел ее лицо и улыбку, она была совсем рядом, и только прикоснуться к ней было нельзя.

Он очнулся от прикосновения. Рядом стоял третий электромеханик Женя.

— Миша, что ты тут стоишь?

Напряженный голос парня Миша понял так, что его подозревают в мыслях о суициде.

— Не беспокойся, Женя, у меня теперь много дел, так что не до глупостей. Пойду в шлюпку.

Три дня он почти не выходил из шлюпки, его мысль путешествовала по закоулкам памяти, и все три дня перед глазами стояли орудия пытки, которые он видел в музее полторы недели назад. Он в деталях видел тиски для головы, костоломную машину, "испанский сапог", гильотину, весь дьявольский инвентарь, а также способы его применения. Ему невыносимо было все это видеть, но эти видения становились все отчетливей и ярче. Наяву и во сне они стояли перед глазами, и грань между этими состояниями стала исчезать. В голову пришла мысль, что именно так люди сходит с ума. Он выбрался из бота, собрал посуду с едой, которой оказалось немало — оказывается, ему приносили еду, спустился в каюту, привел себя в порядок. Не хотелось ничего делать. Сел на свою койку, но тут же встал, и спустился в машину. Стал наводить порядок в своей мастерской.

Так потянулись дни и недели. Тело автоматически выполняло заданную программу, даже отвечало на вопросы, но в мыслях царило полное безразличие.

Караван двигался со скоростью шесть-семь узлов, горизонт был чист, ни попутных, ни встречных судов не попадалось до самой Японии. 10 мая караван вошел в бухту "Золотой Рог" для таможенного досмотра и пополнения всех судовых припасов.

В тот же день Миша прилетел в Москву, а утром следующего дня вошел в квартиру Катиных родителей.

Людмила Павловна рассказывала, как все произошло, сдерживая слезы.

Она встретила Катю с Маринкой в Москве, и все вместе они отправились домой. Катя выглядела усталой, что вполне естественно для такого перелета. Однако шли дни, а усталость не проходила. Она была вялой и бледной, хотя ни на что не жаловалась. Состояние ухудшалось. Вызвали "скорую помощь". Врач ничего не обнаружил, прописал постельный режим и глюкозу, еще какие-то лекарства. Но Катя продолжала таять. Ее положили в больницу с диагнозом легочного заболевания, которое и пытались лечить. Дело дошло до операции, и только тогда выяснилось, что у Кати болезнь крови, "апластическая анемия", — как назвали это врачи. Эта операция и убила Катю. Миша вспомнил, что перед отъездом Катя и ему показалась вялой, и он тогда решил, что эта вялость — последствия усиленных занятий. Оказывается, она уже была больна. Но откуда могла у нее появиться такая болезнь, если ни у кого из ее родственников ни по линии матери, ни по линии отца, такой болезни никто и не слышал. Кто-то высказал мысль, что это радиоактивное облучение. И тогда Миша вспомнил, что незадолго до отъезда Катя проходила медкомиссию, которая включала и рентген. На древних рентгеновских аппаратах могла зависнуть кнопка или реле, и доза облучения оказалась смертельной. Эту версию нельзя было ни доказать, ни опровергнуть.

Маринка показалась Михаилу худенькой и бледной. Она уже хорошо разговаривала, но про маму не задавала вопросов, и не упоминала о ней. Впоследствии Миша заподозрил, что ее детский ум воспринял исчезновение матери, как личную обиду, которая осталась у нее на уровне подсознания на всю жизнь. Теперь все свое внимание Миша сосредоточил на маленькой дочери, и всегда был с ней.

После посещения кладбища Миша задумал поставить гранитный памятник на ее могилу. На кладбище стояли однотипные памятники, как хрущевские пятиэтажки, или как шкафы в каждой квартире, или как жильцы этих квартир.

На окраине города был большой карьер, из которого еще недавно добывали гранит. Миша спустился в карьер, и долго блуждал по нему, пока не наткнулся на глыбу, которая сразу привлекла его внимание. Глыба напоминала взметнувшуюся волну. И он понял, что хочет сам ее обработать, хотя понятия не имел, как обрабатывают гранит, и какие для этого нужны инструменты. Но не сомневался, что сумеет ее обработать. В ближайшие выходные они приехали к карьеру с Павлом Кирилловичем, который предложил перевезти глыбу к дому его матери. Они нашли автокран и грузовик, и в этот же день глыба была доставлена к воротам частного дома бабушки Любы.

С помощью тали глыбу затащили во двор, в котором пять лет назад проходила свадьба. Теперь сюда ежедневно Миша приезжал для того, чтобы в этой скорбной работе растворить свою горечь и тоску. Целыми днями он долбил неподатливый камень сначала зубилом, потом Павел Кириллович принес ему с работы крупные старые развертки из высокопрочной стали, которые Миша затачивал на наждачном круге во дворе. Потом знакомый архитектор Ирины раздобыл для него бучарду — инструмент, которым пользуются скульпторы, и работа стала двигаться быстрее.

Маринку он всегда приводил с собой, и она играла во дворе, приходила к нему с вопросами, но никогда не спрашивала, что он делает. Вероятно, она понимала, над чем трудится отец, но эта тема была табу для нее. Жизнь на свежем воздухе укрепила ее здоровье, она стала гораздо веселее и подвижней. С бабушкой Любой жил ее младший сын Валерий с женой Валентиной и с двумя детьми, поэтому Маринке было с кем поиграть. Людмила Павловна склоняла Михаила к тому, чтобы он оставил Маринку в Запорожье, и приводила много убедительных доводов. Он и сам понимал, что ребенку в неполных два года не сможет оказать необходимый уход. И хотя ему очень хотелось, чтобы Маринка была с ним, вынужден был согласиться.

Кладбище располагалось недалеко от дома бабушки Любы, и Миша часто ходил проведать могилу Кати, иногда с бабушкой Любой, с которой они подружились.

К концу его отпуска памятник был готов. В глыбу была глубоко врезана полированная площадка, на которой были вырезаны имя и фамилия Кати, и подготовлено место для барельефа. Сбоку была еще одна площадка, на которой Миша предполагал расположить металлическую плиту с эпитафией. Устанавливать памятник предполагалось в следующем году.

Михаил вернулся в свой опустевший дом, в котором пахло сыростью и запустением. Сырость быстро ушла, запустение осталось.

"Алмаза" в порту не оказалось, а две вазы, которые Миша выменял во Вьетнаме, дожидались его в электромастерской, куда их принесли моряки.

Миша стал работать на прежнем месте, а в тусклые и безрадостные вечера лепил барельеф Кати по ее фотографиям. Никакой склонности к подобному творчеству он не имел, поэтому сходства никак не мог добиться. Да и возможно ли воспроизвести в бездушном материале живую и слепящую красоту этого лица!

Над барельефом Миша трудился всю осень, и остановился только тогда, когда добился отдаленного сходства.

С таким же трудом он пытался найти слова для эпитафии. Он ходил в библиотеку, где перечитал столько стихов и поэм, сколько не прочитал за всю свою жизнь, и ничего не смог обнаружить. Однажды где-то у Некрасова промелькнули слова: "Мала слеза, но в ней избыток чувства…" Они долго крутились в его мозгу, и эпитафия сложилась сама собой.

 

Эпилог

Каждый год Михаил приезжал в отпуск к Маринке, а когда она пошла в первый класс, почувствовал, что теряет дочь. Людмила Павловна не хотела расставаться с Маринкой, а забрать ее силой, значило нанести психическую травму девочке. А Маринка стала замкнутой и впечатлительной, к тому же Миша понял, что своей любовью и авторитетом Людмила Павловна подавляет ее, и у Маринки развивается комплекс неполноценности. Ей срочно нужна была полная свобода, поэтому он твердо решил забрать ее следующим летом.

В очередной отпуск он летел, имея на руках два обратных билета, на себя и на Маринку. Вероятно, Людмила Павловна стала ревновать Маринку к отцу, потому что даже в Крым отпускала ее с неохотой. Мише пришлось настаивать достаточно настойчиво, и в Крым они поехали.

В последний день перед отлетом он позвонил в Запорожье, и сказал Людмиле Павловне, что увозит Маринку на Камчатку. Она рассердилась очень сильно, и Мише пришлось выслушать много неприятных слов. Он это предвидел, а поступил именно так потому, что знал, что если расскажет о своем намерении в доме бабушки, первое, что она сделает, это спросит Маринку: "Маринка, ты хочешь лететь с папой?" И испуганная Маринка ответит "нет".

После отдыха в Алуште они с Маринкой приехали в симферопольский аэропорт. Над выходом на взлетное поле горела большая надпись "Петропавловск-Камчатский". Маринка спросила:

— Папа, куда мы летим?

— Мы летим домой, — ответил папа.

И лишь в самолете Михаил объяснил дочери, что летят они на Камчатку, где она родилась, и где находится ее дом.

— А что скажет бабушка?

Отношения с Людмилой Павловной у Михаила наладились довольно быстро, и через три года Михаил отправил Маринку к бабушке без опасений. Вероятно, и она поняла, что детей должны воспитывать родители, и не сердилась на Михаила. Сам он посетил родителей Кати лишь много лет спустя, когда Маринка уже заканчивала в Москве второй институт. И выросла она такой же красивой, как мама. Сбылось то, о чем Михаил написал на эпитафии:

Тебя природа щедро одарила:

Умна, красива, женственна, чиста.

Как рано жизнь твою похитила могила!

Как тяжела могильная плита!

Мала слеза, но много в ней печали

У тех, кому ты счастье, и любовь, и жизнь успела подарить.

Ты юной умерла,

Воскресни в той, кому ты жизнь дала!

Декабрь, 2006 г.

Содержание