РУНА СОУЛУ — ТАЛИСМАН ПОБЕДЫ И СОЛНЦА

В начале лета ночи на севере коротки, и по мере того как корабли уходили все дальше от древней крепости, небо начинало понемногу сереть, а берега одеваться туманом. Идущие впереди в каких-то нескольких сотнях локтей драккары казались призрачными силуэтами.

Предутренний туман окутал корму и нос «Линдормра», льнул к равномерно поднимающим весла гребцам, укрывал мягким покрывалом тех, кто спал в ожидании своей смены у весел. Туман одел в свои призрачные одежды и Грима с Бьерном, стоявших у борта драккара, и Скагги, который не так давно очнулся на свернутом плаще возле одного из румбов, они показались скорее игрой тумана, чем людьми из плоти и крови. Пряди слипшихся от пота волос падали Гриму на лоб, черты лица заострились, и сейчас он более всего походил на резную голову дракона на носу одного из кораблей Карри.

Бьерн был непривычно молчалив и задумчив, лицо его тоже застыло, только напоминал он не напрягшегося перед броском хищника, а каменного истукана, какого они с Тровином видели проходя на «Хронварне» мимо вендельских островов. Дан неторопливо растирал могучие запястья, что, как успел заметить Скагги, было его привычкой, и почему-то ему на ум пришел устало опирающийся на Мьелльнир Тор.

Занимался день, а туман все густел, клубясь вокруг корабля, пока не повис на рангоутах и линях. Капли усыпали борта корабля и щиты, неторопливо скатывались с кожаных рубах на палубу. Когда, по предположениям Торарина, кормчего «Линдормра», они подошли почти к устью реки, с моря неожиданно принесся ветерок, который весело принялся рвать туманное одеяло, пока не разнес его в клочья, жалко льнущие к поросшим камышом болотам с одной и к неприветливым скалам с другой стороны реки.

— Грим, как я могу так ясно видеть твое лицо в этих сумерках, — недоуменно спросил вдруг Скагги.

Грим не ответил, только в мрачном молчании, не отрываясь, глядел на север.

— Там полыхает огромный погребальный костер, дружок, — ответил за него дан.

— Но что может сжечь город, созданный из камня?

— Тела, — с- усталой откровенностью отозвался Грим. — Тела, живые и мертвые.

И снова все долго молчали, а позади них, на корме бронзовый диск мерно выводил заунывную мелодию, задавая ритм гребцам, из тумана впереди ему вторили еще две столь же невеселые бронзовые песни. Вот ветер совершенно очистил речную гладь от тумана, впереди был виден уже выход в пролив Скаггерак.

— Что стало с Бранром? — обернулся некоторое время спустя к Бьерну Грим. Не знаешь, он не мог остаться у крепости?

— Он там, — ответила за дана подошедшая к ним Карри Рану, кивком указав на только что вышедший перед ними из устья Гаут-Эльва драккар.

— Не нравится мне это, — раздумчиво говорил тем временем стоящий на корме «Квельфра» Бранр, — слишком уж легко мы вышли.

Перепачканный сажей кормчий подле него лишь неодобрительно хмыкнул в опаленную бороду. Скажет тоже, легко. Из одиннадцати кораблей вольной флотилии Карри из рода Асгаута с отмелей Рьявенкрика вырвались только три, да и на тех половина людей ранены. Вот и на его «Квельфре» сейчас среди гребцов не только воины с «Линдормра», но и с пары других кораблей — все корабельные дружины теперь, похоже, попутаны кое-как. Сам он, не простой воин, ныне ставший у рулевого весла, а наследственный ярл Раген из рода Торарина, до похода в Рьявенкрик владел собственным кораблем, и не этим тлеющим корытом, а длинным красавцем «Змеем», который две весны назад привел к Карри с Галогалланда. Славный был корабль, и погиб славно: Раген легко узнал мачту своего красавца, которая тогда спасла их всех. Пылающий ствол накрыл собой франка, который на глазах у него, Рагена, выдергивал меч из горла его брата.

Не место, конечно, командовать, стоя тут на корме, какому-то чужаку, но один из галогалландцев успел сказать, что если бы не этот скальд-колдун — а Раген ох как недолюбливал колдунов, — никто из викингов Карри не ушел бы живым из покоренной предательством крепости. Рагену с самого начала не по душе был план идти сражаться за какую-то каменную махину на вовсе ненужном ему островке, но дружинный тинглид постановил идти за Карри. А молодежь с далеких галогалландских фьордов более чем кто-либо стремилась взглянуть на древнюю крепость, легенду северного, да и не только северного, мира. Скальды, не захожие колдуны с юга, а свои, домашние, и все же не до конца прирученные, пели, что ее-де сложили асы, обнесли стенами наподобие небесного Асгарда. И что же стало теперь с этими стенами?

По знаку Рагена викинги принялись поднимать мачту, которая все время, пока они шли по реке на веслах, лежала на дне драккара, чтобы не мешать гребцам. За весла сели самые сильные или, если уж быть честным пред самим собой, те, чьи раны были наименее тяжелы. Четырнадцать пар весел, и за каждым веслом всего по одному, вместо двух человек, остальные отдыхают в ожидании своей смены. Не уйти, если не поймаем ветер, невесело размышлял он, осторожно проводя фарватером незнакомой реки чужой непривычный ему корабль. От погони с усталыми гребцами не уйдешь.

Неожиданно Раген поймал себя на той же мысли, какую только что высказал рыжебородый чужак. Почему за ними нет погони? И если лагеря франков исчезли прошлой ночью с противоположного берега этой — да будь она трижды проклята! реки, то куда отошли их корабли?

Когда флотилия Карри, проламывая доски шипами, укрепленными на носу и по бортам драккаров, вихрем ворвалась в строй чужих кораблей неделю назад, этих кораблей была целая туча.

На носу рыжий скальд Бранр собирал усталых людей, втолковывал им что-то неслышное Рагену. Рагена это одновременно сердило, ведь в море власть кормчего равна власти ярла, а то и херсира, и радовало, потому что поговорившие с чужаком приободрялись, подбирали щиты, вновь натягивали в ржавых пятнах запекшейся крови кольчуги. Есть своя польза и от этих странных людей Круга, ныне нашедших себе сторонников по всем почти северным землям, несколько смягчившись от вида оживающего корабля, думал галогалландец. Массивные, в локоть длиной, шипы по бортам корабля, это ведь их корабельщиков выдумка.

А Бранр успевал и присмотреть за тем, как усталые сонные викинги поднимают парус, узкой стороной прикрепленный к рее, а широкой обращенный вниз. Такие паруса сшивались из алых и черных полос толстого полотна, какое привозили из далеких восточных земель вики-купцы.

Вот уже и устье, Раген направил корабль чуть правее, обходя мертвое, даже без ряби окно в водной глади. Это место он приметил еще тогда, когда, не доверившись кормчему, сам вел «Квельфра» в устье Гаут-Эльва. Мысли галогалландского ярла вновь с тревогой вернулись к франкским кораблям, и будто в ответ на них, вынырнули из-за скрывавшегося в предательской туманной дымке ближайшего мыса, какими богато побережье этого распроклятого островка, два юрких корабля под грязно-белыми с темной полосой парусами. За ними показались еще два, потом еще и еще, каждая следующая пара появлялась все дальше от устья реки, образуя полукруг, замыкая выход в пролив. Те же, что были ближе к береговым скалам, начинали сходиться, беря в клещи первым вышедший из устья «Франр».

Мерный заунывный звон на «Франре» сменил высоту и тон — помощник кормчего или сам он, когда корабль идет на веслах, задает гребцам ритм, ударяя в полированный бронзовый диск. Но поздно, кормчий его не справился с незнакомым течением, гребцы не успели поднять весла — драккар выносило прямо в сжимающиеся клещи.

— Им конец, — выдохнул в ухо Рагену в мгновение ока оказавшийся подле него Бранр.

Раген сумрачно кивнул, диск его внезапно смолк, потом издал низкий протяжный звук. Разрозненная дружина корабля, в один миг превращенная в единое целое, разом подняла весла. Корабль резко замедлил ход, его лишь тянуло вперед течением, а поворотом руля Раген уже разворачивал его нос влево, надеясь проскользнуть между занятыми уже обреченным кораблем франками и береговыми скалами и таким образом вырваться в открытое море.

Под яростный боевой бронзовый звон, стоя на носу «Линдормра», Карри Рану мрачно взирала на гибель последних своих кораблей.

— Возможно, им удастся уйти, — без особой уверенности проговорил, будто прочитав ее мысли, Грим.

Карри в ответ только покачала головой, но потом, увидев недоуменный взгляд Грима, все же сказала:

— Кормчим на «Квельфре» Раген, его ход узнаваем, но он не знает здешнего берега, разве что…

— Бранр? Не думал, что он умеет водить корабли.

— Возможно, и нет. Зато должен знать здешние воды, он родом с Гаутланда. По левую руку от нас отлогая бухта, если они проскочат в бухту, если сладят с течением, обойдут все мели… Слишком много «если». Как бы то ни было, нам повторить их маневр не удастся.

Позади них «Линдормр» готовился к последнему своему бою. По сигналу бронзового диска гребцы несколько придержали весла, потом их сменили те, кто успел уже вооружиться. Драккар, миновав скалы в устье, выжидающе завис у выхода в пролив.

Взятый франками в клещи драккар «Франр» было уже не спасти, с обеих сторон к нему подошли, ощетинившись баграми, нацелившись абордажными крючьями, два вражеских кога. Вот они уже прочно зацепились за него, и с обеих сторон на плененный корабль прыгали десятки крохотных фигурок. «Франр» просел…

— На целую доску, — сказала вдруг Карри, и Грим понял, что последние слова он произнес вслух.

С сутолоке тел не разобрать было, что именно происходит на палубе «Франра», Грим видел лишь, как несколько человек отчаянно рубят крючья, едва-едва успевая прикрываться щитами от наседающих франков. На «Франре» прокричали какой-то приказ, но с такого расстояния он не услышал, какой именно. К тому же ветер относил слова. Остальные франкские коги медленно-медленно стягивались вокруг захваченного корабля, еще пара отправилась вдогонку за драккаром Рагена. «Линдормр» как будто временно сбросили со счетов, со всей справедливостью полагая, что деваться ему некуда, кроме как на запирающую ему выход в пролив цепь неприятельских кораблей. Хаос на палубе «Франра» начал вдруг приобретать некое подобие порядка, как будто у кормчего его имелся в запасе какой-то план.

— Скьельф ходил в походы еще с моим отцом, — коротко ответила на вопросительный взгляд Грима Карри, голос ее неожиданно потеплел. — Если кто сможет сбросить в море врага, — в этих ее словах сыну Эгиля послышалось какое-то едва ли не детское восхищение, — так это только он.

Защитникам «Франра» удалось очистить правый борт, куда, по приказу Скьельфа, бросились почти все викинги его корабля. Тот, кто оказался ближе к румбам, сел на весла, остальные, прикрывшись щитами, образовали перед гребцами живой заслон. Неожиданно в едином движении вздыбились, зачерпнули воду четырнадцать весел, драккар резко развернулся влево, ударив шипастым носом во франкский ког слева от себя, и кормой — в корабль справа.

Сила и неожиданность поворота были таковы, что «Франру» удалось разорвать путы, привязывающие его к врагам, но план Скьельфа удался лишь отчасти, намертво засевшие крючья вырвали верхние доски бортов, а с правого еще более просевшего под весом своих и чужих тел борта в уключинные отверстия, похоже, начала заливаться вода.

На какое-то мгновение Гриму показалось, что «Франр» вот-вот зачерпнет бортом воду и перевернется. Спасло драккар то, что нос его слишком глубоко засел в борт неприятельского кога. «Франр» качнулся, выровнялся, однако высвободиться сразу ему не удалось. В страшной свалке и нападающие, и защитники повалились было набок, но те, кому удалось встать первыми, бросились на корму. Новая схватка завязалась уже вокруг рулевого весла и шеста с бронзовым диском.

«Франру» удалось наконец высвободить свой нос из проломленного борта вражеского кога, о чем немало позаботились со своей стороны и франки тоже, но от рывка и без того сильно поврежденный драккар осел еще больше.

На франкском коге, перекрывая грохот схватки, звонко протрубил рог, и шеренга темных фигурок, откатившись от гребцов Скьельфа, вернулась к левому борту, чтобы, повинуясь приказу, уйти на свой корабль. Неприятель, очевидно, решил оставить этот уже неопасный и слишком поврежденный, чтобы быть хоть на что-то пригодным, драккар на волю бурных волн Скаггерака.

Гребцы «Франра», оставив на время весла, очищали палубу от замешкавшихся захватчиков, а какой-то странный выверт течения тем временем понемногу утаскивал заливаемый водой драккар — на поверхности теперь виднелись лишь изодранный снарядами парус, изящно выгнутый хвост и скалящаяся драконья голова на носу — назад к устью реки и все ближе и ближе к «Линдормру» Карри.

В сотне локтей за ним, оставив без внимания собственный погибающий корабль, пришли в движение франкские коги. Вот еще два из них устремились в погоню за стремящимся улизнуть вдоль берега «Квельфром» Рагена и Бранра, остальные перестраивались в какой-то новый неизвестный Гриму боевой порядок.

— Дурьи головы! — Лицо Карри осветилось неожиданной и удивительно чистой радостью, Скагги она показалась в этот миг воплощенной валькирией.

— Будь это истинные воины моря, нам от них не уйти. Ньорд с нами! оборачиваясь к дружинникам и гребцам, звонко выкрикнула она. И Скагги почудилось, что сам «Линдормр» содрогнулся от ее крика. — Мы еще сможем вырваться!

— Еще пару минут назад мы были у них в ловушке, от них ведь требовалось только лишь, растянувшись цепью, гнать нас назад, к устью Гаут-Эльва, а они сломали цепь и сами дали нам лазейку, — объяснила Карри Гриму, лицо ее сияло.

Уж не берсерк ли этот морской конунг, усмехнулся про себя Грим.

Будто прочитав решение в глазах своего гаутрека, кормчий ударил в бронзовый диск, и только и ждавшие сигнала гребцы разом опустили весла в воду. Повинуясь рулевому веслу, «Линдормр» развернулся, поймал ветер и, насколько у него хватило сил, рванулся в образовавшуюся в цепи неприятеля прореху.

Ставший борт в борт с «Линдормром» франкский ког намертво зацепился абордажными крючьями, и с кормы его вражеские дружинники уже прыгали на нос драккара. Кто-то попытался закинуть на борт корабля Карри доску-сходни, ближе всего к этому месту оказался Бьерн, который вспрыгнул на борт, и как только на бортовую планку легла доска, решительно шагнул на нее навстречу франкскому витязю.

Скагги подумалось, что исход их схватки очевиден, — на первый взгляд, Бьерн был много массивнее своего врага на несколько десятков фунтов и почти на голову его выше, и никто бы не отказал медведеподобному дану в умении обращаться с топором.

И все же, несмотря на накатывающие волны боли, Скагги видел, как качается и гнется доска даже под тяжестью одного человека. А что будет, когда на ней станут двое, причем один из их с весом Бьерна? Каково будет биться без твердой опоры под ногами?

Окажутся ли оба неповоротливыми и неловкими? Или только один?

Скагги показалось, что время остановилось, вся битва замерла, сосредоточилась вокруг этих двоих. Противник Бьерна застыл на миг, изготовился к бою: расставив ноги, сколько позволяла ширина качающейся доски, и вытянув руку, как фехтовальщик, и вовсе не пригибаясь за щитом, подобно воину в строю. В правой руке Бьерн сжимал верную секиру, небольшой округлый щит ремнями держался на локте левой. Скагги казалось, что все происходит очень медленно, что движения бойцов плавно затянуты, что вид у Бьерна скорее раздумчивый, чем устрашающий.

Неторопливо, но на самом деле молниеносно, Бьерн освободился от щита, не оборачиваясь, швырнул его себе за спину на палубу и перехватил секиру в обе руки.

И неожиданно ринулся вперед. Пересек в два шага пространство отделяющей его от франка доски и с широкого замаха нанес удар противнику в лицо.

Франк же без особого труда откачнулся в сторону, сдвинувшись лишь на те несколько сантиметров, что были необходимы, чтобы избежать удара. И уходя от удара, проскользнул под топор, целя Бьерну в бедро. Обитая металлом рукоять секиры отклонила удар, а поворот кисти срубил контрвыпад. В следующие несколько секунд противники обрушили друг на друга град ударов — выпад и контрвыпад, удар и блок сменялись быстрее, чем мог уследить Скагги. То один, то другой парировал, отступал, проскальзывал под клинок, отклонялся, чтобы уйти от рубящего или режущего удара. Но с места ни один не двинулся, ноги обоих будто приросли к доске.

И тут Бьерн атаковал. Отведя клинок франка вверх, он сделал полшага вперед, подпрыгнул высоко в воздух и всем своим весом опустился на самую середину доски. Доска прогнулась, спружинила вверх, подбросив обоих бойцов едва ли не на локоть. В воздухе Бьерн замахнулся, ударил франка по голове обитым железом обухом секиры, со скрежещущим звоном смяв нащечную пластину его шлема.

В то же мгновение франк перехватил меч и с проворством и ловкостью ярости погрузил его — сквозь кожу и кольчужные кольца — глубоко в живот Бьерна.

Корабль качнуло, и на какое-то мгновение Скагги показалось, что дану пришел конец, что он непременно упадет в воду. Но Бьерн приземлился, хотя и пошатнувшись, франк же — полностью сохраняя равновесие. Еще на мгновение оба они застыли в неподвижности, соединенные лишь куском железа меж ними. Потом, как раз тогда, когда франк напряг руку, чтобы завершающим движением повернуть клинок, мертвым узлом скрутив кишки своего врага, Бьерн, подавшись назад, освободился от клинка. Он застыл на самом конце доски, почти что на борту «Линдормра», левой рукой зажимая кровь, струившуюся из прорехи в кольчуге.

Невесть откуда возникший Грим, схватив дана за талию и ворот кольчуги, сорвал его с доски и потянул к мачте, туда, где лежал Скагги. Бьерн слабо отбивался, хрипло ругаясь, что он еще жив, однако дал прислонить себя к мачте. Бой кипел теперь уже по всему кораблю, но на «Линдормре» франкам пришлось жарче, чем на прочих. Почтившие горестным молчанием судьбу попавшего в клещи «Франра», дружинники Карри бились с яростью загнанных зверей, яростью берсерков. Речь шла уже не о спасении жизни или драккара, викинги будто соревновались, кто в чертогах Вальгаллы сможет похвалиться большим числом убитых в этой схватке врагов.

Оттолкнув одного франка под удар секиры Бьерна, за что дан наградил его довольной ухмылкой, Грим проткнул следующего, толкнул его тело на третьего, а сам метнулся к борту.

Оказывается, стоило ему стащить с доски Бьерна, на его место стала Карри. Сейчас, довольно оскалившись, франк теснил ее все ближе к борту драккара. Женщину в кольчуге и шлеме он принял за мальчишку, которого счел совсем безопасным после огромного воина.

В то мгновение когда Грим оказался у самой доски, оскал франка пропал, а сам он отступил на шаг, уходя от последовавшего за обманным выпадом рубящего удара. Однако и Карри начинала уставать.

Рядом с тем местом, где легла на борт доска, бывший дружинник Рьявенкрика добивал последнего по эту сторону «Линдормра» франка.

Вспрыгнув на борт, Грим выждал мгновение, когда противник Карри вынужден будет отступить на шаг, и рывком сдернул ее с доски, заставив спрыгнуть на палубу.

— Руби крючья! — крикнул он ей и прыгнул с борта на доску сходен.

Противник его приглашающе повел мечом, соединенные доской корабли снова качнуло. Перехватив меч в обе руки, Грим занес его над головой, готовясь к сокрушительному удару, такому, какой способен разрубить от плеч до поясницы защищенного доспехом воина. Увидев это, франк улыбнулся еще шире. От такого удара, сколь силен бы он ни был, способен уйти даже старик, которому останется тогда сделать лишь шаг вперед и нанести колющий удар в незащищенное горло, пока противник его не обрел равновесия. Только последний дурак способен попытать такое. Что ж, собаке собачья смерть.

Грим со всей силы опустил клинок, но целил он не во франка, а в доску у себя под ногами. Тяжелый заточенный клинок прошел дерево, как масло. Бьерн подле Скагги издал боевой рев, в котором смешались боль, ярость и торжество за Грима. А ошарашенный франк, который не смог остановить выпада и сделал еще шаг по падающей уже доске, попытался было вернуться на свой корабль, но в мгновение ока сообразив, что это ему не удастся, бросил тело вперед, собираясь как для прыжка. Франк стремился любой ценой добраться до неприятельского корабля. Однако то ли «Линдормр» качнуло, то ли он не рассчитал расстояние на каких-то несколько сантиметров, но вместо того, чтобы в прыжке оказаться на палубе, франк ухватился за еще балансировавшего на борту драккара Грима.

И оба они провалились в серую грязную воду меж кораблей.

Все произошло слишком неожиданно, чтобы Грим успел поймать врага на меч, однако какая-то незамутненная часть сознания приказала ему разжать в падении руку и попытаться оторвать от себя врага. Франк же, обезумев от ярости и страха, скрюченными пальцами намертво вцепился ему в кольчугу и с перекошенным от бешенства лицом тянулся к горлу.

В то мгновение, когда их тела ударились о воду, Грим непроизвольно сделал глубокий вдох, и тут же в горло хлынула вода. Задыхаясь, он оторвал от себя хлебнувшего воды франка и рванулся к поверхности. Оказалось, что пока они падали, в спину франка вонзилась пущенная с его же корабля стрела, но ему тоже как-то удалось вынырнуть на поверхность, и он с отчаянием утопающего вновь вцепился в бывшего противника, исполненный решимости забрать и его с собой к чертогам Одина.

Горло Грима сжала длинная, похожая на змею рука, свой нож Грим оставил в теле одного из нападавших еще в самом начале сражения, а потому свободной рукой он попытался нашарить у себя за спиной ремень противника в надежде сорвать оттуда поясной нож. Никакого ножа. А франк все утягивал и утягивал его вниз, пригибая ему сзади голову так, чтобы она вновь оказалась под водой. Грим попытался призвать к себе кровавый туман ярости, но тот не шел, несмотря на горячку боя. Разум его оставался ясным и четким, только стучало в ушах — или, быть может, это была кровь: «Глупо, нелепо так погибать». Кольчуга, наплечники, шлем — вся благословенная сталь тянула на дно.

Рьявенкрикский шлем!

На какое-то мгновение они снова вынырнули на поверхность, и Гриму удалось наконец прочистить легкие. Ужом извиваясь в студеной воде, Грим вывернулся и на этот раз сам подтянул врага поближе к себе. Вобрал голову в плечи и что было сил ударил франка ободом шлема, тем самым заточенным как лезвие секиры ободом, каким так славились, вызывая восхищение одних и недоумение других, шлемы Рьявенкрика.

Хруст. Что-то поддалось. Теперь уже франк попытался высвободиться из объятий Грима. Вода вокруг окрасилась чем-то красным. Франк с отчаянием умирающего попытался вывернуться, подмять противника под себя, но после нового удара руки его бессильно разжались, и безвольное тело камнем ушло на дно пролива.

Когда Грим, в который уже раз хлебнув соленой воды, вынырнул на поверхность, первое, что он увидел, было весло, погружающееся в воду в полутора локтях от его головы.

— Хей!

Выхаркивая из легких воду, попытался крикнуть он и тут же понял, что кричать бесполезно. Да что бесполезно, самоубийственно. Если это франки, то он скорее всего получит по голове веслом, если же — на что едва ли приходилось надеяться — сюда снесло едва держащийся на плаву «Франр», то воины его вряд ли станут разбирать, свой или чужой болтается на волнах рядом с ними. И в том, и в другом случае исход один — смертельный удар веслом.

— Э-хей! — отозвался, перекрывая плеск воды чей-то голос.

Грим, отплевываясь, задрал голову и увидел над просевшим почти до уключин бортом обезображенное свежим шрамом лицо Сигварта, сына галогалландского ярла. Сигварт недоуменно нахмурился, потом кивнул, похоже, он все же узнал того, с кем столкнулся перед уходом из крепости, поскольку после краткого обмена фразами, смысла которых Грим не разобрал, на воду рядом с ним с плеском упала ременная петля.

Уже стоя по колено в воде на палубе в окружении полузнакомых лиц, Грим подумал о причудливых замыслах Норн. Ведь его спасло то, что в эти самые минуты губило «Франр», не будь драккар так поврежден, не сиди он так низко в волнах, ни за что не удалось бы выдернуть на него человека живым из воды: тело ударилось бы о бок корабля или о весла. Грим огляделся, ища глазами «Линдормр», но увидел лишь силуэты заново перестраивающихся франкских когов.

Неожиданно справа от него раздался громогласный рев Бьерна. Все так же опираясь о мачту, дан размахивал секирой, стараясь привлечь к себе внимание немногих оставшихся в живых на «Франре».

За то время, пока он пытался отцепить от себя умирающего франкского витязя, «Линдормр» успел не только освободиться от крючьев, но даже очистить свою палубу от попрыгавших на нее франков. «Франра» же настолько отнесло назад к Гаутланду, что он оказался в десятке локтей от борта драккара Карри, став к нему почти так же, как до того атаковавший его франкский корабль. Теперь крючья забрасывали уже воины Карри, стремясь подтащить поближе медленно тонущий драккар. Не теряя времени даром, викинги «Франра», подобрав оружие, перепрыгивали на оставшийся пока почти что невредимым корабль своего конунга.

Грим быстро оглянулся по сторонам, вырвал из руки какого-то — он даже не стал разбирать, франк это или один из викингов, — трупа меч и собрался уже последовать их примеру, как увидел застывшую на корме, прямую, будто окаменевшую фигуру. Со своего места на носу «Линдормра» как можно ближе к ней пробиралась и Карри Рану.

Перепрыгивая через скользкие от крови скамьи гребцов и страшно искалеченные тела, Грим тоже бросился в ее сторону. Карри успела первой.

— Скьельф, — окликнула или, как почудилась Гриму, всхлипнула она.

Привязавший себя к рулевому веслу старый кормчий поднял тяжелую голову. Седые волосы на правом виске слиплись от крови, и только тут Грим понял, что так озадачило его в этой фигуре: из левого плеча торчал неестественный грязно-белый обрубок кости. При звуке голоса Карри муть в старческих глазах будто бы развеялась, взгляд снова стал ясным и осмысленным.

— Я потерял «Франр», — с болью, через силу выдавил кормчий Скьельф.

— Прыгай, — приказала Карри.

С палубы «Линдормра» она не могла видеть, но это видел Грим, что старик практически висит на ремнях, привязывающих его к рулевому веслу — он лишь вцепился поверх ремней правой рукой и даже попытался развернуть тело так, чтобы Карри со своего корабля не увидела, что у него нет левой.

— Нет. Для меня уже все потеряно.

— Верность конунгу! — Глаза Карри холодно сузились при этом упоминании дружинной клятвы. — Прыгай!

— Я почитай что мертв, девочка. — В голосе старика прорвалась вдруг хрипловатая нежность. — Мы с «Франром» лишь будем тебе обузой. — Скьельф неожиданно усмехнулся, занося секиру…

Почуяв, что сейчас произойдет, Грим метнулся к борту корабля, прыгнул и, уже приземлившись на палубе «Линдормра», обернулся, чтобы увидеть, что последний багор перерублен, а все более уходящий под воду «Франр» уносит к скалам Гаутланда. — Мы еще попируем, — донесся до них голос старика.

Четверть часа спустя «Линдормр», на котором с пополнением с «Франра» оказался почти полный комплект гребцов, все еще пытался прорваться в вольные воды Скаггерака, на руку ему был и поднявшийся ветер, хоть он и гнал драккар в сторону бухты, куда ускользнул «Квельфр» Рагена. Быстрый ход «Линдормра» позволил ему на время оторваться от менее маневренных когов. Кормчий, как мог, старался перехитрить ветер так, чтобы он уводил их как можно дальше от берега. Сидя спиной к мачте и зажимая рану левой рукой, Бьерн хрипло ругался, требуя пустить и его на весла, раз у него еще осталась свободная рука, однако подошедшая Карри усмирила его, предложив подождать и погрести в следующую смену.

В результате слаженных усилий кормчего, ветра и гребцов, когда появилась наконец возможность увидеть происходящее в бухте, сам «Линдормр» был на безопасно далеком расстоянии от берега. Два из отправившихся в погоню за «Квельфром» франкских кораблей застряли на песчаных мелях, но и самому драккару приходилось нелегко, крушение, похоже, поджидало как его, так и все еще преследовавший его корабль.

И Карри Рану, и ее кормчему при этом было ясно, что ког к крушению на полторы сажени ближе драккара. Быть может, гребцы на нем устали от гонки, а возможно, франки были не столь привычны к морю, как измученные, но не в пример более опытные викинги. Теперь же когу предстояло поплатиться за это. Беспомощно переваливаясь на волнах, франкский ког изменил угол. Лишившаяся паруса мачта то безумно взмывала вверх, то проваливалась вниз.

Даже со своего места у мачты Скагги увидел, как внезапно у самого корпуса судна тускло-желтой полосой возникли подводные отмели. С палубы, со скамей сорвались темные фигурки, засуетились, разобрали багры, надеясь оттолкнуть корабль от песчаных бугров и выиграть еще несколько мгновений.

Слишком поздно. С кога донесся слабый, похожий на возглас чайки крик отчаяния — это франки осознали, что происходит. И в ответ на него грянули с двух сторон радостные вопли с обоих драккаров.

Волна, гигантская волна, та, что всех дальше выходит на берег.

Той же волной подхватило и понесло к скалам и отмелям и «Квельфр», земля Одина никак не желала отпускать посланца скальдов. Но на гребне этой волны взмыл, задрав нос к небу, не драккар, а франкский ког. Волна подхватила его, подняла, положила набок, с носа на корму покатились темные фигурки, покатились в каскаде ларей, бочек, каких-то досок. Нескольким франкам удалось уцепиться за борта и скамьи, других ударило о корму кога. Потом волна опала, и ког рухнул вниз. Полетели в разные стороны расщепившиеся доски обшивки, накренилась в путанице канатов мачта. Следом за первым валом пошел второй, захлестнул «Квельфр», докатился до берега, а на том месте, где минуту назад в водной расщелине еще виден был ког, вертелись лишь какие-то жалкие обломки. Резко повернувшись к «Квельфру», Скагги вдруг увидел Бранра, который изо всех сил цеплялся за резную драконью голову на носу драккара.

— Если Ньорд судил послать воину моря смерть, так она и должна прийти — с холодным песком во рту и кольцами на руках, что отплатили бы случайному прохожему за похороны, — хрипло пробормотала Карри.

Неожиданно, будто потеряв управление, «Квельфр» заметался по волнам.

— Ньорд, должно быть, забрал отца и добрую половину гребцов, — с опустошенным спокойствием сказал голос за плечом Грима, и, обернувшись, он увидел позади себя Сигварта с Галогалланда.

Разбушевавшиеся волны будто отрезали «Линдормр» от преследователей, непривычные к морю франки не знали, как преодолеть разыгравшиеся волны. И те же самые волны, с удвоенной яростью бросавшиеся на берег, не пускали франкские коги в бухту, но они же с неспешной настойчивостью крушили сейчас «Квельфр». У головы дракона снова возникла чья-то голова — Бранр!

Ставший за кормчего скальд, очевидно, собирался уходить на юг, собрав в еще держащийся парус, насколько удастся, силу восточного ветра. Да, уж Бранр едва ли станет сложа руки ждать смерти, усмехнулся про себя Грим, но промолчал, чтобы не спугнуть удачу скальда. Даже с такого расстояния было видно, как подергивается рыжая борода Бранра — скальд выкрикивал приказы, проклинал испуганных или нерадивых. Ветер доносил лишь какие-то рваные выкрики. Из того, что Грим смог разобрать, угрозы скальда явно не сулили ничего доброго. Немногочисленные темные фигурки сгрудились у канатов.

— Ну же… — хотела было крикнуть им что-то в помощь Карри, но осеклась, вспомнив, что крик ее все равно не будет услышан.

Фигурки завозились быстрее, и наконец изодранный парус высвободился из канатов, развернулся, подхватил ветер, надулся, выгнулся.

Когда драккар внезапно рванулся назад к побережью Гаутланда, Бранр выкрикнул какой-то новый приказ, затем еще и еще, фигуркам удалось развернуть мачту, и «Квельфр» понесся по ветру. Еще пару мгновений, и корабль уверенно пошел новым курсом, набирая скорость, оставляя широкий белый пенистый шлейф за кормой. Драккар уносился все дальше от отмелей Гаут-Эльва, стремясь обогнуть закрывающий бухту небольшой мыс и выйти в открытые воды пролива.

— Они должны были попытаться. Бранр и впрямь не привык сидеть сложа руки. Но далеко им не уйти, — мрачно осадила радость Скагги морской конунг Карри Рану.

Несколько минут спустя даже лишь однажды ходившему в море Скагги стало ясно, что она права. Бранру не выиграть этой игры с течением. Уже дважды он пытался заставить голову дракона повернуть в море, уже двое из гребцов «Квельфра» присоединились к нему у рулевого весла, остальные с трудом удерживали под ветром мачтовые канаты, пока смоленые веревки не запели на ветру, как железные струны. И оба раза волны вздымались, беспощадно налегали на нос корабля, пока драконья голова не отклонялась, поколебавшись из стороны в сторону, назад. Весь «Квельфр» содрогался в этом противоборстве ветра, человеческой воли и моря.

Бранр попытался снова, вернул драккар на курс, параллельный побережью, разгоняя корабль для очередного рывка к безопасности открытого моря.

Но удалось ли ему? Скагги показалось, что драккар идет будто бы не вровень с берегом. Даже для его неопытного глаза, на этот раз было что-то не так, будто бы что-то изменилось: ветер сильнее, круче волны, или, может, прибрежное течение накрепко вцепилось в днище корабля. А Бранр был еще у весла, еще кричал приказы, подгоняя к какому-то еще маневру, драккар еще несся вдоль берега, но нос его понемногу, метр за метром, поворачивался. И вот уже желтая отмельная полоса всплыла в опасной близости к шлейфу за кормой. Было очевидно, что корабль сейчас…

Ударится.

Еще какое-то мгновение назад, драккар летел во весь опор, а в следующую секунду нос его врезался в неподатливую гальку. Тут же преломилась, вырвалась и, описав дугу, рухнула перед кораблем мачта, забрав с собой половину корабельной дружины. Настланные внахлест доски корпуса драккара выскочили из пазов наружу, впуская набегающее море. В мгновение ока весь корабль раскрылся как распускающийся цветок. А потом исчез, оставив по себе лишь канаты, сиротливо мечущиеся вокруг мачты, как бы указывая место, где он был. И снова, на этот раз уже необратимо, закачались на воде обломки и щепы.

На равнодушную отмель накатил новый вал и, миновав ее, часть обломков оставил на берегу, другие же утащил с собой в море.

Один из них — голова.

Рыжая.

Бранр покачался на волнах, глядя на прибрежные скалы, потом повернулся посмотреть на далекий «Линдормр».

— Сможешь подвести корабль ближе к нему? — спросила у кормчего Карри.

Позади нее раздался возмущенный шепот, но наследница Асгаутов обернулась к воинам с таким лицом, что ни один не осмелился возразить ей вслух.

— Опасно, — глядя ей в глаза, медленно и отчетливо проговорил кормчий. Боюсь, нас может постигнуть участь «Квельфра».

В словах Торарина не было ничего оскорбительного. Нет в страхе позора для кормчего, когда ведет он корабль. Сколько раз спасали драккары предчувствия кормчих, и лишь они одни в праве перечить хозяину корабля.

Взгляд Карри намертво сцепился со взглядом Торарина, лицо мертвенно побелело.

— Ты будешь пытаться?

Скагги перевел взгляд на качающуюся в волнах рыжую голову. Бранр, похоже, решился и поплыл вперед, отбрасывая в сторону воду мощными взмахами рук. Потом он неожиданно остановился, глянул через плечо.

— Рассчитывает течение, — ответили на невысказанный вопрос Карри Торарин, — будем надеяться, что он все рассчитал правильно и что его вынесет ближе к нам. Что ж, если Ньорд будет к нам милостив… Вот только хватит ли сил у этого скальда?

Тогда голова Мимира молвила мудрое слово и правду сказала, что руны украсили щит бога света, копыто Альвсинна и Арвака уши и колесницу убийцы Хрунгнира, Слейпнира зубы и санный подрез, лапу медведя и Брагги язык, волчьи когти и клюв орлиный, кровавые крылья и край моста, ладонь повитухи и след помогающий, стекло и золото и талисманы, вино и сусло, скамьи веселья, железо Гунгнира, грудь коня Грани, ноготь норны и клюв совиный.

(Речи Сигрдривы, 14–18)

Приветствуй руну победы, о воин, но помни, что заключенный в ней град, лишь тогда громом приветствия станет, коль к разрушению волю стихий, хаос ты обуздать найдешь в себе силы; исполинам из инея и бед кузнецу будет осторожен: руна могучий взрыв вызывает. Хагаль замкнутый круг разомкнет, чтоб старое новому место свое уступило.

Он увидел пред собой темное поле, за дальний край которого, обрывавшийся будто бы в инеистую пропасть, катился пурпурный шар закатного солнца. Само поле казалось неровным, изрытым, но если прищуриться, поле приблизится… По всему этому бесконечному полю виднелись груды тряпья, каких-то лохмотьев, костей и даже шкур. В прорехи некогда роскошных одеяний проглядывали белые черепа, среди пожухлой травы зубьями чудовищной гребенки торчали ребра. И каждая из этих груд падали была усеяна черными пятнами.

Все ближе и ближе… Огромные, черные птицы кружили над полем, перепрыгивали с кучи на кучу… Огромные, не ведающие жалости черные птицы с черными клювами клевали пустые глазницы, рылись в полуистлевшем тряпье, разрывали суставы в поисках хотя бы кусочка мяса или костного мозга. Но тела обдирали уже не один раз, кости были белы и сухи. И вот птицы, закаркав громко и хрипло, принялись наскакивать друг на друга.

На поле вдруг стало тихо, птицы внезапно умолкли и по две, три, четыре, потом уже небольшими стайками, потянулись туда, где на лошадином черепе восседал огромный вожак. Несметное полчище воронов в молчании внимало, а Гриму казалось, что ворон-вожак держит пред ними речь. Все громче раздавалось карканье, все больше слышалось в нем угрозы. А потом вся стая разом взмыла к пурпурному закату, покружила и выстроилась клином, а потом… Как единое существо, стая устремилась вниз, пурпур заката скрылся за черным крылом. Вожак летел прямо на него, Гриму были видны беспощадный и не мигающий желтый глаз, целящий ему в лицо черный клюв. Клюв все приближался, а он, Грим, не в силах был даже пошевелиться. Что-то будто тисками удерживало его голову на одном месте, в то время как белым тараном обжигающей боли черный клюв глубоко входил в мягкий студень глаза…

Мучительным усилием Грим дернул головой, отчаянно закричал в надежде отогнать черную птицу…

И над ним склонилось встревоженное лицо Карри.

— Ворон, — только и смог выговорить Грим. — Вороны!..

— Это сон, это только сон, — хриплый голос Карри звучал непривычно мягко.

Как будто услышав последние ее слова, по другую сторону стола сел, стряхнув с себя плащ, Бранр.

— У меня не бывает снов! — огрызнулся Грим, потом уже спокойнее добавил: Прости, что разбудил тебя, гаутрек.

— Это не просто сон, — сказал со своей лавки посланник Круга. С его заспанного лица ясно и остро смотрели усталые глаза. — Грим прав, у скальда не бывает просто снов.

От бессильного гнева и потрясения от недавнего видения, даже не потрясения, Грим мог бы сказать, что действительно чувствует, как болит у него левый глаз, сын Эгиля только крепче сжал зубы. «Будьте вы прокляты», — подумал он, а вслух устало сказал:

— Я столько лет убил на то, чтобы их у меня не было.

— Ты убивал не годы, а себя, или, точнее, гефа, вот она и возвращает тебе сторицей.

— Пора раздумий, и не понять, кто жив, кто умер, кто жив опять… пробормотал Грим, краем глаза заметив удивленный взгляд Карри.

— И ты, и гаутрек…

— Форинг, — горько поправила его Карри. — Морской конунг погиб в водах Скаггерака.

— И все же вы живы. Возможно, будет жить Бьерн. — Бранр кивнул на заворочавшегося во сне Скагги. — И воспитанник Тровина, если будет на то воля Идунн, оправится к завтрашнему дню. А от видений тебе теперь не скрыться, сын Эгиля. В трудный для крепости час ты превозмог себя и обратился к рунной волшбе, — он предостерегающе поднял руку, — не спорь, я же помню присутствие твоей личной силы. Ты должен принять и вторую грань своего дара.

— Что у тебя было за видение?

Оставив вопрос Бранра без ответа, Грим присел к столу, чтобы плеснуть в кружку пива. Глаз будто жгло раскаленной иглой, и потому он не стал отрывать кружку от губ, скрывая за ней гримасу боли, а заодно и нежелание говорить. Спасаясь от боли, он закрыл глаза, потом поставил на стол недопитое пиво. В маленькой горнице, в доме Скули-бонда, хозяина небольшого хутора в полете стрелы от постоянного лагеря морских воинов Аггерсборга, куда причалил под вечер сильно поврежденный «Линдормр», было тихо. В темном углу трудился неугомонный сверчок, все старался разогнать ощущение горечи и бессилия, будто разъедавшее стол и лавки, и меховые плащи, над трещащим в плошке с китовым салом фитилем кружили мошки.

— Ты не заметил странной закономерности? — спросил вдруг, словно пробудившись от глубокой задумчивости, Бранр.

— Да? — без особого интереса спросил Грим.

— Глам, Скьельф, Раген с Галогалланда, Скульд-годи. Возможно, что и Варша тоже, — гибнут лучшие хольды, грамы…

— Смерть в битве — славный удел, — пожал плечами Грим. — А сколько полегло дружинников Рьявенкрика, хускарлов и простых дренгов?

— Ты хочешь сказать, что раз мы живы, мы не из лучших? — с горечью спросила, поднимая голову с положенных на стол локтей, Карри Рану.

— Ты неверно поняла меня, конунг. Быть может, наш черед еще не пришел, примирительно отозвался Бранр, но вид у него остался все тот же, мрачно задумчивый, как будто он сам не верил своим словам.

— И все же…