Каждая новая любовь…

(Рассказ)

Время близилось к полуночи. В придорожной закусочной сидел фотомодельно красивый, дорого и со вкусом одетый зеленоглазый блондин лет тридцати, мрачно тянул водку. Морщился, брезгливо кривил губы, — напиток оказался качества более чем низкого. Но продолжал пить.

— Брось травиться всякой дрянью, — подсел к нему смазливенький парнишка с подкрашенными глазами и губами. — Я помогу тебе забыть обо всех огорчениях гораздо лучше, чем это пойло сомнительного происхождения. Тебя ведь Павел зовут, верно? А я Сергей. Можно Серж.

— Отстань, — буркнул блондин.

— Это твоя машина на стоянке? Крутая тачка! Обожаю зелёные авто. Ты из того дачного посёлка, который в лесу за речкой? Крутые домишки.

— Тебе сказано было отвалить?

— Ты из-за того брюнетика так раскис? — не отставал парнишка. — Брось. Он не стоит твоих слёз. Слишком простомордый для такого стильного красавчика, как ты. К тому же он ведь стопроцентный натурал, верно? И менять ориентацию не собирается.

— Не собирается, — согласился блондин.

— Ну и не думай о нём. С твоей красотой глупо бояться одиночества. — Парнишка накрыл запястье блондина ладонью. Тот брезгливо стряхнул его руку.

Нисколько не обескураженный парнишка придвинулся ближе.

— Ты не думай, я не из-за денег. Ты мне правда понравился. Тебе я и бесплатно дам. Можешь взять меня как захочешь.

— Пошёл вон, — буркнул блондин.

— Не бойся, никакой заразы ты от меня не подцепишь, я в здешней больничке проверяюсь постоянно. Сегодня только результаты получил — всё чисто. — Парнишка придвинулся ещё ближе, положил блондину руку на бедро. — Со мной тебе будет гораздо лучше, чем с ним, обещаю.

— Вон!!! — отшвырнул его блондин. — Сгинь отсюда!

И сам выскочил из закусочной, метнулся к автомобилю, погнал к дачному посёлку.

На полдороги остановился. Скрестил на руле руки, ткнулся в них лбом.

Войти в дом, в котором уже никогда не будет Андрея, равносильно тому, чтобы шагнуть в могилу.

Господи, и надо же было так глупо и безнадёжно сорваться, открыть себя. Тем более, что и способ для этого выбрал не самый лучший.

Гадкий способ, прямо скажем. Очень гадкий. И подлый.

+ + +

Андрей вытер губы тыльной стороной кисти. С трудом удержался, чтобы не сплюнуть — настолько отвратительным было жадное прикосновение чужого рта, цепкие и хищные, как у паука, объятия… Противно. Мерзко. Оскорбительно.

И дело даже не в том, что целоваться к тебе лезет парень. Хотя и это тоже неприятно. Однако гораздо мерзче оказалась именно насильственность поцелуя.

— Прости, — тихо сказал Павел. — Я не хотел…

— И поэтому попытался меня напоить, — зло процедил Андрей. — Что было в вине?

— Только вино. Просто сорт такой. Очень крепкое, даже крепче водки, но по вкусу ничего не заметно.

— Однако ты что-то не опьянел.

— Я масло сливочное предварительно съел. Холодное. Покрошить кусочками грамм сто и проглотить. Не то чтобы действие алкоголя блокирует, но притормаживает сильно.

— Спасибо, учту на будущее, — ядовито ответил Андрей и пошёл к дверям кабинета.

— Подожди! — вскрикнул Павел. — Я всё объясню…

— Зачем? — обернулся Андрей. — Я и так всё понял. Напоить в лёжку и отыметь по максимуму. Только надо было в вино клофелинчику добавить… Тут ты промахнулся.

— Я хотел заняться с тобой любовью, а не пялить мертвецки пьяное бревно. Я люблю тебя. Правда люблю. А вино… Просто чтобы напряжение снять.

— Ну вот допей его и не напрягайся.

Андрей рывком распахнул дверь в гостиную, но споткнулся о порожек — тело, одурманенное двумя бокалами вина на пустой желудок, слушалось плохо.

Павел успел подхватить Андрея под руки. Посмотрел в глаза, улыбнулся.

На этот раз поцелуй Павла был нежным и бережным, объятия — уютными и ласковыми.

Павел снова улыбнулся Андрею, мягко прикоснулся губами к шее возле уха, одной ладонью провёл вдоль позвоночника, другой — по бедру.

— Нет, — стряхнул его руки Андрей.

— Но почему? Ведь тебе приятно.

— Эрогенные зоны есть эрогенные зоны, рефлексы есть рефлексы. Им всё равно, кто на них воздействует. Но не всё равно мне.

— Ты можешь быть сверху.

— Что? — растерянно переспросил Андрей. Насколько ему было известно, Павел в своих сексуальных играх признавал только верхнюю позицию.

Павел смотрел с печалью и нежностью:

— Я люблю тебя. Для меня важнее всего в жизни быть с тобой, и мне всё равно, каким образом это произойдёт. Ты можешь взять меня как захочешь. Я буду только счастлив.

— Нет, Паша. Ты ведь знаешь, что я не такой. Мне нужны только женщины.

Павел робко погладил его по плечу, скользнул ладонью к груди.

— Для тебя это будет почти как с женщиной. Только намного лучше, обещаю! Ни одна из них не сможет быть приятной для тебя насколько, насколько я.

Андрей отстранился.

— Паша, зачем? С чего вдруг?

— Я люблю тебя. Можешь не верить, но это так. Я никогда ещё никого не любил. А тебя люблю.

Андрей ошалело помотал головой.

— Или я ещё не протрезвел и меня глючит, или ты рехнулся. Тебе что, других парней мало, одной с тобой ориентации? Да в любом ночном клубе…

— У меня давно уже никого нет, — оборвал Павел. — И не может быть никого. А в клуб я пойду только вместе с тобой. Если ты захочешь меня там выгулять. Показать народу своё приобретение.

— В смысле? — не понял Андрей.

— Я твой безраздельно — мыслями, чувствами, телом. Даже этот дом куплен только для тебя. Чтобы ты оставался здесь на выходные. Ты ведь любишь тишину, лесные прогулки, уединение… Я хотел разделить их с тобой.

Андрей сглотнул, отвернулся.

— И когда это у тебя началось?

— Не знаю… Год назад примерно. Может быть, немного дольше. Считай, с того дня, когда ты пришёл в офис.

Андрей хмыкнул.

— Когда я пришёл в офис, ты сказал, что меня не захочет даже сексуальный маньяк после десятилетнего полового воздержания.

— Я так сказал?! — возмутился Павел. И тут же опустил голову. Верно, сказал…

+

Свеженанятый молодой специалист, вчерашний дипломник, строго и холодно смотрел в глаза начальнику отдела и, с недавних пор, компаньону владельца предприятия:

— Меня предупредили о ваших постельных предпочтениях. Поэтому я должен прямо сказать, что являюсь абсолютным гетеросексуалом, и работать у вас буду только при том условии, что вы не станете ко мне приставать.

Павел скользнул презрительным взглядом по простоватому лицу новичка, по его невзрачной одежде. Ответил с фырканьем:

— В любом ночном клубе можно найти десяток страстных, не обременённых материальными проблемами парней, которым ты и в подмётки не годишься как по внешности, так и по интеллекту с воспитанием. А такое недоразумение, как ты, не захочет трахнуть даже сексуальный маньяк после десятилетнего полового воздержания. Так что перестань воображать о себе невесть что и подготовь график движения продукции по области за истекший квартал. С выводами и прогнозом.

+

Павел провёл ладонью по лицу, стирая воспоминая. Посмотрел на Андрея. Милое, немного нелепое, бесконечно дорогое каждой своей чёрточкой лицо.

— Ты хочешь наказать меня за глупые слова отказом? — с какой-то непонятной ему самому отчаянной надеждой спросил Павел. — Я не спорю с твоим приговором, просто хочу знать, как долго мне ждать прощения. И что я должен сделать, чтобы ты простил меня?

Андрей отрицательно качнул головой.

— Я всего лишь хочу понять, почему ты вдруг переменил мнение. Ты ведь даже не желал со мной разговаривать, в другой отдел перевёл… И вдруг начинаешь признаваться мне в любви.

— Вдруг? — с невесёлой усмешкой переспросил Павел.

— Я думал, мы друзья, — ответил Андрей. — Да ты меня даже со своими парнями знакомил!

— Я надеялся, что ты начнёшь ревновать. А сами они ничего для меня не значили. Как и я для них. Все эти смазливые куклы без мозгов и сердца хорошо умеют вертеть задницами в дорогих клубах, но любить ни один из них не способен. Мне же давно опротивели животные случки безо всякого намёка на чувство. Я хочу совсем другого. Я… Даже не знаю, как это сказать, какими словами… Я хочу, чтобы моя постель пахла только тобой, Андрей.

Тот отступил на полшага.

— Это какой-то бред и безумие.

Павел опустил голову.

— Да. Я обезумел давно и безвозвратно. Ещё до того, как фирма начала тот проект, в котором мы вдруг оказались в одной команде. Хотя никакого «вдруг» и не было. Директор зачислил тебя в группу по моему настоянию, несмотря на то, что в специалисте твоего профиля проект не нуждался. Но я хотел всегда тебя видеть, чувствовать твой запах, говорить с тобой, прикасаться к тебе… Ты ничего не замечал, всё выглядело так естественно. Если бы не сегодняшний вечер… Но я не мог больше молчать! Это стало невыносимым.

Андрей молчал. Павел глянул на него и заговорил быстро, захлёбываясь словами:

— Я сам не знаю, когда это началось. Просто вдруг встретил тебя в коридоре и понял, что ты — это ты. Моя любовь, моя судьба, моя жизнь. Я люблю тебя, и ничего уже тут не изменишь. Да и не хочу я ничего менять.

Андрей отступил ещё на полшага.

— Так значит и повышение, — тихо сказал он, — и все награды за проекты… Это всё только лишь потому, что задница моя тебя приглянулась?

Павел посмотрел на него недоумённо и вдруг рассмеялся:

— Ты что говоришь такое? Придёт же в голову подобный вздор! Всё, что ты получил, ты добился сам. Помнишь, как все удивлялись, что ты практически мгновенно разобрался в проблеме, в которой понимать не должен был ничего? Но ты не только сразу уяснил суть дела, ты ещё и замечал детали, на которые никто из нас внимания не обращал. Очень важные детали, как оказалось. Без них проект никогда не достиг бы такого успеха. Да и другие твои идеи… Ты сам заработал все свои прибавки и привилегии. Я говорю правду, Андрей. Не буду скрывать, мне приятно было бы помочь тебе, но в этом никогда не возникало необходимости. Ты всё гораздо лучше делаешь сам.

Андрей ответил неуверенным взглядом, пожал плечами.

— Ты всё сделал сам, — повторил Павел. — Я только настоял, чтобы тебя включили в твой первый проект. Честно говоря, думал, что ты просидишь там как приятное мне кабинетное украшение, но получилось всё иначе. Хотя… Украсить мою жизнь ты тоже сумел. Да так, как не смог никто до тебя.

Он взял руку Андрея, поцеловал тылицу, пальцы, ладонь. Взял губами большой палец, мягко пощекотал его языком. Андрей высвободил руку.

— Нет. Ты хороший человек, Паша, и парень ты красивый, но я никогда не смогу любить тебя так, как ты этого хочешь. Поэтому лучше закончить всё прямо сейчас.

Андрей вышел из гостиной в коридор.

— Не надо, — остановил его Павел. — Ты ведь можешь всё забыть. Считай, что ничего и не было. Мы просто хорошие приятели и…

— Нет, — жёстко сказал Андрей. — Если не можешь ответить на любовь любовью, предлагать дружбу было бы оскорбительно. Поэтому пусть всё закончится сейчас.

— Андрей, послушай меня…

Тот отрицательно качнул головой.

— Со временем это пройдёт. Ты забудешь меня и встретишь того, с кем сможешь быть счастлив. А пока нам лучше не видеться. Я переведусь в филиал и не буду мельтешить у тебя перед глазами. Тогда ты сможешь быстро утешиться с кем-нибудь другим.

— Мне не нужен никто, кроме тебя, — ответил Павел.

— Это сейчас тебе так кажется. Но скоро всё изменится. Знаешь, на Востоке есть поговорка: «Каждая новая любовь лучше предыдущей». Поэтому кто-то новый и лучший в твоей жизни появится гораздо быстрее, чем ты думаешь. Прощай.

— Подожди, — остановил его Павел. — Ночь уже, до города тридцать километров, на шоссе всякой швали полно. Останься до утра. Ведь гостевая спальня запирается изнутри, и тебе нечего опасаться.

— Я вызову такси, заплачу двойной счётчик.

— Какое такси? Они сюда днём-то не хотят ехать, а ночью тем более не дозовёшься — хоть за двойной счётчик, хоть за четверной. Оставайся. Я не буду больше к тебе приставать, не бойся.

— Нет.

Андрей вышел в холл, достал из гардеробного шкафа куртку, ботинки.

— Я отвезу тебя, — сказал Павел.

— Не нужно затрудняться.

— Это не затруднение, — улыбнулся Павел. Улыбка получилась вымученной и бледной.

— Хорошо, — кивнул Андрей, — подвези. Но только до автостанции. Дальше я на рейсовый автобус пересяду, они ходят круглосуточно.

— Как скажешь, — покорно ответил Павел.

Пока он выводил машину из гаража, пока они выезжали из посёлка на шоссе, в голове крутилась только одна мысль — как хорошо, что Андрей побаивается сам садиться за руль. Он вообще не любит суеты большого города, хотя и родился в нём, и вырос. Андрей как-то признался, что в их фирму устроился только для того, чтобы накопить такую сумму денег, банковских процентов с которой хватило бы на скромный прожиток. Тогда он уедет куда-нибудь в лесную деревню и займётся живописью, которой увлекался с детства.

После такого признания Павел и купил эту чёртову дачу у чёрта на куличках, предложил Андрею проводить здесь все выходные. Андрей был в восторге. Единственный случай, когда он в чём-то позавидовал Павлу. Хотя зависть исчезла практически сразу, уступила место радости и благодарности.

Андрей даже успел нарисовать одну картину — перила балкона, ветка дерева, на которой уцелело всего два бурых листочка. С натуры рисовал, и Павел никак не мог понять, что Андрей такого интересного во всём этом нашёл. Но когда он завершил полотно… На картину смотреть было невозможно, так щемило от грусти сердце. И не смотреть было нельзя, потому что с первого взгляда становилось понятно — она сможет оттянуть боль у тех, кому действительно тяжко и плохо.

— Ты бы её в онкоцентр подарил, — сказал тогда Павел. — Там такое пригодится.

— Думаешь, возьмут? — усомнился Андрей. Иногда он был до смешного не уверен в себе.

— С руками оторвут, — заверил Павел. И был вознаграждён самой чудесной на свете улыбкой.

Беда в том, что неуверенность и робость у Андрея бывают лишь до поры до времени, да и то в мелочах. Когда дело доходит до действительно важного, его решимости и твёрдости характера позавидует командующий армией.

Тогда волю Андрея не переломить никому.

…Под колёса автомобиля стелилось пустое и голое ночное шоссе.

Павел глянул на Андрея. Усталое хмурое лицо, жёсткая складка улыбчивых прежде губ — не подступиться. Руки спокойно лежат на коленях, но пальцы слишком напряжённые. А ведь они могут быть такими нежными и ласковыми, эти руки. Пусть Павлу доставались лишь случайные прикосновения, ничего не значащие приятельские пожатия и объятия, но понять, на что способны эти руки, всё равно можно было. И губы… Павлу никогда больше не почувствовать их вкус — хмельной и сладкий как самое драгоценное вино.

Показались огни автостанции.

«Разогнать машину до предела и бросить под откос, — думал Павел. — Чтобы через огонь навсегда соединиться с ним в посмертии, раз уж невозможно соединение в жизни».

Стремительным движением Андрей выключил зажигание, выдернул ключ.

Машину повело юзом, развернуло поперёк шоссе.

— Это будет очень больно, — сказал Андрей. — Так больно, что ты успеешь возненавидеть и меня, и себя. К тому же это будет ещё и глупо, потому что никакого загробного мира нет. Все рождаются только один раз и подыхают тоже единожды. Так что не стоит разменивать свою смерть на такую чепуху, как разочарование, пусть и любовное.

— Как ты догадался? — отстранённо спросил Павел.

Андрей пожал плечами.

— Некоторые мысли очевидны.

Он открыл дверцу, вышел. Ключи остались на сиденье.

Так они до автостанции и добрались — Андрей пешком, Павел за рулём едва ползущей машины.

Но и на станции ничего не изменилось. Андрей дождался рейсового автобуса и уехал, Павел засел в закусочной и проторчал бы там до утра, не начни к нему приставать размалёванный проститут.

+ + +

Павел усмехнулся, вспомнив парнишку.

«А ведь он симпатичный, — мелькнула мысль. — Волосы каштановые, глаза голубые, фигурка сексуальная. К тому же, наверное, он ласковый, послушный. Да и умелый. Как там его зовут — Серж? Хотя лучше будет Серёжик».

Павел вернулся на автостанцию. Парнишка всё ещё сидел в закусочной. И радостно заулыбался, увидев Павла. Тот поманил его к себе, кивнул на машину.

…Он взял парня в ста метрах от станции, прямо в придорожных кустах, уткнув лицом в капот машины. Без всякой подготовки и смазки, грубо и жёстко.

Кончив, отшвырнул от себя. Застегнул штаны, куртку. Бросил парнишке деньги — гораздо больше, чем обычно платят придорожным проститутам, но купюр помельче не было.

— Да задавись ты своими деньгами, — выкрикнул парнишка, отполз от них в сторону. Поднялся, надел штаны. — Ты мне по-правде понравился. Я бы тебе такое показал… Ты такого никогда в жизни не пробовал. А ты… Такой же, как и все.

Парнишка пошёл к автостанции. Павел догнал, схватил за плечо.

— Прости меня.

Парнишка посмотрел на него с удивлением.

— Прости, — повторил Павел. — Я сегодня одни только гадости делаю почему-то… Прости.

На ресницах парнишки задрожали слёзы. Павел снял их губами. Парнишка прижался к нему, обнял.

— Это ничего, — сказал он тихо. — Всё уже хорошо. Тут комнату неподалёку можно снять недорого. И постель там чистая. Пойдём?

— Я всё ещё тебе нравлюсь? — поразился Павел. — Даже после такого?

— Бывало и хуже, — робко улыбнулся парнишка. — Гораздо хуже… — посмотрел на Павла. — А я тебе нравлюсь? Ну хоть немножко?

Павел провёл рукой ему по волосам, кончиками пальцев прикоснулся к щеке.

— Ты очень красивый, Серёжик.

— Но любишь ты его. Того, чернявого.

— Да, — сказал Павел. — Люблю. — Немного помолчал и предложил: — Давай я тебя в город отвезу?

Глаза Серёжика остекленели от страха.

— Нет-нет, мне туда нельзя!

Павел кивнул. Кое-что становилось понятным. В частности, как такой чистенький и воспитанный юноша оказался в придорожном шалмане.

— Прячешься? — спросил Павел.

— Здесь они искать не догадаются. А даже если и сообразят, то из закусочной я увижу их гораздо раньше, чем они меня.

— Криминала на тебе никакого нет?

— Не должно быть. Я ничего такого не делал — ни к оружию не прикасался, ни к наркотикам. Но ведь не обязательно что-то делать, чтобы оказаться виноватым, правильно?

— Да, — кивнул Павел. — Правильно.

Немного подумал и сказал:

— У меня в Краснокаменске друг живёт. Ещё с института. Сейчас владелец своей газеты и типографии. При типографии есть небольшая общага для сотрудников. Думаю, какая-нибудь не особо сложная работа для тебя найдётся. На первое время сгодится, а там и получше местечко отыщешь. Только с такой размалёванной мордахой боссу не показывайся, он этого очень не любит. Хотя и во всём остальном мужик он не вредный. С паспортом у тебя всё в порядке?

— Я его в кухне спрятал. Мне позволяют там ночевать.

— Ну вот забирай паспорт и поехали.

Серёжик посмотрел на него с недоверием.

— Но ведь до Краснокаменска двести сорок километров.

— И что из этого?

Серёжик всё ещё колебался.

— Этот твой друг… Он сильно не любит таких, как я?

Павел хмыкнул.

— Со мной ведь он дружит. Хотя я от тебя немногим отличаюсь.

Серёжик заморгал оторопело.

— Собирайся, — сказал ему Павел. — И… Давай сразу договоримся: у нас с тобой ничего личного быть не может. Я отвожу тебя в Краснокаменск, устраиваю на работу, и на этом всё, больше никаких надежд и претензий.

— Да, конечно, — послушно кивнул Серёжик. — Как скажешь.

* * *

Кербин, замдиректора, высокий крупнотелый брюнет, смерил Андрея мрачным взглядом и процедил:

— Ты можешь внятно объяснить, за каким чёртом тебя понесло в филиал?

— Я же сказал — личные причины, — ровно ответил Андрей.

— Ага, личные-наличные. Ты хоть соображаешь, что в филиале перспектив у тебя гораздо меньше? Или ты на должность заведующего нацелился? Так забудь, тебе это не светит.

— Николай Петрович, я всего лишь прошу о переводе на аналогичную — и вакантную! — должность в филиал вашей фирмы. На моё место вы с лёгкостью сможете найти нового, более опытного специалиста.

Кербин ехидно прищурился:

— Ты что, с Пашкой поцапался? Я давно уже заметил, как он на тебя облизывается. Так ты в филиал свалить решил, потому что он к тебе приставать-таки начал или из-за того, что наоборот, так и не начал?

— Вас это не касается.

Кербин хмыкнул.

— Учитывая, что ты здесь, а Пашка отсутствует, сказавшись тяжко болящим, причём в телефонной трубке фоном были звуки скорее вокзальные, чем больничные, напрашивается вывод, что он вознамерился пропеть тебе серенаду, которую ты счёл крайне неблагозвучной. Так?

Андрей не ответил. Кербин вздохнул:

— Говорил я директору, чтобы не брал на фирму педиков и, тем более, не делал их компаньонами, но всё без толку. И вот, пожалуйста, результат: вместо работы истерики. Не предприятие, а какой-то гомосячий телесериал! Что дальше будет? Гейский бордель?

— Николай Петрович, — льдисто сказал Андрей, — я прошу вас всего лишь подписать заявление, а не анализировать взаимоотношения сотрудников.

— Ух ты, перец жгучий! — хохотнул Кербин. — Чуть что, сразу в язву. А если не подпишу?

Андрей положил на стол заявление об увольнении.

— Не подписать это вы не имеете права. Трудовое законодательство не позволит.

— Ещё как позволит! Брал тебя на работу кто? Директор? Вот директор тебя и увольнять будет.

— По Уставу предприятия, — напомнил Андрей, — если болезнь или служебная командировка вынуждают директора отсутствовать более двух рабочих дней, все производственные вопросы, в том числе и увольнение сотрудников, обязан решать его заместитель.

Кербин только головой покачал.

— И почему на тебя Пашка повёлся? Ни кожи, ни рожи, зато характера ершистого вагон. А Пашка смазливеньких любит и послушных. Хотя, может потому и повёлся, что так просто тебя не взять. Чем труднее добыча, тем слаще победа. Или самому захотелось добычей стать? Для разнообразия.

— Я не добыча, — отрезал Андрей. — Ни для кого. На охотника тоже размениваться не стану.

— Этим ты его и притянул, — сказал Кербин. — Ни охотник, ни жертва. Ты арбитр, с тобой всегда всё становится на свои места, а такое редко встречается.

+ + +

Кербин рывком распахнул дверь в Пашкин отдел. Разумеется, никто не работает! Чаи с пирожными да колбасами гоняют.

Один только новичок — Андрюха, кажется — дёрнулся было на трудовую деятельность, но и его старожилы остановили.

— Не тормошись, — сказала Елена Ивановна. Обширность форм этой дамы полностью соответствовала весу её авторитета в фирме. — Пашка с Николашкой сцепились не хуже, чем бультерьеры на арене, их теперь до самого обеда даже отбойным молотком не развести. А после обеда будут новые руководящие указания. Так что смысла нет пластаться, выполняя нынешние.

— Что они не поделили? — заинтересовался новичок.

— Власть, что же ещё? — удивился вопросу Лёха, светловолосый красавчик, наиболее вероятный кандидат в Пашкины фавориты. — Павел Андреевич стал третьим совладельцем фирмы, и теперь он, пришлая персона, может решать её судьбу. Тогда как Кербин создатель фирмы. Причём даже больше, чем директор. Тот в фирму всего лишь деньги вложил, а Кербин — идеи, без которых деньги оставались бы не более, чем бумажками. Фирма без Кербина вообще бы никогда не поднялась. Тут финансовый кризис грянул, фирма на грани разорения, но Кербин придумывает очень выгодный проект, который не только из кризиса её вытянет, но и поднимет на новую ступень в бизнесе. Однако на проект нужны деньги, и немалые. Значит, четверть фирмы надо продать. А Павел Андреевич как раз наследство от какого-то дальнего родственника. Вот в нашу фирму и вложился. Но не только деньгами. Он полностью изменил первоначальный проект. Новый вариант оказался доходнее предыдущего. Соответственно, влияние Павла Андреевича стало намного выше, чем отца-основателя Кербина, у которого те же двадцать пять процентов фирмы.

— Есть ещё одно обстоятельство, Андрей, — добавила Карина, высокая худощавая брюнетка. — Пашенька наш — педик, причём ориентации своей нисколько не скрывает. А Кербин — гомофоб. Он любителей однополых отношений на дух не переносит. Поэтому Пашка сам по себе для него хуже занозы в заднице, а теперь, в качестве равноправного бизнес-партнёра, вообще чума. Чему ты смеешься? — спросила она новичка.

Смеяться Андрюха не смеялся, но улыбка была более чем ехидной.

— Психологи говорят, — пояснил он, — что гомофобия всегда является результатом подавления и непризнания собственных гомосексуальных желаний. Чистые гетеросексуалы к однополым отношениям равнодушны.

— Как ты? — ядовито спросил Лёха.

— Как я, как все нормальные люди.

— По-твоему, — зло глянул Лёха, — гомосексуализм — это ненормально?

— Конечно. Это половое извращение, психическая болезнь, калечество. Но, поскольку в большинстве случаев социальной опасности это заболевание не представляет, а лечить его пока не умеют, к гомосексуалистам надо относиться, как и к любым другим инвалидам — создать условия для нормальной жизни в социуме и не заострять внимания на их ущербности.

— Да пошёл ты…! — вскочил Лёха.

Внимания на его вспышку никто не обратил.

— Так это что же, — заинтересовалась Елена Ивановна, — Кербин сам скрытый гомик? Очень может быть, ведь он ни с одной из четырёх жён не смог ужиться. И любовницы у него дольше месяца не держатся, — всё ему у них не так да не эдак.

Такого Кербин стерпеть уже не мог.

Зашёл в отдел, посмотрел на новенького.

— За спиной языки чесать все смелые, — процедил Кербин. — А мне в лицо ты это скажешь?

— И не только вам, — спокойно ответил новенький. — Но и Павлу Андреевичу. В рабочих отношениях целесообразнее сразу расставлять все запятые и точки.

— Ну-ну, — процедил Кербин, достал мобильник. — Паша, зайди в свой отдел. Тут очень интересная дискуссия идёт и напрямую тебя касается.

…Слова свои, к изумлению и растерянности Кербина, новичок повторил, нисколько не смягчив формулировки, в лицо Павлу. Тот хотел немедленно уволить Андрея, но Кербин, назло конкуренту, перевёл новичка в соседний отдел.

+ + +

Кербин молча смотрел на листки заявлений.

— Решение менять ты, я так понимаю, не будешь? — спросил он Андрея.

— Нет. Если вы хотите сохранить на предприятии нормальный рабочий режим, к возвращению Павла меня тут не должно быть.

Кербин кивнул, подписал заявление о переводе.

— Правильно. В таких случаях так и надо. И всё же, почему столь резко и бесповоротно?

— Вам когда-нибудь предлагали любовь, которая вам не нужна? И никогда не будет нужна? Так зачем мучить напрасной надеждой, растягивать боль в бесконечность? К тому же и себе проблемы создавать не хочется, присутствие носителей не нужной тебе любви обременяет. А так — всё пройдёт и забудется.

Кербин хмыкнул.

— Уверен?

— Вечным не бывает ничего, даже двигатель. Это абсурд.

— Что ж, ты прав.

* * *

Путь до Краснокаменска растянулся на трое суток — Павел не спешил, а Серёжик не торопил. Они заезжали по пути во все деревни, покупали сельские лакомства вроде топлёного молока, овсяных лепёшек или домашней пастилы, внимательно осматривали старинные церкви, просто любовались красивыми пейзажами — подолгу и со вкусом. Ночевали в гостиницах для дальнобойщиков, пофыркивая на их бытовую неустроенность. С удовольствием отдавались танцу на дискотеках, поражая случайных зрителей чёткостью и слаженностью движений.

Но при этом старательно избегали прикасаться друг к другу.

— Я не поеду дальше, — сказал вдруг Серёжик, когда они добрались до автостанции на крупной дорожной развилке в пятидесяти километрах перед Краснокаменском. — Всё. Спасибо тебе, но дальше я сам. И до города нужного доберусь, и на нормальную работу устроюсь. И даже учиться в университет на бюджет поступлю.

Павел посмотрел на него с растерянностью.

— С университетом идея хорошая, но почему ты хочешь уйти? Тем более вот так, ни с того ни с сего?

— Потому что пришло время всё решать за себя самому. И добиваться всего самостоятельно. Иначе я так из подстилок и не вылезу. Причём не имеет значения, кого я буду ублажать — шоферюг на автостанции ради куска хлеба или такого богатенького покровителя, как ты, за авто и золотые цацки.

— Но я вовсе не… — возмутился Павел.

— Закончилось бы всё равно именно этим, — перебил Серёжик. — Пусть сейчас ты ничего такого и не хочешь, но ведь ты будешь знать, где я, чем занимаюсь. И всегда сможешь придти и предъявить на меня права. Потребовать вернуть долг благодарности.

— Нет, я вовсе не…

Серёжик лишь усмехнулся:

— Ты ведь уже подумывал о том, чтобы оставить меня себе навсегда? Запереть в твоём роскошном и уединённом лесном доме, обрядить в шикарные тряпки, а затем показывать иногда своё милое приобретение гостям. И пользоваться им, как и когда заблагорассудится. Так ведь?

Павел едва заметно кивнул, покраснел от стыда, отвернулся. А Сергей опять усмехнулся:

— Один раз я уже такое проходил. И не хочу повторения. Но отказать тебе я не смогу, потому что мне не на что будет опереться в сопротивлении, ведь у меня ничего нет, даже себя самого. И тебе тоже неприятно будет, поскольку ты ищешь любви настоящей, а не покупной. Поэтому скоро ты начнёшь вымещать на мне все свои разочарования. Защитить себя я тоже не смогу, потому что мне нечего защищать. Меня ведь пока что по-настоящему и нет.

Павел посмотрел на него, спросил осторожно:

— Тот, от кого ты сбежал, плохо с тобой обращался?

Сергей откинулся на спинку кресла, полузакрыл глаза.

— Он обращался со мной как с вещью, которой я и был. Живой предмет коллекции красивостей, для разнообразия со скульптурами, картинами и шкатулками работы Фаберже… Меня берегли и холили, ведь в подпорченном состоянии я потерял бы значительную часть своей ценности. Но в один прекрасный вечер мой хозяин напился вдрызг и решил показать всю щедрость своего гостеприимства… Он пустил меня по кругу, разрешив использовать всеми доступными фантазии визитёров способами. — Сергей прикусил губу, помолчал. — После он орал на врачей, что я должен быть восстановлен в прежней форме как можно скорее. Сулил им огромные деньги и запугивал угрозами. А вот серьёзную охрану к палате приставить не догадался. Едва я смог ходить, удрал оттуда, недолечившись. Я понял, что такие вечера будут повторяться регулярно. Ведь вещь для того и существует, чтобы ею пользовались. — Сергей замолчал, усмехнулся горько. — Но оказалось, что подстилка — это не социальный статус, а состояние души. Знаешь, что самое смешное? У меня после той ночи не осталось ни одного шрама, ни малейшего следа. Как я был готовым к употреблению шлюхом, так им и остался. Но больше я так не хочу. Не могу.

Павел молча пожал ему руку. Сергей посмотрел на него с удивлением.

— Я не противен тебе? Не кажусь грязным?

— Прости меня, — тихо сказал Павел. — Я был груб и жесток с тобой.

Сергей робко прикоснулся к его руке.

— Это последняя наша ночь. Подари её мне. Пожалуйста.

Павел взял его за плечи, недоверчиво посмотрел в лицо.

— Ты действительно этого хочешь?

— Ты понравился мне ещё там… — сказал Сергей. — Сразу, как я тебя увидел.

И потянулся к Павлу с поцелуем. Губы у него оказались горячими, сладкими и невероятно искусными.

— Я умею не хуже, — прошептал Павел и принялся доказывать своё мастерство.

Когда поцелуй завершился, Сергей откинулся на спинку кресла и прошептал:

— С ума сойти… Я же теперь как пьяный.

— То ли ещё будет, — заверил Павел. — Но не здесь. Не в этой вонючей ночлежке. Я хочу любить тебя на хорошей кровати с чистыми простынями.

— Но сначала в душ, — ответил Сергей. — Умираю, хочу вымыться.

— Я тоже, — сказал Павел. И обратился к проходящему мимо шофёру: — Где тут ближайшая гостиница, достойная называться этим словом?

— В пятнадцати километрах к северу есть турбаза, — ответил он. — Там номера всех категорий — от заурядного койкоместа до люкса.

— Отлично, — сказал Павел и с улыбкой посмотрел на Сергея. — Поедем?

— Да.

…Странной была эта ночь. Сначала они старательно оттягивали то, чего так страстно хотели — по очереди сходили в душ, после долго ужинали в ресторане, вели ничего не значащие разговоры, а в номере даже телепередачу вдумчиво и серьёзно посмотрели.

И тут будто какая-то преграда меж ними сломалась.

Павел почти ничего не позволил Сергею делать, сам его ласкал и нежил, угадывал малейшие желания и, пьянея от его страстных стонов и вскриков, как от вина, наслаждался блаженством Сергея сильнее, чем собственным.

А после, уже совсем обессиленный, млел и таял от ощущения тёплого, так доверчиво прижавшегося к нему тела — хрупкого, но неожиданно сильного.

— Я и не знал, что так бывает, — тихо сказал Сергей и потянулся к губам Павла.

— Извини, — уклонился он. — Я больше не могу. Не сердись.

— Я не об этом, — ответил Сергей. — Теперь моя очередь доставлять удовольствие. Ты просто принимай его — и всё.

— А ты умеешь доставлять удовольствие и с другой стороны? — удивился Павел.

— Практики было маловато, — признался Сергей. — Но я очень постараюсь стать для тебя приятным.

Поначалу он робел и был немного неловок, но и в этом оказались свои сладость с очарованием. Зато после, когда Сергей осмелел и дал полную волю всей своей изобретательности в нежности и ласках… Такого блаженства Павел даже представить не мог.

Проснулся он очень поздно. И один. В постели даже запаха Сергея не осталось. И только на подушке лежал кусочек чёрно-белого мохового агата величиной с пол-апельсина. Отполирован камень очень умело и срез сделан в наилучшем месте: так, чтобы прожилки образовывали рисунок, похожий на изображение дерева возле водопада.

Сам по себе агат — не велика ценность, но сердцу Сергея он был чем-то очень дорог, если парень пронёс камень сквозь все свои жизненные передряги.

А теперь подарил Павлу.

— Зачем? — прошептал Павел. — Ведь это я тебе обязан. Если бы не ты, я бы никогда не смог снова поверить, что способен быть желанным и любимым. Спятил бы, спился бы до утраты человеческого облика.

Павел взял агат в ладонь, прикоснулся к нему губами.

Теперь у Павла были силы вернуться в мир, где живёт тот, кого он даже в мыслях не осмеливается больше называть любимым.

* * *

Вьюга заметала город снегом, трепала обрывки новогодней мишуры — праздники кончились, жизнь возвращалась в привычное русло.

— Рабочий день закончился, — напомнил Павлу Кербин. — Или ты опять задержишься?

— Ещё немного поработаю.

— Ты до сих пор не можешь его забыть? — спросил вдруг Кербин. — Всё так и любишь?

— Я никого больше не люблю. В том-то вся и беда.

— Тоже мне беда. Наоборот, радоваться нужно.

Павел улыбнулся невесело.

— Кто не любит, тот и не живёт. Сам полюбишь — поймёшь.

— А оно мне надо? — фыркнул Кербин.

— Мне тоже любви не надо было, — сказал Павел. — Зато теперь невыносимо её отсутствие.

Повисло неловкое молчание.

— Я пойду, — поднялся Кербин. — Ты бы тоже не засиживался, а то совсем прокиснешь. Раньше ты почти каждый вечер в каком-нибудь клубе проводил.

Павел досадливо дёрнул плечом.

— Мне не с кем туда идти. Отбрыкиваться же от приставаний лень.

Кербин немного помялся.

— Я давно хотел спросить… Эти ваши клубы… Как они выглядят?

— Ты имеешь ввиду гей-тусовки? — понял Павел. — Понятия не имею, как они сейчас выглядят, я там ещё с первого курса не был. Партнёра и в обычном клубе найти несложно. А специализированные тусовки мне никогда не нравились, есть в них что-то претенциозное и истеричное. Там всегда разит дешёвым борделем, даже если интерьер суперэлитный.

— Ну не знаю, — сказал Кербин. — Посмотреть всё же интересно, вдруг что-то изменилось. Да и вообще… любопытно.

— Ты серьёзно? — удивился Павел.

— Да. Я никогда ничего подобного не видел.

Павел рассмеялся.

— Знаешь, а я, пожалуй, устрою для тебя экскурсию. Но при условии, что не станешь ни орать, ни в драку лезть, если кто-то начнёт оказывать тебе любезности.

— Я скажу, что с тобой пришёл, — ответил Кербин.

Павел снова засмеялся.

— Ладно, сейчас позвоню кое-каким знакомым, на хорошую тусовку без рекомендации не пустят.

* * *

Два дня спустя Павел столкнулся в коридоре с Андреем. И почувствовал, как по спине пробежал озноб — настолько бледным и измученным было лицо Андрея. А глаза пустые и мёртвые, как провалы в бездну.

— Что случилось? — схватил его Павел за плечи. — Ты заболел?

— Всё в порядке, — хотел высвободиться Андрей.

— А то я не вижу, — не отпускал его Павел. — Скажи правду — ты заболел или это из-за той рыжей, с которой я тебя видел?

Андрей дёрнулся уйти, но Павел удержал.

— Значит, из-за неё… — И резко стиснул Андрея в объятиях. — Это пройдёт, слышишь? Всё пройдёт. Любая боль не навсегда.

— Пусти! — вырывался Андрей.

— Ты не бойся, — прошептал ему на ухо Павел. — То, что у нас было, прошло. Я для тебя давно безопасен. Всё прошло, Андрей. Всё проходит, слышишь? Даже это.

Андрей не ответил, стряхнул его объятия. Но и не ушёл.

— Пойдём, — потянул его Павел.

— Куда? — настороженно спросил Андрей.

— Ко мне в кабинет. Рабочий день уже закончился, и туда никто не заглянет. А кофе я тебе и без секретарши сварю.

— Зачем?

— Затем, что под кофе легче рассказывать.

— Что рассказывать? — растерялся Андрей.

— Всё, — ответил Павел. — От начала и до конца.

…Рассказ Андрея он слушал молча, не задавая вопросов и не перебивая.

— Ну что тебе ответить… — сказал он, когда Андрей выговорился. — Помнишь древнюю мудрость, что каждая новая любовь лучше предыдущей?

— Влюблённость, Паша. Это изречение применимо только к влюблённости. А любовь — она одна на всю жизнь.

— Значит, это и была всего лишь влюблённость, а не любовь, — ответил Павел. — Всего лишь тренировка для настоящей любви, которая у тебя ещё впереди. Хоть ты сейчас в это и не веришь… Но твоё время пока ещё не пришло. А что до влюблённостей, то каждая новая лучше предыдущих, верно?

— Да. Только беда в том, что влюбленность очень быстро слабеет, и становится не способной заполнить душу. А с пустой душой жить… Лучше вообще не жить.

— Тоже вариант, — согласился Павел. — Только несправедливо получится: любовь пришла, а тебя нет. И не будет. Что ей тогда делать?

Андрей посмотрел на Павла с недоумением. Тот усмехнулся:

— Молчишь? Не знаешь, что сказать? Вот и никто не знает… Так может быть, лучше не торопиться с решениями и подождать, когда всё окончательно выяснится?

— Может быть, — пожал плечами Андрей.

Павел чуть заметно улыбнулся. До исцеления Андрею ещё далеко, но та отстранённость от мира, которая так напугала Павла в первые минуты их встречи, уже исчезла.

Андрей посмотрел внимательно, спросил:

— У тебя кто-то есть? Я имею ввиду — постоянный?

— Скорее да, чем нет, — улыбнулся Павел. — Хотя пока это не точно, но я не думаю, что получу отказ в ответ на признания.

— Хорошо, если так, — кивнул Андрей.

— Ещё кофе? — спросил Павел.

— Давай, — согласился Андрей.

Остаток вечера они проболтали о ничего не значащих пустяках.

…Когда Андрей ушёл, Павел позвонил Кербину.

— Ты как-то сказал, что у тебя незамужняя родственница есть.

— Ну есть, а что?

— С Андреем её хочу познакомить.

Кербин промолчал.

— Коля? — переспросил его Павел.

Кербин ответил строго:

— Она серьёзная девушка. И очень порядочная.

— А разве Андрей несерьёзен и непорядочен?

— Ты всё ещё его любишь?

— Да, — ответил Павел. — Очень люблю. Его нельзя не любить. Но это не та любовь, о которой ты думаешь. Иначе бы зачем мне искать ему пару?

— Пожалуй, что так… — согласился Кербин.

— Тогда что со знакомством?

— Ну… Скоро у нас приём, так? Куча гостей и всё такое. Я приглашу племянницу и попрошу Андрея за ней присмотреть. Только она не любит многолюдных сборищ, предпочитает выходные проводить на даче.

— Андрей тоже. Как видишь, кое в чём их вкусы уже совпадают.

— Да, — согласился Кербин. Он замолчал и после долгой паузы спросил: — А сам-то ты после приёма что делать намерен?

— Не знаю, — с улыбкой ответил Павел. — Пока не решил.