Действующие лица:
СОНЯ
РОДИОНОВ
АДОЧКА
ГНУС
ГАВРИЛЫЧ
ПОДРОСТОК
Ширма
Полутемная комната. Горит ночник. В окно светит луна. Одна кровать закрыта высокой ширмой. Оттуда раздается мерный храп. На другой кровати лежит Соня. Она мучительно ворочается и вздыхает. Наконец встает, нашаривает ногами тапочки и направляется к окну. Она в длинной белой сорочке, с растрепанными волосами и похожа на привидение. Еще она что-то бормочет, сначала неразборчиво, потом внятно.
Соня (у нее голос с хрипотцой). Нет, не получится... Куда там, размечталась. Я им так и скажу... Ненавижу скажу... Думала, сразу усну. Мысли... Мысли... Все сначала. Куда там! Размечталась... Открытки зачем-то... Кто виноват? Я виноват, я крайний... (шарит в тумбочке.) Надо было взять. Кончились подружки. А, нет, вот они, маленькие. (достает ворох упаковок из-под таблеток) Три таблетки - и полный покой. Раньше можно было одну, а теперь три. То ли еще будет. Что интересно - от разных таблеток разные сны бывают. Выпиваешь, к примеру, радедорма партию, и снится детство, солнце и молодые родители, просыпаешься - и тоска грызет зеленая. Но если добавить вместо одного радедорма один барбиталчик натрий, то всю ночь ругаюсь с кем-нибудь, ругаюсь до изнеможения, до тошноты и слез, просыпаюсь разбитая, пустая - зато целый день тихая и добрая, - иногда нужно. А если засадить три седуксена сразу, да подполировать сноверинчиком, решается проблема женского одиночества, главное, не реже двух раз в неделю. Есть еще один рецепт - феназепам, сорок капель корвалдона, один нитрозепам плюс димедрол, - и ты мало чем отличаешься от покойника - ни снов, ни желаний. Этот коктейль лучше употреблять по пятницам. А вообще я не люблю смешивать. Куда лучше чистых три феназепама. Это мой любимый сон.
Ой! А подружки-то все вышли. (нервно ищет) Одна ампула реладорма... так... еще один фенозепам, ну уже лучше, а это у нас что? Фенобарбитал. Один. И это все? Черт. Придется смешивать. Я, кстати, еще не пробовала такой. В последнее время не люблю сюрпризов. Но, с другой стороны лучше короткий кошмар, чем длинная бессонница. (Бросает таблетки в рот, с хрустом разжевывает.)
Старческий голос из-за ширмы. Опять хрустишь, чтоб тебя разорвало. Сколько раз говорить - под одеялом жуй или чаем запей.
Соня. Спи давай, я тебе не мешаю.
Голос. Выспишься тут, а как же. Судно подставь, раз разбудила. А то наглоталась, не добудишься потом.
Соня идет за ширму, гремит судном.
Голос. Ну вот, теперь давай отдыхать. Ложись, Соня, надергалась за день.
Соня (выносит судно).Тяжелый день.
Голос. Резала кого-нибудь?
Соня. Немного. (выходит из комнаты, скоро возвращается)Ты выпила лекарство? Я прихожу - ты спишь...
Голос. Тебя разве дождешься? Тебе разве интересно со мной!?
Соня. У тебя приступ был сегодня?
Голос (вздыхает). Да ничего, был и сплыл. Я в деревню хочу, домой. Там, наверное, сейчас все зеленое, и травка, и листики...
Соня. Здесь тоже и травка, и листики. Завтра подтащу тебя к окну, увидишь.
Голос. Шумят здесь под окном, целый день шумят, и даже сейчас не угомонятся. Написать бы на них куда следует...
Соня. А, так это к нашей Адочке женихи пришли.
Голос. Это что со второго этажа, шлендра?
Соня. Наша Адочка не шлендра, она - наоборот, все выбрать не может. Замуж бы скорее шла, а то одна останется.
Голос. Красивая?
Соня. Красивая, ну и что?
Голос. Тогда не останется. Ты когда красивая была - у тебя от женихов отбоя не было...
Соня. Ничего, отбилась, как видишь.
Голос. Она себя для мужа бережет, чтоб один на всю жизнь, как раньше бывало.
Соня. А еще любви неземной, как не бывало, дура.
Голос. Ты спать-то собираешься? Умная.
Соня (кричит в окно) Да уймитесь вы наконец, приемное время кончилось.
Гнусавый голос с улицы. Да пошла ты! Покури пока!
Снизу звонкий девичий смех
Соня (устало). Что ж, и то верно. (Закуривает у окна.)
Голос. С фильтром небось?
Соня. На свои курю.
Голос. Это ж сколько денег на ветер.
Соня. Спи давай.
Голос. Девять рублей да на тридцать дней... ОЙ-ой-ой-ой!
Соня. А что у тебя под подушкой? Посчитаем?
Из-за ширмы напряженное сопение.
Голос. Старость нужно уважать.
Соня. Вот и спи больше, чтоб уважали.
За окном звучит пьяная песня.
Голос. Гаврилыч безногий небось?
Соня (выглядывая). Может и он.
В окно влетает ком грязи.
Гнусавый голос. Вы что пасете, ведьмы? Или это ваш Козлодоев поет?
Соня (сонным голосом). А чтоб ты ко мне в больницу попал.
На улице смех, улюлюканье, пьяная ругань Гаврилыча.
Голос. Окно закрой, слышишь? А то залезут.
Соня. Ага, с букетом гвоздик. (идет за ширму) Спокойной ночи, мама. (звук поцелуя) Дай подушку поправлю.
Голос (испуганно). Помогите!
Соня. О боже, да ты с ума-то не сходи. (выходит, ложится на свою кровать.)
Голос. Спокойной ночи, Соня.
Соня (засыпая). Угу...
Через некоторое время из-за ширмы слышится похрапывание, в своей кровати ровно сопит Соня. В окно влетает ком грязи, но этого уже никто не видит.
Гул голосов постепенно отдаляется и сливается с шелестом ветра, шорох в шкафах и легкий скрип паркета наполняют комнату, тени от развевающихся занавесок под помигивающий ночник создают причудливые шевелящиеся образы на стенах комнаты.
Внезапно лампочка в ночнике вспыхивает и гаснет. В комнате полная темнота. Ничего не видно, но слышно, что в комнату заходит много людей, они деловито копошатся, что-то передвигают, переругиваются и отдают распоряжения, то ли детскими, то ли старческими голосами на неизвестном языке. Скрипя паркетом, уходят. После чего комната начинает медленно озаряться необычным светом. Теперь это на вид совсем другая комната.
На большом белом диване сидит Соня в белом - то ли бальном, то ли свадебном платье, убранном по подолу красными цветами. Она красивая и торжественная. Вокруг все бело, словно убрано белой ватой. В углу сидит серьезный Подросток - он курит кальян и разбрасывает яркие цветные открытки. Он пускает серые клубы дыма, в которых исчезает ненадолго, пока дым не рассеивается.
Соня. А мне надымишь? И пусть мне выдымит и счастье, и любовь и дальняя дорога. Разве это не справедливо? Где же я тебя видела,
мальчик? Из-за дыма не узнаю. Ну ладно, завтра буду вспоминать, если не забуду, конечно же. А сейчас прочь, не буду тебя видеть, не хочу, и все.
Вбегает Адочка, легкая и воздушная, в открытом сарафанчике и с яркими лентами в косах, берет открытку.
Адочка (радостно). Мне удача! Мне удача!
Соня. А ты здесь зачем? Это же мой сон.
Адочка. Это неправда, я сама по себе...
Соня. Ну и пусть, сейчас ты меня не раздражаешь, я даже рассмотрю тебя хорошенько.
Пристально и откровенно, с нескрываемой ревностью рассматривает Адочку.
Адочка (уверенно красуясь). Вы знаете, что я до сих пор девственница?
Соня. Ну, кто же этого не знает?
Адочка (радостно). А вот и неправда, а вот и не правда! Я всех обманываю. Я по ночам такое вытворяю!
Соня. Подумаешь, я по ночам даже счастлива бываю, смотря что выпью перед сном.
Адочка. А я просто так сплю, и снится мне всегда одно и то же.
Соня (презрительно). Примитивный тип. А вот мне всегда снится разное.
Адочка. Ну! У вас накопилось.
Соня (с превосходством). Сейчас я, например, молодая и красивая.
Адочка. А на самом деле?
Соня. А на самом деле я твоя соседка из 61-ой квартиры, Софья Петровна.
Адочка (изумленно). Такая старая, задерганная грымза с прокуренным басом! Надо же! Никогда бы не подумала. Вы не обиделись?
Соня. Конечно же нет... Только не говори мне об этом завтра.
Адочка. Вы мне даже один раз приснились, в эпизодах. Противно! Чуть все не испортили.
Соня. Представляю.
Адочка. Я и не знала, что вы другая.
Соня (мечтательно). Да, на самом деле я такая, совсем другая.
Адочка. Но голос у вас все равно хриплый, только сейчас
он наоборот - сексуальный. Если бы у вас был мужчина...
Соня. Мужчина скоро будет.
Адочка. Как вы можете знать? Вам же всегда снится разное.
Соня. Ах, детка, я уже в том возрасте, когда могу сама себе загадывать сны, я же чувствую - сегодня мой любимый сон.
Адочка. Тогда зачем же вам я, и этот с картами?
Соня. Ну... Тебя я перед сном из окна видела, а этот - не могу вспомнить. Наверное, тоже где-то мелькнул, может, на работе, сейчас эпидемия - много их привезли. Но это не важно, так бывает. Важно, что придет ОН.
Адочка. А кто ОН?
Соня (торжественно). Родионов.
Адочка. Не знаю.
Соня. Ну конечно, не знаешь, его уже давно здесь нет...
Адочка. Умер?
Соня. Да нет... уехал. Хотя не знаю, вдруг правда умер? Но нет, что ты. Был бы он покойник, снился бы перед дождем. А пока он снится просто так, для моего удовольствия. Что за гнусный смешок? Родионов - это святое. Мы с ним разговариваем и вспоминаем нашу юность. Нашу старую юность.
Адочка (не понимая). А! Ну тогда да, понимаю. (вздыхает)
Мне тоже очень хочется... чего-то светлого, необыкновенного. Я такая несчастная... Все мужчины вокруг - они хотят одного. А любовь, я имею в виду, не такая, а просто так любовь, без ничего, она, понимаете, недоступна... для них недоступна.
Соня (совсем ее не слушает, шепотом перебивает). Смотри - и моя мама здесь.
Адочка. Где?
На месте Подростка по-турецки сидит Гаврилыч, разбойничьего вида пьяница, на тележке для безногих. Он невозмутимо курит кальян.
Адочка. Это же безногий Гаврилыч.
Соня (таинственно). Не-ет! Это - моя мама.
Адочка. А это правда, что Гаврилыч страшно-престрашно богатый, и у него целый подпольный бизнес, в котором все нищие, калеки и попрошайки города работают на него?
Соня. Да, и всю свою пенсию, а у нее повышенная пенсия, она прячет под подушкой. Сама понимаешь, что прошлогодние деньги давно ничего не стоят, но она-то не понимает этого. Ей уже неудобно спать на этих бесценных пачках, что ей может снится, не представляю. И все боится, что я отберу.
Адочка. А еще говорят, что Гаврилыч страшно жадный, что он семью впроголодь держит, а деньги прячет то ли в банке, то ли в канализации. А еще говорят, что он скоро умрет и по завещанию все передаст в фонд уголовников, который он сам и организовал. И ни копейки родным и детям. Вот тип!
Соня. Я думаю, что она заберет их в могилу.
Адочка. Возможно, я брежу, но это все-таки Гаврилыч. Вы не находите? Лицо, усы... рост.
Соня. Она может выглядеть как угодно, даже как наш главный хирург Попыткин, но я ее всегда узнаю.
Адочка (примирительно). Ну ладно. Кому кто снится. А он ничего, как вам кажется?
Соня. Кто?!
Адочка. Знаете, такая печать пережитого на лице, темное прошлое, потом эти шрамы. (возбужденно) Такие сильные руки, мощный торс под лохмотьями, а голос, замогильный, глухой... И еще деньги, много денег... Страшно возбуждает.
Соня (с ужасом). Замолчи, а то я проснусь, чего доброго.
Адочка (спохватившись). Поболтать люблю. (вприпрыжку убегает) Баю-баюшки-баю.
Соня (закрывает глаза, скороговоркой) И пусть мне снятся розовые сны, розовые сны, розовые сны...
Вокруг все становится в розовом свете.
Соня (приоткрыв глаза, Гаврилычу). Нет, и ты уходи, не хочу, ну мама! Не притворяйся.
Гаврилыч исчезает за клубами выпущенного дыма.
Соня (удовлетворенно оглядевшись). Теперь нашу мелодию. (звучит музыка шестидесятых.) А теперь ты! Теперь появляешься ты, Родионов!
Входит Родионов, красавец. Он в пижонской шляпе и плаще, на шее небрежно повязанный белый плащ.
Соня (протягивая ему руки). Родик! Наконец-то. Милый!
Родионов. Соничка!
Соня. Родик, ну почему ты приходишь вот такой, таким я тебя видела в последний раз, ты был чужой, холеный. Нет, ты приходи ко мне такой, каким любил меня...
Родионов. Да? (критически оглядывает себя) Прости, любимая, не сориентировался - я так спешил к тебе. Но я все исправлю, считай до десяти. (уходит)
Соня. Раз, два, три, четыре, пять...
Заходит Гнус. Он длинный, худой, в очках. У него невероятно гнусавый голос и бегающие глазки.
Соня (увидев его, закрывает глаза). И пусть мне приснится сад, голубое небо, весна, весна, лето...
Открывает глаза - Гнус стоит на месте.
Соня (умоляюще). Сгинь, а?
Гнус (гнусит и растягивает слова). Скажите, мамаша, а вам Адочка не снилась?
Соня. Нет-нет-нет!!!
Гнус. Я Адочку разыскиваю, вот беда...
Соня. Вы ошиблись, вы страшно ошиблись, молодой человек. Адочка вообще еще не спит!
Гнус (подозрительно). Ну и что? Я же ее себе загадал! (заговорщически) Знаете, эта Адочка такая штучка, когда снится. Я вам обязательно расскажу...
Соня (раздраженно). Понимаете, мне все равно - я не Адочка, я хочу нормально выспаться, мне пятьдесят три года, и вообще, сейчас придет мой жених и выкинет вас отсюда, так что лучше исчезните сами, как благоразумный трус.
Гнус. Я конечно трус, что и говорить, но только не сейчас, когда я могу в любой момент проснуться. Так что давайте мне вашего столетнего жениха - я его под орех разделаю.
Соня (презрительно). Ха! Родик! Ты слышишь, что говорит этот гнус-трус?
Под триумфальную музыку выходит Родик в белом фехтовальном костюме, не исключая маски, в руках у него рапира. Он становится в стойку. На сцену выбегает Адочка и протягивает Гнусу другую рапиру, а еще незаметно сует пистолет в задний карман штанов. Начинается странный бой. Родик и Гнус фехтуют и делают выпады спиной друг к другу, их клинки со свистом рассекают пустое пространство. Соня и Адочка всем своим видом болеют за своих избранников. Соня бросает Родику розу со своего платья, Ада - резинку со своих волос Гнусу.
Соня. Покажи ему, милый!
Адочка. Выпусти из него кишки и намотай их на рапиру.
Соня. Ты сделал прекрасный удар, ты до сих пор в отличной форме.
Адочка. Сначала по ногам ему, по ногам.
Соня (возмущенно). Он ведет нечестный бой!
Адочка (восторженно). Ах, Гнус, ну до чего же ты гнусен!
Гнус и Родик, продолжая фехтовать расходятся в разные стороны и, как ни в чем не бывало, исчезают со сцены. Адочка и Соня радостно хлопают в ладоши и посылают им в след воздушные поцелуи.
Соня. Ах, вот это достойная победа!
Адочка. Мой гадкий Гнус, я отблагодарю тебя по-королевски! Вы видели, как он прикончил вашего Родионова?
Соня. Твой мерзкий Гнус больше не будет нарываться. В лучшем случае он просто проснулся в холодном поту. (в сторону) Еще бы от тебя избавиться. (закрывает глаза) И пусть мне приснится... и пусть мне приснится...
Входит Гаврилыч, походкой морского волка
Адочка. Ах! Гаврилыч! Вы только посмотрите, каким молодцом!
Соня. Этого еще не доставало...
Гаврилыч. Ну что, рыбки, дак вот он я! Я спешил к вам на встречу на всех парусах.
Адочка. А, вы в молодости были моряком?
Гаврилыч. Глупости, я не был моряком, но мечтал им быть. Мечты сбываются только во сне. Ну а какая разница, по мне - лишь бы сбывались. Главное, что сейчас я крепко держусь на обеих ногах и у меня очень много денег, которые я привык бросать на ветер.
Адочка (страстно). А разве вы не жадный калека?
Гаврилыч. Ха-ха-ха! Если бы я был калекой - я был бы жадный, как сто чертей. Но разве я похож на жадного калеку? Посмотри-ка сюда!
Достает из разных карманов железные деньги и посыпает ими Адочку.
Купайся, детка, Гаврилыч - друг женщин и детей.
Адочка счастливо хохочет под дождем монет.
Соня (взволнованно) А это что еще такое? Убирайтесь-ка вы вдвоем, немедленно, я совсем, совсем не вас жду. И прекратите звенеть.
Гаврилыч. И ты хочешь от моих щедрот? (посыпает и Соню.) Пользуйтесь, мои сладкие, пока я сплю.
Соня (в ужасе отмахиваясь). Помогите! Помогите!
Входит Подросток в фехтовальной форме и в маске.
Гаврилыч (Соне интимно). А эти денежки я взял под подушкой, они мне спать не давали.
Соня. Родик, помоги!
Гаврилыч и Адочка хохочут. Подросток не двигается с места. Гаврилыч все сыплет и сыплет на Соню мелочь.
Соня. Родик, мне больно, помоги! Мама!! Мамочка!!!
Адочка (Гаврилычу по секрету). Она никому не нужна. Обхохочешься!
Гаврилыч. Пойдем, пойдем со мною, поветруля, я тебе покажу, как хохочет настоящий мужчина.
Адочка. А ты напишешь мне завещание?
Они радостно уезжают на Гаврилыча тележке, как на скейте. Подросток остается.
Соня (задыхаясь). Я же звала тебя, а ты? Мне нужна была твоя помощь, а ты меня снова бросил? Да, бросил? (кидается на него с кулаками) Почему ты молчишь?
Подросток снимает маску.
Соня (устало). Ну вот, опять подмена. Что тебе нужно? Я ведь и не знаю тебя. Постой, я рассмотрю тебя.
Подросток с трагическим видом уходит. Соня бесцельно кружит по комнате.
Какой странный сон, я никак не могу собраться. Что же мне мешает все время? Нужно попробовать еще раз. (Закрывает глаза, раскачивается) И пусть мне приснится... И путь мне приснится самое радостное, самое светлое, самое дорогое...
Входит Родик - обаятельнейший парень с ясными глазами и располагающей улыбкой. Одет в стиле молодежи шестидесятых. Соня с плачем кидается в его объятия.
Соня. Как трудно, как мне сегодня было трудно. И с каждой ночью все труднее ждать тебя.
Родик (нежно обнимает и успокаивает). Ну вот, опять слезы. Я же переодевался. Теперь я пришел, и никогда тебя не брошу.
Соня. Никогда?
Родик (он выглядит значительно моложе Сони). Ну конечно, малыш, ну конечно. Разве я тебя когда-нибудь бросал?
Соня. Милый, я так рада, что ты пришел, так рада... Защити меня, родной мой, помоги, мне так бывает страшно.
Родик. Ну все, все, я здесь. А теперь вытрем глазки, успокоимся и будем разговаривать.
Соня (покорно). Да-да...
Родик. Расскажи мне все: что ты делала без меня, что тебе снилось без меня...
Соня. Днем я думаю страшные мысли, ночью мне снятся страшные люди, у меня по-прежнему болеет мама, и я уже совсем старая женщина, и никому, никому, кроме мамы, не нужна.
Родик. Ну что ты, я помню тебя только красивой. Тебе так идет это платье.
Соня. Это свадебное платье, я взяла его напрокат для нашей свадьбы. А когда ты не пришел - я разрезала его на тысячи кусочков и долго выплачивала за него агенству. Каждый раз, когда я тебя вижу, я рассказываю тебе эту историю. Тебе не надоело?
Родик. Конечно нет, ведь я до сих пор об этом не знаю.
Соня. Каждый день я выбрасываю из окна один малюсенький лоскут, и его уносит ветер. У меня их еще целая наволочка.
Родик. И что ты будешь делать, когда в наволочке ничего не останется?
Соня. Нет, их много, я очень мелко резала. Они не закончатся до конца моей жизни.
Родик. Рукодельница моя, ты всегда что-то вязала, шила, лепила, резала. Уверен, что эти красные цветы тоже твоих рук дело.
Соня. Моих рук, но только это не цветы, глупый. Это просто свернувшаяся кровь платья. Ножницы были такие острые.
Родик. Тем не менее, она очень идет к твоему платью, такая красная на таком белом...
Соня (равнодушно). Правда? Для меня уже давно красный и белый цвет ничем не отличаются друг от друга. Они стали одним цветом, и я его ненавижу - он напоминает мне о моей работе. Белые стены, белые простыни, белые лица, подайте скальпель... нет, не могу. Даже во сне все белым-бело.
Родик. А где же твой муж? Когда мы виделись в последний раз - у тебя был муж, и он очень любил тебя.
Соня. Мужа я проспала давно и даже не заметила.
Родик. Помнишь, я предсказывал, что тебе будет очень трудно в жизни?
Соня. Помню. И будь ты проклят со своими предсказаниями.
Родик. А помнишь, как мы первый раз встретились?
Соня (мечтательно). Да... Молодость... Весна... Трамвай... И твое родное лицо в чужой толпе.
Родик. Еще.
Соня. Чувство голода... Дешевая столовая... веселая компания... И твои ясные глаза так близко.
Родик. А еще?
Соня. Страх... Темная комната... Чужая постель... И я не вижу твое лицо, но чувствую твое дыхание...
Родик. Ну а еще, еще!
Соня. Еще?.. Белый снег... Скользкий лед... Другой еще нет, но и тебя больше нет... Конец света, любимый.
Родик (обнимает ее сзади). Не плачь, опять мы не договорим, и будет мокрой подушка.
Соня. Так тяжело, словно это и не сон. Так ведь часто кажется, правда?
Родик. Правда.
Соня. Ты ведь до сих пор любишь свою жену и не изменяешь ей?
Родик. Да, и это правда.
Соня. Ты по-прежнему никогда не врешь и прямо смотришь в глаза людям?
Родик. Смотрю, и что же. Мне нечего боятся и нечего скрывать.
Соня. И ты по-прежнему не боишься женских слез и веришь им?
Родик. Я мало изменился.
Соня. Ты самый честный, самый лучший человек из всех, кого я знала. Я всю жизнь горжусь, что у меня был ты.
Родик (осторожно). Но ведь я поступил с тобой... не очень хорошо. Я все время мучаюсь этим. Это единственное, что мне мешает спокойно жить. Ведь у меня чистая совесть, и только ты, только из-за тебя...
Соня (горячо). Ты не виноват, ты ни в чем не виноват, ты был молодой, совсем мальчищка, и зачем тебе нужна была я, я тебя не стою, не стою, не стою...
Родик (успокоено). Да, но все-таки...
Соня. Все-таки хорошо, что ты сегодня без жены. Ты часто с ней приходишь.
Родик. Глупая, ты же никогда ее не видела?
Соня. Ну и что, она все время разная, и я с ней почти смирилась, но все-таки хорошо, что ты без нее.
Родик. Да, хорошо.
Соня. Скажи мне, я тебе ведь тоже снюсь?
Родик. Ну да, ты ведь сейчас мне снишься.
Соня (с сомнением). Ну, это ты меня успокаиваешь. Иначе бы ты знал, что я тебя простила, и не мучился бы. А как бы хорошо было, если бы и тебе и мне одинаковые сны... А скажи, Родик, скажи, милый, любишь ли ты меня по-прежнему?
Гаврилыч (неожиданно выпрыгнув, прямо перед лицом Сони). Я тебя ОБОЖАЮ!!!
Танцует немыслимую чечетку, аккомпанируя себе хриплым ревом. Тут же пляшет Адочка в полусъехавшем сарафанчике и с растрепанными волосами. Родионов исчезает в проеме занавеса. Соня в ужасе оборачивается к нему за помощью.
Соня. Ро!..
Но вместо него из-за занавеса в такт чечетки высовывается и засовывается физиономия Гнуса с высунутым языком. Соня в ужасе сползает по стенке. Комната словно кружится, как от сильно раскачиваемой лампы. Бешеный танец набирает скорость и, достигнув, апогея обрывается. Щелчок - и наступает кромешная тьма. Снова слышно, как заходит много людей, они деловито что-то переставляют, снуют по комнате, бормочут непонятное и разом уходят.
Слышен мерный храп, затем покашливание, во сне кто-то перевернулся на другой бок, а кто-то застонал. Тикают часы. Вдруг комната озаряется лунным светом. Прямо в окно светит круглая луна. Все звуки замолкают .На кровати лежит разметавшаяся Соня. Вот она встает, садится на кровати. На ней измятое свадебное платье, седые волосы растрепаны. Глаза широко раскрыты. Она подходит к тумбочке с лекарствами и капает себе успокоительные капли. Капли звонко и медленно падают в стакан. Она стоит спиной. Входит Подросток в фехтовальном костюме, но без маски. Соня застывает со стаканом в руке. Потом резко поворачивается.
Соня (хрипло). Ну, чего тебе?
Подросток жестами зовет ее куда-то за собой
.
Соня. Не, я не пойду, нет.
Он продолжает с улыбкой, но настойчиво, манить ее.
Соня. Я не хочу. Я, правда, не пойду... нет, не надо.
Он настаивает.
Соня. Да нет же, нет. Ну, пожалуйста...
Подросток приоткрывает дверь.
Соня. Ну, зачем я тебе, зачем? Иди сам, без меня... Ну не смотри так, у меня ведь здесь мама. Там, за ширмой. Ты понимаешь? Я ее не оставлю. Может, ты мне не веришь? Хочешь ее увидеть? Ну, хорошо, стой там. Смотри.
Подходит к ширме, открывает ее. За ширмой на длинной скамейке сидят в ряд Гаврилыч, Гнус и Родионов в плаще и шляпе. Перед ними на кушетке лежит Адочка. Гнус и Гаврилыч увлеченно поливают ее чем-то из разной посуды, Адочка лежит вся перепачканная и счастливая. Соня обреченно опускается на стул, Подросток беззвучно смеется.
Гаврилыч (плеснув что-то красно-бурое из стакана на Адочку). Рыба!
Гнус (хихикая и сладострастно облизываясь, поливает грязью). Чирва!
Родионов (демонстративно скрестив руки на груди). Ширма!
Адочка игриво поворачивается на другую сторону, подставляя еще неизмазанный бок.
Соня (неуверенно). Наверное, нужно почистить...
Адочка. Да что вы! Я утром проснусь чистенькая, такая чистенькая! Словно и не было ничего. (неожиданно) А вы?
Соня (испуганно). Я? Это зависит... Это зависит...
Гаврилыч (строго). Спящая, не юли и прямо отвечай на поставленные вопросы.
Соня. Да, но при чем здесь я?
Родионов сочувственно вздыхает.
Гнус. Ха! Она прикидывается, она нарочно запутывает нас. Я ее сразу раскусил. Я, знаете ли, вор, подлец и трус. Да-да! Аплодисментов не нужно.
Адочка (уточняя). Еще альфонс и паразит.
Гнус. Да-да! Чуть не забыл, спасибо.
Родионов. Вот видишь, Соня, он человек компетентный. Будь умницей, ну ради меня, не притворяйся.
Адочка. Мы все ваши враги, мы все вас поймем.
Соня. Но что происходит? Очень странно. Мне нечего сказать. Родик, ты же меня знаешь, мне совсем нечего сказать этим людям. Есть только ты, но разве можешь ты хоть в чем-то упрекнуть меня?
Гаврилыч. Ну если только ОН, тогда ответь мне, что МЫ здесь делаем. Как будто нам всем нечем заняться.
Адочка. Да-да! Вы мне все удовольствие портите.
Гнус. Удовольствие! Удовольствие! Какое удовольствие не притворяться!
Гнусненько заходится счастливым смехом. Швыряет в Соню грязью
из стакана. Попадает на платье.
Соня. Родик! Он полил меня грязью. Мое платье... Скажи ему что-нибудь!
Родионов. Сказать по правде, мне твое платье до смерти надоело. Надень что-нибудь другое, должно же быть у тебя что-нибудь другое. Ты и выглядишь в нем неопрятно и вообще... цветы завяли.
Адочка. У нее есть белый халат, я знаю.
Подросток подходит к Соне и чистит ее платье от грязи.
Гаврилыч (встревоженно). Почему он ее защищает?
Гнус. Эй, ты, пацан! Отойди, не мешай! А то я сделаю тебе какую-то глобальную гадость.
Гаврилыч. Пош-шел! Щенок!
Подросток и Соня проникновенно глядят друг на друга. Почистив платье, Подросток возвращается на свое прежнее место у двери и курит кальян.
Адочка. Молчит все время, паршивец, словно что-то знает.
Родионов. Соничка, ты на меня не сердишься? Ты же меня не променяешь на этого? Я здесь... я с ними... это просто какое-то недоразумение... ошибка... бред...
Соня (Родионову, доверчиво) Ничего, это просто страшный сон, может, я не на том боку лежу или у меня затекла нога, а может, компания под окном ругается. Окно-то открыто. Так что ты здесь ни причем, не волнуйся.
Родионов (успокоенно) Да, но все-таки...
Гнус. Что-то я ему не доверяю, лицо у него больно хорошее.
Адочка. Гнусик, спокойно, - это только на твоём лице всё написано, без прикрас. Не все ведь такие простаки, уж я-то знаю.
Родионов (Соне) Не обращай внимания, лапочка. На самом деле я не такой, я с тобой.
Шлет ей воздушный поцелуй, Соня благодарно ловит его, но вместо этого раздается звук пощечины, и Соня от боли и неожиданности долго держится за щеку.
Адочка. Может, вызвать скорую? У нее нездоровый вид. Почему вы не подкрашиваете волосы? Это неприлично.
Соня. Я подкрашиваю. Подкрашиваю в золотистый махагон.
Гаврилыч (подозрительно).Ма- ха-гон?
Гнус. Хамагон!
Адочка. Махагон-махагон-махагон.
Гнус. Ха-ха!
Глубокомысленная пауза.
Гаврилыч. Мне весь этот махагон определенно не нравится.
Соня (испуганно). Да нет же! Я легла спать, просто чтобы встретиться с ним. Мне больше ничего не нужно. Вам совсем не обязательно было беспокоиться...
Гаврилыч (удовлетворенно). Она оправдывается. Слыхали?
Соня. Понимаете, я ведь совсем одна...
Адочка. А почему это, интересно, вы совсем одна? Где ваш муж, дети, например?
Соня. Я одна, потому что... потому что... Почему я оправдываюсь? Это вас не касается! Это только моё дело.
Адочка. Очень даже касается. Я, например, не выношу старых, одиноких и злых женщин. Мне сразу хочется умереть молодой. И все из-за вас, из-за таких, как вы!
Гнус (Адочке). У-ти мой цыпленочек! У-ти мой сладенький! (получает от нее в глаз) Ай! (с ненавистью) Я тоже не выношу таких, как она! Терпеть просто не могу! Презираю! Оскорблен и унижен! Чтоб вас разорвало.
Соня. Да что я вам сделала?
Гнус. Что? Что?! (встает с места, патетически гнусит) Видите меня? Ну и что, противно? Мне самому противно. А как хорошо все начиналось! У меня были золотые кудряшки и невинные голубые глаза. Мои пухленькие ручки и ножки вызывали неуемный восторг у всех добропорядочных мамаш, я был ангел, душка, я говорил ей "мама". Я стремился к знаниям и добродетели... Но она! Но она? (взрыднув) Нет, я не могу, мне больно... (выпивает бурды из стакана, уже спокойнее) Она бросила меня еще младенцем. Меня растила злая бабка, ведьма, а не родственница! Она меня мучила, ставила в угол и лишала сладкого. А эта, ЭТА уехала с любовником, оставила меня одного, малютку, крошечного сиротку. И жизнь наперекосяк. Очень просто! Поэтому я вырос вор, подлец и трус!
Рыдая падает на скамейку, Адочка, Гаврилыч и Родионов наперебой гладят его по головке.
Соня (отчаянно). Что за бред! У меня нет и не было сына, у меня вообще нет детей!
Гаврилыч. Но могли бы быть, могли? Ты женщина или якорь? Отвечай.
Соня (подавленно, после напряженной паузы). Могли бы... да... теоретически... наверное ...
Гнус (захлебываясь). Вот видите, вот видите!
ВСЕ (облегченно). Она призналась, она призналась...
Соня (умоляюще). Мне скоро вставать...
Гаврилыч (шлепает по Адочке, словно требуя внимания и тишины).Нет-нет, спящая, это ещё не всё. У тебя завтра выходной, и поэтому разговор будет длинный. Мы и так столько откладывали.
Соня с безнадежным видом съёживается и забивается в угол.
Гаврилыч. Продолжайте.
Адочка (Измазанная краской, комичная, приподымаясь на локте, голосом прокурора). Итак, ответьте, пожалуйста, как и почему, почему и как, вы, являясь вполне здоровой и полноценной женщиной, вполне привлекательной, то есть вполне и вполне во всех отношениях... Итак, ответьте, пожалуйста, какое вы имели право?
ВСЕ. Какое?
Соня (не понимая). Какое?
Адочка. Вы виноваты перед природой и обществом, вы нарушили эстетическую гармонию окружающего нас мира одним своим существованием - жалким и бесполезным, бесполезным и жалким. (в сторону компании) Эка я загнула?
Гнус. И-хи-хи-хи!
Гаврилыч (строго). Продолжайте.
Адочка. Долг каждой женщины быть матерью и женой, а не влачить жалкую жизнь неудовлетворенного человека. Какой пример вы подаете молодым? Осознаете ли вы, какой вред нанесли всем нам, не говоря уже о прочих?
Соня. Неправда, я принесла вред только себе, я разрушила только свою жизнь. Вы не можете обвинять меня? особенно ты, грязная... грязнуля!
Гаврилыч (сурово). А кто сказал, что преступление против самой себя перестаёт быть преступлением? Кто сказал, что зло во зло себе самой называется как-то по-другому? Может быть, добром? Или счастьем?
Соня. У меня были другие цели, я посвятила себя работе. У меня не оставалось времени на личную жизнь, но я работала, работала на благо... на благо... (неуверенно, потупившись) на благо природы и общества.
Гаврилыч, Адочка, Родионов и Гнус значительно переглядываются, словно усомнившись в правильности своих обвинений.
Гаврилыч. Работа? (уважительно) Да-а!
Родионов (с надеждой, Гаврилычу) Ну вот видите, все не так безнадежно. (ободряюще подмигивает Соне, дружескими жестами показывает, что, мол, " я с тобой, держись, родная". )
Адочка (мечтательно). Работа! Как бы я сейчас поработала! (Соне) Вы мне обязательно расскажите как-нибудь за чашкой чая о своей занимательной работе.
Гнус (доверительно). Знаете, ребята, мне иногда снится, что я работаю. Представляете - легальный, организованный грабеж честных граждан. Что за прелесть получать зарплату в самом настоящем отделе кадров.
Адочка. Ну нет, размечтался, тебя туда не возьмут. А вот его (показывает на Родионова) возьмут. Он - настоящий душка!
Родионов. Вы знаете, она всегда что-то там лепила, шила, резала, вязала. Такая искусница, руки - золотые. А какая она была красавица!
Гаврилыч. Ну, это к делу не относится.
Родионов (вздохнув). Да, к сожалению - больше не относится.
Гаврилыч. Мы тут люди простые, может, где и палку перегнули. Ты, мать, не сердитесь. Я сам рабочий человек и все понимаю. Очень, кстати, не против, чтоб женщины профессией увлекались. Всякая работа хороша. И почему бы им, например, не работать - раз они все равно все успевают и по дому, и с детьми тоже. Надо максимально себя расходовать, а то зачем же, ведь закупорка силы может произойти у человека. Что он потом? Калека да обуза всему миру. Правильно я говорю?
Соня. Да... Я ведь тоже...
Гаврилыч. И потому всякий труд почетен. Так умные люди говорят, если не врут, конечно же. Что бы ты ни делала, мать, все лучше, чем у мужа на шее сидеть, особенно если нет мужа. Одобряю. На все сто одобряю. Люди всех профессий соединяйтесь! Всех. Кроме одной. (доверительно) Вот только врачей ненавижу. Убивал бы на месте, без суда и следствия.
Пауза.
Гаврилыч. Я только завижу где белый халат, так у меня сразу жар поднимается, в карманах подковы гну. Вот если бы мне за это ничего не было, я бы перепытал их всеми их адскими инструментами. Если бы мне за это ничего не было.
Соня (дрожа от страха). Что же они вам сделали такого?
Гаврилыч. А ничего! Ни-че-го!
Соня (беспомощно). Не понимаю.
Гаврилыч. Они ничего не сделали! Ничего не смогли сделать! Хер-рурги хреновы! Вот скажи, если бы ты была врачом...
Соня. Нет-нет...
Адочка (укоризненно). Ай-яй-яй!
Соня. Нет-нет!
Гаврилыч. Ну, допустим.
Соня. Я здесь совершенно ни причем. Я еще девчонка совсем была, когда это случилось. Ничего ведь нельзя было сделать, ничего, это произошло не по их вине, а по вашей. Вы были пьяны и неосмотрительны. Они сделали все, что в их силах. Как вы не понимаете?
Родионов. Да-да, она совсем девчонка была. Как вы не понимаете! Любой бы на моем месте сделал бы так же. Я совсем не хотел жениться. Зачем? Впереди столько перспектив.
Гаврилыч (Соне). Ты кого защищаешь? Ты их защищаешь? Да если бы ты была на их месте, ты бы даже пальцем не пошевелила, чтобы меня спасти! Я понял! Все вы одиноковые!
Соня. Но я ни в чем не виновата!
Родионов. С кем не бывает! Влюблялись, встречались, расходились. Мирно и по-хорошему. А она мне жить не дает! Я и в город другой переехал от этого живого укора, но она и там достала. Каждую ночь почти одно и то же: платье ей, видите ли, дорого обошлось, не нужна она, видите ли, никому, мама у нее, видите ли, больная, работа у нее, видите ли, страшная. Сплошные претензии. А я-то здесь причем, я? У меня своя жизнь, свои проблемы. Я живу честно, правильно, работой своей доволен. Дети у меня растут. (показывает на Адочку с Гнусом) Такие же симпатичные ребята. А она как вампир, присосалась к моей совести - не оторвешь.
Гаврилыч. Я бы оторвал. Я бы им руки пооторвал бы... Если бы мне за это ничего не было. Э-эх!
Соня (с трудом веря своим ушам).Родик, ты что говоришь такое? Я ведь ни разу в жизни тебя не потревожила, ни письмом, ни звонком. За столько лет мы один раз встретились, да и то случайно. Я же не виновата, что ты мне снишься по ночам. Я же думала, что тебе от этого никакого вреда...
Родионов. Она думала! Если бы ты хоть немного обо мне думала, то ты бы совсем обо мне не думала!
Соня. Но Родик, подожди, только не отворачивайся от меня сейчас, я прошу тебя, мне так страшно, так плохо. Все эти люди... Ты ведь не бросишь меня в такую трудную минуту. Я все осознаю потом, утром. Другие таблетки буду пить... Но сейчас поддержи меня, это так важно! Если и ты против меня, значит, я совсем пропала...
Родионов (проникновенно) Милая ты моя, как я тебя понимаю, но, увы, поделать ничего не могу. Все эти годы я думал о тебе, вспоминал, переживал все заново. Все не мог себе простить... Но не может же это продолжаться вечно!
Адочка (сочувственно) Бедняга! На что она его обрекла.
Гнус. Садистка! Я ее сразу оценил.
Встают с мест и все разом надвигаются на Соню.
Гаврилыч. Чертова баба! От тебя один вред!
Адочка. Ненавижу старых, одиноких, злых женщин! Мне сразу хочется умереть молодой!
Гнус. Ату ее! Ату!
Родионов. Несчастная, седая, в грязном платье! Оставь меня в покое, оставь!
Гнус. Вот тебе! (швыряет грязью из посуды) Вот!
Гаврилыч. Я бы мог стать капитаном, бороздить моря и океаны, если бы не она!
Гнус. Я не кидал бы вот так грязью, вот так, в пожилую женщину, потому что это низко и недостойно. Я уважал бы женщин! Но она могла меня бросить, бросить!
Адочка. Мне бы снились розовые слоны, а не вся эта грязь!
Родионов. Я ненавижу ее больше всех!
Соня (вне себя от ужаса, мечется по комнате). Простите меня! Пустите меня! Простите меня! Пустите меня! Простите меня, Ужас!!!
Соня пятится спиной к залу, на нее надвигается компания с искаженными лицами, они что-то кричат, но уже разобрать ничего невозможно. За их спинами становится Подросток, он прикладывает палец к губам, и внезапно звук исчезает, хотя, судя по лицам и жестам, они кричат еще сильнее. Где-то, непонятно откуда зовет Голос, зовет жалобно и безнадежно.
Голос. Соня! Соничка!! Соня, помоги! Соня!
Соня пытается проснуться, она хлопает себя по щекам, зачем-то бросается к двери, выглядывает в окно. Подросток убирает палец с губ, и снова крики, шум.
Гаврилыч. Куда? Держи ее, держи!
Соня. Отпустите, мне нужно проснуться! Меня зовут! Отпустите!
Адочка. Ну уж нет, праздник еще только начинается!
Гнус. Стойте, мамаша! Вы не отделаетесь легким испугом.
Родионов. Дорогая, не оставляй меня! Это несправедливо, я ведь всегда был рядом!
Соня (Родионову). Пусти! Я не нужна тебе! Я нужна там, на яву! Я должна вернуться, пока не поздно! Самое страшное, если будет поздно. Как вы не понимаете?
Адочка. Нет-нет! Мы не дадим вам проснуться, и не мечтайте!
Соня. Ах так! Ах так! Как будто я не знаю, как убежать от кошмара!
Влезает на подоконник.
Все. Ах! Ой!
Адочка. Это запрещенный прием!
Родионов (лицемерно заботливо). Ты разобьешься, крошка!
Соня. Ха-ха! Да я просто проснусь в своей постели!
Гнус (обиженно) Так не честно! Безобразие!
Соня поворачивается лицом к окну, теряет равновесие, хватается за луну, которая помогает ей удержаться на подоконнике.
Соня. Ай! Мне страшно...
Отпускает луну, которая долго раскачивается.
Родионов. Ладно, слезай давай, поиграла и хватит.
Ты чего застыла? Что с тобой?
Качающаяся луна начинает походить на чье-то большое лицо. Соня завороженно глядит на нее. Все остальные испуганно пятятся от окна.
Гаврилыч. Закрой, слышь? Шторы закрой.
Адочка. Какое знакомое лицо! Какое знакомое...
Гнус. Мне неприятно на него смотреть.
Гаврилыч. Что за рожа противная! Почти как моя.
Адочка. У нее рот как у шлюхи. Такой же алчный и пустой.
Гнус. Гнусное лицо.
Родионов. Мне кажется, что я его уже видел в каком-то кошмаре. Кошмар! Соня, иди к нам. Ну ее...
Луна корчит рожи и зловеще раскачивается. Все с ужасом смотрят в окно.
Адочка. Я хочу проснуться. Сейчас же.
Гнус (вцепившись в Адочкину руку). Меня не забудь.
Гаврилыч (сквозь зубы). Эй, вы! Только без паники. Сейчас кто-нибудь задернет шторы и - амба!
Гнус. Кто-нибудь...
Родионов. Соня! Отойди от окна...
Подросток осторожно снимает испуганную Соню с подоконника и отводит на безопасное расстояние.
Гнус (заикаясь). Она мне подмигнула... Вы видели?
Гаврилыч. Дурак! Это мне. Я узнал ее... узнал. Только почему у нее нету ног? Ужас-то какой! Закройте окно, слышите?
Родионов. Соня, слезь с подоконника... Не раскачивайся, упадешь...
Гнус. Это же... (возбужденно) Это же Хмырь! Я сдал его прошлым летом! Смотри, Адочка, это же он! Он через месяц откинется! Теперь подмигивает! Нужно шторы задернуть, немедленно!
Адочка падает в обморок, но никому нет до этого дела.
Гаврилыч (Подростку). Пацан, закрой шторы. Тебе что сказали! Убери этот кошмар.
Гнус. Ну, пожалуйста, что тебе стоит. Закрой его шторой! Не бойся!
Родионов (слабым голосом). Соня, слезь с подоконника. Кому говорят...
Соня (Подростку). Убери весь этот кошмар... Я больше не могу.
Подросток берет ширму и закрывает луну, окно, Гаврилыча, Гнуса и бесчувственную Адочку. В комнате остается только он и Соня.
Соня. Вот и хорошо... Вот и хорошо.
Мне в детстве часто снился один и тот же кошмар. Представьте себе: темная ночь, густые, тяжелые камыши. Себя я не вижу, но знаю, что это именно я пробираюсь сквозь камышовые дебри - ших-ших, ших-ших... и громко хлюпает вода под ногами. Вдруг, раздвинув следующие мокрые стебли, я вижу страшную, не покидающую с тех пор мое воображение картину: во мраке, среди камышей пылает большой костер, а в центре этого костра страшный человек с горящей головой. Желтые языки пламени водят вокруг человека свой адский хоровод. А он кричит... кричит так, как наверное и должен кричать человек, сгорающий заживо, а может и гораздо страшнее, потому что ничего страшнее я ни в жизни, ни во сне не слышала... Я бегу прочь, обратно, но крик несется вслед за мной, но не приближаясь и не отдаляясь, до тех пор, пока я не понимаю, что этот крик - мой. Крик мой, а кричу не я...
Тогда кто этот человек? Почему мы с ним встретились? Это был мужчина, с незнакомым, чужим лицом. Я никогда такого не узнала.
Гаврилыч (из-за ширмы). Может это был я?
Гнус. Почему? Лучше я!
Соня. Я никогда такого не узнала... Но я никогда не смогу забыть его, так же как и вас, приходящих ко мне так часто, в разном обличье, но с какими-то определенными целями, одна из которых - внушить мне ужас и раскаяние. Не страшно ли вам самим в этой роли? Не знаю, может быть, и мне приходится вот так вторгаться в чужой сон, в чью-то жизнь и копаться в ней, засучив рукава, как копается сумасшедшая в баке с отходами, отыскивая сломанный зонтик для игры в дождь, и давно не олицетворяющая себя с собой, потому что эта нить давно утеряна, и сознание погасло... И как хорошо, что оно погасло. Как хорошо, что я ничего не помню о себе в чужих снах, что я там делала, что говорила и, главное, что узнавала. Возможно, что совсем незнакомые люди часто узнают меня на улице, как хранительницу их самых сокровенных тайн и желаний. А я прохожу мимо, бессловесный сосуд, кошелек, ширма, надежный сейф для чужих снов. А они все равно меня ненавидят.
Адочка (скучающим голосом). Но вы не виноваты, ни в чем не виноваты... Все мы так... Не берите в голову.
Гнус. Вы не виноваты. Нет...
Гаврилыч (напевает). По морям, по волнам, сегодня здесь, завтра там...
Родионов. Выпустила бы ты нас, Соня... Скучно.
Соня. Ничего, скоро утро, пора и честь знать.
Родионов. И все из-за мальчишки.
Гаврилыч. Почему он ее защищает?
Адочка. Молчит все время, паршивец, словно знает что-то...
Гаврилыч. Нужен последний рывок. У меня есть план.
Шепот и смех за ширмой.
Соня. Наверное, уже утро, и все самое страшное позади. Скоро я проснусь и все пойдет своим чередом. Впереди выходные, я могла бы выспаться. Хорошо, что я вас сегодня больше не увижу. Хватит.
Устала. Даже думать о вас не хочу. Проснусь - и сразу же посмотрю в окно, чтобы забыть весь этот сон. Так надо.
Взбивает подушку на своей кровати.
Соня. Ну просыпайся же, Соня, пора. Нужно сварить борщ и позвонить Мироновой, пусть заглянет. С утра можно почитать детектив. Там и день пройдет. Растянуть бы его, этот день...
Шум за ширмой становится все навязчивее. Соня начинает невольно прислушиваться. Оттуда доносится музыка, в такт которой дружно хлопают в ладоши. Соня пытается подсмотреть сквозь щель, но ничего не видит. Она сгорает от любопытства, но ей также мешает и страх. Она подпрыгивает в надежде что-нибудь рассмотреть. Тщетно. Раздается выстрел. Хлопки за ширмой все дружней, все стройней. Соня ищет Подростка, но он, как на зло, куда-то запропастился. Тогда Соня, набравшись духа, сдвигает ширму.
По бокам стоят Гнус и Гаврилыч и радостно хлопают в ладоши. Около двери стоит Подросток с подносом, на котором открытая бутылка с шампанским, четыре бокала и пистолет. В центре сцены Адочка и Родик. Они танцуют в паре. Родик юный и светлый, Адочка в белом свадебном платье, убранном по подолу красными цветами. Они свежие, молодые, красивые и счастливые.
Родик (поворачивает к Соне свое счастливое лицо). Ну вот, вот мы и поженились. Это же моя жена, Соня!
Гнус и Гаврилыч, все так же хлопая, приглашают Соню разделить их веселье. Подходит Подросток с подносом. Все берут по бокалу шампанского. Соня берет пистолет и стреляет по ногам танцующих. Родик падает на оба колена и долго беззвучно кричит с искаженным от боли лицом. Все остальные застывают вокруг Родика. Соня поворачивается лицом к залу и оказывается, что она тоже кричит, кричит долго и беззвучно. Родик падает лицом вниз и замолкает. Замолкает и Соня.
Адочка (неестественно жалобно) На кого ж ты меня поки-инул!
Гнус. Нужно вызвать скорую...
Адочка. И на кого ж ты меня остави-ил!
Гнус. Вызовите врачей, вызовите! Вам ничего за это не будет...
Гаврилыч (свирепо) Я уже вызвал! Э-эх!
Гаснет свет, и только один луч прожектора освещает лежащего Родионова и Соню, которая держит руку на его пульсе.
Соня (твердым голосом). В операционную его. Быстро.
Из темноты выходят Гнус и Гаврилыч в белых халатах и с носилками. Они кладут на них Родионова и уносят в темноту.
Со стороны Сониной кровати слышно, как размешивают сахар в чашке. Оттуда раздается уютный голос Адочки.
Адочка. Вы бы мне рассказали как-нибудь за чашкой чая о своей занимательной работе. (Громко отхлебывает).
Соня. Перчатки!
Из темноты чьи-то руки протягивают ей перчатки. Соня надевает их с характерным скрипом. Затем она направляется в "операционную". Луч прожектора следует за ней. На кушетке лежит больной, накрытый белой простыней.
Соня. Перчатки!
Снова чьи-то руки протягивают ей перчатки. Соня с треском натягивает их поверх предыдущих.
Адочка. Диагноз?
Соня. Острый аппендицит. Разлитой перетонит.
Адочка. Ваши действия?
Соня. Промывание околокишечной полости.
Адочка. Процесс?
Соня. Я была не в форме. Я провела перед этим страшную ночь. Мне снились кошмары.
Адочка. Как прошла операция?
Соня. Операция прошла...
Адочка. Ваши прогнозы?
Соня. Возможна спаечная кишечная непроходимость. Даже через много лет. Только я об этом никому не сказала.
Адочка. Что вы знаете об этом человеке? Он еще жив?
Соня. Я ничего не хочу знать. Это было давно. Давно.
Адочка. Ну что ж, продолжайте. Интересненько.
Прихлебывает чай.
Соня. Перчатки!
Достав перчатки из темноты, Соня их с трудом натягивает на руки. Сдергивает простыню с больного. На кушетке лежит Подросток. Долго и проникновенно глядят друг на друга.
Соня. Ну вот, - теперь ты будешь сниться мне каждую ночь. Я знаю. Мне даже кажется, что я тебя сразу узнала, как только ты появился. Ну, помнишь, тогда, с открытками? Мне кажется, что сразу узнала... И поняла... Поняла, что сбылось. Сбываются ведь не только сны, но и плохие прогнозы плохих хирургов, не правда ли?
Накрывает Подростка простыней. Идет к окну, уводя за собой луч прожектора. Резким движением раскрывает шторы. В комнату врывается пасмурное утро. Естественное освещение не оставляет и следа от минувшей ночи. Соня, в измятом платье глядит в окно. За окном моросит дождь. Соня устало садится на свою кровать. Ее лицо осунулось, под глазами темные круги.
Соня. Мама! Уже утро. Ты слышишь? На улице дождь... На улице дождь! Стучит по нашему карнизу. А еще звенит трамвай. Я открою форточку и будет слышно. Там пахнет мокрой землей, и люди под зонтами ждут своей очереди за молоком. Чудесное пробуждение. Почему ты молчишь? Я знаю, что ты уже проснулась. Мама! (с тревогой) Мама!!
Ровный голос из-за ширмы. Доброе утро, Соня. У меня ночью был сильный приступ. Я чуть не умерла. Я впервые чуть не умерла этой ночью. Совсем не страшно.
Соня. Ну почему же ты меня не разбудила?
Голос. Ты крепко спала. Я звала тебя, Соня.
Соня (тоскливо). Прости меня... Я больше не...
Ветер открывает форточку и голос Сони сливается с шумом улицы и дождя. А она все говорит и говорит, то ли оправдывается, то ли объясняет, что можно определить лишь по ее губам и по выражению усталых глаз.
январь 2000 г.