Утром Катя вместе с отцом готовила завтрак. Точнее, папа готовил, а Катя накрывала на стол. Завтрак был всегда простой. Или творог со сметаной, или яичница, или яички в «мешочек», или просто бутерброды с колбасой да чай.

Потом Катя мыла посуду, а папа, поцеловав ее в лоб, убегал в свою школу. На днях он должен был перейти в другую школу, поближе. В той, старой, его долго уговаривали остаться, но он нашел им своего хорошего друга, учителя.

После ухода папы Катя еще минут двадцать сидела у пианино, дважды повторила новую сонатину, а потом тоже собралась уходить.

Время у нее было рассчитано точно по минутам. До школы идти быстрым шагом пятнадцать минут, да раздеться три-четыре. Ровно без пяти она входила в класс.

В этот день у нее было шесть уроков, и времени после обычной школы у нее хватало только на дорогу до музыкальной — обедать было некогда.

Папа почти каждый день повторял, чтобы она брала с собой маленький термос и бутерброды. Но Катя стеснялась. Где она их станет жевать? В коридоре перед дверью в музыкальный класс?

После музыки Катя ехала домой усталая.

А еще надо было пообедать, убрать со стола, купить продукты по папиному списку, повторить все, что играла она в школе, чтобы не забыть замечания учительницы, потом сесть за уроки. И так неудачно получалось, что в этот же день в полседьмого приходила учительница французского языка. Она жила в их доме и была уже пенсионерка. Она и папу когда-то учила языку, а теперь бесплатно учит всех желающих детей в доме. В этом году желающих осталось лишь двое — она да восьмиклассница Ира. Остальные переехали в новые районы.

И когда Катя проводила до дверей учительницу французского языка, на ее «Бон шанс, Катрин!», ответила: «Оревуар, мадам!», потянуло вдруг Катю снова в тот огороженный дом взглянуть на собаку.

Как и вчера, она боролась с этой тягой. Взяла было книгу, но чтение не шло в голову. Наконец она сделала бутерброд с колбасой, завернула его и отправилась к тому дому.

Ветер, дувший со вчерашнего вечера, стал наконец стихать.

Сначала Катя походила около забора — боялась, вдруг сейчас вылезет из дыры прямо на нее Антон. Но все было спокойно. Уже начинало темнеть и входить в дом надо было быстрей. Наконец она осмелилась.

По лестнице Катя поднималась на цыпочках. Она была готова к тому, что в любую минуту хлопнет дверь наверху — квартирная, или внизу — уличная. Даже вздрогнула однажды, когда ей послышался какой-то скрип. Но это скрипело полуоткрытое окно на улицу.

Дверь была, как и все эти дни, привязана. Катя отвязала веревку. Ей показалось, что голос у Буля был особенно нетерпеливым.

И точно — сеттер прыгнул ей навстречу, почти выхватил из рук бутерброд, бумага, в которую он был завернут, при этом упала, а Буль сразу съел его.

— Песик, песик, — Катя гладила сеттера по спине и, как вчера, жалела, что не знает его имени.

А сеттер повел себя странно.

Он подбежал к лестничной двери и словно стал звать ее гулять.

Катя не знала, что и делать.

— Ну что ты, песик, — попробовала она успокоить сеттера.

Но сеттер отбежал от двери, схватил зубами ошейник с поводком, поднес к Кате и снова показал на дверь.

Катя колебалась еще с полминуты, но сеттер так настойчиво звал ее на улицу, что она послушалась.

Внизу сеттер уверенно подвел ее к заборной дыре.

«Бедный, наверно, он и не гулял с тобой сегодня», — подумала Катя.

В мыслях она не называла Антона по имени, а только «он».

Сеттер, потоптавшись у заборной дыры, стал вынюхивать след, а потом, низко пригибая голову, повел Катю к Колокольной улице, перешел мостовую, потянул к пряничному дому. Катя еще на минуту раньше догадалась, что Буль ведет ее по следу Антона.

И вдруг прямо на них налетел папа.

— Интересно! — сказал он и уставился на сеттера, а потом осторожно погладил его. — Как зовут?

— Не знаю, — сказала Катя и почувствовала, что попала в такую историю, из которой можно выпутаться, рассказав лишь правду.

— Чей же это такой красивый?

— Так, одного мальчишки.

— Имени мальчишки ты, видимо, тоже не знаешь, — пошутил папа.

Он оказался почти прав. Только имя-то у Антона она и знала, а больше ничего.

Если бы они сейчас оглянулись кругом, то чуть в стороне у соседнего дома они бы заметили другого мальчишку. Мальчишка делал вид, что рассматривает что-то под ногами на асфальте. На самом же деле он внимательно вслушивался в каждое слово из разговора отца и дочери. Это был Коля Кудлаев.

Он уже давно, как только вышел из булочной со свежим батоном, заметил, что с собакой Антона гуляет какая-то девчонка. При этом девчонка и собака шли к Антоновому дому.

«Интересно, — подумал Коля, — мог бы и меня попросить погулять, если заболел, а он, значит, девчонку». Еще больше удивил разговор девчонки с отцом. И едва они повернули назад от дома, как Коля, не боясь, что батон в руках остынет совсем, заторопился к Антону сам.

А Катя повела сеттера назад к забору. Сеттер в первые секунды слушался неохотно, но потом подчинился. Вместе с папой они пролезли в дыру, отвели сеттера по лестнице наверх в квартиру.

В квартире, как и на лестнице, было едва светло, свет падал только от уличных фонарей.

— Забавное жилище, — проговорил папа, изучив квартиру с помощью спичек.

Папа помолчал, а Катя подумала о том, как здорово иметь такого отца, который все понимает и ему поэтому можно доверить многие секреты.

— Я тебе, знаешь, что советую, — папа снова задумался. — Я тебе советую, если ты так хочешь навещать этого симпатичного пса, ходить сюда не одной, а вдвоем. Вместе со мной, например. Мне будет и спокойнее и веселее.

Катя молча согласилась.

Вместе они завязали дверь и вместе спустились.