Толик был рыжий, и его нельзя было стукать по голове. Даже в футбол он играл в Витькиной тюбетейке. Осенью он свалился с мотоцикла, с заднего сиденья, и получил сотрясение мозга. Теперь у него болела голова.

Братья Сушковы нарочно его стукали, и он уходил за угол или еще куда-нибудь и плакал.

— Рыжий пошел реветь! — кричали братья Сушковы, и все отворачивались друг от друга.

В первые ночи мы долго не засыпали. Мы пели песни или кричали просто так, кто что хотел.

Евгения Львовна ходила по палатам и уговаривала нас заснуть.

Однажды мы не кричали, а рассказывали истории. Я рассказал про человека с тремя глазами. А Толик рассказал целую книжку про путешествия. Она называлась «Среди скал и людоедов».

На следующий вечер мы попросили еще рассказать ту книжку. Он стал рассказывать другую: «Я побывал на Марсе». Эту книжку написал его отец, — сказал он.

Как раз братья Сушковы зашли к нам, чтобы подраться подушками. Они стали слушать Толика и просидели у Наума на кровати весь вечер. Они пришли и на другой день дослушать ту книжку.

А когда утром к Толику пристал толстый Митька из первого отряда, они увели того Митьку в овраг и долго оттуда не возвращались.

* * *

Я нашел Толика у забора. Сегодня он был грустный.

— Хочешь научу лапти плести? — сказал я.

— Знаешь, я сейчас все думаю.

— Зачем?

— Жить мне не хочется.

— Как так не хочется?

— Понимаешь, я прочел одну книгу. Там говорят, что земля ужасно маленькая по сравнению со звездами, как песчинка и арбуз. А звезд этих миллиарды, даже больше. И весь мир существует вечно. Понимаешь, всегда был и будет.

— Ну и что, я тоже про это слушал лекцию. По радио.

— Я как об этом подумаю, сразу жить не хочется. Люди, значит, ничто, меньше песчинки для мира. Он и не замечает нас.

— Пускай не замечает, нам-то какое дело.

— Значит, живу я или нет, миру все равно. И еще в той книге написано, что все люди когда-нибудь погибнут. И земли не будет, и солнца тоже не будет, а мир — будет.

— Это еще как сказать. А бессмертие?

— Что бессмертие?

— Да его же изобретут. Очень скоро изобретут. А потом мы полетим к звездам. Тоже будем всегда жить, еще подольше мира.

— Когда это еще будет. Я-то все равно умру.

— А может, и скоро. Если бы каждый старался и работал, скоро бы было.

— Это верно, — сказал Толик, помолчав, — только не каждый старается. Из-за этого так и долго, наверное, что не каждый.

— По радио бы объявить, — сказал я.