Это было на памяти стариков, когда великие племена гуннов пришли со стороны восходящего солнца и заняли половину мира. Их державой правил могучий воин по имени Этцель. Многие короли, прославленные герои подчинились ему. С годами он состарился, но сберегал прежнюю силу. Жена его, благородная Хельха, однажды заболела и умерла. Он горевал, друзья и вассалы жалели его, но потом, собравшись, сказали:

– Даже волк в лесах не живет в одиночестве. Вам, король, следует снова жениться.

– Где найти мне жену в мои годы, и чтоб была она столь же достойна, как покойная Хельха? – спросил он с сомнением.

Вассалы долго советовались, перебирая дальние и близкие страны.

– Есть такая одна. Кримхильда в Бургундии. Она знатна и прекрасна. Мужем ее был знаменитый Зигфрид.

– Странный совет! – удивился Этцель. – В Бургундии чтят Христа, я же – язычник. Пойдет ли ваша вдова за язычника замуж? Это было бы чудом!

– Да, вы чтите иных богов. Но славнее и богаче вас в мире нет королей. И попытаться вам не грех.

– Кого же послать мне, вассалы? Кто из вас там бывал или знает обычаи тех земель?

Тут и поднялся любимый всеми отважный воин Рюдегер Бехларенский.

– Вдову-королеву, о которой мы вам говорили, знавал я в младенчестве. И знаю трех ее братьев, королей той страны. Их родственник, Хаген из Тронье, тот самый, что провел у вас свою юность, служит у них при дворе.

– Скажи мне, Рюдегер, коли так их всех знаешь, что вдова? Хороша ли она? Что за нрав у нее? Не глупа ли?

– Государь, отвечу вам честно, и, если нам повезет, у вас будет немало случаев в том убедиться. Покойная Хельха была умна, добра и красива, мы все ее любили. В мире есть лишь одна, кто могла бы ее превзойти, – это Кримхильда, вдова Зигфрида Нидерландского. И тот, кто женится на ней, станет счастливым человеком.

– Друг мой Рюдегер, поезжай и сосватай ее. Я буду тебе благодарен, а уж ты – постарайся. Всем, чем нужно, – лошадьми, оружием, платьем, – и тебя, и свиту я обеспечу.

– Государь, не пристало мне расточать вашу казну. Вы и так щедры ко мне не по заслугам. Посольство я снаряжу сам и возьму пять сотен воинов. Чтобы знали бургунды, сколь велика ваша мощь!

– Поезжайте скорее, друг мой. Та, что была женою самого славного и знатного из богатырей, не унизит мой престол. Я уже чувствую, что полюблю ее. И буду с волнением ожидать от вас вестей.

* * *

В Вормс прибыло посольство. Пять сотен добротно снаряженных воинов, множество поклажи на вьючных лошадях.

Воины были странно одеты.

– Что за люди такие? – выспрашивал Гунтер вассалов, пока послов размещали в гостевых покоях. – Кто скажет хотя бы, откуда они?

– Можно сказать лишь одно: страна, которая их прислала, далека и могуча, – отвечали вассалы.

Как всегда, послали за Хагеном.

Хаген не стал подъезжать ко дворцу с парадного входа. Вошел незаметно, как раз в тот момент, когда переодевшиеся с дороги в богатые одежды послы толпою ехали ко дворцу.

– Никогда бы не поверил! – воскликнул Хаген, выглянув в окно. – Сам Рюдегер Бехларенский из страны гуннов! Скоро узнаем, что за дело, с которым послал его король Этцель. Скажу лишь одно – пустячным оно быть не может. И еще скажу: принять его надо с превеликим почтением, как старого и доброго нашего друга.

* * *

Маркграфа и его спутников принимали с почетом и уважением.

А когда сказал он, с чем приехал, это разволновало всех.

Короли обещали подумать три дня, а пока просили гостей отдыхать и развлекаться. Хаген старался как мог сделать эти дни для Рюдегера приятными. Когда-то они были знакомы, их даже называли друзьями.

Гунтер собрал всю родню для совета.

– Для нас будет большой удачей породниться с самим Этцелем! – объявил он. – Так думаю я, но что скажете вы?

– О лучшей судьбе для Кримхильды нельзя и мечтать, – подтвердил Гернот.

Все остальные тоже были согласны.

Спорил один лишь Хаген:

– Где ваш разум! Кримхильда, став женою могущественного государя, не будет с нами в союзе. Этот брак нам нельзя допустить. Одумайтесь!

– Хаген! Или вам все еще мало того зла, что вы причинили Кримхильде! – не выдержал Гизельхер. – Вы один виноваты в ее горе. Это вы – ее враг, а не мы, не Бургундия.

– Кримхильда зла на нас не держит, – решил успокоить спорящих Гернот. – Она давно простила меня. И мы все слышали: на земле нет владыки могущественнее Этцеля, породниться с таким королем – для нас великая честь.

– Разума вы лишились! – продолжал негодовать Хаген. – Кримхильда, взошедшая на гуннский престол, – вот беда, какую не придумал бы и сам дьявол.

Но короли не прислушались к его совету, – пожалуй, впервые. Они решили, что убедят Кримхильду согласиться на брак.

* * *

Кримхильду уговаривали долго.

Приходил к ней любимый брат Гизельхер, бодрый толстяк Гере, пришла престарелая мать.

– Ты молода, красива, а Зигфрида все равно не вернешь. Одна мечта у меня: чтобы ты снова стала счастливою, – убеждала ее мать. – Прими же посла!

– Стать женою другого? Забыть о могиле мужа? Вы предлагаете мне невозможное.

Наконец Кримхильда согласилась хотя бы выслушать приезжего маркграфа.

И когда вошел к ней Рюдегер, понял он, что в покоях ее давно не было улыбок, радостных разговоров – одна лишь тихая печаль.

– Королева! – обратился к ней Рюдегер.

Это было уже необычно. Кримхильду в родном городе давно перестали называть королевой. Здесь королевой была Брюнхильда.

– Память о вашем покойном супруге, неустрашимом Зигфриде, – вечна. Я знал его недолго, но считаю счастливыми те дни, когда судьба сводила нас вместе. Поверьте, у гуннов все его чтут и не ждут от вас, чтобы вы забыли столь достойного мужа.

– Что же вам тогда нужно, добрый наш друг, от бедной вдовы?

– Король, самый могучий из властелинов, одинок, как и вы. Он готов предложить вам преданную дружбу и верную любовь. Подумайте, королева! Вы снова станете великой, вас ожидает власть над многими землями и поклонение столь большое, что, живя в Бургундии, его трудно представить. На службе у вас будет множество знаменитых витязей.

– Но мне известно, что король ваш – язычник.

– Об этом и не думайте! Ему служат столь много христиан, да хотя бы и я! И потом, кто вам помешает склонить его к крещению!

И все же Кримхильда согласия не дала, но обещала подумать.

Вновь приходили родственники, вновь уговаривали ее, она отказывала всем. Вдалеке от могилы мужа жизнь казалась ей невозможной.

Кримхильда проплакала всю ночь, но под утро ее осенила новая мысль. В тот же день Рюдегер опять просил принять его.

– Королева, поймите, дальше ждать я не могу. Мне пора возвращаться к Этцелю. Я знал вас совсем еще маленькой, и у меня у самого юная дочь. Поверьте, не стал бы я вас уговаривать, не поехал бы к вам с посольством, не будь уверен, что брак этот сделает вас счастливой.

– Одна в чужой стране – возможно ли стать счастливой? Стерплю ли я унижения, если кому-то вздумается меня обидеть?

– Королева, у вас будет множество витязей. Любой из этих богатырей отстоит вашу честь. Я – первый из них. Любой, кто лишь замыслит обидеть вас, не уйдет от моих воинов!

– Тогда поклянитесь, маркграф, что отомстите за меня любым моим врагам, – сказала Кримхильда твердо.

Рюдегер поднялся.

– Клянусь, королева! – громко сказал он. – Клянусь, что буду во всем служить вам и обнажу меч против любого вашего обидчика!

– Вы меня уговорили, добрый Рюдегер. Считайте, что я согласна на брак с вашим королем, – проговорила Кримхильда.

«Пусть будет так, – думала она, отпустив всех, – пусть Рюдегер станет первым из моих мстителей. И если говорят правду о могуществе Этцеля, я возьму на службу немало таких же воинов, и тогда Хаген заплатит им жизнью за все свои мерзости. Прости меня, мой любимый, я и там буду с тобой. И согласилась я на брак не в поисках счастья, а лишь для того, чтобы отомстить твоему убийце!»

* * *

И стала она женой языческого короля.

Когда ехала, было ей страшно: что за человек такой, этот Этцель, покоривший многие народы? А ну как он дикий, звероподобного вида? В пути не раз успокаивал ее обходительный, добрый маркграф Рюдегер. А ему-то зачем бы обманывать?

Несколько дней отдыхала она в его замке. Подружилась с его женою и с красавицей дочкой.

Много разных земель пересекла она под охраной маркграфа и пятисот его воинов. Все они обращались к ней как к своей владычице. А с нею были несколько десятков дам да старый друг – барон Эккерват. И еще с нею была новая обида на Хагена. Скаредный враг даже не позволил ей взять те немногие сокровища, что они привезли когда-то вместе с Зигфридом из норвежской марки. Уже в последний день Гизельхер, узнав об этом, сам открыл ей дверь кладовых и сказал:

– Прости, сестра, и увози все, что можешь.

Наконец увидела она Этцеля среди королей, которые были его вассалами, и стало ей легче. Седой благородный муж с умным незлым лицом предстал перед ней, а вовсе не зверь-язычник. И окружил он ее таким почитанием, такой роскошью, которой не знала она никогда, даже, если честно сказать, живя за Зигфридом.

Не удивительно это было – Этцелю принадлежало множество стран, ему служили знаменитые короли и среди них – сам Дитрих Бернский. Теперь стали они и ее вассалами. А вместе с ними – сотни баронов, маркграфов.

Кримхильда старалась со всеми быть ласковой, щедрой. И скоро ее полюбили.

Этцель ей позже признался, что еще больше, чем она, боялся их первой встречи. Мало ли что на лице – а если характером ведьма! Но едва увидел ее улыбку, заглянул в глаза, как понял, что уже любит и желанна она ему.

Кримхильда родила ему сына. В те дни по всей гуннской державе был большой праздник. Гордый рождением сына отец подарил немало подарков тем, кто был у него на службе. Вассалы, простые воины долго еще вспоминали с приятной улыбкой рождение наследника. Счастливый король разрешил мальчика окрестить. И назвали его Ортлибом.

Прошло несколько лет. И когда страна гуннов перестала быть для нее чужою, когда каждый вассал считал за счастье и честь побеседовать с нею, она поняла: пора. Пора для отмщения настала.

– Мечтаю я пригласить своих братьев на пир, – сказала она мужу. – Соскучилась я по родственникам.

Великий государь, безумно влюбленный в нее муж, словно ждал этой просьбы.

Уже на другой день король снарядил посольство, во главе поставил любимого многими шпильмана, храброго, знатного мужа Вербеля. И отбыли послы в Вормс с наказами от короля и королевы уговорить трех братьев-королей, родню и вассалов прибыть в гости на пир к солнцевороту.

* * *

Братья были рады получить привет от сестры. Рады узнать, что живет она в роскошных дворцах без печали. Помнит и любит родню. А сам король Этцель, великий владыка, счастлив будет свести с ними знакомство и зовет их, как сердечных друзей, в гости на пир.

Один лишь Хаген ярился, негодовал:

– Мы все погибнем там, короли! Кримхильда до самой смерти не позабудет обид. Лишь неразумный поверит ласковым ее словам. У нее сотни вассалов, у каждого – своя дружина, нам не вернуться домой с этого пира! Мы потеряем там и жизнь, и честь.

Это был второй раз, когда короли не прислушались к его совету.

Ему удалось убедить их в одном – собрать со всего королевства тысячу лучших бойцов. Да еще добавить девять тысяч прислуги, а прислуга та была – молодец к молодцу и до драки охоча всегда.

За Рейном разбили шатры. Там жили воины в ожидании дня отправления. Туда перевозили вьючных лошадей, скарб, запасные доспехи.

* * *

– Брат мой Хаген, ты невесел все эти дни. Не будет ли лучше, если ты останешься с малой дружиной в Вормсе? – тихо спросил Данкварт за день до отъезда.

Гернот, стоявший неподалеку, услышал его слова и рассмеялся:

– У Хагена – хорошая память, но он боится, что память Кримхильды – еще острее.

Гордо выпрямился Хаген в ответ на эти слова. Скажи так не король, другой, поплатился бы он за свою шутку!

– Ты прав, мой государь, я боюсь. Но не за себя меня мучает страх, а за вас. И коли вам показалось скучным умереть в своей стране, а хотите найти свою смерть вы у Этцеля, то и я, как верный вассал, готов с вами там умереть.

С того момента уже никто из королей и вассалов не пытался шутить над сумрачностью Хагена.

* * *

Едва наступила заря, пропели сигнальные трубы и лагерь проснулся.

В последний раз воины прижимали к сердцу своих жен, утешая их, что не такой уж долгой будет разлука и скоро они вернутся. Не догадывались воины в тот миг, что Кримхильда навсегда разлучит их с любимыми женами.

Лишь один вассал, начальник над поварами, храбрый Румольт в то утро решился открыто признаться:

– Король, мою верную службу вы не раз испытали. Прислушайтесь же ко мне и сегодня: останьтесь, еще не поздно!

– Румольт, какая оса тебя ужалила, что ты так печален! – рассмеялся в ответ Гунтер.

– Король! То не оса, то предчувствие! Хаген прав – зря мы позволили послам нас уговорить. Но уж если остановить поход вы не в силах, хотя бы скажите, кто должен без вас блюсти престол?

– Да хоть бы и ты! – ответил все так же весело Гунтер. – Ты и будешь хранить эти дни и трон мой, и сына. А всем желаниям наших дам изволь повиноваться. И не страшись за нас, не смотри так печально!

* * *

Хаген ехал первым, указывал путь. Над дружиной взял начало Данкварт.

Разбойники на них напасть не могли – нет у разбойников такой силы, чтоб воевать с королевским войском. Одинокие путники да немногочисленные обозы – вот что им по силам. И хотя в землях, по которым лежал их путь, разбойниками кишели леса, ни один злодей на дороге не повстречался. На двенадцатый день отряд подошел к Дунаю. Хаген спустился по берегу первым. Спрыгнул на землю, привязал коня к ветле над волнами.

Он помнил Дунай в разную пору и часто говорил, что шире реки не встречал. Но то, что было теперь, смутило даже его. Тяжелые серые волны катились по широко разлившейся реке. Другой берег терялся вдали. И он, Хаген, не решился бы плыть к тому берегу в студеной воде. Ни один из воинов не доплыл бы и до середины. И не было видно среди волн никакого судна.

Скоро подъехал и Гунтер со свитой.

– Хаген, куда вы нас привели? Тут потонут все мои воины! – растерялся король. – Или вы знаете здесь брод, чтобы перейти на тот берег с поклажей?

– Нет, король, вброд мы здесь не переправимся. Такого брода и в летнюю пору не найти. Но перевозчика я отыщу. Вы же пока прикажите воинам, чтоб отдыхали.

* * *

Вдоль берега росли густые кусты. Хаген решил обойти их. На левой руке он нес щит, шлем надвинул на лоб. Но не на врага наткнулся он скоро, а на трех вещих дев. Только уж лучше бы Хагену встретился враг, десяток врагов. Их бы он уложил мечом, доставшимся ему от Зигфрида, знаменитым Бальмунгом. То, что он услышал, было страшнее врага. То было пророчество. И оно немедленно стало сбываться.

Вещие девы купались в ручье за кустами. Они сразу узнали Хагена, и едва оделись в свой волшебный наряд, как сразу услышал он такой совет:

– Сын Альдриана, Хаген, вернись немедленно домой! Там, куда идешь ты, ждет тебя гибель. Остальным путникам тоже скажи, чтобы вернулись, иначе погибнут и они, все до одного.

– Смешно мне слышать, девы, вашу пустую болтовню! – печально сказал Хаген. – Для той особы, которая мечтает о мести, довольно одной моей погибели, но чтобы пропали все до одного – это немыслимо!

– Слушай же, Хаген: один лишь дворцовый капеллан вернется домой, если решитесь вы переправляться через Дунай, – остальных ожидает погибель.

– Хорош бы я был, если бы снова принялся уговаривать королей вернуться домой! – И Хаген зло рассмеялся. – Вы сказали о переправе, так где же она? Чем грозиться, лучше бы помогли.

– Переправу ты сможешь найти скоро, если пойдешь вверх по реке. Но послушай последний наш совет: бойся ссоры с перевозчиком. Пусть ваш король заплатит ему за работу столько, сколько он попросит. Если же оросишь свой меч кровью того человека, сбудется все, о чем мы тебе говорили.

* * *

Хаген шел вдоль реки недолго и увидел на другом берегу двор перевозчика. Там же колыхалась на волнах привязанная к колу крепкая ладья.

Пророчество – оно лишь предупреждает, указывает на опасность, но если найти другой путь, оно не исполнится. И Хаген надеялся, что обманет свою судьбу, потому не собирался ссориться с перевозчиком, когда тот после долгого зова приплыл к его берегу. Но ссору затеял лодочник. В гневе ударил он Хагена веслом по шее так, что тот упал на колени. Но даже тогда Хаген сдержал себя.

Однако могучий лодочник не остановился, толстым багром хватанул он Хагена по голове. Только крепок был стальной шлем, крепка была голова Хагена. И не такие удары знавала она!

Гул взлетел над Дунаем. Хаген, забывший в ярости о пророчестве, вскочил и одним ударом срубил голову перевозчику.

Ладья была добротная, с веслами и багром он управлялся с детства и потому скоро пригнал судно к ожидавшему его войску.

– Хаген, вы и здесь успели подраться! – сказал рассерженный Гунтер, увидев на лодочной скамье свежую кровь. – Хорошо бы вам помнить, что кругом чужие земли и нам нельзя затевать ссоры.

– Король, лодку эту нашел я привязанной к кустам, и кто в ней был прежде убит, не знаю, – стал отпираться Хаген.

А потом началась работа, которую кроме него не умел исполнять никто. Весь день перевозил он поклажу, людей. Лошади, освобожденные от вьюков, переплывали Дунай сами.

Последним оставался дворцовый капеллан, стоявший над церковной утварью.

– В дорогу, священник! – крикнул ему весело Хаген. – Грузи свои побрякушки. И вас, короли, прошу на судно!

Закатное солнце освещало широкую реку, лодку, воинов, поджидавших на другом берегу. Гунтер был уже там. Гернот и Гизельхер стояли рядом со священником.

Дворцовый капеллан, суетясь, перенес утварь в ладью. Был он тощ, неуклюж, но очень старателен и храбр. Короли помогли Хагену оттолкнуться от низкого берега.

– Вперед, священник! Навстречу своей судьбе! – захохотал Хаген.

И Гизельхер с ужасом посмотрел в лицо своему вассалу: видать, недаром веселится он и близка чья-то гибель…

Хаген сильно работал большим веслом и скоро вывел лодку на середину реки. Там он положил весло вдоль борта, сделал шаг к капеллану, схватил его сзади за одежды и, подняв высоко, бросил в волну.

– Вперед, священник, навстречу своей судьбе! – снова выкрикнул он. – Коль встретишь трех дев-болтуний, передай, что Хаген шлет им привет!

– Хаген! – успел лишь выдохнуть Гизельхер.

– И в самом деле, зачем было швырять в воду капеллана? – с недоумением спросил Гернот. – Или он вас обидел? Помогите ему, Хаген, вы видите, он тонет!

Несчастный капеллан все же сумел уцепиться за лодку, но вместо помощи Хаген ударил его веслом.

– Потонет, – подтвердил он, – и спасет нас от пророчества.

Капеллан, неумело барахтаясь, захлебываясь, то скрывался под водой, то показывался вновь.

Хаген продолжал работать веслом, и лодка медленно приближалась к берегу. Иногда он оглядывался на капеллана, который был уже еле видим. И в тот момент, когда судно коснулось песчаного берега, достиг другого берега и капеллан. Хаген видел, как он снял с себя одежды, выжал их, снова надел и исчез в кустах.

Пророчество дев продолжало сбываться.

Едва воины вытащили поклажу, Хаген выбил дно у ладьи и отпихнул обломки судна от берега.

Тут уж и Данкварт изумился:

– Брат, что ты сделал? На чем мы вернемся назад?

– Кто сказал тебе, что мы вернемся? – ответил Хаген. – А судно я изломал с одною целью: если и найдется у нас предатель, пусть знает: покинет товарищей – здесь будет поджидать его смерть.

Воины нагрузили тюки на лошадей и двинулись дальше, в сторону от Дуная.

Один лишь капеллан, в мокрой одежде, всхлипывая от холода, страха и незаслуженной обиды, пробирался по лесу пешком к своему королевству. Его окружали чужие, враждебные, неизвестные земли.

Откуда было знать ему, что Хаген, попытавшись пресечь пророчество и пожелав его утопить, тем самым спас ему жизнь, единственному из войска.

* * *

– Хаген, занимайте же свое место и ведите нас дальше! – сказал Гунтер.

– Нет, мой король, мое место сегодня сзади, – ответил угрюмо Хаген. – Не стал я вам рассказывать у переправы, а надо бы. На том берегу мне встретились три вещие девы. Они напророчили, что никто из нас не вернется домой, лишь один капеллан. Потому и решил я утопить его в Дунае. Ведь утони он, пророчество оказалось бы лживым. Но капеллан, почти не умея плавать, добрался живой до берега. Знал бы я, уж лучше отсек бы ему голову, было б вернее.

– Веселого в ваших словах не много, Хаген, – проговорил Гунтер, – и все же пора отправляться. Занимайте прежнее место и ведите нас к гуннам.

– Мое место теперь позади, король. Нечаянно я зарубил здешнего перевозчика, хотя, видит Бог, не искал с ним ссоры. Он же – вассал баварских маркграфов, и, боюсь, они надумают нам отомстить.

Хаген сказал лишь это. О том, что ссора его с перевозчиком тоже входила в пророчество, он говорить не стал.

– Но мы не знаем дороги! – сказал удрученно Гунтер.

И тогда выступил вперед Фолькер, могучий и смелый шпильман:

– Короли, Хаген решил мудро. Он пойдет сзади с отрядом воинов, чтобы отбить нападение. В Баварии всегда было много разбойных людей. Они и без маркграфов не откажутся поживиться нашим обозом. Я тоже в юности путешествовал к гуннам и готов вас вести.

– Я же пойду с Хагеном, – предложил Гизельхер. – Теперь-то я понял, Хаген, зачем посередине Дуная вы сбросили капеллана. Могли объяснить бы и сразу, кто стал бы мешать.

Фолькер привязал красный лоскут к копью, поднял его и встал впереди войска.

Воины, сверкая доспехами, двинулись вперед. Хаген, Гизельхер и Данкварт со своими вассалами, пропустив всех, заняли место сзади.

На душе у Хагена было муторно – теперь он точно знал, что живым домой не вернется.

* * *

Битва была при луне.

Топот копыт Хаген услышал издалека, и часть воинов успела укрыться за кустами. Когда же баварцы бросились в бой, чтобы отплатить за убийство верного стража, перевозчика, воины Хагена обрушились на них со всех сторон. Бой был труден, но краток.

Оставляя убитых, баварцы бежали. Бургунды было погнались за ними, но Данкварт вовремя вложил меч в ножны. Основной отряд уходил вперед без прикрытия, и надо было догонять его.

Лишь к утру Фолькер остановил коня и, спрыгнув на землю, объявил о привале. Усталые воины мечтали об отдыхе уже с середины ночи.

Теперь они быстро, умело принялись ставить шатры.

– Хаген, Данкварт! Ваши доспехи забрызганы кровью, вы опять подрались! – изумился Гунтер.

– Уложили восемьдесят баварцев, потеряли четырех молодцов, – признался Хаген. – Теперь я снова могу встать впереди отряда.

* * *

Вблизи начиналась земля доброго знакомого, маркграфа Рюдегера Бехларенского, того, что приезжал к ним сватать Кримхильду за Этцеля. И Хаген в который раз вспомнил: его, десятилетнего, только что привезли в лагерь воинов Этцеля вместо отца. Кругом чужие, недобрые лица. Он не знает их обычаев, и они смеются над ним. А ему и слезы нельзя показать, и честь свою защитить он еще не в силах. Мечом только учился владеть. И вот дети гуннских воинов, словно свора собак, набрасываются на него. У них, у каждого, палки и камни, и поблизости взрослые родичи. У него тоже палка, но что он один – против многих! И вдруг – такой же, как он, второй – тоже с палкой. И они уже вдвоем против своры, спина к спине. Отбились, испугали их своей яростью. И с тех пор несколько лет они вместе. Один – теперь Рюдегер Бехларенский, другой – Хаген из Тронье.

Рюдегер счастлив был принять их в своем замке. Жена его, прелестная дочь, улыбчивая прислуга – все угощали гостей. Дружина бургундов спала в эту ночь спокойно в шатрах. Короли и родня пировали у Рюдегера.

И закончился пир обручением юного Гизельхера с красавицей дочерью. На радостях надарил Рюдегер будущим родственникам подарков. Гунтеру – надежную кольчугу. Герноту – стальной меч, которым потом Гернот и зарубил Рюдегера. У Хагена в ночной битве был порублен щит, и он получил от хозяйки старинный щит, снятый со стены замка, оставшийся в память от юного витязя, сына хозяев. Даже Фолькер был награжден золотыми браслетами и сразу надел их на руку.

А утром маркграф снова порадовал дорогих гостей:

– Одних вас не отпущу, решил проводить вас до дворца Этцеля.

Вместе с Рюдегером Бехларенским села на коней и его дружина, пять сотен молодцов, – те, с кем приезжал маркграф в Вормс.

Прощался Гизельхер с невестой, думал, что ненадолго, оказалось – навсегда. Прощался Рюдегер со своею женой – и тоже навсегда.

Витязи отъезжали с легкой душой: они знали – на обратном пути ждет их ласковый прием, свадебный пир. Через несколько дней, когда бургунды, защищаясь насмерть, перебьют всю дружину вместе с хозяином, некому будет их принимать, да и встречать – тоже некого.

* * *

Через Австрию ко двору всесильного Этцеля мчались гонцы.

И скоро король гуннов узнал: нибелунги, братья прекрасной Кримхильды, уже близко, и с ними – большая дружина.

– Несу тебе приятную новость, милая супруга, – король Этцель сам решил порадовать жену. – Твоя, а значит, и моя родня на подъезде.

Кримхильда от волнения вскочила и встала у окна.

«Наконец-то они будут в моих руках, – думала она, – и Хаген расплатится за то, что он сделал с моим возлюбленным Зигфридом!»

«Как она молода и прекрасна! Как взволновалась, услышав мои слова! – подумал старый Этцель, с восхищением глядя на жену. – Как ждет, любит она своих родственников!»

Вслух же сказал он другое:

– Вассалам я повелел готовиться к встрече, чтобы принять гостей с большим радушием.

* * *

В столице гуннов много лет жил король амелунгов, знаменитый богатырь Дитрих Бернский. Когда-то он правил своею державой, были у него могучие вассалы, дворцы, замки. Дитрих с детства привык к военным походам, его воспитал другой славный витязь – Хильдебрандт. Он и посеял в сердце юного короля не только страсть к воинским подвигам, но и другое – стремление к благородству, верность слову.

Однажды, когда молодой Дитрих был в дальнем походе, страной его завладел коварный Эрменрих, ведь для него верность слову была лишь ловушкой, куда угодил доверчивый Дитрих. С тех пор у молодого Дитриха не осталось ничего, кроме храброй дружины, Хильдебрандта и короны.

Дитриха принял к себе на службу Этцель. Этцелю нужны были воины-богатыри. Дитрих мечтал: однажды, собрав могучее войско, он вернет свое королевство. На чужой земле, на службе у чужого народа было когда-то их четверо юных могучих воинов: он сам – Дитрих Бернский, Рюдегер Бехларенский, Вальтер Аквитанский и Хаген из Тронье.

Прошли годы, и Рюдегеру была подарена Бехларенская земля, Вальтер сбежал, Хаген вернулся к родным в Бургундию, лишь Дитрих имел по-прежнему только свою дружину, старого воина Хильдебрандта да мечту о собственном королевстве.

– Дитрих, мой государь, слышали новость? – вошел с этими словами в дом к нему Хильдебрандт. – Скоро мы повидаемся с Хагеном. Говорят, они уже ставят шатры близ города.

– Решились приехать сюда? – удивился Дитрих. – Новость не из веселых. Хагена я рад буду видеть и вместе с ним родню его, нибелунгских королей. Вели же подать коней: если не предупредим их мы, кто же другой посмеет сделать это?

* * *

Вормсцы ставили лагерь, разбивали шатры – не хотели они являться в столицу в дорожной одежде. Короли отдыхали. Но неожиданно в их шатер вошел Хаген.

– Прошу вас, короли, выйти. Вам надо с честью встретить благороднейшего из мужей, Дитриха Бернского.

Могучий Дитрих был нерадостен. Соскочив с коня, поприветствовав гостей, обняв Хагена, он отошел в сторону с королями и первый сообщил им о том, что их ждало в столице. А ждала их в столице сестра, Кримхильда, он же вызнал о ней, что тайно, с каждой зарей, она молит Бога лишь об одном: чтобы помог он ей отомстить убийцам Зигфрида.

Потому и приехал Дитрих, что не по душе было ему такое коварство, и просил он королей быть настороже.

Благодарили они Дитриха как друга и не знали о том, что еще немного – и, защищаясь из последних сил, перебьют всю до единого воина дружину его.

– Очень жаль, что вы позволили завлечь себя сюда, – сказал на прощание Дитрих.

– Доспехи снимать не будем нигде, ночью выставим караульных, может, и обойдется, – сказал Хаген.

* * *

По улицам гуннской столицы мчался огромный отряд, и жители разбегались, давали ему дорогу, смотрели на воинов издалека. Знали гунны: эти богатырского роста гости, на мощных конях, в крепких доспехах, – родня их красавицы королевы.

– Нибелунги! Нибелунги приехали! – разнеслась по столице весть.

И многие из тех, кто был свободен от дел, сбежались поглядеть на приезжих богатырей, пытались угадать, кто из воинов братья-короли, а где Хаген – тот, что сразил знаменитого на весь мир Зигфрида Нидерландского.

Для почетных гостей Этцель уже приготовил просторный зал. Но Кримхильда распорядилась иначе. Она приказала, чтобы слуг и простых бойцов поместили отдельно, в другом здании.

– Так будет гостям свободнее, – объяснила она Этцелю. И тот, не догадываясь о коварном умысле жены, восхитился ее заботливостью.

Над слугами, молодыми бойцами, Гунтер поставил начальником Данкварта.

– Присмотри, чтобы им не чинили обид и было все нужное.

* * *

Слуги почтительно провели знатных гостей в их покои.

– Но где же Кримхильда? – удивлялись короли, ставя щиты к стене, рядом со щитами вассалов. – Почему сестра не встречает нас?

Не знали они, что сестра наблюдала за ними в окно из своего дворца, пока гости теснились во дворе.

Лишь когда все разошлись и остались Гизельхер да Хаген, спустилась она ненадолго, чтобы обнять младшего брата. С Хагеном же вовсе не стала здороваться.

– Неучтиво вы нас встречаете! – проговорил он, подвязывая потуже шлем. – Могли бы поздороваться и со мной.

– С вами? – недобро рассмеялась королева. – С чем же приехали вы, Хаген, из Вормса, чтобы я вам обрадовалась?

– Когда бы я знал, королева, что в обмен за гостеприимство вы требуете подарки со своей родни, чего-нибудь бы да наскреб, – усмехнулся Хаген.

– Мне не подарок нужен от вас. А нужно лишь то, что передал мне мой супруг, Зигфрид. Куда вы упрятали золото нибелунгов? Сам Бог велел вам привезти его сюда. Тогда, быть может, я встречала бы вас учтивее.

– То золото по воле государей, ваших братьев, я опустил на дно Рейна, или вы забыли?

– Я об этом ничего не знал, – попробовал вмешаться Гизельхер, но Хаген перебил его:

– А клады вам пусть возят другие, мне же довольно возить собственные доспехи. Но вам их дарить я не собираюсь.

– Доспехи свои сдайте немедленно мне на хранение, Хаген. Таков наш обычай. И велите другим бойцам, пусть тоже сдадут.

– Ну уж нет! – воскликнул Хаген. – Или я не сказал вам? Мы не так воспитаны, чтобы прекрасные дамы, надрываясь, носили наши мечи и щиты. Пока живы, свое оружие будем таскать сами!

В этот момент к Хагену приблизился могучий Дитрих Бернский, тоже при доспехах, а уж с ним-то Кримхильда спорить не решилась и вернулась в свои покои.

* * *

Смотрел в окно на гостей и король Этцель. Один из них показался ему знакомым, и он спросил приближенных:

– Что за витязь беседует так дружески с Дитрихом? Не король ли бургундов Гунтер, мой деверь? Судя по виду он и доблестен, и умен.

Ему ответил слуга Кримхильды:

– Нет, мой король, это не Гунтер. Имя его – Хаген, и вы его знали когда-то. Сын Альдриана, владельца Тронье, он состоял у вас на службе в молодые годы.

– Помню! – обрадовался Этцель. – Тот самый Хаген, которого старый Альдриан прислал вместо себя. И он неплохо служил мне, я даже посвятил его в рыцари, хотел наградить замком, но он запросился на родину. Я отпустил его, а вместе с ним убежал в Испанию Вальтер. Как удивительно быстро промчались годы! Я знал его мальчиком, а теперь у него седые виски!

– Нибелунги всегда отличались воинственностью, мой король, – ответил слуга Кримхильды. – Хаген же – самый суровый из нибелунгов. Несчастье тому, кто заденет его честь или честь его королей.

– Ну уж здесь их честь не заденет никто. При нашем дворе нет и не будет более почетных гостей, чем родичи моей жены! – торжественно проговорил король.

* * *

Гостей привели в большой зал. Там переговаривались они, в ожидании, пока их не примет сам Этцель.

– Фолькер, друг мой, не слишком ли тесно здесь? – спросил Хаген богатыря-шпильмана. – Не выйти ли нам во двор?

Оба они по широкой деревянной лестнице снова спустились вниз, прошли вдоль дворца и уселись на скамью, прямо под окнами Кримхильды, о том не догадываясь.

Королева выглянула в окно и вновь помрачнела.

– Взгляните, – обратилась она к своей охране. – Тот человек, которому я мечтала давно отомстить, от которого все страдания в моей жизни, расселся у меня под окном, словно хозяин дворца, – проговорила она и вновь посмотрела на вассалов. – Если найдется храбрец, если он отомстит за меня, я, королева гуннов, дам ему все: и почет, и богатство.

– Наша госпожа! Одно ваше слово – и мы лишим жизни этого Хагена, а заодно и его дружка, того, кто сидит с ним рядом. Ведите нас, мы готовы! – воскликнули воины.

Нестройной толпой, лязгая щитами, с мечами на изготовку, они повалили вслед за Кримхильдой по внешней деревянной лестнице со второго этажа во двор.

– Взгляни-ка, Хаген, уж не за твоей ли жизнью торопится это войско! – И Фолькер рассмеялся, указав на лестницу.

– Ты прав, друг мой Фолькер, они идут, чтобы убить меня. Скажи, могу ли я тебя просить помочь мне?

– О чем речь, Хаген! Или мы не дрались прежде спина к спине? Да если Этцель пошлет все свои отряды, я буду с тобой, пока не рухну. И все же давай поднимемся перед королевой, а заодно и приготовимся к бою.

– Нет, Фолькер, я буду сидеть. И почтения никакого Кримхильде я оказывать не собираюсь. Если мы вскочим, ее бойцы решат, что мы боимся ссоры, и это придаст им уверенности.

Он высокомерно глянул на приближавшихся воинов Кримхильды, вытянул длинные свои ноги и положил на них меч – тот самый, огромный, с рукоятью, отделанной золотом, и с яблоком из зеленой яшмы, имя которому было Бальмунг.

Кто лучше Кримхильды здесь, в стране гуннов, знал еще этот меч!

Приблизилась королева к двум чужеземным воинам, а они, проявив неучтивость, не поднялись перед нею, не поклонились.

Одного этого было достаточно, чтобы свита изрубила их на куски.

– Постойте, – сказала Кримхильда своим людям, – сначала я сама поговорю с ними.

И она, встав перед нагло развалившимися на скамье мужами, спросила одного из них:

– Известно ли вам, Хаген, за что я вас ненавижу? Вы – коварный убийца Зигфрида. Вы причинили мне столько горя, сколько не принес ни один человек на земле. Я думала, быть может, вы переменитесь, придете ко мне с раскаянием.

– Королева, я сделал только то, что положено. Вспомните, как рыдала Брюнхильда. И вы надеялись, что за это никто не поплатится? – Хаген взглянул на Кримхильду, а потом рассмеялся страшным своим смехом. – Вашего Зигфрида я заколол, как цыпленка. А если кто хочет мне отомстить, пусть подойдет поближе.

– Вы слышали сами! – И Кримхильда повернулась к своим воинам. – Тот, кто принес мне горе, не может считаться здесь почетным гостем. И мне нет дела, что с ним случится дальше.

Королева поднялась в свои покои, а воины остались на месте. Кримхильда надеялась, что без нее они сразу затеют бой. Но никто из воинов не решался первым шагнуть вперед.

Слишком грозен был вид сидящих иноземных мужей, слишком длинные у них были мечи, и никто из воинов не решился подставить свой шлем. А потом кто-то вспомнил рассказы о Хагене, как жестоко он дрался, находясь тут на службе, а тогда он еще не вошел в свою силу. Воины постояли вдали и разошлись.

Хаген же с Фолькером вернулись в зал, где их короли дожидались торжественного приема.

* * *

– Не пристало столь важным гостям дожидаться так долго у двери хозяина! – проговорил Хаген громко. – Слышали, скажите своему королю, чтобы он принял нас немедля! – И он повернулся к слугам.

Но в этот миг двери в тронный зал распахнулись, и гостей пригласили войти.

Гости разбились по парам. Первыми вошли Гунтер и Дитрих Бернский, за ними Гернот со знаменитым воином Инфридом, королем из Баварии, потом юный Гизельхер с будущим, как они думали, тестем своим, маркграфом Рюдегером Бехларенским, а следом и Хаген с Фолькером. Их сопровождали прославленные в боях воины, богатыри вассалы.

Едва вошли они торжественно в тронный зал, едва выстроились, согласно правилам, перед владыкой гуннов, чинно сидящим на золотом троне, как старый Этцель нетерпеливо поднялся и, дружелюбно протянув руки к гостям, заговорил:

– Короли! Нет для меня большей радости, чем видеть вас и ваших героев! Двоих из них когда-то я знал и узнаю теперь. Вас, доблестный Хаген, и вас, отважный Фолькер. Поверьте, и супруге моей, и мне встреча с вами особенно приятна.

– Могу ответить вам, что, если бы не прибыл на ваш праздник вместе со своими королями, явился бы один ради вас! – ответил Хаген.

Этцель сам рассадил гостей за пиршественным столом и особо почетным сам налил вино в золотые чаши.

– Не раз я спрашивал себя, – снова заговорил он, когда были выпиты первые кубки, – уж не прогневал ли я чем свою родню? И теперь могу сказать, что счастлив принять вас в моей стране. Счастлив, что сбылось наконец желание супруги увидеть вас, короли, и вас, доблестный Хаген, нашими гостями. Она так вас ждала, так волновалась!

– Позвольте заметить, дорогой король, – поспешил вмешаться Рюдегер, – зная братьев вашей супруги больше других, смею утверждать, что у вас не много найдется более преданных и верных друзей, чем они и их отважные воины.

Пир затянулся допоздна.

* * *

За окнами быстро стемнело. И многим воинам пиршество стало не в радость. Утомленные дальней дорогой, мечтали они о постелях.

– Король, не пора ли нас отпустить? – начал разговор Хаген, и его подхватил Гунтер:

– И в самом деле, сколь ни приятна беседа, сколь ни рады мы гостеприимству хозяев, однако вассалы мои устали и просят сегодня их отпустить. Утром же, по первому зову, мы явимся в этот зал и продолжим наш разговор. Не держите на нас обиды.

– Друзья мои, нибелунги. Это я вас прошу не гневаться на меня за то, что увлекся беседой и забыл обо всем. В ваших покоях все готово для отдыха.

Король удалился, но едва гости начали подниматься, гунны вскочили со своих мест. Они обступили гостей полукругом. Быть может, хозяева хотели оказать гостям почет и проводить их до покоев, однако Фолькер почуял неладное.

– Уж не лишились ли вы разума, что путаетесь у нас под ногами! Первому, кто ко мне приблизится, срублю я голову!

Гунны в растерянности замерли.

Слова друга подхватил и Хаген:

– Разумный совет дал вам шпильман. Не теснитесь, дайте нам выйти. А коли хотите драться, приходите с рассветом, как и положено, – будет вам бой. – И он вновь разразился страшным своим хохотом.

* * *

В огромном зале все убрали для сна. На стенах висели шкуры зверей, которых бургунды никогда не видывали в своих лесах: львы, тигры, барсы, – они украшали зал и удивляли гостей. По числу знатных воинов стояли просторные постели, с пуховыми подушками из алых арасских шелков, с пышными одеялами. Прикрывали их драгоценные покрывала из собольих мехов.

– Пожалуй, не всякий король имеет такую постель, – проговорил кто-то из вассалов.

Составив доспехи, многие сразу легли, и уже кое-откуда раздавался молодецкий храп.

– Не к добру эта роскошь, – тихо сказал Гизельхер Хагену. – Говорю это только вам, Хаген, ведь вы и раньше подозревали сестру, а сегодня опасаюсь и я. Сумеем ли мы утром проснуться после столь радушного приема?

– Спите спокойно, я буду на страже всю ночь, – хмуро ответил Хаген.

– Дружище, дозвольте и мне постоять с вами рядом! – воскликнул Фолькер.

Оба они вооружились, словно для тяжкого боя, и встали у дверей. Только не все бургунды, умученные дорогой и щедрым гостеприимством, сразу заснули. Некоторые ворочались, вскидывались на постелях, опускались назад с тяжелым стоном.

Тогда Фолькер тихо прокрался на середину зала, где оставил свою скрипку, и с нею в руках спустился по деревянной лестнице во двор под окна покоев.

Там он, усевшись на камень, заиграл ласковую, сладчайшую мелодию, которая скоро успокоила, убаюкала всех, кто был во дворце. Лишь Хаген, повесив щит, подаренный женою Рюдегера, на локоть, продолжал стоять у дверей.

Когда все крепко уснули, Фолькер вернулся к нему.

– Друг мой Хаген, пожалуй, скоро придется нам поработать. В темноте, вдали, заметил я каких-то людей, и были они при оружии.

– Будем стоять тихо и дадим им приблизиться, – отозвался Хаген.

Внизу, под лестницей во дворе, и в самом деле послышались неясные шаги, лязг оружия, невнятные разговоры.

Потом они стали удаляться.

– Думаю, испугались, увидев нас, стоящих на страже, – проговорил Фолькер. – Не догнать ли их мне, Хаген, охота сказать им несколько слов.

– Фолькер, я бы и сам это сделал вместе с вами. Но тогда уж точно будет беда. Пока мы во дворе станем пробовать крепость их шлемов, два-три врага просочатся в зал и натворят здесь такого, из-за чего мы до смерти будем себя казнить.

Так стояли они до зари, охраняя спящих друзей.

Под утро стало прохладно. Оба они продрогли в железных доспехах. И едва увидели первый луч солнца, стали будить своих воинов.

* * *

Утром призывно загудел храмовый колокол – звал христиан к ранней обедне.

Воины, оставив доспехи у стен, стали быстро принаряжаться. Но Хаген сказал им с усмешкой:

– Не те наряды вы приготовили, витязи. Сегодня нас ждет пир, с которого не возвращаются. И не вино прольется на нем – наша кровь. Надевайте кольчуги, берите щиты и мечи. И пускай короли поведут нас сначала в собор, где каждый, кто хочет, может смиренно покаяться в грехах, а после молитвы всякого врага мы станем рубить беспощадно – только дерзостью мы сможем пробить дорогу домой.

К церковной службе вышла во двор и Кримхильда. Роскошно одетую, ее сопровождала свита из многих воинов и юных красавиц. Вел королеву до храма сам Этцель. По-прежнему не был он христианином, но обычай жены уважал и часто сопровождал ее до дверей собора.

– Что случилось? Отчего друзья мои идут на службу в кольчугах? – огорчился он. – Если кто обидел вас, по первому слову обидчик будет мною наказан. Скажите, кто посмел оскорбить вас в моей столице?

– Таков наш обычай, король, – ответил Хаген. – В нашей стране гостям положено первые три дня приходить на пир со щитом и мечом. Нас же пока никто не обидел, а коли обидит, поплатится жизнью.

Кримхильда лишь молча с ненавистью взглянула на Хагена. Уж она-то знала обычаи своей страны. Но спорить не стала. Узнай о правде сам Этцель, он бы усмирил ее сразу.

Хаген же рассмеялся без причины. И вздрогнула Кримхильда от этого его смеха.

А когда подошла она в окружении свиты к собору, он стоял уже вместе с Фолькером у дверей.

Нет, не посторонился он с поклоном, как полагалось учтивому рыцарю, а лишь отодвинулся на пядь, и всем людям Кримхильды пришлось тесниться в дверях. Воины ее уже ворчали, хватались за меч, но сдерживались – ведь это были гости самого Этцеля.