Закончилась служба, и король с королевой сели у распахнутых окон дворцового зала.

А внизу оруженосцы подвели нибелунгам коней, потому что ожидались большие потешные бои.

Только удерживал своих молодцов Дитрих Бернский. Мечтали они помериться силой с приезжими нибелунгами, но Дитрих видел: гости раздражены, и потешный бой быстро перерастет в кровавый.

На смену дружине Дитриха примчались воины Рюдегера. Они выстроились вдоль стен и, еще мгновение, вызвали бы на бой бургундов.

Рюдегер Бехларенский не дал наступить этому мгновению. Он успокоил своих вассалов. Не нужна была ему битва с будущими родичами. И всадники его покинули двор.

Тогда место их заняли витязи из Тюрингии и Дании.

Бесстрашно дрались они с нибелунгами, но отступили, оставив под ногами десятки разбитых щитов, ломаных копий.

Не успели отойти они, как младший брат Этцеля, красавец Бледель, повел свою рать на нибелунгов.

– Уж Бледель постарается сбить с моих братьев спесь, – вырвалось у Кримхильды. Она по-прежнему следила за боем.

– Не нужно было бы брату моему самому вести своих воинов, пусть даже и на потешную битву, против моих гостей, – с досадой отозвался Этцель.

Но нет, и перед войском Бледеля не отступили ее родичи, не смял их бешеный натиск гуннов. Спокойно, деловито сбивали они одного за другим на землю. От мощных ударов гудело все во дворе и в дворцовых палатах.

– Что, дружище Хаген, быть может, Кримхильда, вспомнив, как мы бьемся, поостынет немного? – спросил Фолькер. – Я видел, она следила за нами из окна.

– В такое трудно поверить. Будем думать одно: мы в гостях у смертельных врагов, и, коли не удастся устрашить их нашей дерзостью, все мы погибнем. А уж если погибнуть, так с честью.

– Гляди-ка, еще один гунн выскочил на середину двора и решил испытать нашу силу, – удивился Фолькер, потому что бой уже заканчивался. – Так пышно он нарядился, что придется уронить его и попачкать на нем платье.

– Я с вами! – воскликнул Хаген и повернул коня.

– Оставьте свои намерения, – проговорил было Гунтер. – Уж если вы, Хаген, считаете, что ссоры не избежать, пусть вина лежит на хозяевах.

Но Гунтер опоздал. Пока договаривал он свои слова, Фолькер и Хаген уже мчались наперерез роскошно одетому молодому гунну, который вертелся в центре двора, призывая желающих помериться силой, и юные дамы смотрели на него с восхищением.

Не успел он ни с кем сразиться, этот юный красавец. Не успел и Хаген вступить с ним в бой. Лишь Фолькер выставил копье, гунн налетел на него и, пронзенный насквозь, упал под копыта лошади.

Фолькер и Хаген встали спина к спине и обнажили мечи. Вассалы их помчались на середину двора и обступили двух богатырей, заслонив их щитами.

Убитый гунн был маркграфом, и родня его схватилась за оружие, вместе со своими воинами высыпала на поле.

– Хагену придется помочь, чтобы они не сгинули среди врагов, – сказал Гунтер, и скоро уже вся дружина плечом к плечу стояла, готовая к бою.

– Смерть нибелунгам! – кричали гунны, потрясая мечами и надвигаясь на них.

– Этих мы перебьем и будем пробиваться из города. Все вместе – пробьемся, – проговорил Хаген.

Но Этцель успел выбежать из дворца и не дал начаться кровавому сражению. Он стал разгонять своих подданных, вырывал из рук у них мечи и бросал их на землю.

– Позора не допущу! Не дам в своем доме пролиться крови гостей! – кричал старый король родственникам убитого гунна. – Я сам видел в окно, что не злой умысел, а промах виною этой смерти. Фолькер хотел только сбить маркграфа с коня, что дозволено в потешном бою. Требую, чтобы вы помирились и забыли о ссоре.

Гунтер, увидев, как яростно защищает их хозяин, приказал дружине своей разойтись, передать слугам коней, чтобы их отвели в стойла.

Этцель же взял его и Гернота под руки и пошел с ними во дворец. Он чувствовал себя виноватым и продолжал извиняться за буйных своих вассалов.

Во дворце гостям подали в золотых тазах воду для умывания, а потом Этцель стал рассаживать их за пиршественные столы.

* * *

– Дитрих, прошу вас, задержитесь подле меня, – проговорила Кримхильда в тот момент, когда бернский властитель подошел к ней со свитой.

– Всегда готов служить вам, королева, – ответил учтиво Дитрих.

– Рада слышать эти слова именно от вас, мне более чем когда-либо нужна ваша помощь.

Но тут в разговор их вмешался престарелый Хильдебрандт:

– Только скажите, и в любом деле мы поможем вам. Кроме одного: если вы захотите, чтобы мы причинили зло храбрым нибелунгам, – тут я не помощник.

– Королева, – учтиво перебил Дитрих старого своего воина, – рассудите сами: надо ли мне вмешиваться в ссору между вами и вашими родичами? И еще подумайте, что скажут повсюду, узнав, что вы заманили братьев лишь с одной целью – убить их. Зигфрида я чту глубоко, королева, но мстить за него спустя столько лет виновным и невиновным не стану и вам не советую.

* * *

Убийца расхаживал по залам ее дворца, и до сих пор Зигфрид был неотомщен. Сколько раз за эти годы мечтала она увидеть врага связанным, за железной решеткой!

– Деверь, родной, помоги! – Подошла она скорым шагом к Бледелю. – Видишь, в зале пирует мой враг, коварный убийца Зигфрида. Помоги, я отдам тебе все, что захочешь!

– Королева, разве это возможно? Вы сами видели, как хлопочет мой старший брат вокруг ваших братьев. Я пропаду ни за что, если посмею обидеть их.

– Прошу тебя, постарайся! – стала умолять Кримхильда. – Знаю, ты любишь невесту покойного маркграфа Нудунга. Взгляни на Хагена – при нем меч Зигфрида и щит Нудунга. Невеста Нудунга станет твоей женой, обещаю тебе. Его владения – тоже станут твоими. И в придачу – другие замки и земли. Прошу лишь об одном: помоги отомстить моему врагу!

И Бледель поддался на уговоры невестки.

– Возвращайтесь в зал, я же сделаю так, что внезапно возникнет ссора. И с Хагеном вы сегодня сочтетесь. – Он повернулся к своим дружинникам. – К оружию! Защитим честь королевы!

Успокоенная Кримхильда вернулась в зал и села за стол рядом с супругом.

* * *

Во дворе за длинными столами пировали короли, знатные рыцари. Сидел со своими молодцами Дитрих Бернский. В другом углу – Рюдегер Бехларенский.

За столом вместе с Этцелем сидели ее братья, Хаген. Кримхильда приказала посадить между собой и супругом малолетнего сына, Ортлиба.

Этцель и здесь старался быть учтивым.

– Хочу отдать вам на воспитание нашего сына, – сказал он братьям Кримхильды, – чтобы обучился у вас воинскому умению.

– Это еще к чему? – ответил Хаген. – Зачем нашим государям брать на воспитание того, кому, судя по виду, жить осталось недолго! – И Хаген громко захохотал страшным своим смехом.

Даже Гунтер смутился от этой дерзости. Младшие братья растерянно опустили головы. Но Этцель и тут сделал вид, что не заметил грубости Хагена, лишь поморщился.

«Это тебе осталось жить недолго! – со злой радостью думала Кримхильда. – Скоро придут и за твоей жизнью. Скоро уже мы сочтемся!»

А в это время в другом зале, в который можно было войти, пройдя через двор, начинался другой пир.

Прислуга, молодые воины, руководимые Данквартом, тоже сидели за длинными столами. И хотя посуда здесь была проще, угощение – тоже щедрое.

А потом вошел окруженный воинами при оружии Бледель, младший брат гуннского короля.

– Освободите почетное место! – скомандовал Данкварт. – Бледель, я счастлив буду посидеть с тобой рядом за пиршественным столом!

– Не пировать пришел я сюда, а посчитаться с вами за слезы Кримхильды! – ответил Бледель сурово.

– Какие слезы? Или ее обидел кто из моих людей? Я призову их к ответу. Вас же прошу хоть немного со мной посидеть. Вы славно сегодня дрались.

– Кримхильду сделал несчастной Хаген, ваш брат, убийца великого Зигфрида, – перебил его Бледель. – И за это вам придется платить.

– Что за глупости, Бледель! Хаген убил Зигфрида – это известно многим, но при чем же здесь я? С Зигфридом мы немало дрались вместе, защищая друг друга, а Хаген со мной не советовался. Оставим пустой разговор, и подсаживайтесь к столу.

– Ты брат его, и я лишу тебя жизни! – воскликнул Бледель, но меч свой он все еще держал в ножнах и, быть может, сам не верил в собственные слова.

– Коли так, получай же! – выкрикнул Данкварт и, мгновенно выхватив меч, срубил Бледелю голову.

Голова королевского брата, упав на стол, покатилась по нему, наталкиваясь на чаши с вином, свалилась на пол и, прокатись еще немного, остановилась под ногами обмерших от ужаса слуг.

Воины Бледеля немедленно выхватили мечи.

Среди вормсцев оружие было только у Данкварта.

– Смерть нибелунгам! – второй раз за день прозвучал клич.

– Бейте горшками, скамейками, чашами! – крикнул Данкварт.

Известные драчуны, бургунды сражались отчаянно. Кто-то вскочил на стол и, крутя скамейку, сокрушал головы в шлемах. Кому-то удалось отнять оружие у гунна. Кто-то отбивался от ударов меча сковородой.

Но и гунны бились умело – они мстили за несчастного Бледеля. Весть о смерти его облетела двор, и скоро в зал ворвался новый отряд с мечами, готовыми к бою.

Кровь заливала перевернутые столы, и все больше бургундов валилось на них, чтобы никогда уже не подняться.

Данкварт, окровавленный, защищал последнюю горстку безоружных людей. Их осталось лишь несколько, потом упал и последний. Вся прислуга, все до единого человека были убиты гуннами.

«Добраться до брата, выкрикнуть ему о коварстве гуннов, если он еще жив!» – вот о чем только и думал Данкварт, прорываясь из зала, забитого мертвыми телами.

Ему удалось пробиться во двор. Многие гунны, увидев его, окровавленного с головы до ног, в страхе бежали. Другие пытались заступить дорогу. Отчаянно крутя меч, он пробивал через них коридор.

Наконец достиг он лестницы, ведущей в парадный зал. Там тоже кто-то встал у него на пути, но сверкнул клинок, и скатились головы на ступени.

Не знали гунны, что Данкварт, вошедший в возраст, стал рубакой не хуже Хагена.

Короли, пировавшие со своими вассалами, слышали странный шум, доносившийся со двора в открытые окна. Но не обратили на него внимания. Королю не следует вскакивать всякий раз, для этого у него есть прислуга.

И вдруг в дверях появился истерзанный, окровавленный Данкварт:

– Не ко времени вы засиделись в зале, Хаген и короли! У нас не осталось прислуги. Вся она порублена гуннами! Вот что за пир учинили они для нас.

* * *

Хаген мгновенно вскочил, выхватил меч, ковавшийся когда-то для Зигфрида, и первый удар его обрушился на малолетнего Ортлиба. И голова мальчика свалилась на колени Кримхильде.

– Жив ли ты, брат мой? – прокричал Хаген. – Ты весь в крови!

– Обо мне ты не думай, эта кровь не моя, а тех, кто заступал мне дорогу! – отозвался Данкварт через весь зал. – Однако долго вы тут засиделись!

– Попируем еще! – также через зал крикнул Хаген. – Ты попридержи двери, а я расспрошу наших любезных хозяев. – И вторым ударом он зарубил воспитателя Ортлиба. Третьим – отсек руку скрипачу, отважному Вербелю, который как раз прилаживался напротив них играть на скрипке. Рука его с зажатым смычком упала на стол перед королем Этцелем.

– Что ты наделал, Хаген! – вскричал несчастный скрипач. – Как теперь я буду играть на скрипке!

– Ты приезжал с посольством звать нас на пир! – ответил Хаген.

Гунтер пытался было унять своих воинов. Но уже пошла рубка, и очень скоро ему с братьями тоже пришлось взяться за мечи.

Король Этцель в жизни видел немало битв. Он и сам был когда-то великим воином. Отрубленных голов, рук, ног перевидел он тысячи. Теперь же, когда пришла к нему старость, у него на глазах, на пиру, гости, которых он всячески ублажал, ни за что зарубили последнюю его радость – малолетнего сына. И король онемел от горя. Было ему в эти мгновения все равно – убьют ли его разбушевавшиеся гости или сохранят жизнь из уважения к королевскому достоинству.

Кримхильда же была испугана насмерть.

Огромный Дитрих Бернский забрался на стол, и бас его услышали во всем зале:

– Эй, воины! А ну-ка постойте! Я со своей дружиной не стану участвовать в вашем пиру. Дайте нам выйти из зала, а после скандальте сколько угодно.

На миг все замолчали, и Гунтер успел прокричать своим воинам:

– Опустите мечи! Пусть Дитрих Бернский выводит своих людей!

– Король, умоляю, спасите нас! – бросилась к нему Кримхильда. – Ведь супруг мой столько сделал для вас добра!

Дитрих, обняв Этцеля и Кримхильду, двинулся к дверям.

– Попробую, – пробасил он, – хотя остаться бы живу самому.

Стража, которая рвалась с лестницы спасать своего короля, натыкалась в дверях на Данкварта и откатывалась назад, всякий раз теряя новых бойцов.

И все-таки Данкварт выпустил Дитриха с Этцелем и дрожащей от ужаса, плачущей Кримхильдой. За ним прошли через двери все его молодцы. Когда же какой-то гунн попытался пристроиться к ним, Данкварт ударом меча свалил его на пол.

– Мы тоже уходим с пира! – прокричал Рюдегер Бехларенский. – Нибелунги, выпустите и моих людей, мы вам не враги!

Когда же бехларенцы покинули зал, начался кровавый пир, какого еще не было ни в одном из дворцов.

– Фолькер, дружище! Вы ближе к брату, станьте же рядом с ним, а мы тут поразговариваем! – крикнул Хаген.

Этцель, растерянный, стоял во дворе и умолял вассалов вмешаться. Наверху, в зале, его гости убивали самых знатных из гуннов.

* * *

Гунны дрались в зале упорно. Но оставалось их все меньше – еще способных сопротивляться. А потом крики, стоны, лязг оружия смолкли, и воины Гунтера сели передохнуть после боя.

Хаген и Фолькер спустились по лестнице вниз, к выходу во двор, чтобы осмотреть, не готовят ли гунны новый отряд.

– Не стоит нам долго рассиживаться! – вскричал в это время в зале молодой Гизельхер. – Надо выбросить трупы врагов вниз, они помешают нам драться, когда гунны полезут вновь.

Эти слова услышал и Хаген.

– Речь настоящего воина! – похвалил он. – Горжусь, что служу у такого короля, он рубился сегодня как настоящий герой!

К Этцелю в дальнем конце двора стекались дружины.

– Эй, вояки! – крикнул им насмешливо Хаген. – Взгляните на наших королей, как они бьются! Только тот народ и отважен, кого на бой ведут сами короли. Почему это ваш прячется за спину жены?

Не выдержал тех позорящих слов Этцель и потребовал принести себе доспехи.

Кримхильда и свита с трудом удержали его: все понимали, старому воину с Хагеном не совладать. А погибнет король, что будет с гуннской державой?

Кримхильда приказала наполнить щиты драгоценностями из казны.

– Герои! – воззвала она к воинам. – Тот, кто доставит живого Хагена или принесет его голову, получит все это.

Немало смельчаков из гуннов, датчан, баварцев шли на приступ волна за волной, но лишь некоторые возвращались назад невредимыми.

Страшная рубка продолжалась до сумерек.

В сумерках братья Кримхильды спустились во двор и, встав у дверей, стали звать Этцеля на переговоры.

Кримхильда не отпустила его одного – окруженные многочисленной ратью, подошли они к собственному дворцу.

– Зачем зовете? – спросил Этцель. – Или надеетесь, что я соглашусь на мир? Так знайте, этого не будет. Слишком много вдов стало из-за вас в моей стране.

– Разве мы первые начали бой? – проговорил Гунтер. – Вспомни, кто истребил наших слуг? А ведь мы доверились тебе как родному.

– Да разве не с добрыми чувствами ехали мы к вам на пир? – спросил Гизельхер. – За что же вы напали на нас?

Тут не выдержали гунны, окружавшие короля с королевой.

– От ваших добрых чувств стон стоит по всему городу! – закричали они. – Смерть нибелунгам!

– Зря вы злобствуете, – снова заговорил Гунтер. – Куда разумнее закончить дело миром. И у вас и у нас потери немалые, к чему их еще увеличивать?

– Да разве сравнимы ваши потери с моим горем! – вскричал Этцель в отчаянии. – Вы убили моего сына, истребили мою родню, а теперь хотите уйти живыми?

И снова гунны, заполнившие двор, воскликнули:

– Смерть нибелунгам!

– Тогда мы просим вас об одном, – сказал Гернот. – Вы сами видите, сколь многочисленна ваша рать и как мало нас осталось, выпустите нас во двор, чтоб ускорить нашу кончину. Мы смертельно устали от жестокого боя – к чему растягивать наши страдания?

Гунны заколебались. Этцель хотел уже согласиться, но Кримхильда успела разгадать хитрость своих братьев.

– Нельзя выпускать их во двор. Они здесь поостынут на свежем ветру, понаберутся силы и причинят нам немало бед. Лучше, мой король, прикажите загнать их в зал, и мы их там подожжем – вот и ускорим конец.

– Теперь я вижу, как желаешь ты добра своим братьям, – проговорил, услышав ее слова, Гизельхер. – Только ответь, за что ты хочешь моей погибели, разве я не был верен тебе? Только потому и поддался я на твое приглашение, что верил в твою любовь и вспоминал тебя с любовью.

– Я тоже любила вас, – проговорила с горечью Кримхильда. – До тех пор, пока вы не стали держать сторону Хагена. Но коли вы согласны выдать мне его заложником, тогда поговорим о мире, братья мои. Иначе вам придется ответить за все вместе с ним.

– Вассалов мы не выдавали никогда, – сказал, усмехнувшись, Гернот. – И не предадим сегодня.

– Уж лучше по-рыцарски пасть в бою, чем выдать вассала, – подтвердил Гизельхер его слова. – Ты, сестра, предлагаешь невозможное.

– И я брата не покину вовек, уж лучше паду с ним вместе, – проговорил Данкварт.

– Тогда разговор наш окончен. – И Кримхильда повернулась к своим воинам: – Вперед! Гоните их по лестнице в зал, пусть с ними беседует огонь.

* * *

Дворец запылал, и бургундам впервые сделалось страшно. Мучил их жар, дым выедал глаза. Доспехи раскалились так, что голой рукой было к ним не прикоснуться.

– Хороший же пир уготовила нам Кримхильда! – проговорил Гизельхер.

Скоро с потолка стали валиться горящие головни.

– Все к стенам! – Хаген нашелся и тут. – Встанем у окон. Над головами поднимем щиты. Топчите упавшие головни в крови на полу.

Лишь снаружи казалось, что дворец весь охвачен огнем. На самом деле сгорела крыша, зал же остался целым. К утру от дворца к небу поднимался черный дым, без пламени, но Кримхильда надеялась, что наконец ее враги заплатили свое.

Этцель послал на разведку небольшой отряд.

Все нибелунги оказались живы. Вассалы собрались вокруг королей и отразили новое наступление.

– Если Этцель поздравил нас с добрым утром, значит, будем ждать новых гостей, – мрачно пошутил Гунтер.

И в это время в дальнем углу двора они увидели Рюдегера.

* * *

Рюдегер Бехларенский, уйдя вместе с дружиной с пира, который превратился в побоище, ночевал дома. Он надеялся, что короли как-нибудь помирятся, и был удручен, узнав о том, что бой все еще продолжается.

– Готов пойти к ним посредником, – заговорил он было с Этцелем, но Этцель сразу ответил:

– Поздно. Я успокоюсь, только когда все нибелунги заплатят мне кровью.

– Взгляните на сильнейшего из своих вассалов, – проговорил человек из свиты Кримхильды. – Столько наград получил он от вашего супруга, столько милостей – и до сих пор не обнажает меча.

– Умолкни или умрешь немедля! – воскликнул в ярости Рюдегер, услышав эти слова, и ударом кулака сбил его на землю. – Я и сам горюю, что не могу с дружиной напасть на нибелунгов. Я был их проводником, вел их сюда на ваш пир, как же буду биться с ними? Это бесчестно.

– Да, я вижу, – мрачно проговорил Этцель, взглянув на упавшего в пыль своего вассала. – Вы мне хорошо помогли.

Тут подошла и Кримхильда:

– Маркграф, сколько раз вы твердили и мне, и супругу, что готовы рисковать за нас жизнью. Что же теперь? Сегодня ваша помощь нужнее всего.

– Да, королева, вы правы, я готов рисковать за вас жизнью. Но никогда я не говорил вам, что готов погубить свою душу, – ведь ваших братьев я вел к королю на пир, а не на смерть.

– Маркграф, вспомните, вы давали мне клятву, что отомстите каждому моему врагу.

– От клятвы я не отказываюсь, королева. Но это не враги – это ваши братья! Потому они и гостили в моем замке, потому я одаривал их. И младший ваш брат, Гизельхер, обручен с моей дочерью. Как же я теперь пойду его убивать? Я погублю свою душу!

– Признайтесь честно, маркграф, что боитесь не за душу свою, а за жизнь, – сказала Кримхильда с презрением.

– Король, обнажив меч, я лишь навлеку и на вас и на себя новые несчастья. Я готов вам вернуть все награды, земли и замки. Уж лучше уйду я в изгнание, но не посягну на дружбу, верность и честь.

– Дружбу с кем? С убийцами моего мальчика? Пожалейте же меня и короля, наш друг, – снова заговорила Кримхильда. – Они истребили всю родню моего супруга, и я умоляю помочь нам!

– Что же, я решился, – ответил Рюдегер с отчаянием. – За все ваши милости пойду платить своей кровью. А вы уж позаботьтесь о тех, кто мне дорог.

– Твоих домашних я не покину вовек, – проговорил Этцель, – но ты и сам, я уверен, вернешься из боя живым и здоровым.

* * *

– К нам поднимается маркграф! – радостно воскликнул Гизельхер. – Наконец-то мой будущий тесть со своею дружиной идет нам на помощь. Теперь мы отобьемся!

Рюдегер вошел, не улыбнулся, не кивнул, мрачно поставил к ногам щит у дверей и громко проговорил:

– Придется вам сразиться с моею дружиною. Я пришел к вам с мечом. Прежде вы считали меня своим другом, и это было так, но теперь называйте врагом.

– Маркграф, это невозможно! – ответил Гунтер. – Мы не враги вам, и мы вас любим.

– Или забыли вы, что я обручен с вашей дочерью! – сказал Гизельхер. – Я был уверен, что вы пришли нам помочь.

– Я помню все, но поклялся Кримхильде с вами сразиться и должен это исполнить, – ответил Рюдегер. – И все же прошу вас, убив меня, останьтесь верным моей дочери. Она не виновата.

– Постойте! – вскричал Хаген. – Мне вашею супругой был подарен щит. Был он хорош и крепок, но даже он не выдержал гуннских атак и раскололся. Не поделитесь ли вы со мною щитом?

– Охотно, мой друг, берите, – ответил Рюдегер. – Мне он теперь ни к чему. В этом бою я ищу только смерти. Вам же, даст Бог, мой щит поможет вернуться домой.

Рюдегер протянул Хагену собственный щит, и у многих воинов при виде такого подарка показались на глазах слезы.

– Как же больно мне сознавать, что мы с тобою – враги! – проговорил потрясенный великодушием маркграфа Хаген.

– И я об этом скорблю, – ответил Рюдегер. – Больше всего на свете я хотел бы остаться вашим другом, но я поклялся Кримхильде и обязан слово сдержать.

– Что ж, тогда я отказываюсь с тобой биться, убей ты хоть всех моих рейнцев, – сказал Хаген.

– Я тоже, Рюдегер, не причиню вам вреда, видите, я ношу золотые браслеты, что вы подарили мне, – проговорил могучий Фолькер.

– И я к вам не подойду, – сказал Гизельхер, – пусть лучше убьют меня ваши воины, но вас я не трону.

И все же битва началась.

Бехларенцы были отличными бойцами. Многих нибелунгов сразили они в том бою. А впереди них шел Рюдегер. Его меч разил одного врага за другим.

Наконец король Гернот увидел, что все меньше остается у него вассалов, и повернулся к Рюдегеру:

– Больше я не могу терпеть, вы уничтожили многих моих молодцов, защищайтесь же, Рюдегер!

И тем мечом, который Рюдегер сам подарил Герноту, он и был поражен. Но на мгновение раньше и меч Рюдегера взметнулся над головой короля. Оба героя упали рядом, словно друзья.

– Горе мне! Брат мой! – воскликнул Гунтер, увидев падающего Гернота.

Эти слова услышал Гизельхер. А услышав, оглянулся на павшего брата, лежащего обнявшись, словно в сердечной дружбе, вместе с маркграфом.

И в отчаянии от потери двух дорогих ему людей молодой король принялся разить любого бехларенца, попадавшегося ему в зале. А рядом рубились Хаген, Данкварт, Фолькер.

Когда не осталось в зале ни одного живого из тех, кто пришел вместе с Рюдегером, подошли воины к погибшим героям, и второй раз за день хлынули из глаз у них слезы.

* * *

– Обманулись, супруг мой, мы в нашем друге, – сказала во дворе Кримхильда, по-прежнему окруженная воинами. – Слышите, в зале все стихло. Маркграф забыл ваши милости и слово, данное нам. Он договорился с теми, кто прежде звался моими родичами, и отпустит их домой.

– К несчастью нашему, королева, вы ошибаетесь, – ответил сверху в окно ей Фолькер. – Бедный маркграф так старался исполнить клятву, что положил головы всех своих воинов, а заодно и свою. А чтоб вы поверили, сейчас мы покажем вам тело того, кого по жестокосердию своему вы послали на гибель.

* * *

В покои короля Дитриха Бернского смущенно вошел один из его воинов.

– Король, я не стал бы тревожить вас, но от дворца Этцеля и Кримхильды слышатся такие стенанья и плач, что стерпеть невозможно. Уж не случилось ли горе?

– Сходи же узнай, что там за беда, и скорей возвращайся. Но помни: в этой стране мы – чужие. А чужим не пристало впутываться в распри хозяев, пусть Кримхильда сама, коли желает, и ссорится, и мирится со своими родичами. Это дело – не наше.

Воин быстро пошел ко дворцу и уже на половине пути встретил рыдающих людей.

– Маркграф Рюдегер, отрада страны, любимейший из людей, убит нибелунгами! – сказали ему. – Мир добрее не знал человека, и теперь все страдают!

– Не может такого быть! – засомневался гонец. – Его доброту, благородство знает каждый – с чего бы его убивать, даже и нибелунгам? Он им не враг, он привел их сюда.

– Мы сами не верили, пока нибелунги не стали дразнить нас, выставив его мертвое тело в окно!

– Такое уже не прощается! – воскликнул племянник старого Хильдебрандта, отважный рыцарь Вольфхарт. – Мы все, молодые воины из вашей дружины, король, готовы идти и мстить нибелунгам! – Он сказал это сразу, едва вернулся гонец с печальной вестью.

– Пусть прощает Бог того, кто убил Рюдегера, на такое убийцу мог толкнуть только дьявол, – проговорил Дитрих Бернский. – Маркграф – один из любимейших мною людей. Но все же вспыльчивость здесь неуместна, и надо сначала точно узнать, кто виноват в этом убийстве. Хильдебрандт, у вас это получится: поговорите с рейнцами мирно и придите ко мне. И следите, чтобы не было ссоры.

Хильдебрандт хотел отправиться сразу, как был, без оружия. Рюдегера он знал, любил и был потрясен известием.

– Куда ты собрался идти невооруженным! – вскричал Вольфхарт. – Нибелунги стали как звери, они решат, что ты их испугался, и только унизят тебя. Надень скорее доспехи, если хочешь, чтоб говорили с тобой уважительно.

Хильдебрандт, торопясь, надел кольчугу, взял в руки меч, щит.

– Мы не допустим, чтобы ты шел один, и все проводим тебя, – сказал Вольфхарт. – Тогда уж точно не посмеют тебя унизить.

* * *

– Смотрите-ка! – крикнул Фолькер, глядящий в окно из зала. – К нам спешит дружина бернцев. С мечами на изготовку – уж не захотелось ли им тоже подраться!

Бургунды отдыхали после очередного сражения, сидя на чем попало.

– Они клялись нам вчера в мире, когда выходили из зала, – проговорил Гунтер. – Дитрих не станет ввязываться, я знаю.

Скоро по лестнице прогрохотали шаги бернцев, и в дверях встал старик Хильдебрандт. За его спиной маячил Вольфхарт.

Хильдебрандт тяжело нагнулся, поставил у ног щит и спросил:

– Нас прислал король Дитрих узнать, верно ли, что в бою убит Рюдегер Бехларенский. Если так, то это очень печально, рейнцы!

– Ты не ошибся, старик, но лучше бы это была неправда. Мы и сами скорбим, достойней маркграфа мало я знал людей, – ответил Хаген, и все замолчали надолго.

– Кто же убил его? – спросил наконец Хильдебрандт. – Кому я должен платить за это несчастье?

– Тот, кто убил, уже заплатил своей жизнью: они упали вместе – Гернот, наш король, и маркграф.

– Я так все и расскажу нашему Дитриху, а теперь, нибелунги, прошу об услуге: выдайте нам тело, чтобы оплакать маркграфа по чести и похоронить так, как он того заслуживает.

– Это разумно, – отозвался печально Гунтер. – Рюдегер был добр к нам, мы любили его. За такое желание и верность другу – вам честь и хвала!

На том бы все и кончилось: бургунды выдали бы тело маркграфа, амелунги унесли бы его оплакивать, но вышло иначе.

– Эй, вы, нам надоело вас уговаривать, немедленно выдайте тело! – выкрикнул вдруг нетерпеливый, вспыльчивый Вольфхарт, и голос его от волнения сорвался.

– Что там за писк? – тут же отозвался Фолькер. – Если ты так торопишься, иди сюда и возьми его сам – вон он купается в крови.

– Жаль, что король запретил нам вступать с вами в ссору, не то я бы проучил вас за грубость, господин скрипач! – сказал в ответ Вольфхарт. – Несите немедленно тело.

– Ну уж нет, иди за ним сам. А запрет исполняет лишь трус, каковым вы, как я погляжу, и являетесь.

– Молодец, Фолькер, хорошо сказано, – отметил из своего угла Хаген.

– Вы горазды болтать, и придется мне все-таки укоротить ваш язык! – сказал разъяренный Вольфхарт.

– Только сначала я разделю ваш шлем пополам, а заодно и голову!

Вольфхарт рванулся в зал, но Хильдебрандт его обхватил и прижал к дверям.

– Не смей обнажать меч на нибелунгов, или забыл о словах Дитриха!

– Да отпустите вы этого щенка, который строит из себя льва, старик! – крикнул Фолькер. – Я поучу его вежливости.

Вольфхарт рванулся, освободился из объятий дяди и оказался в дверях. Старый Хильдебрандт все же успел опередить его и первым влетел в зал, обнажая меч. За ними, топоча по лестнице, вбежали все воины из дружины Дитриха.

И вновь началась кровавая рубка.

Хильдебрандт бесстрашно наскочил на Хагена, и удар меча его пришелся по тому щиту, который остался у Хагена на память от Рюдегера. Но тут же поток ворвавшихся бернцев разнес их в разные стороны зала.

Лучшие воины, которых знала земля, дрались отчаянно и падали друг возле друга.

Хаген обернулся на мгновение и увидел, что рухнул брат его, Данкварт. И сразу двое бернцев были повержены им – за себя и за брата.

Вольфхарт прошел несколько раз через зал, разя бургундов, он стремился сойтись в поединке с Фолькером, но их разбрасывали другие дерущиеся бойцы.

Только все меньше их становилось, и уже самые отважные валились на пол, подкошенные ударом.

Фолькера достал сам Хильдебрандт, после того как могучий шпильман зарубил другого могучего воина – герцога Зигштаба. Многие сражения прошел герцог со славою, но меч шпильмана в этом зале оборвал его жизнь.

Однако не успел он возрадоваться, как упал, зарубленный стариком. Оставалась еще у Хильдебрандта былая сила!

А Вольфхарту достался другой противник – король Гизельхер. Не мог юный король стерпеть, глядя, как меч вспыльчивого бернца поражает одного вассала за другим, пробился к нему и рассек на нем кольчугу. Вольфхарт, шатаясь, с окровавленной грудью, отбросил щит под ноги другим дерущимся бойцам, ухватился двумя руками за меч и ответил таким страшным ударом, что рассек на короле и шлем его, и панцирь. Они рухнули рядом, как и многие другие герои.

Когда была выбита вся дружина короля Дитриха, а от нибелунгов остались лишь Гунтер и Хаген, старый Хильдебрандт, который, благодаря своей верткости, остался без единой царапины, нагнулся над телом племянника и попробовал вынести его из зала.

Но тяжел оказался племянник, а Хагену не хватало еще одного мертвеца. Да и вспомнил он, кто зарубил друга его, Фолькера.

– Остановись, Хильдебрандт! Неплохо бы нам побеседовать! – И он, в который раз за эти два дня, рассмеялся своим ужасным смехом. – Или я не должник твой?

Король Гунтер, прислонившись к стене, наблюдал за их скоротечным боем. Сил у него самого хватало лишь на то, чтобы, держась за стену, не свалиться на пол.

Хильдебрандт смело взмахнул тяжелым своим мечом, но меч его, как и в начале битвы, отскочил от щита Хагена, подаренного Рюдегером.

– А ты многим нашим бойцам сегодня укоротил жизни. Не слишком ли длинна и твоя! – проговорил Хаген и ударил своим Бальмунгом.

Он рассек на плече старика кольчугу, и тот, поняв, что бой будет проигран, неожиданно для Хагена отпрыгнул в сторону, закинул щит за спину и бросился к лестнице.

* * *

В покоях своих в одиночестве сидел мрачный король Дитрих Бернский. Не хотел он вмешиваться в чужие распри, только как на то посмотрят Этцель с Кримхильдой, когда гостей гуннские воины или порубят всех до одного, или повяжут и бросят в темницу?

И если правда, что вина в гибели добрейшего маркграфа на нибелунгах, то придется все-таки и ему вступить в разговор с гостями. Лишь бы скорей вернулся старик Хильдебрандт и сказал, в чем там дело.

Наконец Хильдебрандт появился из-за угла. Забрызганный кровью, со щитом, закинутым за спину, зажимая правое плечо, старик подходил все ближе, и вид его был дик.

– Неужели и вы ввязались в их ссору, или я не предупредил вас? – раздраженно спросил король. – Кто вас так отделал?

– Этот черт, Хаген из Тронье. Я уже уходил, когда он на меня бросился, едва удалось унести ноги.

– Правильно сделал. Я бы и сам наказал вас, если б не ваша старость. Вы сообразите, что сделали: я обещаю им мир, а вы затеваете ссору.

– Мой государь, я повинен лишь в том, что просил их выдать нам тело несчастного Рюдегера, они же отказались выполнить и это.

– Вы хотите сказать, что маркграфа убили они? Это верно? Кто убийца его?

– Маркграфа убил король Гернот. Но и сам улегся с ним рядом.

– Милый, добрый ко всем человек – и они его зарубили! Это непостижимо. Теперь я и сам пойду говорить с ними, такого спускать нельзя. За убийство маркграфа ответят мне братья Гернота. Зовите сюда дружину, пусть скорей надевают доспехи!

– Король, мне некого звать, – ответил трясущимися губами Хильдебрандт. – От всей вашей дружины остался лишь я. Остальные лежат там, в том зале.

Король, надевавший доспехи, пошатнулся от этой вести. Страшнее несчастья у него еще не было. В один день он превратился в беднейшего из людей. И не с кем ему теперь было отвоевывать родную страну.

– Как могло случиться, несчастный, что там полегла вся дружина? Ведь у наших бойцов были свежие силы, а те – истомлены? И скажи, остался ли в живых кто-то из нибелунгов? С кого мне спросить за несчастье?

– Живы лишь Хаген и Гунтер.

Недолго сражался Дитрих с искуснейшими из бойцов. Обессиленных, он сжал их одного за другим в крепких объятиях, связал и доставил в темницу. С Кримхильды он взял слово, что пленных оставят живыми, сам же, рыдая по убитым богатырям, пошел, не разбирая дороги.

* * *

– Что, Хаген, не пора ли вернуть вам свой долг? – Пришла королева Кримхильда в темницу к своему ненавистному врагу. – Верните хотя бы мой клад, тот, что дарил мне Зигфрид на свадьбу. Скажите же, где он? Или мне придется лишить вас жизни.

Но Хаген лишь усмехнулся страшной своею улыбкой:

– Не стращайте меня понапрасну. Я поклялся вашим братьям молчать о том кладе, пока не узнаю, что все они умерли.

– От клятвы такой я освобожу вас легко. Смотрите, сейчас вам принесут голову последнего из королей! Того, с кем вместе вы убивали моего Зигфрида.

Хаген глянул вперед и вздрогнул от ужаса. Слуги пронесли перед ним голову короля Гунтера.

– Что же, теперь вы свободны от клятвы? Где же мой клад?

Но Хаген лишь засмеялся в ответ:

– Напрасно вы ликуете. Больше никто в мире, кроме меня, не ведает, где спрятан проклятый клад нибелунгов. А я не скажу никогда, и, значит, вы его не найдете. Считайте, что он исчез навсегда.

– У вас есть еще один долг, и этот долг вы мне вернете. Отдайте мой меч, Бальмунг, его был вправе носить только Зигфрид. – Она выдернула из ножен Хагена длинный меч Зигфрида, взмахнула им и в одно мгновение срубила голову страшного и могучего воителя.

* * *

– Где Хаген, где Гунтер? – спросил ее муж, когда она поднялась во дворец.

Рядом с королем стоял старик Хильдебрандт, знаменитый когда-то боец, обучавший самого Дитриха.

– Теперь они пленники, не враги, и Дитрих дал им слово, что сохранит их жизни. Хотя и меня самого Хаген едва не убил в этом зале.

– С пленников я получила долги, – проговорила Кримхильда, – и теперь их головы лежат отдельно от тела. Прости меня, Зигфрид, что столь долго ты дожидался отмщения! – Она улыбнулась, а Хильдебрандту показалось, что улыбка ее страшнее улыбки Хагена.

– Вы не сдержали слова! – вскричал разъяренный Хильдебрандт. – Лучшие из людей погибли в этой рубке из-за вас. Из-за вашей жажды мести, из-за стремления получить сокровища, над которыми тяготеет проклятье! Не слишком ли дорого вы оценили эти долги? Думаю, пора вам самой заплатить за жизни стольких богатырей!

Старый рубака взмахнул мечом и на глазах у растерянного Этцеля поразил королеву.

* * *

Так закончился этот страшный пир, затеянный Кримхильдой.

И так началось разорение королевства бургундов, которых гунны называли нибелунгами.

Над могилами героев выросли высокие травы. И время сровняло с землей те курганы, где лежали их славные останки. Лишь седой Рейн хранит великую тайну золота нибелунгов.

А память, как быстрый ветер, пролетит над землею, и кто-то поднимет к небу голову, словно услышав далекий призыв, и снова откликнется чья-то жизнь на повесть о великих воинах.