Детство воина

Когда великий полководец святой благоверный князь Александр появился на свет, его никто не называл Невским. Однако все знали, что в этот мир пришел будущий князь.

«Князь Александр Ярославич сердится», — с уважением говорили слуги, если младенец начинал плакать.

Он родился в городе Переяславле-Залесском в светлые майские дни 1220 года. И отец его, и дед, и прадед — все были князьями. В те времена князь на Руси имел свое войско — дружину, ему подчинялись знатные воины — бояре. У них тоже были свои дружины, только поменьше. Князья правили городом и народом, который жил вокруг этого города. Но и сами князья подчинялись воле старшего среди них — его называли великим князем.

Отец Александра Ярославича, Ярослав Всеволодович, после того как не стало двух его старших братьев, сделался великим князем Но это случилось, уже когда Александр был юношей, а на Русь обрушилось страшное несчастье, какого не знали прежде. Пока же о будущих несчастьях никто не думал, и маленький Александр подрастал на радость отцу и матери.

Княжич Александр, как положено, сначала рос на женской половине, в хоромах матери, княгини Феодосии. Он был вторым сыном у родителей. После него родились Андрей, Василий, Ярослав и еще четверо братьев, а также две сестры. Когда в семье растет столько малышей, матери в одиночку нелегко с ними справиться. Особенно если это не просто мать, а княгиня, которой положено заботиться не только о детях и муже, а еще и обо всем огромном княжеском хозяйстве. Поэтому к младенцу Александру скоро приставили кормилицу и няньку. Кормилицу в те времена выбирали придирчиво — приводили на княжий двор несколько здоровых, веселых и чистоплотных молодых женщин, у которых недавно родился ребенок и было много молока. Лекари их осматривали, даже пробовали молоко на вкус. Александр кормился грудным молоком лет до двух-трех. Такое долгое кормление считали очень полезным.

Пока ребенок был мал, различить, мальчик это или девочка, в те времена удавалось не сразу: одевали их одинаково, волос не стригли. А вот княжича Александра с девочкой никто бы не перепутал: уж больно голос у него был басовитый. Если случалось ему заплакать, чудилось, будто гудит труба. Но такое бывало редко, обыкновенно Александр улыбался знакомым и незнакомым. «Счастливым нравом Господь одарил княжича», — говорил каждый, кто на него смотрел.

Когда же Александру исполнилось пять лет, съехались в Переяславль-Залесский его старшие родичи. Облаченные в праздничные одежды, собрались они в Спасо-Преображенском соборе, перед которым теперь стоит бронзовый бюст великого полководца Александра Невского. И там после молебна над Александром был торжественно совершен обряд пострига. После этого старинного обряда мальчика признавали мужчиной и законным княжеским сыном. На Александра надели сшитую для него одежду воина, пояс, к которому прикрепили маленький меч, и бережно посадили на коня. «Теперь ты маленький мужчина, — объяснил отец, князь Ярослав Всеволодович. — Тебя приняли в почетный круг воинов-всадников. И с этого дня учить будут не няньки, а опытные бояре — дядьки».

Первым учителем Александра стал знаменитый воевода боярин Федор Данилович.

Город на Суздальской земле, в котором подрастал княжич, — Переяславль, или, как его еще называли, Переяславль-Залесский, — окружен был полями с доброй землей, большими селениями. За селениями росли густые леса. В этих чащобах бродили медведи, подстерегали добычу хищные рыси, огромные дикие кабаны-вепри рыли землю в поисках корма. Зимой за деревянной оградой-тыном выли голодные волки. И стояли на той же земле вдоль берегов рек другие русские города: Владимир, Суздаль, Юрьев, Москва, тогда еще и не город даже, а маленький городок.

У Александра были два знаменитых деда. Одного, со стороны отца, звали Всеволод Большое Гнездо — уж больно много имел он детей и внуков. Другой, со стороны матери, Мстислав, носил прозвище Удатный, что значило «удачливый». Очень уважали Всеволода русские князья, но, когда Александр родился, деда в живых уже не было. А вот Мстислав, отец матери, еще княжил в городе Галиче. Его не только уважали, но и боялись — он был прославленным воином и старался повсюду восстановить справедливость. Однажды, еще до рождения Александра, когда Мстиславу показалось, что молодой князь Ярослав живет не по-божески, враждуя с собственными братьями, забрал он у него в наказание свою дочь, юную княгиню Феодосию. Но Ярослав с братьями помирился, и юная княгиня вернулась к мужу, а скоро и Александр родился.

Пока Александр был мал, отец несколько раз уходил с дружиной в Великий Новгород, что стоял на реке Волхов за дальними лесами, холмами и непролазными топями. Оттуда, с Новгородской земли, началось когда-то княжение дальних предков Александра — Рюрика, Олега и Игоря. Оттуда пошла земля Русская.

Господин Великий Новгород отличался от других городов. Он сам выбирал себе князя и вместе с князем правил многими землями и народами. Только теперь все чаще стали на Новгород нападать враги. То литва, воинственное племя, придет грабить новгородские селения, то немецкие рыцари. Рыцари, для того чтобы легче было у Новгорода отнять его земли, даже крепостей понастроили. И новгородцы стали звать к себе князя Ярослава: «Уж ты приди к нам княжить с сильной своею дружиной, чтобы вместе с новгородским войском проучить захватчиков».

Князь Ярослав приходил, учил захватчиков, но потом своевольные новгородцы с князем ссорились, и он, обиженный, возвращался в Переяславль. «В Переяславле князя никто не обидит, — слышал юный Александр разговоры взрослых. — Переяславль князю по наследству достался от отца. Это только у новгородцев такая воля, чтоб князей менять».

Однажды, когда новгородцы снова позвали князя Ярослава Всеволодовича, он прибыл не только с дружиной, но и со своими детьми.

Старший, Федор, весь путь от Переяславля проделал верхом на мохноногой лошадке и этим очень гордился.

Александру было тогда восемь лет. Он тоже хотел ехать сам, но отец, берегший его, заставил сына сесть в возок вместе с матерью и малышами. Александр из-за этого очень переживал, он уже хорошо управлялся с лошадью и мог бы скакать на ней весь день.

Когда проехали города Волок Ламский, Тверь и приблизились к Торжку, Александр упросил наконец отца и дальше ехал верхом вместе с юными воинами — отроками. У него уже и дружина была своя, малая.

Однако скоро новгородцы опять поссорились с Ярославом, потому что хотели для себя больше воли, и тот решил вернуться в Переяславль. А чтобы князь не привел оттуда полки своих воинов в отместку, новгородцы решили оставить у себя двух его сыновей — Федора и Александра.

Слабосильный Федор при расставании с родителями плакал — он боялся жить в незнакомом городе. И Александр его утешал: «Ты же не один, ты со мной. Если что, я тебя заслоню!» Федор давно страшился оставаться один, без младшего брата. Он с детства пугался темноты, незнакомых людей. Александр же ничего не боялся.

В свои восемь лет Александр старался держаться рядом со взрослыми воинами. «Ты — князь. Ты первым начинаешь битву и за собой ведешь войско, а потому должен лучше всех управлять конем, — учил его воспитатель, боярин Федор Данилович. — Ты должен лучше других биться на мечах, стрелять из лука, владеть боевым топориком».

И Александр учился ратному делу с раннего утра до позднего вечера. Уже рука еле двигалась и глаза щипало от пота, а Федор Данилович гонял его по утоптанной траве от березы к березе то с мечом, то булавой. «Когда сеча идет, нет времени думать, как ловчее врага сразить. Там руки сами за тебя думают да решают, — говорил бывалый воин. — А для того они должны воинскую науку постичь и накрепко запомнить».

По приказу Федора Даниловича ратники приволокли огромный пень, боярин сам углем начертил на нем круг, и Александр снова и снова бросал в него боевой топорик. А после того как топорик дюжину раз подряд вонзался в центр круга, Федор Данилович вручал княжьему сыну копье.

Но особым искусством была стрельба из лука. Хороший лучник в те времена, сидя на коне, успевал выпустить по десять стрел за минуту. И каждая стрела летела на двести метров.

«В битве важна каждая малость, — говорил Федор Данилович. — И ежели ты плохо посадишь на ремни ножны для меча, колчан со стрелами, кожух для боевого топорика, так тебя и сбросит под ноги коням ловкий противник».

Но это была еще только наука для простого ратника.

«Князю в битве положено знать больше, — повторял Федор Данилович. — Князь — он и душа, и ум дружины. Он должен все разуметь: и как построить полки перед сечей, и где поставить пешцев сомкнутыми рядами, а где — тяжелую конницу. Как расставлять дозоры, осаждать крепости, вести войско по незнакомым лесам и ставить гати через глубокие топи. Сделаешь это лучше супротивника — победа твоя».

А еще были тайные приемы, известные только лучшим бойцам. Для такой науки Федор Данилович звал несколько лучших бояр, и каждый показывал свой тайный прием.

Стать хорошим князем, не учась ратному делу, в те времена было нельзя. Но и другие науки требовались. Престарелый инок, монах-грамотей, наставлял Александра в письме и счете. Но это только поначалу.

«Дед твой и прадед знали книжную премудрость не хуже ратного дела, — говорил отец, — вели свободно беседу на многих языках, потому и заслужили почет на Руси. А книга была с ними в любом походе».

Но Александра подгонять не приходилось, он и сам был охоч до книг.

«Вырастет — станет опорой земли Русской», — говорил, любуясь сыном, князь Ярослав Всеволодович ближним людям. И не догадывался, что скоро слова его сбудутся.

Спустя несколько месяцев после того, как уехал князь, а два его сына остались под присмотром новгородцев, девятилетний Александр предложил брату:

— Поехали на охоту, Федя!

Вместе с несколькими отцовскими боярами оседлали они коней и выехали с Ярославова двора — так называлось место, где жили князья в Новгороде.

— Куда это вы, княжата, собрались? — спросили новгородские ратники, которые стерегли город.

— Поохотиться захотелось. Может, зверя какого подобьем! — ответил весело Александр. — Или нельзя?

— Отчего же нельзя? Поохотиться можно, — разрешили ратники.

А когда охотники отъехали подальше от города, к ним присоединился еще десяток отцовских бояр с запасными лошадями.

— Что здесь наши бояре делают? — удивился старший брат.

— Нас поджидают, Федя. Мы с тобой сейчас к батюшке с матушкой поскачем. Сам же говорил, что без них тебе плохо.

Так они и проскакали весь дальний путь, меняя лошадей. И примчались неожиданно в родной Переяславль, на радость родителям.

— Ох и храбрый у тебя княжич! — рассказывали бояре Ярославу. — Сами бы мы ни за что на такое не решились. Он уговорил, все сам приготовил: и лошадей, и снедь в сумах, мы ему только чуть помогали.

Однако соседи у Великого Новгорода были в то время опасные. То одни, то другие мечтали отнять у него богатые земли. Против них без князя с его дружиной городу было не выстоять. Поэтому скоро новгородцы сами запросили Ярослава Всеволодовича воротиться к ним и княжить. И опять приехал он вместе с сыновьями. Александру шел уже одиннадцатый год, и теперь большой вольный город ему понравился.

Дома у здешних жителей были огромные, словно княжьи терема. И улицы, и дворы замощены деревом, так что грязи не видно. А все важные дела новгородцы решали вместе. Ежели у кого дом сгорел или остался кто сиротой, собирается вся улица и обездоленным помогает. Или, положим, надобно новый храм Божий поставить — тут уже сходятся жители нескольких улиц, одной ремесленной слободы (конца), и решают всем миром, какой храм ставить, во чье святое имя. Каждый конец выбирал себе посадника, который следил, чтоб все жили по закону — по Правде.

«Первые законы дал городу великий князь Ярослав Мудрый, наш с тобой предок, — рассказывал отец Александру. — Потому их так и зовут — Правда Ярослава».

Но иногда приходилось новгородцам решать дела, важные для всех горожан: призвать ли, поменять ли князя, пойти ли на войну. Тогда били в колокол на вечевой башне, стоявшей на площади около деревянного возвышения — степени, и созывали городское собрание — вече. На зов колокола, бросив дела, спешили выборные со всех улиц. Густой толпой они окружали степень, подняться на которую дозволялось лишь нескольким людям. Первый из них был степенной посадник, который управлял всем советом-вече и считался главным в городе человеком. Рядом с ним вставали тысяцкий, отвечавший за все городское войско, и князь, который водил свою дружину и городских ратников на войну.

И вот здесь-то все требовали друг от друга одинакового уважения. Это в других городах князь был господином над всеми. А здесь город был сам себе господин, потому и назывался Господин Великий Новгород. И по Правде Ярослава князю полагалось исполнять его волю.

И еще одним отличался Новгород: жили здесь в большом числе торговые гости — купцы из земель дальних и ближних. Они приплывали на своих кораблях со всех концов света и в каких только странных одеяниях не появлялись на улицах! Кто в высоких меховых шапках, кто в тюрбанах, а кто в такой немыслимой одежде, что и представить невозможно. Говорили они на разных языках, и за ними никто из детей следом не бежал, их не дразнил, как это было бы в Переяславле, потому что в Новгороде к гостям-иноземцам давно уж привыкли и уважали их. Они привозили на Русь товары, которые расходились потом по всем княжествам, и от торговли с ними город богател.

Ушел как-то раз Александр с княжьего двора один, без старших. Видит: на улице ребята играют, деревянными мечами бьются.

— Здоров будь, княжич! — крикнул один из них. — Будешь с нами играть?!

Александр прежде всегда под присмотром взрослых ходил, а тут так понравилось ему со своими ровесниками.

— Меня Гаврилой зовут, а его — Мишей. На мечах умеешь?

И стали они разыгрывать сражение. Александр к тому времени знал уже многие воинские приемы, но Миша, Таврило, Сбыслав и другие тоже сражались неплохо. Однако Александр в потешном бою их всех победил.

А когда один из них больно толкнул его, остальные сразу вступились:

— Зачем княжича обидел! Или он тебя толкал? Мы в потешном бою, а ты драться!

Никогда еще Александр не видел, чтобы люди так легко, вольно и весело разговаривали друг с другом, но при этом старались друг дружку уважать.

И когда отец опять не поладил с новгородцами, Александр вместе с Федором остался в Новгороде и убегать больше не пожелал.

Скоро у Александра стало много друзей. Вместе они учились воинскому искусству. Мчались верхом через поля и овраги, быстро спускались с крутого берега реки, переплывали ее, держась рядом с лошадьми, снова вскакивали в седла и стремительно взлетали по круче.

Александр возвращался в княжеские хоромы разгоряченным, и старший брат Федор выговаривал ему:

— Опять носился, как безумный, на лошади! Боюсь я за тебя, Саша. Взял бы ты пегого мерина. Он старый, спокойный, не понесет. У тебя же конь словно молния какая!

— Конь у меня для битвы, для сечи. Он и должен быть как молния, — отвечал, смеясь, младший брат.

Федору шел уже четырнадцатый год, и в очередной приезд отец сказал, что пора ему жениться. Уже и невесту для него подыскали. Только ходил Федор от этого невеселый.

— Боюсь я, невесты, Саша! — жаловался он, когда братья оставались вдвоем. — А ну как станет она на меня кричать, а еще того хуже — драться? Я же люблю, чтоб в доме тихо было, спокойно.

— Так и я люблю ласковое обращение, — успокаивал Александр. — А невесты не бойся. Или я у тебя не рядом? Ежели что не так, ты мне только скажешь, а я уж не потерплю, чтоб она тебя обижала!

Все готовились к свадьбе, уже поехали за невестой, но свадьбы не случилось. Федор неожиданно простудился, слег и через два дня умер. И были в семье у Александра вместо свадьбы похороны.

А потом все родные из Новгорода уехали, и Александр остался один.

Прошел год.

— Ты теперь у меня старший сын, — говорил отец, когда приезжал навещать Александра. — Главная надежда и опора семьи.

И однажды, когда на новгородские земли напали рыцари, князь Ярослав Всеволодович собрал большое войско и вышел им навстречу.

— Вместе пойдем. Дам тебе своих воинов. Береги их! А они станут беречь тебя, — сказал он сыну.

— У меня свои воины есть, — ответил Александр и привел Гаврилу, Сбыслава и Мишу.

— Хорошо знаю их отцов, добрые бояре! — обрадовался князь Ярослав Всеволодович. — В схватках всегда меня выручали. Теперь их сыновья станут твоей дружиной.

Войско князя Ярослава пришло на земли немецких рыцарей, осадило город, который у русских звался Юрьевом, а у немцев — Дерптом, и глава рыцарского ордена, магистр, взмолился о мире, обещал, что больше не будут рыцари грабить новгородских жителей.

Больших битв пока не было, но и в малых Александр так смело дрался, что опытные воины говорили: «Храбрый, ой храбрый! Это он в деда такой, в Мстислава». А некоторые уже так его и звали — Александр Храбрый.

И когда войско возвращалось в Новгород, счастливые горожане встречали его колокольным звоном.

— Здесь у тебя установил порядок, — сказал отец, — а теперь зовут меня в Киев. Еду туда княжить и дружину с собой возьму. Ты же набирай себе дружину из друзей да молодых воинов. Но ежели помощь какая понадобится, шли гонцов, сразу приду. А теперь я поставлю тебя в Новгороде князем.

Александру как раз исполнилось шестнадцать. А в шестнадцать лет и семью заводили, и городом правили.

Его уже все величали Александром Ярославичем.

И когда посреди города забил вечевой колокол, жители знали: созывает их колокольный звон для хорошего дела. Молодой князь Александр Храбрый станет принимать присягу.

На круглое возвышение-степень поднялся посадник, прочитал договор с князем. А потом наступило главное мгновение. Архиепископ Новгородский Спиридон протянул князю для целования большой, серебряный с позолотой, крест. И Александр, склонив голову, три раза перекрестился и поцеловал крест.

Так в те времена князья скрепляли свои клятвы на верность Новгороду.

 

Всенародное бедствие

Когда князь Александр был еще только грудным младенцем, к пределам русским приблизилась страшная беда. О ней возвестили русичам соседи — половцы. Ханы половецкие прибежали на Русь перепуганные и молили о помощи. Прежде они то нападали на русских князей, то роднились с ними, выдавая за них своих дочерей. Даже бабка Александра со стороны матери, Мария, была половецкой княжной, дочерью хана Котяна.

Теперь же половцы твердили одно: «Пришел на наши земли ужасный народ. Он уже покорил многие страны. Теперь хочет завоевать и нас. А как нас завоюет, так и за вас возьмется».

Если бы все русские князья, взяв в союзники половцев, выступили в те дни вместе, они бы тот неизвестный народ победили.

«Прежде Русь была могучей! — говорил Ярослав. — А как стали князья ссориться друг с другом, так ни одного великого дела невозможно устроить».

Александр часто слышал это слово — междоусобица. Его повторял каждый князь, который приезжал к отцу. Продолжалась междоусобица уже давно. Брат воевал с братом, племянник с дядей. Всякий считал, что его обошли землей и властью, обидели, и тайно готовился биться с родичами. Ведь на Руси все князья состояли в родстве. И даже отец Александра, князь Ярослав Всеволодович, воевал против братьев. Но когда те победили, подчинился им, помирился и с тех пор зла на них не держал.

«Еще оттого у нас междоусобица, — говорили умудренные возрастом князья, — что часто власть дается мальчишкам, а им лишь бы подраться».

На подмогу половцам пришло только несколько князей, остальным недосуг было — они рядились друг с другом

И когда эти немногие русские князья вместе с половцами вышли на битву к реке Калке, увидели они столь многочисленную вражью рать, что победить ее малыми силами не было никакой возможности. Князья дрались отважно, но все были разбиты.

На Руси же тогда одни слегка испугались, что неизвестный народ вторгнется и в их княжества, а другие только злорадствовали: «И поделом тем, кого побили. Мы их земли повоюем».

Тем более что иноплеменная рать, которую прозвали татарами, скоро куда-то ушла.

Теперь ученые этот грандиозный воинский союз кочевых племен, народ-войско называют иначе — монголо-татарами. На самом деле собственно монголов и татар насчитывалось не так уж много. Просто, покоряя народы, они заставляли их воинства вливаться в свои войска, подобно тому как река вбирает в себя ручьи и речушки, и постепенно их рати стали несметными.

Когда же после битвы на Калке прошло четырнадцать лет и многие уже стали забывать о ней, о страшном чужом народе, монголо-татары снова подошли к границам Русской земли. На сей раз вел их хан Бату, или Батый, как его прозвали на Руси.

И снова не было согласия в князьях русских. А если бы соединились они, то отстояли бы, верно, родную землю. Только каждый хотел защищать лишь собственное княжество. Тысячи татарских всадников обрушились сначала на княжество Рязанское. Они разграбили и сожгли Рязань, поубивали всех мирных жителей. Лишь некоторые успели убежать в леса.

Рязанские князья бились доблестно, но все погибли вместе с дружинниками. А татарские тьмы двинулись дальше и разграбили старинные русские города: Владимир, Суздаль, Переяславль.

Стон стоял по всей земле Русской. Уцелевшие русичи прятались в лесах с малыми детьми, стариками и домашней скотиной. Те, кто не успел спрятаться, полегли мертвыми среди сгоревших домов.

Словно вал морской в бурю, вражеские орды докатились почти до самого Великого Новгорода. Они захлестнули и уничтожили город Тверь, Торжок и устремились по Селигерскому пути, соединявшему Новгород с Верхним Поволжьем и Киевом. До Новгорода оставалось всего сто верст.

Семнадцатилетний князь Александр спешно собирал войско, чтобы выйти навстречу несметным тысячам врага.

«Если надо погибнуть за Русь, за Великий Новгород, я готов», — объявил он на вече.

Всюду были выставлены дозоры. И они неожиданно сообщили: хан Батый повернул назад свои полчища и направил их в половецкие степи, к реке Дон.

«Под счастливой звездой родился ты, князь!» — радовались новгородцы.

Ведь все понимали: если неведомый народ завоевал многие великие державы, в одиночку его не победишь. Можно только голову сложить, как случилось со многими русскими князьями, с самим великим князем Юрием Всеволодовичем, старшим братом Ярослава.

Потому отец Александра, Ярослав Всеволодович, и поспешил из благополучного Киева во Владимиро-Суздальскую землю, чтобы занять владимирский великокняжеский престол и не оставить в беде разграбленные владения брата, где лежали не убранными многие тысячи мертвых тел и еще дымились пожарища на месте разрушенных городов и сел.

Пока отец принимал под свою руку тех, что прятались по лесам, хоронил убитых по православному обряду, восстанавливал сгоревшие храмы и селения, сын набирал дружину из молодых воинов, потому что знал: не будет теперь покоя Новгородской земле. Однажды пришли к нему бояре и сказали:

— Князь, мы гордимся тобой и любим тебя. Когда ты стоишь на вече, твоей красотой любуются все. Когда говоришь — голос твой звучит как труба, столь он зычен. Разуму твоему дивился сам магистр рыцарского ордена, когда приезжал из Риги потолковать с тобою. И мало кто среди опытных бойцов равен тебе силой. Но может ли воин считаться настоящим мужчиной, если он не женат? Просим тебя, князь, найди себе невесту! А уж мы ее примем, как подобает.

Улыбнулся в ответ Александр:

— Мне и отец советует жениться, да я и сам не против. У полоцкого князя Брячислава подрастает дочь — всем хороша: и умна, и пригожа. Ее бы я в жены взял, если она согласится.

— Дочь его достойна тебя. Мы ее знаем, — обрадовались новгородцы выбору князя. — Ни о чем не беспокойся, уж мы ее сами сосватаем.

Прошло немного времени, и снова явились бояре к князю. Поклонились ему и доложили:

— Невеста согласна! Будем играть свадьбу назло всем врагам.

Так и женился князь Александр Ярославич.

А полчища татарские снова топтали Русь. Теперь они грабили и жгли южные города. И уже были порушены Киев, Чернигов. И снова сжимались от горя и ужаса сердца русских людей.

А некоторые соседи, наоборот, возрадовались. «У князей не осталось воинов. Их земли мы легко завоюем!» — сказал шведский король и отправил в поход против Новгородского княжества своих рыцарей. Вел же их королевский зять, знаменитый воин Биргер. А вместе с ним на кораблях плыли все, кто хотел поживиться чужим добром. И еще — католические священники, чтобы перекрещивать завоеванный народ из православной веры в католическую, римскую.

 

Великие сражения

Однажды зашел князь Александр Ярославич на женскую половину, чтобы взглянуть на своего первенца, малого сына Василия, а тут спешит к нему слуга с грозным известием:

— Беда, князь! От старосты ижорского племени, с реки Невы к тебе вестник!

Вестником был молодой охотник-финн.

— Послал меня к тебе сам Пелгусий, староста Ижорской земли. Велел сказать: шведские рыцари на кораблях зашли с Финского залива в Неву, хотят забрать себе новгородские земли! Поторопись, князь, защитить отечество, не то опоздаешь!

Вестник выговорил эти слова и стал оседать на пол — так он устал. Через леса и болота напрямик он мчался в Новгород без отдыха. Князь приказал унести его в палаты, раздеть, накормить, напоить, дать поспать. Сам же немедленно стал собирать свою дружину.

А тут и прибыли послы от Биргера. «Если можешь — сопротивляйся мне. Я уже здесь, стою на твоей земле», — передавал знаменитый рыцарь.

— Дружина у нас малая. Биргера нам не одолеть, — говорили старые бояре, когда Александр собрал их на совет. — Надо слать гонцов к великому князю. Пусть отец твой собирает полки и приходит сюда. Тогда можно и воевать.

Новгородские бояре! Они словно забыли, что на владимирских и суздальских землях, откуда всегда приходила помощь Новгороду, нет уже сильных полков. Знаменитые воины полегли в сечах с татарами. Ослабла Русская земля, и один только Новгород своими силами должен был оборонять ее от захватчиков с запада. Даже если бы Ярослав и набрал спешно полки из крестьян, что попрятались по лесам, да вооружил их, нескоро дошли бы они до Новгорода.

— Не долго ли будем ждать помощи? Да за это время шведы укрепятся на нашей земле, разграбят селения, уведут в плен жителей, понастроят крепостей. Сможем ли их тогда одолеть? — отвечал молодой князь Александр Ярославич.

«Как поступить? На что решиться?» — спрашивал он самого себя.

— Неоткуда нам ждать помощи! Вся Русская земля стонет под вражьими полчищами. Один лишь Новгород остался нетронутым. Сами пойдем на битву! — решился он и взглянул на друзей.

Быстро снарядились в бой товарищи его юности, молодые воины. Собирали их на битву все новгородские жители.

— Князь! Мы тоже выходим с тобою. Возьми и нас! — стали подходить десятками те, кто занят был ремеслом: кузнецы, кожемяки, плотники и прочий посадский люд.

Их тоже собирали всем миром.

— Пусть нет у нас боевых лошадей. Мы будем биться в пешем строю и заслоним вольный Новгород!

Вечевой колокол бил не умолкая, и прямо от площади, куда сходились выборные, тянулся воинский строй, в который становились молодые мужи новгородские. Уже к полудню войско было построено, готово выступить в поход. Ждали князя.

Князь же молился в храме святой Софии. Он пал на колени перед алтарем и просил Господа о помощи.

«Возьми щит и латы и восстань на помощь мне!» — взывал он к Богу словами из знаменитого псалма.

Окончив же молитву, князь поднялся и поклонился архиепископу Новгородскому Спиридону. И седобородый владыка благословил его на тяжкую битву.

Пока князь молился, войско терпеливо ожидало его.

И вот вышел Александр из храма, остановился на паперти и оглядел с возвышения своих воинов. А те замерли, ожидая напутственного слова. И нашлось оно.

«Не в силе Бог, но в Правде! — возвестил громко князь, обведя огненным взором дружину. — Отстоим нашу землю, Правду и новгородскую волю!»

Пока войско спешным порядком узкими лесными дорогами двигалось через болота, реки и сосновые боры к Неве, ижорский староста Пелгусий оставался в дозоре. Дело было в середине лета, и ночи стояли долгие, светлые и теплые. Прячась в прибрежных кустах, следил Пелгусий за шведскими рыцарями. Ижорское племя его придерживалось веры отцов, сам же он принял святое Крещение и был назван Филиппом. Вел он праведную жизнь, а в эти дни сильно переживал — слишком уж велико было шведское войско. Всю ночь он провел в дозоре, а под утро в предрассветном тумане предстало перед ним чудесное видение.

Неожиданно услышал Пелгусий шум весел и увидел судно. Гребцов, сидевших на веслах, он не разобрал — те словно бы скрывались во мгле. Зато различил Пелгусий двух юных мужей в красных одеждах. Посреди судна стояли, скрестив руки на груди, два князя, два святых мученика — Борис и Глеб.

И донеслось до Пелгусия, как молвил Борис: «Брат Глеб, вели грести быстрее, чтобы мы успели помочь нашему сроднику, князю Александру».

Объятый священным трепетом, Пелгусий не смел пошевелиться, пока струг не скрылся с глаз.

А тут очень скоро подъехал и сам Александр Ярославич. Пелгусий, волнуясь, рассказал ему о чудесном видении.

— Пока не говори этого никому, — попросил князь. — Что враги, где они?

И Пелгусий указал место, на котором в то утро располагался вражеский стан, — там, где река Ижора впадала в Неву.

— Подбираемся по лесу и застаем их врасплох! — объявил князь войску. — Я сам дам приказ к бою и буду впереди вас.

День, 15 июля 1240 года, только занимался. Шведские рыцари отдыхали на берегу. Кто затачивал меч, кто дремал в палатке, кто штопал штаны или чинил конскую упряжь. Их корабли колыхались на невской волне, с берега к ним были перекинуты деревянные мостки. Враги не ожидали внезапного нападения.

Быть может, знаменитый воин Биргер, зять короля и будущий король Швеции, думал, что сражение будет походить на большой рыцарский турнир. Он передал через послов приглашение к битве. И ждал, что князь выстроит свое войско на широком поле. На другой стороне поля выстроит своих рыцарей Биргер. Все наденут доспехи. Герольды протрубят, возвещая начало боя. И кто победит — за тем будет земля Новгородская.

Рыцари не вступали в битву, пока не наденут доспехов. Сейчас же у одних доспехи лежали на кораблях, у других — в шатрах. И когда из ближнего леса на них ринулось несколько сотен мужиков в кольчужных рубахах с топорами и копьями, а с другой стороны — сам князь, верхом на белом коне, в сверкающем шлеме и ярко-красном плаще поверх доспехов, рыцарь Биргер поднялся им навстречу и крикнул:

— Подождите, мы еще не готовы к битве!

— Зато мы готовы, Биргер! Ты ведь звал нас! — ответил Александр и ударил его копьем в лицо.

Биргер упал на руки оруженосцам. Навстречу князю бросилось несколько десятков других рыцарей, заслонив королевского зятя.

Во вражеском стане поднялась суматоха. На корабле протрубили тревогу. К нему прорвался друг князя, Миша, который вел пешее ополчение. Новгородцы хлынули по мосткам на вражеский корабль и стали крушить его. Умолк голос трубы. А ратники Миши обрушились на другие суда.

Еще один княжий друг, молодой боярин Гаврило Олексич, погнался за врагами и въехал, верхом по мосткам прямо на корабль. Шведы сбросили его вместе с конем в воду. Но Гаврило Олексич выбрался с ним на берег и снова напал на врагов.

Третий друг Александра, Сбыслав Якунович, выступавший во главе пеших ратников, рубился огромным топором, и враги отлетали от него во все стороны.

Однако силы неприятеля были немалыми. И те шведы, что успели схватиться за оружие, бились храбро. Александр увидел, как оттеснили они богатыря Ратмира, и бросился ему на помощь. Кто-то из врагов ударил мечом Ратмира сзади по шлему и пробил его. Богатырь упал на колени, но продолжал крушить шведов. Александр пробился к нему в тот миг, когда Ратмир упал ничком на мокрую истоптанную землю.

Князь оглянулся — сбоку рухнул еще один новгородский воин, чуть позади — другой. Рядом с трудом отбивался от врагов знаменитый охотник Яков Полочанин. Он пришел из Полоцка вместе с невестой князя, да так и остался в его дружине.

Слишком неравны были силы новгородского ополчения и захватчиков. И надо было немедленно что-то сделать, чтобы переломить ход битвы.

«Шатер! — крикнул князь. — Рубите шатер Биргера!»

Над рекой, над всем прибрежным пространством взлетали к небу крики, стоны, храп лошадей. Кто-то израненный поспешно отползал из-под конских копыт по липкой от крови земле, кто-то кричал, прося помощи.

«Рубите шатер Биргера!» — снова прогремел князь. И громовой его голос был услышан ратниками.

Красный с золотым верхом шатер, принадлежавший королевскому зятю, стоял посреди стана врагов.

Князь вместе с Гаврилой Олексичем и молодым воином Саввой стали к нему прорубаться. Наконец все трое оказались рядом, и Савва подрубил высокий столб, главную опору шатра.

Увидев, что шатер обрушился, воины Александра радостно закричали, а шведы стали отступать к берегу. Многие, испугавшись, что им не удастся спастись, стали бросаться в воду и добирались до кораблей вплавь. А те, что были на кораблях, спешно отчаливали, не дожидаясь своих.

«Победа!» — крикнул князь, и его воины еще сильнее принялись теснить к берегу последние десятки врагов.

Скоро ни одного рыцаря с оружием не осталось на невском берегу. Лишь раненые издавали тоскливые стоны.

Последние корабли скрывались за поворотом, и счастливые ратники Александра осторожно, чтобы не задеть раны, обнимали друг друга.

Весь вечер они обходили поле битвы и собирали раненых, которые не могли подняться. Перевязывали их, останавливая кровь.

Убитых врагов было множество. Своих потеряли два десятка. Ранен был почти каждый.

Весь следующий день хоронили убитых шведов — о них некому было позаботиться, и воины Александра предали земле их тела.

А потом они понесли победную весть в родной город. Новгород встречал их праздничным колокольным звоном.

Известие о победе молодого новгородского князя немедленно разлетелось по всей Руси. И люди, только что пережившие страшное горе, лишившиеся крова и родных, которых убили или увели в плен, слушая рассказы о Невской битве, с жадностью ловили каждое слово. Значит, остались еще на Руси храбрые воины, есть молодой князь, который повел их на битву против большого войска и победил! И невольно светлели у людей лица, согревалась заледеневшая было от страданий душа.

За эту победу новгородского князя стали на Руси называть Александром Невским И все знали, что шведы их Отечеству больше не угрожают.

Однако еще и лето не кончилось, а на Русскую землю напали другие рыцари — немецкие.

«Русь разорена. Воинов нет. Заберем себе Псков и псковские земли», — решил магистр Ливонского ордена.

Немецкие рыцари сожгли старинный город Изборск, разграбили по дороге многие селения и захватили Псков. Войско их подступило к Новгородской земле. Псков и Новгород всегда считались городами-братьями. И прежде Новгород сразу бы вступился за Псков, но теперь не было у него могучей дружины.

Так случается иногда после победы. После возвращения воинов и ополчения в родной город первую неделю их повсюду славили, во вторую спрашивали, как раны, заживают ли? На третью неделю о них забыли. Горожане вернулись к привычным делам, и недосуг им было слушать ратников с их рассказами о битве.

В обиде на людскую неблагодарность молодые дружинники Александра Невского ушли вместе с князем в Переяславль, на суздальские земли.

А тут как раз пришло известие из Пскова: немецкие рыцари город разорили, многие дома пожгли, псковичей увели в плен, чтобы продать в рабство, по всей Псковской земле установили свое правление.

Через месяц долго ждать вестей уже не приходилось. Рыцари обложили данью новгородские селения, и в тридцати верстах от города стали грабить новгородских купцов.

Тогда и поняли новгородцы, какую глупость они учинили, что обидели отважных воинов вместе с князем. Самые знатные бояре пришли к дому архиепископа Спиридона и встали перед ним на колени. «Один ты, владыка, сможешь уговорить князя, чтобы простил нас. Пусть возвращается скорей в Великий Новгород и спасает нас от немецких рыцарей. Без князя с дружиной все мы погибнем».

Архиепископ поехал в Переяславль и уговорил князя вернуться.

А рыцари Ливонского ордена успели уже построить крепость на берегу Финского залива, в Копорье.

Первым делом князь повел новгородское войско на эту крепость и сокрушил ее. При взятии крепости погиб Гаврило Олексич.

Потом начались осенние дожди и дороги стали непроходимыми.

«Оно и хорошо. Пусть пока ратники учатся рыцарским воинским приемам, чтобы в бою рыцаря победить, а самому живым остаться», — сказал князь.

И пока не грянули морозы, горожане осваивали ратную науку.

Только не одни новгородцы учились побеждать в битве. Каждый день являлись в Новгород молодые псковичи. «Нас в плен гнали, а мы бежать! — радостно сообщали они. — Уж ты спаси наш город, князь! Не то всех горожан рыцари в плен уведут! А нас возьми в свое войско».

Да еще и младший брат, князь Андрей, привел подмогу — полки из низовской, Суздальской земли.

Как настала зима, русское войско пошло на Псков. Рыцарский отряд вышел ему навстречу, но князь обошел его сзади, и русские воины ударили по ливонцам со всех сторон.

В тот же день новгородцы освободили город-побратим.

Такого поражения не мог стерпеть магистр Ливонского ордена и собрал огромные силы. Все рыцарские отряды объединились и двинулись навстречу Александру Невскому. «Мы разгромим его войско, а самого князя посадим в железную клетку!» — хвалились рыцари.

— Ливонцы близко, князь! — докладывали дозорные. — Идет на нас сила великая, железная.

— За ними — сила, а за нами — Правда! — отвечал князь. — И Господь нас рассудит. Место для битвы я выбрал.

А место наметил он вот какое: на Чудском озере, там, где оно переходит в Псковское, у каменной скалы, торчащей из-подо льда. Утес этот издавна называли Вороньим камнем.

Ранним утром 5 апреля 1242 года князь построил свою рать так, чтобы восходящее низкое солнце било в глаза немецким рыцарям.

Ливонцы были одеты в тяжелые доспехи. Даже коней упрятали под латы — лишь виднелись глаза да ноздри. Эта могучая железная сила двигалась острым клином, прозванным свиньей, плечо к плечу, выставив вперед копья, и могла протаранить любой строй.

«Помните, как я учил, — напутствовал ратников князь перед боем, — рыцари сильны, когда в строю, когда один защищает другого. Ломайте их строй. Поодиночке с ними справиться легче».

На подтаявшем льду Чудского озера сходились две рати — грозный ливонский клин, которого так пугались все противники рыцарей, а навстречу ему, охватывая клин по бокам, новгородское войско. С боков легче разбивать строй.

Сначала мнилось — рыцари побеждают. Они разили русских воинов копьями, и те, отбиваясь, понемногу пятились. То в одном месте, то в другом падал новгородец рядом с немецким рыцарем. И вражеский клин все глубже внедрялся в княжеское воинство. Все ждали приказа Александра.

«Пора и ударить!» — вскричал он наконец.

И снова старинные друзья князя, с кем разыгрывал Александр на новгородских улицах потешные бои, бросились в сечу. Пешие, орудуя пикой с крючьями, цепляли рыцарей за железную шею, сдергивали с лошади. Конные врубались в рыцарский строй и бились на мечах. С треском ломались рыцарские копья, мечи звонко ударяли по железным оплечьям, и скоро лед на озере стал красным от крови, а потом потемнел.

Солнце слепило рыцарей, слепило их лошадей. Когда же русские ратники выдергивали ливонцев из седла, тем нелегко было подняться на ноги в тяжелых доспехах. Новгородцы волокли их за ноги по льду, вязали путами. Враги неуклюже барахтались, но выпутаться уже не могли и беспомощно следили за ходом битвы.

«Гони их, гони к берегу!» — крикнул князь пешим ратникам. Многие рыцари этому даже обрадовались — уж на берегу-то они как раз и спасутся — и сами стали отступать. Не знали ливонцы, что вблизи каменного утеса бьют подводные ключи и лед там тонок. Тяжеловесные латники, один за другим, вместе с конями стали проваливаться под лед.

Уже никаким не строем, а толпой, вразброд, бросились они к другому берегу. Но там их встретил засадный полк Александра Невского.

Лишь нескольким врагам удалось бежать. Остальные побросали оружие и, понурив головы, сдались на милость победителя.

Воины Александра сняли с них доспехи и повели рядом с конями во Псков.

Встречать новгородское войско вышли священники и весь псковский народ, славя Господа и князя-освободителя.

«Тут рыцарей довольно, чтобы обменять на пленных псковитян, — сказал князь. — Забирайте их».

И об этом торжестве князя над немецкими рыцарями скоро узнали во многих странах. Но особенно радовались ему в русских городах. «Вторая победа кряду! — говорили счастливые люди. — Быть может, и мы поднакопим силы! И сыщется храбрый князь, который поведет нас на сечу с врагом. И мы тоже сбросим ненавистное иго!»

А на ближних к Новгороду землях наступил покой. Хотя бы на несколько лет. Враги не осмеливались больше нападать на Русь с запада.

 

Отмолить русь

«Наш князь — единственный на Руси, кто не склонил голову перед Ордой! — гордились новгородцы. — А Новгород да Псков — единственные вольные города».

Так и было, и Александр Невский сам гордился этим. Но только пока не умер его отец.

Сначала воины хана Батыя просто грабили русские города. А потом хану понравились волжские степи, и он решил там поселиться. В тех степях прежде жили другие народы, стояли большие древние города, и воины хана их уничтожили. Только те правители, что приходили на поклон к хану, могли сохранить власть над остатками своих народов. За это хан требовал с них десятую часть урожая, любого дохода. И Ярослав Всеволодович, как и другие князья, ездил в Орду на поклон к хану.

Великий князь, прежде ни перед кем не склонявший головы, вынужден был терпеть унижения, потому что не имел войска, с которым мог бы одолеть захватчиков. Ярослав Всеволодович даже умер в пути, возвращаясь из Каракорума, столицы Монгольской империи. А возможно, русского князя там отравили. И когда его не стало, Александра тоже призвали в Орду. Батый прислал в Новгород послов с такими словами: «Александр, знаешь ли ты, что Бог покорил мне многие народы и ты один не желаешь мне покориться? Если хочешь сохранить свою землю, приходи ко мне поскорей и увидишь, какова честь моего царства».

«Советую тебе, князь, ехать к хану, — сказал митрополит Кирилл, когда Александр с дружиной пришел в стольный город Владимир. — Под татарской властью Русь страдает, но сохраняется православная вера. Если же ты попадешь под власть немецкую, то не останется ни Руси, ни веры. Латиняне всех перекрещивают на свой лад».

И решил Александр послушаться мудрого совета.

Он поехал к хану Батыю, и тот принял его милостиво. Хану понравился могучий, прекрасный лицом русский витязь. Батый решил сделать его великим князем Но для этого Александр вместе с братом Андреем должен был предстать перед великим ханом.

И отправился князь в Монголию. Путь его проходил через горы, степи, пустыни. Через многие покоренные татаро-монголами страны. В одном пустынном месте ему показали кучу лошадиных костей, а рядом — белые человеческие кости, полузасыпанные песком.

«Здесь лежат воины твоего отца. Они сопровождали русского князя и умерли от жажды», — сказали князю сопровождавшие его в пути ханские нукеры.

Александр не мог и помыслить прежде, что есть на свете столь обширная держава. За летом пришла зима, и снова лето, а путь его продолжался.

Наконец приехал князь к главному хану в Каракорум и увидел множество таких же, как он, правителей разных стран и народов.

Каждый из них должен был дожидаться своей очереди, чтобы предстать перед великим ханом. Когда хану доложили о прибытии русского князя, владыка Монгольской империи долго расспрашивал, в какой же стороне его державы помещается Новгород. Наконец уразумел и радостно закивал.

И подумал Александр Невский, что прав был, когда решил смирить гордость и покориться Орде. Нельзя совладать с такой огромной, такой страшной силой в одиночку. Она уничтожит тебя, почти не заметив. Лучше перетерпеть, но спасти русский народ от погибели.

И вернулся Александр Невский на Русь великим князем Александру Ярославовичу отдавались под власть разрушенный татарами Киев и соседние княжества, а также и Великий Новгород. Брат его Андрей получал во владение Владимиро-Суздальскую землю.

Новгородцы были счастливы: князь уберег их от татарского нашествия. Но несчастливы оказались суздальцы.

Андрей Ярославич, вернувшись из Каракорума, женился на дочери князя Даниила Галицкого Устинье. И все было бы хорошо: князь Даниил Романович слыл и воином знаменитым, и правителем мудрым, не зря его уговаривал сам папа Римский принять королевский титул. Но только ханские лазутчики доносили в Орду, что готовится галицкий князь противостоять ханам, обносит свои города крепостными стенами и договаривается о помощи с соседними государствами. А князь Андрей Ярославич обещает поддержку своему новому родственнику.

Узнав об этом, сын хана Батыя, Сартак, пожелал проучить Андрея и послал своего полководца Неврюя с огромной ратью на Суздальскую землю.

Андрей Ярославич встретил ордынцев у Переяславля. Дружина его была разбита. Сам он бежал сначала в Новгород, а потом в скандинавские земли.

Ханские же воины опять жгли селения, разоряли дома, хватали жителей и, связав, волокли их в плен. Тысячи их заполнили Владимирское княжество. Опять дымились порушенные города и вороны каркали над развалинами церквей.

Александр Невский бросился на выручку, чтобы спасти Русскую землю от полного уничтожения. Каждому татарскому сотнику, тысяцкому он показывал ярлык, который получил от хана. И, увидев большой медный знак, татарские воины склонялись перед ним, уступали великому князю. Так Александр отвел погибель от родной земли. А потом, как когда-то отец, хоронил мертвых, собирал по лесам тех, кто остался в живых, вместе с ними восстанавливал храмы, жилища.

Покой и мир воцарился на Русской земле. Да, неподалеку лежала Орда, при каждом русском князе состоял посланник хана — баскак. Но все же люди знали, что их не уведут в татарский плен, не порушат дома, не потопчут поля. Великий князь старался выкупить и тех, кого угнали в Орду. Земля Русская вновь начала богатеть, снова на улицах играли дети, во дворах мычал скот. А в столице Золотой Орды, городе Сарае, была даже учреждена православная епархия. И правил церковными делами оттуда православный епископ.

Следом за радостью часто приходит невзгода, а следом за невзгодой — радость.

Ордынцы решили провести перепись русского народа, чтобы облагать его данью. Ходили по улицам и переписывали жителей в каждом дворе. Чем больше во дворе взрослых мужчин — тем больше дань.

Города, испытавшие на себе всю тяжесть татаро-монгольского нашествия, смирились и с этим. Но вольный Великий Новгород, не ведавший подобного несчастья, подчиняться ханской воле не пожелал.

— Где твоя гордость, князь?! — кричали новгородцы на вече. — Или стал ты ханским прислужником?

— Гордость моя при мне, — отвечал Александр Ярославович, — да только гордость в таком деле худой советчик. Тут смирение надобно.

Новгородцы не желали подчиниться. Город бушевал. Каждый день ударяли в вечевой колокол. Каждый день спорили на площади, улица ссорилась с улицей, двор — со двором.

— Не пускать татар, не давать им числа! — кричали одни.

— Не пустим, так они сами придут. А как придут, так и от города ничего не оставят! — отвечали другие.

— Это еще посмотрим, кто кого!

Однажды разъяренные новгородцы бросились на двор, где жили татары и едва их не поубивали. Хорошо, Александр выставил большую охрану. Иначе хан не простил бы такого городу.

— Отпусти нас к хану. Мы расскажем ему о безобразиях, которые творятся в этом городе. Хан пошлет свои тысячи и накажет твой город, — стали требовать татары. — Тех, кто не хотел подчиниться, хан сделает своими рабами.

Больно и стыдно было Александру Невскому. Столько лет он вместе с новгородцами гордился их вольностью.

— Молю вас, потерпите! — отвечал он ханским посланникам. — Новгородцы что дети малые. Пошумят немного и смирятся.

Однако и у него кончилось терпение.

— Завтра я ухожу от вас, новгородцы, и отдаю город на ханскую волю.

Только тогда опомнились горожане и подчинились. Татарские десятники, сотники стали переписывать и в Новгороде двор за двором. Не успели смириться русичи с взиманием податей, как случилось новое лихо: вместо татарских послов приехали восточные купцы. На Руси их всегда уважали. Они привозили редкостные товары: шелка, украшения, пряности, а увозили меха, охотно покупали соболя, куницу, даже белкой не брезговали. Однако на сей раз купцы явились не за товаром. Они откупили у хана право собирать подати, и если какой двор не мог заплатить сразу, то должен был потом отдать больше прежнего.

— Человек хороший, прости уж! Зимой волки у меня и корову, и коня задрали. Дом сгорел. Нет ничего. Сами едва живы остались, — умолял несчастный хозяин.

— Как ничего нет? — удивлялся откупщик. — Дочь есть? Есть. Сын есть? Жена есть? Сам есть? Сына давай, дочь давай, самого уведем, на базаре продадим.

И снова возмутились русские люди от такого грабежа. Теперь уже роптал не только Новгород, а и многие города русские. Ведь не каждый год на поле урожай, не всякому хозяину постоянно везет.

Поехал великий князь Александр Ярославич в Орду и уговорил-таки хана прогнать с Руси откупщиков.

Теперь дань стали собирать сами жители, а привозил ее в Орду князь.

Но только порадовались этой вести, как другое несчастье нависло над Русью.

Созвал однажды хан своих советников и спросил:

— Остались ли еще земли и народы, не подвластные мне?

— Остались, владыка. Горные племена все еще сопротивляются. Они всегда отличались непокорством. А нашим воинам с ними не управиться. Они привыкли воевать в степях.

— Зачем посылать в горы наших воинов? Пускай наш друг, русский князь Александр, отправит туда свое войско. Не зря же о нем идет слава по всему миру.

Узнал об этом Александр Невский, и опечалилась его душа. Не хватало еще жизнями русских воинов платить за ханские победы!

У князя подрастали сыновья: Василий, Дмитрий, Андрей и меньший, Даниил. Неужели и им придется завоевывать для хана разные страны?

«Не отдавай наших сыновей в ханское войско! — взмолились новгородцы и суздальцы. А с ними пришел и сам митрополит, старец Кирилл. — Поезжай к хану, отмоли у него наших детей! Не допусти, чтобы кровь православная проливалась за дело язычников! Только ты сможешь уговорить хана».

Александр Невский это понимал и сам.

Поехал опять великий князь в Золотую Орду. Повез дорогие подарки хану, его женам, его родичам. Лишь бы освободить русских воинов от ханской службы. Лишь бы отмолить их.

Он был нездоров, но старался не показывать своей болезни. И отмолил, заслонил Русь от новой напасти.

Только по дороге домой силы его стали иссякать. Совсем больной, князь добрался поздней осенью по реке Волге до Городца, где правил тогда его сын, и там скончался.

За несколько часов до смерти, 14 ноября 1263 года, князь успел принять монашескую схиму, созвал к своей постели князей, бояр и простых людей, которые при нем состояли, благословил их и попросил у них прощения за нечаянные обиды.

Святое тело Александра Невского понесли к городу Владимиру.

Печальная весть о кончине великого князя пришла во Владимир, когда в соборном храме народ молился о его благополучном возвращении. Богослужение совершал сам митрополит Кирилл. Он и узнал о ней первым. А узнав, не стал скрывать слезы и горестно объявил верующим: «Дети мои, знайте: закатилось солнце земли Русской!»

И навстречу погребальному шествию из Городца вышли жители Владимира встречать усопшего князя так, словно он был жив. Впереди шел митрополит Кирилл, следом — духовенство, бояре. А уж за ними — все горожане, ибо Владимир в те часы обезлюдел.

За десять верст от городских ворот встретились две торжественные и печальные процессии. А уж отсюда погребальное шествие с церковными хоругвями, зажженными свечами под пение молитв двинулось к городу.

И, как написал тогда летописец, казалось, что вся земля Русская стонет.

Ни с кем не расставался народ русский с такой скорбью, как со своим великим защитником.

Гроб с останками благоверного князя внесли в Рождественский собор и поставили между гробами его предков для торжественного отпевания.

 

Святая память

Когда святые мощи князя уже были положены в раку для погребения в монастыре, случилось чудо.

Митрополит Кирилл вместе с экономом (управителем монастырского хозяйства) Севастьяном принесли духовную грамоту, чтобы вложить ее в руку князю, да так и захоронить. Рука же у князя была сжата в кулак. И неожиданно он сам, словно живой, разжал ее, протянул и взял грамоту, заставив митрополита с экономом отступить в благоговейном трепете.

И это было лишь одно из чудес, которые творились после смерти великого князя.

Почти пять веков прошло с тех пор, как Александр Невский отстоял землю Русскую, дав отпор врагам, которые наступали на Русь с запада. И наступило время, когда император Петр Великий решил увековечить память великого воина Александра Невского.

За Смольным двором, где маленькая речка Черная впадала в Неву, царь в 1710 году повелел поставить монастырь во имя Пресвятой Троицы и святого Александра Невского, который позднее, в 1797 году, назвали Свято-Троицкой Александро-Невской Лаврой. Сначала здесь стояла только деревянная церковь и бревенчатые постройки, в которых жили иноки.

Потом по проекту архитектора Трезини тут возвели несколько больших храмов, митрополичьи покои и здания, в которых располагались монашеские кельи.

Тридцатого августа 1724 года, в третью годовщину окончательной победы над шведами и заключения Ништадтского мира, со всех концов Северной столицы устремились сюда по воде и посуху военные и гражданские люди. Они собрались у Благовещенской церкви Александро-Невского монастыря, чтобы встретить святые мощи славного князя Александра Невского.

Но подготовка к торжественному действу началась раньше. Одиннадцатого апреля под звон колоколов всех владимирских церквей к стенам возвышающегося над городом Рождественского собора собрались горожане. После литургии рака с мощами святого благоверного князя Александра Невского была помещена в богато украшенный и увенчанный вызолоченным крестом ковчег. По сухому пути государственную и православную святыню отправили через Москву в Тверь и Новгород до Боровичей. По указу Святейшего Синода сопровождать торжественную процессию был назначен архимандрит Рождественского монастыря Сергий.

В каждом из городов и больших поселений процессию встречали с почетом толпы православных жителей, в храмах служились молебны.

После этого мощи перенесли на яхту, которая прошла по реке Волхов и Ладожскому озеру к Неве. Но еще раньше стало понятно, что процессия не успевает прибыть в Санкт-Петербург к годовщине подписания Ништадтского мира. И тогда Петр повелел поставить ковчег со святыми мощами в Шлиссельбургской каменной церкви. Это и было исполнено 20 сентября. И лишь через год состоялся знаменитый праздник.

Ранним утром 30 августа корабли Российского флота во главе с родоначальником его, ботиком Петра Великого, шедшим под императорским флагом, направились вверх по течению Невы навстречу яхте со святыми мощами. Император на украшенной галере принял мощи у реки Ижоры, где князь Александр одержал победу над шведами. Ковчег со святыми мощами был торжественно перенесен на галеру. Петр I встал у руля, а его сподвижники сидели на веслах. Ближе к столице к судну присоединились празднично украшенные галеры царской свиты.

При пушечном салюте и колокольном звоне рака с мощами была торжественно помещена в освященную к этому событию монастырскую церковь святого Александра Невского.

Когда было окончено строительство главного монастырского храма, собора Святой Троицы, мощи князя торжественно перенесли в собор, в нишу за правым клиросом. Над ними в 1752 году по указу дочери Петра Великого, императрицы Елизаветы, установили драгоценную серебряную раку, которую украшали чеканные барельефы и надписи, составленные первым русским академиком Ломоносовым.

И ныне святые мощи великого князя-защитника покоятся в Троицком соборе Александро-Невской Лавры.