Расцвет фаворитизма при королевских дворах Франции 

Фаворитизм в сфере верховной власти существовал издревле и везде, где тайно, а где и явно, но как узаконенное явление появился во Франции в середине XVI века, в правление короля Франциска I (1494–1547), и получил своё развитие при короле Генрихе II (1518–1559). И первыми официальными (соперничавшими) фаворитками при французском дворе были: у короля Франциска I — герцогиня Анна д'Этамп, а у его сына, дофина Генриха, ставшего затем королём Генрихом II, — герцогиня Диана де Пуатье (1499–1566).

Следует сказать, что в годы правления французского короля Франциска I в Англии занимал трон король Генрих VIII, который, несмотря на то, что еще с юности был женат, тоже имел фавориток, выбирая их из свиты своей супруги, королевы Екатерины Испанской.

После смерти Франциска I в 1547 году Генрих II стал королём и сделал звание официальной фаворитки придворным титулом, наделив герцогиню Диану де Пуатье целым рядом преимуществ, подняв её достоинство даже выше достоинства жены-королевы. Возведение дамы в титул официальной фаворитки короля при дворе Генриха II обрело вид придворной церемонии, на которой обязаны были присутствовать король, королева и все придворные дамы и кавалеры. На церемонии объявлялись права и преимущества официальной фаворитки перед другими дамами, в частности, даже в ношении шлейфа и его длины, как узаконенного при дворе мерила знатности и близости к королю. Длина шлейфа первой узаконенной официальной фаворитки — герцогини Дианы де Пуатье — на четверть метра превосходила длину шлейфа самой королевы.

На первый взгляд французский фаворитизм основывался на пристрастии любвеобильных королей к красивым женщинам, на любви, которая часто, даже будучи неузаконенной, осложнялась потом детьми, а потому иногда переходила в подобие семейных отношений. Французская мораль абсолютной монархии вполне позволяла любому высокопоставленному лицу, а прежде всего королю, при наличии супруги заводить любовные отношения с другими женщинами, становящимися фаворитками. Правда, королеве открыто этого делать не полагалось, а потому королева, конечно, могла вести любовную интригу, но в совершенной тайне. О том, как это делалось, открыл миру А. Дюма в романе «Три мушкетёра», рассказав об адюльтере французской королевы, супруги Людовика XIII, матушки Людовика XIV, Анны Австрийской с английским герцогом Бекингемом. А как это каралось, показал миру английский король Генрих VIII, нещадно рубя головы и жёнам, и фавориткам.

Однако такое понимание основания, например, французского фаворитизма далеко не полно. Французские короли недаром делегировали своим фавориткам часть своих полномочий: через фаворитку, создававшую верное королю окружение, даже партию, они упрочивали свою власть. Все промахи и ошибки в политике всегда можно было отнести за счёт женщины, её капризов и неправильных дамских взглядов. И если эти ошибки и просчёты приобретали скандальный характер, достаточно было удалить фаворитку от двора. И это воспринималось как вполне нормальное дело. Даже кардинал Ришелье, судя по приведённой выше цитате из его «Мемуаров», считал, что всему виною женщины, потому что они заставляют высокопоставленных лиц поступать так, как этим женщинам заблагорассудится, «а это значит поступать плохо».

В зеркале французской истории отразились прежде всего фаворитки именно потому, что на французском престоле были почти исключительно короли, в большинстве любители и ценители женской красоты.

Как показывает история, были и такие короли во Франции, которые больше интересовались юношами, «миньонами», чем девушками, но придворный этикет предписывал и таким королям иметь любовницу-фаворитку.

Разумеется, фаворитками в основном были знатные титулованные дамы, занимавшие определённое положение при французском королевском дворе и, благодаря своей красоте, обаянию, изысканности, умению интриговать и заинтриговывать, становившиеся фаворитками короля. Если дама была не очень знатного дворянского происхождения, а тем более из буржуазной среды, король даровал ей земли, и она получала титул маркизы, а следовательно, становилась знатной, титулованной особой.

Фаворитизм во Франции возрастал на почве безнравственности общества и в то же время упрочивал и распространял безнравственность и аморальность, возводя их в идеологию общества. Знатные замужние дамы настолько не считали предосудительным стать любовницей высокопоставленного лица, а уж тем более любовницей-фавориткой короля, что не скрывали такого положения вещей и даже гордились этим положением, распространяя молву о таком событии. Мало того, мужья жен, побывавших любовницами короля или какого-либо высокопоставленного лица, ничуть не смущались этим, а наоборот, вместе с женами получая различные милости, особенно материальные, гордились таким сближением, особенно с королём. Титулованные замужние дамы, имея детей от мужа, рожали детей и от короля. И это тоже не было ни для кого тайной, наоборот, ведь в таких случаях дитя воспитывали в королевской семье, и оно получало высокие титулы и звания.

Матушки из родовитых титулованных семейств, если сами не были придворными, то, благодаря своим связям при дворе, за деньги (!) пристраивали своих дочек к королевскому двору, чтобы король заметил их дочь и сделал её своей любовницей, а может быть, на счастье, и фавориткой. Ведь тогда вся семья обедневшего герцога или маркиза могла жить спокойно за счёт средств, выделяемых королём.

Так что же за девицы или дамы стали фаворитками французских королей? Какое влияние на общество и на политику страны они имели?

В середине XVI века прославилась уже упомянутая выше как первая официальная фаворитка короля Генриха II герцогиня Диана де Пуатье (1499–1566); самой известной фавориткой французского короля Генриха IV стала Габриэль д'Эстре (?—1599). В конце XVII — начале XVIII века самыми знаменитыми фаворитками короля Людовика XIV были: герцогиня Луиза-Франсуаза Лавальер (1644–1710), полное имя которой вместе с титулами к концу её жизни звучало так: Луиза-Франсуаза де Лабом Леблан, маркиза де Лавальер, герцогиня де Важур; за ней — маркиза Франсуаза-Атенаис Монтеспан (1641–1707), в девичестве де Тоннэ-Шарант, урожденная герцогиня де Мортемар из рода Рошешуаров, а также мадам де Ментенон, совсем незнатного происхождения, ставшая супругой постаревшего короля.

У любвеобильного Людовика XV самой знаменитой и значительной фавориткой была Жанна-Антуанетта Пуассон из буржуазной среды, в замужестве дворянка мадам д'Этиоль, по воле короля после 1745 года вместе с подаренным ей замком Помпадур получившая титул — маркиза Жанна-Антуанетта де Помпадур. Самой последней фавориткой Людовика XV была мадам Дюбарри, взятая из парижского притона, однако сумевшая стать супругой короля.

Французская революция и казнь короля Людовика XVI и королевы Марии Антуанетты прервали эту череду официальных фавориток, сыгравших существенную роль в истории Франции.

Имели ли эти женщины влияние на французских королей и их политику? Разумеется, в большинстве случаев имели. Ведь все они были фаворитками-любовницами. Есть на этот счёт очень точная русская пословица; «Ночная кукушка всех дневных перекукует». Вопрос в том, в какой степени было это влияние? Это зависело от того, какой король был покровителем фаворитки и какова сама была эта королевская возлюбленная, как принимал её двор, какие связи она имела и какими талантами обладала? Почти все названные выше фаворитки французских королей занимались политикой, были законодательницами моды, возглавляли политические или религиозные партии при дворе, давали ход новому идеологическому направлению, назначали новых лиц на государственные посты и снимали с должностей или вообще уничтожали неугодных им персон.

Объявление дамы сердца короля официальной его фавориткой, получение ею титула фаворитки короля, а с ним определенные льготы и преимущества было способом оповещения всех придворных, а через них и всех государственных деятелей, чтобы к желаниям и приказам фаворитки относились серьёзно, понимая, что за невыполнение этих повелений может последовать от короля тяжёлое наказание.

Так что же представляли собой женщины, носившие титул официальной фаворитки при дворах французских королей?

 

Фаворитка короля Генриха II — герцогиня Диана де Пуатье

Начнём с первой получившей официально титул фаворитки короля Генриха II герцогини Дианы де Пуатье, родившейся в последний год XV века (1499) и сыгравшей свою историческую роль в середине XVI столетия. Это была красивая, изящная и пленительная женщина, весьма образованная и умная.

(Заметим в скобках, что она была фавориткой французского короля в те годы, когда на Руси правил великий князь и самодержец «всеа Руссии» Василий III Иоаннович, когда он, отправив свою первую супругу Соломонию Сабурову в монастырь, женился вторично на литовской княжне Елене Васильевне Глинской (1526) и когда после его смерти в 1533 году Елена Глинская до 1538 года правила страной как регентша при малолетнем сыне, Великом князе Иоанне IV Васильевиче и открыто имела любовника-фаворита Ивана Фёдоровича Овчину-Телепнева-Оболенского, за что и была отравлена, предположительно солями ртути. Так что Россия в фаворитизме Европе не уступала!)

Красота Дианы де Пуатье, не меркнувшая с годами, долгое время считалась во Франции эталоном женской красоты, а так как даже возраст не был помехой её долголетней неувядаемости, придворные дамы, желая проникнуть в тайну её вечной молодости, подражали ей в причёске, туалетах, в походке и жестах, а особенно в стиле её жизни. Они вызнавали, что именно она употребляет в пищу и какой косметикой пользуется. Даже в возрасте 49 лет Диана была красива, свежа, стройна, выглядела молодо, была бодрой и весьма привлекательной и обаятельной.

Возлюбленной Генриха Диана стала тогда, когда он еще не был не только королём, но даже и дофином (наследником). Она была старше его на 19 лет. В то время когда ему было 19 лет, её возраст уже приближался к 40 годам. Но Генрих, еще будучи принцем, при первой же встрече с Дианой был пленён её красотой, и до конца его дней (1559) она внушала ему любовные чувства

Каково было влияние фаворитки Дианы на жизнь страны? Диана не была единственной фавориткой при королевском дворе. Король Франциск I, отец Генриха, избрал своей фавориткой герцогиню д'Этамп, и та весьма деятельно соперничала с Дианой де Пуатье. В марте 1531 года король Франциск I женился на Элеоноре Австрийской. В 1533 году принц Генрих под давлением отца женился на Екатерине Медичи, племяннице папы римского Климента VII. Генрих уже тогда обожал Диану де Пуатье, и на турнире в честь торжественного бракосочетания отца, где Диана была со своим мужем, он склонил перед ней свой штандарт, выбрав её дамой своего сердца. Но папа римский обещал дать за Екатериной Медичи в качестве приданого Геную, Милан и Неаполь. Франциск I не мог устоять перед таким приданым, и Генриху под нажимом отца пришлось жениться. Заметим, что приданого Екатерины Медичи французские короли так и не получили: папа Климент VII вскоре умер, не выполнив своего обещания.

Королева Екатерина была не менее умной и образованной женщиной, чем Диана, а потому внешне всегда сохраняла дружеские отношения с официальной фавориткой своего мужа Диана же отличалась необыкновенным благородством, которое она не раз проявляла по отношению к Екатерине, и не только по отношению к ней. Таким образом, при дворе французского короля Франциска I значительную роль играли четыре дамы: две фаворитки, короля и дофина, королева Элеонора и будущая королева Екатерина. А после смерти Франциска I в 1547 году погоду при дворе делали две дамы — фаворитка Диана де Пуатье и королева Екатерина Медичи.

(Заметим, что в год смерти Франциска I, в январе 1547 года, русский Великий князь Иоанн IV Васильевич был венчан на царство и стал первым русским царём, а в марте этого же года женился на Анастасии Романовне Захарьиной-Юрьевой, давшей российской императорской династии фамилию Романовых.)

Но вернёмся к французскому королевскому двору. Ввиду того, что королева Екатерина, вначале пытавшаяся влиять на политику двора, в течение десяти лет не могла подарить Генриху наследника, то начиная с 1543 года, первых её родов, она ежегодно стала рожать детей, а потому вынуждена была почти полностью удалиться от государственных дел.

Даже при наличии трёх соперниц Диана де Пуатье слыла в высшем обществе эталоном вечной красоты, безупречного вкуса, изящества и благородства, а потому была законодательницей французской моды. Несмотря на все козни и сплетни фаворитки короля Анны д'Этамп, направленные против Дианы с надеждой, что король удалит фаворитку Генриха от двора, король Франциск I продолжал благодушно относиться к Диане, а сторонники Дианы, её партия при дворе, созданная знаменитым скульптором и ювелирных дел мастером Бенвенуто Челлини, не отступались от неё ни при каких обстоятельствах.

Фаворитки-соперницы стояли во главе религиозных партий: герцогиня Анна д'Этамп поддерживала кальвинистов и протестантов, которых одно время поддерживал и король из политических соображений (для ослабления роли испанского короля Карла V), а Диана де Пуатье вместе с герцогами Гизами и при поддержке Бенвенуто Челлини возглавляла католическую партию и выиграла поединок: Франциск I стал поддерживать католиков и преследовать протестантов, которых во Франции называли гугенотами. После кончины Франциска I Диана де Пуатье, став официальной фавориткой короля Генриха II, во многом способствовала возвышению при дворе герцогов Гизов и распространению католицизма как ведущей религии Франции. Укреплению позиции Дианы помогало и то, что она удачно выдала замуж двух своих дочерей, рождённых ею от мужа, сенешаля Луи де Брезе, одну — за Робера Ламарка, герцога Бульонского, принца Седанского, а другую — за Клода Лотарингского, герцога Омальского, игравших важную роль в политике Франции. Титул королевской фаворитки неувядаемая Диана де Пуатье носила с достоинством до 1559 года, когда ей исполнилось 60 лет и когда умер король Генрих II.

(Заметим в скобках, что в эти годы в России правил Иоанн IV Васильевич Грозный, венчавшийся на царство с титулом Царя и выделивший в качестве фаворитов группу молодых людей, получившую впоследствии название «Избранная рада».)

В 1559 году король Генрих II принял участие в турнире, в сражении на копьях с графом Монгомери. В бою граф перебил копьё Генриха, и обломок попал королю в глаз. Через 11 дней Генрих II скончался в тяжелейших мучениях. Пока он был жив и страшно мучился, потому что деревянную занозу, вонзившуюся в глаз, врачи не могли удалить (при попытке это сделать заноза тянула за собой весь глаз), Диана рвалась к нему, чтобы помочь облегчить его страдания, но королева Екатерина не пустила её к нему, а прислала Диане де Пуатье официальный список вещей, которые требовала вернуть как «принадлежащие короне». Это были подарки Генриха своей возлюбленной: украшения, золотые кубки, сервизы. Диана вернула всё согласно списку и приложила к нему еще и подаренный ей королём замок Шенонсо с прилегающими к нему землями. Екатерина тоже решила быть благородной и предложила Диане в обмен поместье Шомон-сюр-Луар.

Уехав в свои владения, Диана, всегда в своей деятельности стоявшая на активной гражданской позиции, последние годы своей жизни занималась благотворительностью: она основала несколько приютов и больниц и содержала их на собственные средства. Екатерина её не преследовала, понимая, что теперь Диана ей не опасна.

Диана де Пуатье скончалась 22 апреля 1566 года, пережив Генриха II, своего покровителя и возлюбленного, на 7 лет.

(В России в эти годы продолжал царствовать Иоанн IV Васильевич Грозный, который к этому времени, потеряв жену, царицу Анастасию (1560), обвинил в её смерти и в предательстве бывших своих фаворитов из «Избранной рады» и казнил их разными способами всех, даже их родственников, целыми семьями, всех, кроме спасшихся бегством в Литву.)

 

Фаворитка короля Генриха IV — Габриэль д' Эстре

Французский король Генрих IV (1553–1610) вошел в историю своей страны не только благодаря своему титулу короля, религиозным войнам и государственным делам, но и огромному количеству любовниц и фавориток.

Родился Генрих IV в наваррской королевской семье. Его мать, Жанна д'Альбре, была протестанткой, последовательницей учения Кальвина, и воспитывала сына верным протестантом (гугенотом). Отец, король Антуан де Бурбон Наваррский, напротив, подавал сыну иной пример: поступив на службу к французскому королю, он перешёл в католичество. Совсем юный Генрих Наваррский последовал примеру отца, но после его смерти в 1562 году снова вернулся в лоно протестантской церкви.

Это было время религиозных войн, которые отличались тем, что периоды ожесточённых схваток католиков с гугенотами сменялись временным, но довольно продолжительным миром, дававшим возможность возобновления бурной придворной жизни. И Генрих Наваррский, юноша живой, умный и наблюдательный, знакомясь с придворными правилами, обогатился многими знаниями и умениями, особенно в искусстве «страсти нежной». В 1570 году, когда Генриху Наваррскому шёл семнадцатый год, между католиками и протестантами в Сен-Жермене был заключён очередной мир и многие клерикалы и политики искали выход для прекращения этой братоубийственной войны, Екатерина Медичи предложила заключить брак между королевскими семьями из противоположных религиозных партий: женить Генриха Наваррского на её дочери Маргарите Валуа. После долгих переговоров и уговоров, длившихся около двух лет, брак состоялся только в августе 1572 года. Но — увы! — принесённая жертва долгу (Генрих и Маргарита не любили друг друга) не только не дала ожидаемого результата, но оказалась трагической: через 6 дней после свадьбы, в ночь святого Варфоломея, в ночь, когда гугеноты, съехавшиеся на эту свадьбу, ещё оставались в Париже, католики напали на гугенотов и учинили страшную резню, в которой погибло огромное количество людей. Перебита была вся свита Генриха Наваррского, разместившаяся в Лувре, но сам Генрих не пострадал только потому, что согласился перейти в католичество. Однако четыре долгих, мучительных для него года Генрих Наваррский принуждён был в качестве пленника оставаться в Париже. В феврале 1576 года ему удалось под видом поездки в Санлис, пригород Парижа, вырваться на волю и вместе со свитой ускакать в Анжу. Он опять отрёкся от католичества и принял кальвинизм, став вождём гугенотов. Вместе с Франсуа, братом Генриха III, он начал боевое наступление на короля. Теснимый ими, король Генрих III принуждён был в Болье заключить с ними мир в их пользу.

(А в Российском государстве в это время продолжал царствовать Иоанн IV Грозный, с каждым годом всё более проявлявший непредсказуемые черты характера: так, за три месяца до французских событий неожиданно для всех Грозный отдал почти на год свою царскую власть, титул и венец «Великого князя всея Руси» Симеону Бекбулатовичу (Саин Булату), хану г. Касимова, правнуку хана Ахмата и племяннику царицы Марии Темрюковны.)

Жена Генриха Наваррского, Маргарита Валуа, жила в это время в Париже. Охваченная атмосферой фаворитизма, царящей при дворе, она меняла любовников, «как перчатки», и совсем не думала о своём муже. Но и Генрих совершенно не заботился о ней. Он уже давно был славен своими любовными приключениями со многими женщинами, причём не только из придворной среды, но и из других сословий. Помимо этих случайных связей у него были и известные долголетние фаворитки, первой из череды которых — Диана д’Адуэн, графиня Грамон, красавица, получившая прозвание «Прекрасная Коризанда». Так как наваррская королева Маргарита пребывала в Париже и не стремилась к своему двору, место королевы занимала Прекрасная Коризанда, женщина не только красивая, но и умная, а в условиях войны ещё и мужественная. Религиозная война во Франции, по сути гражданская война, к этому времени приняла особо ожесточённый характер. Чтобы окончательно одержать верх над гугенотами, непримиримые католики объединились в Католическую лигу под руководством Генриха де Гиза и его братьев. Однако герцог де Гиз имел ещё и тайную от всех политическую цель — в своих личных целях свержение французского короля Генриха III, против которого он под прикрытием Лиги начал интриги, стараясь сбросить его с престола. Почувствовав опасность, Генрих III в мае 1588 года покинул Париж и нашёл пристанище в Шартре. В ноябре Генрих де Гиз прибыл в Шартр, чтобы переговорить с Генрихом III, но не успел он войти в кабинет короля, как королевские телохранители набросились на него и закололи его ножами. Это происшествие усугубило положение короля в его отношениях и с Лигой, и с парижанами. Главой Лиги стал младший брат Генриха Гиза — герцог Майенский. Генриху III ничего не оставалось делать, как искать поддержки у короля Наваррского, а чтобы тот согласился и был верен ему, Генрих III, ввиду отсутствия у него детей, в апреле 1589 года официально признал короля Наваррского своим наследником.

Оба Генриха, король Французский и король Наваррский, соединили свои армии, двинулись на Париж и осадили его. Но 1 августа того же, 1589 года фанатик-католик Жак Клеман заколол короля Генриха III кинжалом. Гугеноты, осаждавшие Париж, сразу же провозгласили Генриха Наваррского королём Франции Генрихом IV, но вторая часть осаждавших — католики — признали его только законным наследником Генриха III, но что касается титула короля Франции, то готовы были признать его только с условием, чтобы он принял католичество.

(В России в этот год, после смерти Иоанна IV Грозного в 1584 году, стараниями царя Феодора Иоанновича и его супруги царицы Ирины Феодоровны Годуновой, было учреждено патриаршество, и первым русским патриархом был избран Иов.)

Парижане не признали короля Наваррского королём Франции, а избрали королём престарелого дядю Генриха IV — кардинала Карла Бурбона Но это была номинальная фигура, а предводителем Лиги оставался герцог Майенский. Осаждать Париж у Генриха было недостаточно военных сил, поэтому он отступил в Нормандию и около двух лет, постоянно проявляя своё полководческое превосходство, сражался с католиками Лиги, войсками которой командовал герцог Майенский. Весной 1590 года под Иври произошла решающая битва, в результате которой вся армия герцога Майенского была разбита, а сам герцог, предводитель Лиги, едва спасся бегством в Мант и уже не решился вернуться в Париж. Объявленный королём Франции старый Карл Бурбон вскоре умер, и парижане-католики уже не имели никого, кто мог бы занять это место.

Тем не менее военные стычки гугенотов с католиками продолжались, Генрих IV снова осадил Париж, но ему пришлось снять осаду, потому что король испанский Филипп II отправил на помощь католикам свою нидерландскую армию. В августе 1590 года на помощь голодающим осаждённым парижанам пришёл с нидерландской армией герцог Пармский. Он доставил в Париж продовольствие и принудил Генриха IV снять осаду. Но в 1591 году и Генрих получил помощь: значительную денежную поддержку от английской королевы Елизаветы I, на трон которой стал претендовать Филипп II как наследник его умершей жены — королевы английской Марии I Тюдор (Кровавой). На деньги, полученные от Елизаветы I, Генрих набрал наёмников и, усилив свою армию, успешно продолжил военные действия против католиков.

Но даже в таких напряжённых военных условиях Генрих IV не забывал о своих личных наслаждениях и продолжал оставаться неутомимым любовником

Среди огромного числа любовниц и фавориток, а также претенденток на эту роль самой знаменитой фавориткой Генриха IV стала Габриэль д'Эстре (?—1599) из старинного дворянского рода, представители которого, достигнув высоких чинов, званий и титулов: герцога, маркиза, маршала, фельдцейхмейстера, губернатора-сенешаля, кардинала и знаменитого ученого, — прославили своим служением Францию.

Её отец, Антуан д'Эстре, виконт Суассон и Берси, маркиз де Кевр, губернатор-сенешаль и первый барон Болоньи, был губернатором Ла-Фера и имел чин генерал-фельдцейхмейстера. Большую часть своей жизни он провёл в походах и сражениях. Несмотря на то, что ему, католику, приходилось сражаться с протестантами (гугенотами), он, будучи убеждённым монархистом, был верен королю Генриху IV, хотя король в то время был гугенотом.

Её мать, Франсуаза Бабу де ла Бурдезьер, после выхода замуж 14 февраля 1559 года, в День Святого Валентина, и в связи с замужеством ставшая маркизой де Кевр, родила двоих сыновей и шесть дочерей, самой младшей из которых была Габриэль. Франсуаза д'Эстре, маркиза де Кевр, хоть и была замужем, но, в духе процветавшего в стране фаворитизма у престола, отличалась свободой нравов и до замужества была любовницей двух королей и папы римского. Муж прекрасно был осведомлён о её «непорочности» и даже гордился тем, что его супруга пользовалась вниманием таких высокопоставленных особ, потому что такое поведение женщины высшего круга, как уже говорилось выше, в те времена не только не осуждалось высшим обществом, но даже приветствовалось.

Франсуаза и Антуан д'Эстре жили счастливо и долго, очень удачно и выгодно выдали замуж пять дочерей. Но самая младшая, Габриэль, хоть и слыла прекраснейшей, оставалась незамужней Франсуаза, как мать, должна была устроить её судьбу и потому, использовав свои связи при дворе Генриха III, заплатив кому надо 6 тысяч экю, сумела сделать её любовницей короля. Но в любовницах Габриэль продержалась всего три месяца, во-первых, потому, что король больше увлекался юношами, чем девушками, а во-вторых, совсем молоденькая Габриэль, по его заявлению, «худобой и белизной кожи» была похожа на его женукоролеву. Возможно, это была просто отговорка, а причина была в его побочном увлечении.

Получив дочь обратно, Франсуаза стала искать для неё покровителя побогаче, хоть и рангом пониже, и ей удалось встретить вполне для этой цели подходящего человека — богатого финансиста из Италии Себастьяна Замета. Но сделка не состоялась: богатый итальянец оказался настолько скуп, что сумма, назначенная Франсуазой для оплаты любовных услуг Габриэль, показалась ему слишком высокой. И тогда Франсуаза отдала свою дочь герцогу де Гизу, который согласился на предложенную сумму. Жизнь Габриэль была подчинена этой торговле, и девушка переходила от одного любовника к другому до той поры, пока её не купил молодой красавец и богач — герцог Роже де Белльгард, находившийся в фаворе (!) у короля Генриха III. Как это ни странно, но король стал благоволить молодым возлюбленным, которые искренно и нежно полюбили друг друга Они уже мечтали о женитьбе, но гибель Генриха III изменила их жизнь. Гугеноты объявили королём Франции Генриха IV, и, как уже говорилось, пришло время отчаянной борьбы за власть и выбор религии для государства. Габриэль вынуждена была покинуть королевский двор, а Роже де Белльгард, напротив, обязан был постоянно находиться при новом короле и так был занят, что не имел времени встречаться с Габриэль. По настоянию матери Габриэль жила теперь в родовом имении д'Эстре — замке Кевр. Теперь мать, продолжая использовать Габриэль в целях заработка, заставляла её «оказывать внимание» то богатым соседям, то гостям замка.

Роже Белльгард однажды разоткровенничался с Генрихом IV и на свою беду рассказал ему о своей счастливой любви, обрисовав ему свою Габриэль со всем пылом влюблённого, как говорится, «в цветах и красках». Этот рассказ о необыкновенной красавице запал в сердце короля, и он пожелал присоединиться к Роже, когда тот отправится в замок Кевр. Герцог понял, какую ужасную ошибку он совершил, рассказав королю о Габриэль, но сделать уже ничего не мог.

Когда Роже с королём явились в замок, всё семейство д'Эстре, польщённое посещением самого короля, встретило их со всем радушием, а Габриэль, охваченная всеобщим восторгом, явилась перед королём во всей прелести своей молодости и красоты. Генрих IV предложил ей стать его любовницей-фавориткой, но она отказалась, потому что не хотела расставаться с Роже, которого страстно любила. Прошел год и несколько месяцев, в течение которых король, несмотря на то что в это время шла война между ним, возглавлявшим гугенотов, и Католической лигой, прилагал массу усилий, чтобы уговорить Габриэль д'Эстре стать его официальной фавориткой. По его настоянию семья д'Эстре переехала в Мант, который в связи с войной стал резиденцией короля. Париж, находившийся в руках Католической лиги, был закрыт для Генриха IV, и он проживал в Манте. Антуан д'Эстре, католик, верно и честно служил гугеноту-королю, за что Католическая лига лишила его поста губернатора Ла-Фера, а его брата, маркиза де Сурди, — губернаторства в Шартре. Семейство испытывало большие финансовые затруднения, и потому все его члены оказывали на Габриэль давление, чтобы она согласилась стать фавориткой короля. Но Габриэль ни за что не соглашалась на это: она любила Белльгарда и продолжала встречаться с ним даже в Манте, под боком у короля. Король вызвал к себе Белльгарда и запретил ему встречаться с Габриэль. Тогда в знак протеста Габриэль покинула Мант и отправилась в Кевр. Отец силой заставил её вернуться в Мант, потому что семья, получившая столько милостей от короля, не могла лишиться этих благ и предстать перед ним неблагодарной. По договорённости с королём, чтобы снять с себя ответственность за дочь, Антуан д'Эстре решил выдать Габриэль замуж за человека богатого, родовитого, но в связи со своими внешними недостатками не способного вызвать ревность у короля. Нашли богатого, титулованного, уродливого и глупого Николя д'Амерваль де Лианкур. Король одобрил эту партию, но Габриэль, всё еще надеясь на брак с Белльгардом, не хотела выходить замуж за этого урода Родственникам удалось всё же уговорить её, тем более что король обещал, что брак будет фиктивным. В феврале 1591 года в Манте состоялась свадьба, и Габриэль стала госпожой де Лианкур. Так как король на свадьбу не пришёл, жениху ничего не объяснили, то брак считался законным, и на этом основании де Лианкур требовал от Габриэль исполнения супружеских обязанностей. Габриэль была в панике. Несколько дней она отговаривалась, приводя различные причины, чтобы не общаться с де Лианкуром, но время шло неумолимо быстро. Наконец, супруги получили от короля Генриха IV официальное приглашение на приём в его замок в окрестностях Шартра для представления молодой пары королю. Кстати сказать, в то время Шартр осаждался войсками гугенотов. Когда молодожёны явились в резиденцию короля, Генрих повелел: Габриэль останется у него, а де Лианкур должен возвращаться домой без супруги. Николя де Лианкур пытался протестовать, но его выставили за дверь, даже не выслушав.

В один и тот же день был отбит Шартр и Габриэль стала любовницей короля. Говорили, что королю в один день удалось взять сразу две крепости.

Вскоре состоялся суд о разводе супругов де Лианкур «в связи с неспособностью супруга к брачной жизни». И хотя де Лианкур представил суду свидетельство своего полного мужского здоровья тем, что от первого брака у него родилось 14 детей, а его новая молодая супруга просто отказывалась исполнять супружеский долг, но суд, получивший указание от самого короля, даже и слушать его не хотел и утвердил развод.

На семью д'Эстре посыпались милости короля: отец Габриэль получил пост губернатора Шартра; маркиза де Сурди, родная тетка Габриэль, получила придворное звание статс-дамы в свите официальной фаворитки Генриха IV; получили различные должности при дворе и все другие родственники, только сама Габриэль, хоть и осыпанная подарками короля, была встречена его немногочисленным двором весьма холодно, особенно женщинами, которые сами жаждали, хотя бы даже ненадолго, занять её место и гадали: почему сердечная привязанность к ней любвеобильного короля тянется столь длительно?

Придворные-мужчины опасались влияния Габриэль на короля, которое может привести к нежелательным последствиям «для государства», разумея под этим, конечно, не столько государство, сколько лично себя. Они приводили в пример тот факт, что Габриэль заставила короля осадить город Нойон и взять его (хотя это не входило в план военной кампании) только для того, чтобы одного из семейства д'Эстре сделать губернатором этого города.

Невзлюбив новую фаворитку, придворные один за другим стали приходить к Генриху, чтобы «открыть ему глаза» на Габриэль, твердили ему о её неверности, о её необразованности и глупости, но влюблённый король не слушал эти сплетни и осыпал Габриэль очень дорогими подарками, хотя прекрасно знал, что его финансовые дела, подорванные войной, весьма плохи.

Генрих IV был женат на Маргарите Валуа, но она, как мы знаем, не любила его, жила уже несколько лет то в Париже, то в своем родовом замке. Так как они с самой свадьбы жили всегда поврозь, то детей у них не было, и Маргарита считалась бесплодной.

Вскоре официальная фаворитка французского двора Габриэль д'Эстре родила королю сына Цезаря. Король был счастлив. И хотя у него уже было много детей от прежних фавориток и любовниц, он особенно ждал этого ребёнка, потому что любил Габриэль. А Габриэль не любила короля, она тосковала о герцоге Белльгарде, зная, что быть с ним ей уже не суждено. Понимая, что положение официальной фаворитки очень шаткое, Габриэль задумала стать французской королевой.

Это было трудно, но возможно. Такие случаи в Европе, когда король женился на фаворитке, были. Например, английский король Генрих VIII, который женился на своей фаворитке Анне Болейн. Супруга короля Маргарита Валуа была бесплодной, а это хороший повод для развода Габриэль, конечно, рассчитывала на то, что Генрих любит её, иначе, узнав о её беременности, он бы удалил её от двора, выдав за кого-нибудь замуж, как он это делал с предыдущими фаворитками. А если он её любит, то женится на ней. Генрих был не прочь развестись с женой и жениться на Габриэль, которая подарила ему наследника Цезаря, но к этому было гораздо больше препятствий, чем думала его фаворитка.

Во-первых, Маргарита де Валуа не желала расторгать брак, который был освящен церковью. Но более всего не стремилась к этому её могущественная семья. Во-вторых, новая женитьба короля, да еще на фаворитке, что в европейских странах практиковалось весьма редко, могла вызвать неудовольствие не только французского двора, но и других дворов Европы. Но самое главное — ему, гугеноту, уже вызвавшему неприязнь папы римского в связи с его многократными переходами из гугенотов в католики и обратно, для расторжения брака было необходимо согласие папы. Только вот отношение к нему папы римского не оставляло надежды на это согласие, потому что Генрих IV, гугенот от рождения, на следующий же день после страшной Варфоломеевской ночи перешёл в католичество, но затем, найдя приют в Голландии, снова стал гугенотом, а затем снова стал католиком, а затем, снова возглавил гугенотов. Католическая церковь такого простить не могла. С политической точки зрения, его переход снова в католичество был бы весьма целесообразен: прекратилась бы война гугенотов с католиками, произошло бы примирение с папой римским, да и подданные его были бы довольны: католики бы признали его законным королём Франции не только потому, что он являлся наследником Генриха III. И в личных целях это было бы неплохо: в такой ситуации папа благословил бы развод, и женитьба на Габриэль д'Эстре стала бы возможной.

Ввиду этих соображений Генрих IV принял решение вернуться в лоно римско-католической церкви и, выдвинув знаменитый лозунг «Париж стоит мессы», 25 июня 1593 года в церкви Сен-Дени принёс покаяние в своих заблуждениях и торжественно поклялся отныне быть верным христианином-католиком. И действительно, католичество открыло перед ним много преимуществ: народ стал в большем количестве поддерживать его в борьбе с Католической лигой, и ему удалось одержать множество военных побед: Пуатье, Амьен, Камбрэ-Сен-Мало, Бовэ и другие города и провинции стали переходить под владычество короля Генриха IV.

В марте 1594 года французский король Генрих IV торжественно въехал в Париж. (В России же 15 мая 1594 года произошло событие, которое стало началом Смутного времени: в Угличе при невыясненных обстоятельствах погиб царевич Димитрий, сын Иоанна Грозного и Марии Нагой.)

Вскоре состоялось примирение с папой римским, и Генрих начал хлопотать о разводе, направив в Рим своего канцлера Силлери для решения этого вопроса. Но его придворные, которые должны были бы признать в Габриэль свою будущую королеву, наоборот, с новой силой стали нести Генриху негативные отзывы о ней, не гнушаясь самыми грязными сплетнями и наветами. Однако всё это не достигало цели: король по-прежнему обожал своего сына Цезаря и желал жениться на Габриэль. Чтобы возвысить свою фаворитку до уровня королевы, Генрих IV присвоил герцогине Габриэль де Бофор титул маркизы де Монсо, узаконил сына Цезаря, пожаловав его герцогом Вандомским, и так нажал на парламент Парижа, что он почти единогласно утвердил решение короля.

Пока король хлопотал о своём разводе, прошло два года. Габриэль в 1596 году подарила ему дочь Екатерину-Генриэтту, которую крестили в Руане в католическую веру с такой торжественностью, как истинную дофину, а не как внебрачного ребёнка-бастарда, хоть и от короля.

Этот год для Генриха IV оказался довольно жарким: кардинал Австрийский, король Испании Филипп II и особенно Католическая лига упорно, несмотря на переход Генриха в католичество, не признавали его законным королём и объединёнными военными силами выступили против Франции. Война была трудной, длилась почти два года, но Генриху удалось выдержать этот натиск, и в 1598 году в Нанте был подписан мирный договор, так называемый Нантский эдикт. В результате гугеноты добились для себя свободы вероисповедания и получили определённую территорию для поселений, на которой главным стал город-крепость Ла-Рошель. (Напомним в скобках, что это та крепость, которую героически защищали Атос, Портос, Арамис и д'Артаньян.)

(Для России этот год оказался знаковым: умер царь Феодор Иоаннович, и на престол был избран боярин Борис Фёдорович Годунов.)

А Габриэль в это время родила второго сына, которого назвали Александром.

Считается, что главную роль в урегулировании разногласий и подписании Нантского эдикта сыграла герцогиня Габриэль де Бофор маркиза де Монсо, к которой политические силы Европы стали относиться как к французской королеве. Она участвовала в переговорном процессе и сумела «смягчить чрезмерные требования как одной, так и другой стороны».

Несмотря на то что Габриэль идеально подходила на роль королевы и в какой-то степени уже была признана ею, потому что она была красива, рожала здоровых наследников, умела быть сдержанной и в особых случаях убедительно-рассудительной, что проявилось в переговорах с противниками Франции, Генрих всё же рассматривал и другие кандидатуры, прежде всего из числа представительниц королевских домов: испанскую инфанту Изабеллу и английскую принцессу, но также и наследниц хоть и не королевских кровей, но богатых и могущественных родов, игравших существенную политическую роль даже за пределами Франции: герцогиню де Гиз и Марию Медичи. Это обращение мыслей Генриха к другим кандидатурам говорило не только о некотором охлаждении к Габриэль, но и о необходимости вести политическую борьбу, требующую поддержки со стороны сильных мира сего. К тому же Генрих испытывал сопротивление двора его женитьбе на Габриэль. Даже верный ему министр и тот сказал как-то прямо, причём в присутствии Габриэль, что женитьба короля на ней — это «глупость из глупостей». Габриэль была возмущена и потребовала удалить этого министра от двора, но на этот раз Генрих, всегда исполнявший все её пожелания, ответил отказом.

Отбросив все колебания, 2 марта 1599 года Генрих IV официально объявил двору о своём твёрдом решении жениться на своей официальной фаворитке, герцогине де Бофор маркизе Монсо. В торжественной обстановке перед всеми придворными он надел на палец Габриэль кольцо с королевским вензелем. Это был самый счастливый день в жизни Габриэль: она становилась королевой Франции.

Королевский двор готовился ехать в Фонтенбло для празднования светлого дня Пасхи, который в тот год приходился на 11 апреля. Габриэль была опять беременна, чувствовала себя плохо и вынуждена была отказаться от поездки в Фонтенбло. Король посоветовал ей пожить в доме его давнего друга — флорентийского банкира Замета (того самого, который не захотел купить Габриэль, как ему казалось, по завышенной цене) и там отметить этот светлый праздник. Габриэль последовала его совету, даже не подозревая о том, что может случиться в доме флорентийца. 9 апреля, после ужина в этом доме, Габриэль почувствовала себя настолько плохо, что всю ночь промучилась, а утром ей уже настолько становилось всё хуже и хуже, что она потребовала, чтобы её отвезли в дом её тётки, госпожи де Сурди, что было тотчас исполнено. Но и там, несмотря на принятые меры, положение её не улучшилось. Габриэль, чувствуя, что умирает, поняла: её отравили, ведь флорентийцы были известны своим умением использовать яд. Она до последней минуты ждала Генриха, и он сначала хотел броситься ей на помощь, но министр Сюлли, который считал его женитьбу на Габриэль глупостью, и ближние придворные остановили его, говоря, что помочь ей уже ничем нельзя, что болезнь стёрла её красоту, а потому пусть лучше в его памяти останется прекрасная Габриэль.

Официальная фаворитка французского короля Генриха IV Габриэль д'Эстре, так и не став королевой Франции, скончалась 10 апреля 1599 года, не дожив всего лишь одного дня до светлого праздника Пасхи.

Король Генрих IV на её похороны не пришёл. Говорят, он тяжело переживал смерть прекрасной Габриэль, даже слёг в постель, но всего лишь через полгода он официально предложил руку и сердце Марии Медичи.

У каждого, кто познакомился с этой историей, возникают вопросы: посмел ли бы флорентийский банкир Замета отравить королевскую официальную фаворитку Габриэль д' Эстре, объявленную королевской невестой, без одобрения или даже просьбы короля? Не доказывает ли причастность Генриха IV к этому убийству то, что именно он посоветовал Габриэль поехать на пасхальные праздничные дни в дом банкира Заметы, с которым договорился о приезде к нему своей фаворитки-невесты?

Вот такая она, любовь у французского престола, оборотная сторона фаворитизма».

 

Фаворитки короля Людовика XIV

Фаворитизм при королевских дворах Франции продолжал цвести пышным цветом. И когда в 1643 году умер король Людовик XIII и королём был объявлен 5-летний ребёнок Людовик XIV, а регентшей при нём — его мать Анна Австрийская, имевшая любовником-фаворитом кардинала Джулио Мазарини, всё оставалось по-прежнему, как было при королевских дворах Франции в XVI — начале XVII века. Фаворитизм продолжал утверждать свои законы и возводил в норму разные формы опустошения казны: разорительные балы, увеселения, дорогие платья короля и его фавориток, разврат во всех его проявлениях, продвижение одних придворных и уничтожение других, угодничество, лесть, предательство, взаимные подсиживания, ненависть под личиной любезности, аморальность, полное отсутствие нравственности при показной набожности.

Содержание фавориток и любовниц короля, сменявших одна другую, разоряло государственную казну, их многочисленные дети тоже требовали капиталовложений, они получали титулы герцогов и графов, а вместе с этими титулами — замки и земли; король награждал их воинскими званиями адмиралов и генералов и большим личным состоянием. Вместе с фаворитками получали большие милости от короля и их родственники. Всё это пагубно отражалось на финансовом состоянии французского общества Разорительным было содержание фавориток, но особенно тяжёлой для страны была власть фавориток над королём, приводившая к весьма нежелательным последствиям.

Достигнув совершеннолетия, возмужав и став самостоятельным королём, Людовик XIV, «Король-Солнце», как его окрестил двор, получил в наследство Францию в сравнительно хорошем состоянии. Сначала кардинал Ришелье, будучи с 1624 по 1642 год первым министром Людовика XIII, поднимая страну, разорённую религиозными войнами и посягательствами Австрии и Испании, выполнил все поставленные им задачи, которые он к концу своей жизни определил так: «Я обещал королю употребить все мои способности и все средства, которые ему угодно будет предоставить в мое распоряжение, на то, чтобы уничтожить гугенотов как политическую партию, ослабить незаконное могущество аристократии, водворить повсеместно во Франции повиновение королевской власти и возвеличить Францию среди иностранных держав». А после смерти кардинала Ришелье в 1642 году кардинал Джулио Мазарини, несколько лет правивший Францией с Анной Австрийской от имени малолетнего Людовика XIV, сумел, несмотря на восстание Фронды в 1648–1649 годах и низложения кардинала в феврале 1651 года, а затем его восстановления в декабре 1652 года, сохранить и утвердить то, что было достигнуто кардиналом Ришелье. Мазарини воспитывал Людовика, учил его править страной, но Людовик XIV ненавидел его, потому что знал о его тайной плотской связи с матерью, королевой Анной Австрийской. Однако, будучи уже совершеннолетним, Людовик следовал указаниям кардинала Мазарини, который крепко держал в своих руках бразды правления и до самой своей смерти оставался полноправным правителем Франции.

(А в эти годы на престол российского государства взошёл царь Алексий Михаилович Романов (1645), которому пришлось усмирять Соляной бунт в Москве (1648) и отправить своего фаворита, бывшего своего воспитателя Бориса Ивановича Морозова, виновного в этом бунте, в ссылку, в монастырь; пережить раскол в Русской Православной Церкви в связи с реформами патриарха Никона (1653–1656); создать и утвердить «Соборное уложение», основной закон Российского государства (1649); вести войну с Польшей (1654–1667) и со Швецией (1656–1658), освободить около 20 русских городов, захваченных поляками и шведами, прекратить Медный бунт в Москве (1662). Царь Алексий Михаилович был верен своей жене Марии Ильиничне Милославской, а после её смерти — своей второй жене Наталье Кирилловне Нарышкиной, родительнице Петра I, и, будучи человеком весьма набожным, даже и в голове не держал каких-либо фавориток-метресок.)

Но вернёмся во Францию. После смерти Мазарини в 1661 году Людовик XIV женился на испанской дофине Марии, но не по любви, а, как это было принято в королевских домах, по династическим и политическим соображениям

Через год после свадьбы идея фаворитизма овладела душой Людовика фаворитки и любовницы, сменяя одна другую, демонстрировали себя королевскому двору. Была и взаимная страстная любовь к племяннице кардинала Мазарини — Марии Манчини, но она закончилась взаимным недовольством и расставанием.

Особое место в череде фавориток и любовниц было суждено занять Луизе-Франсуазе де Лавальер (1644–1710), полное имя которой к концу её фавора было Луиза-Франсуаза де Лабом Леблан, маркиза де Лавальер, герцогиня де Важур, а к концу её жизни — монахиня Людовика.

Эта женщина знакома российскому читателю по книге А. Дюма-старшего «Двадцать лет спустя, или Виконт де Бражелон», где она предстаёт как первая страстная любовь виконта де Бражелона, на глазах которого начинается её любовная история с королём Людовиком XIV. А кто не читал этой книги, тот, возможно, помнит эту историю по кинофильму «Три мушкетера, несколько лет спустя».

Луиза-Франсуаза де Лавальер, родившаяся в Турении в 1644 году в патриархальной аристократической семье, не отличавшейся богатством, была воспитана в духе старого времени: в преданности монархии, любви к монарху, то есть его почитании и благоговении перед ним, высокой нравственности, милосердии, кротости и целомудрии. Как было принято в аристократических семьях, Луиза была хорошей наездницей, любила лошадей и знала в них толк. Однажды на прогулке верхом она упала с лошади, повредила себе ногу и на всю жизнь осталась «хромоножкой», как её впоследствии называли при дворе. Она не была красавицей, что ясно из описания ее внешности одним из её современников: «Девица эта роста посредственного, но очень худощава, походка её неровная, хромает. Она белокура, лицом бела, рябовата, глаза голубые, взгляд томный и по временам страстный, вообще же весьма выразительный. Рот довольно велик, уста румяные. Она умна, жива, имеет способность здраво судить о вещах, хорошо воспитана, знает историю и ко всем своим достоинствам одарена нежным, жалостливым сердцем». Её овальный портрет в стиле рококо кисти Буше, видимо, очень ей льстящий, передаёт её облик нежным, грациозным, отличающимся белизной кожи лица и тела, но не красотой. Её внутренний мир, не совпадающий с миром придворного фаворитизма, передан художником в её позе как бы ангела, что подчеркивается развевающимися вокруг неё шарфами, от её плеча летящими, как ангельские крылья. Очарованием Луизы де Лавальер были не красивые черты лица, а живость, ум, эрудиция, нежность в сочетании со страстным темпераментом

Отец Луизы умер, когда она была еще ребёнком, и она жила и воспитывалась матерью и дедом, бароном де Лабом, в замке Блуа, принадлежавшему их родственнику Гастону Орлеанскому.

Когда Луиза-Франсуаза «вошла в возраст» (ей исполнилось 13 лет), страстно в неё влюбившийся молодой маркиз де Бражелон просил её руки, и Луиза была согласна выйти за него замуж. Но судьба повернулась к ней иной стороной. Уже шла подготовка к свадьбе, как неожиданно умер её дед — барон де Лабом, который жил вместе с ними одной семьёй. С его смертью в семье остались одни женщины. Мать Луизы от переживаний тяжело заболела и, чувствуя свой конец, решила, чтобы обеспечить независимость Луизы, обратиться к принцессе Генриетте Английской, супруге брата короля Людовика XIV, с тем, чтобы она взяла Луизу к своему малому двору фрейлиной. Это было в 1658 году. Принцесса согласилась, и Луиза вступила в придворный мир, который принял её благосклонно: ей было всего 14 лет, она никого при дворе не знала, а потому не могла плести интриги под чьим-либо руководством, к тому же была наивна и скромна. Отсутствие красоты и хромота, естественно, не вызывали у придворных дам ни зависти, ни соперничества. Никто даже и подумать не мог, какое место в сердце красавца-короля займёт эта «хромоножка».

Но двадцатитрёхлетний король Людовик XIV пленился не красотой Луизы де Лавальер, а свежестью и чистотой её чувств и воззрений, её наивностью и искренностью, которые так контрастно противоречили придворному миру фаворитизма, миру корысти, зависти, неискренности и предательств. Однако это произошло не сразу, долгое время король вообще не имел представления о новой фрейлине и, разумеется, не замечал её.

Расставшись с Марией Манчини, Людовик искал общества, похожего на то, которое собиралось у его бывшей возлюбленной. И такое общество он нашёл у жены своего брата — принцессы Генриетты Английской — женщины умной, образованной, начитанной, остроумной, пользующейся не только уважением, но даже и любовью при её малом дворе Не считаясь с тем, что Генриетта была женой его брата, Людовик сошёлся с ней не только во вкусах: она стала его возлюбленной. Впрочем, его брат не интересовался своей женой, он больше любил «миньонов».

Молодая фрейлина, только что взятая ко двору, — Луиза де Лавальер — тоже обожала принцессу Генриетту Английскую. Принцесса Генриетта представила королю всех своих придворных девиц и дам, в том числе и Луизу. Людовик не нашёл в Луизе ничего особо привлекательного. А Луиза сразу влюбилась в короля.

Однажды Людовик после праздника в Фонтенбло, на котором для увеселения был устроен конкурс танцоров, приехал к Генриетте и случайно услышал разговор фрейлин. Они делились своими впечатлениями о празднике и танцорах. Каждая фрейлина высказывала своё впечатление, и когда очередь дошла до Луизы, то она сказала, что не понимает, как можно было смотреть на каких-то танцоров, когда на празднике был КОРОЛЬ? Людовик только слышал это, можно сказать, признание в любви к нему, но не видел, кто это сказал. Его поразило, что фрейлина полюбила его самого, а не его королевский титул, его власть и богатство. И он по запомнившемуся ему голосу стал искать ту, которая так бескорыстно его полюбила. И вскоре нашёл. Эта девушка запала ему в душу, и на одной из прогулок в Венсенском лесу он признался ей в любви и, конечно, в духе своего времени, предложил стать его официальной фавориткой. Но Луиза была воспитана в ином духе и считала, что её любовь и любовь женатого короля — это большой грех, который она не может взять на свою душу. Это еще больше разожгло пламя, горевшее в сердце Людовика, он стал писать Луизе письма, умолять её о свидании. И влюблённая Луиза, понимая, что эта любовь греховна и не имеет для неё будущего, всё же сдалась. Но муки совести продолжали терзать Луизу де Лавальер, и она прервала этот сладостный для неё роман, покинула двор, тем более, что Генриетта, надеявшаяся на любовь короля и связанные с этим почести и преимущества, возненавидела свою фрейлину, а в такой обстановке выполнение фрейлинских обязанностей было ещё одной мукой.

Людовик был в отчаянии: этот поступок Луизы больно поразил его, потому что он привык к безропотному поклонению. По просьбе, а скорее по приказу короля Луиза была вынуждена вернуться к обязанностям фрейлины малого двора Генриетты Английской.

Малый двор Генриетты, да и большой королевский двор зорко следили за отношениями короля Людовика XIV и Луизы-Франсуазы де Лавальер, с удивлением отмечая, что не только Луиза любит короля (это понятно: жалкая некрасивая хромоножка полюбила блистательного «Короля-Солнце»), но и Людовик, кажется, любит не принцессу Генриетту Английскую, к которой он ездил совсем недавно чуть ли не каждый день, а Луизу де Лавальер (непонятно: что он в ней нашёл?). Королевский двор разделился на две партии: одна — за Генриетту, другая — за Луизу. Подтверждением любви Людовика к Луизе явился его смелый поступок. Дело в том, что Анна Австрийская, мать Людовика XIV, в очередной раз затеяла для своих родственников беспроигрышную лотерею, где главным, самым дорогим призом были бриллиантовые браслеты, и этот приз (странное дело!) выиграл Людовик. И перед лицом своей родни и всего королевского и малых дворов он эти бриллиантовые запястья подарил Луизе де Лавальер. Несмотря на свою наивность, Луиза, поняв, что она вступила в опасную игру, срочно покинула королевский замок и отправилась в Шальотский монастырь.

Но король не думал отступать и снова уговорил Луизу вернуться к принцессе Генриетте для выполнения обязанностей фрейлины. Это было очень тяжело: Луиза видела, с какой ненавистью относится к ней Генриетта, но, настроенная религиозно, считая, что это искупление её греха, выполнила желание любимого Людовика. Однако мысль о греховности постоянно мучила Луизу, заставляя её вновь и вновь плакать и думать о побеге от греховных отношений. Всё изменили события. Болезнь короля заставила Луизу не только остаться в королевском замке, но и стать его официальной фавориткой.

На придворном празднике, посвященном средневековому рыцарству, король в роли рыцаря избрал своим символом полураспустившуюся розу, наполовину закрытую листьями. На его щите был начертан девиз: «Чем меньше показывается, тем прекраснее». Придворные поняли, что означает этот символ и о ком идёт речь.

Рождение у Луизы дочери, получившей имя мадемуазель де Блуа, во-первых, окончательно закрепило за Луизой де Лавальер титул официальной фаворитки, а во-вторых, положило начало появлению королевских детей Людовика XIV.

Следует отметить, что Луиза-Франсуаза де Лавальер, носившая титул официальной фаворитки, на самом деле не соответствовала сути этого титула. Она не была фавориткой в полном смысле этого слова, потому что не получила от короля никаких полномочий, не участвовала в политической жизни страны, не занималась устройством своих родственников и близких знакомых на государственные посты, не влияла на моду и не была примером для подражания в одежде, походке, манере поведения, образе жизни. Она просто, без затей, любила своего обожаемого Людовика и страдала от сознания, что она живёт во грехе и дети её рождены от греха

В 1663 году Людовик перевёз Луизу в королевский дворец, а затем купил и подарил ей дворец, в одной из комнат которого её ждала шкатулка с драгоценностями. Луиза продала эти бриллианты и на вырученные деньги основала два приюта: для бедных сирот и для бедных стариков. Этот благотворительный жест принёс ей признание двора. Но придворные не могли полюбить Луизу, она почти всегда была унылой, грустной, не любила праздников. С ней было скучно. Но главное, за что её не любили: она не просила у короля привилегий для придворных, обращавшихся к ней с просьбами.

Луиза родила четверых детей, в живых из них остались только двое. В соответствии со своими взглядами она не хотела их узаконить, боясь, что они возгордятся, став «детьми короля». Людовик придерживался иного мнения, он узаконил детей Луизы, сблизил их со знатнейшими родами Франции, предоставил им возможность претендовать на престол. Детьми Луизы занимался Кольбер. Ему же было поручено купить для Луизы имение Важур в Ренси. 13 мая 1667 года Луиза де Лавальер, получив это имение, стала герцогиней де Важур.

(А что же в 60-е годы XVII века происходило в России? На троне — царь Алексий Михаилович Романов. В июле 1658 года возник конфликт царя с патриархом Никоном, в результате которого Никон оставил патриаршество. В июле 1661 года закончилась война со Швецией и был заключён Кардисский мир, по которому Россия вынуждена отказаться от завоеваний в Ливонии, что оставляло её отрезанной от Балтийского моря. В том же июле в Москву явился приглашённый царём просветитель и литератор Симеон Полоцкий, имевший большое влияние на мировоззрение детей царя — царевича Феодора Алексиевича и царевны Софьи. В 1662 году вспыхнуло в Москве восстание, Медный бунт, против введения медных денег. В июне 1663 года медные деньги были отменены. В том же году был основан г. Пенза как сторожевой пограничный пункт и учреждена регулярная почта. В 1666 году был проведён Церковный собор, решением которого патриарх Никон был низложен, арестован и сослан в далёкий монастырь. В 1667 году, когда Луиза де Лавальер стала герцогиней де Важур, в России было заключено перемирие с Польшей в войне, длившейся с 16 54 года. В1669 году умерла супруга царя — Мария Ильинична Милославская, любимая Алексием Михаиловичем. Никаких фавориток при царском дворе не было и в помине.)

Фаворитка короля Людовика XIV, Луиза де Лавальер, была совершенно одинокой. Хотя вокруг неё было много придворных дам, у неё не было ни близких людей, ни близких родственниц, ни подруг, с которыми она могла бы поделиться своими мыслями и переживаниями. И вдруг у неё появилась подруга — Франсуаза-Атенаис де Монтеспан, по её мнению, умная, участливая, добрая, сумевшая с ней сблизиться. Луиза, буквально боготворя свою подругу, всей душой предалась этой дружбе и с обычной для неё простотой и доверчивостью делилась с ней своими переживаниями, а Людовику с восторгом хвалила Франсуазу де Монтеспан. Король, зная, что Луиза всегда говорит правду, заинтересовался такой прекрасной особой, пожелал познакомиться с ней поближе, а Монтеспан приложила все женские хитрости, чтобы понравиться ему. Так началось охлаждение короля к герцогине Луизе-Франсуазе де Лавальер и восхождение маркизы Франсуазы-Атенаис де Монтеспан на пьедестал официальной фаворитки. На балу у принцессы Генриетты Английской Людовик и Франсуаза-Атенаис признались друг другу в любви.

Дары короля Луизе были как бы прощанием с ней, потому что любовь Людовика к ней стала просто привычкой, любовью к сестре или надоевшей супруге. Сердце его уже принадлежало маркизе де Монтеспан, женщине умной, хитрой, по натуре честолюбивой и недоброй. Монтеспан не унижала Луизу, свою соперницу, в глазах короля, наоборот, она отзывалась о ней очень хорошо, говорила о её прекрасных качествах, но проводя параллели с собой, показывала, что она, Франсуаза-Атенаис, значительно умнее, веселее, энергичнее и темпераментнее.

Когда Людовик отправился на войну во Фландрию, его жена, Мария Испанская, мучимая тревогой за мужа, стала встречаться с Луизой, обуреваемой теми же страхами за короля. Король, возвратясь из военного похода, не проявил по отношению к Луизе прежнего восторга от встречи. Луиза поняла, что любовь его к ней прошла, а потому срочно уехала в Шальотский монастырь. Она всё же надеялась, что Людовик приедет за ней, но он не приехал сам, а послал за ней принца Конде. Правда, когда она вернулась, Людовик, поставив рядом с собой их дочь, мадемуазель Нант, встал перед Луизой на колени и сказал: «Не оставляйте нас более».

По случаю завоевания Франконии в 1673 году при дворе был устроен бал, как и прежде, с рыцарями и их возлюбленными. Только на этот раз символом короля была не полураспустившаяся роза, прикрытая листьями, а на лазоревом поле алмазная звезда, окружённая множеством маленьких звёздочек, — фамильный герб маркизы Франсуазы-Атенаис де Монтеспан, — и девиз, посвященный ей: «Блистательнейшей и прекраснейшей». Так было показано придворным, кто теперь занимает трон официальной фаворитки короля. Луизе, около десяти лет занимавшей это место, символика придворного бала показала, что её фавору настал конец И она поняла, что от мук греховной любви, от мучений ревности и обиды её может спасти только монашество, только монастырь, что остаток жизни она должна провести в молитвах в монастырской келье. Она еще колебалась в своём решении, но просьба короля, чтобы она стала крёстной матерью младшей дочери Франсуазы де Монтеспан, сразила её бездушием и унижением её достоинства. Она выполнила просьбу короля, но на следующий же день поехала в кармелитский монастырь на улице Сен-Жак, отличающийся особой строгостью устава, и просила настоятельницу постричь её в монахини. Настоятельница дала ей полгода на размышления.

Луиза де Лавальер была придворной дамой, и король имел право не отпустить её от двора. Он взял с неё слово, что она пробудет на службе при дворе еще по крайней мере год. Конечно, Луиза согласилась, но оповестила двор, что через год она уйдёт в монахини. Готовясь к пострижению, Луиза на коленях испросила у королевы прощение за свою греховную любовь к её мужу, показав тем самым, насколько ей чужда мораль фаворитизма.

Ровно через год, 2 июня 1674 года, тридцатилетняя герцогиня Луиза-Франсуаза де Лавальер, в полном расцвете красоты, пришла в монастырь и умолила игуменью постричь её в монахини. При пострижении она приняла новое имя — Людовика, чтобы в принятом ею имени короля показать, что она осталась верной своей любви.

Людовик XIV ни разу не навестил в монастыре свою первую настоящую любовь, свою бывшую фаворитку, совершенно не подходившую для этого наименования, а просто глубоко и преданно любившую его женщину. А его жена, королева Франции Мария, пока была жива, часто навещала эту удивительную женщину, виновную лишь в том, что она страстно и мучительно любила короля.

(В 1676 году, когда Луиза де Лавальер, монахиня Людовика, замаливала свои грехи в монастыре, в Москве умер царь Алексий Михаилович, и на трон взошёл его сын, Феодор II Алексиевич, венчанный на царство в Успенском соборе Московского Кремля. Царь Феодор Алексиевич был очень болен, почти не вставал с постели. Ни о каких фаворитках не могло было быть и речи. Он умер в 1682 году, отменив местничество.)

Луиза-Франсуаза де Лабом, маркиза де Лавальер, герцогиня де Важур, скончалась в парижском монастыре кармелиток на бульваре Сен-Жак в 1710 году, проведя в монастыре 36 лет.

Людовик XIV, сказавшись больным, на похороны Луизы не пришел

А что же маркиза Франсуаза-Атенаис де Монтеспан, следующая официальная фаворитка Людовика XIV? Какую роль она играла в государстве? Какова её судьба?

В отличие от Луизы де Лавальер, происходившей из рода провинциального дворянства, Фран-суаза-Атенаис, в девичестве де Тоннз-Шарант, урожденная герцогиня де Мортемар из рода Рошешуаров, была представительницей высшей французской знати. Все её родственники, за исключением младшей сестры Магдалины, аббатисы женского монастыря Фонтерво, служили при короле или при дворе (Людовик Виктор де Рошешуар, герцог Вивонь, родной брат Франсуазы, был особо близок к королю, он был флигель-адъютантом короля; старшая сестра — Габриель, маркиза де Тианж, супруга Клавдия де Дама, была статс-дамой при дворе Людовика XIV, а муж Франсуазы — Генрих-Людовик де Пардайян де Гондрен, маркиз де Монтеспан, герцог Орлеанский — был камергером двора Людовика XIV). Род Рошешуаров имел семейные связи со многими другими аристократическими родами.

А что касается маркиза де Монтеспан, то король Людовик XIV в 1663 году сам женил своего камергера на девице Франсуазе-Атенаис де Тоннэ-Шарант из рода Рошешуаров. Это был год, когда король перевёз Луизу де Лавальер к себе поближе, в свой родовой замок, подтвердив тем самым намерение закрепить за ней титул официальной фаворитки.

Когда Франсуаза-Атенаис, получившая звание статс-дамы при королевском дворе, явилась вместе с мужем ко двору, ей было уже 22 года. В отличие от Луизы де Лавальер, официальной фаворитки короля, она была полноватой и только благодаря корсету могла блистать тонкой талией; у неё были пышные белокурые волосы и голубые глаза Прибыв ко двору, она подружилась с Луизой де Лавальер и, как мы уже знаем, сумела очаровать её и получить от неё прекрасную характеристику для короля. Король, услышавший из уст своей фаворитки восторженные отзывы о Франсуазе де Монтеспан, естественно, стал обращать на статс-даму особенное внимание, а Франсуаза, будучи проницательной и хитрой, зная королевский девиз — «не отступать ни перед чем», чтобы подогреть желание короля, сначала стала делать вид, что она не замечает внимания короля, затем — что это внимание вызывает у неё якобы досаду, а спустя короткое время, заметив, что пылкость его возросла, стала отвечать ему взаимностью.

Муж демонстративно показывал свою ревность, устраивал королю сцены, врывался в его кабинет, ища там свою неверную жену, обращался к придворным за помощью. Но придворные жили по законам фаворитизма и в сближении короля с новой фавориткой не видели ничего дурного. Они уговаривали маркиза де Монтеспан, чтобы он гордился вниманием короля к его жене.

То обстоятельство, что маркиз так бесцеремонно вёл себя с королём, говорит о его высоком аристократическом положении, с которым король должен был считаться. Но король, поддерживаемый придворными, уже давно присвоил себе право поступать с придворными дамами, как ему угодно, тем более, что дама не отказывала ему, а напротив, отвечала взаимностью, а потому посадил надоедливого маркиза, чтобы отрезвить его, на несколько дней в Бастилию, а затем, отставив своего бывшего камергера от двора, выслал в его родовое поместье. Маркиз еще долго бушевал в своём поместье; он устроил похороны своей неверной супруги, опустив в яму пустой гроб и воздвигнув на фальшивой могиле памятник с её именем

Конечно, король стал настаивать на разводе супружеской пары де Монтеспан, что и было сделано Парижским парламентом

Двор уже знал, что теперь Франсуаза де Монтеспан стала официальной фавориткой короля. А король, расчищая путь новой фаворитке, приказал купить Луизе замок Важур и перевёз Луизу в её новый замок, дававший ей право на титул герцогини де Важур. Это было в 1667 году.

Как мы уже знаем, при французском королевском дворе для бывшей официальной фаворитки короля Луизы де Лавальер, отныне получившей ещё один титул — «герцогиня де Важур», начался период постоянных унижений и переживаний, зато для Франсуазы де Монтеспан это был период благоденствия и процветания. Поток Луизиных страданий продолжился до 1674 года, когда она приняла постриг в монастыре кармелиток. А к этому времени Франсуаза Монтеспан, опираясь на свою могущественную родню, уже семь лет правила бал при дворе. Она сумела взять короля в жёсткие руки и добивалась своего при любых обстоятельствах. Король во всём ей потакал, исполнял все её желания и нещадно опустошал для неё государственную казну. И это при том, что он с 1662 года истощал государственную казну еще и для постройки великолепного дворца в Версале, который бы, по его мнению, мог соответствовать его королевскому величию. Возведение версальского дворцового ансамбля продолжалось более пятидесяти лет, обошлось примерно в 400 млн. франков и составляло ежегодно 12–14% всех государственных расходов; много средств было потрачено на разорительные завоевательные войны, так что в 90-е годы Людовик был вынужден отправить на монетный двор для переплавки многие драгоценные дворцовые вещи из цельного серебра: столы, табуреты, канделябры, курильницы, рукомойники, даже трон.

Людовик XIV постоянно вёл широкомасштабные завоевательные войны, и ему нужна была поддержка влиятельных аристократических кругов, выдвигавших из своей среды военачальников. Поэтому, наслаждаясь любовью, он не терял из виду своих выгод и терпел все капризы новой фаворитки Франсуазы-Атенаис де Монтеспан, все её притязания, претензии и требования, потому что не только любил её, но и осознавал, что за ней стоит могущественный клан, на который всегда можно опереться, в том числе и в военных делах.

Королевский двор, находившийся теперь в ещё недостроенном, но уже роскошном Версале, проводил свою жизнь в постоянном веселье, удовольствиях и развлечениях, которые очень любила Монтеспан. Придворные опасались фаворитки, зная её злопамятность, деспотичность, коварство, недоброжелательное, даже порой злобное отношение к окружающим. Они знали, что её поддерживает её многочисленное всемогущее семейство, опора её безграничного влияния на короля. За глаза, шёпотом, они называли её «султаншей», но перед ней заискивали, подражали ей, усваивая изящество её одежды, её манер, вычурность её речи, стараясь проникнуть в тайну её привлекательности. Маркиза де Монтеспан при версальском дворе Людовика XIV, где создавался особый климат постоянных увеселений, празднеств, внешне утончённых, но на самом деле самых порочных плотских отношений, самых разнообразных любовных и иных развлечений в духе фаворитизма, стала законодательницей моды, самого стиля жизни — всего того, что, распространившись по странам Европы (в том числе и в России), позволило называть галантным веком исторический период с конца XVII и до конца XVIII века.

Время фавора маркизы де Монтеспан продолжалось при королевском дворе целое десятилетие. Это было время любви короля к капризной, вздорной женщине, которая, впрочем, в его Версале, созданном им с таким трудом и с такими финансовыми потерями, явилась творцом любовной и праздничной жизни на фоне золочёных апартаментов дворца и прекрасного ландшафта версальского парка. Это было действительно царствование Франсуазы де Монтеспан, которая, в соответствии с установленными королём правилами этикета, не позволяла придворным дамам в своем присутствии сидеть на стульях, а только на табуретах (пуфах), делать иронические замечания в её адрес, не очень почтительно кланяться ей, но позволяла себе высмеивать всех, особенно красивых дам и девиц, требовать к себе особого поклонения как официальной фаворитке короля, статус которой был выше статуса королевы Франции. Монтеспан вмешивалась в назначения на высшие придворные, военные и гражданские посты, занималась преследованием красивых женщин, которые могли бы стать её соперницами, направляла короля на преследования и аресты богатых людей Франции с целью конфискации их имущества и пополнения королевской казны, то есть на беззакония и даже на беспредел Она определяла судьбы людей, за подношения (то есть за взятки) и возвеличивание её могла заставить короля кому-то даровать состояние, титул или звание, а кому-то, не понравившемуся ей и ей не покорившемуся, — преследование, изгнание, полное разорение.

У Франсуазы-Атенаис был собственный двор со статс-дамами и фрейлинами. Её покои в Версале были в два раза больше, чем покои королевы. На приёмы, вечеринки и балы её двора являлись и сам король, и королева, и министры, и послы, и заслуженные генералы. Маркиза любила играть в карты, причём играла она с азартом и не любила проигрывать. Выигрыш она оставляла себе, но проигрыш всегда должен был оплачивать король.

И всему этому король подчинялся, словно находился под колдовскими чарами. Люди не понимали, как он терпит от своей любовницы капризы, иногда чрезмерные требования, раздражительность до гневливости, злость, иногда направленные на него самого? Они не понимали, что он во многом зависит от аристократической элиты, представительницей и проводником которой была капризная и требовательная маркиза де Монтеспан. Но ходили также слухи, что Монтеспан подмешивает ему в еду и питьё средства, возбуждающие его любовь к ней. Такому поведению короля придворные смогли придумать только одно объяснение: Монтеспан тайно связана с сектой дьяволопоклонников или с колдунами, использовала их умение наводить чары с применением крови невинных младенцев, брала у них зелье, с помощью которого привораживала короля. Эти слухи имели распространение по всей Франции.

Хоть король и терпел свою официальную фаворитку, подчинялся её требованиям и капризам, но в удовольствии заиметь ещё одну, свеженькую любовницу, себе не отказывал. Так было не один раз, но он неизменно возвращался к Франсуазе-Атенаис. Это неизменное его возвращение она воспринимала как своё могущество, силу своего очарования, а потому с каждым годом всё более и более распоясывалась в своём гневе, которого боялись даже самые высокопоставленные вельможи. Она часто покидала короля в связи со своей набожностью, чтобы молитвами и покаянием снискать прощение у Бога за свой грех. Но было ли это так искренно, как у Луизы де Лавальер? Вряд ли.

Грех предательства по отношению к прежней официальной фаворитке, Луизе де Лавальер, у которой Франсуаза отбила короля, как и полагается, обернулся и пал на саму, казалось бы, непоколебимую фигуру жрицы любви, на маркизу Франсуазу де Монтеспан. «Не рой яму другому, ибо сам в неё попадёшь», — говорится в известном евангельском изречении. Так и вышло.

Монтеспан была знакома с некой госпожой д'Обинье (в замужестве Скаррон) ещё в бытность свою женой камергера двора, герцога Орлеанского Генриха Людовика де Пардайян де Гондрен, маркиза де Монтеспан. В те времена вдова Скаррон проявляла себя как дама умная, весьма почтительная и любезная, даже в какой-то степени угодливая и очень скромная. Когда у Монтеспан появились дети от короля, она вспомнила об этой почтенной вдове и пригласила её к себе за хорошие деньги и дом, купленный в её собственность, в качестве воспитательницы королевских детей.

У Монтеспан и Людовика XIV было четверо детей, и король признал всех четверых с правами принцев крови, а затем специальным эдиктом предоставил им право на престол, после чего королевские дети из дома госпожи Скаррон были перевезены во дворец вместе со своей воспитательницей. Госпожа Скаррон была хорошей воспитательницей, отлично владевшей психологией человека, и, так как своих детей у неё никогда не было, она полюбила детей короля от Монтеспан. Особенной её любовью пользовался Луи-Опост, старший сын короля, первенец, родившийся в 1670 году, будущий герцог Мэнский, которого, по её словам, «она усыновила в своём сердце». Судя по всему, Луи-Опост относился к ней значительно нежнее, чем к своей родной матери. Так, участвуя в соперничестве двух фавориток, герцог Мэнский принял сторону не своей матери, а бывшей его воспитательницы и согласился передать своей матери королевский приказ об удалении маркизы де Монтеспан от двора. За это маркиза возненавидела своего сына и эту ненависть к нему питала до самой своей смерти. Сын отвечал ей тем же настолько, что, когда она умерла, он не оплакивал её, а равнодушно принял её кончину. Но это было значительно позже, а в 70-е годы Людовик любил де Монтеспан, и она значила для Франции больше, чем королева. В эти времена король, разумеется, не обращал внимания на какую-то воспитательницу его детей, и если дарил ей по большим праздникам подарки, то исключительно по просьбе своей фаворитки.

Когда стала продаваться земля поместья Мен-тенон, маркиза попросила короля купить эту землю для вдовы Скаррон в качестве оплаты её услуг. Король согласился, и воспитательница, став владелицей земель Ментенон и соответственно дворянкой, получила наименование госпожи де Ментенон. Получив возможность жить при дворе в непосредственной близости от короля, де Ментенон, хороший психолог, стала потихоньку, ненавязчиво вмешиваться в отношения короля и его фаворитки. Она кротко упрекала Монтеспан за её капризы, раздражительность и жалела бедного короля, которому приходится всё это терпеть. Франсуаза сама рассказала об этой жалости к королю со стороны госпожи де Ментенон, а тому понравилось, что его кто-то жалеет, и он стал интересоваться госпожой де Ментенон, беседовать с ней сначала о воспитании детей, затем о взглядах на жизнь и взаимоотношениях любящих людей. Король жаловался ей на вспыльчивость фаворитки, а Ментенон тоже стала потихоньку жаловаться на Франсуазу, на её невоспитанность, иногда странное поведение, о слухах относительно её связи с дьяволопоклонниками. Людовик еще любил Франсуазу, ценил в ней энергию, с которой она распоряжалась двором и закладывала основы галантного века, но червь сомнения в отношении фаворитки и усталость уже немолодого человека от бурных проявлений эмоций требовали более спокойной жизни, а потому тихие беседы с госпожой де Ментенон, её разумные советы всё более и более нравились королю. Ментенон незаметно вкралась в душу Людовика XIV, стала его близким и доверенным лицом, так что, когда Франсуаза Монтеспан в душе своей заподозрила неладное, было уже поздно, но, уверенная в себе и королевской любви, она отогнала от себя эту мысль и не стала предпринимать никаких шагов.

Франсуаза-Атенаис часто покидала короля по своим делам. В 1678 году она в очередной раз поехала на курорт Бурбон-д'Аршамбо на несколько месяцев, а когда вернулась, обнаружила, что официальной фавориткой Людовика XIV является не она, а госпожа де Ментенон. Она не могла поверить: как это могло случиться, что женщина низкого происхождения, служившая у неё воспитательницей её детей, менее красивая, старше её на несколько лет, сумела вытеснить её, маркизу де Монтеспан, из сердца короля. И Франсуаза, считая это недоразумением, которое скоро разрешится, осталась в королевском дворце, но, как оказалось, на непродолжительное время. Помимо того, что король уже хотел нормальной спокойной жизни без скандалов, выкрутасов и капризов, а потому уже больше не воспринимал маркизу де Монтеспан с её неуёмной энергией, выяснилось, что маркиза оказалась замешанной в «деле о ядах». Это было не новое дело: расследование началось ещё в 1677 году, но тогда опасались трогать официальную фаворитку короля, однако теперь, когда она потеряла свой статус, с ней уже можно было не считаться: король заступаться за неё не будет. Уже в те годы, когда велось следствие по этому делу, обнаружилось, что герцогиня де Монтеспан входила в «кружок любителей фармакологии» и совместно с другими «любителями»: графиней Суассон, герцогиней Буйон, маршалом Люксембургом, племянницами кардинала Мазарини, придворными кавалерами, близкими к маркизе, и «колдуньями» активно посещала общество, главой которого была некая Вуазен, изобличённая как отравительница. Было проведено судебное разбирательство этого нашумевшего дела о любителях ядов и отравителях, и 22 февраля 1680 года Вуазен и еще 35 «колдуний» и отравителей были сожжены на костре. Тогда, благодаря покровительству короля, де Монтеспан избежала преследований, но спустя несколько лет, когда дело было фактически забыто, неожиданно дочь отравительницы Вуазен обвинила бывшую фаворитку короля в участии в этом кружке с целью получить сведения, как незаметно отравить короля.

Естественно, Людовик XIV стал бояться де Монтеспан, он старался встречаться с ней как можно реже, а де Ментенон перед липом двора, как бы защищая короля от этой назойливой женщины, стала буквально вытеснять маркизу из королевского дворца. Маркиза, в силу своего упорного характера, продолжала оставаться во дворце и почти ежедневно надоедать королю своим присутствием, а король старался сократить до минимума эти встречи и, выяснив, что аристократия не будет больше поддерживать надоевшую и им госпожу де Монтеспан, в 1689 году подписал приказ об удалении от двора маркизы Франсуазы-Атенаис де Монтеспан. Ей было в то время 47 лет.

Когда-то, в пору своего расцвета, играя роль жрицы любви, маркиза де Монтеспан, создавая в Версале правила галантного века, основанные на фаворитизме, с одной стороны, и высокой культуре, с другой, специально построила в Париже дом для молодых красивых девушек-дворянок и учредила в нём сообщество Дев Св. Иосифа, целью которого было обучение девушек галантным манерам, пению, танцам, различным рукоделиям. Это был своеобразный источник пополнения королевского двора утончёнными и просвещёнными придворными девицами.

Мадам де Ментенон, сместив маркизу Монтеспан и став официальной фавориткой Людовика XIV, а затем и его женой, будучи весьма религиозной дамой, учредила «Сен-Сир» — знаменитый институт для благородных девиц с серьёзной программой обучения и религиозного воспитания.

(Заметим, что спустя годы мадам Помпадур, официальная фаворитка Людовика XV, используя этот опыт, учредила в Париже, в Оленьем парке, такой же дом, какой был учреждён маркизой де Ментенон, с самыми красивыми девушками Франции, с замечательной программой обучения, в том числе и этикету, но, разумеется, и искусству «страсти нежной», для увеселения и плотских наслаждений короля Людовика XV. Добавим к этому, что в 1764 году Екатерина II, возможно, используя вместе с И.И. Бецким идею мадам Ментенон, тоже с целью воспитания нового поколения девушек как фрейлин Императорского двора, основала в Петербурге, в Смольном дворце, Воспитательное общество благородных девиц, известное как Смольный институт благородных девиц).

Вынужденная покинуть дворец, Франсуаза де Монтеспан поселилась в учреждённом ею доме сообщества Св. Иосифа и предалась молитвам и покаянию. Так прошло 16 лет.

Весной 1707 года она в очередной раз поехала лечиться на воды, но почему-то, как бы что-то предчувствуя, перед отъездом раздала все свои деньги на пенсии служительницам дома, на премии, подарки и милостыни. 27 мая 1707 года на водах она почувствовала приближение смерти, покаялась в своём грехе, поблагодарила Бога за то, что умирает вдали от короля и детей, рождённых во грехе, и почила вечным сном. Её погребли в Пуатье, в фамильном склепе герцогов де Мортемар из рода Рошешуаров.

А маркиза де Ментенон после отъезда из Версаля маркизы Монтеспан в 1681 году и смерти королевы Марии в 1683 году заняла в королевстве первое место после короля, который находился под безграничным её влиянием и полностью ей доверял.

(В России 1682 год ознаменовался двумя событиями, имевшими для страны и её народа определяющее значение. 12 января 1682 года на Соборе, созванном царём Феодором II Алексиевичем, было принято историческое решение об уничтожении местничества, порядка распределения служебных мест по родовитости, а не по личным талантам и заслугам. Через три месяца после этого важного для страны события царь Феодор Алексиевич умер в возрасте 21 года, что повлекло за собой ряд трагических происшествий.)

В 1684 году король Людовик XIV тайно сочетался браком с маркизой Ментенон, своей официальной фавориткой. Под влиянием своей фаворитки король совершенно переменился. В прошлом любитель хорошеньких женщин, Людовик в своей жизни, как мы видели, не только сменил нескольких официальных фавориток, но и имел несчётное количество любовниц и мимолётных любовных связей, но теперь, постарев, он под влиянием официальной фаворитки и супруги, тайной королевы, стал чрезвычайно религиозен, совершенно отказался от каких-либо любовных связей, прекратил при дворе всякого рода балы, шумные праздники, маскарады, спектакли, комедии и балеты, в которых прежде он с удовольствием вместе с актёрами участвовал. Бывало, при фаворитке Монтеспан постоянно устраивались увеселительные поездки то в Версаль, то в загородные королевские резиденции-дворцы Марли, Компьен, Фонтенбло. Теперь короля интересовали религиозные книги, проповеди и душеспасительные беседы с проповедниками-иезуитами. Все силы и финансовые средства уносили постоянные войны и продолжавшееся строительство и украшение Версальского дворца и парка. Особенно разрушительной для Франции стала война за испанское наследство, которая, начавшись в 1701 году, окончилась только в 1713-м. За эти 12 лет французы испытали ужасные лишения: голод, нищета, тяжёлые болезни унесли сотни тысяч жизней; только в одном Иль-де-Франс умерло около 30 тысяч человек. Толпы голодных нищих, прося милостыню, шли в Версаль и осаждали другие королевские дворцы.

Маркиза де Ментенон получила огромные преимущества в решении дел государственных, но особенно религиозных, что не было плодотворным для страны, а на гугенотах (протестантах) сказалось даже трагически: в 1685 году был отменён Нантский эдикт, по которому центром их проживания в стране определялся Ла-Рошель и не запрещалось протестантское вероисповедание. С отменой Нантского эдикта был наложен запрет на совершение публичного протестантского богослужения и на воспитание детей в кальвинистской вере, что привело к массовому исходу из страны гугенотов, не пожелавших принять такое притеснение. В результате политики, навязанной стране госпожой Ментенон, 400 тысяч протестантов ушли в добровольное изгнание, поредели французские армия и флот, а неприятельские армия и флот пополнились тысячами лучших военных и морских специалистов. Кроме того, эта массовая эмиграция вывезла из Франции 60 млн. ливров, что значительно ослабило финансовое положение страны.

Начались у короля Людовика XIV и семейные утраты. В апреле 1711 года от оспы умер сын короля, наследник-дофин Людовик. В связи с этим Людовик XIV назначил наследником престола своего старшего сына, герцога Бургундского. Но в начале февраля 1712 года умерла супруга наследника, герцогиня Бургундская, а в следующем, 1713 году скончался от лихорадки и сам наследник, герцог Бургундский. По закону следующим наследником престола должен был быть внук Людовика XIV — герцог Бретанский, в то время еще ребёнок, но и он, словно семейство преследовал какой-то рок, умер от скарлатины в марте 1713 года Титул наследника-дофина перешёл к его младшему брату, второму внуку Людовика XIV, герцогу Анжуйскому, в то время грудному младенцу, но тот выжил и стал королём Людовиком XV.

Пережив столько смертей сыновей и внуков, да ещё связанных с судьбой трона, Людовик XIV стал ещё религиознее, грустнее и задумчивее. 27 августа 1715 года «Король-Солнце» отдал последние распоряжения, а 1 сентября 1715 года почил в Бозе.

 

Король Людовик XV и его фаворитки

В XVIII веке, объявленном галантным, фаворитизм на фоне развития живописи, скульптуры, архитектуры, театрального искусства, музыки, литературы, философии, научных открытий и изысканий, новомодной мебели и одежды высших кругов общества, пудреных париков и утончённых манер продолжил своё процветание. Это был век авантюризма и Просвещения, стилей рококо и ампир, век великих реформаторов, художников, актёров, композиторов, писателей и поэтов, учёных и философов.

(В России в XVIII веке царствовали Пётр I, Екатерина I, Пётр II, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II и Павел I. При Петре I появились первые любовницы-фаворитки государя — Анна Монс, а затем Марта Самуиловна Скавронская, ставшая впоследствии его женой и императрицей Екатериной I Алексеевной.)

Во Франции после смерти Людовика XIV в 1715 году на трон взошёл герцог Анжуйский Людовик XV (1710–1774). Он был вторым сыном старшего внука Людовика XIV и среди наследников занимал четвёртое место после дофина Людовика, его сына герцога Бургундского и после герцога Бретанского, старшего брата короля, а потому ничто, казалось бы, не предвещало ему судьбы стать королём Франции. Но в 1711 и 1712 гг. династию Бурбонов посетило роковое несчастие: один за другим все три наследных принца умерли, и Людовик Анжуйский оказался наследником французского трона. В то время ему было всего лишь пять лет, и регентом при нём был назначен его двоюродный дед, герцог Орлеанский. Когда Людовику исполнилось шесть лет, он был отдан на воспитание и обучение аббату Флёри, которого маленький король полюбил, как отца Людовик был способным мальчиком, учился охотно и прилежно, особенно любил математику и географию, без особого труда освоил несколько иностранных языков. Уже в тринадцать лет (1723) молодого короля считали совершеннолетним, и регент, герцог Орлеанский, стал его приобщать к государственным делам: присутствовать на приёме иностранных послов, на важных государственных совещаниях, на занятиях по дипломатии, которые для него проводил сам регент. В 1725 году четырнадцатилетнего Людовика XV женили на принцессе польской Марии Лещинской.

(Следует, по нашему мнению, заметить, что в январе 1725 года в России скончался Петр I, на трон взошла его супруга Екатерина I Алексеевна Их дочери, Анна Петровна и Елизавета Петровна, вошли в возраст невест. Анна была сосватана за Карла-Фридриха герцога Голштейн-Готторпского, и Екатерина I, чтобы достойно выдать замуж свою вторую дочь Елизавету, обратилась к французскому послу относительно кандидатуры своей дочери в качестве невесты Людовика XV. Но проект этот, вынесенный послом на обсуждение при французском дворе, был отклонён.)

Все придворные королевского двора признавали, что их молодой король — чуть ли не самый красивый юноша во Французском королевстве, гордились им и восхищались его благородством, приятностью обхождения, образованностью, тонким вкусом, чистотой и непорочностью сердца. Но правительство, первым министром которого был аббат Флёри, детский наставник короля, замечало, что Людовик не склонен к государственным делам, даже тяготится ими, что в большей степени он любит охоту, игру, узкий круг утончённого общества за обильным столом с тулузскими винами. Король по своей натуре был робок и терялся при большом стечении людей, но в узком кругу приближённых бывал красноречив, остроумен, любезен и добр.

Более десяти лет король хранил верность своей королеве Марии и не обращал внимания на окружавших его при дворе красивых женщин. Но эту безоблачную идиллию нарушила сама королева. Родив за эти годы десять детей, она воспротивилась ночным посещениям короля, отказавшись исполнять свой супружеский долг, так как считала для себя унизительным всё время ходить беременной, испытывать родовые муки и фактически не иметь полноценной жизни. Она стала холодна к Людовику, прячась от него за набожностью. Людовик был оскорблён до глубины души и, когда в очередной раз Мария отказалась принять его вечером, поклялся никогда более не требовать от неё исполнения супружеских обязанностей. Ему было в то время всего 27 лет, и пылкая его натура потребовала замены возлюбленной.

Первой его фавориткой стала графиня де Мальи, очень красивая и образованная женщина, вполне подходившая к его маленькому утончённому обществу. Она была только любовницей и при дворе не играла никакой роли. Госпожа де Мальи тоже не любила шумного большого общества, а потому в королевскую компанию попасть не мог никто без её приглашения, а приглашала она только редких избранных, ценителей тонкого вкуса и изящества. Сначала избранное общество Людовика и его фаворитки, состоявшее из нескольких их друзей и красивых женщин, собиралось в малых апартаментах короля, но постепенно, когда впервые робкий луч непристойности стал проникать в их общество, Людовик пожелал большей свободы и закрытости и купил замок Шуази, который был расположен среди густого леса, полного дичи, возле реки с живописными берегами, — раздолье для охоты, которой Людовик увлекался страстно. По желанию короля замок Шуази был перестроен, роскошно украшен как в интерьерах, так и в окружавшем его парке, где были устроены сады, украшенные клумбами с цветами, мраморными бассейнами, фонтанами и статуями. Среди этой роскоши были расставлены пиршественные столы с экзотическими яствами и развешаны клетки с диковинными птицами, привезёнными из далёких стран и удивлявшими своим радужным оперением.

Интерьеры замка поражали своим убранством: стильной мебелью, обитой персидским бархатом, роскошными покоями и интимными уголками для любовных утех, украшенными причудливыми вазами и статуэтками, картинами и изваяниями — произведениями знаменитых художников. В Шуази всё было сделано в соответствии со вкусами короля и его друзей, с их представлением о роскоши и наслаждениях.

Чтобы любопытные и болтливые слуги не мешали пирующей компании и не нарушали устраиваемых оргий, в замке для каждого приглашённого был установлен столик, сервированный приборами из золота и хрусталя, который при помощи пружины и особого механизма опускался вниз, под пол, на нижний этаж, где слуги устанавливали на нём различные вина и яства, и поднимался обратно, к пирующим.

Почти всё своё время Людовик XV с мадам Мальи находился в роскошном замке Шуази, проводя время в выездах на охоту, в беседах и пирах, незаметно переходящих в оргии, в тесном кругу друзей. Графиня де Мальи умела развеселить короля, склонного к унынию, и рассмешить всю компанию друзей своими шутками и очаровательным заразительным смехом. В Версале, где находился королевский двор, Людовик бывал редко, только в торжественные дни, где он предъявлял себя внимательным супругом-семьянином, нежным и добрым отцом, верным христианином-католиком, прилежно посещающим церковные службы.

Однако вскоре жизнь в Шуази претерпела некоторые изменения: королю наскучила мадам Мальи, он пленился её старшей сестрой — герцогиней де Вантимиль, неосмотрительно приглашённой в интимный кружок короля его фавориткой. Герцогиня де Вантимиль стала новой фавориткой короля, и теперь уже она властвовала в тесном кружке избранных. Но и её власть над королём продолжалась недолго: мадам де Вантимиль забеременела и умерла от родов. Настал черёд увлечения короля младшей сестрой — маркизой де Латурнель, которую позже Людовик пожаловал титулом — герцогиня де Шатору.

Если предыдущие фаворитки царили лишь в замке Шуази и не демонстрировали себя при королевском дворе, а следовательно, не имели значимого влияния на государственные дела, то герцогиня де Шатору получила значение официальной фаворитки и вместе с аббатом Флери, первым министром и наиболее доверенным лицом короля, стала советчицей короля по государственным вопросам, иногда, к удовольствию Людовика, замещала его в делах государственной важности. Герцогиня окружила себя в поддержку короля высокородными людьми, занимающими весьма важные позиции в королевстве, особенно в армии, и создала воинственную партию, которая требовала перемен во внешнеполитическом положении Франции. Под влиянием герцогини де Шатору и её партии Людовик XV в 1740 году разорвал отношения с Австрией и примкнул к союзу Пруссии и Баварии в их войне за австрийское наследство в связи с кончиной императора Карла VI и непризнанием прав на престол его дочери Марии Терезии. Дело в том, что баварский курфюрст Карл был женат на дочери Иосифа I, старшего брата Карла VI, а потому считал, что его жена, несмотря на изданный еще в 1724 году акт о престолонаследии (Прагматическая санкция), в котором наследницей признаётся Мария Терезия, имеет больше прав на австрийское наследство. Было понятно, что курфюрст баварский будет утверждать свои права силой оружия. Для этого он заключил союз с Францией, Испанией и Саксонией о разделе австрийских владений. Все эти страны обещали покойному королю Карлу VI соблюдать правила Прагматической санкции, а стало быть, права на наследие Габсбурской державы его дочери, Марии Терезии, но сумели быстро об этом забыть. Признали тогда Прагматическую санкцию также Англия и Россия. Но Англия предпочла держать нейтралитет, а в России в ноябре 1740 года умерла императрица Анна Иоанновна, наследник империи Иоанн VI Антонович был младенцем, его регентшей стала племянница покойной императрицы Анна Леопольдовна, против которой Елизавета Петровна, дочь Петра I, совершила дворцовый переворот.

Так что Россия, занятая своими делами наследования престола, не могла принять участия в разгоревшемся европейском скандале.

В 1740 году двадцатитрёхлетняя эрцгерцогиня Мария Терезия вступила на австрийский престол, приняв также титулы королевы Венгрии и Чехии, и сразу же оказалась в самом затруднительном положении: без настоящих, дельных помощников, без денег, без войска она должна была отражать натиск почти всей Европы, потому что, кроме угрозы со стороны баварского курфюрста, неожиданно, без объявления войны, в декабре 1740 года прусский король Фридрих II с многотысячным войском вторгся в Силезию, имея претензию на некоторые её земли. Посланная против него 30-тысячная армия была полностью разбита в апреле 1741 года при Молвице.

Казалось бы, судьба Габсбургской державы и её наследницы, королевы Марии Терезии, предрешена. Но Мария Терезия была не из тех, кто сдаётся. Это была необыкновенная женщина: умная, живая, пылкая, с твёрдой волей, удивительной работоспособностью, природным даром слова, умением привлекать на свою сторону людей, готовых ей помочь. В первые годы её правления, её молодости, она была необычайно красива, грациозна, пластична и царственно величава. Спасение Габсбургской монархии всецело было обязано Марии Терезии. Она, попав в такое тяжёлое положение, не сдалась, а быстро нашла выход: она отправилась на Пресбургский сейм в Венгрию, обратилась к депутатам сейма с убедительной, но в то же время и трогательной речью о помощи. Венгры откликнулись на призыв их молодой и прекрасной королевы и собрали для неё 100-тысячную армию вместе с воодушевлявшими её добровольцами, составившими дополнительное войско. 

Это войско и спасло наследие Марии Терезии.

Но вернёмся во Францию, к Людовику XV, заключившему, по настоянию мадам Шатору и нажиму её воинственной партии, союз против Марии Терезии. Согласно этому союзу и решению баварского курфюрста, летом 1741 года две французские армии перешли Рейн, но пошли не на Вену, как должно было быть, а на Прагу, и вместе с баварцами взяли её. Баварский курфюрст Карл, упиваясь победой, возложил на себя титул императора Чехии и на некоторое время торжествовал своё мнимое величие. А за это время ситуация изменилась, Мария Терезия приобрела и армию, и деньги, и дельных советников, в августе 1742 года её армия блокировала Прагу и заставила французов отступить.

В 1743 году умер первый министр Французского королевства, бывший воспитатель короля месьё Флери, который, развивая лень своего воспитанника, всегда думал и всё делал за него. Людовик после его смерти словно очнулся от долгой спячки: он стал работать со своими госсекретарями, председательствовать в Государственном совете, на заседаниях которого стал выдвигать весьма дельные предложения, даже отважился возглавить армию и приступить к военным действиям.

Так, в мае 1744 года французская армия, воодушевлённая присутствием короля, вступила в Западную Фландрию и захватила Менэн, Куртрэ, Фюрн, Ипр и Диксмюйден. А в то же время армия Марии Терезии переправилась через Рейн и заняла Нижний Эльзас. Получив об этом известие, Людовик со своей армией бросился защищать свои восточные владения, но, прибыв в Мец 5 августа 1744 года, он заболел тяжелой формой лихорадки и вынужден был слечь в постель. Болезнь протекала так тяжело, что все боялись за его жизнь, а король действительно находился между жизнью и смертью. Герцогиня де Шатору неотлучно, как полагалось официальной фаворитке, пребывала возле короля в военном лагере и теперь прилагала все силы и средства, чтобы его спасти. Но вот пришла весть о том, что королева Мария с дофином Людовиком, обеспокоенные болезнью короля, едут навестить своего супруга и отца. В таком случае фаворитка должна была удалиться из лагеря, и мадам де Шатору покинула военный лагерь. Пребывание королевы возле больного мужа оказалось благотворным: король пошёл на поправку. А что касается мадам де Шатору, то неожиданно для всех пришло известие о её скоропостижной смерти. Причина её смерти осталась неизвестной. Можно предположить, что она заразилась опасной формой лихорадки (возможно, вирусным гриппом) от Людовика, но её организм оказался не таким прочным, как у её возлюбленного.

А король Людовик XV, оправившись от болезни, опять бросился в бой: он снова переправился через Рейн и в течение трёх месяцев осаждал Фрейбург.

У читателя не должно быть впечатления, будто военные действия в XVIII веке могли быть хоть немного похожи на события во время Второй мировой войны. Между битвами и осадами городов в XVIII столетии проходили как бы перемирия, во время которых короли и курфюрсты могли наслаждаться жизнью при своих дворах и в своих замках, со своими фаворитками и друзьями, предаваться любви и устраивать оргии. А затем снова возвращались в военный лагерь, к своей многотысячной армии, и снова одни брали города, а другие их осаждали. И снова на непродолжительный срок предавались удовольствиям мирной жизни.

Уставший от военной канители, Людовик XV почти полностью передоверил французские войска Морицу Саксонскому и снова предался своей лени. Он еще объявлял войну Голландии, но встретив упорное сопротивление, не вступил с ней в серьёзную борьбу, а в Италии вообще остановил продвижение своего войска.

К 1747 году все страны, устав от постоянных военных действий и истощив свои финансы, стали искать мира. И 30 октября 1748 года в Ахене союзники заключили мирный договор с императрицей австрийской Марией Терезией, признав её законные права на трон. Людовик XV вернул Марии Терезии все её владения в Бельгии. Таким образом, все военные усилия Франции с целью приобретения новых территорий оказались напрасными. Франция не получила ничего.

После смерти мадам де Шатору у Людовика XV довольно продолжительное время не было официальной фаворитки, а случались только мимолётные любовные связи. Среди своего окружения Людовик XV, с его завышенными требованиями к людям, с его тонким вкусом, образованностью, пониманием искусства и любовью к нему, не видел женщины, равной ему по всем его качествам а, следовательно, достойной стать его официальной фавориткой.

В аристократической среде Франции был крут людей, которые рассчитывали, что, благодаря выдвинутой ими кандидатуре новой фаворитки, они могут занять при короле самые высокие позиции, позволяющие влиять на политику королевства и на самого короля, открывающие путь к карьерному росту их самих и их родных и близких, а следовательно, к славе и обогащению.

Такая фаворитка, достойная короля: красивая, умная, обаятельная, образованная, обладающая художественным вкусом и хорошим воображением, веселая, способная развеять постоянное уныние короля, а главное — вместо него, ленивого, выполнять «королевскую работу», — была найдена одной из политических партий во главе с де Ришелье.

Это была мадам Жанна-Антуанетта д'Этуаль, в девичестве Жанна-Антуанетта Пуассон, впоследствии ставшая известной всему миру как маркиза де Помпадур (1721–1774).

Жанна-Антуанетта Пуассон родилась 29 декабря 1721 года в буржуазной семье из клана финансистов. (Отметим, что в России годы её жизни были последними годами правления Петра I (ум 1725), Екатерины I (ум. 1727), Петра II (ум. 1730), Анны Иоанновны (ум. 1730), Елизаветы Петровны (ум 1761) и Екатерины II, в 1762 году ставшей императрицей. Жанна-Антуанетта была моложе Елизаветы Петровны на 12 лет и старше Екатерины II — на 8.) Её родители, Франсуа Пуассон и Луиза-Мадлен де Ля Мотт, были достаточно обеспечены, чтобы дать хорошее начальное образование своей дочери в школе урсулинок в Пуасси, где одной из наставниц была её родная тётка Элизабет де Ля Мотт. В 1726 году, когда Жанне-Антуанетте было всего 5 лет, её отец был обвинён в финансовых махинациях при поставках зерна и в следующем году был вынужден бежать из страны.

В школе урсулинок Жанне нагадали, что её полюбит сам король и она станет самой главной дамой Франции. Это предсказание запало ей в душу, и она, всегда помня об этом, используя все повороты судьбы для реализации своей честолюбивой мечты, стала медленно, но неуклонно идти к цели, казавшейся абсолютно нереальной. (Отметим, что будущей Екатерине II в раннем возрасте так же нагадали, что она станет царицей трёх государств, и это тоже казалось совершенно нереальным, но она, ведомая судьбой и своим расчётом, стала императрицей, Самодержицей Великой, Малой и Белой России.)

В 1730 году Жанна закончила начальное образование и вернулась к матери. Она жила с матерью Луизой-Мадлен и в то время трёхлетним братом Абелем-Франсуа в доме её официального опекуна и покровителя их семейства Шарля-Франсуа-Поля Ле Норман де Турнеэма. Опекун заботился о детях и прежде всего об их образовании. Несмотря на то, что ходили разные слухи об отношениях Луизы-Мадлен де Ля Мотт с Шарлем-Франсуа-Полем Ле Норман де Турнеэмом (даже называли его отцом Жанны-Антуанетты), Луиза-Мадлен, по-видимому, любила своего мужа, потому что в течение нескольких лет усиленно хлопотала об его амнистии, чтобы вернуть его домой. В 1736 году, проведя пять лет в разлуке с семьёй, Франсуа Пуассон вернулся в Париж. За эти годы он сумел заработать столько денег, что в 1738 году семья Пуассон поселилась в купленном ими доме на улице Ришелье.

Через три года после этого события Жанна-Антуанетта вышла замуж за дворянина Шарля-Гийома Ле Норманн д'Эгуаль и получила имя мадам д'Эгуаль. Ей было тогда 20 лет, и она была молодой женщиной весьма привлекательной наружности благодаря живости мимики, грациозности жестов и пластичности движений. К сожалению, она не могла похвастаться крепким здоровьем, но её энергия, живое участие в жизни, сила воли не позволяли ей даже думать о плохом самочувствии или нездоровье. Ей нельзя было отказать в уме и наблюдательности, в утончённом вкусе и запросах на уровне светской аристократки.

Шарль-Гийом Ле Норманн д'Этуаль был для Пуассонов своим человеком: он приходился бывшему опекуну де Турнеэму родным племянником Молодая чета д'Этуаль обосновалась в Париже, на улице Сент-Оноре, неподалёку от места проживания родителей Жанны-Антуанетты. Мадам д'Этуаль часто встречалась со своей матерью, с которой была очень дружна, и они вдвоём, а иногда и вместе с мужьями, принимали активное участие в светских развлечениях. В те времена в Париже для культурной публики были весьма актуальны развлечения в духе Просвещения, например, вечера в литературно-музыкальных салонах, которые посещались самыми известными писателями, учёными, философами, композиторами, актёрами и художниками. В Париже наибольшей известностью пользовались салоны мадам де Тансен и мадам Жоффрен, отличавшиеся литературно-философским направлением.

Надо сказать, что эти салоны посещали многие русские аристократы, в том числе Иван Иванович Шувалов, когда после смерти Елизаветы Петровны проживал во Франции. Мадам Жоффрен была очень дружна со Станиславом По-нятовским, любовником Екатерины II, ставшим затем королём польским по воле русской императрицы; она была близко знакома с Гриммом, с которым Екатерина II более десятилетия вела обширную переписку и которому поверяла почти все свои дела, в том числе рассказывая и о своих фаворитах, представляя их своими «учениками».

В салонах мадам де Тансен и мадам Жоффрен можно было встретить знаменитейших людей того времени, имена которых стали достоянием всемирной истории, таких, например, как Рене Антуан Реомюр, аббат Антуан Прево, Клод Адриан Гельвеций, Жан-Франсуа Мармонтель, Виктор де Рикети маркиз де Мирабо, Бернар Фонтенель, Вольтер, Дени Дидро, Шарль Луи де Монтескье, Мариво, аббат де Сен-Пьер и другие (И.И. Шувалов со многими из них был лично знаком, а с некоторыми из них Екатерина II имела переписку и многих даже поддерживала материально, например Вольтера, Дидро.)

Но вернёмся к мадам д'Этуаль. Знакомство с такими людьми, их произведениями, направлением ума, новыми идеями века явилось первым шагом навстречу тайной мечте Жанны-Антуанетты д'Этуаль. Полученные в этих салонах образование и умения (там она овладела искусством красноречия, научившись говорить красивым голосом, легко, без пауз и замены слов какими-либо голосовыми звуками; облекать свои мысли в изящные формы, выработала особую манеру говорить), а также завязанные там связи с аристократической публикой позволили ей открыть свой салон, куда она стала приглашать знаменитых людей, с которыми познакомилась в салонах мадам де Тансен и мадам Жоффрен: Бернара Фонтенеля, Вольтера, аббата де Берни, Пьера Луи Мопертюи, — и аристократок, ставших её подругами.

Необходимо, на наш взгляд, отметить, что этот взлёт Жанны-Антуанетты в аристократический круг благодаря её занятиям по красноречию, философии, литературе, искусству был сделан в очень короткий срок, в основном после её замужества, а её посещения салонов и открытие своего салона происходили тогда, когда она вынашивала своего первенца Шарля-Гийома-Луи, родившегося в декабре 1741 года. И этот факт можно квалифицировать только как наличие у мадам д'Этуаль высочайшей способности к восприятию наук, креативного их усвоения, безусловной талантливости и огромной силы воли, способной преодолевать ежедневное недомогание в связи с беременностью и представлять себя вполне здоровой, успешной и красивой. (Заметим, что в это время, 25 ноября 1741 года, Елизавета Петровна при содействии Петра и Александра Ивановичей Шуваловых, Михаила Илларионовича Воронцова и врача-француза Лестока, опираясь на 300 гвардейцев Преображенского полка, совершила бескровный переворот и стала Всероссийской императрицей.)

К слову сказать, у мадам д'Эгуаль было двое детей: мальчик, о котором уже шла речь, и девочка, родившаяся в 1744 году, но оба они умерли в детстве. Больше у неё детей не было: беременности заканчивались выкидышами, что говорит о неблагополучном её здоровье со стороны гинекологии.

Вокруг хозяйки салона мадам д'Эгуаль сгруппировались представители влиятельных аристократических кругов, которые, как уже говорилось, имели свои политические интересы. Среди них кардинал де Тансен, братья де Пари, сестра кардинала маркиза де Тансен, Боне, барон де Марше, герцог де Ришелье и другие. Возглавлял эту группу герцог де Ришелье, который служил при королевском дворе. В их политические интересы входило влияние на короля со стороны его ближайшего окружения — фаворита или фаворитки.

В 1743–1744 годах при дворе короля Людовика XV создалась благоприятная обстановка для перемен: в небольшой промежуток времени скончались, как уже упоминалось выше, фаворит короля кардинал Флёри, который фактически управлял всеми государственными делами во Французском королевстве, и официальная фаворитка короля герцогиня де Шатору, которая, опираясь на свою воинственную партию, безусловно, влияла на короля, на дворцовые и придворные порядки и назначения на должности и даже инициировала летом 1741 года вступление Франции в войну за австрийское наследство.

С уходом из жизни этих важнейших для Людовика XV людей появились вакантные места, и политическая группа, возглавляемая де Ришелье, близкая к мадам д'Этуаль, выдвинула её кандидатуру для замещения должности официальной фаворитки короля. Однако безвестную супругу дворянина, по рождению буржуазку, представить королевскому двору и королю было задачей отнюдь не простой.

О том, как мадам д'Этуаль попала в королевский дворец, существует несколько версий. Одна из них, общедоступная, широко разглашаемая и представленная королю, была такова мадам д'Этуаль, развивая свои артистические способности, в имении мужа, замке Этуаль, создала театр, на сцене которого выступали не только её друзья, но и она сама Имение Шарля-Гийома Ле Норманна находилось в лесу неподалёку от Шуази, под Парижем, где часто охотился Людовик XV. Жанна создала из посетительниц её салона и театра группу женщин, страстно желавших попасть к королевскому двору. Они договорились как можно чаще прогуливаться по лесу, чтобы встретить короля и познакомиться с ним. И однажды, в феврале 1745 года, это им удалось. Король, встретив в лесу группу прелестных женщин, радостно его приветствовавших, пригласил их на королевский бал-маскарад по случаю свадьбы старшего его сына, дофина Людовика. В числе приглашённых была и мадам д'Этуаль. В то время ей было 23 года, и она отличалась от всех окружавших короля девушек и женщин живостью лица и поведения, грациозностью, пластичностью движений, метким остроумным словом, красотой и изысканностью речи. На королевском балу, несмотря на целую толпу претенденток на внимание короля, Жанна-Антуанетта выгодно выделялась среди них не только со вкусом выбранным туалетом, но каким-то особым светом умного и выразительного лица. Король был пленён, и в тот же вечер мадам д'Этуаль стала его любовницей.

Но есть и другая версия, в ту пору широко не разглашаемая, тайная для короля и, на наш взгляд, более правдоподобная и достойная внимания, потому что понятно, что даже такая обаятельная и привлекательная особа, как мадам д'Этуаль, при всём её желании не могла бы фактически в одиночку справиться с такой трудной задачей. Здесь должны были помогать более солидные силы. А они, как уже говорилось, были. Салон мадам д'Этуаль посещали знаменитые писатели, философы, люди искусства, а среди них — дамы-аристократки и, естественно, их мужья из влиятельных парижских кругов, заинтересованные в том, чтобы заполнить вакантные места при короле своими людьми, проводниками их политических и финансовых устремлений. Никто другой, с их точки зрения, не смог бы заинтересовать короля, образованного человека, любившего утончённость в культуре и искусствах, а особенно в женщинах, как только хозяйка салона, 23-летняя Жанна-Антуанетта, обладавшая целым спектром преимуществ перед другими дамами и вполне заслуживавшая титула официальной фаворитки короля, но главное для них — «титула» проводника их интересов и идей. Разумеется, несколько портило дело её буржуазное происхождение, но солидное аристократическое лицо, которое представило бы её королевской семье, могло исправить этот не такой уж большой недочёт. Партия заговорщиков, которая составилась вокруг мадам д'Этуаль, а среди них были и придворные короля (де Ришелье), сумела получить для Жанны-Антуанетты приглашение на королевский бал-маскарад. Как и ожидалось, король не только заметил её на балу, но и был пленён её неоспоримыми достоинствами и сделал её своей любовницей. Среди придворных были такие, которые приветствовали этот выбор короля, хотя основная часть королевского двора была шокирована тем, что любовницей короля стала буржуазка, выскочка, хоть и из богатого класса, но презираемого аристократами.

Однако в очень непростой обстановке двора это был только первый шаг мадам д'Этуаль, притом не обеспечивавший полностью победу, потому что необходимо было удержаться на занятой позиции. И с этой задачей Жанна-Антуанетта, при тайной поддержке её партии, справилась блестяще: вскоре король предложил ей поселиться в Версале, причём в апартаментах, которые некогда занимала мадам де Ментенон, официальная фаворитка Людовика XIV, а затем его тайная жена. В мае месяце 1745 года мадам д'Этуаль, чувствуя твёрдость своего положения в Версале, официально развелась со своим мужем, которому, храня тайну предсказания, как бы в шутку говорила, что она расстанется с ним только ради короля. И не прогадала; в июле того же года Людовик XV возвёл её в статус личного дворянства, подарил имение с замком Помпадур и присвоил титул маркизы де Помпадур.

Теперь мадам Помпадур должна была стать официальной фавориткой короля, а для этого быть представленной королевской семье. Нашли и влиятельное лицо, которое за хорошие деньги совершило обряд представления её королевской семье.

14 сентября 1745 года король Людовик XV представил двору официальную фаворитку — маркизу де Помпадур, которой была делегирована безусловная власть во всех областях жизни Французского королевства

Такое быстрое восхождение мадам д'Этуаль к положению маркизы де Помпадур, официальной фаворитки короля Людовика XV, может быть объяснено не только умом, обаянием и ловкостью Жанны-Антуанетты. Король знал, что вместе с прелестной любовницей он получает партийную группу верных людей, что с их помощью мадам Помпадур сможет заменить не только прежнюю официальную фаворитку, герцогиню де Шатору, но и кардинала Флёри, который лично управлял всеми важнейшими направлениями деятельности государства. Для Людовика XV, человека умного, но безынициативного, не обладавшего крепкой волей и характером, мадам Помпадур, умная, образованная, подготовленная и к любовным утехам, и к государственной деятельности, а главное — с её группой поддержки, состоявшей из государственных лиц, была поистине находкой, о которой можно было только мечтать. Вот почему Людовик XV даже после того, как в 1751 году любовные отношения с мадам Помпадур закончились, не отлучил её от двора, а позволил ей до конца её жизни влиять и на политику Франции во всех областях жизни страны, и на себя самого. Объясняется это и дружескими отношениями Помпадур с королевой Марией Лещинской, уступающей фаворитке и в уме, и в образованности, и в энергичности.

Итак, осенью 1745 года во Франции началось правление маркизы де Помпадур, вознесшейся на престол рядом с королём на плечах партии влиятельных государственных людей. (Заметим в скобках, что в эти годы в России правила страной императрица Елизавета Петровна, которая издала указ об отмене смертной казни; выиграв войну со шведами, подписала мирный договор в Або (ныне Турку) и занялась развитием искусства: учредила на основе разработок М.В. Ломоносова в Санкт-Петербурге первую в России Порцелиновую мануфактуру (ныне фарфоровый завод им. М.В. Ломоносова), содействовала открытию Фёдором Волковым первого русского национального театра, а в 1755 году под влиянием её фаворита И.И. Шувалова издала указ об открытии Московского университета).

А что же мадам Помпадур? Несмотря на зависть и даже ненависть придворных, она, как официальная фаворитка короля, проявила себя законодательницей мод: она первая надела шляпки а-ля пастушка, распашные платья с юбкой на обручах, пудреные парики, а за ней всё это стали надевать придворные дамы и девицы французского королевского двора Двор следовал за ней и в любви к супу из трюфелей, и в удовольствии пить горячий шоколад, и даже в курении трубки. Но главное было не в моде, которая, к слову сказать, распространилась далеко за пределы Франции и достигла даже далёкой России, где императрица Елизавета Петровна сотнями платьев французской моды наполняла свой гардероб. Главное было в политике как внутренней, так и внешней. Внутренняя политика осуществлялась в наделении высокими чинами и доходными должностями своих людей и в отлучении от должностей людей неугодных. К «своим» относились не только группа поддержки, но и близкие родственники, например, её родной брат Абель-Франсуа Пуассон, которому Помпадур обеспечила завидную карьеру. К чужим и гонимым относились все, кто плохо отзывался о мадам Помпадур и выражал недовольство её политикой и деятельностью. Она не прощала плохого к ней отношения никому, даже прусскому королю Фридриху II, который высказывался на её счёт с большим пренебрежением. Говорили, что он свою собаку назвал её именем. Результатом такого отношения к мадам Помпадур со стороны прусского короля стало расторжение франко-прусского союза

Поэтому все придворные королевского двора, ненавидя её и сплетничая о ней втихомолку, ей лично выказывали самую глубокую и чистосердечную верность и восхищение всеми её деяниями. Взяв в руки всю полноту власти, Помпадур не просто распоряжалась ею по своей прихоти. Она серьёзно вникала в проблемы, принимала у себя военачальников, министров, казначеев, послов иных государств и на основе бесед с ними, изучения проблем по документам и после советов близких ей людей из её партии принимала решения. Она вела переписку со многими политиками и философами, консультировалась с крупными военными и политическими деятелями, проявляя большие креативные способности и недюжинный талант.

Мадам Помпадур пыталась провести реформы во Франции, например, реформировать налоговую систему, способствовала развитию культуры, а в связи с этим поддерживала проект создания «Энциклопедии», а когда в 1751 году определённые силы «Энциклопедию» запретили, она с энтузиазмом её защитила. Она вела большое строительство и обустройство Парижа: в 1750 году была открыта Королевская военная школа, отреставрирован Лувр, заново оформлены площадь Людовика XV (ныне площадь Согласия) и Елисейские Поля (1754–1763); обустроены библиотеки; начато строительство Малого Трианона (1763–1768), закончившееся спустя 4 года после смерти маркизы; в Люксембургском дворце была открыта постоянная выставка шедевров из королевской коллекции. На всё это маркиза де Помпадур тратила огромные деньги, но разве можно считать это прихотью фаворитки, если всё, что ей за 19 лет её правления удалось сделать: в искусстве, особенно в области изящных искусств, в музыке, литературе, архитектуре, создании новых моделей мебели, фарфора, в интерьере дворцов, в одежде и в самом образе жизни и дворцового быта, — теперь является национальным достоянием Франции?

Да, официальная фаворитка Людовика XV тратила и на себя баснословные суммы: на одни только платья и аксессуары к ним было истрачено 1 300 000 ливров. Она приобретала недвижимую собственность: помимо поместья Помпадур, ей принадлежали: замок Креси, Шато де ла Селль; подарок Людовика XV — отель д'Эврё в Париже (ныне Елисейский дворец, резиденция президента Франции). Она собирала ренту с земель Креси, ла Селль, Олиэ, Сен-Реми; под её управлением были и королевские угодья Фонтенбло, Компа-ньень, Брамборион и другие. В 1748 году она начала строительство еще одного замка — Бельвю. И всё, чем она владела и управляла, находилось в цветущем состоянии. А замок Бельвю был отделан со всем блеском стиля рококо, который часто называют и стилем Помпадур. Имя маркизы осталось и в фарфоровых изделиях, украшавших сначала только её дворцы, а затем и дворцы других европейских правителей, в том числе и России, — её именем назван красивый розово-сиреневый фон фарфоровых ваз, достигнутый художниками по её заказу. К концу её жизни в моду вошёл ампир, и этот стиль нашёл своё отражение в отделке резиденций мадам Помпадур.

Над модернизацией имений маркизы работали известнейшие живописцы, скульпторы, архитекторы, резчики, создатели фарфоровых изделий, меблировщики. Среди них живописцы Франсуа Буше, Жозеф Берне, Жан Батист Удри, Карл Ванлоо; скульпторы Жан Батист Пигаль, Этьен Морис Фальконе, Адам Ламбер. Маркиза протежировала им — они создавали для неё шедевры.

Всё, что было сделано для мадам Помпадур лично, стало культурным достоянием Франции. Так что спустя и два с лишним столетия, в XXI веке, бывшая личная собственность маркизы Помпадур, благодаря толпам туристов, желающих это увидеть, приносит Франции неплохой доход

На пенсию, назначенную мадам Помпадур, жили и творили многие учёные, философы, писатели, художники. Выдающиеся умы того времени Вольтер, Дени Дидро, Шарль Дюкло, Жорж Бюффон, Кенэ, Бернар Фонтенель, среди них энциклопедисты (любимцы Екатерины II), посетители салона мадам Помпадур, были ею опекаемы, и многие из них получали от неё пенсии. А таким художникам, как Франсуа Буше, Жан-Марк Наттье, Жан-Этьен Лиотар, Морис Квентин де Латур, она не только выплачивала пенсии, но и, чтобы поддержать их, заказывала им свои портреты. Разумеется, здесь речь шла также и о создании образа красивой, благородной и образованной мадам Помпадур, официальной фаворитки короля, достойной этого великого титула. В наши дни эти портреты получили иное звучание — как лучшие образцы французского искусства XVIII столетия.

Разносторонне одарённая, Помпадур и сама выступала создателем то серии офортов, то гравировки по рисункам Франсуа Буше, а то и как актриса, музыкантша, певица. (Заметим, что Екатерина II, в те времена будучи великой княгиней Екатериной Алексеевной, может быть, подражая Помпадур, собственными руками выточила из дерева табакерку и подарила её Вольтеру, с которым вела активную переписку.)

В 1747 году Помпадур создала при дворе Камерный театр, который на своей сцене регулярно ставил пьесы известных драматургов, в частности, пьесу Руссо «Сельский чародей». Ставились пьесы и в театрах её поместий.

(В России придворный театр существовал еще в царствование Алексия Михаиловича (1645–1676). Пьесы для этого театра писали Симеон Полоцкий и царевна Софья. В 1750 году, в царствование Елизаветы Петровны, при содействовании фаворита Ивана Ивановича Шувалова в Ярославле был открыт созданный Ф.Г. Волковым первый русский национальный театр.)

1751 год в жизни мадам Помпадур был особенным: король охладел к ней как к женщине, да и её, страдавшую женскими заболеваниями, любовные отношения с королём должны были угнетать. Казалось бы, неизбежно расставание, но не такова была натура мадам Помпадур. Она сумела, обходя соперниц и расправляясь с ними, находить для короля красивых молоденьких девушек без амбиций, организовала специальное заведение для них, носившее название «Олений парк» (по названию улицы, где находился этот дом). В этом доме скучающий от безделья король находил любовные утехи и веселье, и Жанна-Антуанетта де Помпадур была ему просто неоходима не только в роли правительницы государством, но и как организатор его досуга Свидетельство тому — присвоение ей королём титула герцогини в 1752 году, а в 1756 году — возведение её в звание статс-дамы Её Величества Королевы, с которой у Жанны-Антуанетты были всегда самые прекрасные отношения. Так Помпадур и король правили вместе до самой её кончины: она во Франции, а он — в Оленьем парке. (Отметим, что в России на несколько лет позже, в 60-е годы, фаворит Екатерины II, Григорий Александрович Потёмкин, потеряв глаз, вышел в отставку как любовник, но до самой своей смерти оставался фаворитом императрицы как её соратник в государственных делах. Он так же, как мадам Помпадур, стал поставлять Екатерине II своих молодых красивых адъютантов, с той только разницей, что они, будучи его корреспондентами, пересылали ему информацию обо всём, что делалось при дворе.)

Деятельность маркизы, а затем герцогини де Помпадур, охватывала не только внутреннюю политику Франции во всех областях жизни страны, она проявлялась и на международной арене как в дипломатии, так и в военных действиях, например, во время Семилетней войны все трудности ведения войны легли на женские плечи мадам Помпадур. Ей пришлось пережить победу во Фландрской кампании, которая началась в 1744 году (когда мадам Помпадур еще не появлялась при дворе), а закончилась в 1747 году (когда Помпадур вошла в дела в полную силу). Она участвовала в 1748 году в подписании мира, состоявшемся в Экс-Ла-Шапель, а затем в 1761 году в заключении франко-испанского договора в Сан-Идельфонсо.

В 1756–1762 гг. шла Семилетняя война, в которой Франция в союзе с Россией и Австрией вела военные действия против Пруссии. В то время именно русские войска одерживали над прусскими войсками победу за победой. В июне 1757 года они взяли Мемель (Клайпеду, ныне Калининград), в августе того же года одержали победу у деревни Гросс-Егерсдорф, в январе 1758 года завоевали Кенигсберг, что повлекло за собой издание Елизаветой Петровной манифеста о присоединении Восточной Пруссии к России. Правда, 14 августа 1758 года под Цорндорфом русская армия в сражении с армией Фридриха II потеряла 20 000 человек и вынуждена была отступить, но в августе следующего года фельдмаршал Пётр Семёнович Салтыков разгромил прусские войска при Кунерсдорфе. А 28 сентября 1760 года русские войска заняли Берлин. В завершение войны граф Пётр Александрович Румянцев (впоследствии Румянцев-Задунайский) 5 сентября 1761 года осадил крепость Кольберг в Померании и 5 декабря того же года эту крепость взял.

Торжественно отпраздновать эти победы русским военачальникам не удалось: 25 декабря 1761 года скончалась императрица Елизавета Петровна, и вступивший на престол Пётр III, воспитанный в Голштинии и преклонявшийся перед прусским королём, 24 апреля 1762 года заключил с Фридрихом II мир и вернул ему земли Восточной Пруссии, завоёванные немалой кровью русских и французских солдат.

Франция заключила в Париже мирный договор, завершивший Семилетнюю войну, в 1763 году. В подписании этого договора участвовала герцогиня де Помпадур. Семилетняя война, в которой с 1756 года (в течение семи лет) принимала участие Россия на стороне Франции и Австрии против Пруссии, привела Россию к большим потерям, а Францию к экономическому и политическому кризису, причиной которого и всех последовавших бедствий была объявлена герцогиня де Помпадур, якобы не справившаяся с внешнеполитическими проблемами. Стало ясно, что царствование Помпадур подходит к концу.

В разгар Семилетней войны, в 1757 году, во Франции было совершено покушение на короля, и фаворитка мадам Помпадур ощутила сильный страх за свою жизнь и срочно удалилась в один из своих замков, тем более, что граф д'Аржансон начал кампанию по удалению её от двора Она помнила, что восемь лет тому назад стали распространяться, а теперь уже охватили всю Францию так называемые «пуассонады» (от её девичьей фамилии Пуассон). Это были едкие сатирические стихи и шансоны, выражавшие зависть и ненависть к фаворитке, тратившей народные деньги на роскошь. Все знали, что только один её замок Бельвю стоил казне 3 миллиона ливров. Тогда, в 1749 году, когда стали появляться пуассонады, она была любовницей короля, ощущала свою силу и ничего не боялась. Теперь же, испытав страх, Помпадур стала распродавать свои поместья. Огромная сила воли, которой она владела, несмотря на туберкулёз, лишавший её физических сил, помогла ей вернуться ко двору, снова утвердиться в своём звании официальной фаворитки и заставить короля удалить от двора графа д'Аржансона. Пока Помпадур занималась своими личными делами, русские войска в августе 1758 года продолжали сражение с армией Фридриха II и в конечном итоге одержали над Фридрихом окончательную победу. Однако (повторим это ещё раз) из-за безответственного, по сути единоличного решения императора Петра III выигранная, благодаря героизму русских солдат, Семилетняя война, которая унесла много жизней и серьёзно подорвала финансовое положение как Франции, так и России, закончилась для союзников бесславно.

В России против Петра III зрел заговор в пользу великой княгини, его супруги, Екатерины Алексеевны. В июне 1762 года был произведён переворот, Пётр III низложен, а затем убит, и благодаря стараниям фаворита-любовника великой княгини Екатерины Алексеевны — Григория Григорьевича Орлова с его братьями, а также близкого окружения великой княгини она была возведена на трон, а 22 сентября 1762 года коронована в Успенском соборе Московского Кремля как императрица Всероссийская Екатерина II Алексеевна

А во Франции после окончания Семилетней войны на маркизу де Помпадур со всех сторон посыпались обвинения и не только по поводу последствий войны, но и по другим вопросам, что побудило её отказаться от политической роли и отправиться в свою резиденцию в Шуази. Обострение туберкулёза резко сказалось на её внешности и общем жизненном тонусе. Наступил 1764 год, мадам де Помпадур исполнилось 43 года, силы её, подорванные нездоровьем, быстро таяли. Она приняла решение вернуться в Версаль, чтобы умереть там, как подобает королеве фавориток. Она скончалась 15 апреля 1764 года, тогда, когда в Санкт-Петербурге состоялось открытие Смольного института благородных девиц. Маркизу де Помпадур похоронили в часовне монастыря капуцинов на парижской площади, в ту пору называвшейся площадью Людовика Великого (ныне Вандомская), в великолепном мавзолее, который она построила как усыпальницу для её семьи и в котором были похоронены её мать и дочь. В 1804 году, в связи с реконструкцией площади, её прах был перенесён в катакомбы монастыря, где хоронили безвестных монахов.

После её смерти король Людовик XV прожил ещё 10 лет. После череды любовниц-однодневок, наложниц в Оленьем парке, в 1768 году он приобрёл ещё одну официальную фаворитку — мадам Дюбарри (дю Барри), женщину не из аристократических кругов, не обладавшую особыми талантами и ни в коей мере не сравнимую с мадам Помпадур. Однако мадам Дюбарри имела достаточно ума и воли, чтобы влиять на короля, который, как мы уже знаем, не любил выполнять королевских обязанностей и с удовольствием делегировал их своим фавориткам. Он был умён, имел своё мнение, но под влиянием мадам Дюбарри мог своё мнение и изменить. Двор, не любивший (большей частью из зависти) мадам Помпадур, но вынужденный признать её таланты и значение в государстве, считал, что мадам Дюбарри в качестве официальной фаворитки показывает падение вкусов короля и падение престижа Версаля, престижа французского королевского двора Великая княгиня Мария Антуанетта, супруга дофина, будущего Людовика XVI, настолько презирала мадам Дюбарри, что никогда с ней не здоровалась и не разговаривала. Будущая королева Франции считала позором пребывание мадам Дюбарри у престола великой страны. И этот взгляд — увы! — соответствовал действительности. Говорили, что пресытившийся король не гнушался посещать публичные дома и притоны. Где-то там он и познакомился с проституткой-простолюдинкой с тёмным прошлым и никому не известным именем. По слухам, она заставила ленивого и безвольного короля, ставшего её любовником, найти ей за деньги высокородного мужа. И такой муж был найден. Это был граф Дюбарри (дю Барри). После заключения брачного контракта граф получил деньги и исчез из поля зрения, а уличная девка обрела титул графини Дюбарри и свободный доступ в Версаль.

Все эти слухи с различными нелепыми добавлениями распространяли три старые девы, незамужние дочери Людовика XV, проживавшие вместе с отцом в Версале. Никому не нужные перезревшие девицы не имели никакого влияния ни на назначение на новые должности, ни на получение чинов, ни на определение льгот, пенсий и всех других благ. А потому ими никто не интересовался, и они озлобились, став источником всяких сплетен. Но особенно их бесила появившаяся в Версале особа без роду и племени, взявшая в свои руки все рычаги влияния на придворное общество, жаждущее обогащения. Шокировала обитателей Версаля и сама внешность мадам Дюбарри. Версаль привык видеть официальных фавориток — утончённых красавиц, женщин умных, воспитанных, образованных, одевающихся со вкусом. Мадам Дюбарри была пышногрудой, приземистой, отличалась широкими бёдрами и обширным тазом. Главным для неё украшением в её туалетах было чрезмерное количество бриллиантов на её теле. О воспитании женщины из самых низов не могло было быть и речи, а уж об образовании и вкусах в таких случаях разумнее всего молчать. А потому особым тоном при дворе стало несколько насмешливое и даже слегка презрительное отношение к ней. Дочери, которые ненавидели фаворитку, постоянно плели о ней всякую нелепицу и поддерживали презрительное отношение к ней дофины Марии Антуанетты. Совсем молоденькая Мария Антуанетта, ничего еще не знавшая в Версале и ничего не понимавшая, была взята ими под покровительство и по их наущению стала настолько презрительно, до неприличия, относиться к мадам Дюбарри, что, встречаясь с ней при дворе, как бы не замечала её и совершенно с ней не разговаривала. Сама Дюбарри по существовавшему при дворе протоколу не могла первой вступить в разговор с дофиной, которая даже в отсутствие королевы всё равно была рангом выше фаворитки. И это молчаливое презрение со стороны Марии Антуанетты было для Дюбарри невыносимым. Несмотря на советы матери, австрийской королевы Марии Терезии, соответствовать принятым уставам французского королевского двора, на увещевания посланника австрийского королевского двора Мерси, Мария Антуанетта не хотела проронить даже слова для графини Дюбарри. Прошло много времени, но дофина упорно, с брезгливой полуулыбкой проходила мимо Дюбарри, не удостаивая её ни одним словом. Пришлось вмешаться в это дело и Марии Терезии, и посланнику Мерси, и даже самому королю. После долгих уговоров и увещеваний Мария Антуанетта согласилась сказать одну фразу, что, по одной версии, и было сделано, а по другой — нет, потому что этому помешала одна из дочерей короля, которая в самый ответственный момент подбежала к дофине и увела её подальше от мадам Дюбарри.

Несмотря на недоброжелательную обстановку в Версале, мадам Дюбарри имела достаточно твёрдости и воли и сумела стать не просто фавориткой, а некоронованной королевой, получить власть и хорошо ею пользоваться. Людовик XV назначал министров, заполнял вакантные места у высоких постов, одних награждал, а других удалял от двора, но всё это он делал по совету и с помощью мадам Дюбарри, то есть по сути дела всем этим заправляла его официальная фаворитка. Вот почему у дверей покоев мадам Дюбарри постоянно толпились не только просители из высшего общества, угоднически подносившие фаворитке дорогие подарки, но и посланники из других стран, знавшие, что их дела скорее решатся через фаворитку короля.

Мадам Дюбарри, несмотря на крайне тяжёлое финансовое положение королевства и лично короля, не отказывала себе в покупке бриллиантов, в назначении пенсий, стипендий и льгот, оплаты долгов для своих родственников и близких друзей. Видя, что постаревший король перестал ездить в Олений парк, мадам Дюбарри перестроила эту альковную утеху Людовика XV, это Гнездо Любви, созданное для него маркизой де Помпадур. Изменив программу этого заведения, выбросив из неё прямое обучение искусству любви, добавив обучение иностранным языкам и усилив внимание к общеобразовательным дисциплинам, она преобразовала Олений парк в Пансион для благородных девиц, для девушек из аристократических семейств, готовящихся стать фрейлинами королевского двора. И тем самым обрела успех среди аристократов, просителей за своих дочерей, а следовательно, получила и дополнительный доход (Сдедует заметить, что в 1764 году, за четыре года до появления мадам Дюбарри у французского престола, Екатерина II учредила в Санкт-Петербурге Смольный институт благородных девиц, целью которого было воспитание и образование девиц из аристократических семейств, лучшие из которых получали право на служение фрейлинами, прежде всего при малых дворах. Возможно, этот факт послужил примером для мадам Дюбарри для учреждения ею на Оленьей улице Пансиона для благородных девиц).

Под влиянием мадам Дюбарри король Людовик XV стал менее галантным, но более послушным христианином, управлять которым стало ещё проще Он стал регулярно посещать церковные службы, внимательно слушать проповеди, соблюдать посты. Он стал более осмотрительным и долго тянул с ответом на предложение Марии Терезии о заключении тесного союза между Францией и Австрией, между Бурбонами и Габсбургами, через бракосочетание её дочери Марии Антуанетты с его внуком, дофином Людовиком. Всё же в апреле 1770 года при австрийском дворе была проведена церемония бракосочетания по доверенности, а затем в мае 1770 года в Париже Людовик XV организовал заключительную церемонию свадьбы своего мешковатого внука Людовика с красавицей Марией Антуанеттой. И на этой свадьбе король, по свидетельству многих, выглядел более женихом, чем его полусонный внук.

Французский король Людовик XV умер 10 мая 1774 года не от старости, а от оспы. Его погребли ночью, без особых почестей. Мадам Дюбарри вынуждена была, к великой радости многих особ королевского двора, а особенно трёх дочерей Людовика XV, оставить Версаль.

Королём Франции стал его внук Людовик XVI, а королевой — Мария Антуанетта. В наследство им Людовик XV оставил огромное количество государственных долгов, массу нерешённых проблем и финансовый кризис.

Так закончился фаворитизм при Версальском дворе в эпоху короля Людовика XV, подорвавшего престиж монархической власти, особенно в последние годы его жизни, которые были ознаменованы правлением его официальной фаворитки мадам Дюбарри.

Следует признать, что самой выдающейся официальной фавориткой Людовика XV была маркиза Помпадур. И хотя прах этой необыкновенной женщины затерялся среди останков неизвестных людей, историческая память о ней живёт до сих пор, не переставая нас удивлять силой воли этой необыкновенной женщины, разносторонними её талантами, работоспособностью, тонким художественным вкусом и предвидением, благодаря которому с её непосредственным участием была создана новая эпоха в искусстве, философии и литературе. Через сто с лишним лет после её смерти, в начале XX столетия, художники Амедео Модильяни и Анри Матисс, вдохновлённые образом маркизы де Помпадур, управлявшей Францией в течение 19 лет, запечатлели на своих полотнах её облик И теперь, в XXI веке, спустя два с половиной столетия, в Лувре, Версале и других музеях Франции ежедневно тысячи туристов и экскурсантов слушают рассказы гидов об удивительной фаворитке короля Людовика XV — маркизе и герцогине Жанне-Антуанетте де Помпадур.

 

Фаворитки и фавориты французской королевы Марии Антуанетты

Фаворитизм во Франции, как идея свободной любви и поведения, а следовательно, аморальности, страсти к богатству и наслаждениям, в XVIII веке, в царствование Людовика XVI, привёл королевский двор к крайней распущенности и расточительности, к коррупции в правительственных кругах, что сказалось на падении экономики, обнищании народа и, естественно, не могло в конце концов не вызвать народного гнева, который в этой ситуации непременно должен был вырваться наружу.

В мае 1770 года Людовик XVI женился на австрийской принцессе Марии Антуанетте, дочери австрийского императора Франца I и Марии Те-резии, правителей Австрии, Венгрии и Силезии.

(А в июне этого года в России в ходе Русско-турецкой войны граф Алексей Орлов, адмиралы Г.А. Спиридов и С.К. Грейг выиграли у турок морскую битву в Чесменской бухте Хиосского пролива Средиземного моря, и Екатерина II издала указ о награждении графа Алексея Григорьевича Орлова добавлением почётной фамилии героя — Орлов-Чесменский. А буквально через 11 дней — 7 июля 1770 года — граф П.А. Румянцев выиграл сухопутное сражение за Дунаем, при реке Ларге, и тоже по указу императрицы Екатерины II получил добавление почётной фамилии героя и стал Румянцевым-Задунайским)

В отличие от русской императрицы, занятой ведением войны и награждением своих полководцев и адмиралов за военные подвиги, молодая королева Мария Антуанетта, воспитанная в сознании своего величия, внешне очень красивая и привлекательная, привыкшая повелевать и поступать так, как ей заблагорассудится, уже с первых дней своего царствования во всю мощь своей гордыни стала показывать, что она обладает природным правом принцессы и королевы не обращать внимания на недовольство своих подданных. И это вызвало ответную реакцию неуважения к ней прежде всего придворных королевского двора, а затем и всех других подданных.

(В конце XIX — начале XX столетия в России подобным образом вела себя императрица Александра Феодоровна, по рождению Дармштадтская принцесса, внучка королевы английской Виктории, супруга императора Николая II, своей гордыней и увлечением фаворитом-мужиком Распутиным снискавшая неуважение и даже ненависть большинства её подданных во всех сословиях.)

Мария Антуанетта, став королевой и повелительницей французского королевского двора, с лёгкостью восприняла его атмосферу фаворитизма — аморальности, излишней роскоши, вседозволенности и неуёмной жажды обогащения. Вокруг неё сконцентрировались самые легкомысленные и безнравственные придворные, постоянно вызывавшие непристойные скандалы. Эти громкие придворные истории, разврат, царивший при дворе как норма, своевольность королевы и презрительное её отношение к согражданам создали повсеместно в королевстве впечатление, что Мария Антуанетта, «австриячка», ненавидит французский народ: ведь когда ей сказали, что у народа нет хлеба, она ответила: «Если нет хлеба, пусть едят пирожные». (Действительно ли она это говорила или кто-то остроумно придумал это за неё — неизвестно. Ведь в это же время в Испании утверждали, что эти слова якобы произнесла маленькая девочка, испанская инфанта.)

В Париже повсюду судачили, что Мария Антуанетта — главная развратница во Франции, похотливая нимфоманка и лесбиянка, якобы вступившая в сексуальные отношения даже со своим малолетним сыном. И хотя разумному человеку в это поверить просто невозможно, об этом говорили повсеместно, как о непреложном факте, и, конечно, верили в это.

Россия в то время имела прочные связи с Францией. Екатерина II в переписке с Гриммом упоминала королеву Франции, и Гримм делал для Марии Антуанетты выписки из наиболее лестных высказываний русской императрицы о ней и передавал их Марии Антуанетте. В 1781–1782 годах Великий князь Павел Петрович (будущий Павел I), совершая поездку по Европе под именем «князь Северный», останавливался в Париже, посетил Версаль и был принят королевской четой. Он произвёл выгодное впечатление на короля Людовика XVI и на Марию Антуанетту, которая об этом написала так: «Великий князь очень понравился королю своей простотой. Он, кажется, очень образован, знает имена наших писателей и говорил с ними, как со знакомыми, когда ему их представляли». Королева не знала о крепких связях российского престола с крупными деятелями, литераторами и художниками Франции, многие из которых получали материальную поддержку императрицы Всероссийской и часто приезжали в Петербург. Поэтому ничего удивительного не было в том, что Великий князь Павел Петрович со многими из них был уже лично знаком.

Посетила Париж в эти годы и фаворитка Екатерины II — Екатерина Романовна Дашкова, которая тоже была близко знакома с Дени Дидро, Вольтером и другими знаменитостями Франции. Мария Антуанетта приняла Дашкову как фаворитку при российском престоле, но почему-то не в Версале, а в Малом Трианоне, её личной резиденции, где располагался и салон её фаворитки графини Жюли Полиньяк, о которой буквально на каждом парижском углу говорили, что она развратная лесбиянка.

Наступивший финансово-экономический кризис и голод в стране, которой правил неумный увалень-король Людовик XVI, не способный к управлению государством и не знавший даже, как этой страной управлять, вызвали слухи о неуёмной роскоши и расточительности королевского двора, что привело к начавшейся 14 июля 1789 года французской революции, взятию Бастилии и обнародованию памфлетов против королевы Марии Антуанетты, в которых она рисовалась как порнографический монстр. В глазах революционеров Мария Антуанетта из-за её непомерных трат на свои личные нужды и нужды своих фавориток и фаворитов была достойна ненависти как главная виновница банкротства Франции. Но она обвинялась также как «австриячка», урожденная эрцгерцогиня фон Габсбург, в том, что она помогала врагам в войне Франции с Австрией, как шпионка, и якобы участвовала в заговоре против революции, которую поддерживали герцоги Орлеанский, Конде, Бурбоны, Франсуа Ксавье, граф Прованский, будущий Людовик XVIII, да и сам король Людовик XVI, надевший революционную кокарду на свою шляпу. А она, по слухам, была взбешена этим поступком своего супруга и с ненавистью сорвала с его шляпы революционную трёхцветную кокарду.

Накануне революции Мария Антуанетта, ничего не смыслившая ни в политике, ни в экономике, ни в финансах, со всей энергией рьяно взялась за управление государством, что выражалось у неё в снятии министров, назначении новых, кандидатуры которых ей подсказывали её фаворитка графиня Жюли де Полиньяк с её любовником графом д'Артуа, младшим братом короля. (Точно так же императрица Всероссийская Александра Феодоровна во время войны России с Германией в 1916 году, накануне революции, взялась за управление Россией тем же методом — сменой министров по подсказке её фаворита Распутина, которому, в свою очередь, рекомендовала кандидатов на посты фаворитка Анна Танеева-Вырубова, что так же только накалило обстановку.)

Как и должно было произойти в результате такого «правления» Марии Антуанетты, эти «министры», многие из которых тоже не разбирались в проблемах государства, использовали своё назначение на высокий пост прежде всего как личное обогащение и потворство в разворовывании государственной казны их подчинёнными, то есть родственниками и близкими знакомыми. Надеюсь, читатель понимает, к каким последствиям это привело и как сгустило и без того накалённую атмосферу финансово-экономического кризиса и недовольства народа во Франции.

Была ли на самом деле Мария Антуанетта такой развратницей, как её представляла публике французская пресса тех лет и как развязно изображали её в памфлетах и почти порнографических гравюрах, печатавшихся в специальных листовках и книжках? Вот один из оскорбительных памфлетов, сочинённых после рождения у королевы сына, законного дофина:

Вряд ли всё это было правдой. Тем более, что дофин не был бастардом, а был безусловно сыном Людовика XVI.

Бомарше и другие памфлетисты не щадили и ближайших подруг-фавориток Марии Антуанетты: графиню Жюли Полиньяк и принцессу Ламбаль, — рисуя их как лесбиянок, бросая тень и на королеву по принципу: «С кем поведёшься, от того и наберёшься».

Ближайшая подруга Марии Антуанетты, её фаворитка графиня Жюли де Полиньяк подавала повод для слухов о её беспримерном разврате, потому что была хозяйкой закрытого (только для избранных) аристократического салона, о котором ходили слухи как о гнезде крайнего разврата Она открыто имела любовника, не скрывая с ним любовной связи. Это был граф д'Артуа, младший брат короля. В Париже были модны аристократические культурно-просветительские салоны. Графиня Жанна де Польньяк тоже держала салон, но это был не такой салон, какими были салоны мадам Жоффрен и мадам Тиссо, где собирались знаменитые писатели, художники, учёные, где обменивались научными сведениями и новостями в области литературы и изобразительного искусства, где велись жаркие философские и искусствоведческие споры. Салон мадам де Полиньяк носил строго закрытый характер, в него допускались только «свои», а потому даже королю было запрещено посещать этот салон без особого, притом одноразового разрешения с указанием даты и часа. Удалялись и слуги после приготовления ими стола с винами и снедью. Но утаить от слуг, чем занимались их господа в этом салоне, было задачей непосильной: после ночных развлечений в салоне всё приходилось убирать не кому-то, а слугам, а по оставленным следам кутежа было видно, какие оргии там происходили, каким развратом занимались их господа. Конечно, эти сведения выходили за стены салона мадам де Полиньяк, где главными действующими липами были Мария Антуанетта сначала как дофина, а затем как королева, и её фаворитка-подруга Жанна Полиньяк. Тем более, что все видели, какая неуёмная страсть к удовольствиям живёт в Марии Антуанетте. Ещё будучи дофиной, она веселилась буквально все ночи, до четырёх-пяти часов утра, то на балах, то на скачках, то в Опере, то в салоне Полиньяк, то на ужинах у мадам де Ламбаль, то за картами, то в Версале на весёлом празднике. Везде были кавалеры, которые оказывали ей особое внимание, а она кокетливо принимала их ухаживания. Вот и гадали и слуги, и придворные: с кем это она изменяет мужу — с Лозеном, с Койиньи, с Ферзеном? А может, с другими претендентами? По их подсчётам получалось, что у Марии Антуанетты огромное количество любовников.

Было ли это правдой? Трудно сказать спустя столетия да ещё и из-за отсутствия прямых свидетелей в таких тайных, интимных делах. А выдумками и предположениями можно очернить любого человека

Правда, около семи лет Мария Антуанетта оставалась замужней девственницей из-за нежелания Людовика XVI операционным путём поправить его физический недостаток. Кстати, несколькими годами раньше, в царствование Елизаветы Петровны, у русского престола был такой же случай с наследником-цесаревичем, будущим Петром III, супругом Екатерины II, но Пётр был более послушным и смелым мужчиной, и как только была установлена причина, то (правда, под давлением его тётки, императрицы Елизаветы Петровны) сразу согласился сделать операцию. Конечно, оставаясь замужней девственницей в течение почти семи лет, раздражённая постоянными попытками Людовика XVI наладить интимные отношения с женой, Мария Антуанетта могла найти себе любовника среди придворных, тем более, что воздыхателей вокруг неё, женщины весьма красивой, да ещё и королевы, было предостаточно. Исходя из этого предположения, королеве приписывали многих любовников-фаворитов, в основном из числа тех, кого она рекомендовала на министерские посты и тех, кто посещал салон её фаворитки графини Полиньяк. Да и дворцовая резиденция Марии Антуанетты — Малый Трианон с его театром рококо — многим тоже представлялась местом для изощрённого разврата. Тем более что на вечера в Трианоне приглашались только самые близкие королеве люди. Эта закрытость, тайность происходящего в Малом Трианоне порождала в народе, да и у придворных Версальского двора, самые буйные фантазии и, как следствие, самые грязные предположения, становившиеся твёрдой уверенностью в их реальности. Версальский двор славился своей распущенностью, и плотским, и моральным развратом, а ведь известно: «всяк судит о другом по себе».

В памфлетах и сплетнях о Марии Антуанетте постоянно звучали имена её фавориток: принцессы Ламбаль и графини Полиньяк. Эти женщины были самыми близкими подругами, фаворитками французской королевы. В памфлетах их называли лесбиянками, состоявшими в порочной связи с королевой. А кем они были на самом деле?

Мадам де Ламбаль, по характеристике Стефана Цвейга, принадлежала «к одному из знатнейших семейств Франции и поэтому не алчная до денег, не властолюбивая, нежная, сентиментальная натура, не очень умная, а поэтому и не интриганка, не очень значительная, не очень честолюбивая, она с искренним дружелюбием отвечает на внимание королевы. У нее безупречная репутация, ее влияние распространяется лишь на частную жизнь королевы. Она не вымаливает протекций для своих друзей, для членов своей семьи, не вмешивается в дела государства, в политику. В ее салоне не играют в азартные игры, она не втягивает Марию Антуанетту в водоворот удовольствий, нет, она тихо и незаметно хранит свою верность, и наконец, героическая смерть с потрясающей силой подтверждает, что она действительно была настоящим другом королеве». Почему Стефан Цвейг называет смерть мадам де Ламбаль «героической»? Потому что, в отличие от фаворитки Полиньяк, она сначала вместе со многими придворными отправилась в эмиграцию в Лондон, но, узнав об аресте королевской семьи, вернулась в Париж с целью любыми способами помочь своей королеве, но её попытки помочь своей августейшей благодетельнице не увенчались успехом, а вскоре она была узнана на улице и растерзана толпой

Принцесса де Ламбаль, ранее имевшая безупречную репутацию, была памфлетистами совершенно незаслуженно причислена к порочным женщинам, потому что на неё бросил свою скверную тень салон Жюли де Полиньяк.

Однако это будет потом, через 14 лет, а пока, в 1775 году, Мария Антуанетта, сопровождаемая принцессой де Ламбаль, наслаждалась жизнью в удовольствиях. И вот однажды на одном из придворных балов она заметила незнакомую ей очаровательную молодую особу с трогательными голубыми глазами и прелестной юной фигурой. Кто это? Оказалось, что это графиня Жюли де Полиньяк. Очарованная её внешним видом, Мария Антуанетта сама подошла к незнакомке и спросила, почему она видит её впервые, почему она редко бывает при дворе? Ответ поразил королеву в самое сердце: Полиньяк честно ответила, что она недостаточно обеспечена, то есть созналась в том, что при дворе обычно принято было тщательно скрывать, — бедности. И Мария Антуанетта, сражённая этой откровенностью и всем прелестным, ангельским видом Полиньяк, влюбилась в Жюли сразу, страстно и навек. К этому надо прибавить и особое пристрастие Марии Антуанетты к юным женщинам, которое было подмечено придворными версальского двора и которое признавала и сама королева не только устно, но и письменно. Развратный двор в атмосфере фаворитизма, судя обо всём по себе, усмотрел у королевы «наклонности поэтессы Сафо» и, конечно, стал распространять это ложное предположение в перешёптываниях и слухах и в Париже, и далеко за его пределами. Через короткое время это предположение звучало уже как истинная правда. А придворные собственными глазами видели, что это действительно так: Мария Антуанетта открыто всё своё внимание стала отдавать только Жюли Полиньяк, она тотчас же зачислила её в штат своего двора, предоставила ей комнаты в Версальском дворце рядом со своими апартаментами. Теперь графиня де Полиньяк повсюду стала ездить со своей благодетельницей и в течение нескольких месяцев превратилась из бедной графини в богатую аристократку, повелительницу Марии Антуанетты и всего её двора. Семья графини Полиньяк, обременённая огромными долгами, конечно, хотела как можно скорее использовать такую неожиданную удачу. Мария Антуанетта не могла отказать ангелу Жюли, такой честной и правдивой, настоящей своей подруге, и распорядилась сначала оплатить семье Полиньяк из королевской казны 400 тысяч ливров долга, затем 800 тысяч на приданое дочери дорогой (в полном смысле этого слова) Жюли. И далее в духе классической фаворитки Полиньяк получает поистине королевские милости не только лично себе, но и всем членам её семейства и даже друзьям и хорошим знакомым. Эта схема обогащения фаворитки и её окружения известна в России с XVII века на примере семьи фаворитки Петра I — Анны Монс, которая стала принимать просьбы родственников и знакомых как заказ за определённую мзду.

Так и в этом случае. Графиня Жюли де Полиньяк стала гувернанткой королевских детей, главное — с хорошим постоянным жалованьем; её супруг за его услужливость и спокойное ношение рогов получил титул герцога и руководство одним из самых доходных мест — почтой; отец — завидную пенсию; зять — патент капитана, а затем для безбедного проживания с дочерью Жюли — поместье с рентой в 70 тысяч дукатов; золовка (сестра мужа), несмотря на очень плохую репутацию в обществе, — звание статс-дамы двора. Став одним из богатейших семейств Франции, Полиньяки начали благотворить своих друзей и знакомых. За мзду или бесплатно — об этом история умалчивает, а нам догадаться нетрудно. Как бы там ни было, а государство ежегодно за любовь Марии Антуанетты к кроткой голубоглазой Жюли раскошеливалось на сумму, превышающую полмиллиона ливров. Если сравнивать стоимость французской казне фаворитки Полиньяк с фаворитками Людовика XIV и Людовика XV — мадам Ментенон и мадам Помпадур, деньги которых у одной шли на строительство пансиона для благородных девиц, у другой — на строительство дворцов, которые и теперь приносят Франции, благодаря туризму, неплохой доход, то может оказаться, что на семейство Полиньяк, которое просто проело и прокутило казённые деньги, ушло средств чуть ли не больше, чем на этих знаменитых фавориток у королевского престола.

Но королева Мария Антуанетта не видит, не знает, не хочет знать, что вокруг неё, благодаря её фаворитке, собралась шайка мошенников и вымогателей, которые изолировали её от внешнего мира, сделали её послушным своим орудием и усердно, на волне веселья и развлечений королевы, опустошают казну Франции, занимают важные государственные посты исключительно для личного обогащения. В салоне мадам де Полиньяк, где так весело и забавно, каждый выпрашивает у королевы государственный пост — синекуру, или пенсион, или доходную должность. И ломберные столы своим зелёным полем привлекают желающих играть в карты. Эту страсть разделяет и королева, проигрывающая день за днём огромные суммы, присоединившись к тем, кто разоряет государственную казну.

Фаворитизм в самом худшем своём проявлении пышным цветом развернулся в салоне, имеющем самую дурную славу. Все знают, что теперь главное действующее лицо — Жюли Полиньяк, а королева — исполнитель её желаний. Не понимает этого только Мария Антуанетта. Ничего не поняла она и тогда, когда её обожаемая фаворитка, спасаясь от жестокой парижской толпы, навсегда покинула её, уехав в эмиграцию со своим мужем и своим любовником д'Артуа, который тоже, не задумываясь, бросил своего брата-короля. А между тем дурная слава салона Жюли Полиньяк (да и самой графини, провозглашённой в памфлетах нимфоманкой и лесбиянкой), подорвала престиж королевы Марии Антуанетты, которую заподозрили в лесбийской связи с Жюли и в любовных связях со многими кавалерами, посещавшими салон, куда именно по этой причине не пускали короля.

Количество приписываемых королеве пороков увеличилось в глазах французов еще и в связи со скандалом похищения дорогостоящего бриллиантового колье некой Жанной де Ламотт из дома Валуа и её супругом Николасом де Ламотт, то есть с аферой, в которую эти мошенники вовлекли неумного кардинала Рогана, Его Высокопреосвященство страсбургского епископа, великого альмонсеньора Франции, мечтавшего стать премьер-министром, но считавшего, что препятствием для исполнения его желания является королева, которая к нему относится с явной антипатией.

В 1784 году за спиной ничего не подозревающей Марии Антуанетты фальшивая «графиня» Валуа де Ламотт, представившаяся в обществе ближайшей подругой королевы, внушила Рогану, видевшему неприязнь к нему королевы, что у него неправильное представление об отношении к нему королевы, что королева его любит и хочет, чтобы он был тайным её другом, и даже не прочь с ним тайно встретиться. Изготовленные фальшивые записки от имени королевы и хитро подстроенное свидание в тёмном саду с подставной женщиной вместо Марии Антуанетты убедили легковерного Рогана в том, что всё это так, как говорит де Ламотт. А всё это было затеяно только для того, чтобы выманивать у Рогана деньги, якобы необходимые королеве, и он раскошеливался, служа своей обожаемой королеве с надеждой на возвышение. Мошенники-супруги Ламотт на его деньги стали вести далеко не безбедный образ жизни: обзавелись двумя «секретарями»-аферистами Рето де Вийетом и Лотом, лакеями, горничными, кучерами и другими членами их свиты. За счёт Рогана, свято выполняющего все «просьбы королевы», чета Ламотт приобрела роскошный дом в Бар-сюр-Об с прекрасным садом и вполне налаженным хозяйством. На приёмы к графине Валуа де Ламотт стали съезжаться дамы и кавалеры высшего обществ.а При таком образе жизни денег не хватало даже при условии организации в доме карточной игры, приносящей доход за счёт легковерных глупцов. Растущие долги заставили аферистов придумать что-нибудь более эффективное для обогащения. Благо есть легковерный болван Роган. И аферисты решают кардинально околпачить кардинала Рогана. И такой случай неожиданно представился.

На одном из их многолюдных приёмов супруги случайно узнали, что придворные ювелиры Бомер и Боссанж вложили всю свою наличность и ещё влезли в долги, чтобы изготовить великолепнейшее бриллиантовое колье для мадам Дюбарри, официальной фаворитки и тайной супруги Людовика XV. Но неожиданная смерть короля от оспы не позволила Дюбарри выкупить колье. Почти разорённые ювелиры предлагали это кольё испанской королевской семье, а затем и Марии Антуанетте, обожающей драгоценности, но его стоимость в миллион шестьсот тысяч ливров не позволила ни испанскому двору, ни тем более королю Людовику XVI с его запутанными финансовыми проблемами приобрести этот шедевр ювелирного искусства. По слухам, ювелиры находились в таком затруднительном положении, что были готовы пойти на рассрочку, притом на самых льготных условиях и даже выплатить комиссионные посреднику в продаже. Жанна де Ламотт тут же высказала готовность взять на себя роль посредницы, ну, конечно, не столько для получения комиссионных, сколько для того, чтобы уговорить свою «подругу», королеву Марию Антуанетту купить колье на весьма выгодных льготных условиях.

29 декабря 1784 года ювелиры Бомер и Бассанж торжественно принесли в дом де Ламотт ларец с бриллиантовым колье. Как только кардинал Роган прибыл из Эльзаса в Париж, Ламотт сообщила ему, что королева втайне от Людовика XVI оказывает ему милость быть посредником в покупке для неё бриллиантового колье. Мария Антуанетта поручает ему эту тайную миссию, потому что всецело доверяет ему. Ламотт, чтобы получить ещё и комиссионные, спешит сообщить ювелирам, что она нашла для них покупателя. 29 января 1785 года кардинал подписывает договор на покупку бриллиантового колье за миллион шестьсот тысяч ливров. Королева, которую её «подруга» якобы известила об этой удачной сделке, согласна с условиями договора. Роган, понимая, что его поручительство на миллион шестьсот тысяч ливров опасно для него, просит выдать ему долговое обязательство, подписанное королевой. И такое обязательство, якобы подписанное королевой (конечно, сфальсифицированное «секретарём» Рето де Вийетом), Ламотт ему приносит. Правда, как выяснилось позже, мошенники не знали, как подписывает бумаги королева, а потому допустили в этом деле прокол. Но Роган, уже полностью доверявший «подруге королевы, графине Валуа де Ламотт», не замечает, что на бумаге стоит подпись не «Marie Antoinette», как всегда подписывалась только своим именем королева, а «Marie Antoanette de France». Довольный полученной бумагой, он обещает Ламотт, что ни при каких обстоятельствах он никогда и никому не покажет эту бумагу. По договору колье должно быть доставлено Рогану 1 февраля 1785 года, а первый взнос за него назначен на 1 августа того же года.

Утром 1 февраля 1785 года ювелир, как положено по договору, передаёт Рогану ларец с роскошным бриллиантовым колье. А вечером того же дня Роган сам лично приносит «подруге королевы» эту драгоценность. Ламотт сообщает ему, что за бриллиантами королева пришлёт своего уполномоченного. И действительно, всё идёт как по нотам Ламотт проводит Рогана в комнату, через стеклянную дверь которой можно наблюдать передачу колье королевскому посыльному. Долго ждать не пришлось, королевский посыльный явился без задержки. Роган своими глазами видел, как в комнату за стеклянной дверью вошёл молодой человек весь в чёрном и произнёс «По поручению королевы», как Ламотт передала ему заветный ларец с бриллиантовым колье и он ушёл так же быстро, как явился. Гордый тем, что оказал беспримерную услугу самой королеве, и уверенный, что его мечта стать премьер-министром Франции сбывается, Роган отправился домой. А на самом деле драгоценный ларец был передан в руки «секретаря», «полномочного представителя», но не королевы, а графини Ламотт — фальсификатору и мошеннику Рето де Вийету.

По замыслу Ламотт, чтобы не засветиться с продажей колье, его нужно расчленить на камни, и отдельные драгоценные бриллианты продать парижским ювелирам, а чтобы их скорее купили, продавать по сниженной цене. План вроде бы замечательный. Но когда Рето де Вийет отправился продавать бриллианты в ювелирные лавки и предложил заниженную цену, это насторожило опасливых ювелиров, боящихся иметь дело с ворованными драгоценностями, и один из них отправился в полицию и заявил, что некий Рето де Вийет предлагает ювелирам купить очень дорогие бриллианты за очень низкую цену. Он просил проверить, откуда у этого Рето столь дорогие бриллианты. Вызванный в полицию Рето, хоть и трясясь от страха, но дал вполне удовлетворительное объяснение: эти бриллианты он получил с поручением их срочно продать от графини Валуа де Ламотт. А кто в Париже не знает графиню Валуа де Ламотт? Это объяснение полностью успокоило министра полиции, и Рето отпустили домой. И тогда Ламотт, поняв, что в Париже продавать бриллианты опасно, отправила своего мужа Никола в Лондон. Расчёт оказался правильным: Никола удалось выгодно продать весь товар за более высокую цену, чем предполагалось, и шайка стала торжествовать победу.

Удача просто опьянила супругов де Ламотт. Они смело и нагло стали демонстрировать своё богатство перед обществом. В их резиденции Бар-сюр-Об, куда они привезли на десятках подвод груды накупленных всяких ценных товаров, среди которых шикарная одежда, гобелены, ковры, бронзовая и серебряная посуда и даже багрового цвета альковный бархатный балдахин, почти ежедневно стали утраиваться пиры и разные празднества, а гостей стали обслуживать лакеи в великолепных ливреях и даже слуга негр, особенно шикарно одетый и заметный среди слуг.

У мадам Ламотт появилась жемчужно-серая лакированная карета-берлина, обитая изнутри белым сукном, запряжённая четверкой великолепных лошадей, карета с гербом Валуа и девизом: «От короля, моего прародителя, — имя и лилии», вызывающая восхищение и зависть. На парижскую аристократию это великолепие произвело ошеломляющее впечатление, и её представители стали теперь почитать за честь принять участие в непрерывных празднествах в Бар-сюр-Об. Разумеется, гости садились и за ломберные столы, где хозяева с улыбкой и весьма учтиво обирали их, обыгрывая через подставных картёжных шулеров, так называемых «секретарей».

А время идёт, 1 августа уже не за горами, но Ламотт не боится никого и ничего. Она знает, что, обнаружив обман, Роган не будет возбуждать дела, чтобы не показаться в свете болваном, а потому, как миленький, расплатится за колье из своего кармана.

А между тем Роган, уверенный в том, что королева получила колье, удивлён, что она его не надевает. На официальных приёмах она проходит мимо кардинала, не удостоив его, как это было и прежде, даже взглядом, и он не получает от неё никаких сигналов благодарности: ни жеста, ни кивка головы, ни тем более слова, обращенного к нему. На вопрос к Ламотт, почему королева не носит бриллиантового колье, находчивая аферистка отвечает, что королева не может надевать ещё не оплаченную вещь, то есть ей ещё не принадлежащую. С приближением 1 августа, дня выплаты первого взноса — 400 тысяч ливров, Ламотт, как посредница в сделке, решает получить отсрочку. Она заявляет ювелирам, что королева считает цену за колье завышенной и просит снизить её на 200 тысяч ливров. Она рассчитывает, что, пока вопрос этот будет обсуждаться, протянется время. Но неожиданно для неё ювелиры, которые действительно завысили цену, а теперь находятся в финансовом цейтноте, соглашаются не на отсрочку платежа, а на уступку в цене. Ювелиры Бассанж и Бомер 12 июля передают непосредственно в руки королевы записку, в которой изъявляют своё согласие на снижение цены на 200 тысяч ливров. Мария Антуанетта, прочитав записку, написанную верноподданнически витиевато и с расчётом, что она в курсе дела, ничего не поняла, по своей ветреной привычке не стала вникать в дело, ей непонятное, и бросила эту записку в горящий камин. Она ничего не знала об этой афере с колье. Ничего не знали о том, что творят мошенники за спиной королевы, и обе фаворитки — Ламбаль и Полиньяк.

Наступило 1 августа 1785 года, и ювелиры предъявили посреднице счёт к оплате. И тогда бесстрашная и наглая Ламотт объявила ювелирам, что договор фальшивый, сфабрикован мошенниками, и если они хотят получить деньги, то надо обратиться к кардиналу Рогану, он богат и в состоянии оплатить один миллион двести тысяч ливров. Потрясённые этой новостью, Бассанж и Бомер всё же не впадают в панику: раз колье у королевы, то она или оплатит его, или его вернёт. Ведь они уже не раз имели с ней дело. Бомер едет в Версаль, получает аудиенцию у королевы, и тут всё проясняется: Мария Антуанетта никакого колье не получала, она вне себя и требует, чтобы этот бессовестный и дерзкий обман за её спиной и под её именем был разоблачён, мошенники найдены и строго наказаны.

Громкий скандал с привлечением множества лиц никогда никому не помогал, напротив, возбуждал умы против того, кто такой скандал затеял. Именно это и случилось с Марией Антуанеттой, которая потребовала разбирательства и суда, забыв, как давно уже она стала мишенью для всяких инсинуаций, наговоров, сплетен, непристойных стишков, литографических карикатур, в которых она изображалась обнаженная, в непристойных позах, например, раскинутая навзничь на вершине пирамиды из голых тел её фавориток и приближённых, повёрнутых к зрителю обширными задами. Иногда королеву представляли в порнографических рисунках с различными кавалерами, любовниками-фаворитами. Прежде она всё это игнорировала: как бы не замечая, величественно проходила мимо, гордо, по-королевски не обращая внимания на весь этот порочащий её шум. Но в связи с разбирательствами и судом на фоне предшествующей вылитой на королеву грязи вся свора недоброжелателей кинулась на неё с обвинением, что она участвовала в похищении колье, потому что она порочная женщина и способна на всё. В такой атмосфере ненависти к королеве де Ламотт быстро овладела ситуацией, прикинулась пострадавшей в этой афере, якобы затеянной королевой, своё посредничество объяснила желанием помочь подруге по своим альковным с ней делам. Обеляя себя перед судьями, де Ламотт всячески чернила Марию Антуанетту, называя её развратной и приписывая ей 35 любовников, в том числе Рогана, на которого королева на самом-то деле всегда смотрела только с презрением. На суде явно демонстрировалось крайнее неуважение к королеве Марии Антуанетте и её супругу Людовику XVI, который, хоть и не виноват, но почему-то ничего не видел, что творит его жена. Это неуважение росло и зажигало толпу, вовлекая в ненависть к королю и особенно к королеве всё более и более граждан.

Признав де Ламотт виновной, суд, однако, не выступил в защиту королевы, и по окончании процесса её непричастность к делу о похищении колье осталась под большим вопросом.

Жанна де Ламотт, возглавившая на суде общее неуважение и даже презрение к королевской чете, выглядела как разоблачительница разврата и мошенничества, царящего у престола. И тем самым вызвала у многих людей сочувствие к себе. И всё же судьи парламента, рассмотрев дело в накалённой атмосфере борьбы двух партий — королевской и антикоролевской, — вынесли приговор: кардинала Рогана оправдать, так как он не обманщик, а был сам обманут; его друга Калиостро оправдать безоговорочно; маленькую модистку из Пале-Рояля, сыгравшую в саду на свидании с Роганом роль Марии Антуанетты, ввиду того, что она не понимала того, что она делает, тоже оправдать; сообщников Ламотт выслать из страны, а мошенницу Ламотт признать виновной, сечь плетьми, заклеймить буквой «V» (voleuse — «воровка») и пожизненно заточить в тюрьме Сальпетриер.

Теперь король должен утвердить этот приговор, но Людовик XVI слабоволен, нерешителен и боится парламента. Чтобы как-то реабилитировать честь королевы, он отправляет Рогана в ссылку, а Калиостро изгоняет из страны. Но этим решением он окончательно подрывает и авторитет королевы, и свой собственный авторитет, а в связи с изменением решения парламентского суда вызывает недовольство парламента

Исполнение решения суда в отношении Ламотт выглядит настолько варварским, что симпатии людей сразу же обращаются к Ламотт. Она уже в глазах людей — «невинная жертва», а потому посещение её в тюрьме становится последним «криком моды», неким фрондёрством, как бы выражением вызова королеве Марии Антуанетте. У тюрьмы, где сидит Ламотт, выстраивается очередь из карет аристократов, а среди них, как это ни странно, — карета фаворитки Ламбаль. Что это? Выражение особого, личного мнения принцессы Ламбаль? Или выполнение поручения раскаявшейся королевы, из-за которой так зверски наказали Ламотт? Это «зверство» выглядит в описании Стефана Цвейга так: «В пять утра, то есть намеренно в такой час, когда нечего опасаться свидетелей, четырнадцать палачей тащат пронзительно кричащую и в исступлении рвущую на себе волосы женщину к лестнице Дворца Правосудия, где ей зачитывается приговор — сечь плетьми и выжечь клеймо. Но на этот раз правосудие имеет дело с бешеной львицей: истеричка дико воет, извергает гнусную клевету на короля, королеву, кардинала, парламент, ее крики будят спящих в окружающих домах, женщина сопротивляется, кусается, отбивается ногами, с нее наконец срывают одежду, чтобы поставить клеймо. Но в момент, когда раскаленное железо касается ее спины, несчастная в ужасе бросается на палачей, являя свою наготу на потеху зрителям, и раскаленное клеймо с буквой “V” вместо плеча попадает на грудь. Взвыв от нестерпимой боли, она, словно неистовый зверь, прокусывает палачу куртку и лишается чувств. Как падаль, волокут ее, потерявшую сознание, в Сальпетриер, где она, в соответствии с приговором, в сером арестантском халате и деревянных башмаках всю жизнь должна будет работать за черный хлеб и чечевичную похлебку».

Но Жанна Ламотт родилась под счастливой звездой, и у неё много знакомых в преступной среде, а потому она не будет вечно есть чёрный хлеб и чечевичную похлёбку: преступный мир (а может, фрондёрский?) услужливо открывает ей двери тюрьмы, и она бежит из Парижа в Лондон. Известие о побеге Ламотт из тюрьмы многими воспринимается как помощь раскаявшейся королевы преданной ею подруге.

В Лондоне Ламотт живёт свободно, многие знают, где её найти. Из своего укрытия осмелевшая в своей наглости Ламотт, чувствуя поддержку со стороны врагов королевы, грозит королеве, что она опубликует «всю правду» о её порочной жизни, о её многочисленных любовниках, о её лесбийской связи с фаворитками, о совершенно морально разложившемся дворе. И действительно, такая возможность у Ламотт есть: падкие до сенсаций книгоиздатели наперебой предлагают ей свои услуги, готовые, в предвкушении огромных барышей, даже тотчас же выплатить ей аванс.

Как только двор понял, что в основе этих публикаций будет не только бессовестная ложь и клевета, но и убийственная правда о придворных, живущих по законам фаворитизма, сразу забили тревогу и направили фаворитку Жюли Полиньяк в Лондон, чтобы она, подкупив Ламотт, заставила бы её молчать.

Мошенница Ламотт позволила себя подкупить за 200 тысяч ливров (сумма немалая!) и тотчас же опубликовала свои «воспоминания» не в одном, а сразу в трёх изданиях, отличающихся друг от друга только кричащими заголовками да чуть изменённой формой повествования. В этих грязных по своему содержанию «мемуарах» имеется всё, что так нравится публике: разоблачение королевы, её фавориток, её двора, парламентского суда. И конечно, со слезами, трепетно нарисован образ невинной жертвы, разоблачительницы королевской власти. Публикуется и «Перечень всех лиц, с которыми королева предавалась разврату», в котором упоминается 35 лиц обоих полов: придворные, герцоги, брат короля, Роган, актёры, лакеи, камердинер короля, фаворитки Ламбаль и Полиньяк и все лесбиянки Парижа. Печатаются сфальфицированные любовные письма Марии Антуанетты Рогану, грубые и малограмотные. И несмотря на явную абсурдность этих утверждений, нелепость и явную ложь этих воспоминаний, публика, охочая до «клубнички», «до жареного», до непристойностей, верит в эту гнусную ложь, хочет всё больше и больше слышать, читать о разврате королевы, о её лесбиянских наклонностях. Вслед за этими публикациями появляются грязные пасквили: «Скандальная жизнь Марии Антуанетты», «Королевский бордель» и другие подобные. Издаются порногравюры, где изображается обнажённая королева с её голыми фаворитками-лесбиянками, с различными партнёрами в любовных позах, в отвратительных по своей открытости непристойных любовных играх.

Восторженные читатели «мемуаров» Ламотт и восхищённые зрители порнографических гравюр готовы были, забыв о решении парламентского суда, о клеймении «воровки», о её преступном побеге из тюрьмы, пригласить эту «разоблачительницу» королевской власти в Париж, чтобы воздать ей почести, как героине.

Однако сама «смелая» Ламотт не забывала о том, что она совершила не одно, а несколько преступлений перед Богом, людьми и правосудием, а потому вся эта шумиха на волне французской предреволюционной атмосферы роковым образом повлияли на её психику. Ламотт постоянно ждала, что за ней придут, опять скрутят её, но теперь не будут клеймить, а просто отрубят ей голову. Король и королева пока ещё в состоянии отомстить за бессовестную ложь, которая опубликована под её именем и откреститься от которой рке не удастся. И в один из дней, когда ей почудилось, что за ней пришли, она в припадке безумия выбросилась из окна. Это было в 1791 году.

Было ли в действительности у королевы Марии Антуанетты такое количество любовников-фаворитов, какое внесла в свой список Ламотт? В связи с абсурдностью этого «Перечня» поверить в это, безусловно, нельзя, но повод к такому мнению, как уже говорилось, был. Сам образ «раскрепощённой, свободной в любви женщины», который представляла Полиньяк с её любовниками, тенью ложился и на имидж королевы.

А фаворитки королевы: ни мадам де Ламбаль, ни тем более де Полиньяк, — в эти, такие тяжёлые для Марии Антуанетты дни не заступились за неё, не выступили на суде, не опровергли обвинений Ламотт, не организовали своих друзей для защиты королевы. Куда подевалась салонная клика графини де Полиньяк? Почему своими массовыми выступлениями «друзья королевы» не укротили наглую лгунью Ламотт? Да потому что фаворитизм у трона не предполагает никаких «друзей». Здесь каждый сам за себя. Мария Антуанетта перестала быть для них источником дохода. Её положение пошатнулось, и она стала им не нужна. «Нет уж дней тех прежних боле», когда можно было выпросить у королевы пенсион, оплату долгов, «тёпленькое местечко». И чего же соваться в этот пожар?

Бомарше, Бриссо, Мирабо, Шадерло де Лакло, знаменитые французские писатели и государственные деятели не по наслышке знали о вседозволенности и нравах, парящих в высшем обществе, а потому в своих памфлетах и рисовали фавориток вместе с королевой как изощрённых развратниц и лесбиянок.

На самом деле принцесса де Ламбаль незаслуженно была приписана к развратницам. Она не была причастна к оргиям салона Полиньяк. Её мазали самыми чёрными красками только за то, что она была первой фавориткой королевы, и тень второй фаворитки с её развратным салоном ложилась на королеву и на неё.

Гордое презрение королевы к окружающим её людям, даже к придворным, даже к официальной фаворитке короля Людовика XV мадам Дюбарри, вызывало у многих ответную реакцию: «такая развратная шлюха, а ещё нос задирает».

Фаворитов в подлинном смысле этого термина у Марии Антуанетты не было: она никому не делегировала свою власть, никто из её близкого мужского окружения не играл при королевском дворе ведущей роли, никому из кавалеров двора она не оказывала особого внимания. Конечно, нельзя исключить, что мимолётные любовники, возможно, у неё были, но фаворитов не было.

Стефан Цвейг в своей книге, посвященной Марии Антуанетте, называет одного, по его мнению, действительно настоящего любовника королевы, имя которого как раз и не вошло в список, представленный Жанной де Ламотт. Изучая жизнь королевы по документам, С. Цвейг пришёл к выводу, что главной любовью Марии Антуанетты был иностранец, аристократ из Швеции, сын шведского сенатора, сановника, близкого к королю Густаву. Его звали Ганс Аксель Ферзен.

Ферзен получил прекрасное образование, сначала в Швеции, затем, когда ему исполнилось 15 лет, — за границей. Разумеется, в сопровождении своего домашнего наставника. В Германии он изучал военное дело и общеобразовательные предметы, в Италии — медицинские дисциплины и музыку. Чтобы познакомиться с современной философией, Ганс Аксель посетил в Женеве Вольтера. Образовательный процесс завершён. На всё на это ушло три года, и восемнадцатилетний возмужавший Ганс Аксель Ферзен отправляется в Париж, чтобы в знаменитых парижских салонах, таких, как, например, салон мадам Жоффрен, где можно было овладеть искусством хорошего тона, светской беседы, приобрести художественный вкус, безупречные светские манеры и где была возможность познакомиться со знаменитыми художниками, поэтами, писателями и энциклопедистами, то есть приобщиться к самому изысканному французскому обществу.

Портреты Ганса Акселя представляют нам красивого молодого человека с правильными, скандинавскими чертами лица, с умным, каким-то задумчивым взглядом, с серьёзным выражением лица. К этому можно добавить, что, по преданию, он был высокого роста и хорошо сложён: широкоплечий, мускулистый, но не массивный, с тонкой талией, стройными ногами и аристократическими руками. Да и весь облик его показывал, что перед вами аристократ, молодой, красивый, обаятельный. Ферзен был молчалив, не обладал способностью развлекательного общения, да, видимо, и не считал это необходимым. Во всём своем поведении он был серьёзен, выказывая ум и практичность. Его аристократическое происхождение, большое состояние, хорошее образование и способности сулили ему большую карьеру на родине, но он хотел оставаться в Париже. И этому была большая и уважительная причина — любовь. Его любовь сама нашла его и первая подошла к нему, чтобы очаровать его навек. Это случилось 30 января 1774 года на балу в Опере. Неожиданно для Ферзена к нему подошла необыкновенно лёгкой походкой молодая, очень стройная, элегантно одетая дама в бархатной маске на лице и завела с ним галантный разговор. Польщённый вниманием, Ферзен вступил с ней в оживлённую светскую беседу. Беседа была весьма приятной и занимательной, но вдруг Ферзен заметил, что вокруг них постепенно собираются дамы и господа, с любопытством прислушиваются к их разговору, перешёптываются между собой. Наконец, когда он и незнакомка оказываются в центре внимания всех присутствующих на бале, галантная дама снимает маску. И что же он видит? Перед ним дофина Мария Антуанетта во всей прелести своей красоты. Но придворные дамы быстро окружили свою восемнадцатилетнюю дофину-шалунью и увели её в королевскую ложу. А сердце молодого шведа застучало так громко, как никогда. Он понял, что понравился Марии Антуанетте, что она открыто показала ему это. Испугавшись, Ганс Аксель Ферзен срочно вернулся в Швецию.

Прошло четыре года, и в 1778 году Ферзен вновь приехал в Париж. Отец послал его в континентальную Европу, чтобы он, уже двадцатидвухлетний молодой человек, нашёл бы себе невесту. А за эти годы во Франции произошли серьёзные изменения: Людовик XV умер от оспы, дофин, супруг Марии Антуанетты, стал французским королём Людовиком XVI, а Мария Антуанетта — королевой Франции.

Ганс Аксель не горел желанием жениться, ему хотелось узнать: вспомнит ли его Мария Антуанетта? Граф Ганс Аксель Ферзен, как шведский дворянин-аристократ, в парадной одежде приехал в Версаль представиться двору. Равнодушно встретили его придворные, без каких-либо эмоций кивнул головой король, никто не сказал приветливого слова. Однако королева, увидев его, радостно воскликнула: «Ах, это старое знакомство!» И опять первая сделала шаг к нему: одарила его любезностями, пригласила к себе в общество на карточную игру, которой она в то время увлекалась. Двор заметил, что королева неравнодушна к Ферзену. Она не умела скрывать своих чувств, и её влюблённость в шведского кавалера была для всех очевидна. Ферзен почувствовал, что попал в двусмысленную ситуацию, и, спасая честь королевы, уехал в Америку в качестве адъютанта Лафайета. Это был рыцарский поступок благородного человека. Однако забыть свою королеву он не мог. В течение четырёх лет своего пребывания в американском вспомогательном корпусе он вёл переписку с Марией Антуанеттой. В июне 1783 года Ферзен вернулся в Париж.

Отец зовёт его домой, где он может получить любое место и в армии, и при дворе, и в правительстве. Но Ганс Аксель хочет остаться в Париже и (видимо, по желанию королевы)- получить патент полковника французской армии. А отцу вынужден лгать, что он добивается руки барышни Неккер с её миллионами.

Королева, которая вообще-то никакими назначениями в армии не занимается, собственноручным письмом поздравляет старого графа Ферзена с получением его сыном военного чина полковника французской армии. Ещё два года Ферзен вынужден, как адъютант короля Густава, сопровождать своего монарха в поездке по Европе. В 1785 году он окончательно остаётся во Франции.

История с колье, всеобщая ненависть к Марии Антуанетте, клевета, непристойные памфлеты и порочащие её рисунки — всё это сделало её несчастной. Ферзен видит, что эта гордая женщина сломлена настолько, что постоянно плачет, и за это он её больше любит, понимая, как она нуждается в ласке, в добром к ней отношении, в защите. И его рыцарская любовь крепнет со дня на день.

Они старательно сохраняют свою тайну. Ферзен не появляется на балах, в Опере, тем более в салоне Жюли Полиньяк, не входит в избранный круг Трианона. Он служит в полку, его нет в Версале, да и вообще в Париже. Тайные встречи их проходили ночью или в самый ранний утренний час, они назначались в тёмных аллеях парка Трианона, в маленьких крестьянских домиках деревушки Трианона, в тёмных уголках версальского парка. Эти встречи редки, но зато чрезвычайно сладостны. Между ними настоящая любовь, а не придворный флирт. С его стороны — жертвенная, с её стороны — спасительная, поддержавшая её в тяжёлые дни дела с колье.

Когда же наступили революционные дни, и вместе с Жюли Полиньяк и графом д'Артуа уехали все, кто составлял кружок королевы, Ферзен, забыв о тайне их любви, появляется в Версале ежедневно, становится официальным фаворитом королевы, и король советуется с ним, потому что в лице графа Ферзена видит не любовника своей жены, а благородного рыцаря, способного помочь всей королевской семье.

Давайте, дорогой читатель, не будем строить догадки: был или не был Ганс Аксель Ферзен любовником королевы Марии Антуанетты? Для нас это не имеет никакого значения. Телесная близость — это их личное, частное дело, никого не касающееся.

В Предисловии к этой книге читатель был предупреждён, что смакование альковных историй не входит в круг внимания автора. Для нас важно другое. Важно, что Ферзен проявил себя официальным (то есть явным) фаворитом в самые трагические дни для французской монархической власти, причём фаворитом не только королевы, но и короля. В Версальском дворце, где отец семейства Людовик XVI не может сразу принять ни одного решения, Ферзен всё берёт в свои руки: через него проходят все письма, его информируют о всех происшествиях, касающихся дворца и королевского семейства, ему открывают все тайны, все планы короля и королевы, ему доверяются самые тайные и опасные поручения. Какую роль в жизни государства играл он, фаворит Ферзен?

Ферзен служил беззаветно не государству, не чуждой ему, иностранцу, Франции, а Марии Антуанетте, любимой им женщине, а следовательно, и её семье — мужу-королю и рождённым ею детям. Он любил не королеву, а женщину, и чувствовал, понимал, что над ней нависла угроза гибели. Уже в 1788 году он, наблюдая, что происходит во Франции, понял, что над королевской семьёй нависла нешуточная угроза. Он видел, что от королевской власти по существу отвернулось всё дворянство, не только либеральное, но и консервативное, недовольное абсолютистской монархической бюрократией. А это означало, что основание, на котором держалась монархия, уже перестало быть опорой власти.

Однако ни король, ни королева даже не подозревали о страшной для них ситуации в стране, когда 14 июля 1789 года пришло известие о падении Бастилии, а 5 октября разъярённая толпа парижан ворвалась в Версальский дворец. Их друзья, подруги-фаворитки и фавориты рококо из Трианона, обратились в бегство. Мария Антуанетта и Людовик XVI тоже могли бы тогда уехать, но посчитали неприличным бросать свою страну в беде и остались в Версале. 5 октября 1789 года они и их дети были арестованы и на следующий день отправлены под охраной в обветшавший дворец Тюильри, превращенный в тюрьму. Здесь, в заточении, они провели почти два года. Всё это время Ферзен, как бы незримой тенью, оставался сними.

Поняв, что их ожидает, 20 июня 1791 года королевская семья при участии Ферзена приняла решение спастись бегством.

Нужно было разработать план бегства из Тюильри, где королевская семья находилась под охраной, подготовить средства для осуществления побега. Всё это было поручено Ферзену, и он блестяще справился с этими задачами: подготовил план, договорился с королевской семьёй, кто, когда и как будет действовать, заказал удобные (но, к сожалению, большие, неманевренные) кареты, снабдил их провиантом и хотел сопровождать свою любимую женщину и её семью. Но король воспретил ему ехать с ними: он боялся, что разъярённая революционная толпа, обнаружив его, аристократа-иностранца, разорвёт его на части, как она уже сделала это со многими аристократами. И Ферзен вынужден был остаться.

Хочется отметить, что в бегстве из Тюильри королевской семье помогали и русские, в частности, с дозволения Екатерины II, русский посланник в Париже И.М. Симолин.

Королевской семье, по плану Ферзена, то есть с большими предосторожностями, удалось ускользнуть из дворца Тюильри и проехать спокойно почти всё расстояние до границы, но громоздская карета не могла быстро двигаться, и королевская семья приехала в Варенн, где её должны были ожидать верные военные люди, не ночью, а утром, когда ожидавшие их вынуждены были уехать. А потому 20 июня 1791 года уже за пределами Парижа, в Варение, у самой границы, когда спасение было уже близко, их новенькая, с большой любовью заказанная Ферзеном карета была узнана восставшими, король и королева схвачены и помещены в особо охраняемое здание в центре Парижа, крепость Тампль.

23 июня 1791 года Симолин сообщил об этой трагической неудаче в донесении, отправленном в Россию, добавив: «…можно только содрогаться при мысли о несчастиях, которые грозят королевской семье, особенно королеве, рискующей стать жертвой жестокого и кровожадного народа». А на следующий день, 24 июня, в Петербурге получили еще одно донесение Симолина, в котором он отмечал, что «бегство короля и его арест представляют столь важное и чрезвычайное событие, что невозможно рассчитать его последствия и результат». Находясь в Париже, в эпицентре восстания, наблюдая в эти дни за восставшими французами и их лихорадочными действиями, Симолин мог охарактеризовать восставших как «жестокий и кровожадный народ», потому и предвидел трагический конец королевской семьи. Екатерина II, как, впрочем, и все другие монархи Европы, понимая, что грозит королевской чете, была в ужасе, но, сожалея, более помочь уже ничем не могла. Люди, настроенные против королевской семьи, помогать ей не считали нужным, а самые верные попросту не могли.

Ничего не мог предпринять и Ферзен: он мог только страдать.

Правда, подлинная подруга королевы, принцесса Ламбаль, уехавшая в Лондон, где она была в полной безопасности, вернулась во Францию и была с королевой даже во время ареста и препровождения королевской семьи в Тампль. Но Коммуна назначила новые меры предосторожности против королевской семьи: все из свиты короля и королевы должны были покинуть Тампль, в том числе и принцесса Ламбаль, и туда никому: ни друзьям, ни тем более иностранцу Ферзену, среди верных «вернейшему верному», — категорически запрещено было даже приближаться. Верность и совестливость принцессы Ламбаль были отмщены «кровожадным» народом: несколько позже принцессу Ламбаль буквально растерзала неистовая толпа.

Около двух лет королевская чета содержалась под арестом. В январе 1793 года начался суд, по приговору которого король Людовик XVI был гильотинирован.

Ферзен понял, что теперь рано или поздно придёт очередь и его любимой королевы. «Уже давно я пытаюсь подготовить себя к этому и думаю, что встречу известие без большого потрясения», — записывает он в своём дневнике.

В течение девяти месяцев Мария Антуанетта оставалась в заключении в прежнем положении, но вскоре у неё отобрали сына, а затем её перевели в тюрьму Консьержери, где в маленькой сырой и тесной комнате её ни на минуту не оставляли одной, даже во время туалета. У неё отобрали все вещи, в том числе её талисман — маленькие золотые часики. Оставили только гребень для её роскошных волос и пудру. Задержка с казнью королевы объяснялась просто: революционеры опасались реакции со стороны Австрии — возможного военного вторжения во Францию для спасения королевы как эрцгерцогини фон Габсбург. Некоторое время революционеры вели с Габсбургами переговоры, но памфлеты и литографии, в которых королева Мария Антуанетта рисовалась как развратница, сделали своё чёрное дело. Королева Мария Терезия, мать Марии Антуанетты, к этому времени уже умерла, а родной её брат, Иосиф II, как бы поверив памфлетам и порнографическим рисункам, а по сути не желая в своей жизни осложнений, заступаться за сестру не стал. Под давлением французской общественности 16 октября 1793 года был вынесен жестокий судебный приговор, и бывшая французская королева Мария Антуанетта сложила голову на гильотине.

По преданию, в день казни Мария Антуанетта вела себя достойно. Она с помощью служанки надела белое платье. Палач остриг её прекрасные волосы, её посадили в грязную телегу для осуждённых на казнь и под улюлюканье черни повезли по улицам Парижа к гильотине, которая находилась неподалёку от дворца Тюильри. На одной из улиц художник Луи Давид подстерёг телегу с осуждённой и быстро сделал ставший историческим набросок, изобразив Марию Антуанетту на пути к эшафоту.

Существует легенда, что, когда бывшую королеву подвели к гильотине, она случайно наступила на ногу палачу, и её последними словами были слова, адресованные ему: «Простите меня, мсье, я не нарочно». Но это так же недостоверно, как приписанные ей слова, якобы сказанные в ответ на донесение о том, что французы голодают, — «если нет хлеба, пусть едят пирожные», — слова, вызвавшие у народа бурю негодования.

Когда в Брюссель, где в то время находился Ферзен, пришло известие о казни Марии Антуанетты, её возлюбленный испытал страшное потрясение. И хоть он готовился к этому известию, о чём писал в дневнике, но подготовиться не смог. Это потрясение было настолько сильным, что Ферзен до конца своей жизни так и не сумел от него оправиться. В письмах к своей сестре и в своём дневнике Ферзен открыл свою потрясённую душу: «Ее уже нет более, и только сейчас я понимаю, как безраздельно я был ей предан. Ее образ продолжает поглощать мои мысли, он преследует меня и непрестанно будет повсюду преследовать, непрерывно вызывая в памяти лучшие мгновения моей жизни, только о ней могу я говорить. Я дал поручение купить в Париже все, что может напомнить мне о ней; все, связанное с нею, для меня свято — это реликвии, которые вечно будут предметом моего преданного преклонения».

Две даты становятся для Ферзена самыми важными: 16 октября, когда совершилась казнь Марии Антуанетты, и особенно 20 июня, когда его предложение о помощи в побеге было отвергнуто и он подчинился приказу короля, не поехал с ними, остался, а в результате не защитил свою любимую женщину, королеву его души. Да пусть бы его тогда растерзала толпа, по крайней мере он умер бы за свою королеву! Несколько раз он записывает в своём дневнике: «Почему я не умер за нее тогда, двадцатого июня?» Всю оставшуюся жизнь его терзало чувство вины перед ней. В течение девяти месяцев (!), когда в тюрьме оставались только она и её дети, он не сумел освободить её из тюрьмы. А она, вероятнее всего, надеялась на него и ждала освобождения именно от него, своего возлюбленного, своего героя, своего тайного фаворита

Несмотря на все эти страдания, фортуна, как ни странно, была благосклонна к Ферзену у себя на родине он сделал карьеру без каких-либо усилий, просто по своему рождению, как побочный, тайный сын короля. Он становится главой дворянского сословия Швеции, весьма влиятельным советником, фаворитом шведского короля. Однако, испытав ненависть к французской черни, 20 июня в Варение погубившей Марию Антуанетту, Ферзен, ставший суровым, жёстким и угрюмым вельможей, возненавидел и свой народ, подозревая в нём такую же жестокость и кровожадность, как у французских революционеров. Естественно, и люди стали ему платить той же монетой. Его недоброжелатели и завистники стали потихоньку распространять слух, что Ферзен хочет захватить шведский престол и хочет избавиться от дофина. И вот, как на грех, в июне 1810 года неожиданно умер престолонаследник дофин, и тут же по всему Стокгольму разнёсся слух, что это Ферзен, чтобы захватить корону, отравил наследного принца. Стало очевидным, что Ферзену грозит опасность быть растерзанным народом Друзья не рекомендуют ему принимать участия в похоронах принца, но Ферзен упрямо идёт навстречу своей гибели. День похорон дофина назначен на 20 июня. И вот 20 июня, в то самое его мистическое число, когда в 1791 году, почти 19 лет тому назад, в Варение он должен был умереть за свою королеву, судьба ему уготовила быть растерзанным разъярённой толпой в Стокгольме.

Как только карета Ферзена выехала из дворца, неистовая толпа прорвала оцепление и с криками бросилась к его карете. Бедного седовласого старика Ферзена выволокли из кареты и стали с яростью избивать палками и бросать в него камнями. Так закончилась жизнь единственного любовника-фаворита Марии Антуанетты, погибшего за неё в тот же самый день, только 19 лет спустя.

Конечно, тайная связь Марии Антуанетты с Ферзеном не даёт основания считать его влиятельным фаворитом у престола: ему не была делегирована хоть какая-то часть государственной власти, он не имел влияния на королевский двор, он просто искренно и трепетно любил свою королеву-женщину и вернее самого вернейшего служил во Франции только ей, ей одной. Да, было время, когда ему доверена была подготовка побега королевской семьи из Тюильри, когда король советовался с ним, но это касалось опять-таки любимой женщины и её семьи, а не управления государством

Фаворитизм у королевского престола Франции, духом которого была показная галантность, а на самом деле процветали вседозволенность, аморальность, порочные связи, личное обогащение, неуважение по отношению к народу, а у народа — неуважение к королю и королеве, привёл к кризису королевской власти, кризису монархического правления, а затем к народному возмущению. Надо сказать, что в условиях такого кризиса выступления против монархического правления начинались с протеста против фаворитизма у престола, а затем перерастали в революционные события. Во Франции в последние годы XVIII века кризис королевского правления разрешился революцией и кровью — казнью короля и королевы, а также странной смертью их сына дофина, который должен был стать королём Людовиком XVII. Эта таинственная смерть дофина Людовика открыла дорогу герцогу Прованскому, среднему брату казнённого короля, к короне и титулу французского короля Людовика XVIII.

(Напомним, что летом 1791 года, когда в Варение была арестована королевская семья, в России по дороге в Яссы скончался от апоплексического удара (гипертонического криза) бывший фаворит Екатерины II, крупный государственный деятель Григорий Александрович Потёмкин, а почти ровно через три года после казни королевы Марии Антуанетты, совершённой 16 октября, тоже осенью, в первых числах ноября, скончалась также от апоплексического удара императрица Екатерина II, до последних минут своей жизни имевшая фаворита-любовника Платона Зубова.)