Каков был уровень развития предоктябрьских лет? И в этот вопрос Ленин постарался внести неясность: ответы на него – в зависимости от того, что требовалось доказать,- он давал самые противоречивые. Царскую Россию Ленин объявлял то колонией (или же "полуколонией") европейского капитала; то страной империализма; то, наконец, неким "военно-феодальным империализмом", что вообще бессмыслица, так как высшая стадия капитализма (а именно так определял Ленин империализм) не может быть феодальной.

Но в конечном счете Ленин поставил перед собой задачу – внушить тогдашним революционерам, что в России уже господствует капитализм.

С этой целью Ленин (под псевдонимом Н.Ильин) опубликовал в 1899 году книгу "Развитие капитализма в России". Автор неустанно продолжал дополнять ее новыми данными и в последующие 10-12 лет [9], настолько важным считал он это произведение. Дело в том, что задачей книги было доказать – капитализм в России достиг столь высокой ступени развития, что можно ставить вопрос о пролетарской революции. Чтобы выяснить, доказал ли это Ленин, остановимся на его сочинении.

В отличие от ряда последующих работ Ленина книга "Развитие капитализма в России" основана на изучении кропотливо собранного им фактического материала. Но подход к источникам – чисто ленинский: берется все, что можно как-то истолковать в поддержку его тезиса, и объявляется неверным то, что этому тезису противоречит. Так, Ленин, не будучи статистиком, объявляет неудовлетворительной всю фабрично-заводскую статистику России последней трети XIX века. Он безапелляционно провозглашает, что "данными ее в громадном большинстве случаев нельзя пользоваться без особой обработки их и что главной целью этой обработки должно быть отделение сравнительно годного от абсолютно негодного"[10].

Фабрично-заводская статистика – основной источник по теме ленинской книжки – оказалась "абсолютно негодной" для цели этого сочинения: она показала не рост, а убыль числа предприятий в России.

Объяснялось это, конечно, не регрессом в промышленном развитии страны, а определенным прогрессом в сторону кристаллизации небольшого капиталистического сектора в экономике – машинного производства. Но Ленин не мог принять такого объяснения. Он попытался доказать, будто в России на рубеже XX века рабочие составляют "около половины всего взрослого мужского населения страны, участвующего в производстве материальных ценностей",- 7,5 миллиона человек; если же сюда причислить работающих по найму женщин и детей, получается цифра около 10 миллионов рабочих. Правда, Ленин сам в подстрочном примечании пишет: "Оговоримся, во избежание недоразумений, что мы отнюдь не претендуем на точную статистическую доказательность этих цифр…" [11].

И верно: цифры дутые. Статистика свидетельствует, что в России было в то время всего 1,5 миллиона [12] промышленных рабочих, то есть явное меньшинство. Разумеется, соответствовало действительности именно приводимое статистикой число, а не ленинская пропагандистская цифра. Получил же ее Ленин весьма просто: он объявил, что все бедные крестьяне – безлошадные и однолошадные – являются пролетариями. При этом Ленин скромно упомянул, что среди рабочих эта "…большая, часть еще не порвала с землей, покрывает отчасти свои расходы продуктами своего земледельческого хозяйства" и образует "тип наемных рабочих с наделом" [13]. Речь идет, следовательно, не о рабочих, а о занимающихся отхожим промыслом в свободное от сельских работ время. Но ведь этот тип издавна существовал в разных странах и с капитализмом не связан. Да и сам Ленин признает, что, по теории Маркса, "капитализм требует свободного, безземельного рабочего"[14], а не крестьянина-отходника.

Столь же неубедительно утверждение Ленина, будто наличие зажиточных, средних и бедных крестьян в русской деревне – это "разложение крестьянства", плод капитализма. В действительности и на заре средневековья, и в античности были зажиточные и бедные крестьяне. Никаких доказательств того, что наличие различных групп в среде крестьянства – явление новое и прогрессивное, Ленин не приводит. Напротив, он сам замечает: "По вопросу о том, идет ли вперед разложение крестьянства и как быстро,- мы не имеем точных статистических данных…" Нет и неточных: "…до сих пор… не было сделано даже попытки систематически изучить хотя бы статику разложения крестьянства и указать те формы, в которых происходит этот процесс" [15].

Повисает в воздухе и категорическое заявление Ленина: в сельском хозяйстве России "…крестьянская буржуазия является безусловно преобладающей. Она – господин современной деревни" [16]. Ровно через 10 страниц автор не по-ленински смущенно берет его обратно: "Говоря выше, что крестьянская буржуазия есть господин современной деревни, мы абстрагировали… задерживающие разложение факторы… В действительности настоящими господами современной деревни являются зачастую не представители крестьянской буржуазии, а сельские ростовщики и соседние землевладельцы". Ленин оправдывается: "Подобное абстрагирование представляется однако приемом вполне законным, ибо иначе нельзя изучать внутренний строй экономических отношений в крестьянстве" [17]. Но дело-то обстоит как раз наоборот: именно такими приемами ничего нельзя изучать. Хорошо "абстрагирование" – объявить, что в деревне господствуют не помещики, а сельская буржуазия, зная, что господствуют именно помещики!

Методом такого же "абстрагирования" выдвигает Ленин и другие доказательства успешного развития капитализма в России: наличие рынка, участие России в международной торговле, рост торгового и ростовщического капитала. Автор знает и даже цитирует положение марксистской теории, что ни торговый, ни ростовщический капитал не служат достаточным условием для возникновения капиталистического способа производства: «образование этого последнего "зависит всецело от исторической ступени развития…"…», причем чем сильнее развиты торговля и ростовщический капитал, тем слабее промышленный капитал, и наоборот [18]. Однако Ленин отождествляет эти два противоположных развития и из полученного результата делает вывод об исторической ступени, на которой находится Россия.

С той же легкостью, как от теории, "абстрагируется" Ленин и от истории. Рынок, как известно, существовал уже в глубокой древности, когда о капитализме и речи быть не могло., Международная торговля велась на территории Древней Руси уже в VII-IX веках, участвовали в ней славяне, норманны, арабы, византийцы, хазары. А открытие археологами в 1984 году затонувшего торгового судна бронзового века еще раз наглядно показало: уже в те далекие от капитализма времена велась международная торговля с заморскими странами.

Под давлением фактов Ленин сам начинает порой говорить о слабости капиталистических элементов в тогдашней российской экономике. Отыскав уезд в Самарской губернии, где хозяйничали немцы-колонисты и русские хуторяне, предвосхитившие идею столыпинской реформы, Ленин пишет: "Эти наиболее свободно развившиеся колонии показывают нам, какие отношения могли бы и должны бы были развиться и в остальной России, если бы многочисленные остатки дореформенного быта не сдерживали капитализма" [19]. А на предпоследней странице книги автор находит мужество написать: "…развитие капитализма в России действительно придется признать медленным. И оно не может не быть медленным, ибо ни в одной капиталистической стране не уцелели в таком обилии учреждения старины, несовместимые с капитализмом, задерживающие его развитие…" [20].

Не смог Ленин доказать, что в России уже развился капитализм: это было недоказуемо. Если бы Ленин написал свою книгу не как пропагандистскую, а как научную, то должен был бы ее назвать: "Неразвитость капитализма в России". Экономическая Россия была сельскохозяйственной страной: 80% населения составляли крестьяне, 2% – рабочие.

Социальная структура русского общества оставалась феодальной. Господствующим классом было дворянство. Только в 1861 году, за 56 лет до Октябрьской революции, в России было отменено крепостное право; в странах Западной Европы это произошло уже в XIII-XIV веках. Впрочем, и после реформы 1861 года российские крестьяне продолжали находиться пусть не в крепостной, но в феодальной зависимости от помещиков. Буржуазия пользовалась весьма незначительным политическим влиянием в государстве и еще не успела сконцентрировать в своих руках такие богатства, которые были в распоряжении буржуазии в Западной Европе и в США. Максиму Горькому, приехавшему в Нью-Йорк, этот капиталистический город показался "городом желтого дьявола", где правило золото, а в России правили дворянство и тесно связанное с ним чиновничество. Рабочий класс не только составлял незначительное меньшинство населения, это был не кадровый пролетариат, а рабочий класс начального этапа капиталистического развития – класс крестьян, пришедших на заработки в город и готовых в любой момент вернуться к сельскому труду.

Политическая структура России характеризовалась давно отошедшей в прошлое стран Запада абсолютной монархией. Традиционно государственный характер русской православной церкви придавал российскому абсолютизму теократические черты. В России не было ни парламента, ни легальных политических партий. Национальные окраины России сохраняли весьма архаические социальные структуры. Так, в составе империи находился Бухарский эмират – средневековое восточное государство. А на северных окраинах России существовало еще родовое общество.

Так выглядела в экономическом и социальном отношении Российская империя на рубеже XX века. Что уж тут говорить об "империализме как высшей стадии капитализма"! Можно ли вообще утверждать, что Россия вступила к этому времени в эпоху капитализма?

Сдвиг в сторону капиталистического развития в России наметился лишь после первого удара русской антифеодальной революции 1905-1907 годов. Он, естественно, проявился прежде всего в промышленности. В период между 1907 и 1913 годами резко возросли добыча угля, выплавка чугуна. Стал быстро укрепляться национальный капитал: доля иностранного капитала в русской промышленности сократилась с 50% до 12,5%. Развивалось и сельское хозяйство: продукция зерновых культур в России возросла к 1913 году вдвое по сравнению с последними годами XIX века. В урожайные годы доля России в мировом экспорте пшеницы составляла 40%, но и в неурожайные не падала ниже 11%. Именно это быстрое развитие в сочетании с рядом политических факторов подготовило второй удар антифеодальной революции, приведшей к падению монархии. Но феодальные структуры все еще оставались мощными: в 1913 году дворянам (1,4% населения) принадлежали 63 млн. десятин земли, а крестьянам (80% населения) – 188 млн. десятин, то есть всего лишь втрое больше [21]. В целом Россия была и в 1917 году феодальной страной.

Мы подошли к ответу на первый вопрос. На каком этапе общественного развития произошла в России большевистская революция? Не на этапе развитого и перезревшего капитализма, а в условиях феодализма и слабых еще ростков капитализма. Тем более это относится к подобным революциям в странах третьего мира, еще менее развитых, чем была Россия в 1917 году.

"Социалистические революции" происходят не в наиболее высокоразвитых капиталистических странах, а в странах с докапиталистической структурой, в странах подходящего к своему концу феодализма. Эти революции должны, казалось бы, занять место в ряду антифеодальных или, как их называет марксизм, буржуазных революций.

Но какие же они буржуазные? И на словах, и на деле они направлены против буржуазии. Соответственно они именуются "пролетарскими революциями". Мы подошли ко второму вопросу: действительно ли "пролетарские революции" связаны с пролетариатом? Рассмотрим этот вопрос на особенно наглядном примере.