Вконце 1919 года Центральный Комитет потребовал от партийных и советских органов укрепить Южный фронт.

Задача Красной Армии прежде всего состояла в том, чтобы в кратчайший срок разгромить армии белых генералов Краснова и Деникина. Надо было не только пополнить фронт свежими войсками, но и реорганизовать старые части, повысить их боеспособность.

В то время противник имел сильную конницу, мог маневрировать и наносить внезапные удары. У нас тогда было превосходство только в пехоте. Рабочие и крестьяне по призыву партии брали винтовки и сражались с врагами на многочисленных фронтах, окружавших страну.

Кавалерии у нас было меньше, чем у белогвардейцев. ЦК принял решение о формировании новых кавалерийских частей.

По призыву партии Башкирская автономная Советская республика, образовавшаяся на основании декрета ВЦИК от 23 марта 1919 года, скомплектовала национальное кавалерийское соединение.

Существовавший еще до образования республики Башкирский кавалерийский корпус в феврале 1919 года перешел на сторону Советской власти и впоследствии был реорганизован в Башкирскую кавалерийскую дивизию. Летом 1919 года дивизия с успехом сражалась на Южном фронте, осенью была переброшена под Петроград, где отражала натиск генерала Юденича, рвавшегося к воротам города, а летом 1920 года участвовала в борьбе против белополяков.

Руководители Башкирской республики направили части вновь организованного кавалерийского соединения в станицы под Оренбургом, не поставив об этом в известность работников Оренбургского губернского комитета. Я был тогда секретарем губкома. Население оренбургских станиц было недовольно неожиданным для них расквартированием башкирских войск.

Губернские организации получили сообщение, что неизвестные кавалерийские отряды якобы вторглись в пределы Оренбургской губернии и бесчинствуют. Связь в то время у нас была плохая, проверить достоверность сведений было очень трудно.

Через несколько дней появились беженцы из этих станиц, преимущественно женщины с детьми. Губернское руководство дало указание члену бюро губкома и начальнику Оренбургского укрепленного района Н. Д. Каширину выступить с отрядом и ликвидировать беспорядки. Ровно через три дня конная часть башкирцев была разоружена; одна группа вернулась в Стерлитамак — первую столицу Башкирской автономной республики.

Когда в Москве узнали об этом, Владимир Ильич вызвал к прямому проводу председателя бюро губкома И. А. Акулова и потребовал от Оренбургского губкома РКП(б) подробные объяснения по поводу происшедшего инцидента.

Мы написали докладную записку, объясняя происшедший инцидент плохой/ связью и появлением беженцев: башкирская часть была принята за вражескую группировку. Бюро губкома заслушало докладную на имя В. И. Ленина и поручило мне и Н. Д. Каширину отвезти ее в Москву, вручить Владимиру Ильичу лично и объяснить причину этого печального столкновения.

Это было осенью 1919 года. От Оренбурга до Москвы мы с большим трудом добрались за 21 день. Приехав в Москву, мы доложили о своем прибытии, и на второй день Владимир Ильич принял нас в Кремле в присутствии Ф. Э. Дзержинского. В. И. Ленин предложил нам сесть. Сам он поднялся, взглянул, прищурив один глаз, на Н. Д. Каширина и заявил, что он с запиской знаком, объяснения губкома веские и даже уважительные, но все-таки оренбуржцы своей чрезмерной лихостью наделали глупостей.

— Как вы могли разоружить башкирскую кавалерийскую часть? Они это поймут как великодержавный акт против них, — и, повернувшись ко мне, Владимир Ильич продолжал: — Ведь вы обязаны знать нашу национальную политику, сами-то работаете в губкоме.

Я объяснил, что мы получили информацию о нападении неизвестных вооруженных отрядов на местное население, что были факты грабежей и в Оренбург прибыло из тех станиц много беженцев. Проверить, что это за отряды, мы не имели возможности, поэтому дали указание о ликвидации вооруженной конной группы. Присутствующий при беседе Ф. Э. Дзержинский поддержал нас, подтвердив, что, по его сведениям, действительно произошло недоразумение.

Во время нашей беседы позвонил телефон. Владимир Ильич поднял трубку и через некоторое время начал перечислять четырехзначные числа. Сперва мы ничего не понимали, но затем нам стало ясно, что Владимир Ильич следил за продвижением цистерн с горючим; говоря по телефону, он по памяти перечислял их номера и сверял с сообщениями о продвижении.

Нас поразила его память. Так как мы сидели у письменного стола, то заметили, что на краю его лежала открытая книга, поля которой были исписаны мелким, убористым почерком. Несмотря на то что каждый час, каждая минута рабочего дня Владимира Ильича были расписаны по графику, причем учитывались заседания, совещания, приемы людей и т. д., он использовал каждую свободную минуту для того, чтобы поработать над интересующей его статьей или книгой.

Окончив разговор по телефону, Владимир Ильич вернулся к нашему вопросу.

— Ну, как решили? — спросил он и, не дожидаясь ответа, предложил нам, оренбуржцам, возместить нанесенный башкирцам ущерб.

— Деньги мы вам отпустим, кроме того, отвезите сами им 200 седел и другое снаряжение, — сказал Владимир Ильич и добавил: — Помните, что имеете дело с бывшей угнетенной народностью! Из Москвы мы также пошлем туда своего представителя.

Через несколько дней мы узнали, что Советское правительство позаботилось о вновь созданной автономной республике: принято постановление о создании правительственной комиссии "Башкирпомощь". В октябре 1919 года Совнарком РСФСР вынес постановление "Об оказании помощи башкирам, пострадавшим от белогвардейцев". В республику была направлена "Башкирпомощь" во главе с членом ЦК РКП (б) товарищем Артемом (Ф. А. Сергеевым). Было отпущено 225 миллионов рублей, большое количество продовольствия, мануфактуры, медикаментов, строительных материалов и др. Комиссия не только оказывала помощь нуждающемуся населению, но и провела большую организаторскую работу по укреплению местных партийных и советских органов, поддержала их в борьбе с буржуазными националистами, стремившимися приспособить Советы к интересам башкирского кулачества.

Прием у Ленина остался на всю жизнь в моей памяти. В характере Владимира Ильича была одна черта, которая проявилась в беседе с нами: у него слово не расходилось с делом. Этому учил он и нас, рядовых работников партии. Он дал нам понять, что эпизод с башкирской конной группой — дело политической важности, и указал, как надо его правильно решить.