Бедные галилейские рыбаки понесли по миру благую весть о Слове Христовом, о земной жизни Спасителя. Всесильные римские императоры возненавидели новую религию, не признававшую божественное происхождение их власти. Уже во втором веке был издан закон, гласивший: «Доказанный христианин подлежит казни». Древние сочинения упоминают, что христиан «предавали бичеванию, отдавали на крестную смерть и на растерзание дикими зверями». Римские историки Тацит и Светоний оставили свидетельства, что христиан при императоре Нероне сжигали, употребляя вместо факелов для освещения садов ночью. Тысячи пыточных листов и народные предания донесли до нас житийные повести о мученической кончине первых христиан.
И не странно ли: лютые казни, ненависть язычников, жестокие римские законы оказались бессильными перед гонимыми христианами, о Боге которых вскоре узнал весь мир.
Эпохой самых лютых гонений на христиан называют второй, третий и начало четвертого века. Новая эпоха началась в 1917 году, и псевдонародные комиссары доказали, что в ненависти к христианам перещеголяли и полубезумного Нерона, и расчетливого Диоклетиана.
«Смею уверить вас, — писал патриарху Тихону архиепископ Таврический и Симферопольский Димитрий, — все мои сослуживцы — мученики».
Сотрудник одной из петроградских газет спросил патриарха: что доносится к нему со всех сторон? Святейший, после некоторого раздумья, лаконично ответил: «Вопли».
Со всех епархий нескончаемым потоком текут к патриарху телеграммы, письма, идут посланцы с рассказами, которые опасно доверить бумаге, и отовсюду стон, мольбы о помощи, предсмертная исповедь: «Всего лишились, всего лишились…»; «Помогите и здесь на земле…»; «Изранили, ограбили и оставили еле жива…» Патриарх утешает малодушных, слезно молит умерить свою алчность власть имущих, благословляет на крестный путь новомучеников российских. А тяжелые вести текут и текут…
Архиепископа Пермского и Кунгурского Андроника, прославившегося миссионерской деятельностью в Японии, заставили вырыть себе могилу и закопали живым. Его викария, епископа Соликамского Феофана, утопили в реке Каме. Приехавшего, согласно постановлению Священного Собора, в Пермь выяснить судьбу пермских мучеников архиепископа Черниговского Василия на обратном пути схватили в поезде и расстреляли. Епископа Тобольского и Сибирского Ермогена, последнего архиерея, благословлявшего царских узников, утопили с камнем на шее в реке Тобол. Епископа Сарапульского Амвросия, потребовавшего от комиссаров убрать из монастыря конный завод, вывели в поле возле поезда Троцкого, вывернули руки в плечах, локтях и кистях и пронзили в спину штыком. Когда убивали епископа Петропавловского Мефодия, старались нанести штыковые раны в виде креста. Прежде чем расстрелять епископа Белгородского Никодима, ему пробили голову железным прутом. Убитого епископа Нижегородского Иоакима повесили вниз головой на Царских вратах кафедрального собора Севастополя.
Старцы, святые старцы, за что прогневались на вас разбойники и не пожалели седин ваших? Прогневались, потому что власть сказала: вот они, в подрясниках, враги народа, делайте с ними, что хотите, и помните, что в тайниках у них груды золота, по праву принадлежащего вам. Прогневались, потому что власть возжелала стать богом, но, поняв, что народ не хочет менять веру в Спасителя на веру в мировой коммунизм, решила осмеять и осквернить тех, кто несет Слово Божие людям.
Когда весть о творящихся в России гонениях на Церковь и ее служителей достигла Запада, российский посол в Берлине А. А. Иоффе смело заявил германскому статс-секретарю (10/23 сентября 1918 года): «Никогда не имели места на территории Советской республики массовые расстрелы невинных людей и аресты высших священнослужителей».
Подобное заявление бывшего студента юридического факультета Цюрихского университета возмутило Всероссийского патриарха, и 29 сентября/12 октября 1918 года он, хоть и лишенный, в отличие от господина-большевика Иоффе, сведений ЧК и других карательных органов, информирует Совет народных комиссаров:
«Целый ряд епископов Российской Православной Церкви подверглись аресту и заключению, как, например, архиепископы: Пермский Андроник, Омский Сильвестр, Донской Митрофан, бывший Иркутский Серафим; епископы: бывший Сарапульский Амвросий, Балахнинский Лаврентий, Камчатский Нестор, бывший Екатеринбургский Владимир, бывший Екатеринбургский Серафим, Муромский Митрофан. Причем многие из них перенесли всякого рода глумления, издевательства и побои. Многие епископы расстреляны или умерщвлены иным способом, как, например, епископы: Тобольский Гермоген, Вяземский Макарий, Кирилловский Варсонофий, Селенгинский Ефрем; по слухам же, одинаковой участи подвергся и Преосвященный Андроник, архиепископ Пермский.
Множество священников, диаконов и мирян, принимавших ближайшее участие в жизни Православной Церкви, также сделались жертвою так называемого красного террора. Одни уже расстреляны, как, например, настоятель Казанского собора в Петрограде протоиерей Философ Орнатский, настоятель храма Василия Блаженного в Москве протоиерей Иоанн Восторгов, настоятель Вятского кафедрального собора протоиерей Алексий Израилев, настоятели монастырей: Брянского Свенского архимандрит Гервасий, Колочского архимандрит Никифор; игумения Новгородского Ферапонтова монастыря Серафима, члены Всероссийского Церковного Собора Бялыницкий-Бируля и Полонский и многие другие.
Церковная власть получает сведения далеко не о всех пострадавших, но и имеющиеся в печати данные свидетельствуют о громадном количестве умерщвленных и арестованных в различных местностях Советской республики священно- и церковнослужителей.
Следует особо отметить, что умерщвленные были лишаемы последнего предсмертного утешения — таинства исповеди и святого причащения; тела их зарывались в землю без христианского погребения, а просившие о выдаче оных родственники даже и в этом встречали неизменно отказ.
Приведенные факты обязывают Совет народных комиссаров, во имя торжества истины, поручить своему представителю в Берлине довести до сведения германских властей настоящее мое заявление».
Каждое гонение на Церковь — это повторение Голгофы, новое распятие Главы Церкви Христа. И все новые и новые мученики Российские учили поколебавшихся в вере соотечественников любви к Спасителю, становились очистительной жертвой.
Христос зовет нас в бой… О, братие, идем,
Он охранит нас милостью бездонной.
Нас, осененных верой и крестом,
Антихрист не сразит, а сам падет сраженный.
…Священника Никольского вывели из женского монастыря Марии Магдалины, заставили раскрыть рот, вложили в него дуло маузера и со словами: «Вот мы тебя причастим» — выстрелили. Священнику Дмитриевскому, которого поставили на колени, сначала отрубили нос, уши и, наконец, голову. В Херсонской епархии трех священников распяли на крестах. В городе Богодухове всех монахинь, не пожелавших уйти из монастыря, привели на кладбище к раскрытой могиле, отрезали им сосцы и живых побросали в яму, а сверху бросили еще живого старого монаха и, засыпая землей, кричали, что справляется монашеская свадьба.
Каждый день приносил новые вести об истязаниях и казнях. Конечно, они рождали у народа страх за себя, за своих детей. Но укрепляли и веру — веру в мучеников. И уже не шутливую сказку о попе, любящем выпить и поесть, повторяли из уст в уста, а житие священника, убиенного за непоколебимую веру христианскую.
Вспоминали знаменитого московского проповедника протоиерея о. Иоанна Восторгова, расстрел которого вместе с епископом Ефремом и бывшими министрами в Петровском парке убийцы-комиссары объявили актом «красного террора, объявленного после выстрела в председателя Совета народных комиссаров тов. Ленина и убийства тов. Урицкого». По просьбе отца Иоанна палачи разрешили осужденным помолиться и попрощаться друг с другом. Все стали на колени, и полилась горячая молитва, после чего смертники подходили под благословение преосвященного Ефрема и о. Иоанна. Отец Иоанн призвал всех, с верою в милосердие Божие и скорое возрождение Родины, принести последнюю искупительную жертву и первым подошел к могиле. «Я готов», — обратился он к конвою. Палач подошел со спины, взял его левую руку, вывернул за поясницу и, приставив к затылку револьвер, выстрелил, одновременно толкнув о. Иоанна в могилу. Другие палачи приступили к остальным жертвам.
Передавали друг другу рассказ, как в Спасовом монастыре вывели из кельи иеромонаха Афанасия и за конюшней сообщили, что настала пора его расстрелять. Монах встал на колени, помолился, перекрестился, затем поднялся, благословил палача и поднял руки к небу. Двумя выстрелами в упор убийца расправился с благословившим его пастырем.
Повторяли историю о настоятеле Казанского собора протоиерее Орнатском. Его привели на расстрел с двумя сыновьями и спросили: «Кого сначала убить — вас или сыновей?» — «Сыновей». Пока расстреливали юношей, отец-священник, став на колени, читал «отходную». Расстреливать о. Орнатского взвод красноармейцев отказался. Отказались стрелять в молящегося коленопреклоненного старца и вызванные китайцы. Тогда к батюшке подошел вплотную юный комиссар и выстрелил из револьвера в упор.
Льется и льется кровь мучеников, в терновом венце поднимается Русская Церковь на свою Голгофу, и вождь ее, кроткий и верный Тихон, зовет оставшихся в живых верных чад своих не гневаться, не приходить в отчаяние, а без страха нести свой крест, оставаясь верными учению Христа, любовью и покаянием обороняясь от пули и меча:
«Божией Милостью мы, смиренный Тихон, патриарх Московский и всея России, всем верным чадам Святой Православной Российской Церкви.
Господь не перестает являть милости Свои Православной Русской Церкви. Он дал ей испытать себя и проверить свою преданность Христу и Его заветам не во дни только внешнего ее благополучия, а и во дни гонений. День ото дня прилагаются ей новые испытания. День ото дня все ярче сияет ее венец. Многажды беспощадно опускается на ее озаренный смирением лик бич от враждебной Христу руки и клеветнические уста поносят ее безумными хулами, а она по-апостольски — в тщету вменяет горечь своих страданий, вводит в сонм небожителей новых мучеников и находит утеху для себя в благословении своего небесного Жениха: Блаженны вы, когда вас будут поносить и гнать и всячески злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь (Мф. 5, 11).
Чадца мои! Пусть слабостью кажется иным эта святая незлобивость Церкви, эти призывы наши к терпеливому перенесению антихристианской вражды и злобы, это противопоставление испытаниям и обычной человеческой привязанности к благам земли и удобствам мирской жизни христианских идеалов; пусть «невместимо», «жестоко» кажется омирщенному пониманию радость, черпающая себе источник в страданиях за Христа, — но мы умоляем вас, умоляем всех наших православных чад не отходить от этой единственно спасительной настроенности христианина, не сходить с пути крестного, ниспосланного нам Богом, на путь восхищения мирской силы или мщения. Не омрачайте подвига своего христианского возвращением к такому пониманию защиты благополучия Церкви, которое бы унизило ее и принизило бы вас до уровня действий ее хулителей. Убереги, Господи, нашу Православную Русь от такого ужаса.
Трудная, но и какая высокая задача для христианина сохранить в себе великое счастье незлобия и любви и тогда, когда ниспровергнут твой враг и когда угнетенный страдалец призывается изречь свой суд над недавним своим угнетателем и гонителем. И Промысл Божий уже ставит пред некоторыми из чад Русской Православной Церкви это испытание. Зажигаются страсти. Вспыхивают мятежи. Создаются новые и новые лагеря. Разрастается пожар сведения счетов. Враждебные действия переходят в человеконенавистничество. Организованное взаимоистребление — в партизанство со всеми его ужасами. Вся Россия — поле сражения! Но это еще не все. Дальше еще ужас. Доносятся вести о еврейских погромах, избиении племени без разбора возраста, вины, пола, убеждений. Озлобленный обстоятельствами жизни человек ищет виновников своих неудач и, чтобы сорвать на них свои обиды, горе и страдания, размахивается так, что под ударом его ослепленной жаждой мести руки падает масса невинных жертв. Он слил в своем сознании свои несчастья со злой для него деятельностью какой-либо партии и с некоторых перенес свою озлобленность на всех. И в массовой резне тонут жизни вовсе непричастные причинам, породившим такое озлобление.
Православная Русь, да идет мимо тебя этот позор. Да не постигнет тебя это проклятие. Да не обагрится твоя рука в крови, вопиющей к небу. Не дай врагу Христа, диаволу, увлечь тебя страстию отмщения и посрамить подвиг твоего исповедничества, посрамить цену твоих страданий от руки насильников и гонителей Христа. Помни: погромы — это торжество твоих врагов. Помни: погромы — это бесчестье для тебя, бесчестье для Святой Церкви! Для христианина идеал — Христос, не извлекавший меча в Свою защиту, утихомиривший сынов грома, на кресте молившийся за Своих врагов. Для христианина путеводный светоч — завет святого апостола, много претерпевшего за своего Спасителя и смертью запечатлевшего преданность Ему: Не мстите за себя, возлюбленные. Но дайте место гневу Божию. Ибо сказано: Мне отмщение и Я воздам, говорит Господь. Итак, если враг твой голоден, накорми его. Если жаждет, напой его. Ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие угли (Рим. 12, 19–20).
Мы не говорим уже о том, что пролитая кровь всегда взывает к новой крови. И отмщение — к новому возмездию. Строительство на вражде — строительство на вулкане. Взрыв — и снова царство смерти и разрушения. Наша боль — боль за светлость и счастье нашей Святой Церкви, наших чад. Наши опасения — что некоторых из них может прельстить этот новый, уже показывающий зияющую пасть зверь, исходящий из бездны клокочущего страстями сердца человеческого. Одним порывом мщения навсегда запятнаешь себя, христианин, и вся светлая радость нынешнего твоего подвига — страдания за Христа — померкнет, ибо где тогда дашь ты место Христу.
Мы содрогаемся, читая, как Ирод, ища погубить Отроча, погубил тысячи младенцев. Мы содрогаемся, что возможны такие явления, когда при военных действиях один лагерь защищает передние свои ряды заложниками из жен и детей противного лагеря. Мы содрогаемся варварству нашего времени, когда заложники берутся в обеспечение чужой жизни и неприкосновенности. Мы содрогаемся от ужаса и боли, когда после покушений на представителей нашего современного правительства в Петрограде и Москве, как бы в дар любви им и в свидетельство преданности и в искупление вины злоумышленников воздвигались целые курганы из тел лиц, совершенно непричастных к этим покушениям, и безумные эти жертвоприношения приветствовались восторгом тех, кто должен был остановить подобные зверства. Мы содрогались — но ведь эти действия шли там, где не знают или не признают Христа, где считают религию опиумом для народа, где христианские идеалы — вредный пережиток, где открыто и цинично возводится в насущную задачу истребление одного класса другим и междуусобная брань.
Нам ли, христианам, идти по этому пути. О, да не будет! Даже если бы сердца наши разрывались от горя и утеснений, наносимых нашим религиозным чувствам, нашей любви к родной земле, нашему временному благополучию, даже если бы чувство наше безошибочно подсказывало нам, кто и где наш обидчик. Нет, пусть лучше нам наносят кровоточащие раны, чем нам обратиться к мщению, тем более погромному, против наших врагов или тех, кто кажется нам источником наших бед. Следуйте за Христом! Не изменяйте Ему! Не поддавайтесь искушению. Не губите в крови отмщения и свою душу. Не будьте побеждены злом. Побеждайте зло добром (Рим. 12, 21).
Чадца мои! Все православные русские люди! Все христиане! Когда многие страдания, обиды и огорчения стали бы навевать вам жажду мщения, стали бы проталкивать в твои, Православная Русь, руки меч для кровавой расправы с теми, кого считала бы ты своим врагом, — отбрось далеко так, чтобы ни в минуты самых тяжких для тебя испытаний и пыток, ни в минуты твоего торжества, никогда-никогда рука твоя не потянулась бы к этому мечу, не умела бы и не хотела бы найти его.
О, тогда воистину подвиг твой за Христа в нынешние лукавые дни перейдет в наследие и научение грядущим поколениям, как лучший завет и благословение: что только на камени сем — врачевании зла добром — созиждется нерушимая слава и величие нашей Святой Православной Церкви в Русской земле, и неуловимо даже для врагов будет святое имя ее и чистота подвига ее чад и служителей.
Тем, которые поступают по сему правилу, мир им и милость. Благодать Господа нашего Иисуса Христа со духом вашим, братие. Аминь. (Гал. 6, 18)».