Госпожа Лиза как всегда сидела в своем кабинете.

— Давно тебя не было, — улыбнулась она, протягивая Йону руку.

— Я не хочу, чтобы у вас были из-за меня неприятности, — пожал плечами мальчик.

— Мы вроде договорились на «ты»?

— Да, конечно… Трудно привыкнуть обращаться к взрослому на «ты».

— Не такая уж я и взрослая, — засмеялась медсестра. — Ты пришел просто так?

— У меня подруга уезжает учиться в Консерваторию.

— Она молодец. Можешь ее поздравить, туда трудно попасть. Мне в свое время тоже предлагали место на отделении вокализации, тогда оно только появилось. Но я испугалась операции и не пошла.

— Ты жалеешь об этом?

— Как я могу жалеть? Если бы я пошла туда, то тебя бы не было.

— Но тогда же ты об этом не знала?

— Тогда нет… После того, как тебя забрали в распределитель, может быть, и жалела, даже в религию ударилась. Но как я могу говорить об этом сейчас?

— А какую религию ты исповедовала?

— Какой странный вопрос… — растерялась женщина. — Но одно время я действительно была увлечена христианством.

— Католицизм, лютеранство, православие?..

— Что? О… я не вдавалась в такие подробности. Просто читала священные тесты в сети, — женщина виновато улыбнулась.

Остаток урока Йон провел у мамы. Она рассказывала ему о том времени, когда сама была маленькой. Хирургическое моделирование тела еще только входило в моду, и на работу в Канцелярию набирали всех добровольцев.

Последующие дни прошли в состоянии вялого напряжения. Йон почти сумел привыкнуть к присутствию инспектора на уроках, когда неожиданно тот перестал появляться. В этот же день мальчик узнал, что Лиссу выбрали в число претендентов на звание курсанта Канцелярии. Это было обидно. Не то чтобы Йон рвался в курсанты, но признание чужого превосходства болезненно уязвляло. Их класс согнали на крыльцо школы, чтобы проводить Лиссу. Несколько минут зябкий осенний ветер пронизывал легкую одежду, а затем подоспел транспортер, и, показав напоследок язык, девочка уехала. Дальше должен был быть урок по политическому устройству страны. Ребята вяло направились в класс.

— Йон, задержись, — окликнул его преподаватель. — Тебя ждут в кабинете шестьсот три.

Дора вопросительно взглянула, но Йон в ответ только пожал плечами. Кому и зачем он мог понадобиться, мальчик не знал. Но в любом случае, если его ждали — надо было идти.

Остальные ребята направились на урок, а он одиноко поплелся в сторону нужного кабинета. На стенах коридора висели большие экраны, все они как один крутили пропагандистские ролики. «Жизнь — величайшая ценность. В наших силах сделать ее максимально свободной от влияния пережитков и предрассудков. Каждый выбирает свой путь. Тот путь, что приведет его к счастью».

Школьные переходы вряд ли могли привести кого-то к счастью, по крайней мере, так казалось Йону. Свой шанс попасть в Канцелярию он упустил.

Подойдя к нужному кабинету, мальчик аккуратно постучал и сразу же толкнул дверь.

— Здравствуйте, — он поздоровался прежде, чем понял, кто перед ним. — Господин инспектор?

— Проходи, — инспектор Велор небрежно махнул на свободное кресло.

Йон на негнущихся ногах прошел внутрь. Представитель Канцелярии сидел за большим письменным столом, держа в руках интерактивное стекло.

— Я читаю твое личное дело. Оно меня заинтересовало.

Сердце мальчика подскочило, ладони моментально вспотели, а дыхание участилось.

— Ты довольно талантливый. Есть склонности к точным наукам. Не без недостатков, конечно, но они исправимы.

— Недостатки, господин?.. — испуганно переспросил мальчик.

— Недостатки мировоззрения скорее, и, возможно, не слишком подходящий характер. Но мы и не таких воспитывали.

— Воспитывали для чего, инспектор?

— Для службы в Канцелярии, конечно, — усмехнулся мужчина, внимательно наблюдая за реакцией Йона своим ястребиным взглядом.

Мальчик понял не сразу. Сначала он тупо разглядывал изысканный ворот красной рубашки. Чтобы справиться с волнением, Йон считал про себя количество дырочек на нем. Затем фраза инспектора словно аукнулась в его сознании, и он удивленно вскинул голову.

— А зачем по-твоему ты здесь?

— Но ведь вы уже выбрали Лиссу.

— Рыжую девочку? О, да! Из нее получится отличный инспектор третьего уровня. Но при чем здесь она?

Йон потупил взгляд, разглядывая концы своих ботинок.

— Я задал тебе вопрос, — мягко напомнил ему инспектор.

Мальчик поднял глаза вверх, набрал воздуха для ответа, но звук замер на кончиках его губ. Во взгляде инспектора была такая сталь, что становилось понятно: это было первое и последнее предупреждение. Ноздри мужчины раздувались, рот был плотно сжат в тонкую линию.

— Прошу прощения, господин, — пролепетал мальчик, моментально теряясь.

Инспектор изогнул бровь, показывая, что он все еще ждет ответа.

— Я думал, выбирают только одного из класса. Лучшего. Лисса уехала, и я решил, что это значит, что она лучше меня.

— О вашей профпригодности буду судить я. Итак, вы будете зачислены в курсанты Канцелярии. Можете идти собирать вещи. Транспортер заберет вас утром.

— Сразу в курсанты? Но как же испытания? Ой… — мальчик сжался под очередным хищным прищуром инспектора. Очевидно, вопросы в Канцелярии задавать было не принято.

— Ты свободен, — мужчина вновь склонился над интерактивным стеклом, словно забыв о существовании посетителя.

— Но вы даже не спросили, согласен ли я, — неожиданно выпалил Йон. — У меня же есть выбор?

Медленно, словно хищник перед прыжком, господин Велор поднял голову.

— Что ты сказал?

— У меня же есть выбор? — с трудом повторил мальчик, впиваясь ногтями в ладони.

— Конечно, — растянул губы в улыбке мужчина. — Выбор есть у всех. Но не все готовы принять ответственность за него. Ты готов?

Не совсем понимая, о чем идет речь, Йон молча кивнул, облизнув пересохшие губы.

— В таком случае выбирай. Останешься здесь или направишься на службу в Канцелярию?

Раньше, еще до того, как он встретил маму, мальчик частенько думал о том, что было бы здорово быть инспектором. Управлять судьбами других людей, помогать им обрести счастье. Стать уважаемым человеком, один вид которого заставляет других трепетать и преклоняться. Выглядели инспекторы весьма просто: красные рубашки и черные костюмы поверх них. Никаких обязательных требований к прическе и прочему. Но за этой кажущейся простотой крылась реальная сила и власть. Быть инспектором Канцелярии в глазах десятилетнего мальчика было все равно, что быть небожителем. Избранным. Йон так расстроился сегодня, когда узнал, что выбрали Лиссу, а не его. Но действительно ли он готов отказаться от своей жизни здесь? Пусть Дора и уезжает, но, если он останется, они смогут видеться, переписываться. Для курсантов Канцелярии все контакты с внешним миром запрещены до достижения шестнадцатилетия. А мама? Как он может оставить ее? Ведь они только-только стали друзьями.

Задрав подбородок вверх, Йон постарался сделать так, чтобы голос перестал дрожать.

— Я отказываюсь.

Инспектор кивнул. На его лице не дрогнул ни один мускул.

— Ты свободен.

Йон неподвижно простоял еще несколько секунд. На него больше не обращали ни малейшего внимания.

Он словно стал пустым местом. «Так оно и есть, отказался от такого предложения…» — с горечью подумал мальчик. Прошло еще несколько мучительно долгих мгновений, прежде чем Йон наконец покинул кабинет. Мальчик был раздавлен. Правильно ли он поступил, отказавшись от столь заманчивого предложения?

Весь оставшийся день и следующее утро Йон раздумывал о последствиях своего выбора. Может, ему стоило найти инспектора и сказать, что он передумал? Но господин Велор почти наверняка уже покинул школу, а если и не покинул, то где гарантия того, что в ответ на свою просьбу Йон не услышит только смех? Выбор сделан. Каким бы он ни был, теперь его надо принять как единственно возможный.

Сидя на уроке, мальчик едва слушал господина Александра, который рассказывал им о «Бойне номер пять» Курта Воннегута. Йону эта книга казалась очень запутанной, но учитель в очередной раз сводил все к прописным истинам. На любой его вопрос можно было ответить: «Человек есть величайшая ценность, личность должна быть свободной. Меры действия и противодействия должны быть всегда выверены и дозированы». Любая фраза со схожим смыслом была бы попаданием в десятку. Главное — меньше конкретики и больше пафоса. Это было скучно.

От нечего делать Йон начал листать на гаджете учебник к следующему уроку. Биология была более конкретна.

— Йон! — раздался голос учителя.

Мальчик, вздрогнув, мигом свернул на экране учебник биологии. Изобразив на лице готовность ответить на любой вопрос, Йон поднял голову:

— Да, господин Александр?

— Тебя срочно вызывают в больничное крыло. С вещами. Кабинет четыреста четыре.

Это был кабинет его мамы. Что могло случится, если она вызвала Йона, да еще через учителя? Плохо скрывая волнение, мальчик подхватил свою сумку и, всё ускоряя шаг, выскочил в коридор.

— Йон, ты гаджет забыл! — воскликнула Дора, пытаясь задержать друга.

Но это уже было неважно, мальчик мчался так быстро, как только мог. Перед глазами мелькали всевозможные варианты случившегося. Только бы с мамой все было в порядке!

Еще минута, и Йон уже стоял перед дверью. У мальчика не хватило терпения, чтобы даже отдышатся. Рванув дверь, он ввалился в кабинет. Напротив входа стоял инспектор Велор. В руке у него была мамина бумага с записями о рождении Йона. Сама госпожа Лиза с мертвенно-бледным лицом стояла около своего письменного стола, прямо за ней был еще один инспектор — молодой, лет двадцати на вид. В руках у него виднелся маленький пистолет, внутрь которого был вставлен баллончик со смертельной инъекцией. Йон не раз слышал про такие. За нарушение первой главы Конституции ЛиДеРа, где провозглашалась свобода самоопределения личности, инспекторы могли судить подозреваемых и приводить приговор в исполнение прямо на месте.

— Судя по тому, как быстро ты пришел, эта женщина успела показать тебе бумагу, — это не было вопросом. Это было обвинением.

Йон, все еще тяжело дыша, застыл на месте. Что бы он сейчас ни сказал, любое его слово могло лишь навредить маме.

— И как долго все это продолжалось?

— Велор, пожалуйста! — взмолилась госпожа Лиза.

Мужчина бросил молниеносный взгляд на того, кто удерживал маму, и напарник, будто получив мысленный приказ, нажал на курок пистолета.

— Мама! Нет! — Йон бросился к ней.

Женщина обмякла, тяжёлым грузом оседая на пол.

— Мамочка!

Господин Велор перехватил его, сведя руки мальчика за спиной. Острая боль пронизывала лопатки при малейшем движении, лишая возможности к сопротивлению. Крупные капли застилали глаза. Ярость, злость, гнев на инспекторов, на Канцелярию, на собственную беспомощность — все смешалось в его душе и единым потоком слез вырывалось наружу. Не отрывая взгляда от матери, Йон до боли сжал зубы, словно желая, чтобы внутреннее напряжение помогло исправить то, что происходило вокруг.

— Она жива, успокойся. Пока жива. Джон разрядил не весь баллон.

— Не убивайте ее, пожалуйста! Прошу вас!.. Она не виновата!..

— Не убивать? — с усмешкой переспросил господин Велор, — что же нам остается? Может быть, следует и тебя здесь оставить, чтобы ей было не скучно? У нас зафиксирован факт правонарушения. Мы обязаны устранить одну из сторон противозаконного контакта.

— Делайте со мной что хотите, только оставьте ее. Пожалуйста, — Йон глотал слова и окончания вместе со слезами.

— Ты же уже выбрал, разве не так? Ты решил остаться здесь. Как я могу нарушать твое первейшее право на свободу самоопределения?

— Я не хотел. Простите меня. Я поеду с вами, куда угодно. Только не убивайте ее, — с трудом сдерживая нервные всхлипывания, проговорил Йон.

— Не хотел? — инспектор, похоже, веселился от души. — То есть ты хочешь сказать, что твой первоначальный выбор был сделан под давлением?

— Да… То есть нет… — мальчик понимал, что говорит сейчас лишнее, что любое его слово только отягчает положение и судьбу его мамы. Но так сложно было контролировать себя, когда родной человек лежал перед ним без чувств, без сил, без каких-либо признаков жизни.

— Я же говорил тебе, мальчик. Не все готовы принять ответственность за свой выбор. Теперь ты хочешь поехать со мной и уговариваешь меня закрыть глаза на преступления этой женщины. Сейчас ты готов к тому, что может последовать за этим? За любой выбор надо платить. За жизнь платят жизнью.

От этих слов ладони мальчика похолодели. Что это значило? Сделав несколько дрожащих вдохов-выдохов, Йон на секунду зажмурился.

— Не убивайте ее. Все, что хотите, только пусть она останется жива.

— Йон, твой гаджет… — дверь отворилась, и в кабинет заглянула Дора.

Девочка удивленно крутила головой, постепенно открывая рот, и словно бы задумалась, что сказать. Оттолкнув Йона, инспектор Велор подскочил к ней, рванул на себя и, отточенным движением выхватив пистолет из кобуры, разрядил полную дозу смертельной инъекции в шею Доры.

Словно в замедленной съемке мальчик видел, как подруга скатывается на пол. Инспектор не придерживает ее, и тело, все еще сохраняя остатки жизни, раскидывает руки и ноги в стороны, словно стремясь занять как можно больше пространства.

— Дора! — Йон кинулся к ней, хватая за плечи. — Дора, не надо!.. Дора! — слезы снова удушливой волной хлынули из него. — Я же не сказал тебе…

Глаза девочки все еще были открыты и с безмолвным укором смотрели на него.

— Дора, я люблю, люблю тебя! — Йон прижал безвольное тело к себе, уткнувшись губами в еще такую горячую шею. — Я тоже люблю…

— Считай это своим первым уроком, курсант, — голос инспектора Велора был наполнен ядом. — За жизнь всегда платят жизнью.