Лодка была огромной. Когда 12 сентября 1942 года она покидала Киль, её массивный серый корпус и просторная палуба заставили Люта думать о своих четырёх старых лодках, как о карликах. Люди, собравшиеся на мостике, казались мелкими жучками. Несмотря на размеры лодки, её манёвры не были лишены изящества. Эскортные корабли суетились вокруг неё, словно рыбы-лоцманы вокруг исполинской акулы.

Было раннее утро. Редкие облака не закрывали небо, и видимость была прекрасной. Люди на мостике и на верхней палубе, чисто выбритые, в новой отглаженной форме, выстроились ровными шеренгами. Внутри лодки слышны бодрые звуки песни «Сегодня мы вышли в открытое море», но порядка здесь меньше. Люди спотыкаются о мешки с картофелем и луком, груды колбас. Матросам внизу не до торжественного построения, у них полно работы. А потому они могут говорить, спорить и ругаться – кто как пожелает.

U-181 была совершенно новой лодкой, ещё не прошедшей испытания. Она вышла из Киля в свой первый боевой поход. На мостике стоял капитан-лейтенант Вольфганг Лют, 28 лет от роду, кавалер Рыцарского Креста, бывший командир U-43, U-138, U-9. Это был его пятнадцатый поход.

Лют оставил U-43 в январе. Через 3 месяца он получил приказ прибыть на верфь фирмы «Дешимаг» в Бремен, а вскоре после этого принял новую лодку U-181. В течение следующих 14 месяцев капитан и его лодка сумели прославиться. Это стало результатом духовного слияния между человеком и машиной – явление редкое, но всё-таки не уникальное в военной истории.

Без U-181 Лют, вероятно, закончил бы свою карьеру на дне Северной Атлантики, а его имя так и осталось бы горсткой бронзовых букв на стене мемориала подводникам в Мельтенорте. Он вполне мог застрять за столом зелёного сукна где-нибудь в Германии и Франции, а все его подвиги ограничились бы регистрацией входящих и исходящих бумаг. Без Люта U-181 вполне могла остаться безымянной грудой металла, как сотни других лодок. Её мог потопить противник или затопить своя же команда. И тогда на дне Бискайского залива добавилась бы ещё одна груда металлолома, заставляющая дёргаться стрелку компаса.

В декабре 1941 года Германия и Соединённые Штаты оказались в состоянии войны. Дениц сразу послал несколько лодок к восточным берегам Америки, и достигнутые ими успехи превзошли самые смелые ожидания. Казалось, снова вернулись «счастливые денёчки» – за 5 месяцев немцы потопили почти 500 судов, не встретив практически никакого сопротивления. Лют, который в это время принимал новую лодку, пропустил сбор урожая у берегов Соединённых Штатов, о чём впоследствии горько жалел.

Однако все однажды кончается, кончилась и лёгкая жизнь германских подводников. Американцы за полгода поумнели и резко усилили свою ПЛО. Потери подводных лодок начали расти, и у Деница не осталось иного выбора, как отвести свои лодки в среднюю часть Атлантики. Он пытался найти новые районы, где лодки смогут добиться ощутимых результатов. Для Деница океан был гигантской шахматной доской, на которой он и противник непрерывно передвигали свои фигуры. Оборона союзников могла ослабнуть в Карибском море, в Средиземном море или в районе Западных Подходов. Пытаясь найти новые варианты, Дениц всерьёз занялся рассмотрением перспектив действий на юге – в Южной Атлантике, у мыса Доброй Надежды и даже в Индийском океане. Маршрут, идущий вокруг Африки, являлся одной из важнейших коммуникаций союзников, особенно в 1942 году, после того как в войну вступила Япония, а Великобритания начала наступление в Северной Африке. В августе Дениц приказал 4 большим лодкам серии IX направиться к мысу Доброй Надежды. Они получили название Gruppe Eisb?r. В сентябре было решено отправить вслед им ещё 4 лодки.

Поэтому в сентябре 1942 года U-181 отправилась на юг. Её маршрут проходил через Западные Подходы, мимо Ирландии и Франции, мимо Гибралтара и Северной Африки. Лодке предстояло в течение 7 недель пройти 8000 миль до мыса Доброй Надежды, где германские подводные лодки ещё не показывались ни разу.

Лето было долгим. На церемонии подъёма флага на лодке побывали решительно все – рабочие верфи, приёмная комиссия, жены и дети членов экипажа. Играл оркестр, была принесена масса цветов. Сама церемония не затянулась, так как Лют не был оратором. Он сказал: «Я не знаю вас, а вы не знаете меня. Мы встретимся на фронте». Те же самые слова он произносил, принимая U-9, U-138, U-43. Нарушая морские традиции, Лют провёл жён моряков по лодке, показывая боевые посты их мужей и оборудование, за которое они отвечают. (Все посетительницы были шокированы крохотными размерами камбуза.) С помощью Ильзе он собрал женщин на чашку чая. Там Лют даже прочитал небольшую лекцию об обязанностях жены моряка: любовь, понимание, поддержка, дети.

Кто-то пригласил группу пожилых людей, которые оказались ветеранами императорского подводного флота. Они охотно рассказывали всем, кто соглашался их слушать, как это было в старые времена на «настоящих» подводных лодках, где стояли керосиновые двигатели и не было туалетов. Один из моряков U-181 Вальтер Шмидт не без ехидства прокомментировал много лет спустя: «Не удивительно, что они проиграли проклятую войну. Мы посмеивались над этими людьми с коронами на кокардах. Но точно так же моряки Бундесмарине сегодня смеются над нами со своих новых быстроходных лодок».

После официальной приёмки лодки последовал утомительный период учёбы и тренировок. Однако Лют к 1942 году уже стал опытным командиром и знал, как заполнить время. Моряки сыграли футбольный матч против солдат гарнизона Борнхольма, загорали на пляжах Хелы, играли в карты в Цоппоте, ездили в увольнение в Штеттин. Своё второе лето на Балтике Лют провёл гораздо лучше. Он получил свой кусок славы, свои медали, и теперь даже дураки не боялись, что война кончится к Рождеству.

Если говорить о технических деталях, то U-181 была океанской подводной лодкой серии IXD2. Неофициально она называлась подводным крейсером, или лодкой типа «Муссон». Первый термин отражал её размеры, которые потрясали. Второй – её тактическое назначение, которое до сих пор не имело аналогов и определилось лишь в последние дни. Она несла 26 торпед, 3 палубных орудия, экипаж из 50 человек. Лодка могла без дозаправки обойти вокруг земного шара. U-181 имела водоизмещение 1800 тонн, внутри корпуса были установлены 2 гигантских дизеля, которые позволяли ей в надводном положении развить скорость 19 узлов. При такой скорости на форштевне кипел эффектный бурун. В её артиллерийских погребах лежали сотни фугасных и зажигательных снарядов. На вершине рубки, почти в 40 футах над килем, торчали решётки электронных устройств, в том числе новое устройство Метокс.

Метокс, примитивный приёмник излучения радаров в теории был способен обнаружить работающий радар корабля или самолёта. Это была антенна в виде большого деревянного креста с проволокой, натянутой между перекладинами, напоминающая каркас воздушного змея. Отсюда и прозвище Метокса – «Бискайский Крест». Кабель связывал установленный на мостике крест с простейшим приёмником в центральном посту. При погружении антенну приходилось убирать вниз, и слишком часто она ломалась, когда её поспешно проталкивали через узкий люк.

Присматривать за Метоксом должен был корабельный врач Лотар Энгель. Он должен содержать прибор в исправном состоянии, быстро и правильно устанавливать антенну на мостике после всплытия. Энгель получил Метокс в заведование почти случайно и в аварийном порядке, так как прибыл на борт лодки одним из последних. Так как у врача до выхода в море не было прямых обязанностей, Лют отправил Энгеля в школу операторов Метокса. на U-43; а также опытный, но строгий инженер-механик Карл-Август Ландферманн. Весь экипаж лодки звал его просто LI – сокращение от Leitende Ingenieur – старший механик. Прим. авт.]

Энгель был пруссаком. Он родился в Бромберге (ныне польский город Быдгощь) и вырос в Эмдене, германском порте на Северном море. Он гордо заявлял, что море у него в крови. Энгель получил диплом медика в 1939 году, а в 1940 году закончил Sanitatsoffizier, или курсы офицеров медицинской службы. Он был направлен в Голландию в качестве помощника военного врача, лечившего сбитых германских лётчиков. Оттуда его перевели в Брест в качестве медика в 1-ю подводную флотилию.

При переходе через Северную Атлантику Энгель, как впрочем и остальные офицеры, не мог припомнить проблем с вражескими самолётами (вероятно, потому, что позднее стало гораздо хуже). Метокс начинал жужжать и свистеть ежедневно, как правило – по утрам, ожидая приближения бомбардировщиков Берегового Командования Королевских ВВС, Это сильно действовало на нервы, так как после предупреждения Метокса лодка спешно погружалась, чтобы самолёт не успел её засечь.

Но не всегда можно было положиться на Метокс. Во второй половине дня 18 сентября, когда U-181 шла на юг мимо Шетландских островов, вперёдсмотрящий заметил самолёт, вывалившийся из низких туч. Он поднял тревогу. Вахта спешно прыгнула в люк, и Лют погрузился на глубину 135 метров. Однако манёвр запоздал, так как лодка получила попадание бомбы в кормовую часть левого борта, которое «причинило небольшие повреждения». Что ещё хуже – самолёт вызвал корабли, которые 10 часов гонялись за лодкой, сбросив более 30 глубинных бомб.

После этого случая Метокс вышел из доверия. В течение 2 недель, пока лодка обходила Британские острова и Иберийский полуостров, экипаж жил, словно на иголках. Вахта только и занималась прыжками вниз. Что случилось однажды, вполне может повториться. Лишь когда лодка миновала траверз Гибралтара, напряжение ослабло. Если до того бортовой журнал пестрел записями вроде «Замечен самолёт, срочное погружение» или «Замечен эсминец», теперь они уступили место более идиллическим – «Море светится». Наконец появились и сухие отметки о пройденном за сутки расстоянии. Оно вычислялось в полдень и заносилось в журнал вместе со стрелкой, указывающей, в надводном или подводном положении были пройдены эти мили. Всё это время лодка шла далеко от земли. Лишь 2 октября журнал сообщает «Восточнее Азорских островов» и 5 октября – «Западнее Канарских островов». Немного позднее стенгазета лодки отмечает: «Мы находимся недалеко от острова Св. Елены, где в ссылке скончался Наполеон».

Погода становилась все теплее. Матросы гуляли по верхней палубе в одних шортах и ботинках. Они загорели до черноты, а их носы облупились. В машинных отделениях было жарко, как в печи, температура доходила до 120? Фаренгейта. Механики по очереди бегали на мостик выкурить сигарету и полюбоваться на океан. Африка находилась где-то в 300 милях за горизонтом.

Однако не только жара выгоняла людей на мостик. U-181 была гораздо комфортабельней и удобней маленьких «каноэ», вроде U-9, но даже этот комфорт был весьма относительным. Даже в 7 больших отсеках и 2 жилых кубриках места не хватало. В начале похода лодка была буквально завалена провизией. Пространство под столами было чем-то забито, «поэтому за обедом мы просто не знали, куда деть ноги». Людям приходилось протискиваться через единственный проход, а запасные торпеды хранились где только можно, например, в стальных цилиндрах на верхней палубе.

Лодка была буквально пропитана специфическим запахом – противная смесь выхлопа дизелей, кислоты аккумуляторов, продуктов, не стиранной одежды и пота. Писатели любят поболтать о неизменной зелёной плесени, которая на лодках росла на хлебе и ботинках. Однако, если лодка проводит на поверхности достаточно времени, как это делала U-181, количество плесени становится минимальным. Чистоте придавалось особое значение, практически весь экипаж привлекался к уборкам.

Экипаж U-181 страдал от жары, и особенно плохо приходилось механикам. На коже появлялась сыпь и выскакивали пузыри, заводились вши. От жары продукты портились гораздо быстрее. Самые отчаянные усилия кока U-181 не могли спасти положение. Обед неизменно попахивал соляркой и был приправлен разными насекомыми. В рисе копошились маленькие чёрные жучки, а тараканы шныряли по всем отсекам. Они не обращали внимания ни на что. Солярка, кислота, морская вода, повышенное давление, вакуум, дуст, которым их посыпали взбешённые матросы, никак не отражались на их самочувствии.

Но самой главной проблемой были всё-таки не жара и не сырость. Подводники всех флотов сталкивались с ними уже сорок лет и как-то притерпелись. Настоящей опасностью стала скука. Она порождала недовольство и споры, люди теряли собранность, и не сразу исполняли приказы. Всё это могло привести к роковым последствиям, задачей командира было это предотвратить. Как всегда, Лют не жалел сил, чтобы побороть это зло.

Не щадя себя, он не давал покоя и другим. Лют то появлялся на мостике, где устраивал опрос вахте по действиям в чрезвычайной ситуации, то шёл в носовой отсек, где собирал мичманов и устраивал им лекцию. Он пытался заставить их понять, что быть мичманом – «это совсем не то, что показывают в кино». На носу лодки он укрепил доску с предложением каждому посетителю поставить автограф и написать что-нибудь смешное.

Лют организовал певческие состязания по заявкам, устроил Олимпийские игры с радиорепортажами и вручением медалей. Лют провёл конкурс лжецов, где каждый должен был рассказать невероятную историю. «Некоторые из них были вполне достойны печати», – заметил он позднее. Был устроен шахматный турнир, и результаты каждого тура объявлялись по трансляции. Лют устроил поэтический конкурс, использовав в качестве тем лекции по гигиене Лотара Энгеля, сам принял в нём участие. Часть сочинений оказались совершенно непристойными, но от этого ещё более забавными.

Но юмор его стихов не мог скрыть серьёзнейшее внимание, которое он уделял здоровью и гигиене экипажа. Он особенно опасался желудочно-кишечных инфекций, от которых, по его мнению, проистекали и все остальные болезни. Он настаивал, чтобы моряки обращались к врачу при малейшем недомогании. По его требованию, каждый член экипажа на ночь должен был обматывать живот шерстяным шарфом. Лют запретил класть лёд в напитки и разбавлял кофе водой. Молодым членам экипажа запрещалось курить на пустой желудок, и никто не осмеливался вернуться на лодку с сифилисом. Он напоминал отца, присматривающего за детьми, старика, который хочет убедиться, что они чистят зубы на ночь и не купаются после обеда.

Подготовка к церемонии перехода экватора заняла целую неделю. Была написана масса писем Нептуну и от него, разработан детальный план праздничного дня. Команда готовила специальные церемонии и костюмы для них. Был составлен список людей, которые впервые пересекали экватор. Один бойкий художник нарисовал не меньше сорока грамот о пересечении экватора. Но подготовка к празднику едва не сорвалась, когда утром 14 октября не выдержала переборка между левой дифферентной и балластной цистернами. Через сломанный клапан вода хлынула в обе цистерны. Водолазам пришлось его задраивать.

U-181 пересекла экватор 18 октября на долготе 20?5' W. Новички сумели пройти через церемонию «крещения» без членовредительства. «Их мазали машинным маслом, били ремнями для правки бритв и деревянными палками, заставляли пить подозрительные жидкости». «Хотя церемония и была грубовата, её образовательную ценность нельзя переоценить. Я полагаю, что молодые люди хоть раз в жизни должны испытать, как много может выдержать здоровое тело», – писал Лют.

Лют вслух читал матросам военные сводки и публиковал их в газете лодки. Он заставлял их вести наблюдение за морем, небом, погодой. На U-181, как и на U-43, имелся патефон, и командир добавил к опробованному репертуару ещё одну пластинку – «Вечерю» в исполнении хора Регенсбурского кафедрального собора. Он запускал её каждый вечер. Лют поощрял чтение, но ограничивал его 6 журналами в неделю. После того как достаточное число людей прочитывало книгу или прослушивало симфонию, Лют организовывал дискуссионный клуб.

Дискуссионные группы стали частью организованного Лютом учебного цикла. Учителя-добровольцы рассказывали матросам о самых различных предметах. Были организованы классы по метеорологии, инженерии, математике, медицине и философии. Споры велись о ходе военных действий, погоде и о совершенно неожиданных вещах. Действительно ли лошадиное мясо имеет специфический вкус потому, что лошадь потеет боками? Как швейцарцы делают дырки в своём сыре? Действительно ли коровы лучше доятся, если рядом играет музыка?

В докладе «Проблемы руководства» Лют заявил, что регулярно читал матросам лекции по истории и политике. «Человек должен знать, за что он сражается. Он должен охотно рисковать жизнью за это», – говорил Лют. Но под политикой он подразумевал политику фашизма, которую он полностью принимал и разделял.

Изучая биографии германских офицеров периода Второй Мировой войны, невозможно уклониться от упоминаний национал-социализма, или нацизма. Игнорировать этот аспект бесполезно. Если попробовать рассмотреть данный вопрос отвлечённо, то может возникнуть ядовитое подозрение, что конкретный офицер был нацистом. И это будет искажать воспоминания о человеке. Если речь идёт о Люте, лучше договориться с самого начала излагать только правду и попытаться объяснить её. Не стоит пытаться промолчать, надеясь на отсутствие интереса читателя.

Морские историки, особенно немецкие, любят подчёркивать, что офицеры Кригсмарине были аполитичны, а большинство из них презирало партийных функционеров. Несколько членов экипажа Люта сказали это же и о нём самом. Когда одного из моряков спросили о пресловутых лекциях, он заявил: «Мы что-то обсуждали, например, услышанное по радио, но нам никогда не читали лекций о национал-социализме. В этом отношении Лют не был фашистом, однако он во всех отношениях был хорошим солдатом. Большинство немцев, особенно моряки военного флота, не имели ничего общего с фашизмом». К сожалению, он ошибается.

Лют усердно пытался стать хорошим фашистом. Он не собирался извиняться за это (косвенным подтверждением служит отвратительная сцена после потопления «Сигурдса Фалбаумса» в 1940 году). Он громко заявлял о приверженности идеям фашизма, партии и Рейху. Громче всего это прозвучало со страниц «Проблем руководства». Поэтому доклад примечателен не только глубокими и образными комментариями по вопросам руководства и значению личности командира, но и неожиданно высоким содержанием фашистского яда.

«Политические лекции необходимы, чтобы выжечь из некоторых людей пассивную философию. По воскресеньям я иногда погружаюсь и под водой устраиваю сбор, чтобы рассказать им о Рейхе и многовековой борьбе за него, о величайших людях в нашей истории. В день рождения фюрера я рассказываю о его жизни и своём визите в его ставку. В остальных случаях я рассказываю о расовых проблемах и вопросах народонаселения, все это с точки зрения борьбы за реализацию идеи Рейха. Мы говорим о Германии, о фюрере, о национал-социалистическом движении».

«Проблемы руководства» адресовались аудитории, которая состояла из высших офицеров Вермахта и членов фашистской элиты. Сам Лют получил высшую военную награду Рейха. Поэтому можно было ожидать набор стандартных идеологических клише национал-социалистов с добавлением пары слов о евреях. Со стороны докладчика было бы неосторожно не затрагивать подобных тем, всё-таки существовали неписаные правила. Однако язык Люта был резким и простым, как лозунги пропагандистских плакатов на Веймарском вокзале. «У нас на борту был комплект иллюстрированного журнала «Die Wochenschau» за 1933 год. В первых номерах за январь этого года на хорошей бумаге было напечатано множество фотографий евреев. Команда ничего подобного ранее не видела. Затем настал день прихода к власти, пожар рейхстага, день Потсдама, автобаны, Рабочий союз Рейха и так далее. Люди с изумлением рассматривали некоторые фотографии. Они просто не могли представить, что в Германии были времена, когда за многие вещи, ставшие для них привычными, приходилось драться». Эти слова далеко выходят за рамки стандарта и сильно отклоняются от темы лекции. Именно эти слова приводят в смущение историков. Они вдребезги разносят представление о Кригсмарине как о чисто военной системе, стоящей вдалеке от политики. Например, писатель Гаральд Буш в своей книге «Подводные лодки в войне» приводит большую часть доклада «Проблемы руководства», но выкидывает из него все упоминания об Адольфе Гитлере, НСДАП и национал-социализме.

Да, Вольфганг Лют был фашистом. Однако следует отметить, что он исповедовал немного устаревший вариант фашизма. Когда Лют заводил речь о «борьбе», он вспоминал свою юность в Риге, хотя на дворе был 1933 год. Он верил сказочкам, которые некогда рассказывали пропагандисты. Лют защищал идеологию, которая не была идеологией Освенцима и Дахау, он отстаивал идеологию автобанов. Когда в 1943 году начались убийства миллионов евреев, сама идея еврейства была для Люта чистейшей абстракцией. Через 4 года после начала войны и через 2 месяца после заявления Гиммлера об окончательном решении еврейского вопроса представления Люта об идеях фашизма имели очень мало общего с действительностью. Энгель говорил: «Лют был идейным фашистом, но видел в нём лишь хорошую сторону». Петерсен заявил, что Лют «был фашистом по крайней мере на одну треть». Он просто хотел объяснить, что Лют не был окончательно испорченным человеком, так как не видел мрачных сторон фашизма.

Можно лишь удивляться, почему Лют не применял свои высокие нравственные стандарты к политическим убеждениям. Одной из причин была успешная работа пропагандистской машины. Она прославляла упорный труд, заботу о здоровье, семью, отвагу и патриотизм. Но всё это было поставлено на службу национал-социализму. Красочные пассажи маскировали сущность фашизма и находили отклик у Вольфганга Люта. Всё, что делалось в Германии до войны – строительство автобанов и, что более важно, стремление к объединению Великой Германии, казалось ему благом. Наконец Лют, как и многие в Германии в то время, вероятно думал, что моральную ответственность за происходящее во многом можно возложить на высшее руководство страны. Ты просто перепоручаешь ему необходимость принимать решения, а заодно – и ответственность за них. «Он считал, что все действия фашистов являются исполнением божьей воли». Божья воля была окончательной индульгенцией, разрешением делать все. Человек всегда мог с чистой совестью следовать ей, пусть она и будет непостижимой.

Но два факта всё-таки говорят в его пользу. К этому времени Лют имел уже практически все – высокое звание, множество наград и хорошие связи, и мог официально вступить в партию. Он этого так и не сделал. И второе. Каковы бы ни были его личные взгляды, он никогда не пытался насаждать их на своих лодках. Может быть, именно потому его экипажи не разделяли его убеждений. В «Проблемах руководства» он утверждал, что лекции рассказывают о «Рейхе и многовековой борьбе за него», о «Германии, фюрере и национал-социалистическом движении». Но на самом деле это было не так. Энгель утверждал: «Мы никогда не говорили о политике, и на борту лодки не было книг об этом». Лют был хорошим капитаном, а хороший капитан избегает лекций перед своим экипажем о достоинствах национал-социализма.

1 ноября незадолго до полуночи U-181 пересекла воображаемую линию 34? S. Она находилась прямо к востоку от Кейптауна, мыс Доброй Надежды был всего в нескольких милях от лодки, что называется рукой подать. Переход занял 7 недель и 1 день, лодка прошла более 7500 миль. Большая часть военных походов завершилась бы задолго до этого срока, а U-181 лишь начинала боевые действия.

Лют повернул на восток, к порту и на рассвете увидел американский рудовоз «Ист Индиэн». Тот направлялся в Нью-Йорк через Тринидад с грузом марганцевой руды. Лют на рассвете погрузился и погнался за судном.

«Ист Индиэн» шёл зигзагом, что создавало трудности для атакующей лодки. Угол упреждения можно было вычислить, только если курс корабля был хорошо известен. Поэтому было исключительно важно определить направление и длину каждого отрезка ломаной линии курса. Терпеливое наблюдение может помочь определить генеральный курс и параметры зигзага, но если цель выйдет за рамки этих параметров, все расчёты не будут стоить бумаги, на которой они сделаны.

После 90 минут терпеливого маневрирования U-181 заняла выгодную позицию для торпедной атаки. Лодка не поднялась на поверхность. В 5.48 Лют выпустил 2 торпеды с дистанции 2500 метров. «Перед самым залпом корабль сделал зигзаг, да и вообще это было не слишком умно – стрелять с такой дистанции», – написал потом Лют. Обе торпеды прошли мимо, и Люту пришлось начинать всё сначала.

«Ист Индиэн» не подозревал, что находился на волосок от гибели. В 6.44 лодка поднялась на поверхность и погналась за рудовозом. Лишь через 9 часов U-181 снова догнала свою добычу. На сей раз готовить атаку было много проще. «Ист Индиэн» не повернул с генерального курса юго-запад и выполнял зигзаг по прежнему образцу. Лют приказал подать ленч.

В 15.25 лодка выполнила вторую атаку. В 16.20 Лют выпустил ещё 2 торпеды. На лодке возникла недолгая паника, так как «Ист Индиэн» в последний момент опять повернул, но через 2 минуты обе торпеды попали в цель. Взлетели высокие столбы воды, отмечая попадания в среднюю часть корпуса.

Судно затонуло кормой вперёд через 4 минуты. Когда U-181 поднялась на поверхность, остатки экипажа плавали на 3 спасательных плотиках и 1 шлюпке. Шкипер утонул, а его старший помощник пропал без вести. Старшим остался второй помощник, который сообщил Лотару Энгелю всё необходимое – название судна, тоннаж, груз, пункт назначения. Энгель спросил, нужно ли американцам что-нибудь – продовольствие, вода, медикаменты. Те ответили, что ни в чём не нуждаются. После этого лодка указала им направление на ближайший берег. Лют в бортжурнале записал: «Американец вёл себя крайне самоуверенно. Когда мы отходили, он дружески бросил нам: «Удачи».

Что и говорить, диалог получился любопытный. Второй помощник «Ист Индиэна» вряд ли имел основания быть дружелюбным. Его корабль был потоплен, сам он оказался в спасательной шлюпке довольно далеко от берега… Однако Кручковски подтверждает, что всё происходило именно так: «В шлюпке находились 6 или 8 моряков. Офицер сидел на корме, зажав румпель между ног. Я вспоминаю, что он поднял руку в фашистском салюте и пожелал нам удачи. На нём был синий китель и брюки цвета хаки с оторванной штаниной. Он сказал: «Удачи и доброй охоты». Возможно, американец попытался съязвить.

Потопление «Ист Индиэна» стало успешным завершением первого месяца новой кампании. U-181 стала всего лишь пятой лодкой в истории, действовавшей в районе мыса Доброй Надежды. Первые 4 лодки группы «Полярный медведь», которые находились в этом районе с начала октября, все вместе потопили 23 судна. Многие из них пошли на дно в пределах видимости берега. Одной из жертв стал лайнер «Оркадес» водоизмещением 23000 тонн. «Ист Индиэн» добавил ещё 8000 тонн к общему счету. Лодки группы «Полярный медведь» первыми столкнулись с противолодочной обороной союзников. Когда прибыла U-181 и лодки второй волны, корабли союзников были приведены в полную готовность и пылали желанием дать отпор. Лют испытал это на себе, но ещё до того он успел потопить 3 судна.

Когда U-181 обогнула мыс Доброй Надежды, погода начала ухудшаться. Бортовой журнал сообщает, что утром 8 ноября в 180 милях на юго-запад от Порт-Элизабет волнение достигло 7 баллов. В этот день был замечен панамский пароход «Плодит», который шёл из Калькутты в Нью-Йорк. Лют начал погоню, но сильный дождь и высокая волна сорвали первую торпедную атаку в 8.15. Лодка нырнула носом, и торпеды прошли мимо. В течение 10 часов U-181 преследовала «Плодит», перезаряжая торпедные аппараты. Но к полудню погода ещё больше ухудшилась, волнение усилилось уже до 8 баллов.

В 20.55 Лют улучил момент, когда лодка находилась на ровном киле, и дал торпедный залп. Торпеда попала в цель, однако «Плодит» не затонул. Корабль загорелся и начал дрейфовать. Через час Лют потерял терпение и решил добить его артиллерией. Расчёт 105-мм орудия занял свои места, и лодка начала приближаться к горящему судну. Шторм усилился до 10 баллов.

Обстрел шёл медленно. Патроны приходилось передавать вручную через открытый люк рубки. Каждый раз, когда лодка меняла курс или скорость, артиллеристов отзывали на мостик, чтобы их не смыло волной. Наконец «Плодит» получил 8 попаданий и затонул. Лют подошёл к месту гибели судна, чтобы подобрать спасшихся моряков, но не нашёл никого.

С норвежским судном «Мельдаль» хлопот было гораздо меньше. Он был торпедирован утром 10 ноября и затонул через 9 минут, оставив после себя на воде множество запасных частей к самолётам.

12 ноября Лют в течение 8 часов преследовал «огромный пароход» неизвестной принадлежности. В 20.00 он поднялся на поверхность на расстоянии 600 метров от потенциальной жертвы. Прицелиться с такой дистанции было легче лёгкого, но прежде чем он открыл рот, чтобы скомандовать «Пли!», пароход включил огни. Бортжурнал сообщает: «Корабль был опознан как португальский «Мужиньо», 8374 GRT, несёт маркировку нейтральной державы. Лодка потратила 3 кубометра топлива во время этой идиотской погони». Но уже на следующее утро настроение исправилось, так как был замечен американский пароход «Экселло», следующий из Суэца в Кейптаун. Он был потоплен в 35 милях от берегов Южной Африки.

Потопление каждого судна завершалось праздником на борту лодки. Молодые матросы и те, для кого этот поход был первым, радовались больше остальных. Ветераны пили свою порцию коньяка, не выказывая особых эмоций. Ведь надо было пройти чертовски длинный путь, чтобы потопить один пароход. В 1940 году для этого не требовалось прилагать никаких усилий, они просто напрашивались быть потопленными, и прямо у вас на пороге…

Лют в «Проблемах руководства» отмечает: «К успеху нужно относиться спокойнее. Он поднимает дух команды. Но мои усилия были направлены на то, чтобы люди не унывали, когда дела шли не очень хорошо. Хороший солдат показывает подлинную крепость характера именно тогда, когда обстоятельства оборачиваются против него…»