А между тем время шло, и с ним вместе подвигалась, вероятно, и работа Барбикена и капитана Николя!

Удивительно было одно: как могло случиться, что операция, требовавшая обширной мастерской, огромных печей и вообще всех приспособлений для сооружения гигантских размеров пушки и ядра, оставалась до последней минуты незамеченной и не открытой? Не могли же со всем этим справиться только два человека: очевидно, здесь нужны были сотни рабочих рук! Где, в какой части Старого или Нового света Барбикен и Николь могли найти столь таинственный уголок, что об их действиях не заподозрил никто из живущих по соседству? Не высадились ли они на каком-нибудь необитаемом острове Тихого океана? Но нет, — и этого быть не могло; в наши дни таких островов больше нет: все заняты англичанами. Разве только новоиспеченному акционерному обществу посчастливилось открыть какой-нибудь новый. Ведь нельзя же было в самом деле допустить мысль, что Барбикен и его друг забрались для своих работ на Северный полюс!

Так или иначе, но искать председателя Пушечного клуба и его соучастника было делом совершенно безнадежным. К тому же в записной книжке Мастона было ясно обозначено, что выстрел должен был произойти близ экватора, а там, как известно, имеются страны если не заселенные, то во всяком случае годные для заселения.

Очевидно, это не могло быть ни в Америке, то есть ни в Перу, ни в Бразилии, — ни на Зондских островах, ни на Суматре, Борнео, Целебесе, ни в Новой Гвинее. Будь что-нибудь там, население давно было бы уже осведомлено об этом. Не могли подобного рода работы пройти незамеченными и в Африке, в стране великих озер, перерезанной экватором. Оставались, правда, еще Мальдивские острова в Индийском океане, острова Адмиралтейства, Джильберта, Рождества, Галапагос в Тихом океане, Сан-Педро в Атлантическом. Но там повсюду были наведены справки, не давшие никакого результата, кроме отрицательного.

Интересно, однако, — что думал обо всем этом Алкид Пьерде? Его пылкая голова не переставала измышлять и соображать всевозможные последствия этого предприятия. Если капитану Николю удалось изобрести взрывчатое вещество в три-четыре тысячи раз сильнее всех веществ подобного рода, существовавших доселе, и в пять с половиною тысяч раз сильнее добропорядочного старого пороха, употреблявшегося нашими предками, то это было бы крайне удивительно, но не невозможно. Ведь военная промышленность быстро идет вперед, и, может быть, скоро изобретут средства, которые позволят уничтожать целые армии на любых расстояниях. Во всяком случае перемещение земной оси посредством выстрела не могло удивить французского инженера.

Обращаясь мысленно к председателю Пушечного клуба, Алкид Пьерде рассуждал так:

"Ясно, Барбикен, что земля отзывается на все толчки, которые происходят на ее поверхности. Конечно, когда тысячи людей забавляются тем, что стреляют друг в друга из ружей или пушек, или даже когда я хожу, или прыгаю, или всего-навсего протягиваю руку, — все это отражается на теле нашей Земли. А твоя большая пушка в состоянии произвести нужный толчок. Но — клянусь интегралом! — сможет ли этот толчок повернуть Землю? Судя по вычислениям этой скотины, Мастона, кажется, сможет!"

Но как бы Алкид ни бранил Мастона, — в душе, как инженер, он не мог не восторгаться его гениальными математическими вычислениями. Конечно, они были понятны только избранным, но французский инженер принадлежал к числу этих немногих счастливцев; он читал алгебру, как легкую журнальную статью, и это чтение доставляло ему истинное удовольствие.

Но если выстрел удастся, сколько катастроф и бедствий будет следствием такого успеха! Города в развалинах, обвалившиеся горы, миллионы убитых, воды, покинувшие свое лоно и производящие ужасные разрушения! Это будет как бы землетрясение неслыханной силы.

"Если б еще можно было надеяться на то, что проклятый порох, изобретенный Николем, окажется меньшей силы, чем рассчитывали. Тогда выпущенное ядро могло бы упасть на Землю и при падении дать обратный толчок; и все станет на свое место сравнительно скоро. Впрочем, дело и тут не обойдется, конечно, без многих бедствий, но они не будут так велики, как теперь, и во всяком случае поправимы".

Так рассуждал Пьерде, и в его рассуждениях было много горькой правды, чем, конечно, не замедлили воспользоваться газеты. По обыкновению они опять забили в набат и еще больше увеличили страх и без того напуганных людей.

Подобные обстоятельства делали положение Мастона все более критическим, и миссис Скорбит трепетала за участь своего друга. Действительно он легко мог сделаться жертвой общественного негодования. Возможно, что теперь у нее самой было сильное желание, чтобы он сказал то слово, которое он так упрямо отказывался произнести; но она боялась и заикнуться ему об этом и хорошо делала. Это значило бы получить категорический отказ и серьезно рассердить своего друга. Дошло до того, что в Балтиморе стало почти невозможно сдерживать народное раздражение.

Тревога, раздуваемая газетами и телеграммами, с каждым днем все увеличивалась. Однако упрямый Мастон продолжал отказываться назвать таинственный пункт, сознавая, что, поступи он так, Барбикен и капитан Николь будут сразу же лишены возможности продолжать свои работы.

Нечего и говорить, насколько Мастон вырос в глазах миссис Скорбит и во мнении членов Пушечного клуба.

Старые бравые артиллеристы упорно стояли за предприятие "Барбикена и K°". Секретарь клуба достиг такой известности, что уже многие написали ему, как какому-нибудь выдающемуся преступнику, с целью получить несколько строк, написанных рукой, которая собиралась перевернуть мир.

Такое положение вещей день ото дня становилось опаснее. У ворот балтиморской тюрьмы день и ночь толпился народ, слышались крики, проклятия и требовали выдачи Мастона, чтобы расправиться с ним на месте. Полиция видела приближение минуты, когда она не в силах будет сдерживать народное раздражение.

Желая дать удовлетворение американскому народу, а также и народам Европы, вашингтонское правительство решилось, наконец, предать Мастона уголовному суду.

Присяжные заседатели, поддавшиеся уже общей панике, "не заставят себя просить и живо покончат с этим делом", — говорил Алкид Пьерде.

5 сентября председатель следственной комиссии лично явился в камеру Мастона.

Миссис Скорбит, по ее настоятельной просьбе, получила разрешение присутствовать при допросе. Очевидно, надеялись, что ее влияние на упрямого математика возьмет верх и заставит его в последнюю минуту открыть то, чего от него так тщетно добивались.

— Не сдастся, так там увидим, что делать! — говорили некоторые из более дальновидных, членов комиссии. — В сущности, какой толк вешать Мастона: ведь катастрофы этим не предотвратишь!

Итак, 5 сентября, в 11 часов утра, Мастон очутился в присутствии председателя следственной комиссии и Еванжелины Скорбит.

Разговор был несложен: председателем было задано несколько довольно резких вопросов, на что последовало столько же спокойных ответов мистера Мастона.

И кто бы мог вообразить, что наиболее спокойным и уравновешенным из двух собеседников окажется горячий, вспыльчивый математик?

— В последний раз спрашиваю вас: хотите вы отвечать или нет? — спросил председатель.

— На что и по поводу чего?.. — в свою очередь спросил Мастон ироническим тоном.

— По поводу места, где скрывается ваш товарищ Барбикен.

— Я уже сто раз ответил вам на этот вопрос.

— Так повторите ваш ответ в сто первый раз!

— Он находится в данную минуту там, откуда должен произойти выстрел.

— А где этот выстрел будет произведен?

— Там, где находится мой товарищ Барбикен.

— Берегитесь, Мастон!

— Чего именно?

— Последствий вашего запирательства, в результате чего…

— Вы не узнаете того, чего не имеете права знать.

— Мы? Не имеем права знать? Мы должны знать!

— Не разделяю вашего мнения.

— Мы привлечем вас к уголовной ответственности!

— Сделайте одолжение.

— И суд осудит вас!

— Это дело присяжных.

— И как только приговор будет произнесен, он немедленно будет приведен в исполнение.

— Пускай.

— О, дорогой Мастон!.. — робко решилась заметить миссис Скорбит, сердце которой невольно сжалось от этих угроз.

— О, миссис Скорбит!.. — с упреком произнес Мастон.

Еванжелина опустила голову и замолчала.

— А угодно вам узнать, каков будет этот приговор? — продолжал допрашивать председатель следственной комиссии.

— Как желаете.

— Вы будете приговорены к смертной казни… и будете повешены, как вы этого и заслуживаете!..

— Неужели?

Тут председатель следственной комиссии удалился, а миссис Скорбит бросила на своего друга взгляд, полный немого восторга.