И все таки посидели не много на складе у Стецько, прилип наш главврач с разным, ну не будешь же гнать, пришлось на троих. Импортный коньяк, колбаска копченная, сальце, рыбные консервы какие то, сыр, лимон, зелень, свежий хлеб. Что еще надо чтобы встретить завтрашний день.

Выпили за нашу победу, долькой лимончика закусили, еще по соточке накатили, за павших, чтоб земля им пухом была, закусили к чему у кого душа потянулась. Третий тост за дам, тут как раз за доктором пришли две молодицы, медсестры, старшей сестре Степанович (доктор) срочно понадобился.

Ну как отпускать, усадили, уговорили, налили, выпили. И так хорошо на душе стало, хохол достал аккордеон, душа песни запросила…

На поле танки грохотали, Солдаты шли в последний бой, А молодого командира Несли с пробитой головой. Под танк ударила болванка, Прощай, гвардейский экипаж! Четыре трупа возле танка Дополнят утренний пейзаж… Машина пламенем объята, Сейчас рванет боекомплект, А жить так хочется, ребята, Но выбираться сил уж нет… Нас извлекут из под обломков, Поднимут на руки каркас, И залпы башенных орудий В последний путь проводят нас. И полетят тут телеграммы Родных, знакомых известить, Что сын их больше не вернется И не приедет погостить. В углу заплачет мать-старушка, Слезу рукой смахнет отец, И дорогая не узнает, Какой танкиста был конец. И будет карточка пылиться На полке пожелтевших книг — В танкистской форме, при погонах И ей он больше не жених.

Накатили, закусили…

Сестра, ты помнишь как из боя Меня ты вынесла в санбат Остались живы мы с тобою В тот раз, товарищ мой и брат На всю оставшуюся жизнь Нам хватит подвигов и славы Победы над врагом кровавым На всю оставшуюся жизнь На всю оставшуюся жизнь Горели Буг с Березиною Горели небо и поля… Одна беда, одна тревога Одна судьба, одна земля На всю оставшуюся жизнь Нам хватит горя и печали, Где те, кого мы потеряли На всю оставшуюся жизнь Сестра и брат…Взаимной верой Мы были сильными вдвойне Мы шли к любви и милосердью В немилосердной сей войне На всю оставшуюся жизнь Запомним братство фронтовое Как завещание святое На всю оставшуюся жизнь… На всю оставшуюся жизнь

Сестрички поплыли, накатили. Стал доказывать, чего не терплю и Высоцкий к месту…

Вцепились они в высоту, как в свое. Огонь минометный, шквальный… А мы все лезли толпой на нее, Как на буфет вокзальный. И крики «ура» застывали во рту, Когда мы пули глотали. Семь раз занимали мы ту высоту — Семь раз мы ее оставляли. И снова в атаку не хочется всем, Земля — как горелая каша… В восьмой раз возьмем мы ее насовсем — Свое возьмем, кровное, наше! А может ее стороной обойти, — И что мы к ней прицепились?! Но, видно, уж точно — все судьбы-пути На этой высотке скрестились.

Похоронят погибших, в воронке и родня даже не будет знать, где могилка родного человека. А они не понимают, что дрючат их для их же блага чтоб живыми оставались. Эх…

На братских могилах не ставят крестов, И вдовы на них не рыдают, К ним кто-то приносит букеты цветов, И Вечный огонь зажигают. Здесь раньше вставала земля на дыбы, А будут — гранитные плиты. Здесь нет ни одной персональной судьбы — Все судьбы в единую слиты. А в Вечном огне виден вспыхнувший танк, Горящие русские хаты, Горящий Смоленск и разрушенный Минск, Горящее сердце солдата. У братских могил нет заплаканных вдов — Сюда ходят люди покрепче. На братских могилах не ставят крестов, Но разве от этого легче?..

— Поднял от инструмента глаза, какие ж вы девочки красивые и милые. На посошок и всем баиньки. И растянул мехи…

Легкий школьный вальс тоже был у нас, У него судьба была такая: Помню как сейчас, наш десятый класс Закружила вьюга фронтовая. Фронтовой санбат у лесных дорог Был прокурен и убит тоскою. Но сказал солдат, что лежал без ног: Мы с тобой, сестра, еще станцуем. А сестра, как мел, вдруг запела вальс, Голос дрогнул, закачался зыбко. Улыбнулась всем: Это я для вас, — А слеза катилась на улыбку. Сколько дней прошло — не могу забыть Тот мотив, который пелся с болью. Сколько дней прошло — не могу забыть Мужество солдатское и волю.

Потом как в тумане, кажется девочки проводили до моей комнаты во флигеле, что занял в частном секторе. Потом так и не ушли, было жарко в прямом и переносном смысле. Эх хорошо быть молодым телом и со взрослыми мозгами. Утром разбудил Петрович, в комнате порядок, на столе рассол.

На улице рабочая суета. Подлетел посыльный из штаба, появились первые данные разведки. Пошел смотреть что там цыганка нагадала.

На карте вырисовывается интересная картинка, немцы или не знают сколько нас и как вооружены, или считают такими же частями, что они легко молотили до этого. Либо командир у них из немецких дубов, если не несколько командиров. Каждый за свой участок и свой зад отвечает.

У нас на нашем пути одна узловая жд станция и город, от которого отходят аж по трем направлениям на восток жд пути и приходят две ветки. Из города выходят или входят, как смотреть пять автомобильных дорог. И там скопилось на платформах до двух танковых батальонов, но они не разгружаются. Плюс вся станция забита вагонами с боеприпасами, ГСМ, продовольствием и прочим. В городе до батальона пехоты.

Но до него еще надо добраться, он как раз примерно в 70 км от нас. А вот до него на пути одно село крупное Каменка, в 30 км, там стация МТС на окраине и немцы что-то там ремонтируют. И поселок городского типа, Волошин в 35 км, на пути второй колонны. А там рота солдат. Что они там делают в таком количестве, не понятно.

Все остальные села по дороге не представляют угрозы. Кроме роты интендантов раскиданных по ним, стоящих сил нет.

Значит, до вот этих перекрестков идем спокойно, местность в основном лесная с не большими прогалинами, а там привал и решим как и кто что будет делать. А пока — думай голова, будет тебе шапка. За один бросок табором эти 25 км будут проверкой на слаженность всех. Как не инструктируй, а свою голову не отдашь как говорится.

Ну все, команда по машинах и вперед.