Украденная субмарина. К-129

Вознесенский Михаил Борисович

ЧАСТЬ 1. ПОДВОДНАЯ ЛОДКА… ИЗ БУХТЫ МОГИЛА?

(РЕТРОСПЕКТИВА С ЭЛЕМЕНТАМИ «FICTION»)

 

 

ИСКУШЕНИЕ УЭЙНА КОЛЛЕРА

Начало апреля 1974 г.

Лос-Анджелес, Калифорния

За два месяца езды на новую работу Уэйн Коллер научился не втягивать голову в плечи, когда за спиной возникал мощный реактивный гул. Дорога к офису лежала точно под глиссадой международного аэропорта Лос-Анджелеса. Тележки выпущенных шасси проносились прямо над головой — самолеты быстро и круто снижались над густонаселенным городом, обдавая жаркой керосиновой гарью узкую малообитаемую улицу. Даже странно, подумал Коллер, почему вдруг серьезная компания арендовала такое непрезентабельное пристанище. Найдется немного желающих селиться или делать бизнес в таком адском грохоте. Чтобы послушать утренние новости, радио в машине приходилось включать на полную мощность.

Кратко касаясь мировых событий — попытка похищения английской принцессы Анны, воздушные бои израильтян с сирийцами над Синаем, отставка германского канцлера из-за собственного секретаря-шпиоиа, португальская «революция гвоздик», — радиокомментаторы вновь и вновь возвращались к главной теме апреля 1974 г.

— Название вашингтонского отеля уже стало нарицательным. «Уотергейт» очень долго будет обозначать злоупотребление властью. И президент Никсон запомнится нации не тем, что закончил войну во Вьетнаме и серьезно улучшил отношения с СССР, а тем, что попытался заставить честных прокуроров совершать бесчестные поступки.

— Есть все основания предполагать, — в утренний эфир вклинился другой журналист, — что настоящей целью проникновения сотрудников комитета по переизбранию Никсона на второй срок были вовсе не партийные секреты демократов. Кто, скажите, в 1972 г. сомневался в победе республиканцев? Преступников интересовали номера телефонов состоятельных жертвователей в фонд Демократической партии. Причем исключительно мужчин! Один из взломщиков был связан с фирмой, поставлявшей проституток по вызову, и этой фирме требовались состоятельные клиенты. Истинная подоплека, как видно, была весьма далека от президентских выборов.

«Какая грязь! — подумал Коллер. — И какое счастье, что я больше не работаю на это правительство». Четыре года агентурной работы под прикрытием измотали его, и Коллеру пришлось уволиться из Министерства юстиции США.

Американский Минюст слишком просторная «крыша», чтобы имело смысл наобум угадывать, чем занимался мистер Коллер. Он с равным успехом мог служить специальным агентом ФБР или заурядной «наседкой» в Бюро тюрем. Можно лишь предположить, что социальный статус «сексота» был невысок: даже за очень приличные деньги на нефтяную буровую платформу завербуется не всякий. Это грязная и тяжелая работа. Впрочем, как выяснил Коллер в первый же день своей работы в «Глобал Марин Инк.», речь шла совсем не о добыче нефти со дна Мексиканского залива, на что рассчитал уволенный агент… Действительность оказалась очень далека от сокровенных планов уроженца штата Луизиана устроиться поближе к родной Миссисипи.

Коллеру объявили, что компания осваивает совершенно новый бизнес — добычу железо-марганцевых конкреций с океанского дна. Всем вновь принятым сотрудниками предстояло пройти специальный тренинг.

— Вот это, — инженер-инструктор демонстрировал группе новичков нечто черное и ноздреватое, похожее на запеченную в костре картофелину, — будущее земной металлургии. Морские геологи утверждают, что настоящий ковер таких минеральных концентратов устилает большую часть океанского дна на глубине от полутора до трех миль. Здесь железо, марганец, молибден и никель, редкоземельные элементы — все сразу, без примесей и шлаков, фактически в чистом виде. Причем, в отличие от земных недр, подводный источник неисчерпаем. Эти штуковины плодятся так быстро, что нам никогда не успеть собрать их со дна.

Стены офиса были увешаны плакатами и схемами, изображавшими самые невероятные приспособления для сбора металлической «картошки»: всевозможные драги, сетчатые захваты, даже некое подобие подводного «пылесоса»… А в углу стояли мешки с конкрециями. Инструкторы прозрачно намекали на бешеную стоимость океанских окатышей, в то же время не возбранялось взять несколько штук домой, показать родне и знакомым. Любой мог полюбопытствовать и убедиться, что руды марганца существуют, и это было именно то, что им вскоре предстоит добывать.

Так прошло два месяца. Слушатели заполнили по целой тетради премудростями подводной геологии и научились дремать на занятиях с открытыми глазами.

Но однажды Уэйна попросили задержаться после занятий.

— Мы зашли в офис страхования. Сопровождавший меня охранник нажал какую-то скрытую кнопку, и, к моему изумлению, стеллаж с документацией вдруг сам собой отъехал в сторону, — рассказывал Коллер съемочной группе документального фильма «Субмарины, секреты, шпионы», показанного американской телесетью Пи-Би-эС в 1999 г. — За шкафом оказалась потайная лестница. Мы поднялись на второй этаж. Призвав на помощь предшествующую спецподготовку и опыт агентурной работы, я лихорадочно соображал: «Что происходит?»

Служащий, которого Коллер прежде никогда не встречал, внимательно разглядывал его конспект.

— Будет очень здорово, мистер Коллер, если вы как можно быстрее выбросите из головы весь этот бред о железо-марганцевых конкрециях. Добывать их примерно то же, что выращивать бананы на Луне.

Повисла пауза. Довольный произведенным эффектом, незнакомец строго сказал:

— Нам понадобилось время, чтобы изучить вас досконально. Проверка завершена. Вы наняты Центральным разведывательным управлением США.

Коллера охватило внутренне смятение: «О нет, только не это! Я не хочу больше работать на правительство. Четыре года этой работы разрушили мой брак. А теперь я вообще все потеряю…» Но он не сказал ничего относительно своих личных проблем. Выдержав новую многозначительную паузу, незнакомец продолжил:

— Я должен сообщить вам еще кое-что… Вы можете быть шокированы, можете быть встревожены, но вы уже участвуете в операции с целью украсть русскую субмарину.

И тогда Коллер подумал: «Я слышал о многих секретных вещах, но эта совершенно невероятна. Я хочу узнать о ней как можно больше!»

 

МАШИНИСТ «АКУСТИЧЕСКОЙ ТЕНИ»

13 августа 1968 г.

борт паротурбохода «Советский Союз»

Охотское море

3. 40 (время камчатское)

Старик Кадлубович, второй механик, очки на нос водрузил, заполняет машинный журнал — все! Шабаш ночной вахте. Мне, как самому молодому, неблизкий путь на корму с обрезом. Не с тем, из которого стреляют. С вонючим ведром промасленной ветоши. Еще в помине нет всяких там конвенций о защите моря от загрязнения… валим прямо в кильватерную струю. Мы возвращаемся во Владивосток из «Питера» — так дальневосточники всегда называли Петропавловск-Камчатский.

Пароход наш трофейный. По корпусу крупповская сталь частыми заклепками, величиной в кулак, схвачена намертво. В пассажирских помещениях благородное сияние дорогого красного дерева «кайо» и надраенной латуни. В пятикомнатном правительственном люксе, говорят, вояжировал сам фюрер — на одноименном лайнере. Только это вранье для дремучих камчадалов и неоморяченных салаг. «Адольф Гитлер» на Черном море ходит, он теперь называется «Россия». А наш «Союз» — трофейный германский лайнер «Ганза». Красавца подняли с балтийского дна, и в Варнемюнде гэдээровские немцы из двух труб ему оставили одну и малость укоротили корму. И без того громадина длиною четверть километра. Новичков первые дни водят в столовую за ручку, чтобы не заблудились.

Крепок трофей, именит, из элитной породы рысаков-трансатлантиков. На «Голубую ленту», конечно, уже не тянет, но два турбозубчатых агрегата по 36 тысяч лошадиных сил еще способны разогнать его до 22 узлов. Только сегодня наши бронзовые пятиметровые винты едва воду перемешивают, ползем еле-еле. Такое случается нередко, и всегда в ночь, когда мы Четвертым Курильским проливом входим из Тихого океана в Охотское море. Экипаж давно подметил такую странность. Якобы, штурмана объясняют матросам, (а те — нам, «маслопупам»), что в узком проливе сильное попутное течение из океана, опасно разгоняться. А иногда разгоняемся — и ничего. Что-то тут не то…

Спит пароход. К четырем утра пожарная вахта уже разогнала все парочки из-под брезента спасательных шлюпок да из кожуха дымовой трубы. Труба на самом деле целая башня, самое бойкое амурное место. Там немножко шумно, зато тепло — охотоморский август совсем не лето. Пароход огромный, а уединиться непросто.

Цены первого класса «кусаются», поэтому непритязательные полуостровитяне теснятся в многоместных каютах. Но вообще-то на девять десятых каюты свободны. Причем свободны всегда!

В мореходке нам про интенсификацию, про хозяйственную реформу Косыгина говорили. А кроме нас, Камчатскую экспрессную линию обслуживают еще два здоровенных теплохода, «Русь» и «Ильич». Ходим по кругу друг за другом… Каждый месяц исправно получаем премию. Что же это за план такой? И кто его составлял? Странно.

Нас в экипаже 430 человек. Судно рассчитано на полторы тысячи пассажиров. А возим едва полторы сотни. Раз-другой за лето забрасываем по тысяче вербованных девиц на остров Шикотан, на путину — сайру бланшировать. Не любит начальство таких фрахтов. Трудновато пароходских мужичков «в меридиан» приводить после разгульного рейса. А экипаж терпеть не может новобранцев и дембелей. «Контингент» вповалку укладывают на прогулочную закрытую палубу — и прощайте, «вечера отдыха», танцы с пассажирками!

На «ленинской», — это широченный, как главная улица Владивостока, коридор машинной команды, — за куревом много говорят странного про наш «Союз». Хотя на нашем лайнере так не принято. Здесь «кузница кадров», народ визы загранплавания зарабатывает, выгоднее помалкивать. Один умник пытался высчитать, относится ли он к тому поколению советских людей, которому партия торжественно пообещала жить при коммунизме. Его быстренько списали. Даже странно, что на «ленинской» так свободно языки чешут… Неправильно, дескать, «Ганзу» фашистскую в военные трофеи зачислили. В Западной Германии объявился законный собственник, желает вернуть имущество. Потому наш пароход никогда за границу не выпускают. Захвата опасаются. Когда на Дальний Восток перегоняли, до Сингапура его провожала Черноморская эскадра, а дальше Тихоокеанский флот. «Союз» наш и сейчас постоянно сопровождает подводная лодка. Ну, вот это уже точно глупости!

И в этот момент я ее увидел… Чуть ведро за борт не «смайнал».

Чуть правее от кильватерной струи вскипел бурун. Сначала показалась рубка. С нее потоками стекала вода. Потом, как-то нехотя, на поверхности оказался длинный узкий корпус. Воздух со свистом и фонтанчиками воды вырывался из палубных шпигатов. Совсем рядом, в лунную ночь, все было видно очень отчетливо. Несколько секунд она шла параллельным курсом, потом с каким-то бульдозерным грохотом ожил ее дизель, и субмарина резко отвернула вправо, показывая профиль. И мне навсегда врезалась в память ее непомерно высокая и длинная рубка.

Неужели нас в самом деле так бдительно охраняют от длинных рук недобитых фашистов?

Захожу в свою каюту, а там дым коромыслом и тяжелый дух портянок. Помню, еще удивился: «Моряки, а в сапогах…» За столом двое служивых в черных бушлатах у полной пепельницы бычков «Трезора», самых классных болгарских сигарет. «Сокоешник» мой дрыхнет без задних ног, ему с восьми на вахту, а на столе — ясно море — три пустых стакана.

— Извините, — говорит тот, что постарше, — привел «земелю» к вам погреть, задубели наверху. Простынет пацан, а нам во Владике лодку из ремонта забирать.

А мне что, жалко? Нас в шестиместной каюте только двое. Там, вповалку, на палубе прогулочной несладко, хоть она и закрытая. Посмотрел я на этих военморов, небритых, помятых, смотался на камбуз, принес масла полтарелки и здоровенную буханку горячего хлеба ночной выпечки. И спать.

А за столом досказывается, видно, давно начатое:

— Когда все сроки вышли, и стало ясно, что их уже нет… Короче, в 432-ом экипаже решили устроить по ним поминки. Оттуда больше всего парней на замену взяли, человек двадцать. Старшины сговорились, дежурный по роте читает вечером поверку:

— Матрос такой-то.

И салага, вроде тебя, каждое слово звонко так чеканит:

— Матрос такой-то погиб смертью храбрых за честь и независимость…

И вдруг — видно, стукнул кто-то, — врывается замполит. Бегом бежал, запыхался, глаза навыпучку:

— Кто тут — смертью храбрых?! Это еще очень большой вопрос, какие они там были герои. Кому надо, разберутся. Я повторяю приказ — прекратить всяческие разговоры об этой подводной лодке!

— А с тобой что сделали за опоздание?

— Да ничего. Пока я дома на «губе» сидел по пьяному делу, пока до Камчатки добрался, лодка давно ушла, а тут такое началось, что не до меня… Комиссии понаехали, командиры трясутся, в поселке вдовы в истерике бьются… Вот так, землячок. Не зацепи меня «патруль» на вокзале, не сидели бы мы с тобой тут.

А скоро сквозь неглубокий сон я услышал всхлипывание.

Взрослый мужик, он был старше меня лет на пять, сидел у переборки на корточках и шмыгал носом. А мальчишка-салажонок во все глаза испуганно таращился на его слезы.

Я встал с койки, ни слова не говоря, пошлепал босыми ногами по холодному линолеуму к рундуку. И достал оттуда бутылку «Экстры», которую заначил специально для захода на Шикотан. Рыбаки-островитяне, осатанев от «сухого закона», легко отдавали за пол-литра водки итальянский болоньевый плащ.

 

SSN-587 «ХЭЛИБАТ»: «МЫ ПРОВОДИЛИ ИХ ДО САМОГО ПЕТРО…»

Боевое поле Кура

Восточного побережья Камчатки

борт ССН-587 Хэлибат

29 октября 1967 г.

ХХ.ХХ по времени Гонолулу

Остряки в центральному посту додумалась нарядить перископ в кокетливый сарафанчик: из низкого лифа дерзко торчали окуляры, а в проймы были продеты черные рукоятки зрительного прибора — этакая Чернушка-Долли… Коммандер Эдвард Мур не стал «надраивать» подчиненных. За два с половиной месяца без берега парни откровенно истосковались по юбке. Танго «глаза-в-глаза» на подиуме — так подчиненные прозвали его неторопливые хождения по кругу на возвышении перископной площадки. Уходя к дому, командир «Хэлибат» бросил последний взгляд на неприветливый камчатский берег, силясь в перископ отыскать дымок вулкана Шивелуч, к северо-востоку от которого постоянно падали конусы контрольно-измерительных головных частей советских баллистический ракет — иногда до двух десятков в месяц.

В/ч 25 522 (Отдельная научно-испытательная станция — целевой полигон баллистических ракет) была создана на Камчатке в 1955 г. в районе поселка Ключи, 600 км севернее Петропавловска-Камчатского. Место избрали с дальним прицелом — максимум возможной протяженности полета над территорией СССР и 800 квадратных километров абсолютного безлюдья на финише. Истинно медвежий угол гарантировал непроницаемую секретность. Боевая задача полигона — инструментальное наблюдение финального отрезка траектории. Эта информация имела колоссальную ценность для множества советских «почтовых ящиков». По камчатской лесотундре стреляли из Байконура и Плесецка, из подземных шахт за Уралом, из глубин Баренцева моря. Равнины боевых полей усеяны сотнями маленьких озер, иногда круглыми, иногда овальными — в зависимости от того, под каким углом вонзилась в землю учебная болванка. Со временем воронку заполняли дожди и талые воды. Согласно открытым сегодня данным, до 1999 г. по Камчатке было отстреляно 2614 моноблочных ракет и 5561 многозарядный боевой блок. Какая-то часть запусков заканчивалась неудачно, и тогда, проносясь над «полями падения», учебные боеголовки падали в море. Именно промахи не давали покоя американской военно-морской разведке.

Эдвард Мур был человек крепкого, даже атлетического сложения, собранный, сдержанный и немногословный. Коммандер отчетливо сознавал, что возвращение на Гавайи сулит ему длинные неприятные объяснения. Операция «Зимний ветер» полностью провалилась. Найдется немало желающих сделать крайним именно его. На контрольных испытаниях вблизи верфи Валлехо в Калифорнии они довольно быстро нашли на грунте макет, похожий на большую мусорную урну. Разведка выдала несколько засечек гарантированного падения русских боеголовок в Берингово море севернее 56 параллели. Мур точно выставил на грунте координатную акустическую систему, и за два с лишним месяца не обнаружил на дне Берингова моря ни одного куска металла, в котором хотя бы отдаленно угадывалось советское военно-космическое происхождение.

Юрий Андропов, приняв под командование КГБ в мае 1967 г., энергично стремился быстрее вникнуть во все тонкости нового для себя разведывательного дела, для чего провел ряд консультаций с главами важнейших мировых диппредставительств СССР. Посла в Вашингтоне Анатолия Добрынина он спрашивал: как удается ФБР так быстро идентифицировать «дипломатов» с Лубянки? Очень просто, отвечал Добрынин — по транспорту, квартире и рабочему графику. Карьерный дипломат, как правило, ездит на развалюхе, живет скромно при посольстве, где допоздна вынужден корпеть над бумагами. В резидентуре — полная противоположность во всем, и это не может не бросаться в глаза.

— Это надо учесть, — согласился председатель КГБ. — Но почему всякий раз, когда мы испытываем наши ракеты стрельбой на дальность и точность, в океане их уже поджидают американские корабли и самолеты?

— Здесь, Юрий Владимирович, еще проще, чем с дипломатами, — улыбнулся Добрынин. — В Соединенных Штатах слушают наше радио, которое с пафосом вещает: «ТАСС уполномочен заявить, что в Советском Союзе будут произведены пуски ракет в район Тихого океана, ограниченный координатами…»

После разговора с послом кое-что изменилось. Объявления по радио не прекратили: в конце концов, извещения мореплавателям и авиаторам необходимы. Но головные части советских ракет снабдили двадцатикилограммовыми зарядами тротила. Это даже облегчило работу наблюдателей: приземление «изделия» стали контролировать еще и сейсмически, с большей точностью. А если учебный блок нечаянно улетал в море, взрыв надежно прятал концы в воду. Возможно, именно в таком советском новшестве крылась неудача операции «Зимний ветер». Но Мур не мог этого знать.

Ночью, когда «Хэлибат» уже оставила за кормой Командорские острова, командира разбудил доклад акустика: прослушивается шум дизельной подводной лодки, идущей под шнорхелем. В открытом океане ее можно услышать за 500 миль. Не было сомнений — это советская лодка. Судя по пеленгу, она держала курс на вход в Авачинскую губу.

Изношенный реактор «Хэлибат» не позволял развить скорость больше 15 узлов. Мур сам рассчитал точку рандеву. Она возможна только у самой кромки территориальных вод Советов. Но при появлении встречающего корабля от затеи придется оказаться. «Палтус» (он же «Хэлибат»), к несчастью, одна из самых шумных лодок американского флота. И все-таки Мур решил рискнуть. Из враждебных вод разведчик не хотел вернуться с пустыми руками.

Это оказался русский «Гольф-2», дизель-электрическая подводная лодка с баллистическими ракетами. Эдвард Мур с трудом мог поверить в редкостную удачу. Разумеется, он был информирован, что на Тихоокеанском флоте у русских появилась первая лодка с подводным стартом ракет — неужели это она? Американцы сочли очень странным, что субмарину не встретил эскорт. «Хэлибат», когда она еще была носителем самолетов-снарядов «Регулус-1», всегда провожали и встречали из похода свои корабли. Как же иначе, если на борту ядерное оружие…

Русский командир всплыл задолго до границы территориальных вод СССР и запустил все три дизеля, что оказалось на руку Муру. В адском грохоте растворялись шумы винтов «Палтуса». С некоторой опаской коммандер приказал поднять перископ.

Но сигнальщиков на мостике «Гольфа», видимо, куда больше интересовал показавшийся родной берег, чем весь океан позади. Акустики включили магнитофон, записывая шумовой портрет неприятеля. «Хэлибат» галсировала в кильватерной струе русских, заходя то с правого, то с левого борта. Фотокамера, вмонтированная в перископ, стрекотала, почти как киноаппарат — едва успевали менять кассеты. Аналитики потом «оближут» каждый сварной шов на громадной рубке, именно там находятся ракеты. Но Мур мог разглядеть мало нового по сравнению со стандартной лодкой «Гольф», ракеты которой стартовали только с поверхности. И все же изменения были различимы.

— Крышки ракетных шахт выглядят немного по-другому, — согласился с командиром старпом, наблюдая картинку на экране монитора (в перископ была вмонтирована телекамера) — по правому борту у рубки появилась какая-то труба. Наверное, штыревая телескопическая антенна. Не завидую этим парням на швартовке. В свежий ветер при такой парусности рубки — сущее мучение. Настоящая яхта!

— У этой яхты имеется киль, — заметил Мур. — А ну, заглянем русской красавице под юбку. Опустить перископ до половины!

В центральном посту все напряглись, как перед прыжком в ледяную воду. До этого момента «Палтус» держался от русских на дистанции несколько кабельтов, теперь предстояло подойти почти вплотную, иначе ничего не разглядеть в воде, слабо подсвеченной пасмурным ноябрьским днем.

— Вертикальный руль и винты обычные… А вот и «фальшкиль», он прежний ли, не раздобрел — как по-вашему?

— Не думаю, сэр, чтобы русские кромсали ее ниже ватерлинии.

Они еще долго разглядывали характерный выступ килевой линии как раз под гигантской рубкой русской субмарины. Шахты ракет пронизывали рубку и корпус, но длины все равно не хватило, так появился нелепый горб внизу.

— Боюсь, мы привезем мало пищи для размышления нашим высоколобым мыслителям, — задумчиво размышлял Мур, — они, вероятно, останутся в уверенности, что русские дурачат нас. Габариты шахт не изменились, а их новая ракета «Серб» удвоила дальность по сравнению с предшественницей. За счет чего? Пусть они уменьшили ядерный заряд, убрали подъемный механизм и удлинили ракету. Но наши никак не могут поверить, что их ракеты стартуют из-под воды на маршевом двигателе! Тонны азотной кислоты и керосина — и открытый огонь в прочном корпусе? Это чудовищный риск.

— Мы пересекли 12-мильную границу территориальных вод Советского Союза, — доложил штурман.

— Дальнейшая прокладка только на кальке, записей в журнале не вести, — отрывисто приказал командир. И добавил уже спокойнее: — русские слишком вольно обращаются с географией. Они нарисовали границы своих полярных владений до самого Северного полюса. Что же теперь, в Ледовитом океане не плавать? Будем уважать международное морское право и не пойдем к Петро ближе трех миль.

— Сэр, а что такое — Петропавловск? — тихонько спросил у штурмана младший офицер, молоденький энсин.

— Питер энд Пол Сити.

— Но это же библейские апостолы. Комми отрицают Библию…

— Здесь им пришлось смириться. Название не по Библии, а по имени кораблей Беринга, основателя города.

Мур включил громкоговорящую связь:

— Здесь командир. Вы славно поработали, парни. Мы идем домой. Если повезет, я надеюсь обойтись одним бифштексом.

В отсеках оживленно загалдели. Во время Второй мировой американские лодки часто базировались в Австралии. Оттуда позаимствовали обычай Зеленого континента: отмечать воскресение здоровенным куском жареной говядины на завтрак. Когда американский «субмаринер» говорит: «Я съел в море восемь бифштексов», всякому ясно, сколько времени длился поход.

…Кому-то данная реконструкция событий покажется слишком смелой и бездоказательной? И напрасно. «…Однако реальная удача в этом походе была, когда они успешно «накрыли» новую ракетную подлодку класса Гольф. Они фотографировали ее длинную высокую рубку, где отдыхали три ракеты, и сонары записали три пропеллера, и три ее дизеля, грохотавшие на поверхности, или когда лодка «дышала» под шнорхелем. Большой успех был, когда «Старик» проводил ее домой.

После того, как она всплыла для захода в свой Петро, он опустил «Хэлибат» под нее и фотографировал подводную часть корпуса, рули и винты. Они были первыми американцами, которые видели русскую субмарину Гольф, и вернулись с убедительными доказательствами этого…». Книга, изданная в США, называется «Cold Warriors» — «холодные воины», автор воспользовался псевдонимом «Seafarer» — «Мореплаватель».

 

МЕТАМОРФОЗЫ СТАРОЙ КАЛОШИ

Декабрь 1967 г.

База ВМС США, Йокосука, Япония

Раскисшее холодное месиво фонтанировало из-под колес, и большая белая звезда, на весь капот армейского «виллиса», едва проглядывала под слоем дорожной грязи. Всю обратную дорогу из Комисейя в Йокосука командир американского разведывательного корабля «Пуэбло» Ллойд Бучер был мрачен. Вдоль дороги мелькали кукольные домики из бамбука и бумаги, припудренные порошей рисовые чеки, редкие индустриальные островки из бетона и металла, снова домики, снова чеки… одна нескончаемая деревня. Непогода загнала японцев под крыши, от снега пополам с дождем редкие прохожие прятались под зонтиками. Его жена Роза нашла бы это забавным… Она так мечтала о романтическом рождестве в Японии, но пришлось ее огорчить. Своим офицерам он тоже рекомендовал отговорить жен от поездки: дел слишком много, не стоит портить любимым праздник, обрекая их на одиночество в отеле. Он сам не был уверен, что в круговерти забот сумел бы выкроить для жены вечер сочельника.

Ледяные спицы зимнего ветра сквозили во все щели хлипкого брезентового тента. Коммандер не раз пожалел, что не поехал обычной электричкой. Его церемонная отправка «джипом» была вежливой попыткой штабистов Нэйви Сикьюрити Груп подсластить пилюлю. Впрочем, от них мало что зависело. Группа военно-морской безопасности выступала только оператором рейса. Судьба «Пуэбло» решалась на гораздо более высоком уровне.

2 декабря 1967 г. официальный представитель Тихоокеанского военно-морского командования в Японии контр-адмирал Фрэнк Джонсон резко оборвал надежды Бучера добиться для предстоящей операции статуса «Высокий риск».

— Но, сэр, — пытался гнуть свое коммандер, — ведь «Баннер» имел прикрытие…

— Сравнение некорректно. Ваш «систер-шип» имел гораздо более серьезное задание. Да, его пытались прижать 11 патрульных катеров, и два наших эсминца на горизонте, действительно, охладили русских… Но вас-то никто не гонит по лезвию бритвы! Если каждый тренировочный поход сопровождать боевым прикрытием, налогоплательщики нас растерзают.

Бучер возражал, насколько это может позволить офицер, который на сорокалетием рубеже наконец-то выслужил чин коммандера (нестрогое соответствие «кап-три» советской табели о рангах) и всего восемь месяцев как командир корабля.

— В вас крепко засел старпом подводной лодки, — жестко выговаривал ему адмирал, — пора всплывать на поверхность, Бучер… Кто вас больше беспокоит — северокорейцы или русские?

— Крипто-телетайпы «Орестес» и секретное делопроизводство. Их нечем ликвидировать в критической ситуации.

— В критической? Может быть, ситуация такова… только не для вас. Вы ведь теперь разведчик, не так ли? Обязаны быть аналитиком, изучать операционный район… Вам, например, не знакомо ли новое оружие русского фронтир-гард под названием «Рогатина»? Нет? Объясняю — это ствол молодого березового дерева, раздвоенный на конце. Исторически применялся в сибирском медвежьем сафари. Сегодня это главное средство русских противостоять натиску китайцев на линии границы, не открывая огня на поражение. Рукопашные схватки на льду пограничных рек Уссури и Суйфун происходят каждую неделю. А название бухты Успение вам ни о чем не говорит, коммандер? Почему мы каждые сутки фиксируем оттуда несколько танкерных рейсов во Владивосток? Нет, там не нефтебаза. Там единственное — к вашему сведению! — место на русском побережье Японского моря, где можно взять приличную питьевую воду! Владивосток переживает катастрофу. После летней засухи их водохранилища пусты. В сутки горожане получают всего несколько галлонов воды. Когда позади полчища голодных китайцев готовы перерезать железную дорогу на Москву, а впереди угроза кишечных эпидемий, русскому адмиралу Амелько совсем не до вас. Весь город перекопан траншеями…

— Они готовятся к обороне?

— Нет, они тянут трубы, чтобы морской водой прокачать гальюны своих казарм! Но это еще не все. Если вдруг вы, Бучер, перепутаете Сан-Франциско с Владивостоком, и зайдете «не в ту* бухту Золотой Рог, вам дадут лоцмана и почетный эскорт до самой Японии, чтобы с вашим «Пуэбло», не приведи Господь, ничего не стряслось! Мистер Брежнев рвется к саммиту с нашим президентом. Русские не упустят шанс ослабить пресс ядерной гонки. К тому же они прекрасно сознают, что у побережья Штатов мы всегда способны за одну ночь переловить до двух десятков их «рыболовных» траулеров, которые заняты точно тем же, чем и вы, Бучер.

— Однако, сэр, есть еще корком…

— Корейские коммунисты хорошо запомнили урок, преподанный Москвой. Путать карты советскому лидеру «железный маршал» больше не посмеет. Едва Ким Ир Сен только подумал качнуться в сторону Мао, русские немедленно наказали его полным прекращением военных поставок. И вообще — сейчас всем достаточно Вьетнама, никто не хочет расползания огня по Азии. Поэтому спокойно отдавайте швартовы. Вам назначена категория «Минимальный риск».

Это означало, что звено американских истребителей F-15 «Фантом» не будет в постоянной готовности дежурить на взлетной полосе японской авиабазы Фучу, а корабли поддержки останутся в базах.

Только безысходным бешенством Бучер мог впоследствии объяснить свой поступок. Выскочив из адмиральского офиса, он… разом урезал потенциальные доходы припортовых баров в Йокосука на полторы тысячи долларов! «Старик» (только так экипажи зовут командиров всех кораблей US Navy) заехал в японскую москательную лавку и самовольно купил мусоросжигательную печь. Деньги пришлось взять из командирского премиального фонда. Это в канун Рождества!

Между тем, стой он крепко на ногах как командир, Бучер мог ударить во все колокола, и наверняка был бы услышан. Но он еще мелко плавал, чтобы с первого же похода наживать недругов. Его могущественные патроны проявили себя сами.

Минимальный риск? В Форт Мид (штаб-квартира АНБ) живо обеспокоились столь низкой оценкой опасности. Патрульные корабли Северной Кореи всякий раз болезненно реагировали, едва рыбацкие траулеры южан начинали приближаться к 12-мильному территориальному пределу. Агентство национальной безопасности прямо указало на это в меморандуме, полученном в Пентагоне в 22.00 29 декабря 1967 г. Оно было тут же переправлено дежурным офицером руководителю Объединенного разведывательного комитета бригадному генералу Стикли, но тот отдыхал — Рождество! Когда же генерал вышел на работу 2 января, «мессидж» АНБ был погребен под десятками других депеш и остался без внимания. Другого деятеля Пентагона, генерала Кэрролла спрашивали позже — почему это сообщение прошло мимо внимания аппарата, ведь это ваша сфера ответственности? Судя по ответу, генерал даже обиделся:

— Я думаю, можно бы учесть, когда это произошло. Ночь, да еще накануне праздника — вот собственно, и все, что я думаю по этому поводу!

…По заведенному в США обычаю, каждый корабль (как, впрочем, любой вид вооружений) обязан иметь официальное фото для открытой печати. Это своего рода форма отчетности перед налогоплательщиком, которому небезразлично, на какие цели государство истратило его кровные доллары. Обычай распространяется на объекты любой степени секретности. Тонкость искусства фотографов заключалось в том, чтобы затушевать ключевые признаки, а второстепенные выделить, направляя аналитиков противника по ложному следу. Широкоугольная оптика сильно польстила «Пуэбло», вытянув в нечто по-щучьи узкое и стремительное корпус старого сухогруза. Прямо канонерка! Всего год назад этот дряхлый ветеран Второй мировой тихо ржавел на приколе, и кто бы поверил, что ему суждено стать причиной острейшего международного конфликта, что из-за него США в шестой раз в XX веке приведут в наивысшую готовность силы ядерного сдерживания! Этого, конечно, не мог знать коммандер Бучер, когда готовился в путь — навстречу всемирной известности, какой не пожелал бы врагу.

 

СУБОРДИНАЦИЯ ВЫШЕ ЗДРАВОГО СМЫСЛА

8 марта 1968 г.

Центральный командный пункт ВМФ, г. Москва

Оперативное время 00.00

«Первым пропажу обнаружил оперативный дежурный Центрального командного пункта Главного штаба ВМФ. Он обратил внимание, что в назначенное время субмарина не вышла на связь (сеанс был назначен на 00.00 8 марта 1968 года), и поднял тревогу». Это утверждение бывшего заместителя начальника Управления разведки штаба Тихоокеанского флота контр-адмирала в отставке Анатолия Штырова, в силу некоторой расплывчатости, требует элементарных уточнений: в какое конкретное время была объявлена тревога, шифр и категория тревожного сигнала, привлеченные силы и средства, характер предпринятых действий…  Ответов нет.

Поскольку априори А. Штыров не являлся непосредственным участником или свидетелем описываемой им ситуации (в 1968 г. он служил командиром подводной лодки пр. 613 в составе 19-й бригады подлодок, базировавшейся во владивостокской бухте Улисс), попробуем восстановить последовательность событий сами, и да помогут нам здравый смысл, формальная логика и не поверхностное знание соцдействительности.

В Москве, в Большом Козловском переулке № 6, где и сегодня квартирует Главный штаб флота, в левом крыле главного корпуса, на третьем этаже, рядом с кабинетами главкома и его заместителей, по сей день расположен ЦКП — Центральный командный пункт. Ровно за год до описываемых событий, в марте 1967 г. главная флотская дежурная служба была повышена в статусе. Командный пункт (КП) Главнокомандующего ВМФ преобразовали в ЦКП ВМФ. С 1967 по 1974 г его возглавлял контр-адмирал Александр Романович Астафьев, непосредственный начальник оперативных дежурных. Они не принимали самостоятельных решений. Им раньше и теперь назначено неотступно следить, чтобы распоряжения главнокомандующего были исполнены точно и в срок в масштабах всего флота. Без команды оперативного ни один корабль не поднимет якорей. У него испрашивают разрешение на совершение любых действий флотских сил и средств, и на любое действие он вправе наложить «дробь» — отмену. Он главный приводной ремень всей управленческой махины флота. Поэтому старших офицеров, в звании не ниже каперанга, старались не назначать оперативными дежурными чаще двух раз в месяц. Ближе к окончанию суточного дежурства они походили на сильно выжатый лимон.

Большой океанский флот, о котором «вождь всех времен и народов» смело, но несколько легковесно мечтал в начале тридцатых годов, к концу шестидесятых становился реальностью. Главный штаб ВМФ многими десятками в сутки посылал и принимал шифрованные сообщения. Несостоявшиеся радиообмены (море есть море) не были редкостью, и обыкновенно передавались наутро для реагирования специалистам управлений Главного штаба.

Не факт, что дежурный офицер Центра управления дальней оперативной связью ВМФ немедленно докладывал в ЦКП о каждом сорванном сеансе. Опердеж тоже живой человек. Ему на суточном дежурстве определены часы, чтобы, в соответствии с буквой Устава внутренней службы Вооруженных сил СССР, «отдыхать лежа (спать)». Для связистов все радиограммы «на одно лицо» и одинаковой ценности. По соображениям секретности им незачем знать лишнего. Ни района плавания неизвестного корабля, ни фамилии командира, ни поставленной ему задачи. Только позывной, частота, время сеанса и категория обмена. В нашем случае — бесквитанционная. Это означает, что сигнал следовало принять без подтверждения корреспонденту. Скорее всего (точно утверждать не берусь), сводку по связи опердеж получал несколько раз в сутки от каждого сменяемого расчета радиобюро.

Вопрос: как и когда поднял тревогу оперативный дежурный? Минута в минуту несостоявшейся связи с Кобзарем наступил Международный женский день. Люди везде люди, а людей в форме всегда отличало повышенное жизнелюбие. Даже в аппаратных ЗАС (засекречивающая аппаратура связи). В сменах военных связистов в 60-е годы было немало женщин, военнослужащих и вольнонаемных. Их просто не могли не поздравить, а, воспользовавшись ночным отсутствием начальства, еще и слегка почествовать. Днем распития абсолютно исключены.

Стоит также напомнить, что в 1968 г. на 8 марта пришлась пятница, праздничный день. Накануне вечером главком ВМФ присутствовал на торжественном собрании и большом праздничном концерте в Колонном зале Дома союзов. Горшков не мог игнорировать мероприятие, учитывая особо трепетное отношение к этому празднику Л.И. Брежнева. Свою идею Генсек вынашивал десять лет. Будучи еще Первым секретарем ЦК Компартии Казахстана, Брежнев послал записку об объявлении 8 марта нерабочим днем в президиум XX съезда КПСС. Но тогда разоблачали культ личности Сталина. Тот же вопрос стоял в разделе «Разнос» очередного ноябрьского (1964 г.) Пленума ЦК КПСС. Но в октябре 1964 г. внеочередной Пленум смещал Хрущева, и опять стало не до женщин. Наконец, в 1966 г. женский день стал красным днем календаря.

Обеспечивающим 7–8 марта был один из заместителей начальника Главного штаба — начальник, вероятнее всего, сопровождал главкома. Поскольку срыв радиоконтакта не рассматривался как ЧП, у оперативного дежурного не было оснований доложить о молчании К-129 ранее сдачи дежурства в 20.00 8 марта, он донес информацию в ряду прочих суточных событий. Не дергать же дежурного заместителя Главнокомандующего по каждой непрошедшей радиограмме! Затем оперативный отдал повязку сменщику, отнес в оружейную комнату табельный пистолет Макарова, расписался в журнале и убыл в направлении трех вокзалов — еще теплилась надежда втридорога купить у кавказцев праздничный букетик для жены.

А высокий чин, в кабинете которого совершилась ежевечерняя процедура «сдал-принял», остался, надо думать, в глубоком раздумье.

Молчание К-129 отражено в документах, на секретных картах оперативной обстановки зависла прокладка… Нет связи. По-разному можно квалифицировать этот факт, очень даже по-разному. Можно мягко, с пониманием: как техническую накладку. А можно со всей большевистской прямотой — как преступнохалатное открытие стратегического рубежа обороны Родины на тихоокеанском направлении! Что прикажете делать оставленному на хозяйстве адмиралу? С момента потери связи уже минуло 8 часов. Руководствуясь хорошей морской практикой, — всегда чувствуй себя ближе к опасности, — надлежало действовать немедленно. Надо принимать решение. Но какое? Не заступить предел чужих полномочий, не накликать на свою голову крутого главкомовского гнева, и при этом избежать обвинений в бездеятельности! Маневры в штабных коридорах посложнее плавания в любых узкостях.

А если тревога окажется ложной? Причин, по которой Кобзарь не вышел на связь, могло быть сколько угодно. Морская вода, например, залила изолятор антенны, как это было в 1961 г. на атомоходе К-19, и именно в момент разрыва первого контура охлаждения атомного реактора, о чем Москва не знала целые сутки. К-129 — дизельная лодка, но антенна на ней та же заваливающаяся телескопическая К-650У «Ива», что и на атомоходе, за хроническую невезучесть прозванном «Хиросимой». Антенну вообще могло сорвать штормом. Возможны магнитная буря, локальное непрохождение радиоволн и активные радиопомехи основного противника. Не исключен отказ радиопередатчика. В середине пятидесятых в Южной Атлантике «эску» уже почти похоронили. Она вышла в эфир после 22 суток молчания. Монтажная плата передатчика замкнула внутри. Тонкую текстолитовую пластину мичман-сверхсрочник пилил ножовочным полотном три недели — с торца продольно! Ювелирная, небывалая работа. Но ведь запаял обрыв умелец. А на камчатской «пропаже» радистом вполне мог оказаться разгильдяй, перепутал волновое расписание или нечаянно сбил настройку передатчика — эка невидаль? В штабном радиобюро вполне могли прозевать сеанс, поздравляя связисток — разве признаются?

Наконец, такая причина: командир мог отстать от графика. Ему назначено 8 марта 1968 г. в 00.00 доложить прохождение координат 40 градусов северной широты, 180 градусов восточной долготы. А он не успел к сроку. Мало ли что, может, машина «скисла». Во время Карибского кризиса на лодке Б-130 все три дизеля разом вышли из строя, и починить их было невозможно: на двух микротрещины шестерен переднего фронта, на третьем сломалась арматура. Заводской брак, привет героического рабочего класса из города Коломны. Лодка 641 проекта торпедная, но на К-129 двигатели стояли те же самые — 37Д.

А вдруг этот Кобзарь вот-вот подтянется к поворотной точке, да сам объявится. А вдруг точка уже давно пройдена, да настырные «янки» мешают поднять выдвижные устройства… Надежда на русское «авось» — те самые грабли, которые впоследствии еще не раз врежут пониже козырьков адмиральских фуражек.

Потребовать от командира Кобзаря объяснений. Ближайший сеанс будущей полночью, до которой осталось меньше четырех часов. Но… был штабной чин хотя и очень высок, не мог он принять этого самого простого и разумного решения.

Подводное боевое патрулирование с ракетно-ядерным оружием уже не было единичным, как до 1965 г., но еще не стало массовым. В 1967 г. в Атлантику и в Тихий океан отправили девять таких «патрулей». В 1968-м — восемь. За каждый поход главком лично отчитывался перед ЦК КПСС. И руководил лично, вплоть до того, что сам назначал каждой из этих подлодок, где ей всплывать, где погружаться. И не уставал требовать, совсем по-ленински: скрытность, скрытность и еще раз скрытность. Вне плана поднять субмарину на переговоры означало дать противнику лишний шанс ее обнаружить.

Так могли нарушить высокий стратегический замысел самого Сергея Георгиевича нижестоящий адмирал? Думаю, он был себе не враг. Очень ревниво относился к подобным вещам товарищ Горшков — всего пятый месяц как Адмирал Флота Советского Союза, член ЦК КПСС с 1961 г., депутат Верховного Совета с 1954 г., единожды (пока) Герой Советского Союза, и пока еще не лауреат Ленинской и Государственной премий СССР.

Какое же решение было принято в Большом Козловском переулке по факту несостоявшегося сеанса связи с подлодкой К-129 8 марта 1968 года? Никаких решений принято не было.

Вот вам очередной миф из истории несчастной пропажи, которую заметила столица и тревогу подняла. Кто поднял, а кто и опустил…

Я так подробно пишу об этом, словно бы все еще верю: контрольный сигнал должен быть послан 8 марта 1968 г., в 00.00, в точке пересесечения сороковой параллели с линией перемены… Как же не верить, если об этом твердят 15 лет кряду!

 

ОПРАВДАНИЕ ЛАПЕРУЗА

Могила. Так, оказывается, на языке великих просветителей называется камчатская бухта Тарья. Ужель так трудно догадаться, при чем здесь французы! Этим мрачным именем нарек ее знаменитый Лаперуз, кому же еще… Правда, побывала тут еще англо-французская эскадра, и именно на берегу Тарьи, после неудачного штурма Петропавловска, хоронили французских и английских десантников. Там же погребен командующий объединенной эскадрой контр-адмирал Дэвид Пауэлл Прайс, который на глазах подчиненных, ни с того ни с сего, вдруг приставил пистолет к груди и спустил курок. Какой бес толкнул его под руку, навсегда осталось загадкой. Но это случилось много позднее, в середине XIX в., когда вся Камчатка уже была описана и поименована.

Поскольку иных погребальных мотивов, исторически связанных с Францией, не наблюдалось, остается все-таки — Лаперуз. Чем ему не глянулась глубокая закрытая бухта, неизвестно, но многоопытный мореход не доверил ее водам свои фрегаты…

Советский флот, как известно, был выше всяческих суеверий. 15-я эскадра подводных лодок ТОФ — в ее состав входила 29-я дивизия с приписанной к ней К-129 — базировалась в бухте Тарья Авачинской губы. Отсюда она ушла в свое последнее плавание, «подводная лодка из бухты Могила»… Серия статей Николая Бурбыги под этим заголовком, опубликованная летом 1992 г. в четырех номерах газеты «Известия», закрепила в массовом сознании читающих россиян устойчивый стереотип заведомой обреченности экипажа К-129. Суровые намеки судьбы, трагические предчувствия моряков — этот кладбищенский запев второй десяток лет кочует по газетным полосам и книгам. Цитирую повесть Николая Черкашина «Тайна точки “К”»:

«Якобы, глядя на густой снегопад, Кобзарь сказал: «Уходим под снегом, вернемся под солнцем!» Настроение у многих было подавленное. Кто-то бросил на прощание: «Уходим навсегда». В общем, ушли они из бухты, название которой в переводе с французского означает «могила».

Неужели было недосуг раскрыть русско-французский словарь? Название Тарья ни фонетически, ни семантически не имеет ничего общего с французским словом la tombe. Могила — емкое однозначное понятие, к которому в русском языке так же трудно подобрать синоним, как и во французском.

Один из спутников Лаперуза был вынужден возвратиться с Камчатки в Париж, о чем впоследствии написал целую книгу, в духе времени цветисто озаглавленную «Исторический журнал путешествия Лессепса, консула французского, находившегося при графе Перузском в должности королевского переводчика со времен приезда его к Петропавловской Камчатской гавани, где он оставил французские фрегаты, до прибытия во Францию 17 октября 1788 года». Покидая с оказией полуостров, консул Бартоломей Лессепс проследовал… через Тарьинскую губу! При этом наблюдательный француз, отдавая должное Авачинской бухте («сия гавань, по-видимому, сделается важным местом») ни словом не обмолвился о каких-то могильных ассоциациях, навеянных графу Лаперузу окрестными берегами.

В 1969 г., когда идейные противоречия СССР и Китая обострились до боевого столкновения на острове Даманский (погибли 152 советских пограничника), с карт Дальнего Востока во множестве и скрупулезно вымарали географические названия, в которых можно усмотреть китайские корни — Даубихе, Улахе, Сидими, Товайза… Под горячую руку Тарья тоже оказалась переназванной бухтой Крашенинникова, хотя никаких оснований для этого не могло быть. Китайские претензии на советскую территорию в объеме 1,5 млн км2 охватывали Приморье и Приамурье и никоим образом не касались Камчатки.

Сегодня довольно часто можно встретить утверждение, что в свой последний поход подлодка К-129 ушла из бухты Крашенинникова. Топонимическая инновация постфактум всегда некорректна. Даже Н.С. Хрущев, в разгар развенчания «культа личности», не отважился запустить в оборот новодел «Волгоградская битва».

Исключительно, чтобы не оставлять позади недосказанного, давайте все же разберемся с французами до конца. Представьте: приводят они свои фрегаты «Буссоль» и «Астролябия» в земли российской короны, и давай себе самовольно измерять глубины, зарисовывать очертания берегов, переименовывать давно открытые акватории, да еще в уничижительном тоне. Можно ли вообразить подобное? Сие было бы не просто верхом бестактности, но покушением на суверенитет дружественного государства.

Нет, встреченные 7 сентября 1787 г. тощим салютом, но со всей русской душевностью и жгучим любопытством медвежьего угла, гости были сама предупредительность. Например, над могилой английского капитана Чарльза Клерка они обнаружили простую деревянную табличку, прибитую к березе. Решив, что преемник легендарного Джеймса Кука заслуживает более прочной исторической памяти, моряки Лаперуза изготовили надгробную пластину из медного листа днищевой обшивки фрегата «Буссоль». В буквальном смысле, «отсебя» оторвали… Но замену памятной доски произвели только с согласия русских властей!

За кормой лаперузовых фрегатов были робно два года «автономного» плавания через два океана. Корабли нуждались в ремонте, а люди — в драгоценной передышке. Какую, собственно, французы и вкушали на «балах» в избе камчатского капитан-исправника Василия Шмалева, приобщая к парижскому политесу всех тринадцать петропавловских дам.

Бухта по имени Тарья стала известна русским лет за семьдесят до французского посещения. Она упомянута в известной «скаске» казацкого пятидесятника Владимира Атласова, которую внимательно изучал сам Петр Великий. По мнению камчатского краеведа Валерия Мартыненко, «Тарья» — это имя, или производное от имени туземного князя камчадалов. И никакой могилой тут близко не пахнет.

Казалось бы, пустячок — какая разница, из какой бухты она уходила… Могу возразить лишь вековой мудростью тех же китайцев, которые если не братья снова, то около того: «С лукавым другом не пересекай реки!» Поскольку слово «Тарья» никоим образом не переводится с французского как «могила», приписываемые подводникам «трагические предчувствия» не имеют под собой почвы. Они выгодны тем, кто хотел бы списать собственные огрехи в приготовлении корабля к дальнему походу на усталость и уныние экипажа. Вот вам пример спекуляции на национальной трагедии — первый и простейший в длинной череде подтасовок и передергиваний, которые впереди.