Глава 38

– Эндрю, у тебя баба есть?

– У меня есть жена.

– А баба?

– А жена что, не баба?

– Нет, жена – это жена. – Хаммаршель помолчал и добавил:

– И этим все сказано.

Щелкнул переключателем на пульте. Спросил:

– А мужик?

Эндрю резко повернулся и посмотрел на первого пилота.

– Хэм, ты в порядке? С башкой у тебя в порядке? Зачем мне мужик?

– Не знаю, просто так спросил. Если у тебя нет бабы…

– У меня есть жена!

– … то кто его знает, что тогда тебе нужно. Пить ты – не пьешь. Почти. Не куришь. Фигни никакой отмочить не сумеешь. Побоишься. Нет свободного полета души, короче. Кроссворды всякие разглядываешь. Какое насекомое ползает на спине? Две буквы. Ой, умру с тоски! Да, – резинку жуешь…

– Хэм, заткнись, болтливая скотина! Я хоть порнографию с микроскопом не разглядываю.

– А что? Порнуха – вещь! Куда до неё твоей резинке. Порнуха стимулирует вообразительный процесс. А что стимулирует твоя резинка? Слюноотделение? Эх, Эндрю. Впадаешь в детство.

Оба пилота вели беседу в кабине самолета «Дельта – 12», на борту которого прибыла группа религиозных деятелей на секретные переговоры, проходившие на крошечном вулканическом островке в Японском море. База на острове была практически стопроцентно засекречена от спецслужб основных развитых стран.

Щелкнул динамик зашифрованной связи. В эфире был командир группы прикрытия «Дельты-12», находившийся на борту истребителя «Торнадо».

– Хаммаршель, – обратился он к первому пилоту. – У тебя все в порядке?

Француз недовольно посмотрел в сторону «Торнадо», стоявшего метрах в трехстах от самолёта, прибывшего с Фазером и Магистром на борту.

– В прядке! – Закинул руки за голову и стал осматривать потолок кабины.

– Таблетки приняли?

Перед пилотами «Дельты» на тарелке лежали десять красных таблеток-капсул. По пять штук на каждого. Было приказано выпить их через тридцать минут после посадки, как профилактическое средство против испарений авиационного топлива, в частности меланжа, которое могло исходить от других самолетов.

– Пусть таблетки чурки жрут, – молвил француз.

– Хаммаршель, – изменил тон командир «Торнадо». – Если ты не понял команды, я предлагаю хорошо подумать, и ответить еще раз.

– Я – вольный пилот. И вегетарианец.

– Хэм, – терпеливо повторил сосед из «Торнадо». – Пожалуйста, примите таблетки. Ты слышишь, я говорю тебе без всякой команды и приказа, а просто, – пожалуйста. Расскажу тебе позже, насколько это важно.

Итальянец Эндрю взял горсть капсул, сунул в рот и запил «Кока-Колой» из банки.

– Хорошо, Отто, – ответил в микрофон Хаммаршель. – Я верю, что они пойдут нам на пользу.

Сгреб таблетки и сунул в рот, проглотив не запивая. – Докладываю, – капсулы приняты.

– Хэм, – мягко сказал Отто. – Спасибо. А теперь будьте наготове.

– Что значит наготове? Мы всегда наготове!

– Я говорю – будь наготове, – вкрадчиво проговорил пилот «Торнадо», – а ты понимаешь, что надо быть наготове по особенному, верно? И не валяй дурака! Ты всегда наготове только на бабу прыгать, пиво жрать, да в карты зарплату раздаривать. Сколько на той неделе проиграл? А? Наготове! Но это в прошлом, Хэм. А сейчас аккуратно включи зажигание и проверь все системы, – уже спокойно продолжал немец. Француз недоуменно посмотрел на итальянца, – второго пилота, – но стал серьезным и, щелкнув переключателем, ответил:

– Понял. Зажигание включено. Системы тестируются.

– Прекрасно. А теперь – жди. Осталось недолго. Поздновато только таблетки приняли. Но ничего. Надеюсь, пронесет. Приготовьте гермошлемы и подачу кислорода.

Француз заподозрил неладное.

– Слушай, Шеллинг, если ты меня разыгрываешь…

– Нет, – жестко сказал ему немец. – Шутить мы с тобой будем не здесь. Доложи, как чувствует себя Эндрю.

– Я в полном порядке, но зачем гермошлемы? – ответил в микрофон итальянец, тревожно глядя в сторону «Торнадо».

– Ты кому служишь, вояка? Ватикану? Значит, верь своему командиру. Вопросы есть?

– Мы ждем указаний, – напряженно ответил француз.

– Вот это уже продуктивнее. Ждите! – И отключился.

Первый и второй пилот посмотрели друг на друга. Хаммаршель, глянув на часы, проговорил напарнику:

– Рановато до отлета. Еще часа два, не меньше. Что-то мутит немец.

Француз огляделся с высоты кабины «Дельты-12». Стоянка секретного аэродрома, расположенная вдоль стены вулканического кратера, была забита авиалайнерами со всего мира. Места не хватало, стояли почти вплотную. Стал считать. Насчитал сорок два самолета, не учитывая «Дельты» и боевых «Торнадо» и «Харриеров». Группа боевого сопровождения прилетела только с Фазером из Ватикана. Больше боевой авиации видно не было. Но, конечно же, все вооружены до зубов. Пулеметы, гранатометы и «Стингеры»… Истинная святость всегда наготове отразить святотатство и агрессию. Профессиональные религионеры знают цену вовремя оказавшемуся под рукой кольту, еще со времен миссионерской деятельности. Впереди Библии всегда шел он, близнец священника и уравнитель человечества, – Святой Брат Кольт.

Сорок два авиалайнера. Во всех сидят пилоты. И пьют таблетки? Нет, это немец что-то особенное выдумал. Или не немец? Тогда сложнее. Черт дернул согласиться на это задание. Выбор-то был. Чувствовала душа – будут проблемы. И сейчас чувствует. Двести миль лететь ниже радарного наблюдения. Никто не знает где они! И он сам не знает. Кратер потухшего вулкана, переделанный под авиабазу. Даже вон крышу нагородили. От спутников прячутся. О чем попы надумали болтать в таком гиблом месте? Паству делят? Да вроде всю поделили. А может и не всю?

Хаммершель вытер выступивший пот и глянул на Андриано.

– А ты как?

– А что я? Я – как ты.

– Что он надумал?

– Кто?

– Фазер.

– Фазер?

– А кто же еще. Не немец же. Тот может только орать, да жрать колбасу. Ему даже порнуха не нужна.

– Задолбал ты своей порнухой. Переходи на колбасу. Что будем делать?

– Ждать.

Командир группировки прикрытия, пилот «Торнадо» Отто Шеллинг, откинулся в кресле самолета и пристально смотрел на часы. Включил связь и запросил ведущего «Харриеров». Тот ответил:

– Бергсон слушает.

– Анри, планы немного изменились. Включай зажигание и жди команды. Проинформируй ведомого пилота об изменении в программе и пусть тоже будет в готовности. – Шеллинг переключился на прием.

Командир группы «Харриеров», двух тяжелых истребителей-штурмовиков вертикального взлета, ответил:

– Отто, что-то случилось?

– Нет, это план. Все идет по нему.

– Понял. Выполняю. Жду дальнейших инструкций.

– Запускайте машины, и я скоро выйду на связь.

Шеллинг еще раз взглянул на часы и нажал красную кнопку на панели управления. Мигающим огоньком зажегся индикатор, а на оперативном дисплее стало медленно укорачиваться фиолетовая линия. Под днищем «Торнадо» в большом подвесном баке для топлива открылась заслонка и оттуда, под большим давлением, стал выходить газ, без цвета и запаха; газ галюциноген – психоделик особого свойства. Будучи тяжелее атмосферного воздуха, он заполнил бетонную площадку, где находился «Торнадо», и стал проникать по линиям коммуникаций в глубину кратера, где находился зал Священного Равновесного Собора и где находились все прилетевшие на остров представители религий мира. Прошло десять минут. Шеллинг закрыл опустевший бак и дал команду пилоту «Харриера»:

– Анри, выполни команду В-29.

– Выполняю.

Бергсон нажал кнопку на пульте управления «Харриера» и из подвесного бака его самолета стал выходить газ, по своей плотности равный атмосферному воздуху. Через несколько минут вся эскадрилья стоявших рядом самолетов окуталась невидимой дымкой психоделической отравы. Почти у всех авиалайнеров были открыты боковые окна кабин пилотов, – стояла жара, – и вопрос воздействия химического оружия на противника практически был решен.

Внешне все было спокойно. На стоянке и во всем кратере висела тишина, прерываемая изредка криками чаек, залетевших внутрь и промышлявших здесь же, добывая пропитание, в кратерном озере. Аэродром был тут как аравийская пустыня; самолеты стояли плотным рядом, как караван спящих верблюдов, уткнувшихся носами в песок, а погонщики этих верблюдов не торопясь, втягивали в себя гашиш и меняли взгляд на мир. Из под «Харриера» выскочила крыса. Толстая и зеленоватого цвета. Помчалась в сторону от самолетов, прыгнула в озеро и поплыла неведомо куда.

– Хаммаршель, – запросил «Дельту» Шеллинг. – Как ты себя чувствуешь?

– Я в порядке. Эндрю тоже – ответил француз.

– Прекрасно. Слушай внимательно. Скоро появится Фазер с сопровождением. По их прибытию выруливай на полосу и сразу же взлетай, даже если не будет никакой команды. Корректировать тебя будет некому. Диспетчера этого аэродрома в данный момент ушли в кратковременный отпуск, возможно и не вернутся. И не промахнись мимо ворот! Если почувствуете что-то не то, ну типа голова кружится, Эндрю много болтает, или сильно захотелось сыграть в карты – надевайте гермошлемы. Нет, Хэм, наденьте их прямо сейчас. Это приказ. Снимете, когда отлетите от острова. Подтверди.

– Все понял. Работать в гермошлемах на автономном воздухообеспечении, – доложил первый пилот «Дельты».

– Мы все ждем вашего старта и сразу же взлетаем следом. Конец связи, – закончил инструкции Шеллинг.

Выступал представитель греко-католической церкви.

– … И если верить всем сопоставлениям, приведенным сторонниками буддизма, переведя их образы, естественно, в христианский пантеон и католическую ипостась; сравнить с древними апокрифическими записями иудеев; сопоставить с текстами раннего брахманизма и размышлениями о принципе первичности Гермеса Трисмегиста, основанными на еще более древних знаниях, то надо сказать прямо, – и я скажу это. Явилась Ева. EVE!!! Что явится следом за ней, посредством ее, вы можете предположить. Явиться может все, включая и Авеля и Каина Нового времени.

– Откуда у вас такая уверенность в легитимности этой предполагаемой Евы? – нервозно спросил председательствующий архиепископ Александрийский.

– Вы что-то путаете, – воинственно ответил греко-католик. – Легитимность, то есть, так сказать, законная преемственность, здесь более чем неуместна. И мне неудобно пояснять вам это. Еву не избирают как, извините, Понтифика. Законы, выдуманные человеческими головами, на нее не могут распространяться. Она является сама на обломках прошлых жизней, на руинах всех предшествующих цивилизаций, на срезе Вечности. Она – сверхновая звезда, появившаяся на месте исчезнувшего желтого карлика, – зажатого, забитого, почти невидимого. Она сама есть закон; она сама есть легитимность, если хотите Она – это все. EVE – и к этому добавить нечего.

– Нет уж, – оппонировал архиепископ. – Мария это еще далеко не Ева, даже если у нее геном не совсем традиционной конфигурации. То, что он совпадает с геномом так называемой «архиевы», напрямую ни о чем не говорит. В истории религии мы все знаем и не такие совпадения. Сверхновая звезда? Не торопитесь уважаемый, не торопитесь. В лучах сверхновой звезды все мы давно бы уже сгорели. Время. Вот, что нужно нам. И оно скажет, кто есть кто. Канонизировать снайпера-убийцу, – это слишком невообразимо и я пугаюсь своих собственных слов! Жаль, нет Понтифика, он греет сердце своим божественным разумом. – Председательствующий пару секунд помолчал и спросил. – Архиепископ Махарашвили, чтобы сказал, на ваш взгляд, по этому поводу Папа?

Махарашвили встал, оправив мантию.

– Возможно, Его Святейшество напомнил бы нам, например, о Жанне. Великомученице Жанне Д’арк. Уж сколько уложила в могилу и покалечила божьего народу эта святая дама, да еще с ужасными пытками, вы, надеюсь, знаете. И, тем не менее, канонизирована и ныне Святая Великомученица. Бог ей судья. И нам. – Глянул на председателя. – Поэтому мне сложно отобразить мнение Понтифика. Все зависит от очень большого количества свидетельских показаний и качества совершенных чудес. Времена меняются, архиепископ, критерии тоже. Вы не можете этого отрицать. И если нам на голову свалится так называемый Новый Мировой Порядок, – что включает в себя, насколько я понимаю, и конец миллениума, – да еще посредством этой юной девы, я преклоню перед ней колени и буду молиться за нее, ибо прав тот, кто проводит божьи помыслы, хотя они и неисповедимы простым смертным.

Грузин сел. Маргарита странно посмотрела на него. Магистр сказал ему на ухо: «не перегибай». Фазер смотрел прямо перед собой и о чем-то думал. Артур поднял руку, встал, представился и тоже вставил слово.

– Церковь сайентологии признает божественной любую причинность. EVE! Это само по себе причина причинности. Я согласен, что нужно время. Время выявляет причинность, а до этого момента мы все играем в слова. – Артур сел. Махарашвили хмуро посмотрел на него и отвернулся.

Зеркальный газ уже заполнил помещение. Этот сильнодействующий психоделик имел свойство останавливать сознание человека в определенном периоде времени и зацикливать его, как поврежденную граммофонную пластинку. Время субъективно останавливалось и личность, законсервированная в нем, трепыхалась как головастик в рюмке с водой. Изобретение Магистра и его алхимиков.

Однако общение представителей духовенства продолжалось пока еще достаточно объективно.

– Если она Ева, то это выяснится достаточно скоро, – заявил, представившись, Верховный анабаптист. – Она должна что-то родить. В этом смысл ее инволюции. Вы со мной согласны? – обратился он к председателю.

– Согласен, но… Вопрос – что? Что будет рождено? – ответил председательствующий.

– Но это, милостивый отец Александрийский, нас не касается совершенно. В конце концов, мы все рождены только по воле божьей, ведь так? Инволюция первична, восприятие вторично. Свобода божественна по своей сути. Все остальное – производные этого факта. Разве не так, архиепископ?

– На все Воля Божья, – сбился с режима ведения заседания председательствующий. Упоминание Бога председателем собора, и использование прямой специфической терминологии, не допускалось. В зале витало достаточное разнобожие и даже отрицание Бога. Обсуждались технологии мирских дел духовных пастырей, – но не более того.

– Я бы хотел уточнить понятие. Звукосочетание ЕВА отсутствует в нашем пантеоне, – сказал представитель бехаизма. Имеется в виду Рождающая Вечность?

В стороне громко заговорили на латыни.

– Маразм, – тихо проговорил Фазер. – Одно и то же.

– На все Воля Божья! – Вновь проговорил архиепископ Александрийский и стал креститься, что было совсем уже неуместно. Ритуалы запрещались уставом Собора.

– Да, да! Ева не имеет места в нашем вероисповедании. Нет, не имеет, – повторил главный бехаист.

– TEMPORA MUTANTUR, ET NOS MUTAMUR IN ILLIS, ХА – ХА – ХА! (времена меняются, и мы меняемся вместе с ними), – уже громко рассуждали на латыни представители Лютеранской церкви.

– Маразм, – громко сказал Фазер. – Полнейший маразм. Причем здесь Ева?

– Эх, на все Божья Воля! – неожиданно начал напевать архиепископ Александрийский. – Бо – о – ожья!!!

– Что за Ева? Какая Ева? Наша Ева – мантра! – закричали представители трансцендентальной медитации в лице главного Трансцендентала.

– ОМ МА НИ ПАД МЕ ХУМ! ОМ МА НИ ПАД МЕ ХУМ!!! – стали низким гулом скандировать буддисты.

– TEMPORA MUTANTUR… U – U – U – URRR!!!

– Ох и маразм, мороз по коже. Какая мантра? Ева – мантра? Маразм!

В зале находилось около четырехсот человек, включая охрану и секретарей. Все слушали председательствующего архиепископа, вернее его песенную оду о воле божьей, под аккомпанемент буддийской мантры, комментариев лютеран на латыни и критических замечаний Фазера. Постепенно каждый из присутствующих стал изрекать именно свой личный взгляд на ситуацию с Евой и, конечно же, на родном языке и с использованием национальных ритуалов. Заседание Священного Равноправного Собора достигло своего эмоционального пика, превратившись в некое подобие гигантского улья, наполненного пчелами разных видов, собранных со всего мира и жужжащих каждая на своей волне. Стенографисты тщательно записывали каждое слово.

Верховный Магистр повернулся к Артуру и Маргарите.

– Медленно поднимайтесь и идите к самолету. На вас никто не обратит внимания, – все заняты серьезным делом. Ждите нас наверху. И не разгуливайте особо, – таблетки действуют около часа.

Артур взял за руку бледную Маргариту и, встав из-за стола, принялся выводить ее по проходу, минуя собеседников, разговаривающих с собственным отражением. Они медленно поднимались по белым мраморным ступеням, ведущим наверх.

«ОМ МА НИ ПАД МЕ ХУМ! ОМ МА НИ ПАД МЕ ХУМ!»

«TEMPORA MUTANTUR…TEMPORA MUTANTUR…»

«МАРАЗМ!»

Поднявшись к двери, Артур и Марго вышли на поверхность. Свежий воздух, летающие чайки, тишина и смена обстановки сразу притупили стрессовое состояние, но и Артур и Марго, тем не менее находились в сильнейшем шоке. Их никто не предупредил о такой запланированной каденции священного заседания. Теперь то все ясно – зеркальный газ. Артур с бешенной скоростью просчитывал в голове последствия этой газовой атаки и выводы были один мрачней другого. Видеокамеры, стоявшие в зале, конечно, зафиксировали их уход, и теперь магнитная стрела причины бредовости этого совещания будет указывать на них, Магистра, Фазера и Махарашвили. На Ватикан, короче. О сайентологах никто и не вспомнит. Не тот уровень. И эта стрела не может не выстрелить и загарпунить этих пятерых сумасшедших, сотворивших такое с людьми, выше которых, в плане духовности, на планете нет. По крайней мере, официально. Да, впрочем, и реально. На остров прилетели настоящие медиумы. Ой, мать родная! Магистр сошел с ума! А Фазер ходит у него на веревочке, как розовый пудель и встает на задние лапы, по команде. Что же у него в башке? Ведь Магистр соблюдал всегда такой уровень секретности, что мыши падали под гипнозом, не в состоянии проползти в его апартаменты и уволочь зернышко кукурузы или корочку хлеба!

Артур огляделся. В стороне, метрах в трехстах, стояла «Дельта-12». Вдали светились солнечным светом ворота, куда их самолет влетел и должен теперь вылететь обратно. Что под вопросом, после событий недавно произошедших. А если их закроют? Охрана разбросана по всему острову. Она под воздействие газа не попала!

Взлетная полоса растянулась почти на километр. Самураи постарались. Взлетно-посадочная дорожка лежала на воде кратерного озера, поддерживаемая гигантскими металлическими емкостями-понтонами. Дальше, за «Дельтой», стоял ряд самолетов, ожидающих своих пассажиров. Дождутся не скоро, часа через три. Если не через пять. После этого газа сон такой, что можно за ноги подвешивать.

Рядом стоял джип с открытым верхом. Артур заглянул – ключ зажигания на месте.

Маргарита звенела своими цепочками, браслетами, бусами и колечками. «Скоро?» – спросила. «Что?» – «В самолет!» Она была сильно перепугана. «Сейчас, Марго, сейчас…» Артур еще раз внимательно оглядел загадочный вулканический остров, – квадратная морская миля, не больше, – о котором давно слышал, но был здесь впервые и, наверное, больше не побывает. Все небо над кольцеобразным аэродромом неизвестные строители затянули пластиком, подвешенных на системе из прочных нейлоновых нитей. Во многих местах нейлоновые тросы тянулись до самой земли и были закреплены. На глади озера, за взлетной полосой, плавали бакланы. Большие, упитанные чайки, размером с хорошего гуся. Стояла тишина, и только плеск волн доносился со стороны выхода из кратера.

Артур подошел к джипу и, открыв дверь, усадил туда Маргариту. Та лезла внутрь звеня всей своей бижутерией. В этот момент появились Магистр и Махарашвили. Они вели под руки Фазера. Тот твердил: «Ох, и маразм! Ева – мантра!» Но не сопротивлялся и спокойно сел в машину.

Джип помчался к самолету. Подъехав к ряду авиалайнеров услышали неясный гул и бормотание. Выяснилось, что это пилоты самолетов поют песни. Или просто завывают, – есть такое искусство.

– Ударная операция военно-технического характера требует ума, технологии и смелости. Особенно последнего. А не армии болтунов-командиров и советников-дилетантов. Учись, Махарашвили, работать стратегически, – выдал рецепт Магистр и окинул взглядом бледного секретаря.

– Я учусь, Ваша Святейшество, учусь… Вы применили зеркальный газ. Таблетки, это антидот, теперь ясно, но я не ожидал такого хода с вашей стороны.… И последствия… Мы остались на сотне видеочипов.… Нет, такого я не ожидал…

– Если бы ожидал – упал бы в обморок. А так, даже хорошую речь прочел о вреде Жанны Д’арк. Ты бы им еще о курении.… А последствия? Они запланированы, не волнуйся. Хватай Фазера за ноги, перенесем его в самолет, он уже спит. И… Махарашвили, это еще не конец того, чего никто не ожидал. Но главное – я теперь знаю все, что планируют в отношении нас. Любые последствия стоят этого. Карательные меры в отношении Чёрного легиона? Ха! Они их получили. Да вот только в отношении себя, болтливых себялюбов, не уловивших ветер глобализма. Их корабль без ветра поползет в бездну. И я здесь не причем. Ты слышал о законе достаточного основания. А вот Ева… – По лицу Магистра прошла тень, что случалось весьма редко. – Рождающая детерминанты должна исчезнуть. Мы должны успеть! Артур! Быстро в самолет.

Маргарита уже глядела из иллюминатора. Через минуту дверь авиалайнера закрылась и, взвыв двигателями, «Дельта-12» развернулась и поехала по рулежной дорожке к взлетной полосе. Выехала на старт и застыла на месте, набирая обороты турбин и подрагивая всем корпусом. Секунда, две, три…

– Пошел! – скомандовал немец из «Торнадо». Хаммаршель сбросил тормоза и «Дельта», сорвавшись с места, устремилась вперед, оторвалась от взлетной полосы и исчезла в воротах, выскочив из каменного мешка, как мышь из мышеловки.

– Не выше ста метров, – напомнил в микрофон Отто Шеллинг. – Курс 132 с четвертью градуса на север. Включи автопилот и иди на минимальной скорости. Мы скоро догоним. И, Хэм, соблюдай режим радиомолчания. Связь только с нами, в открытый эфир не выходить. Подтверди.

– Понял все. Режим закрытой связи. Высота сто метров. Курс 132 с четвертью градусов – север. Не курить. В карты не играть. Порножурналы не рассматривать. Жевательную резинку не жевать…

– Да, и не курить, кстати. Меня твой юмор не достает, но курить запрещаю. Конец связи.

«Торнадо» Шеллинга сбросил пустой бак из под газа и медленно подъехал к взлетной полосе, гудя двигателями как упругий шмель. Второй, ведомый истребитель, управляемый Чарлзом Пирсом, двигался следом, в ста метрах.

– Чарли, – спросил Отто в шлемофон своего напарника. – У тебя все в порядке?

– Я в порядке, но, по-моему, начинается движение. Если только я не ошибаюсь.

– Какое движение, повтори!

– «Боинг-726», бортовой номер 216, кажется, запустил двигатели. Если это так, то борт был полностью загерметизирован и газ в кабину не проник.

– Люди видны? – Отто продолжал ехать прямо в сторону взлетной полосы, раздумывая, что делать. Свидетелей их отлета быть не должно. Могут успеть передать данные через спутник или просто в эфире.

– Уже видны. На месте первого пилота сидит человек. Ты можешь увидеть сам, если развернешься.

Шеллинг вызвал командира «Харриеров».

– Бергсон!

– Я слушаю.

– Делайте низкий старт, и осмотри сейчас «Боинг – 726», борт 216, что ты там видишь.

Истребители вертикального взлета медленно поднялись и зависли в пяти метрах от бетонной полосы.

– Вижу борт 216, – доложил Бергсон. – Запустил двигатели, проверяет вертикальные рули. Это плохо, Отто.

– Ты прав, хорошего мало. Но выбора нет. Следите за ситуацией. Если все будет, как я рассчитываю, то через пару минут мы выйдем за пределы острова. Сразу следуйте за нами.

Шеллинг медленно развернул свой «Торнадо» и уставился на борт 216. На месте пилота сидел человек. Второго пилота не было. Дав увеличение на оптическом бинокуляре, Шеллинг увидел, что пилот в камуфляжной форме и тоже пристально смотрел на него. Неожиданно заработала автоматическая радиостанция международной частоты.

– Далеко собрались, ребята? /англ./ Мать вашу… /русск./

Немец слегка опешил. В конце фразы ему послышался русский язык. Неужели СВР (служба внешней разведки)? Приперли таки черти сюда русских! Отто ответил на английском языке.

– С кем я разговариваю?

– С таким же, как и ты, друг. Я не думаю, что ты епископ (англ.).

Планы рушились на глазах. Визави продолжил.

– Куда улетела «Дельта» с католиками и почему? /англ./ Ты, мудило! /русск. сленг/. Неужели собор уже закончился? Вы что, самые умные? А где же русская православная церковь? Где все остальные? /англ./ Жди проблем, брат /русск./.

Отто внимательно слушал и быстро соображал, что делать. Ясно прослушивалось, что русский говорит, затягивая окончания слов. Это говорило о том, что он под действием газа, но еще не полностью. Возможно, в их «Боинге» была небольшая разгерметизация. Или у пилота оказалась очень устойчивая психическая доминанта, настроенная на выполнение задания. Такое бывает. Точно русские!

Включив бортовую систему наведения, Отто дал очередь из автоматической пушки по переднему шасси «Боинга». Самолет медленно завалился вперед, русский исчез из вида. Дав очередь из пулемета, Шеллинг прошил корпус авиалайнера разрывными пулями, лишив его герметизации. «Харриеры» висели в стороне и держали борт 216 на прицеле, ожидая команды из «Торнадо».

– Не совсем так пошло дело, Чарли, – проговорил Отто в шлемофон своему ведомому. – Одно радует, помощи они не вызовут. Запущено полное блокирование всех каналов связи. Чарли, разворачивайся…

Неожиданно из открывшейся двери поврежденного «Боинга» ударила очередь крупнокалиберного пулемета. Пули со звоном стали шлепать по корпусу «Торнадо». Одна зацепила «фонарь» где находился Отто, но пластик кабины лётчика выдержал попадание.

– Атака по правому борту, – закричал Шеллингу Чарлз Пирс. В одно мгновение немец поймал в прицел огневую точку и дал залп из обеих пушек. В «Боинге» образовалась громадная дыра. Он запылал как нефтехранилище – загорелись топливные баки.

– Чарли, – холодным голосом приказал Отто Шеллинг. Подъезжай к взлетной полосе, да побыстрей, и выпрыгивай отсюда, пока не появились новые стрелки. Мы тебя прикроем. Бергсон, – скомандовал он пилоту ведущего «Харриера», – осматривайте весь остров. Малейшее движение – пускайте ракеты.

– Мы уже этим занимаемся. Жан, – проговорил он своему ведомому пилоту, – смотри в оба. Стрелять без предупреждения по любой цели, вызвавшей подозрение.

– Я все понял. Видеозапись включить?

– Да. Все пиши на видеочип.

В это время истребитель Чарлза Пирса, напарника Шеллинга, выехал на взлетную полосу, стал на тормоза, начал набирать обороты и доложил о готовности взлета.

В этот момент из-за горящего «Боинга» выскочил человек. На плече у него была ракета типа «Стрелы» или «Стингера». Он направил ее на висящий в воздухе «Харриер» Жана, напарника Бергсона. Этот самолет был к нему ближе всех.

– Жан, активная атака слева по борту, – закричал немец, разворачивая стволы пушек.

Но «Харриер» уже захватил в прицел стрелка и дал пуск ракетой. Цель тоже успела выстрелить.

Первым взорвался «Харриер». Ракета противника попала ему в турбину, повернутую вертикально. Машина потеряла баланс тяги двигателей, и штурмовик швырнуло в сторону, несколько раз перевернуло и, сделав гигантскую дугу, самолет ударился о стену кратера. Взрывом «Харриер» разорвало на части и горящее топливо стало заливать все вокруг, огненным потоком хлынув в зал Священного Равноправного Собора. Ракета «Харриера», которую успел пустить пилот, уничтожила стрелка и подорвала стоявший рядом авиалайнер «С-101», попав в крыло, в котором был топливный бак. Огненный факел взмыл вверх. Сразу же огонь перекинулся на два соседних самолета. Все это произошло в течении нескольких секунд.

– Чарли, – скомандовал Отто хриплым голосом своему напарнику, стоящему на взлетной полосе. – Взлетай, пока есть возможность. Мы с Бергсоном прикрываем.

«Торнадо» сбросил тормоза и пулей помчался к воротам. Когда самолет Чарлза Пирса оторвался от взлетной полосы, а до выхода из кратера оставалось двести метров, со стороны стоянки авиалайнеров белой стрелой ударил «Стингер». Он разорвался под крылом у «Торнадо». Самолет кинуло в сторону и он на всей скорости врезался в базальтовую стену кратера. Вспышка взрыва резанула по глазам, и обломки истребителя упали на камни, взорвавшись всеми своими боеприпасами и вызвав обвал базальтовых глыб.

Бергсон визуально определил, где мог находиться стрелок и дал залп ракетными снарядами, уничтожая и поджигая все подряд. Выпустив кассету, тридцать два снаряда, Бергсон поджег больше половины самолетов. Топливные баки взрывались один за другим и воздух острова наполнился черной, едкой гарью. Стало темно. Только горящие самолеты, как церковные свечи, освещали пространство островной церкви неопределенного конфессионного направления. Вдалеке, как выход из ада, светлел квадрат взлетно-посадочных ворот.

– Отто, – сквозь зубы проговорил из своего «Харриера» Бергсон. – Тебе везет, полоса цела. Взлетай, я прикрываю. Но гарантии, как видишь, нет.

– Хорошо, Анри. Ты прав. Нам здесь задерживаться не стоит. Надеюсь, метатели копий уже изжарены. Поднимись немного выше и просматривай в ультрафиолете стоянку. Человека ты увидишь сразу. Я взлетаю с теплоотводами. Чарли не запустил их, видать забыл, а я, старый дурак, не напомнил. Его смерть теперь на мне. Анри, уничтожишь взлетную полосу и сразу выскакивай за мной. Я установил импульсную бомбу – через пять минут здесь будет сожжено все электронное оборудование в радиусе пяти миль. Твой «Харриер» должен быть вне этого радиуса.

Отто Шеллинг развернул самолет и выехал на взлетную полосу. До выхода из каменного мешка – восемьсот метров. Вдали, возле самого выхода, горели останки самолета Пирса. Позади, слева, горел «Харриер» Жана. Оба погибших пилота были совсем молодые, не было и тридцати. Анри Бергсон, прошедший Ирак, Африку, Афганистан, Албанию, – был старый вояка, как и Отто Шеллинг. Обоим сильно под пятьдесят, Бергсону вроде бы уже и больше. У Отто мелькнула старая мысль, преследовавшая его всю жизнь. А если там, за линией смерти, люди возрождаются в том возрасте, в котором покинули этот мир? Он даже однажды составил список, – длинный получился, – и вышло, что лучшие представители мужского сословия не затягивали свою жизнь здесь. Начиная с Александра Македонского, продолжая Джоном Ленноном, заканчивая Чарли и Жаном. А в промежутке тьма, мириад тех, кто шел по жизни с открытым забралом, не страшась и даже не молясь.

Шеллинг дал газ, удерживая самолет на тормозах, набрал обороты и поднял закрылки. В этот момент из дальнего угла стоянки, непонятно из какой точки, – все было в дыму и огне, – ударил кассетный гранатомет. Гранаты стали разрываться прямо перед передним шасси «Торнадо». Если повредит – конец. «Харриер» в ответ на это пустил ракету, и столб огня поднялся ввысь, осыпав стоянку обломками самолета, в который попала боеголовка. Но на гранатометчике это не сказалось никак. Он сменил цель, и гранаты стали разрываться о бронированную грудь «Харриера».

– Отто, взлетай! – крикнул Бергсон и запустил вторую кассету с ракетными снарядами, уничтожая все, что попадало в зону смертоносной шрапнели.

«Торнадо» соскочил с тормозов и пошел на взлет, отстреливая во все стороны теплоотводные ракеты, гудя пламенем форсажа двигателей.

– Анри, выходи за мной. Задерживаться здесь не стоит, – напряженно проговорил в шлемофон Шеллинг.

В этот момент самолет тряхнуло. Непобедимый гранатометчик пускал гранаты вслед «Торнадо». Замигал индикатор на пульте управления: «Возгорание правого крыла. Работает система пожаротушения». Но Отто выровнял дрогнувшую машину и, едва не зацепив металлическую обшивку ворот, вылетел прямо навстречу солнцу, стоявшему низко над горизонтом.

Бергсон продолжал вспахивать снарядами стоянку авиатехники, уже полностью охваченную огнем. С грохотом взрывались бензобаки. Все было залито огненным морем горевшего топлива. В живых в этом аду остаться не мог никто. Развернувшись над кладбищем разбитых самолетов, тяжелый штурмовик медленно полетел в сторону выхода и, в центре взлетной полосы сбросил двухсоткилограммовую бомбу. Во все стороны полетели покалеченные понтоны и аэродром был уничтожен. Бергсон неторопливо пролетел через ворота секретной авиабазы и стал набирать высоту, когда его нагнал «Стингер». Он разорвался под днищем «Харриера» в тот момент, когда Бергсон сказал Отто: «Ну что, вояка, мы и в этот раз выскочили?» Связь оборвалась. Штурмовик подкинуло вверх, он завалился на крыло и, оставляя огненный шлейф, пошел в пике.

– Катапультируйся, Анри! – закричал в шлемофон Отто, который барражировал по кругу. Ответа не было. «Харриер» тяжело вошел в воду и исчез в глубинах Японского моря.

В лучах заходящего солнца дымился вулкан, похоронивший Священный Равновесный Собор, недооценивший руководителя Чёрного легиона. На вулканическом острове в живых остаться не мог никто. Отто Шеллинг сказал Бергсону только про импульсную бомбу, но умолчал про контейнер с аэрозолем «ультра-зет», ядом, который в двадцать тысяч раз токсичнее цианида и не разлагающегося под воздействием воды. После разрыва этого контейнера в живых не только никто не мог остаться, но даже и через год без скафандра в кратер войти будет невозможно.

Верховный Магистр усвоил тактику глобализма 21 века. И успешно превращал ее в стратегию.

 

Глава 39

«Дельта – 12», промчавшись двести миль на высоте ста метров, свечей пошла вверх и стала стремительно подниматься. В этой точке находилась «мертвая зона», граница двух приводных радаров, обслуживающих сеть авиадиспетчеров. Так называемый «нулевой» участок, где при вертикальном наборе высоты, при достаточно большом угле подъема, можно было находиться вне досягаемости глаз обоих радаров (изобретение Отто) и лишь на рабочей высоте, от восьми километров, появиться отметиной на экране диспетчера. Что и случилось.

Сонный авиадиспетчер уставился на светящуюся точку, появившуюся в самом углу его экрана, на котором он отслеживал траектории летящих авиалайнеров. Приводная станция слежения, расположенная на корейском острове Чеджу, захватила объект, выплывший из смутной зоны совместного с японцами радарного слежения. Сразу же поступил сигнал опознавания и запрос пилота.

– Я борт 001 ЗЕБРА, прошу определить коридор. Курс 126-38 Сеул. Повторяю…

Кореец протер глаза. Он был на смене уже девятый час и помнил, как эта самая ЗЕБРА исчезла с экрана радара в этом же месте три часа назад. Теперь появилась, как ни в чем не бывало. Что за чушь?

– Борт 001 ЗЕБРА, я 77 Чеджу. Переходите на автопилот. Ввожу данные коридора. – Кореец забарабанил с бешеной скоростью по клавиатуре компьютера и, после микро паузы, отдельным движением, с легким размахом, изящно щелкнул – «ENTER». Вытер пот, – стояла жара, – и проговорил:

– ЗЕБРА, коридор введен. Что случилось? Вы исчезли с радара на несколько часов.

– Радарное наложение картинки. Такое бывает. Это были не мы. Прямо перед нами, три часа назад, здесь прошла ЗЕБРА 002, наши коллеги. Мы с ними коммерческий тандем, – нес околесицу француз. – Ее приняли японцы, она ушла на Осаку. А у нас была небольшая проблема с турбиной, и мы свалились до полутора тысяч. Сейчас поднялись на место. Чеджу, все О’кей!

– Да, да. О’кей. Поднялись – это хорошо. – Кореец отключил связь, почесал в затылке, но моментально обо всем забыл. Он вел одновременно двадцать девять самолетов на разных высотах и различных курсах, а такая работа не располагает к лишним размышлениям.

Хаммаршель отключился от диспетчера и, вздохнув, откинулся в кресле. Работал автопилот. Француз повернулся к напарнику.

– Эндрю, ты понял что-нибудь из того, что было на острове?

– Нет, Хэм. Ни черта я не понял.

– Зачем мы жрали таблетки? Какого черта я принимал неизвестно, какую химию? Я слежу за своим здоровьем и не хочу умереть старой, больной развалиной. Или, тем более, молодой больной развалиной с неработающими почками, неисправной печенью, больным желудком, шумами в сердце, сужеными сосудами и склеротическими изменениями в мозге. Нет, Эндрю, не хочу. Отто обещал рассказать, что к чему, но так и не появился. Почему он не появился? Где группа прикрытия? Сколько их не запрашивали, а в ответ – тишина. Мне это не нравится. Мне это совсем не нравится. Я же не могу расспросить обо всем этом у тех – в салоне. А они летят, как будто ничего не произошло.

Открылась дверь в кабину пилотов. Зашел Махарашвили.

– Хаммаршель, доложи обстановку. Где мы?

– Ваше Высочество, пересекли границу республики Корея и летим в Сеул на дозаправку.

– Где Шеллинг и Бергсон?

– Последнее сообщение от Шеллинга было получено в момент взлета с аэродрома в Японском море. Было указание – держаться указанного алгоритма полета.

– И все?

– Сказал, что догонит нас.

– Где же он?

– Я не знаю.

– Алгоритм выдержали?

– Да, все прошло нормально. Идем по коридору.

– Хаммаршель, это как получается, Фазер летит среди азиатских суеверий один, без охраны и сопровождения?

– Я не могу…

– Где истребители и штурмовики? Где «Торнадо» и «Харриеры»?

– Это компетенция…

– Ваша «Дельта» имеет вооружение?

– Нет.

– Хороший денек, а Фазер спит. Сеул отменяется. Там много американцев и прочего подобного сброда. Летим в другую сторону.

– Ваше Высочество, запас топлива…

– К черту топливо, надо вывозить Фазера.

Махарашвили потер лоб, подумал. Протянул руку к приборной панели и стал нажимать клавиши компьютера. Хаммаршель и итальянец с изумлением глядели на него. Наконец грузин бросил компьютер и сказал:

– Меняй курс, летим в Шанхай. Топлива хватит, я проверил.

И вышел из кабины. Француз кинулся к клавиатуре, – и, правда, топлива до Шанхая хватало. На экономичном режиме. Связался с диспетчером.

– ЧЕДЖУ, я борт 001 ЗЕБРА, я борт 001 ЗЕБРА.

– 77 ЧЕДЖУ. Борт 001 ЗЕБРА. Вас слышу.

– Прошу изменения курса.

В салоне, в отдельной комнате на большом пуховом диване спал Фазер. Он подвергся воздействию зеркального газа и теперь, чтобы восстановиться, потребуется не меньше суток. По политическим причинам Верховный Магистр не дал ему антидот – красные таблетки. Ни к чему они ему – решил. Пускай все забудет. После воздействия психоделика такой силы, человек ничего не помнит из того, что происходило за пять часов до этого самого воздействия. Ну и, слава Богу. Может, забудет свои идеи насчет использования карт Таро и кубика Рубика в своей новой доктрине межконфессионных отношений. Фазер не плохой человек, но требует, порой, принудительных тормозов. А с конфессиями отношения отныне строиться будут и в самом деле по-новому. Но только без карт и кубиков. Фонограмма всех выступлений на Священном Равновесном Соборе была теперь в распоряжении Верховного Магистра. Многие стали болтать очень откровенно, – это первые двадцать минут действия газа. Успели наговорить предостаточно. Вот только что будет теперь? Теперь впереди одна неизвестность. И что-то там случилось с сопровождением. Они хоть задание выполнили? Контейнер с «ультра-зет» – это самый главный ход конем. Отто Шеллинг не мог подвести. Но его нет. Нет и связи. В салоне был отдельный от пилотов «Дельты» канал связи с самолетами прикрытия. Защищенный канал. Но так никто и не появился в зашифрованном эфире. Четыре боевых самолета, с полным вооружением, исчезли в Японском море. Это плохо. Если Отто Шеллинг и не использовал контейнер с «ультра-зет», то все равно никто из присутствующих на Соборе ничего не помнит, но тогда еще сложнее. Следы психоделика обнаружат моментально, как и все выведенные из строя видеокамеры и отсутствие представителей Ватикана. И пойдет игра уже по крупному. Даже невозможно себе представить как. Впрочем, можно думать и по другому. У Верховного Магистра была стальная нервная система, а разум холоднее жидкого гелия. Он хладнокровно и без эмоций просчитывал возможные варианты во всех перекрестных комбинациях. А боевые действия, аналог крестовых походов, все равно в отношении его сообщества начались и достаточный ответный удар нанесен. Семантика силы во все времена выстраивала любые концепции, с которыми никто не спорил. Вот только если это все увяжут с Ватиканом, тогда полный аут. Для Фазера отречение, смерть на костре.… Но это детали, хотя Фазера и будет жаль. Рыжебородый неплохой парень, но не совсем на своем месте… Впрочем, редко кто туда приближается и за сотни миль. К своему месту. Приходится работать чужими руками, думать чужой головой, есть чужие обеды, спать с чужой женой, выгуливать чужую собаку… Но все-таки главное он выяснил. Никто толком ничего не знает ни о структуре, ни об управлении «Секретной конфессии», как ее называют фиолетовые епископы и ожиревшие масоны. Слепой горбун, парализованный и с припадками эпилепсии. Кто-то талантливо поставляет разведданные. Молодец! В черном квадрате можно изобразить все, что угодно. Хорошие имиджмейкеры, постарались на славу. Ясновидящий! Да, да. Это на руку. Пусть боятся.

Самолет мчался сквозь облака в сторону Шанхая. Верховный Магистр сидел в своем кресле и размышлял о судьбах противников «Секретной конфессии». Рядом, за столом, расположилась Маргарита, уже спокойная и сосредоточенная. Пила из большой чашки крепкий чай и смотрела в окно. Артур работал на переносном компьютере. Поднял голову.

– Ваше Святейшество, на биржах начинается необъяснимое движение.

– К черту биржи. Где Шеллинг с прикрытием? Куда мы ткнемся без охраны?

– Индексы ползут вниз. Народ снимает наличный капитал.

– И кладет его в карман?

– Да нет, есть тут кое-что полюбопытней.

– Очередная пирамида, наверняка. Давно их не было. Этих вавилонских башен. Мы лежим, а денежки ползут. Вот только куда? Артур, выкинь компьютер. Знания умножают проблемы. По крайней мере, у тебя.

Вошел Махарашвили, бывший в кабине пилотов.

– Шеллинг с прикрытием пропал. Что-то произошло.

– Я это понимаю. Вот только что? – ответил Магистр. – Что мы будем делать без прикрытия? Представь себе, дружелюбная «Аль-Каида» узнает – Фазер летит в гордом одиночестве в крошечной, невооруженной «Дельте». Дальнейшее прогнозировать не хочу.

– Диспетчер вел нас до Сеула, на дозаправку. – Проговорил Махарашвили, – но я изменил полет, и сейчас мы летим в Шанхай. Там, в нейтральных водах, находится наше судно, в сопровождении торпедных катеров. Это запасная точка отхода и я предположил, что она может понадобиться. – Вопросительно посмотрел на Магистра.

– Мудро, мудро, Махарашвили. Ты, очевидно, с детства играешь в шахматы. Но «Дельта» на воду не сядет. Это несоответствие необходимо устранить. Устрани его, Махарашвили. Нам светиться нельзя, но время у нас есть. Использовать в Шанхае конфессионную «крышу» не совсем желательно. Раструбят моментально по всей паутине, – делегация Ватикана посетила дружественный Китай! Фазера в таком виде вообще выпускать не стоит, пусть спит себе. И… все это через несколько часов после событий в Японском море. Сильно смахивает на прилет с отчетом о проделанной работе. Короче, проблемы. Думай, Махарашвили. У тебя это получается. Только парашюты из головы выкинь. Это я тебе сразу скажу.

Очнулась из транса Маргарита.

– Артур, а что с биржами?

Все ее деньги были вложены в «Майкрософт».

– Все нормально, Марго. Почти. Кое-какие бумаги подешевели.

– Какие?

– Да так, в основном компьютеры, компьютерное обеспечение.

Марго схватила компьютер, с невиданной скоростью пробежалась по кнопкам и нажала на зловещий «ENTER». На дисплее выскочила картинка-таблица. Маргарита чуть не влезла в монитор, читая строчки биржевых показателей. Прочла, откинулась в кресле, вытащила сигарету, глянула на Магистра, спрятала.

– В чем дело, Марго, – вопросительно посмотрел Артур.

– Мои бумаги немного подешевели.

– Большой пакет?

– Большой.

– В одной корзине?

– Да.

– Глупо. Но не переживай. «Туда-сюда» явление естественное. Ненормально если они быстро дорожают. В наше время этого не может быть. Это означает, что хотят обрезать сеть, когда она наполнится. А когда акции дешевеют, это даже выгодно, – договорился до такой мысли Артур.

– Ты так думаешь? – озабоченно спросила Марго.

– Я уверен. Это временный спад. Тактика. Сильный спад?

– Восемь процентов.

– Ладно там, восемьдесят тысяч с миллиона. Чепуха. Нагонишь. Это не спад. Жди рывка. Это сброс балласта, сброс неврастеников.

– Артур, пускай Марго думает сама, – вставил Махарашвили, который работал с аппаратурой космической связи и уже отправил массу сообщений и указаний, разрабатывая приказ Магистра решить проблему без применения парашютов.

– Марго, – еще раз повторил он, – думай сама. Артур уже советовал, как работать в «Восточном Синдикате». Доработались? А подробности на соборе, только что, слышали? Ты не злись, не злись… Я могу тоже зубы показать. Там троих моих людей скормили крокодилам. А? Каково, Артур? Крокодилам!!!

Артур молчал. «Марго, думай сама», – сказал. И отвернулся к окну, уставившись на облака. Махарашвили встал и ушел в кабину к пилотам.

– Дай-ка сюда компьютер, – сказал Маргарите Магистр и влез в биржевую сеть. Просмотрел индексы. Стал изучать фьючерсные контракты.

– Ого! Золото вверх на 66 процентов, а еще только открытие торгов. Махарашвили!

– Да, Ваше Святейшество. Меня эта конъюнктура тоже сбила с толку. Кто-то сильно играет на повышение. Такое уже было когда-то с серебром…

– Кто его знает… Кто его знает… Артур, запусти наш сверхбыстрый и пускай спланирует ситуацию по индексам и ценам на 12 часов вперед. Эта гадалка иногда угадывает. Это важно. Давай, работай.

Артур ушел в комнату с компьютером.

– Ваше Святейшество, можно мне продать свои акции? – с дрожью в голосе проговорила Марго.

– Кому? – спросил Магистр.

– Ну.… Не знаю.… Подскажите.

– Марго, подождите немного. Еще ничего не ясно, ни с посадкой, ни с Фазером, ни с конфессиями, ни с группой прикрытия, ни с курсами акций – они еще тут зашевелились.

На самом деле все было ясно. Холодный мозг магистра моментально уловил суть и причины движения на торговых площадках мира. Он поглядел на Марго. В его глазах мелькнуло что-то. Маргарита была в этом мире совершенно одна. Она и церковь. Закрытая, апокрифическая церковь. Все. Личные проблемы всю жизнь лежали на ее плечах.

Самолет продолжал мчаться в сторону Шанхая. Магистр тихо сказал, пододвинув компьютер.

– Марго, видите вот эти акции. Да вот, вот…

Она испуганно вскинула на него глаза.

– Продайте свои. Все. Продайте по той цене, по какой купят. И приобретите эти. Вы поняли? – Он пододвинул компьютер к ней и отошел в сторону.

– Ваше Святейшество, робко проговорила она. – А я не нарушаю…

– Марго, делайте то, что я вам сказал.

Маргарита, как пулеметчица, забарабанила по клавиатуре.

Магистр думал, уйдя полностью в себя. Все ясно. «Славянский Бизон» сделал прорыв. Каким образом – не имеет значения. Уже. Операция «Мертвый бык» проведена безрезультатно. Потрачена уйма денег. Придется отчитываться на совете, придется… Рывок акций русского капитала вверх на четыреста процентов за двадцать минут работы биржи – это не вавилонская башня. Это реальность. Они не сумели отследить и упредить то, что происходит, хотя расчеты всех ментальных и физических уровней, включая зондирование во времени на 50000 лет назад, зондирование и изучение определенных событий, – предупреждали с точностью до ста процентов, что «яйцо» появится. Да, родила его Ева. В этом нет никаких сомнений. Но кто явится, Каин или Авель? Это загадка, которую он, Верховный Магистр, обязан решить или скинуть свой сан и отдать себя на съедение воронам.

 

Транспролог

Скоростной аэростат десантировал летящих в нём беглецов с Японских островов на коралловый атолл в Индийском океане, где находилась резиденция главы «Славянского Бизона». Система автоматической защиты острова уже не функционировала. Она была отключена несколько дней назад через спутник-ретранслятор. Аэростат беспрепятственно совершил приземление прямо возле здания резиденции, на площадку, заросшую дикой травой и кустарником. Здесь же, на атолле, в подводной пещере уже стояла в ожидании субмарина «Золотая рыбка».

Не задерживаясь на территории резиденции, все путешественники проследовали в подводную лодку. Она неслышно соскользнула в глубины Индийского океана и понеслась в сторону европейского континента, распугивая акул, кашалотов и гигантских морских кальмаров.

На Шри-Ланке секретную группу ждал реактивный самолёт элитного класса, в сопровождении двух боевых Миг – 37. Разбежавшись по бетонной полосе, тройка серебристых птиц взлетела в небо и помчалась на сверхзвуковой скорости в северо-западном направлении, минуя границы заранее оговорёнными коридорами и постоянно отвечая на запросы боевых радаров в системе «свой – чужой». Новейшие самолёты прикрытия предоставила Россия.

Впереди, по курсу полёта элитного авиалайнера с VIP персонами на борту, на расстоянии двадцати километров, двигался разведывательно-командный пункт на базе тяжелого ракетоносца ТУ-160, имеющего ядерные ракеты на борту, включая класс «воздух-воздух». Командный пункт координировал действие ещё шести истребителей-перехватчиков, летящих парами с флангов и в тылу охраняемого звена.

Путь был достаточно извилистый и длинный, но, несмотря на это, уже через два часа авиалайнер с VIP – персонами приземлился на военной базе в Казахстане.

Совершив пересадку, группа миллиардера полетела через территорию России дальше, в сторону Европы, где и скрылась в неисчислимых потоках броуновского движения псевдозападной цивилизации.

Самолёты разлетелись по базам и застыли в ожидании дальнейших событий, которые, весьма похоже, по многим причинам, не заставят себя долго ждать. Что и случилось.

Не прошло и суток, как вся боевая авиация России поднялась в воздух с полным вооружением на борту и принялась летать по отработанным маршрутам, патрулируя рубежи пятого океана.

В это же время началась международная встреча мастеров игры в покер, рулетку и кое-какие другие игры. Никто не тянул время и сразу же начался первый раунд, инициируемый общепризнанным чемпионом мира по своей собственной версии.

После дебютной, продолжительной разминки, представитель из США пытался разыграть проверенную столетиями карту «золотого тельца», выложив королей в бриллиантовых коронах и пообещав сторонникам взять весь банк. Но в ответ на свою хитроумную домашнюю заготовку неожиданно получил козырную пиковую даму. Одну на всех. Но одетую в медвежью шубу и увешанную противоракетными установками. Женская грация шокировала.

С этого момента игра пошла быстрыми темпами к финалу, а дама повесила растерявшемуся янки на плечи погоны, в виде стратегических ракет с разделяющимися боеголовками.

С чем его и поздравил дружелюбный китаец, француз, немец и ещё ряд опытных игроков. Идущий в кильватере полосатого флага англичанин, прокуренный шулер из Гондураса и обширная группа поддержки пытались поддержать партию на стороне американского представителя игры в покер, но краплёные карты капитан команды благоразумно отложил в сторону, вовремя поняв, что покер по быстроте мышления и проценту удачи уступает подкидному дураку.

После чего все дружно принялись пить чай, обсуждать новые технологии карточного подиума и самолёты приземлились на аэродромы.

А экономическая неразбериха начала набирать обороты, затягивая в смертельную воронку форс-мажора и тотального банкротства всё новых пловцов океана коммерции, не научившихся быстро менять стиль заплыва с баттерфляя на глубоководное погружение и закапывание в ил.

Так началось жаркое лето две тысячи известного года.

 

Глава 40

Международный финансовый кризис на биржах мира немного утих только тогда, когда чётко выяснился неоспоримый приоритет корпорации «Славянский Бизон» в области производства компьютерных технологий, а также в невиданном объеме привлечённого капитала. Все сферы бизнеса оказались зависимыми от своей продвинутости в использовании новейших программ и искусственного интеллекта. Моментально в штаб-квартиры в Киеве и Москве образовалась очередь паломников от коммерции и политики.

Отбив многочислённые атаки антимонопольного комитета, корпорация взяла под свой контроль регулирование сводных индексов-индикаторов состояния мировой экономики. Такого в истории индустриальной Европы и Америки не было никогда. Юридические коллизии всё ещё вели полномасштабную войну, отвоёвывая свою долю, но деньги акционеров большинства производящих компаний в считанные минуты и часы перекочевали на счета «Славянского Бизона» и помешать этому не смог никто.

Второй транш акций корпорации-пираньи оказался по объему в пять раз крупнее первого, но разошелся моментально, пронесшись смертоносным смерчем по биржевым площадкам. Обогащая одних, делая нищими других; обесценивая акции всего производства планеты; внося невиданный переполох в среду бизнес-элит, политических кланов, террористических группировок и апологетов идей глобализма, неожиданно увидевших самих себя, но в стране зазеркалья.

Понимая, что не стоит загонять мышь в угол, пресс-секретарь Генерального директора корпорации заявил о решении руководства предоставить «IBM», «AMD», «INTELL», «MICROSOFT», и прочим крупным компаниям, оказавшимися банкротами, помощь в виде беспроцентного займа и технологической поддержки в переориентации производства для освоения новых технологий беря, фактически, таким образом, под контроль их деятельность. Впервые за историю существования валютных бирж, российский рубль и украинская гривна укрепили свои позиции на сотни процентов. Остальные валюты мира претерпели значительные изменения в кросс-курсах; укрепившись или ослабнув, в зависимости от политико-экономической конъюнктуры на текущий момент. Такого удара денежная система не испытывала никогда и в банковском бизнесе продолжалась паника не утихая, а набирая обороты, так как стало известно, что официальный Киев объявил о политической поддержке «Славянского Бизона», а правительство Российской Федерации заявило о приобретении значительного пакета акций этой корпорации, о своих прямых инвестиционных интересах, связанных со «Славянским Бизоном», о его поддержке, в финансовом плане, со стороны Центробанка России, опираясь на государственный стабилизационный фонд. Хотя оставалось не совсем ясным кто кого поддерживает в финансовом смысле. Но паритет отношений бизнеса «Славянского Бизона» с федеральным правительством России был установлен и продемонстрирован всем, что давало очередной карт-бланш для последующей экспансии на мировые рынки, имея у себя в качестве акционера ядерную державу.

Более пятидесяти процентов всех мировых производителей компьютеров влились в состав «Славянского Бизона» на различных условиях и современный аналог батьки Махно, проявившийся в интеллектуальной сфере, в геометрической прогрессии увеличивал ряды своих коммерческих батальонов, разбивая наголову, круша налево и направо финансовую мысль продуктивнейшим методом – интеллектуальным прямым действием; отбросив законы прибавочной стоимости; аннулировав постулат «деньги делают деньги» и, поставив всё, что есть на кону, на генерирование революционных идей и их реальное воплощение в физическом мире.

Это чем-то напоминало начало эпохи изобретения динамита.

Поскольку политика есть закамуфлированное жало скорпиона по имени Экономика, то естественно, что началось активное движение и на этом уровне.

Срочно собранный по требованию Гондураса Совет Безопасности ООН исполнил рекорд по длительности заседания, но так и не выработал никакого осмысленного решения. Во первых, из-за неясности формулировки повестки дня и самой причины собрания. А во вторых, быстро стала ясна причина нерешительной неразберихи среди «ястребов». Объединение Китая, Франции и России против США и Великобритании образовали водораздел между реальными ядерными государствами. И далеко не в пользу англосаксов и их союзников. Одновременно на секретном совещании военных экспертов Северо-Атлантического блока выяснилось, что только что размещённая новейшая американская система противоракетной обороны реально не в состоянии конкурировать с российской, непонятно откуда появившейся, и не составит никакой преграды «СС-19», непобедимым ракетам стратегического радиуса действия, не говоря уже о новейших «Тополь М», «Вельзевул» и «Секира». А поэтому разговор мягко уткнулся в тупик, где уже находились электронно-производящие компании всего мира.

В течение нескольких дней был создан совет директоров, состоящий из представителей компаний, влившихся в состав корпорации, и прошло первое заседание, корректирующее политику создателей Нового Экономического чуда на ближайшее время. Всё. Славянский вопрос, нигде официально не поднятый, но повисший в воздухе, стал затихать, гасимый сильной примесью англосаксонских, романских, иберийских, азиатских и японских представителей в составе корпорации, поставивших свою ставку и все активы на неё и став, таким образом, сторонником и защитником коммерческих идей русского бизнеса в лице Бизона.

Тем временем продолжался обширный комплекс мониторингов относительно внедрения машины АМ в инфраструктуру индустрии всех уровней. Недавних студентов, жующих пейот, куривших марихуану и проделавших основную работу, сменили системные аналитики принявшиеся изучать, адаптировать и просматривать в перспективе потенциальные возможности машины АМ. Перспективы у мыслящей машины прорисовались немыслимые. В масштабах понятий 21 века.

В прессе её уже назвали «абсолютным компьютером», намекая на предельность возможностей делать расчеты, которой она достигла. Опять ошиблись. АМ не делала расчётов вообще. Это понять мог не каждый.

Но, тем не менее, «абсолютный компьютер» шагал по планете, завоёвывая любой пласт интеллектуально-прикладной деятельности человека, где его пробовали использовать.

Несмотря на то, что все работы с прототипом машины АМ проводились в секретной лаборатории, католическая церковь всё равно получила исходные данные и сразу же увидела для себя опасность. Высказавшись против абсолютной власти роботов над людьми, конфессия предложила уничтожить этот продукт нечеловеческого интеллекта, назвав работу системы АМ порнографией мыслительного процесса.

Но, в основном, пока ещё ничего не было ясно в обновляющемся мире, и отделить вымысел от правды не мог никто. Чем и пользовались мастера работать в мутной воде, создавая несуществующие общества страхования акционеров, собирая вполне реальные деньги с запутавшихся вкладчиков, имеющих капитал, но который не представлялось возможным вложить куда либо, внятно и осмысленно зная, – уцелеет ли он вообще. Цены на золото и другие драгоценные металлы, а также алмазы, после невероятного прыжка в запредельную мысль, неожиданно спикировали обратно, когда пришла информация, что при помощи машины АМ возможно создание любого элемента таблицы Менделеева, хоть из песка, в условиях школьной лаборатории и при минимальной себестоимости. Известие о частичном раскрытии тайны «философского камня» породило новую цель перераспределения капитала и массовых самоубийств. Цены на нефть тоже подозрительно остановились и, невзирая на заклинание АПЕК, стали проявлять нехорошие тенденции к стремительному обвалу вниз. Неврастенично подёргивающиеся инвесторы и хозяева состояний, собираемых столетиями, гадали на картах – что сделать? Третья мировая война началась. Но совсем не по тому сценарию, который рисовали многочисленные футурологи, аналитики и сценаристы, зарабатывающие на жизнь истощившейся фантазией и девальвированными образами. Мировая война началась по схеме «все против всех», которая уже давно отрабатывалась столетиями и внедрялась людям с детской скамьи; технологии этой войны разрабатывались суперкомпьютерами, докторскими диссертациями, массовыми поощрениями карьерного роста любой ценой, дробя социум на белых и чёрных, умных и дураков, везучих и неудачников, наследников и отречённых, святых и грешников, но главное – на богатых и бедных! Эти два сословия и образовывали основной фронт битвы и определяли стратегию всего густонаселенного бульона человеческих душ варившихся в ожидании неведомого Страшного Суда. Именно они и были участниками реальных боевых действий, а не регулярные войска и ударные армии, которые давно находились в состоянии полной боевой готовности, генералы которых нетерпеливо выжидали приказ открыть огонь и начать наступление. Им совсем не нравилась своя пассивная роль в разделе приоритетов на планете. Но поскольку Мировой Порядок Лос-Аламоса установил абсолютный паритет на исход в реальных боевых действиях между развитыми странами, постепенно превращая в раритет идею полномасштабной войны, на переднем плане трагикомедии человеческого бытия появилась идея другой войны, – войны психолого-экономической, жертвы которой были вполне физически реальны и многочисленны. Что демонстрировал текущий момент. Концепции рушились, доктрины умирали, критерии оценок ситуации были полностью размыты в мутной воде, взбалтываемой рыбаками-рыболовами – генералами биржевых показателей. Точки отсчёта стали похожи на морковку. Которая висит перед ослом, запряжённым в телегу, и заставляет бедное животное нестись во всю прыть к, с такой же скоростью удаляющейся, заветной цели. К заветной цели пытались добраться и вкладчики-акционеры, привыкшие жить на ренту и желать только спокойной ночи своей родне. Мультимиллионеры, основатели различных, как считается, благотворительных фондов, вымирали словно динозавры, оставляя пустым обанкротившееся поле деятельности, на которое с визжанием и дикими воплями торжества выпрыгивали сменявшие из нувориши, баловни судьбы на какое-то время.

А мыслящая машина технологии АМ продолжала своё шествие по планете, уничтожая академическое мышление прошедших тысячелетий и создавая вакуум, где пока не родилось ещё ничто, и только выли пустынные, всё сметающие на своём пути ураганы нового времени.

 

Глава 41

Иссушенный араб с берегов Днепра, – резидент разведки под дипломатическим прикрытием, – читал очередное секретное донесение, пыхтя старинным кальяном, набитым первосортным гашишем, только что доставленным дипломатической почтой. Донесения, а вернее, – указания, были от непосредственного начальства, с Востока. Ему было предложено оказать содействие четырем коллегам из Германии, попавшим в неприятную ситуацию в Киеве. Официально немцы выполняли задание Интерпола. По документам были простыми туристами. Что усложняло их отношения с официальным Киевом. Арабы, шефы резидента, что-то имели со стороны ФРГ, иначе помощи немцы не могли ожидать. И пришло указание – содействовать и помогать. На востоке, правда, излюбленный шахматный ход – это ход конем, и поэтому совершенно буквально подобные приказы воспринимать не стоило, – и вот резидент размышлял.

Резидент, естественно, был двойным агентом. Сложно предположить, что человек с востока на его месте не станет делиться информацией. Араб и делился, потому что был умный парень и понимал – жизнь вечна. А поэтому всё когда-нибудь случится. Рано или поздно – это уже вопрос не к нему.

Кроме шифрограммы от его восточного командования, пришла еще одна из Парижа. Именно они, французы, были его настоящие друзья, а вовсе не Интерпол со своим компьютерным высокомерием, от которого только болела голова. И со своими попытками получить информацию на халяву, говоря на местном сленге, а араб его досконально изучил. На халяву – то есть даром, то есть – за твой счет. За счет своего эмирата, например. В Киеве подобные вопросы украинцы понимали достаточно объективно. С ними проблем не было.

Французы шифрованным текстом просили прояснить любопытный вопрос.

Араб медленно втянул благовонную смесь, подержал в легких и выдохнул.

Их интересовал византийский кинжал, редкий раритет работы 1132 года.

Коллеги есть коллеги. Вдвойне приятно за хорошие деньги оказать помощь друзьям, он лично знал отправителей шифрограммы из Парижа.

Прилагалось описание, размеры, оригинальные отметки на клинке и ножнах, трехмерная фотография, но не это заинтриговало пытливый арабский ум, пропитанный парами конопли – парами своей родины. Французы просили нейтрализовать немцев. Именно ту группу из четырех человек, которой ему было приказано оказывать всяческое содействие.

Резидент задумался, рассматривая узоры персидского ковра и рисуя в голове вероятный исход своего действия или бездействия. Нейтрализовать.… Хм… Уточнений не было. Или отравить, или напоить или дескридитировать? Ничего толком не ясно.

Немцы отыскали то, что пытались заполучить французы. Но вмешались украинцы. И византийский клинок вновь канул в киевской ночи, как крокодил, прыгнувший в мутную реку. На этом этапе возникли проблемы. Весьма серьезные даже в физическом плане. Немцев избили. Забрали документы, деньги и личные вещи. Вслед за этим группу Интерпола захватило спецподразделение киевской милиции. В камере держали неделю, до выяснения личности. Посольство Германии никого из них за своих граждан в первые дни не признало, и хлебали спец оперативники из ФРГ украинскую тюремную баланду достаточно долго.

Да, жизнь, жизнь… Араб медленно втянул любимый дым. Не повезло парням. В такое место в час ночи пойдет только идиот из Гамбурга. Свои, местные, там находятся круглосуточно.

Завалили операцию, потеряли связного, – так и пропал, даже дома не появился. А связной-то им, прусским баранам, все и устроил. Принес клинок, так нет, подавай им еще и Мэрилин Монро! Араб слышал об этом агенте. Искать в районе Межигорской улицы в час ночи Мэрилин Монро может только немец турецкого происхождения, нет – монгольского. Далеко… Далеко им до братьев-французов! Обратились бы сразу к нему, Ахмеду, специалисту с востока и по Востоку. Клинок-то византийский! Какого, этого самого, искать его в славянских дебрях переходного периода, не зная местной специфики, ментальности, расценок, наконец. Нашли? А чем закончилось? Запад. Больше сказать нечего.

Клинок 1132 года. Интересный год! В общем, немцы, конечно, поработали хорошо, хотя и напоролись на лажу. Но ничего, арабы тоже умеют работать! Выдоим из побитой спецгруппы все, что они знают и даже не помнят. Аллах поможет. Немцы, немцы.… Да они и не немцы! Резидент вспомнил фотографии побитых агентов и усмехнулся. Скорее я – Чарли Чаплин. Он потянул дым из кальяна, пустил кольцо, потом еще шесть и продул сквозь них струйку дыма. 1132 год. Двенадцатый век. Тамплиеры. Крестовые походы. Любопытно, любопытно… Зачем им всем этот кинжал? Может быть он нужнее на Востоке? Будем искать. Андреевский спуск ничего не даст, это ясно, хотя агенту оттуда установку дадим. Район гостиницы «Барселона»? Может быть. Но очень, очень вряд ли. В том парке волки бродят.

Ахмед разлегся на ковре и стал рассматривать узоры на потолочных обоях.

Кинжал надо взять у того, у кого его взял посредник немцев. Гениальная мысль! Он не станет его продавать после такого шума и скандала. Ведь не дурак, наверное. Если сумел выхватить то, что лев уже глотать начал. Да. Ну, а если нет кинжала, то взять за горло хозяина по-восточному. Он сразу вспомнит, кому отдал. Правда, всему мешает маленькая деталь, – нет его координат. Тупорылая германская бригада не уточнила такую мелочь, как адрес владельца раритетного клинка. Значит, будем что-то думать.

Резидент встал и прошелся по комнате вдоль своего кабинета, ступая босыми ногами по мягкому ковру.

Все остальные дела придется отложить в сторону. Снайперы из Великобритании (Думали, что приехали инкогнито… Ха!)… Какого, этого-самого? Хотя бред Бобергауза придется анализировать – технический алгоритм должен быть. Смысл текста похож на католическую молитву, прочтенную наоборот – из конца в начало, – это-то и подозрительно.

Сандрони по поводу своих сербов пусть ждет ответа. Сербия от Японии далеко – время есть.

Текущую агентурную работу будет вести заместитель, – в Киеве тайн нет.

Араб снова сел в любимую позу, втянул дым и стал смотреть в окно, на набережную.

Но если все обстоит так, то надо вникать в проблемы и забыть секретаря Лесю, которая в ванной.

Тяжелый, черный лендровер подъехал к набережной Днепра и уткнулся носом в невидимый барьер, замерев на стоянке недалеко от Речного вокзала. Открылась дверь и вышли четверо человек. Один черный, трое чуть посветлее.

– Дойчланд, дай гривну или евро, – подбежал шустрый бродяга, определив по номерам принадлежность машины. Все четверо повернули головы в его сторону и уставились напряженными взглядами, словно мальчишка предложил им купить героин.

– Евро или доллар, – неунывчиво клянчил паренек лет десяти. – Уан евро – уан доллар. Йес, сэр? – Он показал большую тряпку и ведерко с водой.

– Ноу, – ответил негр, но вытащил монету в один евро и кинул пацану.

– Сенкью. Сенкью, сэр! – Паренек умчался дальше.

Четверка неторопливо пошла вдоль набережной и села за столик летнего кафе. У всех был мрачный и пожеванный вид. Негр был без переднего зуба и с распухшим носом. Двое других, – корейцы-китайцы, – с синяками под глазами. Четвертый, усатый, с пластырем на носу и весь изодранный, как будто насиловал кошку, – вдоль лица шли борозды-царапины. Возможно, невеселость пытались компенсировать дорогими костюмами и галстуками долларов по пятьсот. Но камуфляж помогал мало.

– Аттар, – спросил ободранного негр, с трудом шевеля челюстями. – Почему они просто не сделали отбой операции? Какого рыжего пса я должен сидеть в этой недоразвитой деревне? Что я сейчас смогу сделать? Клизму бабушке поставить?

Турок поморщился.

– Мойша, успокойся. Клизму поставят без тебя всем нам. Мы провалили операцию. Ты знаешь цену этому.

– Кто провалил операцию? Я? Здесь нет никакой Монро! Или в Гамбурге завелись говорящие жирафы? И углядели ее со своих длинных шей?

Корейцы молчали, рассматривая линию горизонта. Плохо шевеля головой, усатый турок обернулся к беззубому негру.

– Что?

– Мой дед был негр, – носил пальто.

Корейцы заказали у подошедшей официантки сок и стали пить его из трубочек.

– Твой дед был не прав. Прежде, чем носить пальто, надо воспитать внуков или внука, который без этого вырастает в большого черного дурня, и не слушает прямое начальство, что может ему выйти боком, хотя с него и так достаточно, за дедово пальто, – длинно, по восточному, объявил мягкий намек на выговор турок.

Один из корейцев уже гладил по заду официантку. Она улыбалась.

– При чем здесь мой дед? Если бы здесь был мой дед, то я бы уже давно был в Гамбурге и пил пиво с колбасой…

– Идем, пройдемся, – предложил ободранный.

Негр встал, и они пошли вдоль набережной.

– Понимаешь, Мойша. Все заключалась не в Мэрилин Монро, хотя она нам тоже нужна. Мойша, вся операция заключалась в том старом, ржавом ноже-кинжале, который мы не сумели вывезти из Украины. Из-за него, этого долбаного ножика, ты и не пьешь пиво в Гамбурге. И можешь теперь об этом сообщить своим вторым шефам в Тель-Авиве. Иерусалим вышлет спецгруппу для поддержки операции. Знаешь, снегурочка в пальто, из чего изготовлен этот византийский стилет? Из чистого, чистейшего…

– Палладиума? Да-а! Бешеные деньги.

– Баран ты еврейский. Из чистого метеоритного железа! Содержание Fe – 100 %. Чуть, чуть поменьше, на сотые доли процента. Это ритуальный предмет, а здесь идут совсем другие расценки, чем на антиквариат. Поэтому главную цель операции я не раскрыл. Не я лично – указание из центра.

– Вот молодец! Если бы я знал.… Эх, Гамбург, Гамбург.… Да я бы этого ножа из рук не выпустил, а не пошел бы гулять по барам. Чурка ты восточная. Ума – ни на грамм. Зачем нам были нужны эти справки-декларации? Резали бы этим ножом колбасу, да угощали таможню – вот и все дела.

– Слушай, умник. Как лучше – знаю я. Это раз. И, Мойша, мой милый, светлокожий друг, меньше болтай в присутствии Кимов! Они работают на Сеул, а скорее на Пхеньян и Пекин так же усердно, как и ты на Тель-Авив! Уловил? Постарайся уловить. Иначе я доломаю твои челюсти сейчас, здесь, на этом месте, хотя тебе, наверное, не верится?

Усатый остановился на набережной и стал напротив негра, сложив руки как в молитве.

– Аттар, – уже спокойно проговорил негр. – Не доставай меня моим именем. Я на евреев не работаю. И, заметь, про Стамбул ни слова не говорю.

– А ты скажи!

– Хороший теплый город. Где нету спец отрядов. Одни пьянки и русские бабы. Что еще? А, марихуана! И дерьмовая, как яйца у сибирского кота.

– Слушай, мы так договоримся до проповеди безбрачия.

Оба вернулись к кафе и сели за столик. Усатый посмотрел на часы.

– Девять ноль-ноль. Наверное, у арабов скользящий график на молитвы.

– Почти ноль одна, – уточнил Мойша.

К кафе подъехал оранжевый двухместный «Кадиллак» последней модели, с откидным верхом и восьмилитровым двигателем.

– Ага, явились правоверные.

Из машины вышел небритый парень с платиновой цепью на шее и гигантским «Ролексом» на руке. Очки с черепаховой оправой за 2000$ скрывали глаза. Странно, вроде… славянин?

Водитель «Кадиллака» подошел к агентам, окинул их взглядом, посмотрел критически на лендровер, как на динозавра, но улыбнулся и сказал мягким голосом, обращаясь к официантке.

– Света, дорогая, почему клиенты сидят без обслуживания? Проконтролируй! – Он отошел от столика. – И готовься. Сегодня вечером будет Священник, пальнем салют и оттянемся вдоль Днепра. До Днепропетровска и обратно на подушке. Ха-ха-ха! Воздушной!

Он помахал рукой немецкой разведке и, покачивая брелком с мобильным телефоном, вернулся в «Кадиллак». Машина мягко взревела, как пещерный лев, и, рванув с места, за три секунды исчезла за поворотом в километре от кафе. Побитый спец отряд проводил взглядом директора заведения.

– Девять ноль четыре, – сказал негр и приложил руку, как козырек, вглядываясь в даль Набережно-Крещатской улицы.

В стороне от павильона, к автостоянке подъехало такси. Древний, но надежный «Фольксваген». Развернулся и пополз прямо по брусчатке набережной в сторону кафе. Остановился. Двери открылись, и оттуда неторопливо вылез иссушенный араб. Немцы его проигнорировали, думая о своем. Араб подошел к парапету и стал смотреть на воду. Посмотрел на часы. Посмотрели на часы и агенты. Девять ноль шесть. Новый посетитель кафе сел за столик, заказал кофе и с любопытством уставился на разномастных подданных Германии. Принялся, не торопясь, пить ароматный напиток. Его должны были опознать в лицо. Но почему-то не узнавали!.. «Не удивительно, что эти парни попали в переплёт», – подумал араб. Такая неустойчивая смесь социума группы обычно валит все дело на корню. Негр, кореец, китаец и турок. Мда.… На рынке торговать – и то возникли бы проблемы. Это немцы? Что творится в Европе? Содом. Содом и Гоморра, не иначе. И все полукровки. Немцы! Не удивительно, что их отдубасили украинцы.

– Аттар, тихо сказал резидент, отхлебнув кофе. – Вы ждали, что я приеду на «Феррари»? – И дипломатично покачивая головой, улыбнулся турку лучезарной улыбкой, с какой на востоке режут жертвенного барана. Проговорил это на чистом баварском языке. Турок встал и подошел к столику араба. Поздоровался на английском. Присел рядом.

– Извините, господин Ахмед. Я вас не узнал не из-за отсутствия «Феррари», а из-за присутствия больших проблем. Еще раз прошу прощения. У всех нас нервы слегка расшатаны.

– Я вас понимаю, коллега. Теперь к делу. Вам сообщили, что вы переходите в моё подчинение?

– Да.

Ахмед вытащил телефон и проговорил в трубку: «Салей барай ле кум симодо дья…» – Извините, – улыбнулся. – При посторонних не принято говорить на незнакомом языке, но некоторые мои подчиненные другого не знают, кроме русско-украинского, но там не хватает слов, – немного странно закончил резидент. Через одну минуту вдали показался черный автомобиль и к кафе подкатил «БМВ – 745». Араб встал. – Прошу… – указал Аттару на машину. – Нам надо немного побеседовать вдвоем. – За рулем сидела блондинка лет 25-ти. Аттар неуверенно встал, глянув на своих коллег.

– Скажите им, пусть полюбуются Днепром, – сказал Ахмед. Это великая река! Редкий араб доплывет до ее середины и не станет кричать о помощи. Мы скоро вернемся.

Турок обратился с речью к своей группе:

– Мей ай спик ту мисте Ахмед. Уан момент, Мойша. Уд ю лайк кофи? – Махнул рукой и сел в «БМВ». Все трое немцев подозрительно глядели на отъезжающего шефа. Но остались сидеть и смотреть на реку.

Машина медленно двинулась по Набережно-Крещатской улице в сторону, противоположную Речному вокзалу.

– Познакомьтесь, – сказал Ахмед. – Моя коллега Леся. А это Аттар, наш новый партнер из Германии.

Леся улыбнулась фарфоровой улыбкой и кивнула Аттару.

– Ду ю спик инглиш? – спросил турок, вспомнив про русско-украинский с его недостачей слов.

– О, спик, спик! Но если вам угодно, я могу говорить и на немецком.

– Мадам, лучше на английском.

– Как вам угодно, сэр.

– Леся, извини дорогая, но мы поговорим, – сказал араб и нажал кнопку. Поднялось бронестекло между водителем и салоном автомобиля.

– Дайте ваши полномочия, – сказал резидент. Немец вытащил шифрованный документ и подал Ахмеду. Тот быстро пробежал глазами текст.

– Все понятно. Но я удивлен, что вас не отозвали!

– Перед нами извинились и сейчас возбуждено уголовное дело.

– Это не совсем умно.

– В центре, в самом центре, решили не допускать подобных эксцессов с гражданами Германии. Из-за этого и уголовное дело.

– Знали бы вы, Аттар, что такое уголовное дело на Украине, – вздохнул Ахмед. – Решили не допускать подобных эксцессов? Им виднее, но, по-моему, это глупость. Тем более, что привлекает внимание к вам. Не обижайтесь…

– Я не обижаюсь и с вами согласен. Мои люди дезориентированы, вы меня понимаете?

– Конечно, понимаю.

– Раритет был лично у меня в руках. Но ведь у нас не было никаких документов на вывоз? И анализ, – не подделка ли. Возможно, я слишком сильно перестраховался, но… – Турок замолчал.

– Аттар, такие вещи не стоит вообще выпускать из рук. Вы знаете, как найти того украинца, у которого хранился клинок?

Турок вздохнул.

– Нет, адрес мы не узнали. Где-то в этом районе на Подоле. Он, вроде фармацевт или аптекарь. И я его теперь знаю в лицо.

– С чего вы это взяли, что он аптекарь?

– Работающий на нас украинец, который тоже исчез, упоминал нам лекарства, говоря о нем. Ну, вот, например: «Купил плохой димедрол» (англ.). Или как там, на местном наречии… Вот вспомнил: «Купился, мудак Димедрол». Мудак, на местном сленге означает – плохой. В общем, мне кажется, он работает в этой сфере.

– Димедрол – это составляющая синтетического наркотика. Возможно, он торговец в этом плане? – спросил араб.

– Не знаю. Но у него дома были люди не похожие ни на наркодилеров, ни на наркоманов.

– Вы были у него дома?

Аттар хмуро побарабанил пальцами по подлокотнику.

– Нет, есть запись с видеокамеры.

– Где запись?

– У меня в машине. Но по ней адрес не определишь. Она лежала в одном положении и снимала только то, что попадало в объектив.

– И много попало?

– Мало. Она была в туалете. В другое место мой агент установить побоялся. Украинцы пьют водку, добавил нюанс Аттар, а она не сильно располагает к посещению такого места. Вот если бы пиво – был бы совсем другой результат. – Помолчал. – Но кадры есть интересные.

– Меня все же больше интересует ваш подход…

В эту секунду в лобовое стекло со стороны пассажира врезалась кумулятивная граната, почти остановив автомобиль и разбив лица пассажиров о бронестекло. Леся была пристегнута ремнем безопасности и с ней ничего не произошло. Гранатометчик стрелял из-за бетонного забора здания элеватора, возвышающегося своей монументальностью с правой стороны дороги. Стрелял в упор, метров с пятидесяти, в районе поворота с улицы Набережно-Крещатской на Спасскую. Но «БМВ-745» иссушенного араба имело толщину лобового бронестекла 10 сантиметров. Кроме этого, сама модификация автомобиля была спроектирована так, что имела достаточно низкий угол наклона переднего и заднего стекол. Граната врезалась и, не успев прожечь стекло и разорваться, скользнула и отлетела вверх. «БМВ» развернуло поперек дороги.

Девять пятнадцать:

Леся, переключив скорости, выровняла машину и помчалась вперед. В это время был произведен еще один выстрел вдогонку. Ракета-граната ударила в заднее стекло. Но опять арабу фартануло. Заднее стекло автомобиля было тех же параметров, что и лобовое. Граната соскользнула с него и взорвалась, врезавшись в магазин, расположенный на углу улицы Спасской. Отвалилась часть стены, и в магазине запылал пожар. Поставив машину на два колеса, телохранительница-водитель свернула на боковую улицу и помчалась вперед, набирая скорость. Заднее стекло автомобиля все-таки не выдержало попадания, треснуло пополам, упало в салон и ударило по голове Аттара, который потерял сознание и упал как куль на сидение. Араб был не в лучшем положении – лицо залито кровью, нос распух. Он опустил стекло и прохрипел, выплевывая зуб:

– Леся, сворачивай на Спасскую!

– Я на ней, шеф.

– Так, теперь сразу налево, на Почайницкую. Быстро, быстро! Нельзя, чтобы нас остановили. Машина без дипломатических номеров. – Оглянулся назад. Аллах Акбар! Сзади прицепился черный «Мерседес S 55»!

– Леся, быстрей!

Опять поставив «БМВ» на два колеса, агент украинской разведки завалила, как тяжелый штурмовик, автомобиль налево и вскочила в узенькую улицу Почайницкую, едва не сбив солидно ползущий «Лексус» и разогнав как кур прохожих. Ну, держись! Женщина за рулем! Со скоростью двести километров в час машина помчалась вперед. Прямо по курсу стояла церковь. Целая армада дорогих автомобилей припарковалась на обочине. Было воскресенье. Воры отмаливали грехи. Все с охраной. Все солидно. Церковный хор пел за здравие. Паства крестилась и бормотала молитвы. На лицах расплылось благоговение к себе. Нищим подавали щедро.

Девять шестнадцать:

«Мерседес S 55» дал очередь из пулемета. Мудрый араб за секунду до этого нажал кнопку и поднял бронестекло, которое и спасло Лесю. Сам же упал на дно автомобиля и втянул туда Аттара. Пули затарахтели по «БМВ». Сменив магазин, пулеметчик снова дал очередь. «УЗИ» – мелькнуло в голове араба. Он хорошо знал мелодию этого оружия. «Не меньше 1200 выстрелов в минуту!» Точно «УЗИ»! Народ побежал во все стороны. Многие, сообразительные, упали на землю и закрыли головы руками. Стрелок из «Мерседеса» попал не только в «БМВ». Около десятка машин, стоящих у обочины, остались без стекол. У многих двери разукрасились узорами пулевых отверстий. Две «Тойоты» истекали бензином из побитых бензобаков и вот-вот могли вспыхнуть.

Девять шестнадцать и пять секунд:

Охрана всех, кто её имел, открыла огонь по «Мерседесу». «S 55» хорошая машина, но впоследствии, в ней насчитали более пятисот пулевых отверстий. Начав вращаться с пробитыми колесами на уже пустынной улице, «Мерседес» перевернулся, ударился о церковную ограду и успокоено утих. Все.

«БМВ», глухо урча двигателем, выскочил к кафе на побережье Днепра, где сидели люди Аттара. Машина сделала длинное кольцо по киевским улицам и вернулась к тому месту, откуда выехала. Араб уже увидел, что преследование прекратилось. Позади никого не было. Но что сказать немцам? Что они могут подумать? На переднем стекле отметина, заднее разбито, Аттар без сознания. Хорошее начало для совместной работы.

– Леся, – прохрипел шеф, опустив стекло. – Медленно и шпокойно подъедь к ним прямо на набережную. Шпопокойно! – Он шепелявил из-за выбитого зуба. Машина проехала до въезда на набережную, развернулась и двинулась в сторону кафе с немецкими коллегами прямо вдоль парапета пешеходной дорожки. Те смотрели на нее, попивая кофе. Негр помахал рукой. Вдоль набережной почти никого не было. В воскресенье, в это время в Киеве царит сонное опустошение, исключая церковные службы. Внизу, у самой воды, сидели рыбаки – промысловые фанатики, вставшие с восходом солнца. Воскресенье! Вдоль автомагистралей можно играть в футбол. Никого. Но нет, не совсемтак, есть и ранние пташки. Вон, вдали, у живописного кафе на воде, стояли и разговаривали двое. Похоже муж и жена. Рядом стояли два спортивных мотоцикла. Там же, возле мотоциклистов, парень выгуливал собаку – сонного, лохматого сенбернара. Ехал велосипедист. В красных шортах, черной майке, на голове наушники, на глазах синие очки.

Девять семнадцать:

Лето! Началось лето! Для кого-то. Солнце, Днепр, теплый ветер. Женщины – глаз не оторвешь. На рекламных щитах вдоль набережной. Ахмед подумал о бренности жизни. Леся о предстоящем вознаграждении. Негр – о своей исторической родине. Кореец и китаец – об официантке, подававшей им мороженое.

Сенбернар несколько раз утробно гавкнул, увидев рыжую полосатую кошку и, с невиданной для этой породы прытью, помчался за ней по газону. Та влезла на дерево, хладнокровно глядя на мохнатую зверюгу. Мотоциклисты одели шлемы, рванули с места и, не громко урча своими «Хондами», помчались навстречу «БМВ». Оба были в ярко желтых комбинезонах, на которых было написано черными буквами UKRAIN +. Леся им позавидовала. Живут же на свете свободные люди! Куда хочу, когда хочу – еду и на всех плевать. Наверное, с утра уже трахнулись. Секретарша не была замужем – она зарабатывала деньги. Шеф не в счет – это производственная необходимость. Вздохнула. Медленно прогазовывая, машина приблизилась к кафе. Парочка на мотоциклах почти подъехала к машине резидента и, один из них приветственно помахал рукой. Странно. Кто это? Лица под шлемом не видно. Может кто из знакомых? Мотоциклы медленно почти поравнялись с машиной. Затем оба плавным движением вытащили черные пистолеты с глушителями. Мать родная! «Смит энд Вессон» 45 калибра! Противотанковое оружие! С трех метров они начали стрелять, тугими щелчками наполнив воздух. Свист пуль и глухой звон лобового стекла развеял предполагаемость супружеской идиллии и Леся, переключив передачу, нажала до отказа на акселератор. Машина стрелой помчалась вдоль набережной. «Супружеская пара» мгновенно развернулась, став на колено, и пулей понеслась вдогонку. Куда от «Хонды» денешься? Такой мотоцикл может проехать по канату и влезает на дерево, от него не спрячешься. Араб снова упал на дно машины, стянув Аттара с сиденья, и накрылся шерстяным пончо, которое лежало в салоне. Резидент и руководитель немецкой спецгруппы были похожи просто на кучу тряпок. Что должно было им спасти жизнь. Застрелить их, нет, – превратить в шницеля, нашпигованные пулями, было делом двух секунд для профессионалов на «Хондах». Но пончо! Горное чилийское пончо надежно исполняло свою роль камуфляжного бронежилета. Киллеры своей главной цели не заметили и стали стрелять в водителя. Но она, как Алиса из зазеркалья, была недосягаема из-за плиты бронестекла, которую араб успел поднять. Пули отскакивали от нее и горячими, расплющенными блинами падали на иссушенного араба, который, прокручивая в голове Коран, скидывал их с себя и вжимался в щетинистый коврик автомобиля. Сообразив, что к чему, парочка догнала автомобиль и стала стрелять в окна. Там стекла были тоньше и стали давать трещины. Трое немцев, пивших кофе и на секунду опешивших от такой картины, кинулись к своему джипу. В машине у них был один единственный автомат без запасных боекомплектов. Чешский «Скорпион» лежал в пакете с кучей справок и свидетельских показаний, что его нашли на дороге и везут сдавать в районный отдел милиции.

У киллеров кончились патроны и они, сбросив пустые магазины, начали вставлять новые. Леся неожиданно сделала резкий бросок машиной в сторону и чуть не сбила одного из них. Сразу же повторила маневр в отношении второго, почти прижав его к парапету набережной, – он еле успел ударить по тормозам, – и ободрала бок машины о гранитные плиты. Мотоциклисты сразу отстали метров на сорок.

Девять восемнадцать:

«БМВ» проскочив мимо «Хуторка», плавучего кафе, и чуть не сбив лохматого сенбернара, выпрыгнул на шоссе возле того самого места, где в машину попал гранатометчик. Взвыв тормозами, развернулся и помчался по пустынной улице в сторону Речного вокзала. Преследователи не отставали и на ходу вставили новые магазины. Святой Исайя! Пули, калибра 12 миллиметров! В упор. Спрятаться некуда. Оружия в салоне нет. Украинская мышеловка! Араб вдавливался в коврик и натягивал на себя пончо.

На бешеной скорости проскочили Речной вокзал. Позади взвыла милицейская сирена. Когда это было к добру? Вряд ли и сейчас.

– Леся, – прохрипел арабский резидент, просунув голову между двумя сидениями, в самом низу, ниже края бронестекла. – Ты в порядке?

– Куда ехать? Мне пуля попала в предплечье…

– Выход один. Гони до моста метро, и там попробуем уйти через метрополитен. Аттара они не заметят. Ты гони, гони.… И еще.… Там есть крутой склон, весь заросший кустарником. Можно попробовать укрыться там и переждать. Они же не будут дежурить? Главное набрать скорость. У этой машины хороший ресурс.

– Ахмед, позади нас, за мотоциклистами, едет джип с немцами. Метрах в двухстах. Полиция за ними.

– А мотоциклисты?

– Метрах в пятидесяти. Догоняют, суки… Ахмед, сейчас будут стрелять!

– Леся, скажи что-нибудь хорошее своему Богу, а я своему Аллаху. Мне кажется, самый момент для этого. С тобой было приятно работать, но.… На все воля Всевышнего! Подрежь этих козлов или дай резко по тормозам, пусть проскочат, может ситуация переменится, джип будет ближе. Но у них вряд ли есть оружие. У меня инструкция вооружить их. И эта полиция.… О маралгим дья зе кумья метаро!

Девять девятнадцать:

В джипе за рулем сидел негр, рядом с ним Ким. Второй Ким был на заднем сидении. Проскочили Почтовую площадь и уже мчались по Набережному шоссе.

– Мойша, – сказал Ким – кореец, который сидел рядом. – Ты хорошо подумай, что нам делать и как себя вести. Что мы сможем против двух снайперов на «Хондах»? А полиция висит на хвосте и, возможно, уже вызвала вертолет. У нас нет дипломатического прикрытия, как у араба. Персоной «нон грата» не отделаешься.

Негр повернулся к корейцу и злобно сказал:

– Заткнись!

– И разве это оружие? – Кореец поднял перед собой «Скорпион». – Карманный пистолет-пулемет и один магазин. Да у него дальность стрельбы метров двадцать.

– Что ты предлагаешь? – спросил чернокожий.

– Медленно притормозить и уступить дорогу полиции. Пусть она охотится на киллеров. Это ее работа, в конце концов. И что могут предъявить Аттару? Да он пострадавшая сторона!

В этот момент мотоциклисты начали обстрел «БМВ». Было видно, как летят осколки стекол и отскакивают куски толстого слоя краски. Сирена полиции вдруг утихла. Стало видно, что они сбросили газ и отстают.

– Ну как, Ким, будут они охотиться на киллеров? – спросил Мойша у корейца. – Китай, как ты скажешь? – обратился он к китайцу, который был сзади и смотрел на удаляющуюся милицейскую машину.

– Я за атаку!

Девять двадцать:

«БМВ» сделал маневр восьмерки и «Хонды» опять отстали.

– Ты за атаку? – переспросил негр китайца. – В смысле?

– Замочим киллеров, замочим полицейских, замочим свидетелей и уйдем за город. Номера сменим в лесополосе.

– Ты хочешь на такой скорости попасть в человека на мотоцикле, – в двух человек, – из автоматического пистолета, в котором двадцать пять патронов? Да еще потом убрать всех свидетелей? Реальное планирование. Я не удивляюсь, почему вас почти два миллиарда, таких умных.

– Тогда пасуем. Или инь или ян. Что-то надо выбирать. И Ким в отношении полиции прав. Пятнадцать лет в Сибири – это хуже китайского ада, – быстро изменил свою позицию уроженец Поднебесной.

– Ну, вы, ребята, однако, мутите… черную бабушку, мать.… Передерни затвор в «Скорпионе», Брюс Ли…

Мойша врубил последнюю передачу и нажал на газ до отказа. За две секунды догнав одного из мотоциклистов, джип «Мерседес BRABUS G – 500» ударил бампером «Хонду», сбил ее с трассы и стрелок кувыркаясь вместе с мотоциклом, ушел на обочину и врезался в каменное ограждение. Все – покойник. При таком падении в такой ситуации (220 км на спидометре) не остается целой ни одна кость. Это знают все.

– Инь или ян, вашу черную бабушку мать… Негр выхватил автомат у «Брюса Ли» и бешено глядя вперед, обогнал второго мотоциклиста справа, оказавшись между ним и «БМВ». Опустив стекло, он наставил «Скорпион» на киллера. Заорал.

– Сука черножопая (?), гаси скорость и к обочине, или я сделаю из тебя шпигованный бифштекс (русск.).

В ответ стрелок поднял руку с пистолетом и сделал два выстрела. Пуля попала в Кима-корейца, миновав Мойшу. Вторая, смертельным шмелем промчалась мимо обоих и исчезла, вылетев сквозь стекло двери, разбив его вдребезги.

– Ну, украинский урод… – Мойша прицельно дал короткую очередь по заднему колесу «Хонды». И попал.

Девять двадцать одна:

«Хонда», мчащаяся на скорости выше 200 километров в час. Понятно не совсем многим. Она не управляема. Это снаряд, несущийся вперед. Пули пробили протектор. Мойша выстрелил очень удачно. Инь ян, короче. Со страшным визгом, визгом, скрежетом, воем и снопом искр от титанового диска, «Хонда» стала тормозить. Тормозил и джип. Пистолет стрелок выронил и теперь пытался остаться в живых и не улететь на обочину. Жжжжжжжух… Стали. Мойша выскочил, держа в руке «Скорпион». Подбежал к мотоциклу и дал резкий хук прямо по шлему. Киллер грохнулся оземь, с ним и «Хонда». Негр схватил потерявшего сознание мотоциклиста и вкинул его в автомобиль.

Девять двадцать две:

И в этот момент подъехала патрульная машина с двумя милиционерами.

– В чем дело, хлопцы?.. – вышел один из них и увидел в кабине окровавленного Кима и странноватого негра, держащего руку за спиной. – А ну-ка, документики… Быстро, быстро… Иностранцы? Шпрехен зю дойч ду ю спик инглиш? Василь, – повернулся к напарнику за спиной. – Ну-ка вызови, наверное, «Беркут». Шось мне це не дюже… – Повернувшись, он увидел «Скорпион», направленный ему ниже пояса. И моментально стал белый, как бумага. Милицейская форма почему-то на этих людей не действовала!

– Это документы, – сказал Мойша по-русски. – Устраивают?

– Да… В общем… Мы тут ехали по вызову…

– Эй, в машине! Тронешь рацию – покойник. Не слышу ответа!

– Понял… Я все понял… – ответил сидевший за рулем.

– Выйди из машины, – скомандовал немец. Милиционер выпрыгнул. Мойша подошел ближе и уставился на них. (Молодые совсем. Пацаны еще. Куда им в полицию? Что за страна? (нем.).

Патрульные сложили руки по швам.

– Оружие есть?

– Нам не положено, мы служба дорожного движения!

А на дороге – ну хоть бы одна тачка проехала. Воскресенье. Пустыня, как в Саудовской Аравии.

Немецкий негр Мойша подошел еще ближе. Патрульные стали мелко дрожать. У Мойши было сильное биополе.

– Слушайте, ребята, – тихо проговорил агент Германии. – Мы не изверги. Вы не изверги. Ведь верно? – Оба в ответ кивнули головой. Мойша медленно вытащил из кармана пачку денег.

– Здесь десять тысяч евро. Вы можете не брать. – Дорожная служба молчала. – Но я дам. – И протянул пачку старшему по званию. Тот колебался… – Нет? – спросил Мойша. – сержант медленно взял.

– От вас нужно только одно – забыть номер нашей машины. Но вы ребята с соображением, я уверен. И я не говорю до свидания. Я скажу – всего хорошего.

Мойша сел за руль и «Мерседес» рванул вперед. Машина дорожной службы развернулась и помчалась в другую сторону.

Девять двадцать три:

За двадцать секунд нагнали «БМВ». Обстрелянная, побитая, покалеченная машина стояла на обочине. Из заднего проема, где отсутствовало стекло, выглядывал араб. Немцы подъехали вплотную к машине резидента и остановились. Появился и Аттар. Но выглядел он совсем плохо. Мойша кинул корейцу перевязочный пакет, – тому лишь слегка зацепило плечо, – и выскочил из машины. В «БМВ» открылась дверь водителя и вышла секретарь араба с перевязанной рукой.

– Что делать? – спросил ее негр.

– Я хотела узнать это у вас. Мой шеф немного не в себе от стресса.

– Я вижу. Мой тоже.

… Господи! Посередине Киева! В воскресное утро! Какого черта! А что будет дальше? (мысли агента Леси).

… Дай Бог уйти на точку отхода. Но попробуй, уйди! Парни хоть и взяли десять штук, но все равно сдадут, хоть и без номеров. Их понять можно, на дороге покойник. Нас достанут! (мысли Мойши).

… Так, все в порядке. Аллах с нами! Машину бросаем здесь и уезжаем на джипе немцев, они мои подчиненные, в конце концов. По телефону сразу дам заявление, что «БМВ» угнали. Элементарно! Ахмед, молись еще много раз. Тебе везет! (мысли пришедшего в себя резидента).

… Дьявольское совпадение! Ни Сеул, ни Пхеньян не поверят, что Ким случайно влип в такую историю во второй раз. И те, и другие подумают, что я хочу скрыться в Украине. Дело дрянь (мысли корейца).

… Хоть и страшно, но работать надо. Мойша молодец, не думаю, что он работает на евреев. Двойные агенты так не рискуют (мысли китайца).

… О-о-о-о-о-о-о-й… Все валится!.. Где мы? Опять скоро в тюрьму? (мысли травмированного Аттара).

В этот момент дверь «БМВ» открылась, и вышел резидент. Вид у него был неважный, но глаза блестели уверенно.

– Мойша, – обратился он к негру. – Быстро перегружайте Аттара в джип. Чернокожий кивнул. Они под руки вывели своего шефа, и посадили в «Мерседес».

– Леся, продолжал командовать Ахмед. – Забери из машины все из вещей. – И сам залез в автомобиль помогать ей. Еще раз проверил салон, багажник и сел в джип рядом с Мойшей. Четверым пришлось разместиться сзади. Мотоциклиста, так и не сняв с него шлема, засунули в багажник. Времени думать особо и не было, но араб думал. Необходимо узнать, кто организовал нападение. И поэтому киллера взяли с собой, сильно этим рискуя.

Девять двадцать пять:

Используя одеколон и носовой платок. Резидент протер лицо и привел себя в более-менее приличный вид. Он надеялся на дипломатические документы, в случае задержания дорожной службой.

Джип рванул с места и, развернувшись возле станции метро, выскочил на мост и помчался в сторону левого берега Днепра. Выехали на Броварской проспект. Все спокойно, никаких патрульных машин. В конце концов, прошло не так уж много времени.

Девять тридцать:

Мойша включил радиоприемник. В салон ворвалась станция FM:

– Ага! Вот вы и не переключились! И вы по-прежнему слушаете ваше любимое и самое, самое интересное Авторадио. Сегодня у нас воскресенье, погодка ой ля-ля! Верно, Лена? Солнце прямо шепчет – иди, иди на пляж и слушай, слушай, на канале FM ваше любимое и наипопулярнейшее Авторадио. Я бы крикнул: «Ура!». Но сдержусь и сделаю это в душе. Итак, в Киеве девять тридцать. Самый раз узнать что, где и к чему. Что же нам сейчас сообщат рейнджеры – охотники с киевских автотрасс? Время пришло. Ну? Где вы, ребята? Ау! У нас с ними прямая, прямейшая радиосвязь, а поэтому выходит, что у вас такая же, наши дорогие радиослушатели.

– … Щелк… Хррр… Это говорит Бумер.

– О! Бумер! Давненько вас не было слышно. Часа два. Как ваш «Пежо-307»? Протекторы в порядке? И что же вы нам сообщите о дорожных пробках, привередливых милиционерах, поломанных светофорах?

– Я в районе Набережного шоссе, не далеко от Моста метро. Только что здесь произошла сильная перестрелка. Двое вооруженных людей на мотоциклах пытались застрелить пассажиров «БМВ-745». Я сам наблюдал это из скрытой стоянки. Попытки не увенчались успехом, даже наоборот. Один мотоциклист погиб, сбитый джипом «Мерседес Brabus G-500». Мотоцикл «Хонда» восстановлению не подлежит. Так же из автомата… Хррр… Шшшш…

– Ха-ха-ха! Ну и Бумер! Связь с ним почему-то оборвалась. А жаль! Веселый водила и башковитый парень. Так держать! Молодец, Бумер! Перестрелка в районе Моста метро! А, Лена? Как тебе такой апрель в июне?

– Ой, эти Бумеры…

– Ага, опять кто-то на связи.

– … Шшшшшшшшшшшшшу… Але, Але…

– Мы вас слушаем!

– Але. Я в эфире? Але!!!

– Да, да! Мы вас слышим! Говорите!

– Это Генератор.

– О!!! Генератор! Ну-ну? И как там на дорогах? Все генерируется нормально? Только не шутите! Нас уже очень насмешил кое-кто…

– … Шшшш… Я на Подоле.

– Ну, как там Самсон?

– Около Ильинской церкви расстрелян «Мерседес S 55» черного цвета. По словам источника из МВД, в машине больше тысячи пулевых отверстий. Движение перекрыто на улицах Почайницкой, Ильинской, Волошской, Хоревой, Сковороды… Хррр… Шшш…

– Ой, ребята, вы что? Да мы просто, мы просто подавимся от смеха! Возле улицы Хоревой расстрелян «Мерседес»? Ха-ха-ха! Что сегодня за апрельское воскресенье? Связь с нашим Генератором почему-то тоже оборвалась. Лена, как тебе наш любитель пошутить?

– Ой, эти Генераторы…

Мойша мрачно посмотрел на резидента.

– Я даром отдал десять тысяч евро. Полиции не надо и рта раскрывать. Я думаю тот Бумер, которого заглушили, заметил и наш номер. Что вы думаете по этому поводу?

– Я думаю, что надо сильней жать на педаль газа.

– Куда мы едем?

– Пока вперед.

Радиошоу автоводителей-стукачей продолжалось.

– Ну, и где же кто-нибудь еще? Бумер и Генератор исчезли в пучине фазовой модуляции, но мы-то, мы – веселые слушатели Авторадио – здесь! И кто же нам сообщит что-нибудь эдакое, типа с кольцевой дороги, приключеньице? А? Весь Киев слушает! Не спит никто! Все на волне Авторадио! Рейнджеры! Вам выдали передатчики FM не для того, чтобы вы воскресным утром чем-то занимались в полной тишине. Мы хотим слушать! Верно, Лена?

– Ой, эти рейнджеры…

– А-а-а-а-а-а-а! Слышу кто-то пробивается в эфире сквозь ряды неприятельских радиостанций к нам, к нам, на самое лучшее в Украине Авторадио! Нууу!

– … Ррррррр… Меня слушают?

– Ну конечно, уважаемый! Жалко, что не смотрят!

– … Это Синкопа.

– Огогогого!!! Синкопа?! Та самая?! Дама в эфире!!! Мы все замерли и слушаем настоящие события, происходящие на дорогах Киева в это прекрасное, летнее утро, на Авторадио, любимом радио киевлян. Ну-у?

– Я заправилась на улице Набережно-Луговой. И поехала дальше. Моя машина «Нисан» любит хороший бензин и утренние прогулки…

– Синкопа! Это просто великолепно, так любить бензин! Но, конечно, не больше, чем Авторадио. И что там происходит на Набережно-Луговой?

– Я проехала Рыбальский мост. Машин нет совсем. Ну, еду себе, еду… А вот Набережно-Крещатская оказалась перекрыта патрулями дорожной службы. Я вышла и узнала у знакомого милиционера, что на углу Набережно-Крещатской и Спасской – пожар!

– Да что вы, Синкопа?! И что же там так горит? Надеюсь не радиоприемник FM, настроенный на волну Авторадио?

– Мне сказали, что полноприводный красавец «БМВ 745», черный как Майкл Джордан, был обстрелян из гранатомета. Машина была бронированная, граната соскользнула и попала в дом. Угол дома горит, я вижу отсюда сама. Приехали пожарные и очень много… Ш ш ш ш ш ш ш… Не ищите ветра в поле, его нету там давно… Ррррр…

– Ооооооо! Синкопочка и та пропала! Что это за странная песня тебя вытеснила? Я не понимаю… Сейчас, минуточку… Понял, я все понял… Лена! Ты сейчас грохнешься от счастья со стула! И вы, вы наши дорогие киевляне, слушающие Авторадио. Сейчас будет выступать наимоднейший супер ди-джей ВАУ. Бу-бу-бу-бу-бу…

Резидент резким движением выключил радио. Вытащил мобильный телефон и стал набирать номер.

– Да им здесь и полиции не надо! Они бы сообщили какого цвета у меня трусы, если бы их, этих свидетелей-любителей не заглушили, – психовал Мойша, обгоняя редкие автомобили.

– Алло! Это представитель посольства Инжира, господин Ахмед ибн Хусейн. Я хочу сделать заявление… Да, да. Я не в Киеве. У меня этой ночью был угнан автомобиль…

– У вашей полиции нет спутника-сканера мобильных телефонов? – тревожно поинтересовался Мойша у Лены.

– Я думаю, нет. Дорого, – ответила она. – Но все может быть. Говорить надо короче. – Она тронула за плечо Ахмеда и показала рукой на часы, а затем подняла палец вверх и посмотрела туда. Постучала легонько по телефону. Ахмед понял.

– Ага… ага… нет… нет… Сейчас выезжаю… – и отключился.

– Я понял. Ты сказала про спутник?

– Да. Возможно, у них есть один. Пеленг определит наше местонахождение.

Автомобиль, тем временем, миновал последнюю станцию метро и был уже на окраине города.

– Здесь налево, – начал указывать дорогу резидент.

Снова вытащил телефон. Набрал номер. «Шарамба илля. Ньян!» – и отключился. Стали петлять по переулкам, выехали к новоукраинским дачам. Въехали в лиственный лес. Там тоже были дачи. Этажа по три.

– Направо, – сказал резидент. Джип развернулся и через двести метров въехал в уже открытые громадные ворота., которые сразу стали медленно закрываться. Строение было двухэтажное, закрытое трехметровым забором. Его окружали лес и густо посаженные кустарники.

– Все, – проговорил Ахмед. – Слава Аллаху!

Выбежал бородатый земляк резидента, толстый как продавец булочных изделий, алжирец по имени Валаам.

– Валаам, – на английском языке сказал ему Ахмед. – Приготовь шесть комнат, и мы ждем обед. – Тот низко поклонился и убежал. Кроме него в доме была женщина валаамовых лет – его жена. Они стали бегать по даче и обустраивать все необходимое для неожиданных гостей.

– Где мы? – спросил негр у Ахмеда.

– Это моя дача, но она не зарегистрирована. Про нее никто не знает. Хозяин – Валаам. Он продавец булок и лепешек. У него небольшая пекарня в Дарницком районе. Работают одни армяне. Здесь мы в надежном месте. Успокойся.

Все вышли из «Мерседеса». Аттара увели в спальню. Резидент подошел к машине, подозвав Мойшу, и открыл багажник. Там лежал мотоциклист. Шлем валялся в стороне. Это была женщина. Темная брюнетка с пронзительными глазами с ненавистью смотрела на Мойшу.

– Что смотришь, сука? – по-русски сказал негр и взял ее рукой за лицо. – Я из тебя медленно буду делать винегрет, помни об этом.

Киллершу выволокли из машины, и китаец связал ей руки за спиной. Леся подошла к брюнетке. Посмотрела ей в лицо. И кулаком, изо всей силы, ударила по челюсти, разбив губу.

– Ты мне за это ответишь, – показала на свою перебинтованную руку.

– Леся, спокойно, спокойно. Мы с ней еще будем говорить, – стал успокаивать секретаря иссушенный араб.

Десять ноль-ноль.

 

Глава 42

– Слушай, а Хемингуэй или Фитцджеральд написали бы хоть строчку, если бы не пили? – спросил Димедрол у Седого, который недавно отказался от спиртного.

– Не доставай.

– А Александр Македонский завоевал бы Египет и Индию, если бы был закодированным? – не унимался начитанный собеседник.

– Слушай, Дима. Алкоголь – это депрессант. Ты понял, что это такое?

– А-а-а! Депрессант! И сколько же ты, извини, выпил этого депрессанта? Пока не впал в депрессию.

– Ванну. Нет. Две.

– Вот видишь, а ты говоришь – депрессант. Да ты ведро воды выпей – и увидишь, какая случится депрессия.

– Переключайся на пиво, как я пытаюсь, – вставил слово Моня. – Его можно ведрами пить и, говорят, ничего! Немцы только так и делают. Помнишь, неделю назад, какие морды нам в баре попались? Наверное, одно пиво – и ведрами. Оттого и морды такие.

Седой резко остановил «Шевроле», в котором все трое ехали.

– Слушайте. Еще слово о водке – и я поворачиваю обратно.

– Вот это код! – восхищенно-издевательски воскликнул Дмитрий. Замахал руками. – Молчу, молчу… – Машина снова поехала вперед.

Дима Димедрол, он же Дмитрий Донцов, ехал продавать свой раритетный византийский кинжал. После такого скандала и такой засветки его сокровища, – драки в баре с иностранцами, – он решил избавиться от семейной реликвии, которую в наследство ему оставил дед.

Тот же, в свою очередь, приобрел его, атакуя Берлин на Т-34, в качестве командира танка в составе танкового полка. Будучи же парнем от природы фартовым, смерти не боялся и гнал свою бронированную машину впереди всех кроя матом ихнюю мать, и тактическими командами умудрялся своему экипажу прокладывать верную тропу на поле боя, уворачиваясь от 120-миллиметрового калибра «Тигров» и поджигая их своей пушкой выстрелами в упор. Но это всё былое.

Подминая под себя на подступах к Берлину небольшой городок Нойенхаген, и выпуская снаряды со шрапнелью по пехоте немцев каждые десять секунд, танк Димедролова деда оторвался далеко от своих основных сил и продолжал воевать сам, не заметив отставшего батальона. Наконец, выскочив на небольшую площадь, которая была пустынна как поверхность Луны, он остановился, хищно вращая башней со зловещим раскаленным орудием. «Але, Але, Звезда. Я Кобра, как слышно, прием» – «Шшшшшшш…». «Але, Звезда, я Кобра. Мы в квадрате 26, жду указаний. Прием» – «Шшшшшшш…».

Отступающие немцы давно уже скрылись на противоположном конце города. Местные жители сидели в подвалах и молились, чтобы не умереть от пыток русских дьяволов. И есть тут маленькая деталь. С другой стороны к Берлину подбирались американцы. А вот в этом-то и есть вся причина, по которой Димедрол ехал в «Шевроле». Но вернемся в Нойенхаген.

Из наполовину разрушенного костела вышел местный священник и медленно, волоча ноги, пошел через площадь к танку. Танкисты глядели на него. Он глядел на танк. Подошел и стал не громко говорить, говорить, говорить… Господи, да заткнись ты! Данила Донцов (дед Димедрола) открыл люк. Спросил: «Чего тебе, поп?» – «Шпрехен зю дойч?» – «Нет, не дойч. Говори, как можешь». Священник протянул командиру танка сверток. Тот развернул тряпку и увидел старинный кинжал и кусок кожи с непонятными каракулями. «Санкта рес нулиус, санкта рес нулиус (святая вещь, не принадлежащая никому)», – все повторял германский поп. Стал показывать руками на небо, потом на Димедролова деда, крестить его и говорить, говорить, говорить…

– Данила, – послышался из танка голос механика-водителя. – Да гони ты его прочь. Уже голова болит. Дед и прогнал. Но кинжал привез домой, в Киев. Долго искал переводчика, чтобы перевести на русский язык каракули с куска кожи. Нашел. Кое-как перевели, язык был очень редкий, да выпили еще хорошо, и дед перевод забыл. Но одно запомнил. Клинок из Византии и у кого эта вещь находиться – тому в жизни вечный фарт! Вот так все просто. И вспомнил сразу, что до Берлина дошел и взял его без малейшей царапины на танке, хоть наших, русских, там полегло очень немало. Особенно танкистов. Дед же, без единого ранения, весь до пят в орденах и медалях, вернулся домой, к жене. А она – жива здорова!

Деда Димедрол сильно уважал, и у него никогда даже мысли не возникало продать византийский клинок. Хотя догадывался, какая ему цена. Но вот опять вмешались те же немцы. Приехали за клинком спустя много десятилетий. Это же надо! Побоялся Дима, что конфискуют вещь. Слишком много шума возникло вокруг нее. А конфискуют, – обратно уже не отсудишь, он это понимал. И решил продать поделку. Тем более, не наша, не православная, – успокаивал себя. И успокоил.

Клиента искал Седой. И тоже нашел. У Седого связи обширные, есть и на самом верху, ему верить можно. И ехал Дима в «Шевроле» совершенно спокойный, рассчитывая на плюсовой торг. Кинжал был с ним, привязан к спине. Моню взяли как боксера, для общего вида. Вот это и есть предисловие к последующим событиям.

А начались они с остановки «Шевроле» дорожным патрулем сразу возле Рыбальского моста через Днепр.

– Стой, ребята, – шевельнул автоматом омоновец. – Куда едем?

– Да, собственно.… К теще. На блины. Срочно вызвала на воскресный завтрак, – сказал меланхолично Седой.

– Давай документы.

Взял водительские права, прочитал: «Суворов Владимир Иванович». Вгляделся в Седого, сравнивая с фотографией.

– Ваши документы, – обратился к Димедролу и Моне.

– А мы при чем? – удивился Дима.

– Я не понял, что, нет документов? – угрожающе сузил глаза милиционер.

– Да есть, есть. Пожалуйста… – Донцов взял свой паспорт, паспорт Мони и передал водителю. Тот протянул их патрулю.

Открыл, прочитал вслух: «Донцов Дмитрий Данилович. Вы?»

– Я, я, а кто же еще?

«Маринин Александр Сергеевич. Вы?»

– Я, – сказал Моня, глядя на омоновца.

«Сидите все на месте». И ушел со всеми документами в стоявший у обочины милицейский «Опель».

– Чего это он? – спросил Моня, начиная волноваться.

– Успокойся, – проговорил Седой. – Гоняют по компьютеру.

– Смотри, а там что-то горит, – сказал Димедрол и указал вперед.

– Горит, горит, – подтвердил Седой. – Каждое воскресенье церкви звонят, и что-то горит.

Вернулся омоновец и отдал документы.

– Разворачивайтесь. Дорога перекрыта.

– А что случилось, шеф?

– Давай, давай. – И пошел прочь, ухватившись за свой автомат.

– Поедем через Московский мост, все равно успеваем, – проговорил Седой.

«Шевроле» развернулся, чуть не зацепив белую «Нисан» с нарисованными на капоте женскими глазами, и помчался по дороге. Выехали на Московский мост. Седой включил радиоприемник.

– … И узнала у знакомого милиционера, что на углу Набережно-Крещатской и Спасской – пожар!

– Слушай, а ведь и, правда, пожар. Мы же только что видели, – заговорил Моня.

– Заткнись, – сказал Седой. – Дай послушать.

– Да что вы, Синкопа?! И что же там так горит? Надеюсь не радиоприемник FM, настроенный на волну Авторадио?

– Мне сказали, что полноприводный красавец «БМВ 745», черный как Майкл Джордан, был обстрелян из гранатомета. Машина была бронированная, граната соскользнула и попала в дом. Угол дома горит, я вижу отсюда сама. Приехали пожарные и очень много… Ш ш ш ш ш ш ш…

– Во дела! Из гранатомета грохнули бээмвуху, – усмехнулся Моня. Семьсот сорок пятый – хорошая тачка!

– Теперь перекрыт весь Подол, хорошо, что мы успели Верхний вал проскочить, – проговорил Седой и прибавил скорости.

– Я знаю, у кого есть гранатомет, – сказал Моня.

– Ну и знай себе, а нам не нужно, – разумно проговорил Дима.

– У этого, как его…

– Саша! – включился Седой. – Оставь при себе!

Моня замолчал.

– Вова, а ты не договаривался, сколько их будет человек? – спросил Димедрол, меняя тему.

– Дима, все нормально. Клиент мой друг, я же тебе говорил. – Он повернулся к Диме. – Успокойся, я его знаю со школы. Знаю где он живет, знаю жену, знаю, где учатся дети. Мало?

– Да нормально, нормально… О последней цене ты говорил?

– Говорить будешь сам. Я не маржовщик, Дима. Как договорились, мне пять процентов. Смотри сам, но двенадцатый век…

– Девятый…

– Да, тем более, девятый век. Девятый век! Торгуйся – и больше я ничего не скажу.

– А что получит твой школьный друг?

– Ему оплата с той стороны. Ты об этом не думай.

Димедрол нахмурился, и весь ушел в себя, перебирая мысли. Моня молчал. Закурил сигарету.

– Открой окно, Саша. – Тот открыл. – И не кинь бычок на пол. Новые ковры.

Проскочили проспект Генерала Ватутина, свернули на Братиславскую… Лесной проспект…

– Ох и дебри, Вова, – заволновался Димедрол.

– Здесь живут одни работники МВД.

Въехали в район дач. Потом в лесопарк на узкую, бетонированную дорогу.

– Лучше бы мы встретились у меня, – продолжал нервничать Дима.

Свернули на развилке и подъехали к красавцу особняку высотой в три этажа.

– Смотри внимательно и запиши адрес, если ты такой нервный. Кругом коттеджей – штук пятьсот. Тут народа – как на Крещатике, – сказал Седой сжавшемуся Димедролу.

– Все нормально, Дима, – вставил слово Моня. – Ты чего? Кругом валом людей. Вон, видишь, вдали еще один домик виднеется. Мы что, золото везем?

– Саша, ты ствол взял?

– Нет.

Димедрол резко повернулся к Моне, сидящему сзади.

– А почему?

– Я что – больной? А менты?

– Так мы вообще без ничего?!!

– Дима, у тебя паранойя. Это пройдет, – сказал Вова Суворов и вышел из машины. Вытащил мобильный телефон. Набрал номер. Ответили.

– Береза, мы у твоей двери. – Спрятал телефон в карман.

Димедрол и Моня вышли на свежий воздух. Стали рассматривать дачу.

– Круто, – оценил Саша Маринин.

Дверь в заборе открылась, и появился небольшой, полненький еврейчик. Поздоровались. Седой представил всех друг другу. Затем прошли в дом мимо большой афганской овчарки, которая безразлично глянула на них и отвернулась. Расположились в холле, на первом этаже. Димедрол успокоился, и настроение его опять поднялось.

Миша Береза (Михаил Березовский), специалист по антиквариату, любил свое дело и относился к нему серьезно. В парке, возле гостиницы «Барселона», где собирался по определенным дням антикварный мир бывшего СССР, не светился. Он совершал только крупные сделки. И только дома. Такая стратегия была ему по душе. Клиентура сложилась постоянная, и все происходило без нервов и кидалова.

Жена принесла кофе и пирожки.

– Ну, где ваш образец? Спросил Миша, уткнувшись увесистым носом в чашку кофе.

– А где покупатель? – намекнул на несоответствие торговой ситуации Дима.

Миша глянул на часы.

– Сейчас они будут. Вы приехали на десять минут раньше. Пейте кофе. – И снова уткнулся носом в чашку.

– Миша, там все нормально? – спросил Седой.

– Вова, что ты имеешь в виду? Вы у меня дома!

– Изделие в машине, я потом схожу, возьму, – сказал Дима и вытащил несколько фотографий. – А пока посмотрите вот это.

Миша взял фотографии и стал внимательно разглядывать. Снял с полки толстый справочник и стал его листать. Все молчали. Седой странным взглядом посмотрел на Димедрола.

– Византия… Византия… – бормотал Береза себе под нос, уткнувшись в книгу. – 1132 год? Или 888-й?

– Восемьсот восемьдесят восьмой, – уверенно уточнил Донцов. – Микроклеймо на рукоятке, там видно.

– Неизвестно… Неизвестно… – Отложил справочник в сторону. – Хорошо, это, в конце концов, проблема покупателя. – Посмотрел на Донцова. – Я вам верю, что 888-й. Поверит ли он? – И опять толстым носом в чашку…

– Миша, а кто он? – не совсем дипломатично спросил Седой. Зазвонил мобильный телефон. Береза взял трубку. Выслушал и ответил: «Да. Иду».

– Вот и наши друзья! – и вышел во двор. Через пару минут вернулся, пропустив перед собой двух человек. Стал представлять: «Норберт»

Норберт со всеми познакомился. Это был парень лет тридцати. Среднего роста, худощавый и жилистый, как пружина, флегматичный блондин с проблесками холерического характера. В руках серебристый кейс. Второго звали Мишель. Его представил Норберт. Мишель оказался парнем высокого роста, тоже худой, с длинными, аккуратно подстриженными волосами черного цвета, и с глазами гюрзы. Это подметил про себя Димедрол, как бывший герпетолог. Одет он был в черный костюм. Пиджак расстегнут.

Сели. Закурили.

– Дима, – мягко сказал Норберт. – Можно посмотреть?

Димедрол с невозмутимым видом протянул фотографии. Седой отвернулся. Покупатель вопросительно глянул на «антиквариата» Донцова, потом на сумку Мони.

– В машине, – сказал Димедрол и показал рукой. – Я потом принесу.

Стали смотреть фотографии. Мишель особо не разглядывал. Глянул мельком и вытащил еще одну сигарету. Спросил.

– Он у вас давно?

– Давно. С сорок пятого года. Подарок из Германии.

– Какая, я бы хотел уточнить, ориентировочная цена? – ненавязчиво упомянул Димедрол о сути всей встречи.

– Мы бы хотели взглянуть на изделие, – улыбнулся Норберт.

– Я принесу, но если расхождение в цене будет слишком радикальным, зачем даром ходить? – выговорил длинную фразу Дима и, затянувшись сигаретой, невозмутимо глядел на контрагентов.

– Сколько хотите вы, при условии, конечно, что это девятый век. Извините, но обычно цену назначает продавец.

– Я бы хотел сто.

– Что – сто? – полюбопытствовал Норберт и взял в руки чашечку с кофе.

– Евро. Можно доллар, но тогда – сто двадцать.

– Я не понял, как это – сто? – незаинтересованно спросил Мишель.

– Сто тысяч евро.

В гостиной воцарилась тишина. Седой уставился в потолок. Береза отложил недожеванный пирожок. Моня глядел в окно.

Дима слышал о наполеоновском принципе: требуй невозможного – получишь максимум. Но! Но тут он вдруг своим внутренним чутьем почувствовал… что занизил. Это читалось во взгляде Норберта, хотя внешне он изумленно стал глядеть на Димедрола. Моня стал авторучкой, лежавшей перед ним на столе, водить по бумаге каракули, рисовать чертиков…

– Сто тысяч евро?!! – пораженно спросил покупатель.

– Плюс комиссионные. Итого: сто десять.

Норберт сбил пепел в пепельницу и стал глядеть на Димедрола. Спросил.

– Вы хотите за этот клинок сто десять тысяч евро?

– Естественно наличными.

– Я согласен на двадцать пять. Если это не подделка. У нас с собой лазер, мы проверим.

– Вова, поехали. Я же говорил, что сюда брать ничего не нужно. Вещь заберут итальянцы. Мы рискнем.

Седой встал. За ним Моня.

– Приятно было познакомиться, надеюсь, мы еще встретимся в другой раз, – стал раскланиваться Димедрол.

– Дмитрий, успокойтесь. Присядьте. Мы же торгуемся, – сказал Мишель.

Все снова расселись в кресла.

– Надеюсь, мы все же найдем приемлемую середину, коллега? – спросил Норберт. Уступайте, цена малореальная.

– Малореальная для кого? Цена всем нам известна очень хорошо. Настоящая цена, – стал прогонять на ощупь свои догадки Димедрол. – Но я не… я не жадный. Сто десять – это очень, очень меньше, чем половина! Очень меньше. Верно, Норберт? Верно.

Тот молчал и курил сигарету. Мишель стал смотреть на него. Димедрол принялся увлеченно пить кофе. Береза дожевывал пирожок. Покупатель спросил: «Можно я позвоню?» – «Можно», – разрешил Дмитрий Донцов. Норберт вытащил телефон и, набрав номер, стал говорить с кем-то такими фразами, что ничего нельзя было понять. Спрятал телефон.

– Я согласен.

– Мы бы хотели увидеть деньги, – сказал Дима, не веривший сам себе, что проворачивает сделку с такой непостижимой суммой. Норберт открыл кейс и показал ряды пачек сотенных купюр евро. Закрыл кейс.

– Теперь, я надеюсь, смогу увидеть изделие? – улыбнувшись, спросил он.

– Я сейчас, минуту. Вова, дай ключи.

Седой дал, продолжая глядеть странным взглядом на Димедрола. Дима вышел из комнаты, миновал флегматичную овчарку, открыл машину, сел и стал думать. Думал не долго. Кровь Данилы Донцова была в нем представлена в достаточном количестве. А дед дураком не был, хоть и лез под пули. Дмитрий вытащил из своей сумки длинную, узкую картонную коробку и, взяв ее в руки вернулся в комнату. Сел в кресло. Положил коробку на колени и посмотрел на покупателей. Сказал, похлопывая по коробке.

– Ну, я думаю, у нас все пройдет хорошо, верно?

– Верно, верно. Вынимайте, – сказал Мишель, полез в карманы пиджака и неожиданно вытащил сразу два пистолета «ТТ», вскочил и стал у стены, направив стволы на сидящих контрагентов. Лицо его не изменилось, только взгляд стал еще больше похож на взгляд гюрзы. Двумя щелчками взвел курки.

– Патроны в стволе, – уточнил. – Кейс, быстро, сюда, ко мне, на пол. Кинжал тоже.

По лицу Норберта было видно, что он не в деле. Покупатель побелел, а это не разыгрывается и молча, окаменевшим взглядом, как кролик смотрел на своего напарника. Кое-как сказал сдавленным голосом: «Мишель…» Тот направил один из пистолетов конкретно в лоб любителя старинных изделий. Сказал.

– Кейс сюда! – Махнул стволом пистолета. Норберт взял чемодан и вытянутой рукой поставил его у ног Мишеля.

– Кинжал! Давай, парень… Не нервируй меня.

Дима встал и понес коробку.

– Медленно ложи. Сначала открой.

Димедрол нагнулся, ложа коробку на пол возле ног налетчика и неожиданно, резким движением, ударил ею между ног любителя пошутить с оружием. В коробке лежала стальная болванка. И в долю секунды Дмитрий Донцов исчез в окне особняка, выбив его вместе с рамой. Такова была психоэнергетика реакции на эдакую подлость. Вслед ему полетели пули. Гюрза успела выстрелить шесть раз из своих пистолетов и согнулась, теряя сознание, у пола. Навел стволы на оставшихся в комнате участников сделки. В глазах все поплыло.

– Все на пол! – прохрипел. – Быстро!

Седой лег на ковер, за ним хозяин дома с женой и бледный Норберт. Лег и Моня. Мишель кое-как поднялся, взял в руки кейс и поплелся к выходу, не сводя оружия с лежащих на полу. Овчарка умиротворенно проводила его взглядом. Но, дойдя до ворот, упал без сознания от боли. Лжекинжал Дмитрия Донцова выполнил свою миссию.

Моня, наблюдавший в окно за грабителем, быстро выскочил на улицу, перепрыгнул через овчарку и, нагнувшись над поверженным Мишелем, забрал оба пистолета. Потом поднял кейс и вернулся в дом. Норберт, Седой и Береза молча глядели на него, еще полностью не придя в себя.

– Ну что, – сказал Александр Маринин. – Сдадим этого козла бандитам?

– Да, ты прав, – ответил Владимир Суворов и, вытащив телефон, набрал номер.

Димедрол, с кинжалом на спине, несся по кустарнику как уссурийский тигр по таежной тропе. Шесть пуль, просвистевших над его головой, рисовали в воображении картину: расстрелянный в упор Моня, мертвый Седой, и их тела, распластанные на мохнатом ковре среди разбросанных гильз. Но отдать кинжал просто так? Не-ет. Дед убил бы Димедрола за одну только такую слабохарактерную мысль! Спасибо Вове за хорошую организацию торговли…

Промчавшись около километра, Дима стал сдавать, спотыкаться и, выскочив из кустарника, неожиданно оказался перед высокой каменной стеной какого-то особняка. Ну и, слава богу! Здесь уже никто не достанет. Рядом люди. Он сел на траву прямо перед стеной, чтобы отдышаться. В какую сторону бежал? Не помнил совершенно. Но главное – кинжал за спиной, на месте. Фарт! Все верно дед говорил!

Ей дали лизнуть жабу. По латыни называется rekekus monakus. Лягушка выделяет психоделический галлюциноген, вызывающий временную антипаранойю, наводящую на установленную заранее цель. Страх исчезает полностью. Этот способ использовали еще сто веков назад индейцы Южной Америки в побоищах между собой, – проговорила Леся, с ненавистью глядящая на брюнетку, привязанную к стулу.

– Ты откуда все это знаешь? – удивленно спросил ее резидент.

– Ахмед, я же закончила медицинский факультет. У меня была тема дипломной работы «Криминальная химиотерапия народов мира». У этой стервы зеленый ободок вокруг зрачка, посмотрите. От этого и взгляд такой бешеный. Через пару часов этот симптом исчезнет, и она будет приходить в себя сутки. Возможно, не выживет.

Леся, Ахмед и Мойша сидели напротив киллерши и изучающее глядели на нее, каждый думая свое. Та смотрела на них, не отводя взгляда, излучающего фатальный блеск. Черные глаза, твердый обвод губ, широкие скулы волевой, активной лесбиянки.

Нет, не похоже на лягушку. Это характер (мысли Мойши)

Симпатичная стерва, ничего не скажешь. С такой можно под настроение… (мысли резидента)

Было бы можно, порезала ножом на части… (мысли Леси)

Дама была явно только наполовину нерусская. Эти смеси еже известны.

– Ну, ну… – начал резидент. – Что же ты нам скажешь?

– Не будьте наивным, шеф! Она просто так ничего не скажет, – проговорила секретарь.

– Да я понимаю… Но кто ее знает, что у нее в башке? Может, сообразит, что есть возможность остаться в живых. Итак, для начала… Мадам, вы знаете, что вас ожидает в случае нашего плохого настроения?

– Мадам!.. – тихо ужаснулась Леся.

– … Внятно и спокойно отвечайте, кто заказал весь этот карнавал.

Говорили на английском языке.

– Кто тебя нанял, дура? – спросил по-русски негр.

В ответ – тот же взгляд.

– Чего терять время? – спросила Леся.

Она взяла со стола утюг, приложила его к лицу киллерши и включила в розетку. – А теперь можешь молчать. А мы пока поговорим – как ты будешь выглядеть через пять минут. Молчи, молчи… – Леся поставила регулятор мощности в максимальное положение. Связанная зашевелилась. Очевидно, галлюциноген был не в состоянии подавить нимфосоставляющую мотоциклистки.

– Уберите утюг, я стану говорить, – низким голосом на английском языке сказала она.

– Вот видишь, как просто, – обратилась Леся к резиденту, отложив в сторону утюг. – Красота – страшная сила. – Она похлопала по лицу снайпера и отошла на свое место.

– Я буду говорить только с одним человеком.

– И с кем же? С Майклом Джексоном? (Леся)

– Что ты имеешь в виду? (Мойша)

– Вы хотите конфиденциально сообщить информацию? (резидент)

– Я буду говорить только с одним человеком…

Резидент внимательно поглядел на нее и предложил всем, чтобы они вышли.

– Хорошо, – сказал негр. – Но потом я тоже с ней поговорю наедине.

Леся, вся вне себя, выскочила из комнаты. Мойша вышел следом. Дверь закрылась. «Валаам!!!» – закричал Мойша. «Принеси выпить!!!»

«Даа! Даа!» – появился словно из под земли Валаам. – «Выпить? Воодка?» – «Пиво, Валаам. Неси „Оболонь“. Только не говори, что ее у тебя нет». – «Еесть, еесть! Оболоонь! Еесть!» – «Так неси же, черт нерусский!» Валаам убежал.

– Леся… Извините, я ничего не заказал вам.

– Я пью «Оболонь».

– Это хорошо. Там много витамина бэ.

Они сидели в креслах, в небольшой комнате. На стене висел монитор охранной системы особняка. Экран был разделен на четыре части, и каждая показывала свой участок. Валаам принес «Оболонь». Стали пить пиво и смотреть в монитор. Вдали виднелся чей-то участок; дорога, уходящая вдаль от ворот; муха ползала по видеокамере, заняв пол экрана; кусты черной смородины, плотно обступившие здание…

– Ваш шеф достаточно либерален, – заметил Мойша. – Можно подумать, что не она стреляла в него, а наоборот.

– Нет, вам так только кажется. Он словами выражает не все чувства. Восток – дело тонкое. Когда нужно – он действует, как положено. Я немного его понимаю… Зачем и в самом деле сразу ломать ей руки?

Чернокожий немец посмотрел на воинственную секретаршу слегка удивленным взглядом.

– Ломать руки? Ну, вы даете…

– Если бы она так долго гоняла по Киеву вас, возможно мнение было бы другое. И… она нечего не расскажет. Без воздействия.

– Ну, вы же на нее воздействовали.

– Мое воздействие нужно подтвердить действием.

– Да, в общем, я с вами согласен. Подругу гранатометчика жалеть глупо. Кто в тебя пулей – ты в него хлебом? Это отпадает. Надо пустить через нее двести двадцать вольт. Для начала.

– Хорошая идея!

– Потом кинуть в кипяток…

– Мойша, шутки сейчас неуместны.

– А кто шутит?

Кустарник на экране монитора неожиданно зашевелился и из него вышел человек. Посмотрел почти прямо в камеру, огляделся и сел на траву. Мойша с любопытством наблюдал за ним. Грибник, наверное.… Нет, бомж скорее.… В руках ничего нет, какой-то измученный, тяжело дышит.… Впрочем, стоп, стоп, стоп… Негр встал и подошел вплотную к экрану. Молча смотрел, смотрел…

– Этого не может быть, – проговорил. – Таких совпадений не бывает!

– Что случилось? – удивленно спросила Леся. Мойша протянул в ее сторону руку с поднятой ладонью, ничего не говоря. Негр узнал хозяина кинжала, которого очень хорошо запомнил в баре, где их группу избили. Что он делает здесь, у Валаама? Это все очень подозрительно! И вообще, не совсем ясно, какую игру ведет арабский представитель разведки. Ахмед мягковат, а это наводит на размышления. Но неоспоримо одно – если будет найден византийский клинок, то все уезжают домой в Германию. А вот арабскому резиденту спешить некуда. Он здесь работает и живет. Да баба под боком такая, что все за него решить может. Зачем же домой в пустыню?

– Леся, извините, я пройдусь, проверю, что это за человек.

Вышел во двор, нашел дверь, открыл засов и шагнул за забор. Пошел вдоль него на цыпочках, крадучись, словно ловя зайца. Вот он, – сидит. Травинку жует. Вид какой-то загнанный, словно пробежал марафонскую дистанцию. Тихо ступая, Мойша подошел к Димедролу сзади.… Постоял пару секунд в размышлении… И… похлопал его по плечу. Тот дернулся, как от разряда тока в тысячу вольт и резко повернулся к Мойше. Негр был больше Дмитрия в два раза и, схватив его за плечи, не давая возможности вырваться, уставился на того, как на кролика. Негр смотрел на Димедрола, Димедрол смотрел на негра… Секунда, другая.… Узнал.

– Слушай, давай без шуток, друг, – сказал спокойным шепотом Мойша. – Ответь мне, что ты тут делаешь?

– Собаку выгуливаю, – не растерялся перепуганный Дима, хорошо помнивший этого черного громилу. – Питбультерьера, вернее двух… Вон они, в кустах бродят.

– Ну, позови своих собачек. Чего молчишь?

Димедрол неожиданно для себя задал туповатый, не совсем к месту, вопрос:

– Откуда вы так хорошо говорите на русском языке?

– А у меня мама и бабушка – русские. Что – не похоже?

– Да, похоже, похоже… Я думал… вообще-то, что вы не местный.… Ну, а так – свой парень. Правда, подрались немного по пьянке – так все же бывает! Ты, наверное, родом с Подола? Я и припоминать тебя начинаю. Помню, в детстве бегал такой маленький, черненький… – Замолчал, глядя в глаза Мойше.

– Кто?

– Ммм… Украинец!

– Ха-ха. Мне нравится твой любопытный юмор, собаковод. Послушай теперь меня. Ты помнишь, из-за чего была драка в кафе? Помнишь. Но учти, я у тебя ничего не крал. Вот своему знакомому ты морду бил не зря. А мы – совершенно не причем. Мы покупатели.

– Ну, ну…

– От нас сбежал тот Игорек.

– Сбежал и от нас.

– А ножик остался у тебя.

– Это что, твоя вещь?

– Нет, нет, нет! – быстро проговорил Мойша. – Я не об этом. Вещь твоя. Но. … Как бы это тебе сказать…

– Ты приехал за кинжалом из Нойенхагена? – мрачно спросил Дмитрий Донцов и его дед, выглядывающий из глубины души.

– Тебе знаком Нойенхаген? – удивленно спросил негр.

– Да, это мой любимый немецкий город. У меня есть открытки всех красивых мест. Мой дед сфотографирован на площади Вагнера. Он там… прославился в… 45-ом. У него там был хороший друг – священник.

– У меня в Нойенхагене много родни, – ностальгически сказал Мойша. – Мать, бабка… Покойная уже. Мать то сама из Бердичева…

– И моя мать из Бердичева, – удивленно проговорил Димедрол. – Она там родилась. Жила на улице Карла Маркса. Сейчас такой улицы уже нет. Потом, когда родился я, приехали сюда, в Киев.

Негр напряженно-удивленно глядел на собеседника.

– Как тебя зовут?

– Дмитрий. Дима.

– А меня зовут Мойша. Но я не еврей.

– Да, я вижу…

– Слушай, Дима. Моя мать тоже жила в Бердичеве на улице Карла Маркса. Я это знаю. Она часто вспоминает молодость и хочет уехать туда. Иногда хочет.

– Скажи, так может мы еще и родственники? – серьезно спросил Дима, начиная подозревать подвох.

– Да нет, тут уж вряд-ли…

– Друг, давай, может, выпьем? – предложил Димедрол, потерявший психологическую ориентацию из-за многочисленных стрессов.

– Я то не против, но выпить ничего нет. Это не мой дом. Ты скажи Дима… Может, продашь кинжал мне?

Димедрол сразу замкнулся и ушел в себя.

– А где я его возьму? У меня этой штуки давно нет. Продал.

– Десять тысяч евро.

– Да продал, говорю. На базаре, в прошлое воскресенье.

– Пятьдесят тысяч.

– Купил итальянец. Увез в Венецию. Повесит у себя над камином.

– Семьдесят тысяч.

– Впрочем, камина у него нет. Он еще хочет его пристроить…

– Сколько – скажи сам.

– Сто одиннадцать тысяч евро.

Мойша помолчал.

– Это много.

– Много тому – кто покупает. А тому, кто продает – мало.

– Я должен позвонить. Ты не против?

– Звони.

Мойша набрал на своем телефоне длиннющий номер. Ответили. Стал говорить на немецком языке. Димедрол пытался уловить интонации. Негр закончил разговор и спрятал телефон.

– Мы заплатим такие деньги, но ты напишешь расписку о получении.

– Отпадает. Никаких расписок. Впервые слышу о каких-то расписках. Я что, в долг деньги беру? Не-ет, так я не согласен. И вообще…

– Хорошо, хорошо, Дима. Но тогда оставишь два отпечатка с двух пальцев.

Димедрол подумал, быстро прогнал в голове криминальные последствия оставленных отпечатков и, решив, что отпечатки можно снять и силой и хитростью, ответил.

– Согласен. Где твои деньги, Мойша? И отпусти меня…

Негр еще автоматически держал двумя руками Димедрола. Отпустил.

– Слушай меня внимательно, Дима. Ты сейчас вызываешь такси, мы едем ко мне домой, ты ждешь в машине, а я беру деньги. Пока все нормально?

– Пока да.

– Затем, мы едем туда, куда скажешь ты, и я жду тебя. Потом делаем обмен, прямо в машине. Вот и весь вариант. – Мойша вытащил мобильный телефон и протянул его Донцову. Димедрол, которого только что так подло чуть не убили, думал одно: поскорей уехать из этого лесного района. Он взял телефон, узнал по 09 номер диспетчерской автопарка, затем спросил:

– А где мы?

– Ты что, не знаешь где мы?

– Скажи мне ты.

– Я забыл.

– Придется пройтись пешком, Мойша. Я тут немного заблудился…

Шли километра полтора и, наконец, появилось что-то наподобие улицы. По крайней мере, пара домов стояла. Донцов прочитал на ближайшем коттедже: «Новолесная, 1». И вызвал такси по этому адресу. Ждали не так уж долго. Минут десять. За это время Димедрол выкурил две сигареты. Наконец подъехала красная «Мазда» с громилой, не меньше Мойши, за рулем.

– Куда ехать? – лениво осведомился шофер.

– Константиновская 66, сказал Мойша.

«Мазда» рванула с места и помчалась по кочкам. И Донцов и неизвестной фамилии немец, нервничали. Проехав мост метро, водитель повернул налево.

– Это ты куда, друг? – напряженно спросил Мойша.

– Там перекрыто. Объезд.

Попетляв по дорогам Киева, «Мазда» вскоре выехала на Подол и помчалась по улице Константиновской.

– Шестьдесят шестой, – сказал водитель, останов автомобиль возле дома.

– Дима, – тихо сказал Мойша. – Дай мне слово, что сделка состоится. Ты же видишь, что я один. Если ты хочешь уйти, то уйди сейчас и попусту не гоняй меня туда – сюда.

Донцов глядел на чернокожего земляка и думал: раритет то все равно продавать надо. Нерусский обещает фантастические деньги. Где он еще так дорого продаст клинок? Нигде не продаст, это ясно. Вова Седой уже помог… Больше связей нет. Похоже, что этот черный в самом деле собирается уплатить. В конце концов, они днем, в центре Киева, водитель рядом…

– Иди, друг, – проговорил Димедрол. – Я буду ждать. За такси платишь ты.

Мойша вышел из машины и исчез в переулке. Его не было десять минут. Наконец вернулся со спортивной сумкой на плече. Сел в машину.

– Поехали, – сказал Донцов водителю. – Прямо вперед и помедленней.

– Ну? – тихо спросил вспотевший Дима. – Где деньги?

Мойша открыл сумку и показал лежавшие в ней пачки евро.

– Куда едем теперь? – настороженно спросил немецкий агент.

– Прямо вперед, – сказал Донцов, снял куртку и вытащил из-за спины сверток. Развернул. Тихо проговорил:

– Внимательно смотри в моих руках.

Мойша изучающее стал разглядывать византийское холодное оружие. Увидел год, увидел клеймо и, наконец, убедился, что это тот же самый экземпляр, который показывал ему Аттар.

– Все понял. Я это беру, – и начал вынимать из сумки пачки по десять тысяч. Сверху положил две пятисотенные купюры. – Сто одиннадцать ровно, – произнес шепотом и, вытащив из сумки квадратную коробку, открыл ее и объясняюще дотронулся до большого и указательного пальцев Димедрола. В коробке лежала матовая пластиковая пластинка.

– Не спеши, земляк, успеем, – ответил Донцов и стал просматривать пачки. Просмотрел несколько штук и рассовал все по карманам куртки. Протянул руку и оставил в коробке негра два своих отпечатка пальцев. Кинжал вручил Мойше.

– Теперь будет фартить тебе, – сказал. – С меня хватит. Остановите, пожалуйста, здесь, – обратился к водителю. Машина стала. Дима вышел из нее. Посмотрел на нового хозяина клинка.

– Ну, привет брат! Удачи!

Немецкий негр Мойша помахал в ответ рукой. Машина развернулась и помчалась в обратную сторону.

 

Глава 43

Оперативную группу, занимавшуюся расследованием инцидентов на улицах Наберечно-Крещатская, Набережное шоссе и Почайницкая, объединенных в одно уголовное дело, возглавлял полковник Дубина.

Он сидел в своем кабинете, оформленном в так называемом стиле «евроремонт» за столом из искусственного чёрного дуба. Курил сигарету «Мальборо», не имеющую никакого отношения к этой производящей фирме и смотрел в квадратное окно, закамуфлированное под арочное, на площадь, где стоял памятник человеку не совершившего того, что ему приписывала история. Дубина думал. Гранатомёт на Подоле – такое было впервые после форсирования Днепра в 1943 году. Пулемётные очереди на Почайницкой улице – аналогично. Полковник не сомневался в настоящих, на его взгляд, причинах подобных экстремальных происшествий. Глобализм. Вот и весь ответ. Это главная картина накатывающейся уголовной волны. Когда шестнадцатилетний паренёк собирает пустые бутылки, чтобы купить пирожок, а его сверстница едет по Крещатику на «Нисан» последней модели, пропитанная кокаином и не знающая чего хотеть – не жди покоя на улицах. Это полковник понимал. Но в глубине души и для себя лично. Не понимал он другого. Зачем совершать подобные акты в столь людных местах, привлекая этим внимание всего мира к своим действиям и к нему, полковнику Дубине, – лично?

Дело было сложное, хотя улик – сколько угодно. Перспектива просматривалась в виде зависания, и надолго. Одна зацепка – дипломат из консульства. Автомобиль «БМВ 745», фигурирующий во всех трёх делах, принадлежит ему. Следствие выяснило, что машина была угнана в день преступления. Сам Хусейн (фамилия дипломата) находился в Крыму, в гостях у крымских татар. Они подтвердили этот факт. Алиби, так сказать.… Но всё равно, смутно прорисовывалась убедительность…

В инциденте погибло шесть человек. Немыслимые жертвы! Одна из жертв – мотоциклист, сбитый чёрным джипом. Этот автомобиль сейчас ищут по всей Украине. Номер машины определён, к сожалению, не был. Выдвинута версия, что этот джип подобрал пассажиров «БМВ» и скрылся. В розыске находился второй мотоциклист-киллер. Который оставил свою машину на дороге. Один киллер убит, второй исчез, потенциальные жертвы тоже пропали, свидетелей нет. Радиорейнджер, автолюбитель, работавший на FM станцию, дома не появился. Сделал в прямом эфире сообщение о преступлении и как в воду канул.

Дубина закурил ещё одну сигарету. Такие дела он не любил. Его подставили, рекомендовав возглавить группу.

Вторая жертва – продавец магазина на углу Спасской улицы. Кумулятивная граната, миновав автомобиль дипломата, попала прямо в него. Ещё два человека погибли в перестрелке возле Ильинской церкви, на улице Почайницкой. Ещё двое – водитель «Мерседес S 55» и его напарник, стрелявший из пулемёта «УЗИ». Этих расстреляли телохранители коммерсантов приехавших на воскресную службу. Шесть человек за один день в одном районе. Такого в Киеве не было очень давно. Естественно, дело под контроль взял Генеральный прокурор. Ещё в стадии расследования дело о тройном убийстве в Покровской церкви, а тут являются такие весёлые производственные новости. Значит теперь ты, Дубина, под полным контролем. Приятного мало. Надо срочно искать. Искать, на кого свалить всех этих покойников. Арабу пальцы в двери не зажмёшь – дипломатическая неприкосновенность. А всех остальных поставщиков информации давно выжали как лимон, а толку – ноль. Отпечатки пальцев киллера с «Хонды» и стрелков из «Мерседеса» ничего не дали. В банке данных их не было. Коллеги из сопредельных стран тоже помочь ничем не смогли. Но по внешности все с востока. На груди всех троих висели платиновые медальоны в виде тринадцатиконечных звёзд. Что наводит на мысль о принадлежности к религиозной группировке или секте. Такая звезда также имелась у каждого из троих на плече, в виде татуировки из тринадцати звёзд. Отдел имидж-анализа вплотную занимается этим вопросом. Металлисты, сатанисты, рокеры… Всех поголовно проверяют. Тринадцать звёзд? Столько было штатов в США в момент образования этой страны. Есть ли связь? Пока не ясно. Но в США всегда было много проблем и, похоже, они их начинают экспортировать. Здесь, на Подоле, тринадцать звёзд неуместны. И это надо дать понять достаточно веско.

Полковник докурил сигарету и разложил на столе все имеющиеся материалы. Ещё раз поглядел. Вздохнул. Вообще-то косвенная информация уже появилась. Осведомители из Киево-Могилянской академии доложили, что ректор этого университета носит перстень с камнем в оправе из тринадцати золотых лепестков. Мда… Уже проверяется, но неубедительно всё как-то… А вот информаторы из Киево-Печерской Лавры сообщили, что тринадцати конечную звезду, как символ, истинное Киевское духовенство отрицает. Истинное – это чёрномонашество. Духовики, так сказать. Они же уточнили, что хотя такая звезда и не символ Сатаны или ереси, но след так называемых Ангелов-Наблюдателей, в своё время совращавших наших, мирских девушек и от которых шло странноватое потомство. Всё это цитируется по ветхозаветному пророку Еноху, сведения которого официальная церковь апокрифирует, то есть отрицает. А вот монахи уточняют, – инкогнито, правда, – что был Енох, были Наблюдатели и есть их следы до сих дней и одним из следов является тринадцати конечная, так называемая Лунная звезда. «Просьба не ссылаться» – в конце докладной. Вот такие пироги. Полковник Дубина задумался. Он не был готов использовать Библию в уголовном деле, и поэтому раздвоение мыслей в его голове всё сильнее и сильнее уплотняло накапливающийся стресс. Дубина решил просто не верить монахам, и решить, таким образом, проблему. Но если бы это было всё. Сразу же после начала следствия пришел запрос из секретариата Московского Православного Синода по поводу тех же звёзд. Интересовались деталями следствия и личностями носителей апокрифов. Ссылались на собственное расследование, но дать информацию этому поводу отказались. Не дал её и полковник. От Москвы, как и от Вашингтона, одни проблемы.

И дело стояло как телега, запряженная лошадью с тяжёлого похмелья.

Полковник привык решать уголовные дела традиционно – докладами информаторов, которые были внедрены везде, во всех социальных слоях. От бомжей до депутатов. Но в этот раз отложенная система стукачей не срабатывала. Даже агенты самого глубокого укрытия, – бандиты, которым можно всё, – не могли ничего сообщить. Организаторы нетрадиционного покушения и неведомые несостоявшиеся жертвы, сумели уберечь свой круг общения от ушей полковника Дубины.

Мысли начальника опер группы витали уже совсем далеко, когда зазвонил телефон, стоявший на столе. Поднял трубку:

– Дубина на проводе.

– Подвижки есть?

– Стараемся, пан генерал…

– Что выяснили со звёздами?

– По всей видимости, знак, объединяющий бандитскую группировку, не более.

Медленным, стальным откатом:

– Вы немного ошибаетесь, полковник.

– Я… я… мы работаем.

– Тринадцати конечные звёзды связаны с международной террористической организацией. Так называемый Чёрный легион. Вы о нём слышали?

– Нет, у нас в делах подобное название не проходило.

– При чём здесь дела? Вы лично о нём слышали?

– Нет, – упавшим голосом ответил полковник.

– Это не удивительно, не расстраивайтесь. Считалось, что Чёрный легион, то есть Секретная конфессия, это выдумки журналистов. Я сам только что узнал конкретно об этой группировке от коллеги из Москвы. Они совсем недавно вышли на след этих звёзд, в связи с каким-то таинственным уголовным делом под названием: «Дело попов». Название рабочее, естественно. Так вот, пропали священники из Московского Патриархата, несколько человек. Вместе с охраной и самолётом. Улетели на какие-то переговоры – и с концами. Выяснено, что тема переговоров, предположительно касалась Чёрного легиона и его влияния в мире. Там серьёзные дела творятся, в Москве. А это говорит о том, что зараза может перекинуться и сюда. Эта конфессия хоть и секретная, но в Киеве эти секреты должны быть рассекречены! С этой минуты бросай все силы на поиски. Нам ещё не хватало здесь международного терроризма! Петро, ты понял?

– Есть, пан генерал, – уныло проговорил полковник. Всё. Влип. – Все силы будут брошены на поиски этих звездоносцев… Подкрепление будет?

– Да. СБУ даёт ещё десять человек.

– Это хорошо…

– Ну, Петро, давай.… Не подведи меня! – Пип, пип, пип, пип…

Дубина положил трубку. Вызвал помощника.

– На десять вечера всеобщее собрание. Микола, отвечаешь лично, – чтобы были все до одного человека.

И задумчиво стал глядеть в окно, закурив сигарету. Тринадцатиконечные звёзды, связанные с Библией, разыскиваются при участии агентов СБУ? Эдакого Пётр Дубина представить не мог и в похмельном сне. Что искать? Этих звёзд, сколько хочешь конечных, лежит валом на всех барахольных прилавках по всем рынкам. И висят эти железяки на всех бродягах в кожаных куртках. Или они тоже террористы из Чёрного легиона?

Опять зазвонил телефон.

– Дубина на проводе.

– Петро, я слышал, ты там какие-то звёзды ищешь? – проговорил басом прокурорский голос.

– Ищу, Иван Григорьевич, – вздохнул полковник.

– У нас два свеженьких трупа выловили из Днепра. Похоже, что обоих задушили или, может, сами повесились. На плече выколоты звёзды. И серп с молотом.

– Нет спасибо; это нам не подходит.

– Ну, смотри. Меня просили тебе подсобить, если что. Советом.

– Спасибо, Иван Григорьевич…

– Вот я и подсобляю!

– Звезды нам требуются аж тринадцатиконечные.

– Ну, так они и есть тринадцатиконечные. Кругом размалёваны.

Полковник сильнеё прижал трубку телефона.

– Кругом? А сколько штук в круге? Сколько всего там звёзд?

– Погоди, сейчас посчитаю по фотографии.… Так.… Так.… Тринадцать кажись.… Да, тринадцать.

– А серп и молот?

– Да то я пошутил…

– О, господи! Утоплённики мужчины?

– Нет, не бабы, молодые мужики, лет по тридцать. И, по-моему, оба нерусские, нехристи. Чеченцы или японцы. Или грузины или абхазы. Разберёшься, коли треба.

– Иван Григорьевич, я шлю людей!

– Шли, Петро, шли.… Пусть поглядят на звёзды.

Трубку положили. У Дубины сразу мелькнула мысль-догадка: убрали гранатомётчика с напарником. Серьёзные, видать, парни – этот легион! Столько народа использовать в операции – и никаких следов, одни звёзды. А ты, Дубина, ищи эти следы. Ох, чёртовая протекция.… Но движение вверх пообещали реальное. В случае раскрытия. Намекнули, точнее.

Полковник набрал по телефону номер и дал команду группе криминалистов выехать на обследование задушенных утопленников. Может, что ни будь, прорисуется? Плохо без информаторов. Надо думать самому. Придётся как-то воздействовать на этого Хусейна. По крайней мере, обеспечить круглосуточное наблюдение, прослушивание, отслеживание факсов, электронной почты, поставить под наблюдение спутника мобильный телефон, если разрешат… Штатные хакеры есть. Пусть залезут в файлы посольства. Расследованию это не повредит, и другого пути всё равно нет. К вечеру соберется вся информация по чёрным джипам. Возможно, что-то проскочит там. И обязательно, сегодня же, опросить киевских специалистов по татуировкам. Выяснить, что они знают о тринадцатиконечной звезде. Возможно, кто-то заказывал подобное украшение на теле.

Дубина стал воодушевляться, – прорисовывался объём работы.

И не забыть, – сделал пометку в журнале, – дать в газеты объявления типа: «Ищу пропавшее кольцо с тринадцатью звёздами». Поставим номероопределитель… Может, кто клюнет, примет за шифровку.… И всех, кто позвонит – в наручники и в камеру! А как ещё работать в таких условиях? Думай, Дубина, думай.… Затянулся «Мальборо». Генералов просто так не дают! А на пенсию увольняют за один день. Раз, – и нет Дубины, полковника МВД. Ага! Вспомнил деталь… Немцы! Побитые на Подоле немцы не уехали домой, а до сих пор находятся в Киеве. И они же проходят в списке имеющих чёрный джип «Мерседес Brabus G-500». Подол, чёрный джип, немецкая группа, стрельба из пулемёта… Наводит на мысли? А, Дубина? Правда, такой брабус имеют ещё около ста коммерсантов и посольств. Но их не били на Подоле! Надо конкретнее отследить, чем эти люди занимаются в Киеве. Здесь вполне может находится заветная ниточка, ведущая к раскрытию.

Полковник взял телефон и быстро стал набирать номер.

 

Глава 44

Ракетный дивизион, плывущий вдоль Черноморского побережья, и состоящий из пяти установок «С-500», притормозил на некоторое время в порту Батуми.

Команда, строго проинструктированная бдительным командиром, сошла на берег с баржи, перевозившей засекреченный груз. Все были в джинсовых шортах и чёрных очках. На Григории Загибайло – футболка с надписью на английском языке: «Уничтожаю рыжих!»

Разбрелись по столице Аджарии под сенью деревьев, скрывающих небо сросшимися кронами. Грязный городишко. Цыган – тьма. Аджарцев не видать.

Здесь, в Батуми, Григорий и подцепил рыжую фото-корреспондентку из немецкого журнала «Мир зверей хомо», пишущем о мужской работе с оружием; наёмниках, заложниках, политических провокаторах; самонаводящихся метательных ножах, романтике стальных наручников и прочую чушь, на которую падки спрятавшиеся в гаштетах и костелах бюргеры и их малолетние эмансипированные дочки.

Корреспондентка независимо бродила среди мусорных куч южного городка Аджарии и искала себе, наверное, приключений. Её «завела» футболка на операторе АРСН, которого она встретила совершенно случайно на городской свалке, и познакомилась с легкостью безмятежного и не озабоченного вопросами финансирования собственной выживаемости ума. Но Григорий флегматично отбросил диалог на эту тему заявив, что свой гардероб обсуждать не собирается. Но познакомились ближе. После не слишком короткого монолога о самой себе, корреспондентка представилась: «Варя».

– А где фотографии? – меланхолично полюбопытствовал собеседник, поблескивая чёрными стёклами «хамелеонов».

– Все уходят на спутник. – Она показала небольшое устройство с крошечной сетчатой антенной. Передатчик был выполнен в виде статуэтки Будды держащего золотой зонтик. – Иначе нельзя, – добавила фоторепортёр. – В этих краях повесят на ближайшем дереве.

– А фотоаппарат? – полюбопытствовал Григорий. – Он бандура здоровенная. Где фотоаппарат?

Варя показала перстень на руке с искусственным бриллиантом в качестве объектива. Добавила:

– Пока проблем не было.

– Насиловали?

– Бог миловал. В такой переплет не попадала.

– Попадёшь. – Григорий оглядел её сексапильную, стройную, невысокую фигуру. Спросил:

– И давно ты маешься этой дурью?

Варвара была дочерью русских эмигрантов, переехавших двадцать лет назад из России в Абхазию; затем, в Сванетию; оттуда спустились в Аджарию; а далее черти попёрли их прямо в Нижнюю Саксонию, но только после Турции, Шри-Ланки, Аргентины, Бразилии и Каймановых островов. Дочка родилась в нейтральных водах при пересечении границ.

– Это моя первая настоящая работа, – сказала корреспондента, не ответив на вопрос Григория. – Ты мне поможешь? – спросила она его, с надеждой глядя в глаза.

– А с чего бы это?

– Ну, я же вижу, что ты русский переодетый военный.

– И как это ты видишь?

– У тебя на руке татуировка с ракетами. И буквы АРСН.

– Эх, рыжая, нет на тебя гестапо. АРСН – это группа крови. А ракеты… Мода такая. Чем я хуже?

– Мне можно тебя сфотографировать?

– Выбрось из головы эти шутки. Снимай на свою камеру местных туземцев. Цыганский табор отдыхает на полянах Колхиды. Так и подпиши. – Григорий откинулся в кресле и стал смотреть в небо.

Они сидели в небольшой харчевне, столики которой стояли на улице вдоль дороги, под сенью южных деревьев, на которых висели большие оранжевые плоды. Пили пиво.

– Ты что, здесь совсем одна? – спросил Варвару оператор.

– Я отстала от группы. – Помолчала. Негромко добавила:

– Или они убежали вперёд. Чёрт его знает, как работать в поле. Опыта нет. Пришлось позаимствовать передатчик. Но ничего, им вышлют новый. Скорее всего. В конце концов, поездку спонсирует мой отец.

– Да ну! Это же куча денег!

– Да, много. Но информация стоит ещё больше. Он так думает. Меня в поездку не пускал, чуть было не закрыл в клинике для неврастеников. Спрятал документы. Но у меня есть российский паспорт, и я говорю на пяти языках.

– На пяти языках? – удивился Григорий.

– Русский, немецкий, арабский, испанский и латынь. Да, ещё английский.

– А где же группа?

– Уже в Ираке. Но там давно все темы забиты. – Отхлебнула пива, затянулась сигаретой, прищурилась, добавила: – Ты мне поможешь? Я заплачу.

– Сколько?

– Много.

– Ну, ну… – снова откинулся в плетеном кресле.

– Я серьёзно… – Стала изучающе глядеть в глубину «хамелеонов». – …Тайм из маней… Мы договоримся, короче.

– Слышал однажды такие предложения. – Помолчал. – Сказал: – А у тебя есть наличные деньги?

Рыжая корреспондентка затянулась сигаретой, расслаблено выпустила дым, пробежала глазами по Григорию. Вытащила квадратный кусочек пластмассы.

– Вот платиновая кредитка. Номерные счета в голове. – Выкинула сигарету в кусты.

– Это что, деньги? – Оператор блеснул монолитом очков. – За такие деньги в этих краях ты можешь только посмотреть на мою футболку. Или здесь неподалёку есть банкоматы?

Рыжая безмятежно кинула карточку обратно в карман и ответила:

– Если сильно припрёт – обналичу. Секрет постурбанизма. Я валютный хакер.

– Хорошо, я поверил. Возможно. Покажи паспорт.

Собеседница вытащила документ и положила на столик, раскрыл его.

«Зиновьева Варвара Петровна», – прочел. «Место рождения – город Гагра, Абхазская АССР».

– А где международный? Или их хакеры не делают?

– Сгорел. Я бежала из Абхазии.

Оператор еще осмотрел ее.

– Куда бежим?

– В Пакистан, по идейным соображениям. Паранджа есть. – Она вытащила из кармана и убедительно показала Григорию комок чёрной тряпки.

– Пакистан светское государство, там лица не прячут, – молвил оператор. – Зато хорошо обыскивают подозрительных посетителей, смахивающих на фотокорреспондентов. Что ты скажешь по поводу спутникового передатчика?

– Это обыкновенная статуэтка Будды. Личная вещь. Сувенир, амулет, фетиш.

– Ты хочешь убедить таможню Пакистана, что спутниковый передатчик это амулет?

– Это подарок деда. Он был буддист и недавно реинкарнировался где-то в дебрях Карачи. Его и ищу. Такая вот версия.

– А объектив на перстне?

– Не заметят.

– Ох, рыжая.… Ждут тебя проблемы.

– С чего ты взял?

– Предчувствие.

Прошелестел лёгкий ветерок. На дорогу вышло стадо мулов с большими, обвисшими ушами. Пробрело мимо, поглядывая на Варвару.

– Ты, наверное, сержант? – спросила собеседница, продолжая разглядывать оператора АРСН и его футболку.

– Чего ты так решила? Он сунул руки в карманы шорт и стал в упор глядеть на неё. – Я полковник, – проговорил. – Но это между нами. – И вытащил папиросу, забитую коноплёй. – Травку будешь?

Рыжая взяла папиросу, прикурила и глубоко затянулась, задерживая дым в лёгких. Наркотик быстро ушёл в кровь, а затем в мозг. Запила пивом и протянула «косяк» оператору АРСН. Сказала:

– Ништяк «пластилин». Чистый «пакистан».

Григорий кивнул, втягивая в себя дым и прикрыв глаза. Подержал, – выдохнул. Отпил пива. Откинулся в кресле и передал папиросу рыжей. Та повторила манипуляцию. Вскоре «косяк» закончился, сгенерировав свою дозу гашиша. Оператор швырнул бычок в кусты. Принялись медленно пить пиво. Повело.

– Слушай, рыжая, – медленно начал оператор АРСН. – Ты мне прямо скажи, что тебе нужно. – И замолчал. Рыжая вскоре ответила:

– Да ничего мне не нужно.

Снова умолкли. Пролетел самолёт, едва не цепляя крыльями крыши домов. Из кабины выглядывал усатый лётчик в чёрных очках и шлемофоне. Уставился на стройные ноги фотокорреспондентки. Исчез за синагогой продолжая пялиться назад.

– А я так понимаю, что тебе нужны фотографии, – вдумчиво молвил Григорий. – А зачем тебе эти долбаные фотографии? А? Старушка несёт ведро патронов. Ну и что? Пусть себе несёт. Наверное, нужно…

– Верно, пусть несёт, – медленно проговорила рыжая. – Мне её патроны никуда не упираются. Пусть несёт.

Выпили ещё пива. Потом ещё. Подошел бродячий павлин и стал клевать хлеб со стола. Оператор схватил его за хвост, но тот вырвался.

– Да… Хорошо сидим. Хочешь, я возьму тебя с собой? Ну, в нашу командировку. Я же полковник. – Григорий беспристрастно глядел на Варвару. Уточнил: – Я не один и мы здесь проездом. Едем далеко. Ну, как?

– Хочу. Если не врёшь.

– Но будет условие…

– Спать?

– Нет, это мелочи. Фотокамеру свою и передатчик ты отдашь мне. Я их буду выдавать тебе по мере надобности. Это и есть условие.

– Мне надо подумать. Без камеры и передатчика я пустое физическое тело. Да ещё и женское… Варвара контактный человек, но не дура. Этого ей не хватает для сжатия текста…

– Какого ещё текста? – Помолчал. – У нас у всех подписка о невыезде. – Добавил: – Из рамок режима.

– Какого это режима?

– Информационного. И поэтому, если хочешь со мной в дельту Ганга…

– В дельту Ганга?! Хочу!..

– …то ты будешь делать то, что тебе скажет полковник Загибайло.

– Буду!

– Ну и ладушки. Давай ещё по пиву. Что это оно у них здесь так лавровым листом прёт?

Через сутки секретный дивизион отплыл на своей барже в южном направлении.

 

Глава 45

На севере крошечного герцогства Люксембург, в глубине лесного горного плато возвышался старый замок, сохранившийся со времён первых Крестовых походов. Толстые стены древнего сооружения ощетинились сторожевыми видеокамерами и стволами автоматических гранатомётов. Тепловизионные и оптические сканеры днём и ночью просматривали насквозь дикий лес, окруживший строение рыцарей-крестоносцев, выискивая движение живого существа. По периметру каменной стены с узкими бойницами протянулась невидимой паутиной стальная сетка, выставив во все стороны острые углы и вибрирующая от тока высокого напряжения. Геостационарный спутник, висящий в космической бездне над замком, давал возможность изучать весь прилегающий район, контролировать передвижение транспорта и отдельных людей.

Эту информацию постоянно изучали в помещении охраны, анализируя компьютером, ведя видеозапись, отслеживая даже следы крадущихся лисиц и бредущих по своим тропам лосей, которые всё время бродят по замкнутому кругу.

В центральной башне замка, посередине круглой комнаты с узкими окнами, стоял квадратный дубовый стол на невысоких ножках украшенных резьбой, и два кресла в стиле барокко. В углу светился жарким пламенем камин. Огонь горел для души, а не для согревания воздуха.

События в мире и дельте Ганга ещё только разворачивались, но были люди, которые шли по следу Чёрного легиона уже давно. Пока Философ выяснял детали в церквях Москвы, Киева и многочисленных монастырях территории Древней Руси, его друг и напарник, известный миллиардер с малоизвестной фамилией, делал деньги. А что? – вопрошал он иногда себя. И отвечал, себе же – пригодятся.

Он был прав, как всегда. И в отличие от Философа, его с детства звали Бизон.

И вот герои этой путаной истории встретились здесь, в старом замке тевтонских рыцарей, где до сих пор ощущалась аура христианского исступления.

В кресле за столом сидел Бизон. Напротив него Философ. Стояла тишина, и только шелест собаки, передвигающейся по ковру, нарушал покой и магнетическое потрескивание дров в глубине камина, обрамлённого витиеватой чугунной решеткой.

Собеседники начали издалека. С пары кружек фламандского пива. Медленно пили пузырящийся напиток и молча глядели перед собой. Над камином весел большой экран. Шла прямая трансляция торгов на Нью-йоркской фондовой бирже. В верхней части экрана медленно плывущей строкой шла аналогичная информация из Лондона, Франкфурта на Майне, Токио и Москвы. Всё это были цифры, определяющие текущие цены на множество товаров: нефть, алюминий, медь, палладий, золото, серебро, алмазы… Список казался бесконечным. Для неопытного глаза. Отдельной строкой проползали курсы основных мировых валют. Цифры время от времени менялись, вызывая очередное оживление на биржевой площадке, по которой бегали взлохмаченные брокеры, вскидывая руки и семафоря азбукой глухонемых, сообщая коллегам о своих потенциальных предложениях. Изменение цифр вызывало и гораздо более обширное экономическое движение по всей планете посредством дракона под именем WWW, который, собственно, и влиял на эти цифры. Что же в этом процессе было первично, оставалось загадкой.

Все последние дни большая часть людей так называемого «золотого миллиарда» раскладывали пасьянс из своих капиталов, охваченные неизлечимой лихорадкой сделать деньги из ничего, сопровождающей любую финансовую смуту. Режимы one line развлекательного характера были забыты. Следили только за движением капиталов, вспоминая Маркса, Гейтса и Иисуса.

– Это надолго? – спросил Бизон у собеседника. – Как ты думаешь?

– Только начало, – ответил тот. – И я думаю надолго. Правда, если вмешается ещё одна известная сторона, то всё закончится гораздо быстрее, чем многие думают.

– Ты говоришь о Чёрном легионе так, как будто это ядерная держава.

– Говорю так, как думаю. Я переслал тебе мой отчёт о работе проделанной в этом направлении. Ты читал?

– Всё не прочтёшь. Просмотрел. У тебя специфическая терминология. Основные аспекты я уловил.

– Это надо не просматривать, а анализировать. Виртуальные факты иногда более реальны, чем реальные. В отчёте достаточно серьезная информация.

– Пока серьёзней этого, – указал на экран Бизон, – я ничего не вижу.

– Не доверяй особо зрению.

Замолчали и стали дальше пить пиво, поглядывая на экран.

– Делёжка денег – старое зрелище. И не столь уж серьёзное, как кажется многим, – вставил Философ. – Твоя машина АМ только набирает обороты, впереди слабо обозримое будущее. Делить будут долго. – Помолчал. Продолжил: – До серьёзного конфликта дело не дойдёт, учитывая паритет США и России. Зоны влияния уже поделены, делить нечего. Кроме того, что разделится само собой. Но есть нюансы…

– Смутное время… – Бизон взял в руки длинную кочергу и перевернул поленья в камине. – Мутнее, чем мы предполагали.

– Не мы, а вы. Начинается столетняя мышиная возня под прикрытием плутониевых боеголовок. Смутное время.… По-моему, всё достаточно ясно.

– Ну-ну… Дело ясное, что дело тёмное…

– Посмотри за окно – ветер и мелкий дождь, а должно быть сухо, солнечно и жарко. Неразбериха везде и всегда была, есть и будет. Это порядок вещей.

– Ну, ну… Ты посмотри на биржу.

– А что биржа? Это разминка.

– Хороша разминочка. Я не знаю, куда деть деньги. Сейчас снимаю стресс, а там, за окном, – он указал на экран, – за это время всё может измениться так, что вернусь не туда откуда пришел. Исполнительные директора не готовы работать в таком масштабе. Сгорают как мотыльки в огне прожекторов.

– Это ещё не стало известно об открытии управляемого холодного ядерного синтеза. Тебе что не доложили? – спросил Философ, кинув взгляд на удивлённого Бизона. – А ты говоришь – ну, ну.… Да, да! Это разминка! Холодный ядерный синтез – не расшифровывание закарлючек Древней Месопотамии. Это смерть угольной и нефтедобывающей промышленности планеты. Тебе просто ещё не сообщили, – добавил Философ. – Перестраховываются, прогоняют технологию поэтапно.

– Я не знал о разработке управляемого синтеза, – ошеломлённо проговорил Бизон. – Ты прав, это будет очередной сверхшок. Мне начинает казаться, что мы открыли ящик Пандоры.

– Не мы, а вы. Уважаемый коллега.

– В этот момент зазвонил телефон. Взяв трубку, Бизон несколько минут разговаривал, делая пометки в рабочем журнале. Положил телефон.

– Прототип будет изготовлен через неделю. Ничего особенного, кроме катализатора запуска. Опять мистика.

– Почему тебе не нравится это слово. Вполне технический термин. И в чём мистика?

– Алгоритм последовательности физико-химических реакций основан на конфигурации генома Мэрилин.

– Вот это да! Впрочем, чему удивляться. Было бы странно, если бы возникла необходимость в геноме Папы Римского. Теперь Маша может спокойно патентовать свой генетический код, или ты предъявишь авторские права. Следует рассматривать его как частную собственность. Что может быть большей частной собственностью, чем собственный геном?

– Ты прав. В этом случае не поможет и дивизия адвокатов.

Бизон встал с кресла и прошёлся вдоль камина. Продолжил:

– Теоретически установка энергоблока на основе холодного синтеза может поместиться под капотом автомобиля. Это даже не придел минимизации объёма. Атомоход «Мерседес-Бенз». А? Каково? Одна заправка на пробег в пять миллионов километров! Мы поставим на колени «Бритиш Петралиум». Да что там! «Райал Датч-Шелл Груп»! «Дженерал Моторс»! Все упадут как колоссы на глиняных ногах. Тем более, что они уже на полусогнутых. – Бизон налил себе ещё пива. – Надо искать директоров. Это проблема. А ведь раньше и не подумал бы. Появление разработки холодного синтеза прибавит работы. Тебе, конечно, сообщил эту новость Музыкант?

Философ кивнул. Уточнил:

– Он не спешил тебя тревожить, пока не будет 100 % ясности. Мне сообщил для контроля утечки информации. В прессу нельзя позволить просочиться даже словам «холодный синтез».

Музыкант исполнял должность координатора нескольких групп, работающих с машиной АМ. Где они находились, знал только он и Бизон. Вся связь шла через спутник. Пиле WWW уже никто не доверял.

Бизон допил пиво и взял в руки сигару, к которым, неожиданно для себя, пристрастился за последний месяц с подачи Катаямы и его «Беломор-Канала». Обрезал кончик, щёлкнул зажигалкой, прикурил, пустил облако дыма…

– Конец синекуре Персидского залива, – проговорил. – Придётся теперь работать и думать, как жить. А привыкли – хорошо! Станут гнать из нефти водку. Нет, арабы влипли.

– Верно, влипли. И не только арабы, – согласился собеседник. – Не спеши сообщать об этой разработке федеральному представителю. Холодный синтез – это монстр. Хорошо подумай, как выпустить этого зверя на волю, чтобы он не перегрыз намордник и не сбежал, начав размножаться самостоятельно.

– Да, ты прав. Его обратно не загонишь. Что ты там намекал на угрозы со стороны Чёрного легиона? По-моему, тут есть связь.

– Я не намекал, я сказал, что это очень серьезно и надо изучить отчёт. Есть свежая, более оперативная информация. – Философ терпеливо глядел на собеседника.

– Любопытно, что там могут сделать какие-то попы…

– Это не попы.

– … в этом вавилонском столкновении, когда все в полной боевой готовности и нацелены всеми вооружениями друг на друга.

– Вот это и есть проблема. Как там говорил классик эпохи раннего терроризма? Из искры возгорится пламя! Коля, это будет конкретное пламя, поверь.

– Ты хочешь сказать, что легион в состоянии спровоцировать ядерный удар? Не смеши удодов…

– Это его звёздный час.

– … им и так тоскливо. На данный момент ситуация такова, что даже если в Нью-Йорке Эмпайр Стейт Билдинг обвалится от подрыва, а в Санкт-Петербурге Петродворец от атаки с воздуха…

– Ох, Коля.… Не те уже попы, совсем не те…

– … то в результате Вашингтон и Москва обсудят по телефону утреннее меню и пожелают друг другу спокойной ночи. И всё. «Аль-Каида» отличное успокоительное средство. Нервных давно отпустили на пенсию.

– … и нервы тут совсем не причём. Всё произойдёт спокойно.

– Для серьезной провокации надо несколько реальных ядерных боеголовок прилетевших из стратосферы и сработавших. Вот только тогда что-то произойдет. Сумасшедших сейчас нет…

– Ещё сколько. Ты просто расслабился…

– … но это почти невозможно. Вернее – невозможно.

Помолчали.

– А ядерные чемоданчики? – полюбопытствовал Философ.

– Никто до сих пор не знает, есть ли они в природе. Ну, и – маленькая мощность. Меньше килотонны. Никто не поверит, что это не провокация, а боевой удар. Все всё понимают и ждут подобных фокусов. Над Северной Кореей повесили геостационарный спутник слежения. Вывели на орбиту именно из-за Пхеньяна. Стоимость – больше миллиарда долларов, новейшая разработка. Приостановили крупный коммерческий проект и Пентагон забрал спутник. Конфисковал и выдал расписку. Знакомо?

– Молодцы американцы. Соображают, как запрячь лошадей. Правда, не хватает ума сообразить, куда их направить. Пхеньян тут не при чём. Ядерные ракеты есть у легиона, а вот этого никто, почти, не помнит.

– У легиона ядерное вооружение? Почему никто не помнит?

– Потому, что не знает. А если и знает, – забыл, приснилось, померещилось. В пограничном состоянии, в полусне-полугипнозе изменил цифры в компьютере – и все изделия на месте. Граница на замке. – Философ стал разглядывать бокал. Поставил на стол. – Вот так, брат миллиардер. Работа головы – сложная штука.

Бизон внимательно поглядел на собеседника, вынул изо рта сигарету, пустил клуб дыма и сказал.

– А ну, Вова, уточни мне детали этой самой, Секретной конфессии, этого небелого легиона.

– Понимаешь, начинать-то надо издалека…

– Давай, давай…

– … и терпения у тебя может не хватить. Тут уж…

– … хватит терпения, Вова. Ты рассказывай.

– … не обессудь. Верить, не верить – твоё право…

– Угуммм… – пустил дым сигары.

– … но недоверие не освобождает от проблем.

– Я понимаю.

В камне затрещало пылавшее дубовое полено. За окном завывал ветер и гнал низкие, тёмные облака. Моросил дождь, постукивая по стёклам мелкой дробью. Темнело.

– Всё началось, как и всегда, с женщины, – молвил Философ.

– Ага… – откинулся в кресле Бизон.

– Жил очень давно, задолго до Моисея и Соломона, некий пророк. Составитель текстов, из которых выходили вроде как книги. Тексты эти он записывал по принципу – что вижу, то и пишу. Сынишка у этого писателя имелся – Мафусаил. Говорят, шустрый паренёк был. Но это отдельная история. А папу его, – составителя дневников, – звали Енох, Упоминается, кстати, у Моисея в Бытии (V. 18–24). Так вот, однажды этот самый Енох сделал в своих дневниках некий отчёт о поведении так называемых Наблюдателей, то есть, вроде бы, ангелов, находящихся одно время среди людей. Спустились они с горы Хермон, в районе Сирии. Как попали на гору, Енох не уточняет. Спустились, чтобы контролировать ситуацию и докладывать, куда нужно, как едёт процесс взаимной ассимиляции в среде социума – так бы я сказал. Короче следили за поведением людей.

– Угуммм… – снова облако дыма. И скептичный взгляд.

– Делал Енох в своей книжечке такие записи: сошлись наши земные дочери в грехе со странными людьми с небес. И творят непорядок. Совокупляются с ними, а затем рождают детей нестандартного роста – гигантов. Описал папа Мафусаила всё как есть и отправил весточку по адресу, откуда явились пришельцы. – Философ немного помолчал. Добавил:

– Кто-то из своих, из Наблюдателей, и сдалал всех. Как же адрес найти? Себе пощады хотел, скорее всего, выпросить.

Рассказчик глянул в окно, в сгущающиеся сумерки, и продолжил:

– Вскоре пришёл ответ Еноху от некого Элохима. Затем, после переписки, они уже напрямую пообщались, и Элохим велел передать наблюдателям приказ, – вернутся на базу. Как выяснилось позже, это был Бог. Или кто-то, кого посчитали таковым, составляя Бытие.

– Ну-ну… – и дым.

Рассказчик посмотрел на собеседника долгим, оценивающим взглядом. Стал говорить дальше.

– Но наблюдатели, разгулявшись с чужими женами, игнорировали указание. Ну, Бог он и есть Бог. Прилетел спец отряд – Сатаны или Прокуроры, если по другому сказать. Стали наводить порядок. Все дети, рождённые от ангелов, были уничтожены, а сами наблюдатели заключены под стражу и интернированы вплоть до наступления Страшного суда. Стукачу льгот не сделали.

Бизон налил себе ещё пива. Философ продолжил.

– Наблюдатели заморожены и в состоянии анабиоза лежат на Антарктическом континенте. Их около двухсот человек. Но дело не в них, пускай себе лежат. Дело в том, что сын одного из этих арестованных – некого Азазеля, командира отряда, – остался в живых. Сынишка носит тоже имя, что и отец – он тоже Азазель. Остался в живых Азазель Второй по двум причинам. Во первых – он родился обыкновенного роста, и ничем внешне не отличался от прочих людей, а во вторых – его не оказалось в списке детей, рожденных от Наблюдателей. Умён, видать, был папа Азазеля. Прапрадедушка партизанских методов. Еноха же вскоре убрали, как лишнего свидетеля. «Шел Енох с элохимом и не стало его, ибо Бог взял его» /Бытие. ГЛ.5 стих24/. Концы, короче, в воду.

– Это связано с ядерной провокацией? – невозмутимо спросил Бизон.

– «И увидели Сыны Божие дочерей человеческих и были они так красивы, что взяли их в жены, какую кто выбрал». /Бытие. ГЛ.6 стих 2/, – процитировал Философ, не обратив внимания на вопрос Бизона. – Это свидетельские показания из Библии, косвенно подтверждающие историю сексуальной связи со столь печальными последствиями. В те времена, правда, на суд были скоры все.

Но ладно, время идёт, Наблюдатели заморожены, порядок наведен. Сатаны-прокуроры покрутились туда-сюда – вроде всё чисто. Элохим дал отбой, но всё равно велел присматривать. Да только теперь издалека. Прямой контакт завершился печальным опытом.

А юный Азазель тем временем покинул с матерью родные края – подальше от проблем. Перебравшись в район Галилеи, он вскоре завёл семью, а затем окружил себя множеством детей.

Философ замолчал, взял из коробки сигару и стал ножницами обрезать кончик гигантской красавицы из Гаваны. Бизон копался в Библии, нашел главу 6, стих 2 и начал читать. Отложил Библию. Сказал:

– Пока всё сходится. Но ты недаром предупредил меня о терпении. И что же те двести замороженных? Ожили? Не говори нет, Вова, – ты меня сильно разочаруешь.

– Они находятся неизвестно где, и Страшный суд ещё не наступил. Никто из них не ожил. Но, по всей видимости, не умер и Азазель.

– Ага.… Это уже интересно. В состоянии анабиоза погрузить легко, гораздо сложнее извлечь оттуда. Насколько я знаю, замороженных заживо ещё не научились размораживать такими же живыми.

– Мне сложно тебе сказать что-нибудь о достижениях медицины в этой области. Я о другом. Мы отвлекаемся.

– Ты прав. Давай дальше, что потом случилось с нашим Азазелем.

– Он адаптировался в обществе и стал жить. Мать вскоре умерла. Затем умерла жена. Правнуков было уже под семьдесят человек, а он оставался молодым и стал понимать, что он совсем не такой как все. Мать в детстве предупреждала его об этом, но он не прислушивался к её советам. Пришлось вспоминать. – Философ пустил облачко дыма. Продолжил:

– Не желая привлекать к себе внимания окружающих, сын Наблюдателя тихо исчез одним ранним летним утром, на восходе солнца. Изменив ещё раз географию места жительства, опять женился, и стал менять семьи каждые несколько десятков лет. Конечно, жилось ему не легко.

– Ну, ну, – и опять дым сигары.

Дождь за окном усилился и громыхнул далёкий раскат грома. Огонь в камине стал ослабевать. Философ встал и подбросил пару дубовых коленьев. Сел в кресло и продолжил:

– Перед смертью мать сказала ему следующее: «Дорогой Азазель. Я покидаю тебя. Но знай, придёт время, и ты отправишься в далёкий путь для того, чтобы жить и выполнить свою миссию. Это завещал твой отец». Она указала ему на карте, нанесённой на кусок кожи, место назначения, объяснила, что ему следует там делать, и тихо отошла в мир иной. Азазель же продолжал жить дальше. Обученный с детства искусству врачевания и будучи целителем от природы, он зарабатывал на жизнь этим своим даром, и весьма успешно. Впоследствии, через много лет он одно время достиг такой известности, что оставил след в истории под именем Гиппократа.

– Гиппократ это Азазель? – Спросил Бизон, невозмутимо слушавший Философа.

– Гиппократ это имя, которое одно время носил Азазель. Клятва Гиппократа – это клятва Азазеля. Хотя, в самом деле, никакой клятвы не было. Это придумали.

– Зачем?

– Чтобы больным было спокойней умирать. Первые опыты по нейро-лингвистической анестезии. Доходчиво?

– Да.

– Я продолжу. Шли годы. Однажды, встав рано утром, Азазель ощутил непонятые чувства. По телу разлилась слабость, и появился лёгкий жар. Он вспомнил мать и понял, – пришло время отправится в долгий путь на восток. Собрав всё что необходимо, он пошел, ориентируясь ночами на Сириус. Путь Азазеля был долог. Наконец, минуя дикий, субтропический лес и войдя в горную долину в районе дельты Ганга, он вышел к главному ориентиру – высокой скале раздвоенной на вершине, стоящей в одиночестве на совершенно ровном месте.

– Это не авторизованное повествование?

– Конечно, авторизованное. Но не авторское. И?

– Продолжай, продолжай. Я просто уточнил.

– Через некоторое время Азазель увидел то, что искал. Перед ним блестело небольшое озеро, спрятавшееся между густых деревьев. Подойдя ближе, он стал рассматривать большой камень ушедший в воду и блестевший на солнце круглыми боками. Вдоль камня, по его окружности, шла яркая белая полоса, делящая его пополам. Стояло солнечное утро, и кварцевая вставка в камне сверкала и переливалась белым огнём. Вода крошечного озерца бурлила выходящими из под земли газами. Всё. Он нашёл и опознал нужное ему место. Азазель остановился в трёх шагах от воды. Одинокий странник был худой и бледный, как листья полыни. Он умирал. Ему было 169 лет. Кинув лук, стрелы и кинжал на траву, Азазель стал пить воду из озера. Потом зашел в него и лёг в воде у берега, глядя в голубое небо и плохо различая облака из-за сильно ухудшегося зрения. Так и лежал, неожиданно уснув, раскинув руки на каменистом дне, уходящем под углом вниз и оставив над водой только лицо, всё заросшее громадной, седой бородой. Начинался процесс восстановления альфа-ДНК.

– Что-что? Какая альфа-ДНК? – вытащил изо рта сигару Бизон.

– Коля, процесс старения человека, в принципе элементарен. Молекула ДНК, так называемая молекула генной памяти…

– Это всё понятно.

– … начинает терять силу внутренних связей в своей структуре. Как бы терять упругость. И при известном ослаблении этих связей, молекула ДНК даёт команду на ликвидацию организма. Как ликвидируется боевая ракета, если она не достигла цели, или прошла мимо неё. Короче ДНК дает команду на смерть. Альфа-ДНК имеет способность восстанавливать силу внутренних связей и обновляться, омолаживая весь организм.

– Что-то я ни где такого не припоминаю. Клонирование стволовых клеток – это удается хорошо. Субмолекулярные фильтры – тоже новинка для любителей пожить. И, вроде, всё…

– Этой информации у тебя, конечно, нет. Тот, кто имеет альфа-ДНК, – бессмертен. При условии выполнения процедуры восстановления внутренних связей.

Бизон сидел, неподвижно зажав в зубах сигару, и смотрел на Философа. Спросил:

– Значить в сказках про Кощея Бессмертного есть правда?

– Её там достаточно.

– У него тоже была альфа-ДНК?

– Да.

– Не ожидал, что ты начнёшь с библейских времён. Да и звучит странновато. Связи я пока не уловил…

– Уловишь связь, дай договорить. Вся жизнь странновата, если уж хорошо подумать.

– Ну-ну…

– К вечеру из воды поднялся омолодившийся Азазель, – продолжал свой рассказ Философ. – Глаза его бодро блестели. Он схватил лук, стрелы и умчался в лесную чащу на охоту. Через некоторое время охотник жарил на костре молодого оленя, был полон сил и молод, как сто пятьдесят лет назад. Энергия тысячелетий бурлила в нём как вулканическое пламя. Альфа-ДНК осталась в наследство от отца. Азазель понял, что перед ним Вечность, и она вся в его распоряжении.

Философ немного помолчал, попыхивая сигарой и глядя на Бизона. Тот продолжал слушать, не высказывая скептицизма. Сказал:

– Надеюсь, это не сказка на ночь.

Философ продолжил:

– Все эти события начались около шести тысяч лет назад. Следы Азазеля теряются в тихом омуте того времени. По крайней мере, я не сумел выяснить, чем он тогда занимался. Всплывает наш герой в долине Нила во время формирования 1й династии фараонов. Теперь он стал достаточно мудр и деятельность его полностью осмысленна. Азазель принимает участие в религиозной деятельности жрецов. Создает эламское пиктографическое письмо. Пытается пролезть в состав династии фараонов, но едва не погибает в борьбе за власть и покидает Египет. Во время развития Минойской цивилизации Азазель находится на острове Крит, где усиленно изучает астрономию и даже создает гигантскую обсерваторию. Затем возвращается в родные края, в район Самарии. В период завоевания Месопотамии Саргоном Древним, Азазель движется с его армией в качестве предсказателя и мага, а затем инициирует строительство Вавилонской башни с целью особой, но не выясненной. Спустя столетие, он с отрядом учеников появляется на Британских островах, где знакомится с познанием ариев, но больше обучает их сам. В итоге, образуется культ друидов, очень старательно изучивших магические приёмы Азазеля, которые дали импульс развитию цивилизации на Британских островах. Под его руководством строится Стоунхендж – величайшая магическая обсерватория, а затем включается в мировую сеть так называемых мегалитов. То есть ритуальных камней, расположенных в особых точках земного шара и соединённых между собой линиями лей – геомагнитными постфизическими линиями, – питаемых энергией земного ядра и энергией ноосферы. По-моему это сооружение по всей планете являлось магическим компьютером с неясными возможностями. Возможно, действует и теперь. Ясно одно – это работа Элохима.

– А конкретный нельзя? Кто такой Элохим? – спросил прищурившись Бизон.

– Не выяснено. Но он руководит могучими силами. Сейчас, скорее всего, у него другое имя. Добавил: – Возможно, он стоит за многими проявлениями цивилизации.

– Ты сказал, что Стоунхендж часть компьютера? По-твоему я должен понимать это буквально?

– Да. Только не смотри на меня так. У меня есть схема.

– Схема?

Философ стал копаться в своей папке с документами и вытащил лист бумаги. Положил на стол.

– Все мировые культовые памятники истории соответственного масштаба, включая Великую пирамиду в Гизе, подключены к сети линий лей.… Понимаешь, – сосредоточенно добавил Философ, – у этого компьютера элементная база построена не на основе эффекта полупроводника.

– А на чём же? – с профессиональным интересом спросил Бизон.

– На основе разности потенциалов магического магнетизма. Я назову это так, а ты понимай, как хочешь.

– Магический магнетизм? Ну, ну.… Да я верю, верю…

– Это дело твоё. Но оставь пока вопросы на после. Возможно, их у тебя и не возникнет.

– Возможно. Я слушаю… Что там было дальше?

– Дальше было вот что: Все эти годы, столетия и тысячелетия Азазель участвует во множестве крупных интеллектуальных прорывах. И постоянно меняет имена. Некоторые тебе известны. Великий Гермес Трисмегист, маг и мыслитель, живший в XIII веке до Р. Х., но для многих исследователей одно время считающийся одним из богов того времени. Великий Трисмегист есть многоликий Азазель. Через несколько столетий под именем Пифагора он организует закрытую школу, где обучает учеников и основывает засекреченную секту. Заразив бациллой познания несколько сотен человек, – исчезает с небольшим отрядом, создав имитацию гибели.

Так значит «пифагоровы штаны» на самом деле Азазелевы? – иронично спросил Бизон. – Слушай, лектор, а Иисусом он не был?

Разговор продолжался. Камин продолжал генерировать атмосферу уюта, и таинственности речи, которую произносил Философ.

– Не надо иронии, Коля. Азазель очень хорошо знал Иисуса, его отца и мать, да и сестричка там имелась. Он знал человека по имени Иешуа ещё в то время, когда тот не был крещён, а выслушивал проповеди ессеев. Он много беседовал с Иешуа по поводу добра и зла. Симон Маг (так звался в то время Азазель) жалел Иешуа и указывал на его заблуждения относительно природы человека. Симон противопоставлял проповедям Иисуса дуализм – равенство добра и зла, их зависимость друг от друга и взаимную любовь между собой, когда они совершенно одни. Он убеждал Иисуса в нереальности царствия небесного, как пустой утопии для разума и для души. В те же времена появились первые секты гностиков, последователей Симона. За ними инициировались манихейцы, патарийцы, богомилы, катары… Черенки и ответвления от духовного дерева, тщательно выращиваемого Симоном. Хочу добавить, в узком кругу Симон иногда говорил то, что видел сам. Иоанн Креститель подставил Иисуса, когда окунул его в воду и затем сказал – ты мессия. При свидетелях. Тот поверил. Такие слова очень серьёзно воспринимались во времена всеобщего ожидания пришествия Сына Божьего. Иисуса запрограммировали. И появилась новая религия! Но обрати внимание, её предшественница, конфессия иудеев, от своего дитяти открещивается, как только может. Но дедушка Моисей то общий. И деваться от родственничков некуда.

– Ты, что, неверующий?

– Почему ты так решил?

– Появилось подозрение, почему-то.

– Я атеист. Между мной и неверующим – бездна. – Философ не торопясь, сбил пепел сигары. И заговорил дальше, расслабившись в удобном кресле.

– Но вернёшься немного назад. Ты меня не подгоняй. В третьем столетии до Р. Х. Азазель всплывает в составе армии Александра Македонского, который грабит Египет и весь средний Восток. Он опять в должности учёного мага. Зовут Азазеля – Аристотель. Другой Аристотель, ученик Платона, в боевые походы не ходил, а отсиживался в плену, откуда его в последствии выкупили, и никакой научной деятельностью он не занимался, а торговал виноградом и овощами.

– Вот это ты дал! – сказал Бизон. – Аристотель торгаш виноградом?

– Это не я, это – прошедшая действительность. Известная «Физика» как и «Метафизика» принадлежит перу Азазеля. Ты понимаешь, чем этот человек занимался всё это время?

– Не понимаю. Не понимаю, куда ты клонишь этой легендой.

– Легендой? Это фактическая история. Своей научной и политической работой Азазель стимулировал и активизировал творческий процесс. Его секта подгоняла развитие цивилизации, как кнутом подгоняют ленивую, объевшуюся корову не желающую вставать с пастбища и идти в коровник отдать молоко. Далее наш чёрно-белый мессия появляется под именем Симона Мага, как я уже упоминал. Симон Волхв из Самарии упоминается в деяньях апостолов /8,9 – 24/. Своим дуализмом нервы он им всем потрепал порядочно. Особенно апостолу Павлу, которого чуть кондрашка не хватила. Сильно вспыльчивый был. Симон Маг ещё мелькает некоторое время в пучине тех лет, оказав в последний момент помощь Иешуа в безвыходной ситуации, куда тот попал при проведении пиар-акции. Затем некоторое время общается с династией Меровингов как хранитель Грааля и тайный советник. Кстати, истребление тамплиеров и катаров, много лет спустя, организовано Симоном-Азазелем. Он устранил силу, выполнившую свою работу посредством Крестовых походов, теперь уже ставшую ненужной и опасной; знавшую много лишнего об истории распятия Христа и о роли в этом Симона Мага, его секты, священников Египта и теневого кабинета Рима, использующего всю эту историю в своих политических целях по сей день. С начала устранения тамплиеров, работы стало очень много на всё последующие время, включая сегодняшний момент. Касательно Чёрного легиона скажу, – его фактическое основание относится к тому же времени – район нулевого года. Именно тогда в него стали вступать высокопоставленные римские чиновники, греческие интеллектуалы и египетские посвящённые. И Юлий Цезарь и Клеопатра состояли в нем. Их обоих убрали за отклонение от генеральной линии партии – так, для ясности, я бы сказал. Они желали слишком много власти, слишком поверили в свою божественность. Каждый по-своему, конечно. Но незаменимых людей нет. Грузинский потрошитель банков помнил об этом очень хорошо.

– Что, и он тоже? Сталин?

– Да, А что тут странного? Если бы не его членство, не было бы ядерного паритета. – Философ взял в руки бокал с пивом и стал пить, рассматривая пузырьки. Кинул взгляд на Бизона. Тот молчал и глядел на него сквозь дым сигары.

– Почему ты мне не говоришь, что я несу околесицу? – задал вопрос любитель пива.

– Потому, что я тебе верю, – ответил любитель сигар. – И даже если ты несёшь околесицу, то с определённым умыслом. То есть, с какой-то целью информацию укутываешь в миф, а я вынужден демифологизировать и понять, что ты хочешь сообщить. Знаю я твои суггестивно-лингвистические штучки! Но пока тёмный лес – ничего не понятно. Юлий Цезарь, это наверно я?

– Какой миф? Коля, ты не Цезарь – вот это ты выдал! Я тебе рассказываю историю возникновения Чёрного легиона, историю лично Магистра и, в общем-то, историю человечества. Демифологизировать, как ты длинно выразился, тебе ничего не требуется.

– Тем более, тёмный лес. Верховный Магистр Чёрного легиона спасал Иисуса Христа? И этот Магистр до сих пор жив. Трудно в такое поверить, извини. Но мне нравится твой рассказ о хитром Азазеле, избежавшем столько неприятностей за столько лет. Прямо как Колобок. Насколько я понимаю, сказке ещё не конец?

– Ещё нет. – Философ продолжил: – Где-то в начале первого века Симон Маг, то есть Азазель, встретил человека ставшего в последствии известным под именем Сен-Жермен. Тот, прикинувшись святым, пришел пешком из Месопотамии, страдал амнезией и не помнил, откуда родом. Но Симона-Мага вспомнил. Стал убеждать его, что они братья. Приютив полупомешанного «святого» и поправив его душевное здоровье, Азазель принял самозваного брата в секту, и вскоре выяснил, испытав шоковое состояние, что Сен-Жермен такой же породы, что и сам Магистр. Он жил не меньше ста пятидесяти лет. И встретил Азазеля вовремя. Про озеро дельты Гонга он не знал. Азазель повёл его туда и вернул ему молодость, хотя надо сказать, Сен-Жермен особо и не просил. Магистр последние метры до озера волок «святого» на себе. Тот отказался идти и просил вина. В последствии Сен-Жермен предпочитал озеру анабиоз, технологию которого взял у Азазеля. Большее время он проводит в своей резиденции в глубинах Антарктики. Происхождение Сен-Жермена остаётся не ясным. Все дети Азазеля были смертны.

– Выходит, этот французский болтун не врал?

– Он такой же француз как китаец. Этот человек, как и Магистр, вне национальностей. У него оказалась альфа-ДНК. И он чувствовал её в других людях. В дальнейшем он стал опорой Магистра по линии предсказания и глобальной стратегии. У него был дар ясновидения, вернее, у него есть такой дар. По всей видимости, этот болтливый Сен-Жермен ещё здравствует, если его не убил каким-то образом алкоголь или проблемы, связанные с его принятием.

– Если Магистр разрабатывает какую-то стратегию, то, наверное, есть и конкретная цель? – спросил Бизон.

– Естественно, есть. Я к этому и перехожу. Главная цель секты Симона Мага – создание противоречий, столкновений, междоусобиц и войн. Нормальные, продуктивные жизненные явления с точки зрения дуализма. Идея коммунистического строя, между прочим, генерирована Сен-Жерменом, а реализована Симоном Магом как противовес обществу капитала. Некто Дольчино, первый построил коммунизм в отдельно взятой банде. Надо согласиться, что конфессия достигла своей цели в деле разделения человечества на разность потенциалов. Россия и Америка достигли невиданных высот научного познания в процессе гонки к вооруженному превосходству.

– Выходит, мы обязаны своим развитием этому твоему Азизелю?

– Выходит, так. Но не только развитием. Сверхзадача – уничтожение. Аннигиляция. В остатке – силы, находившиеся над схваткой обогащённые «энергией Луны».

– Энергия Луны? А это что такое? – спросил собеседник.

– Наиболее сильная и дьявольски изощрённая женская составляющая в любом конкретном мужчине или патриархальном сообществе. Так называемая анима – в терминологии психоанализа. Часть души. Симон Маг считает, что сатанинская сила анимы может творить божественные вещи. Более того, на его взгляд божественное неотделимо от сатанинского. А если ещё яснее, то это одно и тоже. – Философ замолчал и пыхнул сигарой реанимировав угасающее пламя. Продолжил:

– Такое мировоззрение позволяет очень широко трактовать понятия добра и зла. В результате борьбы света и тьмы цивилизация движется вперёд, совершенствуясь в самоуничтожении. Данный тезис предполагает доведение этого процесса до абсолютной степени. – Рассказчик пустил большое кольцо и добавил: – А затем Страшный суд.

– Затёртый сюжет.

– Реальный сюжет. Азазель спасает отца. А если точнее, действует по его инструкциям. Он хочет быть судьёй.

– При чём же здесь машина АМ?

– Верховный Магистр считает, что создание АМ – прямой результат его шеститысячелетней работы по стимуляции человеческого воображения. Он хочет получить машину. Поэтому ему необходима Мэрилин. Разработаны планы похищения.

– Похитить Мэрилин? – недоверчиво спросил Бизон. – Это нереально. Ты сам знаешь.

– Всё может быть. А у тебя здесь хорошая охрана?

– Меня охраняют с помощью российской космической группировки. Я вчера разговаривал с президентом. У нас общие интересы.

– Президентам верить нельзя.

– Я поверил. Наполовину. Холодный синтез сцементирует наши договорённости.

– Это твоя стратегия. Но я предупреждаю о реальной опасности. Когда на Москву полетят ракеты, будет поздно.

Бизон сбил пепел сигары и сказал, задумчиво глядя на собеседника.

– Я не сомневаюсь в достоверности твоих данных, но добавь немного конструктива. Я не верю в таких долгожителей, как твой Азазель. В существование альфа-ДНК поверить тоже не могу. Но в заговоры и терроризм, естественно, верю. Открывай источники информации. Это всё слишком серьёзно звучит. А то что-то у тебя здесь не состыковывается.

– Философ подобрал бредущую по ковру крошечную собачку, редкой породы маустерьер, и, взяв на руки, стал гладить.

– Всё состыковывается. К сожалению. – Бросил маустерьера на ковёр. Тот полез по ноге вверх. – Магистр перевербовал агента православной церкви, одного известного в определённых кругах румынского экстрасенса, специалиста по магии. Его пытались внедрить в Чёрный легион, используя кое-какие известные профессионалам приёмы. Искал контакты любого уровня. Нашёл.

«У каждого общества есть свой магнитный центр»

Аксиома

Философ помолчал. Продолжил:

– Надо понимать, чем оперирует магнитный центр Секретной конфессии. Абсолютная конспиративность достигается какими-то весомыми убеждениями. Существовать столько веков и не разу не засветиться, не проколоться, не стать известными своей деятельностью – это наводит на размышления. Как удаётся скрываться в таком информативно-насыщённом мире, где даже у мышей вживляют микрочипы для контроля за популяцией? Почему при современных методах агентуры, никакой информации об этой секте нет? Почему никто не стучит?

– Так почему же? – спросил Бизон.

– Да потому, что потенциальные «кроты» ликвидируются или элементарно перевербовываются. Магистра невозможно обмануть при прямом контакте. Это Медуза-Горгона, на которую нельзя глядеть непосредственно. Внедрится в секту, где предводитель биологически читает мотивы человека – невозможно. Возникает вопрос стимула. Верно? Ты должен догадываться о цене перевербовки и происхождении силы, объединяющей людей Магистра. Это – практически вечная жизнь.

Бизон хмыкнул.

– Любопытно, но подобные обещания, по-моему, дают все предводители таких массовок, начиная с Моисея и Кришны. Бизнеса, меркантильней поповского, я не встречал. Так убедительно врать не сумеет лучший брокер с Уолл-Стрит. Вечная жизнь? А может ещё и вечная зарплата?

– Я уточняю: вечная биологическая жизнь. Невозможность умереть от болезни. Здесь и сейчас. Навсегда! Преобразование обычной молекулы ДНК в альфа-ДНК. Алхимики Азазеля нашли способ, как воспользоваться лечебным озером. Магистр может сделать обыкновенного человека практически бессмертным. Но раз в тринадцать лет процедуру надо повторять. Вся верхушка руководства Чёрного легиона сидит на игле озера из дельты Ганга. Но секрет процедуры только у Магистра.

Бизон скептично глядел на собеседника.

– И кто же в такое способен поверить? Агенты ФБР?

– Да. Они люди. Магистр может убедить. Ему есть чем. Например, фотографиями. Да ты не улыбайся. Возьми, полюбуйся. – Философ вытащил из папки открытку и дал её Бизону. – На фотографии документально зафиксирован Нотр Дам де Пари, то есть Собор Парижской Богоматери в первозданном виде. Снимок сделан в 13 веке. Как тебе качество съемки? Это не компьютерная графика, можешь провести экспертизу. Посмотри на людей в правом углу. Это интересно.

– И где же ты это взял? – Собеседник стал рассматривать чёрно-белую фотографию, всю покрытую мелкими трещинками, как средневековая икона. Сказал: – Похоже на толпу пьяных французов возле большой церкви.

– Это Франциск Ассизский с последователями. Ныне уже святой. Он вёл переговоры с Магистром, но они не договорились. Франциск не захотел так долго жить. Есть ещё очень много любопытного фотоматериала. Фотокамеру разработали ученики Пифагора, но первые снимки появились во время римского триумвирата. Есть неплохой снимок Помпея. Камера-обскура была изобретена в 19 веке независимо, от лаборатории Магистра. Азазель не собирался делать такой подарок человечеству и засекретил открытия принципа фотоизображения. Но фото архив, по всей видимости, имеется обширный.

– Ты меня пока не убедил. Фотография не в счёт.

– Напомню, тайну обряда изменения молекулы ДНК никто не знает, и члены секты полностью зависимы от желания Магистра, продлить цикл восстановления. Среди приближенных Азазеля есть секретарь Понтифика из Ватикана, архиепископ Махарашвили. Уроженец Грузии. Махарашвили и навёл Магистра на этого румына, о котором я говорил. Этот колдун, завербованный Магистром, оказался мне знаком. Год назад я использовал его для съема информации. Он тогда был министром по делам религий и иногда вращался, да и сейчас вращается, в кругах, близких к Европарламенту. Этот бородатый румынский ведун оказывает услуги частного порядка в области магии королевской семье Великобритании; является секретным посредником между Пантификатом Ватикана и Вселенским Патриархом православной церкви; курирует в ЮНЭСКО охрану религиозных памятников ислама и спит с секретарем Генерального секретаря НАТО. Шустрый румын, верно?

– Ну, ну…

– Ты знаешь мой стиль работы. Общаясь с клиентом, я воздействовал на него суггестивным методом, и закрепил в его подсознании неподавляемую психодоминанту, реагирующую на мою голосовую команду. Так, на всякий случай. А вот пригодилось! Это старый метод. Его использовали ещё индейские шаманы. Технологию описали на золотых пластинках. Испанцы, правда, всё золото переплавили на монеты.

– Угуммм, – пополз дым.

– Вот и я о том же. Технология утеряна, но я восстановил. Суггестивное нейро-лингвистическое управление. Так это могло бы называться.

– Я что-то подобное слышал.

– Это не то. Похоже по звучанию, не более. Аналогичный метод использовал Гитлер, Сталин и КГБ, но их технология предполагала использование людей склонных к самнабулизму, шизофрении, белой горячке и самоубийству. Мда.… Но вернусь к румыну. По моей картотеке его позывной – Будулай. С ним я работал следующим образом: набираю номер телефона; агент поднимает трубку и выслушивает кодированную команду; мы встречаемся и он, находясь в изменённом состоянии, отвечает на мой вопрос. Расстаёмся. Будулай не помнит ничего. Память работает только на передачу, а не на приём.

– Угуммм… – опять пополз дым.

– Этот румынский колдун оказался интересным экземпляром. Он имеет очень сильное биополе, но значительные пустоты в психополе. У магов это проблема. Любой сильный магический посыл опустошает правое полушарие. А мой суггестивно-лингвистический метод – контролирует заполнение этих пустот необходимой программой.

Сигара Бизона замерла, слегка светясь огоньком скрытого пламени.

– У тебя этих пустот нет, – успокоил Философ. И продолжил:

– Встретил я своего знакомого, не так давно, в Париже. Совершенно случайно. Он меня, конечно, не узнал. Жевал лягушку в одиночестве за столиком в элитном ресторане. Подсев к нему, я произнёс кодовую фразу, инициирующую изменение состояния. Включил диктофон и спросил его, чем он занимается. Говорил Будулай минут двадцать. Мне повезло, другого объяснения я найти не могу. Он был членом Чёрного лгиона, недавно принятым в его ряды.

– Вот это уже теплее… – выпрямился в кресле Бизон.

– Ещё как теплее! Будулай поставляет лично Министру информацию из Вселенского Патриархата константинопольской православной церкви, а также сведения военно-технического характера, полученные в секретариате штаб квартиры НАТО.

– Телефоны, серверы и пароли к ним есть? – спросил Бизон.

– Есть. Теперь я знаю больше самого Будулая, двойного агента. Ему многое стирают из памяти, но не совсем профессионально. Всё можно восстановить. Единственный способ забыть – это никогда не знать. Я использую этот приём.

Философ переложил маустерьера в другую руку. Тот зарычал и вцепился в рубашку.

– Теперь самое главное. Из Будулая вытягивать особо нечего, кроме того, что он еврей, а не румын, а его информация из Патриархата и штаб квартиры НАТО нам известна из более достоверных источников. Эксклюзива никакого нет. А вот о самой системе внутреннего режима Чёрного легиона, я узнать от него ничего не смог. Кроме описания внешнего вида Магистра и смысла его вопросов Будулаю.

За окном завыл ветер, и крупные капли дождя дробью рассыпались по стеклу. Пламя в камне взметнулось, кидая во все стороны угловатые тени. Громыхнули настенные часы, размеренно отбивая вечернее время. Маустерьер притих. Дело близилось к ночи.

– И вот здесь мне удалось совершить прорыв в своей психотехнике, – продолжил рассказ Философ. – Будулай общался только с Магистром и всего лишь отвечал на его вопросы. Обратной информации не было. Всё – тупик. Казалось бы. Я несколько дней искал решение этой задачи.

– Ну?

– И нашел.

– Я это уже понял. В противном случае не было бы такого длинного вступления.

– Ты прав. Итак. Поскольку роль румына заключается лишь в том, что Магистр получает от него сообщения, выслушивая их, я решил использовать Будулая как ключ. Подмешать к его информации свою сеггустивную команду. И попытаться внедрить нейро-доминанту напрямую Магистру. Если у него, конечно, есть подсознание.

– И что же?

– Оказалось, есть. И ещё какое! Существовать столько лет и всё держать в сознании, очевидно невозможно. Мой расчет был на то, что Магистр использует магию, и в таком случае платит за это, – опустошаясь. У него должны были быть большие пустоты в психополе. Я прозондировал Будулая, выяснил голос Магистра, манеру говорить и стал готовить его к внедрению доминанты. Потребовался хрустальный шар. Без него гарантии не было никакой. Пока Магистр разглядывал лазерную голограмму в центре шара, Будулай читал и скороговоркой бормотал определённые слова на древнешумерском языке, а затем медленно громовым голосом произнёс внедряемую фразу-код, и причём голосом самого Магистра. После озвучивания моей команды, Магистр выронил шар, тот разбился, и в ту же секунду память обоих заблокировалась. Примерно так всё происходило.

– И что же это означает? – отложив сигарету, спросил Бизон, вопросительно глядя на Философа.

– Всё произошло по моему расчетному сценарию. Я даже не ожидал. Появилась возможность влезть в подсознание Азазеля, в его память. У меня теперь есть номер его телефона. Первый его монолог длился около четырёх часов. Естественно, ночью. Это тебе объяснение, откуда я всё знаю о нём.

– Он тебе по телефону говорит о себе? – изумился Бизон.

– Да. Но проблема в том, что на древнешумерском языке. А когда разговор касается Чёрного легиона не в прошлом, а в действительности, то он переходит на неизвестное наречие. Адресов, телефонов, паролей к сайтам – ничего извлечь невозможно. Только общие воспоминания, но никакой конкретики. У него, очевидно, стоит какая-то блокировка в памяти. Номер своего мобильного телефона он пока не изменил. И ещё… Я не уверен, что он не проделает что-либо подобное со мной.

Собака взбежала по ноге Философа и повисла на брюках, уцепившись лапами.

– Когда ты последний раз говорил… с Азазелем? – спросил Бизон.

– Вчера, поэтому я и здесь.

– Скажи мне последние данные по легиону.

– Последние данные таковы: Магистр выяснил, кто разработал машину АМ. Проводится операция по захвату Мэрилин. Отдана команда всем автономным ячейкам секты, разбросанным по миру. Смысл команды не установлен. Планируется нарушение паритета США и России внешней провокацией – не санкционируемым запуском баллистических ракет членами легиона, находящимися в составе оперативных группировок обеих стран.

– Это всё есть на диктофоне? – спросил Бизон.

– Да.

– Продолжай.

– Одновременно наносится ракетный удар ядерными ракетами морского базирования. В наступившей смуте Франция и Великобритания своим оружием воспользоваться не успеют, – так считает лично Магистр и его аналитики. Потенциал этих стран уничтожит Россия и Китай с атомных субмарин. Время подлёта таких ракет 7-10 минут. То же самое произойдёт с Тель-Авивом. Израиль разрушат полностью с атомного ракетоносца. Он уже там дежурит. Точечными нейтронными ударами уничтожается ядерный потенциал Индии и Пакистана. Эти цели конфессия ликвидирует своими силами. К этому времени почти все боевые ракеты России и Китая стартуют в сторону Американского континента, Западной Европы, Океании, Австралии, Новой Зеландии и, выборочно, Северной Африки и Ближнего Востока. Северная Корея атакует Японию. Американцы нанесут удар по территории России, Восточной Европы, Китая, Северной Кореи. Компьютерные расчеты, анализирующие последствие всего этого, произведены давно. Учитывая, что в боевых действиях используют около 7000 ядерных боеголовок, каждая в среднем около 500 килотонн эквивалентной мощности, и при расчёте, что тридцать процентов ракет будет уничтожено в стратосфере, около десяти процентов на старте, и двадцати процентов на подлёте, – ядерной зимы не наступит. Но цивилизация исчезнет. Обеими сторонами активируется сверхсекретное тектоническое оружие. Стимулируются землетрясения во всех районах напряженности земной коры в зоне расположения мегаполисов. Все космические объекты будут поражены в течение первого часа боевых действий, включая и гражданские, и военные спутники связи, а также наземные центры спутниковой коммуникации. Инфраструктура развитых стран просто исчезнет. В наступившем хаосе уцелевшие военные группировки, – без общего центра командования и абсолютно без связи, – займутся уничтожением друг-друга, постепенно превращаясь в бандитские сборища. И это всё не сочинение на вольную тему! Наступил звёздный час Азазеля. По его расчётам районы Северо-Западной Индии не должны пострадать. Оттуда и начнёт расти девятая цивилизация. Время есть и планету отстроят. Под руководством Верховного Магистра и отряда из Антарктики. – Философ замолчал и принялся за пиво.

– Сколько всего людей с альфа-ДНК? Есть такая информация?

– Конечно, есть. Около двухсот. Это руководители автономных ячеек.

– Есть возможность на них выйти? – Бизон, нахмурившись, склонился над компьютером.

– Пока нет.

– Ты выяснил ориентировочно, время начала операции и детали планируемых действий?

– На эти вопросы Магистр отвечает на неизвестном наречии.

– Так дай текст расшифровать машине АМ. Свяжись с Музыкантом.

Философ несколько секунд молчал.

– Господи мне это и не пришло в голову. Я старею.

Гениальное решение!

 

Глава 46

Уроки выживаемости хороши только в теории. В реальности это ад, из которого не видно выхода.

Шеллинг злобно глядел на горизонт, где скрылась «Дельта-12». Хотелось пить. Воды в «неприкосновенном запасе» не оказалось. Шоколад и коньяк.

Он плыл на крошечной надувной спасательной лодке, автоматически сброшенной из лежащего на воде самолёта, и надутой воздухом из баллона. Конструкторы самолёта и теоретики воздушных проблем позаботились о Шеллинге. Да вот воду в НЗ не положили. «Торнадо» затонул, чуть не утянув за собой в воронку замешкавшегося пилота. В комплекте лодки были и рыболовные снасти, но немец ничего не соображал в рыбной ловле. Он только ругался и орал на весь белый свет. Это у него получалось хорошо.

На третьи сутки пришлось обучаться рыбной ловле. Отто поймал с сотой попытки жирную макрель, длиной с метр. Морщась и кривясь, принялся есть улов и пить влагу, которая была в рыбе.

Он понимал, что влип. Но не верилось. Прибор определения местоположения «Джи-Пи-Эс» утонул, – координаты не определишь. Спасательный радиомаяк он принципиально не вставлял в специальный карман на комбинезоне. Фатализм изображал. Где он сейчас – неизвестно. Но акулы о нём уже знали и сновали изредка туда-сюда.

Страха у Шеллинга не было. Было бешенство. Он не таких акул сбивал в небе над Афганистаном, Эфиопией, Ираком, Ираном, Югославией, Камбоджой, Вьетнамом, Ливаном… Список можно продолжить. Воздушному суперасу упасть в японское болото и бултыхаться там как… сухопутная крыса, брошенная в помойку. Тьфу! Тошно. Простой гранатой из полевого гранатомёта сбить такую машину, как «Торнадо». Всё равно, что из рогатки. Русским везёт на такие пакости. Возгорание правого крыла, недостаточное количество фреона для тушения, а затем отказ закрылков и возгорание двигателя. Вынужденная посадка на воду, где чуть не утонул. «Торнадо» держался на плаву 30 секунд. Почему? Где-то была открыта заслонка. Церковное сборище закончилось очень и очень печально. Для него, для Шеллинга.

Он поставил небольшой парус ярко жёлтого цвета, прочитав предварительно инструкцию, и поплыл туда, куда дул ветер.

Шел день за днём. Отто ловил рыбу уже более профессионально и съедал её не морщась. Часами лежал на дне своей лодки и смотрел в небо, которое днём было лазурно-голубое, а ночью – словно усыпано бриллиантами. Столько звёзд одновременно Шеллинг не видел никогда в жизни. Он вообще не поднимал головы выше линии горизонта, когда был не в самолёте. А когда сидишь за рукояткой управления истребителя – тогда вообще не до звёзд. Это бессмысленно – пялиться в пустоту. Шеллинг всегда был реален в своих интересах. Всю жизнь он лез и рвался вперёд, вперёд, вперёд… Лейтенант, капитан, майор, полковник… А вот кто он сейчас? Шеллинг не мог ответить на этот вопрос. Для соответствующего статуса необходимы наблюдатели этого статуса. Иначе всё теряет смысл.

Шли недели. Шеллинг стал сочинять стихи. Все известные ему песни он уже проорал раз по десять каждую. Надоело. Может, что-то есть в стихах? Он вспомнил прочитанное в далёкой юности, в колледже стихотворение Ницше. И вслух продекламировал его:

Отто огляделся вокруг себя. Посмотрел на горизонт. Он был один. Принялся сочинять своё стихотворение. Но хоть он и складывал тщательно, кирпичик к кирпичику рифмованные слова, всё равно получалась такая муть, что даже он, автор, не решался дважды прочесть свою душевную конструкцию. Акулы, тычась мордами в борта лодки, внимали его стихотворениям, поглядывая хитрыми глазками на автора. Он отгонял их длинным тесаком, который был в комплекте спасательного снаряжения.

Прошло неведомо, сколько времени, – Шеллинг не считал, – и далеко на горизонте, прямо по курсу ветра показалось что-то вроде земли. Отто встал в лодке и, приложив ладонь ко лбу, как козырёк, стал смотреть вперёд. Да, земля. Естественно, хроническая подавленность исчезла моментально. Но и бегать по лодке и кричать «Земля!!!» он не стал. Шеллинг вытащил из кобуры пистолет, пересчитал патроны в запасной обойме и принялся чистить оружие. Разобрав и собрав свой офицерский «Браунинг», он вогнал патрон в патронник и поставил пистолет на предохранитель. Лёг на дно лодки и стал смотреть в небо. Лежал, лежал… Пролетела стайка летающих рыб. Неожиданно Шеллингу показалось, что на него смотрят. Он прищурился и стал оглядывать небо в поисках самолёта. Нет, самолёта не было. Но кто-то на него пялился, он это чувствовал. Опытные бойцы видят и чувствуют пулю тогда, когда она еще не вылетела в его сторону. Шеллинг был такой. Но никто в поле зрения так и не появился.

Земля приближалась. Это оказался небольшой островок, окруженный скалами. Лёгкий прибой бил волной в песчаное основание острова. Шеллинг вытащил лодку на песок и отволок её подольше, за небольшой валун. Парус сложил. Огляделся, увидел что-то наподобие тропы и двинулся туда уверенной походкой лётчика-истребителя.

Через пол часа пути его встретил японец среднего роста, одетый в джинсы и футболку и дружелюбно глядевший на него.

– Морские путешествия? О! Это прекрасно. Я издалека наблюдал ваш корабль (яп.).

– Вода есть? Вода (нем.).

– Вода располагает к размышлениям, верно? (яп.).

– Друг, дай воды. Я хочу пить (нем.).

– Наши желания множатся от познаний, и удовлетворить их полностью нет никакой возможности. Знания несут желания и полное истощение души (яп.).

– Вода. Буль-буль. Вода. Хочу пить (нем.).

Шеллинг стал жестикулировать, что крайне не любил, и японец тотчас понял его.

– Ты хочешь выпить? Идём друг, идём.

Он завёл его в свой дом, построенный в старинном японском стиле, и взял в руки бутылку саке «Оранжевая лошадь». Немец испуганно замахал руками. «Вода! Ватер!» (нем.).

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! Ты просто хочешь пить? Да так бы сразу и сказал (яп.).

Он вытащил большую плетёную бутыль и налил в большой бокал чистой, родниковой воды. Пододвинул к нему. – Пей. Она с глубины в тысячу метров (яп.).

Тот за несколько секунд выпил полутора литровую кружку, и устало откинулся в плетёном кресле.

– Ещё будешь? (яп.).

– Чем угостишь, то и съем (нем.).

Японец, увидел равнодушие гостя к бутылке с водой, быстро заставил стол рыбными приготовлениями, на которые Отто посмотрел с ненавистью. Затем поставил тарелку вареного мяса, и круглую лепёшку хлеба. Взял в руки бутылку «Оранжевой лошади». Спросил:

– Налить? (яп.).

– Лей, лей. Теперь уже полегчало (нем.).

Выпив по круглой чашке «Оранжевой лошадки», собеседники принялись есть. Отто ел мясо и хлеб.

– И что ты один в эдакой дыре, на краю света делаешь? (нем.) – спросил Отто, обведя рукой вокруг себя и посмотрев по сторонам.

– Ты попал в расположение церкви Вечной молодости. Я очень тебе рад (яп.).

– Баба хоть есть? Или совсем один? (нем.).

– Эта церковь только недавно основана. Я первый апостол. Вон в тот телескоп (он указал на скалу, где стоял зеркальный телескоп) я видел богов и слушал их песни. Я видел богов своими глазами, я слышал богов своими ушами. Ты веришь мне? (яп.).

– Понятно, что один. Я тоже по жизни один. Не скажу, что это хорошо, но не скажу что и плохо (нем.).

– Они мне оставили священную книгу. Они мне оставили книгу Вечной молодости. От неё нельзя оторваться. Она заглатывает тебя целиком. О! Это прекрасно! Хочешь, я дам тебе почитать? (яп.).

– От одиночества можно и свихнуться, но можно и наоборот, окрепнуть духом. Мне это говорил отец (нем.).

Шеллинг уже насытился и с удовольствием смотрел на море уходящее до самого горизонта. Японец принёс толстую книгу чёрного цвета.

– Слушай, а у тебя здесь здорово! Настоящий японский монастырь. Я бы здесь остался. Отто Шеллинг свое отвоевал (нем.).

– Ешь, ешь ещё. Очень полезная, вкусная рыба (яп.).

– Пока я плыл один среди волн и акул, мне кажется, я стал другим. Я не жалею, что утонул мой «Торнадо». Зато теперь сижу здесь! Это похоже на компактный рай. Мы даже и не познакомились (нем.). Отто, – Шеллинг показал на себя. Повторил: – Отто.

Японец засмеялся и показал пальцем на себя – Мао.

– О, Мао! Это мне что-то напоминает. Мао. Мао! Звучит! (нем.).

– Я Мао, отец мой Мао, дед Мао, прадед Мао… Я Мао в шестьдесят шестом колене (яп.).

– Да понял я, понял что ты Мао. Ты куришь? (нем.).

Показал жестом процесс курения.

– Да, конечно курить есть. Без этого японец не мужчина (яп.).

Вышел в другую комнату и принёс коробку с табаком и пачку тонкой курительной бумаги. Шеллинг кое-как скрутил самокрутку и, прикурив, с наслаждением втянул никотиновую волну, сразу отпускающую все жилы и нервы. Мао закурил тоже.

– Хороший у тебя табак. Где покупаешь? (нем.).

Указал пальцем на коробку.

– Это хороший табак. Я его сам выращиваю. Вон там за домом, – показал рукой, – он и растёт (яп.).

– Свой собственный остров, свой собственный табак, свой восход и закат, свой прибой… Ты здесь Бог, Мао. Ты – Бог (нем.) – Показал пальцем на Мао, потом на небо.

– Да, я очень люблю астрономию. Я отдал ей всю жизнь. И оказалось – не даром. Я увидел живых богов. Видишь бумагу, которая лежит за домом? Вон, в окно видно. Это отчёты о проделанной работе. Теперь они не нужны. Я понял, что нашёл то, что искал. Боги – люди. Очень добрые и весёлые. Я основал церковь Вечной молодости по их просьбе. Они пели. И я понял их. Я первый апостол. Ты – второй. Потому, что ты второй, кто оказался на этом святом месте. Ты уже не уйдёшь отсюда. Ты останешься здесь навсегда (яп.).

– Наверное, рыбы здесь хватает. Ставишь сети? (нем.)

– А останешься ты здесь потому, что скоро поймёшь – кругом сети и клетки. Свобода здесь (показал рукой на сердце), и здесь (обвёл рукой остров). Лучше этого острова для свободы своей души ты не найдёшь (яп.).

– Однако островок и, правда, неплохой. Неужели он никому не принадлежит? (нем.). – Провёл рукой по лицу.

– Наш ритуал заключается не в молитвах. Мы просто разговариваем со звёздами вон на той горе. Там стоит телескоп. Он может слушать. Мы будем ждать возвращения. Нового возвращения богов. Вот и всё. А днём ловим рыбу и работаем (яп.).

– Что за книга, дай посмотреть (нем.). – Указал рукой на толстую, чёрную книгу, лежащую на столе.

– Это оставили боги, когда пролетали над островом. Священная книга. Тот, кто откроет её, становится членом церкви Вечной молодости. На, возьми. Но знай, обратно отдать ты её уже не сможешь. Она будет не уже не та, которую я дал тебе (яп.).

Отто Шеллинг открыл книгу и впился взглядом в совершенно непонятные буквы. Мао удовлетворённо откинулся в кресле. Он знал, Отто книгу отдаст нескоро. Ритуал посвящения в церковь Вечной молодости включал в себя просмотр священной книги. А тот, кто это проделал один раз, останется здесь навсегда. Мао верил в это, и он был прав. У Новой Церкви великое будущее.

Теперь он не один. И всё впереди.

 

Глава 47

В воздухе стоял запах магнолий, фиговых деревьев и индийской конопли растущей непобедимым сорняком на каждом свободном клочке земли. Жужжали пчёлы, пели птицы, вдали раскатисто ухала обезьяна – ревун. Между стволами деревьев, в гуще субтропической чаще, виднелась командирская машина дивизиона комплекса «С-500», застывшая серым, неподвижным монолитом. На небольшой полянке к стволам двух больших монстер длинными верёвками был привязан большой, полотняный гамак, на котором раскачивался, покуривая сигарету, оператор АРСН Григорий Загибайло и глядел вверх, в глубину спутавшихся лиан. На груди его лежала книга.

Юра, командир отряда специального назначения, сидел под тутовым деревом, жевал листья коки и что-то играл на своей гитаре, звуками которой порядком надоел всему отряду, и продолжал изводить всех ноющим бренчанием.

– Заткнулся бы, а? – вежливо попросил его Григорий. – Уже и лягушки уснули.

– Что ты понимаешь в гармонических интервалах, – вздохнул командир отряда. – Я на тебя, стрелок, не обижаюсь. Тебе что контрапункт, что командный пункт – всё едино. А ты знаешь, – добавил он, – что именно музыка вела в бой македонские войска и колесницы Рамсеса Великого?

– Не знал. Не знал, что уже тогда использовали психическое оружие.

– Шутник, – Юра безобидчиво провёл по струнам.

– И при чём здесь, кстати, «С-500»? – спросил Григорий.

– Кто его знает. Японцы, например, на своих космических ракетах пишут священные тексты, в которых просят, чтобы они, ракеты, не падали, а долетали до орбиты. И тоже, кстати, что-то там поют…

– Типа твоего…

– Да, типа моего, – серьёзно ответил Юра. – Они там прямо хоровод вокруг ракетоносителя водят. И без такой церемонии, между прочим, добро на пуск не даст ни один премьер министр Японии. А почему? А потому, что они к делу подходят практически, то есть эмпирически. Ты, кстати, закончил? – Юра показал глазами на книгу, лежащую на груди Григория. – Неделя уже прошла.

– Да, – хмуро ответил тот.

– Вот и молодец, вот и молодец. Послушай фрагментик произведения… – Музыкант переплел пальцы между струн, стал колотить медиатором и тянуть аккорды. – Пониженная квинта! Тебе это ни о чём не говорит? – И снова извлёк фонтан невообразимых звуков.

Григорий с вздохом шевельнулся в гамаке и сбил пепел с сигареты. Сочувственно поглядел на командира.

– Ну, пониженная, так пониженная. Только вот зачем? А почему, к примеру, не повышенная?

– Не катит. Не тот звук. У тебя звание повышенное? Вот то-то. Но пониженным может стать моментально. Квинта это и имеет в виду. Неизбежность падения. Ты чувствуешь, какая умная штуковина музыкальная гармония?

– О господи! – Григорий перевернулся на бок и выбросил в траву сигарету.

– Да ты знаешь, – стал заводиться любитель музыкальных интервалов, – что вся современная музыка возникла благодаря этой пониженной квинте? Красота и трагедия падения понятны всем людям искусства! И даже просто людям… Два интервала, две ноты изменили лицо музыкальной индустрии, нет, они совершили прорыв, переворот, парадигму в восприятии музыкального ряда! Если бы не они, Пол Маккартни и Мик Джагер остались бы нищими и никогда нигде не выступали бы, а Эрик Клэптон, Ай-Си-Ди-Си, Дип-Пёрпл и Пинк Флойд спились бы и закончили жизнь под забором.

– Наверное, секретные? – спросил заинтересованно оператор АРСН.

– Кто?

– Ноты.

– Да нет. Обыкновенные, известные давно интервалы. Пониженная квинта и пониженная терция в мажорном ряду.

– А что за терция такая? – проявил интерес Григорий.

Юра забренчал что-то невообразимое и стал подвывать: «Мы ходим по кустам там, где нет людей…»

– Господи, да от этого искусства наши боеголовки самоликвидируются не взлетев, – заметил Григорий. – Эти твои терции и квинты надо исполнять при внезапной встрече с противником, пан Юра. Давай лучше шансон.

– Тьфу ты, деревня. – Кинул гитару в кусты и вытащил сигарету. – Тебе это не дано. Эзотерические знания словами не передаются.

– Какие, какие?

– Музыка – сила! И больше никто ничего добавить не сможет. Даже Шопен это понимал, от чего и умер. Остальное тебе знать не нужно. Всё, через десять минут обед. – Прикурил и кинул взгляд на небольшую книжечку, притаившуюся на груди оператора АРСН. – Впрочем, нет, я совсем забыл. У нас же ещё урок философии!

– О господи, – тихо пробормотал Григорий и положил руки на произведение, лежащее у него на груди, как бы пряча его подальше от глаз.

– Ну? – вопросил командир. – Ты прочёл книгу?

– Я же сказал уже – да, – угрюмо ответил оператор.

– Я рад, я рад, – потёр руки Юра. – Мы скоро догоним потенциального противника по уровню политической подготовки!

Григорий протянул из гамака книгу с непонятным названием «Диалектика имманентного и трансцендентного». Сказал:

– Знаешь, Юра, если честно… Я прочёл. Но у меня до сих пор болит голова, и я ничего не понял. Забери её от меня, я смотреть на неё не могу – кружится всё внутри… Может она для моряков?

Командир взял книгу и испытывающе глянул на сержанта.

– Ты должен понимать такие вещи… Голова кружится даже тогда, когда первый раз из гранатомета по цели стреляешь… Сейчас идёт гонка военно-интеллектуального превосходства. – Помолчал, полистал книгу. – Про квинты и терции ты же, по-моему, понял?

– Ну, что-то вроде… – уклончиво ответил сержант.

– Так ведь здесь о том же самом, только другим способом передачи – алфавитом.

– Наверное, я не готов к такому алфавиту…

– Хорошо, попытаюсь объяснить основную мысль простыми словами. – Юра упал в гамак, который был привязан рядом, заложил руки за голову и начал говорить:

– Слушай внимательно. Имманентный мир это всё то, что тебя окружает, все, что происходит в твоей голове – твои мысли, желания и всё прочее. То, что ты можешь почувствовать, увидеть и представить, это он и есть имманентный мир. Ясно?

– Пока да.

– Ну, вот видишь как просто, – оживился Юра. – Продолжим: имманентность осознаваема, трансцендентность же, как раз наоборот. Трансцендентный мир выходит за пределы твоего восприятия и понимания. Это всё то, что ты даже не в состоянии вообразить, а не то, что увидеть или почувствовать. Это понятно?

– Нет.

– Юра пустил колечко дыма, сбил пепел с сигареты в лист фикуса и уверенно сказал:

– Щас поймёшь. Слушай внимательно. Перехожу на другой уровень подачи материала.

Григорий внимательно смотрел на командира из своего гамака.

– Имманентное и трансцендентное, – медленно начал учитель философии, – соотносятся друг с другом примерно так. В образном, конечно, изложении. – Помолчал; Спросил: – Ты любишь животных? Я тоже. Прекрасно. Представь себе: на верёвке висит кошка; слепая, глухая и к тому же без зубов и когтей. Одно только может – языком болтать.

Юра затянулся и медленно выпустил дым. Продолжил:

– Это имманентный мир, Григорий. Далее: возле верёвки с кошкой стоит стул, а на нем сидит, – как бы его назвать? – живодёр, так и назовём. Курит папиросу, пьёт пиво, а в руках плётка. Рядом столик хирургический расположен, а на нём всякие специальные инструменты лежат: щипцы для пыток, иголки разные, ну и прочее… Бидон с кипятком неподалёку поблёскивает. В общем, все нужные приспособления для пытки животного – под рукой.

Командир снова сделал паузу, затянулся сигаретой и продолжил:

– Ну, кнут – кнутом, а в стороне на маленьком столике лежит, так сказать, пара пряников: кусок сала, сыр, хлеба краюшка… Так вот, Гриша, этот живодёр – и есть трансцендентный мир. Понятно?

– Ничего не понятно.

– Ладно, поймёшь, – пустил кольцо дыма; качнулся в гамаке. Продолжил, медленно выговаривая слова:

– Сделает это падло глоточек из бутылки – бац кошку плёткой – и смеётся, наверное… Иголкой её ткнёт в бок, для общего порядка. Кошка орёт: «Жизнь собачья! Будь она проклята! Мама – роди меня обратно». Живодёр докурит бычок и, – бабах кошку по голове дубинкой. Ха-ха-ха! – наверное. И снова плёткой. И тут же, раз – пряник ей под нос. В виде куска сала. Ну, измученная тварь вцепилась, бедняга, и жуёт, жуёт – голодная ведь. И неожиданно начинает ощущать что-то вроде счастья. Мысли в голове струиться такие, примерно, начинают: «А ведь, в сущности, жизнь не такая плохая штука!» И тут снова – бац плёткой по морде, чтобы сало всё съесть не успела и не расслабилась. Да ещё, живодёрище, щипцами лапы задние, для профилактики, зажмёт; передние верёвкой затянет; ведро липкой горячей воды на кошку выльет; возьмёт верёвку – и давай её, кошку, крутить вокруг себя, приговаривая:

«Помни, у тебя всегда есть выбор! Надежда умирает последней. У всех есть равные шансы!». Это скотина живодёрище такую фигню котяре парит. «Будешь терпеть – и у тебя всё получиться! А ещё лучше – молись. Тогда все проблемы сами решатся. А ты говоришь – жизнь дерьмо. Не видала ты красотка дерьма!» И снова – бац дубинкой. Вот такая любопытная диалектика. – Юра прищурился от дыма и спросил:

– Наводящий вопрос по теме, сержант. Что в состоянии сделать кошка, как она может воздействовать на мучителя? Как она может достать его? Есть один способ. Догадайся. Ты обязан знать ответ!

– Слушай, – спросил оператор АРСН, переживающий за бедное животное, – а как кошка оказалась в таком положении? За что с ней так обходятся? Не родилась же она с верёвкой и без зубов?

– Хороший вопрос! Ты продвигаешься в обучении. А положение её изначально таково, – ответил проповедник Юра. – Когда-то, конечно, были и глаза и уши и зубы, но когда – никто не помнит. И зовётся это её непонятное положение – первородным грехом. Не родилась бы, паскуда, – не мучалась. А так – грех. Потому что соблазняешь живодёра пользоваться своей никчемной беспомощностью. Сдохнуть кошке её напарник тоже позволить не может. На кого же тогда грехи писать? И вообще… Без кошки он никуда. Делать больше ничего не умеет. Она ему необходима как воздух. Порою, правда, очень своенравные и умные котяры попадаются… Управу на живодёра находят. Редчайшие случаи, – но они бывают.

Юра швырнул в траву потухшую сигарету и сказал:

– Понял ты или не понял, а я тебе объяснил. Вот только конец истории ты должен додумать сам. Это и есть экзамен. В книге ответа нет, можешь не искать. А подсказать тебе я не могу – не помню, забыл. Да и права не имею.

– Юра, может, закончим с философией, – стал канючить Григорий. – И так тошно. Не мучай, – включи другую тему.

– С философией закончить невозможно, – ответил просвещенный командир. – Только она сама может закончить с тобой. И это ты тоже обязан понимать.

Всё, слазь с гамака. Идём обедать.

 

Глава 48

Мэрилин смотрела на мир с сотого этажа. До самого горизонта расстилалось поле небоскрёбов и фешенебельных строений невероятных конфигураций. Теперь это её мир. Возможно, навсегда. Поле с ромашками осталось в прошлом.

Охрана из двухсот человек разместилась вокруг неё в радиусе километра. Какие ромашки? Какие фиалки и колокольчики? Стеклобетон, бриллианты и зависть окружающих, переходящая в ненависть. Вот образ жизни мессии современного мира.

Мэрилин смотрела на заходящее солнце. Оно было всё то же что и десять, пятнадцать и тысячу лет назад. Оно было всё то же, что и при Клеопатре, и при Нефертити… Ничего не изменилось! Все изменения происходят только в голове. Она это уже понимала.

В её комнате стояли только несколько больших цветов в глиняных горшках, большая кровать и компьютер.

Мэрилин думала о Будде. О его свободе. О его силе и бесстрашии. О его фатальности. Как она хотела быть вместе с ним! Хотя бы в виде той белой птицы, которой она, Мэрилин, становилась во сне, который был реальнее реальности.

В дверь тихо постучали.

– Да, заходите, – проговорила. Вошел начальник охраны.

– Мария Николаевна, – сказал. – Не надо стоять у открытого окна. Мы сканируем всю местность, но всё может быть. Есть не очень хорошие данные о местном терроризме. Я вас прошу…

– Спасибо Виктор. Я ещё чуть-чуть постою и ложусь спать.

Начальник охраны вышел.

Она ещё раз окинула взглядом гигантский мегаполис. Наклонилась вниз. Там сновали мириады людей и машин. Там была жизнь. Её броуновское движение, без которого нет ничего живого. Без которого остаётся только лёд, смерть и вечная мерзлота. Лед души.

Она принялась рассматривать людей и представлять, куда они идут, и что собираются делать. С такой высоты, правда, люди были как крошечные мурашки, но воображение всё равно рисовало любопытные и прекрасные картины: Ресторан, французские вина, обнажённая спина партнёрши в танго, поездка на «Ламбардини», дом или гостиница, вечерние поцелуи в кровати. Ах, как прекрасно просто жить! Бегать в магазин за хлебом. Пить утром кофе. Купаться в океане или реке. И не думать. Это самое большое счастье – не думать…

Но Мэрилин думала. Она всё понимала. Она отличала виртуальное от реального. Но реальное от этого становилось только хуже. Безумство жизни, вот что влекло её. Она понимала несчастное состояние всех великих людей. Начиная с фараона Рамсеса Великого, продолжая Александром Македонским, заканчивая всеми великими людьми современности. Охрана. Душа не воспарит в свободный полёт под зорким оком охраны. А если душа не летает, то зачем она в прикованном обстоятельствами теле? Жить и умереть. И всё? Душа может не простить такого отношения к своему свободолюбию, к своей любви танца жизни, к своему естеству, своему вечному полету по бесконечным орбитам систем миров, систем духа, систем божественности самой себя.

Солнце медленно опускалось. Урбанистический пейзаж окрасился в розовые тона как на картинах постмодернистов. Во многих окнах уже горел свет. Интересно, а что делается вон за тем арочным окном? Наверное, двое влюблённых сидят за столом, смотрят друг на друга и о чём-то говорят бессмысленными фразами. Это прекрасно! Но. Двести человек охраны? Нет, мне это не по душе.

Мэрилин прошлась по комнате, вспомнила ферму, луг, её поездки по ночному лесу, водителя Василия, дарившего ей фиалки, ночные чаепития под звёздами среди жасминов, беседы с Колей (как он просил себя называть), до сих пор не расшифрованные, светлячки, летающие мерцающими огоньками… Тёмный лес и звёзды…

Снова стала перед окном. Глянула вниз. Сто этажей. Около шестисот метров. Страшилище, а не здание. Зачем такие дома? Зачем столько бетона, стекла и железа? Ведь вся душа уходит в эту бездонную массу. И этого никто не замечает.

Солнце почти зашло, но внизу на улицах горело искусственное солнце галогена. И для кого-то только сейчас железобетонные фиалки начинали распускать свои лепестки. Для кого-то. Но конечно, не для всех. Не для Мэрилин, например! Двести человек охраны! Эта цифра вызывает протест! И, похоже, цифра эта будет только увеличиваться. За ней охотятся, она знала. Люди из Чёрного легиона. Люди без прошлого и будущего, так ей казалось. Может быть, так оно и было? Никто ничего толком не знает. Но все хотят свободы. Не понимая даже, чего они хотят. Воображаемое, превращаясь в реальное, очень часто представляет из себя совсем не то, о чём мечталось. Почему? Не знает никто. Искорки счастья, вспыхивающие порой в процессе жизни, совершенно независимы ни от кого и не от чего. Почему? Мало кто решится совершить желаемый поступок, не боясь никого и ничего. И, наверное, эти люди счастливы в своем отрицании разумности…

Мэрилин поднялась и встала на подоконник. Кинула взгляд вниз. Мир! Совершенно неизвестный мир! И, конечно же, чужой. Пока она в бриллиантах…

В дверь быстро постучали.

– Нельзя, – ответила низким голосом.

– Мария Николаевна, слезьте с подоконника. Я умоляю вас. Это ужасно. Вас может снести порывом ветра!

– Виктор, – сквозь двери спросила Мэрилин. – А ты часто летаешь во сне?

– Вы это о чём? Пожалуйста! Опуститесь в комнату и закройте окно.

– А я летаю постоянно. Иногда даже не во сне. Свобода души требует свободы полёта. Ведь так, Виктор?

– Вы не обижайтесь, я зайду в комнату.

– Заходи.

Начальник охраны вбежал в комнату и уставился на Мэрилин, стоящую на окне в развевающемся от порыва ветра платье.

– Ну и что? – спросила она. – Это опять какие-то моральные оковы? Я опять не могу делать того, чего хочу! Виктор! Ты же победитель – по имени. Учись побеждать себя.

И она выпрыгнула в окно.

Это было прекрасно! Шестьсот метров – это несколько секунд полёта. Но каждая секунда, каждая ЭТА секунда стоила всей жизни, а то и ста жизней. Огни небоскрёбов слились в сплошную линию, и Мэрилин казалось, что она летит в огненной воронке. И вот сейчас, в этой воронке, всё становилось на свои места. Жизнь была жизнью. Смерть была смертью. Без всякого взаимного кровосмешения. Вся ретушь слетела в одно мгновение. Осталась абсолютная и естественная любовь. К жизни.

Мэрилин дёрнула за шелковую нить. Парашют, в сложенном виде не больше коробки спичек, раскрылся в десятках метров над полем асфальта. Мягко приземлившись на мостовую, она отстегнула ненужное теперь сверхтонкое полотно и, вздохнув полной грудью, пошла вперёд. Туда, где молодая пара смотрит друг другу в глаза и говорит бессмысленные фразы.

 

Глава 49

– … Если ты говоришь о вечной биологической жизни в прямом смысле, то.… То я не знаю, что тебе сказать. Я должен всё это понимать буквально?

– А почему столько скепсиса? Да, буквально, в прямом смысле. Почему ты допускаешь, что я могу такие серьёзные вещи обсуждать не буквально? Радон. Радоновый источник, обогащённый радиоактивным метеоритом из железа, который упал в дельте Ганга 50000 лет назад. Вот это и есть причина трансмутации некоторых людей, так считает моя группа. Информация обработана машиной АМ. Есть цикл – 144 года. Есть тринадцать подциклов, так сказать, – каждый по тринадцать лет. Именно столько времени этот кусок железа накапливает энергию, а затем, течении нескольких часов, отдает её в воду озера. Что это за импульс, каково его происхождение, никто толком пока сказать не может. Нет данных. Этот импульс, при определённых условиях, меняет структуру ДНК, и она реанимирует стволовые клетки. Ты знаешь, что такое стволовые клетки? Ну, и что тогда тебе не понятно? Я тоже больше половины из того, что говорю, – не понимаю. Но наше с тобой дело не понимать, – а проверять. Все расчёты машина АМ сделала на основании расшифровки монолога Магистра-Симона Мага, и на основании изучения нескольких волос с его головы, которые умудрился достать Философ. Верить, – не верить, это вопросы религии. У нас есть объективная информация.

– И как же всё это происходит технически? – вопросил скептичный Музыкант, взявший в руки лист бумаги, авторучку, и принявшийся рисовать каракули. – Как всё происходит реально, вот что любопытно. Операция генного уровня в лесных дебрях? Да-а.… Расскажи, а я послушаю.

– Они называют этого человека ремиссионером. Так вот, чтобы приобрести незатухающую цикличность реанимации стволовых клеток, то есть бессмертие, будущий ремиссионер пользуется определённым инструментом. Это – ритуальный клинок, изготовленный из метеоритного железа и являющийся частью этой метеоритной глыбы. Это очень важный инструмент. Их в природе всего два и, причём второй пропал в средние века, и люди Магистра ищут его уже больше тысячи лет. Проблема в том, чтобы не менялась, общая масса метеоритной глыбы. Там у них задействована очень высокая степень точности. Отсутствие второго клинка не гарантирует ста процентов восстановления ДНК. Масса метеорита получается чуть-чуть меньше исходной. За все эти годы легион так и не смог найти материал для второго клинка. Ремиссионер вставляет клинок в отверстие, высверленное в метеорите когда-то и кем-то, замыкает этим массу и ждёт, когда по лезвию, – оно там вроде бы как с каналами, – начнёт течь вода источника которую он и пьёт – в момент…, когда полная Луна проходит определенное угловоё расстояние на сфере неба. В это время происходит импульс энергии, воздействующий на организм. Вот так, Ник-Колай.

Затем ремиссионер сильно болеет, его лихорадит, поднимается температура. Всё это длится около лунного месяца, а затем он выздоравливает, но если был белым, то становится чёрным. Негром, я имею в виду. Через тринадцать лет – наоборот. Да, да! – невозмутимо смотрел Катаяма в изумлённые глаза Музыканта. – Это последствие отсутствия второго клинка. Раньше такого не было. Но генная система чернокожего человека почему-то проявляется в этих случаях. Так что исчезновение в последние века кое-каких известных людей надо было искать в среде их собратьев противоположного типа кожи. Там, где никто и не догадается.

Но напоминаю, все эти манипуляции требуются только для того, кто простой смертный, так сказать. Магистру, Сен-Жермену, Фульканелли, – и ещё там кое-кто есть, – им достаточно просто провести несколько часов в озере. У них врожденная альфа-ДНК; им не требуется точной наводки, и они не меняют цвет кожи.

Музыкант молчал и рисовал что-то на бумаге. Спросил:

– Ну, и как ты считаешь, на сколько это правда?

– Я серьёзно работал над материалом, который получил и могу считать, что это ВСЁ правда. Везде должен быть смысл– есть он и здесь. И, между прочим, о существовании самого Чёрного легиона, несколько мы определили, стало известно именно благодаря ему самому, то есть легиону. Они выпустили информацию умышленно. Это стратегический расчет. Старый приём. У нас в Японии это распространено. Наступает время боевых действий, я бы сказал. А перед этим необходимо психологическая обработка. Магистр решил надавить своей демоничностью. Но не учёл наличие в природе Философа. И о смысле. Смысл его действий один – уничтожение цивилизации. В понятиях дуализма – святое дело. Впрочем, как и её создание.

– Ну, это уже перебор, – Музыкант отбросил каракули.

– Я сказал: уничтожение цивилизации, – уточнил Катаяма, – но не Чёрного легиона. У них реальное физическое вечное восстановление. Возможность увидеть, как тухнет Солнце: а затем улететь на Сириус.

– А почему Сириус?

– Магистр убеждён, что человечество прилетело оттуда. Альфа-человечество. Остальные – производственные механизмы и мусор. И чтобы найти способ добраться до своей родины, надо все силы кинуть на поиски этого способа. Всё остальное не имеет смысла. И вообще, есть ли такой смысл в конечной жизни? А все его ищут. Необходима стимуляция цивилизаций для выработки интеллекта и развитие технологий всех уровней. Жить вечно… Возможно ли это? Похоже, что да. Правда, не всем. Но плата есть.

– Какая?

– Мы не выяснили – это сложно, – пожал плечами Катаяма. – Но не быть не может. Возможно, отсутствие души. Что, скорее всего. Возможно, постоянный страх. Этим существам есть что терять.

– Их много?

– Около двухсот. Плюс – минус. Но реально выяснены личности только двадцати двух. И все с достаточными рычагами власти. Возьми список. Это впечатляет.

Музыкант просмотрел список. Отложил в сторону.

– Катаяма, что мы решим по поводу плана. Какой мы можем выработать план? У нас два часа. Совещание в шесть вечера.

– Я уже думал о конкретике. На мой взгляд, реальный план один – принять план Философа. Он выработал схему воздействия на геомагнитное поле Земли, посредством мегалитов и резонансных точек. Его идея в том, что произойдёт отмена договоренностей основных сущностей в физическом мире. Он так сказал – я записал. Философ считает, что в этой ситуации всем носителям альфа-ДНК потребуется подпитка энергией метеорита. И они соберутся возле метеоритного озера, координаты его ориентировочно, установлены. Дальше, если повезёт, дело техники.

– Мы успеем по времени?

– Выбора просто нет. У них большой ядерный потенциал. Ты смотрел список ремиссионеров и видел, кто там. Единственное, что может их отвлечь, это процедура подпитки. Я верю Философу.

Музыкант молчал и думал. Он знал, что пропала Мэрилин, и что Бизон бросил из-за этого все дела. Оперативная работа без стратегического прикрытия – вот что теперь оставалось Музыканту. Время идёт на часы. А Бизон отошёл от дел и впал в отцовский инстинкт. Хорошо, что полномочия успел передать. А что я могу успеть сделать за это время? Я – человек. И без альфа-ДНК. Украина, правда, гарантировала выполнение своей функции. Беларусь держит на себе всю среднюю Европу, как танковая прослойка. И всё время на связи – ждёт принятия решений. Сформированы по всей Европе, в срочном порядке, танковые армии – невиданные и забытые чудища прошедших эпох. Да вот, видать, эпохи иногда повторяются. Все ждут, что может потухнуть свет в комнате с военными игрушками. Все спутники связи транслируют активные помехи. Истеблишмент остается не удел, а в итоге: пьёт, колется и опускается. Американцы уже несколько дней проводят военные учения во всех регионах своего национального интереса. А эти регионы известны давно. Я верил и верю в Бизона, но он тоже двойник, как и все. И сейчас вторая, наислабейшая, половина подавила первую и, – нокдаун. Россия молчит и топорщится ракетами.

– Выбора нет? – спросил Музыкант.

– Я не вижу.

Как это так – нет выбора? Это смешно любому нормальному мыслящему человеку. Всё таки Катаяма не дотянул до русского. Впрочем, его, скорее всего, подводит текст. А он так гордится своим русским языком! Баран японский. Где Философ?

– Где Философ?

– Неизвестно.

– Он что, отошёл от дел?

– Он должен быть на совещании.

Философ. Тоже не ясная личность. Вне морали. Что ему надо? Зачем все эти фокусы с исчезновениями… Психополе выдумал… Он что, не пьёт? Да нет, вроде пьёт… Меня не интересуют выдуманные блага человечества!.. Ладно, пускай.… Но уважай интерес других.… Хоть пригуби… Философ.… Впрочем, верить то, получается, можно только ему.

– Катаяма, что сообщает штаб операции «Ганг»?

– Они передали, что их автономный отряд работает уже давно и без прикрытия. Обещают сто процентов выполнения своих обязательств.

– Сто процентов?

– Да.

– Хохлы. Сто процентов. Такой цифры и в природе-то нет.

– Они верят в своих специалистов. Сообщают, что у них большой опыт по пуску высокоточных ракет.

– А при чём здесь ракеты?

– Я не знаю; я передаю текст.

– Так, хорошо. Давай начнём всё с начала. Включай блок-схему. Начнём с Магистра.

 

Глава 50

Ева сидела за столом в ночном ресторане, закинув ногу за ногу. Она курила сигарету, держала в руке бокал с шампанским вином и просто смотрела на людей – мужчин и женщин пришедших сюда с одной целью – убить в себе одиночество. Любым способом. Вырваться за пределы себя и слиться с окружающим миром. Это не всегда заканчивается удачно. Но такова жизнь. Удачи не было бы вообще, по определению, если бы она была частой гостью в жизни людей.

На подиуме извивались танцовщицы и танцоры. Мужчины и женщины. Тоже пытаются выйти за пределы себя. У каждого свой способ.

Звучала ритмическая, сексуальная музыка. Музыканты, которые её сочинили и записали в студии, склонившись над своими инструментами, занимались тем же. Возможно не осознавая.

Вырваться на волю любым доступным способом, – нарушая моральные табу, совершая невероятно глупые вещи. Сознательно ломая перспективы жизни, отрицая себя вообще, одновременно обожая и фетишируя то, что во сне, – это есть жизнь. Не более, но и не менее.

Ева затянулась сигаретой и отпила из бокала. Вся жизнь борьба. Борьба с собой за право выйти на волю досрочно. За право амнистироваться и быть свободным. Разве не так? – задала она сама себе вопрос. Наверное, так, – ответила.

Мимо прошелестела парочка в сторону выхода. Он обнимал её за талию, она положила ему руку на плечо. Куда же они? Наверное, скоро вернутся, убедившись, что выйти на волю не так просто.

Отпила ещё шампанского. Ева знала, где выход к свободе. Она подозревала, что про этот выход знали ещё некоторые люди. Но на эту тему не поговоришь.

К её столику подошёл красавец мулат, с серьгой в ухе. Но не влюбленный в себя, это было видно.

– Разрешите к вам присесть? – учтиво спросил он, глядя на неё угольными глазами.

– Я вам, наверное, нравлюсь?

Мулат помолчал пару секунд. Сказал:

– Да. Вы мне нравитесь. Я бы не подошёл к вам, если бы это было не так.

– Присаживайтесь.

– Благодарю.

Мулат сел напротив неё. Спросил:

– Вы, наверное, из России? Славянская женщина всегда в центре внимания настоящих мачо. Вы не возражаете, если я представлюсь? – Он слегка приблизился к ней и проговорил, глядя в глаза: «Адам». Та, что в центре внимания настоящих мачо, тоже слегка придвинулась к собеседнику и представилась: «Ева».

Собеседник невозмутимо глядел на неё. Сказал:

– Видите, как прекрасно. Дальше можно даже вообще ничего не говорить.

– Я не против тишины. Молчание в себе несёт всё. Вижу, что вы это понимаете. Скажите мне, Адам, как вы выходите на свободу? Вы должны понять меня.

– Вот сейчас, в разговоре с вами, я выхожу на свободу, если вас это интересует. Могу уточнить: не со всеми женщинами, а именно с такими, как вы, Ева.

– Я не могу вам поверить. Но это даже прекрасно! Верить – это тоже опутывать себя цепями. Я рада, что не верю вам.

– Вы интересный собеседник. Я понимаю каждое ваше слово. Скажите, а как вы выходите на свободу?

– Выпрыгивая из сотого этажа.

– И часто вы используете этот метод?

– Вы знаете, пока только один раз. Но думаю, этому способу нет равных. И поэтому я в печали. Этот прыжок может плохо закончиться. И я даже догадываюсь как. Но выбора уже нет. Я прыгнула.

Мулат с интересом смотрел на неё. Сказал:

– Я вам завидую. Этот метод не для меня. Вы не против танцев?

– Нет, пожалуйста.

Они вышли на площадку перед подиумом и стали медленно исполнять любовное классическое сближение.

Вскоре вернулись за столик. Адам заказал ещё шампанского, и они с Евой выпили. Она взяла из вазы с фруктами, стоящей на столе, яблоко, и протянула ему.

– Возьмите. Это очень освежает. – И улыбнулась.

 

Глава 51

– Сдавай; ещё; ммм… ещё; стоп – себе.

Зашелестели карты в руках банкующего.

– Я всё, – сказал. Вскрываемся?

Кинули карты на стол.

– Очко, – хладнокровно резюмировал свой набор банкующий. Двое его напарников хмуро глядели на карты.

– Мать недостроенных аэробусов, ты нас разводишь, проговорил один из них. – Семь раз подряд очко? Втирай мозги Эйнштейну.

– Очко – оно и есть очко. Вопросы есть? – спокойно проговорил банкующий.

– Сдавай, – мрачно сказал верзила в голубом комбинезоне.

– Ребята, расписки, – напомнил чемпион карточной баталии. Двое его коллег накарябали на бумажках цифры. – Доллар пойдёт? – спросил верзила в голубом комбинезоне. – Нет, ответил чемпион. – Нафига мне твой доллар. Рубль или евро. Ещё лучше швейцарский франк. Ведь мы же договорились о долларе ни слова, – взвился банкующий. – Не доставай меня своим долларом. Тем более, когда вернёмся, его может и не быть.

– Хорошо, как скажешь. Пусть будет франк. Швейцария хорошая, спокойная страна. Деньги у неё красивые. Мужики такие длинноногие нарисованы, типа тебя. И морды такие же.

– Не достанешь, – проговорил чемпион. – Не та школа.

– Сдавай, – проговорил третий игрок; крепыш среднего роста, блондин весь заросший русой, кучерявой бородой. Он тоже был в голубом комбинезоне. На груди болтался крест из белого металла. – Сдавай, повторил он, – а я переменю позу, может удача попрёт.

Бородатый перевернулся вверх ногами и завис вниз головой.

– Сомневаюсь, что от этого будет удача, – проговорил верзила. – Но это твои проблемы.

Снова прогнали партию, и снова банкир сгрёб все деньги.

– Дай карты, – сказал верзила. Повернулся в сторону и прыгнул в дальний угол комнаты. Там стоял спектрометр молекулярного уровня. Верзила стал проверять карты. Чемпион принялся что-то насвистывать и смотреть в потолок. Потом завалился на спину, кувырнулся через себя, занял прежнее положение и усмехнулся:

– Ищи, ищи, Джо. Это тебе не золотоносный песок в тазике промывать.

Джо упорно копался в колоде, проверяя каждую карту.

– А за простой с кого, с тебя? С тебя Джо, с тебя. Время деньги. Не мы – вы придумали. Помни об этом!

Бородатый с крестом сказал банкиру:

– Ваня, ты хоть совесть поимей. Ведь точно, бабушкину мать, обуваешь. Я не верю! Я изучил теорию хаоса и теорию случайных чисел. Изучил специально, чтобы здесь, в этой комнате чувствовать себя уверенно.

– Ну и на здоровье! Учи ещё. Но расписки пиши.

Вернулся верзила с мрачным и стеснительным видом.

– Всё нормально. Но я имею право на проверку?

– Имеешь, имеешь, – добродушно разрешил банкир.

Снова раскинули колоду и снова деньги забрал банкир.

– Это у вас родственное, наверное? – спросил бородатый с крестом.

– Данила, родственное у вас, у обоих. Я играю обыкновенно и честно. А вы что-то мутите, считаете, колдуете, а в итоге одни расписки. Джо! – добродушно обратился он к верзиле. – А у тебя денег хватит?

– Корову продам.

– Ну, тогда я спокоен. Залог есть. Курнём?

– Давай, – вздохнув, согласился нерусский Джо. – Забивай.

– Да забил уже. Вон, висит под потолком.

Бородатый с крестом подпрыгнул и достал длинную папиросу, забитую гашишем.

В этот момент помещение, где развлекались игроки, тряхнуло.

– Что это? – испуганно спросил Джо.

– Тьфу, чёрт, – раздражённо проговорил банкир – Я совсем забыл. Прибыл «Прогресс» с Земли. Мы должны были его встретить, но не вышло – корову выигрывали. Причалил на управлении из ЦУПА или на автомате.

Банкир подплыл к центральному пульту космической станции «МКС» и с размаху бахнул рукой по большой кнопке. Моментально загорелся экран над пультом. Из экрана глядели злые глаза командующего полётом.

– Чередниченко, в чём дело? Опять отказ системы теплоснабжения?

Командир экипажа, полковник Чередниченко, за долю секунды принял усталый, измученный вид и, глядя прямо в глаза командующего, проговорил хриплым голосом:

– Товарищ генерал. Полный отказ работы видеосистем наблюдения. Только что закончили ремонт. С телеметрией всё в порядке, а вот связь аудио-видео смогли восстановить только что. Буквально только что. Люди падают с ног. Но могу доложить – «Прогресс» принят.

– Какого чёрта! «Прогресс» сам вышел на крест и состыковался без вашей приемки! Где Иванов?

– Я здесь, товарищ генерал, – подплыл к камере бородатый. Генерал уставился на него как на кролика. Спросил.

– Это правда?

– Что?

– То, что сказал Чередниченко. И учти, Джо мне врать не будет.

– Правда, товарищ генерал. Только что закончили ремонт. Стали делать проверку и тут вы – на связи. Видеосистемы и связь с Землёй восстановлены, – не моргнув глазом, ответил бородатый и погладил крест.

– Позови Джо.

К камере подплыл верзила с лучезарной американской улыбкой на лице.

– Доброе утро, мой генерал!

– У нас ночь, – мрачно констатировал командующий. – А у вас весёленькое, наверное, утро, Джо? А? Куда это вы всей компанией на пять часов пропали? Ты вроде бы баптист. Врать не должен.

– Я сайентолог.

– Да какая разница! Всё одна муть. Ну? Ты же не хочешь, чтобы я в NASA докладную записку написал? Нет? И я не хочу. Своим я не верю. Те ещё кадры. В игольное ушко пролезут, да ещё бабу с собой протащат. А тебе – верю. Ты же баптист!

– Я сайентолог.

– Без разницы. Джо, почему не было связи? У нас здесь были больше нервные и технические проблемы. Мы должны выяснить причину такого длительного радиомолчания. Тем более, оно не в первый раз.

Джо снова улыбнулся национальной улыбкой в глаза русского генерала и сказал, словно молитву прочитал:

– Мой генерал, вследствие замутнения оптоволоконного кабеля в сети интерфейса всех видеокарт бортовых компьютеров, произошёл сброс номинального напряжения с положительной шины микросхем до минимального – это работа автоматики, – и вследствие этого сигнал на передающих антеннах снизился на два порядка. Связь с нами была, вы просто не могли уловить сигнал. Всё время, – эти пять часов, – ушло на поиск точки замутнения кабеля. Только что нашли. Всё о’кей!

– Что это было за замутнение? – настороженно спросил генерал.

– Маленькая серая мышь, – спокойно сказал Джо, – стала грызть кабель. Перегрызть не перегрызла, но световой поток был нарушен.

– У вас на станции завелись мыши?! – изумлённо спросил командующий.

– Хорошо, что не крысы. Территория «МКС» сами знаете какого объема. За всеми отсеками не уследить. Но эту мы поймали.

– Покажите.

– Уже сбросили в мусоропровод.

Генерал недоверчиво глядел в глаза улыбающемуся Джо. Закурил сигарету. Помолчал. Сказал:

– Хорошо, Джо. Я тебе верю. Ты всё-таки баптист…

– Я сайентолог.

– … и поэтому выходит, что мышь была в действительности. Позови Чередниченко.

Подплыл Чередниченко.

– Полковник, примите «Прогресс». Это раз.

– Есть товарищ генерал! Разгрузку начинаем немедленно.

«Банкир» перемещал в прошлое тему о неведомых пяти часах отсутствия связи.

– Чередниченко, есть и два. Закрытый разговор. Удали посторонних.

Полковник махнул рукой бородатому и американцу, и они уплыли в соседнее помещение, закрыв за собой дверь.

– Я слушаю, товарищ генерал.

– Необходимо интернировать Джо.

– То есть… как интернировать?

– Ну, как, как… В кладовку с закрой или в сушилку. Он не должен подходить к своей аппаратуре в своём отсеке. Это серьезно. Иванов тебе поможет.

– А может, просто закрыть его отсек?

– Нет, – поморщился командующий. – Он тогда может вам много проблем наделать. А работа у вас предстоит серьезная. Ты поймешь, когда увидишь, что пришло на «Прогрессе».

– Я буду работать в рамках полномочий?

– Ты будешь работать в рамках здравого смысла. А смысл этот тебе буду передавать я. Намечается сильная заваруха. Из командиров наших войск в космосе ты один. Представляешь собой всю Россию, Белоруссию, даже Украину и т. д. Доступно говорю?

– Так точно. Но не ясны детали.

– Детали в пакете. Пакет в «Прогрессе». «Прогресс» пристыкован к шлюзу. Надо только открыть двери и шлюзовые камеры. И… с этой секунды ты будешь выполнять только мои команды и те, что в пакете. Когда интернируешь Джо, отключи всю американскую сторону станции. Знаешь, где секретный рубильник?

– Так точно, товарищ генерал!

– Иванов человек надёжный, но набожный. Это не совсем кстати. Следи за ним внимательно. Если что, интернируй и его.

– Иванова?!

– Да.

– Товарищ генерал, я думаю, такого не потребуется. Он хоть и верующий, но он офицер!

– Умник, ты ещё не знаешь, что вы будете делать! Верующие в боевых операциях глобального масштаба неуместны. Но девать его некуда. С парашютом не сбросишь. Задача ясна?

– Так точно тов. генерал. Чередниченко вас не подведёт!

– Я тоже на это рассчитываю. И, кстати, подготовь все манёвренные двигатели, плюс резервные. Возможно, придётся менять орбиту. Запустишь реактор.

– Реактор!?

– Это приказ. Сильно не облучишься. За всё время работы реактора БЭР десять получишь, так они, эти БЭРы, только отраву всякую в организме убьют. Это даже полезно. Реактор, как ты понимаешь, необходим для запуска лазеров. И для манёвренных двигателей. На солнечных батарейках пускай янки катаются. Всё. Я закончил. Доложи.

– Приказ понял, будет выполнен.

– Связь каждые тридцать минут. Давай!

И экран погас.

В помещение заплыли Джо и Иванов.

– Ну что, опять мозги пудрил? – спросил улыбчивый американец.

– Ох, Джо; пудрил, пудрил и пудрил. Ты молодец! С мышью ловко сообразил. Или вас там, в NASA, тренируют таким штучкам?

– Ваня, Ваня… Чему нас только не тренируют. Башка съедет у нормального парня. Выучить ваш язык плюс сленг – тьфу, в сравнении с остальными тестами.

– Ну что, пойдём разгружать «Прогресс»? – оптимистично спросил Иванов.

– Через виток. Указание ЦУПа. Мы, кстати, опять на час без связи. На базе прогоняют свою аппаратуру. Не очень верят варианту с мышью. Давай лучше ещё несколько партий, пока связи нет.

– Давай, давай, – потёр руки Джо. – Я всё равно отыграю свой кэш.

– Только не здесь, – проговорил командир корабля. – Может неожиданно заработать видео наблюдение.

– Да, да. Это проблема, – сказал Иванов.

– Есть место спокойней, – проговорил банкир и огляделся по сторонам. – Пойдём в сушилку.

В штаб квартире NASA, в военном спецотделе, сидел директор этого управления и его помощник. Спецотдел занимался конкретно отслеживанием работы русских в космосе вообще, и на станции «МКС» в частности.

– Как там Джо? – лениво спросил шеф, закинув ноги в ботинках на стол и держа сигарету вертикально вверх.

– Пока молчит. Вся станция молчит. Но информация, что он собрал за два месяца, спрыгнет нам сюда, как только связь заработает.

– А почему она, Арамей, не работает?

– Русские тоже не в курсе. Данные телеметрии говорят о том, что всё в порядке; всё в исправности; возгорания нет; изменение давления в помещении нет; изменения орбиты нет; передвижение астронавтов на борту станции фиксируется; изменения температуры их тела нет; но – молчат.

– У русских тоже установлены датчики движения?

– Нет. Они решили, что два раза работу делать не стоит и лучше сэкономить место.

– И где сейчас находится наша весёлая тройка?

– В помещении центрального управления. Почти не двигаются. Наверное, что-то ремонтируют.

– Ха! Ремонтируют? И почти не шевелятся. Да они в карты играют!

– Шеф, я ценю ваш юмор…

– Ну, тогда, наверное, книги читают? Верно, Арамей?

– Это вполне возможно. Техническую литературу.

– Ну-ну… Сам летал когда-то. На «Индевере».

В комнату зашёл дежурный офицер.

– Разрешите доложить.

– Докладывай.

– Связь с «МКС» восстановилась. Русские общаются со своим командиром.

– Дешифровка возможна?

– Нет.

– Хорошо, будем ждать…

Дежурный офицер вышел.

– Ты же понимаешь, Арамей, какова цена этой «МКС» в данной ситуации? Вижу, что понимаешь. Придется вводить план Z. Джо ликвидирует русских, и будет выполнять наши команды, пока мы не высадим на «МКС» наш десант. Каков на данный момент объем помещений станции?

– Около двадцати пяти тысяч! Она очень выросла. Очень выросла. Там можно разместить уйму боевой техники.

– Короче, передаем Джо команду Z.

– Шеф, это возможно?

– Это подготовлено. Джо давно инструктирован и знает что делать. Дополнительную информацию он получит во время сеанса связи.

– Шеф, а это не слишком проблематично? Русские не ослы.

– Один скончается от инсульта, второго убьет током. Всё естественно. Трупы придётся выбросить за борт. Законы санитарии; их знают все.

– Джо сумеет?

– Джо профессионал. Его больше учили убивать, чем заниматься космической микробиологией. Это его первый полёт на станции. И именно из-за предполагаемого развития событий он и был послан.

– Шеф, вы аналитик. Этого я не могу отрицать. Но если случится обратное – русские выбросят за борт Джо?

– Ха-ха-ха! Арамей! Не смеши гусей. Ты что. Думаешь, они проходят спецподготовку? Да они мух выводят, выращивают их как грибы. Это же не те русские, которые были русские.

– Да, вы правы.

Выпили по виски с содовой. Арамей закурил ментоловую сигарету.

– Что ты такое куришь? – удивился шеф.

– Ментол. Составляющая антиникотиновой блокады.

– Что-что?

Арамей засмущался.

– Да вот, хочу бросить.

– Бросают только жен. Остальные номера у настоящих мужчин не проходят. Ты, впрочем, убедишься сам.

Зашёл дежурный офицер.

– Сэр, какие-то неприятности с нашей частью станции.

– Что ты имеешь в виду, – попыхивая сигаретой, спросил директор управления.

– Отключена вся телеметрия, заблокированы все каналы связи. Похоже, что станция просто обесточена.

– Что?!!

Директор вскочил и в сопровождении Арамея побежал в зал оперативного контроля. На всех мониторах ползла ровная линия, как у покойника.

– Датчики движения регистрируют что-либо?

– Сэр, какие датчики? Станция обесточена.

– Дайте визуальный контроль.

На экране в размытых тонах появилась каракатица многоярусной, разросшейся словно перекати-поле, станции «МКС». Директор стал вглядываться в картинку. Сказал:

– Вон, вроде свет в окошке светится!

– Возможно, – сказал дежурный офицер, – но мы подтвердить ничего не можем. Пока ясно одно – станция перестала функционировать.

– Что говорят русские?

– Они молчат.

– Как молчат?

– Молча. Никого из командного состава выловить на связь не смогли.

Директор наморщил лоб и стал думать. Думы были не веселы. Если обесточена станция, – она погибла и он, как директор, тоже. Если её, – что невероятно! – захватили русские, то просто отставкой не отделаешься. Время почти военное. В кармане у Арамея зазвонил мобильный телефон. Тот взял трубку и несколько секунд слушал. Отключился. Написал на бумажке: «Вам дают 24 часа». Показал бумажку директору и порвал её на кусочки.

Тот немного помолчал, осмысливая прочитанное. Затем повернулся к дежурному офицеру:

– Ладно, или не ладно, но наблюдение ведите; следите за изменением орбиты – это может произойти. Любая новая информация – сразу ко мне на стол.

И вышел. Следом выбежал Арамей.

Чередниченко с Ивановым внимательно изучали инструкции, извлечённые из секретного пакета. Затем, отбросив документацию, принялись монтировать аппаратуру, выгруженную с космического грузовика «Прогресс». Работали молча и сосредоточенно. Изредка перебрасывались фразами:

– Винт?

– Шестисотый.

– Рама?

– Семьдесят пять на двадцать пять.

И снова умолкли.

Жужжали кондиционеры. Щёлкали датчики Гейгера-Мюллера. В окна светили звёзды. Вдалеке, где-то в седьмом крыле, глухо орал и стучал кулаками в дверь американец Джо интернированный, как выяснилось позже, вовремя.

– Винт?

– Семьсот первый.

– Рама?

– Семьдесят семь на двадцать три.

И снова тишина. Над головами проплыл кот, опытно раскинув лапы и вытянув хвост. Он жил нелегально на станции три года. Никто из экипажей ни разу его не сдал. Звали его Ариэль и он охотно подлетал на это прозвище.

– Винт?

– Семьсот седьмой.

– Рама?

– Семьдесят девять на двадцать один.

В иллюминатор, в торце командирского отсека, заглянула громадная Луна, ощетинившаяся всеми своими кратерами. Теплый, жёлтый свет успокаивающе действовал на Ариэля и тот, свернувшись в клубочек, повис в воздухе посередине отсека.

– Винт?

– Девятьсот пятый.

– Рама?

– Девяносто на десять.

Американский Джо затих, и слышно его не было. Вспыхнул экран монитора. Глаза– молнии командующего впились в Чередниченко.

– Полковник, докладывайте.

– Почти все винчестеры управления установлены. Системы наведения подключим не раньше чем через три часа.

– Час. Чередниченко, – один час. Доложи!

– Есть.

Экран погас.

– Тьфу, рожа генеральская. Час! Наполеон! Сам пробовал этот монтаж? – беззлобно проговорил бородатый крестоносец.

– Давай дальше. Поехали, – не поддержал тему командир.

– Винт?

– Тысячный.

– Рама?

– Сотая.

– Вот теперь о’кей. Берёмся за оптику.

А тем временем американский Джо сумел выбраться из сушилки, где его закрыл русский экипаж. Осторожно передвигаясь по воздуху, он пополз в сторону американского приборного отсека, освещая себе путь карманным фонарем. Света нигде не было. Полз тихо, боясь зацепить что ни будь. Наконец, добрался. Но всё зря. В отсеке полностью отсутствовало напряжение, а резервные аккумуляторы находились в зоне русских. Джо ещё раз попытался запустить кодированный передатчик, зная, что внизу, в NASA, ждут, не дождутся его отчёта. Ещё раз; потом ещё раз; и неожиданно вспомогательная батарея реанимировалась, и он увидел горящий индикатор на пульте. Быстро включившись в канал, он проговорил:

– Двадцать первый на связи. Подтвердите.

– Подтверждаем. Доложите обстановку.

– Меня изолировали в закрытом помещении. Я освободился. Русские отключили всю станцию от энергоснабжения кроме командирского отсека управления. Теплоснабжение продолжается, но электроэнергия отключена. В районе командирского отсека ведётся монтаж какой-то аппаратуры. К ним пришёл грузовик.

– Мы видели.

– Жду указаний, сэр.

– План Z.

– Полностью?

– Полностью план Z. Затем подключите к электроснабжению наш отсек или будете работать из командного пункта русских. Указание будете получать непосредственно о-о-о-о-т ме-е-е-е-нья-я-я-я-я… – Эхо реверберации прервало разговор, индикатор на панели погас и Джо опять остался один в темноте. Батареи разрядились окончательно. Астронавт взглянул на Луну в окне и быстро прогнал в голове все возможные варианты его действий. Их было мало. Джо вытащил из сейфа небольшой пистолет с глушителем. Заряд в патронах был уменьшен, чтобы не повредить корпус станции, хотя она была вся из титановых модулей. Двадцати зарядный «люгер». Этого оружия должно хватить. Агент NASA, ФБР, ЦРУ и ещё кое кого, стал медленно пробираться к модулю, где работал ненавистный ему Чередниченко, выигравший все его деньги за этот полёт.

– Товарищ генерал, все установки собраны, – доложил Чередниченко командующему и выжидательно замер, глядя на экран.

– Молодец, Ваня! – неожиданно похвалил генерал. Глаза его слегка потеплели. – И ты тоже, Иванов. Не зря мы вас тут на тренажерах так дрючили. Объявляю благодарность за оперативность и точность. Тесты прогнали?

– Так точно. Плюс-минус один электрон.

– Это хороший плюс-минус. А теперь – к делу. С сеткой наведения проблем нет?

– С сеткой наведения проблем нет.

– Так, так, так… Пучок волны имеет частоту около тысячи терагерц. И знаешь в чём задача?

– Никак нет товарищ генерал.

– Я сейчас познакомлю тебя с моим заместителем-консультантом.

На экране появился худощавый блондин с холодными глазами.

– Познакомься – Философ; это его позывной, имя тебе ни к чему.

Философ кивнул головой.

– А это – Чередниченко. Командир станции «МКС».

Полковник тоже кивнул головой.

– Работать вы будите в жестком тандеме. Все указания Философа выполнять, какими бы бредовыми они не казались… Прошу прощения.

– Полковник, – проговорил Философ. – Прошу надеть шлемы, пора работать.

Иванов и Чередниченко надели шлёмы виртуального обозрения.

– Какой квадрат вы пересекаете? – спросил Философ.

– Квадрат7523. Уральские горы.

– Прекрасно. Ваша задача поразить пучковыми пушками все цели, помеченные лазерной отметкой вашей компьютерной системы. Всё просто, как в тире. Но есть нюансы. Необходимо регулировать и мощность, и частоту; в зависимости от цели. Все красные отметки поражаются, – но их будет мало. По объектам, помеченным зелёной отметкой, просто наносится удар частотой пятьсот терагерц длительностью 100 наносекунд. Мощность удара на два порядка ниже. Цель совершенно не должна пострадать – этого и не будет, если вы выдержите все алгоритмы. Но её полярность, её энергетика, переменится. С плюса – на минус, и наоборот. Это понятно?

– Всё понял, – ответил Чередниченко.

– Вас двое, – продолжил инструктор, но не думайте, что это много. Когда подлетите к Европе, вы не будите успевать жать на кнопку «ПУСК». Но не дай бог вам перепутать красную отметку с зелёной!

Чередниченко и Иванов застыли в своих креслах с чёрными шлёмами на голове и двумя рычагами в руках.

– Я вижу, проблем нет, – сказал генерал. – Запускайте реактор.

Полковник протянул руку к пульту, поднял заслонку, повернул выключатель. Затем поднял ещё одну заслонку и нажал ярко жёлтую кнопку три раза подряд. По станции прошла лёгкая дрожь, и всё стихло. Реактор на быстрых нейтронах запустился, и плутоний стал отдавать свою обвальную энергию чисто, аккуратно и технологично.

– Реактор запущен, – доложил командир «МКС».

– Теперь вы карающий меч, летящий над землёй, – сообщил генерал. – Мы вас ведём и сопровождаем всеми спутниками группировки. Но не ждите лёгкой работы. Вперёд!

Хитрый астронавт NASA Джон Ланкастер полз и плыл по коридорам модулей станции. От командного пункта, где работали русские космонавты, его отделяло около сорока переходов и поворотов. В сушилку они переместились на транспортере за несколько секунд. Но теперь транспортер бездействовал. Джо шел осторожно. Везде расположены датчики. Что-то зацепил – сигнал на пульте. А это его не устраивало. Свой «люгер» он держал в руках прямо перед собой. Нет, он не был нервным. Он был опытным. Аккуратно обходя объекты повышенной опасности, американец медленно приближался к центральному пульту управления. Так ему казалось. Но вдруг он понял, что заблудился. Света в этой части станции не было, кроме крошечных дежурных ламп, и он просто потерял ориентацию. Коридоры и повороты одни и те же. Всё компьютеры одного дизайна. Джо вспотел. Он снова вернулся, как ему казалось, в точку отсчёта, но неожиданно очутился в большом гулком цилиндре, похожим на бидон. Выбравшись из бидона, агент NASA, ФБР и ЦРУ пополз в другую сторону. Прислушался: ни черта не слышно, как будто сели на Луну. Батареи в его фонаре предательски стали менять освещение. Он бродил уже часа два.

А вокруг, на каждом углу висели переговорные устройства. Нажми кнопку, – и тебя услышат, да ещё и увидят! Нет, не смешно. Сунул «люгер» за пояс – рука устала выискивать цель. Джо присел в уголок какого-то перехода и стал вспоминать о молодости, о деревне, о корове… Какого его занесло в эти титановые заросли? Деньги? Нет. Женщины? Нет. Гордость? Нет. Слабость? Да. Наверное, слабость. Хотелось самоутвердиться. Самоутвердился? Проиграл в карты все деньги, предназначенные ему за полёт, попал в тюрьму-сушилку (русские оказались умнее, чем ему объясняли инструкторы), а теперь сидит в середине титановой каракатицы. Воды нет, еды нет, что делать – неведомо. Он слышал о депрессии. Читал о ней в книгах. Проходил в теории при подготовке к полёту. И считал, что это – чушь. Теперь его мнение переменилось.

Отбросив, как полагалось по инструкции, эти мысли, Джо вскочил и приложил обе руки к ушам. Стал, как филин, прислушиваться в глубину станции. Где-то что-то гудело. Но где? Он сильней растопырил уши… И в этот момент ему что-то упало на голову и вцепилось мёртвой хваткой.

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!! – не выдержали нервы издёрганного Джо. Схватившись руками за голову, он вдруг понял, что это кот.

– Чего это наш американский коллега так бесится, – услышав далекий крик, проговорил командир «МКС» – Или темноты боится?

– Наверное, пересушился, ответил бородатый крестоносец. – Такое у подсушенных бывает.

– Ну, я думаю, переживёт.

Оба они глядели вниз на проплывающий рельеф местности. Неожиданно впереди замерцала зелёная отметка. Командир экипажа навёл шлёмом пучковую пушку на цель, скинул мощность и частоту, сделал выстрел. Зелёная отметка исчезла.

– Есть один, – сказал бородатый. – Что это, интересно.

Включили стабилизацию; вгляделись. Целью оказался высокий камень сверху которого поперечно лежал ещё один.

– Мегалит, – пояснил Чередниченко. – Мы должны облучать основные мегалиты на планете. Это такие большие камни, сложенные когда-то людьми. Эта информация была в пакете.

– А зачем? – удивился Иванов.

– Надо. Приказ. – Коротко ответил командир, который сам толком ничего не мог понять в этой абракадабре.

«МКС» неслась вперёд, приближалась к Европе. Залетели в зону Кольского полуострова. Вот тут-то и началось. Чередниченко и Иванов не успевали нажимать на пусковые кнопки. В карельских лесах зловеще замигала красная отметка. Командир «МКС» немедленно дал пуск полной мощности. Стабилизировали картинку, осмотрели. Странный подземный бункер горел ярким пламенем. Из него валил чёрный дым. Жилых помещений в районе не было. Проскочили Карелию. Мегалиты шли один за другим в западном направлении. Влетев на территорию Великобритании, залповым огнём обстреляли по зелёным отметкам Стоунхендж и прилегающие к нему группы мегалитов, а затем пошли замки, крепости и церкви.

– Господи, а церкви то зачем? – вопросил бородатый.

– Это не церкви, – жестко сказал командир. – Это объекты. Вопросы есть?

– Есть. Зачем обрабатывать церковь частотой пятьсот терагерц? Там же люди!

– Люди везде. Были, есть и будут.

Крестоносец замолчал. Но насупился.

– Ага, вот настоящая цель! – Проговорил Чередниченко. Они подлетали к Франции. – Нотр Дам де Пари. Здесь надо работать синхронно. У собора очень большая энергетика, судя по индикации.

По команде полковника пустили по Собору Парижской Богоматери из двух пучковых пушек два импульса повышенной длительности. Проскочили дальше.

– Слушай, – обратился командир к Иванову. – Ты не бери плохих мыслей в голову. Мы изгоняем дьявола. Воистину так, Данила. Я сам верующий. – Иванов недоверчиво глядел на него. – Я сам верующий, – повторил полковник. – Какой неверующий полетит в куске железа в космос. Я прав, Данила. Я прав?

– Да, Ваня. Ты прав. Я тебе верю.

– И верь дальше.

Над островом Пасхи обработали терагерцовыми ударами древние статуи, которым было тысячи лет. Сделав виток и изменив орбиту, ударили по пирамиде Хеопса и Сфинксу. Промчались над древним Вавилоном. Пролетели над горой Арарат. Двигаясь над Килиманджаро ударили терагерцовым пучком по церкви с Чёрной Мадонной. Пролетая над пустынной Антарктикой, полковник неожиданно увидел красную отметку, выданную бортовым компьютером. Не медля ни секунды, он удвоил частоту, поднял мощность и выстрелил по цели. Был виден взметнувшийся вихрь энергетического удара. Стабилизировали картинку. Это оказалось непонятное сооружение, построенное в глубине вечных льдов. Оттуда ползли облака пара.

– Кого-то накрыли, – мрачно сказал бородатый космонавт.

– И конкретно, – добавил полковник.

Помчались над Японским морем. На крошечных островках светились зелёные отметки. Оба пилота без промаха наносили терагерцовые удары. На Окинаве загорелась красная отметка. Подняли энергию и нанесли двойной удар. Смотреть уже не стали. Неожиданного вдали показалась отметка голубого цвета.

– А это что такое? – спросил бородатый.

– Посмотрим, – ответил командир.

Включили стабилизацию и дали максимальное увеличение. Стали рассматривать: небольшой островок, на вершине скалы стоит зеркальный телескоп с приделанными акустическими ушами. Возле телескопа, на камнях сидит человек и смотрит на море. Подножье скалы завалено какими-то бумагами.

– Что за чертовщина? – проговорил Чередниченко.

– Японцы все двинутые, – вставил Иванов.

Удерживая стабилизацию картинки, вскоре увидели небольшую резиновую лодку с ярко желтым парусом, на котором было чёрными буквами написано: SOS, а ниже USA. В лодке лежал человек и смотрел в небо. Он был в форме военного лётчика.

– А это что за камикадзе?

– Наверное, атакует остров. Месть за Перл-Харбор, – ответил Чередниченко. Отключи стабилизацию, у нас впереди ещё все японские острова. Одна гора Фудзияма чего стоит.

Несколько минут меняли энергетику японских мегалитов. На Хоккайдо, на самом севере, уничтожили сразу три объекта помеченные красной отметкой.

Включился монитор. С него глядел командующий с жесткими глазами.

– Чередниченко, предупреждаю, скоро Непал. Это серьезно.

– Все понял.

– Как себя чувствует янки?

– Воет как собака. Теперь замолчал. Грызёт цепи, наверное.

– У нас тут проблема с американцами. Мы утверждаем, что «МКС» без управления. Они, конечно, не верят. К вам движется челнок «Дискавери» Внимательно отслеживайте их.

– Вижу, вижу «Дискавери». Сближается.

– Пусть сближается, но запусти боевые лазеры.

– Две установки в рабочем положении.

– Действуйте по обстановке.

Экран погас.

Бородатый космонавт вгляделся в монитор.

– Да, Ваня. Подходит «Дискавери». Что будем делать?

– Далеко?

– Около двух тысяч.

– Сами они состыковаться не смогут. Будем мутить воду.

– Они идут параллельной орбитой. Скоро будут здесь.

– Будем ждать.

– У них лазеры стоят на челноках?

– Откуда? Конечно, нет.

– А что там есть?

– Ракеты «космос-космос». Мощные зверюги. Спроектированы для американской системы ПРО. По-моему три ракеты в контейнере.

– Это не успокаивает.

– Скорость наших компьютеров 270 гигагерц. Успокойся. Они только палец на кнопку «ПУСК» положат, а мы уже нанесем удар.

– Ох, не знаю, не знаю…

– Да заткнись ты, – резко повернулся командир к Иванову. – Плевал я на «Дискавери», плевал я на противоракеты, плевал я на американцев, плевал я на их свободу вместе со статуей. Вопросы есть?

– Нет.

– Вот видишь, и всё нормально. Поставь «Дискавери» на автосопровождение.

– Поставил.

– А теперь успокойся. Наши лазеры – лучшие лазеры в мире. А то, что у них бабы в золотых трусах ходят – так нам наплевать на это, Данила. Трусы против лазера – звучит неубедительно.

Загорелся экран монитора. Там был Философ.

– Вас нагоняет бригада из NASA.

– Мы видим. Ведём визуальное сопровождение, – ответил полковник Чередниченко.

– Приготовьте спасательные капсулы и наденьте скафандры, – произнёс советник командующего.

– Какие капсулы, какие скафандры? – вопросил нервозно Иванов. – Да пускай только дёрнуться. Плевали мы на их ракеты.

– Я согласен. Никто не знает, что на «МКС» установлен реактор и боевые лазеры. По этому может произойти всё, вплоть до абордажа. Я знаю, кто послал этот челнок. Возможно, в вашу сторону направят низкочастотный импульс: чтобы вы все сошли с ума. Это реально. Для удара импульсом надо сближение между «МКС» и «Дискавери» не более пятисот метров. Вы меня поняли?

– Да, – ответил полковник.

– Именно это я и хотел вам сообщить. Пятьсот метров.

Экран погас.

В течение некоторого времени оба пилота добивали редкие зелёные отметки на территории Автралии и Океании.

Вскоре их нагнал «Дискавери». До него было километров двести, когда пришло первое сообщение.

– «МКС», я STS-95, прошу связи. «МКС», я STS-95, прошу связи. Необходима помощь?

Челнок пока не приближался, а шёл параллельным курсом.

– «МКС», я STS-95, прошу связи. Мы идём на сближение.

Полковник включил канал связи.

– STS-95, я «МКС». Мы идём по графику операторов. У нас всё в порядке. Что вам нужно?

– У нас запланированный полёт; орбиты сблизились по расчетным данным. Учитывая это, мы бы хотели сказать пару слов Джону Ланкастеру, нашему специалисту по микробиологии и передать ему небольшой контейнер с новыми препаратами. Всё это согласовано с NASA и с ЦУПом.

– Он спит. Ланкастер работал без перерыва 79 часов плюс выход в открытый космос… Он спит, Сэм. Это же ты, Сэм?

– Да, это я, Уаня. Но все же разбуди, коллега, нашего сонного микробиолога.

– Сэм, ты представляешь себе, что это такое 79 часов работать без сна и на нервах? Он принял транквилизатор. И ещё. Ты понимаешь, что я не имею права выполнять твои просьбы. Все грузы только через шлюз и контроль. Верно, Сэм? Ты же всё понимаешь. Джона я будить не буду. Часов через десять переговоришь с ним, а сейчас – нет.

– Уаня, Уаня…

Челнок включил манёвренные двигатели и стал сближаться со станцией. Когда оставалось десять километров, Чередниченко спросил:

– Ты к нам в гости, Сэм?

– А что, нельзя? Свободный модуль состыковки есть.

– У нас не работают гироскопы ориентации. Ты не пристыкуешься. И это приказ.

– Что?!

– Приказ, говорю. Прекращай сближение. Я отвечаю за станцию. У нас была уйма неисправностей. Наконец все работы закончены. Гости нам сегодня не уместны. Со своим Ланкастером будешь болтать дома, в баре. Тебе не ясно? Это космическая станция «МКС», а не бар «МКС». Сэм, не путай в голове понятия. Джо спит; я злой; Иванов занят контрольной проверкой. Что тебе надо? А?

– Да, собственно, мы тут так пролетаем; по курсу. Чего ты бесишься?

– Прекращай сближение!

– Да я и не сближаюсь. Пять миль – это что, сближение?

– Сэм, по-хорошему измени орбиту. Свали вверх или вниз. Не мешай работать. Мы говорим по закрытой связи, но что было бы в ЦУПе и NASA если бы они слышали наш диалог?

– Ракету они могут пускать минимум с двадцати километров, даже с пятидесяти – чтобы себя не зацепить, – проговорил Иванов.

– Я знаю, – ответил ему полковник.

– Хорошо, коллеги. Спасибо за гостеприимство. Но нам всё равно надо передать Джо инструмент и материалы лаборатории, – свяжитесь с ЦУПом, они подтвердят. Вес небольшой, килограммов сорок.

Из шлюзового входа «Дискавери» вылетел почтовый контейнер, внешне всем известный, и поплыл в сторону «МКС».

– Проснётся, передавай привет, – дружелюбно сказал в микрофон Сэм, капитан челнока, и, включив двигатели коррекции, стал уходить на верхнюю орбиту.

Чередниченко и Иванов смотрели на контейнер, приближающийся к ним, как на клубок гремучих змей.

– Инфразвуковая бомба, – проговорил бородатый.

– Да, это она, – согласился командир. Он вспомнил про пятьсот метров, упоминаемых Философом. Быстро надел шлём, включил боевой лазер и легко, как на тренировке, превратил контейнер в облачко металлического пара. – Вот так будет спокойней, – сказал. – А теперь, Данила, всё внимание на «Дискавери». Ракеты у них в верхнем контейнере. Если только он начнёт открываться – это уже начало атаки.

Вспыхнул экран монитора. На связи был командующий.

– Что хотел «Дискавери»? С нами на связь он не вышел. NASA сообщает, что это запланированное сближение.

– «Дискавери» интересовался здоровьем своего астронавта на «МКС». Хотели с ним побеседовать. Я сообщил, что только что закончились ремонтные работы на станции, которая была неуправляема, и Джо спит как убитый. Разбудить его нет возможности. Ему была передана посылка с дополнительным оборудованием.

– Где эта посылка!

– Я уничтожил её, не подпуская к станции.

– Молодец, Чередниченко. Как наземные цели?

– Работа почти завершена. Данных по целям компьютер пока не выдает.

– Хорошо, думать не нам. Следи за «Дискавери». Ты знаешь, что он вооружен?

– Конечно, товарищ генерал.

– И знаешь чем?

– Так точно.

– Не упусти момент и пиши всё на видео.

– Я понял.

– Подойдёте к Непалу, свяжетесь. Давай! – Отключился.

Чередниченко повернулся к бородатому Иванову.

– Во влипли, Данила!

– Влипли, Ваня, влипли. Десантные капсулы надо подготовить.

– Они в дежурном режиме. Только залезай и жми кнопку катапульты.

Заработал селектор связи.

– Что у вас там случилось, Уаня? – вежливо спросил Сэм.

– Взорвалась твоя капсула с приборами для Джо. Ты хотел его поджарить, Сэм? Я разбужу Джо и скажу ему о твоем подарке. Думаю, он будет рад.

– Уаня! Уаня! Никакой бомбы там быть не могло! Что ты говоришь?

– Я не шучу. Капсула взорвалась в двух милях от станции. Ты понимаешь, какие могут быть последствия. Если я сообщу в ЦУП…

– Уаня, это, наверное, была простая разгерметизация. Да, так оно и было. Я не поставил уплотнительные прокладки…

– Ты молодец, Сэм. Летаешь двадцать лет.

– Спишем на провал памяти. Идёт?

– Ну, посмотрим…

– Спасибо, спасибо… Я бы очень, очень имел проблемы с этими прокладками.

Оба русских космонавта рассматривали улетающего вверх противника. Створки грузового отсека челнока были закрыты. Командир «МКС» переключил приёмник на рабочую частоту американцев. Там шёл быстрый, энергичный разговор. Но, естественно, зашифрованный. Было ясно, – шли усиленные переговоры с Землей.

Джо, держа кота за хвост, пытался использовать его как компас. Привередливое животное царапалось, вырывалось и не желало исполнять свою роль. Но Джон Ланкастер был упорным парнем. Всё детство провёл на ферме, – дрессировал быков. Кот для него был так – тьфу, и сказать больше нечего. Но была проблема, – кот не хотел идти домой. А дом находился в командирском отсеке. Бык бы давно отправился к своему жилищу, а кот почему-то не желал.

И в этой морали заключалась вся проблема.

Наконец агент NASA, ФБР и ЦРУ сообразил, что делать. При помощи фонаря он нашел моток тонкой шелковой изоляционной нити, и конец её прикрутил к коту. Сам сел на пол и с облегчением расслабился. Ариэль исчез в темноте, кусая и пытаясь сбросить с себя повязку. Катушка понемногу разматывалась, и Джо ощутил прилив жизненных сил, как утопающий, увидевший на горизонте парусник. Агент стал терпеливо ждать.

Директор военного отряда NASA внимательно выслушал доклад дежурного.

– Так, значит четыре раза меняла орбиту, а Джо спит? Он что, и правда спит? А?

– Он не спит.

– Я того же мнения. Атака с инфразвуком не удалась; не пойму только, как они сбили контейнер. Или может быть, он сам разгерметизировался? Такое может быть?

– Может, сэр. Там может быть всё.

– Но подозрительная самоликвидация получилась. Арамей, тебе это не кажется?

– Нет, мне не кажется. Так оно и было.

– Хорошо, я звоню президенту.

Директор схватил красный телефон и стал ждать. Соединили. Говорили достаточно долго.

– Сэр, это грань, которую нельзя не переступить. Это Рубикон. Над нами издеваются. Они захватили станцию в свои руки и, пользуясь её мобильностью, ведут разведку по всей планете; а мы ничего не можем сделать, как дохлые мулы. Да, да, я с вами согласен. Но! Вспомните Кеннеди. Дальше будет ещё оскорбительней, особенно в свете последних разработок термосинтеза. Дайте им время, и они повернут Землю… Вместе с Америкой. Я слушаю… Да… Да… Да… Да… Нет! Здесь профессионалы не согласны. Да… Да… Д… Да… Нет! Альтернатива исключена. Не надо жалеть эту железную каракатицу; не надо жалеть Хаббл. Сейчас не время рассматривать звёзды. Стратегия заставляет жертвовать мелочами во имя настоящего. Построим новую станцию и уже без русских. Господин президент, я свое мнение сказал как профессионал. Решение за вами. Да… Да… Да…

В конце концов, директор бросил трубку и вытер пот со лба.

– «МКС» сбиваем. Дай команду «Дискавери», – обратился он к дежурному офицеру. «Есть!» – и тот выскочил из комнаты.

Арамей скептично сложил губы трубочкой.

– Сложное, сложное решение. Ведь это война, сэр. Это война.

– Затеяли её не мы. Первая жертва с нашей стороны уже есть – Джон Ланкастер. Его выбросили в мусоропровод.

Ланкастер плыл в темноте станции, держась за верёвочку. Кота видно и слышно не было, но конец вёл к нему.

И вот, постепенно, звуки стали становиться всё громче; стала слышна работа механизмов и вдалеке мелькнул свет. Джо со злостью отшвырнул нить-поводок и, вытащив «люгер», медленно поплыл вперёд, держа оружие перед собой. Он хорошо знал, что ему нужно делать и поэтому никакого волнения не испытывал, а даже наоборот – был зол и возбуждён. Он долго будет помнить этот проигрыш в карты и сутки, проведённые в тюрьме-сушилке!

– Иван, смотри, смотри…

– Да вижу, вижу… Выводи лазер на полную мощность. Ничего, 10 БЭР мы потерпим ради правого дела.

Оба пилота в своих виртуальных шлёмах держали на прицеле «Дискавери», который словно весенний майский жук, приоткрыл пластины верхнего отсека и стал медленно открывать их, одновременно разворачиваясь на месте. До «Спейс шаттл» было ровно сто километров.

– Ждём конкретного пуска. Всё пишется на видеокамеру. Три ракеты сразу он запустить не сможет. Интервал секунд в десять. Это и есть наше прицельное время.

– А может, грохнем его прямо сейчас, вместе с ракетами? – Спросил бородатый крестоносец. Чередниченко строго посмотрел на него.

– Нельзя. На этой дуэли наш выстрел второй. Учти, подлёт этой твари к нам – около семи секунд. Первым стреляю я; потом ты; потом я; и всё.

– «Дискавери» добивать будем?

– Нет, скорее всего… У тебя все компьютеры в порядке? Быстро проверь ещё раз!

– Уже проверил раз десять. Главное, чтобы стволы не оплавились.

– Не оплавляться.

«Спейс шаттл» тем временем открыл полностью грузовой отсек и развернулся к станции носом.

Командир «Дискавери» разговаривал с директором военного спецотдела NASA.

– Сэм, скажи мне степень гарантии?

– Сэр, сто процентов. Они как на ладони. От этой титановой паутины останутся обломки не крупнее спички.

– У тебя ракеты SC-48?

– Так точно. Мощнее не бывает. Это тигры. Саблезубые тигры. А «МКС» для них – мышь. Маленькая, крошечная мышонка. Сэр, ракеты предназначены для уничтожения русской баллистики высшего класса: СС-19 или «Тополь-М». Они уничтожают все разделяющиеся боеголовки одновременно. Что для них какая-то решетка в космосе и на прямой наводке. Им будет неудобно поражать такую пассивную цель, – продолжал одухотворять своё оружие Сэм.

– Президент дал добро, но только одностороннее. Если будут проблемы, то они будут наши.

– Ха-ха-ха-ха-ха! Проблемы! Проблемы будут у русской оперативной группировки.

– Сэм, если ты такой умный, и у тебя такие умные ракеты – сделай так, чтобы от станции вообще ничего не осталось. И концы в воду.

– Сделаю, сэр. Я люблю свою работу и держу палец на кнопке «ПУСК». А как нажму – пойду курить. Всё будет происходить само – собой. И очень быстро.

Командир «МКС» не мог слышать этого разговора. Но он чувствовал его. Все сто километров до «Дискавери» были поделены на участки, сканируемыми компьютерами. SC-48 очень быстрая ракета. Но даже в шахматах техника не может победить человека.

Первая ракета выпрыгнула как тигр из загона и сразу пролетела пятьдесят километров. Но не дальше. Мощный луч рубинового фотонного луча разбил её вдребезги; она даже не успела детонировать. Сквозь обломки летала уже вторая, успев промчаться больше шестидесяти километров. Иванов хладнокровно нанес удар, и она разорвалась, сверкая разлетающимися иглами шрапнели. Третья уже мчалась сквозь обломки.

И в этот момент американский Джо выстрелил из своего “люгера” в спину капитана “МКС”. Пуля попала тому в плечо, но он всё же успел одновременно с Ивановым двумя лазерными жалами разорвать SC-48 в двадцати километрах от станции. «Дискавери» менял орбиту и уходил. Джо, не ожидая от пистолета отдачи, полетел в дальний угол салона и запутался в проводах. Его ещё никто и не заметил, как и не чувствовал ранения командир «МКС», пребывающий в сверхстрессовом состоянии.

– Данила, бери его в сетку, – со злостью сказал Чередниченко, глядя вслед «Дискавери». – Ты видел, что он хотел с нами сделать?

– Уже взял.

– Я тоже.

– Коротким импульсом, не более одной наносекунды. Выставил? Огонь!

Оба стрелка прицельно всадили в «Дискавери» энергию ядерного реактора. «Спейс Шаттл» разорвало на мелкие, оплавленные куски и эти «гвозди» медленно полетели вдоль орбиты.

Джон Ланкастер выстрелил ещё раз. И снова улетел от отдачи назад. Хладнокровие изменило ему. Он не соображал, что надо найти точку опоры. Пуля ударилась в переборку и принялась скакать по всему салону, рикошетя от стен и переборок, и в конце концов горячим куском свинца упала Джо на голову.

Пилоты «МКС» наконец поняли, в чём дело. В пылу атаки Чередниченко не почувствовал попадания в плечо, а вот теперь ощутил и догадался. Вот это да! Атакуют с двух сторон. Скинув шлём и вскочив с кресла, Чередниченко вытащил из кобуры пистолет «Марго» (конст. бюро им. Марголина). Русские проектировщики оружия для космических станций думали о безопасности, и поэтому в «Марго» были патроны с резиновыми пулями.

Джо в этот момент нашел точку опоры и стал расстреливать командира «МКС». Чередниченко спрятался за переборку. По всему салону летали рикошетившие пули.

Иванов прополз под креслом и увидел прижавшегося к стене, побелевшего Джо, с пистолетом в руке. Вытащив свой «Марго» бородатый крестоносец внимательно прицелился и выстрелил. Пуля попала янки прямо в лоб. Он потерял сознание, выронил «люгер» и стал вращаться вокруг своей оси обвисшим кулем.

Командир «МКС» вышел из укрытия.

– Данила, ты молодец!

Забрали «люгер» Ланкастера. Самого Джо опять отволокли в сушилку. Оставили ему большую пластиковую бутыль с водой. Вернулись в кресла боевого управления. Шрапнель от SC-48 летала по орбите вместе с ними. Она была похожа на большие лезвия для бритья. Где-то высоко и впереди плыли «гвозди» «Спейс Шаттл»

Внимательно осмотрелись. Никого видно не было. На связь тоже никто не выходил.

– Высота орбиты? – спросил командир.

– Двести двадцать, – ответил Иванов.

– Мы в квадрате 95114. Южная Индия. Скоро Непал. Данила, быстро в кресло. На территории Индии есть работа.

И верно сказал. Работать пришлось без перерыва минут десять. В горах Тибета загорелась красная отметка. Чередниченко и Иванов в два ствола уничтожили её.

Включили стабилизацию. Посмотрели. Опять какое-то подземелье, вскрытое их пучковым оружием. Шёл едкий, чёрный дым.

– Слушай, а кто ставит отметки? Зелёные… Красные… – спросил Иванов.

– Наш бортовой компьютер. Там установлена программа. По-моему, эту программу писал Философ. Да, Философ. Странный парень. Как будто не в себе.

– Ваня, а почему ЦУП молчит – никто не выходит на связь?

– Ждут.

– Чего?

– Реакции Вашингтона на гибель «Дискавери». С нами не общаются, чтобы было видно – мы вроде как не при чём. Неужели не понятно? Наши выстрелы длительностью 1 наносекунда не определяемы никакой видеозаписью. «Шаттл» сам развалился на гвозди. От старости. И ещё: в таком возрасте нельзя летать и делать пуски ракет.

– Теперь понятно.

– Наш президент зажмёт американцу яйца в тисках, показав видеокадры, как нас атакует SC-48.

В Овальном кабинете находилось два человека. Один седел в кресле, курил сигарету и пристально смотрел на второго, стоящего почти по стойке смирно и отводящего глаза. Это был директор военного отряда NASA.

– Что случилось с «Дискавери», Ригель? – обратился президент к собеседнику.

– Необходимо провести тщательное расследование. Все три ракеты SC-48 самоликвидировались после запуска. А «Спейс Шаттл»… «Спейс Шаттл» очевидно детонировал топливом от разрывов ракет. Вы просмотрите видеозапись, запись с радара, цифровую запись со спутников.

– Я просмотрел.

– Они все просто самоликвидировались!

– И это всё ваше объяснение? А пострадала ли «МКС»?

– Нет. Она не пострадала.

– Почему?

– Высокое качество исполнения модулей. Большинство блоков изготовлено в США.

– Вы знаете, что мне предложил посмотреть русский президент? Он дал мне фильм, в котором играют плохие актёры. Нам предъявлена нота. Нас обвиняют в нападении и попытке убийства русских космонавтов.

– Но, господин президент…

– И это только начало. Пресса начала раскручивать версию бездарной попытки американцев уничтожить станцию «МКС» с экипажем, с целью стереть какие-то следы. Сегодня собирается Совет безопасности. Госсекретарь прячется от видеокамер. Три ракеты новейшего класса… Три суперракеты не смогли в упор уничтожить космическую станцию невоенного назначения. Во первых зачем? А во вторых, – почему не смогли? Ригель, вы обещали мне сто процентов. Где они? – Президент помолчал глядя в потолок. Проговорил: – Я вам скажу своё решение. Пуск SC-48 инициирован вами. Приказ отдали вы. Но поскольку вы не в своем уме, придётся полечиться. В закрытой клинике и пожизненно. И ещё молитесь на меня, Ригель. Я католик и добрый человек. – Помолчал. Добавил: – Вам же дали время. Жаль, что вы его не использовали по назначению. Прощайте, мой друг… Да, хотел бы добавить. Если вы вдруг начнёте подавать признаки здравого ума, то эти признаки больше подаваться не будут.

Президент нажал кнопку. В зал зашли двое в чёрном и увели директора военного отдела NASA в неизвестном направлении.

 

Глава 52

Установка зенитно-ракетного комплекса «С-500» застыла в джунглях дельты Ганга, вся окутанная маскировочными сетками. Все остальные машины дивизиона, расположившегося на небольшой поляне и не успевшего разгруппироваться, несколько минут назад были уничтожены выстрелами в упор из джунглей и их горящие останки заволакивали небо в километре от позиции уцелевшего бронетранспортёра.

Единственная выскочившая из-под кинжального огня боевая машина, с тремя ракетами на борту, притаилась возле небольшого озера прямо под тенью большого чёрного камня, уходящего своим основанием в глубины воды.

Атакующие, преследующие продирающуюся сквозь джунгли и отстреливающуюся бронемашину, неожиданно прекратили огонь, как только «С-500» занял небольшую высотку, прямо у подножья камня – скалы и раскинул якоря с маскировочной сеткой. Но преследуемые были в окружении. Это было видно простым глазом. Позади озеро, а впереди, метрах в двухстах, сновали туда-сюда фигурки цвета хаки.

Несколько человек Юра снял из крупнокалиберного пулемёта. Движение притихло, но вскоре продолжилось снова. Неведомые партизаны перегруппировались и чего-то выжидали, не делая ни одного выстрела в сторону осаждённых.

Дивизион ракетных установок только накануне прибыл на место своей дислокации. Юрий показывал пальцем Григорию длинный чёрный, круглый как труба, каменный столб, ушедший в центр небольшого озера и говорил: «Глянь, что только природа не выделывает! Можно подумать, что какое-то Александрийское архитектурное сооружение».

Атака на дивизион была внезапной и неожиданной, ранним утром, сразу после завтрака, когда все лежали в траве, курили да глядели в небо. По данным разведки в радиусе ста километров не было никаких крупных населённых пунктов, а в радиусе пятидесяти – вообще никого из людей. Дикие места. Слоны, обезьяны…

Бронемашины загорались как коробки со спичками от выстрелов в упор кумулятивными снарядами. Шрапнель гранатомётов и автоматные очереди косили экипажи как оловянных солдатиков. Спастись не успел никто, кроме двоих человек. Юра и Григорий в это время находились в командирской машине, – рассчитывали на компьютере схему расстановки машин в боевое положение, – и только по этому остались в живых. Остальные не успели заскочить в люки и остались лежать простреленными телами на территории лагеря.

– Ну что, Юра, – сказал Григорий. – Тебе было мало заплатить за такую работу четыре тысячи евро? И ещё что-то сбить, наверное, надо?

– Не доставай. Просматривай левый фланг.

– Я то просматриваю. – Григорий дал очередь из автоматического гранатомёта и накрыл группу человек из десяти. – Я то просматриваю, и мысль мне в голову приходит, – кто и когда нас отсюда вытащит?

– Меньше думай. – Юра снова задолбил из пулемёта. Отстрелявшись, стал рассматривать результаты огня. Повернулся к Григорию.

– Странно, почему они не атакуют нас. Я задействовал активную защиту, она жрёт энергию. На их месте надо ударить реактивными снарядами, прямой наводкой. Мы у них как на ладони, деваться некуда. – Сплюнул и выругался. Снова прильнул к монитору. – Что-то здесь не то. Хотят взять живыми, твари.

– А если влепят из орудия, калибра двести, это будет то… Странный у тебя юмор.

Оператор АРСН прильнул к своему монитору и стал изучать нападающих. Бросил монитор и стал глядеть в бинокуляр. Проговорил:

– Я догадываюсь, в чём дело. Был в подобных ситуациях. Не исключено, что нам сильно повезло. Да, да… Я в таких ситуациях уже был…

– Ну, и?

– А ты не был?

– Я не был. – Юра дал длинную очередь из пулемета, работающего по радарной наводке.

– Я не был, – повторил. – Расскажи.

– Мы, скорее всего, заняли позицию возле какого-то ритуального памятника, типа табу. Слышал такое?

– Ну?

– Что ну? Табу, говорю. Возможно, эти туземцы, или кто они там, боятся сюда двигаться, и опасаются что-то повредить своими выстрелами. Религия – великая сила! Они сюда не стреляют, чтобы не попасть в табу. Чтобы не повредить его. Скорее всего, вот эту каменную глыбу, что у нас с тыла.

– Она железная. Это метеорит из железа.

– Да какая разница? Смысл то один. Нам, короче, повезло. Это чистый фарт! Эти моджахеды, похоже, сильно верующие. Да ты на головные уборы обрати внимание: У всех одинаковые чёрно-белые тюрбаны. И глянь, глянь в монитор – по-моему, молятся. Точно, твою мать! Молятся, козляры.

Юра внимательно глядел в бинокуляр.

– Да, в самом деле, молятся. Странно это всё. Похоже, что это охрана железяки из озера. Но меня никто не предупреждал! Я убью майора, если вернусь живой, – в бешенстве проговорил командир группы.

– Нам можно не тратить боеприпасы, – сказал Григорий. – И выключи ты это жужжание!

Юра отключил активную защиту.

– Ребят жалко, – снова заговорил Григорий. Дай Бог, если погибли сразу. Это лёгкая смерть.

– Да я в курсе, брат. Я тоже желаю, чтобы там раненных бойцов не осталось.

Помолчали, вглядываясь в заросли джунглей. Атакующие скрылись в листве. Видно ничего не было.

– Что будем делать, Юра? Хоть намекни.

– Ждать появления цели. У нас три ракеты. Если цель не появиться, будем пробовать уйти. Хотя это сложно. Мы одни, связи нет. Никакой связи нет. Это условие задания. Я лично уничтожил усилители каналов передатчиков. Засекаем цель, делаем пуск и уходим от этого табу.

– А какая цель, Юра? Сейчас-то можно сказать?

– Цель одиночная, Гриша. Скорее всего. Ну, может две цели, это максимум. Должен лететь самолёт и приземлиться на бетонной посадочной полосе, в километре отсюда. Кроме цели здесь лететь не может никто. И у неё есть рельеф, который в памяти АРСН. На, выпей, – Юра протянул Григорию флягу с коньяком. – Пей, пей. Твой АРСН всё равно работает в автоматическом режиме.

– Кроме кнопки «Пуск», – уточнил Гриша. Взял флягу и отхлебнул коньяка.

– Слушай, оператор, а где твоя рыжая журналистка? – неожиданно спросил командир.

– Какая журналистка? – невинно поднял брови Григорий.

– Да не валяй дурака. Та, которую ты перевозил в пустом ракетном контейнере. Одеяло туда, подушку носил. Где рыжая, братан? Неужели тоже сгорела?

– Нет, Юрик, – помолчав, ответил оператор. Отхлебнул ещё из фляги. – Она поплыла вниз по Гангу вести прямой репортаж из зоны рождения самой древней религии.

– Одна?

– Да.

– Ну и сука. Они все полоумные.

– Да бог с ней, с рыжей. Ты мне скажи, кого это мы, с такой большой подачи сбиваем? Цель дороговатая получается.

– Да, дорого. Я не ожидал. А кого сбиваем, – я не знаю. Цель она и есть цель. Ориентировочная скорость ЗМ. При подлёте сбросит ниже звуковой. Это и есть главное определение её как цели.

– А если не сбросит?

– Значит не цель. Тебе что, не понятно? Она должна приземлиться на вон том аэродроме, что отсюда совсем недалеко. Мы должны этого не допустить. Вот и вся мораль.

– А зачем аж «С-500»? И столько машин?

– На случай, вдруг кто-то будет сопровождать. Но нашего боезаряда хватит. Штаб операции перестраховался, по поводу количества машин, но – как видишь, оказался прав. – Юра взял в руки флягу. Григорий повернулся к приборам и осмотрел полусферу неба.

– Чисто. Одни птицы.

– Будем ждать.

– Слушай, а эти чурки, что нас атаковали, откуда они здесь?

– Чёрт его и не знает, наверное. – Отхлебнул коньяка. – Мне уже до фени всё. Проверь контрольные азимуты, гироскопы; прогони тестирование систем.

Григорий принялся за работу. Юра молчал. Сказал:

– Что такое кнопка «Z21» знаешь?

– Конечно. Аварийный сброс давления в трубопроводах.

– На, выпей ещё; да бери, бери… – вытащил тонкую чёрную сигарету и закурил, включив вытяжку. Откинулся в кресле, не отрывая взгляда от монитора. Негромко проговорил:

– Гриша, эта кнопка – не аварийный сброс давления.

«Z21» – кое-что другое.

– Что? Я же её прогонял всё время по тесту. Аварийный сброс давления при занятии стационарной позиции.

– Нет, Гриша. Это кнопка – самоликвидация объекта.

– Что?

– Самоликвидация объекта. Я должен тебе это сказать. Под днищем нашего броневика вмонтирована нейтронная бомба. В случае возможности захвата, надо самоликвидироваться – таков приказ.

Григорий некоторое время смотрел на своего командира иронично-недоверчивыми глазами. Выпил коньяка, вернул фляжку.

– Таков приказ? Ха-ха! Да я в былое время такие приказы вечерами, порою, подписывал, что утром читал их как древнееврейский алфавит. Ты пошутил?

– Кнопка «Z21» нажатая при её активировании три раза – ликвидирует броневик. Мощность небольшая. Около пол килотонны.

Григорий помрачнел и спросил.

– Зачем ты мне это говоришь?

– Я должен тебе сказать. Есть такие ситуации, когда всё происходит на автопилоте. Сейчас как раз такой случай. Ты должен знать об этой кнопке. Я тебе не приказываю её нажать. Мне приказано сообщать о ней в том случае, когда кроме меня останется в живых только один человек из экипажа. Тогда я улыбался. Успокойся и ты. Всё равно, связи с внешним миром нет, нас никто не прикрывает, и выбор не большой. Если мы замочим цель, возможно, что-то переменится. Если нет, – возможно, тоже.

– Хорошо, – успокоился Григорий. – Я понял – жать её не обязательно, значит всё в порядке. Рассчитай лучше топограмму до взлётно-посадочной полосы. Будем прорываться к ней. Оттуда, возможно, снимут. Не надо недооценивать командование. Поскольку у нас такая важная работа, то за её исполнением следит весь Генштаб. Или нет?

– Да. Следит. Скорее всего.

– Делай топограмму.

– Уже сделал. Надо только нажать педаль и отстреливаться. Там будем за две минуты, сорок две секунды.

Неожиданно зазвонил телефон. Юра удивлённо развернулся и стал смотреть на Григория. Спросил:

– Что это такое?

– Чёрт, я и забыл. У меня есть телефон. Купил в Киеве на Подоле. Валяется в сумке с начала поездки. Как же это у меня вылетело из головы? Да он без зарядки уже четыре недели. Работает, однако, паскуда. Правда, номер у меня всего один в память занесён. Больше у меня нет знакомых с телефонами.

– Чей у тебя номер?

– Да какой-то Володя с Подола. Социальный работник, – так он сказал. Опросы на улице проводит, наверное. А может, просто дворник. Мы познакомились случайно. Нормальный парень.

Две секунды Юра думал, глядя в свой монитор и рассматривая цели, бегающие в рамке УФ-прицела.

Телефон звонил.

– Подними, – сказал.

Оператор АРСН включил телефон.

– Да, это Гриша. Володя, это вы?

– Это его друг. И я командир вашего Юры. Меня зовут Бизон, – проговорил жесткий голос. – Как у вас обстановка?

– Плохо. Мы вдвоем. Остальные погибли. Наша установка стоит на берегу озера с метеоритом, и мы окружены.

– Цель не появилась?

– Нет. Вы Главнокомандующий?

– Да. Это я. Слушайте внимательно. Если цель будет сопровождаться прямоугольным сигналом частотой 911 Мгц, то она не подлежит уничтожению. Вам ясно?

– Почему?

– Что почему?

– Почему не подлежит уничтожению?

– Это приказ.

– Одну секунду. – Григорий повернулся к вслушивающемуся Юре и спросил:

– Кто такой Бизон? Это Главнокомандующий?

– Нет, я не знаю такого позывного. Это, скорее всего та банда, которая кружит вокруг нас.

Григорий снова прильнул к трубке.

– Я не понимаю, какой Бизон? Какой приказ? Ты кого, козел, на понты берёшь?

– Гриша, – терпеливо проговорил Бизон. – Это я, отец Маши, Мэрилин. Ты же меня хорошо знаешь. Вспомнил по голосу? Вспомнил. Слушай: если сигнал 911 Мгц пройдёт у тебя на радаре, то это будет означать, что в самолёте находится Маша. У неё на руке браслет. Он генерирует этот сигнал на корпус самолёта. Понимаешь, ситуация изменилась. Дело пошло не так, как следовало. Её не должно быть в самолёте, но боюсь, скорее всего, она там. Я её отец, Гриша… Мне с таким трудом удалось достать номер твоего телефона… Я из-за этого навсегда удалён из программы…

– Какой программы?

– Ты не поймёшь, да тебе это и не к чему. Я очень дорого заплатил за разговор с тобой. После него я ухожу.

– Куда?

– Туда, Гриша.… Откуда пришел. Сбивать Мэрилин нельзя. Она Ева. Ты это знаешь? Тебе твой родной дядька должен был хоть что-то говорить.

– Да что-то слышал, но не совсем понял. Я в философии ничего не соображаю, – не уверенно проговорил оператор АРСН. – А почему она может там быть? Почему? Я слышал, она совсем в другом месте. Под охраной Музыканта.

– Я не знаю сам. Я не знаю что делать. У меня уходит энергия.… Если будет идти сигнал 911 Мгц, то решение придётся принимать тебе. Ева – это рождение всего. Но если она будет лететь в том самолёте, то в месте с ней будет… Не знаю, как тебе сказать… Ты обязан уничтожать того, кто будет рядом с ней… Он не должен искупаться в этом озере, возле которого ты дежуришь. Я не знаю, что тебе сказать. Всё что мог, уже сказал.

– Так дело в озере?

– Да. Дело в озере тоже. Если те, кто летят в самолёте, не достигнут озера, то никто из них не доживёт до рассвета. Кроме Мэрилин. И всё решится. Они везут с собой Мэрилин, чтобы она стала той же крови, что и они. Ева исчезнет. И.… Помни про 911 Мгц. Извини, моя батарейка закончилась. Или мне больше сказать нечего.

Григорий смотрел на замолчавший телефон.

– Кто это? – уставился на оператора Юра.

– Мой бывший шеф. Но как он узнал номер телефона, если я сам его не знаю?

– Я не верю, что это твой шеф. Как он мог сюда дозвониться? – Юра постучал рукой по броне. – Здесь сплошной экран. Я удивляюсь, как телефон зазвонил. Но связи быть не могло. Говоришь, твой шеф?

– Он всегда добивался того, чего хотел.

– Дай телефон… Мда… Сигнал не проходит. Глухо, как в танке. Ты меня не разыгрывал?

Григорий молча глядел на командира.

– Да ладно, ладно… – неожиданно стушевался Юра. – Все бывает… Я чуть-чуть и слышал его голос… По моему… Но странно всё это, странно…

Юра помолчал, побарабанил пальцами по «чебурашке». Проговорил:

– Мне всё равно звонить запрещено. Значит, тему закрываем. Следи внимательно за «тюрбанами», я запущу зонд-разведчик. Оглядим местность сверху.

Свежим, ранним утром, когда щебетали птицы и сонные обезьяны сползали с деревьев, рыжая журналистка выскользнула из своей постели, которая находилась в пустом контейнере установки «С-500», оставила коротенькую записку, и устремилась к реке, возле которой остановился на ночевку дивизион ПВО.

За плечами висел рюкзак, в руках топорщилась сложенная надувная лодка. Было около пяти часов утра. Ганг – спокоен и велик. Его мутные воды невидимо уходили вниз по течению.

Журналистка положила лодку на траву, открыла баллон с воздухом, и плавсредство приняло свой естественный вид за тридцать секунд. В надутом виде это была лодка-плотик длиной три и шириной полтора метра. Небольшие пластиковые весла крепились к высоким бортам. Этот шедевр из пуленепробиваемой резины (спасательный комплекс ВВС). Варвара приобрела на базаре, ещё в Батуми.

Кинула лодку в реку и запрыгнула в неё сама. Течение медленно понесло резиновый корабль вперёд. Выгребла к центру реки и сложив вёсла, поплыла по течению вниз, одновременно снимая на камеру (выкраденную у Григория) проплывающие мимо берега и транслируя их на спутник.

Крокодилов она заметила минут через двадцать. Над водой возвышались две бугристые, коричнево-зелёные головы. Глядя на Варвару спокойным, утробным взглядом, они не торопясь, плыли за ней метрах в пяти позади лодки. Душа журналистки сжалась. Она совсем упустила из виду, что в воде могут быть рептилии. Самое страшное, что она себе представляла – это рыбёшки пираньи. А крокодилы живут в Африке. Выходит, что уже и сюда доплыли.

Ледяной холод животного страха стал окутывать её; она постаралась сбросить его с себя (я же в лодке!), но безрезультатно. Направила камеру на крокодилов и стала транслировать их изображение в Европу. Сделала небольшой комментарий:

– Посмотрите, какие красавцы! Это и есть местные жители края. Скорее всего, мы наблюдаем супружескую пару, совершающую утренний моцион.

Один из крокодилов взмахнул хвостом, за секунду нагнал лодку и схватил её за борт своей метровой пастью. Варвара растерянно глядела в желтые глаза рептилии, которая продолжала держать борт зубами и в таком положении плыла следом. Прошла минута. Крокодил висел на корме. Прошла другая. Положение не изменилось. Варвара очнулась, что-то в ней включилось, она схватила весло и его рукояткой изо всей силы ткнула рептилию в глаз. Крокодил с шумом упал обратно в реку. Лодка выровнялась. Варя вставила вёсла в уключины и принялась грести изо всех сил. «Местные жители» плыли следом, затем догнали лодку и стали сопровождать её. Один слева, другой справа.

Варвара Зиновьева была рисковой девушкой. Бывала она во многих переплётах. С людьми контакт могла найти всегда. Могла и дать отпор. Своими методами. Но крокодилы не вписывались ни в какой алгоритм её поведения в отношении внешнего мира.

Дрожа и мысленно перебирая возможные исходы этого путешествия, Варя проплыла вниз по Гангу около часа. Река сузилась. Течение усилилось. Варвара продолжила грести. Может быть, они не заплывают на чужую территорию? Нет, плывут, как ни в чём не бывало. Может быть, они приняли её лодку за Крокодила-Маму? Нет, не похоже. Да у них и мамы вроде не бывает. В голову пришла неясная мысль. Надо их отвлечь. Варя открыла свой рюкзак и стала выкладывать из него на дно лодки всё, что в нём было: аптечка с лекарствами, дезодоранты, косметика, комплект белья, тёплое покрывало, рыболовные снасти, банки с консервами… Тушенка свиная. Тушенка говяжья. Хлеб в пластиковой упаковке. Три банки «Кити – Кэт»… А это откуда? Корм для котов? Что-то в темноте перепутала, когда готовилась к побегу от Григория.

Коты – крокодилы, разницы нет. Она взяла две пластиковые банки и швырнула их крокодилам. Одну налево, другую направо. Те вцепились в подарки и моментально разгрызли их. Прозвучало два лёгких хлопка. В банках с этикеткой «Кити-Кэт» дивизиону ПВО через таможню переправили дымовые шашки с хлорпикрином, слезоточивым газом. Лодка шла вперёд, а позади Варвары поднялось жёлтое, ядовитое облако. Один крокодил успел проглотить хлорпикрин и судорожно бился на поверхности воды, вытаращив глаза. Второй нёсся изо всех сил к берегу. Его заносило то влево, то вправо. Он, очевидно, ничего не видел, и грёб хвостом наугад, колотя лапами по воде.

Журналистка с удивлением посмотрела на третью банку «Кити-Кет». Река стала петлять, сузившись ещё больше. Между берегами расстояние составляло метров тридцать. Тропические заросли нависли над водой, и не было даже возможности высадиться на берег. Варвару стали брать сомнения в отношении своей авантюры. Дивизион ПВО уже не догонишь. В шесть утра подъем. В семь утра – марш-бросок. Они уже неведомо где. Вытащила сигарету, закурила… Огляделась. Крокодилов не видно. Так, так… Но ничего, выкрутимся. Вскоре появились отмели и уже можно было высадиться на берег. Но куда? В гости к анакондам? Чёрт. Должен же быть какой-то посёлок, или село, или деревня. Она на это и рассчитывала. Сделать репортаж из глухой деревни дельты Ганга. Снять на камеру религиозные ритуалы. Взять интервью у старейшин этой села, поселка или стойбища. Расспросить их об отношении к Будде. И всё такое прочие… А тут – крокодилы и, похоже, анаконды. Она видела длинную змею, метров восемь, ползущую из воды на берег.

Река снова стала петлять как горный серпантин. Начинало темнеть. Вскоре совсем стемнело. Воздух был наполнен множеством звуков: пеньем цикад, свистом птиц, разноголосьем лягушек, криками обезьян, рёвом каких-то неведомых животных. Похоже, спать никто не собирался. Варя легла на дно лодки, укрылась верблюжьим одеялом и сразу заснула. У неё присутствовало это редкое свойство – спать хоть под бомбами.

Проснулась она от удара лодки о какой-то предмет. Это оказался спящий бегемот. Уже было почти светло. Животное открыло глаза и зевнуло. Варя с ужасом глядела в двухметровую, раскрытую пасть. Бегемот закрыл рот и дружелюбно глянул на журналистку. Та взяла камеру и передала его дружелюбие в Европу. Взялась за вёсла и поплыла быстрей дальше.

За ночь лодку снесло значительно ниже по течению. На берегу появились большие деревья, с красивыми белыми цветами. Вместе с цветами висело множество обезьян. Они покачивались, зацепившись хвостами за ветви, и разглядывали Варвару. Одновременно все что-то говорили на своём, обезьяньем языке и стоял такой шум, как на торговой брокерской площадке. Выходило, что они вроде бы как оценивали Варвару.

Торги неожиданно прервал орудийный грохот. На правом берегу, в глубине леса, началась перестрелка. Били тяжелые очереди пулемёта. Прогремело несколько взрывов. Обезьяны завизжали и спрятались в гуще деревьев.

Варвара стала выгребать к правому берегу. Подплыла к берегу и вытянула лодку в заросли кустов. Протащила её метров двести, поставила возле дерева и привязала к ней красную тряпку. Надела рюкзак, взяла камеру и, пригибаясь, двинулась в сторону продолжающегося боя. Несколько пуль прошелестели у неё над головой, рубя ветви вечнозелёных деревьев. Перестрелка продолжалась. Бил автоматический гранатомёт – она уже знала в этих вещах толк. Через несколько минут всё стихло. Журналистка медленно пробиралась в ту сторону, где был бой. Неожиданно лес закончился, и она вышла на ровное место, заросшее травой и низким кустарником. Прямо перед ней начиналась бетонная полоса, шириной метров двадцать, уходящая в даль. «Странно», – подумала Варя. – «Что это здесь такое?» Осторожно пошла вдоль полосы. Метров через семьсот бетон закончился, и журналистка углубилась в невысокие заросли кустарника. Минут двадцать шла по небольшой, еле видимой тропинке. Кустарник закончился и открылся такой пейзаж: невдалеке расположилось небольшое, круглое озеро с большим, продолговатым камнем, торчавшем из воды у самого берега. Как будто кто-то вбил сваю в дно. На берегу озера, возле камня-сваи, были растянуты зелёные маскировочные сетки, а в них глубине Варвара углядела знакомый ей силуэт бронетранспортёра «С-500». До него было несколько сот метров. В тот момент, когда Варвара выглянула из кустов и стала осматриваться, «С-500» дал залп противопехотными ракетами и через пару секунд вдалеке загремели разрывы. Журналистка стала всё быстро снимать на камеру но, помня о режиме секретности, упоминаемом Григорием Загибайло, передачу на спутник не включила. Вдали, за бронетранспортёром, в глубине леса в небо поднимались столбы чёрного дыма. Основной бой был, очевидно, там.

«Попала», – подумала Зиновьева и огляделась кругом. Вдали виднелись группы людей, перебегающих с места на место. Бронетранспортёр стал стрелять очередями из гранатомёта. Фигурки людей исчезли, упав в траву. В долине, над озером, стелился дым от разрывов. Варвара стала внимательно вглядываться в горизонт.

И тут чья-то рука легла ей на плечо.

Варя дёрнулась, как от электротока, и повернулась назад. Перед ней стоял индус ростом метра в два. На голове повязка из двухцветной тряпки. Одет в комбинезон цвета хаки. Борода до пояса. В руках русский автомат АК-47. Он улыбался и крепко держал журналистку за плечо. Как будто поймал куропатку. Поднял левую руку и сложил указательный палец колечком. Мол, – о’кей! Варвара замерла. Она знала, что делают мужчины такого типа с молодыми женщинами, когда они находятся наедине в густых кустах.

Журналистка быстро протараторила на всех языках, которые знала, уважительное приветствие. «Ай, м пресс, ай, м пресс!» – показывала на себя. Индус продолжал улыбаться. Показал рукой на уши, на язык, помотал головой. Она поняла – глухонемой. Мать родная! Изнасилует – но хотя бы не убил! Такой «красавец» порежет на куски. «Господи!».

Индус повел Варвару своей дорогой.

Через некоторое время вышли к бетонной полосе. На обочине стоял ждип. Машина сороковых годов двадцатого века. Индус вкинул в него журналистку, завёл двигатель, и они поехали. Вскоре свернули направо, в заросли. Там стелилась узкая дорожка, как раз для джипа. Ехали минут сорок. Старинная колымага ползла неторопливо, пережевывая кое-как бензин и недовольно ворча на подъемах. Вскоре джип остановился в тени высоких монстер. В глубине деревьев-монстров спряталась большая хижина-дом, сложенная из брёвен, крытая бамбуком и ветками кустарника. На крыше росла трава, и сидело множество птиц.

Индус вытолкнул Варвару из машины, закинул автомат за плечо, и поволок её внутрь. Внутри хижина представляла собой одну большую комнату с полом, крытым тростником. В центре стоял стол, сколоченный из досок. За столом сидел чёрный как синяя снежинка одноглазый негр с габаритами ещё большими, чем у индуса. Они переговорили на языке глухонемых. Негр полоснул своим одним глазом по Варваре – сверху вниз, а затем впился моновзглядом ей в глаза. Смотрел минуты две. Возможно, хотел загипнотизировать. Варя помахала ему рукой. Её била нервная дрожь. Сунула руку в карман, – не соображая, что делает, вытащила шоколадку «Сникерс» (негр и индус глядели на неё), развернула, откусила кусочек и, улыбнувшись, протянула негру. Тот молчал и смотрел. Варвара стала облизывать губы и показывать, как могла, что это вкусно. Негр взял. Надкусил. Пожевал. И сунул всю шоколадку в рот. Индус с любопытством смотрел на него. Негр что-то просемафорил ему пальцами. Варя вытащила ещё один «Сникерс» и протянула индусу. Пока тот тянул руку, негр выхватил «Сникерс», разломал и половину и дал индусу. Они стали жевать и улыбаться. «Во дикари!» – подумала Варя. И стала незаметно снимать их на перстень– камеру. Затем сунула снова руку в карман. Негр и индус следили за рукой. Покопавшись в кармане, она показала им пустую ладонь и пальцем указала на рюкзак. Быстро залезла в него и вытащила банку «Кити-Кэт». Протянула банку негру. Тот стал вертеть её в руках. Индус наклонился к нему. Крутили, вертели и дёрнули за колечко.

Журналистка на ощупь, не дыша и закрыв глаза, подхватила рюкзак и выскочила из хижины. Оттуда доносились крики и грохот переворачиваемого стола. Из двери пополз жёлтый дым. Варя кинулась в кусты и бежала в сторону от хижины минут пять. Еле дыша, упала на траву. Сердце колотилось готовое выскочить из груди. Лежала, лежала… Стала успокаиваться. В воздухе висела тишина. Цикады, и те почему-то молчали. Вдалеке, на горизонте появился знакомый звук. Варя прислушалась. Тихо, но ясно был слышен звук приближающегося самолёта. «Это же взлётно-посадочная полоса!» – мелькнула в голове догадка. И в этот момент земля дрогнула.

 

Глава 53

– Ну и что же было дальше?

– Дальше? Дальше он отпустил её. Открыл окно, и она выпрыгнула в кусты.

– Майн гот! Я тебе не верю!

– Воистину так. Леся до сих пор ходит как бешеная лисица.

«… Неожиданно в голове резидента появились какие-то точки… Сужающееся пространство… Расширяющееся пространство… Поле тюльпанов… Морская волна, бьющая о берег неистово и безответно… Песочные дюны… Пустынная песня одинокого охотника-бедуина… Яркая луна посреди мерцающих звёзд… И непостижимая ясность всего, что происходит вокруг пронзила его душу. Он впился взглядом в глаза киллерши. Та молча смотрела на него. И там в этом взгляде было всё, что у него в душе.

– Дорогу найдёшь?

Она молча кивнула головой. Араб открыл окно и негромко проговорил:

– Беги».

– Выходит, он сдал нас всех. Всю группу. Это чудо, что мы выбрались из того леса живыми. Та, которую отпустил резидент, могла привести отряд.

– Возможно. Даже очень возможно. Нам, скорее всего, повезло. Но чем всё закончилось? Наша команда расформирована, а мы с тобой, – в наши-то годы! – на пенсии. Скажи, Мойша, сколько тебе лет?

– Сорок два.

– Ты ощущаешь себя пенсионером?

– Я прикончил бы этого резидента, чтобы всё вернуть назад. Не надо было с ним иметь дел. На какой чёрт мне пенсия в сорок два года? Я не могу говорить об этом своей родне. Мне стыдно.

– И мне, Мойша, стыдно. Я ближайшие десять лет в Стамбуле не появлюсь. Мне нельзя врать своему отцу, матери, сестре и братьям. Они скажут, что меня просто выгнали из разведки. В Турции на пенсию разведчик уходит в 80 лет. Ну, может чуть помоложе. – Аттар затянулся из длинной трубки и пустил клуб дыма. Он и Мойша сидели в крошечном гаштете на окраине Нойенхагена, родного города Мойшы. Аттар приехал на день в гости к бывшему подчинённому обговорить ситуацию, из-за которой они оба выпали за борт корабля большой разведки. Они сидели за столиком, напротив бара. Прямо перед ними, над барменом, старинный телевизор марки «Грюндиг». Он транслировал круглосуточный канал новостей.

– Ты не знаешь, что с Кимами? – спросил Мойша.

– Знаю. Один в Пекине, другой в Пхеньяне. Они остались при деле. А тебе в Израиль работать резидентом не предложили?

– Ох, Аттар. И так тошно, а шутки у тебя всё те же. Выслушай лучше новость. Или, может, это для тебя и не новость. Тот старинный кинжал, который мы упустили, я всё же нашёл.

Аттар с удивлением посмотрел на негра.

– Это новость! Впервые слышу.

– Да ты же без памяти был два дня, когда основные события происходили. Откуда же тебе помнить. Я этот кинжал, из-за которого мы оба стали пенсионерами; этот клинок еврейскими неграми, наверняка, сделанный, я его просто купил. Купил за сто тысяч евро. Мне повезло, я случайно нашёл продавца. И наше задание оказалось выполненным. Но всё закончилось не так, как в кино.

– Он тебе подсунул украинскую туфту?

Мойша помолчал. Ответил:

– Если бы туфту. Нет, он мне принёс настоящий клинок, тот, что ты держал в руках и который проверяли в лаборатории. А ведь ты знал, исламский хорёк, о настоящей цели задания!

– Аттар потупил глаза, не обиделся на «хорька» и молча потянул из трубки. Ответил:

– Да Мойша, знал. Лучше бы мне память отшибло. Получили бы по выговору за невыполнение задания, а сейчас работали бы, где нибудь, например, в Белоруссии.

Мойша взял громадный полуторалитровый бокал с пивом и стал пить. Отпил половину, откинулся в кресле и сказал:

– Как только я доложил в центр, что раритет у меня в руках, тогда я и получил этот странный приказ.

– Да, я догадываюсь, Мойша.

– Но я не мог его выполнить!

– Я твой брат до конца своих дней.

– Мне дали группу поддержки из трёх человек. Я должен был вместе с ними уничтожить вас всех на той даче в течении шести часов. Ты представляешь, Аттар! Это они такое предложили профессионалу! За кого же они нас принимают? Я убил этих людей. Двоих задушил и выкинул в Днепр. Третий умер от страха. Раритета у меня уже не было. Связной пришёл за ним через двадцать минут после моего сообщения, что я купил клинок. Ты же знаешь рыжего Ганса? Он мне тогда сообщил на мой запрос, что с нами работает группа из Ватикана. Она следила за нами, и ждали результатов нашей работы. Киллеры – мотоциклисты люди из той же команды. У них была ошибочная информация, что клинок у нас или у резидента. Ахмед, я прикончил людей из Ватикана! Но не жалею об этом. Они были готовы порубить всех саблями. Странная бригада. Если честно – на Ватикан совсем не похоже. Нет, не похоже…

– А где резидент и Леся? – спросил турок.

– Хусейн давно уже во Франции. У него там бизнес и он там спрятался. А Леся бродит по Киеву. Ищет проблем. Её уволили из консульского отдела за то, что упустила ситуацию из под контроля; и уволили из разведки. Она была агент СБУ.

– Агент СБУ?

– Да. Хорошо, что не МОССАД. СБУ тоже сто-то знал о раритете. Они хотели заполучить его. Я слышал, что вас здорово потрепали в следственном изоляторе. Я то туда не попал. Потрепали по поводу Чёрного легиона, так кажется она зовётся, эта банда?

– Да. Нас арестовали, но предъявить ничего не смогли. – Аттар поморщился. – Странные у них тюрьмы. В прошлый раз чуть не убили, а сейчас предлагали деньги. Это надо же… Я бы и взял.… Да сказать было нечего.

Телевизор, висящий над барменом, передал сводку погоды по всему миру и переключился на Новую Зеландию, где разгорался политический конфликт.

– Ты вообще посмотри, что творится в мире с тех пор как мы на пенсии! Какой-то «Славянский Бизон» задушил «Майкрософт». Это надо же? И опять напряжонка. Ты слышал, что в Бундестаге готовят постановление о частичной мобилизации? – мрачно проговорил Аттар.

Мойша кивнул головой и хмуро проговорил:

– Мы то пенсионеры. Нас и в резерв не возьмут. А я бы пошёл! Только неясно, кто с кем собирается воевать. Балканы стали делить, – а это нехорошая примета. – Мойша вздохнул. – С русскими я воевать не хочу. У меня там друзья.

– Да и у меня там друзья и дети. Что-то в Совете Европы лепят не ту фигуру. Перекрыты границы Шенгенской зоны. Русские! Да не верю я в эту чушь. Там вроде бы и не русские. По-моему индийцы.

– Кто?

– Ну, вроде как индийцы…

– Мойша, я ослышался? Ты имеешь в виду Индию?

– Ну… да.… По крайней мере, что-то там связано с Гангом на границе Непала. Мне рыжий Ганс сбросил на сервер новостишку. Говорит, отряд сербских танков продвигается по территории дельты Ганга.

– Это рыжий так шутит?

– Нет, Аттар. Ты же знаешь рыжего. Он не шутит. Может быть, что-то путает. И ты знаешь, что он мой должник по жизни и всегда из уважения лично по мне, держал и держит в курсе событий нашей прежней работы. Он уважает нашу группу. Я уверен, он и с Кимами связь поддерживает. Ганс – умный парень. Он уяснил, что такие как мы по настоящему нужны только таким же как мы.

По телевизору делал сообщение в прямом эфире оператор из Новой Зеландии транслируя поединок снайперов в горах…

– Ты смотри, – кивнул Аттар. – В такой дыре и то нашли повод подраться!

– Да там тоже что-то русские влезли. Ущемление прав русскоязычного населения. Там большая диаспора собралась. Нашли документы о продаже Новой Зеландии России Великобританией в конце девятнадцатого века. Ты знаешь, – вздохнул Мойша, – мне кажется, крупная бойня может начаться. В Китае стоят в боевой боевой готовности двести танковых армий. Ты можешь себе представить столько китайцев и все на танках?

– Нет, Мойша, не могу. Я вообще думал, что танковых армий нет в природе.

– Да их и не было. Срочно сформировали опять. Ганс говорит, что все ждут ядерной провокации.

– Ну, эти сплетни уже не новость.

– Это не сплетни. По информации Главного Разведывательного управления Германии, несколько десятков боевых ракет с ядерными боеголовками находятся под контролем повстанцев.

– Каких таких повстанцев?

– Ну, этих.… Из Чёрного легиона. Они могут сделать пуск в любую минуту. В любую минуту.

– Враньё.

– Ганс врать не будет. Он баптист.

На экране телевизора появился небритый журналист в чёрных очках и стал скороговоркой давать информацию на фоне ночного Манхеттена:

«Ситуация меняется каждый час. После известия об открытии управляемого холодного ядерного синтеза стало ясно, что Россия в считанные недели разработает сверхмощный лазер без ограничения длительности импульса. Эта противоракетная установка сможет сбивать любые цели в любом месте около земного пространства с вероятностью поражения 100 %. Пентагон не дает никаких комментариев и ушел в глубокое информационное подполье. Все ждут официальной реакции Вашингтона…»

– Ха! – усмехнулся Мойша. – Достали таки русские дадю Сэма. Не надо было их выводить из утробного состояния. Это уже не те хлопцы, что в восьмидесятых годах голубей на флагах рисовали. Холодный синтез.… Вот дают!

– Чему ты радуешься, чернокожий? Ты же немец.

– Наполовину.

– Я всегда это подозревал.

Стали молча пить пиво. Аттар перезарядил свою трубку и оглядел гаштет. Кроме бармена и их, в баре не было никого. Бармен протирал бокалы и смотрел телевизор.

– Слушай, – спросил Аттар. – А как это ядерные ракеты под контролем повстанцев? Я не понимаю, они что – захватили ракеты и контролируют их?

– Эх, Аттар. Сейчас всё делается по-другому. Сейчас никто своими руками никуда не лезет. Это делает компьютер. Изменили коды запуска ракет, а каких именно – никто не знает. И, – повстанцы. Это слово не совсем к месту. Я бы сказал – тотальный масонский заговор. Никто не знает, что это такое – Чёрный легион. Более того, – никто, почти, и не верит. Но тут дело сложилось как со снежным человеком. Никто не видел, – а слух идёт. Они, правда, сделали показательный запуск.

– Что? Какой запуск?

– Баллистической ракетой из шахты в штате Невада. Через тридцать секунд ликвидировали её, – для этого тоже нужен код! – и посоветовала всем членам ядерного клуба хорошенько подумать и не трогать руками свои ядерные комплексы, то есть не перекодировать ракеты, стоящие на боевом дежурстве. Это секретная информация. Ганс сам в шоке. Всё это было прошедшей ночью. Ты понял теперь к чему идёт дело?

– Они пригрозили сделать пуск в случае поиска «левых» ракет?

– Ну конечно. И президенты наложили в штаны. А Новой Зеландии наплевать. На неё никто не нацелен.

– Да, делишки. Гансу можно верить. Рыжий, наверное, там в бункере рехнётся от бешенства. Германия разработала и ядерное оружие и носители к нему, а сейчас пялится как баран на происходящие события и только кричит: «Яволь!» Ты же знаешь, кто был Гансов дед? Мюллер! Тот самый Мюллер и есть дед Ганса. Ганс за Германию съест свою шляпу. Он ненавидит всех канцлеров ФРГ за последние тридцать лет. Тряпки говорит, а не канцлеры. Моего деда бы сюда на неделю – и Германия возглавляла бы ООН. Тот ещё чернорубашечник. Но – баптист.

Телевизор стал показывать холмы вокруг Сараево и передвижение тяжёлой бронетехники. «Дизельное топливо в Европе выросло в цене на порядок, что не мешает ведущим странам увеличивать количество своей бронетехники, обходя нормы НАТО в лимите на вооружение», – комментировала телепередачу из Сараево девица в джинсах и в платке вокруг бюста.

– Ты знаешь, почему они все припали на танки? – спросил Мойша.

– Ну, расскажи, – стал выбивать трубку Аттар.

– Военные доктрины поменялись. На авиацию и спутники уже никто не рассчитывает. Они сильно зависят от компьютера и выводятся из строя очень легко. Тем более на горизонте русский лазер.… Ну, а что произошло с ядерным арсеналом, это вообще непостижимо. Похоже, к нему сейчас просто боятся прикасаться. Ганс слышал секретные переговоры русского президента и американца.

– Он сумел туда влезть?

– Да Ганс влезет куда угодно. Так вот, русский и американец ждут ультиматума. Но его пока нет. Это раз. А во вторых, – ты умрёшь со смеха, – они собрали все подводные ракетоносцы в одну кучу, где-то в районе мыса Горн, чтобы они контролировали друг друга от провокационного запуска ракеты. Что творится?

– Да просто рехнулись от власти, – беззлобно сказал Аттар. – Они то не на пенсии.

На телевизоре появилась заставка: «Журнал „Мир зверей НОМО“ представляет прямую передачу из дельты Ганга».

– Ха, и здесь Ганг, ты посмотри: Ганг, Ганс, Гаагский трибунал… Мне кажется у всего этого один корень, – проговорил Аттар.

На экране телевизора поплыла картинка с местными джунглями.

– Так я вот что тебе хочу сказать, – продолжил Мойша. – Ганс может снять в Генеральном компьютере блокировку с наших досье. И перерисовать дело так, что мы находимся в длительном отпуске с официальным прикрытием. Есть шанс вернуться в разведку. Там почти все шефы поменялись из-за последних событий. А о нашей операции никто ничего толком не знает.

«Вы мне разрешите вас сфотографировать?» – прозвучало из телевизора.

– А тебе не кажется это бредом? – спросил Аттар. – Я не верю, что можно все концы в компьютере стереть. А бумага?

– Да, бумага – это проблема.

Оба уставились в телевизор. Там рыжая журналистка в шортах и очках договорила скороговоркой свой текст, очевидно держа видеокамеру у себя в руках, работая без оператора. Развернула объектив: Среди зарослей тропического леса виднелось что-то вроде широкой бетонной дороги, на которой задним планом просматривался самолёт. Камера сместилась, и на весь экран появилось лицо женщины. Она улыбалась. Проговорила: «Прекратите съемку, вы просили десять секунд».

– Пресвятая Богородица, – проговорил Мойша. – Аттар, гляди, кто это!

С экрана, улыбаясь, глядела Мэрилин Монро. Оба немца онемело пялились на Мэрилин.

– Да, – проговорил Мойша. – Теперь её не достанешь. Слышал, что про неё Ганс рассказывал?

– Слышал, – пробурчал Аттар. – Но мы с ней немного близки. Она была нашей целью.

– И охраны не видно, – продолжил Мойша. – Собралась куда-то лететь, – вон, «Дельта» стоит. Знакомый самолёт? Их всего три штуки в мире. Теперь есть и у неё. «Мир зверей НОМО». Знаю я этот журнальчик. Как он до неё добрался? Любопытно.

Мэрилин изчезла с экрана и пошли очередные новости.

– Ты знаешь, давай брат Аттар выпьем, – сказал задумчиво Мойша, и они вцепились в свои бокалы.

– Нас выкинули за борт, – повторил горестно Аттар.

– Но мы вернёмся, брат, – сказал Мойша. – Посмотри на эту девку-снайпершу. Сколько людей её ловили, а она улыбается. Она вернулась, Аттар! Чтобы вернуться, не обязательно иметь документы внешней разведки. Верь мне.

– Да, я верю, верю. Что же тогда будем делать?

– Будем ждать, когда мимо дверей этого гаштета пронесут труп нашего врага.

Аттар несколько секунд помолчал, рассмеялся и сказал:

– Ну, тогда выпьем за наше возвращение. Ты прав, мы будем ждать.

 

Глава 54

Махарашвили положил свои чётки в карман и обратился к Маргарите:

– Марго, а что случилось с Граалем и Системой мегалитов? По-моему у вас там какие-то неполадки.

Маргарита сидела за столом, сервированным серебром пятнадцатого века. Она была в гостях у Махарашвили. Пила кофе.

– А почему вы считаете, что в системе неполадки? – невинно спросила она.

– А потому, что ваши Меровинги по всему свету собирают оккультных магов и инженеров, специалистов по квантованности полей. Или я ошибаюсь? Мы рассчитываем на вашу систему. Мы подключены к ней благодаря вам, Марго. И Магистр это ценит. Наши двери всегда открыты для вас в любое, самое ненастное время. Но если Система вышла из строя, нам необходимо знать об этом.

Марго помолчала и сказала:

– Да, вы правы. – Слегка вздохнула. – Система не в порядке. Никто не знает, что случилось, но все объекты коммуникации – все объекты – каким-то образом потеряли энергетику и теперь необходимо некоторое время, чтобы она восстановилась.

– Какое время?

– Ну… достаточное для восстановления.

– Какое время, конкретно, нужно чтобы пирамида в Гизе и Стоунхендж – восстановились.

– Ммм.… Как бы это сказать.

– Марго, говорите.

– Около двух тысяч лет.

Махарашвили упал в кресло и недоверчиво уставился на Маргариту.

– Я не ослышался? Две тысячи лет?

– Для вас с Магистром это не много.

– А Фудзияма, остров Пасхи, Килиманджаро, Индийский железный столб, Южно-Американские пирамиды?..

– Аналогично. Выведены из строя все элементы системы. – Маргарита отпила кофе. – А что вы так волнуетесь? Наша система, конечно, помогала вам, но силы Магистра достаточно велики, чтобы обойтись без неё. Ей 50000 лет и она, скорее всего, давно устарела. Посмотрите, какие мощные и красивые компьютеры сейчас выпускают американцы. А что Система? Одна кнопка в Африке, другая в Индии, третья в Японии. Наверное, Грааль перегрелся от сведения всех этих данных, и Систему заклинило. Как вы думаете?

– Марго, не лезьте туда, где ничего не соображаете. Прошу прощения, конечно. Систему нельзя заменить компьютером. Система – не компьютер.

Грузин замолчал и ушёл в себя. Восстановление «альфа – ДНК» напрямую связанно с планетарной Системой геомагнитных полей. Если геомагнитные поля претерпели изменения, то может измениться и срок восстановления «альфа-ДНК». Хорошо, если в плюс. А если в минус?

– Извините, Марго. Я на минуту.

Он вышел из комнаты и спустился на лифте в лабораторию. Лёг в томограф. Сделал анализ крови. Снял кардиограмму. Затем стал изучать на компьютере итоги тестирования. Нажал клавишу «альфа-ДНК». Вспыхнула картинка на мониторе. На экране было изображение молекулы ДНК Махарашвили. Витая цепочка молекулы из зелёной превратилась в ярко красную. И только внизу самый хвостик был ещё зелёным. Грузин нажал клавишу «Время ликвидации». Высветились цифры: «98 часов 34 минуты». Махарашвили побледнел и не мог оторвать взгляд от экрана. Что происходит? Может быть неисправен компьютер? Грузин проделал все манипуляции ещё раз. Высветилось: «98 часов 21 минута».

Необходимо срочно реанимировать ДНК! А ведь прошло только семь лет! Это будет удар для Магистра. Сколько людей его отряда имеют цикличную молекулу? Много. И всех надо успеть реанимировать в дельте Ганга. Ой-ой-ой! Не успеем! Всех не успеем реанимировать.

Грузин поднялся на лифте и снова присоединился к Марго.

Маргарита происходила из семейства Меровингов, наследственной линии Иисуса Христа от брака с Марией Магдалиной, бывшей при Христе тринадцатым апостолом. Маргарита являлась потомком Иисуса; она была даже очень внешне похожа на Марию. У Магистра были секретные фотографии свадьбы в Кане. Он сам их сделал.

Марго, в своё время, не признали прямым потомком Иисуса, в результате политической борьбы внутри многочисленного клана, и запретили принимать участие в обрядах единения семейства. Ей было очень больно и обидно. Она осталась одна. Её матери и отца давно не было в живых. Оба погибли при неясных обстоятельствах (отец претендовал на Верховного Меровинга, главу клана). Через некоторое время Маргариту реабилитировали (снова сменилась власть), запрет сняли и просили прощения на коленях. Она зла не держала. Но уже общалась с Магистром, который спас её от смертельного одиночества и у которого она нашла духовное равновесие. Меровинги не знали о связи Марго с Магистром.

В своё время, Магистр предложил ей изменить ДНК, но Маргарита отказалась.

Махарашвили снова вытащил чётки.

– Вы знаете, Марго… У вас добрая душа.

– Спасибо, Сосо.

– Вы не представляете, какую важную новость сообщили мне. А ведь я знаю, вам нельзя говорить о таких вещах!

– Да, нельзя, – простодушно сказала Маргарита и улыбнулась. – Но я ваш друг.

– Скажите, Маргарита, как выяснилось, что объекты соединённые линиями лей размагнитились. И давно это произошло?

– Позавчера. Дело в том, что Грааль весь опутан датчиками. Хранитель Грааля мой друг. Он сказал мне, что все стрелки датчиков упали на «0». Наш клан собрал экстренное совещание. Это катастрофа для Меровингов. Без глобальной Системы мы не можем воздействовать на ноосферу и регулировать отношения в мире.

– Это печально, но скажите, есть ли шанс восстановить Систему?

Марго взяла розовое печение, откусила кусочек и посмотрела на Махарашвили спокойным взглядом. Ответила:

– Нет.

– Как нет? Почему нет? Неужели уже отказались от ремонта? Марго, у вас верная информация?

– Я присутствовала на совещании наших технических экспертов. Мегалиты и культовые памятники, стоящие на геомагнитных точках, потеряли энергетику. Они не могут связаться друг с другом. Цепь разорвана. Она восстановится, конечно. Через две тысячи лет. Эти рассчёты подтверждены десятью источниками.

– А Грааль?

– Отключён и помещён в хранилище. Мне это всё равно. Я не хранитель Грааля. Ваш Магистр должен больше знать. Он когда-то работал и с Меровингами и с Граалем.

– Я не представляю даже, как Магистр отреагирует на эту новость, – тихо проговорил Махарашвили. Он всем телом чувствовал, как убывают минуты. А потом пойдут и часы. 98… 97… 96… 95… Посмотрел в глаза Марго. Добавил: – Но думаю без оптимизма. – Помолчал. Сказал:

– Вы можете сделать одолжение? Позвоните сейчас хранителю Грааля и уточните, – может всё уладиться?

Маргарита улыбнулась.

– Хорошо, Сосо. Я сделаю это для вас.

Она вытащила мобильный телефон и нажала одну кнопку. Ей ответили. Марго стала говорить на древнешумерском наречии. Махарашвили ничего не мог понять и вникал только в эмоциональные оттенки. Маргарита выключила телефон и сказала:

– Грааль мёртв, как это не печально. Кто-то нанёс энергетические удары по всем объектам Системы. Такой вывод сделала наша экспертная комиссия. Я даже не представляю, кто это мог сделать и как. Подстанции, – усилители регулирования ноосферы, – расположены по всей планете. Даже в Антарктике! А всё произошло за одни сутки. Сколько же это людей было задействовано, Сосо? Мне жаль, у нас есть очень серьёзные враги. И Грааль мёртв. На две тысячи лет Система закрыта.

Махарашвили нервно отхлебнул коньяк из длинной рюмки.

– Спасибо, Марго. Без вас мы могли бы всё это узнать слишком поздно.

Маргарита глядела на него.

– Да ладно, не переживайте. Далась вам эта Система.

– Да уж… кхм (закашлялся)… Не говорите. Далась почему-то… Вы извините, пейте кофе, а я пойду свяжусь с Магистром. Надо сообщить ему эти весёлые новости. Эти последние известия.

– Бросай всё, лети сюда.

Махарашвили извинился перед Марго, проводил её и через час был в кабинете Магистра.

– Выкладывай, что знаешь ты. – Магистр мрачно смотрел на грузина. Тот схватился за чётки. Несколько минут рассказывал всё, что узнал от Марго.

– Лично мне осталось жить 97 часов, – добавил спокойным голосом, спрятавшись в бороде.

– Не расстраивайся. У нас удивительная синхронизация. Мне осталось столько же. И я думаю всем носителям «альфа-ДНК» отведено одно время. Частично изменилось геомагнитное поле Земли – это и есть причина. Подобное было в шестом веке, после гиперактивной вспышки под мантией Земли. Тогда до Ганга сумели добраться только я и Сен-Жермен. Спасибо ему, он прочувствовал ситуацию и убедил меня. Томографов тогда не было.

– Непонятное и странное явление. Марго говорит о такой-то диверсии, но она вечно всё путает. Может быть метеоритный дождь? Или солнце какую-то пакость выкинуло?

– Какое солнце? Эту пакость выкинула международная космическая станция «Альфа». Мы не сумели сбить её. Погибли наши люди на «Дискавери», космическом челноке. Марго права. Это глобальная диверсия. У нас произошла серьёзная утечка информации. Один единственный человек сумел силой своего разума уничтожить пятидесятитысячелетнюю Систему управления психическим полем человечества.

– Кто?

– Философ.

– Тот Философ?

– Да, тот Философ. Представитель Секретной конфессии. Он организовал операцию со станцией «Альфа». Он же снял информацию о нашем отряде, обо всех подразделениях, о целях и перспективах, о наших слабых местах. Это не человек. Это не совсем человек. Снял почти всю оперативную информацию!

– Как снял? Откуда? Ваше Святейшество, этого не происходило ни разу за всё время существования нашего отряда!

– Мда… Снял. И всё. Он оказался достаточно силён. Но я его уже остановил. Поздновато, правда. Теперь к делу. Максимум через два дня мы должны быть в дельте Ганга. Цикличную молекулу имеют около двухсот человек. Это много. Полетит около пятидесяти. Остальных вычёркиваем.

– Сто пятьдесят человек?!

– Что ты переживаешь? Наберём новых. А у старых есть заместители, в конце концов. Те ещё будут жить да жить. Они обыкновенные люди.

– Президентов вычёркиваем сразу, – предложил Махарашвили. – Это шанс сменить власть по нашему сценарию.

– Молодец! – сказал Магистр. – Сразу догадался! Дальше. Министров обороны оставляем. Агентов влияния в конгрессе США, в Палате лордов Великобритании и Российской Думе – оставляем. Начальников региональных отделений – вычёркиваем.

– Логично, Махарашвили. Думай дальше.

– Всех женщин, – их около десяти, – оставляем.

– Это почему же?

– Одна женщина уровня VIP по своему влиянию стоит десяти, нет, ста мужчин такого же уровня. Я не прав?

– Прав. Молодец. Ты не потерял технику мыслить. Женщины остаются. Кроме госсекретаря США.

Махарашвили помолчал.

– Вы как всегда правы, Ваше Святейшество.

– И ещё, – сказал Магистр. – Нам надо забрать с собой Еву. Изменить её ДНК. Ну?

Махарашвили молчал. Сказал:

– Гениально! Но это сложно!

– А что легко, Махарашвили? Разве что пить грузинский коньяк. Ева сейчас в Нью-Йорке. С ней охрана – двести четырнадцать человек. Нам надо решить эту задачу!

– За два дня? Двести человек охраны обвести вокруг пальца за два дня? Мда…

– Можно за три. Времени хватит. Впереди 97 часов.

– Ох, Ваше Святейшество! Я прилажу все силы и выполню вашу волю! Но… Нет, я не буду говорить «но».

– Ты молодец, Махарашвили! Я не зря ценю тебя. Вот возьми диск. На нём вся информация о Еве и её жизни в Нью-Йорке. Срочно вылетай туда. Бери людей, сколько тебе нужно. «Дельту – 12» не используй. Сильно приметная. Возьми другую машину. Я буду ждать от тебя хороших вестей.

Президент мрачно смотрел на портрет своего двойника. Кто контролирует художников? Отвёл взгляд в сторону, ощущая бычью тупость изображения на картине. Потёр ногами о ковёр. Много пыли. Везде бардак. Это тотально. Даже здесь – пыль.

Вдалеке громыхнули куранты. Четыре часа дня. Скоро встреча с госсекретарём США. Что он ему может сказать? Дипломаты третий день готовят речь, хоть приблизительно имеющую признаки коммуникатива. Но на данный момент так и не выработано даже ориентировочное, предположительное коммюнике.

Генералитет грозит уйти в отставку. Министр обороны, словно в роще из пяти виселиц: президент, парламент, армия, общественность, лоббирующие структуры. Каждый тянет в свою сторону. Кризис… Да нет, это не кризис… Я этого даже не изучал в академии.

Протянул руку и нажал кнопку на столе. Зашла миловидная секретарша.

– Моника, сделайте, пожалуйста, чаю.

– Слушаюсь, господин президент.

– И… да ладно. Покрепче.

Оппозиция не даст напрямую сделать решительных шагов. А держаться впустую, – выставлять себе болтуном. Одних противоракет мало, это понимает даже парламент. Надо использовать ситуацию и на форс-мажорной смазке разместить снова базы на Кубе и в Крыму. Космическая группировка дряхлеет – каждый день падают спутники, которым по сорок лет. Сгорают старички… Но до последнего момента – как кремень. На новые нет денег. Нет, только Куба и Крым. Можно добавить Новую Зеландию. Там интересные события: можно воспользоваться моментом.

Вошла секретарша.

– Будьте любезны, Владимир Викторович.

Поставила поднос с чаем.

– Спасибо, милая.

Снова ушел в себя и стал смотреть на портрет. Через пять минут релакс-десятиминутка закончится и – в атаку. По-другому не назовёшь. В канцелярии ждёт министр иностранных дел со своим лоббирующим ястребиным корпусом. Правнук Сталина, не иначе. Аннексировать Балканы? Мда… Помешал ложечкой чай, отхлебнул. Аннексировать Балканы? Впрочем, надо выслушать доводы.

 

Глава 55

Дежурный оператор станции загоризонтного слежения сидел перед монитором и сжимал в руке теннисный мяч. Он всё время тренировал правую руку, чтобы было мужское рукопожатие.

Однажды, много лет назад, во время обучения в школе сержантов, его сильно унизили этим социальным моментом и комплекс неполноценности, вцепившись паучьими лапами в его душу, заставлял всё время тренировать руку.

Слева от него сидел подчинённый. Полковник армии США.

– Слушай, Фредди, – сказал оператор. – Тебе не кажется, что нас крепко обувают? Какие русские? Да у них даже тринитротолуола нет, в достаточном количестве. Остались одни эквиваленты.

– Не знаю, шеф. У вас нюх на эти дела хороший – и я вам верю.

– Ха! Умник. Я сам себе не верю.

И снова принялся за мячик.

Оба были не женаты. Непьющие, некурящие. И не читали ничего, кроме приказов.

– Фредди, а как ты думаешь, нам добавят с нового года обещанные семь процентов?

– Не знаю, шеф. Я вам верю. Если вы думаете, что добавят, то так оно и будет.

– Мда. Я думаю, что так оно и будет.

Оба сидели в помещении, расположенном на первом этаже громадного пятидесятиэтажного здания, построенного в горах Грузии. Каждая комната этого небоскрёба представляла из себя узконаправленный радар.

– А как тебе грузинки?

– Не знаю, шеф. Я с женщинами не общаюсь. Но, по моему, не самые волосатые. Можно и добавить.

– Ха-ха! Добавить. Чего? Волос?

– Да.

– Ха-ха! Волос. Да. Это любопытно. На, возьми жвачку. С витамином D.

– Спасибо. – Полковник зажевал.

– Ты посмотри, – ни фига не происходит. Наша станция видит даже включенные лампочки, а они, эти недоделанные лампочки, все время не горят. Почему?

– Не знаю, шеф. Наверное, сгорела спираль.

– Да, наверное.

Оператор продолжал тренировать руку.

– Слушай, Фред. А может, поборемся на руку?

– Да вы что, шеф? Я же в пять раз слабее вас. Не надо меня калечить!

– Ладно, не буду.

Зазвонил телефон секретной связи.

– Дежурный СЗС слушает.

– Билл, всё в порядке?

– Так точно, господин президент. Всё в порядке. У нас не проскочит и мышь.

– Смотри, Билл. Мыши – очень хитрые звери. Я однажды видел очень большую мышь и с двумя хвостами. Капусту ела. Не желаю тебе, как оператору СЗС, пережить подобное зрелище.

– Спасибо, господин президент!

– Китайцы не дёрнулись?

– Все армии пока на месте прежней дислокации.

– Это успокаивает. Их слишком много, Билл. Ты меня понял?

– Нет.

– Их слишком много. Ты меня понял?

– Кажется, да. Спровоцировать запуск?

На том конце провода усмехнулись.

– За что я тебя и люблю. Нет, не надо провоцировать запуск. Следи за Индией и Непалом.

– Не сводим глаз!

– Я верю, верю.… Но ты всё же не своди глаз.

– Есть!

– Ну, давай Билл. Ты мне нравишься. Не упусти свой шанс.

– Есть!

– Как там Иваны?

– Следят за моей станцией.

– Нет, что просматривают они?

– Мой президент, вам должно быть известно, что они отключили все спутники.

– Да? Любопытно. Госсекретарь говорил другое.

– Что другое? – ревниво сказал оператор. – Все спутники России ничего не транслируют и не принимают.

– Да? Хорошо. Я тебе верю. Ты один?

– Нет.

– Кто с тобой?

– Младший по званию.

– Он слышит разговор?

– Нет.

– Ну, и, слава Богу. Гляди в оба ока, Билл. И жди. Вот-вот, что-то произойдёт.

– Я понял. – Телефон отключился.

– Фредди, – обратился оператор к помощнику. – А тебе не жарко?

– Жарко… Уфф… Жарко… Жара.

– Так сними китель.

– Нарушение формы мой генерал. Не имею права!

– Я тебе его даю.

– Ну, спасибо.

Толстый Фредди снял китель и откинулся в кресле.

– Ну, как?

– Хорошо. Шеф, хорошо. Китель – душит.

– Я знаю, что душит. Ты сними и рубашку.

– Мой генерал, это перебор!

– Ладно, перебор. Рубашку сними и дыши всем телом. Мы на вахте. Себя нужно беречь.

– Вы так думаете?

– Я уверен, Фредди. Глянь на Индию. – Он указал на монитор. – По всей территории +35. Это нормально?

– Нет. У нас 36.

– Да, но это у нас. Мы же оперативные работники. У нас и должно быть больше. Верно?

– Верю, шеф. Уфф… Полегчало.

Оператор задумчиво рассматривал монитор размером с железнодорожный вагон. Сказал:

– Ни фига у них не выйдет; у этого Чёрного легиона.

– А кто это?

– Пароль. Слушай, может, сыграем в карты?

– Шеф, я всегда к вашим услугам.

– Ну, как сдавай!

Полковник полез в стол и вытащил колоду карт. Стал перетасовывать. Спросил:

– Шеф, правда, что русские сделали суперлазер?

– Правда. Поэтому и столько шума. Хотя я лично думаю, что никакого лазера нет. Одни понты.

– Что?

– Понты.

– А что это?

– Неправда.

– А-а…

Наш придурок ведёт с ними переговоры, и что-то пытается отыграть. Он не знает, что такое игра в очко. Это – или пан, или пропал. Середины нет. А он ищет.

– Верно, шеф. Золотые слова.

– Сдавай.

Полковник стал сдавать карты. На мониторе неожиданно замигала красная точка, и стал звучать марш Шопена. Оператор выскочил и близоруко уставился на вагон монитора. Секунду глядел. Заорал:

– Факел! Фак, ю! Факел! – и кинулся к компьютеру, одновременно подняв трубку красного телефона. В телефоне сразу прозвучал жесткий голос:

– Мы слушаем.

– Факел!

– Координаты.

– 226328.

– Оставайтесь на связи.

Через двадцать секунд оператор услышал в трубке:

– Билл, это не факел; придурок ты бельгийский. Это взрыв нейтронной бомбы. Чем ты там занимаешься с помощником? Взрыв, мать твою, нейтронной бомбы. Ты что совсем разучился классифицировать? Ты понимаешь, что есть разница между факелом стартового двигателя ракеты и взрывом? Какого чёрта ты нас дёргаешь? Мы все сидим на нервах. Все командиры подводных лодок пьют как лошади и 24 часа в сутки смотрят на кнопку «ПУСК». Какой факел, морда ты бельгийская? Ты хочешь, чтобы мы сделали пуск по твоей станции? Тогда ты увидишь настоящий факел.

– Скорцени, не бесись. У меня, кажется, сдали нервы. Да, конечно это не факел. Это лже-взрыв.

– Что?!

– Лже-нейтронный взрыв.

– Ты, придурок, уходи на пенсию. Это реальный взрыв мощностью 0,51326 килотонн. Или ты мне не веришь? Ну? Скажи, что ты мне не веришь?

– … Верю. Но кто это? Русские?

– Баран скандинавский. Какого чёрта русским кидать бомбы на Непал? Ты что заканчивал? Оксфорд, наверное. Я тебя застрелю, когда увижу живым! Это не русские. Это китайцы.

– Ты доложил президенту?

– А кто тебя вызывает по второй линии?

Билл переключил телефон.

– Милый друг, что там у вас происходит?

– Мой президент, нейтронный заряд эквивалентной мощностью 0,51326 килотонны приведён в действие на границе Индии и Непала, – Билл всмотрелся в вагон монитора, – в квадрате 226328.

– Что за взрыв. Быстро, думай. Я не буду думать за тебя.

– Китайская провокация. У них двести танковых армий стоят наготове и ждут. Китайцы!

– Ты так считаешь? А подлёт откуда?

– Подлёта не было.

– Не было.

– Никакой траектории?

– Возможно, какая-то новая технология, но подлёт не зафиксирован.

– Ладно, разберёмся. Что делают русские?

– Собирают лазер.

– Ладно… ладно… Траектории не было, факела не было… Чертовщина какая-то. Ничего, разберёмся – неси службу. – Телефон отключился.

– Ой, твою христианскую жрицу, как он меня достал! А? Ты слышал?

– Нет, – ответил полковник.

– Тебе повезло. И послушай, что за дела? Почему у нас идентификация факела и реального взрыва так одинаково выглядят?

– Наверное, потому, что взрывов давно не было.

– Да, ты, наверное, прав. Но он меня достал, козёл республиканский. Факел! Факел! Разговаривай по нормальному с русскими и факелов не будет. Верно?

– Да. А как карты?

– Да нафига те карты… Вон она – карта – Указал на вагон монитора. – Смотреть тошно. Факел. Скорцени из под воды языком молоть – не мешки ворочать.

Билл взял со стола большую булку и стал её жевать. Сказал с набитым ртом:

– А ен он доуя пиит… то допиится!

– Да, да, – откинулся Фредди. – Много говорить, – себе вредить. В картах – сплошное молчание. Святая игра!

– Да уж! Сдавай.

 

Глава 56

Магистр смотрел не Мэрилин тяжелым взглядом прожитых тысячелетий. Он не удивился, что яйцо-детерминанта явилось в такой форме. Инволюция не терпит клонирования феноменов.

– Сударыня, я ждал встречи с вами, – проговорил на русском языке и совершенно без романских акцентов.

Мэрилин молчала.

Помолчал немного и Магистр. Он чувствовал силу этого существа. И впервые видел перед собой такого человека. Всё это было несколько неожиданным. И, несмотря на давно уже угасшие проявления аффектов человеческой породы, вопреки самому себе, Верховный Магистр ощутил некоторое подобие растерянности. Почти незнакомое чувство крошечным, но огненным цветком шевельнулось в душе многовекового монстра.

Он задушил его усилием воли.

– Вы играете в карты? – неожиданно спросил собеседник.

– Я их рисую. Это гораздо увлекательней. Карты Таро в новой редакции.

– Да, мне известно об этом. А зачем? Зачем вы редактируете?

– Вам нужен ответ? Вы же знаете его.

– Да, вы правы. Знание довольно часто неприятная штука. Это как раз такой случай.

Магистр явно видел, но не мог себе позволить поверить, что Мэрилин до такой степени похожи на его собственную мать, – которую он и вспомнил, только глядя на эту женщину, – что становилось совершенно ясно, – генетически у них очень много совпадений. Это плохо. Это очень плохо. Он ожидал проблем со стороны Мэрилин, но не мог себе представить, что они возникнут в такой форме и ударят его в тыл, в ахиллесову пяту, в то самое место, где жил, – и, казалось бы, в полной безопасности, – молодой Азазель. Заготовки на такую ситуацию не было и давно исчезнувший в подсознании Азазель вдруг появился где-то там, в самой глубине мохнатого аналитического чтения окружающего мира и напомнил, что существуют разночтения, как таковые, и все они относительно правы.

Наследник далёких Наблюдателей снова задушил раздвоение восприятия. В конце концов, что это на него нашло? Перед ним его противоположность: антисубстанция его мира; сингулярное состояние будущего в женском обличье Изиды. Будущего, которое исключает его, Верховного Магистра, из списка своих обитателей. Как можно воздействовать на включившуюся детерминанту? Уничтожить её? Уже нет никакого смысла. Поздно. Выбор довольно мал. Остаётся: слиться с ней или уничтожить себя.

– Как вы относитесь к индийским фламинго?

Уничтожить себя? Это из области психопатии гомо сапиенса.

– Так же, как к желтым канарейкам. И те, и другие очень чувствительны к отправленной атмосфере.

Слиться с ней? Мысли Магистра спокойно струились по нейтронным проводникам. Нет. Слить её с собой. Это единственно верное решение, дающее шанс оставить линию жизни, не отключенной парадигмой. Слить её с собой. Подвергнуть её ДНК – изменению. Альфа-ДНК сделает это существо бессмертным. А бесконечная осознанная длительность, как известно, меняет сознание до неузнаваемости. Сделать её бессмертной. И лет сто продержать в «золотой клетке». В инкубаторе перерождения. А потом выпустить. У меня никогда не было такого собеседника на тему вечности. Чёрная Ева, – что может быть прекрасней! Второй ритуальный клинок наконец-то найден и проблемы с трансформацией исключены. Надо лететь в дельту Ганга к метеоритному озеру. Надо лететь… И как можно скорей. Жизнь зовёт!

– Вы не против разделить моё недолгое путешествие в район Непала и Индии? Вам понравится.

– У меня есть выбор?

– Нет.

 

Глава 57

– Ну что, брат, как там тюрбаны?

– Молятся.

– До сих пор?

– Да. Они, по-моему, получили какой-то приказ. Я засёк сканером двадцатисекундный импульс частотой 13 гигагерц. Азимут – ровно 180.

– Из космоса?

– Да.

– А не накрыть ли нам спутниковую антенну, что стоит в двух километрах отсюда. Пока они успели уничтожить зонд, я детально снял площадь радиусом в десять километров. Антенна видна хорошо. Если и них не хватило ума её передислоцировать. Мощная антенища… Похожа на стационарную. Децибел сорок девять, не меньше.

Григорий повернул к Юре усталое лицо и спросил:

– А какого чёрта ты молчишь? Они по ней могут дать на нас наводку пучковому спутнику. Он бьет плюс минус несколько сантиметров.

– Да чего ж я молчу. Вот – говорю.

Загибайло вгляделся в бинокуляр, разглядывая фигурки в чёрно-белых тюрбанах. Они мелькали по всему периметру, включая территорию за озером. Но не приближались и огня не вели. Выжидал и экипаж бронетранспортёра.

– Как ты считаешь, они знают о нашей цели? – спросил Григорий командира.

– Даже не угадаю. Ясно одно – это охрана аэродрома и озера. И ещё кое-что ясно. Наша разведка проглядела такую толпу охраны. Мы остались живые лишь как исключение. Чтобы подтвердить правило – не лезь самовольно в гости. Мы попали, брат.

– Дай координаты антенны, – сказал оператор АРСН.

– Они у тебя в компьютере.

Григорий вгляделся в монитор, прогнал через него видеозапись, сделанную зондом. Нашел антенну.

– Вижу. Особо и не прятали. Покрасили в зелёнку, и всё. Добавил: – Двух снарядов, я думаю, хватит.

Ввёл координаты антенны в компьютер, разблокировал кнопку боевого пуска и нажал её. Система залпового огня с хлопком выплюнула две ракеты-снаряда, и через пару секунд издалека поплыл рокот разрывов. Фигурки в бинокуляре забегали.

– Ну-ну… Побегайте… Жаль, нельзя проверить точность попадания. Но два снаряда это почти два гектара прошрапнеленной территории. Искусством было бы не попасть.

– Слушай, – задумчиво проговорил сержант-оператор. – А ты не хочешь по моему телефону попробовать связаться с командованием. Набираешь плюс тридцать восемь – и ты в Украине. Мы же попали в паутину, как мухи первоклассницы. Тебя же не предупредили о возможном сопротивлении с земли. Я думаю, можно отменить приказ о радиомолчании. Это форс-мажор! Ты сам любишь это словечко. Ну?

Юра задумчиво глядел на Григория.

– Может ты и прав. Дай телефон.

Помолчал и добавил:

– Ты забыл, он внутри железной коробки не работает. Надо как-то выбраться за броню.

Юра положил в карман телефон и спустился вниз, к люку. Григорий стал осматривать периметр, вращая бинокуляр. В стороне подорванной антенны поднимался чёрный дым. Точно – попали. Горит изоляция кабелей и передатчик.

Слышно было, как Юра аккуратно отодвинул люк и, шурша, полез в траву. Григорий кинул взгляд на монитор радара. Там никаких изменений не было. Опять пополз объективом по тюрбанам. Совсем расслабились, почти не прячутся. И все как будто на одно лицо: тюрбан-борода-халат-АКМ. Как стая бармалеев-разбойников. Индусы, наверное. Или буддисты. В этих краях христиан нет. Интересно, они понимают, что у нас три противоракеты? Они тут, наверное, торгуют оружием. Так за одну эту ракету можно, наверное, купить всю эту территорию, что зонд просмотрел. Вместе с живущими на ней тварями. Нет, вряд ли догадываются. И это хорошо. А где же у них здесь бабы? Неужели совсем женщин нет? Должны быть. Наверное, где-то там, в упрятанных домах бельё стирают да коров доят. Без баб на базе плохо. А это и есть конкретная база.

Внизу отодвинулся люк, и зашуршала трава. Вполз Юра.

– Быстро ты, – Сказал Григорий, кинув на него взгляд. – Что-то случилось?

Командир был бледный как полотно и тяжело дышал. Залез в своё кресло и стал рыться в аптечке. Достал шприц. Снял колпачок и всадил иглу прямо в ногу, сквозь комбинезон. Сделал инъекцию и отбросил шприц.

– Гнездо красных аспидов, – тяжело проговорил Юра. – Прямо возле левого борта. Меня укусили сразу четыре или пять штук, – он показал укусы на руках и плече. Командир был одет в тельняшку, и руки оказались открыты. – Укус этой твари почти смертелен, Гриша. А тут – аж четыре штуки. – Голос его слабел. – На, возьми телефон. Сигнал проходит, но позвонить я не успел. Гнездо красных аспидов. Во, мать его, влип… – Юра вытащил ещё один шприц с вакциной и всадил себе в ногу. Григорий онемело глядел на него. Он совсем забыл о существовании в этих краях обилия ядовитых змей.

– Дай коньяк, – проговорил Юра. Григорий быстро протянул ему флягу и тот стал пить большими глотками. Было видно, что силы его покидают.

– Юрик, – испуганно проговорил Гриша. – Что же делать?

– Ждать. Две инъекции – это гораздо больше, чем надо. – Юра допил коньяк и отбросил флягу. – Я, скорее всего, выживу. Но, возможно, не сразу. Гриша, следи за радаром и тюрбанами. Чёртовы аспиды… Да ты и так всё знаешь. И не бросай табу. Это хорошая крыша. А там – как кони вынесут… Не надо, не надо таких красивых цветов… – Юра потерял сознание и лежал в кресле бледный и неподвижный, с капельками пота на висках.

И в этот момент запищал зуммер радара, сообщая о захвате какого-то объекта.

Григорий резко развернулся к монитору и уставился на экран. АРСН выдал спектрограмму объекта и его рельеф. Высота – двенадцать тысяч метров. Дальность – триста километров, скорость – 2,5 М. Судя по всему, это была цель. Но не одна! Следом шел самолёт сопровождения, как впрочем, и ожидалось аналитиками погибшего дивизиона. Кинув взгляд на командира, Григорий сел в кресло оператора АРСН и настроил приборы на точную фокусировку. Прильнул к визиру – двухсоткратному бинокуляру с меняющимся фокусным расстоянием. Визуально просматривалось два самолёта. Первый – класса «Дельта», редкая модель, VIP – исполнение, скоростной сверхзвуковой носитель миллиардеров. Второй – класса «Торнадо-М», тяжёлый истребитель-штурмовик и самолёт поддержки боевых систем спутникового наведения.

Радара «С-500» самолёт разведчик не заметил, поскольку высокую частоту сигнал Григорий благоразумно не включал, а частоты ниже СВЧ аппаратура стандарта НАТО игнорирует.

Включив сканер, Григорий сразу увидел на фоне «Дельты» зелёный прямоугольник 911 МГц. Да, Бизон прав. Что же делать? Сомнений нет – в самолёте Мэрилин. Думать времени не оставалось, самолёты уже гасили скорость и снижались: скорость 1М; высота 8000; дальность – 250.

Приказ есть приказ. Это понимает каждый, кто работал в системе «свой-чужой». Оператор захватил радаром «Торнадо-М» и стал ждать. При дальности 100 и высоте 5000 Григорий нажал кнопку «Пуск» на клавиатуре АРСН. «Ууух…» – присела установка и ракета, вылетев вертикально, зависла на одну секунду и резко развернувшись, – ушла к цели. Попадание было стремительное и стопроцентное. «Торнадо» буквально разорвало на тысячу кусков, и огненный шлейф поплыл к земле. «Дельта» шла достаточно далеко впереди и не пострадала. На что Григорий и рассчитывал.

Посмотрев в бинокуляр, оператор увидел, что все тюрбаны замерли и, приложив козырьком руку к глазам, глядят на горизонт, где исполнял свой прощальный танец призрак «Торнадо-М», сверкая всеми цветами смерти.

Скорость «Дельты» упала до 0,5 М, и она шла на высоте 2000 м. Скоро её можно будет увидеть простым глазом. Частота 911 МГц светилась на экране, зелёным прямоугольником окружая отметку самолёта.

Гриша откинулся в кресле и вытер вспотевший лоб. Что делать? Он включил высокую частоту радара и теперь на «Дельте» могли видеть, что они сопровождаются станцией ПВО. Может, не будут идти на посадку?

Внезапно замигал красный индикатор и от «Дельты» в сторону «С-500» по экрану радара быстро поползла голубая отметка. Самолёт пустил по лучу радиолокационной станции ракету «воздух-земля». Григорий опешил. Оказывается на «Дельте» есть вооружение? Значит, табу на них не действует? Или, – что очень плохо – это высокоточная ракета класса «Вампир»?

Мать нашу никто не переделает… Оператор мгновенно отключил луч высокой частоты и нажал кнопку «ШТОРМ». Навстречу атакующему снаряду вылетела противоракета и атака с воздуха была ликвидирована. «Дельта» снизила скорость до минимальной и стала прятаться за горизонтом.

И тут зазвонил телефон. Григорий медленно протянул руку и взял трубку. Включил аппарат.

– Оператор, ты меня слышишь? – проговорил раскатистый низкий голос. – Ты позволишь сесть моему самолёту, потому что со мной Мэрилин. Ты не можешь уничтожить её. Еву уничтожить нельзя. Ты понял? Я подлетаю.

– Кто это? – напряженно спросил Григорий.

– Ты для меня никто и я для тебя никто. Какая разница? Не стреляй по самолету, в котором летит Ева. Мы оба никто в сравнении с ней. Я даю тебе шанс. Слушай внимательно: самолёт сядет на взлётную полосу, а ты развернешься и уедешь. Никто тебя не тронет. Все эти люди, вокруг тебя, – мои телохранители. Верь мне. Я подлетаю, оператор!

– Постой, постой… Я палец держу на кнопке «ПУСК». Если я нажму эту кнопку, то уже ничего переменить будет нельзя. Ты понял, нерусский? Пусть скажет слово Мэрилин. Я не верю, что она у тебя на борту. Где Мэрилин, пилот?

– Тебе недостаточно 911 МГц? Я не снял с неё браслет. Он на ней.

– К чёрту браслет. Где Мэрилин? И тормози, тормози… Ближе двадцати километров подлетать не рекомендую.

– Хорошо, поговори с Евой. Это всем всегда шло только на пользу.

В телефоне Григория прозвучал голос дочери Бизона. Он узнал её сразу.

– Я слушаю. Кто со мной говорит?

– Маша, это я, Григорий с вашей фермы. Помнишь, мы для тебя за быком охотились?

– Помню, Гриша. Ты меня узнал?

– Ну конечно узнал. Как ты оказалась в этом самолёте, Маша? Что за чертовщина?

– Думай сам. Я сказать тебе могу только одно: у каждого своё, у меня – своё, и у тебя есть своё… Я видела, ты сбил сопровождавший нас истребитель.

– Я должен сбить и ваш самолёт…

– Я не впутываюсь в эти дела. Решай вопрос с пилотом… Его зовут Магистр.

– Оператор, мы договоримся? – снова прозвучал раскатистый голос.

– Если приблизишься к двадцатимильной отметке, – даю пуск ракетой, – хрипло проговорил Григорий. – Разворачивайся, делай круг, мне нужно подумать и… откуда у тебя мой номер телефона?

– Мне дал его Философ.

– Делай разворот, говорю, – закричал оператор, – через три секунды произвожу запуск. Что, не понятно? Что, пилот крутой? Назад!!!

– Спокойно, оператор. Мы разворачиваемся. Но через десять минут будем снова здесь. Подумай хорошо. – Телефон умолк. Самолёт, на дисплеё АРСН, стал разворачиваться. Григорий кинулся к монитору и стал осматривать местность. Тюрбанов почти не было видно. Значит, многие из них уже охраняют аэродром. Наверное, выстроились в почётный караул. Ха! Чёрный-белый, чёрный-белый. Шизофрения, а не работа.

Снова зазвенел телефон. Оператор схватил трубку.

– Я слушаю!

– Григорий, я тебя поздравляю с отличной подготовкой. Пятьдесят процентов работы всего дивизиона ты выполнил один, и весьма, весьма точно. Это Философ. Мы не знакомы.

– Я слышал о вас. Что вам нужно?

– Я руковожу очень серьёзной операцией, в которой задействован и ты, вернее твой дивизион. Ты находишься возле метеоритного озера по моей разработке. Я – автор твоих приключений.

– Вы Главнокомандующий?

– Нет. Я не командую. Я думаю.

Григорий в отчаянии посмотрел на лежащего без сознания Юру и сказал:

– Ладно, я вам верю. Что от меня нужно?

– По моим данным, цель должна скоро приблизиться к зоне поражения. Ведомый самолёт уже уничтожен – я видел. Ну?

– Она уже приблизилась. Я её отогнал.

– Я видел всё прекрасно со спутника. Но цель вернётся снова. На борту присутствует Мэрилин?

– Да.

– Сигнал 911 МГц?

– Не только. Я с ней говорил по телефону.

– И каким же это образом?

– Мне позвонил пилот – Магистр. Он просит пропустить самолёт на посадку и гарантирует мне жизнь. Он дал телефон Мэрилин, и я с ней разговаривал.

– А откуда у Магистра твой телефон, Григорий. Ты не поинтересовался?

– Конечно спросил. Он ответил – дал Философ.

– Что?!

– Он ответил – дал Философ.

В трубке замолчали. Проговорили:

– Он так сказал?

– Да.

– Я ожидал чего-то подобного, но не думал, что он работает так избирательно.

– Я не понял…

– Это я сам себе… Слушай, Гриша, больше я звонить тебе не буду. А если и буду, то я приказываю тебе, – как мозговой центр всей операции, – не разговаривать со мной и делать сразу отбой телефона. Доложи!

– Понял! Делать отбой!

– Прекрасно. Я верю в твой характер. И ещё: в данный момент ситуация на планете Земля, в плане погоды и всего такого, временно изменилась. И Магистру, то есть Пилоту, срочно требуется воздух. Ему нечем дышать. Ты меня понимаешь?

– Не очень.

– Тогда верь мне просто на слово. Ему нечем дышать – я иначе не скажу. Он умирает, а если точнее – он уже мёртв. Кроме Магистра на самолёте ещё около сорока человек. Им всем нужен воздух. Но только не тебе, не мне, не Мэрилин. Ты понял?

– Я уже давно понял, что их нельзя пустить к озеру. Я сделаю из них конфетти, но как быть с Мэрилин?

– Если ты сумеешь дотянуть дело до вечера, то максимум к утру от Магистра и его людей останутся высушенные мумии. Они не переживут ночь. Докладывай!

– Есть дотянуть дело до вечера! Вы можете на меня положиться. Я… вам верю. Я вам верю.

– И… Знаешь, Григорий, я тебе скажу кое-что. Больше мне сказать будет, возможно некому. Я скажу, друг, тебе. Ева – это моя работа. И помни об этом. Я не хотел, но от чего нельзя убежать – от того не спрячешься. Скажи, при случае, об этом Вове. Ева – моя работа, а не его!

– Какому Вове?

– Без разницы… Мой сигнал перехватили… Я это чувствую… И ухожу… Я всё тебе сообщил… Остальное в руках охотника. Ты автономен и я приказываю тебе не исполнять мои приказы… – Телефон замолчал.

И зазвонил снова.

– Ну что, оператор; мы договорились? Мэрилин устала, она хочет приземлиться. Ты не против? – Магистр без эмоций транслировал необходимый текст.

Григорий кинул взгляд на АРСН.

– Нет, пока я не вижу никаких гарантий. Тебе известно, что такое гарантия? Это не слова. Это совокупность обстоятельств основанных на доверии. Где гарантия, Пилот, что я уйду живым? А?

– Я обещаю тебе это.

– Я обещаю, что ты превратишься в кучку алюминиевых конфетти, если ты залетишь за 20-ти километровую зону. Кто из нас правее?

– Что ты предлагаешь?

– Десантируй Мэрилин на паращюте. Когда она будет со мной в кабине, мне будет спокойней.

– Это исключено.

– Почему?

– Она не будет прыгать.

– У неё разряд по прыжкам с парашютом.

– У нас на борту нет парашютов.

– Ищи решение и отваливай. Отваливай!!!

Самолёт снова развернулся на новый круг. Григорий глянул в монитор и заметил среди тюрбанов странное движение. Человек тридцать медленно шли на бронетранспортёр. В руках они несли большие блестящие звёзды. Вырезанные, наверное, из фольги. Оружия у них не было.

Оператор включил громкоговорящую связь: «Стопинг, фак’ю! Стопинг!!! Ю, фак!». Никто не остановился. Более того, оператор заметил, что они все улыбаются. До линии психически атакующих было метров двести. Сержант Загибайло использовал кассетный гранатомёт. Две трети упало, но остальные продолжали идти. Ещё несколько гранат и никто больше не поднялся. Но оператора АРСН завели. Он быстро нашёл в компьютере фотосъемки разведывательного зонда, вывел за дисплей координаты спрятанных среди деревьев жилых помещений базы, разблокировал кнопку системы залпового огня и, секунду подумав, нажал её. Пакет из двадцати снарядов оставил от базы кусок выжженной земли и дымящиеся лохмотья.

Развернулся к АРСН и, включив высокую частоту, упёрся лучом в ползущий на горизонте самолёт. Сразу зазвонил телефон. Григорий схватил его:

– Слушай, Пилот, тебе видно, что может случиться с аэродромом, и, причём немедленно… Ну?

– Оператор, любая договорённость содержит конструктив. Ты не предполагаешь, что я смогу приземлиться в другом месте?

– Тогда в чём проблема?

– Я не хочу. А на охрану не обижайся. В тебя, обрати внимания, никто даже не стреляет.

– Ну-ну… Если я замечу движение в свою сторону, то все мои снаряды накроют твой аэродром. Это в порядке информации. Ты же Пилот? Пилот, пилот… А я – стрелок… Вам, пилотам, там не жарко?

– Кому это – нам?

– Насколько мне известно, на борту около сорока человек. Наверное, все пилоты.

– Сказал Философ?

– Не говорил никто. Я догадываюсь.

– Больше он тебе ничего не скажет. Он заблокирован.

– Я не знаю, кто там заблокирован, кроме аэродрома. Тот заблокирован наверняка. Ищи решение, Пилот; но на охрану не рассчитывай. И делай поправку на это, когда разговариваешь. И отваливай! Двадцати километровая зона!

Самолёт развернулся опять.

Солнце стало клониться к горизонту. Жаркий день подходил к концу. Тюрбаны в кустарнике снова принялись молиться. Разожгли костры и стали готовить ужин. Вдалеке затрубил слон. Ему ответило ещё двое.

– Позвони дворнику, – неожиданно сказал бледный Юра, не открывая глаз.

Григорий опешил. И засуетился.

– Юра! Юрик! Ты очнулся? Слава тебе господи. Проклятые аспиды, похоже, отпускают…

– Позвони дворнику.

– Какому, дворнику, Юра. Ты бредишь!

– Сержант, не морочь голову. Позвони Володе, который дал тебе телефон. У тебя же есть его номер.

– Зачем нам Володя? Он в Киеве – мы здесь; чем он поможет?

– Я не знаю. Не задавай глупых вопросов. Единственный человек, к которому можешь позвонить, а не отвечать на просьбы козлов, – это Володя с Подола. Я не так запомнил?

– Володя социальный работник. Можно быть, что-то проясниться. У тебя бред.

– Позвони дворнику! – глухо закричал Юра. – Не выводи меня. Я командир – и думать буду я. А ты… ты… ты… исполни, брат. – Юра снова потерял сознание.

И опять зазвонил телефон. Григорий схватил его как неразорвавшуюся гранату:

– Слушай, Пилот, есть предел доброты… Что? Нет… Не узнаю… Да… Да… Да… Зачем? Понял. Сейчас я запишу, одну минуту. Всё, записал.

Оператор АРСН положил задумчиво телефон на колени и стал глядеть на монитор радара, где разворачивалась отметка «Дельты». У неё скоро должен закончиться запас топлива. Это скоростной самолёт; он в воздухе способен находиться не очень долго. Взлетел – сел. 4000 км/час. Взлетел – сел. Но это не планер. Он сейчас сдохнет от этого барражирования. И кто такой Создатель? Башню сбивает. У всех одинаковые позывные. Я рехнусь с этим телефоном.

Посмотрел на Юру. Тот лежал как мумия.

– Юрик! – В ответ тишина. Плохо дело.

– Юрик! – В ответ опят тишина. М-да…

– Юрик! – Тишина. Проклятые аспиды!

Зазвонил телефон. Там был Магистр. Его голос явно изменился, был более низким и, похоже, ему было тяжело говорить.

– Оператор, – спокойно сказал он. Я нашёл выход из положения.

– Я рад, Пилот. Слушаю.

– Идея такова, мой друг. Она, собственно, такова…

– Резину я растяну лучше тебя. Мне плевать на твои идеи. Я не идейный.

– Мы сейчас на минимальной скорости пойдём на посадку. Медленно совершим приземление на аэродром.

– Ну?

– И всё. А ты, такой неидейный, будешь за этим наблюдать. Нажми свой «ПУСК», возможно, тебе станет легче. Нажми, нажми, «ПУСК»… У тебя хорошо получается это делать. Но мы всё равно сядем на этом аэродроме. Кстати, мой бензобак почти пустой, друг моей жизни. Стреляй, оператор! Но помни – Ева с нами.

– Ты блефуешь, Пилот… Не губи людей. В ста километрах северней, азимут 47, есть большая бетонная площадка – аэродром наркотрафика. Там сядешь.

– Нет, оператор. У меня дела здесь. Наркотрафик мне ни к чему. Сколько до меня по твоему радару – семьдесят километров? Я развернулся и медленно лечу на свой аэродром, оператор. Ты здесь гость. Стреляй, стреляй… У меня выбора нет. Выбор есть у тебя. – Телефон умолк.

Григорий тупо глядел на монитор радара и пытался думать. Самолёт приближался, совсем уже скинув высоту и скорость. Оператор АРСН взял в руки телефон, взглянул на убитого змеями Юру, и набрал номер Володи с Подола, единственного человека, которому он мог позвонить. Трубку подняли.

– Вас слушают.

– Извините, это Владимир?

– Да, это я.

– Вы сильно заняты?

– Да. Я занят. В данный момент я пишу. Кто это?

– Это Гриша Загибайло. Мы как-то пили пиво с вами у «Тёти Сони».

– А… Григорий… Помню. Привет. Но я занят. Пишу. Вот сейчас с тобой говорю и одновременно пишу.

– У меня тут проблема возникла…

– Решай… Я пишу.

– Да, вспомнил ещё. Вам просили передать, что Ева родила от Философа.

– Что?!! Кто выдумал такую чушь?

– Создатель Евы.

– Вы уверены, что у вас точная информация?

– Да, я уверен. Мне это сообщили специально для вас. Хотя я ничего не понимаю из своих слов. Я запомнил это. Философ проводил с Евой суггестивные сеансы по телефону. И она родила.

– Это бред сивой кобылы, Григорий. Какое суггестивное воздействие? Все вопросы такого рода регулирую только я. Откуда вы мне звоните?

– Я не могу отвечать. Подписка.

– Неужели из бронетранспортёра? Он же через корпус не пропускает радиоволны.

– Я… я не могу сказать ничего.

– Я тоже. Решай проблему сам.

Володя отключился.

Гриша снова посмотрел на дисплей радара. Самолёт снизился до километра и медленно приближался. Оператор снова набрал Владимира.

– Вова, это опять я, Гриша. Что делать, Вова? У меня не работает голова!

– Зато у меня она сейчас работает. Я же тебе сказал, что пишу. Я пишу. Ты должен решить всё сам. Учись. Ты профессионал. – Трубку положили.

Григорий огляделся в бинокуляр. Тюрбаны опять обступили бронемашину метрах в трёхстах и приближались, но уже без звёзд, а с автоматами в руках. Они опять улыбались! Весёлая здесь охрана! Половину уже перебили, а они улыбаются. Сплошной дурдом…

Григория вдруг разобрала злость и он заорал:

– Да нет, ты уж скажи, что мне делать, товарищ дворник– социальный работник! А писать письма будем потом!

– Как ты подключился?

– Через твою бумагу. Говори, гад, что мне делать, или замочу вместе с Магистром и Еву!

– Откуда я знаю, что нужно делать? Я знаю не больше твоего. Ты думаешь, что кто-то вообще знает больше кого-то? Осёл ты, а не оператор АРСН. Ты функция, ты оператор, ты исполнитель… У тебя есть приказ, а это – твоя Библия. Бей в цель. Уничтожь её! Это же твоя функция! Твоя обязанность! Да ты же контракт подписал! Подумай, что случиться, если в твоем АРСН каждая микросхема будет решать – передавать или не передавать команду. Подумай!

– А Ева?

– Плевать на Еву. Какое ты имеешь отношение к ней? Если ты не собьешь «Дельту», то летящие в ней искупаются в озере, вернут себе силы, а завтра утром дадут залп ядерными ракетами «Тополь 20», которые нельзя сбить ничем. Эти ракеты возле тебя, неподалёку, прибыли как гуманитарная помощь. Ты знаешь, что такое ядерная ракета с двадцатью разделяющимися и самонаводящимися боеголовками? Я тебе не желаю этого узнать. И не желаю тебе, также, узнать, – что будет потом, после их запуска. – Кинул трубку.

«В перекрёстке прицела отчётливо был виден объект, спрятавшийся в тени метеоритной глыбы. Сверхточная ракета с головкой из обеднённого урана превратит его в пыль за долю секунды. Магистр рассчитал всё…»

– Да нет уж, Вова!

– Я же отключил телефон!

– Плевать на телефон. Мне нужен совет. Я не могу сам сделать выбор. Я боюсь. Я обязан и, одновременно, не имею права выполнить приказ – уничтожить цель. Ева изменила ситуацию, и теперь условия совсем другие!

Дворник Вова помолчал. Сказал:

– Мне жаль, что образовалась такая ситуация. Но тебя мне – не жаль. Ты сообразил, как кошке войти из той тупиковой ситуации, когда её крутят на верёвке?

– Не совсем… Пока ещё думаю.

– Желаю тебе додуматься до того, до чего смогла дойти умом слепоглухонемая и связанная кошка. И, – Вова отчётливо, по буквам произнёс, – это конец моего диалога с тобой. Полный конец связи.

Григорий Загибайло остался один на один с окружающим его миром.

Неожиданно в голове всплыли прошлые, неосознанные кошмары. А затем ясная и отчётливая мысль:

«Гриша! Да ведь это и есть та самая, единственная, последняя крыса!

А ты лично, и твой броневик «С-500», – последняя оставшаяся пуля!

Гриша! Это и есть Армагеддон! Хотя и совсем не похоже…»

* * *

Деревья цветут. Птицы поют. Рыба плещется в озёрах. Крокодилы сторожат антилоп, чтобы утащить их на дно реки. Муравьи окружили гусеницу. Слониха ведёт слонёнка. Жираф тянется на цыпочках за самым вкусным листочком. Жизнь течёт независимо… Она самодостаточна.

И над всем этим миром солнце светит ослепительной вечностью…

Ядерный взрыв увидели все спутники этой полусферы космоса. Сработали системы раннего оповещения атомного удара планеты. Взрыв нейтронного заряда был не сильный – 0,5 килотонны тротилового эквивалента. Но зловещий гриб, оповещающий о преобразовании материи, поднялся и застыл всей своей апокалиптичной монументальностью. Озеро, в котором находился метеорит, мгновенно испарилось, а сам небесный посланник расплавился в гигантский железный блин, потерявший всю свою энергетику и переставший изучать альфа-импульсы. Установка «С-500», вместе с оператором АРСН и командиром, распалась на отдельные молекулы и рассеялась в радиусе многих километров, опадая невидимыми останками на тропический лес, продолжающий зеленеть вечноцветущими деревьями.

Нейтронный заряд, дав моментальную вспышку – излучения, почти не оставил остаточной радиоактивности и джунгли не пострадали.

На следующий день, ранним утром, птицы пели, как и прежде. На бетонной полосе секретного аэродрома стоял приземлившийся лайнер. Взрыв не оказал помехи для посадки самолёта. В тот момент он был ещё достаточно далеко. Лайнер замер как набитый опилками ястреб. Дверь пассажирского салона была открыта. В креслах лежали ссохшиеся мумии, почти не похожие на людей. Где-то среди них был и Магистр, и Сен-Жермен, и Фульканелли, и Махарашвили…

Мэрилин стояла на бетонной полосе и прищурившись смотрела на восходящее солнце. Зачем ей бессмертие? Смерть – единственная привилегия людей перед богами. Мэрилин улыбалась. Вокруг неё стали собираться птицы.

Через неделю ничто уже не напоминало о проявившейся силе возмущённой материи.

Только молекулы Григория Загибайло ещё долго висели в голубом небе непроходимых джунглей спрятавшейся дельты Ганга.

 

Эпилог

– Я всё-таки уговорил вас на чашку кофе, – проговорил человек в круглых очках и пестром халате, увешанном бусами, на котором алым бликом сияла пурпурной эмалью пятиконечная звезда. – Ваши «изделия», как вы и предполагали, исчезли в неизвестном направлении. Но для нас сделка очень удачная, наше заведение пополнилось очень большим количеством клиентов, благодаря именно работе «изделий», и особенно альтернативному варианту. Мы ждем продолжения наших взаимоинтересных отношений, господин Представитель.

– Не думаю, что они будут иметь благоприятное продолжение для вас, – проговорил собеседник, раскуривая сигару. Добавил: – Акиро, вы не представляете последствия обвального увеличения вашей клиентуры. Может так случится, что даже деньги для вас потеряют смысл.

– Ну, я так не думаю, – ответил человек в халате. – И, в конце концов, я работаю не совсем за деньги, как, кстати, и вы. Я есть часть клиентуры. Вы не заметили?

– Заметил.

– Это радует. Но стать полным подобием своих подопечных мне не удается. Не знаю почему.

– Вы любите клиентуру искренне. А тот, кто любит что-либо по настоящему, всегда неосознанно хочет стать объектом своего поклонения. Иногда вполне осознанно. Вы должны это знать.

– Знаю. Среди моих клиентов много трансвеститов. Это пример того, что вы сказали.

– Вот именно. Но трансвестит по настоящему никогда не сможет стать женщиной. Ею нужно родиться. Так же, как и вашим клиентом можно стать только по Божьему плану.

– Вы упомянули Божий план?

– Да, а чему вы удивлены?

– Да так. Не думал, что вы принимаете своей философией существование подобной документации.

– Принимаю. С некоторых пор.

Человек с пурпурной звездой взял со стола крошечную чашечку кофе, стал пить и задумчиво глядеть на Представителя. Сказал:

– Я не буду вам задавать вопрос о смысле вашей деятельности. Если вы настолько понимаете меня и мои установки отношений, то любой мой вопрос обречен на исчерпывающий ответ. – Помолчал. Поставил чашку. Добавил: – Но всё же спрошу. Как вы относитесь к вопросу Перехода?

– Вы имеете в виду смерть?

– Да. Я имею в виду Смерть.

Собеседник откинулся в кресле, пыхнул сигарой и сказал:

– Собственно, на эту тему рассуждают все, кто занимается вопросами причинности Бытия. Вся философия всех времен и народов, её основной вектор, её доминирующий вопрос, определяющий философию, как науку сводится именно к причинности и смысла смерти. Что есть смерть? Вы хотите от меня получить ответ на это?

– Да.

– В программе «изделия» есть некоторый ответ, вы его должны помнить. Смерть, это привилегия человека перед бессмертным Богом или Абсолютом. Предельность Жизни, определяемая Смертью, делает Жизнь именно такой, какова она есть. А именно – ускользающе прекрасной. Вы же согласны с констатацией того, что только движение придает форму и смысл всему существующему. Движение есть содержание формы. Это содержание и именуется Жизнь. Переход необходим для открытия следующей страницы книги, которую бессмертная душа читала, читает, и будет читать вечно. Вне времени, вне пространства и вне осознания смысла, который всегда ищет разум, имеющий предельность существования в пределах одной страницы, но которой не существует для души, листающей страницы книги, которая вечна от нулевой страницы, потому что первой не существует, до нулевой, поскольку последней тоже не может быть.

– Вы правы. Разум, это проблема. Я по этой причине и пытаюсь от него уйти.

– Эту пакость не так просто сбросить с осознания, на котором она повисла как впившийся вампир, высасывающий последние соки и заставляющей истерзанную душу искать бессмысленный Смысл, ибо его ни в чем и никогда не существовало и не может существовать. Есть Книга. Без Начала и Конца. Разум, это вирус, внедрившийся в программу Книги, можно иносказательно выразить это так. К счастью, взгляд в последующие страницы Книги, то есть в будущее, закрыт для разума. – Помолчал, куря сигару. Добавил: – Но не для души.

– Но почему тогда Эпилог?

– Естественно, никакого эпилога быть не может, вы это понимаете. Но – я отдаю должное форме. Как посреднику между содержаниями. Поэтому появился Эпилог.

– Значит, это иллюзорная граница?

– Безусловно. Это – дань форме. Вне формы содержания пока имеют очень мало возможности общения. Поэтому, вы в халате, увешаны бусами и с алой звездой на груди. А я – Представитель и курю сигару.

Собеседник снова взял в руки чашечку с кофе. Сделал глоток. Помолчал. Поставил чашку на стол. Спросил:

– А кто мы на самом деле?

– Я думаю, что нам нет необходимости это знать. Акиро, а вам хочется выяснить, кто вы есть на самом деле? Ведь это вопрос разума. Это вопрос Сатаны, я бы ещё и так сказал.

Человек в халате задумчиво смотрел в себя. Ответил:

– Нет. Вы опять правы. Это знание ни к чему. Моя собака счастлива, что не знает о себе того, что знаем мы.

– Она вечна, как и люди. Но, в отличие от нас, она не сомневается в своей вечности. Разум миновал её счастливую душу. Животные не могут лгать никому. В том числе и себе. Ложь – последствие деятельности разума.

– Вот это я понимаю давно. Как и то, что святая ложь, всё же ложь. Наведенная тем же Сатаной.

– Да, Акиро. Это так. А поэтому, мы с вами будем честны, ибо отныне впечатаны в страницу Книги, которая для нас с вами уже ушла в прошлое и останется там навсегда.