…Кабинет Холодова можно было по праву назвать оазисом души, раем, раскинувшимся на площади в пятнадцать квадратных метров. Цветы — как преднамеренный контраст смердящим человеческим телам и хлорке, а листочки-лепесточки — эдакая контрсила плоти и крови. Визуальная концепция жизни на фоне рака, метастаз, пораженных опухолью человеческих тканей.
Я присел в кресло, безучастно глядя на цветочный горшок рядом с телефонным аппаратом. Холодов тоже молча открыл сейф, достал три заклеенных конверта в пакетике и положил мне на колени. В двух судя по всему были письма, а вот в третьем, чуть большего размера, личные вещи Саньки.
— Она просила меня передать это тебе, Паш, если она… ну да.
Я кивнул. «Ну да». Оба письма были адресованы мне, причем на одном конверте была сделана надпись красным фломастером: «Прочитай сначала это!». Я открыл большой конверт, и из него выскользнул вечный талисман Саньки — серебряное солнце со стилизованным оком Гора.
— Когда она умерла? — тихо спросил я, изо всех сил стараясь не закричать от боли.
— Сегодня утром, где-то в восемь. Мы сделали все возможное, Паш, но… Она не очень сильно мучилась.
«Она очень сильно мучилась, — прочитал я в глазах Холодова правду. — Бесконечно…»
Холодов достал какую-то бумагу, ручку и протянул мне.
— Распишись, Паш, в получении. Вот здесь, пожалуйста…
С каким бы удовольствием вместо обычной подписи я начирикал три жирных черных креста, так погано я чувствовал себя в этот момент.
— Что… — я задохнулся вопросом. — Что с ней будет дальше?
— Дальше? — Холодов вскинул на меня недоумевающие глаза, потом покосился на подписанную мной бумажонку, словно там искал достойного ответа. — Ох, Паш… Ее вскроют, кремируют и так далее…
Я вышел из больницы, добрался до ближайшего киоска, бойко торгующего спиртными напитками, купил два блока «Парламента», две бутылки водки и поехал домой…
— … А ну, брысь отсюда! — рявкнул Алексей, рубанув рукой воздух. — Чтоб духу твоего здесь не было! Или же я не буду оперировать!..
Первым, кто вновь обрел дар речи, был Павел Савельев.
— Ты что, совсем рехнулся, идиот? — прошептал он. — Они ведь только того и ждут, чтоб ты отказался от операции, и они вытащат на всеобщее обозрение твое сердце… Уж извини, Леш, но даже если у меня сердчишко и покалывает иногда… с богом дождя мне им делиться не очень-то хочется!
— Ты не понимаешь, Паша, — Холодов с вызовом глядел на Сикинику. Он уже привык к золотым лучам этой ходячей статуи. — Это мы так силой меряемся!
— Ты ж в проигрыше останешься, болван!
— С чего бы такая уверенность? Это наше личное дело, Савельев… Мужчина против женщины…
— Ты и в самом деле чокнулся, — задохнулся от возмущения Павел. — Скажи уж честно, что зацепил богиню за живое…
— Ну да, что-то в этом роде, — Холодов отошел от операционного стола. — Я все тебе объясню, но позже, позже. Не здесь, не сейчас…
— А ты — оптимист! Будет ли оно, это твое «позже»?
— Ну, сколько мне ждать еще? — не отвечая Павлу, рыкнул на всю операционную Холодов. Его голос эхом отскочил от стен и прокатился по залу. За спиной врача раздался шорох жреческого одеяния Домбоно. «Вот и все, — окаменел Холодов. — Сейчас пырнут ножом в спину, и дело с концом». Он и не думал оборачиваться, он ждал этого удара, пристально глядя на Сикинику. Глаз ее с такого расстояния видно не было, только толстый слой блестящей алмазной пудры.
— Я начинаю заниматься наркозом! — прошептал Домбоно, вплотную подойдя к Холодову.
— Придется обождать! — холодно приказал Алексей. — Пока не выясним кое-что раз и навсегда. Я хочу знать, кто здесь сегодня командует? Вы, царица, или все-таки я?
«Я и в самом деле съехал», — подумал Холодов, выжидая, как отреагируют они на его слова. Напряжение все росло, уголок его рта начал нервно подрагивать. «Что я делаю, что я делаю, господи? Я гоню к чертовой матери богиню Мерое!»
— Приступайте к операции! — мрачно отозвался Домбоно.
— Нет!
Минут пять они с царицей исподлобья поглядывали друг на друга, два противника, связанные тайным чувством. Один — на золотом троне, залитым неземным сиянием… другой — в потрепанных джинсах и белой футболке. От великолепного операционного одеяния жрецов Холодов принципиально отказался, оно только мешало ему. По телу бежали мурашки… сок чистоты действительно начинал действовать.
Так же внезапно стена сомкнулась. А свет остался, только Сикиника исчезла, растворилась, растаяла в золотом сиянии.
«В сценических эффектах она еще как соображает, — подумал Холодов. — Вот так и держат хитрые боги наивный народ за полнейших дураков». Алексей обернулся к Домбоно.
— А вот теперь и в самом деле приступим, пожалуй! — с довольным видом произнес Холодов. И бросил горделивый взгляд на Савельева. Вечный циник был белее столь нелюбимого им снега. — Ну? Чего мы ждем?! Остеома сама из мальчишки не выпрыгнет!
Савельев вымученно улыбнулся ему.
— Когда все это закончится, Холодов, — прошептал он, — я обязательно надаю тебе по морде!
— Если это тебе по кайфу, Паш, попробуй, — и Холодов вернулся к столу. Принца Мин-Ра уже успели переложить с кровати на стол и перевязать. Косо усмехнувшись, Алексей подмигнул Савельеву. — Если бы ты знал, Паш, как у меня сейчас все поджилки трясутся!
Домбоно склонился над мальчиком. В золотой чашечке уже был готов таинственный напиток сна. Мин-Ра колебался только мгновение, а потом решительно выпил сок богов. Холодов судорожно вздохнул.
— Савельев, держи на всякий случай эфир наготове, — посоветовал он.
— Не нужно. Я ж тебе рассказывал об операции на желчном пузыре. Больная улыбалась, словно ей сны цветные снились…
Мин-Ра тоже спал. Он действительно улыбался умиротворенно, сбежав в сон от всего земного.
— Удовлетворены? — хмыкнул Домбоно.
— Не совсем. Как долго этот ваш наркоз продержится?
— Сколько нужно, столько и продержится.
— Ваши слова да богу в уши, — и Холодов взялся за скальпель.
Первый надрез. Быстро и ровно, словно по линейке. Пока крови было мало. Савельев быстро промокнул тампоном алые капельки. Жрецы замерли в священном ужасе. Кровь! Кровь сына Солнца.
— Леш, а ты не хочешь ножами Домбоно воспользоваться? — осторожно спросил Павел. — По очереди, а, Холодов…
— Обойдусь, — Холодов взял новый, большой скальпель…
Это была, несмотря на старательную помощь Савельева, «кровяная» операция. Лицо Домбоно блестело от пота, словно гладко отполированный камень. Видно было, как переживает и нервничает верховный жрец. Он весь взмок. Жрецы молча молились.
«Придется воспользоваться ножами Домбоно, — спустя двадцать минут решился Холодов. — Иначе Пашка не справится».
— Домбоно, хватит корчить из себя уписанный собаками памятник! — грубо скомандовал Алексей. — А ну, покажите нам, на что вы способны… Домбоно!
Верховный жрец склонился над мальчиком. Его нож скользнул по краям раны, по мускулам… и кровотечение стало тише, тише, словно сосуды заснули.
— Браво, Домбоно! — искренне восхитился Холодов. — 1:0 в вашу пользу!
Кости, опухоль… нож на нож, Холодов рядом с Домбоно: они добрались до остеомы, врага в теле сына Солнца.
— Остеома! — прошептал Холодов. — Господи, Савельев, как же нам повезло. Это и в самом деле всего лишь остеома!
В операционной воцарилась гробовая тишина. Позвякивали инструменты — и все, больше ни единого звука. Прошло несколько часов… и Холодов совершенно утратил чувство времени, забыл, где он, что с ним. Он оперировал, и все, жизнь за пределами операционной закончилась. Он удалял остеому. Перед ним лежал больной, и только это было важно. Только это…
…Принц Мин-Ра еще спал, улыбался во сне, а личико мальчика было забрызгано кровью. Холодов проверил дыхание, пульс, сердцебиение, давление… все в норме, все, как и положено после завершения такой операции.
— Я восхищен, Домбоно! — сказал он, поглядывая на мальчика, которого аккуратно переносили на кровать. — Дадите мне с собой ваш напиток богов?!
— Ничто из Мерое не покинет Мерое, — Домбоно кивнул, и медсестра поднесла им чашу с ароматно пахнущей водой. Врачи погрузили в нее руки, с блаженством чувствуя освежающее покалывание в пальцах. — Когда Мин-Ра снова пойдет?
— Для этого нужно время, — Холодов провел рукой по лицу, чувствуя неимоверную, свинцовую просто усталость.
— Но он будет ходить?
— Это я вам гарантирую.
— Спасибо, — Домбоно низко поклонился, а затем, не говоря ни слова, вместе со всеми своими жрецами вышел из операционной. Оставив Холодова и Савельева одних. Изгои. Чужие.
— Сейчас этот гад начнет интриговать по новой! — пробормотал Холодов, рассеянно наблюдая за тем, как хорошенькая медсестричка прибирает инструменты. — Кстати, что там с Шелученко? Он и в самом деле свихнулся?
— Я вообще не знаю, где он! — Савельев удивленно взглянул на Холодова. — Я думал, что он тебе для чего-то понадобился. И Домбоно поэтому забрал его…
— Нет! Савельев, мне нужно к мальчику, срочно! Все самое опасное только начинается! Скажи ребятам, что сегодня мы спасли их жизнь…
И не дожидаясь ответа, он бросился прочь из операционной. Коридор был пуст… никто из простых смертных не должен видеть сына Солнца спящим. Холодов торопливо бежал за жрецами, которые везли на кровати спящего мальчика.
…А ночью пошел долгожданный дождь.
До позднего вечера Алексей дежурил около Мин-Ра. Но вот ресницы мальчика затрепетали, и Холодов сделал ему укол болеутоляющего. Мальчик очнулся и вцепился в Холодова обеими руками.
— Все в порядке, дружок, — нежно улыбнулся Алексей. Принц Мин-Ра расплылся в улыбке. Холодов обеспокоенно глядел на него. «Нет, все-таки мальчишка потерял много крови! Черт побери, надо было сразу слушаться Савельева, а не выпендриваться перед Домбоно. Теперь придется прибегать к старым, испытанным средствам времен бабушек-прабабушек. Красное вино с яйцом. Хорошее питание. Интересно, здесь делают красное вино? Эх, надо было сразу прибегнуть к помощи Домбоно. Прав, Пашка, сто раз прав, когда говорит, что нет скотины более говнистой, чем медики…»
— Что с моей ногой? — испуганно спросил мальчик.
— Все в полном ажуре! — «Пока что, — мелькнуло в голове. — Пока еще в полном порядке! А вот что будет завтра-послезавтра? Господи, хоть бы только нагнаиваться не начало…»
До самой ночи он просидел около постели мальчика. Вероника спала. Вскоре она «заступила» на первую ночную вахту, затем снова легла отдохнуть, ее сменил Алексей.
— Знаешь, а ведь я молилась, — смущенно призналась она, когда Холодов вернулся с операции. — Встала на колени и молилась. Теперь-то я верю, да, Бог на свете есть…
В ту ночь мальчик спал крепко, не чувствуя боли. Операция закончилась удачно, но что будет дальше?!. А дальше начнутся придворные козни. Все как водится в человеческом стаде…
Алексей сидел рядом с мальчиком, вслушивался в его дыхание и думал, думал, думал. Думы были невеселые, безнадега царила в комнате.
Павел метался по коридору. Внезапно он вздрогнул всем телом. Словно ногу змея обвила!
За его спиной стояла незнакомка. Светлокожая, в длинном простеньком платье, стройная и длинноногая, с распущенными по плечам каштановыми волосами. Высокая грудь, круглое, удивительно красивое личико. Она словно сошла с полотен художников старой испанской школы.
— Как вы попали сюда? Кто вы? Кто пропустил вас?
— А кто бы посмел не пропустить меня? — спросила незнакомка с улыбкой. Голос, низкий, теплый, голос, обволакивающий сознание. — Может же мать посмотреть на свое дитя…
Савельев потер глаза и чуть отступил в сторону. «Кажется, я добрался до врат тайны Мерое, — мелькнуло в голове Павла. — О, господи, стоило оказаться в плену… Чтобы нос к носу столкнуться с местной сумасшедшей…»