Два незаурядных человека любили одну и ту же женщину. Оба были моряками, оба храбро воевали, оба совершили удивительные и опасные путешествия. И оба, познакомившись с ней, уже жизни своей не мыслили без Ксении, бедной девушки с Камчатки.

Племяннику знаменитого адмирала Томаса Кокрена, капитану 3‑го ранга королевского военно-морского флота Джону Кокрену было 10 лет, когда он впервые ступил на палубу военного корабля. Смелый, умный и способный моряк обратил на себя внимание командиров. Совсем молодым он стал капитаном 3‑го ранга. Но морского волка, как ни удивительно, тянула суша. После заключения мира с Францией Джон взял накопившиеся неиспользованные отпуска и обошел пешком Францию, Испанию и Португалию.

В 1820 году он обратился с рапортом в секретариат лордов Адмиралтейства, предложив совершить путешествие в глубь Африки для изучения реки Нигер. Он утверждал, что путешествовать в одиночку безопасней, чем в составе экспедиции. Моряк договорился до того, что готов был следовать с каким-нибудь караваном, направлявшимся во внутренние районы Африки, даже в роли слуги. Лорды решили, что капитан 3‑го ранга, очевидно, перегрелся на солнце.

Сначала ему отказали. Но он был настойчив. В конце концов лорды решили, что отпуск на два года и половинное жалование, о чем просил Кокрен, — не такая уж высокая цена за то, чтобы отвязаться от упрямца.

Неторопливый пароходик за 40 часов переправил Кокрена на французский берег. Это событие он отметил совместной выпивкой с одним веселым французом, оказавшимся бывшим противником, наполеоновским солдатом, затем купил скромной еды на один франк и двинулся в путь. Денег было кот наплакал, поэтому Кокрен экономил каждый франк. В день у него уходило три франка. Так он практически без приключений прошагал Францию, Германию и Польшу.

Спустя 83 дня после того как Кокрен покинул Лондон, он оказался в Петербурге. В российской столице англичанину даже удалось получить особый документ, утвержденный Александром I, — в нем губернским властям предписывалось оказывать путешественнику всевозможную помощь, а полиции не мешать и, как сказано в записках Кокрена, «не унижать» его. Получил моряк и отдельное письмо к генерал-губернатору Восточной Сибири. Видимо, сыграло роль то, что англичане были союзниками в войне с Наполеоном, а Кокрен к тому же был и ее героем.

Тем не менее полиция бдительно перетряхнула все его вещи, и капитана 3‑го ранга сурово предупредили, чтобы он не вздумал собирать сведения, не относящиеся к его путешествию, и не пытался отклоняться от разрешенного маршрута. Все это очень удивило Кокрена, поскольку в Европе на него никто не обращал внимания. Но в России любой иностранец воспринимался как шпион. Через три недели Кокрен обзавелся всеми необходимыми бумагами и, вздохнув с облегчением, тронулся в путь.

А вот вздыхать с облегчением и расслабляться не следовало.

Ограбили его сразу же, недалеко от столицы, на подходе к Тосно.

Грабители затащили англичанина в лес, раздели догола и привязали к дереву. Сорванную с него одежду разрезали на куски, ища спрятанные ценности. Забрали всё. И скрылись. Через некоторое время на крики англичанина прибежал мальчишка, бывший, как подозревал Кокрен, из той же шайки, и отвязал путника.

Соорудив из кусков куртки и фланелевого жилета что-то вроде фигового листка, захватив пустой рюкзак, почему-то оставленный грабителями, босой англичанин затрусил по пустынной дороге. Самое удивительное, что грабители не распотрошили кусок куртки, в котором оказались предусмотрительно зашитые Кокреном в подкладку бумаги.

Через несколько верст он наткнулся на солдат генерала Михаила Семёновича Воронцова, которые с трудом допустили его к своему командиру. Вытирая выступившие на глазах от хохота слезы, генерал предложил ему кое-какую одежду, накормил и дал экипаж до ближайшей станции.

Более противоречивой страны, чем Россия, хотя он успел побывать во многих частях земного шара, Конкрен еще не встречал: богатство и красота сочетались с гротеском, нищетой и абсурдом. Поразило его и беспробудное пьянство во всех слоях русского общества. Путешественник прошел Москву, Владимир, Нижний Новгород, Казань, Пермь, Омск, Тюмень, Тобольск, Красноярск, Иркутск, Якутск. Где-то его встречали со всей душой и бескорыстно помогали, где-то — снова обворовывали.

Доехав из Якутска на собаках и оленях до Нижне-Колымска, Кокрен встретил лейтенанта Фердинанда Петровича Врангеля и мичмана Фёдора Фёдоровича Матюшкина. Моряки объяснили английскому коллеге, что его затея пройти в одиночку по северному побережью Сибири совершенно нереальна. Их доводы были столь убедительны, что Кокрен изменил свои планы. Он побывал на Колыме, Индигирке, а затем добрался до Охотска. 24 августа 1821 года на борту военного транспорта «Михаил» капитан 3‑го ранга отправился на Камчатку, в Петропавловск.

Камчаткой с 1817 года правили капитан 1‑го ранга Петр Иванович Рикорд и его очаровательная супруга Людмила Ивановна, принимавшая во всем самое активное участие. Муж и жена отличались незаурядным умом, благородными характерами и к тому же незаурядным писательским даром. Детей у супругов не было. Рикорды взяли на воспитание несколько девочек из нищих семей. Одна из них, Ксения Ивановна Логинова, дочь камчадалки и дьячка из церкви в Большерецке, воспитывалась у них с десятилетнего возраста. Она отличалась необыкновенной красотой. Кокрен по уши влюбился в Ксению. Ей было в ту пору неполных 15 лет.

Кокрен официально попросил у Рикордов руки их воспитанницы. Родословная избранницы не волновала английского дворянина. Получив согласие, Кокрен — большой оригинал — тут же отправился в путешествие по Камчатке. Вернулся он в Петропавловск под Новый год, и 8 января 1822 года состоялась свадьба. Джон записал, что отметили ее более тепло и торжественно, чем в Англии, когда он приехал с молодой женой. От дома Рикордов к церкви протянули дорожку из сукна, которое шло на обмундирование команд, по обеим ее сторонам зажгли фальшфейеры. Трудно сказать, можно ли верить морскому офицеру, а впоследствии жандарму Стогову, который, описывая свадьбу, представил ее как анекдот. По его воспоминаниям, он и второй шафер буквально внесли под локти Ксению в церковь, где ее ждал жених, так ей не хотелось замуж за Кокрена. Вполне возможно…

Срок пребывания Рикордов на Камчатке подошел к концу, и они предложили молодоженам ехать вместе с ними в Петербург. Кокрен с благодарностью откликнулся на приглашение. Он горячо любил свою жену. И все-таки страсть к путешествиям сжигала его. На обратном пути он даже оставил Ксению в Иркутске у знакомых, а сам отправился на несколько месяцев по Сибири, побывал с купеческими караванами в Нерчинске и в центре торговли с Китаем, Кяхте. Дорогу в Петербург проехали без особых приключений: Джон набрался опыта и знал, что в России ухо нужно держать востро, да и Ксения, несмотря на молодость, немало в жизни повидала. Судьба сделала и ее путешественницей.

Жизнь в Лондоне для Ксении началась с того, что родственники приняли ее холодно. Не то чтобы в штыки, но и восторга большого от женитьбы Джона не выразили. Пока жена осваивала английский язык, Кокрен засел за обработку своих путевых записей. Работал он не поднимая головы.

Вскоре вышло первое издание его книги о пешем путешествии по России, у нее был шумный успех. Кокрен оставил флот и с помощью дядиной протекции стал управляющим рудниками в Венесуэле. В латиноамериканских странах не было опытных военных моряков, и они с удовольствием принимали на командные должности европейцев.

Джон год провел в Венесуэле один, обустраиваясь на новом месте в городе Валенсия, а потом привез туда жену. Ксения была в восторге и от от прекрасного дома, и от удивительной природы, и от чудесного сада, окружавшего дом. Джон подолгу пропадал на рудниках, но Ксения привыкла к его образу жизни. В начале осени случилось страшное. Кокрена привезли домой без сознания. Врач-европеец сказал, что Джон заболел желтой злокачественной лихорадкой. Ксения не отходила от постели больного мужа. Кокрен не приходил в сознание. Только однажды он открыл глаза, сжал ее руку, но не смог ничего сказать. Ксения была уверена, что Джон, закаленный и физически сильный человек, поправится. Она ошиблась. 12 августа 1825 года Джона Кокрена не стало.

Ксения была ошеломлена, не могла поверить в случившееся. Она осталась вдовой в 18 лет.

После похорон встал вопрос, как жить дальше. Она распродала оставшееся имущество и уехала в Англию к родственникам Кокрена. Путешествие одинокой красивой женщины на корабле в те времена было сопряжено с большим риском, но Ксению Бог миловал. В Англии родственники покойного мужа, сестра Джона Элиза и его двоюродный брат Томас, очень скоро дали ей понять, что она им не нужна. Она написала Людмиле Ивановне Рикорд, и та сразу же пригласила бывшую воспитанницу жить в их доме. Петр Иванович занимал к тому времени высокую должность в Кронштадте, был капитаном над портом. В 1827 году Ксения Ивановна вновь оказалась среди близких и любящих ее людей.

Северной российской экспедицией в те времена, когда по Сибири путешествовал Кокрен, командовал лейтенант Петр Фёдорович Анжу, француз по происхождению. Ему было поручено описать берег Сибири между устьями Оленека и Индигирки, а также обследовать Новосибирские острова. Кроме того, имелись сведения о неизвестной земле, которую якобы видел начальник промысловой артели Яков Санников. Анжу поручалось ее обнаружить. Вся экспедиция, включая начальника, насчитывала шесть человек. 23 марта 1820 года они выехали из Петербурга и 10 октября прибыли в небольшое зимовье на берегу реки Яны. В нем жили добытчики мамонтовых бивней, которых находили в этих землях великое множество.

Предполагалось приступить к исследованиям, начиная от Святого Носа, но разразилась эпидемия собачьей чумы, и многие животные погибли. Тогда приступили к работам в незараженной местности. На островок Зимовье-Лах с превеликими трудностями на оленях доставили снаряжение и продовольствие. Пытались отыскать загадочную землю Санникова, находившуюся за Новосибирскими островами. Когда из-за тонкого льда стало невозможно ехать на собачьих упряжках, пошли пешком.

Шли, пока лед не стал таким тонким, что продвигаться вперед было опасно. Анжу в зрительную трубу осмотрел горизонт, но ничего не обнаружил. Вернулись к острову Новая Сибирь, отдохнули и предприняли новую попытку. Прошли 14 миль по торосам, выбились из сил, но всё напрасно. Всю экспедицию к тому же поразила снежная слепота. Болезнь остановили, изготовив из рогов диких оленей оправы для очков. Благо, на острове этого добра имелось в избытке. Вместо стекол использовали черную просвечивающуюся материю.

Сотни верст прошагали исследователи по низменному болотистому берегу. Приходилось переправляться через многочисленные речушки и озёра. Над головой постоянно вился гнус, проникая сквозь защитные волосяные сетки. Спали под открытым небом. Ели то, что удавалось поймать или подстрелить.

22 августа опись завершили. Результаты работ, проведенных Анжу, убедительно доказывали, что земли Санникова не существует. Тем не менее лейтенант продолжил поиски новых земель. На этот раз он постарался экипироваться получше. Палатка, сшитая из оленьих шкур, давала что-то вроде уюта, да и комаров было легче выгнать дымом. На очаг посередине палатки требовалось меньше топлива, чем на костер. Экспедиция описала острова Большой и Малый Ляховский, Фадеевский.

Меж тем земля Санникова по-прежнему манила. Путники предпринимали новые рискованные попытки найти ее. В апреле Анжу в последний раз решил углубиться в море. Таяло. Ехали по ночам, когда температура понижалась до минус шести градусов. Днем все покрывал туман, иногда моросил мелкий дождь; рыхлый снег и огромные торосы измучили путешественников. У собак заканчивался корм, снова среди них появилась чума. Еще немного, и можно было не вернуться. Начиналось таяние льдов. Сами себе не поверили, когда каким-то чудом вернулись в селение Походск. Азарт едва не погубил экспедицию.

В селении совершенно неожиданно Анжу увидел своего приятеля юности Врангеля. Друзья крепко обнялись. Вечером обе экспедиции, как положено, отметили встречу. В Нижне-Колымск поехали вместе. Врангель рассказал другу о необычном англичанине, капитане Кокрене, с которым познакомился в Нижне-Колымске год назад. Анжу с интересом выслушал рассказ, спросил, где сейчас Кокрен, но Врангель пожал плечами.

Лейтенанта мучила мысль, что земля Санникова где-то рядом. Возможно, ее не видно из-за пологих берегов?

Анжу обратился с рапортом в Морское министерство и к генерал-губернатору Восточной Сибири Сперанскому с просьбой разрешить ему построить беспалубное суденышко для плавания в открытом море. Но получил отказ. Ни морской министр, ни генерал-губернатор не хотели рисковать людьми. Анжу получил указания завершать работу. Мучаясь от жестоких ревматических болей — последствий перенесенных лишений, лейтенант обработал в Якутске собранные материалы.

Вскоре Анжу выехал в Петербург. В столице его и Врангеля ожидали заслуженные награды. Обоих произвели за отличие в капитан-лейтенанты, наградили орденами Св. Владимира 4‑й степени и двойным окладом. Орден Св. Владимира был очень почетной наградой. Достаточно сказать, что награжденный получал статус потомственного дворянина.

Отдыхать новоиспеченному капитан-лейтенанту Анжу долго не пришлось. На этот раз его направили в противоположную сторону, на юг, произвести опись северо-восточного берега Каспийского и западного берега Аральского моря. Снега и льды сменились песками и раскаленным ветром среднеазиатских пустынь. Почти год жизни потратил он на эту работу. Выполнять опись было нелегко не только из-за непривычных климатических условий, но и из-за постоянных нападений кочевников.

Он вернулся в Кронштадт, уже не испытывая страсти к путешествиям. По своей инициативе капитан-лейтенант вместе с инженером путей сообщения Загоскиным во время своей командировки произвели барометрическую нивелировку местности на протяжении 242 верст от Каспийского до Аральского моря. Они установили, что Аральское море лежит на 35,8 м выше Каспийского. Труды моряка были замечены и по достоинству оценены. Его наградили орденом Св. Анны 2‑й степени.

И вновь отдыхать долго не пришлось. Его назначили старшим артиллеристом на линейный корабль «Гангут». В составе эскадры контр-адмирала Логгина Петровича Гейдена ему довелось не только плавать в Средиземном море, но и принять участие в Наваринском сражении. В этом сражении соединенные эскадры Англии, Франции и России уничтожили турецко-египетский флот. В бою капитан-лейтенант Анжу был ранен в голову, но не покинул своего поста. За мужество ему вручили самую почетную боевую награду — орден Св. Георгия 4‑й степени.

В 1828 году Анжу вернулся в Кронштадт. Петра Федоровича пригласили к себе старые знакомые, семья Рикордов. Во время визита Анжу познакомили с Ксенией Ивановной, молодой вдовой английского капитана. Петр с первого взгляда влюбился в Ксению; судя по тому, что известно об их дальнейшей жизни, любовь была взаимной. Петр Федорович всегда считал, что встреча с Ксенией была самым большим событием в его нелегкой жизни. 24 октября 1828 года они сыграли свадьбу. Венчание прошло в Никольском Морском соборе Петербурга.

Дом магнитом тянул к себе Петра Федоровича, ему не хотелось никуда уезжать далеко от жены. Любил он ее безумно. Никуда дальше Балтики он больше не уходил в плавания.

Это не мешало ему продвигаться по службе. Он дослужился до адмирала. В Ораниенбауме он и Ксения купили два дома, стоявшие рядом, и соединили их переходом. Дом Анжу славился теплом и гостеприимством. Многие знаменитые моряки любили его посещать. О себе Петр Федорович часто говорил: «Я так счастлив в жизни и так всем доволен, что иногда страшно делается за себя». У Анжу была большая и дружная семья: три сына, три дочери и 12 внуков. В 1868 году они отметили сорокалетие своей свадьбы. Все награды и звания ничего не значили для Петра Федоровича по сравнению с любовью Ксении Ивановны.

В сентябре 1869 года адмирал простудился и слег. Обострились старые болезни — результат полярных зим и лета в песках, в последние годы давала о себе знать и контузия, полученная в Наваринском сражении. 12 октября Петр Федорович Анжу скончался.

Ксения Ивановна не перенесла горя и умерла через несколько месяцев после мужа в 1870 году.