Судьба Прончищевых — морского лейтенанта и его супруги Татьяны — не одно столетие будоражит воображение историков. Жизнь на Севере, даже для тех, чьи предки жили там с незапамятных времен, всегда была игрой в рулетку. А уж для не северян и вовсе — «русской» рулеткой. Сведения об этой супружеской паре весьма скудные, поэтому те, кто пишут о ней, часто заполняют промежутки между фактами собственными выдумками, иногда смехотворными, несмотря на грустную тему повествования.

Каким ветром занесло в неприветливые и суровые края морского лейтенанта и его жену? Конечно, служебным. Лейтенант получил назначение в созданную в 1732 году Вторую камчатскую экспедицию, самый грандиозный проект в России XVIII века. Ею, как и Первой камчатской экспедицией, руководил капитан-командор русского флота датчанин Витус Беринг. Он поручил командование одним из своих семи отрядов Василию Васильевичу Прончищеву, поставив задачу обследовать побережье Сибири от устья Лены до устья Енисея.

В начале 1733 года Прончищев отправился к месту службы со своей молодой женой. Ехали в Якутск не только они, но и еще около пятисот человек, основной состав экспедиции. Все материалы для судов погрузили на сотни саней, из которых организовали несколько обозов. Такое дальнее путешествие в те времена тоже было своего рода подвижничеством.

Сначала добрались до Твери. Там дождались вскрытия реки. Все офицеры везли с собой свои семьи, знали, что уезжают надолго, а может, навсегда. Такова уж судьба офицерских жен — следовать за своими мужьями, куда родина, в лице начальства, пошлет.

Весной 1733 года двинулись вниз по Волге до Казани, где все лето готовились к плаванию по Каме. Осенью прибыли в местечко Осу. Дождавшись наступления холодов и установления санного пути, с первопутком поехали дальше. К концу 1733‑го вся экспедиция собралась в Тобольске. Беринг с небольшой группой людей отправился в Иркутск, а остальные, в том числе и Прончищевы, остались в Тобольске ждать вскрытия рек. В Тобольске экспедицию усилили, прикомандировав более двухсот солдат из сибирских полков и свыше полутора тысяч ссыльных.

Когда реки вскрылись ото льда, все погрузились на 12 судов, со всем экспедиционным имуществом. В конце июня 1734 года доплыли по Иртышу, Оби и Кети до села Маковского. Оставив суда, по суше совершили переход в Енисейск со всеми мыслимыми и немыслимыми трудностями. Подвод и лошадей для перевозки якорей, якорных канатов, пушек и прочего имущества не хватало, пришлось делать несколько ходок, теряя массу времени. В Енисейске погрузились в заранее приготовленные суда (это заняло больше недели). Когда все были готовы, поплыли по Енисею и Верхней Тунгуске до реки Илим. Была поздняя осень. Грузы перенесли с судов в пустые избы на берегу, а людей распределили по ближайшим деревням. Офицеры занялись подготовкой к поездке в следующий пункт назначения — село Усть-Кут на реке Лене. Нужно было достать лошадей, сани, фураж… Добирались до Усть-Кута маленькими партиями. В декабре снова все были в сборе.

В Усть-Куте приступили к строительству судов. И как только в начале мая Лена вскрылась ото льда, немедленно стали их грузить для отправки в Якутск. Солдаты и ссыльные, успевшие за время пути хлебнуть шилом патоки, поняли, что впереди ждут еще большие трудности, и стали дезертировать толпами. Офицеры — так, чтобы вообще не остаться без подчиненных, — принялись решительно наводить «порядок». Из надежных людей составили караулы, что-то вроде заградотрядов, а вдоль берегов Лены через каждые двадцать верст поставили виселицы, на которых исправно вешали пойманных беглецов. Наглядная агитация возымела действие. Побеги не прекратились, но количество дезертиров резко уменьшилось.

В начале июня свыше 80 судов, груженных провиантом и снаряжением, тронулись в путь. В Якутск прибыли в июле. Там экспедицию уже поджидал Беринг с несколькими офицерами. Он распределил людей по отрядам. Третий отряд состоял из двух судов: дубель-шлюпки «Якутск» под командованием лейтенанта Прончищева и бота «Иркутск», которым командовал лейтенант Питер Лассиниус. Им предстояло вместе спуститься в дельту Лены, а потом, как в песне, которую когда-то исполнял Леонид Утесов: «На Север поедет один из вас, на Дальний Восток другой». Только в данном случае один лейтенант уходил с судном на восток, а другой — на запад. 30 июня 1735 года суда оставили Якутск и вышли в плавание. Прончищеву предстояло разведать путь к Енисею, произвести опись берегов. Лассиниус следовал вдоль побережья к Камчатке.

Дубель-шлюпка «Якутск» предназначалась для плавания под парусами и с помощью весел. Площадь, на которой разместился экипаж, примерно равнялась площади современной стандартной двухкомнатной квартиры. Судно битком набили продовольствием и другими припасами. Экипаж насчитывал пятьдесят человек. Негде было повернуться в буквальном смысле слова. На носу был устроен свес, наклонная выступающая часть. Там находился гальюн (туалет), а также место для сбрасывания всяких нечистот. О гигиенических условиях и насекомых вообще умолчим.

Очевидно, что женщине на таком судне, в многочисленной мужской компании без особого образования и воспитания, было не место, тем более, что «Якутску» предстояло плавание, запланированное на два года. И тем не менее на корабле оказалась молодая женщина, жена Прончищева. Почему она не осталась в городе вместе с семьями других моряков? Как правило, летописцы в один голос с восторгом сообщают о большой романтической любви Прончищевых и их нежелании расставаться на время пути. Возможно…

Чин флотского лейтенанта по петровской «Табели о рангах…» относился к 10‑му классу, всего их было 14. Лейтенанты того времени не походил на современных выпускников военных училищ. Это были люди, видавшие виды, с солидным сроком выслуги в офицерском звании за плечами. Взяв пассажиркой свою жену, Василий Прончищев нарушил не только правила, но и в моральном смысле поступил далеко не лучшим образом и с собственной женой, и с сослуживцами, у которых тоже были жены и любимые женщины. Можно предположить, что и некоторые другие жены и мужья любили друг друга… Присутствие женщины на судне отнюдь не способствовало сплочению коллектива, и без того не слишком спаянного.

Историограф русского военно-морского флота в XIX веке Александр Петрович Соколов утверждал: «В нравах офицеров этой экспедиции вообще, русских и иностранных, замечается некоторая грубость, — это отражение века; проявляются постыдные наклонности к вину, взяткам и тяжбам — явления, конечно, случайные; но особенно грустно и бедственно было недружелюбие почти всех членов экспедиции почти во все время ее продолжения…»

Путь по Лене от Якутска до моря неблизкий, а плавание по реке всегда непростое из-за навигационной обстановки. Но штурман на дубель-шлюпке был толковый, впоследствии всемирно известный, чего он тогда, конечно, не предполагал даже в самых смелых мечтах. Да, это был тот самый штурман Семен Иванович Челюскин, известный каждому школьнику по мысу Челюскина и героической эпопее челюскинцев в 1934 году.

В дельте Лены суда расстались, чтобы никогда больше не встретиться. «Якутск» долго огибал дельту реки и к 25 августа добрался лишь до устья реки Оленек. Там, в крошечном селении, Василий Прончищев решил зимовать. Из плавника построили избы, отапливавшиеся по-чёрному печами, сложенными из найденных камней. В этих жилищах прожили до июня 1736 года. К весне многие заболели цингой. Челюскин сообщал, что и Прончищев был болен этой же болезнью. Тем не менее экспедицию продолжили и вышли в море.

Судно продвигалось в полосе между материком и льдом. Исследователям удалось пройти до 77 градусов 55 минут северной широты. Опасаясь быть затертыми льдами, они повернули назад к старой зимовке. Вместо тяжело больного Прончищева командование принял на себя второй по званию на судне, штурман Семён Челюскин. Когда «Якутск» подошел к Оленеку, Прончищев скончался. Это случилось 30 августа 1736 года.

Команда, измотанная греблей и работой с обледенелыми снастями и парусами, с огромным трудом ввела судно в реку и дошла до селения Усть-Оленек. Там лейтенанта Василия Прончищева и похоронили. А 12 сентября пришлось вновь долбить мёрзлую землю, чтобы похоронить рядом с мужем Татьяну.

В 1913 году экспедиция Вилькицкого назвала бухту именем Марии Прончищевой. Путаница с ее именем существовала довольно долго, пока в начале 80‑х годов прошлого века один из исследователей, изучая архивные документы, не обнаружил ошибку. В надписях на могиле, сделанных в разные годы, также значилось имя Мария. В 1875 году могилу посетил ссыльный геолог Александр Чекановский. Грустное впечатление произвела она на него: «Две жалкие, почерневшие, лишаями поросшие гробницы высятся здесь над нами на береговом яру. Полусгнившие доски гробниц рассеяны зимними пургами в беспорядке вокруг провалившихся, осевших могил. Малый, невзрачный, извыветрившийся, но не сгнивший крест без перекладины стоит одинокий, как столб на могиле самоубийцы. Следы надписи на нем еще приметны, да и предание еще на устах жителей. Это могила злополучного Прончищева и его неустрашимой жены».

А дальше у могилы началась собственная «одиссея».

Геолог Александр Лаврентьевич Чекановский и его товарищи привели захоронение в порядок. Прошли годы. В 1893 году в селении побывал полярный исследователь барон Эдуард Толль. Своими руками он потрудился, чтобы могила Прончищевых снова приобрела достойный вид.

В 1921 году Усть-Ленская гидрографическая экспедиция под руководством Николая Ивановича Евгенова нашла могилу вновь в печальном состоянии. Ее участники насыпали могильный холмик, сделали ограду и поставили новый крест на могиле Василия и Татьяны Прончищевых с надписью: «Памяти славного Прончищева и его жены Марии. Гидрограф. эксп. 1921 г». На кресте (утверждают, что делалось это в виде знака поклонения) стали крепить таблички различные экспедиции и организации, побывавшие в тех краях. Вообще-то могильные кресты служат не для такой цели…

В конце Великой Отечественной войны в Усть-Оленек заглянул полярник, талантливый писатель и художник Игорь Павлович Рубан. Вот строки из его книги: «Рядом с домом радиостанции, на самом берегу, находится странного вида могила. В ограде из грубо отесанных толстых лиственничных плах стоят два креста — один новый, покрытый табличками с надписями, другой — старый, покосившийся, на нем с трудом можно прочитать вырезанные буквы: “Лейтенанту Василию Прончищеву и его жене Марии. 1736 год”».

Судьба лейтенанта и его жены вдохновила художника написать прекрасное полотно «Василий Прончищев». Эта картина находится в помещении Российского географического общества в Санкт-Петербурге. А в Московском университете хранится картина Рубана «Могила Прончищевых», написанная художником в 1944 году.

В марте 1986 года учёная из Якутии Мария Кузьминична Гаврилова побывала в Усть-Оленеке, на могиле Прончищевых. Вот её впечатления того времени: «Отношение к могиле свидетельствует об уважении к их памяти. Могила взята под охрану сотрудниками полярной метеостанции “Усть-Оленек” и сельсоветом… Могила огорожена. Сохранился столб первоначального креста (без перекладины)». В том году исполнялось 250 лет со времени гибели супругов Прончищевых. Гавриловой и её мужу Василию Афанасьевичу Босикову, работавшему в Министерстве культуры Якутии, удалось организовать создание и доставку в Усть-Оленек памятника из трёх гранитных стел. Гаврилова лично его оплатила из премии имени Литке, которой её наградило Географическое общество СССР.

Тогда же медэксперт сделал раскопки в нескольких местах «для подтверждения действительности человеческих захоронений». Наверно, его труды видел полярный путешественник Евгений Павлович Смургис: «…убогое зрелище, могила разворошена, будто плугом по ней прошли… Хотели прах перенести повыше, на новое место, где устанавливали памятник, но выкопать могилу там оказалось невозможно — вечная мерзлота. Так и бросили. Старую же могилу привести в порядок оказалось некому. Все были заняты ответственным мероприятием — открытием нового памятника. Отшумела очередная кампания, все разъехались. А старое надгробие, под которым покоится прах славных людей, ради памяти которых торжество затевалось, осталось разрушенным… ну зачем, скажите, понадобилось ворошить могилу, коль все прекрасно знали, что из вечной мерзлоты останки извлечь нельзя! Тем более — не под родные берёзы собирались перенести, а всего на несколько десятков метров повыше». Справедливости ради следует отметить, что он сделал примечание: «…через трое суток прилетела бригада студентов и вроде бы привела могилу в порядок».

Спустя три года, в 1989 году, экипаж теплохода ледокольного класса «Василий Прончищев» установил на могиле супругов полутонный чугунный крест, отлитый в Архангельске. Казалось бы, теперь было сделано всё возможное для увековечения памяти трагически погибших супругов. Но Прончищевы покоя не обрели.

В 1999 году в Усть-Оленеке появилась экспедиция, организованная по инициативе клуба «Приключение», с целью убедиться, «кто лежит в могиле Прончищевых». Любопытные люди желали знать, что явилось причиной смерти супругов, а также как они выглядели. Дело было поставлено с размахом. Хватке организаторов и их умению делать рекламу можно только позавидовать. В экспедицию привлекли авторитетных людей, а на презентацию итогов пригласили большое начальство, не только светское, но и духовное.

Могилу раскопали. Увидели два скелета, мужской и женский. Теперь желающие могут любоваться фотографиями черепов и скелетов в Интернете…

Затем учёные люди стали разбираться в том, кто и от чего умер. Загадок появилось больше, чем раньше. В большом скелете обнаружили перелом кости ноги. Нигде, ни в каких записях современников, нет упоминания о том, что командир «Якутска» сломал ногу. Известно, что кости, даже лежащие на поверхности, трудно отделить от мёрзлой земли. Может, отделяли так, что сломали? Учёные мужи решили, что сломал ногу Василий Прончищев при жизни, от этого и умер. У Татьяны поломанных костей не было, посему предположили, что скончалась она от воспаления среднего уха. Все зубы у обоих оказались целы, а это совершенно не соответствует утверждению Челюскина, что супруги болели цингой в тяжёлой форме. В том, что штурман разбирался в этой болезни, можно не сомневаться. На флоте и в XVIII, и в XIX веках эта болезнь была главной причиной смертности на судах.

В могиле Василия Прончищева не обнаружили даже признаков одежды или обуви, не было и нательного креста, не нашли ни одной пуговицы от мундира. Меж тем как Челюскин, принявший на себя командование, записал, что похоронили лейтенанта с воинскими почестями.

В могиле Татьяны обнаружили нательный крест, который в одних сообщениях называют западноевропейского образца, в других — старообрядческим, а также остатки обуви на левой ноге. Чтобы свести концы с концами, обвинили покойного Челюскина в том, что он написал в документах умышленную ложь в отношении болезни Василия, правда, зачем, и сами хорошо не понимают. Ну а по поводу креста составлен целый трактат, в котором доказывается, что такие кресты делали чуть ли не в родной деревне Татьяны.

Судмедэксперт утверждает, что состояние зубов обоих черепов указывает на то, что оба курили трубку, причём усиленно. Татьяна курила трубку? Как-то не вяжется. Скорее это свойственно представительницам северных народов. Рядом раскопали ещё одно захоронение, обнаружили там останки неизвестного якута, а не подлекаря с «Якутска», как предполагалось. Так, может быть, Чекановский просто ошибся местом?

Наше время богато различного рода гробокопателями. Любителей порыться в могилах, перевозить прах усопших с одного место на другое хоть отбавляй, то кости царицы везут, то генералов Деникина, Каппеля, Муравьёва-Амурского.

Лучше бы делали так, как поступали благородные люди до них, — привели в порядок захоронение и постояли, молча, со снятой шапкой.