Не стоит страдать и злиться, С ситуацией надо смириться. Зачем называть ее Бякой, Если хвост виляет собакой?! Как только замрёт на мгновенье, Мозг может принять решенье. Подпрыгнет, потом опять, Виляя, начнет управлять, Мозги вынося «за предел». Опять здравый смысл не у дел… Надеется, хочет народ, Чтоб было… наоборот! Страдать начинает, сердиться, Забыв, что пора смириться. Хвост — мыслью одной обладает, Умело следы заметает… Для дружбы не выстроить мост. Где разум? Да там, где хвост! Остыньте, забудьте про Бяку, Не трогайте эту собаку! Пускай вас обида не душит: Тот хвост даже крепость разрушит!

Я у мудрого старца спросила, След печали пытаясь скрывать, От волненья глаза опустила: — Лучшей жизни, как долго нам ждать? Луч улыбки пробился невольно, От добра нам добра не искать: — Если ждать, то, конечно же, долго. Строить надо судьбу, а не ждать!

Люди — не звери, они — человеки… А волчья натура — в генах навеки. Шкура приглажена. Это пока… Над хищной природой не властны века: В каждом два зверя зубастых сидит — Черный и белый. Черный — рычит, Бесится, злится, жаждет сраженья. Белый — не терпит к себе униженья. Он огрызается, но понимает: Лучше дружить… И врага отпускает. Битва смертельная длится веками, Ну а клыки остаются клыками… Кто усмирит этот нрав непокорный? Кто победит? Тот, которого кормим.

Бог слепил человека из глины, И последний комочек остался. Что слепить? Деньги, кров от ненастья? Нет. Слепи ты мне, Господи, счастье. Но Господь ничего не ответил, Лик его, что был ясен и светел, Вдруг исчез, тишиною пронзил. Лишь комочек в ладонь положил…

Мудрость — приходит с возрастом, Возраст — седой господин. Правда, нередко бывает: Возраст приходит один… Что тут еще мне добавить, Не потревожив седин?.. С глупостью спутался возраст — Вот и остался один!

Все покупается и продается. И жизнь откровенно над нами смеется. Мы негодуем, мы возмущаемся, Но продаемся и покупаемся.

Есть люди плохие, есть люди хорошие. Чему удивляться, жизнь — пестрый букет! И те и другие нам делают гадости, Увы, в остальном этой разницы нет. Нюанс только в том, что одни — с удовольствием, С улыбкой, шампанским, коробкой конфет. Другие — без пафоса, скрыв недовольство, Спасаясь тем самым от собственных бед. Есть люди плохие, есть люди хорошие, Но есть обстоятельства, вот в чем секрет: И те, и другие способны на гадости. Увы, в остальном этой разницы нет!

Есть у нас одна семейка — Дружелюбная. Скамейка Любит сетовать и плакать Там, где чистенько накакать. Дай золотое кресло — На нем неинтересно: Размаха нет и тесно, Орать там неуместно… Скамеечка-милашка, Момент, где промокашка?.. Спросить мы не решались, А чистые — остались? Бренд раскручен, есть идейка! Пригласит присесть семейка, Подпилит ножку «для души». Ей потрясения нужны! Лишь в этом видит смысл она, А нам Великая страна нужна, На всех — одна. Давно Мы это видели «кино» — Немое, черно-белое, Тупое, оголтелое Не отмыть нам тех Скамеек… Не плодить пора семеек!

Бычковы, что у нас в роду, всю жизнь рога точили. Бодали только лишь своих, чужих — они любили… Такие мысли — не пустяк, в небе не летают: Их рожки ночью к вам придут, в постели забодают! Чего добьются? Ерунда, их это не смущает: Бодливость — страсть, боднуть — мечта! Рога успех срывают. Как проскочил их ген в наш род? За что нас проучили?! Копыта — тоже при делах: Топтали и … «любили». К чему мораль мне добавлять В конспект нравоучений? Всё делали они для нас — Из лучших побуждений!

Три кузена дружно жили — Дружно жили, не тужили. Ники, Вилли, в сердце дрожь… Третьим был красавец Джордж. Джордж и Ники — здесь все просто: Матери — родные сестры, И похожи молодцы, Будто братья-близнецы Кто не понял — с глаз долой! Ники — Николай Второй, Вилли — будущий Вильгельм. (Жаль, у дружбы вид помятый…) Третьим был Георгий Пятый. Эдуардом — звали папу, Все пред ним снимали шляпу. Он коварства не чурался, Мудростью не похвалялся, Не жалел для дела сил, Был умен и прозорлив, Славен тонкою игрой… Этот — Эдуард Седьмой. Англичане скромно жили, На Россию глаз косили Ну, а что же немец Вилли? Вилли мы не оценили… Он кузеном Джорджу был, Дружбой с Ники дорожил. В день прекрасный поутру Отдал Ники он сестру: Алекс — Николаю в жены. Царедворцы все мудрены… Кто меня толкает в спину? Разумеется, кузину… В сердце Вилли зрело жало: Слабость Ники раздражала, Нерешительность… При том, Что в России — рост, подъем. Уноси, Европа, ноги! Мчат железные дороги, Труд — в почете, зла — не помнят, Пол-Европы хлебом кормят. Из последних новостей — Много делают детей! Как такое пережить?! И от горя не завыть?! Николай так раздражал, Что Вильгельм порой дрожал. Он — вояка, он — крутой! Ники… просто никакой… А женился — важным стал, Маму слушать перестал. Ревность женская, тому… Алекс, с’est la vie, свекрови Уступала по уму. Царский двор всё это знал, На замке язык держал, Но наследника недуг Подкосил — и ум, и дух. Вмиг ушли опора, сила. Мудрость глупостью накрыла, И, «охочий до услуг», Появился Гришка-друг. Вот такая карусель… Там — коктейль, а здесь — кисель. А кисель — страшней греха! Но, история глуха… И в кисельных берегах Трон погряз во всех грехах. Говорили генералы, обмакнув усы в вине: «Нам японцы „наподдали“, не готовы мы к войне!» Но абсурд — весь разум скушал. Коньячку с утра откушав, Царь все слышал, но не слушал. А вдобавок ко всему Граф Толстой тянул ко дну. От грехов своих устал — Извиняться барин стал: — Ты, прости меня, народ! Ты — герой! А я — урод… В этот бред, поверил всяк, Подхватил, кто не дурак, И понес «смурное» знамя. И зажглось из искры пламя… Старца дурь — совсем не смех: Он иконой был для всех. Гений! Все на нем споткнулись… Мы — в Германию вернулись. Вилли — знатный балагур, Из породистых натур, Силой власти обрамлен, Сам в себя всегда влюблен! Он кузине досаждает, Шутки колкие бросает, А остроты и примеры Перегнули все размеры! Доложили Дурново, Говорил он: «Каково?! О, майн готт! Послы судачат, Мол, коньяк в сапог он прячет! А намедни, вот так честь, На коня не мог он влезть!» В полк намечен был визит, Праздник тем и знаменит, Но его не отменили… На коне — портрет возили! И кричал солдат: «Ура!», Славя батюшку-царя. Сей пример поднятья духа — Пир души. А тут… пир духа! Слухи одинаковы… Каковы? Все — каковы… Подытожим облик Вилли. Что ж, его мы оценили… Он — кузине враг заклятый. Ну, а что — Георгий Пятый? Всё мы в школе проходили: В королевстве скромно жили, На Россию взгляд косили — Вожделенно, сквозь туманы — На просторы без стыда! Даже злость в душе проходит, А вот зависть — никогда! Льстил царю Георгий Пятый. Кто же знал, где враг заклятый?! Да, у дружбы вид помятый… Всем казалось — мирно жили. Этикетом дорожили. Красовались Молодцы, будто братья-близнецы. А на деле всё — не так. Эдуард был не дурак… Зря он время не терял, План для сына «рисовал»… Что ж, Россия процветает, Надо должное отдать, И грозит не понарошку Мировой державой стать! — Но, отец, а как же быть? — Джордж, сынок, не всё так просто. Чтоб Россию победить, На кузена Николая Надо Вилли натравить. Мысль за дело — не в ответе. Знают все на этом свете: Кровь родная — ерунда. Злость и ненависть проходят, Зависть рушит города! Рассуждая, убеждались, Мол, Вильгельму не простить, Что бегут в Россию немцы — В Черноземье лучше жить! — Сеют рожь и помидоры, Богатеют их просторы. Русаков уже боится И германец, и француз… — Джордж, пора подсуетиться, Вилли — наш козырный туз! Не беда, что скуповат, На войну найдет деньжат. — Как же Алекс? Всё ж — кузина! — Пустяки, не та картина. У нее полно проблем, Две дилеммы из дилемм. Ахнет, всхлипнет, обомрет Или резко оборвет: «Пуст воюет, мошет быт, Ники будет меньше пит»… Если кто и подкачает, Трон Распутин раскачает. Он — коварная натура, А царица — баба, дура. Вилли с ней провел все детство, В общем, знает с малолетства. Простоват он, как корыто, Насмехается открыто… Эти распри пустим в ход, Содрогнется весь народ! Власть качнется! Что? Закон?! Есть Азеф и есть Гапон, В Думе — наши люди «в деле». Их границы ослабели, Динамит наш задымит… Был Столыпин… и убит. Террористы и бомбисты, Знаю, подлые дельцы, Но без них не обойдутся Революции отцы… А идейные фанаты — Не конфетки-леденцы… Разжигают — идиоты, Пожинают — подлецы. Смуту надо подогреть, Подкормить и приберечь На потом. Джордж, нос утри, Мы отправим корабли С динамитом для столиц. Хвост сверкнет у тех «жар-птиц»! Трон падет, войска падут, Власть — подонки приберут. Мы же будем в стороне, Вроде, как «ни бе, ни ме», И закончим «светский раунд» В шоколаде, не в дерме. Мы — союзники, родня, Не промешкаем и дня, «Подойдем» и так и сяк… Разожмет страна кулак, Жажда власти мозг разъест, На российские просторы Навсегда поставив крест! Джордж овсянку важно кушал, Все кивал и папу слушал. Августейшая семья не краснела от стыда Чувства многие проходят, Зависть — это навсегда! Голубых кровей теченье Здесь, увы, не исключенье… Смрад и бес в душе проснулся, Вздрогнул мир и пошатнулся! На параде всё красиво, На войне — наоборот… И вздыхал солдат печально: «Пуля дырочку найдет…» У Германцев — пулеметы, У солдатиков — штыки. Зарыдал народ от горя, И пришли большевики.

Врагов своих всегда прощай. Наивно ждать идиллии… Прощай и с миром отпускай, Но помни их фамилии.