Когда долото наконец насквозь пробило камень, через отверстие наружу вырвался сильный поток воздуха, который так засвистел, что все присутствующие испуганно отшатнулись, опасаясь, что дверь вот-вот взорвется.

— О Господи! — закричал Рон, пытаясь укрыться от вихря.

Удивленно и растерянно смотрели они на дверь, прислушиваясь к жалобному завыванию ветра и ощущая на лицах отвратительное затхлое дыхание могилы. Потом ветер понемногу успокоился, и вокруг снова воцарилась тишина.

Марк взял фонарик и посветил им в небольшое, величиной с блюдце, отверстие, которое он прорубил в двери гробницы.

— Что вы там видите? — спросил Холстид, нетерпеливо напирая на него сзади.

— Я… — Марк удивленно отступил назад, — абсолютно ничего не вижу!

— Что? — Рон взял у него фонарик и подошел к двери. Он светил фонариком во все стороны, пристраиваясь и так и этак, чтобы удобнее было смотреть, но в конце концов и ему пришлось сдаться. — Ты прав. Совершенно ничего.

— Ладно, всем наверх! Мы начинаем пилить дверь.

Каньон наполнился пронзительным жужжанием бензопилы. Надев очки и респираторы, Рон и Марк принялись за дверь, а остальные, стоя на краю котлована, с любопытством наблюдали за тем, как дверь распадается на отдельные тяжелые блоки.

Друзья работали осторожно, то и дело останавливаясь, чтобы заглянуть внутрь и убедиться, что они там ничего не повредили. Но как только в пещеру проник дневной свет, они увидели перед собой только длинную узкую шахту, темный таинственный коридор, который, казалось, уходил в бесконечность. Они удалили остаток двери и расчистили площадку, на которой можно было удобно стоять. Потом все собрались у раскрывшейся перед ними черной пропасти и стали молча смотреть вниз.

— Мы опустимся вниз? — спросил Холстид.

— Будет лучше, если сначала пойду я один. Это может быть очень опасно. Некоторые из гробниц снабжены ловушками и другими хитростями, — объяснил Марк.

— Я пойду с тобой, — сказал Рон.

— Хорошо. Прихвати фонарь. Абдула, ты останешься здесь у входа. Возможно, очень скоро нам потребуется помощь.

Жасмина взяла Марка за руку:

— Пожалуйста, будьте поосторожнее.

Марк пожал ее руку:

— Не беспокойтесь. Готово, Рон?

Его друг серьезно кивнул.

— Ну, тогда поехали!

Марк подошел к двери и посветил фонариком в шахту. Она была узкая, с неровными, грубо отесанными стенами. Потолок нависал очень низко. Придется идти друг за другом, слегка пригнув голову. Марк наклонился и переступил через порог. Осторожно продвигаясь вперед, он услышал, как Рон тоже вошел в пещеру. Марк медленно переставлял ноги, внимательно осматривая стены при свете фонарика. Пол был не таким неровным, как стены, но его покрывала мелкая галька, которая громко хрустела под ногами. То и дело Марк останавливался, чтобы посветить в глубь шахты, но свет фонарика исчезал в бездонной темноте. Медленно, как черепахи, продвигались они по бесконечному туннелю.

Один раз Марк оглянулся назад и увидел за спиной Рона вход в туннель, маленький прямоугольник, по краям которого виднелись выделявшиеся на фоне дневного света любопытные лица.

— Фу! — пробурчал Рон, когда они прошли около тридцати метров. — Ну и запах! Меня уже тошнит!

— Этому воздуху три тысячи лет. Последними, кто им дышал, были жрецы Амона.

Рон осветил неровные стены.

— Странно, Марк. Никаких рисунков, никаких надписей, ничего. Как ты думаешь, насколько глубоко в гору уходит этот туннель?

Марк не ответил. У него неприятно сосало под ложечкой. Впереди простиралась темнота.

— Эй, — Рон попытался сострить, — тебе не кажется, что мы так и будем идти все дальше и дальше, пока наконец не упремся в другую дверь, а когда мы ее откроем, на нас уставится удивленная толпа китайцев…

Внезапно Марк остановился и вытянул вперед руку, чтобы за что-нибудь ухватиться.

— Что случилось?

— Мне кажется, мы дошли до конца.

Марк посветил вниз и увидел, что носки его сапог нависают над пустотой. Перед ним лежала таинственная пропасть.

— Посвети мне через плечо, — тихо сказал Марк, присев на корточки. — Посмотрим, что там внизу.

Два луча заскользили по чистому каменному полу, по гладким белым стенам и по неровному, грубому потолку. Тридцатиметровый туннель здесь обрывался. Внизу находилось небольшое пустое помещение.

— Похоже, здесь нам ничего не светит, — вздохнул Рон, сжимая фонарик в дрожащей руке.

— Как знать. Видишь вон там, напротив?

На другом конце комнаты в оштукатуренной стене виднелась еще одна каменная дверь. Она, казалось, была прикрыта в большой спешке.

— Нам нужна лестница, лампы и инструменты.

Марк обернулся к другу:

— Бьюсь об заклад, за этой дверью лежит тот, кого мы ищем.

Никто даже не притронулся к еде. Они не чувствовали голода, да и приготовленное на скорую руку жаркое Абдулы выглядело не очень-то аппетитно.

— Итак, — начал Марк, — окончательное решение остается за вами.

Бледный как мел представитель министерства по охране древностей не отрывал глаз от своего чая и не торопился с ответом.

Марк переглянулся с Жасминой, она молча покачала головой. Затем он продолжил:

— Нас больше ничто не задерживает, Хасим. Инструменты лежат наготове. Единственное, чего нам еще не хватает, так это вашего разрешения открыть дверь.

Хасиму ель-Шейхли в последний момент пришлось отложить свою поездку в Эль-Тиль, где он собирался связаться по телефону с министерством. Вскоре после возвращения группы из каньона ему снова стало совсем плохо, и Жасмине опять пришлось сделать ему укол, чтобы хоть как-то облегчить его страдания. И вот теперь, когда он, дрожащий и слабый, сидел в общей палатке и чувствовал на себе нетерпеливые взгляды нескольких пар глаз, молодой несчастный египтянин мечтал лишь об одном — лечь в постель и спокойно умереть.

— Это… — начал он слабым голосом, — непростое решение. Мое начальство должно было бы быть уже здесь. Они не разрешили бы открыть даже первую дверь.

Марк понимал, в каком затруднительном положении находился несчастный Хасим: в его теперешнем состоянии он, конечно же, был бы отстранен от этой работы, и ему пришлось бы покинуть раскопки. Но он постоянно надеялся, что ему скоро станет лучше, и поэтому оттягивал свой разговор с начальством. Теперь решение оставалось за ним. Марк сказал:

— Давайте сейчас же поедем в Эль-Тиль и оттуда позвоним.

Хасим задумчиво покачал головой:

— Всем известно, как работают деревенские телефоны. Нам придется ждать несколько часов, прежде чем нас соединят. Я не могу… доктор Дэвисон, я очень устал, пожалуйста, дайте мне поспать.

— Хасим, чтобы продолжить работу и открыть гробницу, нам необходимо официальное разрешение. Вы же не торопитесь дать нам свое согласие и не в состоянии доехать до телефона. В таком случае разрешите хотя бы мне поехать в Эль-Тиль и сделать за вас этот звонок.

— Возможно, вам придется прождать в Эль-Тиль несколько часов, прежде чем вас соединят. К этому времени в управлении уже никого не останется. Давайте подождем до завтрашнего утра, пожалуйста… завтра мне наверняка станет лучше.

Пока Марк обдумывал это предложение, в разговор вмешалась Алексис. Она говорила необыкновенно резко:

— Еще достаточно светло, чтобы открыть внутреннюю дверь. Это же глупо, сидеть здесь и дожидаться рассвета, ведь мы все равно рано или поздно это сделаем. Думаю, мистер ель-Шейхли вполне может сам дать нам такое разрешение. Чем же иначе он здесь занимается, если не представляет власти? По-моему, он сам может принять необходимое решение.

Марк повернулся к ель-Шейхли и спокойно сказал:

— Хасим, может быть, вы хотите, чтобы мы отправили вас в больницу?

— Только не это! — Какое-то мгновение он в ужасе смотрел на Марка. — Мы уже так много сделали. Эта гробница поможет мне сделать карьеру. Теперь я не могу отступить.

— Но вы плохо себя чувствуете…

— Я чувствую себя достаточно хорошо для того, чтобы принимать решения. — Хасим тяжело и шумно дышал. Его лицо блестело от пота. — Миссис Холстид права, я нахожусь здесь для того, чтобы представлять правительство этой страны. Как полномочный представитель власти я беру на себя всю полноту ответственности… Доктор Дэвисон, вы можете открыть эту дверь…

Все было готово: закреплена веревочная лестница, налажено освещение пещеры, топоры, ломы и пилы уже лежали рядом с дверью.

Все члены экспедиции прошли друг за другом по узкому туннелю и очутились в небольшом, размером с обыкновенную комнату зале, со стен которого на них смотрели удивительные и в то же время знакомые фигуры.

— Невероятно! — воскликнул Холстид. — Это же просто… — так и не договорив, он замолчал.

На стене перед ним грозно возвышались семь огромных, наводящих ужас существ. Это были чудовища, фантастические монстры, полузвери, полулюди. Фигуры были совсем как живые, казалось даже, что совсем недавно они еще двигались, а теперь вот застыли на месте от удивления: у одной из них как бы в знак приветствия была поднята рука, другая протягивала руки, словно хотела кого-то схватить, а третья размахивала над головой изогнутым мечом, готовая в любой момент опустить его на свою жертву. Написанные яркими красками, которые были такими сочными, что казалось, будто их нанесли только вчера, семь стражей выстроились в ряд, как оловянные солдатики. Все они были изображены строго в профиль, и каждый из них смотрел вниз одним грозным глазом. Семь демонов, охраняющих гробницу.

В центре возвышался обнаженный мускулистый мужчина, чье неуклюжее тело со свисающими по бокам крепкими руками было сделано из чистого золота. Это был Амон Сокрытый. Справа от него стояла богиня, пленяющая мертвых, изящная женщина с безупречной фигурой и головой скорпиона, одна рука которой была поднята в знак поклонения. Рядом с ней находился Двуногий, стоящий на задних ногах кабан с человеческими руками. Ряд завершало четвероногое чудовище с пылающей красной пастью и такими же глазами, обратившее свой взор к Амону и приготовившееся к прыжку. Это был Сет, убийца Осириса. С другой стороны от Амона, также повернув свое лицо к Сокрытому, стоял Ам-мут Пожирающий, чудовище с задними ногами бегемота, передними ногами льва и головой крокодила. Его отвратительная улыбка обнажала ряд острых зубов. За Ам-Мутом следовал Акер Окрыленный, антилопа с крыльями и головой птицы. А в конце находился Апоп Змееподобный, мужчина с изогнутым мечом, на плечах которого вместо головы извивалась блестящая кобра.

Четверо американцев и трое египтян с немым удивлением смотрели на настенную картину, причем взгляд каждого из них был прикован к гипнотическим глазам одного из богов. Никто не шевелился, они не смели даже моргнуть. Все семеро стояли затаив дыхание.

Холстид в ужасе уставился на Амона, бога из золота, стоявшего посередине, демона, преследовавшего его в ночных кошмарах.

Хасим, опиравшийся на руку Жасмины, не мог оторвать свой взгляд от богини с головой скорпиона.

Рон застыл в оцепенении перед Ам-мутом Пожирающим, крокодильи глаза которого гипнотически приковывали его к себе. Алексис, которая не спускала глаз с рыжих, пылающих волос Сета, прошептала:

— Они… как живые…

Голос Марка прозвучал сдавленно, слова давались ему с трудом:

— Гробница была тщательно загерметизирована, поэтому краски сохранили свою яркость. Они скоро потускнеют…

Никто не пошевелился.

Семь стражей величественно и ужасающе возвышались перед ними, семь трехметровых фигур, выписанных тщательно, до мельчайших подробностей — от складок на поясе до сосков на обнаженной груди. Но особенно поражало то, что нигде не было видно ни одного слова или иероглифа.

— Что, черт возьми, это значит? — спросил Холстид дрожащим голосом.

— Не знаю, — прошептал Марк. — Ничего подобного я еще ни разу не встречал в своей практике. Эта картина совершенно не соответствует древнеегипетской религии.

— Не понимаю. Все стены абсолютно голые, только на одной изображены эти отвратительные существа! Не могли же жрецы Амона настолько бояться Эхнатона, как вы думаете?

— Не знаю.

— Мы ведь даже не знаем, его ли это гробница. Что же все-таки находится за этой дверью, если они так стараются напугать нас этими… этими монстрами.

Марк сделал над собой усилие и отвернулся от картины.

— Это гробница Эхнатона, мистер Холстид.

— Почему вы так в этом уверены? Возможно, это даже вовсе и не гробница! Может быть, здесь спрятано что-нибудь ужасное, и древние египтяне не хотели, чтобы оно было найдено!

— Холстид…

— Они сделали все возможное, чтобы остановить нас. Нам следует поскорее убраться отсюда!

— Сенфорд!

Все посмотрели на Алексис. Ее голос звучал резко и истерично. Она схватила мужа за рукав и гневно закричала:

— Сейчас же прекрати! Ты понял? Никто отсюда не выйдет! Мы откроем эту дверь и посмотрим, что там внутри!

Холстид смотрел на нее с бесконечным ужасом.

— Мне это не нравится! — прокричал он, тыльной стороной руки вытирая текущую из носа кровь. — Я не хочу умирать…

— Их взгляды направлены прямо на нас, — послышался испуганный голос. Это была Жасмина. — Антилопа с головой птицы. Она смотрит прямо на меня.

Несколько мгновений Марк неподвижно смотрел на нее, и у него самого кровь стыла в жилах. Потом он внезапно захлопал в ладоши.

— Пора приступать, у нас еще очень много дел! — воскликнул он с наигранной бодростью. — Солнце уже скоро зайдет, нам нужно спешить. Я хочу открыть дверь еще до наступления темноты!

…Это была обычная известковая плита, на которой не было никаких знаков, кроме печатей города мертвых. Марк и Рон внимательно осмотрели дверь, простучали ее в разных местах молотком и решили начинать прямо по центру.

Марк приставил к двери долото и, собравшись с духом, поднял молоток. Он не знал, что ожидало его внутри — возможно, опять поток затхлого воздуха или завывание разбуженного мертвеца. Вонзив долото в камень, он напрягся всем телом, готовый в любой момент броситься бежать. Остальные в оцепенении застыли на месте. Они сосредоточили все свое внимание на острие инструмента, стараясь не замечать семи огромных фигур, которые смотрели на них со стены.

Звук ударов молотка глухо и беспорядочно отражался от стен. Оглушительный грохот наполнил пещеру, вылетел через туннель наружу и эхом раскатился по каньону. С каждым ударом на зрителей осыпалось облако пыли и осколков. Все замерли в напряженном ожидании.

Марк ударил еще раз, и долото прошло насквозь. Мороз пробежал у них по коже, когда они, приготовившись к худшему, неподвижно уставились на отверстие. Когда ничего не произошло, они облегченно вздохнули и немного расслабились. Марк отошел от двери и дрожащей рукой вытер лицо. Его борода была мокрая от пота. Потом он снова поднял инструменты и, собрав все свое мужество, начал долбить.

Когда отверстие стало достаточно большим, чтобы через него можно было заглянуть внутрь, он посветил туда фонариком, но ничего не увидел.

Когда они выпилили бензопилой еще большее отверстие, воздух в пещере стал настолько тяжелым, что они едва могли дышать. Но никто не захотел выходить наружу. Медленно, сантиметр за сантиметром перед ними открывался вход в склеп.

Марк отложил пилу, взял фонарик и наклонился вперед, просунув голову в выпиленное окно.

— Что там? — спросил кто-то странным голосом.

— Так, — у Марка стало необычно сухо во рту, — это действительно склеп.

— Там есть саркофаг? — поинтересовался Холстид.

Марк глубоко вздохнул:

— Да…

Все отпрянули назад и нервно переглянулись. Марк и Рон с фонариками в руках вошли в склеп. Быстро осветив голые стены, гладкий пол и неровный потолок, египтологи остановились, глядя друг на друга в сумрачном свете.

— Это все, — пробормотал Марк. — Здесь больше нет никаких помещений. Только это. Мы дошли до конца.

— И здесь ничего нет.

— Нет, — подтвердил Марк, — только эти два.

Он направил луч фонарика на два массивных гранитных саркофага, стоявших в центре зала.

В склепе они не обнаружили никаких надписей, сообщающих имена усопших, на каменных гробах тоже не было сделано никаких пометок, намекающих на то, кто или что находится внутри. Марку с Роном не удалось вдвоем поднять тяжелые крышки саркофагов. Поэтому все семеро, расстроенные, вернулись обратно в лагерь, но никому из них не удалось избавиться от глубоко засевшего леденящего ужаса, навеянного семью стражниками. Теперь, четыре часа спустя, в лагере было темно и тихо. Хасим, приняв успокоительное, беспокойно бормотал что-то в полусне. Холстид лежал на своей кровати со льдом на носу и стонал. Алексис погрузилась в глубокий крепкий сон. Она почти не дышала, а ее лицо казалось спокойным и умиротворенным, как у покойника. Абдула стоял на коленях на молитвенном коврике рядом со своей кроватью и, обратившись в сторону Мекки, распевал торжественно-монотонную молитву. Жасмина лежала на боку, поджав ноги, и смотрела в темноту. Только оба египтолога были еще на ногах: Рон возился в своей лаборатории, а Марк совершал прогулку по песчаным холмам в стороне от освещенного лагеря. Ему было холодно, поэтому он спрятал руки в карманах ветровки. За все то время, которые он провел в Египте, еще ни одна ночь не была такой холодной, как эта. Ночи становились все холоднее и холоднее, как будто на пустыню сползал ледник. Он окинул взглядом темные, заброшенные руины рабочего поселка. Все феллахи ушли, никого не осталось. Мысли Марка были заняты саркофагом, гранитная крышка которого ни на миллиметр не сдвинулась с места, когда они с Роном вместе налегли на нее. Он думал о том, какой инструмент потребуется им, чтобы открыть ее. Если Хасим завтра утром будет звонить в Каир, стоит попросить, чтобы прислали подъемный механизм…

— Дэвисон…

Он резко остановился. Перед ним внезапно возникла Нефертити.

— Ты нашел его, — сказала она. — Теперь ты должен помочь ему вернуться к жизни.

— Я нашел два саркофага.

— Да, мой дорогой.

— Кто лежит во втором?

Ее глаза погрустнели, она протянула к нему руки:

— Разве ты этого не знаешь? Это я, Дэвисон. Я лежу во втором саркофаге.

Марк сдавил руками пульсирующие виски:

— Это безумие!

— Дэвисон, ты должен выслушать меня! Я должна заставить тебя понять. Прошу тебя, выслушай меня до конца…

Он опустил руки и растерянно посмотрел на нее:

— В гробнице нет ни одного картуша, ни одной надписи, ни одного капона. А четыре стороны света не отмечены амулетами. Я не могу этого понять.

— Будь милосердным, Дэвисон! Найди в своем сердце частицу доброты и сострадания! Ты должен нас освободить!

— Освободить от чего?

Она говорила торопливо и жалобно:

— Саркофаги — наши темницы. Жрецы похоронили нас без имени. Они обрекли нас на вечную пустоту, приговорили к смерти, но не дали умереть. Безымянные, мы спим, но у меня сохранилась память, а у моего возлюбленного — нет. Он дремлет в бесконечном забытьи, в которое я не могу проникнуть, и он не слышит меня. Пойми, все эти годы я постоянно пыталась разбудить его, но это должна сделать не я.

— Но почему твой дух может повсюду бродить?

— Не знаю, Дэвисон. Я проснулась, и это все…

— Тогда ты можешь покинуть это место и улететь к солнцу…

— Я не могу! — запричитала она. — Я не покину моего возлюбленного. Да, сама не знаю как, но я проснулась, и мой дух ожил. Но я не могу оставить моего бесконечно любимого Кхнатона, моего мужа, моего единственного! Как могу я наслаждаться счастьем, если буду знать, что он все еще лежит в этом холодном гробу, лишенный снов и сознания? Дэвисон, ты глупец, разве смогла бы я покинуть моего возлюбленного?

Марк крепко зажмурился: «Я схожу с ума…»

— Ты должен поскорее довести начатое дело до конца, Дэвисон, ты должен нас освободить, ведь семеро уже разгневались. Ты должен пробудить нас к жизни, прежде чем они с тобой расправятся. — Она начала причитать. — Я мечтаю о том, чтобы вновь соединиться с моим возлюбленным! Верни нам наши имена, Дэвисон, произнеси магическое заклинание воскрешения. Тогда я и мой возлюбленный сможем покинуть это место и насладиться благоденствием Западной страны.

«Почему именно я?» — возмутился про себя Марк.

— Потому что только ты можешь понимать мой язык.

— Я не за этим прибыл сюда! У меня другие цели! Я должен вывезти эти мумии…

— Я потратила столько сил! — жаловалась Нефертити. — Все эти долгие, безутешные годы! Как я старалась открыться той другой, но у меня не хватило на это сил. Та другая, чью голову расколола молния, приехала сюда, и я попыталась завладеть ее мыслями. Но я не смогла этого сделать, потому что она потеряла голову от страсти и совсем обезумела, отдавшись во власть своим желаниям. Я не смогла заставить ее сделать то, что было мне нужно.

— Аманда Рамсгейт…

— А эта с огненными волосами противостоит мне. Ее собственная сильная воля пересекается с моей. Когда ее охватывает моя любовь к Кхнатону, я уже больше ничего не могу с ней поделать, да ты и сам уже это заметил. Ты должен стать моим помощником, Дэвисон. Тебе знакома наша жизнь и наша религия. Как долго я ждала такого человека, как ты, который был бы знаком с нашими обычаями. В твоей голове уже достаточно знаний, Дэвисон. Ты знаешь, что душа умершего не может улететь в Западную страну без имени. Если никто не произнесет необходимого заклинания, то душа навсегда останется в плену у тела…

Марку хотелось воскликнуть: «Да, я знаю!» Ему слишком хорошо были известны представления древних египтян о жизни после смерти, согласно которым душа умершего днем улетает к солнцу, а ночью покоится в теле. Но душа должна знать, где лежит тело. Что сталось с душами тех мумий, которые лежат теперь в музейных витринах, разбросанные по всему свету? Какое чудовищное злодеяние совершают египтологи от имени науки? Что если душа, вернувшись в гробницу, найдет ее пустой? Сколько боли и страданий причиняется ради науки! И он, Марк Дэвисон, был готов взять на себя ответственность за такое преступление, увезти тела царя и царицы в далекий город, так что их души стали бы в смятении и страхе метаться во тьме гробницы, так и не найдя свой кров и пристанище…

Он посмотрел на нее, борясь со своими противоречивыми чувствами.

— Поверь в египетских богов, мой дорогой, ведь они являют собой воплощение Атона! Они существуют…

— Я не верю в это.

— Торопись, Дэвисон, пока еще не поздно. Демоны оставят вас в покое, если ты освободишь нас, а пока мы дремлем, вам всем угрожает серьезная опасность.

— Почему ты не оставишь меня в покое?

— Началось, Дэвисон. Там! — Нефертити вытянула вперед свою прозрачную руку, указывая на какую-то точку у него за спиной. — Началось…

Марк обернулся и увидел, как поднимается полог на двери фотолаборатории. Рон, пошатываясь, вышел на улицу и стал озираться по сторонам. Казалось, он прислушивался к чему-то витающему в воздухе. Марк быстро пошел к нему через лагерь.

— Рон, что случилось?

Рон медленно окинул взглядом спящий лагерь и странно уставился в темноту позади палаток.

— Там что-то движется, — прошептал он. — Что-то приближается к нам вон с той стороны.

Марк прислушался и невольно задрожал:

— Я ничего не слышу.

— Ты и не можешь это услышать. Это просто предчувствие. Я проявлял пленки, и вдруг меня охватило чувство бесконечного… отчаяния. — Он посмотрел Марку в глаза. — Ты тоже это чувствуешь. Я вижу по тебе.

Марк старался не морщиться, когда почувствовал пульсирующую боль в висках. Да, он снова испытывал то же самое, что и дважды до этого: непреодолимый ужас, мучительную тоску, внезапное желание упасть на колени и зарыдать.

— Прислушайся! — Рон поднял руку. — Теперь уже слышно.

Марк широко раскрыл глаза, всматриваясь во тьму ночной пустыни. Оно было там. Было слышно, как оно идет к ним сквозь кромешную мглу, сначала тихо, потом все громче и громче: бом-бом, бом-бом… Звук был похож на неровные шаги пьяного, на удары пульса, бом-бом, бом-бом, как будто кто-то полусонный, с трудом переставляя ноги, брел по холодной пустыне.

Оно приближалось все ближе.

Рон раскрыл рот, уже готовый закричать.

Марк попятился, наткнулся на остов палатки и как каменный застыл на месте.

Оно прошло пешком весь путь от гробницы до маленьких белых палаток — сначала по длинному туннелю, потом тринадцать ступеней наверх, по темному каньону, вниз по Вади и, наконец, вдоль скал до самого лагеря. Ужасные шаги медленно и настойчиво приближались к ним. Оно шло босиком по песку.

Потом они увидели ее. Она вышла из темноты на свет. Высокая стройная женщина с кожей цвета слоновой кости и красивой фигурой. У нее были длинные руки и ноги, а сквозь ее прозрачную одежду просвечивали небольшие упругие груди с розовыми сосками и широкие бедра.

На ее плечах вместо головы находились два глаза без век и твердое щупальце скорпиона.

У Рона вырвался тонкий сдавленный возглас, походивший больше на жалобный писк котенка.

Выйдя на свет, чудовище ненадолго остановилось, зловеще щелкая своим блестящим желтым щупальцем. Затем женщина-скорпион с неподвижно висящими руками, покачиваясь, двинулась дальше. У входа одной из палаток она остановилась. Марк хотел закричать, чтобы предупредить об опасности, но у него пропал голос и он не мог даже дышать. Он был парализован, как во сне. Он мог только с ужасом наблюдать за тем, как она вытянула вперед свои тонкие руки, будто хотела кого-то обнять, и исчезла в палатке.

Из палатки послышался ужасающий пронзительный вопль. Марк, очнувшись от оцепенения, упал на колени. Один за другим в палатках зажглись огни. На улицу выбежала Жасмина, поспешно запахивая на ходу свой халат. Полуголый Сенфорд Холстид, с испуганным лицом, спотыкаясь, выскочил из своей палатки.

В ночи снова раздался пронзительный крик. На этот раз и Рон зашевелился. Он сдвинулся с места, пошатываясь, пробежал по лагерю и распахнул дверь палатки, в которую только что проникло чудовище.

На полу с перекошенным от ужаса лицом сидел Абдула. Он запрокинул голову и снова пронзительно закричал.

Тут все ввалились в палатку: Жасмина, судорожно сжимавшая в руках свою медицинскую сумку, Холстид, тупо смотревший перед собой вытаращенными глазами, Рон, дрожащий и всхлипывающий, и, наконец, Марк, который, налетев с разбегу на арматуру палатки, ошарашенно уставился на тело Хасима.

Он лежал на спине, обнаженный, с широко раскрытыми, безжизненными глазами, а его тело было сплошь покрыто отвратительными желтыми скорпионами, которые снова и снова вонзали в него свои щупальца.