Лидни ушел медленными шагами очень озабоченный. Уверение полиции, что шкатулки нет в Дэнском замке, перевернуло все его прежние предположения, и он начал думать, что ошибочно судил о лорде Дэне, и стал разделять теорию инспектора, как единственную оставшуюся правдоподобную вероятность, что шкатулка была украдена по дороге к замку. Если так, то единственным человеком, несомненно, видевшим это воровство, был Шад.

Всегда действовавший по первому побуждению и очень растревоженный, Уильям Лидни тотчас решился отыскать Шада и опять его расспросить, Шад, может быть, умеет хранить тайну, но взгляд слишком хитрый или слово слишком резкое могут выдать его. Уильям Лидни не знал точно, по какой дороге должен он идти к хижине, в которой жила Грэнни Бин; он знал только, что эта хижина находится на опушке леса, и заключил, что, должно быть, в той стороне, где живет Уильфред Лестер. Он пошел довольно скоро, при звездном сиянии летнего вечера, пока не дошел до коттеджа Уильфреда.

— Мне кажется, я должен был идти мимо мисс Бордильон к тому повороту, который дальше, — рассуждал он сам с собой, остановившись. — Не спросите ли мне Лестера?

Отворив калитку, он вошел на маленькое крыльцо, где случилось нечто его удивившее. Дверь тихо отворилась и его схватила за руку высокая женщина и потащила по коридору. Это была Сэлли. Она крепко держала Лидни и говорила шепотом:

— Слава Богу, что вы еще не ушли! Не к чему сердиться и вырываться! Я носила вас на руках, когда вы были ребенком, мистер Уильфред, и знаю, что хорошо и что дурно. До меня дошли слухи, что лесничие будут караулить эту ночь и опять будет пролита кровь, если браконьеры покажутся. Вы не пойдете туда, сэр! Вы просто убиваете вашу жену, она уже начинает подозревать кое-что. Я сейчас поклялась, что вы в кухне курите трубку. Войдите, барин, и дайте мне запереть дверь, войдите.

— Моя добрая женщина, — воскликнул Лидни, когда высвободился и мог заговорить, — за кого вы меня принимаете? Я мистер Лидни. Дома ваш барин?

Сэлли прислонилась к стене и не говорила ни слова. Лидни повторил свой вопрос.

— Я просто дура и больше ничего! — закричала Сэлли, захохотав. — Я ждала одного знакомого и думала, что это он. Пожалуйста, извините меня, сэр. Нет, сэр, барин, должно быть, вышел. Я была наверху у моей больной барыни и не могу найти его в доме.

— Это все равно. Я только зашел спросить, как пройти к Гуди Бин. Все прямо?

— Да, сэр, прямо. Вам надо повернуть налево у того поля, которое разделяет лес, и вы дойдете туда через несколько минут. Маленький, низкий коттедж, закрытый деревьями, стоит один. Сэр, — прибавила она шутливым тоном, — я прошу прощения в моей ошибке, и надеюсь, что вы не будете ни думать, ни говорить о ней.

— Не буду, — отвечал Лидни, смеясь. — Поклонитесь от меня вашему барину.

Смех был приятный, тон веселый, но неприятное, хотя неумышленное признание этой женщины обдало холодом сердце Лидни. Эти слова казались подтверждением неприятных слухов, ходивших по Дэншельду.

Через несколько минут дошел он до низкого здания, полукоттеджа и полухижины, на краю леса. Здание это было заперто, и Лидни мог бы подумать, что его обитатели, Грэнни и Шад, легли спать, если бы не шум, слышавшийся внутри. То раздавался пронзительный и бешеный голос старухи, то голос Шада, еще пронзительнее. Лидни постучался сначала в дверь, потом в ставни, но мало было надежды быть услышанным, пока продолжался этот шум.

— Негодный чертенок! — говорила старуха с такой бранью, что, наверно, читатель не захочет слышать повторение. — Воровать с трудом накопленные деньги твоей бабушки! Ты попадешь на виселицу, непременно попадешь.

— Это не ваши деньги, — возражал Шад с такой же приправою брани, — это новый джентльмен дал мне вчера за то, что я рассказал ему о шкатулке, я, пожалуй, присягну. Ну, отдай!

— Негодный лгун! Даст тебе какой-нибудь джентльмен целые серебряные шесть пенсов! Пойдешь ли ты? Тебе следовало быть в карауле уже полчаса тому назад.

— Не пойду я в караул. Не тронусь с места, пока не получу мои деньги. Я сберегу их до тех пор, пока получу еще два пенса, и тогда куплю серого кролика у Неда.

Началась новая драка, послышались удары и крики, и наконец крик торжества Шада, провозгласивший его победу. Лидни громко стукнул в ставень.

Наступила совершенная тишина; очевидно, ссорившиеся услыхали этот стук и испугались. Послышались внутри какие-то тихие движения, и Лидни показалось, что он услыхал стук запертой двери. Он опять постучался. В окно справа высунулась женская голова. В коттедже были две комнаты, обе на нижнем этаже и в каждой по одному окну. Красное, морщинистое лицо в разорванном чепчике, вероятно, результат недавней драки, осматривалось из окна во все стороны.

— Что вы здесь убивали кого-нибудь? — спросил Лидни.

— Я громко читала молитвы, если это называется убийством, — сказала старуха. — Что вам нужно?

Эта смелая ложь лишила Лидни на минуту языка. К чему было терять напрасно слова с такой женщиной?

— Мне нужен Шад, — продолжал Лидни.

— Шад? Стану я его будить! Шад в постели и спит.

— Ах ты, дерзкая старуха! — не мог удержаться, чтобы не воскликнуть Лидни. — Я удивляюсь, как ты смеешь говорить такую ложь! Ты с Шадом сейчас дралась за шесть пенсов. Позволь сказать тебе, что эти деньги его, я дал их ему.

— Неужели, сэр, — вдруг завизжала старуха, переменив свой грубый тон как бы по волшебству. — Ах, какой же вы милый, добрый, щедрый барин! Нет ли с вами еще шести пенсов, чтобы подать милостыню бедной, одинокой, горемычной вдове? Я буду всегда поминать вас в молитвах.

— Если бы у меня было пятьдесят таких монет, я не дал бы тебе ни одной. Мне нужен Шад, говорю я.

— Шад в постели и спит, в этом я присягну; я не смею его будить, — бесстыдно возразила старуха. — Такой милый ребенок, сокровище моей жизни; я умру с горя, если его лишусь. Приходите утром, сэр, когда он выспится, тогда милости просим. Я уложила его, душечку, в постельку час тому назад, и он так сладко заснул.

— Из всех противных старух ты, кажется, всех хуже! — воскликнул Лидни. — Шад так же точно лежит в постели, как и я; я слышал вашу драку, говорю тебе. Такая ложь просто ужасна от женщины в твои годы.

— В хижинах иногда слышится странный шум, это ведьмы играют на воздухе; должно быть, вы слышали их, или меня, когда я молилась.

— Вышлешь ты ко мне Шада?

— Я сочла бы за счастье угодить во всем, кроме этого, такому милому барину, но я не хочу будить моего больного внука — нет, нет! Даже если бы вы мне предлагали пятьдесят шестипенсовых монет.

Лидни ушел; он должен был отложить свидание с Шадом до утра. Он обошел вокруг хижины, думая найти тропинку, которая вела прямо через лес, что укоротило бы ему путь домой. Любопытство заставило его обернуться и взглянуть на хижину, и он увидал дверь; значит, Шад и его почтенная бабушка выходили и входили с передней и с задней стороны.

Идя по тропинке, которая была уже, чем он ожидал, Лидни задумался. Ночь была светлая на открытой местности, но темна там, где шел Лидни. Он прошел половину дороги через лес, очень густой, когда шум шагов человека, пробиравшегося через густые ветви, долетел до его слуха. Зная, что в этом месте шатались разные подозрительные люди, Лидни спрятался за деревья и выглянул, чтобы посмотреть, кто приближался.

Это был Уильфред Лестер. Запыхавшись, взволнованный, подбежал он к тому месту, где не было тропинки, и бросился сквозь деревья, как будто прокладывал себе дорогу прямо домой.

Лидни остался неподвижен. Он не оглядывался, потому что деревья мешали ему, но с удивлением спрашивал себя, откуда бежал Уильфред. Было очевидно, что он находился в чрезвычайном волнении, и слова, сказанные служанкой, когда она так бесцеремонно схватила Лидни, с опасением пришли ему на ум, когда вдруг нечто другое привлекло его внимание.

По той самой тропинке, с которой сбежал Лестер, прокрадывался Шад. Вдруг он остановился, не подозревая, что его могут видеть и слышать.

— Домой убежал, — рассуждал он вслух, смотря в том направлении, где исчез Уильфред Лестер. — Не к чему подстерегать его сегодня, пойду и скажу ей.

Лидни протянул руку, чтобы схватить мальчика, но какое-то побуждение остановило его. Гораздо лучше следовать за этим прытким джентльменом и узнать, если возможно, какое вероломство замышляет он. Лидни был убежден, что какой-то план был составлен против Уильфреда Лестера, что за ним следят для того, чтобы погубить его. Он также был почти убежден и в том, что Уильфред сам против себя состряпал какую-нибудь беду.

Шад побежал по тропинке по противоположному направлению от Грэнни Бин и в конце леса, близ дома сквайра Лестера, повернул направо. Лидни за ним. Проворный и гибкий, он мог пробираться сквозь деревья точно так же, как и Шад, а когда Шад остановился, остановился и он.

Шад стоял в своей любимой позе: обвившись, как змея, около гонкого ствола дерева, выходившего на дорогу. Лидни остановился достаточно близко, чтобы видеть и слышать. Он желал знать, кто была она, к которой Шад бежал. Испытав в это время ненасытное любопытство мистрисс Рэвенсберд и выполнив ее знание всего, что происходило в Дэншельде, он стал почти подозревать, что Шад ждет ее. Однако это оказалось несправедливо.

В ответ на тихий свист Шада из низкой калитки с противоположной стороны дороги вышла женщина. Эта калитка вела прямо к заднему входу в дом сквайра Лестера. Женщина перешла через дорогу украдкой, почти такой же походкой, как у Шада, и встала вместе с Шадом в небольшом пространстве между деревьями. Лидни узнал в ней главную служанку в Дэншельдском замке — Тифль.

— Ну? — начала она довольно резко.

— Он ушел прямо домой, — отвечал Шад. — Когда я подошел к ним, они бранились — он, Бичер и Дрэк и еще кто-то, показалось мне, Бен Николсон. Лестер ругал их, почему они хотят идти прямо туда, где лесничий, от этого может быть кровопролитие, сказал он; они рассердились, а Лестер поклялся, что он не хочет никакого дела иметь с ними, и ушел.

— Как они узнали, где будут лесничие? — спросила Тифль, слушая молча.

— Не могу сказать, — отвечал Шад, — я пришел уже к концу. Я не слыхал, о чем они говорили прежде.

— Стало быть, ты опоздал, негодный, невнимательный мальчишка!

— Да, я опоздал, и это бабушка виновата, — смело жаловался Шад, — она накинулась на меня и чуть не убила. Вы бы спрятались когда-нибудь в печку и посмотрели, как она бунтует, вы подумали бы, что это вырвалась на волю мать самого сатаны. Вот посмотрите-ка! Здесь она меня укусила, здесь оцарапала, а волосы так клочками вырывала.

Шад показал разные больные места на лице и на руках и пролил горестные слезы. Тифль выразила чрезвычайное сочувствие, с нежностью обняла Шада и поцеловала больные места. Это заставило Лидни с удивлением вытаращить глаза.

— Мой бедный мальчик! Грэнни — настоящая гиена, когда взбесится. Достанется ей от меня. За что это она?

— Она поступает так скверно, — отвечал Шад, которому, казалось, поцелуи приносили не такое удовольствие, как Тифль, и он вырвался от нее, как только мог. — Она шарит в моих карманах, право, шарит, и сегодня нашла в них шесть пенсов и начала клясться и божиться, что это деньги ее, будто я украл их у ней, взяла да и вырвала их у меня, а в это-то время и постучались в ставни. А я ведь опять отнял у ней, — с радостью заключил Шад, и вынул из кармана светлую шестипенсовую монету, показал Тифль.

Тифль заключила, что эта монета украдена у кого-нибудь, если не у Грэнни Бин, и ее ласковость сменилась гневом.

— Ах ты, чертенок! Если ты теперь начнешь воровать деньги, ты кончишь жизнь в кандалах. Сейчас говори, где ты украл?

— Вы такая же злая, как и бабушка, — запищал мальчик, — я для вас ничем не лучше бешеной собаки. Эти деньги дал мне один барин.

— Дал, за что? — резко спросила Тифль.

— За то, что я ему сказал о его шкатулке. Это тот высокий щеголь, что стоит в «Отдыхе Моряков». Он спросил меня, видел ли я, как подвезли вещи к воротам замка. Я сказал, что видел. Потом он сказал, что если я скажу ему правду и не стану лгать, отнесена ли была в замок шкатулка или нет, то я получу шесть пенсов; я ему сказал, и он дал мне.

— Ты видел, как шкатулку внесли в замок? — поспешно спросила Тифль.

— А что мне мешало? — отвечал Шад. — Я стоял там и смотрел.

— Она была отнесена прямо туда?

— Прямо, — отвечал Шад, и глаза его сверкнули, — два работника мельника отнесли ее, как и другие вещи, и этот долговязый Брефф мог бы видеть, если бы смотрел, только он разговаривал с какой-то дамой, которая шла мимо.

— Этого молодого человека зовут Лидни, Шад, и…

— Я знаю, — перебил Шад с беспечной выразительностью, в которой слышалось уверение, что мало было на свете вещей, которых бы он не знал.

— Я хочу, чтобы ты не спускал глаз с этого Лидни, — продолжала Тифль, — присматривай за ним так, как ты присматриваешь за Уиллем Лестером. Он похож на джентльмена, но, может быть, он один из тех джентльменов, которые приезжают в разные места подцепить цепочки, часы и кольца; я слышала, что милорд Дэн также подозревает его. Узнай, что можешь. У меня свои причины на это. И приметь, когда увидишь его с мисс Лестер.

Лидни из своего убежища почувствовал себя чрезвычайно обязанным ей.

— Я часто видел его с нею, — возразил Шад. — Я сегодня вечером видел его с нею. Они пришли в замок вместе. Этот Лидни прошел в лес, а мисс Лестер сегодня вечером ходила к брату.

— Да, ходила, — колко сказала Тифль. — Но сегодня нечем уже больше заниматься, Шад; ступай домой потихоньку и ложись спать.

— А если бабушка опять на меня напустится? — запищал Шад.

— Я с ней увижусь.

Шад повернул в лес. Тифль осторожно осмотрелась во все стороны, а потом перешла через дорогу. Не успела она дойти до калитки дома Лестера, как лорд Дэн показался по направлению от дома мисс Бордильон. Он, вероятно, шел от станции железной дороги. Железная дорога теперь была проведена к Дэншельду — может быть, об этом было упомянуто прежде, но я забыла, — станция находилась за домом мисс Бордильон, и тут была ближайшая дорога к ней от замка. Тифль ждала у калитки, пока не увидала, кто идет.

— Это вы, Тифль? — весело закричал лорд Дэн. — Вы наслаждаетесь прогулкой при звездном сиянии?

— О, милорд, вам угодно шутить, — жеманилась Тифль. — Для меня прошло время гулять при звездах. Теперь я предоставляю это молодым. Сегодня я видела, как мисс Лестер гуляла при звездах, и думала, как это романтично, это напомнило мне мои сентиментальные дни, милорд. С ней гулял тот джентльмен, который спасся от кораблекрушения.

Если бы был дневной, а не звездный свет, Тифль едва ли проницательнее устремила бы глаза на лорда Дэна. Из всех хитрых женщин она была первой и знала, что бросает стрелу, которая метко попадет.

— От кораблекрушения спасаются и мошенники точно так же, как джентльмены, — заметил милорд тоном сурового неудовольствия. — Американец, не известный никому, не должен бы гулять при звездах с мисс Лестер. Спокойной ночи, Тифль!

Уильям Лидни мог слышать каждое слово в своем убежище, из которого он не успел еще выйти. Дорога была очень узка, и звук голосов доходил до него ясно в тишине ночной.

Лорд Дэн ушел, и Тифль исчезла из вида. Но Лидни вовсе не был уверен, не подстерегает ли еще она, и не хотел выходить на дорогу. Он повернул в лес, чтоб дойти до перекрестной тропинки, которая должна была вывести его к задней стороне города. Его прогулки с Уильфредом Лестером, который предпочитал лес открытой местности, ознакомили его с лесом.

Эта ночь оказалась для Лидни обильною приключениями и встречами. Когда он продолжал свой путь, он вдруг столкнулся с человеком, который украдкой прокрадывался сквозь деревья — человеком молодым, насколько можно было различить, который, по-видимому, испугался этой встречи и поднял свое ружье.

— Эй! Это что? — спросил Лидни, говоря спокойно и не показывая ни страха, ни торопливости. — Сделайте одолжение, опустите ваше ружье.

— Если вы не скажете, кто вы и что вы здесь делаете, я вас застрелю, — было ответом.

— Я чрезвычайно вам обязан. Имеете ли вы больше права быть в лесу, чем я? Я был бы рад это знать.

Лидни говорил вежливо, и человек с ружьем не мог не отметить, что этот голос принадлежал джентльмену. Он, без сомнения, боялся лесничего.

— Вас поставили здесь караулить меня? — воскликнул он.

— Нет, — сказал Лидни, — я могу точно так же обвинить вас и сказать, что вы караулили меня. Я не знаю, кто вы, я никогда вас не видал. Зачем мне вас караулить? Вы, должно быть, убежали из дома сумасшедших.

Незнакомец опустил свое ружье. Он рассматривал Лидни, насколько позволяла темнота, и разобрал, что он не враг.

— Прошу прощения за мою поспешность, — сказал он, — я принял вас за другого. Дело в том, что только подозрительные люди рыскают по лесу так поздно, или эти проклятые лесничие, которые всегда готовы лишить жизни невинного человека.

Лидни засмеялся добрым смехом. Он был не прочь приключений, и по возрасту, и по характеру он находил в них удовольствие.

— Знаете ли, что сами обвиняете себя? Никто, кроме подозрительных людей — то есть, я имею в виду, браконьеров…

— И лесничих также, — заворчал незнакомец.

— Очень хорошо. Я ни тот, ни другой. Если вы вздумаете ходить по этому лесу от января до декабря с ружьем в одной руке и с силками в другой, мне до этого нет никакого дела. Если бы это был мой парк, тогда другое дело.

— Вы не скажете завтра, что встретили меня с ружьем?

— Очень был бы я искусен, если бы это сказал, так как я вас не знаю ни по виду, ни по имени. Но если вы предпочитаете общение, я вам его дам. Жизнь коротка, лучше проводить ее в доброте к ближним, чем наносить им вред.

Браконьеру понравился этот тон, эти слова, а то жесткое местечко в его теле, которое служило ему вместо сердца, сразу почувствовало влечение к говорившему, которое ему трудно было бы объяснить.

— Кажется, сэр, вы тот джентльмен, что стоит в «Отдыхе Моряков», шкатулка которого пропала? Я чуть было не попал в беду вчера по милости этой шкатулки.

— Это как? — спросил Лидни с внезапно пробудившимся интересом.

— Я проходил мимо замка домой, когда вещи вынимали из телеги; я остановился на несколько минут и стал смотреть. Хитрая полиция тотчас это узнала и меня потребовали туда. Думали ли они, что я утащил шкатулку, или видел, как другой взял ее, я не знаю. Я смеялся над ними. Шад и еще два-три мальчика могут засвидетельствовать, что я даже не подходил к телеге.

— Вы, верно, слышали, как описывали вид этой шкатулки. Вы видели ее?

— Не видал, сэр, насколько могу припомнить. Но, как я слышал, шкатулка лежала внизу, и я не мог ее видеть. Я остановился только на несколько минут, а телегу только что начали разгружать.

— Вы не можете угадать, куда девалась эта шкатулка или кто ее взял? — продолжал Лидни.

— Нет, не могу; я и не думал об этом. У этого Шада пальцы проворные, но, говорят, эта шкатулка слишком тяжела для того, чтобы он мог ее поднять.

— Я дал бы хорошую награду, если бы ее возвратили мне в целости.

— Дали бы? — быстро спросил браконьер, как будто эти слова были музыкой для его ушей.

— Пятьдесят гиней.

— Пятьдесят гиней! — проговорил браконьер, столько же удивившийся так же, как удивился инспектор, когда услыхал о тысяче фунтов.

— Пятьдесят гиней и расспросов никаких не будет, если мне возвратят ее до завтрашнего вечера. После будет предложена другая награда и будут заданы вопросы, довольно резкие.

— Об этом стоит подумать! — воскликнул браконьер. — Я знаю двух-трех человек, которые искусно действуют руками, сэр… и обращусь к ним. Если я узнаю о шкатулке, и вы узнаете на этих условиях. Вы даете честное слово?

— Честное слово, слово джентльмена. Пятьдесят гиней будут выплачены и никаких расспросов не сделано. Может быть, вы услышите о ней от ваших друзей.

Бен Бичер-младший — это был он — не обратил внимания на деликатный намек. Перед ним открылось золотое видение, и он был поглощен им.

Но эти два человека так странно встретившиеся, не расстались без того, чтоб не послужить предметом наблюдений. Бен Бичер предложил показать Лидни кратчайшую дорогу из леса к «Отдыху Моряков». На опушке леса Бен Бичер опять пошел в лес, когда Лидни остановил его прощальным словом:

— Вы не подведете меня?

— Не подведу, если шкатулку можно найти. Послушайте, сэр, — прибавил браконьер после минутного размышления. — Не можете ли вы сойтись со мной в лесу? Мне не хотелось бы приходить к вам в «Отдых Моряков».

В эту минуту мимо проходил лорд Дэн. Коттедж Кэтли, раненого лесничего, находился в той стороне, и лорд Дэн медленно шел туда, свернув со своей дороги после встречи с Тифль, чтоб лично осведомиться о здоровье лесничего. Он оставался у больного несколько минут и поспешно возвращался назад, когда звук голосов долетел до его слуха.

Узнав голос Бена Бичера, лорд Дэн подумал о браконьерах, которые в это время наделали ему больших хлопот. Поддавшись минутному побуждению, он прокрался в чащу деревьев так тихо, как сделал бы это сам Бен Бичер, и посмотрел на говоривших. Да, это был Бен Бичер с ружьем в руках; другого лорд Дэн видеть не мог, но был убежден, что это или Дрэк, или Бен Николсон — по росту, он полагал, последний. Он затаил дыхание, потому что этот другой начинал говорить.

— Почему же? — коротко спросил Бичера этот человек.

Лорд Дэн смутно припомнил голос, но это не был голос Николсона.

— По многим причинам, — отвечал Бичер. — Я хотел бы, чтобы нас не видели вместе, сэр, вы понимаете.

«Разумеется, вам этого не хотелось бы, мистер Бен Бичер!», мысленно обратился к нему лорд Дэн из своего тайного убежища.

— Я буду у Волшебного Круга в лесу — на том месте, где мы проходили минуты две тому назад, — завтра в восемь часов, — продолжал Бичер.

— Очень хорошо, — отвечал голос, приводивший в недоумение лорда Дэна. — Я встречусь с вами там в это время…

— Прекрасно, прекрасно, — мысленно повторил лорд Дэн. Я завтра захвачу вас, господа. Чей это голос? Я его где-то слыхал.

Вытянув шею, он хотел рассмотреть, потому что тот, кому принадлежал голос, выходил из леса. Увидев его, лорд Дэн отступил назад.

Лидни!

Его сиятельство протер глаза, думая, не во сне ли он видит это. Ему не пришло в голову, чтобы это свидание могло иметь отношение к чему-нибудь другому, а не браконьерству. Он был чрезвычайно удивлен и заключил, что Уильям Лидни был еще хуже и ниже, чем он считал его.

«Я побьюсь об заклад, что он украл эту шкатулку и убежал вместе с нею из Америки», — думал он.

Лидни уже скрылся из вида, торопясь к «Отдыху Моряков». Он прошел прямо в гостиную Софи, как он делал это часто. Мадам Софи только что заканчивала ужин, состоявший из хлеба и салата с бордоским вином. На ней был кокетливый кружевной чепчик с пунцовыми лентами и черное платье с полотняными манжетками и воротничком.

Лидни села и начала разговаривать, или, лучше сказать, он только начал разговор, чтоб заставить ее разговориться. Когда речь зашла о Бичерах, особенно о младшем, Бене, мистрисс Рэвенсберд покачала головой.

— Хороши эти Бичеры! Старик контрабандист, а сын браконьер. Хороши, хороши!

— Сын очень молод, кажется?

— Ему за двадцать. Старик Бичер женился уже пожилой.

— Этот молодой Бичер, кажется, выше своего звания.

— Мог бы быть, — возразила Софи презрительно, — его мать была очень почтенная женщина, сэр, и имела пожизненный доход; старик Бичер женился на ней не здесь и обманул ее насчет своего положения и средств. Пока она жила, о мальчике заботились, он ходил в школу и все такое, но после ее смерти он сделался дурным человеком и постыдно проводит время.

Услышанное разъяснило то, что удивило Уильяма Лидни — несоответствие разговора и обращения Бена Бичера в сравнении с его званием.