Мне показалось, что произошло чудо, но, конечно, у этого чуда было простое объяснение.

— Я надеялся, сэр, что вы не ушли из парка, — сказал Дживс. — Я вас уже давно ищу. Узнав, что судомойка стала жертвой истерического припадка, вызванного видом черного мужчины, которому она открыла людскую дверь, я пришел к заключению, что, должно быть, это заходили вы и, без сомнения, хотели поговорить со мной. Что-то случилось, сэр?

Я вытер лоб.

— Дживс, — сказал я, — знаете, что я сейчас чувствую? Как будто я маленький ребенок, который потерялся, заблудился и вдруг нашел свою маму.

— Правда, сэр?

— Вы не сердитесь, что я сравнил вас с мамой?

— Ну что вы, сэр, помилуйте.

— Спасибо, Дживс.

— Значит, в самом деле случилось что-то непредвиденное?

— Именно, Дживс. Я попал в дурацкое, отчаянное, безвыходное положение, как тот многострадальный персонаж… как его звали?

— Иов, сэр.

— Да, Дживс, я могу сравнить себя только с Иовом. Во-первых, оказалось, что мылом и водой ваксу не смоешь.

— Это верно, сэр, мне надо было вас предупредить, что тут необходимо масло.

— И только я хотел спуститься взять его, как в дом вломился Бринкли — это мой лакей, вы знаете, — и спалил дом.

— Какая досада, сэр.

— Какая досада, Дживс, в данном случае слишком деликатное выражение. Я получил удар под дых. И пришел сюда. Хотел связаться с вами, но из-за этой судомойки все сорвалось.

— Очень впечатлительная девица, сэр. И по несчастному стечению обстоятельств они с поварихой в момент вашего появления как раз занимались спиритизмом и, насколько я могу судить, добились весьма интересного эффекта. Она считает, что вы материализовавшийся дух.

Меня передернуло.

— Занимались бы поварихи своими ростбифами и котлетами, — сказал я довольно строго, — и не убивали время, на оккультные сеансы, тогда всем было бы жить гораздо легче.

— Совершенно справедливо, сэр.

— Ну, и потом я столкнулся с Чаффи. Он категорически отказался одолжить мне масла.

— Неужели, сэр?

— Был настроен очень злобно.

— В настоящее время, сэр, его светлость испытывает сильнейшие душевные страдания.

— Я это понял. Он, по сути, предложил мне погулять по окрестностям. Сейчас, ночью!

— Общепризнанно, сэр, что физические упражнения облегчают душевную боль.

— Ладно, не стоит мне так уж сердиться на Чаффи. Никогда не забуду, как он гнал пинками Бринкли. Просто сердце радовалось. А теперь вот и вы появились, все встало на свои места. Все хорошо, что хорошо кончается.

— Совершенно верно, сэр. Буду рад принести вам сливочного масла.

— Я ведь еще успею на этот поезд в 22.21?

— Боюсь, что нет, сэр. Но я узнал, что есть поезд позднее, в 23.50.

— Тогда все отлично.

— Да, сэр.

Я перевел дух. С души просто глыба свалилась.

— А может быть, Дживс, вы завернете мне несколько бутербродов с собой в дорогу?

— Разумеется, сэр.

— И чего-нибудь живительного?

— Вне всякого сомнения, сэр.

— А уж если у вас с собой есть такая замечательная вещь, как сигареты, то больше человеку и желать нечего.

— Турецкие или виргинские, сэр?

— Давайте и тех, и других.

Ничто так не успокаивает, как с чувством, с толком выкуренная сигарета. Я с наслаждением вдыхал дым, и нервы, которые выскочили из моего тела дюйма на два и закрутились на концах спиралями, потихоньку расправились и улеглись на свои места. Я снова ожил, почувствовал прилив сил, и мне захотелось поболтать.

— Дживс, а что там был за крик?

— Прошу прощения, сэр?

— Как раз перед тем, как мне встретиться с Чаффи, в доме раздавались нечеловеческие вопли. Мне показалось, это орал Сибери.

— Да, сэр, это был юный мистер Сибери. Он нынче вечером немного не в настроении.

— А что ему пришлось не по нраву?

— Он ужасно расстроился, сэр, что не был на этом негритянском представлении на яхте.

— Сам виноват, глупый мальчишка. Если хотел пойти на день рождения к Дуайту, зачем было с ним ссориться.

— Вы совершенно правы, сэр.

— Надо быть круглым идиотом, чтобы требовать у человека выкуп в один шиллинг и шесть пенсов накануне дня рождения и праздника.

— Более чем справедливо, сэр.

— И как удалось его угомонить? Он вроде бы перестал орать. Усыпили хлороформом?

— Нет, сэр. Как я понимаю, были предприняты меры с целью организовать для юного джентльмена некое альтернативное развлечение.

— О чем вы, Дживс? Позвали сюда негров?

— Нет, сэр. Высокая стоимость подобного мероприятия исключила возможность его практического осуществления. Однако ее светлость побудила сэра Родерика Глоссопа предложить свои услуги.

Я совершенно запутался.

— Старикашку Глоссопа?

— Да, сэр.

— Но что он умеет делать?

— Как выяснилось, сэр, у него приятный баритон, и в дни молодости, то есть когда он был студентом, он часто развлекал песнями публику на небольших концертах, где разрешается курить, а также в мужских клубах и прочих собраниях.

— Это старикашка-то Глоссоп?

— Да, сэр. Я лично слышал, как он рассказывал об этом ее светлости.

— Вот уж никогда бы не подумал.

— Я согласен, сэр, судя по его нынешней манере трудно заподозрить что-либо подобное. Tempora mutantur, nos et mutamur in illis .

— Вы хотите сказать, что он намерен услаждать этого недоросля Сибери песнями?

— Да, сэр. А ее светлость будет аккомпанировать ему на фортепьяно.

Я углядел в плане слабое место:

— Ничего не получится, Дживс. Раскиньте мозгами.

— Почему, сэр?

— Сами посудите: мальчишка мечтал попасть на представление негров-менестрелей. Захочет он слушать доктора из психбольницы с белой физиономией, да еще собственную маменьку за роялем?

— Физиономия у него будет не белая, сэр.

— Как — не белая?

— В том-то и дело, сэр. Этот вопрос обсуждался, и ее светлость высказала настоятельное мнение, что представление должно носить негритянский колорит. В подобном настроении юный джентльмен не соглашается ни на малейшие уступки.

От ярости я задохнулся дымом.

— Неужто старик Глоссоп пошел красить свою физиономию в черный цвет?

— Да, сэр.

— Дживс, опомнитесь. Это невозможно, это неправда. Он что, в самом деле раскрашивает себя?

— Да, сэр.

— Не может быть.

— В настоящее время, сэр, как вы, вероятно, помните, сэр Родерик с большой готовностью принимает все предложения, исходящие из уст ее светлости.

— Вы хотите сказать, он влюблен?

— Да, сэр.

— И любовь готова на все?

— Да, сэр,

— Хм, предположим… Если бы вы были влюблены, Дживс, стали бы вы красить себя в черный цвет, чтобы ублажить отпрыска вашей дамы сердца?

— Нет, сэр. Но ведь все люди разные.

— Да уж.

— Сэр Родерик пытался было возражать, но ее светлость и слушать не стала. И знаете, сэр, я думаю, это и к лучшему, что не стала, учитывая нынешнюю расстановку сил. Великодушный жест сэра Родерика поможет сгладить остроту конфликта между ним и юным мистером Сибери. Мне известно, что юный джентльмен не преуспел в своем предприятии выманить у сэра Родерика откупные деньги и очень болезненно переживал неудачу.

— Он и к старику хотел залезть в бумажник?

— Да, сэр. Десять шиллингов требовал. Эти сведения сообщил мне сам юный джентльмен.

— Эка, Дживс, все доверяют вам свои тайны.

— Да, сэр.

— Стало быть, Глоссоп отказался сделать пожертвование?

— Отказался, сэр. Да еще прочел ему что-то вроде лекции. Юный джентльмен сказал, что все мухи на расстоянии мили сдохли от скуки. И еще мне известно, что он затаил на сэра Глоссопа злобу и обиду. Да такую сильную, что замышляет акт мести, так мне кажется.

— Неужто у него хватит нахальства подстроить какую-нибудь пакость своему будущему отчиму, как вы считаете?

— Юные джентльмены склонны проявлять своеволие, сэр.

— Это уж да. Как тут не вспомнить сынка тети Агаты. Тоса. Что он тогда вытворял с членом кабинета министров!

— Да уж, сэр.

— Разозлился и угнал лодку, оставил его одного на острове посреди озера, где жил лебедь.

— Разве такое забудешь, сэр.

— Кстати, каковы в здешних краях возможности по части лебедей? Признаюсь, я не прочь полюбоваться, как старый хрыч Глоссоп карабкается по отвесной стене, а разъярившаяся птица пытается его ущипнуть.

— Мне представляется, сэр, юного мистера Сибери скорее привлекают мины-сюрпризы.

— Ну еще бы. У малявки никакого воображения, никакого полета фантазии. Его внутренний мир так убог, он такой… подскажите слово, Дживс.

— Приземленный, сэр?

— Именно. В его распоряжении огромный загородный дом со всеми его безграничными возможностями, а он только и додумался, что поставить на дверь пакет с сажей и ведро воды, такое в пригородном коттедже легче легкого сделать. Всегда был невысокого мнения о Сибери и сейчас в очередной раз убедился, до какой степени я прав.

— Нет, сэр, ни сажу, ни воду не предполагается использовать. На уме у юного джентльмена, как я мог заключить, сэр, старая испытанная каверза — он решил намазать пол маслом. Он осведомлялся у меня вчера, где хранится масло, и вскользь упомянул, что подобный эпизод был показан в юмористическом фильме, который он смотрел недавно в Бристоле.

Я был вне себя от возмущения. Клянусь, любая гадость, причиненная такому отвратительному субъекту, как сэр Родерик Глоссоп, вызовет в душе Бертрама Вустера глубочайшее сочувствие, но намазать пол маслом… это уж крайняя степень падения. Примитивнейшие азы в искусстве мин-сюрпризов, просто детский лепет. У нас в «Трутнях» никто бы до такого не опустился.

Я было презрительно засмеялся, но тут же опомнился. Слово «масло» напомнило мне, что жизнь полна трудностей и сурова, а время летит быстро.

— Масло, Дживс! Мы тут с вами стоим праздно и рассуждаем о масле, а вам бы уже давно пора сбегать в кладовую и принести мне кусок.

— Немедленно отправляюсь, сэр.

— Вы ведь знаете, где оно лежит?

— Да, сэр.

— А оно точно поможет, вы уверены?

— Совершенно уверен, сэр.

— Тогда вперед, Дживс. И не задерживайтесь.

Я уселся на перевернутый цветочный горшок и возобновил свое ночное бдение. Но теперь я чувствовал себя совсем не так, как в начале, когда я только водворился в этих вожделенных владениях. Тогда я был изгой без гроша, как говорится, в кармане, без будущего. Сейчас передо мной забрезжил свет. Скоро вернется Дживс и принесет все, что нужно. Немного усилий, и я вновь стану румяным завсегдатаем аристократических клубов, каким был раньше. И в положенный срок благополучно сяду в поезд 23.50, который повезет меня в Лондон, где я окажусь в полной безопасности.

Я совсем приободрился. На сердце было легко, я с наслаждением вдыхал свежий ночной воздух. И, вдохнув его очередной раз, услышал, что в доме вдруг поднялся жуткий крик.

Больше всех старался Сибери. Он орал как резаный. Время от времени сквозь его ор пробивался более слабый, однако пронзительный визг вдовствующей леди Чаффнел, она то ли укоряла, то ли порицала кого-то. С ее голосом сплетался другой, более низкий, баритон сэра Родерика Глоссопа, который невозможно было не узнать, — так вот, он рычал. Видимо, местом, откуда исходила эта адская какофония, была гостиная, и клянусь, я в жизни не слышал ничего подобного, если не считать того случая, когда я бродил по Гайд-парку и вдруг оказался в толпе какого-то братства певчих.

Довольно скоро парадная дверь распахнулась, кто-то вышел, и дверь захлопнулась. И тот, кто вышел, быстро зашагал по дорожке по направлению к воротам. Свет из холла осветил его лишь на миг, но этого было достаточно, я узнал идущего.

Человек, так неожиданно выскочивший из дома и теперь уходивший во тьму со всеми внешними признаками того, что уходит навсегда, с него довольно, был не кто иной, как сэр Родерик Глоссоп. И его физиономия, я заметил, была черна, как пиковый туз.

Прошло несколько минут, я пытался разгадать, что стряслось в доме, и вообще как-то связать концы с концами, и тут заметил на правом фланге Дживса.

Обрадовался, конечно, стал расспрашивать:

— Что там такое было, Дживс?

— Это вы о небольшом шуме, сэр?

— Было полное впечатление, что Сибери убивают. Впечатление, увы, оказалось обманчивым?

— Юный джентльмен в самом деле оказался жертвой телесного насилия, сэр. Со стороны сэра Родерика Глоссопа. Я не был свидетелем этого происшествия, я получил все сведения от горничной Мэри, она лично там присутствовала.

— Лично?

— Подсматривала сквозь дверную щель, сэр. Она случайно встретила сэра Родерика на лестнице, и его вид произвел на нее сильнейшее впечатление, она сказала мне, что стала за ним незаметно красться, хотела посмотреть, что будет дальше. Думаю, сэр, она умирала от любопытства. Как и многие нынешние молодые девицы, она не слишком щепетильна в вопросах морали.

— И что произошло?

— Скандал, как мне кажется, начался, когда сэр Родерик, проходя по холлу, наступил на масло, которое юный джентльмен размазал по полу.

— А, так он осуществил свой замысел?

— Да, сэр.

— И сэр Родерик шмякнулся, как лягушка?

— Видимо, рухнул всей тяжестью, сэр. Горничная Мэри описывала сцену падения с большим воодушевлением. Как будто тонну угля сбросили, сказала она. Признаюсь, это образное сравнение несколько удивило меня, потому что воображение у нее не слишком богатое.

Я с пониманием усмехнулся. Может быть, вечер начался не наилучшим образом, но конец у него, несомненно, счастливый.

— Взбешенный сэр Родерик ворвался в гостиную и подверг юного мистера Сибери жестокому наказанию. Тщетно ее светлость пыталась убедить его остановиться, он был неумолим. Завершилось все окончательным разрывом между ее светлостью и сэром Родериком, причем ее светлость заявила, что видеть его больше не желает, а сэр Родерик торжественно поклялся, что, если он выберется живым из этого проклятого дома, ноги его здесь никогда больше не будет.

— Форменный скандал, Дживс.

— Скандал, сэр.

— И помолвка вдребезги?

— Вдребезги, сэр. Привязанность, которую ее светлость питала к сэру Родерику, была в мгновенье ока смыта приливом оскорбленной материнской любви.

— Хорошо сказано, Дживс.

— Благодарю вас, сэр.

— А сэр Родерик, стало быть, свалил навсегда?

— Видимо, так, сэр.

— В последние дни в Чаффнел-Холле сплошные напасти. Можно подумать, кто-то наслал на него проклятье.

— Человек суеверный, несомненно, так бы и решил, сэр.

— Что ж, если на нем раньше не было проклятья, теперь легло не меньше сотни. Их насылал старикан Глоссоп, я слышал, когда он проходил мимо.

— Насколько я могу судить, сэр, он был очень взволнован?

— Ужасно взволнован, Дживс.

— Так я и подумал, сэр. Иначе он не ушел бы из дома в таком виде.

— О чем вы?

— Ну как же, сэр, извольте рассудить сами. Вернуться в гостиницу в сложившихся обстоятельствах он вряд ли сможет. Его внешний вид вызовет нежелательные высказывания. И в замок вернуться после случившегося инцидента тоже нельзя.

До меня начало доходить, к чему он клонит.

— Черт возьми, Дживс! Вы направили мои мысли в совершенно новое русло. Давайте проанализируем ситуацию. В гостиницу он не может вернуться, это ясно как день; не может также приползти к вдове и просить у нее приюта, это тоже ясно. Все, тупик. Не представляю, что ему делать дальше.

— Положение и в самом деле затруднительное, сэр.

Я задумался. И странное дело: вы наверняка решили, что меня переполняла тихая радость, а мне на самом деле было немного грустно.

— Знаете, Дживс, хоть в прошлом этот субъект и вел себя по отношению ко мне подло, мне его сейчас жалко. Ничего не могу с собой поделать. Он в жуткой ловушке. Положение у него просто кошмарное. Я на собственной шкуре испытал, что значит быть скитальцем с черной физиономией, но мне хоть не надо было заботиться о сохранении собственного достоинства. Ну, увидел бы меня свет в таком виде, пожал бы плечами и усмехнулся: дескать, молодо-зелено, чего от меня ждать, вы согласны?

— Да, сэр.

— А с человека, занимающего такое положение, как он, совсем другой спрос.

— Совершенно справедливо, сэр.

— Ну и ну, Дживс, ну и дела. Мне кажется, Дживс, я знаю разгадку: это небесная кара.

— Вполне возможно, сэр.

Я не часто морализирую, но тут уж не смог удержаться:

— Она только доказывает, Дживс, что мы всегда должны относиться к людям по-человечески, даже к самым незаметным. Сколько лет этот тип Глоссоп попирал меня своими ботинками с шипами на подошвах, и вот смотрите, чем все кончилось. Ведь как бы сейчас развивались события, будь он со мной в дружеских отношениях? Исключительно благоприятно для него же. Увидев, что он пулей мчится мимо меня, я бы его окликнул. Сказал бы: «Привет, сэр Родерик, подождите минутку. Стоит ли бегать по округе с черной физиономией? Составьте мне компанию, скоро придет Дживс, принесет масло, и все уладится». Сказал бы я так, Дживс, как вы считаете?

— Без сомнения, сэр, что-то в этом духе вы непременно бы сказали.

— И он не попал бы в этот ужасный тупик, как многострадальный Иов. Думаю, до утра ему маслом не разжиться. Да и утром сомнительно, ведь у него наверняка при себе нет денег. И все потому, что он так третировал меня раньше. Есть над чем задуматься, верно, Дживс?

— Да, сэр.

— Но что сейчас об этом говорить. Сделанного не воротишь.

— Совершенно справедливо, сэр. То, что начертано невидимой рукой, перечеркнуть бессильны мы с тобой. Ни ум, ни праведность не уберут ни строчки, не смоют даже слова слез рекой .

— В самую точку, Дживс. А теперь давайте масло. Пора приступать к делу.

Он почтительно вздохнул.

— Я с величайшим прискорбием вынужден вам сообщить, сэр, что юный мистер Сибери размазал все масло по полу, и в доме не осталось ни грамма.