Любой непосвященный человек, вероятно, ужаснулся бы тому, как неосмотрительно я подставлю свои внутренности на растерзание Портеру, этим искушаю судьбу и скоро, конечно, раскаюсь

Но я-то знаю,- и это придавало мне смелости,- что от былой силы Орло П. осталось лишь одно название, и потому я мчался к «Гусю и кузнечику» в самом разудалом расположении духа, почти что с песней на устах.

Как я и предсказывал, Орло сидел в баре, потягивая джин с имбирной газировкой. При моем появлении он поставил стакан и посмотрел на меня исподлобья – так привередливый едок за завтраком изучает гусеницу у себя в салате.

– А, это ты,- буркнул он.

С этим трудно было не согласиться. Действительно, я – это я, и отрицать очевидное бессмысленно. Убедившись, что взгляд исподлобья не обманул его, Орло спросил:

– Что тебе надо?

– Поговорить.

– Пришел позлорадствовать?

– Вовсе нет, Портер,- поспешил я успокоить его,- когда ты услышишь, что я тебе скажу, ты запрыгаешь, как высокие холмы [ …как высокие холмы.- Псалом 113, 4: «Горы прыгали, как овны, и холмы, как агнцы».], правда, я никогда не видел, чтобы холмы прыгали, ни высокие, ни даже низкие. Портер, что бы ты сказал, если бы узнал от меня, что все твои беды и горести, которые тебя сейчас так угнетают, исчезнут прежде, чем закатится солнце?

– Оно уже закатилось.

– Разве? Я и не заметил.

– Время идет к ужину. Так что, будь любезен, убирайся ко всем чертям, иначе…

– Сначала я выскажусь.

– А ты еще не все сказал?

– Нет, далеко не все. Давай спокойно и беспристрастно рассмотрим ситуацию, в которой мы с тобой оказались. Ванесса Кук сказала, что выйдет замуж за меня, и теперь ты, конечно же, считаешь меня змеей, притаившейся в траве. Позволь мне заметить, что какое бы то ни было сходство между мною и змеей в траве – это не более, чем случайное совпадение. Разве я мог сказать ей nolle prosequi, когда она объявила о своем решении? Ясно, нет. Но хотя я и молчал, меня не покидало чувство, что я веду себя, как гнида.

– Ты и есть гнида.

– Вот тут ты ошибаешься, Портер. Я – человек глубоко чувствующий, а тот, кто по-настоящему глубоко чувствует, никогда не женится на девушке, которая любит другого. Он от нее отказывается.

Орло как раз приканчивал свой джин с газировкой, и когда до него дошел смысл сказанного, он поперхнулся.

– Ты готов отказаться от нее ради меня?

– Окончательно и бесповоротно.

– Но, Вустер, это же благородно. Прости, что назвал тебя гнидой.

– Ничего страшного. Ошибка, которую может сделать всякий.

– Ты поступаешь, как Сирано де Бержерак.

– Соблюдаю кодекс чести.

Он весь расплылся в улыбке – или почти весь,- но вдруг меланхолия снова знаки свои на него положила. Он застонал, словно обнаружил дохлую мышь на дне пивной кружки.

– Твоя жертва бесполезна, Вустер. Ванесса никогда не выйдет за меня.

– Очень даже выйдет.

– Тебя там не было, когда она разорвала помолвку.

– Зато был мой представитель. Точнее сказать, он подслушивал за дверью.

– Тогда ты в общих чертах представляешь себе положение дела.

– Он дал мне полный отчет.

– И после этого ты утверждаешь, что она все еще любит меня?

– Еще как. Любовь не может угаснуть из-за пустячной размолвки влюбленных.

– Пустячной размолвки? Ничего себе! Она назвала меня трусливым ничтожеством. Скользкой, жалкой, дрожащей тварью. Невероятно, где только она набирается таких слов. И все из-за того, что я отказался пойти к старикашке Куку и потребовать у него деньги, причитающиеся мне по наследству. Я уже однажды ходил и очень вежливо просил его отдать, а теперь она хочет, чтобы я пошел снова, и стукнул бы кулаком по столу, и вообще показал характер.

– Придется, Орло. Ничего не поделаешь, придется. Чем кончилась ваша прошлая встреча?

– Он категорически отказал.

– Насколько категорически?

– Совершенно категорически. И все повторится, если я снова к нему заявлюсь.

Наконец-то Орло произнес нужную мне реплику. Я только и ждал удобного момента, чтобы изложить ему свой план. По моему лицу скользнула тонкая улыбка, и Орло спросил, чему я ухмыляюсь.

– Не повторится, если ты правильно выберешь время,- сказал я.- В котором часу ты тогда пытался к нему подкатиться?

– Около пяти.

– Я так и думал. Неудивительно, что он дал тебе пинка под зад. Пять часов дня- это время, когда радость жизни в душе человека опускается до самой нижней отметки. Обед давным-давно закончился, коктейлей еще не видно, и человек не настроен удружить ближнему. Может быть, Кук и бесчувственный болван, но хорошая еда смягчает даже самые жестокие сердца. Поговори с ним, когда он полон под завязку, и увидишь, что из этого получится. Ребята в клубе «Трутни» мне рассказывали, что, когда они подольщались к Уфи Проссеру после плотного ужина, им удавалось выудить у него приличные суммы.

– Кто такой Уфи Проссер?

– Член клуба, миллионер. При свете дня он сторожит свой кошелек, как ястреб. Судя по всему, Кук на него похож. Держи хвост морковкой, Портер. Жми, наступай, будь смел и тверд, не бойся кровь пролить,- припомнил я слова из спектакля «Макбет», о котором упоминал выше.

Мои речи, само собой, произвели на Орло впечатление. Лицо его осветилось, словно кто-то щелкнул выключателем.

– Вустер,- сказал Орло,- ты прав. Ты указал мне путь. Направил на прямую стезю. Спасибо тебе, Вустер, старина.

– Не стоит благодарности, старина.

– Поразительная вещь. Ведь посмотришь на тебя, так вроде бы дурак дураком, и соображения не больше, чем у дохлого кролика.

– Спасибо, Портер, старина.

– Не стоит благодарности, Вустер, дружище. И вдруг такое поразительное проникновение в человеческую психологию.

– По-твоему, во мне есть скрытые глубины?

– Конечно, есть, Вустер, старая кляча.

Мгновение спустя он уже угощал меня джином с газировкой, словно мы были давними закадычными друзьями, и вопрос о моем нутре никогда между нами не стоял.

Возвращаясь в «Укромный уголок» минут через двадцать после нашего разговора, который оказался, в сущности, настоящим пиром братства, я был весь охвачен радостным чувством, таким редким в наши дни, и твердо верил, что жизнь замечательна, на небе Бог и в мире все в полном порядке, как написано где-то. Произведя подсчет ниспосланных благодатен, я нашел общий итог весьма удовлетворительным. На фронте Портера воцарилось спокойствие, Билли Грэхем в данный момент возвращает кошку ее ближним в Эгсфорд-Корт, Портер и Ванесса Кук скоро обручатся вновь, и, хотя мой престиж в глазах папаши Кука был ниже некуда, и мне не видеть от него подарка на ближайшее Рождество, это была небольшая ложка дегтя в бочке меда. Или муха в стакане сметаны? Постоянно путаю. Словом, все было в лучшем виде, и счастливый Вустер, услышав телефонный звонок, снял трубку, можно сказать, с песней на устах. Звонила престарелая родственница, и даже глухой услышал бы, что с ней творится что-то неладное. Несколько мгновений на другом конце провода раздавались лишь судорожные хрипы и бульканье,- подобные звуки мог бы издавать тонущий пловец, который изо всех сил борется за жизнь.

– Привет,- произнес я.- Что-то случилось?

На протяжении этого повествования я несколько раз описывал хриплый, горький смех, каким смеялись разные люди, но смех единокровной старушенции в ответ на мой вопрос горечью и хрипотой превзошел все.

– Случилось? – прорвало ее наконец.- Ты еще спрашиваешь? Я с ума схожу. Кошку уже вернули?

– Билли Грэхем полностью контролирует ситуацию.

– Иными словами, еще и не приступал к делу.

– Он отнес кошку и вернулся. Но, к несчастью, она последовала за ним. Во всяком случае, так он утверждает. Как бы там ни было, он вернулся сюда в сопровождении кошки, но потом унес ее в обратном направлении. Вероятно, в этот самый момент он выпускает животное в заданной точке. Но из-за чего такой шум?

– Я скажу тебе, из-за чего шум. Если немедленно – или даже еще быстрее- кошку не вернуть на место, мне грозит неминуемая катастрофа, а Тому- самый тяжелый приступ несварения с тех пор, как он съел тогда целого омара в клубе. И во всем виновата я одна.

– Вы сказали, что виноваты?

– Да. А что?

– Просто хотел удостовериться, что не ослышался.

Я так привык, что во всех бедах винят меня, что слова тети Далии меня глубоко взволновали. Нечасто найдется тетя, готовая взять вину на себя, когда в ее распоряжении есть племянник, на которого можно все свалить. Племянники для того и существуют, таково всеобщее мнение. Дрогнувшим голосом я задал следующий вопрос:

– А что, собственно, стряслось?

Тетки как класс обычно не умеют слушать. Вот и тетя Далия не услышала моего вопроса, а принялась читать мне лекцию о положении в родной стране.

– Я скажу тебе, что неладно в современной Англии, Берти. Развелось слишком много людей, у которых имеется угрызения совести, высокие принципы и всякая такая чепуха. Стоит пальцем шевельнуть, и они тут же вцепятся вам в загривок, потому что вы, видите ли, оскорбили их моральные принципы. Казалось бы, такой человек, как Джимми Брискоу, должен широко смотреть на вещи, но не тут-то было! Надулся, напыжился, ну прямо епископ Кентерберийский. Ты, наверное, думаешь, что во всем виноват его братец-викарий, но я с этим не согласна. Брата можно извинить, у него профессия такая, он обязан проявлять щепетильность. Но Джимми! Просто смешал меня с грязью, как будто я сделала что-то ужасное, застрелила лису в нарушение охотничьих правил [ …застрелила лису. - На традиционной английской охоте на лис их убивают исключительно ударами хлыста.] или еще что-нибудь в этом роде. Но ведь я не ради себя старалась. Мною двигала одна доброта, я же видела, как близко он принимает к сердцу интересы церковного органа и как его гнетет забота. Черт побери, святой Франциск Ассизский сделал бы то же самое на моем месте, и все бы пришли в восторг, какой он замечательный парень, и говорили бы, как жаль, что мало таких, как он, а Джимми, напротив, принялся…

Мне стало ясно, что если этот словесный поток не остановить твердой рукой, он будет извергаться бесконечно.

– Прошу меня простить, престарелая родственница,- сказал я.- Вам, наверное, покажется, что я чего-то недопонимаю, но, на мой взгляд, вы бредите. Ваши слова похожи на треск тернового хвороста под котлом [ …треск тернового хвороста под котлом. - Книга Екклисиаста, гл. 7, 6: «Потому что смех глупых то же, что треск тернового хвороста под котлом».], по известному выражению. О чем, черт побери, вы толкуете?

– Ты что, не слушал меня?

– Слушал, но даже на милю с четвертью не приблизился к сути.

– О, Господи, я и забыла, что ты понимаешь только односложные слова… Если говорить простым языком, доступным даже тебе, случилось вот что. У меня был разговор с викарием, и он посетовал, каким тяжелым камнем лежит у него на душе забота о церковном органе, который уже при последнем издыхании, а заплатить ветеринару нечем. Он недавно получил от Джимми солидную сумму на починку церковной крыши, и если снова обратиться к нему с просьбой о деньгах, беды не оберешься, так он сказал. И что делать, черт побери, он ума не приложит.

Ты знаешь свою тетку, Берти. Сердце у меня мягкое, как масло, я всегда стараюсь рассыпать маленькие благодеяния на своем пути. Вот я и сказала викарию, что если он хочет без особых хлопот заработать немного денег, то пусть во время скачек поставит все до последнего гроша на лошадь Джимми по кличке Симла. И рассказала ему о кошке, чтобы он не сомневался, что дело – верняк.

– Но…

– Заткни глотку носком и слушай. Не можешь помолчать хотя бы полсекунды? Знаю, что ты хочешь сказать – ты отослал кошку назад. Но в тот момент я об этом еще не знала. Так вот, я все ему выложила, ничего не опасаясь, думая лишь о том, как он обрадуется своему счастью. Мне следовало бы знать, что священники по роду своей деятельности обязаны быть совестливыми, но тогда мне это не пришло в голову. Одним словом, он пошел к Джимми и все ему разболтал, и Джимми взбеленился. «Верните кошку хозяевам»,- потребовал он и прибавил еще много всякой ерунды про то, как он изумлен и потрясен. Это бы еще ничего, пусть бы выложил все, что обо мне думает, и тем ограничился, так нет же. Он пригрозил, что, если кошку в течение ближайшего часа не возвратят Куку, он снимет Симлу с соревнований. Да, сэр, так и сказал, Симла не выйдет на старт, а, значит, прогорели все мои денежки, которые я поставила на эту лошадь.

– Но…

– Ну да, знаю, ты мне сказал, что отошлешь кошку назад, но я не была до конца уверена. А вдруг ты, взвесив все, сообразишь, от какого выгодного дела отказываешься, и передумаешь.

Я понял, о чем она толкует. Любой племянник, алчущий злата и не скованный, в противоположность Вустеру, честным, спортивным духом, именно так бы и поступил. Неудивительно, что она разволновалась. Я был рад ее успокоить.

– Все в полном порядке, родоначальница,- сказал я,- Билли Грэхем на пути к Кукляндии и, скорее всего, уже добрался до места.

– В комплекте с кошкой?

– С кошкой.

– И можно не беспокоиться?

– Во всяком случае, Симлу на старт выпустят.

– С моей души свалился груз, но невозможно без горечи думать о том, что я поставила не на верняк.

– Впредь послужит вам уроком, как портить лошадь перед скачками.

– Да, но это слабое утешение.

Наша беседа продолжалась еще некоторое время, так как тетки, завладев телефонной трубкой, неохотно с ней расстаются, но в конце концов трубка была положена, я перевел дух, открыл книгу «Дни нарциссов» и стал ее листать.

Содержимое ее оказалось еще менее пригодным для человеческого употребления, чем я ожидал. Чтобы сдержать подступившую тошноту, я отвернулся и увидел, как в этот момент в комнату из кухни входит Герберт Грэхем собственной персоной.

От неожиданности я прикусил язык. По моим представлениям, он должен был находиться в Эгсфорд-Корте, и его внезапное появление так ошеломило меня, что я не обратил внимания на боль.

– Боже праведный! – возгласил я, если это слово здесь уместно.

– Сэр?

– Вы что, еще не ушли? За это время вы давно должны были бы обернуться.

– Совершенно справедливо, сэр, но нечто помешало мне отправиться в путь немедля, как я предполагал.

– Что же это? Вам в банке слишком долго отсчитывали деньги?

Сказано зло, но, мой взгляд, справедливо. Однако мой сарказм пропал впустую, он и бровью не повел.

– Нет, сэр,- ответил он,- я держу деньги в банке Брид-мута-он-Си, и он уже давно закрылся. А происшествие, задержавшее меня, случилось здесь, в этой самой комнате. Я зашел на кухню, чтобы взять кошку, я оставил ее там в корзинке, как вдруг слышу, из комнаты доносятся какие-то звуки. А поскольку вас не было дома, я решил войти и проверить, не забрался ли грабитель. Вижу, на полу лежит человеческое тело, завернутое в скатерть. Я развернул ее и внутри обнаружил мистера Кука с картиной на шее, бормотавшего нечто несусветное.

Он замолчал, но я решил не вводить его в курс дела. С такими людьми, как Грэхем, лучше не откровенничать.

– Завернутый в скатерть, вот как? – переспросил я небрежно.- Впрочем, думаю, субъектов вроде Кука рано или поздно обязательно завертывают в скатерть.

– Это зрелище произвело на меня глубокое впечатление.

– Не сомневаюсь. Подобные зрелища действительно могут привести в ужас. Но вы быстро оправились, не правда ли?

– Нет, сэр, не оправился, и объясню почему. Главным образом из-за выражений, которые использовал мистер Кук. Как я уже сказал, он изъяснялся в крайне несдержанной манере, и с моей стороны было бы безумием идти в Эгсфорд-Корт, рискуя попасться ему на глаза, когда он столь опасен. Я женатый человек, у меня семья. Так что если хотите, чтобы кошка вернулась на прежнее местожительство, вам придется искать другого исполнителя или же сбегать в Корт самому.

Я стоял в гостиной в Мейден-Эгсфорде, графство Сомерсет, и в совершенном недоумении молча смотрел на него. А он преспокойно удалился.

Я все еще не мог оторвать взгляда от того места, где минуту назад стоял Герберт Грэхем, и проклинал себя за то, что отпустил Дживса на сторону, позволил ему попусту убивать время в веселом обществе теток, тогда как я должен был предвидеть, что мне в любой момент могут понадобиться его совет и моральная поддержка, и до меня не сразу дошло, что звонит телефон.

Как я и ожидал, звонила сестра моего покойного отца Далия. Она уже успела поговорить с Билли Грэхемом, и знала, что дела плохи. Она выразительно высказалась в его адрес, обозвав двурушником, который нагло отказался выполнять свои священные обязанности.

– Он наплел какую-то невероятную историю о том, будто нашел Кука в твоем доме с картиной на шее и завернутым в скатерть, и побоялся на него наткнуться. Бред какой-то.

– Нет, это истинная правда.

– Ты хочешь сказать, что у Кука и в самом деле была картина на шее, а сам он был завернут в скатерть?

– Да.

– И каким же образом он оказался в таком положении?

– Мы слегка повздорили, а потом все и произошло. Она нервно фыркнула.

– Иными словами, малодушное бегство Грэхема на твоей совести?

– В некотором роде, да. Позвольте мне вкратце описать произошедшее,- сказал я и приступил к рассказу. Когда, выслушав меня, тетя Далия заговорила, голос ее звучал почти спокойно.

– Мне следовало бы знать, что, если есть хотя бы малейшая возможность провалить деликатные переговоры, ты ею непременно воспользуешься. Что ж, раз по твоей милости Грэхем так подвел нас, тебе придется занять его место.

Я ожидал этого. Напомню, Грэхем и сам выдвинул такое предложение. Я был намерен пресечь в корне всякие поползновения подобного рода.

– Нет! – воскликнул я.

– Ты сказал «нет»?

– Да, тысячу раз нет.

– Трусишь?

– Мне не стыдно в этом признаться.

– Тебе вообще ни в чем не стыдно признаваться. Где твоя гордость? Ты забыл о своих славных предках? Во времена Крестовых походов жил Вустер, который один выиграл бы битву при Яффе, если бы не свалился с лошади.

– Позвольте заметить…

– Или Вустер времен войны на Пиренейском полуострове. Веллингтон всегда повторял, что у него не было лучшего шпиона.

– Вполне возможно. И тем не менее…

– Тебе не хочется быть достойным этих выдающихся людей?

– Нет, если для этого требуется снова повстречаться с Куком.

– Что ж, не хочешь- не надо. Бедный старина Том, какие страдания его ждут. Кстати, о Томе, сегодня утром я получила от него письмо. Оно полно восторгов по поводу восхитительного обеда, который им подал Анатоль накануне вечером. Он просто пел ему дифирамбы. Дам тебе почитать. Анатоль достиг той исключительной степени совершенства, до которой порой поднимаются французские повара. Том приписал в постскриптуме: «Какое удовольствие получил бы дорогой Берти от такого обеда».

Я проницателен, и от меня не ускользнула угроза, скрытая в ее словах. Она перешла от кнута к прянику или, скорее, наоборот, и вежливо давала понять, что, если я ослушаюсь, она применит ко мне санкции и отлучит меня от кулинарных шедевров Анатоля.

И я принял судьбоносное решение.

– Ни слова больше, моя старая плоть и кровь,- сказал я.- Я отнесу кошку в Эгсфорд-Корт. И если Кук выскочит из-за угла и разорвет меня на сотню клочков, что с того? Всего-навсего еще одна могила среди холмов. Что вы сказали?

– Ничего, просто «Мой герой»,- проговорила престарелая родственница.