В 1917 году я встретился с одним работником разведки, англичанином, совершившим за время своей шпионской деятельности крупные подвиги. Насколько мне позволяет память, я привожу собственные слова разведчика.

— Меня послали в Брюссель для того, чтобы по возможности узнать расположение германских подкреплений, переброшенных с Восточного фронта. Выполнив задание, я возвращался к своим.

Денег у меня было много, но мучил вопрос о документах и надежном проводнике до голландской границы. Однако больше всего меня беспокоило то, что в тот же день я встретил знавшего меня сотрудника немецкой контрразведки.

С наступлением вечера я пошел в один дом, который находился по соседству с городским базаром и где меня очень гостеприимно приняли.

— Останьтесь ночевать, а на рассвете я постараюсь, чтобы вы встретились с вашим проводником,— сказала хозяйка.— Кроме вас есть еще трое. Проводник Габриелла возьмет вас четвертым.

Утром меня разбудили. Выслушав предупреждения и пожелания моего друга, я выскользнул из двери и зашагал по темным улицам Брюсселя.

Не хватало десяти минут до назначенного часа; когда я пришел к церкви и укрылся в нише, где ожидал своего проводника, держась все время настороже.

Много мыслей мелькало у меня в голове. Правильно ли я поступил? Не следовало ли мне попытаться добраться до границы собственными силами? Не попал ли я в ловушку? Сомнения роились в моем мозгу, сменяя друг друга в эти минуты напряженного ожидания.

Я увидел приближающуюся ко мне группу из четырех человек. Один из них был закутан в плащ с капором. По одежде я узнал, что это проводник Габриелла Пети.

Я пошел к ним и, как было условлено, обратился к девушке с паролем: «Я готов. За мою страну». Потом последовал ожидаемый ответ: «Мы посмотрим».

Это был надежный проводник — героическая французская девушка Габриелла.

— Наконец и вы. О том, что вы здесь, я узнала лишь в одиннадцатом часу и беспокоилась, смогу ли я вам достать необходимые документы. У остальных трех бумаги в порядке. Разрешите представить вам: капитан Б. и сержант Г. из бельгийского летучего отряда и рядовой Н. из вашей же британской армии.

Шепотом мы приветствовали друг друга.

— Документы капитана и сержанта в порядке, как вы можете судить по их одежде; это два простых бельгийских рабочих, которые жили до войны постоянно в Голландии и теперь, закончив свои работы для фирм, которые их послали, возвращаются в Роттердам. Вы будете моим братом. Я буду выступать при всех переговорах, и, если вам зададут вопросы по-французски, я могу рассчитывать на вашу осторожность. Надеюсь, что вы будете на высоте. С ря-овым Н. дело обстоит хуже. В документах он значится голландцем, хотя знает только свой родной язык. Будем надеяться, что его не будут допрашивать по-голландски.

До Малина и окрестностей Антверпена никто не окликал нас. Дальше нас у каждого города останавливал и опрашивал немецкий военный караул. Мы беспрестанно говорили и шутили, пока не дошли до песчаных равнин и малорослого соснового леса в районе пограничной заставы Кампенгут.

— Начиная с этого места,— сказала Габриелла,— будьте начеку. Эта местность кишит немецкими шпионами. После этой заставы нам придется подвергнуться суровому осмотру на границе. Мы лишь вступаем в полосу опасностей.

На заставе еще раз пересмотрели наши документы и опросили, причем с объяснением выступала главным образом Габриелла. В этом был ряд преимуществ. Она была восхитительна от головы до изящных ножек.

Интересная девушка ловко дурачила немецких солдат. Она находила шутку для одного, улыбку для другого. Бросала быструю и живую реплику, когда ее допрашивали по-французски. Если же допрашивающий не говорил на ее языке, она отвечала миловидной улыбкой. Свою роль она исполняла превосходно.

После проверки документов мы направились дальше. Но не успели пройти и полмили, как наткнулись на хорошо знакомый немецкий флаг и рогатку, преграждающую путь.

Один немец поднял заслон, а другой пристально посмотрел на нас. Когда позади нас заслон опустился, второй немец присоединился к нашей группе. Мы дошли до деревянных бараков, откуда вышел унтер-офицер и снова проверил наши документы.

Унтер-офицер стоял у телефона.

— Это он говорит с Брюсселем относительно нас,— сказала Габриелла. В этой контрольной будке всегда так делают, если что-то не в порядке...—И она улыбнулась и сделала предупредительный жест.

Спустя долгое время унтер-офицер вышел, вернул нам бумаги и поднял заслон. Со вздохом облегчения мы продолжали свой путь по пустынной песчаной и разрытой дороге, которая шла параллельно границе.

Когда мы приблизились к маленькому лесу, нас окликнул немец. У Габриеллы вырвался легкий крик.

Это был «германский военный» — так называли в оккупированной Бельгии и Франции зловещих агентов немецкой тайной полиции.

Вызывающе подмигивая, он подошел к нам и, обращаясь к Габриелле на французском языке, сказал:

— В чем дело, мадемуазель? Вот уже месяцы, как я вас жду. До сих пор не удавалось вас поймать.

Я боюсь, что придется вас всех задержать, хотя у вас и имеются документы. Мы недавно узнали, что многие из этих так называемых документов поддельные. Так как здесь никого нет, то я позову на помощь.— И быстрым движением руки он дернул за цепочку, на которой висел свисток.

Однако он не успел воспользоваться свистком. Бельгийский сержант, вскочив, как кобра, вонзил ему в грудь нож. Охваченные ужасом, мы стояли, смертельно бледные и безмолвные, ошарашенные внезапным драматическим оборотом событий.

Габриелла первой пришла в себя.

— Скорей, скорей,— говорила она, волнуясь.— Потащим его в эту канаву. А не то нагрянет караульный и нас тут же всех расстреляют.

Из-за маленького холмика, заросшего мелкой сосной, мы видели линию фронта, которая тянулась милями в этой бесплодной области.

Невдалеке показались двое часовых.

— Поторопитесь ради бога,— сказала Габриелла.— Я их задержу. Подойдите ко мне, как только освободитесь.

Когда она бросилась по направлению к часовым, мы вчетвером подняли труп и положили его в канаву, наскоро посыпав свежим песком пятна крови на земле и покрыв тело убитого немца кустарником, который мы рвали с неистовой силой.

Подавляя волнение, мы вышли из дренажной трубы на равнину. Это было как раз вовремя. Габриелла разговаривала с двумя часовыми, которые объяснялись на ломаном французском языке.

Она, очевидно, хорошо сыграла свою роль, так как оба часовых нам улыбнулись. К нашему облегчению, они ушли вместе с Габриеллой вперед.

Теперь мы находились на последнем этапе своего продвижения к голландской границе. Это был оккупированный немцами Эсхен с его довоенной бельгийской таможней.

По ту сторону линии развевался голландский флаг и стояли двое голландских пограничников.

Мы были уже почти на свободе.

Немецкий офицер задал нам ряд вопросов. Он, по-видимому, не был удовлетворен нашими ответами, как будто был в замешательстве, и продолжал смотреть на Габриеллу.

— Скажите,— обратился он к ней по-французски,— встретили ли вы одного немецкого полицейского офицера между этим местом и предыдущей контрольной будкой?

— Да,— ответила она, не задумываясь, и дала описание убитого человека.

— Он мне говорил о подозрительных девушках и сообщил по телефону, что тут имеется молодая француженка. .

— Но ведь,— отпарировала Габриелла с обворожительной улыбкой,— вы теперь видите, что все его сомнения напрасны!

После некоторых формальностей мы перешли границу и очутились, таким образом, на свободе.

Так в первый и в последний раз я встретил Габриеллу Пети.

Девять месяцев спустя немцы расстреляли ее около Брюсселя.