Немецкий полковник Форбек был изобретательный военачальник, глубокий знаток партизанской войны и очень искусный тактик. Он имел обширные познания, в области местных народов и наречий Африки и знал районы, покрытые кустарником и болотами, не хуже местных уроженцев. Имея около 300 белокожих офицеров и 12 000 черных кадровых солдат, оказывал сопротивление 150 британским генералам, командовавшим трехсоттысячным войском, в течение всей Восточно-африканской кампании.
Наши наступающие колонны особенно жестоко терпели от внезапных атак, которые были опасны тем, что производились из-за естественных укрытий.
Немцы широко использовали туземцев как шпионов. Сведения о нашем расположении передавались с помощью условных знаков, подаваемых с верхушек деревьев и холмов, или с помощью дымовых сигналов.
Шпионаж принял угрожающие размеры. Мы предупредили население, что шпионаж в ущерб нашим войскам, если он будет доказан, карается смертью. Много местных уроженцев было захвачено на месте преступ-ения нашей контрразведкой и местными черными разведчиками. Один араб, помню, причинил нам особенно много хлопот, но в конце концов наша контрразведка поймала и его.
В распоряжении Форбека находился цеппелин «Кенигсберг», спрятанный позади запруды в реке Руфиджи. Англичане выследили его и решили уничтожить. Это было поручено монитору «Северн». Замаскированный под плавучий остров, он поплыл по течению и 6 июля 1915 года, стреляя прямой наводкой, уничтожил цеппелин.
С тех пор, хотя немцы и были отрезаны от внешнего мира, смертельная игра в прятки между обеими борющимися сторонами продолжалась. Имея продовольствие и военное снаряжение, Форбек мог бы сопротивляться год.
Дерзость Форбека дошла до того, что он прорвался на португальскую территорию, которая к тому времени уже стала нашим союзником, и захватил там большие запасы оружия, продовольствия, снаряжения, что дало ему возможность возобновить против нас борьбу с удвоенной энергией.
Радиостанции нашего адмиралтейства перехватывали отчаянные вопли. «Где вы, Форбек? Где вы?» — спрашивал беспрестанно Берлин. Мы систематически перехватывали также ответы окруженного командира. Его радиограммы гласили: «Пришлите помощь, медикаменты, боеприпасы, положение серьезное».
Нашей разведке предстояло узнать, каким путем неприятель собирается послать эту помощь. Мы установили прочную блокаду, нигде не было ни одного немецкого подводного судна, кроме интернированных или же тех, которые беспомощно стояли позади своих собственных минных полей.
Возможность доставки помощи по морю была исключена. Таким образом, помощь могла прийти только по воздуху.
В это время было получено распоряжение выделить двух агентов английской контрразведки для одного чрезвычайно важного и совершенно секретного дела. Начальство направило в Париж меня, где я встретился с одним коллегой по имени Мортимер. Я его хорошо знал как сержанта Мортимера, и мы часто вступали в контакт друг с другом, когда работали в фронтовых районах.
Никто из нас не знал точно, в чем заключалось дело. Только было известно, что дело в высшей степени важное и довольно опасное. Мы пробыли несколько дней в Париже в ожидании инструкций, которые наконец были переданы нам в гостиницу по телефону. Нам было приказано встретить в 7 часов вечера того же дня около Лионского вокзала майора X., одетого в форму.
Мы оба приехали к назначенному часу. В огромном автомобиле нас ожидал майор, один французский и один итальянский офицеры и шофер, французский солдат.
— Где место нашего назначения, майор? — спросил я.
— Вы едете в Италию, потом куда-нибудь еще.— И он улыбнулся.— Лично, Вудхол, я не думаю, что вы годитесь для этого дела. Вы хороший малый, но вам не хватает некоторых качеств.
Я посмотрел на них. Все они улыбались. Я не имел никакого понятия о значении их слов и тоже улыбнулся.
После некоторых дополнительных распоряжений майор посмотрел на свои часы и, бросив веселое слово поощрения, пожал нам руки, попрощался, и автомобиль уехал.
Я не буду останавливаться на этом путешествии. В Понтарлье на франко-итальянской границе мы простились с нашим проводником, офицером французской контрразведки, который помог нам перейти французскую военную зону.
Как только мы вступили на итальянскую территорию, наш итальянский проводник, капитан Спинелло, стал гораздо общительнее.
— Я вас поведу на свидание к одному офицеру вашей контрразведки в Турине. От него вы получите распоряжения и инструкции, но я могу вам сказать уже теперь, что дело это опасное.
— Хорошо, расскажите,— попросил Мортимер.— Я не возражаю, Вудхол тоже не возражает. В чем дело?
— Один из вас,— сказал итальянский офицер,— не знаю, кто именно, будет в штатской одежде спущен позади австрийских линий на парашюте. Потом вы поедете в Вену наиболее удобным для вас способом.
Излишне говорить, что денег у вас будет достаточно. Существует только опасность, что вас могут разоблачить ввиду незнания вами языка. В остальном — все в порядке.
— Хорошо,— сказал я.— Но какова наша конечная задача?
— В Вене вы остановитесь в гостинице и будете ждать курьера. Вы его узнаете по условному знаку и по паролю. Он вам передаст информацию. Это сотрудник американской разведки. Он работал для союзной разведки в Болгарии, с которой, как вы знаете, Америка не воюет. Американский агент выдает себя за болгарского купца, так как прекрасно говорит по-болгарски. Он будет иметь при себе соответствующие документы, так что его присутствие в Вене не вызовет подозрения. Тот из вас, которого выбросят на австрийской территории, будет снабжен поддельными документами; он будет австрийским подданным и также торговцем. Ваша задача будет заключаться в том, чтобы вернуться с устными сведениями о том, строят ли немцы цеппелин на болгарской территории. Если возможно, нужно будет указать назначение цеппелина, характеристику его грузоподъемности и результаты летных испытаний.
Вечером следующего дня я попрощался с Мортимером в Турине и вернулся поездом в Париж. Я не думал, что еще раз увижу когда-нибудь своего товарища, но я его увидел в Гавре. Увы, это было последним свиданием, так как он вернулся в Англию, взял свои документы, поехал на фронт и был убит в сражении примерно за неделю до заключения перемирия. Он мне рассказал конец этой истории.
После того как он остался один, его привели на итальянский аэродром, переодели штатским и на рассвете выбросили на парашюте позади австрийских линий.
Ему повезло. Он попал в уединенную местность, и его смелая посадка на неприятельской земле прошла незамеченной. Спрятав парашют под густыми кустами, Мортимер привел себя в порядок и направился к ближайшей большой дороге. К 8 часам утра он добрался до конечной станции местной железной дороги и благополучно приехал в Вену.
В столице Австро-Венгрии Мортимер заехал в условленную гостиницу, снял номер и стал ждать визита агента союзной контрразведки. Выполняя инструкцию, он занес в книгу приезжих гостиницы условленное имя и определенное число точек, в таком виде: ..Борис Стражинский.. Четыре точки на одной горизонтальной линии служили сигналом о том, что он приехал.
Вечером того же дня австрийская полиция посетила гостиницу и захотела поговорить с ним в вестибюле. Мортимер думал, что его разоблачили. Но опасения его были рассеяны после того, как он убедился, что поддельные бумаги и объяснения на чистом немецком языке не вызвали никаких подозрений.
Поздно вечером постучали к нему в дверь. Он ответил по-немецки: «войдите». В комнату вошел человек и тихо закрыл за собой дверь. Мортимер несколько насторожился. Это могло быть ловушкой, которую ему расставила австрийская разведка. Он молчал.
Гость заговорил первым:
— Вы — 325 Г, и вы приехали из Турина.
Вот этой таинственной фразы, произнесенной на немецком языке, он и ждал. Несколько колеблясь, Мортимер ответил ему тоже по-немецки:
— Я не понимаю.
Если теперь гость ответит по-немецки, то это будет доказательством того, что он агент неприятельской разведки. Но сомнения Мортимера рассеялись. Союзный разведчик знал свою реплику, так как ответил на чистом английском языке:
— Все в порядке.
Собеседники пожали друг другу руки. Они тихо разговаривали в течение двух часов, в безмолвии маленькой комнаты венской гостиницы, так как Мортимер должен был затвердить наизусть все важные сообщения.
Благодаря стараниям и влиянию нового знакомого американца, который, по-видимому, имел связи в официальном мире, Мортимер скоро смог уехать из Вены в нейтральную Швейцарию и оттуда во Францию. В Париже он доложил своему начальству из союзной контрразведки о результатах секретной миссии в Вене.
Наш болгарский агент сообщил, что немцы построили суперцеппелин Л-57 в Фридрихсхафене, но что в целях сохранения тайны цеппелин, разобранный на части, будет отправлен в Болгарию, где будет собран и пройдет испытания.
Это было в самом начале 1917 года. Этот дирижабль по своей мощности, прочности, и скорости целиком оправдал ожидания экспертов. Но во время последнего испытания при сильном ветре он в последнюю минуту попал в сильный шквал и грохнулся о землю как раз в тот момент, когда маневрировал, чтобы зацепиться за причальную мачту.
Тогда никто как будто бы не знал о постройке цеппелина и о его назначении, так как немцы сожгли все обломки разбитого цеппелина.
Цеппелин был построен для того, чтобы оказать помощь войскам Форбека, окруженным в Восточной Африке. Второй суперцеппелин, постройка которого также хранилась в строжайшей тайне, был изготовлен в Стакене около Берлина и с большим успехом совершил пробные полеты по ущельям и горным долинам Малой Азии.
16 ноября 1917 года на рассвете суперцеппелин Л-59 под начальством командира Бокгольта вылетел из Болгарии, чтобы оказать помощь Форбеку.
Цеппелин имел пять моторов, шел со скоростью 60 миль в час и нес груз в 50 тонн. Он имел на борту около 15 000 килограммов снаряжения, винтовок, ножей для джунглей, радиоаппаратов, 6 тонн медикаментов, 25 тонн бензина, 50 пулеметов.
Корабль летел над Адриатическим морем, над Средиземным морем и Ливийской пустыней в Северной Африке, потом над долиной Нила и достиг Судана.
Прилетев в горы германской Восточной Африки, он должен был приземлиться в Маконде. Для этого один человек из экипажа должен был с парашютом прыгнуть на землю, получить причальную веревку, которую ему должны были сбросить, и помочь цеппелину спуститься на землю в подходящем месте. Неустрашимый Бокгольт крейсеровал несколько часов, но не получил никакого сигнала. А в это время Форбек ворвался в португальскую Восточную Африку, не зная, что долгожданная помощь наконец пришла.
Таковы случайности войны! Командир цеппелина был в затруднении. Приземлиться и искать Форбека в густом непроходимом лесу, в джунглях и кустарниках, не зная местности и без всякой информации, значило идти на верную гибель.
Но в это время цеппелин получил из Берлина радиограмму, в которой ему было приказано вернуться, так как Форбек окружен и надежды на его спасение потеряны. Оставалось только выполнить приказ, что и было сделано. Этот полет был одним из крупнейших достижений военной техники.
Я подхожу к самой драматической части своего рассказа. Радиограмма, полученная дирижаблем, была подлинной. Но этому предшествовал ряд событий. Британцы видели, как цеппелин летел высоко в 15 милях к югу от Хартума, и были начеку. Еще раз вмешались разведка и радио. Наша разведка, точно зная расположение войск Форбека, отправила в Берлин «липовую» радиограмму, которая будто бы исходила от Форбека и в которой сообщалось, что его положение безнадежно и что помощь запоздала. Берлин принял ее за чистую монету и приказал смелому командиру цеппелина вернуться.
Немцы не знали, что союзной контрразведке известны их шифры, что мы были в курсе всех немецких радиограмм.
* * *
Из немецких источников известно число лиц, осужденных во время войны в Германии за шпионаж. Этот список является в высшей степени характерным: 235 немцев, из них 56 эльзасцев; 46 французов; 31 голландец; 25 швейцарцев; 22 русских; 20 бельгийцев; 13 люксембуржцев; 5 датчан; 4 австрийца; 3 англичанина; 3 итальянца; 3 шведа; 1 перуанец.
Шпионаж производили в 170 случаях в пользу Франции, в 58 случаях в пользу Англии, в 55 случаях в пользу России, в 21 случае в пользу Бельгии и в 2 случаях в пользу Италии.
Осужденные немцы помогали главным образом Англии, эльзасцы все без исключения помогали Франции, голландцы — исключительно Англии, швейцарцы и люксембуржцы — Франции и России.
В значительном числе случаев разведчики работали под прикрытием немецкой военной формы. Это видно из того факта, что в течение первых трех лет войны было осуждено на смертную казнь за незаконное ношение формы в одном только Берлине 1785 человек.
Однако вернусь к описанию похождений Антуана Мортимера, ловкого, смелого и мужественного разведчика, о котором я уже говорил. Мортимер четыре раза пробирался в Германию, три раза в Австрию, два раза в Болгарию и один раз в Константинополь. Я не думаю, что еще какой-нибудь разведчик может похвастать таким рекордом.
Он пробрался в Германию в первые дни войны и раскрыл секрет Фоккера, голландского изобретателя. Фоккер изобрел приспособление для усовершенствования пулеметной стрельбы с самолетов. Благодаря этому неприятель в течение известного времени имел некоторое превосходство в воздушных боях. Однако после доклада, сделанного Мортимером союзной разведке, наши военные власти оказались на должной высоте и ответили немцам другим, может быть, еще лучшим изобретением.
Но с особенным блеском проявил себя Антуан Мортимер в августе 1918 года, за несколько месяцев до своей смерти.
Трудно поверить, что мой незабвенный друг прошел через все эти смелые и смертельно опасные приключения один, без посторонней помощи и единственно для того, чтобы в конце концов найти смерть от случайной пули.
Однако я считаю, что все это в порядке вещей. Такова была его судьба. В этой последней миссии Антуан Мортимер оказал союзникам такую услугу, которую вряд ли еще кто-нибудь из разведчиков оказывал своей стране за время войны.
Союзное командование знало, что в некоторых пунктах германского фронта не хватало резервов. Рассказы пленных и вычисления разведки указывали на сектор, расположенный напротив британской 4-й армии генерала Роулинсона. Но чтобы получить согласие союзного главнокомандующего Фоша на наступление, этот английский полководец должен был представить доказательства. Надо было срочно добыть факты, а для этой цели необходимо было послать в Германию дельного и храброго человека. Это специальное задание было поручено Мортимеру, так как чувствовалось, что он является одним из немногих людей, способных поехать в Германию и вернуться оттуда с определенным отчетом.
Для того чтобы в совершенстве справиться со своей задачей, Мортимер решил совершить свою очередную вылазку в неприятельский тыл в форме немецкого пехотинца.
Мортимер выбрал участок где-то около Морнальского леса. С наступлением сумерек он медленно пополз к германским линиям. Вытягиваясь во всю длину своего тела, он добрался до германских колючих проволочных заграждений. Здесь Мортимер лежал в ожидании какого-нибудь изолированного патруля или отряда, устанавливающего проволочные заграждения. Спокойно и методично, с помощью режущего предмета, который он с собою захватил, Антуан окружил себя земляным валом. В этом своеобразном окопе он лежал две ночи, но безрезультатно.
Мортимер видел, как солдаты неприятеля ползали неподалеку, и даже слышал, как они шептались между собой охрипшими голосами. Один приблизился к нему на расстояние почти пяти метров, но повернул и пополз в сторону.
Но на третью ночь безмолвие было нарушено. Вдруг на него упали ослепительные лучи немецкого прожектора. Почти в тот же момент разорвался крупный снаряд, и в окоп, где лежал Мортимер, свалился немец, который находился без сознания. Прожектор не угасал. Мортимер лежал, вытянувшись, как стрела. Он знал, что от выдержки зависит его жизнь. Еще одна секунда, и участь его решится. Если неприятель его заметит, то Мортимер получит пулеметную очередь. Но вот ослепительные лучи прожектора удалились, и снова стало темно. Мортимеру, несомненно, спасло жизнь то, что он из предосторожности вымазал себе лицо сажей. В противном случае его заметили бы.
Мортимер поволок своего пленника к британским окопам. Когда пленник пришел в себя, он дал сведения о своей воинской части, а также сообщил названия и численность других полков, расположенных по соседству с его полком. А это Мортимеру и нужно было узнать.
По росту и телосложению немец и англичанин были похожи друг на друга, но этим и ограничивалось их сходство. Мортимер был гладко выбрит и хорош собой. У немца же был плоский нос, крупные черты лица, он был бородат и безобразен. Мортимер снял с него германскую форму и протянул ему костюм хаки и пальто. Он отобрал у пленного все его бумаги, в том числе военную книжку и матрикул. Через некоторое время Мортимер стал неузнаваем. Он превратился в германского пехотинца.
Мортимер покинул убежище, попрощавшись с двумя солдатами, стоявшими в ту ночь в карауле.
Один из них так передал свои впечатления об этой звездной августовской ночи 1918 года:
«Я наблюдал, насколько позволяли глаза, как Мортимер полз в темноте. Потом я заметил как луч прожектора обошел вокруг смельчака и обнял его своим ярким сиянием. Я видел сигнал, который он подал немецким окопам. Затем стало очень темно, и я его потерял из виду. Во время войны я видел подвиги многих храбрецов, но никогда не присутствовал при более смелом и более хладнокровно совершенном подвиге. Для нас, которые наблюдали и которые знали, этот человек заигрывал со смертью».
После этого Мортимеру предстояло пробраться сквозь проволочные заграждения и по взрытой снарядами земле межокопной зоны прийти к одному пункту, расположенному на полмили дальше. От пленного немца он узнал, что в половине десятого какой-то полк, жестоко пострадавший после недавнего кровопролитного сражения, был сменен свежим батальоном. Благодаря темноте и общему смятению, вызванному сменой, переодетый англичанин прошел, не встретив препятствия. Кроме того, он узнал, что у немцев многие части перемешались из-за отсутствия постоянной организованной связи. Поэтому он решил рискнуть пробраться в тыл.
Следуя за толпой немецких солдат вдоль незаконченного, наскоро вырытого рва, он очутился на дороге, где собирался полк. Когда он стоял в темноте, к нему подошел офицер и спросил, почему он очутился в этом особом батальоне, тогда как принадлежит к другой части.
— Я оказался отрезанным во время сражения и вернулся в первый попавшийся укрепленный германский окоп,— ответил Мортимер.
Офицер спросил, как его зовут и в каком полку он служит, направляя ему прямо в лицо лучи переносного электрического фонаря. Мортимер на несколько секунд был ослеплен. Приказав Мортимеру, чтобы он доложил о прибытии своему унтер-офицеру, когда они придут к месту назначения, офицер ушел, и полк медленно двинулся в путь.
Незаметно Мортимер вышел из рядов и стал ждать на тихой и пустынной дороге, чтобы та часть, к которой он пристал, скрылась в темноте. Потом он быстро направился в деревню, где хотел остаться на ночь и выспаться.
В этом естественном стремлении его поощряло сознание того, что в одном маленьком кафе в 15 милях от нашего фронта он имел друзей. Его знакомыми были один француз и его дочь Мадлен.
Впрочем, он доверял своей германской форме и своему знанию немецкого языка и не опасался возбудить подозрение. К полуночи он нашел цель своего ночного путешествия и, подобравшись ползком к задней половине дома, слегка постучал в затворенную оконную ставню. В щели ставен появился свет, и мягкий голос осторожно спросил по-французски: «Кто стучит?»
Мортимер ответил тоже по-французски, произнеся пароль.
Осторожно, медленно и бесшумно перед ним открылась дверь, и через несколько секунд он очутился в доме друзей. Мортимер жадно прислушивался ко всякому слову, которое произносилось его собеседниками. Он узнал, что моральное состояние немецких войск в высшей степени низкое. Немцы пока еще храбро дерутся, но у них больше нет «воли выиграть войну». Беспрерывные успехи союзников вселяли в сердца немцев черное отчаяние. Пайки были скудные, укрепления по всему их фронту слабые.
Мортимер узнал, а это было еще важнее, что немцы получили распоряжение в случае усиленного натиска союзников отступить к Бапому, Перонну, Генту, к Сомме. Это было 6 августа 1918 года.
Мортимер знал, что если он будет арестован как разведчик, то немцы его расстреляют на месте. В те суровые дни положение было слишком критическим, чтобы пытать счастье.
Ему было ясно, что 2, 18 и 19-я германские армии готовы и ожидают наступления союзников, но их укрепления слабы. Он смешался с толпой солдат, которых держали в непосредственном местном резерве, и ото всех слышал одну и ту же меланхолическую жалобу: кому это нужно? Все наши «великие наступления» окончились неудачей. С марта мы сражаемся беспрерывно, но и теперь не ближе к Парижу, чем в 1914 году. Пайки малы, мы истощены от недоедания. Кому это нужно?
Мортимер не мог не заметить, что моральный дух этого некогда мощного военного организма сломлен. Разгром должен был скоро начаться.
Теперь разведчику пора было возвращаться. Несмотря на свою немецкую форму, он должен был принять все меры предосторожности. Малейший неверный шаг с его стороны стоил бы ему жизни. Но даже и в этом случае самое страшное для него было в том, что наша разведка будет лишена собранной им ценной информации.
Мортимер договорился с Мадлен о том, что она будет ждать у двери кафе с половины восьмого вечера до наступления ночи. Ему надо было пройти посреди улицы. Если на волосах у нее не будет никакой ленты, значит, все в порядке. Если же на ней будет красная лента, значит, угрожает опасность. Во втором случае он должен уйти и предоставить следующее свидание судьбе.
Идя по маленькой мощеной улице, Мортимер увидел Мадлен. Она стояла у дверей, разговаривая и смеясь с тремя немцами. В свою густую черную шевелюру она вплела красную ленту. Быстрый взгляд на пыльные мотоциклы и шинели солдат убедил Мортимера в том, что он видит работников германской тайной военной полиции. Они рассматривали бумаги всех немецких солдат, приезжавших и уезжавших из этой деревни. Но возвращаться было поздно. Надо было идти до конца.
Когда он поравнялся с этой тройкой солдат, один из них подошел к нему.
— Предъявите свои документы. Среди нас есть шпион, переодетый в форму отечества.
— Откуда вы знаете? — как бы невзначай спросил Мортимер.
— Капитан Гольц встретил прошлой ночью одного странного солдата и приказал ему доложить о себе, когда они вернутся в резерв. Но на перекличке этого солдата не оказалось. Это, может быть, какой-нибудь дезертир, но наша контрразведка не хочет рисковать, так как это может быть и шпион союзников.
Немец колебался одну минуту, подозрительно разглядывая Мортимера.
— Странно, что у вас номер этой особой дивизии. Кто ваш командир?
— Князь Рупрехт.
— Нет,— огрызнулся немец,— я имею в виду вашего полкового командира.
Мортимер назвал имя, которое он узнал от пленного.
— Но ведь он в резерве, почти в пяти милях отсюда. Что вы тут делаете, вдали от своей части? Пропуск у вас есть?
Английский разведчик смотрел через плечо солдат. Он увидел белое, искаженное ужасом лицо Мадлен. Она поняла, в каком опасном положении находится ее возлюбленный. Позади нее он мельком уловил измученное лицо ее отца. О чем они могли думать в этот критический момент? А Мортимер ни взглядом, ни движением не выдал своих чувств, не выдал того, что он с ними знаком. Возможно, что пришел его последний час. Одно мгновенье, и его расстреляют.
Старший, который допрашивал английского разведчика, послал одного из полицейских агентов просить капитана Гольца прийти немедленно в штаб, а другому поручил попытаться найти командира предполагаемого полка Мортимера.
— Я оставлю здесь машину и пойду с вами. Имеете ли вы при себе какое-нибудь оружие?
Германский полицейский агент основательно его обыскал. Он ничего не нашел при английском разведчике, кроме военной книжки, взятой у германского пленного. Книжка была отобрана.
— Если вы тот, который значится в этой книжке, дело будет в порядке. Если же нет, тем хуже для вас. Давай двигай! Нам нужно пройти около трех миль, а наступает уже вечер.
Мортимер живо сообразил.
— Разрешите мне пойти напиться. У меня страшная жажда.
— Нет.
— Попросите тогда эту француженку, чтобы она мне принесла попить.
— Нет.
— Идите к черту, а я пойду напиться,— и англичанин стремительно помчался в сторону кафе.
— Живо! — Мадлен протянула ему автоматический револьвер, который, как он знал, она спрятала в своей блузе. Это было сделано недостаточно проворно, так как не успел Мортимер сунуть оружие в карман, как немец набросился на него, приставив револьвер к груди.
— Еще одно движение, и я вас застрелю.
— Убейте меня, если хотите и когда вам угодно, но я напьюсь.
Немец опустил револьвер. Кто знает, возможно, он думал, что задержанный им человек будет пить последний раз в жизни. Он смягчился. Мадлен подала Мортимеру целый стакан белого вина, которое он выпил до последней капли и протянул стакан, чтобы ему налили еще. Но в это время немец вдруг рассердился, вырвал стакан и бросил его на пол.
— Пошли! — сказал он и грубо ткнул револьвер Мортимеру в пояс.
— Пошли!
— До свидания, мадемуазель! Мы еще увидимся.
Немец, очевидно, принял эту реплику за шутку или за браваду.
Во всяком случае, он не придал значения этому замечанию и лишь твердил:
— Пошли!
В тот момент, когда они уходили из кафе, вернулся агент, посланный для того, чтобы найти капитана Гольца. Капитан ждал в штабе. Скорей!
Было темно. Агент встал по правую сторону Мортимера. Так они безмолвно шли по дороге, ведущей Мортимера к его гибели.
Направо англичанин мог видеть верейские огни, которые светили со стороны фронта. Теперь или никогда! Еще немного, и будет слишком поздно. Мортимер был человеком действия.
С быстротою молнии он нанес рукояткой револьвера мастерский глухой удар конвоиру, который тут же свалился, перекувыркнулся, захрипел и затих.
Второй конвоир, опомнившись от неожиданности, выхватил револьвер из кобуры, но Мортимер повернулся и побежал по открытому полю по зигзагообразной линии.
Германский полицейский был, однако, упорен. Он стал преследовать Мортимера и открыл стрельбу. Англичанин решил, что лучше положить конец этому. Мортимер был искусным стрелком. Он повернулся к немцу лицом, прицелился, выстрелил, и преследователь повалился. Мортимер подошел к лежавшему и убедился, что немец мертв.
В самой гуще немецких войск можно было не опасаться разоблачения. Пристав к отряду, устанавливавшему проволочные заграждения, разведчик скоро очутился на открытом пространстве между немецкими и нашими линиями.
В то время немецкие солдаты часто перебегали на нашу сторону. Мы к этому стали привыкать. И поэтому, когда Мортимер «сдался», никто не обратил на это особого внимания.
«Перебежчика» отвезли на автомобиле под конвоем в генеральный штаб. Его скоро отпустили, и британская разведка не замедлила получить всю доставленную им информацию.
В то утро, на рассвете, британская 4-я армия пере-шла в наступление. В течение трех дней она все сметала на своем пути. Знаменитая линия Гинденбурга была преодолена. Фактически 8 августа начался полный разгром германской армии.
За свой замечательный доклад Мортимер получил личную благодарность от маршала Фоша, генерала Дугласа Хейга и генерала Роулинсона.
За неделю до перемирия этот отважный разведчик был убит шальной пулей.