Не все операции проходили так гладко. Случались бессонные ночи, когда никак не удавалось найти точку рандеву, когда зажженные у ватерлинии огни плевались и шипели целую вечность, но никто не откликался на их зов. Это были часы, когда глаза слипались от усталости, пока куттер бесплодно держался на месте встречи, часы, когда едва удавалось стерпеть тревогу, стужу и голод. Иногда происходили короткие, но бурные приступы волнения – когда при плохой видимости где-нибудь в середине Пролива «Кестрел» ожидала незапланированная встреча. Тогда два судна в замешательстве расходились друг с другом под град проклятий на английском и французском языках; в напитанный влагой воздух вскидывались рейковые паруса, а в расширяющемся пространстве между корпусами заметны были всплески от скидываемых в воду бочонков. «Кестрел» посылал вдогонку убегающим контрабандистам пару выстрелов из погонного орудия, чтобы укрепить тех в заблуждении, что тендер и впрямь является таможенником, за которого его приняли.

Был случай, когда им самим пришлось перевозить сомнительный груз. Гриффитс отправил две шлюпки вытралить со дна какие-то бочонки у Сент-Валери. Сам «Кестрел» лавировал у берега под искусным управлением Гриффитса. Сидя в одной из шлюпок, Дринкуотер то и дело уточнял свои координаты, работая с горизонтом квадранта, и держа в качестве берегового ориентира два шпиля и ветряную мельницу. Голос у него охрип от бесконечных команд другой шлюпке, а глаза слезились из-за необходимости следить за отмашкой Джессупа и тут же быстро фокусировать взгляд приборе. Шлюпкам пришлось несколько часов скрести по дну кошками, прежде чем цель была достигнута. Что именно было в тех бочонках, Дринкуотер в точности так никогда и не узнал. В ответ на его рапорт о выполнении поручения Гриффитс только улыбнулся. У Натаниэля промелькнула мысль, что это может быть обычный коньяк: почему бы Гриффитсу, человеку, пользующемуся таким доверием, не употребить толику оного себе во благо? В конечном счете, размышлял Дринкуотер, это в лучших традициях флота, и разве сам он не положил в карман несколько неузаконенных золотых, когда отбил в прошлую войну «Алгонкин»? Даже неплохо убедиться, что Гриффитсу ничто человеческое не чуждо, если не говорить о явном пристрастии к спиртному. Крепкие напитки всегда в изобилии имелись на «Кестреле», а капитан делал вид, будто не замечает этого, приговаривая, с лукавым блеском в глазах, что для моряка бутылка слаще, чем женщина.

- Согласись, парень, с бабой никогда не потолкуешь так, как с бутылкой. Бутылку пьешь ты, а женщины пьют тебя, не оставляя при этом приятного тепла внутри, - эта реплика заканчивалась тяжелым вздохом.

Дринкуотер улыбался. За полвека в море весь опыт бедняги Гриффитса по части женщин мог сводиться только к мимолетному общению со шлюхами. Лелея воспоминания о своей Элизабет, Натаниэль снисходительно относился к старому морскому волку. Но не отказался от коньяка, предложенного на следующий день после отхода от Сент-Валери.

Стоит отметить: Гриффитса, в отличие от прочей команды, не волновало появление на борту женщин, которых они снимали в числе прочих беглецов с французских рыбачьих шаланд. Жалкие группки женщин и детей, зачастую в оборванных нарядах, перебирающиеся в шлюпки через пропахшие рыбой планшири под ободряющие улыбки французов, неизменно нарушали царивший на куттере образцовый порядок. Гриффитс обращался с ними отчужденно, даже несколько презрительно, и явно радовался, когда избавлялся от своих пассажирок. Пока их обязанности заключались в этих рискованных рейдах и высадках на дальних берегах, Дринкуотер терпеливо осваивал тонкости новой службы. Он с головой погрузился в изучение высот приливов, расстояний, особенностей погодных условий. Но все-таки его воображение и любопытство просыпались при виде той смеси страха, ненависти и жадности, что читалась в глазах французских рыбаков, передававших им живой груз. «От нас, может, несет рыбой, - смеялся гигант Малуэн, отводя свой люггер, - зато от вас разит страхом…».

С течением времени, постепенно освоившийся Дринкуотер стал замечать кое-что, выходящее за рамки своей роли марионетки. Ему пришлось по иному взглянуть на казавшуюся бессмысленной рутиной возню с лунными фазами, меридианам, счислениями и интервалами, когда как-то раз Джессуп, лукаво подмигнув, указал лейтенанту на клетку с голубями. Не говоря ни слова, боцман продемонстрировал медный цилиндрик, привязанный к ноге одной из птиц.

- Ага, понятно, - протянул Дринкуотер, в равной степени обрадованный открытием и доверием Джессупа. Еще одно звено загадочной цепи вышло на свет, когда он заметил, как клетку спрятали в рыболовных сетях шаланды из Дьеппа.

Еще большее доверие выказал ему Гриффитс, когда холодным ясным декабрьским вечером их гичка подошла к уединенному причалу под замком Уолмер-Касл. Скрывавшиеся среди деревьев круглые каменные бастионы скрывали внутри более уютные постройки позднего времени. Лорд Дангарт ждал их в обществе двух незнакомцев, говоривших между собой на французском. Лорд пригласил моряков войти. Дринкуотер разложил на столе требуемые карты и отошел в сторону, в то время как Дангарт, Гриффитс и более шустрый из иностранцев склонились над ними.

Дринкуотер повернулся ко второму французу. Тот сидел, выпрямив спину, взгляд его, направленный словно в никуда, был напряжен, будто человек рассматривал не сидевшего перед ним Дринкуотера, а какой-то образ из своих воспоминаний. Взгляд этот заставил лейтенанта похолодеть. Он подавил приступ дрожи и отвернулся к окну в надежде отвлечься.

Падавший почти горизонтально свет зимнего предзакатного солнца очерчивал тень, поглощавшую близкие объекты: пушку на бастионе в форме лепестка, деревья, остатки рва и галечный берег. Зато море над Даунсом мерцало миллионами искр, и в этом ярком сиянии четко различима была каждая деталь кораблей. За темным корпусом и освещенным рангоутом «Кестрела» набирали ход несколько «индийцев», подставляя ветру марсели, а на рейде Дила застыли фрегат и линейный корабль третьего ранга. Целая туча мелких суденышек преодолевала встречный северный ветер, нагоняющий прилив в эстуарий Темзы. Острые пики рейковых парусов шаланд и яликов обозначали место, где морские труженики Дила выполняли свою законную, дневную работу. Далекия утесы французского берега виднелись на горизонте бледной полоской.

Зазвучавшие громче голоса заставили Дринкуотера очнуться. Трое за столом распрямились. Гриффитс, полуприкрыв глаза, качал головой. Иностранец настойчиво умолял о чем-то. Дринкуотер едва не рассмеялся, слыша похожие на кваканье звуки французской речи. Но атмосфера в комнате быстро охладила его веселье. Сидящий человек сохранял неподвижность.

Дангарт успокоил француза на его собственном языке, потом обернулся к Гриффитсу. Лейтенант по-прежнему качал головой, но строгий взгляд лорда заставил его замереть. Дринкуотер заметил проблеск прежнего Дево – не темпераментного первого лейтенанта, а человека энергичного и сконцентрированного. Гриффитс заколебался.

- Ладно, милорд, - буркнул он. – Но только с учетом, что я был против, и если не будет волнения.

- Вот и хорошо, - кивнул Дангарт и посмотрел в окно. – При ветре, заходящем к норд-осту, волнения не будет. Можете поднимать якорь сегодня же… Мистер Дринкуотер! Рад видеть вас снова, присоединяйтесь к нам, выпьем по стаканчику перед уходом. Мэдок, проследите, чтобы Дринкуотер мог отослать свою почту вместе с вашей, я, как обычно, отправлю ее беспошлинно. Месье, - повернулся Дангарт к французам, поясняя, что приготовления закончены, и Дринкуотер заметил проблеск оживления в лице сидящего француза – глаза последнего одобрительно блеснули. И на этот раз Натаниэль не смог удержать дрожи.

Ни вино, ни возможность написать Элизабет не смогли развеять его по возвращении на «Кестрел». Запоминающаяся картина моря, погруженный в тень замок, отчаянные мольбы француза, таинственная аура его товарища, и, превыше всего, неуверенность Гриффитса, сливались воедино, объединяясь с предчувствием, что счастье может изменить им.

Власти фанатиков во Франции наверняка прознали про «Кестрел», и рано или поздно ему предстоит столкнуться с врагом. Дринкуотер не нуждался в напоминаниях Гриффитса о том, что присутствие английского офицера на французском берегу является незаконным. На расспросы Натаниэля о судье своего предшественника, лейтенант только пожимал плечами:

- Он был неосторожен и пренебрегал элементарными мерами безопасности. Его убили вскоре после высадки.

Это тяжелое предчувствие Дринкуотеру так и не удалось стряхнуть, пока «Кестрел»» шел через Олдерни-рейс и оставлял с наветренной стороны высокие утесы мыса де ла Ог. Нос корабля разрезал воду, шипящую вдоль бортов, пока под устойчивым норд-остом куттер направлялся к зюйду. Через некоторое время с бакборта открылась бухта Вовиль, и ближе к ночи возможно стало различить приземистые очертания мысы Фламанвиль. Судя по тому, что Гриффитс не сходил с палубы, он разделял беспокойство подчиненного. Однажды он остановился на миг возле Дринкуотера, будто хотел заговорить. Но потом передумал и отошел. Дринкуотер мало что понял из разговора в Уолмере. Ему было известно только, что их сегодняшняя работа чревата особым риском, но какого рода эта опасность, он не имел представления.

Ночь выдалась безлунная, темная, воздух был холодный и чистый. Звезды сияли льдистым северным светом. Куттер находился сейчас на траверзе бухты Сиото, южная оконечность которой представлял мыс Пуант-дю-Розель, а за ним на шесть миль до Картерета простирался низкий, покрытый дюнами пляж. Именно на этой широкой полосе песка располагалась их точка рандеву: к зюйду от мелей Сюртенвилля и к норду от Роше-дю-Ри.

- На параллели Бобиньи, - уточнил Гриффитс, указывая на деревушку, лежавшую в миле за грядой дюн. – И будем молиться, чтобы не было волн.

Дринкуотер разделял его беспокойство. На западе простиралась вечно беспокойная Атлантика, чья мощь едва ли умерялась островами Пролива и окрестными рифами. Прибой должен были быть на пляже у Бобиньи практически неизбежно, обрушивая мощные валы на слежавшийся песок. Дринкуотер отчаянно уповал на то, что неделя, когда ветер держался с норда, сделает свое дело, и, умерив волны, сделает возможной высадку.

Натаниэль склонился над потайным фонарем. Последние песчинки перетекли из получасовой колбы, и он перевернул склянки, держа в руках грифель с расчетами. Судя по ним, они достигли цели.

- По расчетам, сэр, мы у сюртенвилльской банки, - доложил он Гриффитсу.

- Отлично, мы подойдем ближе к берегу. Всех наверх, будьте любезны.

- Есть, сэр.

Натаниэль повернулся.

- Мистер Дринкуотер… Проверьте шлюпки. После вашего отхода я спущу вторую гичку. И еще, мистер Дринкуотер…

- Сэр?

- Возьмите два заряженных мушкетона… - Гриффитс оставил фразу неоконченной.

Дринкуотер прохаживался взад-вперед по утоптанному влажному песку. В свете звезд полоска песка просматривалась и на юг, и на север. Волнистые очертания в глубине материка обозначали дюны, за которыми начиналась Франция. Здесь, в зоне, затапливаемой приливом, он находился на ничейной земле. Сзади лежала поджидающая гичка, дно которой лизали легкие волны. К счастью, прибоя не было.

- Прилив поднимается, сэр, - раздался голос Тригембо. В нем слышалось волнение. Его тоже обуревают предчувствия?

Дринкуотер подумал вдруг, что есть нечто неестественное, даже нелепое в том, что он стоит вот тут, на полоске французского берега посреди ночи, сам не зная ради чего. Чтобы успокоить застучавшее сердце он стал вспоминать про Элизабет. Она теперь спит, и даже не подозревает, где сейчас ее муж – замерзший, беспомощный, и не на шутку испуганный. Натаниэль посмотрел на матросов. Те сгрудились в кружок у шлюпки.

- Разойдитесь и успокойтесь, здесь слишком открыто для засады, - приведенный им довод позволил всем догадаться, что ему тоже не по себе. Люди молча повиновались. Глядя на их мрачные лица, Дринкуотер чувствовал, как у него самого начинает перехватывать дыхание, а ладони потеют.

Послышавшийся стук копыт и позвякивание сбруи вскоре стали громче и на юге можно стало различить смутные очертания движущегося объекта. Вдруг из темноты вынырнуло небольшое ландо, державшееся линии прибоя, смывающего следы колес. Неожиданность была взаимной. Испуганное ржание отпрянувших лошадей дополнилось возгласами матросов, бросившихся прочь с дороги.

Дринкуотер дернулся, заметив, как от удара копытом от планшира шлюпки отлетела щепка. Животное в ужасе переступало ногами, пытаясь освободиться. Подсобив ему с помощью лезвия своего тесака, Дринкуотер потянул поводья, разворачивая голову лошади прочь от гички.

Из ландо выпрыгнул человек.

- Êtes-vous anglais?

- Да, месье, но где вас, черт возьми, носило?

- Pardon?

- Сколько вас? Combien d'hommes?

- Trois hommes et une femme. Но я могу говорить по-английски.

- Садитесь в шлюпку. За вами гонятся?

- Oui, да… Другой человек, он… э… blessé – мужчина не мог найти английское слово.

- Ранен?

- Верно. Якобинцами из Картерета.

Дринкуотер утвердительно кивнул. Француз был молод и напуган до предела.

- Садитесь в шлюпку, - Натаниэль махнул в сторону матросов и отдал приказ. Из ландо появились еще две фигуры – мужчина и женщина. Они застыли в нерешительности.

- Шлюпка! Идите в шлюпку…

Французы заговорили, мужчина развернулся к открытой двери повозки. Раздражение вытеснило страх, и Дринкуотер, приказав двум матросам вытащить из экипажа раненого, стал подталкивать упирающегося француза к гичке.

- Lebateau, vite! Vite!

Он грубо сгреб женщину в охапку, удивившись ее легкости, и не обращая внимания на то, что та напряглась и забилась, протестуя против нежеланной фамильярности. Натаниэль, не обращая внимания, бесцеремонно закинул ее в шлюпку. От сопротивляющегося столь «рыцарскому» обращению тела до него донесся легкий аромат лаванды. Лейтенант обернулся к матросам, возящимся с раненным французом.

- Живее там! – рявкнул он. – Остальные пусть позаботятся, как удержать на плаву эту чертову штуковину.

Моряки с силой зацепились за гичку, когда на берег обрушилась мощная волна, облизнувший их ноги язык подстегивал поторопиться.

- С приливом поднимается чертово волнение, - сказал кто-то.

- А как с багажом, месье? – это был тот парень из экипажа. Похоже, ему первому удалось хоть отчасти оправиться.

- К черту багаж, садитесь!

- Но золото… мои бумаги, mon Dieu! Мои бумаги! – француз пытался выбраться из гички. – Вы не захватили мои бумаги!

Но вовсе не документы привлекли внимание Дринкуотера.

- Золото? Что за золото?

- В ландо, месье, - произнес сидящий за ним.

Дринкуотер выругался. Вот, значит, что кроется за этой безумной вылазкой: монеты! Частное состояние? Капиталы роялистов? Деньги правительства? Какая разница. Золото есть золото, и вот этот чокнутый дурак мчится обратно к своему экипажу. Дринкуотер последовал за ним. Он распахнул дверцу и заглянул внутрь. На полике, смутно различимые в темноте, стояли два обитых железом ящика.

- Тригембо! Полл! Взять этот! Вы, месье, aidez-moi!

Согнувшись под весом ящиков, они, поднатужившись, перевалили их через борт шлюпки. Та была уже на плаву, глухо стукаясь о песок днищем, когда волны покрупнее, шипя, накатывались на пляж.

Тут со стороны Картерета послышались крики. Песок задрожал под ударами множества копыт. Отряд драгун!

- Отводим шлюпку! Отводим!

Дринкуотер помчался обратно к ландо, краем глаза заметив, как француз пытается перекинуть в гичку парусиновый пакет. Натаниэль спустил экипаж с тормоза. Обежав лошадей, он воткнул в крестец одной из них острие тесака. Брызнула темная струйка крови, раздалось испуганное ржание дернувшейся лошади. Дринкуотер отпрыгнул, когда экипаж пришел в движение.

Лейтенант зашлепал по воде к шлюпке, которую уже отвели от берега, развернув носом к набегающей волне. Когда Дринкуотер ухватился за транец, вода доходила ему уже до бедер. В ладонь вонзилась щепка, и сквозь приступ боли ему вспомнилось ударившее в обшивку копыто. С минуту он лежал, хватая ртом воздух, слыша отдаленные крики замешательства, доносившиеся с места, где преследователи догнали ландо. Потом над их головами просвистело несколько пуль, а со стороны моря донесся оклик с другой шлюпки: спрашивали, не нужна ли им помощь. Дринкуотер поднял голову, чтобы прокричать отказ, но тут у него под ухом один из матросов выпалил из своего мушкетона. Натаниэль обернулся в сторону берега. Не далее как десяти ярдах позади был всадник, загнавший лошадь прямо в буруны. Дробь свалила обоих.

- Навались, ребята. Теперь все в порядке.

Но вспышка и грохот опровергли его слова. Шестифунтовое ядро срикошетило всего в трех ярдах от них. Конная артиллерия!

- Навались, ублюдки! Давай!

Но людям не требовалось поощрения. Весла гнулись под напором гребцов.

Еще выстрел и град щепок. Крики, визг, шлюпка кренится на правый борт, женщина, встав на корме, вопит и размахивает руками. Стреляли ядром с картечью, и весла правого борта были сметены напрочь. Подбитая гичка дрейфовала обратно к пляжу.

Тут с моря раздался ответный выстрел, и над головами послышался вой картечи – это «Кестрел» открыл огонь. Минуту спустя вторая шлюпка взяла их на буксир.

Дринкуотер повесил мокрый плащ в углу большой каюты. Его обуревали усталость и плохое настроение. Сознание, что он провалил порученное ему Гриффитсом задание, наполняло его отчаянием. Двое убитых и трое ранены, в добавок, француз, лежащий на столе в каюте – не слишком ли дорогая цена за кучку беглецов и два ящика желтого металла?

- Отправляйтесь вниз и присмотрите за ранеными, - распорядился Гриффитс, и добавил, пресекая протесты Дринкуотера, - в отсеке на штирборте есть ящик с медицинскими инструментами.

Дринкуотер вытащил ящик, достал пинцет и удалил занозу из своей ладони. Приступ боли притупил гнев, его слегка трясло. Постепенно до него дошло, за ним из-под капюшона наблюдают женские глаза. Под этим взглядом он собрался, испытывая по отношению к даме благодарность за такое воздействие, и в то же время неприязнь – она выразила враждебность, когда он усаживал ее в гичку. В каюту вошли два человека, неся горячую воду. Дринкуотер снял мундир, закатал рукава сорочки и вытащил из шкафчика бутылку бренди.

Он овладел собой. Полоски света и тени от раскачивающихся фонарей прыгали перед глазами: «Кестрел» шел на норд, лавируя на ветер пологими галсами. Натаниэль склонился над французом, чувствуя, как остальные следят за ним. Женщина раскачивалась стоя, отказываясь сесть, словно не соглашаясь принять предоставленное куттером убежище. Мужчины наблюдали с кушетки, откинувшись на спинку, то ли от усталости, то ли в попытке скрыть напряжение.

- Эй, кто-нибудь, помогите мне… m'aidez.

Дринкуотер нашел стакан, плеснул до половины коньяка и отхлебнул, когда француз, что был постарше, подошел к нему. Натаниэль передал ему стакан, и тот с жадностью припал к нему.

- Снимите с него одежду. Используйте нож. Вы понимаете?

Мужчина кивнул и принялся за работу. Дринкуотер старался вспомнить хирурга Эпплби, его рассказы и виденное им самим вечность назад в вонючем кокпите «Циклопа». Особого результата это не принесло, так что он снова наполнил стакан, перехватив враждебный взгляд женщины. Огненная жидкость заставила его встрепенуться и не обращать внимания на чувства дамы.

Он склонился над французом.

- Кто он такой, черт побери?

- Его зовут граф де Токвиль, месье, - ответил старший из французов, пытаясь разрезать неподатливый шов сюртука. – Меня зовут Огюст Барайе, я бывший сотрудник брестской верфи… - Он стащил рукав и разодрал сорочку. – Вон тот юноша – это Этьен Монтолон, мадмуазель – его сестра Ортанс.

Женщина резко вздохнула: причиной могло быть раздражение излишней болтливостью, или зрелище, открывшееся когда Барайе обнажил плечо графа, сдирая остатки одежды с левой стороны груди. Де Токвиль застонал, приподнял голову и открыл глаза. Потом голова снова откинулась.

- Потерял много крови, - произнес Дринкуотер, радуясь, что раненый без сознания.

Барайе убрал пропитанную кровью одежду. Дринкуотер пробыл рану и в растерянности уставился на нее, видя, как кровь снова сочится из воспаленной, растерзанной плоти.

- Арабы рекомендуют промывать вином, месье, - нерешительно предложил Барайе. – Можно ли потратить часть коньяка?

Дринкуотер потянулся за бутылкой.

- Его подстрелили… - юноша, заговоривший впервые, стоял уже рядом с Барайе. Растерявшись, он не нашел ничего лучшего, как констатировать очевидный факт. Натаниэль посмотрел на это молодое, не старше двадцати лет лицо.

Потом просунул руку за плечо графа. Он почувствовал пулю, засевшую под кожей. Наскоро очистив рану от остатков одежды, Натаниэль выплеснул в нее остатки коньяка. Порывшись в лекарствах, он выбрал баночку с голубоватой субстанцией, нанес ее на пулевое отверстие, накрыл тампоном, а сверху наложил подушечку, изготовленную из сорочки графа.

- Придержите это, пока мы перевернем его, - кивнул Дринкуотер Барайе. Потом поглядел на Монтолона. – С вашего позволения, придержите ему ноги, месье. Так, переворачиваем его. Вместе!

Преодолевая крен «Кестрела», они с усилием перевернули Токвиля. Дринкуотер почувствовал себя более уверенно: бренди делал свое дело. Пытливая часть его ума уже очнулась от потрясений прошедших часов, заинтригованная происхождением их пассажиров.

- Ваше бегство оказалось недостаточно быстрым, - рассеянно произнес он, ощупывая указательным пальцем синюю опухоль, вздувшуюся под лопаткой графа. Натаниэль вздрогнул, когда спертый воздух каюты пронзил резкий звук, исполненный неприязни – это женщина яростно втянула воздух. Она откинула капюшон, и неверный свет лампы заиграл медью на прядях каштановых волос, рассыпавшихся по плечам. Девушка казалась старше брата, пережитые испытания наложили на правильные черты ее лица отпечаток суровости. Поймав на себе пристальный взгляд ее серых глаз, Дринкуотер вновь ощутил излучаемую ими враждебность. Ее неблагодарность раздражала его, и ему пришла в голову мысль, что за ее спасение команде «Кестрела» пришлось заплатить двумя убитыми и тремя ранеными.

Он рассерженно склонился над плечом графа и полоснул скальпелем. Лезвие заскрежетало по кости. Нащупав пулю, Натаниэль почувствовал облегчение.

- Поднесите лампу поближе, - выдавил он сквозь стиснутые зубы. Она подчинилась.

Окровавленная мушкетная пуля скатилась на стол.

Наложив на плечо графа второй тампон и повязку, Дринкуотер удовлетворенно хмыкнул. Они прибинтовали раненому руку к туловищу и устроили его на кушетке. Затем занялись матросами, пострадавшими от щеп.

Когда Дринкуотер, весь взмокший от пота, пошатываясь, выбрался на палубу, уже брезжил рассвет. Добравшись до поручней, лейтенант перегнулся и вытравил коньяк из желудка. Было зябко. Он положил голову на поручни. Его койку заняла Ортанс Монтолон, поэтому Натаниэль опустился на палубу рядом с четырехфунтовкой и провалился в сон. Тригембо принес одеяло и накрыл его.

Стоя у румпеля, лейтенант Гриффитс смотрел на закутанную фигуру. Хотя на лице не выражалось эмоций, внутри командира переполняло тепло. Он не ошибся в своей оценке Натаниэля Дринкуотера.