С тех пор, как продали театр, я больше не видел Дженни, зато каждые выходные встречался с ее парнем-мудаком. И надо было Барри взять его на практику. Он мне не понравился с первого взгляда, и как только я его увидел, понял, что он что-то задумал.

— Тебе, наверное, пора. Разве тебе не нужно играть на пианино или что-то в этом роде? — спросил Райан, войдя в мой кабинет. Ну, на самом деле, он не был моим, но Барри разрешил мне им пользоваться. Когда-то тут была копировальная комната, пока ее не перенесли. Мне нравилось притворяться, что это мой кабинет, я даже мог представить вид из моего воображаемого окна. Когда-нибудь, в один прекрасный день я буду сидеть в том угловом кабинете, и руководить своим собственным гостиничным комплексом. Мне просто нужно было доказать Холдену, что мне это под силу.

— Иди на х**. Что тебе надо? Проваливай из моего кабинета.

— Мне ничего не надо, школьник. У меня уже есть все, что нужно, и, если ты слишком тупой, чтобы догадаться, это подсобка, а не твой кабинет.

— Если ты серьезно думаешь, что Дженни выберет тебя вместо меня, то ты ошибаешься. Между нами есть то, чего у вас никогда не будет.

— И что же это? Детская влюбленность? Именно я веду ее обедать через десять минут, и, если мне не изменяет память, в чем я абсолютно уверен, прошлым вечером именно мой, а не твой член был в ней.

Этих слов было достаточно, чтобы он вылетел в коридор. Я ударил его прямо в лицо, а затем в живот. Когда он упал, я бил этого мерзкого ублюдка со всей жестокостью, пока тогдашний генеральный директор не оттащил меня от него. Барри появился там буквально сразу же и затащил меня в свой кабинет.

— Какого черта с тобой происходит? — закричал он, закрывая за собой дверь.

— Ты что не понимаешь, какой этот парень изворотливый? Он не любит Дженни, ему нужны твое влияние и твои деньги, а не она.

— Хватит! Это продолжалось достаточно долго, и я хочу, чтобы это прекратилось. При условии, что ты получишь степень, у тебя всегда есть работа здесь. Ты далеко пойдешь, и ты это знаешь, но не таким образом. Больше никакого пьянства и вождения в нетрезвом виде, никаких избиений моих сотрудников и появления в моем доме пьяным. Держись подальше от Дженни и Райана и приди уже в себя, пока не разрушил свою жизнь. Хватит, Блейк. Твой отец задал бы тебе изрядную трепку, если бы увидел, как ты себя ведешь.

— Моему отцу было по хер.

— Твой отец был самым заботливым из всех, кого я знаю. Он облажался и поплатился за это своей жизнью. Смирись, ты ничего не сможешь поделать с этим. Образумься и возьми себя в руки, пока ты не потерял не только Дженни. Мы все теряли кого-то, кого любили, намеренно или случайно, Блейк. Это характерная особенность человека. Ты не единственный, кто безвозвратно лишился кого-то. Умение прощать себя за причиненные другим страдания — вот, что делает нас людьми. Мы все совершаем ужасные ошибки, которые не можем исправить. Так что ты можешь либо учиться на своих ошибках, либо позволить им поглотить тебя, превратившись в помойную крысу, живущую на улицах с бутылкой в руках. Тебе выбирать.

— Боже мой, Блейк, ты его ударил?

— Дженни? — произнес я, повернувшись к двери, которую она со злостью распахнула.

— Этого не может быть. Я пытаюсь тут работать. Это вообще никого не волнует? — Холден расстроенно развел руками и направился к двери. — Дженни, что ты тут делаешь?

— Ты такой придурок. Не лезь… не лезь в…

— Дженни? Что случилось?

— Мне нужно сесть.

— Ты в порядке? Что такое? — поинтересовался Холден. Я помог ей дойти до кресла перед столом Холдена, и она рухнула вниз. Ее глаза закатились, и руки напряглись.

— Звоните 911! — закричал Холден. Не я это сделал. Я не мог пошевелиться. Люди в волнении бросились к двери, пока я смотрел, как Дженни кладут на пол, и она бьется в судорогах, как рыба, выброшенная на берег. Райан подошел к ней, наклонил голову и прислушался к ее пульсу. Все было словно в тумане. Я слышал каждое слово, лихорадочно выкрикиваемое всеми, кто находился в помещении, но это было похоже на сон, как будто это происходило, но не на самом деле.

Заскочив на переднее сидение позади «скорой помощи», Райан снова стал героем. Он позвонил Саре, чтобы она встретила нас в больнице, а я с заднего сидения смотрел на двойные двери перед собой, молясь богу, чтобы с Дженни все было хорошо. Умоляя о прощении и призывая его забрать меня вместо нее. Дженни этого не заслужила. Она никогда ничего не делала, чтобы разозлить судьбу. Ее сердце было слишком большим для этого.

Не знаю, как, но Сара приехала в больницу раньше нас. Холден подъехал прямо к входу и выпрыгнул из машины.

— Припаркуйся, Райан, — приказал он.

— Нет, Блейк может это сделать. Дженни — моя девушка.

— Припаркуй эту долбаную машину! — заорал он, уставившись на кровавое лицо и рубашку Райана. Хрена с два я припарковал бы ее. Ни черта подобного. Мне нужно было попасть к Дженни.

— Я в порядке, — улыбнулась Дженни, когда я подбежал к ней, прежде чем ее увезли. Слава богу, я услышал ее голос до того, как ее забрали. Я бы с ума сошел. Я действительно сошел с ума, и хотел, чтобы Райан убрался. Ему там не место. Моя мама была прямо позади нас, обнимая Сару, пока та плакала.

— Что происходит? Что говорят врачи? — спросила мама, как только Сара немного успокоилась в третий раз.

— Пока ничего. Они полагают, что у нее опухоль. Последние несколько недель она плохо себя чувствовала. Принимала антибиотики от стрептококка.

— Может, это всего лишь реакция на таблетки, — с надеждой произнесла мама, разминая мою напряженную шею сзади.

«Господи, пожалуйста, пусть так и будет», — снова взмолился я.

— Мистер и миссис Холден? — обратилась к нам медсестра.

Я поспешил за ними, но она не позволила мне войти. Мне снова пришлось ждать.

Блейк: «Скажи, что с тобой все хорошо, пожалуйста. Я тут с ума схожу».

Дженни: «Я в порядке, Блейк. Не беспокойся обо мне».

Блейк: «Слава богу. Никогда больше так не делай».

Дженни: «Я не могу говорить. Из-за тебя у меня будут неприятности».

Блейк: «Я тебя люблю! Я тебя люблю! Люблю!»

Дженни: «Что ж, раз ты меня любишь…♥»

Это не было признанием в любви, но мне хватило. По крайней мере, сердечко что-то да значило. Я не видел, чтобы Райан писал ей, он говорил по телефону в конце коридора.

— Блейк, нет. Не здесь. Сейчас не время, — остановила меня мама, взяв за руку.

— Я всего лишь поговорю с ним. Я не буду его больше бить.

— Блейк, оставь это.

— Не могу. Ему тут не место.

— Ты туда не пойдешь. Оставь его в покое. Сейчас не время и не место для этого. Дженни больна, и она единственное, на чем тебе нужно сосредоточить свое внимание.

— Ладно, хорошо, — сдался я. Время остановилось, пока мы находились в ожидании. В какой-то момент Холден вышел к нам и сказал, что с ней все в порядке, но надо сдать кое-какие анализы. В ожидании результатов прошли часы. Я лишь хотел ее увидеть. Всего на пять минут, просто увидеть своими глазами, прикоснуться к ней и убедиться, что с ней все хорошо. Но мне не разрешали. Почему? Что же такое происходило, что я не мог заглянуть всего на пять минут?

Я понял, что что-то не так, как только Холден вышел из палаты с плачущей в его руках Сарой.

— Что происходит? — спросил я испуганно, но требовательно. Кто-то должен был рассказать мне, в чем, черт побери, дело. Немедленно. Моя попытка быть услышанным и держать все под контролем провалилась, меня словно битой по груди ударили.

Холден посмотрел на меня, затем на Райана. Я не понимал выражения на его лице. И не хотел понимать. Мне оно не нравилось. Что-то было не так с Дженни.

— Она хочет увидеть Райана, — печально произнес Барри и ушел. Я не мог дышать. Я смотрел, как Райан, ухмыляясь своими пухлыми губами, направился ко мне.

Я отшатнулся, когда он толкнул меня своим плечом.

— Можешь уже идти, — ехидно заметил он. Он был здесь не ради Дженни, иначе не стал бы заморачиваться, чтобы наехать на меня. А меня волновала только Дженни, мне даже больше не хотелось бить этого придурка. Я хотел Дженни, хотел, чтобы она поправилась.

Дженни хотела Райана.

Дженни не хотела меня.

— Блейк, — окликнула меня мама, когда я последовал за ним.

— Мам, я должен услышать это собственными ушами. Мне это необходимо. Если она скажет, чтобы я ушел, обещаю, я уйду вместе с тобой и никогда больше не побеспокою ее. Но не пытайся меня остановить. Я иду к ней, я должен, — я отдернул руку из ее хватки и прошел мимо занятой медсестры.

Боясь упасть на пол, я сполз по стене, сел на корточки и переплел пальцы.

Флуоресцентный свет над моей головой был путеводным светом, которому я молился. Я не знал, смогу ли вынести их разговор. Это должен был быть я, а не он. Я должен был пойти к ней. Мне не верилось, что она выбрала его, зная, что я до смерти был напуган. Наверное, я любил ее больше, чем она меня, и это ранило. Сильно.

— Привет, как ты?

— Со мной все будет хорошо. Спасибо, что заглянул.

Да ладно. Спасибо, что заглянул? Она бы со мной никогда так не заговорила.

— Конечно. И табун лошадей не смог бы меня удержать.

— Мило.

Да вы издеваетесь.

— Послушай, нам надо поговорить.

— Мы можем поговорить позже. Поправляйся.

— Хорошо, но мы не станем разговаривать позже, Райан.

— В смысле? Конечно станем. Ты просто заболела. Когда поправишься, мы продолжим.

— Райан, я не хочу ничего продолжать… с тобой.

— Позволь догадаться, с Блейком?

— Да, это всегда был Блейк и всегда будет.

— Тогда какого черта это было?

— Глупость, эксперимент, месть. Не знаю, Райан.

— Почему? Что, мать твою, есть у этого идиота, чего нет у меня? Посмотри на мое лицо. Этот парень — животное.

— Нет, он просто защищал то, что принадлежит ему, что всегда принадлежало. Не переживай по поводу своей работы. Мой отец не такой. Если ты работаешь хорошо, он тебя не уволит. Он не станет избавляться от тебя ради меня. Поверь, я это знаю. Я сто раз ему угрожала, что сбегу из дома и никогда больше не буду с ним разговаривать, если он не уволит Блейка.

Я улыбнулся и вознес руки к небесам. Спасибо. Спасибо тебе, Боже. Спасибо. Холодок пробежал у меня по позвоночнику, когда я поднялся на ноги в ожидании, чтобы пойти к ней.

— Да и хрен с тобой. Вы оба еще такие дети. Надеюсь, ты поправишься. — Райан выскочил из палаты и сердито уставился на мою улыбку.

— Эй, Райан, — позвал я. Он дернул головой и бросил на меня уничтожающий взгляд. Я ухмыльнулся, сжал кулак и согнул руку в локте, тем самым говоря ему «отсоси».

— Да пошел ты.

Я развернулся и перестал улыбаться, когда увидел ее.

— Что такое, малышка?

Дженни прижалась ко мне и заплакала, тяжело дыша мне в шею. Слезы наворачивались на мои глаза с каждым ее всхлипом. Что-то было не так, и я без слов уже понимал это.

— Дженни, все будет хорошо. Клянусь, ты поправишься. У нас ведь есть планы. Нам надо заполнить наш дом неуклюжими толстыми детишками. — Это не сработало. Мои попытки ее рассмешить не остановили слез. — Дженни, поговори со мной.

— У нас не будет детей, ни одного. Они хотят все удалить.

— В чем дело?

— Врачи еще не на сто процентов уверены, но это прогрессирует. Они думают, что это началось в моей печени.

— Тебе только семнадцать, у тебя не может быть рака.

— Может, Блейк. У меня рак, и я никогда не смогу иметь детей.

— Ну и что, мы усыновим.

— Это не одно и то же. Я хочу разделить это с тобой, хочу пройти через это с тобой, как во всем остальном. Я хочу, чтобы этот маленький человечек был частью тебя и меня. Каким крутым был бы наш ребенок?

— Довольно крутым, но тебя я хочу больше, чем какого-то клевого ребенка. Мы будем бороться с болезнью, и у нас будут дети, которых мы будем любить, обещаю. Только пообещай, что поправишься. Обещаешь? — Дженни кивнула и сглотнула. — Скажи это. Произнеси это вслух, Дженни. Скажи: «Я обещаю, что поправлюсь, Блейк». Ну скажи же, — я так отчаянно нуждался услышать ее обещание, что говорил так, будто моя жизнь зависела от этого. Так и было.

— Обещаю, Блейк.

Следующие три дня я не отходил от Дженни ни на шаг. Всегда находился рядом с ней, за исключением тех случаев, когда ее увозили, чтобы сделать дополнительное обследование. Холден приходил и уходил, а моя мама и Сара тоже большую часть времени проводили с нами. Дженни была напугана, но сохраняла позитивный настрой. Я заставлял ее смотреть дурацкие фильмы и пытался как можно чаще смешить. И не давал ей возможности оставаться напуганной или грустной.

На четвертый день Дженни выписали, и совсем того не желая, я тоже отправился домой. У нас был месяц до того, как она должна была встретиться со специалистом, и наши жизни перевернутся. Если быть точнее, то пять недель. Я собирался сделать эти пять недель лучшими в ее жизни. До того момента, как отвез ее на очередной анализ крови и УЗИ пару дней спустя. Я сидел в зале ожидания, листая какой-то журнал, пока она была на обследовании. Именно тогда у меня появилась первая безумная идея. Единственной моей проблемой был Райан. Мне нужна была его помощь.

В ту субботу я отправился ненадолго на работу и зажал Райана в углу. Он вскинул руки вверх, как будто я собирался снова надрать ему задницу.

— Чувак, успокойся, я не собираюсь тебя бить. Мне кое-что нужно. Помнишь, как ты хвастался, что раздобыл фальшивые документы, удостоверяющие личность? Ты действительно можешь это сделать?

— А что? Ты серьезно полагаешь, что я для тебя что-нибудь сделаю?

— Нет. И не хочу. Я хочу, чтобы ты сделал это для Дженни.

Как только я ему выложил всё, мне больше не пришлось уговаривать. Никто не мог ненавидеть Дженни, и даже Райан переживал о ее благополучии и счастье. Я позаботился об остальном.

На следующей неделе мы с Дженни вернулись в школу и проводили каждый день вместе либо у нее, либо у меня дома. Она все ещё принимала антибиотики, и большинство дней нельзя было даже подумать, что с ней что-то не так. Она с лёгкостью напугала меня до чёртиков резиновой змеёй, подкинув ее на сиденье моей машины. Я ведь даже знал, что это было, и все равно завизжал как девчонка. Я был абсолютно не против, если бы она пугала меня так до конца моей жизни.

Пару дней спустя я встретился с Райаном перед гостиничным комплексом «Зазен». Он по-прежнему был крысой, но взял у меня двести баксов и отдал мне мои документы. Ничего не изменилось, только нам стало по двадцать одному году вместо семнадцати. Кроме этого факта юридические документы были законными.

— Привет, Блейк. Я перезвоню тебе позже. Я только что вошла в школу.

— Стой.

— Что стой? — спросила Дженни.

— Не ходи в школу, встретимся у Пристани.

— Какой ещё Пристани? Я даже не знаю, что это. И это не имеет никакого значения, у меня тест. Встретимся там после школы. Я тебе перезвоню.

— Дженни Линн Холден, не смей вешать трубку. Жду тебя у Пристани. Я получил кучу плохих оценок, потому что прогуливал из-за тебя уроки. Ты у меня в долгу.

— Блейк, это действительно так важно и не может подождать?

— У меня назначена очень важная встреча.

— Встреча?

— Там есть небольшой торговый центр со Старбаксом. Встретимся там.

— Я не буду делать татуировку.

Я засмеялся и пообещал ей, что веду ее не за тату.

Я сидел на парковке со стаканом кофе и кексом, ожидая Дженни и опять молясь, чтобы это сработало. Если ей что-то и поможет почувствовать себя лучше, так это именно оно.

— Что ты делаешь? — поинтересовалась Дженни, когда я встретил ее у ее машины.

Я поцеловал ее.

— Помнишь, я обещал тебе, что у нас будет ребенок, твой и мой?

— Блейк? — произнесла она, глядя на меня так, словно я что-то замыслил. Так и было.

— Идём, Дженни. Просто следуй за мной. Я знаю, что делаю.

— Идём куда?

— Давай сделаем ребенка.

— Блейк, ты спятил?

— Доверься мне. Ты меня полюбишь, когда мы отсюда уедем.

— Я любила тебя до того, как мы приехали сюда.

— Ты будешь любить меня ещё больше. Поверь.

— Это пугает.

Дженни поверить не могла, что мне удалось такое провернуть. Никто даже не задал ни одного вопроса. Врач был ужасный, и мне это понравилось. У нее было слишком много дел, что расспрашивать нас. Ей надо было заработать ещё несколько тысяч долларов, прежде чем отправиться домой. У нее не было никакого врачебного такта, и она общалась с нами как с двумя самыми малозначительными людьми на планете. Но… Она заверила нас в своем успехе и считала, что мы успеем за наши короткие пять недель извлечь несколько яйцеклеток, прежде чем Дженни начнет свое лечение. Именно это меня и волновало. Весь визит Дженни сидела с широко распахнутыми глазами. Возможно, они у нее на лоб полезли, когда я выписал чек на десять тысяч долларов со своего личного счета. Меня не волновало, что мама прибьет меня за это. Пока Дженни была счастлива, мне было наплевать, что станет со мной.

— Ты сумасшедший. Ты это понимаешь? — поинтересовалась Дженни и бросилась в мои объятия. Придерживая ее за задницу, я направился к машине, пока она целовала меня и говорила, что я лишился рассудка.

— Я с ума по тебе схожу. И знаешь что?

— Что?

— У тебя будет своя Лондон.

— У нас, а не у меня. А если это будет мальчик?

— И что с того. Думаю, Лондон и для мальчика тоже подходит.

— Согласна. Я тебя люблю, и знаешь что?

— Что?

— Нигде не сказано, что я не могу сесть к тебе на колени и притвориться, что мы делаем ребенка по старинке.

— Серьезно? Ты не против?

— Нет. Сегодня я хорошо себя чувствую. Совсем не тошнит.

— Тогда, договорились. Поехали ко мне. Там правда беспорядок, но мамы нет дома.

Я опустил Дженни на землю, и она взяла меня за руку.

— Она действительно собирается переехать в Теннесси?

— Да, но я ее не виню. У меня скоро начнется учеба в колледже. Вся ее семья живёт там, а моя — здесь, — улыбаясь ей, объяснил я.

— Это делает меня счастливой. Давай больше никогда не расставаться. И если захочешь напиться и потереться своим членом о какую-нибудь телку, пусть лучше это буду я.

— Клянусь, никого другого никогда не будет. Просто поправься ради меня. У нас есть малышка Лондон, чтобы любить.

* * *

Мне было неважно, что рассказал Блейк. Это была идеальная история любви. Красивая трагичная история любви.

— И вы все это провернули?

— Да, нам пришлось придумать, как потянуть еще дополнительную неделю, чтобы сделать процедуру. Холден и Сара были в ярости. Они хотели, чтобы Дженни начала действовать, ознакомилась с планом лечения. Они не понимали необходимости еще одной недели. Дженни принимала все необходимые для процедуры лекарства, о чем не знали ни ее родители, ни онколог. В тот месяц мы прогуливали школу чаще, чем когда-либо, не только из-за того, что ходили к врачу-репродуктологу, но и забавы ради. Благодаря нашим поддельным удостоверениям личности мы делали многое из того, что нам не было позволено.

— Например, купить выпивку в баре? — поинтересовалась я.

Блейк взял мою руку и поднес ее к своим губам.

— Нет, мы не пили. Не хотели, чтобы что-нибудь помешало предстоящей процедуре. У нас был всего лишь один шанс.

— Я рада, что у вас получилось.

— Я тоже.

— Так значит, Райан знал? Он знал с самого начала?

— Да, но не позволяй себя одурачить, он использовал это в своих интересах. Я имею в виду, он помог нам, и я благодарен ему, но это всегда омрачало настрой. Я не мог дождаться, когда Фарра забеременеет, и мы наконец-то сможем рассказать всем, что мы делали, куда уходили деньги, и почему анализы крови Дженни были полностью испорчены, когда мы, наконец, пришли на прием к специалисту.

— Не могу поверить, что Холден ждал целый месяц, не говоря уже, что ты смог уговорить его подождать еще немного. Я бы стояла с Пи на пороге больницы, требуя начать лечение немедленно.

— Ты ведь знаешь, как это происходит. Онкологам нужно время, чтобы составить план лечения, провести обследование и определить лучшую стратегию по борьбе с болезнью, — засмеялся Блейк, вспомнив то время. — Знаешь, как Дженни вытребовала дополнительную неделю?

— Как?

— Она хотела, чтобы у нее еще раз прошли месячные. Они были бы последними в ее жизни до лечения.

— И это сработало. Хотелось бы мне, чтобы их у меня никогда больше не было.

— И ей тоже. Она жаловалась по этому поводу все четыре дня.

— Я рада, что ты мне рассказал, Блейк. Тебе не нужно рассказывать мне о плохом, я об этом уже знаю, мне достаточно, чтобы ты поделился со мной хорошими воспоминаниями.

— До самого конца, да? А потом что, Макайла?

— А?

— Ничего. Я могу продать машину. Ничего страшного.

— Блейк, перестань так делать. Просто выкладывай, ненавижу это.

— Ты выкладывай, Макайла. Тебе слово, — тон Блейка не был сердитым, он был тихим и опустошенным. Как будто он знал, что я собиралась сказать.

— Идем спать.

— Да, хорошо.

Блейк встал и поднял меня за руки. Мы стояли, обнявшись, и целовались. Я старалась, как могла, понять его, определить, что он чувствовал. Но не получалось. Я чувствовала отчаяние, но не знала, почему.

— Несмотря ни на что, я люблю тебя, — прошептал мне в губы Блейк.

— Несмотря на что?

— Идем спать.

Ох!

— А что насчет этих баскетбольных шорт? — спросила я, — ты не можешь поцеловать меня вот так, а потом оставить в подвешенном состоянии.

— Идем в ванную. Я наклоню тебя над раковиной.

Одним быстрым движением мои белые шорты оказались на полу. Лучше так, чем говорить о неизбежном. Намного лучше. Блейк постарался, чтобы это был не просто быстрый секс, как предполагалось, и я была совсем не против. Он довел меня по первого оргазма своим ртом, затем были еще три, и все в разных позах. После второго, возможно, остался небольшой беспорядок, но Блейку это нравилось, а мне нравилось выражение его лица, когда он заставлял меня это делать. Он закончил с моими ногами вокруг его талии и моей задницей на раковине.

Мы перенесли все разочарования, которые накопили по отношению друг к другу, в совершенно новую область; оба перенаправили эмоции из нашей ситуации сюда. В это волшебное место, в котором я могла оказаться только с Блейком.

И снова мы легли спать, ничего не обсудив. Я пока не могла сделать это, а Блейк, очевидно, собирался продолжать отмахиваться от данной проблемы. Если бы я могла отвлечь его сексом еще немного, я бы это сделала. Мне пришлось.

Я продолжала думать о медицинской карте своей мамы, пока мои глаза не закрылись. Я лежала на обнаженной груди Блейка, слушая его ровное спокойное дыхание, пока он спал. Я резко открыла глаза, когда вспомнила, что сказал Блейк.

— Блейк? — позвала я, расталкивая его.

— Хм?

— Ты сказал, Дженни думала, что рак у нее начался в печени. Так? Оттуда все началось?

— Что?

— Ты так сказал. Он начался у нее в печени?

— А что?

— Мне нужно знать.

— Нет. Он начался в легких. Можем мы больше об этом не говорить сегодня? Спи.

Адреналин несся по моим венам.

— Сейчас вернусь, мне нужно в туалет.

Блейк что-то пробурчал и повернулся на бок. Я отправилась в пустую спальню прямо к шкафу.

На этот раз мне нужна была не ручка, а мои давно потерянные вещи. Я взяла мамин альбом с вырезками и перелистала страницы к фотографиям мамы с Дженни в пыльной комнате. Респиратор должен был быть явной уликой. Не самые лучшие новости, но хоть что-то. Возможно, я не была обречена с самого начала. Вдруг, то, чем я болела, можно было вылечить. Возможно, это не являлось проклятием, передаваемым из поколения в поколение. Может быть, когда мама жаловалась бабушке Ронде на все эти визиты в солярий, все это не имело ко мне никакого отношения.

Я открыла ноутбук мамы и ждала, пока эта медленная машина загрузится.

Мои пальцы стучали по клавишам, пока ожидая, я повторяла себе снова и снова, что мне не нужна ручка. Я помнила тот день, как будто это было вчера, но я не боялась, ни разу. Мама заверила меня, что с ней все будет в порядке, даже когда я спросила, что происходит, она убедила меня, что с ней все в порядке. Я никогда не знала подробностей, от чего ее лечили, потому что она не хотела, чтобы я об этом знала.

Я проверила каждый файл. Ничего. Проклятье. Мне нужны были ее медицинские записи. Почему Чарли не мог дать мне что-нибудь полезное? Погодите-ка… Может, он и дал. Я отодвинула ноутбук и начала просматривать содержимое последней коробки, которую толком не перебрала. Ту, которою приберегла на другой день.

Я немного отвлеклась, когда увидела свои фотографии. Я была счастливой. У меня была прекрасная мать, которая любила меня больше жизни. Мне не нужен был Барри, мне никогда не был нужен отец, и этот фотоальбом служил тому доказательством. Мама научила меня ездить на велосипеде. Она собрала эти качели с миллионом болтов. Читала мне сказки. Научила меня играть на пианино. Прыгала со мной на батуте. Я не нуждалась в отце. Никогда. Мамы было достаточно, ее всегда было достаточно.

Я вытащила из пластикового кармашка фотографию, где я была беззубой малышкой, и отложила в сторону. Следующие двадцать минут я смотрела на успехи своей мамы. Снимки, как она играла на пианино, исполняя свою мечту, я ею так гордилась. За свои короткие тридцать девять лет она достигла большего, чем большинство людей за восемьдесят.

Я нашла один документ. Вот оно. Сложенная желтая копия из приемного покоя. Я вспомнила ту ночь, мне едва исполнилось тринадцать. Мама заболела пневмонией, она сказала мне, что это была пневмония. «Метастазы?» — спросила я вслух, сидя у своего пустого шкафа. Не глядя, я разблокировала телефон, ввела слово в Google поиск и прочитала определение:

— Перенос болезнетворных организмов или злокачественных или раковых клеток в другие части тела через кровеносные или лимфатические сосуды или мембранные поверхности.

Что это значило? В тот день она уже знала, что болезнь распространилась? Что она мне тогда сказала? Что же? «Рак печени», — снова произнесла я вслух в пустой комнате. Возможно ли это? Я сошла с ума? Нет. Я не сумасшедшая.

— Что ты делаешь?

Прищурившись от яркого света за спиной Блейка, я села и вытерла слезинку, скатившуюся к уголку моих губ.

— Э-э, да. Не знаю, но я тебя люблю. Можешь посидеть с Пи немного? Мне кое-что надо сделать, — попросила я, встав на колени, и стала убирать беспорядок, который навела вокруг себя. Я запихнула все как попало обратно в коробку и взяла конверт с тем, что нашла.

— Макайла?

— Я вернусь через час.

— Куда ты едешь? Скоро мебель привезут.

— Мне нужно кое с кем поговорить. Объясню позже.

— Макайла! — позвал Блейк, следуя за мной.

Я вышла на улицу и обнаружила Пи, сидящую на нижней ступеньке.

— Что случилось, Пи? — поинтересовалась я, сев рядом и притянув ее к себе на колени. Она зарыдала у меня на груди. — Что такое, солнышко?

— Папа сказал, что нам надо разобрать палатку. Она мне нравится.

— Разве ты не ждёшь нашу новую мебель? Не хочешь сидеть на диване и смотреть телевизор или читать книги?

— Мне нравится делать это в палатке.

— Посмотри на меня, — попросила я, обхватив ее личико. — У меня идея. Помнишь про гостевую спальню в конце коридора? Что если мы поставим там палатку вместо кровати? И, возможно, время от времени, не всегда, конечно, мы могли бы там ночевать. Мне нужно ненадолго уйти, но уверена, что ты сможешь помочь папе перенести ее туда до того, как доставят нашу мебель.

Губы Пи дрогнули, и она взглянула наверх лестницы.

— Можно, папа?

— Конечно, малышка. Иди, тащи наши спальные мешки в комнату.

— Хорошо, — и вот так просто Пи снова была счастлива.

— Ты мне скажешь, что происходит?

— Да. Я люблю тебя, люблю эту малышку и этот дом. Я вернусь через час и все тебе расскажу.

— Мне стоит бояться? Куда ты направляешься?

— Нет. Не бойся. Я вернусь.

— У меня работа, — крикнул Блейк мне в след. В ответ я лишь махнула рукой.