Тем вечером Пэкстон повел нас поесть мороженого и поиграть в мини-гольф. Уверена, он сделал это ради меня, чтобы отвлечь меня от грядущего. И это сработало.

Девочки без остановки тараторили про свой день с Ми. Она рассказывала истории о семейных камнях и сожжении лаванды для ощущения спокойствия, а на прощание дала им горстку ладана.

— Думаю, это для того, чтобы сделать наши камни еще сильнее, — рассуждала Офелия с заднего сидения.

— Девочки, что скажите насчет приобретения нового камня? О том, чтобы увеличить нашу семью?

— Пэкстон, — запротестовала я, останавливая его до того, как он пообещал то, что могло и не случиться.

— Что? Мы должны сказать им.

— Прекрати, пока рано.

— У вас будет ребеночек? — почти завизжала Роуэн. — Правда, мамочка? Ура! У Джорджины появился маленький братик.

— Я не хочу девочку, — заявила Офелия, помогая сестре.

— У меня не будет ребеночка. У нас не будет ребеночка.

— Ему пять, — сказал Пэкстон, совершенно игнорируя меня. — Его зовут Вандер.

— Эй, мне пять, — произнесла Фи с бо́льшим воодушевлением, чем сто́ило.

— Где его мамочка? — спросила Роуэн.

Повернувшись к Пэкстону, я сообщила о своих чувствах.

— Ненавижу тебя.

— Поговори с ними. Расскажи, что происходит.

Сначала я молча пялилась на Пэкстона, раздумывая, что сказать, пока он вез нас домой после прекрасного вечера, который собирался испортить.

— Помните, мама попала в аварию? — начала я.

— Да, нам тебя не хватало, — сказала Фи, ерзая на сидении, то и дело дергая ремень безопасности.

— Мне вас тоже не хватало, детка. Прекрати. А если папа резко нажмет на тормоз? Ты будешь в опасности. Тогда я была не одна. Со мной была моя сестра.

— Где она?

— Она умерла?

— Мы не знаем, где она. Ее пока не нашли, но мы ищем. Вандер — ее маленький сын, и ему нужна семья, пока мы не найдем его маму.

— Может, она пошла в торговый центр, — высказала Офелия свое глупое мнение.

Я нахмурилась и посмотрела на улыбающегося Пэкстона.

— Она не в торговом центре. Я не знаю, где она. Возможно, она ранена и не помнит, кто она.

— Как ты, да? — спросила Роу.

— Возможно. Я уверена, ее сын такой же крутой, какой была она. Она была моей лучшей подругой.

— Они были близнецами. У вашей мамы была сестра-близнец, которая выглядела точно, как она.

— Есть, у меня есть сестра, которая выглядит точно, как я. Просто она потерялась, но мы продолжаем поиски.

Было приятно говорить о ней, наконец выразить свою к ней любовь, но было тяжело. Я мало о ней знала, лишь несколько фактов, которые считала правдивыми, но не была в этом уверена. Я ее не помнила, и меня это беспокоило. Сильно.

Тем вечером мы улеглись всей семьей, чтобы перезарядить наши камни и почитать книгу по выбору Офелии, но мне приходилось прилагать усилия, чтобы сконцентрироваться на чтении. Я думала о Вандере рядом с нами, о пижаме с Человеком-пауком и его маленьком камушке, который примагнитит к нам большим камнем Пэкстона.

Я посмотрела на девочек, сидящих, скрестив ноги, пока Роуэн читала книгу «День, когда уволились карандаши». Фи нравилась эта глупая книжка. Рука Пэкстона лежала на маленькой ручке Офелии, в которой находились заряжающиеся камни, делающие нашу семью сильнее. Он уже смотрел на меня, когда я подняла на него взгляд, переполненная чувствами. Их было слишком много. Я хотела забрать Вандера больше всего в своей жизни и сделала бы все ради этого. Я думала о местонахождении Иззи и о том, как должна буду объяснить это Вандеру. Если получу его. Как вообще сказать пятилетке, что его мать пропала?

«Я люблю тебя», — проговорил одними губами Пэкстон.

Я подмигнула, вложив свою руку в его. Фи держала меня за палец, не сводя глаз с пальца старшей сестры, следящим за словами, пока она читала.

Как только Роуэн сказала «конец», Пэкстон поднялся на ноги.

— Спокойной ночи, солнышки. Мне нужно собрать мусор.

Офелия еще не была готова спать, и именно она начала реслинговый бой. Пэкстон перекинул ее через плечо и шлепнул по попке, Роуэн последовала примеру сестры. Я подскочила, пока они не плюхнулись в кровать прямо на меня.

— Фи, пойдем. Сегодня ты спишь у себя, — сказала я громким тоном, подходя к двери. Она продолжила кричать и набрасываться на отца, и я ударила по стене, повторив фразу. Выйдя из комнаты, я направилась на кухню, где поставила греться для чая воду, включила посудомойку и вытерла что-то липкое с кухонного островка.

Сев на барный стул, открыла папку, оставленную соцработниками, и на лице появилась улыбка, как только я увидела его личико.

Пэкстон сел на стул рядом, поцеловав меня в шею.

— Можно угостить вас напитком? — поддразнил он.

Я улыбнулась и подошла к свистящему чайнику.

— Нет, хочешь чаю?

— Что это такое? Ты коллекционируешь лимоны?

Я посмотрела на вазу, наполненную желтыми цитрусами, и обратно на свою чашку.

— Их принесла Ми. Знала, что придут соцработники. Лимоны поглощают отрицательную энергию, исходящую от людей, входящих в дом.

Пэкстон покачал головой и перевел внимание на бумаги. Он не собирался говорить об этом. Или собирался.

— Она сумасшедшая, просто чтобы ты знала.

Я засмеялась и присоединилась к просмотру той кучи бумаг, что мы должны были предоставить штату. Все, за исключением разве что списка покупок.

— О боже. Посмотри на это, Габриэлла, — произнес Пэкстон, указывая на одну из страниц.

Мы просмотрели полпапки, и он указал мне на свидетельство о рождении Вандера.

— Это день рождения Офелии. Вы родили их в один день, в один год. Охренеть просто, жутковато как-то.

— Папа снова сказал плохое слово, мам.

— Да, я слышала. Что ты здесь делаешь? Ты уже должна быть в кровати, — сказала я, обходя Пэкстона.

— Хочу пить.

— В твоей ванной есть стакан. Шевелись.

— Папа сказал, что я могу поспать с Роуэн.

— Он соврал. Иди.

Я уложила обеих девочек в кровать и вернулась на кухню к Пэкстону, заполняющему бумаги для получения опеки над Вандером.

— Я отправлю эти документы по факсу перед сном. Таким образом, утром, когда они придут на работу, документы уже будут их ждать.

Я отхлебнула чай, который сделал для меня Пэкстон, и наклонилась, чтобы почитать, что он пишет.

— Как думаешь, когда Линдсей и Джонни доберутся до них для осмотра жилищных условий?

— Я вынудил Джонни пообещать мне сделать это завтра, когда показывал ей ванную. У нее в бассейне трещина, — сказал Пэкстон, хитро улыбаясь.

— Ты злой.

Он пожал одним плечом и поцеловал меня в щеку.

— Это сработало, — подмигнул он. — И я рад, что ты теперь берешь командование на себя. Раньше мы бы часами продолжали играть.

— Кто-то должен это делать. А ты не умеешь говорить «нет».

— Не могу сдержаться. Я слишком их люблю. Хочу, чтобы они всегда чувствовали себя счастливыми, понимаешь?

— Да, но не ты находишься с ними весь день дома. Они слушают меня.

Наши взгляды переметнулись на телефон и высветившееся на нем имя Ми.

Пэкстон не отводил глаз от экрана, задавая мне старый вопрос:

— Хочешь остановиться?

— На этот раз запись только для меня или обоих?

— Обоих.

— А ты хочешь?

Пэкстон притянул меня к себе между ног, обнимая за талию.

— Кажется, это сильно помогло мне. Я слышу все от тебя лично и благодаря этому могу понять, что ты ощущаешь. Это помогает мне сочувствовать тебе. Чего никогда не было. Не по-настоящему.

— Иди выброси мусор. Увидимся наверху.

К тому времени, когда пришел Пэкстон, я уже устраивалась поудобнее в кровати, ожидая, когда он введет пароль от почты. Именно тогда я решила, что это должно измениться. Девочки скоро должны были пойти в школу. Не было причины не иметь доступа к собственной почте.

— Не хочешь сесть снаружи? — спросил Пэкстон, опускаясь мне на ногу.

— Ауч. Нет, хочу поваляться в кровати. Спина болит.

— Ты в порядке? — спросил он, нависнув всем телом надо мной, пока открывал ссылку из письма.

— Да, все хорошо. Просто устала сегодня.

— Устала или эмоционально вымотана?

Я приподняла одеяло для Пэкстона, соглашаясь с его предположением.

— Еще как.

— Привет, ребята. Как дела? — Ник внезапно появился на экране. Хорошо, что мы не были раздеты. Боже.

— Гэбби, Гэбби! Привет, подруга, — помахала мне Ми с другого конца комнаты.

— Уходи, Ми! — закричал Ник.

Я засмеялась и наклонилась к камере.

— Привет, Ми. Спасибо, что провела день с девочками. Они без умолку болтали об этом.

— Я позвоню тебе завтра. Ник не разрешает мне послушать сегодня. Он думает, что это нарушает законы ППМС или еще что, — ответила Ми скорее с сарказмом. Вот только я не уверена, что это должно было быть забавно, потому что Ник нарушил все законы ППМС, когда передал меня Лейну. С другой стороны, причиной тому может быть ее профессия врача. Она знала эти законы.

Ник снова прогнал ее с раздражением в голосе.

— Ми, ты каждый раз это делаешь. Говоришь, что не будешь входить, но все равно заходишь в комнату.

— Ухожу, ухожу. Увидимся, Гэбби. И я была рада. Они прекрасная компания.

Ник подождал, когда Ми закроет дверь, прежде чем начать, раздраженно качая головой. Мы с Пэкстоном переглянулись, скрывая улыбки.

— Как прошел ваш разговор? Вы все обсудили?

— Да, все хорошо. Давай продолжим. Послушаем следующую, — подначил его Пэкстон.

В тот момент я поняла, что он что-то скрывает. Без сомнения. Было что-то, чего он не договаривал мне.

— Ты согласна, Гэбби? — спросил Ник, полностью игнорируя Пэкстона, но как-то не грубо. Вроде.

Сначала я посмотрела на Пэкстона, пытаясь прочесть выражение его лица, и тут же поняла, что он сделает все, что бы я не попросила.

— Чего ты хочешь, Габриэлла? Хочешь продолжить или хочешь обсудить запись с Ником? Решение за тобой.

Я улыбнулась, слегка наклонившись к нему, и повернулась к Нику.

— Все хорошо. Можешь продолжать.

Ник кивнул и начал набирать что-то на клавиатуре, отчего экран потемнел.

— Хорошо. Все мы знаем, что вы услышите голос Лейна. Начало обрезано, как и в предыдущих. Не я это сделал и не могу исправить. Это дело рук Лейна. Я отключусь, но, если что, пишите. Главное помните, что вы должны обсуждать записи. Пэкстон тоже многое узнает впервые, Гэбби. Не забывай об этом. В отличие от тебя, это его вина, но тем не менее, есть вещи, которые он не знал. Например, то, что вы сейчас услышите. Хорошо?

— Да, спасибо, Ник, — кивнула я.

Пэкстон ни слова не сказал Нику. Он уставился на черный экран и ждал, когда раздастся мой расслабленный голос.

Я сделала глубокий вдох и принялась ждать, вся в предвкушении и на нервах.

— Приляг. Я помассирую тебе спину, пока будем слушать, — предложил Пэкстон.

Я бросила на него непонимающий взгляд, слегка смущенная сменой ролей.

— Я сказала, что все хорошо.

— Ложись, — приказал Пэкстон, вырывая подушки из-под моей спины. Он отбросил одну в сторону и положил на нее ноутбук.

Конечно, я послушалась, встала на колени и опустилась на живот. Его большие руки я почувствовала раньше, чем услышала свой сонный голос из компьютера. Его большие пальцы впились мне в плечи, и я застонала, чувствуя, как расслабляются те мышцы, о напряженности которых даже не подозревала.

— Ты когда-то встречалась с Татьяной, Габриэлла?

— Да, она приходила к нам почти сразу после рождения Офелии.

— Но до этого никогда? Ты не встречалась с ней до того дня?

— Технически, нет. Я наблюдала за ней со стороны, но это все. Не знала, что она была его женой. Пэкстон не носил кольца.

— Продолжай.

— Я была среди камней на пляже, когда увидела ее. В тот же день я встретила там тебя. Тот же день.

— Просто продолжай, Габриэлла. Это было спустя три недели после твоей первой встречи с Пэкстоном?

Вопросы, ответов на которые у меня не было, сменили массирующие руки, и мои глаза открылись.

— Что он имел в виду? Кажется, он не хочет обсуждать что-то. Что именно?

— Тсс, я не знаю, малыш. Помассируй под левой лопаткой, — сказала я, зашевелившись под ним, призывая продолжить массаж.

— Она была на пляже с полугодовалым ребенком или около того. Малышка играла в песке, пока она говорила по телефону. Я посчитала, что будет грубо, если я просто выскочу из-за угла, потому сидела и невольно слышала ее разговор.

— Что ты услышала, Гэбби? С кем она говорила? — спросил Лейн.

— Я не уверена. С мужчиной. Она сказала ему, что пытается, и пообещала, что это будет ее последняя поездка, пообещала сообщить ему перед отъездом.

— Сообщить кому, Габриэлла?

— Не знаю. Я больше внимания уделяла девочке. Она была милейшим ребенком из всех, кого я видела. Пушистые светлые волосы торчали во все стороны на ее маленькой головке. В будущем они, несомненно, должны были стать такими же блестящими и красивыми, как у ее мамы.

— Когда ты снова увидела ее?

— Позже тем же днем. Я проследила за ней, мне было интересно, откуда она и куда собирается.

— И где ты увидела ее?

Руки Пэкстона снова остановились, но лишь на мгновение, когда он услышал мой голос. Даже я слышала в нем грусть.

— Она пошла в дом Пэкстона.

— Почему тебя это расстраивает, Гэбби?

— Я не знала, что у него есть жена и ребенок. Мне казалось, я ему нравлюсь, но это не так, он только использовал меня. Он относился ко мне не так, как к ней.

— Что ты имеешь в виду?

— Я следила за ними из кустов всю ночь. Слышала каждое слово, которое они говорили друг другу, и знала, что он никогда меня не полюбит. Было глупо думать, что такой мужчина, как Пэкстон, когда-либо полюбит кого-то вроде меня.

— Почему ты так говоришь? Ты очень особенная, Гэбби, — прервал меня Лейн.

— Но я просто шлюха. Я никогда не смогла бы выглядеть так, как она. Она была красивой, и этот ген передался тому ребенку. Боже.

— Скажи, что ты слышала, Гэбби.

— Я подошла ближе, чем обычно, потому что не слышала их. Мне было ненавистно то, как он подошел к ней сзади и поцеловал в шею, когда она снова говорила по телефону. Она постоянно кому-то звонила. Она неодобрительно посмотрела на него и откинула его руку. Малышка повторила взгляд матери, которая говорила что-то о плотном графике, с которым ей нужно было разобраться.

Пэкстон отошел и начал играть с ребенком, позволяя ей ползать по свежескошенной траве, пока ее мама не закончила разговор. Прежде чем положить трубку, она нанесла на губы помаду и пожаловалась, что они пытаются убить ее, я только не знала, кто такие «они». Пэкстон пригрозил, что убьет ее, если она не отключит телефон и не обратит внимания на него, в то же время целуя ее и говоря, как он по ней соскучился.

Татьяна оттолкнула его, в этот раз из-за губной помады. Дальше они разругались по поводу ужина. Пэкстон все запланировал, но она хотела куда-то сходить, сказав, что Триша — новая соседка — дала ей номер няни. Пэкстон разозлился, ответив, что они не будут отвозить дочь к няне, к тому же он купил стейки и ее любимое вино.

Восхитительная блондинка сказала ему, что хочет греческий салат, широко улыбаясь, а потом рассмеялась. Ничто из этого не относилось к Пэкстону. Улыбка и смех были обращены к тому, с кем она переписывалась.

Пэкстон сказал ей, как она красива, и что ей не нужен был салат, но она снова оттолкнула его, однако он победил: они остались дома. Я держалась поблизости, наблюдая за семьей, которой у меня никогда не могло быть. За жизнью, которой жила Татьяна с мужчиной, которого я хотела, за шикарным домом и красивым ребенком.

Я была разбита. Ему не нужна была я, потому что он хотел ее. У него уже кто-то был, да еще и ребенок. Сукин сын, ублюдок. Я была такой глупой, он ведь даже не был добр ко мне. Почему я вообще думала, что могу быть с таким мужчиной, как Пэкстон, вне моего понимания. Мне нравилось наблюдать за ним с его малышкой, но мне не нравилось видеть его с женой. Он пылинки с нее сдувал, а она едва уделяла ему время. Я предположила, что при такой внешности тебе больше ничего не нужно. Она контролировала, чтобы на крючке была наживка, а он кормился с нее, щипая то тут, то там, прежде чем заглотить его полностью. Глупая, маленькая рыбка.

Я подошла ближе, чем стоило, когда они вошли в дом, переместилась прямо к двери, но слышала только приглушенные голоса. Смотрела, как Пэкстон играл с ребенком, пока его жена разговаривала по телефону или с кем-то переписывалась. В какой-то момент она пошла к нему в кабинет и села работать за компьютер. Уверена, она была важной шишкой, профессионалом в какой-то среде.

— Это все, Гэбби? Ты ее еще видела?

— О да, я не ушла. Я следила за ними всю ночь, и, когда ребенка уложили спать, они вернулись к бассейну с бокалами в руках. Он все время целовал ее, но она была не особо заинтересована. Она игнорировала его ухаживания, напоминая, что в девять утра на следующий день ей нужно быть в аэропорту.

— Что потом?

Потом он просто сделал это. Поцеловал ее и просунул руку ей в брюки. Татьяна пыталась противиться, но не особо упорно. Как только Пэкстон сказал об оральных утехах, она сдалась.

Он провел ее через боковую дверь, где спала я. Я знала, что не должна смотреть, но он оставил дверь раскрытой настежь. Я не могла удержаться.

— Ты смотрела, как Пэкстон занимается сексом со своей женой, Габриэлла?

— Да, тогда я впервые поняла, что женщина должна наслаждаться этим. Как Татьяна. Очень сильно. Она делала это не так, как я. У нее было больше контроля, чем когда-либо могло быть у меня. Я бы никогда не смогла сказать ему трахать меня сильнее. Никогда. Она издавала звуки, на которые я бы не осмелилась. Она была намного увереннее, чем когда-либо могла быть я.

— Этого ты хочешь, Гэбби? Хочешь заниматься любовью с Пэкстоном так, как это делала Татьяна?

— Да, но я не могу. Со мной это не работает. Иногда мне кажется, что все хорошо, и я пытаюсь не ощущать ничего кроме него, но затем он говорит что-то или прикасается ко мне там, сзади, и я закрываюсь.

— Тебе не нравится анальный секс? Пэкстон заставляет тебя заниматься этим?

— Нет, не заставляет. Он хочет, но я не могу. Я всегда возвращаюсь мыслями на тот склад. Мне не нравилось, когда они это делали. Было очень больно, но они продолжали и продолжали, меняясь по очереди, пока все не закончилось. Если ты можешь заставить меня забыть об этом, мне бы стало намного лучше. Я знаю, что могу.

— Мы поможем тебе, Гэбби. Но знай, у тебя есть другие варианты. Тебе не обязательно оставаться с ним.

Я фыркнула, прежде чем ответить.

— Нет, обязательно. Пэкстон никогда меня не отпустит. Он сказал мне, что скорее убьет меня.

— Он не убьет тебя, Гэбби. Не обращай внимания. Мы вернемся к этому позже. Что произошло дальше?

— Ничего особенного. Я села на растрескавшийся бетон, оглядывая бассейн, который Пэкстон недавно залил. Я знала, что это для нее. Все, что он делал, было для нее. Когда они закончили, не было слышно ни слова, только тяжелое дыхание.

Первым заговорил Пэкстон. Он сказал, что закончит со спальней наверху и с комнатой Роуэн уже к концу месяца, и хотел, чтобы они переехали туда на постоянной основе. Но Татьяна не была глупой рыбкой. Она не клюнула на крючок. Она воспротивилась. Я бы так не смогла.

— Этого ты хочешь? Хочешь научиться противоречить Пэкстону? — спросил Лейн, вновь перебив меня.

Еще один смешок.

— Не особо. У нас договор. Меня все устраивает, просто хочу еще лучше удовлетворять его, но не могу. Ты поможешь мне?

— Да, Гэбби. Мы поможем тебе. Почему ты не хочешь противоречить ему? Что случается, если ты это делаешь?

— Разное. Иногда он забирает у меня что-то особенное.

— Например?

— Например, случай с «Сэром Морщинки». Я три часа ждала с Роуэн в очереди, чтобы получить подписанную книгу и плюшевую собаку, как в книге. Пэкстон злился на меня за то, что я пообещала отвести ее туда.

— Почему?

— Я забыла, что должна была заняться лицензиями для его работы. Уже пообещала ей. Он позвонил, когда мы были в пяти минутах от книжного. Роуэн была словно на иголках от возбуждения, и с каждым шагом это чувство усиливалось. Там оставалось около семи плюшевых собак, и она вот-вот должна была получить свою игрушку и книгу. Пэкстон появился из ниоткуда и велел ехать домой.

— Почему?

— Таким образом он наказывал меня. Он знал, как много это значит для Роуэн и как много значит для меня видеть ее такой счастливой.

— Ты уехала?

— Вроде того. Я спряталась за дамой с широкополой шляпой и смотрела, как до Роуэн наконец дошла очередь. Пэкстон сфотографировал ее с миссис Керр и ее сокровищами.

— Ты взрослая, Гэбби. Тебя не должны наказывать, особенно твоими детьми, — сказал убежденно Лейн.

— Все хорошо. Я в порядке.

— Ничего не хорошо, Гэбби. Ладно, продолжай. Что случилось дальше?

— Я поехала домой, ничего особенного. Он отшлепал меня, но он так делает даже без причины.

— Нет, не это. Вернемся к Татьяне. Ты сказала, что слушала снаружи.

— А, да. Они ссорились. Татьяна обвинила его в эгоизме, потому что он хотел, чтобы она переехала туда, а Пэкстон отвечал.

Его тон стал выше, и он сказал ей, что дом в таком состоянии, потому что он хотел сделать его достойным своей избранницы. Он не хотел, чтобы она снова колесила по стране с его дочерью. Затем он пришел в ярость, когда она сообщила, что в последний раз оставила ее с подругой. На четыре дня. Пэкстон был вне себя, но Татьяна тут же ответила ему.

Она откинула за спину свои волосы цвета солнца и сжала губы, покрытые красной помадой. Она кричала еще громче, говорила, что никогда этого не хотела, что это была его мечта, а не ее. Она сказала, что никогда не хотела переезжать во Флориду, и все ее друзья находятся в Техасе.

Пэкстон успокоился и стал умолять ее переехать сюда, называя это место их общим домом. Он даже упомянул твое имя и напомнил, что ей понравились Кэндес и Триша. Но это было неважно, у Татьяны уже были другие планы.

Ей понадобилось несколько минут, чтобы ответить, но она это сделала. Наконец сказала ему правду.

— Что за правда, Гэбби?

— Ей удалось. Она стала чирлидером «Далласких Ковбоев» и не собиралась переезжать сюда и отказываться от карьеры. Она еще раз сказала, что этот дом и Флорида были его мечтой, а не ее. Она не была готова к этой роли.

Пэкстон пытался донести до нее, что все это пропадет, что в лучшем случае у нее есть несколько лет, и что потом будет поздно. Когда это не вызвало никакого эффекта, он использовал Роуэн, сказав, что она больше не увидит ее, если уйдет. Она ответила ему, что сама же этого хотела. Ее не волновал ребенок.

Они разговаривали больше двух часов, а я сидела на бетоне и слушала каждое слово. Ближе к завершению семейной тирады Татьяна призналась, что влюблена в другого, и что у нее не было никаких намерений переезжать сюда с ним. Ссора возобновилась, Пэкстон то повышал голос и оскорблял ее, то молил не разрывать семью. Татьяна снова напомнила ему о своей мечте, частью которой не был ни Пэкстон, ни малышка. Она бросила их. Вот так просто. Навсегда. Вплоть до единственного раза, когда она объявилась. Это все.

Аудио резко оборвалось, и черный экран исчез, вместо него появилась фотография Роуэн и Фи с ушками Микки Мауса. До этого момента я даже не понимала, что Пэкстон передвинулся на мою сторону. Мы упирались на локти, обращенные лицом друг к другу, и держались за руки.

— Ты смотрела, как я занимаюсь сексом с Татьяной?

Я сощурила глаза и вытянула свою руку, уронив на кровать глупый камень, о котором уже забыла.

— И это все, что ты услышал?

— Это сарказм? Что? Я не понимаю. Что я должен был услышать?

— Не знаю, Пэкстон. Может, ту часть, где ты заставил меня прождать три часа с дочерью в очереди, а потом отнял это у меня. Или часть, где я призналась, что была глупой девчонкой, пускающей слюни из-за тебя, пока сам ты был женат, — сказала я, повышая голос.

— Что ты от меня хочешь? Сейчас я бы так не поступил. Мне нравится, что ты знаешь такие вещи о наших девчонках, и я не знал, что ты так переживала. Ты не рассказывала.

— Ты никогда не спрашивал, Пэкстон.

— Воу, Габриэлла. Если подобное будет происходить каждый раз, давай прекратим. Я изо всех сил пытаюсь не расстраивать тебя. Пытаюсь быть с тобой. Я не могу изменить того, что было раньше. Согласен слушать с тобой эти записи ради того, чтобы ты все вспомнила, но только не при таком раскладе. Лучше бы ты не знала, чем была расстроена. Я не могу этого изменить, детка.

Я сделала глубокий вдох, успокаиваясь. Пэкстон был прав. Может, он и не был тем мужчиной, которым мог быть, но явно двигался в правильном направлении. По крайней мере, он работал над этим. Это что-то да значило.

— Что произошло после того, Пэкстон? Как, черт возьми, я стала твоей женой? Не понимаю.

Пэкстон отодвинул в сторону ноутбук и притянул меня к себе, вынуждая лечь рядом. Я положила руки под голову, глядя в потолок и надув губы. Он мог заставить меня подчиниться, но не мог сделать так, чтобы мне это нравилось.

— Я был зол на Татьяну, не на тебя.

— Просто на мне ты излил всю злость, да? На бедной чокнутой девчонке, живущей у тебя в доме. Оказавшейся не в то время и не в том месте. Ты точно знал, что делаешь, не так ли, Пэкстон?

Все мое тело сжалось, когда он положил руку мне на живот поверх футболки. Я не хотела, чтобы он прикасался ко мне. Не хотела, чтобы он был рядом.

— Я не буду лгать, Габриэлла. У меня был хорошо продуманный план, и ты облегчила задачу, придя ко мне беременной. Я знал, что ты попалась на крючок. Ты делала все, что я говорил, и была более чем рада выйти за меня. Я не заставлял тебя.

— Но ты уже сказал, что не дал мне выбора, ты не сделал мне предложение. Ты сказал, что я должна была выйти за тебя.

— Черт возьми, Габриэлла. Ты могла все прекратить, и тебе это известно.

— Как? Мы уже знаем, что я тебе не противоречила.

— Но могла. Можешь сейчас. Ты, черт подери, дала кулаком мне в глаз. Могла бы пригрозить набрать 911, как сделала после тюрьмы. Хоть это было бы отвратительно. Не хочу, чтобы в дом к моим детям приходили копы по причине домашнего насилия. Я понятия не имел, что ты им скажешь. Ты могла бороться, Габриэлла. Но не стала.

— А ты мог любить меня, как любил ее, Пэкстон, но не любил. Не знаю, кто еще из нас глупая рыбка.

— Что это значит, Габриэлла?

— Ну, знаешь, кто из нас попался на крючок и проглотил его по самое грузило, ты или я?

— Возможно, мы оба. Может, мы оба были глупыми рыбами, дерущимися за один крючок. Это настолько же твоя вина, насколько моя.

Запустив пальцы в волосы, я издала протяжный стон. Как бы глупо это не звучало из его уст, в тех словах был смысл. Кем это делало меня? Глупой, глупой рыбкой.