1989
Винни Каллабрезе стоял на юго-восточном углу Второй Авеню и Плазы Святого Марка в Нью-Йорке и наблюдал за кондитерским магазином, расположенном на противоположной стороне улицы. Толстяк мог показаться в любую минуту.
Винни не чувствовал ни угрызений совести, ни сомнений в отношении того, что собирался предпринять. Единственно, что он ощущал в данный момент, так это нетерпение, поскольку предпочел бы посмотреть фильм в кинотеатре Святого Марка, что находился буквально за углом, и он знал, что кино Прикосновение дьявола начнется через восемь минут. Винни крайне не любил опаздывать к началу фильмов.
У Винни был римский нос, черные густые волосы и борода, темные глаза. Он отлично знал, как взглянуть на клиента, чтобы заставить его почувствовать страх. Винни не был вышибалой, похожим на тех, кто работал на Бенедитто. Однако, в нем было шесть футов и два дюйма роста. К тому же весил он добрых сто девяносто фунтов.
Толстяк весил триста фунтов с лишним, но был рыхлым и жирным. На его счет Винни не волновался. Смущал его лишь фактор времени.
До начала кинофильма оставалось шесть минут, когда подъехал толстяк и занял своим Кадиллаком Де Вилль аж целых две парковки на противоположном углу улицы. Он с трудом вытащил грузное тело из большой машины и направился в кондитерский магазин. Винни подождал, когда тот окажется в своем офисе, и пересек улицу. В заведении было пусто, если не считать старика, который взбивал яичный крем и продавал сигареты. Винни закрыл дверь, задвинул щеколду и перевернул знак «ОТКРЫТО» другой стороной. Он взглянул на старика и слегка улыбнулся ему. — Вы закрыты на пять минут.
Старик согласно кивнул и взялся за газету Дейли Ньюс.
Винни прошел мимо журнальных подвесок, его кожаные каблуки простучали по мраморному полу, и рука уже жала кнопку дверного звонка в офис. Очень тихо он отворил дверь и проник в помещение. Толстяк сидел, и его живот выпирал из— за заваленного бумагами стола. Одной рукой он листал пачку счетов, а пальцы другой руки бегали по кнопкам калькулятора. Винни просто обалдел. Он никогда не видел ничего подобного. В своем деле Толстяк явно был виртуозом.
Хозяин кабинета взглянул на вошедшего и прервал свои вычисления.
— Ты, собственно, кто такой? — спросил он.
Винни вошел в офис и прикрыл за собой дверь. — Я друг одного парня, который девять недель тому назад одолжил тебе пять тысяч баксов. Винни говорил с сильным акцентом, выдававшим жителя Нью-Йорка и Литтл Итали.
Толстяк кисло улыбнулся. — И ты пришел всего лишь для того, чтобы вежливо напомнить мне об этом, да?
Винни медленно покачал головой. — Увы, нет. Вежливый парень был здесь на прошлой неделе, и две недели назад, и даже месяц назад.
— Значит, ты из разряда вышибал, верно? — произнес толстяк, широко улыбнувшись и откинувшись на спинку кресла. Его правая рука оставалась неподвижной на столе.
— Ты когда-либо слышал о законе, свинья? Да знаешь ли ты то, что делает твой друг, противозаконно? И у него нет никаких официальных претензий ко мне, ни клочка бумажки!
— Ты дал слово моему другу, — медленно произнес Винни. — Для него этого было вполне достаточно. И теперь ты очень расстроил его. —
Пальцы Толстяка вцепились в ящик стола, пытаясь его открыть, но Винни оказался проворней. Он схватил противника за запястье, потом развернулся и врезал локтем тому в лицо. Толстяк обмяк и издал булькающий звук, но уже не вынул руку из приоткрытого верхнего ящика стола. Не раздумывая ни секунды, Винни поднял ногу и захлопнул ею ящик. В комнате раздался звук хрустящих костей. Толстяк застонал. Он выдернул из ящика руку и поднес ее к кровоточащему лицу. — Ты сломал мне пальцы, — промычал он.
Теперь он долго не сможет пользоваться калькулятором.
Винни наклонился, схватил ножку кресла, в котором сидел Толстяк, и дернул ее на себя. Толстяк свалился на пол. Винни открыл ящик стола и обнаружил короткоствольный револьвер 0.32-го калибра. Он задрал на себе рубашку и сунул ствол за пояс. — Это опасное оружие, — сказал он. — Тебе не стоит его носить. Кончится тем, что ты наделаешь всяких бед.
Сказав это, Винни потянулся за пачкой денежных купюр на столе и стал их пересчитывать. Толстяк наблюдал за его действиями с выражением боли, не имеющей ничего общего с кровоточащим лицом и сломанными пальцами. Винни перестал считать. — Пять сотен, — сказал он, кладя пачку себе в карман и кинув небольшой остаток на стол. — Мой друг возьмет их в качестве процентов с твоего долга. А в пятницу он потребует процентный остаток. А через неделю потребует все пять штук долга.
— Я просто не сумею приготовить пять тысяч к этому сроку, простонал Толстяк.
— Продай Кадиллак, — предложил Винни.
— Не могу. Я еще не выплатил задолженность банку.
— Быть может, мой друг возьмет Кадиллак в качестве оплаты твоего долга. Я спрошу у него. А ты бы мог пока продолжать копить деньги.
— Ты в своем уме? Это же новая машина. Она обошлась мне в тридцать пять тысяч долларов.
— Это всего лишь предложение, — сказал Винни. — Я полагаю, тебе обойдется дешевле, если ты принесешь пять тысяч».
— Я не могу, — простонал толстяк. — Я просто не в состоянии сделать это.
— Я передам другу, что ты обещал. С этими словами Винни покинул офис и прикрыл за собой дверь.
Винни сидел в кресле, поглощая воздушную кукурузу, и был готов смотреть невероятно длинный фильм Орсона Уэллса. В нем Чарлтон Хистон с Жанет Ли пересекают мексиканскую границу. Он видел ленту, по меньшей мере, дюжину раз, но она никогда не переставала изумлять его. Что бы ни происходило в мире, фильм не устаревал. Он любил Уэллса. Ему нравился его глубокий проникновенный голос. Винни умел подражать его голосу. К этому у него был явный талант.