Стены из серого гранита и узорчатая решетка ворот ни капли не изменились с тех пор, как Натали видела их в последний раз семь лет назад. Они не менялись и за сотню лет до того. Грязные и потускневшие от старости позолоченные буквы, венчавшие главный вход, гласили «Академия Контактеров Айрис Семпл». Однако ученикам, которым суждено было провести здесь детство, это место было известно просто как «Школа».
Натали столько раз рисовала в воображении эти ворота, что их вид в ветровом стекле арендованной машины показался ей дежавю. Она продолжала смотреть на название Школы все то время, пока Дэн парковал машину на покрытой гравием дорожке и выключал двигатель.
– Ты готова к этому? – спросил он.
Она взглянула на него, благодарная за отвлекший ее вопрос.
– В любом случае, это не хуже, чем полет на самолете.
Мужчина одарил ее усталой улыбкой, и они вышли из машины. Длинная тень Школы заключила Натали в прохладные объятья.
Дэн снял замок и цепь с двойных ворот и набрал код на буквенно-цифровом входном устройстве, водруженном на почтовый ящик слева. Дюжину раз, с тех пор как они покинули аэропорт в Манчестере, Натали украдкой изучала его лицо. Хотя сперва она приняла его за очередного зануду из правительства, ей приходилось признать, что теперь она оценила агента Этуотера и его маленькие проявления доброты. Когда они попали в воздушную яму над Мидвестом, он позволил ей держать его за руку почти целый час, поскольку каждый рывок и нырок 737-го заставлял ее сжиматься от ужаса.
Она также подозревала, что, несмотря на отчаянную веселость, Дэн знал столько же о жизни с мертвыми, сколько знала она. Это было видно по ранним морщинам, прорезавшим его мальчишеское лицо, и по седым прядям в его волнистых коричневых волосах. Она чувствовала это и в его прикосновении: кто-то стучался каждый раз, когда он дотрагивался до ее кожи. Возможно, умерший родственник? Это было не важно. Натали отметала душу прочь с помощью своей защитной мантры и наслаждалась теплом уютного пожатия руки Дэна.
Двойные ворота растворились с электрическим жужжанием. За ними возвышался величественный викторианский фасад самой Школы, вход в которую окружали вытесанные из гранита ионические колонны.
Мощеная дорожка провела их через ухоженную лужайку к полукруглым ступеням главного входа. Поднимаясь по ним, Натали снова ощутила себя пятилетним ребенком – именно в этом возрасте она впервые пришла в Школу. Охватившее ее сейчас чувство было явно неприятным. Казалось, что все было слишком маленьким – от колонн рядом с дверьми до кафедральных окон первого этажа, – как будто она откусила слишком большой кусок от пирожка Алисы «Съешь меня».
Дэн выбрал еще один помеченный ключ на кольце и отпер тяжелые дубовые двойные двери.
– Вообще, насколько большое это место?
– Не такое уж большое. Здесь никогда не бывало больше двадцати учеников одновременно. – Натали, одетая в пуловер, дрожала; после невыносимой жары Лос-Анджелеса она не была готова к резкому воздействию нью-хэмпширской осени.
Линдстром вошла в пустую общую комнату, скрипя подошвами своих «док мартинсов» о лакированный пол из твердого дерева. Обычно ученики приходили сюда в свободное время – те, что помладше, играли на полу с игрушками, те, что постарше, – читали или учились.
– Так куда они забрали детей?
– Понятия не имею. САКЗС сообщают людям только самый необходимый минимум.
– Ммм. Естественно.
Солнце в небе висело уже низко, и скудный свет проникал сквозь выходившие во двор окна. Голубой сумрак заволакивал все – массивный персидский ковер, потертые вельветовые стулья, деревянный камин, покрытый истертым орнаментом из завитков, – из-за чего комната казалась поблекшей, старой и грязной по сравнению с тем, какой помнила ее Натали. От этой мысли ей стало грустно: так ребенок жалеет строгого, даже жестокого родителя, чахнущего от рака в больнице.
– Можно я немного поброжу вокруг? – отстраненно спросила она. – Одна?
Дэн внимательно посмотрел на нее.
– Хорошо. Я буду в нескольких шагах позади тебя. Если обнаружишь что-нибудь, позови меня.
– Ладно.
Женщина зашагала по коридору направо, к классным комнатам, где она впервые узнала, кто она такая. Должно быть, отопительную систему отключили, когда закрыли Школу, потому что воздух здесь был даже холоднее, чем снаружи.
Со странным бесплотным ощущением, какое бывает, когда наблюдаешь сон от третьего лица, она вошла в первую из пустых комнат и представила, что видит пятилетнюю Натали, которая обвила руки вокруг сложенных ног и уткнулась подбородком в колени, спрятавшись среди пяти одноклассников с фиолетовыми глазами. Все они сидели на резиновых ковриках на полу и смотрели на Артура Маккорда, который руководил ими, похожий на Будду, сложив ноги в позе лотоса. В воспоминаниях Натали Артур был моложе и стройнее, его бритая голова блестела в свете флюоресцентных ламп комнаты.
– Смерть похожа на большую черную комнату, – рассказывал он сидящим перед ним детям, старшему из которых было девять. – Вы нащупываете путь в темноте, и не знаете, куда идти. Вещи, до которых вы дотрагивались в течение жизни, места, в которых вы бывали, люди, которых вы знали, – все это похоже на закрытые двери, ведущие из комнаты. Когда фиол прикасается к одной из таких вещей, он распахивает одну из этих дверей, и ваша душа стремится к свету...
Натали почувствовала, как покалывает кожу головы – так было и в тот день. Тогда у нее еще были волосы – длинные, песочные локоны, прижатые к вискам бледно-голубым беретом. Годы спустя она узнала научное объяснение всему, что сказал Артур в первый день ее пребывания в Школе: про квантовый состав души и теорему Белла, про то, как субатомные частицы, вступающие в контакт с энергией души, сохраняют связь с этой душой после того, как она покидает тело. Но даже сегодня, что бы Натали ни думала о смерти, она рисовала эту большую черную комнату, наполненную слепыми душами, ищущими выход.
Артур достал окаймленный кружевом платок из кармана рубашки и помахал им перед учениками, как будто собирался показать фокус. Уголок ткани был отмечен инициалами «РМ».
– Это принадлежало моей матери, и прямо сейчас я чувствую, как она пробивается в мое сознание, стараясь выбраться из этой черной комнаты, – сказал он. – Я вижу в голове проблески ее воспоминаний, я думаю отрывками ее мыслей. Но я использую собственные мысли, чтобы не пустить ее в свою голову.
Он попросил Кевина, которому было девять лет, подойти и сесть рядом с ним. Робкий чернокожий мальчик с легким дефектом прикуса, Кевин прополз вперед и устроился возле Артура.
– Вытяни руки.
Сиреневые глаза мальчика светились подозрением, но он сделал то, что было велено.
– Закрой глаза.
И снова Кевин подчинился, сморщив рот в беспокойстве.
Артур подвесил платок над обращенными кверху ладонями мальчика.
– Теперь, Кевин, я хочу, чтобы ты проговорил алфавит. Продолжай проговаривать его снова и снова, что бы ни произошло. Не думай ни о чем другом и не останавливайся, пока я не скажу.
Веки Кевина дрожали от старания сосредоточиться, а может, и от страха.
– А-Б-В-Г-Д-Е-Ж-3-И-К-Л-М-Н-О-П...
Артур подождал, пока он торопливо, на одном дыхании проговорил алфавит несколько раз. А потом опустил платок в руки мальчика.
Буква "К" застряла у Кевина в горле. Его пальцы сомкнулись на платке, и голова дернулась вверх.
– Давай, Кевин, где алфавит? – спросил Артур. – Что идет после "К"?
Челюсти мальчика боролись с парализованными губами.
– Ммм... ммм...
– Да! Именно! Скажи это, Кевин!
– Ммм... ммм... ЭМММ!
– Да! А что после этого?
– Ннн... ннн... ЭННН!
– Хорошо! Продолжай дальше.
– ...О... Пее-ПЭЭЭЭ! К-к-КА!
С каждой буквой его заикание уменьшалось, и скоро он уже выдавал алфавит так же быстро, как и раньше. На его лице появилась широкая улыбка.
Артур забрал платок из рук Кевина.
– Вот, класс, как вы можете удержать мертвых людей от управления вашей жизнью.
Натали и другие дети посмотрели друг на друга с благоговением и восхищением. Все они потеряли минуты, часы и даже дни своих молодых жизней из-за душ, которые вселялись в них. Теперь этот учитель пообещал им спасение, способ использования собственного сознания...
Но Артур лгал, подумала Натали, осматривая бледный пол и пыльные резиновые коврики, валявшиеся в дальнем углу комнаты. Не каждую душу можно было так легко отвадить, как душу матери Артура. И, так или иначе, жизнью фиола всегда будут управлять мертвые.
Она оставила комнату и пошла дальше по коридору, заглядывая сквозь стекло каждой двери, мимо которой проходила. Здание занимало достаточно большую площадь; эта часть предназначалась для младших учеников, и каждый класс воскрешал в памяти очередное событие: интенсивные тренировки по утрам, за которыми следовали уроки математики, чтения, науки и истории после обеда. За первые два года она перешла от алфавитной мантры к более сложным ментальным дисциплинам, которые позволяли ей оставаться сознательным наблюдателем, когда она делилась телом с другой душой. Это была древняя техника, которая веками передавалась от фиола к фиолу.
В дальнем углу здания, где коридор поворачивал налево, Натали наткнулась на лазарет. Она толкнула одну из вращающихся двойных дверей, но не стала заходить внутрь. Оттуда, где она стояла, ей был виден стол для осмотра, окруженный полками, которые были забиты средствами первой помощи. Здесь школьный доктор и сестры перевязывали поцарапанные колени, делали прививки и даже фиксировали случайно сломанную конечность.
Когда Натали заглянула в дверной проем, в поле зрения оказались одинаковые парикмахерские кресла в противоположном конце комнаты. Ветке возле первого кресла располагался набор гребней, ножниц и электрических бритв. Рядом со вторым креслом стоял небольшой столик со сканером души и массивом безупречно сияющих стальных игл для набивания татуировок.
На тот день было назначено пятеро: три девочки и два мальчика. Все они скоро должны были переселиться в другую часть Школы, где жили старшие ученики. Но сперва им предстоял визит в лазарет. Слоняясь вокруг, они поддразнивали друг друга, чтобы ослабить напряжение.
– Больше никаких секущихся кончиков, – сказала Сильвия, слабо улыбнувшись.
– Да, – постаралась улыбнуться в ответ Натали. – И сэкономим кучу денег на кондиционере.
Она теребила прядь льняных волос, которые теперь струились по плечам. Девочка была самой младшей из пяти – ей было всего лишь двенадцать, а остальным по тринадцать. Это казалось несправедливостью.
Двери лазарета с громким стуком распахнулись, и в коридор ввалилась Сондра.
– Ну, парни, что вы думаете? – Сондра подпоясалась лентой и позировала перед ними, заносчиво задрав бритую голову. – Я великолепна, или как?
Мальчики, Эван и Форрест, присвистнули и захлопали в ладоши.
– Сексуальная конфетка! – одобрил Эван.
Сондра присела, заложив руки за голову. Еще час назад яркая брюнетка, она излучала естественную уверенность раннего цветка, ее развитая грудь выразительно выпячивалась под обтягивающим топиком.
Натали, которая носила бесформенные свободные футболки, чтобы скрыть факт, что ей нечего было прятать, отошла назад и надулась. Сондра вела себя так, будто все это тяжелое испытание было частью какой-то большой вечеринки; на самом деле, она вызвалась идти первой. Натали покосилась на крошечные пятнышки крови на голове Сондры, которые теперь засыхали, превращаясь в корочки. Неужели она действительно не придавала этому никакого значения?
– Натали? – Сестра открыла одну из дверей. – Мы тебя ждем.
Девочка закусила прядь волос, которую перебирала, и побрела в лазарет.
Эван улыбнулся ей, его глаза сияли под густыми черными бровями.
– Ты сможешь, Бу.
Она захихикала, когда он подбил остальных, и все стали выкрикивать слова поддержки:
– БУ! БУ! БУ!
Веселье не покидало ее до самого лазарета и испарилось перед вращающейся дверью.
Медсестра, приятная кареглазая женщина по имени Терри, направила ее к первому креслу.
– Садись.
Натали плюхнулась в кресло и постаралась расслабиться с помощью выравнивающей дыхание техники, которой она научилась на уроке йоги. Но она не могла оторвать глаз от Роба, медбрата, заметавшего в совок последние обрезки темных локонов Сондры. Школа пообещала всем им парики, сделанные из их собственных волос.
Роб отставил швабру и совок, одернул белую рубашку на пузе и засунул нейлоновую ткань ей под подбородок.
– Итак, какую прическу ты хочешь? – весело спросил он.
Очень смешно, подумала Натали. Сколько раз за последний век ты говорил это?
– На дюйм сзади, – невозмутимо ответила она.
Он, засмеявшись, достал из сетки ножницы. На это не потребовалось много времени: он заплел ее локоны в неаккуратные косы и отрезал их, потом положил толстые веревки волос на соседнюю стойку. Быстрое движение, шум – и голова Натали завибрировала от жужжания бритвы, удалявшей оставшиеся вихры. Пока Роб убирал щетину с помощью бритвы и крема для бритья, Натали смотрела на другое кресло, где доктор Крелл подготавливала свежую стерилизованную иглу для татуировки.
Как и остальной медицинский персонал, доктор Крелл не была фиолкой. Напротив, это была обычная женщина средних лет с зелеными глазами, острыми скулами и выступавшим подбородком. Однако, чтобы быть солидарной со своими пациентами, она брила голову, и этот жест, вместе с ее дружелюбно-обходительной манерой, сделал ее любимицей детей из Школы.
– Эй, Бу! Как поживает твое плечо? – спросила она Натали, пересевшую в другое парикмахерское кресло.
– Ох... нормально. – Натали машинально потерла правое плечо, которое она вывихнула на футбольном матче, когда ей было девять.
– Ну, по сравнению с тем, что было тогда, это и правда так. Давай подключим тебя.
Сперва доктор протерла голову Натали медицинским спиртом, затем взяла со стоящего рядом столика сделанный из волос браслет. Его завитые коричневые пряди казались сухими и ломкими.
– Не переживай. Джинни – нежная душа. Когда будешь готова...
Натали принялась бормотать одну из сложных мантр, которым Артур научил их в тот год. Мгновение спустя она протянула руку.
Как только грубый браслет коснулся ладони Натали, в ее сознании замелькали картины. Ферма, окруженная кукурузными полями. Лущение гороха на переднем крыльце и одновременное покачивание ногой колыбели. Мальчик в серых бриджах, дразнящий цыплят во дворе.
«Мои дети, мои дети!» – взывала Джинни, вплывая и выплывая из борозд мозга Натали. Где они? Что с ними стало? Натали казалось, что эти дети сейчас были уже прапрадедушками и прапрабабушками, если, конечно, они еще были живы.
– Хорошо. – Доктор Крелл разместила холодный металлический кружок электрода на голове Натали и наблюдала за результатами, выводившимися на монитор сканера души. – Теперь давай определим, где у тебя узлы рецепторов...
Она двигала электрод влево и вправо, вверх и вниз, как стетоскоп в поисках сердцебиения. Наконец, удовлетворившись волнистыми узорами, которые увидела на экране, она подняла электрод и отметила выбранную точку жирным хирургическим карандашом.
Она проделывала это снова и снова, пока не отметила все двадцать узлов Натали, а потом забрала браслет. Личность Джинни растворилась, оставляя Натали легкое головокружение.
Доктор Крелл ободряюще улыбнулась ей.
– Это была самая трудная часть. Теперь сиди смирно.
Доктор зафиксировала голову Натали одной рукой, включив другой татуировальную иглу. Тонкий вой наполнил звоном уши Натали, и в ее голову вонзилась первая игла боли...
Дверь захлопнулась, скрыв одинаковые парикмахерские кресла. Натали отпрянула от лазарета, массируя виски в попытке отогнать начинающуюся головную боль и шепотом проговаривая 23-й Псалом, одну из своих сильнейших защитных мантр. Впервые с тех пор, как она видела снимки в файлах ФБР, Натали осознала: Эван был мертв. Его присутствие витало в этом месте, и он мог прийти к ней в любой момент. Натали не была уверена, что сможет это вынести.
А потом была Сондра. Она тоже умерла, и в смерти Эван принадлежал ей целиком и полностью, раз и навсегда. Придет ли она из могилы только для того, чтобы позлорадствовать?
Все больше чувствуя себя не в своей тарелке, Натали продолжила путь по коридору мимо столовой и спортивного зала, административных офисов и библиотеки, и дальше в ту часть Школы, которая предназначалась для старших учеников. Здесь, словно послушники в монастыре, бритоголовые подростки узнавали от своих лысых учителей о ролях, которые они должны были играть в обществе. Не похоже, чтобы Лори Гэннон была здесь, когда увидела человека в форме, и Натали не заметила ни одной двери или комнаты, которые подходили бы к воспоминанию девочки.
Дэн мерил шагами холл в нескольких ярдах позади нее, засунув руки в карманы. Несмотря на его очевидное нетерпение, Натали вышла в боковую дверь и оказалась во дворе. Воздух в здании был слишком холодным и затхлым, сказала она себе. Прогулка на свежем воздухе прояснит ей голову.
Но это не было истинной причиной, по которой она захотела выйти.
Цементные дорожки пересекали двор под прямыми углами, деля его на четыре части. В каждой заросшей травой четверти стояли клены, чьи кроны из трезубых листьев создавали над дорожками тенистый полог. В центре двора разместился небольшой фонтан, бассейн которого теперь был спокойным, и каменные фавны больше не пускали водяных струй из дудочек Пана, на которых они играли. Натали потерла руки, дрожа от уличной прохлады, которая была намного сильней, нежели просто свежесть.
Должно быть, температура в тот день была не выше пары градусов, но именно поэтому они и вышли на улицу – чтобы побыть в одиночестве. Фонтан, отключенный на зиму, был заполнен снегом, и костлявые клены источали сладкий сок в деревянные бадьи, висевшие на кранах, вбитых в их стволы. Младшие дети позже соберут этот сироп и сделают сахарные леденцы, отливая его в звезды и сердца медового цвета. Именно сюда привел ее Эван, чтобы попрощаться.
– Я не вернусь после Рождества. – Он натянул вязаную шапку до самых бровей в напрасной попытке согреть голову. – В Квантико не хватает фиолов, и они хотят побыстрее приступить к моей тренировке.
Хотя ее нос онемел, а холод проникал сквозь ткань шапки, Натали улыбнулась и потрепала его по щеке, цепляясь перчаткой за отрощенную им щетину.
– Не переживай. Мне исполнится восемнадцать в следующем октябре – я могу быть там меньше чем через год...
– Нет. – Он осторожно отнял ее руку от своего лица, зажав в ладонях. – Не приезжай, Бу, даже если они дадут тебе назначение. Это место поглощает людей.
– Все в порядке. Я могу справиться с этим.
– Нет, не можешь. Никто не может. – Всегда угрюмый, Эван выглядел даже более мрачным, чем обычно. – Как твоя мама...
– Я НЕ моя мать! – выдернула у него руку Натали. – Пора бы всем, наконец, заткнуться насчет нее!
– Эй, полегче.
Он сделал движение, желая приобнять девушку, но она с силой оттолкнула его руки. Горячее дыхание волнами белого пара вылетало из ее носа и рта.
– Если уж это так опасно, то почему ТЫ едешь?
– Потому что они пригрозили отобрать родительский дом, если я откажусь, – вздохнул Эван, скрестив руки на груди. – И папа может потерять работу.
Она скрестила руки, подражая ему.
– Твое счастье, что они направили туда Сондру.
– О Иисус! – простонал Эван, всплеснув руками. – Последний раз говорю, между мной и Сондрой ничего нет.
– Неужели? А почему ты тогда не советуешь ЕЙ держаться подальше от Квантико?
– Ха! Ты же знаешь Сондру. Думаешь, это как-то на нее может подействовать?
– Конечно, нет. Это для нее отличный шанс...
Юноша прижал ее к себе, заставляя смотреть прямо в его мрачные глаза.
– Бу, клянусь, я всего лишь стараюсь защитить тебя. Молись, чтобы тебя взяли в отдел искусств Корпорации. Ты талантлива – они должны взять тебя. Но не позволяй им засылать тебя в отдел правопорядка. Беги прочь, если придется.
– Да? А как насчет этого? – Сняв перчатку, Натали запустила правую руку под слои одежды у шеи и вытащила висевшую там цепочку. Хранивший тепло ее груди кулон остыл, попав на воздух: две змеи сливались в символ бесконечности.
– Я думала, это означает «навсегда». У тебя хотя бы ОСТАЛСЯ твой, Эван?
Он прижал руку к груди и кивнул.
Девушка в молчании смотрела на него, стиснув зубы, и не хотела прощать то, что он покидал ее. Однако выражение заботливости и сожаления в его глазах растопили ее решимость, и она обняла его так сильно, как только позволяли их куртки.
– Пожалуйста, не говори, что я никогда больше не увижу тебя, – прошептала Натали ему на ухо.
Эван не ответил. Она обнимала его, стоя у замерзшего фонтана еще несколько минут, пока влага в ее глазах от холода не превратились в льдинку...
– Натали.
Двор снова обрел очертания. Листья на деревьях только начинали краснеть, и вода в фонтане стояла, испорченная водорослями цвета гниющего лимона.
Натали обернулась на голос, вернувший ее обратно в настоящее, и обнаружила Дэна, который стоял в дверном проеме позади нее.
– Не хотел беспокоить тебя, но у нас не слишком много времени. Ты нашла место, где Лори видела подозреваемого?
Женщина покачала головой, на мгновение потеряв дар речи. Сцена того зимнего вечера все еще стояла перед ней. Был ли Эван здесь? Почему он не стучался?
Ее посетила ужасная мысль, что, может быть, он не хотел стучаться – может, они с Сондрой были счастливы вместе в своем небытии, и их души сплелись, словно змеи на кулоне...
Линдстром отбросила эту мысль, заставив себя слушать, что говорил Дэн.
– Лори не могла видеть его где-нибудь наверху? – предположил он.
– Сомневаюсь. Там, наверху, только спальни, ничего больше. – Она догнала агента в коридоре, образ Эвана все еще витал в ее мыслях. – Это место мне неизвестна. Это была та часть Школы, которой я раньше не видела.
Дэн потер подбородок, оглядев холл.
– Ты сказала, что на парне была униформа, как будто он был из обслуживающего персонала. Где находится школьный отдел обслуживания?
– Не знаю, скорее всего, в подвале. Но Лори не могла туда попасть. Эти двери обычно держат закрытыми в целях безопасности.
– Да. Но этот парень на самом деле не был из обслуживающего персонала.
Этуотер пошел по коридору, и Натали шагала в ногу с ним.
– Лори должна была быть где-то здесь, вместе с младшими учениками, верно? – спросил он, когда они миновали общую комнату и вернулись в восточное крыло здания. Дэн шел мимо дверей классов, пока не достиг двери без стекла, на которой была трафаретная надпись «Только рабочие», сделанная черной краской. Повертев ручку и обнаружив, что дверь заперта, он выудил из кармана кольцо с ключами. После тщательного осмотра сделанных синей шариковой ручкой записок на некоторых отмеченных ключах он выбрал один и вставил его в замок. Когда он повернул ключ, ручка тоже повернулась и дверь отворилась. За ней была темная лестница.
Дэн нащупал выключатель на стене справа, и флюоресцентные квадраты над головой залили бетонные ступени серым светом. Когда они спускались по ступеням, Натали покрылась гусиной кожей от запаха сырого бетона.
– Это здесь, – прошептала она.
Когда лестница привела их в коридор с бетонным полом, Натали пошла впереди. Оранжевые двери, бежевые стены, флюоресцентные лампы – все это она уже видела раньше. Ускоряя шаг, она подошла к третьей двери слева и потянулась к ручке.
– Подожди.
Подойдя к ней, Дэн натянул пару резиновых перчаток. Он открыл дверь одной рукой и нажал на выключатель внутри. Голая одинокая лампочка на потолке осветила зеленый металл большой котельной. Из котельной поднимались квадратные трубы и, разделяясь на трубы поменьше, исчезали в потолке комнаты. Горизонтальная трубка связывала котельную с огромной цистерной с топливной соляркой.
– Где ты видела нашего таинственного незнакомца? – спросил Дэн.
– Вот здесь. – Женщина пересекла комнату и присела на корточки радом с огромным черным цилиндром цистерны, который лежал на стальной раме, поднимавшей его примерно на фут от пола. – Он сидел здесь, держа руки перед собой вот так. – Натали сложила руки и нагнула голову.
Дэн присел рядом с ней, вытащив фонарик из внутреннего кармана куртки.
– Итак, что мы здесь делали, мистер Тайна?
Он поводил лучом фонарика по угрюмой поверхности цистерны, но не нашел ничего необычного. Опустившись на пол, агент лег набок и направил свет под цистерну.
– Мама родная.
Натали опустилась пониже, чтобы посмотреть, куда падал овал света. Ко дну цистерны было прикреплено небольшое устройство. Из устройства торчали два гальванизированных элемента, и от конца каждого отходили изолированные провода, подсоединенные к черному выключателю, находившемуся на дне устройства. Жидкокристаллический дисплей над выключателем высвечивал цифры «90.00». Натали взглянула на Дэна.
– Это?..
– Бомба, – утвердительно ответил он.