Похоже, что сейчас все игрушки — это продукты высоких технологий. Разумеется, нет ничего плохого в высокотехнологичных игрушках, но мне кажется, что мы не меньше радовались и низкотехнологичным. Разве один я играл с куклами и марионетками?

Одна из марионеток была в виде робота с шипастой дубинкой, а другая — в виде светловолосого мальчика с мечом, который должен был биться с ним. Но самой лучшей среди них была кукла, одна-единственная кукла: улыбающаяся во весь рот обезьянка. Хотелось бы, чтобы она по-прежнему была со мной.

У Гилберта Кита Честертона был кукольный театр, и в нём наверняка были принцесса, Святой Георгий и дракон. За неокрашенных тогда давали пенс, а за окрашенных — двухпенсовик, но покупая неокрашенную, вы получали возможность раскрасить её в своё удовольствие, как душа пожелает. Можно было стать обладателем принцессы с огненно-красными волосами и дракона соломенного цвета. Спустя годы после того, как моя обезьянка вернулась в джунгли (или ещё куда-то), я с удовольствием прочёл о театре Честертона. К тому времени я уже знал о неких вызывающих жалость игрушках, которые есть у взрослых мужчин.

И через много лет после того, как я закончил этот рассказ, продал его и почти забыл, я приступил к написанию рассказа о цирке, который назвал «На пустом лице синяк». Честертон никогда не забывал свой кукольный театр, а я вскоре узнал, что никогда по-настоящему не забывал свой.